Молоденькая медсестра крутилась возле кровати Митьки, поправляя подушки и проверяя капельницы, а пожилая женщина, по виду уборщица, мыла пол в палате.
- Ты глянь, опять поменяли. Сколь их у вас мулюён что ли. Всё больше и больше ставите. Отдали бы мне тот, самый маленький, что три дня назад здеся на тумбочке маялся. Я еще смотрю, глядь сняли фикус с тумбочки на пол, не иначе выбросить собралися. А он ну прямо такой молоденький, зелененький, залепулечка, тока-тока листики пошли. Ну я его на место, на тумбу то и поставила. Ему ж еще рость и рость. Потом глядь на следующий день здоровенный поставили, через день еще большее, а сегодня ну прямо дерево взгромоздили. Ну куды такую дуру вперли, от него тени, что от тваво бабаба.
Молоденькая улыбающаяся медсестра, отвлекаясь от Мити, повернулась и подошла к уборщице. - Тваво Баобаба, баб Саша, - и рассматривая фикус заметила, - действительно всё больше и больше каждый день ставят. А пыльные то листья какие. И девушка протянула руку к одному из листьев, и тут же в испуге отдернула её.
- Ты чего милая, - спрашивала баба Саша встревоженным голосом.
- У меня волосы на руке зашевелились, когда я листика коснулась, - испуганно отвечала девушка.
- Ой свят, свят, свят. Чуяла я что с этим фикусом не чисто. Пойдем девонька от греха. И они торопливо отбежали от растения к Митиной кровати.
- И сколько же он так в беспамятстве сердешный? А красивенький то какой мальчишечка. - обращалась к медсестре уборщица, внимательно рассматривая Митьку .
- Ох баба Саша, пятый день уже без признаков жизни. И врачи не знают, когда из комы выйдет, толи через час, то ли через год, а может вообще никогда. Это мой любимый пациент в отделении. Я ему часто, когда дежурю книжки читаю. - и девушка наклонилась и чмокнула Митьку в губы, а затем откинув одеяло, показала уборщице, - Смотрите какая у него пипочка.
Баба Саша с видом опытной женщины, всё тщательно осмотрела. - Да потенциял есть, - добавила она внушительно, - еще лет пять-шесть и от девок отбою бы не было. А чё ты ему читаешь, он же не слышит ничего. Лежит себе как полено.
- Профессор Николаевский его осматривал. И сказал , что уникальный случай в его практике. Что мол весь мозг его не работает, но две небольшие области функционируют и очень активно и что мол они как будто пытаются прорваться в основной мозг, чтобы оживить его. Так что может он и слышит. А еще он сказал , что с ним надо разговаривать и даже показывать, что-нибудь, что бы он удивился и проснулся.
Баба Саша помахала перед остекленевшими глазами Митьки рукой и с сомнением добавила. - Удивить говоришь. Дак он ведь слеп, как крот, почище моего деда.
- Нет, нет он может видеть. Профессор так говорил. Вот только чем его удивить. - В задумчивости произнесла девушка.
- Ну чем, чем. Знамо чем парней удивляют. Натаха ты ведь шалава еще та, перед молодыми врачами вечно хвостом крутишь. Нукать юбчонку то задери, задери. А вдруг удивится.
Девушка смутилась, - Да что вы такое говорите баба Саша, я же его люблю как младшего братика.
- Ну вот он и удивится, что его сестренка отчебучивает. - настойчиво продолжала уборщица.
Порозовевшие щечки выдавали смущение девушки, но она всё таки пересилив себя, встав перед Митькой, медленно подняла свой светло голубенький халатик, обнажив хорошенькие ножки, затем маленькие белые трусики и в завершении чудный, аккуратненький пупочек.
Даже баба Саша залюбовалась увиденным, но на Митьку это не произвело никакого впечатления. Он по прежнему оставался абсолютно неподвижным.
- Вот видите, ничего. - с грустью и сожалением тихо произнесла девушка.
- Да погоди ты, погоди. Давай-ка дальше, - успокаивала баба Саша и подергала двумя пальцами за резиночку трусиков девушки.
Окончательно покраснев, девушка сбросила с себя и трусики. Баба Саша повернулась к Митьке и ей показалось что одна его ресница слегка шевельнулась.
- Удивился, удивился сердешный. Вот те крест удивился. - заорала на всю палату баба Саша.
- Да вы что. Сейчас дежурный врач прибежит. - испуганно зашептала девушка и быстро оделась.
- Натаха точно говорю удивился. Ресницей дернул. Да и как иначе милая. Мой дед вообще бы облез.
В этот момент в палату влетел маленький лысоватый реаниматор Козловский, дежуривший этой ночью.
- У вас что здесь происходит Капустина? Вы здесь закончили? Идите в 7-ю палату. - приказывал врач, с подозрением всё осматривая.
- Да ничего родименький. Полялякали немножко по нашему, по бабьи. Мальчоначка всё равно не слышит них..., то есть ничего.
- Да я вас из другого конца коридора услышал. Перебудите мне всех больных. Срочно заканчивайте здесь. - продолжал врач и выходя, остановив взгляд на ножках девушки, добавил, - А вы Капустина , как освободитесь, обязательно зайдите ко мне.
Дождавшись пока дверь закроется и шаги врача окончательно стихнут, баба Саша, кинула ему вдогонку, - Ох, ох скажите какие мы важные. Козел облезлый. Тоже на нашу капусточку губу раскатал.
- А ты девонька иди, занимайся своим делом. Я здесь домою и потом чайку с тобой попьем у меня в подсобке.
А к лысому этому не ходи от греха подальше.
Девушка ушла, а баба Саша продолжила уборку. Махая шваброй, она оказалась рядом с кроватью Митьки и еще раз помахала ладонью перед его глазами. Несколько минут простояв в задумчивости, она заговорила сама с собой, - Удивим, обязательно удивим. Еще и не таких удивляли. Из гроба поднимем если надо будет.
Подтащив табурет поближе к Митьке, она вместе со шваброй взгромоздилась сверху, встав ногами на табурет.
Чуть не потеряв равновесие, но удержавшись за стоявшую на полу швабру, она тихо прошептала в сторону Митьки. - Смотри и удивляйся красавчик, только для тебя. - С этими словами баба Саша свободной рукой рванула за подол халата, да так, что все пуговицы, весело постукивая, разлетелись по всей комнате, затем она быстро сбросила его на пол, оставшись в теплых, с начесом, необъятного размера трусах и таком же необъятном хлопчатобумажном бюстгальтере. Медленно покачивая полными бедрами, томно закатив глаза, и запрокинув голову, она принялась совершать вращательные движения вокруг древка швабры, подражая стриптизершам, танцующим вокруг шеста.
Продолжая свой танец, баба Саша время от времени приоткрывала то один глаз, то другой, посматривая на Митьку, каждую минуту готовая лицезреть, его не поддельное удивление. Но как не странно бесчувственный Митька никак не реагировал на столь обворожительный танец и изрядно запыхавшаяся от непривычных телодвижений баба Саша слезла с табурета и присела на край кровати Митьки, желая немного передохнуть. В этот момент палец Митьки шевельнулся слегка царапнув бедро нашей суперсекс-старушки. От чего баба Саша заорала благим матом и подскочила с кровати, как будто ей и впрямь удалось поднять из гроба покойника, не устоявшего перед её чарами.
Сначала отскочив, а затем вновь приблизившись и наклонившись над Митькиным лицом она принялась внимательно всматриваться в его глаза. В ответ, часто помаргивая ресницами, Митька внимательно рассматривал колыхающиеся перед ним, необъятных размеров груди бабы Саши и всё остальное, нависшее над ним.
Почти шепотом, чуть слышно баба Саша тихо произнесла - Аааааа, ё. твою мать. Проняло родименького. Удивился таки. Чё моргаешь та. Сказал бы чего. Баба Саша, вон употела вся, пока тя удивляла.
И Баба Саша была права, Митька действительно потихоньку начинал возвращаться в этот мир. Он еще не мог говорить, но взгляд его постепенно становился всё более осмысленным и цепким. Память и осознание реального мира возвращались, начисто отрезая память небытия. А между тем в ней запечатлелись любопытные моменты. Он пришел в себя на следующий день, после того как попал на эту койку, правда пришел в себя, несколько неточно сказано, скорее вышел из себя.
Впервые он увидел свою палату из верхнего угла под потолком. - Я что где-то на шкафу сижу? - рассуждал про себя Митька. В другом конце палаты на койке, кто то лежал. Ему не было видно кто, перед кроватью суетилось несколько врачей и медсестер, загораживая лежащего. Чуть поодаль на стуле сидела мать. Слезы текли из её глаз и черная тушь от накрашенных век прорезала совершенно белое лицо не ровными дорожками, как будто трещины покрывали дорогой белый фарфор. Перед ней на корточках сидел Вадим он гладил и целовал её руки, время от времени заглядывая в её глаза. Но взгляд был рассеян. Она смотрела куда то в себя, совершенно отрешенная от всего окружающего.
- Как странно. Что её так могло огорчить. Наверное опять уволили. А что мы делаем в больнице? Её взяли сюда на работу? - подумалось Митьке, - надо спрыгнуть со шкафа и успокоить её. - Намереваясь оценить высоту он посмотрел вниз и увидел себя совершенно обнаженным и никакого шкафа, вообще ничего по близости. Он просто висел в воздухе, как воздушный шарик. Инстинктивно он взмахнул руками, пытаясь за что-нибудь схватиться, но он не только не упал, а даже поднялся чуть вверх, как от взмаха крыльев. Но это еще пол беды, его поразило и испугало другое. На ногах у него, обхватив их обеими руками, висел, поджав ноги, абсолютно голый молодой человек, лет 17-18. Он как противовес удерживал Митьку в подвешенном состоянии.
-Да не дергайся ты. Я тебя и так еле держу. - посмотрев на Митьку, буркнул недовольно, голый парень.
На вид парень, как парень, худой, стройный, черноволосый, прямой нос, довольно тонкие черты лица, ну уж очень грязный, весь в темных подтеках, и разводах от грязи. Митька начисто забыл о страхе, его до глубины души возмутила наглость этого грязнули. - Чего, чего? Висит тут на моих ногах и еще возникает.
- Да если я тебя отпущу, ты тут же вознесешься, а после седьмого неба обратной дороги нет. А я без работы останусь. - терпеливо объяснял парень Митьке.
- А кто ты такой вообще? И с какого такого я куда-то должен возноситься? - не унимался Митька.
- Я твой ангел хранитель. Осмотрись вокруг и всё поймешь.
- Какой на хрен ангел. У тебя и крыльев то нет. И чумазый как трубочист. Настоящие ангелы беленькие и с большими белыми крылышками.
- Много ты в ангелах понимаешь. - и с этими словами парень как мог развернул спину в сторону Митьке, и тот увидел у него на спине два облезлых маленьких крылышка, покрытых редкими, серо-бурыми перышками, которые одиноко торчали из такой же как он, грязной синюшной кожи. Для убедительности он даже сделал один взмах, и голова Митьки медленно поплыла вверх, и не встретив никакого сопротивления, углубилась в межэтажные перекрытия. На мгновение Митька перестал что-нибудь видеть, но затем голова также медленно опустилась вниз. Испуганно моргая, Митька, чтобы проверить свою догадку, резко выбросил руку вверх, и она также свободно и легко, как голова, вошла в потолок.
- Я что душа? - чуть слышным шепотом спросил он у парня. И не дождавшись ответа, жадно стал осматривать всё вокруг.
Копошащиеся вокруг кровати врачи разошлись и он увидел себя, маленького, худенького мальчика, одиноко лежащего, посредине громадной, как футбольное поле, кровати. Абсолютно неподвижный, безжизненный ребенок производил гнетущее впечатление. Митька опустил глаза и заплакал. Из глаз его вместо слез текла грязная мутная жидкость, орошая и покрывая тело ангела новыми пятнами и разводами.
- Не плач, я прошу тебя не плачь, - взмолился ангел, - иначе мне тебя не удержать.
Митька поднялся еще выше на несколько сантиметров, под самый потолок.
- Просто смотри, не плач, я тебя умоляю, а то ты становишься всё легче и легче, - ангел еще судорожнее вцепился в Митькины ноги.
Послушавшись ангела Митька перестал плакать и только изредка всхлипывал, - Я умер да? Умер? А почему у меня слезы черные? Это ты поэтому такой грязный?, - сыпал вопросами Митька.
- Это не слезы, это мелкие пакости и грешки, которые ты совершал выходят из тебя, твоя душа очищается и становится легче, приближая тебя к небу. Поэтому не надо плакать, будь немножко грешным и тяжелым.
В это время один из врачей сделал электрошок телу Митьки, пытаясь запустить остановившееся сердце, худенький мальчик на кроватке дернулся, потом еще и еще раз, всё было бесполезно. Врач в бессилии опустил руки и тяжело исподлобья посмотрел в сторону матери. Она молча поднялась, бледная как смерть. За ней вскочил Вадим. Она потянулась вперед рукой, пытаясь прикоснуться к сыну и тут же потеряв сознание, медленно осела, прямо в руки Вадима.
Митька витавший под потолком, видя всё это, закричал в отчаянье и что было мочи рванулся вперед к матери, что бы помочь ей. Не слушая жалобные вопли ангела, он всей своей бестелесной сущностью устремился вперед и хотя у него не было никакой возможности на что либо опереться и оттолкнуться, реактивная тяга его страстного сострадания несла его вперед по направлению к матери. Бросив взгляд вниз он увидел надувшиеся от напряжения вены на руках ангела, мертвой хваткой вцепившегося в его тело и округлившиеся от удивления глаза, непонимающие, какая сила движет их с Митькой вперед.
- Агааааааа, что взяли. А то душа, душа. Какая я вам на хрен душа. - далее в сторону ангела полетел многоэтажный мат, упоминавший не только маму с папой ангела, но также мам и пап всех небесных жителей, очевидно подобные выражения являлись непростительным прегрешением, так как Митька существенно потяжелел, опустившись к самому полу. Ангел уже не просто висел, а волочился за ним, как гиря на ноге.
Митька не успев притормозить, пронесся не останавливаясь сквозь мать и остановился только возле кровати с мальчиком и чтобы не упасть инстинктивно вытянул руки перед собой. Но все таки он падал и одна его рука вошла в грудь мальчика и коснулась сердца. И он ощутил его, склизким, теплым, как обычный кусок мяса. Вторая рука вошла в лобную кость и он тоже ощутил студенистую, кашицеобразную ткань мозга. Изо всех сил он прогнулся назад, чтобы остановиться и не повредить свои собственные органы, но сзади напирал ангел он толкал его в спину и кричал, - Что, ты делаешь? Падай, падай полностью в тело, входи в него. Только так ты опять оживешь.
Но Митька боялся этого. Он сжал свое сердце и снова отпустил. И приборы ожили, показывая, что оно вновь мерно забилось. А Митька продолжал осторожно ощупывать свой мозг. Он погладил его сначала с одного бока в области виска, затем с другого, и тоже ощутил под пальцами какую то пульсацию. Приборы подключенные к голове Митьки, стали показывать мозговую деятельность.
- Невероятно. Ожил. - воскликнул главврач.
Врачи опять бросились к телу Митьке, обступив его со всех сторон, а душа Митьки спокойно отошла в сторону.
- Я уже сам могу стоять на ногах и двигаться без твоего участия, - обратился он к ангелу.
- Но ты должен войти в тело. Ты должен жить. Сила жизни в тебе еще так необыкновенно сильна.
- Да не хочу я никуда входить. Я Здесь. Вот он я. - И он как бы в подтверждение, ударил себя по ляжкам и плечам. - Отстань, короче. - и он присел над головой лежащей матери, поддерживаемой руками Вадима, наклонил голову и поцеловал её в губы.
- Милая моя никто во всем мире не отберет тебя у меня и меня у тебя. Очнись моя любовь. И посмотри на меня. Счастье в твоих глазах опять засверкает и сердце мое запоет.
Губы Светланы дрогнули. Сквозь полуоткрытые глаза, сквозь поволоку слез, она увидела лицо Дмитрия. Еще в полу забытье она улыбнулась, - Сердце мое уже поет, любимый, - нежно прошептала она, и потянулась рукой к Мите, но образ его уже растаял, как мираж.
Блаженная улыбка еще не сошла с ее губ, она полностью пришла в себя, растерянно озираясь вокруг и пытаясь понять, что произошло. Вадим поднял её, она прижалась к его груди, подняла вверх голову и целуя его щетинистые щеки, нежно, тихо шептала. - Я так счастлива. Я только что видела его. С ним всё будет замечательно. Я даже когда первый раз увидела его в роддоме, не была так счастлива, как сейчас. Сердце моё поёт так громко, на весь мир. Ты слышишь Вадим?
-Да любимая, да конечно. Он ожил, врачи спасли его. Он по прежнему в коме, но уже есть надежда.
Светлана растерянно посмотрела на него, - В какой коме я только что видела его, он целовал меня и говорил.
Она отстранив в сторону Вадима вскочила и бросилась к кровати. Прижалась к тельцу сына и услышала биение сердца. Торопливо ощупывая его ручки и ножки она озиралась на окружающих и шептала, - Это не мой. Это не мой сын. Это не мо... Он только что целовал меня. Где он? - её шепот перешел в страшный крик, - Где он? Куда вы забрали его от меня жестокие, сволочные людишки. Отдайте, отдайте умоляю. Заберите у меня всё, руки, ноги, органы. Оставьте только сердце и глаза, но верните Митеньку.
К ней быстро подошел профессор Николаевский, сильно сжал её плечи резко встряхнул, - Прекратите истерику, его сердце бьется, мозг функционирует. Это чудо.
Благодарите бога и молитесь о еще большем чуде. О его возвращении.
Митя стоял поодаль и спокойно наблюдал.
Ангел резко дернул Митю за руку. - Ну что же ты, вернись. Ты видишь как ты мучаешь её. Какие вы дети однако бываете бесчувственные.
- Нет, нет пока не хочу. Мне интересно здесь с тобой быть вот так, как я сейчас. Вернуться я всегда успею. К тому же я подарил им надежду. Теперь они уверены, что я вот, вот вернусь.
- Это очень опасно ты можешь заиграться здесь надолго, или навсегда. Твоя мать может умереть от горя, не дождавшись тебя. - продолжал настаивать ангел, подталкивая Митьку в спину по направлению к кровати.
Но Митька увернулся и отбежал в сторону. - Я же сказал нет. Мне хочется поговорить с тобой. Ведь потом не получится?
- Да, я думаю не получится. Но это не к чему. Тебе надо говорить с людьми , а не со мной. Большинство проживают всю жизнь, не словом не обмолвившись с нами, иногда даже счастливую жизнь. Иди в свой мир и будь счастлив в неведении.
Ангел устало опустился и сел прямо на пол, подперев спиной больничную стену, обхватив колени и положив на них голову, он грустно, сбоку посмотрел на мальчика и подумал, - Как хорошо, что души забывают три последних дня своей жизни. Этот мальчик хотя бы отдохнет и опомнится от свалившегося на него несчастья. - он молча мотнул головой приглашая Митьку сесть рядом.
Митька с радостью подсел к Ангелу прижался к нему боком и обхватил за плечи рукой, - Ты у меня такой красивый, сильный. Я люблю тебя. - Слова Митьки смутили Ангела, - Какой же я красивый. Я скорее похож на чумазого поросенка.
- Сейчас я тебя отмою будешь сиять как солнышко, - с этими словами Митька подскочил к раковине в углу палаты и попытался открыть кран с водой, но рука его проваливалась сквозь кран, он даже его не чувствовал, как будто ничего не было.
Ангел рассмеялся, - Не всё так просто душа моя. Тебе надо представить образ предмета, который ты хочешь использовать. Ведь у каждого предмета есть тоже нечто напоминающее душу - это его образ, или если хочешь воспоминание о нем, его след в пространстве.
- Вот яркий пример, - и Ангел показал на Вадима, который взял рядом стоящий стул, чтобы усадить на него мать Мити. - Ты запомнил где стоял стул, он был там и пространство запомнило его образ, в этом месте остался след стула. Представь вновь, как можно ярче что он до сих пор стоит там же, сначала тебе будет трудно но потом это дойдет до автоматизма.
Митька попытался сосредоточиться, насупил брови и стал буравить взглядом то место где только что стоял стул, и о чудо, на совершенно пустом месте из пространства стало проступать сиденье стула, правда спинка и ножки никак не желали вылазить и показывать свое истинное лицо. - Ну, ну же давай еще, включай силу своего воображения на полную катушку, - подбадривал его ангел, - повернись и посмотри на реальный стул, хорошо запомни его и попробуй еще раз. - Митька так и сделал и затем вновь сосредоточился на висящем в воздухе сидении и таки вырвал из пространства оставшиеся части стула.
- Прошу молодой человек присаживайтесь, - пригласил ангел. И Митя с радостью взгромоздился на выявленный им образ.
- Здорово. Мне здесь нравится всё больше и больше, - восхищенно закричал он, ощупывая свое творение. А как же с краном? Мне его что надо отломать и выбросить, чтобы потом на его месте создать образ?
- Лучше представь, что кто то это сделал до тебя, а ты вместо отсутствующего крана нарисуй его образ. Это случай когда образ и реальная вещь совпадают.
Все сработало как нельзя лучше и уже через несколько минут Митька старательно оттирал грязь со своего Ангела образом тряпки, смоченной в образе воды, вытекшей из образа крана. Его воображение включилось и уже работало не переставая, действительно автоматически рисуя образы всего что он видел вокруг. И время от времени бегая к раковине, чтобы смыть грязь с тряпки, он натыкался на образы предметов, набивая себе реальные синяки. И вот его Ангел засиял первозданной чистотой. Он по прежнему сидел на полу, опершись спиной о стену, и напоминал теперь красавца Давида, изваянного Микеланджело. Такой же стройный, прекрасно слажённый, с рельефной мускулатурой, он как будто отдыхал, но не после битвы с Голиафом, а после изнурительных медицинских процедур и анализов. Давиду стало плохо после забора крови из пальца и он тихо сполз по стене, нюхая ватку с нашатырем.
От таких веселых фантазий Митька улыбнулся.
- Какой ты у меня красивый, сильный и весь, весь, весь только мой, - мальчик откровенно гордился и любовался своим Ангелом, но посмотрев внимательно в его глаза увидел какую то глубинную неизбывную грусть. Он сел рядом с ним на пол, опершись спиной о стену, и обнял его за плечо.
- Не грусти мой воин, я обязательно вернусь к ней. Я никогда не забуду о ней, иначе она умрет от горя. И еще меня ждет там другая. - с уверенность говорил Митя, сильнее прижимаясь к Ангелу.
Ангел повернул к нему голову и посмотрел с легкой грустной улыбкой. - Меня печалит не это. Я прекрасно знаю, что ты вернешься назад. Печаль моя от предвиденья того с чем ты столкнешься вернувшись. Кстати а почему ты меня называешь воином?
-Но ты же защищаешь меня от бед и несчастий. Ты защитник, а значит воин.
- Мать защищая свое дитя закрывает его своим телом, но она не воин, она нечто большее. Она отдает всю себя вместо него.
- Ты хочешь сказать, что каждый раз когда мне грозила опасность ты подставлял себя? - удивленно спросил Митя.
- Пойми меня правильно, я нисколько не горжусь этим и не превозношу себя. Это моя работа, это обыденность моего существования. Я существую именно для того чтобы спасать тебя, и не для чего больше, - спокойно объяснял Ангел.
- А помнишь там в лесу, когда мне было лет семь, один пацан украл у отца охотничьи патроны и мы их бросали в костер. Я стал отходить от костра, упал и дробь просвистела прямо над моей головой. А пацану стоящему недалеко от меня выбило глаз. - в задумчивости вспоминал Митя.
- Да, это я подставил тебе ножку, правда сам увернуться не успел. - отвечал Ангел и вспоминая поморщился от боли.
- Но ты же проходишь сквозь стены. Как реальные предметы могут причинить тебе боль.
- Не они а их яркие образы прожигают нас насквозь. Вы теряете кровь, а мы каждый раз теряем часть защитной силы. Мы как бы стареем вместе с вами. И чем больше нам приходится подставлять себя тем быстрее силы защиты тают. Поэтому нельзя постоянно искушать судьбу бросаясь в пропасть на тарзанке. - спокойно пояснял Ангел.
- А как же тот мальчик, который потерял глаз? Где был его хранитель? - сыпал вопросами Митя.
- Ты же знаешь, что все люди разные, такие же разные и Ангелы. Может быть сотни причин: он плохой, ленивый Ангел, он не успел, его защитные силы иссякли, он на что-нибудь отвлекся. Да мало ли что, могло быть. На Ангела надейся, а сам не плошай.
- А ты видел его?
- Нет я отключаю у себя эту способность, видеть себе подобных, чтобы не отвлекаться от тебя и от всего, что тебя окружает.
Мальчик еще раз внимательно осмотрел своего Ангела. Его абсолютное спокойствие и неподвижность не могли обмануть Митю. Он видел его неистово горящие глаза. Он просто физически ощущал, какие громадные силы клокочут в его груди. - А ведь ты хорош, очень хорош. Наверное один из лучших хранителей? Мне кажется ты сидишь в младшем классе, а на самом деле способен на большее, много большее.
- О чем это ты? - не понял Ангел.
- Прошлым летом я задержался у бабушки. Помнишь? И в сентябре начал учиться в местной сельской школе. Там самый старший класс был 4-й. Старшеклассникам приходилось ездить в район. А бабушка меня не отпускала. И я пятиклассник стал учиться с младшими. Я чувствовал себя на голову выше всех, всё мне давалось с легкостью без всякого напряжения.
Я ощущал насколько сильнее всех и на сколько больше могу. Мне было скучно с ними. И ты такой же. Кем ты был до того как стал моим хранителем? Ведь ты воин, да? Ангел воин. Я угадал?
- Да что ты ко мне привязался глупый мальчишка. Какой я тебе воин? - разозлился Ангел и грубо отпихнул Митю от себя, -Ты видишь моё оружие, мою броню? Я только хранитель и точка. И щит прикрывающий тебя, только моё тело. Даже самому жестокому твоему врагу я не имею права принести ни капли вреда. Помощи от меня никакой, я только ширма, отделяющая на мгновение тебя от опасности. И прекрати все эти разговоры о воинах. Какая тебе разница кем я был. - его глаза вновь засверкали и он замолчав ушел в себя, злость и ненависть бурлили в нем, подогреваемые воспоминаниями о прошлом и мышцы непроизвольно сжимались, готовясь к ударам невидимых врагов.
Митя обиделся и отсел в сторону. Насупившись он молча исподлобья смотрел на Ангела. Он так мечтал о настоящем друге таком же сильном и честном. Друге, как старшем брате, которым можно гордиться и подражать. Его молодая душа так страстно искала свой Буси До - путь воина, надеясь найти в этом юноше настоящего истинного проводника, что отвергнутый Митя испытывал сильнейшую душевную боль. Но он все же вновь заставил себя посмотреть на ангела. Тот всё также неподвижно сидел, закрыв глаза. Мальчик подсел рядом, коснувшись его руки.
- А, это ты. Не обижайся на меня. Я желаю тебе только добра. - очнувшись, Ангел, как не в чем не бывало обнял мальчика за плечи.
- Ты такой гладенький, беленький, без единой царапинки. А говорил, что подставлял себя. - спрашивал мальчик поглаживая руку Ангела.
- Ты хочешь увидеть мои раны? В уже зажившем, затянутом состоянии, или в том виде, когда они были получены.
- Подожди но у тебя же нет никаких ран - удивленно спрашивал мальчик.
- Я их тебе просто не показываю. Мой теперешний вид на мой взгляд более привлекателен и главное не настолько болезненный. Ну что, ты готов увидеть мои зажившие раны? - спрашивал Ангел, взирая на Митю, одновременно и добродушно и снисходительно.
- Д-да. - отвечал Митя с большой долей неуверенности, чуть заикаясь.
Белая гладкая кожа на ногах, руках и остальных частях тела стала лопаться, сжиматься и отваливаться клочьями на пол, открывая совсем другое, истинное, "рабочее", тело Ангела. Загорелое, обветренное, с огрубевшей кожей, тело никогда не знавшее одежды, вечного странника. Волосы с головы опадали большими прядями, обнажая голый череп с большим красным шрамом, как будто большой мерзкий красный червь, извиваясь полз по округлостям головы.
Всё тело было испещрено шрамами разной величины. Не было нескольких пальцев на руках и только маленькие обрубки от них непроизвольно подрагивали, стесняясь своих полноценных красавцев братьев. Из бедра правой ноги был вырван громадный кусок мяса. В яму оставшуюся после этого, казалось могла бы войти вся голова Митьки. На глубине этой ямы, виднелось что то белое, не меняющее формы при движении ноги. Митька только через мгновение догадался, что он видит часть берцовой кости.
Но самыми страшными были три раны идущие наискосок через туловище, как будто оставленные пулеметной очередью громадного калибра, величиной с Митин кулак, они были так глубоки, что дна не различить.
Видно они еще не совсем зажили, поэтому кровь сочилась из каждой раны, образуя на теле юноши маленькие извилистые струйки темно-красной густой крови.
Митя медленно опустился на колени перед своим Ангелом. Весь белый как полотно, с дрожащими губами, он что то беззвучно шептал. Его руки осторожно и неловко касались то одного шрама, то другого. Дойдя до одной из тех страшных трех ран, прямо около сердца, он сжал правую руку в кулак и она стала медленно входить в глубокую дыру, касаясь мокрых от крови стенок, раскуроченного тела. Вдруг он почувствовал, как что то мягкое и липкое периодически касается его руки, это бьющееся сердце прикасалось и слегка прилипало к его коже. Он поднял голову взглянув в глаза Ангела, каждый удар сердца причинял ему неимоверную боль. Слезы медленно потекли по щекам Мити. - Это всё я. - чуть слышно одними губами шептал он. - Это всё я сделал с тобой, моим любимым, моим единственным другом. Моим гордым воином. - он очень медленно вынул кулак из раны его и припав к телу Ангела начал медленно сантиметр за сантиметром покрывать его поцелуями и орошать слезами. Комок подступил к его горлу. Он ненавидел себя и презирал не в силах посмотреть в глаза Ангела снова. Как он мог быть таким беспечным и причинить столько боли и так изуродовать этого прекрасного юношу. Он причинял боль и раньше другим людям, своей маме, бабушке, учителям, да мало ли кому еще . Но то была боль и обиды душевные, не осязаемые. Он не мог понять насколько другой человек переживает и мучается из за него. А здесь боль и страдания были до придела натуральны, каждая частица тела Ангела кричала и вопила, - Посмотри, посмотри, нет, нет, не отворачивайся, посмотри на меня, я ненавижу тебя и презираю, коль ты такое сотворил со мной.
Но Ангел был спокоен. Он молча гладил его по голове и смотрел на него взглядом мудрого столетнего старца и снисходительно, и жалея, и любя.
- Не мучь себя, лучше просто поплачь. Слезы ребенка лучшее лекарство для Ангела. Тем более, эти слезы сострадания. Значит душа твоя велика как океан если ты можешь принять страдания другого.
Действительно черные слезы Мити капая на раны дымились, причиняя еще большую боль Ангелу, но кровь переставала сочиться из них и они на глазах затягивались.
- Слишком не увлекайся. Помни, когда ты плачешь, становишься легче.
Митька уже действительно еле стоял на ногах, вот-вот готовый воспарить.
- Черта-с два, я тебя одного не оставлю. - эта фраза вновь припечатала его к полу, как будто гирю на ногу повесили.
- Помнишь с месяц назад ты играл со взрослыми ребятами на стройке, вы прыгали с одного перекрытия на другое через сквозные проемы. Один проём был особенно широк. - Вспоминал Ангел.
- Да, да помню. Двое пацанов уже перепрыгнули его, а я остановился на самом крою и посмотрел вниз. Высота была этажей шесть и на самом низу торчали большущие железные прутья. Я стал весь липким от пота и так противно было от страха, что все тело очерствело, и я не мог двигаться. Два взрослых пацана на другом краю проема презрительно посмеиваясь закурили и подойдя к краю сплевывали вниз - Что мелюзга, кишка тонка? Теперь дуй вниз до первого этажа, а потом к нам вверх до шестого. Если трус - работай ножками. - И они захихикали надо мной. Мне было очень страшно и стыдно. И самое главное я был уверен, что не перепрыгну проем, но я все-таки разбежался и прыгнул, потому что иначе было невозможно, я бы стал не я. Понимаешь меня? - обращался мальчик к Ангелу - И я перепрыгнул, еле-еле но перепрыгнул. Почти чудом зацепился ногой за самый край бетонной плиты и размахивая руками всё таки удержался.
- Да я тоже прыгнул прямо за тобой и уже в полете почувствовал, что ты не долетишь, совсем немножко, сантиметра 2-3, но не долетишь. Я толкнул тебя в спину, передав свой импульс, но сам пошел камнем вниз, и там наткнулся грудью на три толстенных прута торчащей арматуры. Вот откуда у меня эти раны.
Лицо Мити вновь побледнело как полотно. И опустив глаза, он чуть слышно шептал ангелу - Прости меня если можешь, это было так глупо. Ведь я чувствовал, что не допрыгну.
- Не извиняйся, я же сказал, что эта моя работа подставлять себя. Да и как можно, чтобы ты, стал не ты. Хотя действительно глупо, но совершая такие глупости мальчики становятся мужчинами. И всё, и хватит слёз. - Ангел закрыл глаза и клочья облетевшей белой кожи все как один поднявшись в воздух, как рой назойливых насекомых стали один за другим пикировать и впиваться в тело ангела, расправляясь и вновь покрывая его белой первозданной кожей без единого изъяна. - Мне уже надоело мучиться от этой дурацкой боли, да и твои душевные страдания не к чему. Так картинка выглядит гораздо лучше, - и он гордо выпятил грудь, показывая свое красивое молодое тело.
- Здорово, - восхитился Митька, - если бы люди так могли.
- И хорошо что не могут. Представь целая планета ангелов, это же ужас.
- Так вас и так целая планета. У каждого есть ангел хранитель.
- Ой господи, как хорошо, что ты дал мне возможность не видеть их, - простирая руки к небу, поблагодарил Ангел.
-Мне кажется, что ты как-то не очень хорошо относишься к своим родственникам, - с подозрением спрашивал Митя.
- Они мне такие же родственники, как тебе папуасы Новой Гвинеи. Многие из них такое г.... .- с презрительной ухмылкой отвечал Ангел.
- А сколько тебе лет? Наверное 17, или 18? - оценивающе рассматривая юношу, продолжал допрос Митька.
- Время танцует с нами, немножко по другому чем с людьми. Но чтобы тебе было проще, можешь считать, что мне где то порядка 2000 лет.
- Две тысячи. Врешь, - Митя вытаращив глаза от удивления, с недоверием рассматривал юношу. - У меня бабушке всего 85 лет, а она выглядит в тысячу раз старее тебя.
- Я же тебе говорил , что время меняет нас не так сильно, как людей, но зато мы здорово проигрываем вам в плодовитости.
- А у тебя до меня было много людей, ну которых ты охранял? Наверное человек сто? - мальчик по прежнему обнимал Ангела , как старшего брата. Неожиданно он погладил ниспадающие до плеч , черные, как смоль волосы юноши. - Какие красивые. Ангел повернул к нему голову и улыбнулся краешками губ. - У тебя вырастут не хуже. Ты у меня первый.
- Как первый? Ты же уже такой старый. А-а-а. - лукаво улыбаясь продолжал Митя, - вот я тебя и подловил. Значит не был ты никаким ангелом хранителем раньше. Быстро признавайся кто ты, а не то, - и он принялся щипать Ангела за белую кожу. Ангел улыбаясь, как мог уварачивался от назойливого мальчишки, - Ну раскусил, раскусил, Пуаро в коротких штанишках. - сдался Ангел.
- Да, я исполнял раньше другие обязанности. Две тысячи лет назад он послал нас сюда, охранять своего сына от темных. Но это всё равно не помогло. Вы убили его, а не они. Нам запрещено причинять вред людям, мы не могли вам помешать. Мы были бессильны. Но мы честно защитили его от нелюдей.
- Подожди, подожди. Кого мы убили? И кто такие нелюди?
Я ничего не понимаю, о чем ты говоришь.
Ангел тяжело вздохнул - Это очень хорошо, когда не знаешь и не понимаешь. Легче жить. - И резко повернув мальчика к себе, посмотрел ему прямо в глаза, продолжая тихим но твердым голосом, - Ты мог бы забыть её? Просто не думать о ней, и всё. В конце, концов познакомишься с другой. Иначе он уничтожит тебя и даже не заметит, что сделал это. Он уже почти убил тебя, всего лишь слегка задев. А спасти, ты её всё равно не спасешь. И в этом не будет твоей вины совершенно. Просто так выпало , что он выбрал её. А ты ещё можешь прожить долгую жизнь. - Ангел, держал голову Мити обеими руками, заставляя неотрывно смотреть на себя, его глаза засияли, источая на мальчика громадную вселенскую любовь, - Ты мне очень нравишься. Ты наш. Из нашего племени воинов. Мне будет безмерно больно потерять тебя.
Мальчик в начале не понимая, о чем идет речь, беспомощно моргал ресницами, с удивлением осматривая Ангела бегающим взглядом, но потом о чем то догадавшись, впился взглядом в глаза его, как бы ища подтверждение своей страшной догадке. Беззвучно одними губами он произнес. - Рахиль?
Ангел медленно отпустил голову ребенка и не в силах смотреть в глаза его, поник головой. В это же мгновение Митя резко вскочив, бросился к неподвижному телу на кровати. Реакция Ангела была молниеносной. Он успел схватить кисть мальчика. - Стой безумец, ты погибнешь глупо и бесполезно, - от резкой остановки мальчик не устояв, упал , разбив в кровь нос. Месиво из крови и грязи, обезобразило лицо, но не это и не боль не остановили Митю, карабкаясь на полу, цепляясь пальцами за края половиц, покрытых облупленной краской, загоняя себе в пальцы занозы, он отчаянно рвался только вперед, одна цель сидела в нем - Рахиль и только Рахиль. И весь он летел к ней всеми частичками своей громадной-маленькой души.
- Да подожди же ты безумец, - кричал ему Ангел, еле сдерживая мальчика, - Я научу тебя, как спасти её. Как драться с ним. Остановись.
- Я не могу, не могу не могу ждать. Я сумею победить, не знаю как, кого, но сумею, обязательно сумею. Да, да, кого, кого, скажи кого? - он схватил Ангела за плечи и затряс, что было мочи, - ты же знаешь, скажи, немедленно, - гневно кричал он.
Ангел тяжело вздохнул, отцепил от себя руки мальчика и усадил его рядом с собой. Они снова сидели рядом плечо к плечу. От нервного напряжения мальчик подрагивал всем телом, взгляд его отрешенный смотрел куда то в пространство. Где-то не в здешних местах витал он. Ангел же находился в смятении, он не знал, как спасти этого мальчика, лицо его стало серым, как от сильной головной боли, усталость нарисовала под глазами темные круги. В праве ли он, назначать себя его учителем. Однажды низвергнутый сам, способен ли он воспитать победителя. Подрагивающей рукой он повернул к себе голову Мити, намериваясь вновь, как можно убедительней отговорить его от борьбы и смириться, но встретив его страстный, твердый взгляд, не выдержав опустил глаза.
- Я готов мой Ангел, научи меня как спасти её, я сделаю всё что ты захочешь для этого. Если надо я просто умру за неё.
Ангел продолжал с досадой отводить от Мити глаза, - Ах милый мой мальчик, как же я глупо пообещал тебе, быть твоим наставником. Я не могу, не могу даже начать тебя готовить к бою, когда уверен, что ты всё равно проиграешь, это бесполезно, силы слишком не равны. В место одной маленькой девочки, умрет еще и маленький мальчик. - думал он про себя. Но вопреки своим мыслям он сказал. - Да конечно мы можем начать прямо сейчас. Ты готов?
- Я готов с того мига, как услышал о ней, - решительно произнес Митя. И вслед за этим еле слышно прошептал. - А мы успеем спасти её?
- До выборов еще три недели. Успеем. - уверовал его Ангел.
- И ты успеешь обучить меня за три недели?
- Не за три недели, а за три дня. Тебе еще нужно время что бы выйти из комы, прийти в себя и главное успеть найти её.
- Да ты что, - в отчаянии закричал Митя, за три дня я ничего не успею и уже тогда точно проиграю. Давай недельки две. Обучишь меня всяким там ударчикам, приемчикам. А потом быстренько поможешь найти её.
- Быстренько не получится. Тебе придется искать её самому. В вашей человеческой жизни я тебе не помощник. Но не отчаивайся. В нашем мире время понятие растяжимое. Растяжимое в буквальном смысле. Я растяну эти три дня на три года. Обучение должно быть максимально жестким и быстрым, поэтому всего лишь три года. На больший срок растянуть не получится. Время оно тоже не резиновое и иногда рвется.
Митя открыв рот удивленно смотрел на Ангела. - Целых три года.
- Да, да всего лишь три года, иначе ты не успеешь найти её и все будет бесполезно. Да и повторяю в твоем реальном мире пройдет всего три дня. Но за всё надо платить друг мой. И хотя ты вернешься таким же 11-ти летним мальчишкой, но твоя душа, твоя сущность постареет именно на три года. И внутренне ты будешь ощущать себя старше. Твои глаза будут выдавать твою большую опытность и умудренность по сравнению со сверстниками. И наконец ты умрешь на три года раньше срока, отпущенного тебе. И заплатив эту цену, ты всё равно можешь проиграть и потерять её и погибнуть сам.
Ты готов ко всему этому мой юный воин?
- Да, да. Конечно да. Зачем ты спрашиваешь, когда знаешь мой ответ заранее. Давай же скорее начнем, - Митя нетерпеливо дергал Ангела за руку, пытаясь поднять его.
- Нам надо где-нибудь в уголке уединиться, что бы никого не шокировать. - Ангел взяв за руку Митю направился в дальний угол больничной палаты, где на облезлой бурой тумбочке, стоял молоденький фикус. - Растение надо убрать, а то оно здесь без нас такие фортеля будет отламывать, что местный персонал с ума сойдет. - Взяв горшок с фикусом он переставил его подальше от тумбочки на пол. А над тумбочкой проведя рукой нарисовал светящийся эллипс, вытянутый вверх, его края светились как неоновая лампа, а посередине образовалась, что-то абсолютно черное, бездонное. Митька окунул руку в эту темноту и кисть исчезла, и сразу же он почувствовал, что какая то неведомая потусторонняя сила, затягивает внутрь. Он инстинктивно схватился за Ангела, но тот и не пытаясь удержать его, напротив сам с силой оттолкнулся и мощная сила тьмы затянула их внутрь эллипса. Мгновенно приборы подключенные к телу на кровати зафиксировали остановку сердца. Через некоторое время в палату вбежал дежурный врач, прошло около минуты с тех пор как автоматика разбудила его. Подскочив к телу Митьки, он удивленно уставился на монитор, заметив единственный импульс, а затем снова ровная прямая. - Что за чертовщина. Ох и не люблю я эти железки, наверняка где-то сбоит. - И он наклонившись, приложил к груди Мити старый добрый стетоскоп. Абсолютная тишина. - Да милый видно ты отгулялся, - грустно молвил он и вдруг на мониторе вновь скакнул резкий импульс. Он припал к груди Мити снова, терпеливо ожидая, и через минуту и одну секунду услышал одинокий стук сердца, - Вот это да. Ты мальчонка действительно уникум. Как будто в анабиоз впал. Один раз в минуту сердце бьется. Звонить, или нет профессору. С другой стороны он сам говорил, в любое время и днем и ночью. Вскорости приехал профессор Николаевский, он тщательно изучил мальчика. Вместе с дежурным врачом они молча сидели на краешке кровати Мити. Молчание осторожно разрушил тихий голос профессора, - Всё таки насколько мы далеки милый мой от сколько-нибудь приличного понимания человеческой природы. Моя жизнь уже подходит к концу, а я всё еще ощущаю себя ребенком, стоящим на берегу громадного океана непознанного, а наши примитивные методы, это камешки, которые я бросаю, изучая реакцию безбрежной водной глади. Мы даже не вошли туда по щиколотку, а всё еще топчемся на берегу. Вы знаете, на многочисленных симпозиумах, меня так смешит напыщенность нашей научной братии, восхваляющей и превозносящей друг друга за грандиозные достижения. Я ненавижу эти собрания и убегаю при первой же возможности. Все свои регалии я не задумываясь отдал бы, чтобы понять природу того, что происходит с этим сорванцом и используя эти знания, спасти его. Ведь этот мальчишка за один день успел поразить нас дважды. - Всё это время молчавший, дежурный врач, вдруг перебил профессора. - А вы заметили, как она была прекрасна в своем горе. Несколько мгновений я любовался её неземной красотой. Абсолютно белое каменное лицо, как будто мраморная статуя прекрасной греческой богини, и абсолютно живые глаза, ищущие надежду, в каждом движении, взгляде врачей, в каждом движении света и тени, на лице мальчика. Лицо без маски, великой и прекрасной женщины-матери. Мне показалось это тогда кощунственно, так откровенно наслаждаться её красотой, когда у нее такое горе, но я не мог отвести глаз.
- Вы говорите о матери мальчика? Светлана Алексеевна, если не ошибаюсь. Поразительно но я испытывал абсолютно идентичные чувства. Великая материнская любовь так преображает женщину. Я с вами совершенно согласен.
Не слушая профессора, врач продолжал. - Мне было так обидно и горько, что я так и не встретил подобной женщины за всю мою жизнь. Я понимал что надо жалеть её, и её мальчика, а я жалел себя. Наверное такая самовлюбленная скотина и не заслуживает подобной женщины.
Профессор несколько мгновений с удивлением, молча смотрел на человека, так неожиданно открывшегося перед ним и обняв его за плечо, прижал к себе и тихо успокаивающе шептал ему на ухо. - Ну, ну миленький и в ваш дом придет счастье, не надо расстраиваться. - седеющий врач склонил голову на грудь профессора и продолжал, периодически всхлипывая. - Вы понимаете я настолько сильно желал тогда, чтобы она смотрела на меня с такой же любовью и страстью, что готов был лечь вместо этого мальчика, готов был следы её целовать. Я два дня только о ней и думаю, всё остальное кажется для меня теперь таким ничтожным и вся прошлая жизнь такой никчемной.
Профессор уже испытывая неловкость, тем не менее продолжал успокаивать мужчину, - Миленький вы успокойтесь, вы добротный, хороший врач. И жизнь ваша вполне удалась, - хотя он явно лукавил до этой ночи, он совершенно не знал его, ни как человека, ни даже как врача. Совершенно никче...., точнее незаметная личность. Ведь действительно же бывают такие люди, через которые смотришь , как через стекло и ничего тебя в них не трогает. Природа их такая что ли, - подумалось ему. Он продолжал с горечью и тайным ощущением безысходности, гладить мужчину по голове, совершенно четко осознавая, что ничего в жизни этого бедолаги не изменится. Не для него она, не для него, - и он мечтательно улыбаясь старался вспомнить Светлану Алексеевну как можно яснее. Действительно поразительная женщина, такой хочется покланяться, как божеству безраздельно и вечно. Но сбросив с себя наваждение, вновь с удвоенной энергией, принялся изучать записи приборов. - У меня другая страсть , другая. И не за что я её не променяю, - думал он. Резко отстранив от себя голову врача, он продолжал, - Все миленький хватит соплей и самоистязаний. Работать, работать, работать. Вы же взрослый мужик, миленький мой. Делом займитесь. - Врач виновато отстранился, - Да, да конечно, - всхлипывая пролепетал он. И они принялись за изучение Митьки.