Смирнитский Сергей Алексеевич : другие произведения.

Идеология и кодекс чести декабристов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.31*12  Ваша оценка:

Идеология и кодекс чести декабристов.

"Ce sont mes amis du quatorze".

Предисловие.

   Цель данной работы - не обобщить и проследить эволюцию революционных декабристских идей в целом, а лишь отметить некоторые их характерные особенности. Как то: их органическую связь с идеями просветителей, Великой Французской Революцией, революционным кодексом чести и основных идей его сформировавших. Особое внимание уделено в работе последнему фактору - наименее полно освещённому в исторической литературе.
   Об интересе и важности исследований подобного рода пишет Сергей Мельгунов в своей работе "Идеализм и реализм декабристов": "Для историка представляет глубочайший интерес изучение политических и общественных идей декабристов - изучение показывает предел, до которого доходила общественная мысль на заре своего рождения в России".
   То, что декабристское движение обычно рассматривают прежде всего как идейное, предопределено итоговым выступлением 14 декабря 1825 года. Событийная часть восстания - это, по сути, хроника одного дня. Дня полного несуразиц, случайностей, стихийных действий и, в конце концов, нерешительности, переросшей в кровавое столкновение. Идейная же история движения куда богаче, именно этот факт в большей степени занимал историков следующих поколений. Восхищение декабристами - это во многом восхищение их идеями, а не реальными действиями.
   Революционные тайные общества, о которых пойдёт речь в работе - организации для России первой четверти XIX века новые, и потому собственных традиционных революционных идеалов не имеющие. Несмотря на то, что практически всякая революция полностью нарушает привычный традиционный жизненный уклад (обратным примером может служить разве что "Славная революция" в Англии), существует негласный, соблюдаемый революционерами закон, нечто вроде кодекса, предписывающего благородно отстаивать свои идеалы. Для декабристов, ведущих свою деятельность задолго до "Народной расправы" Нечаева, такой моральный долг друг перед другом существовал и, более того, исполнялся большинством активных участников восстания.
   Источниками в моей работе служили записки непосредственных участников восстания - князя Трубецкого, Розена, Горбачевского, Лорера. Также в работе использованы фрагменты из книги барона Корфа - "Восшествие на престол Николая I" и её обсуждения в общественных кругах того времени. Важным достоинством записок, оставленных после себя декабристами остаётся их историческая точность и фактологическая дотошность, поскольку каждый из них писал прежде всего о себе и своей судьбе. Кроме того, в работе присутствуют цитаты из двух политических проектов Северного и Южного обществ, две Правды: Муравьёва и Пестеля. Наличие двух подобных текстов и возможность их анализа позволяет с большей степенью правоты говорить об идеологии этого движения как такового.
   В качестве исторической литературы были использованы книги Нечкиной - "Восстание 14 декабря 1825 года", Габова - "Общественно - политические и философские взгляды декабристов", Плимака и Пантина - "Драма российских реформ и революций, работы нескольких историков русского зарубежья, объединённых в одной книге под названием "Мы дышали свободой...", а также библиографический справочник "Декабристы" и отрывки из книги А. Герцена "Былое и думы".
   Ни одна из вышеперечисленных книг не отвечает своим содержанием задачам моей работы, книги Нечкиной и Габова при большой фактологической базе не слишком состоятельны в идейном и идеологическом планах, в связи с советским временем своего создания. Габов обращает внимание на зачатки социалистических идей у декабристов, Нечкина настаивает на их классовом характере. Формулировка Покровского "революция-выкидыш" принимается ими за догму и используется в доказательстве слабовольности и неподготовленности организаторов восстания.
   Работа Плимака и Пантина носит во многом обзорный характер и касается рассматриваемого мною вопроса в ряду многих и многих других. Они захватывают историю восстания в общеисторическом сближении либерализма в России и Западной Европе.
   Статьи Алданова, Милюкова, Мельгунова, Мякотина, Кизеветтера, Мережковского и Цетлина, вошедшие в сборник историков русского зарубежья более близки к декабристам именно в идейном отношении. Их интересует в большей степени не то, что получилось, а что должно было получиться. Кроме того, факты героизма, проявленного декабристами при защите своих идеалов, в большом количестве упомянуты в этих работах, что немаловажно для моей второй главы.
   Работа подразделена на две части: в первой кратко объяснены предпосылки к будущему выступлению, идейной стороне движения и "кодексу чести" посвящена вторая глава.
  
  
  
   Глава 1.

Предпосылки к осуществлению восстания.

   Александр I в начале своего правления, очевидно, был схож с тем идеалом просвещённого монарха, способного не препятствовать и лишь помогать прогрессивным преобразованиям. "Он <Александр> был тогда усердный поклонник прав человеческих". "Излюбленной темой Просвещения XVIII века было воспитание "молодого принца": если одарить его гуманными идеями, он и выполнит эти идеи, используя силу самодержавной власти". Поэтому резкий поворот в политике Александра, произошедший на волне военного времени, а затем уверенно продолжавшийся после её завершения, зародил в декабристах законные сомнения, о чём пишет Трубецкой: "Сомнение, что он ищет более своей личной славы, нежели блага подданных, уже вкралось в сердце членов общества".
   Интересно проследить разное отношение мыслителей и политических деятелей того времени на проблему возможных гипотетических преобразований. Во-первых, несмотря на противоположность их мнения, они оба ссылаются на опыт Великой Французской Революции, то есть по сути, на просветительские идеи всеобщего равенства, а во-вторых, близость обоих к власти говорит о непосредственном и неослабевающем интересе высшего дворянства повлиять на происходящее в государстве. Сперанский пишет: "Россия, несмотря на своё абсолютное правление, очевидно идёт к свободе... Существующая система правления не соответствует более состоянию общественного мнения... и пришло время заменить эту систему другою, системой близкой по времени эпохе 1789 года". Здесь совсем нет классического для авторов того времени, неприятия кровавых событий во Франции. На подобный опыт ссылается Карамзин: "Утопия будет всегда мечтою доброго сердца или может исполниться неприметным действием времени, посредством медленных, но верных, безопасных успехов разума, просвещения, воспитания, добрых нравов... Всякие же насильственные потрясения гибельны, и каждый бунтовщик готовит себе эшафот... Новые республиканцы с порочными сердцами! Разверните Плутарха и вы услышите от древнего величайшего добродетельного республиканца Катона, что безначалие хуже всякой власти!". Революция здесь - синоним зла и беззакония. Парадоксальным образом стремление к исполнению высшего закона может произойти только путём беззаконным. Руссо не зря предупреждает: "Раз мы так мало знаем природу и так неодинаково понимаем смысл слова закон, то очень трудно будет прийти к соглашению относительно верного определения естественного закона".
   Либерализм Александра, отмеченный в первой половине его правления несколькими вполне просветительскими начинаниями, ближе к концу правления окончательно сошёл на нет. "Всего чувствительнее для души Александра I отозвался удар по греческому, или восточному, вопросу, по коему Священный союз действовал против его убеждений и желаний; пред ним ясно выказались ничтожество и вред этого Союза, главного дела его жизни, и напрасных жертв, кои он приносил для поддержания и сохранения такого Союза". Предвидя сложности и опасности серьёзных перемен, "Александр I, почуяв нечто неладное, отделался вскоре от "статс-секретаря"<Сперанского>, сослав его в провинцию, радикально реформирование власти прекратилось".
   Причиной таких изначально завышенных ожиданий отчасти являлись военные удачи Европейского похода, дошедшие до логического завершения уже в Париже. Франция, коренным образом изменившаяся после Великой Французской Революции и успевшая во времена Наполеона отойти от ужасов и беззакония, казалась возможным образцом жизни по Закону, дающему "естественное право".
   Разочарование будущих декабристов было тем более велико, так как наиболее либеральный проект императора: закон о "вольных хлебопашцах" не достиг своей цели. "Но результат этого закона был ничтожен: за 22 последующих года правления императора "вольными хлебопашцами" стали 47.000 мужских душ или 1 человек из 250 крепостных в России". "Был составлен проект для освобождения крестьян Эстляндской губернии, и явно начали говорить, что он намерен дать свободу всем крестьянам помещичьим". Политика полумер потерпела крах даже при Александре II, куда большем либерале, меры же предпринятые Александром I даже нельзя точно определить как заведомо либеральные преобразования.
   Назначение Аракчеева и реформаторская деятельность последнего, определило резко негативное отношение многих представителей высшего дворянства к власти. "Жизнь военизированных крестьян и солдат-поселенцев превратилась в двойное рабство, казарменно-крепостнический ад. Их работа на полях перемежалась с бесконечными строевыми учениями, вводилась строжайшая военная регламентация всей жизни - от зачисления мальчиков в кантонисты до принудительной женитьбы по указанию начальства. С пытавшимися протестовать крестьянами-солдатами расправлялись самым беспощадным образом". Преобразования "к лучшему" трактовались оппозицией по ещё одной формулировке Руссо: "Ещё более жестоко то, что все успехи человеческого рода беспрестанно отдаляют его от первозданного его состояния, и, следовательно, чем более накапливаем мы новых знаний, тем более отнимаем мы у себя средств приобрести самое важное из всех; так что, по мере того, как мы углубляемся в изучение человека, мы, в известном смысле, утрачиваем способность его познать".
   Формирующаяся оппозиция, сравнивая жизнь в России с жизнью во Франции, находила множество несоответствий, недостатков, невозможных для подлинно "законного" государства. Люди, составляющие её, вполне могли бы сказать о себе словами Руссо: "Нет среди вас ни одного человека столь мало просвещённого, чтобы не знать, что там, где прекращается власть законов и сила защитников их, там не может быть ни для кого ни безопасности, ни свободы".
  
   Глава 2.

Идейная сторона и кодекс чести декабристского движения.

   Эпоха дворцовых переворотов установила особый статус монарха в России, предопределила особенные отношения между государем и дворянством. Сделав своей опорой именно дворянское сословие, многочисленными благодеяниями монархи заслужили поддержку и любовь своих подданных. По сути, государь в России - это главный дворянин, а остальные дворяне могут воспринимать его как себе подобного, несмотря на огромную разницу в статусе. Частично этому способствует не самая выдающаяся родословная Романовых, уступающая в своём величии многим дворянским фамилиям.
   Тем не менее, а скорее даже более, это осязаемая близость государя делает любовь к нему ещё крепче. Именно так дела обстояли с Александром I: "Беспредельную любовь офицеров к Александру могу засвидетельствовать клятвою офицеров во многих армейских полках в 1812, 13, 14-м годах: "Не пережить любимого государя!". Выступление против императора противно самому здравому смыслу, любопытен факт взятия с собой солдатами "артельных денег", "дабы не повторилась история Семёновского полка". "Солдаты вспоминали восстание Семёновского полка в 1820 году, то есть прекрасно понимали всю "незаконность" выступления, хотя бы и под флагом верности первой присяге". Тем более, даже реальный повод для выступления представлялся им весьма смутным. Здесь скорее речь шла о личной неприязни по отношению к Николаю. Розен упоминает о любопытном факте: "Правда и то, что когда послышались возгласы в толпе "лучше вместо Константина конституцию!" и когда спросили нескольких человек: "Кто это конституция?" - то ответили им: "Супруга Константина!".
   Со временем произошло некоторое удаление государя от близкого дворянского круга, но любовь и преданность монарху оставалась вне всяких сомнений. "Народы, уже привыкшие иметь повелителей, больше не в состоянии обходиться без них". Элитные гвардейские полки имели своей изначальной сущностной функцией охрану и защиту государя. Поэтому, любое их выступление против него было бы в высшей степени противоестественно.
   Любой декабрист встаёт перед необходимостью идеологического обоснования для отказа от ценностей, бывших для него безусловными. Иногда подобная дилемма заканчивается трагически: характерен пример Булатова - человека, держащего Николая на прицеле своего оружия весь декабрьский день восстания. За смелость и откровенность в последующем разговоре с Николаем он получил от государя сносные условия для жизни. "Булатов уморил себя голодом, выдержав ужасную борьбу: имея пред собою хорошую и вкусную пищу, он сгрыз ногти своих пальцев и сосал кровь свою. Эти подробности передал мне плац-адъютант капитан Николаев и прибавил: Булатов сделал это от угрызений совести и глубокого раскаяния. "В чём же он раскаивался, когда он никого не убил и всё стоял в стороне как прочие зрители?" - спросил я. "То Господу Богу известно одному!". Из приведённых Розеном слов становится понятным, как трудно иногда определить причину и направленность действий дворян-декабристов (хотя Нечкина, также упомянув историю Булатова, замечает: "Источники, на наш взгляд, не оставляют никаких сомнений: Булатов раскаивался в том, что не действовал, что не выполнил революционных поручений"). Были и другие, не менее отчаянные действия, связанные с восстанием: "В ту же ночь <на 15> бритвою лишил себя жизни капитан Богданович, упрекнув себя в том, что не содействовал". Широко известными стали слова Якубовича, чьё предательство было одним из наиболее ярких и заметных при выступлении, наряду с князем Трубецким: "Я имел высокие намерения, но богу, верно, не угодно было дать мне случай их выполнить. Братцы! Не судите по наружности и не обвиняйте меня строго!". Примечателен случай, упомянутый Розеном после ареста Пущина: "Тут я был растроган, когда в минуту движения конвоя увидел молодого офицера, который бросился в середину конвоя, чтобы обнять Пущина: то был батальонный адъютант Гренадёрского полка С. П. Галахов". Сам Розен открыто выступает на стороне восставших и не чувствует главенство своего офицерского долга над гражданским и революционным. "Допрос продолжался, я не мог сказать всю правду, не хотел назвать никого из членов тайного общества и из зачинщиков 14 декабря".
   Место государя в идейном сознании декабристов занял закон, некая высшая справедливость, близкая к подобной идее у просветителей, в частности, у Руссо: "Итак, я хотел бы, чтобы никто в Государстве не мог ставить себя выше Закона". Распространению подобных идей способствовала мода на французское образование и относительная свобода печати книг просветителей в России. "Отсюда - наличие у Пестеля, Каховского, Бестужева-Рюмина, Якушкина, братьев Борисовых, Горбачевского, их товарищей понятий о "возвышенных обязанностях человека-гражданина", ненависть к "деспотическому правлению", "рабству" неприязнь к разного рода "суевериям", поддерживающим архаический строй". В стихотворениях Пушкина этого периода слово "свобода" наделяется неким сакральным смыслом, занимает место религиозного символа, например в стихотворении "Андрей Шенье" 1825-го года:

Но ты, священная свобода,

Богиня чистая, нет, не виновна ты,

В порывах буйной слепоты,

В презренном бешенстве народа,

Сокрылась ты от нас.

   Именно о таких ценностях прямо говорит Каховский государю - императору, выступая и от лица своих товарищей: "Милосердный Государь! Займитесь внутренним устройством государства; отсутствие закона - ужасный вред для нас, вред физический и моральный".
   Морально и физически невозможно признавать существование такого явления, как крепостничество. Об этом с разной степенью радикализма, но с одинаковой уверенностью пишут два программных идеолога Южного (Пестель) и Северного (Никита Муравьёв) обществ. Статья Шестнадцатая конституции Муравьёва гласит: "Крепостное состояние и рабство отменяются. Разделение между благородными и простолюдинами не принимается—пое­лику оно изображение гордости и высокомерия и противно хри­стианской вере—по которой все люди братья, все рождены бла­го, ибо рождены по воле Божией — все рождены для блага и все просто люди, ибо перед ним слабы". Очень важно отметить, что отмена крепостничества объясняется прежде всего идеологическими, религиозными мотивами, а не экономической или политической целесообразностью. После фактического отказа Александра от либеральных начинаний в области крестьянского вопроса и сомнительных действий в рядах образованного им союза (действия эти явно противостоят славянофильским настроениям внутри общества) разочарование в государе приводит к максимальному взлёту радикализма, появляется план "о создании "cohorte perdue" - "обречённого отряда" цареубийц". Этот пункт в дальнейшем подвергался многочисленным обсуждениям и спорам. В частности, тот же Каховский говорил Рылееву: "Открой нам путь", имея в виду, что изначальное убийство императора подстегнёт восставших, отрежет им путь к отступлению и разрешит внешне неразрешимый конфликт между верностью царю и идеей. Позднее план был изменён, тот же Рылеев говорил Каховскому: "Тебе объявлен план общества: захватить царскую фамилию и предоставить решение судьбы её Великому Собору". Также известно, что "Согласие на цареубийство было наиболее тяжёлым пунктом обвинения на следствии". Но не только царь виновен в "непросвещенности" русского общества.
   Все дворяне по какой-либо причине отказавшиеся отпустить крестьян почитаются варварами и вредителями для отечества: "Однако же, ежели, паче чаяния, най­дутся таковые недостойные сыны отечества, то противу них над­лежит принять меры решительные, дабы в полной мере укротить свирепый их нрав и поставить в невозможность отечеству вредить, хотя бы к тому и нужными были действия скорой и непре­клонной строгости". В обеих декабристских программах бросается в глаза малое количество реальных проектов реформ, в них не слишком много конкретных деталей. Объясняется это во многом именно большой степенью идеологизации их проектов. Это нечто вроде более поздних народнических прокламаций, скорее утопия, нежели реальная программа действий. Это говорит "об их оторванности от реального бытия, о том, что они вдохновлялись больше литературными образцами и отвлечёнными понятиями добра и зла". Тем не менее эти программы были восприняты в обеих организациях как реальные проекты программного толка, очень важные и действенные во времени до принятия конституции. "Стремление "истреблять предрассудок", "изглаживать различие сословия", "идти" к "умственному и нравственному совершенству и.т.д. - это была догма, можно сказать, всех прогрессивных кружков Александровского времени, по неизбежности концентрировавшихся в военных кругах".
   Вспомним, что "задачей государства, а следовательно, и задачей деятельности правительства, является возможно большее благоденствие возможно большего количества граждан". А крестьяне - абсолютное большинство населения государства. И забота о них - дело людей просвещённых.
   Тем не менее нельзя строго определять общую задачу декабристского движения, а тем более подразумевать под ней сугубо отмену крепостного права. За этим кроятся и мысли о новом государственном устройстве: Конституционной монархии - у Муравьёва ("Автор проекта намечал преобразование России из самодержавной монархии в конституционную. Монархия, таким образом, в будущей России сохранялась. Но права монарха очерчивались очень узким кругом, настолько узким, что если отбросить в сторону наследственность сана, положение этого монарха оказывалось весьма близким к положению президента Северо-Американских Соединённых Штатов") и республики - у Пестеля ("Все люди в го­сударстве имеют одинаковое право на все выгоды, государством доставляемые, и все имеют равные обязанности нести все тяго­сти, нераздельные с государственным устроением. Из сего явству­ет, что все люди в государстве должны непременно быть перед законом совершенно равны и что всякое постановление, нару­шающее сие равенство всех перед законом, есть нестерпимое зловластие"). Самодержавие столь же регрессивно, как и крепостное право ("Опыт всех народов и всех времен доказал, что власть самодер­жавная равно гибельна для правителей и для обществ; что она не согласна ни с правилами святой веры нашей, ни с началами здравого рассудка"), требует упразднения в той же степени, в которой этого требует сословность. Открыто об этом в своём "Манифесте" заявляет князь Трубецкой: "Уравнение прав всех сословий". Подобные постановления также напрямую связаны с просветительством, у Руссо: "Люди были так же равны между собою, как равны были животные каждого вида, прежде чем различные физические причины вызвали среди некоторых видов образование отмечаемых нами теперь в них разновидностей".
   Связь с просветительством видна ещё и в стремлении к строгой унификации всех положений в обоих программных проектах. Очень примечательна формулировка Пестеля - "Все различные племена, составляю­щие Российское государство, признаются русскими и, слагая раз­личные свои названия, составляют один народ русский". Хотя барон Корф пишет о признании Пестеля на допросе, о том, что тот собирался предоставить Польше почти полную независимость взамен на поддержку при выступлении против императора. Корни подобного утверждения кроются, с одной стороны, в желании абсолютного единства и внутреннего равенства в государстве, а с другой - в национальных чувствах, сходных по своим признакам с национализмом. Более ранние проекты, в частности графов Орлова и Дмитриева - Мамонова предлагали Польше "отказаться от "права народности" и подчиниться "праву благоугодства".
   Национализм, спровоцированный неоднозначным статусом Польши в составе Российской империи дал неожиданные результаты. У Муравьёва это формулируется следующим образом: "Русскими признаются все коренные жители России и де­ти иностранцев, родившиеся в России, достигшие совершенно­летия, если они объявили желание остаться в России". Кто такие "коренные жители России" не уточнялось, зато настойчиво используется слово "русский" по отношению ко всем гражданам и распространяющимся законам. В конечном итоге, националистические идеи приведут к создания небольшого по численности движения, влившегося в "Союз Благоденствия", так называемое "Общество объединённых славян".
   Просветительские и националистические идеи подпольных движений были тесно связаны с христианским мироощущением и нравственными представлениями людей православных. Отметим несколько моментов: "Первым тайным обществом александровской эпохи явился основанный в 1815 году графом Дмитриевым - Мамоновым и графом Орловым "Орден русских рыцарей". Понятие рыцарского ордена, изначально совмещавшего в себе военные и религиозные функции возникло ещё после третьего крестового похода, теперь же "рыцарство" - понятие, связанное с высокой честью (не случайно, в Британии, высший титул "сэра" - рыцарский титул, жалует сам монарх), а с другой - с некой миссионерской деятельностью. Пушкин, говоря о Радищеве, фактической предтече декабристов, отмечает его "рыцарскую совестливость". Для подобных организаций при Александре такой деятельностью виделось объединение славянских народов. О важности религиозного вопроса говорит и поведение взбунтовавшихся войск на Сенатской площади, когда к ним приходит митрополит Серафим: "Его выслушали; воины осенили себя знамением креста, но мольбы его остались также тщетными, ему сказали: "Поди, батюшка, домой, помолись за нас за всех, здесь тебе нечего делать!".
   Однако, возвращаясь к тезису об идеологическом характере движения, стоит отметить сугубо словесную форму подобных идей, а не их реальное воплощение. "Сначала молодые люди ограничивались только разговорами между собою. Ещё не известно было, что именно государь намерен был сделать, но в уверенности, что он искренне желает устроить благо России, решено было дать форму обществу, определить порядок действий". Можно вспомнить также наличие большого количества тайных обществ изначально предназначенных для того, чтобы говорить о проблемах, а не пытаться их решить насильственным путём, например, "Зелёная лампа", одним из членов которой был А.С. Пушкин.
   Мы уже подчёркивали сложную зависимость вопроса чести и долга дворянина по отношению к собратьям и к государю. Поэтому, для выступления должен был быть выбран момент, активные действия при котором, хотя бы с формальной точки зрения, были правомерными и совершались "по чести". Подобным же образом воспринималась идея и следователями, в этой связи интересен текст признания, подписанный князем Трубецким и Александром Муравьёвым: "Побуждением их, была ложно понимаемая любовь к Отечеству, служившая для них самих покровом беспокойного честолюбия, чрез предполагаемые ими средства, никакая полезная цель не могла быть достигнута, что существование сообщества было беззаконно и противно нравственности, что следствием оного рано или поздно и может быть даже без участия многих членов долженствовали быть преступления, их собственная гибель и вред для государства".
   Именно "незаконность" выступления декабристов была выдвинута как одна из версий неявки на площадь князя Трубецкого. "Трагизм положения Трубецкого был в том, что эта идея "законности" потерпела свой довольно естественный крах в первые же часы восстания".
   Показателен пример Розена, возглавлявшего один из взбунтовавшихся взводов, который "лично убедился, что восстание не имело начальника, следовательно, не могло быть единства в предприятии, и не желая напрасно жертвовать людьми, а также не будучи в состоянии оставаться в рядах противной стороны, - я решился остановить взвод". Оба аргумента, приведённые им, интересны. Он "не желает напрасных жертв", то есть щадит жизни, отчасти чувствуя свою неправоту в подобном выступлении. С этим же связана "невозможность оставаться в рядах противной стороны". Тем не менее - выступление декабристов полностью отвечает законам их дворянской чести и достоинства, Рылеев, в частности, отмечает: "Решено стрельбы не начинать, а выждать выстрелов с противной стороны".
   Момент короткого междуцарствия выбран декабристами неслучайно - неразбериха, связанная с не до конца законным завещанием Александра I, пошла на благо тайным обществам. Некое представление о законе, который "выше монаршей воли" даёт основания для выступления в пользу Константина, а значит, потенциально в пользу будущей конституционной монархии или республики. Здесь важно и то обстоятельство, что "Николай счёл семейные письма <то есть, отказ Константина от престола, выраженный в частном письме брату> достаточными и объявил себя вступившим на престол с момента получения пакета из Варшавы в субботу 12 декабря 1825-го". В то же время, "император Константин, которому присягнула вся Россия, остался спокойно в Варшаве; твёрдо и неуклончиво отказался от права на престолонаследие; не принял поздравлений; не распечатал пакета министра, потому что надпись была сделана на имя императора". Более того, сам факт наличия завещания в пользу Николая мог быть воспринят как ненужный и противоречащий здравому смыслу. Среди наиболее близких ко двору людей превалировало мнение, что "у мёртвых нет воли", и Александр не имеет право после смерти решать кому оставлять престол. Подобные настроения сделали возможным предварительную присягу Константину, так что на Сенатской площади 14 декабря происходила уже вторая присяга, другому монарху.
   Вопрос о легитимности правителя в данной ситуации весьма неоднозначен, что открывает декабристам широкое поле для действий: "12 декабря вечером был я приглашён на совещание к Рылееву и князю Оболенскому; там я застал главных участников 14 декабря. Постановлено было в день, назначенный для новой присяги, собраться на Сенатской площади, вести туда сколько возможно будет войска под предлогом поддержания прав Константина, вверить начальство над войском князю Трубецкому, если к тому времени не приедет из Москвы М.Ф. Орлов. Если главная сила будет на нашей стороне, то объявить престол упразднённым и ввести немедленно временное правление из пяти человек, по выбору членов Государственного совета и Сената". Наличие диктатора, способного возглавить восстание и взять на себя ответственность за его проведение оказалось слабым местом декабристов, ведь по проектам и Муравьёва и Пестеля перед декабризмом ставилась "громадной сложности проблема перерождения революционного правления в кровавое единовластие якобинского типа, затем бонапартизм". Однако сама дата выступления, хоть и была выбрана при благоприятных внешних обстоятельствах, не была удачной для движения в целом: "В открытое противоборство с самодержавием декабристы были втянуты в неблагоприятный для них момент. Между Северным и Южным тайными обществами не были ликвидированы разногласия. Северное общество "не имело опоры в старших чинах гвардии".
   Беспрецедентное для того времени преступление требовало исключительного наказания, оно и было использовано. Смертная казнь к тому времени уже перестала быть обыденной, а, напротив, была событием редким. Сам Николай Павлович писал об этом в письмах матери: "К этому, с одной стороны, примешано какое-то особое чувство ужаса, а с другой - благодарности Господу Богу, Коему было угодно, чтобы этот процесс был доведён до конца".
   По степени адекватности реакции общества на происходящее можно понять и степень распространения идей, представлений о чести среди русского дворянства того времени. "Газеты тогда не смели печатать правду; сплеча постановили приговор свой что все мятежники-декабристы были гадко одеты и все имели зверский вид и отвратительную наружность". Герцен подобным образом отзывается и о дворянстве: "Тон общества менялся наглазно; быстрое нравственное падение служило печальным доказательством, как мало было развито было между русскими аристократами чувство личного достоинства. Никто (кроме женщин) не смел показать участия, произнести тёплого слова о родных, о друзьях, которым ещё вчера жали руку, но которые за ночь были взяты".
   Судьба выступивших во многом была в руках остального дворянства, но "никто не смел заикнуться о несчастных". Стихотворение Пушкина "Во глубине сибирских руд...", с одной стороны, всё-таки датировано лишь 27-ым годом, а с другой - лишь яркое исключение, подтверждающее правило.
   Борьба восставших "за идею" была присуща им органично, Мельгунов пишет: "об облике той "обречённой на гибель передовой когорты", которая выступила на заре русского освободительного движения". И отмечает, что "бессознательно декабристы выступали действительно "для истории".
   Декабрист - поэт Батеньков говорит о задачах и воплощении общей идеи так: "Покушение 14 декабря - не мятеж, как, к стыду моему, именовали его несколько раз, но первый в России опыт революции политической в бытоописании и в глазах других просвещённых народов. Чем менее была горсть людей, его предпринявшая, тем славнее для них, ибо, хотя, по несоразмерности сил и по недостатку лиц, готовых для подобных дел, глас свободы раздавался не долее нескольких часов, но и то приятно, что раздавался...". В этих словах отражены основные черты позиции декабристов: вера в "законность действия" ("не мятеж"), опора на опыт просвещения ("просвещённых народов"), особенное, рыцарское отношение к малочисленности выступивших, в чём и заключается их слава. Конечным результатом оказались не реальные изменения, а скорее гипотетический "глас свободы", давший декабристам возможность торжествовать моральную победу над своими судьями.
  
  
  
  
  

Библиография и примечания.

      -- "Мемуары декабристов" / изд. "Правда" / г. Москва / 1988 год.
      -- "Мы дышали свободой..." Историки Русского зарубежья о декабристах. / изд. "Формика - С" / г. Москва / 2001 год.
      -- Е.Г. Плимак, И.К. Пантин / "Драма российских реформ и революций" / изд. "Весь мир" / г. Москва / 2000 год.
      -- Жан-Жак Руссо / "Об общественном договоре. Трактаты". / изд. "Канон-Пресс", "Кучково поле" / г. Москва / 1998 год.
      -- Герцен - "Кто виноват?" / изд. Правда / Москва / 1979 год.
      -- Нечкина / " "14 декабря 1825-го" / изд. Академии Наук СССР / г. Москва / 1951 год.
      -- "14 декабря 1825 года и его истолкователи" / изд. "Наука" / г. Москва / 1994 год. <книга барона Корфа>
      -- "Декабристы", Биографический справочник / изд. "Наука" / г. Москва / 1988 год.
      -- Габов / "Общественно - политические и философские взгляды декабристов" / изд. Политической литературы / г. Москва / 1954 год.
      -- "Русская правда" Пестеля и "Конституция" Никиты Муравьёва
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   (фран.) "Это мои друзья по четырнадцатому". Излюбленные слова Николая I, которые он произносил при любом, даже малейшем неповиновении или поводу к нему.
  
   ""Мы дышали свободой": Мельгунов - "Идеализм и реализм декабристов" /с.55
   Розен - "Записки декабриста"/ с.80
   Плимак и Пантин - "Драма российских реформ и революций"/ с.67
   Трубецкой - "Записки"/ с.26
   Плимак и Пантин - "Драма российских реформ и революций"/ с.71-72
   Плимак и Пантин - "Драма российских реформ и революций"/ с.76
   Руссо - "Об общественном договоре. Трактаты"/ с.67
   Розен - "Записки декабриста"/ с.81
   Плимак и Пантин - "Драма российских реформ и революций"/ с.74
   Плимак и Пантин - "Драма российских реформ и революций"/ с.69
   Трубецкой - "Записки"/ с.23
   Плимак и Пантин - "Драма российских реформ и революций"/ с.79
   Руссо - "О природе неравенства"/ с.65
   Руссо - "О природе неравенства"/ с.59
   Розен - "Записки декабриста"/ с.81
   Нечкина - "Восстание 14 декабря 1825-го"/ с.73
   Розен - "Записки декабриста"/ с.94
   Руссо - "О природе неравенства"/ с.55
   Розен - "Записки декабриста"/ с.97
   Нечкина - "Восстание 14 декабря 1825-го"/ с.98
   Розен - "Записки декабриста"/ с.96
   Нечкина - "Восстание 14 декабря 1825-го"/ с.91
   Розен - "Записки декабриста"/ с.101
   Розен - "Записки декабриста"/ с.104
   Руссо - "Об общественном договоре. Трактаты"/ с.54
   Плимак и Пантин - "Драма российских реформ и революций"/ с.84
   ""Мы дышали свободой": Мельгунов - "Идеализм и реализм декабристов" /с.59
   "Конституция Никиты Муравьёва"/ с.2
   Нечкина - "Восстание 14 декабря 1825-го"/ с.38
   Нечкина - "Восстание 14 декабря 1825-го"/ с.55
   Нечкина - "Восстание 14 декабря 1825-го"/ с.34
   Нечкина - "Восстание 14 декабря 1825-го"/ с.32
   Пестель - "Русская правда"/ с.1
   "Мы дышали свободой": Мельгунов - "Идеализм и реализм декабристов" /с.57
   "Мы дышали свободой": Мельгунов - "Идеализм и реализм декабристов" /с.64
   ""Мы дышали свободой": Мякотин - "Декабристы в их преобразовательных планах"/ с.81
   ""Мы дышали свободой": Мякотин - "Декабристы в их преобразовательных планах"/ с.77
   Пестель - "Русская правда"/ с.1
   "Конституция Никиты Муравьёва"/ с.1
   Трубецкой - "Манифест"/ с.1
   Руссо - "Об общественном договоре. Трактаты"/ с.65
   Пестель - "Русская правда"/ с.1
   ""Мы дышали свободой": Мякотин - "Декабристы в их преобразовательных планах"/ с.82
   "Конституция Никиты Муравьёва"/ с.2
   ""Мы дышали свободой": Мякотин - "Декабристы в их преобразовательных планах"/ с.73
   Розен - "Записки декабриста"/ с.92
   Трубецкой - "Записки"/ с.22
   "14 декабря 1825-ого и его истолкователи"/ с.74
   Нечкина - "Восстание 14 декабря 1825-го"/ с.93
   Розен - "Записки декабриста"/ с.87
   Нечкина - "Восстание 14 декабря 1825-го"/ с.49
   Нечкина - "Восстание 14 декабря 1825-го"/ с.43
   Розен - "Записки декабриста"/ с.82
   Розен - "Записки декабриста"/ с.84
   Плимак и Пантин - "Драма российских реформ и революций"/ с.87
   Плимак и Пантин - "Драма российских реформ и революций"/ с.93
   Письмо Николая I матери, цит. по "Они дышали свободой..."/ с.155
   Розен - "Записки декабриста"/ с.94
   Герцен - "Былое и думы"/ с.49
   Герцен - "Былое и думы"/ с.50
   "Мы дышали свободой": Мельгунов - "Идеализм и реализм декабристов"/ с.53
   "Мы дышали свободой": Мельгунов - "Идеализм и реализм декабристов"/ с.66
   "Мы дышали свободой": Мельгунов - "Идеализм и реализм декабристов"/ с.70
  
  
Оценка: 4.31*12  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"