Смирнов Дмитрий Сергеевич : другие произведения.

Ладья из Света и Тьмы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это вторая часть романа "Ладья, плывущая к Солнцу". Она посвящена мало известным событиям славянской истории и показывает легендарные военно-политические и духовные центры Варяжской Руси: Ретру, Винету, Аркону, Варнию. Слава этих очагов славянской культуры ныне незаслуженно забыта, тогда как именно их достижения в военном деле, мореходстве и строительстве культовых городов повлияли на ближайших соседей, породив взлет могущества скандинавов-викингов.

  -- Ладья из Света и Тьмы.
  
  
  -- Глава 1. Защитник.
   Там, где река Ворона делает крутой изгиб, принимая новый приток, чтобы затем бурлящими порогами устремиться к морю, раскинулся молодой город Звонец. Появился он совсем недавно - год назад первые переселенцы из рода варнов обосновались в широком устье реки, чье название напоминало им о родине, которую они покинули, спасаясь от военных невзгод. Заняв эти ничейные пространства, они начали обустраивать свою жизнь на новом месте. Вокруг расстилались плодородные поля и густые перелески, волнистые холмы растекались пологими вершинами, закрывая равнины от северных ветров. Теперь тут обильно разметались хутора и деревеньки, небольшие поселения - зачастую не огражденные ни тыном, ни вереей, - а надо всеми ними возвышалась величественная крепость Звонца, за прочными стенами которой в случае угрозы могли найти прибежище жители окрестных земель.
   Князь Звонца и всего племени варнов, почтенный Старивой, еще на прежней своей родине прославился умением решать все споры и ссоры полюбовно, и даже среди дальних племен снискал славу миротворца. Сюда, под его защиту, стекались ныне беглецы из числа его сородичей, разгромленных недавним походом франков.
   Став князем варнов на побережье Варяжского Моря, Старивой признал над собой верховенство знаменитого князя Драговида, которого, как говорили, не берет ни старость, ни вражеское копье. Более полувека Драговид возглавлял народ вильцев, и все эти долгие годы беда обходила стороной земли их племенного союза.
   - Когда против Юных подняли восстание Жадные - так их у нас называли, - рассказывал Кандих, пока отряд в девять человек неторопливо двигался по травяному покрову холмов, - Верные, сохранившие преданность Юным, оказались разобщены и разделились на две части. Одни вместе с Юными ушли в степи, откуда позже вернулись, став известны как варны - вернувшиеся или верные. Вторые отступили к морю, на север, где смешались с местными племенами и получили новые имена. Те, что сели по Одре, назвались ободричами. Других, к востоку от ободричей, прозывают по-разному: велеты, лютичи, вильцы, вольцы. Принято считать, что их родовой символ - Волк - дал имя всему племени. Вероятно, это так. Но еще вольцы - Вольные, свободный народ, не перед кем не преклоняющий голову. Недаром их главный остров с городом-святилищем, носит название Волин.
   - А кто такие Жадные? - с любопытством спросила княжна, ехавшая по правую руку от Кандиха.
   - В вашем языке это имя превратилось в название Годяки, годь, - пояснил молодой варн. - Говорят, некогда это племя достигло высот величия, но его одолела алчность...
   Через мгновение Кандих продолжил свой рассказ.
   - Минули многие лета и зимы. Осколки нашего народа все дальше и дальше отходили друг от друга, забывая древнее родство и общие обычаи. Поэтому, когда франки пошли на нас войной, ободричи поддержали их, а не нас, презрев былое единство...
   Варн замолчал, с грустью посмотрев под копыта коней.
   - Не кручинься, - Любава заглянула ему в лицо. - Даже меж братьями случаются раздоры и вражда. Чего же ждать от родичей, разлученных столько лет назад?
   - Ты права, - Кандих решительно тряхнул поводьями, погоняя своего скакуна.
   Следом за молодым варном и княжной двигались немногие из тех, кто покинул землю Радимичей почти год назад: Воемил и еще шестеро ратников-радимичей.
   Не было с ними побратимов-свеонов, старшим над которыми теперь сделался Энунд Раздвоенная Секира. Лишившись ярла и боевых товарищей, четверо Волков Одина ныне были предоставлены самим себе и вольны в своих решениях. Жажда мести, что еще недавно бередила их сердца, сейчас утихла, уступив место глухой боли. Братья понимали, что воздать обидчику согласно кровному закону, освященному богами, они пока не в силах. Сбыслав был недосягаем для гнева их мечей, а все попытки дотянуться до него неминуемо обернулись бы безвременной гибелью. Настоящий воин должен уметь ждать. Это правило ярлов и конунгов они вспоминали теперь все чаще. Ждать, смиряя огонь ярости в груди и надеясь на милость богов, что рано или поздно должны были подарить им удобный случай.
   Однако пребывать в бездействии было не свойственно детям фьордов. Размышляя о том, чем им заняться теперь, Хумли Скала и Гудред Ледяной Тролль склонялись к тому, чтобы добраться до моря и наняться в какую-нибудь новую дружину. Энунд и Бови Скальд, не забывшие участи Олава Медвежья Лапа, думали найти себе более спокойное занятие. Их споры решил Великий Кован. Вызвав к себе Энунда, он о чем-то долго с ним беседовал. Кандих и радимичи так и не узнали о содержании этого разговора, но поняли, что свеоны согласились оказать Ковану некую услугу -- сопроводить сотника Прелюта в Радору к его давнему знакомцу боярину Боруте. Должно быть, дело было в каком-то поручении, распространяться о котором ни Прелют, ни побратимы не желали. К этому отряду примкнул и Рогдай.
   Не было с беглецами из Сомбатхея и Бьорна. Перед началом наступления франков мастера варнов успели отлить золотые таблички, нанеся на них письмена Берестяного Мольбища. По распоряжению Великого Кована Бьорн, сын Эйнара, сделался их хранителем, укрыв драгоценное наследие в одном из тайных горных гротов, о котором знали только избранные.
   Порыв Великого Гора, пытавшегося опрокинуть франкские передовые части, захлебнулся. Часть гридней Званимира, добравшихся до Сомбатхея, приняла участие в этих жестоких боях, не увенчавшихся успехом. После понесенных потерь варны замкнулись в глухой осаде, отбивая натиск неприятельских войск с запада. Одно из них под главенством самого Карла смогло захватить часть Стены в низовьях Равы. Второе - под началом королевского сына Пипина - наступало на верховья Савы от Фриульской низменности. И без того огромные силы франков были пополнены союзной Карлу дружиной хорутанского князя Войномира, делая надежды на успех варнов призрачными.
   Удерживая оборону, варны продолжали выводить на восток своих сородичей. Почему Кандих отправился на запад, не знал никто. Поговаривали, что он тоже получил от Великого Кована важное поручение, о котором следовало молчать. Впрочем, Кандиху было не впервой сохранять скрытность. О целях его товарищи знали лишь то, что он должен сопроводить дочь радимичского князя в Архону.
   Погоняя коня, Кандих краем глаза покосился на княжну. Заботы и волнения последних месяцев оставили легкие тени на ее лице, заставляли чуть подрагивать изящную нижнюю губу. Высокие стрельчатые брови подчас хмурились, а в глазах проступала печаль. Лишившись отца и отчизны, она так и не обрела желанного отдохновения после пережитых невзгод. Это неизменно наполняло тяжестью сердце молодого варна. Дав себе обещание завоевать для Любавы лучшую долю и изменить ее судьбу, он мог надеяться только на то, что скоро положение вещей, наконец, изменится. До Руяна, где под заградой бойцов Святовида можно было чувствовать себя спокойно, оставалось совсем недалеко.
   Пока отряд приближался к Звонцу, Кандих вспоминал все то, что ему было известно о князе Старивое. Этот человек, умудренный немалым опытом и убеленный сединами прожитых лет, отличался редкой способностью предотвращать раздоры и оберегать свою землю от вторжений соседей. Долгие годы опекаемый им край не ведал войн. Правда, многие полагали, что заслуга в этом - не столько князя варнов, сколько его соседей. В пору жизни его на юге - Великого Кована, ныне - града Архоны, где исконно собирались лучшие витязи прибрежных земель и несли морскую стражу, отправляясь подчас в дальние дозоры по рекам.
   В недавно отгремевшем столкновении Старивой не пришел на помощь соплеменникам, предоставив варнам и ободричам с франками выяснять отношения самостоятельно. Зато всех беженцев из числа родичей он охотно принимал под своим кровом. Именно поэтому Кандих и его спутники надеялись здесь на теплый прием.
   Город, окруженный высокой бревенчатой стеной на валу в три сажени высотой и отрезанный от поля глубоким рвом, возник внезапно, словно выплыл из гряды окружающих холмов. Ворота были открыты, через ров перекинут бревенчатый мост.
   Всадники въехали в крепость без препятствий. На стене с навесной стрельницей, основание которой было уширено откосом, скучал одинокий дозорный в кожаном панцире, обшитом железными бляхами. Он едва покосился на нежданных гостей.
   - Спокойно тут у них, - мотнул головой в его сторону Воемил.
   В Звонце теснились друг к другу высокие дома, как правило - двухъярусные, с островерхими крышами, украшенными резными коньками. Здесь присутствовали срубы с подклетями, добротно сложенные из сосновых бревен, брусчатые строения из множества венцов с расписанными причелинами и ветряками на кровлях, приземистые избы-пятистенки с мелкими волоковыми оконцами.
   Подворье князя Старивоя было заметно издалека. Дом, построенный в виде подковы, прилепился к дальней стене тына, возвышаясь над ней смотровыми башенками. Его тесовая кровля с конской головой, венчающей охлупень, и массивной огнивой на главном фасаде, изображающей сражающихся ястреба и барса, была окрашена сейчас золотом полуденных лучей солнца. Наличники окон и опорные столбы играли вязью замысловатого узора.
   Кандих и его спутники слезли с седел и подступили к дощатому замету в высоту человеческого роста. Молодой варн постучал кулаком в калитку. Сразу откликнулись громким лаем несколько псов, звякнули цепями. Через некоторое время узенькое оконце приоткрылось, и на путников глянули внимательные глаза. Потом загремела отодвигаемая щеколда. Кандих ожидал увидеть кого-нибудь из княжеских дружинников или холопов, но столкнулся с полноватой женщиной в белом навершнике, густо расшитом черемными узорами, и темно-синей холщовой поневе из трех полотнищ разной длины. Она поспешила приложить палец к губам, предвосхищая вопросы гостей.
   - Заходите шустрее, - женщина отступила в сторону. Лицо ее было румяное и круглое, зато губы - узкие, бледноватые.
   - К чему такая спешка? - удивился Воемил. В голосе ратника проступило откровенное недовольство.
   Женщина сердито зашикала на него.
   - Вот туда гляньте, - она кивнула в сторону конюшни с распахнутыми воротами, откуда доносилось лошадиное ржание. - Безмер и Сбинок к нам заявились, младые князья ободричские. Один - над ваграми, другой - над глинянами стоит. Только коней расседлали, да в дом вошли. Негоже, чтобы вы с ними встретились.
   - Ты кто будешь? - полюбопытствовал Кандих, краем глаза приметив крутые бока перебирающих копытами лошадей. - У Старивоя в услужении?
   - Чего городишь! - женщина рассердилась, укоризненно покачав головой. - Я Старивою сродница, Ясминой звать. Мне велено вас разместить, чтобы не попались на глаза ободричам.
   - С чего такая предусмотрительность? - осведомился Воемил.
   - Князь вас еще издалека увидал из окна светелки, - объяснила Ясмина. - Спустился и мне наказал, как все сделать. Ты у них старший? - неожиданно обратилась она к Кандиху, отмечая его расшитый меховой кафтан с узорными поручами, атласный пояс и украшенные янтарем ножны меча.
   - Ну, я, - усмехнулся сын Раста, еще не до конца понимая смысл предосторожностей хозяина.
   - Тебя велено проводить через истопку во взрубок над покоями, где князья дела свои решают. А воев твоих - пока в поветь сведу. Пусть там дождутся, когда соседи уедут.
   - Что ж, воля хозяина - закон, - согласился Кандих. - Только княжна, - он движением головы указал на Любаву, - пойдет со мной.
   Ясмина не стала перечить, махнула пухловатой ладошкой с короткими пальцами, на одном из которых поблескивало серебряное кольцо. Сродница Старивоя двигалась чуть суетно, но боевито. Она прикрикнула на собак - широкогрудых черных псов с тупыми мордами и торчащими ушами. Быстрым шагом повела гостей за угол дома.
   - Тут стойте, - строго наказала Кандиху и Любаве. - Я скоро.
   Ясмина занялась радимичами. Скакунов пока закрыли в одном из сараев, привязав к поперечине бревна. Людей женщина увела в крытую часть двора. Пока дожидались ее возвращения, Кандих и Любава переглянулись. Любава едва не прыснула со смеху, развеселенная происходящим. Уголки губ Кандиха тоже растянулись в невольной улыбке.
   - Ну, что застыли, как вкопанные? - сердитый шепот Ясмины застал врасплох. - Ступайте за мной!
   Семеня мелким, но проворным шагом, женщина направилась к подклети. Скрипнула невысокая дверь. Варн и княжна не заставили себя упрашивать. Следом за Ясминой они вошли в полутемное помещение с низким потолком.
   - Не опрокиньте кадки, - предупредила провожатая, легко ориентируясь в сумрачном тесном пространстве.
   Двигаясь шаг в шаг за Ясминой и сохраняя внимательность, Кандих все же запнулся за лежащий на полу свернутый половик, и тут же удостоился грозного взгляда сродницы Старивоя. Однако она промолчала. По узкой лесенке гости князя поднялись в длинный проход, на стенах которого висели оленьи шкуры, потом завернули за угол и оказались перед другой лесенкой. Наверху Ясмина указала глазами на дубовую дверь сруба.
   - Сидите там тихо, пока князь не позовет, - напутствовала она и, резко отвернувшись, заторопилась уйти.
   Когда Кандих и Любава вошли в небольшую комнатку с полавочником, покрытым вязаным нарядом, и с тяжелым ларем в углу, они чуть прищурились. Из квадратного оконца сочил спелый дневной свет.
   - Отдохни с дороги, - молодой варн заботливо усадил княжну на скамью. - Надеюсь, князь скоро удостоит нас своим вниманием. Пора бы и пообедать.
   Он хотел еще что-то прибавить, однако вдруг умолк.
   - Что с тобой? - с волнением спросила Любава.
   Варн приоткрыл дверь и прислушался. Снизу, из горницы, отчетливо доносились звуки разговора, который вели три человека.
   - Пойми, князь, - увещевал кто-то вкрадчивым, но уверенным тоном, - с франками нужно дружить. Ты - человек, умудренный жизнью, и наверняка знаешь, что сила и будущее за ними. А все те, что супротив них идут - кончают жалко. Вспомни саксов, вспомни южных варнов. Всех и не перечесть.
   - И что ты мне предлагаешь? - прогремел гневный голос, еще полный внутренней силы и решительности. - В обход Драговида с Карлом Франконцем стакнуться?
   - От дружбы с франками никто еще не терял, и всяк свою корысть имел, - третий голос оказался басистым и резким. - Подумай сам, сколько выгоды ты обретешь для себя и для своего рода. Вы люди мирные. Ты же сам всегда ратовал за то, чтобы твои родяне жили без войны? Торговать на побережье, ходить ватагами на пушной промысел и раять землю - вот ваше призвание. Это надменные радоряне да доленчане перед всеми своей безумной удалью кичаться. Без походов, без пролитой крови не могут усидеть - лишь бы где-то позвенеть мечами.
   - Драговид - верховный князь над всеми местными родами, - напомнил собеседникам Старивой. - Придя сюда, мы признали его главенство, и он принял нас под свою руку. Он приютил нас, когда мы нуждались в помощи. Пусть мы порой живем разными целями и разный порядок утверждаем в своем краю, а все одно теперь единокровники.
   - Так ведь и нам вы не чужие! - упорствовал человек, говоривший мягко и осторожно. - Наши и ваши предки вышли из одних мест. На родине вашей раздрай и погибель, Карл раздавил южных варнов. Скоро его непобедимые рати придут сюда, и тогда туго придется его врагам. Если примете наше предложение - забудут о вашем родстве. Станете ободричами, мы примем вас в свою семью. Но те, кто противостанет франкам, погибнут, и уже ничто их не спасет. Все мы знаем, сколь сильны ротари Радогоста. Но их - щепоть. А против них будет море. Кто устоит?
   Кандих, внимавший беседе с пристальным вниманием, побагровел до корней волос. Любава, неслышно поднявшаяся с лавки, стиснула его руку, пытаясь успокоить гнев молодого варна.
   Старивой помолчал; видимо, разглядывал гостей.
   - Надо ли понимать вас так, что вы прибыли ко мне послами от франков? - произнес он наконец.
   - Что ты, князь! Мы - твои соседи, - заверил второй собеседник. - Потому - не желаем разорения твоей земле. Если заполыхает побережье, пострадает и наш край. Как будем торговать и ездить на Волин и Руян? Ты уж помысли, как следует, чтобы благо своим родоплеменникам принести, а не горе.
   - Тебя же никто не понуждает поднимать меч против Драговида, - подхватил первый. - Просто не выставляй ему дружину, если попросит. Останься в стороне - не пожалеешь.
   - И чего это франки вдруг так взъелись на Драговида? - спросил Старивой. - Полвека, считай, мирно жили - и на тебе!
   - Своеволен стал Драговид. Не только в своих землях, но и у соседей свои порядки устанавливать начал. Так что теперь у Карла люди ищут заступничества. Не так давно велетские дружины привели под его руку наших родичей древан. Сейчас лужичи стонут и просят вмешательства франков.
   Старивой издал краткий смешок.
   - Конечно, под Драговидом тяжко. А под Карлом легко будет?
   - Карл, повелитель франков, - опять заговорил первый, - стремится к тому, чтобы каждый в его державе имел надежду на помощь и заступничество. Он создал единые законы, и любой обиженный может найти правосудие у короля. Потому он и выступил против южных варнов, ибо слишком много жалоб на них приходило от тех, кто доверился Карлу. Потому и теперь готов заступиться за обиженных Драговидом.
   - Сдается мне, это лишь повод для франков, дабы избавиться от опасного соседа, - вдруг очень резко выговорил Старивой, - да еще и сломать нас, обратив в чуждую веру? Слыхал я, - продолжал он медленно, - что помощь и заступничество Карл дарует лишь тем, кто принимает крест. Давно ли хорутане, помогавшие Карлу осилить нас на юге, были им окрещены и лишились многих былых прав? Нет, конечно, теперь они могут считать себя франками, - усмехнулся Старивой, - да только своей-то воли у них более нет! А что тяжко под Драговидом - так ведь жить всем тяжко. Легкая жизнь только у бродяг с большой дороги, легкая - да недолгая. И дело все в том, на что надеется человек. В том - чему служит и ради чего живет.
   - Это только слова, - равнодушно откликнулся басистый князь. - Карл желает лишь приструнить Драговида, поставить его на место. И потом - отчего ты его столь рьяно защищаешь? Не привечает тебя радорянский князь, не жалует. Приглашал ли он тебя хоть раз к своему двору?
   - Не привечает, - согласился Старивой. - Оттого, что в набеги с ним не хожу. Лад в своем доме предпочитаю славе победителя иных племен. Да, с Драговидом у нас разная жизнь. Он смотрит на Белый Свет через прорези в личине шелома. Я ценю плуг, он - клинок.
   - Вот-вот, - с легким ликованием заметил первый собеседник. - Что вас с ним связывает?
   - Я уже сказал: закон крови превыше мелких разногласий. И разве ратник с пахарем не делают общее дело? Пахарь кормит ратника, тот его защищает - от любителей легкой жизни. Да, на пиру они вряд ли встретятся, но могут уважать друг друга издалече.
   - Решай сам, князь, - со вздохом заметил второй. - Только разве ж это справедливо, что радоряне и доленчане, что не пашут, не торгуют и презирают ремесло, существуя одной лишь поживой с походов, распоряжаются прочими нашими народами? Бахвалясь древностью своего происхождения и своим священным градом Радорой, они ведут себя с нами, как хозяева с холопами. Должны ли мы умирать за них? Животом расплачиваться за прихоти неуемных набежников?
   Старивой не ответил, и ободричские князья, кажется, сочли его молчание за признак сомнений.
   - Мы не ждем от тебя решения сейчас, - сказал человек с басистым голосом. - Рассчитываем на твою дальновидность и благоразумие. Если надумаешь поддержать франков - сообщи нам, пришли вестника. Тогда Карл не вступит на твою землю.
   - Пусть будет так, - закончил беседу Старивой. - Я вас извещу.
   Заскрипели лавки. Это поднялись ободричи.
   - Будь здрав! - бросили они, покидая горницу. - На Овсень приезжай в Любицу. Будем тебе рады и погуляем всласть.
   Кандих насилу дождался, пока во дворе раздастся цокот копыт. Несмотря на протесты Любавы, он поспешил спуститься к князю.
   - Поклон тебе, князь, от всех южных варнов, - начал Кандих, широкими шагами вступая в горницу. - Я Кандих, сын Раста из Сомбатхея.
   - Ты все слышал? - вместо ответа спросил Старивой. Его карие глаза с синеватыми веками, окруженные паутинкой морщин, смотрели на молодого варна немигающим взглядом. Князь сидел на лавке с наброшенным на плечи беличьим полушубком, согнувшись под его весом, будто под пудовой колодой. Вся поза его выдавала напряжение и тревогу.
   - Да, князь, - признался Кандих. - Прости меня, но я слышал все.
   Старивой только махнул сухой дланью.
   - Ободричи спелись с Карлом Франконцем, - заговорил он, тяжко вздохнув, - и мы оказываемся меж двух огней. Мы ушли сюда в поисках мирной жизни - а теперь, выходит, вновь должны ввязаться в войну.
   - К чему их слушать? - вскричал Кандих. - Драговид дал вам пристанище в дни невзгод, покинуть его не позволительно. А ободричи помогали франкам грабить Варнию - неужто вы пойдете за ними?
   - Пусть пока думают, что я буду вести себя тихо. Присядь! - широким жестом пригласил Старивой. - Нужно выиграть время, чтобы собрать ратную силу из наших мужей, созвать ополчение. А, может, еще и обойдет беда стороной?
   - У Карла Франконца под рукой на юге десятки тысяч воев, что сломили нашу мощь, - склонил голову сын Раста. - Вряд ли распустит их король по домам. Коли представился случай - будет добивать своих врагов. Так что не жди, миром дело не кончится. Но я могу помочь тебе в обороне твоей земли! - Кандих уселся на лавке напротив князя.
   Тот угрюмо покачал головой.
   - У меня не ротари, не храмовые вои, - промолвил он. - С давних пор, спасаясь от невзгод военного времени, люди стали стекаться сюда, на север, под защиту Драговида, но были то люди мирные, не привыкшие держать в руке меч. Потом, когда тут появились мы, Драговид выделил нам землю для жизни, и здесь собрались наши сородичи - только мало средь них воинов. Все мои нынешние родовики: торговцы, пахари, охотники и рыбари - не чета Рыкарям Драговида, у которого один ратник стоит десятка прочих.
   - Это не беда, князь, - уверенно продолжал Кандих. - Главное - не прогнуться под недругом. Мы непременно придумаем, как удержать этот край.
   Старивой посмотрел на гостя с грустной улыбкой.
   - Ты, верно, желал найти здесь убежище от франков, да только они, выходит, идут по твоим пятам...
   - Да что же они за люди? - не сдержав возмущения воскликнул Кандих. - Неужто так и будут тянуть свои руки по всему миру? Что ими движет? Ради чего живут?
   Старивой помолчал, прежде чем ответить.
   - Я видел Драговида и его единоплеменников. Лютичи живут ради славы. Их путь - стезя воителей. Отвага и доблесть - вот их спутники. Они могут быть безудержны в бою, но даже в пылу битвы сохраняют благородство и искренность. Франки иные. Они тоже считают себя воинами, и воюют везде и со всеми, только предпочитают добиваться победы с помощью хитрости, заговоров и вероломства. Они воюют не за славу и не за свободу.
   - Но тогда что ими движет? - повторил Кандих.
   - Если ты припомнишь, что толковали о франках мудрые люди Варнии, то перед тобой возникнет подобие лестницы. Каждый из франков пытается залезть на ступеньку выше - а те, кто ниже его, должны служить ему и работать на него. Чем выше стоишь - тем больше людей на тебя работает, тем лучше тебе служат. Чтобы подняться выше - нужны золото и серебро, земли, а главное - души людей, которых порабощают верой. Франкам всегда всего мало, и они никогда не довольствуются достигнутым. Богатство и абсолютная власть - вот два столпа, на которых держится их Империя. Обещаниям франков и их приспешников никогда нельзя верить - непременно обманут. Карл умеет разговаривать только с униженными и покоренными, я это хорошо знаю. И любой из них, чтобы подняться наверх, готов утопить других. Но если кому-то подняться удастся - другие, равные, примут его и будут уважать - пока он не упадет. Так что многие наши вожди тоже ступили на эту лестницу - и теперь подчиняют собственных сородичей, прокладывая дорогу выше...
   Старивой опустил голову. Лицо его сделалось хмурым.
   - Могу ли я рассчитывать на твою поддержку? - спросил он Кандиха. - Драговид со своей дружиной далеко. Если сюда придет недруг - защищаться будем собственными силами. Понадобится каждый меч, каждый воин.
   - Да, князь, - без колебаний заверил сын Раста. - Я имел возможность изучить боевые приемы франков. Думаю, буду полезен тебе и твоим людям.
   - Благодарю тебя, - князь на миг прикрыл глаза. - Познакомь меня со своими товарищами. Убежден, что это достойные мужи. Ясмина сейчас приведет их сюда, а мои домашние накроют на стол - откушаете с дороги.
   Кандих утвердительно кивнул.
   - Но прежде, князь, я хотел бы представить тебе княжну радимичей Любаву, дочь почившего минувшим летом князя Званимира.
   Брови Старивоя удивленно взлетели вверх.
   - Вот как? - вопросил он. - Это честь для меня. Зови ее в горницу.
  
  -- Глава 2. Радора.
  
   Копыта лошадей ломали палые ветви, разбивали стебли омертвевшей травы. Осень уже успела окрасить листву в желто-рыжие и медно-алые цвета, а сердитый ветер ерошил кроны деревьев. Тропа, по которой двигались всадники, была испещрена промоинами, в некоторых хлюпала дождевая вода. Нахлестывая своих скакунов, они не останавливались, торопясь достичь главного града всех окрестных племен и родов.
   Боярин Борута из Радоры, о котором сообщил беглецам из радимичских земель сотник Прелют, мог оказать неоценимую помощь не только варнам, но и княжне Любаве. Человек этот имел крепкие связи и знакомства и в велетских, и в ободричских княжествах. К слову боярина прислушивались многие.
   Однако не только это побудило Рогдая отправиться в город Радогоста Сварожича вместе с хирдманнами. Кандих дал товарищу дружеское наставление. Он посоветовал не мозолить глаза княжне своим унылым видом, не вызывать ее неприязнь бесплодными и навязчивыми воздыханиями. "Ступай с урманами, - сказал молодой варн, кладя руку на плечо мерянина. - Отличись в настоящем деле. Заслужи уважение. И тогда Любава увидит тебя совсем другими глазами".
   А еще Рогдай раздумывал о словах Великого Кована, сказанных в большом зале дворца перед самым отправлением хирдманнов. Кован призвал их к себе, чтобы сказать напутственное слово, а Энунд Раздвоенная Секира привел с собой и мерянина. Великий Кован выглядел грустным, но не подавленным, хотя франки в те дни прорвали оборону Стены, приближаясь к столице. Казалось, он готовился встретить смерть на пороге родного дома и вспоминал все, что ему довелось узнать на своем долгом жизненном пути.
   - Вы раздуваете в сердце пламя ненависти и жажду мести, - объяснял Кован, опираясь жилистыми пальцами на закругленные подлокотники кресла и чуть покачивая головой. - Увы, не многим дано идти тропой Велеса. Для вас, детей битв, куда ближе путь Громовника-Перуна, дорога славы и доблести. Воины не прощают обид и мстят за смерть товарищей - это помогает пережить горечь утраты. Но не помогает вернуть ушедших. Сей путь тяжел для тела - но легок для души. Когда-то давно я пытался наставить на путь Велеса одного юного воина, явившегося ко мне из южных мавританских земель. После этого он ушел постигать свою земную долю северной тропой...
   Кован затих и словно забыл о людях, стоящих перед ним. Однако через несколько мгновений он продолжил, внимательным глубоким взором изучая лица хирдманнов.
   - Позже я узнал, что выученик мой много странствовал по свету и постиг вершину воинского искусства. Однако душа его так и осталась закрытой. В ней не пробудился свет Прави, понимание смысла человеческого удела. Не мудрено, что кто-то из проповедников Креста без труда смутил его своими речами и увлек на службу к франкам. Более мы с ним не встречались...
   Голос Великого Кована из задумчивого вдруг стал сильным и вдохновенным:
   - Потому - помните: мало быть воином. Нужно иметь искру в сердце своем, искру, что освещает душу и направляет ваши мысли. Тогда не тщетная жажда славы или наслаждение битвой будет двигать вашими помыслами, но поведет вас высшая цель, высшее служение. Только тепло вашей души, обращенное к людям, поможет вам пережить утрату, а горечь обратит в радость. Ступайте стезей Велеса. На ней вам встретится немало невзгод и испытаний, но если сохраните себя - обретете иное понимание и иное счастье.
   Кован отправил путников в Радору, где, по его словам, им предстояло пройти первый шаг по стезе Вещего Бога. Слова его все еще звучали в памяти Рогдая, делая его рассеянным, тогда как Энунд Раздвоенная Секира постоянно осматривался вокруг, словно пытался запомнить каждое дерево и каждый куст. Вдруг сын Торна Белого удивленно воззрился на Прелюта, служившего отряду проводником.
   - Это Священный Лес радорян, о котором я упоминал, - ответил радимич на невысказанный вопрос. - Он окружает Лосиное Озеро полумесяцем. Тут не только деревья, но даже лесины и былье неприкосновенны. Нельзя сломить ни ветки.
   - Неужели? - лукаво приподнял брови Гудред Ледяной Тролль. - И кто следит за его сохранностью? Жрецы и воины Радогоста?
   Прелют понизил голос.
   - Не только. Здесь живет Вещий Лось радорян. Подобно нашему Беру, он - голова надо всем зверьем и лесными духами. Но видят его немногие.
   Хирдманны, покачиваясь в седлах, рассматривали вековые дубы, зажимающие тропу тесными шеренгами. Все они были как на подбор - гладкие и ровные, без грибных наростов, мха, лишая и сырых дуплищ. Округленные кверху сучья напоминали тугие луки.
   - По малолетству мне доводилось бывать здесь с отцом, - добавил Прелют. - Потому и знаю некоторые обычаи полабов.
   - Ты говорил, город стоит на острове посреди озера, и правит им не князь, а жрецы Радогоста Сварожича, в подчинении у которых особое Братство Неистовых? - припомнил Хумли Скала, недовольно насупившись. Хирдманн притомился от долгой дороги и жаждал скорее добраться до Радоры. Его давно уже измотали бесконечные перемещения по обширным пространствам словенского мира. Заветной мечтой выходца из Седерманланда было увидеть кромку Северного Моря, без которого он страдал, как рыба, выброшенная на берег. Там, на побережье или островах он непременно должен был встретить конунга, отмеченного удачей, и принести ему клятву верности на огне и железе.
   - Скоро сами все увидите. Через полверсты будем у моста. Два века назад его навел полабский князь Божан.
   Дальше всадники ехали молча, размышляя каждый о своем. Энунду припомнились живописные сказы о лихих набежниках-радорянах, входящих в племенной союз лютичей. Воинственность их была широко известна среди многих народов. Облачаясь в рогатые шлемы, ротарии Радогоста выступали в походы под красными, цвета крови, стягами-станицами, и сотрясали франков, саксов и ободритов. На Западе всех лютичей называли велетами или винулами, полагая помесью людей и волков, а потому - самым свирепым из всех племен человеческого рода, известных под небом.
   Лес зашумел. Окружающий град с древним храмом, посвященный сыну Коляды и Радуницы, он и сам был храмом - местом могучим, чудородным. Это каждый из всадников осязал сейчас и телом, и умом. Дубы говорили разными голосами: ворчали хрипло, речительствовали глухо, напевали что-то свое. Они стояли на страже совсем другого мира, который для шестерых путников был пока незнакомым.
   Проехав еще немного, Бови Скальд вдруг придержал поводья своего пегого скакуна.
   - Что там такое? - окликнул он Прелюта, указывая на белеющие бугры, проступившие справа в просвете древесных ветвей.
   Радимич прищурился.
   - Лосиные Осыпи, - промолвил он. - Требище камней, сложенное самими богами. Раньше люди, перед тем как вступить в Радору, приносили здесь жертвы.
   - Подъедем ближе, - предложил Гудред Ледяной Тролль. - Взглянем, что за диво.
   Несмотря на возражения Прелюта, четверо хирдманнов загорелись желанием посмотреть на лесное святилище, которое всем им показалось необычным. Даже издалека было заметно, что каждый из камней имеет треугольную форму и отличается ослепительной белизной.
   - Значит, место это старое? - Энунд обернулся к радимичу, который теперь замыкал отряд, пустив своего гнедого жеребца-трехгодка неспешным шагом.
   - Так и есть, - подтвердил тот. - Подобные снежные камни есть и в городе, в храме Радогоста. Здесь же его лесное капище, к которому дважды в год приходят жрецы, чтобы собрать особые цветы, прорастающие прямо на камнях алым цветом. Говорят, они вбирают в себя кровь Матушки-Земли и одним своим запахом заживляют раны и отпирают врата сокровенного взгляда.
   - А откуда взялись эти белые камни? - допытывался Раздвоенная Секира.
   - Знаю лишь то, что слыхал от отца, - пожал плечами Прелют. - Радоряне толкуют, будто из них были сложены башни древнего града Вещих Побудов на самом севере, который стоял там не одну тьму лет назад, пока его не поглотили льды и холодные воды. Море принесло их сюда, где они сохранились до наших дней. Еще говорят, что снежные камни не просты. Сами могут ползать по лесу, вызывать ветер и говорить с посвященными.
   Всадники с сомнением покачали головами. Кони огибали деревья с многопалыми корнями, приближаясь к опушке, покрытой лишь кустами боярышника и высокими лопухами. Неожиданно хлопья густой паутины посыпались с длинных ветвей, опадая на лица хирдманнов. Хумли Скала и Гудред Ледяной Тролль, неспешно трусившие впереди, с ворчанием принялись протирать лица, однако паутина была на редкость клейкой, оседая на глазах и не позволяя смотреть перед собой. За ней последовал белесый пух, глубоко и обильно набиваясь в ноздри.
   - Шалости Лесавок, - покачал головой Прелют, - теневых духов. Видно, не хотят они, чтобы чужие тревожили покой Осыпи.
   Но Братья были непреклонны. Подавляя свое раздражение и проглатывая ругательства, они до боли скребли лица плащами и теребили отяжелевшие веки. В нескольких шагах от нагромождения камней спрыгнули с седел и пошли дальше, ведя коней в поводу.
   Камни были гладкими, словно обтесанными, большими и удивительно правильными, чего жителям фьордов прежде не приходилось наблюдать. А еще - вблизи на них проступили нанесенные резцом многочисленные знаки.
   - Что это за руны? - без успеха силясь разобрать начертанное, спросил Энунд Рогдая. - Ты должен их знать, раз изучал книги радимичей.
   - Нет, не знаю, - честно признался мерянин.
   - Чего ты от него хочешь? - усмехнулся Прелют. - Ежели Кандих и обучал его, то письменам Рода - буковицам, которыми пишутся сказы. А это - письмена Макоши - буковицы волхвов высокого посвящения. Их тайны не всякому доверят.
   Рядом с белоснежными камнями все почувствовали себя неуютно. Словно что-то тяжелое давило на людей, делая мысли вязкими. Глаза начали слезиться. Тяжелый железный треножник с тремя ножками в виде птичьих лап помещался внутри каменной окружности и от него будто исходил протяжный звон, отдающийся в ушах.
   - Поехали в город! - сказал Хумли Скала, резко отворачиваясь. - Нечего здесь больше делать.
   Теперь взору всадников все более открывалась горная гряда, покрытая хвойными деревьями. Она постепенно выступала из-за маковиц дубов и кустящихся зарослей. Путники уже немало повидали гор на земле радорян. Как правило, это были лесистые утесные массивы, разделенные равнинами или заболоченными подлесками. Здесь же горная цепь шла ровным полукругом, соединяя между собой бугры разной высоты.
   Сбоку от тропы хирдманны приметили несколько мелких ручьев, гудящих бегом струй в желобе береговых извивов, поросших дерезой, и укрытую камышом топь, где надрывались лягушки, гогоча во все горло. Скоро всадники поднялись на пригорок и придержали коней, очарованные открывшимся перед ними зрелищем. Город Радора - треугольный, выпуклый, остроглавый - вставал перед ними среди зеркально спокойных вод почти изумрудного озера.
   Само озеро было подобно чаше, обрамленной стенками склонов, а остров в сердцевине чаши - большому ограненному камню. Строения, самым крупным среди которых был продолговатый храм, окружал тын из стоячих брусьев, скрепленных балками и обшитых досками, врата которого на южной стороне соединялись с длинным бревенчатым мостом, связующим остров с сушей. Всего крепость, высотою в три человеческих роста, имела три большие и три малые башни, основанием которых служил известковый плиточник, и трое ворот.
   - Это и есть главный город союза радорян, хижан, доленчан, спревян, гавелян и других родов велетских, - громко объявил Прелют. - Священная обитель жрецов и воинов.
   Спустившись с пригорка, всадники проследовали через рощу молодых буков, а потом проехали между двух рыхлых отрогов и достигли озера, на глади которого чуть колебалось отражение румяного лика Хорса. Вскоре копыта коней застучали по бревнам настила моста. Лица людей резко обдало хладом вод. Поверхность озера выглядела столь гладкой и чистой, что можно было даже различить большие замшелые валуны на дне, обмотанные тугими водорослями. Всадники еще не успели приблизиться к воротам, как навстречу им прошагали сразу семеро ратников в блистающих кольчугах из ромбовидных колец. Все они были рослыми, светловолосыми и голубоглазыми, похожими друг на друга, словно молочные братья. Красные щиты их украшали начищенные выпуклости бычьих голов из железа, шлемы - посеребренные рога, а голени - ногавицы, в чеканном узоре которых неделимо сплелись зигзаги молний и стебли цветов.
   - Кто будете? - неприветливо осведомился один из ратников. Голос его был звучным, будто призыв боевого рога.
   - Странники, - ответствовал Прелют. - Хотим посмотреть на святилище Радогоста.
   Воители придирчиво вглядывались в лица хирдманнов. Установилась долгая, напряженная тишина.
   - Все мы наслышаны о гостеприимстве радорян, - решился нарушить ее Энунд, предупреждая сердитое сопение Хумли Скалы. - В народе известно, что они никогда не чинят препятствий тем, кто желает посетить их город.
   - Твоя правда, - согласился все тот же ратник. - Если только это не видоки франков, варнов или ободричей.
   Радоряне буравили глазами всадников, крепко удерживая в руках длинные копья с листовидными рожонами.
   - Утром жрецы видели недобрые знаки для города, - решил объяснить причину заминки другой воин. - Потому к каждому гостю велено присматриваться особо.
   - Намерения наши чисты, - ответил за всех Прелют. - Мы здесь, чтобы узреть святыню всех лютичей, слава о которой гремит среди самых дальних земель.
   Вновь смерив всадников внимательными, голубыми очами, ратники, наконец, согласились освободить им проход в раскрытых воротах.
   - Соблюдайте законы нашего града, - напутствовали они. - Раздоры и сквернословие здесь запрещены. Око Мудрейших неусыпно наблюдает за вами.
   Шестеро путников въехали в Радору. Каменные стены жилых домов, дворов и амбаров встретили их ровными рядами. Рогдай восхищенно вертелся во все стороны, глядя во все глаза. Подобных строений в словенских городах он нигде не встречал. Все камни были безупречно ровно обтесаны и подогнаны друг к другу без малейшего зазора. Краснотесовые кровли, с украшенными резьбой причелинами и охлупнями, были расписаны в яркие цвета. Улицы города сходились к центру, словно стрелы или солнечные лучи.
   Всадники, торя дорогу в гуще разношерстного людского потока, быстро достигли большой треугольной площади, мощеной плитами, на которой высились покрытые позолотой статуи богов, коней, оленей, а также орлов, сидящих на витых столбах. Здесь присутствовала и широкая бронзовая требница, украшенная серебряными колосьями и плодами, выложенными из самоцветов.
   - Богато живут радоряне, - задумчиво проговорил Гудред Ледяной Тролль.
   Людей и здесь было немало. По внешнему виду и облачению можно было угадать именитых горожан в синих и лиловых суконных кафтанах, с широкими начельниками, крепящими волнистые волосы. Были мастеровые, ремесленники, воины. Иногда мелькало фигурным шитьем одеяние какого-нибудь заморского купца или запыленное корзно странника. Окидывая взором шестерку путников, ведущих коней шагом, они хмурились и отводили глаза в сторону.
   - Ну и где здесь искать Боруту? - насупился Хумли Скала. - Народу, что речного песка.
   - Первый боярин Радоры должен жить у Северных Ворот, - припомнил Прелют. - Град треугольный, и ворот у него трое. Стало быть, северные - самые дальние. Туда нам и держать путь. В случае чего - справимся у местных.
   - Обождите, - остановил путников Гудред Ледяной Тролль.
   Товарищи недоуменно на него посмотрели.
   - Я так мыслю, - объяснил Гудред. - Прежде чем идти к боярину, не лишне отдохнуть на местном постоялом дворе.
   - Не время сейчас отдыхать, - вскинул брови Бови Скальд. - Или тебе не терпится попробовать местного пива?
   Ледяной Тролль ответил не сразу, придержав сыромятные поводья своего скакуна и оглядевшись по сторонам.
   - Ты же знаешь, Бови, что я всегда кожей чую опасность. Неспокойно сейчас здесь. Как будто все чего-то ждут и зыркают на нас с подозрением.
   - Что же ты предлагаешь? - осведомился Энунд.
   - Послушать, о чем судачит народ, - ответил Гудред. - Понять, кто нынче заправляет в городе.
   Спутники Ледяного Тролля на миг призадумались.
   - Ты прав, - согласился вдруг Прелют. - Борута хоть и ходил прежде в знакомцах князя Званимира, а все могло перемениться. Неведомо, какой нас ждет прием в его доме.
   Остальные признали разумность такого решения. Тревога так и сквозила в самом воздухе священного града лютичей. Не выяснив его причину, нельзя было обращаться к боярину за помощью.
   - В каждой харчевне есть завсегдатаи, которым выпивка развязывает языки, - подытожил Бови Скальд.
   Всадники обогнули белое башнеобразное строение и тронули коней к улице с приземистыми мазанками, покрытыми тесовыми кровлями. Им показалось, что в конце ее выступают скаты гостинного двора с корчмой и конюшней.
   Зарядил мелкий дождь, и путники погнали коней, торопясь найти укрытие под крышами домов или древесными кронами. По правую руку от них закурчавилась темно-зеленая листва орешников и грабов. Это был маленький сад, в середине которого поблескивало зеркальце пруда, заключенного в кольцо сизых валунов. Неожиданно внимание Хумли Скалы привлекли фигуры четверых людей, закутанных с серые суконные плащи с меховой опушкой. Они стояли в тени деревьев, о чем-то переговариваясь с задумчивым видом. Несмотря на гражданское одеяние, осанка и движения рук выдавали в них опытных воинов.
   - Саксы, - прошептал Скала, разглядывая рыжие вислые усы собеседников. - Энгерны, чтоб ведьма Хейд забрала их души.
   - Откуда ты знаешь? - удивился Прелют.
   Хирдманн угрюмо ухмыльнулся. Он дважды ходил в набег на саксонское побережье. Первый раз под началом Фрида Бездомного еще в юности. Второй - с Олавом Медвежья Лапа три года назад. Тогда, под Верденом, вышла нешуточная сеча с войском энгернов, прибывшим на помощь почти разоренному городу...
   Несмотря на свою поглощенность разговором, люди в серых плащах тоже заметили всадников. Один из них - рослый воин с пегими волосами, стройный, но крепкий - сильно побледнел, левый глаз его нервно задергался.
   - Клянусь щитом Свалин, это герцог Готвульф, - пробормотал Хумли, опуская глаза.
   - Похоже, он тоже тебя узнал, Скала, - озабоченно произнес Энунд. - Нам лучше убраться отсюда.
   Хирдманны подстегнули коней, но было уже поздно. Саксы ринулись наперерез. Распахнув полы длинных плащей, они выхватили широкие мечи и топоры. Лицо Готвульфа сделалось черным от захлестнувшей его ненависти.
   Увидев это, Хумли Скала презрительно скривил губы.
   - Если эти саксонские свиньи хотят драки - они ее получат!
   - Здесь нельзя проливать кровь! - Рогдай перехватил руку хирдманна, потянувшуюся к мечу, но Скала оттолкнул его.
   - Я не люблю, когда мне грозят оружием, - бросил он. - И убегать от опасности не приучен.
   Энунд, Прелют и Гудред поспешили загородить товарища, чтобы не допустить свары с людьми герцога. В этот момент откуда-то возникла добрая дюжина блистающих броней ратников-ротарей с пиками наперевес, которые окружили всех участников заварухи.
   - Я требую, чтобы этого человека взяли под стражу! - громко и веско заявил предводитель саксов. - Я Готвульф, сын Фритувальда - эделинг из Северной Саксонии. В Радоре нахожусь как гость вашего князя Драговида.
   - В чем состоят твои обвинения? - строго спросил радорянин с крупным лицом и глубокими холодными глазами. По дорогой кольчуге мелкого плетения, лучащейся солнечными бликами и стеганому поясу с литыми фигурками орлов, в нем можно было признать старшего.
   - Норманн убил моего брата и заслуживает смерти, - процедил сквозь сжатые зубы герцог.
   Ротари некоторое время что-то обдумывали.
   - Как бы то ни было, - гулко и бесстрастно проговорил старший ратник, - вы все будете доставлены к верховному жрецу Измиру, который решит вашу дальнейшую участь по справедливости.
   Саксы пытались возражать, но радорянин был непреклонен.
   - Вы нарушили закон нашего города, обнажив оружие в его священных стенах. Вина каждого из вас будет рассмотрена на совете Мудрейших.
   - Нужно подчиниться, - шепнул Скале Гудред Ледяной Тролль. - Иначе нам не выбраться из Радоры живыми.
   - Отобьемся, - проворчал было Хумли, однако товарищи его увещевающе покачали головами.
   - Ты забыл, зачем мы пришли сюда? - Бови Скальд с осуждением воззрился на Хумли. - Пока еще ничего не потеряно...
   - Что ж, будь по-вашему, - смирился хирдманн. - На все воля Всеотца...
   Шестерых всадников и четверых саксов ротари повели в центр города. Путь их лежал к огромному храму Радогоста Сварожича, треугольная кровля которого была видна издалека.
   Святилище стояло на небольшом возвышении и все его внушительные каменные стены покрывала сплошная вязь глубокой резьбы, в которой угадывались изображения богов и богинь, расписанные минеральными красками. Под самой линией кровли тянулся ряд вмурованных в камень бычьих и оленьих рогов, под ним - цепь рунических письмен. Опорные столбы были выполнены в виде фигур исполинских воинов с грозными лицами в шеломах и кольчугах, опирающихся ладонями на двуручные мечи.
   При приближении отряда ротарей из сводчатых врат храма вышли пятеро юношей в белоснежных рубахах с черными ожерелками и поясами. Они приняли поводья у спешившихся путников и увели лошадей в храмовую конюшню. Старший из радорян оставил плененных гостей под присмотром своих ратников, а сам заступил внутрь, велев ждать. Вернулся он быстро и бегло оглядел пленников Радоры с головы до ног. Саксы глухо ворчали под нос, всем видом показывая свое недовольство. Шестеро путников стояли неподвижно в напряженном ожидании и только хмурили брови.
   - Вы! - объявил воин, словно огласив приговор. - Ступайте первыми. Премудрый Измир хочет с вами говорить. Но прежде - отдайте свое оружие.
   Хумли Скала сверкнул глазами, однако, увидев нацеленные на него острия пик ротарей, подчинился. Хирдманны, Прелют и Рогдай отстегнули от поясов мечи и топоры, сняли луки, передав храмовым воителям. После этого путникам было позволено переступить порог святилища.
   В храме Радогоста было светло, как днем. Это горели расставленные вдоль стен бесчисленные светильники, пылали укрепленные в нишах факелы. Всего одно круглое окно, обращенное на восход солнца, имелось на увешанных щитами и секирами стенах.
   Путники сделали несколько шагов за своими провожатыми и остановились, еще издали узрев огромный гранитный постамент, на котором переливалось золотыми доспехами изваяние Радогоста Сварожича в два человеческих роста высотой. Бог в шеломе с навершием в виде расправившего крылья орла встречал гостей святилища испепеляющим взором из-под кустистых бровей. Правая его длань сжимала посеребренный боевой топор, левая была надежно укрыта кругом большого щита с черной бычьей головой. Позади Радогоста полоскалось алое полотнище с узнаваемым ликом Лады, слева и справа - выстроились ровным строем меньшие каменные фигуры богов и богинь. Они тоже были облечены в броню, а в руках удерживали копья и мечи. У ног радорянских божеств поместились изваяния лежащих барсов и волков, а также горделиво восседающих беркутов и воронов.
   - Храм сей воздвигнут по подобию самых первых божеских хором, - словно из пустоты выплыл пространный старческий голос. - Великого святилища Солнца на Алатырской Горе. Отец Сварог, Небесный Коваль, окружил его серебряным тыном и посадил вокруг Ирийский сад. Там тоже было превеликое множество зверей и птиц, но не каменных - а вечно живых, неутомимо несущих службу на благо своих небесных создателей. Факелы и светильни Солнечного Храма никогда не гасли, цветы - никогда не отцветали. Наш храм - лишь слабый оттиск Первородного Святилища Отца Богов, однако это оттиск его сердца и отражение его духа. А потому - храм и принадлежащий ему град потребно сохранять в незыблемой чистоте, ограждая от любой скверны.
   Путники растерянно озирались по сторонам, но натыкались взглядом только на серые бездвижные изваяния и сосредоточенные лица ратников-ротарей. Казалось, что голос исходит в зал из-за его дальней перегородки, расцвеченной сеткой изумрудов и ясписа.
   - Подведите ко мне нарушителей закона Радоры! - повелительный призыв, грянувший подобно камнепаду, заставил путников вздрогнуть. Не дожидаясь понукания ротарей, они сами проследовали вглубь храма. За перегородкой им открылось другое, малое возвышение, испещренное письменами, на котором стоял рубленый из белого камня столец. Верховный жрец с расчесанной прядками белой бородой, доходящей ему до пояса, рассматривал гостей города круглыми глазами, которые были темны, будто два глубоких колодца. Выдержать такой взгляд оказалось не под силу никому - словно два вихря закручивались волчком в бездонных недрах, ворочались и несли с собой тяжелую печать непостижимого. Алая бязевая рубаха с желтой набойкою доходила жрецу до колен, маяльники-привески на кожаном поясе изображали медведей, соколов и туров. Шейная же гривна целиком состояла из оленьих голов. Путники отметили, что кожа жреца почти коричневая, точно выдубленная, и на ней даже не видны канавки морщин. Старец явно был очень древним. Сама сидящая его фигура словно парила в воздухе, и возникало впечатление, что она вот-вот растает в нем, растворится без остатка, будто пар или морось.
   - Поклонитесь премудрому Измиру! - велел предводитель ратников.
   Прелют и Рогдай с готовностью склонили головы перед стольцем. Хирдманны последовали этому приказу с неохотой. В душе их гнездились недобрые предчувствия, и они ждали скорейшего решения своей участи. Взгляд жреца, между тем, болезненно проник в сердца путников. Он будто изучал самое их естество, и от этого всем становилось не по себе.
   Повисла ледяная тишина, в которой стало слышно далекое щебетание птиц.
   - Ведомо ли вам, - заговорил, наконец, Измир, - что всякое деяние творит новые миры?
   Путники с непониманием переглянулись.
   - Поступки наши, - продолжал верховный жрец, - производят не только события. Они изменяют плоть пространства, преображая помимо зримых вещей еще и самое существо Богомирья. Пример тому - все вы, стоящие сейчас здесь. Каждый из вас достаточно потрудился, чтобы сотворить новый, незнаемый прежде мир, в котором причудливо смешались ранее несовместимые судьбы, устои и правила. Вы заложили новый порядок жизни, создали новый союз. А потому - в ответе за каждый свой шаг. Единожды изменив естественный искон бытия, вы продолжаете плести кружево новых нитей, ткать новую вязь явлений.
   - Мудрейший, - отважился сказать Энунд Раздвоенная Секира. - Нам не совсем ясен ход твоих мыслей. Чего ты хочешь от нас?
   Измир как будто не услышал хирдманна.
   - Все срезы и слои пространства связаны между собой, - говорил он, не опуская глаз. - Они ежечасно взаимодействуют друг с другом. Таков закон Богомирья. В прежние времена существовали Наследники Богов, Совершенные Люди. Им было по плечу следовать за ходом вещей, не прерывая природную вязь событий, не нарушая лада в звеньях единого полотна. Порою они изменяли вещи, но делали это с помощью мысли, а не свершая внешних поступков. Они умели проникать в корни явлений и ведали, как не навредить судьбам своих потомков. Ныне такое встречается не часто...
   - Я знаю, о чем ты говоришь, жрец, - неожиданно заявил Бови Скальд. - На нашем языке подобное зовется гальдором - умением творить перемены миров. Это призвание Витки - особых посвященных. Утверждают, что они получили его от людей прежних эпох. Путь же этот назван Путем Фрейи. На нем витки проникают в тонкие волокна реальности, овладевают дыханием мирового простора и управляют веществом событий. В наших краях еще остались мудрецы, способные совмещать светоносную силу Альвов и силу Свартальвхейма - духов предков и младших богов, которые отвечают за формы вещей.
   - У тебя были неплохие наставники, юноша, - одобрительно заметил Измир. - Твои предки, равно как и мои, берут начало от Людей Истока, Северных Пробужденных. Они сберегли крупицы древних знаний, однако наследие их почти не дает свежих ростков. Истина померкла, и потребны очень зоркие очи, чтобы различить ее в потьме иллюзий...
   Старец впал в глубокую задумчивость, из которой его вывел Хумли Скала.
   - Мы хотим знать, что с нами будет, - прогремел хирдманн.
   Измир поглядел на него так, словно увидел впервые.
   - Я говорил вам о том, - продолжил он, - что в каждом круге явлений должна быть не только очередность, но естественная созвучность. Иначе не миновать самых тяжких последствий. Ныне эта созвучность нарушена. Нашему граду угрожает опасность, и я должен быть убежден, что не вы навлекли ее своим появлением в наших стенах.
   Путники переглянулись еще более озадаченно.
   - В чем ты нас обвиняешь, старче? - осведомился Рогдай.
   - С того дня, как копыта ваших коней пересекли черту земель радорян, здесь многое изменилось. Стали происходить явления, о которых успели забыть даже наши сторожилы. Потому надлежит выяснить, связано ли это с вами или нет.
   - Саксы первыми бросились на нас с мечами, - Хумли Скала сделал шаг вперед. - Если кому и держать ответ за это давнее дело, то только мне.
   Измир покачал головой.
   - Вы прибыли в наш священный град из страны наших заклятых врагов аварнов, - объявил он напрямик. - Под видом странников вы вознамерились разыскать здесь человека и убедить его помочь вам вступить в переговоры с кованом Архоны - именно сейчас, когда ободричи грозят нам новой войной!
   - Откуда ты все это знаешь, жрец? - искренне удивился Энунд.
   - Если бы я знал все - вы бы здесь не стояли, - ответил Измир. - Есть вещи, которые покуда укрыты от моего взора. Но я и мои братья из Круга Жрецов надеемся добиться ясности с помощью Высшего Суда.
   Путники замерли. В словах верховного жреца Радоры им послышалась угроза.
   - Послушай, старче, - сбивчиво заговорил Прелют. - Мы не злоумышляли против твоих единоплеменников и не несем угрозы вашему городу...
   Измир поднял руку, прерывая радимича.
   - Это не имеет значения. Нередко люди являются оружием в руках сил иного порядка. Они могут не ведать об этом, но исполнить свое предназначение, нарушив установленные связи вещей.
   - Что происходит в Радоре? - спросил Гудред Ледяной Тролль. - О каких знамениях и событиях ты умалчиваешь?
   Измир глубоко вздохнул и посмотрел куда-то поверх голов хирдманнов.
   - С незапамятных времен священный град Радогоста пребывает под защитой особого существа - Князя-Вепря, - молвил он. - Этот исполинский белый зверь живет на дне озера и выходит на сушу в годину больших опасностей.
   Прелют почесал бороду.
   - Мои сородичи наслышаны о нем, - признался он. - Они называют его Кабанищем и даже слагают о нем сказы...
   Жрец не обратил внимания на слова радимича.
   - Недавно Князь-Вепрь вновь напомнил о себе, - голос Измира зазвучал глухо. - И в полночную пору, и на рассветной заре люди слышали его трубный глас. Это значит - нас вновь ждет беда.
   Энунду показалось, что он разгадал замыслы старца.
   - Не хочешь ли ты принести нас в жертву этому зверю? - сын Торна Белого угрюмо усмехнулся.
   Взгляд жреца уперся молодому хирдманну в самую переносицу, и Энунд точно почувствовал, как его отталкивают назад.
   - Жертва всегда добровольна. Я всего лишь хочу восстановить природный закон справедливости. Если вы - причина грозящих нам бед, вы и ответите за свои деяния. Если нет - Князь-Вепрь не отнимет ваши жизни. Тогда мы поймем, что в угрозе, нависшей над градом Радогоста, нет вашей вины.
   Измир оглянулся. За его спиной вдруг выросли еще два жреца в таких же алых рубахах. Один был чернявым, с мясистым носом и сухими потрескавшимися губами. Другой - русоволосым, с бледным худым лицом и бородой, подстриженной в кружок.
   - Это мои собратья Гроздан и Яволод, - назвал жрецов Измир. - Слово каждого из них в Радоре особо почитаемо родовичами. Сообща мы примем верное решение.
   - Пришлые должны отправиться на Остров Белого Вепря, - высказал тот, кого назвали Яволодом.
   - Что это за остров? - чуть дрогнувшим голосом справился Прелют.
   - В трети версты от наших Северных Врат, выходящих на озеро, есть маленький лесистый остров, - пояснил Измир. - На нем с давних пор стоит железный трон Князя-Вепря. Полагают, что исполин иногда восседает на нем, когда просыпается ото сна в водной пучине и всплывает на поверхность.
   - Вы высадитесь на острове и отыщете Князя-Вепря, чтобы узнать о судьбе Радоры, - низким, скрипящим голосом добавил Гроздан. - Если князь озера за что-то сердиться на нас и наших родовичей - пусть скажет свое слово и мы исполним любую его волю.
   - Я не намерен совать свою голову в глотку какому-то мерзкому чудовищу, - пробасил Хумли Скала.
   - Ты предпочитаешь, чтобы ее отсек меч палача? - спросил Яволод.
   Хирдманн начал раздувать ноздри, и Энунд придержал его пальцами за локоть.
   - Если мы верно поняли решение жреческого совета, - уточнил он, - у нас нет иного выхода?
   - Да, - подтвердил Измир.
   - Хорошие дела! - скривился Гудред Ледяной Тролль. - Нас отправляют на корм зверю.
   - Крепись, брат, - ободрил товарища Бови Скальд. - Когда-то мы победили Великого Тура. Неужели мы не совладаем с кабаном?
   - Вы отправитесь на Остров Белого Вепря без оружия, - огорошил хирдманнов Гроздан. - Пролить священную кровь недопустимо. Вы идете не сражаться, а говорить. В этом и будет заключаться ваше испытание.
   - Неисполнимое испытание... - сквозь зубы проскрипел Хумли, подавляя желание прямо сейчас броситься на радорянских жрецов и передушить их, как цыплят. И только присутствие ротарей, дышащих в спину пленникам, охлаждало его пыл.
   - А что будет с саксами, которых привели сюда вместе с нами? - вспомнил он внезапно.
   - Они отправятся вместе с вами, - на губах Измира проскользнуло подобие улыбки. - Возможно, там вы осознаете, что иногда старые обиды не стоит помнить. Завтра утром вас высадят на острове с лодки и оставят там на семь дней. Если по истечении этого срока вы останетесь живы - мы отпустим вас на все четыре стороны. А если сумеете поладить с Князем-Вепрем и отвратить беду от стен Радоры - заслуги ваши будут вознаграждены сполна, - пообещал Измир.
   - Похоже, нам ничего не остается, как смириться с неизбежным, - развел руками Бови Скальд. - Теперь наша дальнейшая судьба принадлежит только богам и зависит от их промысла.
   - Мы подчиняемся решению Жреческого Круга, - сказал за всех Энунд Раздвоенная Секира.
   - Быть посему! - Измир сделал знак ратникам. - Сейчас вас отведут в храмовую трапезную и накормят. До завтрашнего утра у вас есть время отдохнуть и собраться с силами. Скоро они вам понадобятся.
  
  -- Глава 3. Воевода Дюжесил.
  
   За обрывом начинался пологий берег, сбегающий к узкому заливу; а где-то там, вдалеке, плескалось море. Призрачная ширь, дрожащая в светлом осеннем воздухе, открылась перед княжной, и она замерла на самом краю обрыва.
   Распахнув руки навстречу солнцу, Любава всем сердцем вбирала в себя необъятный простор. И тут же раздался остерегающий возглас Кандиха:
   - Осторожнее, княжна!
   Окрик заставил ее отойти со смущением.
   Уже немало дней минуло с той поры, как они прибыли в Звонец, но все это время Кандих словно избегал Любавы. А она - не знала, что и подумать. Иногда ей казалось, что она ловит его нежные взгляды. Она часто вспоминала, как он примчался спасать ее из рук урман, чувствовала, что он готов защитить ее даже ценой собственной жизни. Но он ни разу не приблизился к ней, а в голосе его не проглянуло ни тени ласки, только холодное почтение к дочери князя.
   Кандих намеренно держал себя с подчеркнутой вежливостью и предупредительностью. И дело тут было не в том, что переменился его увлекающийся нрав, что пропала тяга к любовным похождениям. Обещание, данное Рогдаю, заставляло сына Раста не отступать от приличий и не давать волю чувствам.
   Здесь, на побережье Северного Моря, можно было забыть о всякой спешке и по-настоящему отдохнуть душой в кругу своих соплеменников после бесконечных мытарств. Поручение Великого Кована не терпело поспешности.
   После гибели Званимира последний союзник варнов на востоке был потерян и, утвердившийся там Сбыслав теперь угрожал варнам из радимичских лесов, объединившись с Карлом. Доставив в Архону княжну и заключив союз с ее могучим кованом, Кандих рассчитывал нанести удар Сбыславу со стороны моря. Можно было даже собрать дружину из лихих молодцов, подобных Энунду с товарищами, в помощи которых он не сомневался. Тогда удалось бы изрядно потрепать лесные берега кривичей.
   Однако война, надвигающаяся с юга и с запада, меняла весь расклад сил. Опасность, грозящая Архоне и Радоре - двум главным святыням местных родов, - не оставляла надежды на помощь руян и лютичей. Кандих понимал, что отпускать воев в неведомые края, когда недруг стоит на пороге, не решиться ни один князь. Сначала нужно было отбросить вражеский натиск с запада, чтобы просить здешние племена о помощи на востоке.
   Оказалось также, что это не единственное препятствие, нарушающее замыслы молодого варна. Несмотря на все увещевания, княжна Любава отказалась плыть в Архону.
   - Пока дороги и водные пути свободны, я должен доставить тебя на остров Руян, - пытался настаивать Кандих.
   - Разве могу я бросить тех, кто дал мне убежище в дни страданий? - с упреком ответила она, глядя ему в глаза. - Пусть я не столь искусна в бою, как иные воины, но мое знахарское умение, мои знания могут послужить моим новым сородичам - а твоих соплеменников я считаю теперь своими.
   Сказала она это весьма двусмысленно, и сын Раста поторопился сменить тему разговора. Больше он не решался просить княжну уехать. Все внимание Кандиха переключилось на оборону княжества, которую надлежало всеми силами крепить до подхода франков. Так он хотел превратить Северную Варнию в надежное пристанище для дочери Званимира.
   Минуло несколько дней после отъезда послов ободричей. Все это время Кандих ждал, что предпримет князь Старивой. Но тот, казалось, впал в уныние. Ни словом, ни знаком не обмолвился он о своем порыве защищать доверенную ему землю, выказанном в памятной юноше беседе. Жил так, словно ничто и не угрожало покою его соплеменников.
   Кандих сам попытался разговорить князя, но тот лишь отмахивался, ссылаясь на "сбор урожая" и прочие хлопоты. Повторял, что его родичи мирные люди и им не по плечу выступать против ободричей и франков. Еще вздыхал о Драговиде и его рати, подмоги которой стоило дождаться...
   Однако вестей от Драговида не было. Зато угроза подступала к Звонцу все ближе. Как-то в городе появился еще один человек, явившийся от ободричей. Назвался он князем Слободаном, сыном Вилчана. Старивой позвал за стол Кандиха и Любаву, чтобы познакомить их с гостем. Румяный, с расчесанными пшеничными волосами, синими глазами, блестящими игривым огоньком, и чисто выбритым на западный манер подбородком, Слободан держался уверенно и даже дерзко. Кандих отметил дорогое сукно его лилового кафтана, расшитого белой вязью, наборный пояс, где в сложный рисунок сходились нити золотой и серебряной проволоки. Играя литым браслетом с изумрудными глазками на кисти правой руки, гость с увлечением рассказывал о том, как славно живется тем, кто стал франкам союзником.
   - Только Драговид в Радоре вечно ставит им палки в колеса. Но представьте сами, сколь прекрасна была бы жизнь, если бы на всей Земле был единый правитель! Исчезли бы войны, смуты, люди наслаждались бы покоем и помогали друг другу!
   Князь Слободан был явно хорош собой, еще молодой, но ощущающий в себе напористую силу человека, уже сполна вкусившего влияния и почета. Подливая в кубок Старивоя италийского вина, несколько бутылей которого он привез в дар князю, он не спускал с Любавы выразительного, заинтересованного взгляда. Синие глаза, опушенные длинными и мягкими ресницами, настойчиво искали ее взгляд.
   - Что бы делали такие вояки, как ты, если бы остался только один правитель? - усмехнулся в ответ Старивой. - Куда удаль свою молодецкую направили бы?
   Слободан подмигнул Любаве, поднимая чашу за княжну.
   - Да уж таким молодцам, как мы, везде найдется занятие, верно? Только старцы, привыкшие держаться за свое место да за обычай, боятся перемен. Погибнуть в бою с франками, может, и почетно - если будет кому рассказать о славной гибели. Но куда почетнее стать на одну ступень с ними, и вместе с ними вести свой край к расцвету!
   - Кто же дозволит покоренным встать на одну ступень с собой? - оспорил Старивой устало. - Слышал я эту байку не раз. Да только к тому и приведет твое желание, что те, кто наверху, будут грабить опоздавших, тех, кто слишком поздно пришел к франкам. И тут уж никакой управы на них не сыщешь!
   - Как же не сыщешь! - возмутился Слободан. - Карл обещает равную защиту всем своим подданным. Он создает единые законы для всех, и любой может обратиться к нему и его ближникам за справедливостью! Лишь те, кто привык стричь своих подданных, как овец, клевещут на него и сочиняют небылицы. Я сам видел благородного императора Карла и знаю, о чем говорю!
   Вскоре гость уехал, поклонившись Любаве и не преминув окинуть ее игривым взглядом, а Кандих взорвался прямо в покоях у Старивоя:
   - Сколько же можно слушать франконских прихвостней? Ведь это сейчас они льстивы да угодливы, а придут победителями - и поведут речь по-другому!
   - Ты так говоришь, потому что Слободан на княжну засматривался? - ловко перевел Старивой разговор в другое, менее неприятное для себя направление.
   - За то ему одному стоило бы пересчитать ребра, а не со всеми франками воевать, - возразил Кандих, несколько сбитый с толку.
   - Что же тебя сдерживает? - Старивой дернул плечами. - Только в войну меня не втягивай. Дадут светлые боги, обойдет война стороной. Драговид - вот главный враг франков, а нас просили всего лишь не помогать ему. Мы Драговида уведомили - к чему же нам ввязываться в их раздор?
   - Ты думаешь, после того, как они расправятся с брошенным тобой Драговидом, они не придут сюда? - глаза Кандиха сверкнули от негодования. - Тогда уже некому будет тебя защитить! А что делают враги, пусть самые честные да воспитанные, когда оказываются в чужой земле - сам разве не знаешь?
   Кандих вдруг отчетливо вспомнил Любаву, захваченную урманами. Представил ее в руках Слободана или кого-то из ободричских князей - и кровь сразу застучала в висках, а руки сжались в кулаки.
   Сейчас сын Раста мог твердо признаться самому себе: за нее он был готов умереть. И пусть он дал обещание Рогдаю... Но ведь никто не мог запретить ему носить свое чувство в тайниках сердца.
   - Да и кто ж у нас воевать-то будет? - голос Старивоя прозвучал совсем вяло и безлико. - Был у меня воевода, с которым вместе пришли в этот край обживаться. Но он давно предпочел заботам ратного головы радость сельского труда. Рыбачит и зверя промышляет. А уж о прочих воях и говорить нечего...
   Так Кандих узнал о воеводе Дюжесиле. Когда это имя услышала Любава, она тут же вспомнила, что Дюжесил, сын Лесьяра, состоит в дальнем родстве с ее матерью. Когда-то князь Званимир нашел себе жену в этих краях. Любава заявила, что Кандих просто обязан взять ее с собой - вдвоем они непременно уговорят его вернуться. А уж там и Старивой не сможет противиться, и всколыхнется тогда весь народ, встав на защиту своей земли.
   Через день, оставив в Звонце Воемила и радимичей, княжна и молодой варн уже шагали по раздольному лугу к рыбацкому селению Седава, располагавшемуся на речном берегу. Осеннее солнце стояло высоко, земля еще удерживала его скромное тепло. Княжна слушала, как ветер шумит в кронах ив, как поет в кустах ракиты скворец.
   - Гляди, вон и поселок! - Кандих первым усмотрел за молодыми порослями осокаря небольшие домишки с кровлями из корья.
   Строений у реки было не больше дюжины - все приземистые, с прорубами-щелками вместо окон. Среди них в каком-то непонятном порядке разметались плетни, на которых сушились снасти, и вбитые колья с надетыми на них вершами, а ближе к берегу высилась тонкая смотровая вышка с лесенкой. В поселке было три сарая, одна житница и покосившаяся баня.
   К Любаве, виляя хвостом, подбежал лохматый пес и ткнулся в ее ладонь мокрым носом. Княжна потрепала рукой его густую шерсть, заглянула в глаза.
   - Где твой хозяин? - спросила ласково.
   Пес взвизгнул и понесся к берегу. Улыбнувшись, Кандих и Любава направились за ним.
   - Похоже, все селяне вышли на промысел, - предположил молодой варн.
   Он не ошибся. Вскоре стали заметны три покачивающиеся на воде донки. Бородатые мужики в кожухах, краснея от натуги, тянули сети. Улов сегодня выдался на славу. Ячейки невода так и блистали от туго набившейся рыбы. Еще двое промысловиков пыхтели на мелководье у далеко заходящей в воду серповидной отмели. Они выуживали большой бредень.
   - Эй ты! - неожиданно крикнул один из них - крепко сбитый человек с толстой шеей, выпуклой грудью и остро выпирающими скулами. Рот его тонул в черной топорщащейся бороде, намокшей от воды. - Что на берегу прохлаждаешься? Не видишь - малец, того гляди, надорвется. Помог бы лучше!
   Кандих не сразу понял, что эти слова обращены к нему. В самом деле, вместе с коренастым селянином в широких холщовых портах, подпоясанных гашником, трудился подросток лет тринадцати. Как видно, это был сын рыбака. Глотая воздух ртом, он упирался ногами, волоча за деревянное крыло-клячу тяжеленную веревочную мотню. От чрезмерных усилий его пошатывало.
   Варн снял меховой плащ, передал его Любаве.
   - Жди здесь, я сейчас, - наказал он ей, поспешая к отмели.
   Холодная вода вмиг промочила сапоги и шерстяные штаны. Не обращая на это внимания, Кандих приблизился к рыбарям и, отстранив в сторону подростка, взялся двумя руками за протемневшее крыло бредня. Ивовый шест глубоко впился в ладони.
   - Дальше растягивай! - грубо прикрикнул на него рыбак.
   Послушно отступив на пару шагов, варн тянул густо заполненную серебристой сельдью сеть к берегу, удивляясь ее пудовой тяге. Наконец, вместе с рыбаком улов сволочили на песчаную отмель.
   - Благодарю тебя, - сказал Кандиху селянин. - Дальше мы сами. Сегодня сельдь просто косяком идет.
   Он взглядом указал сыну собирать рыбу в высокие плетеные верши, которых на берегу стояло целых шесть.
   - Скажи мне, - обратился к рыбаку варн, - где сыскать воеводу Дюжесила? Я слышал, он живет в Седаве.
   Подросток громко расхохотался. На строгом лице промысловика тоже появилось подобие улыбки.
   - Кто ты? - рыбак прищурился. - Я тебя прежде в наших краях не видал.
   - Кандих, сын Раста из Сомбадхея, - назвался молодой варн.
   - Из беглецов с юга?
   - Да.
   Подросток толкнул отца в локоть.
   - Видишь, батя, про тебя уже и в других землях слыхали!
   - Ты и есть Дюжесил? - Кандих удивился.
   - Отец так назвал, - задумчиво ответил селянин, - да люди так кличут. Почто ты меня искал?
   - Хочу потолковать с тобой. Дело мое важное.
   - Да ну? - поднял брови воевода. - Что ж, потолкуем, коли так. Девица с тобой? - кивнув он в сторону стоящей у воды Любавы.
   - Это княжна из радимичских земель, - молвил Кандих. - Дочь Званимира. Не слыхал?
   Дюжесил вытер усы и губы.
   - Как не слыхать? У деда моего было три сына. Старший уехал в Радору, где нашел себе жену. К его дочери посватался радимичский князь, что обучался тогда у жрецов Радогоста, и забрал в свой род. А младший остался, взяв в жены девушку из хижан, и он, стало быть, моим отцом был. Выходит, княжна моя двоюродная племянница, так, что ли? - он вдруг спохватился. - Прошу вас обоих в мой дом! Там порешаем все дела, да и обсушимся в тепле. А ты, - он посмотрел на сына, - загружай сельдью верши и сноси в погреб на дворе.
   Жилище воеводы оказалось таким же скромным, что и прочие дома Седавы. Глиняная печь, размещенная устьем к оконцам, занимала его большую часть. Шесток и полицы были заставлены горшками и утицами, потолок весь прочернел от копоти. В заднем углу стоял коник, заполненный корзинами, рядом - малая столешница. О воинском призвании хозяина говорили только булава и короткий топор, прикрепленные к одной из стен.
   - А где твоя хозяйка? - поинтересовался Кандих.
   - Белье в бане стирает, - пояснил Дюжесил. - Давай скидывай сапоги.
   Сын Раста послушался, торопясь обогреть у горячей печи промокшие ноги.
   - Так о чем будет твоя речь? - осведомился Дюжесил, глотнув сбитня из берестяного ковша.
   Кандих, бросив взгляд на Любаву, разместившуюся в печном углу с висящими на стене наблюдниками, решил ответить напрямик.
   - О франках, - выговорил он веско. - Скоро они вторгнутся в ваш край. Об этом толковал князь ободричей, что был вчера у Старивоя.
   Дюжесил так крепко стиснул пальцами края коника, что дубовое дерево затрещало.
   - Франки, говоришь? - переспросил он, насупившись. - Только здесь этих гостей не хватало...
   Воевода впал в глубокую задумчивость, из которой его вывел Кандих.
   - Но князь не желает воевать с Карлом, - произнес он совсем тихо. - Говорит, нет среди вас достойных воинов, чтобы противустать франкам.
   - Никогда не гнули мы головы перед иноземцами! - воскликнул Дюжесил. - Мы вольный народ и привыкли жить своим обычаем. Да, мы оставили отчие земели в поисках лучшей доли, но коли пришла пора за эту волю расплатиться, в Сыру Земь костьми лечь - бегать не будем...
   - Непобедимых врагов не бывает, - заметил Кандих. - Сообща что-нибудь да придумаем.
   - Без князя нам победы не видать, - Дюжесил сразу помрачнел. - Чтоб род вести за собой, в голове его должен стоять Старивой.
   - Тогда надо, чтобы ты на князя повлиял! - произнесла Любава горячо. - Тебя он послушает!
   - Откуда ты знаешь? - удивился Дюжесил со скрытым довольством.
   - В нас течет общая кровь, - ответила Любава.
   - Да, насколько я знаю княжну, нрав у нее истинно княжеский, - Кандих улыбнулся. - А если сейчас смириться да переждать - придется вновь уступить, и снова, и снова, и так - пока франки не придут и не потребуют себе наши земли и наших жен. Сейчас их клинки нацелены на Драговида, но их друзья, ободричи, похоже, собираются поживиться за наш счет. Так что к войне надо готовиться. И надо, чтобы ты вернулся в Звонец и возглавил рать.
   Глаза Дюжесила прищурились.
   - Воевать с франками? - он раздумывал, покачивая головой. - Это тебе не шутка...
   - Я знаю, - тихо промолвил сын Раста. - В южных краях многие наши сородичи пали в боях с ними.
   В избу, устало отирая лоб, зашла женщина в холщовой запоне с пухлыми губами и чуть вздернутым носом. Увидев Кандиха и Любаву, она замерла на месте и распахнула глаза.
   - Что ж ты не сказал, что к нам гости пожалуют? - с упреком бросила она воеводе. - У меня и на стол собрать толком нечего!
   - Невелика печаль, - отмахнулся Дюжесил. - Кутьи свари, напеки пирогов. Это жена моя, Горинка. От нее секретов нет.
   Женщина заохала и шустро скользнула к печи, чтобы нагреть воды и замесить в кадке тесто.
   - Так что ты предлагаешь? - Дюжесил пытливо воззрился на Кандиха.
   - Старивой уже послал весть князю Драговиду и ковану Архоны. Будем надеяться на их помощь. А сейчас - надо готовиться к обороне. И для того собрать все силы.
   - Это что же? - Горинка всплеснула руками, уронив с шестка плошку. - Война?
   - Тихо, жена! - гаркнул на нее воевода. - Не встревай в мужской разговор, не поднимай шум.
   Женщина, словно ком, проглотила накатившие чувства, и отвернулась к печи.
   - Ладно! - воевода хлопнул ладонями по уже просохшим портам. - Есть у нас люди. Телом крепкие, волей стойкие. Надо только их собрать. Пусть война и не их ремесло, а как прижмет - встанут горой. Родивил, мой товарищ по ратным временам, был сотником, а нынче плотник в Звонце. Всегда умел вести воев на прорыв в самых безнадежных сечах. Найдутся и еще помощники. А мужиков наших только кликни - гурьбой потянутся.
   - Вот это добрые слова! - улыбнулся Кандих.
   Вечером того же дня воевода Дюжесил, забрав с собой жену и сына, вернулся в Звонец в сопровождении Кандиха и Любавы.
  
  -- Глава 4. Остров Белого Вепря.
   Солнце играло световыми барашками, перегоняя их, словно большое стадо, по поверхности вод. Однако земля на узкой береговой отмели еще не успела согреться - раскрытые дубовые створки ворот не выпускали ее из своей тени.
   Пленники хмуро смотрели на приготовления ротарей, возившихся возле трех лодок-долбенок. В этот час их не радовал солнечный лик, набирающий свою силу. Ночь в одном из пристроев святилища - закуте с двумя слюдяными окнами, обитыми буковыми плахами - прошла тревожно. Снаружи путников сторожили храмовые воины, но никто и не думал о побеге. Даже неугомонный и своенравный Хумли Скала уже успел оценить власть жрецов Радоры, простирающуюся на весь край радорян. Желания шутить с ними шутки у него пропало.
   Воздух посвежел, легкий порыв ветерка овеял лица людей.
   - Никогда не думал, Энунд, что попаду в такую передрягу, - качнул головой Гудред Ледяной Тролль, хлопнув себя рукой по поясу, к которому теперь не было прицеплено ни топора, ни меча.
   Ротари забрали у пленников Радоры оружие, однако оставили им броню и шлемы. За это хирдманны мысленно поблагодарили своих невозмутимых стражей. Пропороть клыками прочные кольчуги из мелких колец двойного плетения было непросто.
   - А вон и те, из-за которых мы здесь, - хмуро пробурчал Хумли, кивнув в сторону тесно скучившихся в стороне саксов. Они что-то оживленно обсуждали вполголоса, но старались держаться особняком.
   К стоящим на берегу путникам неторопливо приблизился предводитель радорян. Как они теперь знали, это был сотник городского охранения Мануш Острозуб.
   - На Острове Белого Вепря есть ручьи, пригодные для питья, - сообщил он с самым радушным видом. - Есть зверье и дичь в перелесках, коренья и грибы.
   - Мы это учтем, - хмыкнул Хумли, отворачиваясь.
   За ночь товарищи уже решили, что соорудят себе нехитрые пики, привязав лыком острые камни к прочным и длинным сучьям.
   - Тогда - отправляемся! - Мануш глазами сделал знак четверым дюжим ратникам столкнуть лодки на воду.
   Упрашивать никого не пришлось. Энунд и Рогдай запрыгнули в широкую посудину первыми. К ним присоединился Бови Скальд. Гудред, Прелют и Хумли Скала вошли во вторую лодку. Саксы замешкались и оказались в последней.
   - Раз! - прогудел сотник. Радоряне дружно налегли на весла. - Два!
   Лодка отчалила от отмели. Пленники безмолвно провожали взглядом отдаляющиеся ворота града Радогоста, обитые железными скобами. Мысли их были безрадостными. Вот уж, поистине, не дано предугадать человеку, в какую ловушку он угодит на своем пути и забавой в чьих руках станет...
   Озерная гладь расстелилась далеко, почти до окоема. Окрестные горы и холмы сейчас проступали лишь зыбкой чертой, над которой повисали темные тучки птичьих стай. Оглядывая обширное водное полотно, хирдманны с невольным одобрением отмечали удачность расположения города. Подступиться к нему с суши было невозможно, а при осаде с лодий узкая береговая полоса не позволяла высадить много воинов. Вне сомнения, первые вожди Радоры были мудры и дальновидны.
   Ветер усилился. Он дул в спину и гнал золотистую рябь по воде. Иногда холодные брызги, вылетавшие из-под могучих взмахов ротарей, попадали с весел на лица пленников. Вскоре впереди выступил бурый бугорок, вершина которого была размыта белесой дымкой.
   - Ты не говорил, что на острове есть гора, - повернулся Энунд к Манушу Острозубу. - Престол Князя-Вепря находится на ней?
   - То никому неведомо, - ответил сотник. - Престолу тьма лет, и видели его только жрецы. Говорят, от старости, ржи и дождей он стал совсем зеленым. Но где он стоит - сказать не берусь.
   Берег острова оказался песчаным, кое-где присыпанным серой галькой, однако на нем нашлось и множество ребристых валунов, облепленных чайками. Лодки прибились у плоской береговой косы, распугав птиц.
   - Выгружайтесь! - приказал сотник ротарей. - Мы оставляем вас здесь на милость судьбы и богов. Через семь дней вернемся.
   Путники не спеша вылезли на песок. Они проводили взглядом отчалившие лодки и только после это повернулись лицом друг к другу.
   - По вашей вине наша жизнь сейчас висит на волоске, - бросил Прелют саксам, вставшим чуть поодаль.
   - Не мы пролили первую кровь, - покачал головой Готвульф. - А потому - не нам отвечать за случившееся.
   - Зачем же ты требовал возмездия у радорян, вмешивая в наше с тобой дело остальных?! - Хумли Скала негодовал, кожа его покрылась пунцовыми пятнами. - Теперь ты видишь, чем это для всех обернулось?
   Готвульф молчал, однако рот его искажала едва сдерживаемая ненависть. Настрой его передался и остальным саксам, смотревших на хирдманнов глазами, отливающими сталью. Обе стороны уже готовы были сойтись в кулачной схватке, как вдруг между ними решительно вклинился Энунд.
   - Стойте! - сын Торна Белого возвысил голос. - Не время выяснять, кто виноват в нашем злоключении. И не время поминать былое. Нам предстоит провести на этом проклятом острове семь долгих дней. Думаю, вам тоже не хочется умереть здесь позорной смертью. Поэтому придется договариваться, хотите вы этого или нет.
   - Договариваться с убийцей моего брата?! - Готвульф скривился. - Скорее я соглашусь съесть подметки от своих сапог.
   - Чтобы выжить в этом мрачном месте, похожем на чертоги Утгарда, придется держаться всем вместе, - настаивал Энунд.
   - Разве ты не понял, для чего жрецы Радоры забросили нас сюда? - Готвульф усмехнулся, показав желтые зубы. - Чтобы решить нашу тяжбу по законам кровной мести.
   - Что же нам тогда оружия не дали? - хмуро буркнул Скала, глядя на герцога исподлобья.
   - Настоящий воин умеет справиться с противником и голыми руками, - снова скривился Готвульф, разминая длинные мускулистые руки. - За каждым из нас трое единокровников. Инородцы, - он указал на Прелюта и Рогдая, - будут судьями в наших поединках. Пусть проследят, чтобы все прошло честно.
   Хумли Скала, однако, покачал головой.
   - Для чего ввязывать в наше дело других? - он с презрением посмотрел на герцога. - Или ты страшишься сойтись со мной один на один?
   - Я сломаю тебе хребет! - сорвавшись на визг, вскричал Готвульф.
   Бови Скальд при этой похвальбе невольно хмыкнул. Одного взгляда на кряжистого, словно тяжелый валун, Хумли - и тонкого в поясе сакса, который казался почти на голову ниже соперника, - было достаточно, чтобы понять, чем закончится дело. Должно быть, осознавая плачевный исход, товарищи приблизились к герцогу с самым решительным видом. Бови и Гудред Ледяной Тролль поспешили на помощь Скале.
   Схватка уже должна была разгореться со всей яростью враждующих сторон, когда гул и резкий свистящий храп заставили людей обернуться.
   Целое стадо белых, как снег, вепрей летело на них, низко опустив головы. Они были длинношерстными, с лоснящимся подшерстком, торчащими ушами и изогнутыми клыками, похожими даже не на серпы, а на варнские сабли. Откуда взялись кабаны, не понял и Рогдай, всегда умевший чувствовать приближение любого зверя издалека. Похоже, белые вепри спустились с пригорков и сразу попытались зайти путникам за спину.
   - Скорее! - вскричал Бови Скальд.
   Забыв о распрях, люди с невероятным проворством добежали до кустов и вломились в светло-зеленые дебри, хрустя вереском и запинаясь за коряги и корни. Почти сразу угодили в какую-то низину с осокарем, хлюпающую мокрым мхом, но даже не заметили этого. Все желали избежать бесславной смерти на страшных клыках и стать пищей для брюха обезумевших кабанов-людоедов. Прелют наскочил на большой пень и растянулся среди травы. Товарищи помогли ему встать и подхватили под руки.
   Недавние враги потеряли друг друга из виду. Бежали без огляда, вдыхая гнилостный и душный запах влажных корней, лишайников и мхов. Стволы деревьев плясали перед глазами в неистовом танце, ветви хлестали по лицам, царапали кисти рук. Неожиданно Энунд остановился.
   - Ты что? - удивился Рогдай.
   - Они не пошли за нами, - сообщил сын Торна Белого, ошалело прислушиваясь.
   Воины оглянулись. Действительно, вепри, как видно, не стали преследовать людей под пологом рощи.
   - Повезло, - заметил Бови Скальд, обессиленно опускаясь на землю.
   Но Рогдай покачал головой.
   - Кабан зверь хитрый, от него можно ждать, чего угодно. Нельзя становиться беспечными.
   - По меньшей мере, передышка нам не повредит, - Гудред подсел к Бови Скальду, прислоняясь к основанию широкого тополя. Остальные хотели уже последовать их примеру и отдышаться после пережитой встряски, как вдруг шорох в кустах заставил всех вздрогнуть.
   - Ангейя и Атла, девы волн! - пророкотал Хумли Скала. - Мне надоело бегать, как трусливому зайцу.
   Хирдманн подобрал в траве корягу поувесистее.
   - Хотя бы одному борову я раскрою башку, прежде чем он выбьет из меня дух...
   Однако к изумлению воинов из кустов навстречу им выступили не вепри, а человек - костлявый и сутулый, с высоким лбом и курчавыми волосами, похожими на паклю. Глаза его сверкали на темном, вымазанном грязью лице, однако на правом плече вздымалась тугая дуга лука, а за тряпичный пояс был заткнут короткий кинжал, вытесанный из камня. Незнакомец пристально разглядывал людей, одетых в кольчуги.
   - Кто ты такой? - спросил его Энунд. - Человек или дух этого леса?
   - Меня зовут Евдоксий. Я - человек.
   Лесной лучник отвечал по-словенски, но говор его был совсем странным - будто он намеренно тянул слова и причмокивал в их окончаниях.
   - Откуда ты здесь взялся? - подошел с расспросами Прелют. - Ведь остров необитаем?
   - Я совершил преступление перед храмом Редегаста и его служителями, за что и был отправлен сюда. На острове я уже одиннадцать дней.
   Путники обступили незнакомца и рассматривали с большим любопытством.
   - Тебя тоже бросили на съедение вепрям? - поинтересовался Бови Скальд.
   - Да, - проговорил Евдоксий. - Искупать свою вину перед священным городом бога-воителя.
   - Что же ты сделал?
   - Украл золотой рог с алтаря.
   Путники изумленно покачали головами.
   - Я не вор и не злодей, - поспешил заверить Евдоксий. - Я только собираю древние реликвии.
   - Откуда ты родом? - осведомился Хумли Скала.
   - Из Романии, с берегов теплого моря. Я грек. Родился и вырос в Галлиополе, но всю свою жизнь странствовал по дальним землям. Был в Египте, Аравии и в стране франков.
   - Что же погнало тебя в такую дальнюю дорогу? - Рогдай взирал на Евдоксия с удивлением.
   - На моей родине вера предков находится под запретом, - потупив глаза, начал рассказывать тот. - Последователям старых богов грозят преследование и смерть со стороны христиан. Но еще остались люди, радеющие о возрождении былой славы Эллады и не забывшие мудрости Олимпийцев. Именно вера наших дедов некогда сделала эллинов самым великим народом Ойкумены. В искусстве, науках и философии мы не знали себе равных, но христиане, поддержанные властью, лишили нас всего. Они отменили Олимпийские игры, закрыли Дельфийское святилище, запретили Элевсинские культы и даже труды наших мудрецов.
   - Я слышал, что в Миклегарде, как и в западных странах, правят служители Распятого Бога, - задумчиво почесал бороду Гудред Ледяной Тролль. - Народ они превратили в безвольных овец, которыми помыкают, как хотят.
   - Не все греки таковы, - Евдоксий покачал головой. - В городе Винета, на острове Волин, мои сограждане создали фиас Зевса-Митры. Туда стекаются все, кто живет ценностями свободных людей. Именно туда я и направлялся.
   - Но зачем тебе рог Радогоста? - все еще не понимал Энунд.
   - Бог велетов очень похож на нашего Ареса, божества войны. Я хотел заполучить реликвию, чтобы поднести в дар старейшинам фиаса и упросить их принять меня в общину. Я вдоволь поскитался по свету, теперь желаю осесть в краю, где люди придерживаются со мной одних убеждений. Признаю, что совершил большую ошибку. Жрецы велетов умеют читать мысли людей. Меня схватили сразу и на совете Мудрейших приговорили к ссылке на Остров Белого Вепря. Здесь я должен пробыть двадцать дней.
   - Как же тебе удалось выжить? - поразился Бови Скальд. - Ведь здесь нельзя спокойно ступить и шагу - треклятые боровы рыщут всюду!
   - Я просто изучил их повадки. Вепри появляются только днем. Ночью они куда-то уходят и тогда можно перемещаться без угрозы стать их добычей. Днем я прячусь в одном укромном месте - это горный грот, подступ к которому затрудняет стекающий со склона бурный ручей. Вепри не решаются к нему подходить.
   - Ты покажешь его нам? - спросил Прелют.
   - Да, - пообещал грек. - Ночью же я беспрепятственно брожу по острову и охочусь. Тут у меня припасены тутовый гриб, нож, лук и стрелы.
   - Если у тебя есть лук, то почему ты не убил хотя бы одну из этих бестий? - недоумевал Хумли Скала.
   - Я не воин, - Евдоксий развел руками. - К тому же, я не уверен, что белые кабаны - обычные звери. Ими явно руководит какая-то иная сила.
   - Видел ли ты Князя-Вепря? - задал главный вопрос Рогдай.
   - Хвала Апполону, нет. Иначе меня наверняка бы не было в живых. На острове происходит много необычного. Я обо всем вам расскажу, но сейчас нам лучше идти дальше. Мы должны пробраться к моему убежищу.
   После недолгого совещания Энунд и его спутники решили довериться греку. За своим провожатым они последовали лесными тропами, запрятанными в тесных чащобах.
   - Вчера мне был сон, что на остров прибудут люди, - признался Евдоксий, отстраняя тугие ветви деревьев. - Я сразу понял - это знак богов. Потому, рискуя жизнью, я на рассвете засел в расселине между холмов, поросших ивами. Я наблюдал за берегом, потому что знаю: на всем острове есть только одно удобное место, где может пристать лодка. В остальных -- нет отмелей из-за нагромождения валунов. Но после того, как вепри дважды показались у воды, мне пришлось забраться поглубже в рощу. Тут я вас и дождался.
   Дорога получилась непростой. Лесистая гора, которая с отмели показалась путникам такой близкой, отстояла от них на расстояние не менее двух верст и была отделена густыми перелесками, холмами, поросшими кизильником и бузиной, а также оврагами. Последние приходилось преодолевать стремительно, торопясь укрыться в зеленых порослях.
   Воины не расслаблялись ни на мгновение. Им всюду мерещилось присутствие кровожадных зверей и их запах. Поспешно сминая кусты и траву, они пробирались к подножию спасительной вершины.
   На подступах к ней стало встречаться много крепких дубов с шатровидными кронами, корни которых оплетали и выступы отвердевшей земли, и камни, образуя настоящий деревянный настил. В промежутках же несмело притулились заросли чубушника.
   Ветер здесь уже не шумел, не гудел, а рокотал, заставляя все вокруг трепетать и колотиться.
   - Теперь надо взбираться наверх, - сказал Евдоксий. - Вон туда, где кружат ласточки. За ивами грот.
   Путники подняли головы и различили в проеме одного из отрогов подобие углубления. Близость ручья ощущали теперь все. Воздух охладел, дыхание водных струй лизало щеки.
   - Смотрите под ноги, осыпи здесь не редкость, - предупредил грек, после того, как из-под стопы Бови Скальда выскользнули несколько камней, заставив хирдманна покачнуться.
   На кривящейся тропинке горного склона гуляло эхо. Неуютнее всего пришлось Рогдаю, который никогда прежде не видел гор. Он опасливо озирался и вбирал грудью изменившийся воздух, пропитанный ветрами вершин. Местами тропа делалась неудобной, и путники цеплялись руками за выступающие ветви сухих кустарников.
   - В дождь сюда лучше не подниматься - можно кубарем слететь вниз, - проговорил Евдоксий с усмешкой.
   Пройдя еще несколько осторожных шагов, путники встрепенулись все, как один. Свистящий хрип и визг диких свиней был совсем рядом. Вепри вновь появились неожиданно, только теперь не неслись во всю свою кабанью прыть, а неспешно трусили со стороны покинутого перелеска, приближаясь к горной тропе.
   - Зловонная слюна Фенрира! - выругался Хумли Скала. - Неужели они поднимутся на склон?
   - Да, - подтвердил Евдоксий. - Нам лучше не мешкать.
   - А ну, дай мне лук и одну стрелу! - потребовал Хумли.
   Грек не отважился отказать грозному хирдманну. Скала встал, широко расставив ноги, и приладил стрелу к тетиве из скрученных нитяных прядей. Он смотрел, как белые вепри карабкаются по тропе следом за людьми. Иногда они спотыкались, но продолжали взбираться все выше.
   - Окаянное отродье... - прошептал рядом Прелют.
   Хумли отвел тетиву до плеча, собираясь пробить голову мохнатому матерому борову, идущему первым. Однако вместо свиста стрелы товарищи услышали лишь громкий хлопок и рычание Хумли. Это лопнули от напряжения туго свитые нити тетивы, ударив стрелка по щеке.
   - Плохой знак! - нахмурил чело Евдоксий. - Похоже, Князь-Вепрь не хочет, чтобы мы убивали его детей.
   Энунд подобрал увесистый граненый камень, но грек остановил его взглядом.
   - Лучше не гневить неведомые силы. Если вепрей послал бог Редегаст в наказание людям - в том его высшая воля.
   Хирдманны смирились и отступили без борьбы. Поспевая за Евдоксием, они взгромоздились на возвышенность, с которой бежали водные струи источника. Звери, как и говорил грек, выше не пошли, проводив людей горящим взглядом маленьких глаз.
   - И долго мы так будем бегать? - негодовал Гудред Ледяной Тролль. - Лазим по лесам, как зайцы, скачем по горам, как серны...
   - Мы уже почти пришли, - заверил его Евдоксий.
   Шумные воды хлестали путникам в лицо, обдавая мириадами брызг. Несмотря на это, они преодолели холодную завесу и вступили в грот. Здесь тоже веяло влажностью, но, пройдя еще немного, все увидели разложенные на каменном полу травяные циновки, шкуры косуль и лисиц. Также здесь был очаг, состоящий из потемневших от копоти камней, деревянные пики, дубины и острога.
   - Вот тут я сплю и обжариваю добычу, которую добываю в лесах и рыбу, что бью на мелководье, - пояснил грек. - Места хватит и вам. Кое-что у меня должно быть припрятано - сейчас подкрепимся заячьими потрохами.
   Гости горного убежища охотно согласились. Здесь они пребывали в безопасности, однако им не давал покоя вопрос, кто же владычествует на острове.
   - Ты никогда не поднимался выше? - поинтересовался у Евдоксия Прелют.
   - Нет, - тот покачал головой. - Гора изобилует пещерами, но изучать их опасно. Я часто слышу необъяснимые звуки.
   - Если мы хотим встретиться с Князем-Вепрем, нам все же придется подняться на вершину, - угрюмо проговорил Хумли Скала.
   Энунд и Бови Скальд поддержали его.
   - Вершина - самое проклятое место, - вздохнул грек. - Порою там возникают черные вихри и закручиваются волчком до самых облаков. Иногда появляется блуждающее пламя или гремит гром. Я убежден, что там обитает божество или дух острова. Стремясь встретиться с ним -- вы обрекаете себя на погибель.
   - Это наше дело, - резко сказал Хумли. - Пусть там хозяйничает сам Локи со всем своим выводком мерзких тварей, не будь я Хумли Скала, если устрашусь посмотреть ему в глаза.
   Бови Скальд невольно улыбнулся.
   - Я слишком хорошо тебя знаю, Скала. Ты просто ищешь славы.
   - Да! - не стал возражать хирдманн. - Я хочу, чтобы люди запомнили человека, дерзнувшего бросить вызов богу. Если я погибну - во всех фьордах до самого Ледяного Моря обо мне будут слагать драпы и славить мое имя. За собой я никого не тяну. Если боитесь Князя-Вепря - оставайтесь в этой дыре. Я пойду в его чертоги один.
   - Не горячись! - Гудред положил руку на плечо неугомонному товарищу. - Среди нас нет трусов. Завтра же с самого утра мы отправимся вместе с тобой. А там - как будет угодно Одину.
   Ледяной Тролль бросил взгляд на Евдоксия, притихшего на лисьей шкуре.
   - Будь спокоен, грек. Тебя никто не принуждает подниматься с нами. Мы только возьмем твое оружие и факелы. Жди нашего возвращения или смерти.
   Евдоксий грустно кивнул. Остаток дня прошел тихо. Воины сняли кольчуги и шлемы, чтобы высушить у костра одежду, примерились к нехитрому вооружению грека.
   На рассвете, перекусив зажаренной в углях жирной уткой, путники начали готовиться к восхождению.
   - Лучше оставить здесь кольчуги и шлемы, - пришел к выводу Прелют. - Склоны кое-где почти отвесные, лишняя тяжесть не будет нам на руку. Тем более, что против богов или духов броня бессильна...
   Остальные с ним согласились, выдвинувшись налегке. Когда воины вышли из грота, миновав гремящий ручей, солнце ослепительно сияло, а криками чаек была заполнена вся округа. Рогдай своим острым взором осмотрел с высоты поляны, ложбины и взгорки. Белых вепрей нигде не было видно.
   - Да поможет нам Один-Гримнир, владыка всего сокрытого! - Бови Скальд коснулся своего шейного амулета с Валькнутом - тремя переплетенными треугольниками. - Воля Всеотца довлеет над девятью мирами с их существами и тайнами. Мы, дети его, готовы идти его дорогой. Когда-то мой наставник говорил, что сильный человек способен обрести хамингью - контроль над Запредельным. Тогда ему будет подвластна судьба и форма вещей. Будем надеяться, что нам улыбнется удача. Каждый, кто готов жертвовать собой ради познания сути мира - идет по стопам Одина. Это и есть путь настоящих людей!
   Четверо хирдманнов начали подъем первыми. Каждый из них имел опыт восхождения на скалы фьордов и чувствовал себя совершенно уверенно на продуваемых порывистым ветром склонах. Рогдаю и Прелюту было гораздо труднее. Они карабкались к вершине медленно, с осторожностью выискивая надежные поверхности, на которых можно было удержаться. Растительность, изрядно покрывающая своим бурым плащом гору, сослужила им добрую службу. Мерянин и радимич цеплялись за пучки корневищ, прочных, словно веревки или жилы, хватались за ветви выпирающих из камней затвердевших кустарников. Шаг за шагом они продвигались за своими северными побратимами.
   Первая расщелина, которую путники обнаружили за хитросплетением молодых ив, разочаровала их. Здесь не было ничего, кроме многочисленных валунов, мха и крыс. Зато другая, в которую удалось забраться после немалых усилий - встретила рунными знаками, прорезанными на стенах и потолке. Это была объемистая пещера с почти плоским днищем. Вырвавшиеся на свет летучие мыши чуть не сбросили Рогдая в пропасть. Мерянин непроизвольно отпрянул, когда черные крылья мелькнули перед его лицом.
   - Ты знаешь эти знаки? - спросил Бови Скальд, едва тот пришел в себя и вступил под каменные своды.
   - Это тоже письмена Макоши, - ответил Рогдай. - Очень древние резы, которые понятны немногим.
   - Смотрите! - с волнением произнес Энунд. - Недавно здесь кто-то был.
   Сын Торна Белого присел на корточки и коснулся пальцами небольшого светца, в который был вставлен обгоревший пучок бересты.
   - Клянусь чудесным конем Фрейра, его затушили незадолго до нас.
   Хирдманны изучили находку со всем вниманием.
   - Твоя правда, - признал Бови Скальд. - Выходит, гора и впрямь обитаема.
   Кроме письмен и светца в пещере не было ничего примечательного, и люди уже повернулись, чтобы выбраться наружу, как вдруг их привлек голос Рогдая.
   - Стойте! - сказал мерянин. Он осветил факелом часть дальней стены и провел рукой по трещинам, которые образовывали на ней затейливый сетчатый рисунок. - Здесь есть скрытый лаз.
   - Что ты хочешь сказать? - изумился Прелют.
   - Стена пробита в середине и заделана подогнанными друг к другу валунами, - сообщил Рогдай.
   - Ты настоящий следопыт, - одобрил Энунд, подходя ближе.
   Молодой хирдманн подтвердил открытие товарища, нащупав выступы между больших камней.
   - Придется потрудиться, - улыбнулся он. - Если разберем стену - сможем попасть в толщу горы.
   Люди охотно приступили к работе. Хумли Скала и Прелют вставили в расщелины свои заостренные пики и с силой надавили на них. Валуны поддались не сразу, но упорный и настойчивый труд заставил их подчиниться человеческой воле. Сначала выковырили самый большой, потом несколько поменьше. Образовался проем, достаточный для того, чтобы через него мог протиснуться самый широкоплечий из хирдманнов. После того, как осела поднятая столбом пыль, Гудред посветил в зияющую брешь.
   - Похоже на коридор, - поведал он, озадаченно. - Ума не приложу, кому понадобилось делать ходы в этой заброшенной горе на заброшенном острове...
   - Скоро мы это узнаем, - заверил его Бови Скальд.
   Неустрашимый Хумли пролез в отверстие первым, не переставая громко ругаться. Товарищи последовали его примеру. Вскоре все шестеро воинов уже двигались по узкому проходу в каменной толще, каждый шаг в которой отдавался долгим гулом. Коридор петлял, то поворачивая в стороны, то увлекая вверх. Через некоторое время путники очутились перед входом в другую пещеру.
   Когда они ступили в нее, стало ясно, что она раза в три больше предыдущей. Люди с опаской освещали высокие стены, покрытые не только знаками, но и рисунками. Здесь было человеческое око с черным зрачком, солнце, луна, звезды и фигуры из соединенных прямых черт. Перед одним рисунком стояли долго, недоуменно покачивая головами. Кто-то изобразил человека с кабаньей головой, держащего в правой руке посох, а в левой кубок.
   - Кому понадобилось раскрашивать эти стены? - пожимал плечами Прелют. - Ты знаешь эти письмена, Рогдай?
   - Нет, - признался мерянин. - Таких не встречал никогда.
   В этот момент Бови Скальд, пройдя в глубь пещеры, натолкнулся на каменный столец. Он осветил его факелом и громко вскрикнул.
   - Проклятие Етунхейма!
   Путники встрепенулись. Они быстро увидели то, что привело в смятение смелого воителя. На широкой подставке из черного гранита высился громадный череп вепря. Желтоватый, с длинными саблями клыков, покрытыми лишь редкими трещинками, он смотрел на гостей пещеры глубокими провалами глазниц. По сторонам от стольца высились громоздкие железные треножники.
   - Должно быть, сам златощетинный Гуллинбурсти издох в этой пещере... - озадаченно промолвил Хумли Скала. - В мире обычных зверей таких исполинов не бывает.
   - Поистине, мы слишком мало знаем о мире, в котором живем, - спокойствие, наконец, вернулось к Бови Скальду, однако притрагиваться к великанскому черепу хирдманн не отважился.
   - И останки головы, и изображение на стене говорят нам о том, что огромный вепрь или человек-вепрь на этом острове все-таки существовал, - сказал Гудред Ледяной Тролль. - Видно, это и был Князь-Вепрь, которого так почитают и боятся жрецы Радоры. Но, как мы видим, он давно уже стал прахом.
   - Ты ошибаешься, воин, - от голоса, прозвучавшего за спинами путников, вздрогнули все.
   Обернувшись, люди увидели человека в кожаном колпаке, опиравшегося длинными белыми пальцами на изогнутый посох с костяным набалдашником. Совершенно бескровное его лицо с совиными очами, взиравшими из-под выцветших бровей, было окружено топорщащейся бородой, одежда, скроенная из шкур, висела тяжелыми лоскутами, облегая щуплое тело.
   Хирдманны невольно подняли пики и дубины, однако незнакомец сложил сухие синеватые губы в подобие презрительной улыбки.
   - Я мог бы обрушить на вас своды этой пещеры, убить звуком, от которого полопались бы ваши сердца или сделать вас безумными, чтобы вы сами искали смерти. Но я этого не желаю.
   - Не много ли могущества ты себе приписываешь? - натянуто усмехнулся Хумли Скала. - По мне, так ты просто дряхлый старик, голова которого не выдержит и одного удара моего кулака.
   Незнакомец смерил Хумли долгим взглядом, под которым тот умолк и опустил глаза. От человека горы веяло неизъяснимой силой, и ощущение это вызывало у путников легкую оторопь.
   - Сила воина ограничена и скоротечна, - веско объяснил старец. - Но для того, кто пытлив сердцем, открыты другие возможности. Я провел на этом острове без малого пять десятков весен. За это время я постиг умения древних и научился поднимать в воздух каменные глыбы, вызывать пламя, повелевать животными и птицами. Вы всецело в моей власти и живы только потому, что мне это нужно.
   Чтобы подкрепить свои слова, человек горы вытянул свою тонкую длань в сторону одного из треножников и тот дрогнул и качнулся, а потом пополз на хирдманнов, царапая каменный пол пещеры железными лапами.
   - Остановись, старец! - попросил Рогдай. - Мы не сомневаемся в твоем могуществе.
   Незнакомец опустил руку и треножник замер.
   - Обладатель Божественной Силы может передавать ее любым неживым предметам, - промолвил он назидательно.
   - Так ты и есть Князь-Вепрь? - осведомился Прелют.
   - Я стал им ныне. Хотя когда-то, пятьдесят лет назад, ступил на этот берег совсем несмышленым юнцом.
   - Как же это? - вскинул брови Рогдай. - Ты родом из радорян?
   - Да. Я был безвестным жителем Радоры по имени Ровда, сыном рыбака. Меня ожидало обычное, неприметное будущее. Но у богов, как видно, имелись другие планы на мой счет...
   - Как же ты попал на Остров Белого Вепря? - допытывался осмелевший мерянин.
   - Лодка, на которой я вышел на промысел со своими снастями, прохудилась прямо посреди озера. Мне пришлось пристать к первому же берегу, чтобы очинить ее. Это и был остров Князя-Вепря. Сначала я думал задержаться здесь на день, а остался на всю жизнь.
   Старец прикрыл глаза, уносясь в далекие воспоминания.
   - Здесь, на этом берегу, - продолжал он, - мне был голос, который направил меня к горе. Я поднялся на ее вершину и нашел древний престол. Я воссел на него и увидел тех, кто обитал в этом краю много тысячелетий тому назад.
   - О ком ты говоришь? - спросил Бови Скальд.
   - О Вепреголовых. Это были существа человеческого подобия, но с кабаньими головами. Боги или полубоги, которым было доступно многое в те ветхие времена, когда на этой земле еще не осели людские племена, а все острова озера были связаны с сушей в одно целое...
   Путники слушали Ровду, затаив дыхание. Каждое слово старца рождало будоражащие образы перед их мысленным взором.
   - В моих краях остались воспоминания о Псоглавцах, - высказал Прелют, - исконном народе, который прежде жил в наших лесах. Они тоже прославились разным умельством и до последнего не хотели уходить, уступая место сынам Даждьбога.
   - До прихода людей мир был иным, - согласился Ровда. - И законы его были иные. Вепреголовые, как и другие полубоги в разных концах земли, владели великими тайнами и не знали преград, так как не отделяли свое тело от тела Всемирья. Они управляли явлениями, понимая, что само существование есть сплав вещества, духа, пространства и времени. Слагая вещество вещей с помощью духа, они находили всему должное место. Так творились природные связи, и повсюду сохранялась Устойчивость. Вепреголовые легко перемещались через врата разных миров, зная, что всякое существо - выражение всеединой Сущности, зовущейся Ростком Жизни. Но подвластны им были и миры мертвых. Ведь частицы души, сбрасывая слой вещества, покидали поля событий, чтобы очиститься от них в Просторе Блаженства и вернуться назад, обретя новое дыхание и форму. Обо всем этом сказано в письменах, которыми покрыты гроты горы. Многие знания Вепреголовые также запечатлели в рисунках.
   Ровда указал на изображение треугольника, в который были вписаны десять точек.
   - Это десять миров внутри одного? - осторожно предположил Бови Скальд.
   - Да. Древний символ, изображающий уровни единого Существования. Одно разделяется на четыре Свойства, а те - на десять Проявлений. Фигура эта известна и грекам, которые называют ее Тетрактисом, а единую плоть Всемирья - эйдосом.
   - Но как ты сумел все это узнать, если письмена и знаки на стенах неведомы даже мудрым жрецам? - не понимал Рогдай.
   - Долгие годы у меня был достойный наставник, - сообщил старец. - Князь-Вепрь.
   Сказанное Ровдой явно обескуражило путников. Старец улыбнулся и пояснил.
   - На этой горе находится Бьющий Исток. В нем встречаются разные уровни миров. Именно там я впервые увидел повелителя племени Вепреголовых. Потом он часто являлся ко мне в виде призрачной тени и поучал знаниям своих канувших в небытие сородичей. Тень - скрытая и важная часть каждого существа, сохраняющая себя даже после распада плоти и растворения жизненной силы. Поэтому мудрый всегда способен общаться с теми, кто жил до него. Я немало узнал за эти годы. Вепреголовые могли не только управлять стихиями и творить судьбу вещей. Они строили хитроумные устройства из дерева и металла, которые недоступны разумению нынешних искусников. Это были ладьи, способные плыть без гребцов и паруса, повозки, двигавшиеся без упряжек и многое другое. Даже волшебные колесницы, поднимавшие тех, кто ими управлял, высоко в воздух и перемещавшие с одного места на другое.
   Слушатели изумленно замерли.
   - Неживые вещи можно заставить подчиняться разумной воле, зная, как насытить их жизненной силой и сделать частью подвижного природного вещества, - добавил старец. - Еще надо знать законы видимого и незримого, разбираться в циклах дыхания Всемирья.
   - Куда же исчезли столь совершенные существа, как Кабаноголовые? - Хумли Скала задал вопрос, интересовавший сейчас всех.
   - Пали в долгой и упорной борьбе с Детьми Северных Богов. Далекий град на оси мира, где росло Древо Жизни, а жители называли себя Хозяевами Северного Ветра, был поглощен льдами поднявшегося моря. Спасая остатки своего народа, Дети Богов двигались через наши земли, отыскивая для себя новые места поселения. Здесь они задержались на несколько лет и за это время сумели истребить всех Вепреголовых, несмотря на их умения и силы. С обеих сторон в той жестокой войне пало много достойных героев. Последним погиб и Князь-Вепрь. Край этот опустел и лежал беспризорным много поколений, пока его не открыли для себя человеческие племена.
   - Так ты, стало быть, смог возродить знания Кабаноголовых? - справился Гудред Ледяной Тролль. - Но для чего? Неужели тебе нравится сидеть на этом заброшенном острове среди птиц и зверей? Почему ты до сих пор не вернулся к людям, в Радору?
   - Вам этого не понять, - махнул рукой Ровда. - Совершенство, достигаемое на Пути Духа, открывает перед человеком дали, которые могут сделать его равным богам. Что толку от обычных земных удовольствий и благ?
   - Но ведь ты вмешиваешься в дела радорян? - стоял на своем Гудред. - Они верят, что Князь-Вепрь предупреждает их о грозящих бедах!
   Старец рассмеялся в ответ.
   - Жрецы Радогоста всегда полагали себя самыми сведующими и всесильными людьми во всем белом свете. Они всех поучали жизни, лишая права самостоятельно постигать мир и распоряжаться своей судьбой. Я помню это еще с детства. Называя себя хранителями высшей истины, они навязывали радорянам свои взгляды и ценности. Но тут они столкнулись с иной мощью. Да, я давал им знаки, ибо вижу дальше их. Мне захотелось доказать им, что в мире есть силы, с которыми они бессильны тягаться.
   - Что ж, тебе это удалось сполна, - признал Энунд.
   - Вот он, череп Князя-Вепря, - Ровда указал на находку путников, зловеще белеющую на столе. - Он был сокрыт в особом склепе, и я обнаружил его недавно. Череп этот не утратил своих свойств и по сей день. Именно он, будучи размещенным на возвышении из черного гранита, сзывает в эти земли всех белых кабанов с разных концов света и наделяет их особой яростью и кровожадностью.
   - Скажи нам, человек горы, - складка прорезала широкий лоб Хумли Скалы,- чего ты хочешь добиться и для чего все рассказал нам?
   - Вы вернетесь в город Радору, - голос старца сразу изменился, став суровым и повелительным. - Там вы сообщите жрецам Радогоста, что выполнили их поручение. Скажете, что видели Князя-Вепря и говорили с ним.
   - Что же передать служителям храма от имени Князя-Вепря? - поинтересовался Бови Скальд с едва уловимой усмешкой.
   - Передайте, что Князь желает, чтобы в городе соорудили храм в его честь с его каменным изваянием. Еще, пускай каждый четвертый день ротари привозят на остров щедрые подношения. Тогда хищные звери и прочие напасти исчезнут, а Радора вновь заживет безмятежной жизнью.
   - Мы выполним твою волю, - согласился Энунд.
   - Хорошо, - Ровда удовлетворенно поскреб свою бороду. - За вами прибудут через шесть дней. Все это время вы можете себя чувствовать гостями в моих владениях. Вам никто не причинит вреда.
   - Позволишь ли ты нам увидеть трон, стоящий на вершине горы? - с осторожностью осведомился Скальд.
   Старец на миг призадумался.
   - Ступайте за мной.
   Совершенно бесшумно проплыв мимо воинов, Ровда оказался возле дальней стены. Он пошарил рукой где-то сбоку и послышался гул приведенного в движение механизма. В стене появился прощел, который начал быстро увеличиваться. Небольшая прямоугольная дверца исчезла в каменной толще, открыв перед людьми проход в самую середину горы. Последовав за старцем, путники вскоре оказались на лестнице из высоких ступеней, которая вела наверх.
   Подъем занял немало времени, так как лестница вилась спиралью, закручивая все новые и новые круги. Наконец идущий впереди Ровда остановился и отомкнул свод над своей головой с помощью какого-то рычага. В глаза людей ударил яркий дневной свет.
   - Мы на вершине, - поведал старец.
   Путники осторожно выбрались на поверхность из душного каменного жерла и вдохнули живительный воздух. Облака стелились над ними белоснежным покрывалом, в лицо бил напористый ветер. Маковица горы была почти ровной, кое-где росли стройные и ветвистые ясени с нежно-зеленой листвой.
   Трон увидели сразу. Он будто упирался в небеса полукруглой фигурной спинкой с головами неведомых птиц. Высоченный, с тремя ступенями, подводящими к ножкам в форме кабаньих лап и округлыми подлокотниками в виде больших листьев с прожилками, он весь был испещрен тонким орнаментом, который не могли скрыть бурые и зеленые наросты. От трона будто катился приглушенный рокот далеких голосов, звона оружия и песен волн.
   - Каждое утро я обозреваю с него всю округу на многие десятки и сотни верст, - рассказал Ровда. - Я слежу за всем, что происходит в землях лютичей. Жрецы Радогоста считают, что они всецело надзирают за краем, а я надзираю и над ними, оставаясь незримым для любых глаз. Это ли не есть совершенное могущество?
   - Грек, что привел нас сюда, - припомнил Гудред, - говорил, что часто видит над горой огонь или вихрь.
   - Так и есть. Я упражняюсь здесь в разных искусствах, соединяя идею и форму. Из этого рождаются плоды творения, произведенные волей.
   - Можешь ли ты показать, как образуется вихрь? - внезапно попросил Бови Скальд.
   Товарищи посмотрели на него с неодобрением, но глаза хозяина острова уже ликующе засверкали.
   - Это несложно, - ответил он.
   Старец подошел к отвесному склону и встал, отведя одну ногу назад.
   - Для того, чтобы породить могучую бурю, - толковал он, - нужно создать лук и стрелу из самого воздуха. Я покажу вам, как делали это древние Вепреголовые. Тонкие волокна простора уплотняются и скатываются в твердую форму посредством мысли и телодвижений.
   Ровда принялся оглаживать руками воздух, выполняя при этом небольшие покачивания грудью и плечами. Пальцы его действительно словно захватывали ткань пространства и лепили из нее объемы. На миг он стал похож на скульптора, размягчающего и трамбующего в фигуру податливый материал. Старец дышал глубоко и ровно, будучи полностью сосредоточенным на своей работе. Блеснули световые сгустки. Путникам показалось, что они видят высокий, в рост человека, дугообразный лук и длинную оперенную стрелу, зажатую в правой кисти Ровды. Небо сразу поменяло свой цвет, облака рассеялись, а лесистые массивы вокруг горы словно приникли к земле.
   Старец оттягивал тетиву крепким усилием, преодолевая сопротивление воздушного потока. На острие стрелы бешено завертелся вьюн ветряных струй. Он разгонялся все сильнее, делаясь темным и шипящим. Наконец, воздушная стрела сорвалась с тетивы, вспоров слой небес. Пронзительный посвист оглушил наблюдателей, а черная борозда, повисшая над вершиной, донесла до них дыхание разрушения, заставив покачнуться. И вот уже водная синева, в которую погрузилась упавшая с высоты стрела, вспенилась фонтаном брызг и зашлась высокими клокочущими бурунами по всему озеру...
  
  -- Глава 5. На берегу.
  
   - Посмотри, - Любава замерла, обводя окоем восторженным взглядом, - какое бездонное небо!
   Над ними простирался необозримый простор, чуть светлеющий по краям, но восходящий в сиреневую бездну своим куполом. Кандих стоял немного позади девушки, неизменно готовый предупредить любую опасность, угрожающую княжне. Почтительный - и в то же время невозмутимый.
   - Старивой говорит, - медленно начала Любава, с неохотой отрываясь от созерцания небесных глубин, - что вы - ты и твой народ, который он здесь возглавляет - причина бед вильцев. Если бы варны не попросили пристанища у Драговида, франки не пошли бы на него войной.
   - Он ошибается, - Кандих угрюмо покачал головой, хотя должен был признаться себе, что и у него подчас мелькали подобные мысли. - Драговид сам встал поперек горла франкам. Он давно не дает им покоя. Быть может, если бы мы отправились искать пристанища у ободричей или франков - все могло бы сложиться иначе... Но как знать? На что могут рассчитывать беглецы, которых приютили из милости? Вечно жить в услужении, проливая кровь за чужую славу и ожидая неправедного суда? Да и что теперь говорить! Мы принесли присягу верности Драговиду - теперь наш долг стоять против недруга вместе с ним. Я поговорю со Старивоем, чтобы больше его подобные мысли не смущали.
   Любава согласно кивнула. Она боялась, что стала невольной причиной гнева франков, от нынешнего союзника которых Сбыслава бежала из родной земли. Возможно, князь кривичей все еще искал ее. Также княжна тревожилась за людей, что протянули ей руку помощи, и волновалась за Кандиха. Понимала, что уже скоро он вновь оставит ее, чтобы защищать своих сородичей, надеявшихся обрести покой на новой родине...
   И хотя грозы подступали совсем близко, Любава упивалась каждым мигом жизни. К постоянным опасностям и войнам человек привыкает быстро, так говорил когда-то дочери князь Званимир. Но она никогда прежде не могла и подумать, что для нее, хрупкой девушки, редко выбиравшейся за пределы отцовского двора или Берестяного Мольбища, станет привычной кочевая жизнь, отмеченная неизменными тревогами и близостью смерти. А тут вдруг и не заметила, как все это стало почти обыденным. Тяжбы и угрозы больше не угнетали душу, сдвинулись куда-то на самый дальний окоем. Или все потому, что Кандих теперь был с ней рядом?
   Город постепенно заполнялся людьми, прибывавшими с разных городцов, весей и огнищ. Кузни теперь дымили день и ночь - умельцы ковали мечи и секиры, рожоны пик и срезни стрел для ополченцев. Переплавляли даже серпы и косы. Железа не хватало, особенно на брони. Те, кто не мог обеспечить себя кольчатой защитой, обзаводились стеганными рубахами или кожаными куртками, на грудь которых сами нашивали кругляши блях. Тоже было и со щитами. Варны, которым не досталось щитов с железными скобами и умбонами, обтягивали деревянные рамы войлоком.
   Приготовления к войне захлестнули Звонец, хоть Старивой велел не поднимать излишнего шума, опасаясь соглядатаев ободричей. Вокруг всего венца тына обильно и вразнобой набили острых кольев, чтобы недругу негде было даже поставить ногу, если начнется приступ крепостных стен.
   Появление Дюжесила и впрямь приободрила Старивоя. Он обрел веру в себя и самолично возглавил подготовку к обороне. На советах, устраивавшихся ежедневно в княжеском доме, неизменно собирались Старивой, Кандих, Любава, Дюжесил, Родмил и Дедрик. Родмил возглавил пешие рати, фризон Дедрик - вершников. Судьба этого человека была необычна. Тяжело раненый в бою с данами, он когда-то попал к ним в плен и провел два года в рабстве на Лоллане. Потом ему удалось бежать, бросившись в море с обрыва перед проходящей поморской кочей. Дедрик унес в спине три стрелы, однако был выловлен поморянами еще в сознании. Его высадили на побережье, близ устья Вороны. Казалось, никто не дал бы и гроша за его жизнь, но фризон выжил, выхоженный варнами, и остался среди них, влившись в один из городских родов. Теперь пришел его час послужить людям, которые приняли его, как единокровника. Дедрик руководил конным отрядом на своей прежней родине и потому в совершенстве знал методы конного боя, а также боевые приемы франкских всадников.
   - Други! - заговорил как-то Старивой, созвав всех в свою гридницу. - Вести, которые дошли до меня, не радостны. Франки загнали наших сородичей на юге в последнее кольцо обороны, из которого, как из петли, затянутой на шее, уже не освободиться. Но это для нас не самое горькое. Теперь Карл лавиной вторгся в земли саксов, приводя их к покорности огнем и мечом. Огромное войско франков совсем близко от границ Варнии. Всюду они насаждают свою веру и истребляют целые города и села, не желающие покоряться.
   Тягостный вздох прокатился по горнице.
   - У нас мало сил, - продолжал Старивой, - и много стариков, женщин и детей. Им грозит гибель или неволя при нашествии врага, а помощи ждать неоткуда.
   - Что же наш Драговид? - спросил Дюжесил.
   - Драговид надеялся на союз с саксами и их князем Видукиндом. Да видно, опоздал. Или Карл Франконец умеет читать мысли... Он всегда ловко разрушал любые союзы. Теперь основные дружины саксов уже разбиты, и войска франков подступили к нашим землям.
   - А ободричи? - поинтересовался Кандих.
   - Они вновь поддержали франков. Туча нависла над нами, готовая разразиться грозой. Я слышал, франки строят много крепостей на саксонской земле. Они все ближе и ближе подбираются к владениям моричан и брежан.
   - Стало быть, война неотвратима? - в голосе Дюжесила проглянула безнадежность.
   - Все к тому идет, - признал Старивой. - Ратный обычай франков всем известен. Они всегда заходят с двух концов двумя большими дружинами. Наверняка, ударят с севера и с юга, чтобы взять в клещи. На юге Карл уже расчистил себе дорогу. На севере - его непременно пропустят ободричи, да еще и поддержат своими ратями...
   - Тогда надо запасать в крепостях хлеб и сено для скота, - стал перечислять Дюжесил, - пусть каждый, кто приезжает на торг, отдает десятую часть в складчину. Нужно отправить гонцов по дальним весям, чтобы знали люди, куда им бежать при опасности. И готовить ополчение. Всех, кто может держать оружие в Звонце и окрестностях, учить ратному делу...
   В трех верстах к закату от Звонца размещалось древнее капище Яровида. Еще в те времена, когда земля эта была совсем юна и не знала говора словенских родов, на поляне перед ним собирались для воинской молитвы жрецы и радари народов, имена которых ныне были позабыты.
   Теперь прочерневший от дождей бог-воитель, вытесанный из высокого бука, взирал суровыми очами на упражнения многочисленных родовичей Старивоя, что сходились из окрестных городов и сел. Городских ратников нетрудно было отличить по начищенным броням и шеломам. Огнищане и ополченцы с хуторов оснащены были похуже: многие и вовсе не имели нательной защиты, а из оружия преобладали топоры, дубины и короткие пики. Староста починка Синегорка Винедар звенел тяжелой цепью, раскручивая ее со свистом под разными углами, и удивлял наблюдателей сокрушительной мощью ударов, которыми он ломал вбиваемые в землю жерди.
   На пожелтевшей поляне было не протолкнуться. Здесь мелькали убеленные сединами бывалые мужи, вои, только достигшие зрелой силы и довольные возможностью проявить себя, а также безусые отроки, еще только примерявшиеся к тяжести мечей и щитов. Девятилетний сын Старивоя Гостомысл прыгал среди взрослых, махая деревянным мечом. Княжич был счастлив. Отец впервые взял его с собой в святилище рода, а вокруг него сверкали настоящими клинками могучие грозные воины.
   Кандих и радимичи упражнялись вместе с остальными. Сын Раста показывал селянам сложные выпады и защиты, которые постиг у наставников в Сомбатхее, пытался научить стрельбе из лука с седла, напускному бою. Княжна хотела вспомнить уроки матушки Рыси, но Кандих с улыбкой остановил ее. Объяснил, как мог мягче, что навыки Берестяного Мольбища хороши для собственной защиты, но не для сечи, где все решает слаженность ратных людей.
   - Не дело княжне мечом махать, - улыбался он, а Старивой с Дюжесилом согласно кивали головами. - Ведь в бою важна сила, умение держать строй. Тут с вашими прыжками да присядками не разгуляешься. Ты лучше ступай, подбодри женщин, да подумай, чем раненых лечить. Война уже не за горами.
   И Любава послушно ушла, повинуясь человеку, готовому отдать за нее жизнь.
   Порою, отирая разгоряченное лицо краем плаща, Кандих вступал в короткие беседы со Старивоем и Дюжесилом, когда они втроем присаживались под одинокой березой на выпуклые щиты.
   - Наши вожди никогда не имели большого войска, - говорил князь, - однако они быстро научились побеждать умением, а не числом. Но кто сейчас помнит корни той премудрости?
   - Нас обучали многим приемам, доставшимся от предков, - возразил Кандих. - Сила наша была тогда в стремительных наскоках и своевременных отходах, в точных ударах конников и дальнобойных луках. Со времен великого кована Бояна сородичи наши применяли тактику наших общих предков сколотов - притворные отходы с заманиванием в ловушку. Застрельщики боя выводили врага прямо под удар тяжелой латной конницы, которая разрезала его, как пирог острым ножом. Чтобы удар копий и мечей с седла стал еще страшнее и неотвратимей, наши умельцы придумали стремена. Сейчас это полезное приспособление переняли многие - и франки, и ромеи, некогда бежавшие от поступи наших скакунов, как зайцы.
   - Можешь ли ты помочь Дедрику создать конные отряды, умеющие действовать подобным образом? - спросил воевода.
   Кандих на мгновение призадумался, покачал головой.
   - Ныне против франков такие способы не годятся. Ощутив силу наших ударов, они сами создали кованую рать наподобие варнской. Стрелки их тоже бьют далеко, ибо их набирают в наем из лучших иноземных племен. Другое дело, что конные лучники у них пока редкость, но этому умению - стрелять с седла, да действовать в строю - надо учиться много лет... Я надеюсь, мы сможем придумать что-то иное.
   Так в учебных ратаниях, укреплении городцов и поиске союзников проходили дни, иногда завершавшиеся пиром в княжьей горнице. И Драговид, и кован Архоны Родевид медлили с ответом. Один ездил по землям соседских поморян, другой был поглощен морскими стычками с данами.
   Когда заботы и дела отступали, Любава увлекала Кандиха на прогулку по окрестным дубравам и перелескам, наблюдая пестрые краски угасающей природы. Сын Раста не смел ей отказать, а отпустить ее одну не согласился бы ни за что на свете.
   Начинавшие осыпаться своды ясеней, осин, кленов и лип теперь не создавали тени даже в самых тесных кущах. Сквозь многочисленные просветы сочились солнечные лучи и проглядывали зарумянившиеся облака. Земля, скользившая под ногами от обильной влаги осенних дождей, то здесь, то там была покрыта островками палых листьев. А в низинках, под березами и осинами, можно было заметить шляпки крепышей-грибов - природа в этом году не поскупилась на свои дары.
   - Лес-Батюшка всегда спокоен и невозмутим, какие бы грозы не сотрясали мир людских племен, - задумчиво заговорила Любава.
   Она подобрала большой желто-красный ворох листов в сухих прожилках и смотрела через них на солнце, еще слепившее глаза своим золотым блеском.
   Кандих, на переносице которого все чаще проступала складка от постоянных забот, широко улыбнулся и потянул плечи, сгоняя скопившееся напряжение.
   В самом деле, сколь бы сильно не свирепствовали волны невзгод и испытаний среди человеческих родов, а здесь, в чертогах мудрой природы они были не властны оставить свой отпечаток. Скорби, горести и тревоги людей рассыпались в пыль на лесных тропах, подобно скрученным сухим листкам.
   - Я помню осень в родных краях, - задумчиво улыбнулся молодой варн, глядя через прищуренные ресницы на солнечный свет. - Как раз по осени те, кто отправлялся пасти коней на горные пастбища, возвращались домой, принося дары гор. К их приходу собирали урожай, пекли лепешки с медом. Запах медовых лепешек до сих пор вызывает у меня тоску по дому...
   Кандих смотрел на кустарники черемухи и боярышника, на ракитник и смородину. Некоторые из них, придавленные осколками упавших древесных сучьев или сломленные лапой крупного зверя, смогли широко и густо разрастись. Молодые поросли торчали голыми беспомощными прутиками - они не успели за минувший год сполна насытиться соком земли и светом солнца, не вступили в зрелый возраст и не окрепли перед приходом осенних ветров. В перелеске появилось множество канавок и ям. Некоторые были протоптаны оленьими копытами, другие - осели под давлением скопившейся влаги и теперь пахли жухлым перегноем. Однако повсюду, особенно над пожелтевшими стеблями травы, продолжали виться разморенные теплом мухи и жуки.
   Кандих знал, что Любава сильно тоскует по родине - милым ее сердцу лесам, рощам и дубравам. Гористая страна южных варнов с ее отрогами, поросшими редкими соснами, пустующими ущельями и долинами, где преобладали ельники и можжевеловые кустоши, вызвала у княжны лишь отчуждение. Зато здесь все было так похоже на край, который она помнила с детства.
   - А ты? - вдруг спросила Любава, сердцем угадав мысли варна. - Скучаешь по отчему краю?
   Кандих ненадолго задумался, но ответил уверенно.
   - Образ его я храню в своем сердце, и он останется со мной навсегда. Но нынешняя земля, обезображенная войной и почти полоненная ворогом, с которой толпами бегут мои сородичи, слишком мало похожа на тот счастливый мир, в котором я вырос. У всего на свете есть свой жизненный предел, так учат нас волхвы. Он есть и у цветка, и у дерева, и даже у камня. Так же обстоит дело с княжествами и державами. Держава Верных благополучно простояла больше двух веков, сумев подняться к вершинам своего могущества, подобно красавцу дубу, встретившему столетний рубеж, не поврежденным стихией, зверем или червем. Нам есть чем гордиться. Многое, созданное в то время, останется в памяти народной и сохранится в веках.
   Однако вечное существует лишь за гранью постижимого нами в Яви. Исчерпав свой жизненный срок, свою мощь и возможности, земля наша движется к неуклонной гибели. Думаю, ее не спасти даже богам. Сейчас я это ясно понимаю, хотя в тот день, когда Великий Кован отправлял меня с поручением к твоему отцу - я еще питал радужные надежды на возрождение. Тогда я не мог постичь всей разумности мироустроения, в котором одно сменяется другим, сохраняя преемственность, но облекаясь в иные формы и выбирая иные пути для развития. Так русло жизни никогда не оскудевает. Ведь расщепленное или подгнившее древо не воскресить. Оно отжило свой век. Зато на его месте могут появиться свежие молодые поросли. Вот потому я не цепляюсь за воспоминания о минувшем, и сердце мое не обливается кровью за покинутый край отцов и дедов.
   Пусть земля наша падет, но уцелеет главное - ее душа. Наши знания, заключенные в письменах, науки, ремесла и воинские умения сохранятся трудами тех странников, что ныне разбредаются по бесчисленным весям Всемирья. Обогащая другие рода, они не дадут угаснуть уголькам от костра нашего величия. Потому я спокоен. Мои предки жили не напрасно, и плоды их деяний не пропадут без следа. Это подобно семенам большого дерева, которые ветер разносит по разным сторонам света. Падая на плодородную почву, они дают обильные всходы. На скудной почве пробиться им будет труднее, но спустя время, ростки сумеют подняться. Упав на камень или в воду, семена погибнут. Таков удел всего живого под солнцем и луной. Нити живы будут длить себя через слои веков, и даже если порвутся многие - хоть одна уцелеет, дав начало новому витку существования.
   Любава, завороженная рассуждениями молодого варна, в которых было столько убежденной правоты и вдохновенности, молчала. В этот миг где-то совсем рядом захрустели ветки.
   - Что там такое? - встрепенулась княжна. - Медведь?
   Кандих осмотрелся.
   - Нет, - почти шепотом ответил он. - Это человек. Один или несколько - сейчас мы это узнаем.
   Он сделал знак девушке укрыться за широким стволом ясеня, а сам тенью скользнул за две сросшиеся ивы, облепленные колючей порослью. До слуха долетели слова разговора.
   - Две гривны на двоих - слишком малая цена за то, чтобы так рисковать своим животом, - ворчал кто-то сиплым голосом. - Збинек не в меру скуп. А если нас поймают люди Старивоя? Шкуру спустят...
   - Наше дело - всего только перечесть, сколь живой силы нагнал варинский князь ко Звонцу, - откликнулся другой голос, растягивавший слова, - да присмотреть, откуда сподручнее подступиться к тыну. Тебя ж не заставляют пробраться в покои Старивоя и перерезать ему горло!
   - За это я не взялся бы и за мешок золота, - испуганно выдохнул первый. - Пусть ищет других охотчиков.
   - Еще велено вызнать, кто нынче воеводой у варинов, - напомнил второй. Он собирался что-то добавить, но не смог.
   Бесшумно прошмыгнувший за кустами Кандих уже был рядом. С разбегу напрыгнув на обоих незнакомцев со спины, он сшиб их на землю. Один кубарем покатился по траве и ударился о ствол березы. Другой шустро вскочил на ноги, однако получил точный удар кулаком в висок и повалился, подмяв под себя ногу. Несколькими мгновениями спустя варн обездвижил и его товарища.
   - Иди сюда! - позвал он Любаву, снимая пояс, чтобы крепко связать одного из лазутчиков. Второму Кандих стянул руки его же собственным гашником.
   Княжна показалась из-за деревьев. На лице ее не было испуга, только легкая растерянность. Молодой варн столь быстро все сделал, что она даже не успела за него поволноваться.
   - Погляди на них, - кивнул Кандих на своих пленников. - Соглядатаи ободричей!
   - Их нужно доставить к Старивою? - неуверенно спросила Любава, уже понимая, что такая долгожданная прогулка должна завершиться, едва начавшись.
   - Да, - подтвердил Кандих. - Пусть князь и воевода сами их допросят. Быть может, узнаем что важное о планах наших хитроумных соседей.
   Молодой варн, между тем, рассматривал лежащих на земле людей. Один был довольно грузный, чернявый, с очень рыхлым лицом, торчащей верхней губой и мелкими глазками. Второй - жилистый, с покатыми плечами, копной свалявшихся рыжих волос и шершавой кожей, тронутой оспинами.
   - Эй, вы! - обратился к ним Кандих, заметив, что они очнулись. - Подымайтесь, отдохнули уже!
   Пленники с ненавистью посмотрели на него, сверкнув глазами.
   - Мы кожемяки из Зверина, - резко, с гонором заговорил рыжеволосый. - Шли проведать своих знакомцев в Звонце. Почто чинишь произвол? Будем жаловаться на тебя князю Старивою.
   - Это сколько угодно, - усмехнулся Кандих. - Давайте топайте в город, пока рожи ваши снова не пострадали.
   Угроза варна подействовала. Пленники неуклюже зашевелились, однако встать на ноги без помощи рук, связанных за спиной, не смогли, замычав, точно два рассерженных телка. Кандиху пришлось приподнять обоих и как следует тряхнуть.
   - Вперед! - велел он. - Дорогу в Звонец вы знаете. И смотрите у меня - баловать не советую.
   Сопя и бормоча что-то себе под нос, пленники заковыляли по лесной тропе. Ноги с трудом слушали их. Было видно, что движениям их мешает страх, бьющий тела мелкой дрожью.
   - Не придется нам, как видно, больше гулять вдали от крепости, - то ли с сожалением, то ли с облегчением произнес Кандих.
   От захваченных им видоков варны узнали, что князья союза ободричей во главе с Вилчаном, владетелем Старограда, обещали Карлу Франконцу помощь в подчинении лютичей. Во все земли Драговида были засланы лазутчики, собирающие сведения о войсках, крепостях и дорогах перед грядущим наступлением франков. Чаще всего соглядатаями выступали ободричи - их облик, одежда и язык были сходны с варнскими, - но иногда попадались и сами варны, подкупленные франками.
   Однако самым страшным известием, которое удалось добыть, оказалось особое поручение, данное некоторым посланникам - отравлять городские и деревенские колодцы. Эта новость лишний раз заставила Старивоя ужаснуться коварству соседей. По его приказу были приняты новые меры, чтобы обезопасить край. Теперь на всех лесных тропах воеводой Дюжесилом были расставлены дозоры, а на равнинах и лугах размещены смотровые вышки. Война приближалась.
  -- Глава 6. Дорога на Волин.
  
   Опорные столбы в горнице боярина Боруты были обточены в форме свернувшихся чешуйчатых змеев. Залавники, посудники и поставцы тоже покрывала сложная резьба, в которой угадывались сцены схваток воинов-вершников с пешцами и борьба людей с крылатыми чудищами. На гостей жилища, пристроившихся на лавках с выпуклыми опушками, задумчиво взирал из красного угла чур Радогоста Сварожича, стоящий на белой скатерти, прошитой красной нитью. Он будто внимал каждому слову собеседников.
   - Вы теперь настоящие герои Радоры, - румяный боярин с пышными пшеничными усами, шевелящимися над выбритым подбородком, откинулся в плетеном кресле, зажав пивной рог в руке. В синих влажных глазах его, выглядывающих из-под припухших век, плясали веселые огоньки. - О вас только все разговоры. Город от беды избавили, с Князем-Вепрем едва не побратались.
   - Да что там! - Прелют добродушно отмахнулся. - Брешут люди.
   - Отчего же? - Борута скосил на него глаза. - Эдакую службу радорянам сослужили! Премудрый Измир, я слышал, даже уговаривал вас осесть у нас насовсем.
   - Было дело, - признался Энунд, отхлебывая пиво из деревянного кубка. - Да только пустое это. У нас своих забот не перечесть, и тут, боярин, мы рассчитываем на твою помощь.
   - Как не пособить таким удальцам! - развеселился Борута. - Обождите еще пару деньков. Вот отдам распоряжения приказчикам, а там - можно и в дорогу. Князю Званимиру я многим обязан. Надеюсь, в Светлом Ирее ему привольнее, чем в своей вотчине, где каждый сосед точил на него зуб и норовил оттяпать долю от его удела, как от сладкого пирога... Нынче Драговида в Радоре нет - он гостит в Архоне, у руян. Надеется сговориться с ними о помощи против франков. Да и мне кована Архоны пора бы уже проведать - давненько не видались.
   - Что он за человек? - осведомился Гудред Ледяной Тролль.
   - Родевид? Справный вой и правитель умелый. Вот только с верховным ободричским князем Вилчаном не в ладах.
   - С чего бы вдруг? - удивился Энунд.
   - Издавна остров Руян заселяли выходцы из ободричского союза, но теперь там кто только ни живет. Руяне - вольный народ. Могут сами войны вести, с кем пожелают. Могут союзы заключать. Храбрецы Родевида на разные земли ходят водной дорогой. Дружина его себе равных не знает. А Вилчан, по старинке, все пытается их заставить себе служить.
   - Я слышал, велеты и ободричи вечно враждуют, а кован Архоны велетов привечает, - заметил Хумли Скала.
   - Верно, - охотно подтвердил Борута. - И не просто привечает. Родевид, как и отец, и дед его, с нами дружбу водит. Одних предков чтим, одни корни помним. Оттого единым рядом стоим против недругов. Да, хоть по крови жители Архоны ближе к ободричам, но по духу они - велеты, больше к нам тяготеют, нежели к ним. Полагаю, в Архону лучше ехать через земли доленчан, а не вагров - в краю Вилчана радушного приема не будет. А так - вершим ходом дойдем до побережья и сплавимся на остров Волин. От Венеды до Руяна рукой подать. На лодке за полдня можно доплыть.
   - Вот и славно, - проговорил Прелют, отламывая кусок пропеченного до хрустящей корочки кныша. - Загостились мы в Радоре, пора и честь знать.
   - Вы уж на наших жрецов не серчайте, - извиняющимся тоном высказал боярин. - Встретили худо, зато проводят, как родовичей.
   - Мы не в обиде на жрецов Радогоста, - молвил Энунд. - Судьба наша, видно, такая - всюду на чужой стороне находить себе приключения. Тем более, что от Измира мы уже изрядно получили подарков: и серебра, и теплых вещей, и запасных коней из храмовой конюшни.
   - А что, гречина с собой берете? - вдруг спросил Борута.
   - Евдоксий нам добрую службу на острове вепрей сослужил, - Энунд пожал плечами. - Мы ему обязаны. Пусть едет с нами до Венеды.
   - То ваше решение, - не стал прекословить боярин. - Со мной будет мой ближник Волобуй, мечник знатный. Стало быть, вдевятером в дорогу и отправимся.
   Весь день пили и гуляли, вспоминая события, что случились с путниками во владениях лютичей. Обсуждали горного старца, гадали о судьбе саксов, пропавших без всякой вести. Хумли Скала так и заснул за столом, уткнувшись лбом в узорчатую скатерть. По всему дому боярина прокатился его громоподобный храп.
   Когда подошел срок двигаться в дорогу, воины собрались возле конного двора, ворота которого выходили на улицу. Слуги Боруты были заняты седловкой. Для Евдоксия выбрали поджарого двухгодовалого скакуна светло-рыжей масти.
   - Надеюсь, грек, ты умеешь ездить верхом, - смерил нового попутчика Гудред скептическим взглядом.
   Евдоксий, закутавшись в плотный лиловый плащ с широкими рукавами и длинным подолом, утвердительно кивнул головой. Он все еще пребывал под впечатлением пережитого.
   Борута, которого подсадил в седло стремянной, похвалился хирдманнам отполированным колонтарем, укрытым под плащом с собольей опушкой.
   - На дорогах нынче неспокойно, - предупредил он. - Нужно быть готовым ко всему.
   - А что ваш верховный князь? - поднял брови Прелют. - Неужто не может обеспечить лад в своих землях?
   Боярин покачал головой.
   - Времена нынче суровые. Когда идет сильный враг, весь лихой люд поднимает голову. Знает, что не до них.
   - Вот тут и проверяется, кто истинный друг, а кто молчал только из страха! - заметил Бови Скальд.
   - Да, - согласился Борута, - заволновались ныне бывшие союзнички. Лужане начали орудовать на наших южных границах. Моричане готовы отложиться от союза. А на нашем пути, меж Доленским Озером и рекой Пеной объявилась шайка какого-то Черного Волка. Обижают странников почем зря.
   - Ну, мы никогда не откажемся от крепкой драки, - хмыкнул Хумли Скала, взбираясь на пегого, с большими белыми крапинами жеребца. Сине-желтый щит был перекинут через его спину на кожаном ремне, шлем, убранный в холщовый мешок - приторочен к седлу.
   Небольшой отряд, отделившийся от дома Боруты, провожали все его челядины. Всадники, изрядно обвешанные мечами, секирами и булавами, тронулись по мощеной улице через весь город к Центральным Вратам, ведущим к мосту. Несмотря на почет и внимание, которым в последние дни были окружены гости Радоры, они почувствовали настоящее облегчение, оставив святыню Радогоста за спиной.
   И вновь обряженные в багрянец деревья вековых дубрав и рощ взирали на путников, продвигавшихся по узким тропам, а запах осенних листьев наполнял души спокойствием. Борута ехал впереди всех, чуть покачиваясь в седле с высокой лукой. Изредка у дорожной межи мелькали одинокие пни или замшелые камни, выскакивали бойкие перепелки. Внезапно боярин резко придержал поводья, и конь его боязливо всхрапнул, обнажив белые зубы. Впереди стоял лось - массивный и горбатый, с рогами, похожими на лопаты, мясистой верхней губой и длинным пуком желтой шерсти под горлом. Он смотрел на людей блистающими, как горный хрусталь глазами, точно окаменев.
   - Откуда взялся этот зверь? - недовольно наморщил лоб Хумли Скала.
   - Тихо! - Борута выразительно приложил палец к губам. - Это Вещий Лось радорян, хозяин наших лесов. Он никогда не показывается обычным людям, если на то нет важной причины.
   Всадники вынужденно остановились, не зная, как следует поступить. Вдруг Рогдай мягко соскользнул с седла и направился прямо к зверю.
   - Ты куда, парень? - встревожился Борута. - Осади, чтоб какой беды не вышло.
   Но мерянин не обратил внимания на возглас боярина. Он приближался к лосю уверенно и невозмутимо. Могучий хозяин леса не пошевелился, благосклонно изучая чужака. Рогдай встал в трех шагах от него, и какое-то время человек и зверь безмолвно смотрели друг другу в глаза. Потом сохатый грациозно вскинул голову и повернул в сторону. Через мгновение он уже скрылся в гуще желто-красной листвы.
   - Что это было? - спросил мерянина Бови Скальд, когда тот вернулся к своему пегому скакуну и вновь сел в седло.
   - Вещий Лось открыл мне, что впереди нас ждет людское коварство, - объяснил Рогдай.
   Спутники мерянина пораскрывали рты. Они давно привыкли относиться к сопровождающему их лесному охотнику, как к неприметному дополнению отряда. Тихий и покладистый Рогдай столь редко проявлял себя, что о нем часто и вовсе забывали. Однако те необычные качества, которые иной раз обнаруживались в мерянине, неизменно погружали всех в недоумение.
   - Как же ты говорил с сохатым? - не мог взять в толк Хумли Скала. - На каком языке?
   - Самый верный язык - язык сердца, - ответил Рогдай. - Его понимают все живые существа, если они открыты миру.
   Энунд растерянно оглянулся на спутников.
   - С чего бы это хранителю леса о чем-то нас предупреждать?
   Рогдай покачал головой с улыбкой.
   - Этого он мне не сказал.
   - Наверное, - объяснил Бови Скальд, - Хранитель леса снизошел до нас, потому что мы помогли сделать его край чище. И при этом не пролили ни капли крови...
   После встречи в дубраве всадники долго ехали, не раскрывая ртов. За лесами потянулись свеже выкошенные поля с увязанными снопами и огнища. Изредка мелькали мелкие сельца из четырех-пяти изб с амбарами и клетями, в которых громко лаяли собаки.
   - Из больших весей на нашем пути будут две: Водяница и Свята, - промолвил Борута. - Там можно будет и остановится. А затем - крепость Гана на побережье.
   Путники пристально разглядывали раздольные пространства велетских земель. Все здесь было напоено умиротворением. Природа края каждым своим вдохом созидала Явь, порождая свежие живительные силы, каждым выдохом - преображала в Нави токи сезонных циклов. Вересень был на исходе и близился Таусень - великий праздник осеннего равноденствия и сбора урожая, когда пышущий здоровой мощью и удалью Даждьбог-Солнце перевоплощался в умудренного жизнью Деда-Всеведа Святовида. Скоро врата Златой Сварги должны были затвориться, оставив людей без помощи светлых богов, отправлявшихся отдыхать в Ирийские Чертоги. Мир остывал, готовясь к приходу холодов владычицы Мары-Морены.
   Деревня Водяница возникла на окоеме через день пути. Прочные тесаные лесины обносили приземистые домишки с крышами из дранки - сосновых досок, уложенных с напуском. Один дом был побольше и пошире других - с четырехскатной бочечной кровлей и задворьем, возле которого была вбита поторча с насаженным коровьим черепом. Путники сразу решили, что это жилище местного старейшины.
   К нему, недолго думая, и увлек отряд Борута. У самой вереи всадников облаяли большие густошерстые псы с остро торчащими ушами, однако на незнакомцев они не бросились. Путники слезли с коней, и повели их в поводу. Пройдя через раскрытые воротца с резными фигурками коней, воины оказались среди изб и скотниц, откуда доносилось блеянье овец и квохтанье кур. В центре веси располагался круглый колодец, обложенный валунами, чуть в стороне бродили гуси.
   Боярин сразу же направился к четырехскатному дому. Было видно, что старейшина Водяницы живет безбедно. Помимо обширного задворья к жилищу его примыкала житница, сушило - хранилище запасов вяленого мяса и рыбы, а также гумно с овином.
   Мечник Валобуй, гремя длинной кольчугой и мечом на боку, шагнул к двери и заколотил в нее кулаком. В гляделке заволоченного оконца мелькнули чьи-то глаза, потом послышался шум шагов в сеннице и дверь отворилась, скрипнув жиковинами. На пороге показался человек в желтой рубахе из кучмы, подпоясанный поясом с самоцветными варворками: полноватый, с розовой кожей, морщинистым низким лбом и коротко подстриженной седеющей бородой. Расстегнув кляныш на ожерелке, он вперил долгий взгляд мелких черных глаз в лица гостей селения. Было ясно, что это владелец дома. Следом за ним из двери высунулся отрок с веснусчатым лицом и копной растрепанных светлых волос.
   - Здравия тебе, хозяин! - громко возвестил Борута. - Я боярин из Радоры, Борута, сын Зардана. Со мной мои товарищи. Не приютишь ли нас на день под своей крышей? Хозяйство у тебя, я погляжу, изрядное.
   - Здравы будьте, - ответил старейшина, кланяясь и обращаясь одновременно ко всем гостям веси. - За честь почту. Люди меня кличут Коливидом, я здешний голова.
   - Вот и справно, - Борута пригладил усы.
   - Вышата! - Коливид повернулся к отроку. - Что встал, как столб? Отведи коней в конюшню, насыпь овса.
   Парень поспешил исполнить приказание.
   - А куда путь держите? - поинтересовался старейшина, делая приглашающий жест рукой.
   - В Венеду, на Волин, - бросил походя Борута, переступая через порог. За ним последовали все остальные.
   Горница Коливида была просторной, но не настолько, чтобы свободно вместить девятерых крепких мужчин. Хирдманны с трудом втиснулись в ее стены, найдя место кто на лавках, покрытых полавочными отрезами, кто на сундуках, а Евдоксий - на долбеной липовой кадке, стоящей в углу. Слугам, замелькавшим перед путниками длинной чередой черемных и синих однорядок, старейшина велел собрать на стол.
   Когда на расшитой золотистыми узорами скатерти появились в блюдах капуста с сельдями, расстегаи, блины и караваи с зайчатиной, а в кубках заискрился шипящий красный мед, застольная беседа невольно зашла о князе Драговиде и новой склоке с ободричами.
   - Никак я в толк не возьму, - сокрушался Борута. - Ведь одной крови мы, одних богов чтим. Что ж изводим друг дружку хуже самых заклятых ворогов? Почему так? Долго ли будет продолжаться этот раздор? Ведь франки-христосники только и ждут, что мы лишимся последней силы в братских распрях!
   - Корни у нашей вражды давние, - напомнил Коливид. - Пращуры наши из-за Одры некогда сюда пришли, когда ободричи этими землями владели. Поначалу мы у них места для жизни попросили, да они отказали, вот наши князья и пошли на них своей силой. Потеснили их шибко, с места согнали, отправив обживать дикое побережье и острова. Потом Велиград на щит взяли и разрушили. Потому они обиды простить и не могут...
   Собеседники повздыхали, да покрепче налегли на мед.
   - Слышал ли ты про вольницу, что на дорогах лютует? - вдруг осведомился у хозяина Прелют.
   - Кто ж не слышал? - поморщился старейшина. - Прыткие ребятки. И купчин трясут, и княжьих людей. Никто совладать с ними не может. Вожак у них - головастый, хоть человек только наполовину...
   - Это еще как? - не сдержал удивления Валобуй.
   - Черным Волком его прозывают. Но говорят, он сын доленчанского князя Бранимира.
   Теперь поражены были уже все слушатели.
   - Няньку княжича в лесу волки загрызли, - пояснил Коливид. - А его, еще совсем мальца, утащили в чащу. Там, говорят, старая волчица его воспитала, как своего детеныша, выкормила звериным молоком. Бранимир по первости, конечно, искал сына - по всем лесам подручников своих рассылал. Но все без толку - волчья стая крепко хоронилась. Только через двадцать лет княжич сам в родительское гнездо вернулся. Его не признали, а челядины Бранимира еще и бока намяли.
   - Отчего же? - спросил Борута.
   - Он наполовину волком стал. Даже лицо черной шерстью было помечено, а в говоре - людья и звериная речь перемешались. Погнали парня палками, как нежить, с княжьего двора. С той поры и нарекли Черным Волком.
   - А дальше что было? - справился Прелют.
   - Долго мыкался по лесам, сердцем на людей осерчал, душой окривел. Вот и собрал ватагу сорвиголов. Начал мстить сперва всем прежним родичам, а после - кому придется.
   - Кто же его вожаком признал? - Хумли Скала нахмурил лоб.
   - Мало ли у нас всяких беглецов без роду, без племени по чащобам таятся? - пожал плечами старейшина. - Всех собрал, кого мог. А вожаком его не только за лютость сделали, но за звериное чутье и смекалку. Сила у Черного Волка, толкуют, неслыханная. Одним шлепком руки шею человеку ломает, зубами может загрызть, если напрыгнет сверху. Словом, матерый зверюга со смешанной кровью...
   На постой Коливид разместил Боруту, Валобуя и Прелюта в доме, Хумли, Гудреда и Евдоксия - в гумне, а Бови, Энунду и Рогдаю выделил закут у амбара.
   - Не спеши укладываться спать, - шепнул Рогдай захмелевшему Энунду, придержав товарища за руку.
   - Ты что? - Раздвоенная Секира с непониманием поднял брови.
   - Сердцем чую недоброе.
   - Опять лось нашептал? - Энунд рассмеялся. - Что нам может угрожать во дворе старейшины?
   - Я не верю ему, - тихо проговорил мерянин, оглядываясь по сторонам. - Слишком богато одет для сельского головы. Слишком много у него слуг, а простые селяне из домов носа не показывают, словно их кто-то запугал. Тут что-то не так.
   Энунд хотел было выругаться, но Рогдай зажал ему рот рукой.
   - Нельзя шуметь. Нам лучше устроиться снаружи, над овином, и посмотреть, что будет. В случае угрозы - сможем предупредить товарищей. А внутри нас просто передушат, как слепых котят.
   Сын Торна Белого даже протрезвел от серьезного тона мерянина.
   - Вспомни, ошибался ли я хоть раз? - Рогдай заглянул ему в глаза.
   - Что ж, будь по-твоему, - с неохотой смирился молодой хирдманн.
   Он посмотрел на накат продолговатой постройки, засыпанный соломой. Затея провести там ночь не выглядела привлекательной.
   - Надо поторопиться, - мерянин подобрал короткую лесенку и приставил к плетневой стене. - Забирайся на крышу!
   Энунд, слегка покачиваясь, подошел к овину и полез наверх. Рогдай взобрался на накат за ним следом, подтянув лесенку за собой. Из гумна уже доносился гулкий храп Хумли Скалы и сопение Гудреда Ледяного Тролля.
   Вздохнув, Энунд устроился среди соломы и почти мгновенно заснул. Он пришел в себя от сильного толчка локтем в бок.
   - Смотри! - шептал ему в ухо мерянин.
   Мало что соображая, молодой хирдманн приподнялся и осторожно глянул вниз. По двору старейшины Коливида передвигались многочисленные тени.
   - Кто это? - Энунд протер глаза. С него слетели последние остатки хмеля и сна.
   - Думаю, те, кто пришел по наши души, - так же тихо ответил Рогдай.
   Прежде чем мерянин успел остановить своего товарища, тот грянул во все горло:
   - К оружию, Братья!
   Тени на мгновение замерли. Возглас хирдманна застал их врасплох. Но уже скоро зазвенели мечи, которые незнакомцы поспешно вынимали из ножен. Энунд спрыгнул с крыши, не дожидаясь, пока Рогдай поставит лестницу. Едва выпрямившись, он уже схлестнулся с набегавшими людьми, не позволяя им зайти ему за спину. Для этого ему пришлось делать перебежки из стороны в сторону, огрызаясь взмахами не длинного, но широкого меча. Стараясь не увязнуть в рубке, он отпугивал врагов криком, желая выиграть время.
   Рогдай не спешил спуститься к товарищу, но не потому, что боялся ближнего боя, в котором уступал хирдманнам. С крыши овина ему было хорошо видно всех нападавших, и упустить такую возможность было непростительно для настоящего лучника. Мерянин вытянул стрелу из тула и приладил к своему неизменному луку, с которым не расставался даже во сне. Глухо хлопнула тетива. Один из незнакомцев упал на колени, с хрипами и горловым свистом пытаясь вырвать стрелу, застрявшую в шее. Через мгновение он опрокинулся лбом на землю и затих.
   Смерть одного из нападавших обескуражила остальных. Энунд умело воспользовался короткой паузой, крутанув клинок в кисти поперечной дугой. Второй из незнакомцев охнул с просеченной брюшниной, зазмеившейся красными ручьями.
   - Подземные воды Эливагала! Что у вас там происходит? - тяжелый гул донесся из гумна. Это, наконец, проснулся Хумли Скала. Он хотел распахнуть дверь, но она просто вылетела наружу, не выдержав его размашистого толчка.
   Энунд чуть отступил к постройке, бегло окинув взглядом нахмуренного и сердитого друга, выкатившего во двор с секирой в руках.
   - Старейшина навел на нас каких-то прохвостов, - бросил сын Торна Белого.
   Хумли взревел, как медведь, в берлогу которого ввалились незванные гости.
   - Ну, сейчас посчитаем им кости! А здешнего голову, песьего сына, я сам потом выпотрошу, как куропатку...
   За Скалой последовал Гудред Ледяной Тролль. Он успел лучше подготовится к схватке, выскочив в полном боевом облачении. Прикрываясь щитом и стиснув в зубах короткий кинжал, хирдманн яростно вращал глазами и раскручивал сверкающий меч.
   Пугающий вид этих воителей заставил нападавших попятиться на несколько шагов. Рогдай тоже не терял времени даром. Его цепкие стрелы достали еще двух незнакомцев, скрюченные тела которых теперь лежали на земле.
   Ночные налетчики, похоже, растерялись, встретив столь серьезный отпор. В мерцающем свете луны было видно, что это не кметы. На людях не было ни брони, ни шлемов, лишь короткие куртки из овчины и подпоясанные грубые рубахи. Косматые, с торчащими бородами, они неуклюже толкались, бросая друг на друга тревожные взгляды.
   Но хирдманны уже почувствовали вкус крови и сдержать их было невозможно. Скачком они напрыгнули на своих смущенных противников, вынудив их ожесточенно сражаться за жизнь. Картина резко поменялась, стало уже неясно, кто на кого нападает. Закричало, залязгало железо. Зигзаги полуночных молний заходили взад и вперед по двору. Рогдай, спустившийся с наката и примкнувший к товарищам, окончательно уравнял силы сторон. Даже ему стало ясно, что в бранном деле незнакомцы путникам не чета. Хумли бешеным смерчем проходил через них, ломая и круша, словно хрупкий тростник. Энунд и Гудред рубились спокойно, подныривая под руки и локти противников. Они кожей осязали нужную дистанцию и наказывали недругов за малейшую промашку, сами оставаясь недосягаемыми для их выпадов. Вспоров снизу вверх одного из незнакомцев, Ледяной Тролль на мгновение убрал в ножны меч и выбросил кинжал ловким движением. Еще один из нападавших завалился на бок. Рукоять кинжала торчала из его глазницы.
   "Жидки они, чтобы грудь на грудь биться в честной стрече", - подумал Энунд с усмешкой. Из дюжины незнакомцев уцелели лишь двое. Побелев лицами, они шаг за шагом отступали к житнице, а позади еще корчились их умирающие собратья, на губах которых пенилась кровь.
   - Не отпускайте их! - крикнул Хумли Скала, видя, что недруги готовы обратиться в бегство.
   Внезапно с кровли житницы стремительно сорвалась чья-то фигура. Это был человек, вооруженный мечом и палицей, который приземлился на ноги совершенно бесшумно и заслонил собой неудачливых бойцов. Гудред Ледяной Тролль хотел сразу срезать его нисходящим ударом клинка, но незнакомец, будто вода, перетек с одного места на другое, легко избежав смертоносной стали. На помощь другу ринулся Энунд, отсекая путь новому противнику, однако странный воин вновь уклонился, точно был бестелесным призраком. Он плавал между хирдманнами, подобно черному облаку, и оружие не могло его ухватить. На миг хирдманны засомневались. Человек ли это?
   - Это Черный Волк! - выкрикнул Рогдай во весь голос, давно обо всем догадавшийся.
   Заминка стоила Ледяному Троллю неуловимого выпада в подмышку, которого никто не успел рассмотреть. Если бы не кольчуга, хирдманну пришлось бы несладко. Броня погасила часть силы страшного удара, сослужив добрую службу своему хозяину. Кольца ее разломились под тяжестью клинка, но острие не прошло далеко, увязнув в железе. Вслед за тем незнакомец с лютым воем прыгнул на Энунда, попеременно обмолачивая его мечом и палицей. Луна, осветив лицо нападавшего, показала широкий оскал и заостренные зубы, с которых сочилась пена. Глаза отливали железным блеском, шерсть на лбу и щеках стояла дыбом. Сын Торна Белого непроизвольно подался назад. Черный Волк выбил у него меч правой рукой, а левой обрушил палицу на его открывшуюся шею. Молодой хирдманн успел отклониться, смягчив вражеский выпад, однако в теле что-то хрустнуло - палица сломила ему ключицу.
   Хумли Скала задрал голову к сумеречному небу и, по-своему обыкновению, ответил недругу долгим надрывным воем. Но он не успел броситься на вожака разбойников. Хирдманны только увидели белый хвост стрелы, с хрустом пробившей лоб человека-зверя и отвалившийся кусок от его затылка. Черты лица Черного Волка окаменели, глаза стали стеклянными.
   - Как всегда, любого зверя берешь первым выстрелом, - одобрительно заметил Хумли Скала.
   Вожак разбойников все еще стоял на ногах со стрелой в голове и оскаленными клыками. Гудред и Энунд, переложивший меч в левую руку, сделали к нему шаг и глубоко всадили клинки в его грудь. Потом подоспел Хумли Скала, чиркнув широким лезвием секиры. Лохматая голова Черного Волка заскакала по земле.
   - А где еще двое недомерков? - внезапно спохватился Хумли.
   Недобитых разбойников, как видно, давно и след простыл.
   - К дому старейшины! - прорычал Хумли Скала. - Пока эта крыса тоже не улизнула...
   Хирдманны поспешили к избе Коливида, но по дороге столкнулись с Бови Скальдом. Хлопая глазами, тот брел на них, спотыкаясь. Было видно, что он не в меру приложился к хмельному во время трапезы и теперь каждый шаг давался ему с усилием. Шум схватки во дворе заставил его вооружиться, но шлем сидел на голове косо, а щит он просто волочил по земле.
   - Крепко спишь, - с легким осуждением встретил его Ледяной Тролль. - Без тебя пришлось всю работу делать.
   - Ты же знаешь, Гудред, никому еще не удавалось сбить меня с ног в битве! - оправдывался Скальд. - Но треклятое пойло имеет над человеком большую власть, чем все клинки и секиры мира. Это коварный дар цвергов, способный сильных превратить в беспомощных...
   - Довольно болтать, - Хумли Скала едва удержался от желания взбодрить товарища крепким шлепком своей большой руки. - Ищите Коливида!
   Когда хирдманны вломились в сенницу, они обнаружили там обезумевшего от страха Вышату. Отрок бухнулся перед ними на колени.
   - Не убивайте! - взвизгнул он высоким голосом.
   - Где твой хозяин?! - навис над ним Скала.
   - Убег старейшина, давно убег, - лепетал слуга белыми губами.
   - А Прелют и Борута? - насел на него Энунд.
   - В горнице, связанные. Их сонными полонили.
   - Зачем?
   - Черный Волк хотел выкуп взять за знатного боярина, а вон как вышло... - Вышата ползал по полу, пытаясь хватать ноги хирдманнов. - Не губите! - молил он.
   - Потом решим, что делать с твоей поганой шкурой, - бросил Хумли, отталкивая слугу ногой. - Если окажется, что ты к этому делу причастен - торчать твоей башке на колу, помяни мое слово.
   Он вступил в горницу широкими шагами. Слуга не солгал. Борута, Прелют и Валобуй лежали прямо на полу, под полатями, крепко стянутые конопляными хомутами. Гудред и Энунд перерезали мечами их путы.
   - Что, боярин? - усмехнулся Ледяной Тролль. - Вовремя мы поспели?
   - Слава богам! - Борута сглотнул слюну. - Едва не погубил, окаянный.
   - Ты про Коливида? - хмыкнул Энунд. - Это верно. Если бы не Рогдай - все бы здесь полегли. Кто ж знал, что сельский голова - подручник разбойников?
   - Где Черный Волк? - живо осведомился Прелют. - Он заходил сюда. Не человек - диево чадо, нелюдь...
   - Подох, - ответил Гудред Ледяной Тролль. - Отправился к Хель, позабыв свою голову.
   - Это главное, - Прелют успокоился. - А вот Коливид упорхнул, как только запахло жареным. Почуял неладное...
   - Верхами его еще можно догнать, - предложил Валобуй. - Наверняка, недалеко ушел.
   - Не до него сейчас, - пробурчал Хумли Скала. - У нас двое раненных.
   - Тогда весть надо послать князю доленчан, - предложил Борута. - За голову Черного Волка двадцать гривен обещано. Может, вои Бранимира и Коливида по следу возьмут. Груженым ушел, с нажитками и слугами.
   - Одного все же потерял, - Хумли присел на лавку, вытянув ноги. - Белобрысого. Его Рогдай стережет.
   - Этот не при деле, - махнул рукой Прелют. - Мы слышали, как они промеж себя толковали. Промысел у Черного Волка был отлаженный. В нескольких весях свои люди сидели, заманивая на постой странников. Потом разбойники их обирали и резали. Или выкуп брали за именитых, а потом все одно резали. Коливид в свою мошну клал долю с добычи, тем и кормился. Парень, что в доме остался - недавно у него служит, из пришлых он. Все упрашивал старейшину не бросать его здесь, взять с остальными. Но Коливиду было не до него.
   - Что ж, тогда пускай живет, - махнул рукой Энунд.
   Путники переглянулись. Выдалась нелегкая ночь и всем был необходим отдых. Раздвоенная Секира, хоть и держался стойко, но страдал от разлома ключичной кости и выглядел бледнее обычного. Ему нужна была промывка и перевязка раны. Гудред отделался неглубоким разрезом кожи, который тоже следовало обработать. Пострадавшими в ночном бою занялся Бови Скальд, на помощь которому вскоре подоспел и Евдоксий, знавший толк во врачевании ран и переломов. Грек, безвылазно просидевший в гумне до самого окончания схватки с разбойниками, теперь хотел доказать путникам свою полезность.
   Остаток ночи и часть следующего дня провели в опустевшем селении, жители которого разбежались еще при звуках ночного боя. Во дворе собрали и сложили вместе тела мертвых разбойников. Вскоре прибыли вершники от князя доленчан, к которому Борута посылал Вышату. От имени Бранимира они приглашали победителей шайки Черного Волка в княжий град. Однако путники вежливо отклонили это предложение.
   - Похоже, в народе о вас только теперь и говорят, - с усмешкой сказал Борута товарищам после того, как проводил до ворот вереи княжьих людей. - Скоро сказы начнут складывать.
   - Что говорят? - равнодушно справился Прелют.
   - О подвигах ваших судачат, об удачливости вашей и непобедимости. И про Князя-Вепря, от гнева которого вы избавили Радору, и о лиходеях Черного Волка, которых вы порубили, как траву. Слава впереди вас бежит.
   - Это плохо, - отметил Энунд. - Наша цель - добраться до Архоны без лишней огласки.
   - Уже не получится, - боярин развел руками. - Даже до поморян слухи докатились. Толкуют, весь Щецин гудит.
   - Тогда надо скорее тронуться в путь, - решил Гудред Ледяной Тролль, - и достичь побережья. Пока не встряли в какую-нибудь новую историю...
   После полудня отряд покинул Водяницу, пополнив свои запасы провизии. До Ганы доехали без происшествий. Здесь путники оставили своих лошадей на конном княжьем дворе под приглядом конюших Бранимира. Потолкавшись по берегу, почти сразу нашли крепкий челн-однодеревку с холщовым косым парусом и сговорились с перевозчиками, взявшимися переправить всех девятерых на остров Волин.
  
  -- Глава 7. Враг на пороге.
   Почти месяц прошел для варнов в напряженном ожидании. Ждали вторжения Карла, считали дни. И стар, и млад понимали умом, что решающий час близок, что ворог придет в их край до заморозков, ведь зимой никто не воюет. Реки остыли и скоро должны были начать замерзать. Почти облетела листва, а дороги превратились в жухлую кашу из грязи.
   Вестовой, принесший берестяную грамоту от Драговида, не обнадежил. Верховный велетский князь упрашивал Старивоя боронить землю своей силой. Объяснял, мол, рати франков стянуты к Клинцам в моричанском краю, и там будет главный удар. Видукинд Саксонский сломлен недругом и принял его веру, а дружины его, бывшие заслоном словенских земель -- побиты и рассеяны.
   Что оставалось Старивою? Только вздыхать и готовиться к обороне, скрепя сердце и стиснув зубы. Исполнять наказ-мольбу Драговида: стоять на севере крепко, как бы худо не пришлось, грудью загородить пути на юг, к Радоре. Вот и стояли варны. Разрушали мосты через реки, делали запасы провизии в городах, перегоняя скот из селений за их стены. Огородились от ободричей заставами, где несли службу дозорные части, устраивали мудреные засеки и иные ловушки в балках и логах.
   Каждый новый день ждали развязки, да ее все не было. Истомились люди духом -- и зрелые мужи, повидавшие на своем веку всякое, и отроки, только принесшие клятву Яродиду и роду. Старивой подолгу закрывался в своей горнице и тяжелой поступью ходил из угла в угол, скрипя половицами. Он впал в бездеятельное уныние.
   Видя, что увещеваниями и здравыми речами на князя не повлиять, Кандих не тратил времени зря. Вместе с Дюжесилом и Родмилом они нередко выезжали к ополью варнских земель. Сообща решали, как лучше устроить недругу встречу. Изучали ложбины и тропы, прикидывали, с какой стороны ударят франки. А как-то поутру Любава всполошилась - Кандих исчез.
   Дюжесил поспешил успокоить ее, поведав, что сын Раста отправился в дальний дозор. Однако от внимательных глаз княжны не укрылось волнение, что сквозило в лице воеводы. Ведь всем известно: в одиночку в дозоры не ходят. Кандих же уехал, никого не взяв с собой. Чутким сердцем Любава поняла: устав от ожидания, он сам двинулся на поиски франков.
   Осень расцветила зеленые холмы и перелески всеми красками. Багряные рябины сменялись золотыми березами и осинами, кое-где проступали зеленые ели, трава пожухла, открыв черную землю, и серое небо отражалось в полноводных ручьях. Кандих скакал на запад.
   К вечеру второго дня пути он достиг границ владений варнов, что отвел им Драговид при поселении. Дальше начинались земли ободричских князей. Кандих не таился. Он сам желал нарваться на дозоры франков или ободричей, хорошо продумав, что ему говорить. А выдавать себя за другого, играя разные роли, ему было не привыкать.
   Однако когда за ольховой рощей внезапно обнаружился неприятельский лагерь, Кандих немало удивился. Лагерь был невелик, и притом разбит в чистом поле. По знамени, укрепленному возле одной из палаток, и по разложенным на земле щитам, варн определил, что перед ним франки. Это заставило его задуматься. Либо неприятель не доверял своим союзникам ободричам, либо не счел нужным ставить их в известность о своем походе.
   Навстречу Кандиху неспешно стронулись двое дозорных с пиками в руках. Они не слишком походили на обычных пехотинцев. Тяжелые роговые панцири с длинной юбкой и рукавами облегали тела воинов. Варн знал, что сами франки называют такую броню "бруиной" и стоит она двенадцать коров. Склепанные блестящие шлемы с наносниками, наручи и поножи дополняли облачение дозорных, которые явно были спешенными всадниками.
   - Мне нужен ваш предводитель, - заявил Кандих смело, едва воины приблизились настолько, что смогли слышать его голос. Он обратился к ним на языке франков, который за годы минувшей войны с ними успел хорошо изучить.
   - Отдай оружие и следуй за нами, - был строгий ответ.
   - Как же я буду сражаться в рядах вашего господина, если сложу оружие? - делано удивился Кандих.
   - Скорее! - не слушая возражений, потребовал один из дозорных, черные глаза которого враждебно сверкнули из-под обода шлема. Сын Раста, не споря более, снял с пояса саблю и протянул ему.
   Подступив к варну с двух сторон, франки взяли его коня под уздцы и повели в лагерь. Наметанным оком Кандих насчитал десяток палаток и пять стойбищ для лошадей. Это позволило сделать вывод, что вся боевая сила вражеского отряда не превышает сотни человек.
   О госте уже доложили. Из самого высокого шатра с синим флажком навстречу варну выступил шагом тяжелого борова плотно сбитый человек в зеленом плаще, усыпанном белыми розами, золоченые доспехи которого делали еще шире его невысокую фигуру.
   - Я - Силестин, маркграф короля Карла и префект Бретонской Марки, - он отер толстые губы краем рукава, выглянувшего из-под кольчуги. - Я командир этой скары. Назови ты себя.
   - Я слышал о тебе, маркграф. Говорят, ты человек чести, так что я открою тебе свое имя. Я Рогдай, искатель удачи из далеких южных земель.
   Кандих и сам не понял, что побудило его назваться именем своего друга, странствующего ныне где-то на востоке.
   - Для чего ты здесь? - Силестин пристально смотрел на всадника, застывшего перед ним.
   - Ищу применение для моего клинка. Слышал я, вы готовитесь воевать? Надеюсь, что смогу вам пригодиться.
   Силестин несколько раз оглядел Кандиха с головы до ног, словно примериваясь.
   - Не уверен, что мне потребуются твои услуги. По воле и слову герцога Эрика, моего сюзерена, я здесь, дабы привести к покорности край строптивых аварнов. Но я вовсе не жду славы от этого похода.
   Кандих рассмеялся.
   - Ты надеешься победить аварнов с этим жалким отрядом? Я проехал их землю из конца в конец и скажу тебе, что тебе не хватит людей даже чтобы расставить часовых в каждом их городе, не то чтобы привести их к покорности!
   - Аварны трусливы и глупы, - Силестин пожал большими плечами. - При виде моих бенефициариев они разбегутся без оглядки, как ягнята при виде волков. А потом сами придут ко мне на поклон. Я не взял с собой весь свой боевой корпус, дабы не покрыть свое имя позором в столь мелком набеге. Чтобы не шептались потом при дворе Карла, будто маркграф Бретани прячется за сотнями копий от крестьянской палки.
   - Чем же занимается остальное твое воинство, пока их предводитель в отъезде? - осторожно осведомился Кандих.
   Маркграф усмехнулся.
   - Оно неподалеку. Герцог Эрик со своими людьми - и с остатком моих - движется к побережью, дабы покончить с неугомонным князем вильцев. У него более двух тысяч прекрасно обученных солдат. Еще по две тысячи выставили вассалы нашего короля, что, уверен, будет достаточной силой даже для Драговита.
   Кандих нагнул голову в знак согласия.
   - Отведите его к походному котлу! - неожиданно распорядился Селестин. - Пусть накормят нового ратника.
   Бледный слуга в темно-лиловой куртке появился перед маркграфом.
   - И присматривай за ним, - шепнул тот, поворачивая к своему шатру.
   Варн не подал виду, что расслышал последнюю фразу маркграфа. Он и не сомневался, что за новичком будут следить пристально.
   К вечеру Кандих уже точно знал число и состав отряда, приведенного Силестином. Это были хорошо вооруженные всадники-бретонцы, многие из которых прошли войну с саксами, а также пешие вои из басков. Делать в неприятельском лагере молодому варну больше было нечего, и он начал подумывать о том, чтобы незаметно ускользнуть из расположения скары.
   Кандиха несколько смущала малочисленность франков. Нужно было непременно выяснить, идет ли другая сила за этим головным отрядом. Сын Раста направился проверить своего скакуна, что было обычным, не вызывающим подозрения делом. Однако тенью за ним увязался кто-то из людей Силестина. Пока варн осматривал подковы коня, откуда-то донесся постук лошадиных копыт. Кандих замер и присел. Со стороны холмов, обведенных красным золотом зари, к лагерю приблизились двое новых вершников.
   Одного варн узнал сразу. Это был князь Слободан, которого он видел в гостях у Старивоя. Второй наездник оказался ему незнаком. Рослый, смуглый, он был точно облит железом - чешуйчатый доспех укрывал его до самых глаз, пряча шею под бармицей, а ноги - под длинным подолом. На спине его колыхался красный круглый щит. Непривычный облик этого ратника заставлял думать, что происходит от из какого-то дальнего южного рода.
   - Ободричи готовы, - уведомил Слободан маркграфа, которого позвали звуком рога, отдав ему приветствие. - Десять сотен будут здесь по первому твоему зову!
   - Это не спешно, - пренебрежительно отозвался Силестин. - Ждите от меня вестей. Завтра я вступлю в земли аварнов и, надеюсь, вернусь с победой. Но если мне понадобится помощь - я дам вам знать, - поспешил он заверить гостя.
   Теперь можно было уходить. Дождавшись, пока темнота сгустится, Кандих поднялся с одного из мешков, в изобилии сложенных между палатками, и направился к ближайшим кустам, словно по обычной надобности. Кто-то шевельнулся следом за ним, но не стал забираться в густой ракитник.
   Кандих действовал быстро. Проскочив кустарник насквозь, он обогнул стан с другого края и ринулся к коновязи, пригибая голову. Здесь, уже не скрываясь, отвязал своего коня и повел его к роще. Кто-то окликнул его со спины, в десятке шагов мелькнул одинокий дозор, однако варн, запрыгнув в седло, уже гнал скакуна во весь дух, торопясь принести в Звонец добытые сведения.
   Когда Кандих в забрызганном грязью мятеле вступил в горницу, навстречу ему поднялись все, сидевшие за столом Старивоя: Дюжесил, Дедрик, Родмил.
   - Чело франков переправилось через Воронаву у заставы Елинец, - быстро поведал варн. - Полста всадников и еще четыре десятка пеших. Брод перешли у Перепелиной Старицы, обойдя краем дозор Ослава.
   - Ну? - поднял брови Родмил. - Слыхали? - бывалый ратник с могучим телом, выпученными синими глазами и подстриженной кружком бородой оглядел товарищей. - Началось!
   - Меньше сотни - еще не войско, - возразил Дюжесил.
   - За ними наверняка поспевает главная рать Франконца! - воскликнул Родмил.
   Все посмотрели на Кандиха.
   - Я говорил с их вожаком, - ответил тот. - Франк похвалялся, что малой силой сломает нашу рать. Однако за спиной его стоят ободричи, готовые поспеть к нему, едва он бросит клич.
   Князь Старивой в раздумье упер руки в бока.
   - И что делать мыслите, други?
   - Сперва надо вызнать, сколь велика вся вражья дружина, - высказал Дюжесил с сомнением.
   - Ободричи собрали десять сотен воев, - поведал Кандих, - но не двинутся без слова маркграфа и на шаг.
   - Не иначе, в затылок им дышит и все франкское войско... - кисло усмехнувшись, предположил Родмил.
   - Прочие сейчас заняты Драговидом, - оспорил Дюжесил. - Против него нацелен их главный удар. Только едва ли Радора будет им по зубам...
   - Вспомните обычай франков - вбивать клинья своих дружин сразу с двух концов, - напомнил Кандих. - Одна дружина кружным путем идет на Радору. Вторая может пройти побережьем к Архоне. Через наши земли.
   - Как же быть? - Старивой не спускал глаз с сына Раста.
   - У нас с Кандихом и Родмилом давно наказ готов, где кому стоять и куда идти, да только прежде надо разгадать, что на уме у Франконца, - ответил воевода.
   Дюжесил повел соратников на самую вершину башенки княжеского терема. Тут свистел ветер, закладывая уши, и они с трудом разместились на узкой площадке. Однако с высоты был ясно виден окоем на много верст вокруг. Леса, перелески, луга, реки и холмы лежали, как на ладони.
   - Вот оттуда, - Кандих махнул на закат, - покатят франки.
   - Из крепостей там лишь Довгуш, - припомнил Дюжесил. - Ежели ворог его обойдет стороною -- без помех подступит к Звонцу.
   - Ты предлагаешь сторожить Звонец?
   Дюжесил помолчал, тщательно взвешивая свои слова.
   - Надо вывести дружину и ополчение. Встать таким манером, чтоб за один день поспеть перехватить недруга хоть на северной, хоть на южной дороге. А там -- как боги положат. Или к Звонцу отходить, или боронить Довгуш. О том нам передовая сторожа доложит.
   - Как с челом франков быть, други, что уже землю нашу топчут? - справился Старивой.
   - Пропустить дальше нельзя, но и назад не позволим воротиться, - отозвался Родмил. - Малым числом примем кость в кость, чтоб остальные были недалече. Когда побьем, будут пленные. От них все и узнаем: сколь всего рати у Франконца, да что он умыслил.
   Старивой согласно кивнул.
   Кандих вскинул на него быстрый взгляд.
   - Позволь мне, княже, встретить всадников франков!
   - Смерти скорой ищешь? - нахмурился Старивой. - И так заставил нас немало потревожиться.
   - Нет, княже. Клянусь богами, все сделаю справно - заманю в западню, полон возьму, и уйти никому не дам. Я знаю их силу, знаю, чего от них ждать!
   Старивой в задумчивости жевал губами.
   - Разреши парню, князь, - поддержал сына Раста Дюжесил. - Пускай проявит себя.
   - Ну, - протянул Старивой, - ежели никто не возражает...
   - Пусть идет, - махнул рукой и Дедрик. - Возьмет с собой людей, каких выберет сам, а мы следом подтянемся.
   На том военный совет завершился.
   Рассветным утром, когда земля еще нежилась в полусне, а воздух был холоден настолько, что из ртов людей и коней выбивались белые струйки пара, сотня варнов верхами выступила в поход, опередив дружину князя Старивоя всего на четыре версты. Облаченные в шеломы и брони ратники ехали цепью по полевым дорогам и лесным тропам. Тулы были изрядно, с запасом, забиты стрелами с крупным гусиным пером. За спинами брякали щиты, на седлах - сулицы и палицы.
   Почти без отдыха шли рысью наперерез передовому франкскому отряду, держа направление на Перепелиную Старицу. Оголенные подлески встречали комонников гарканьем воронья, ищущего поживы, где-то в глубине хвойных чащоб дрались голодные волки. А в светлеющей вышине небес таяли косяки удаляющихся птичьих стай.
   У слободы Пырица спешились, чтобы перемолвиться с местным старостой Вихратом, который повестил Кандиха: инородцы в трех верстах на закат. Об этом дымом сообщили с ближней заставы.
   - Поспешайте, - молвил староста, дед с разбитым морщинами лицом, тронутым темными крапинами на щеках. - За Глинным Ручьем их брать всего лучше, пока на поля не выбрались.
   - А что слышно с соседних весок? - справился варн. - За челом идут большие дружины?
   - Идут, - подтвердил староста. - Вещают, до полутора тьмы наберется пешных и верших. Еже не боле.
   Ратник Тишило даже присвистнул:
   - Эдакой силой нас поломают как щенят, попавших под медвежью лапу.
   Кандих строго обвел глазами своих воев:
   - Поглядим еще, какие мы щенята.
   Дрогнули ветви рябин и лиственниц - ветерок подкрался незаметно, потревожив покой перелесков и рощ. Но комонники даже не обратили на него внимания, поглощенные предстоящей схваткой, которой жаждали все. Вот и ручей - совсем мелкий, с коричневатой водой между стоптанных бережков, и засохшей ивой в сторонке, накренившейся усталой дугой. Его перелетели одним махом. Дальше немного уняли прыть скакунов, ворог был уже где-то рядом.
   - Вон за тем суходолом, - вытянулся в седле десятник Соловей, простирая вдаль серую мозолистую длань, - будет старый бор. Дерева там растут так густо, что проехать конному тяжело, да еще по весне навалило сосен, что громоздятся повсюду. Но есть лог - как раз меж больших завалов. Через него франк непременно захочет пронырнуть.
   - А если он этот бор обогнет? - предположил Кандих.
   Соловей замотал головой.
   - По одной стороне бор дюже долог и заводит в зыбуны. По другой - стоят сыпучие отроги, где и пешему нелегко пробраться.
   - Стало быть, в логе франков и встретим, - решил Кандих.
   - Старшой, мой Мягкоступ, - Соловей потрепал гриву коня, - чужих и за версту почует. Так что не разминемся, не боись.
   - Тогда вперед! - велел сын Раста, встряхивая поводьями.
  -- Глава 8. Венеда.
   Темно-синие, почти черные волны Венедского или, как часто называли его теперь, Варяжского Моря, вскипали валами, пенились и шипели, обдавая брызгами борта лодки. Прелют и Рогдай видели море впервые. Оно показалось им настоящим чудовищем - непомерно большим и жадным, готовым заглотить в свою ненасытную утробу их утлый струг. Перевозчики из Ганы - курносый, густобровый доленчанин в холщовой приволоке, подпоясанной поясом с многочисленными мешочками - и его сын, долговязый подросток с бесцветными глазами, невозмутимо гребли, один кормилом, другой веслом. Они не боялись морской стихии и, не моргнув оком, встречали тяжелые накаты волн, заставлявшие радимича сжимать ладонью науз, а мерянина - втягивать голову в плечи.
   - Два дня назад была большая буря, - перевозчик осклабился широким ртом с желтыми зубами. - Море бушевало так, что сорвало мостки в гавани и сломало ямбор старой лодьи, которая торчала у мола уже несколько лет. Никто по всему побережью носа не высовывал из домов, ни одного ветрила за десятки верст нельзя было увидеть в водах - все забились в заливы. Сейчас пучина улеглась, новый шторм будет не скоро...
   Несмотря на слова бывалого, просоленного до самых костей владельца челна, Прелют и Рогдай продолжали с беспокойством взирать на гуляющие темные буруны, покачивающие легковесную посудину, пахнущую смолой. Они вспоминали рассказы своих товарищей-хирдманнов о коварстве морской стихии, погубившей в разное время много могучих воинов, а языки прибоя лизали борта струга, обдавая лица колючим хладом. Над водами нависали плотные тучи горластых чаек, порою заслоняя солнце.
   - Есть места, где море прозрачно, а цвет его - нежно-зеленый, - ободряюще молвил Энунд, поворачиваясь к Рогдаю. Сын Торна Белого с удовольствием вдыхал дух водного простора, точно вернулся в родной дом. - Там можно увидеть светящиеся кораллы, морские звезды и редких существ, живущих в водорослях. В конце осени заливы и побережье покрываются льдом, толщина которого зимой превосходит три человеческих роста, но большинство участков по-прежнему пригодны для прохождения драконов. Мы называем море Дорогой Китов или Путем Отважных. Оно принадлежит тем, кто готов бросить вызов судьбе.
   - Даг Угрюмый и Хегни Острие Копья были лучшими кормчими, которые бороздили морские тропы, - вздохнул Хумли Скала. - Они могли провести судно там, где погибли бы самые искусные мореходы. И Эгир, властитель глубин, уважал их, как настоящих героев...
   - По морю, этой Стране Рыб, можно плыть долгими днями и не увидеть ни клочка суши, ни птичьего хвоста в небе, - задумчиво добавил Бови Скальд. - А ближе к Ледяным Водам появляются исполины, способные разломить любое судно или утащить его на дно. Это киты и кашалоты. В северных фьордах есть люди, которые охотятся на них и добывают много мяса. Из меньших морских зверей, что водятся на островах и в заливах, для промысла ценен морж и тюлень. Море всегда готово поделиться с человеком своими богатствами. Оно не оставляет голодным, щедро одаривая рыбой и мясом. Хуже только с водой, пить которую нельзя из-за соли...
   - Почему же вода в море соленая? - спросил Рогдай, чтобы отвлечься от качки, которая вызывала у него тошноту.
   - Старики у нас передают предание про данского конунга Фроди, - ответил Бови, - в прежние времена получившего Гротти - чудесную мельницу счастья и достатка из рук самого Одина. Она могла молоть все, что угодно, однако была слишком тяжела для рук человека. Тогда Фроди купил в Свеаланде двух рабынь-великанш Фенью и Менью, приказав им намолотить ему вдоволь золота и процветания. Рабыни так и сделали. Они трудились под звуки собственных песен, и вскоре все сундуки во владениях Фроди стали ломиться от богатства, а в земле его воцарились мир и благоденствие. Однако потом все изменилось. Жадность конунга только росла, и он запретил великаншам отдыхать. Изнуренные постоянным вращением жерновов, они решили отплатить своему хозяину за жестокость. Когда Фроди уснул, рабыни затянули песню возмездия и намолотили под нее огромное войско врагов, которое возглавил сэконунг Мисингер. Мисингер умертвил Фроди и завоевал его край, завладев несметной добычей. Рабынь с мельницей Гротти он посадил на свой дракон, велев им молоть соль, так как в те годы соль была самым главным товаром. Радость торжества от свершенного воздаяния быстро сменилась для Феньи и Меньи разочарованием. Новый хозяин оказался таким же жестоким, как и предводитель данов, не позволяя великаншам отдыхать. Тогда они намолотили ему столько соли, что дракон не выдержал ее тяжести и ушел на дно, погубив всех. Мельница Гротти образовала глубокую впадину, в которой зародился водоворот Мальстрем. После того, как соль окончательно растаяла, воды разнесли ее повсюду. С тех самых пор море соленое.
   Когда Бови Скальд закончил свой рассказ, челн под туго надутым парусом почти преодолел пролив, приближаясь к выступающему полукругом волинскому мысу. Издалека были видны белые венцы стен и башен крепости, стоящей на возвышении.
   - Мы зовем этот город Йомсборг, а франки - Юмне, - проговорил Энунд Раздвоенная Секира. - Утверждают даже, что это самый большой город всего Западного Мира.
   Путники, затаив дыхание, рассматривали береговую полосу. Венеда, протянувшись от устья Одера, впадающего в море, охватывала пространство с мысом, на котором располагался порт, и обширную островную территорию. Чем ближе струг подходил к городу, тем сильнее раскрывали рты наблюдатели.
   - Что там за высоченная странная башня, над которой вьется дым? - указал рукой Гудред Ледяной Тролль.
   - Это маяк, - ответил Борута. - Особое сигнальное сооружение. Из-за постоянно горящего на ее смотровой площадке огня гавань Венеды видна и в туман, и в ночное время. Торговые суда, что приходят сюда со всего белого света, плывут на огонь.
   Путники уже более отчетливо различали каменные блоки, из которых была составлена башня. Как оказалось, она имела необычную шестиугольную форму, но сужалась от широкого основания к вершине.
   - Для топлива используют горючий камень, привозимый с Ведегоща, - продолжал пояснять боярин. - В башне несколько ярусов, где живут ратники, сторожащие гавань, и смотрители. Шесть граней соответствуют Щиту Громовита - древней велетской фигуре, дарующей защиту.
   Однако удивление здесь вызывал не только маяк. Когда струг сблизился с гаванью, путники узрели массивную каменную арку с раскрытыми железными воротами и еще одной башней на верхушке. Видимо, это и был вход в бухту Венеды.
   - На этой башне, - рассказывал Борута, - стоят мощные камнеметы и стрелометы. Они препятствуют подходу ворога к гавани. Ворота на ночь запираются, и они столь прочны, что их не вышибить никакому тарану.
   Хумли Скала и Бови Скальд переглянулись.
   - Такого мы еще не видели ни в одном из городов Мидгарда, - проронил Бови восхищенно.
   Перевозчики уверенно ввели челн в арку, и перед путниками открылась прямоугольная гавань. По оценке хирдманнов, здесь смогло бы поместиться не менее трех сотен самых больших драконов. Ее полностью защищали крепостные стены, за которыми угадывался зубчатый ряд внутренней твердыни Венеды.
   - С другой стороны от мыса, там, где залив расширяется, у волинцев построены плотины, которые не дают ветрам заливать город, - изрек боярин, довольный произведенным на гостей острова впечатлением. - Они смыкаются с валами и каменными стенами.
   - Не представляю себе силу, что могла бы приступом овладеть такой цитаделью, - прошептал Гудред.
   - Ты прав, - охотно признал Борута. - Недругу город не по зубам. Городской старшина, боярин Громобой - первый ближник князя Драговида. У него пятнадцать сотен самой отборной дружины и боевые лодьи, что терзают берега Франконии, привозя в Венеду большую добычу. Франки только рычат и грозятся, а сделать ничего не могут.
   Тем временем струг пристал к деревянному настилу причала, от доков которого начинались каменные набережные. Сын перевозчика резво соскочил на берег и закрепил канат за один из швартовочных железных свай. Вокруг шеренгами выстроились покачивающиеся на волнах суда со спущенными парусами. Здесь были и длинные тридцативесельные ладьи, и легкие поморские кочи, и необычные двухмачтовые корабли, обшитые медью, с двумя ярусами для гребцов.
   - Ромейские дромоны, - проследив за направлением взгляда хирдманнов, сказал Борута, расплачиваясь с доленчанами. - Такие приходят из Царь-города на проливах.
   Когда все девять путников, простившись с перевозчиками, остались на дубовых досках причала, боярин предупредил своих товарищей, чтобы они были осторожнее в городе.
   - Венеда делится на Дворы, в которых живут родовичи одного колена: Саксонский, Греческий, Волгарский, Слензянский, Свейский и Данский. В каждом из них свои племенные обычаи, свои храмы и их служители. Но дворы расходятся от центра города венцом. Центр же отведен Кремнику, в котором находится Старшинское Дворище, храмы Яровида, Макоши и Триглава. Туда мы сейчас и направляемся, чтобы засвидетельствовать уважение Громобою, без позволения которого над островом и муха не пролетит.
   Путники повернулись лицом к городским кварталам. Хумли Скала и Гудред Ледяной Тролль повидали разные города на своем веку, но даже они признали, что ничто не в силах сравниться с красотой и великолепием Венеды. Дома здесь были сложены из камня и белого мрамора с точеными столбами-колоннами и фигурными кровлями, на которых можно было углядеть покрытых позолотой змеев, жар-птиц и крылатых коней. Фронтоны украшались вставками из сияющих каменьев, с причелин свисали бронзовые ветреницы, которые служили зеркалами, рассвечивая улицы россыпями бликов. Словом, это были настоящие хоромы, перед которыми меркли строения Скании, Франконии и Саксоланда.
   - В четырех концах города есть торговые площади, где приезжий люд с разных стран выкладывает свои товары, а также продают свои изделия венедские умельцы, не знающие себе равных, - упомянул боярин, пока отряд продвигался к Кремнику, широкие, словно вздувшиеся башни которого воздымались над скатами жилищ.
   Путники ступали по булыжникам мостовых, разглядывая блистающие верхницы изящных построек, а мимо них проходили беспечной походкой горожане, обряженные в малиновые кафтаны с золотым шитьем и серебряными привесками, кумашные плащи с горностаевым подбоем и суконные шапки с притороченными к тульям перьями. Казалось, здесь никто и никуда не спешит. Шеи и запястья людей блистали сложнофигурными гривнами и браслетами, в орнаменте одежд узнавались соколы, олени и барсы, прошитые мелким бисером, а у некоторых - жемчугом и янтарем. Поистине, богат был главный волинский град! Богат, свободен и преисполнен собственной важности. Град, наводящий безумный ужас на соседей флотилиями лихих набежников-ротарей, не знающих пощады, и держащий под своей властью большую часть Северного Моря, не случайно носившего имя Венедского. За копьями и щитами воителей Триглава жители чувствовали себя надежнее, чем за двойным кольцом каменных стен, ибо доселе никто не сумел поколебать бранной доблести волинских варягов.
   - Смотрите! - сказал вдруг Гудред Ледяной Тролль, остановившись посреди улицы перед точеным белокаменным столбом в два человеческих роста высотой с двумя расходящимися в стороны крыльями и широким, корнеобразным основанием. - Это Мировой Ясень, Иггдрасиль.
   - Здесь живут саксы-нордальбинги, - промолвил Борута. - Думаю, это главный символ тех, кто не признал Распятого Бога и сохранил верность своим родным богам.
   - У саксов Иггдрасиль зовется Ирминсулем, - поведал многознающий Бови Скальд. - Знак верховного бога войны Тиу, которого мы почитаем, как Тюра. Но символ этот - исконный образ Бессмертия и Млечного Пути, известный древним Хозяевам Северного Ветра. Крылья на вершине мировой оси - выражение Вечного Духа и Совершенного Света Богов.
   Путники внимательно рассмотрели святыню, изучили рунические надписи в ее основании. Дома Саксонского Двора были, по преимуществу, каменной кладки, но с буковыми крышами, имеющими резные раскрашенные "огнивы" - вертикальные фигурные доски на фасаде. Встречались и деревянные постройки с кровлями взакрой из оструганного теса.
   Хирдманны, оглядывая народ, удивлялись дружелюбию горожан. Здесь не было недобрых и косых взглядов, которыми обыкновенно встречают чужаков. Некоторые жители Венеды даже улыбались им, словно давним знакомцам, нисколько не беспокоясь при виде обвешанных мечами и секирами иноземцев.
   Вскоре перед путниками показалась смотровая башня Кремника с выступом над воротным полотнищем. Однако охраны ни на башне, ни под ней они не увидели, беспрепятственно вступив во двор днешней крепости, которая была раз в семь меньше главной, окольной.
   - Почему никто не сторожит ворота? - удивился Рогдай.
   - Думаю, сюда не приходят люди с дурными умыслами, - улыбнулся Валобуй.
   Во Дворище были видны своды храмов, изрядно отстоящие друг от друга, а также палаты с вышками, повалушей и откидным крыльцом перед прилегающей к постройке внешней лестницей.
   Поспевая за Борутой, путники поднялись по ступеням лестницы на площадку с четырьмя витыми опорными столбами, миновали прохладные сенцы и вошли в высокие створчатые двери второго яруса хором. Там было светло из-за треножников, стоящих вдоль стен и озарявших пространство покоев волинского боярина целым соцветием огней.
   Первым, что привлекло внимание гостей Громобоя и поразило их воображение, были большие бронзовые фигуры человекоподобных существ с конскими головами, стоящие на таких же бронзовых круглых подставках. Между этими тяжеловесными изваяниями застыли изваяния из плоти и крови - бездвижные ратники хозяина Венеды. Все они искрились пластинчатыми доспехами и круглыми шеломами со стреловидными наносниками, к которым были прилажены посеребренные птичьи крылья. На овальных, цвета морской волны щитах красовались выпуклые знаки рун, покрытые позолотой.
   Хирдманны даже затаили дыхание. Велетские варяги своим обликом и, в особенности, крылатыми шлемами, до боли напоминали им изображения Одина и Тора из Упсалы и Сконе.
   - Назовите себя и дело, которое привело вас в Венеду! - прозвучал выразительный и преисполненный значимости голос из глубины зала.
   Путники присмотрелись. У дальней стены в высоком кресле сидел плечистый человек с близко посаженными черными глазами, положив кисти рук на подлокотники, имевшие форму человеческих черепов. Он чем-то напоминал хищную птицу, готовую спорхнуть с места - столь тяжел и сосредоточен был его взгляд. Длинноусый, с седеющей прядью волос, закрывавшей всю правую половину лба, он рассматривал гостей Венеды, поджав губы. Как и у большинства лютичей, у него было широкое лицо и выступающий, чуть костлявый нос. Одеждой ему служил опашень - длинный кафтан зеленого цвета с белыми пуговицами и вошвами, на которых были прошиты силуэты птиц с женскими лицами. Плечи покрывал луду - варяжский златотканный плащ, застегнутый на правом плече фибулой с хризолитом.
   Целиком поглощенные созерцанием властного хозяина хором, путники не сразу заметили, что по обе стороны от высокого кресла лежат большие серо-бурые псы с беловатым подшерстком, уткнув морды в пол. Сначала гости приняли их за лаек, и только когда одна из собак зевнула, ощерив розовую пасть, стало ясно, что это волки-переярки - широколобые, с вытянутыми мордами. За ними стояли воин и жрец - это путники поняли по облачению людей. Воин со сросшейся переносицей и косматыми, цвета сажи бровями, блистал чешуйками дорогого юшмана, поверх которого была наброшена шкура белого волка. Обе руки его лежали на крестовине длинного меча, упертого в пол. Жрец с пепельными волосами, зачесанными назад и скрепленными черным очельником с бляшками, имел глубокие морщины на щеках и складки под глазами, рот его полностью тонул в кустистой бороде, разделенной пробором на две равных пряди. Поверх желтой рубахи с черной подоплекой был наброшен плащ с капюшоном-вотола. Жрец сжимал в деснице посох с костяным навершием, изображавшим солнцеврат, а шуйца его покоилась на груди, над ожерельем из многочисленных бронзовых звезд.
   Борута сделал шаг вперед и поклонился сидящему в кресле человеку, коснувшись рукой сердца. Он уже понял, что перед ним Громобой - первый ближник Драговида, имеющий на острове поистине княжескую власть.
   - Я боярин Борута из Радоры, сын Зардана. Следую в Архону, к ковану Родевиду. Со мной мои спутники, которые держат дальний путь из земель Званимира, князя радимичей, разоренных Сбыславом Кривым...
   Громобой поднял руку, обрывая радорского боярина.
   - Твои спутники нам известны. Это те люди, что побывали на Острове Вепрей и сняли заклятие с града Радогоста. Они же умертвили Черного Волка и разогнали его ватагу. Верно ли я говорю, пресветлый Огневед? - он повернулся к жрецу, наморщив чело.
   - Так и есть, - подтвердил тот легким наклоном головы.
   - Верховный служитель Триглава наслышан о вас, - пояснил Громобой, обращаясь к гостям. - Да и мы с воеводой Колояром кое-что знаем. Земля ведь слухами полнится.
   - Заслуги наши сильно преувеличены молвой, - сказал Энунд Раздвоенная Секира, пытаясь понять, для чего ведется этот разговор.
   - Правду земную не скроет ни шум морского ветра, ни тишь души человеческой, ни вязкий туман, ни полночная мгла, - назидательно ответил молодому хирдманну Огневед. Мне, внемлющему гласу сути источной за покровами вещными то хорошо известно. К чему лукавить? Вы избраны Яровидом-Дивом и на вас его метка.
   - Нам не очень ясны речи досточтимого жреца, - промолвил Прелют извиняющимся тоном. - Но нам лестно, что наши скромные дела заслужили такое признание в велетском краю.
   - Мы явились пред твои ясные очи, боярин Громобой, чтоб испросить разрешения отплыть на Руян с твоего острова, - попытался вернуть беседу в нужное путникам русло Борута.
   В голосе старшины города внезапно проступила жесткость.
   - Об этом мы поговорим особо. Но не сейчас.
   - Что это значит? - залился краской Хумли Скала. - Нас задерживают в Венеде?
   - Вы - почетные гости нашего острова, - спокойно, но уверенно отвечал Громобой, - и вы - мои гости, которых я хочу окружить вниманием и заботой.
   - Благодарим тебя, это лишнее, - Хумли начинал сердиться. - Мы и без того слишком задержались в вильской земле.
   - Вам придется задержаться в ней еще на некоторое время, - голос, каким были сказаны эти слова, ни на миг не позволял усомниться: либо путники подчинятся решению старшины добровольно, либо их принудят к этому силой.
   Присутствие дюжины крепких воев в зале придавало особенный вес заявлению волинского боярина. Окинув их оценивающим взглядом, хирдманны быстро осознали, что шансов на успех в столкновении с ними у них не много. Оставалось только покориться.
   - Сейчас вам покажут ваши покои, в которых вы будете жить, а потом отведут в трапезную, где мы все вместе скрепим нашу дружбу отменным заморским вином и медом, - продолжал Громобой.
   Путники переглянулись.
   - Надо соглашаться, - шепнул Борута. - Похоже, волинцам мы зачем-то понадобились.
   - Мы принимаем твое приглашение, - объявил Энунд за весь отряд.
   Громобой удовлетворенно улыбнулся и хлопнул в ладоши. Появились пятеро юношей в распашных рубахах с золоченой вышивкой и атласными поясами. Они безмолвно выстроились перед гостями Венеды.
   - Мои слуги проводят вас в верхницу хором, где вы сможете немного отдохнуть с дороги. Позже мы снова увидимся и обо всем поговорим за пенным кубком. Вы познакомитесь с чудо-яствами, которые готовят мои повара.
   Громобой сделал красноречивый жест, отпуская гостей.
   Следом за слугами боярина путники понуро прошли через весь зал и поднялись по лестнице в надстройку над хоромами, бывшую также гостевой одриной, где уже стояли заготовленными девять лежанок со спинками и подлокотниками.
   - Выходит, хозяин Волина все знал заранее, и ловил нас на своем острове, как мышей в мышеловку, - уныло покачал головой Рогдай, когда боярские отроки скрылись за дверьми.
   Бови Скальд подошел к маленькому оконцу и выглянул во двор.
   - Отсюда не выбраться, - отметил он, обреченно снимая плащ-фельдр и отстегивая пояс с мечом. - Западня...
   - Надо было идти к Руяну следом за Кандихом, владениями черезпенян, - Прелют присел на край скамьи и обхватил колени. - Или пробиваться через ободричский край. Хуже чем теперь, точно бы не вышло...
   - Мы пока не знаем, чего хочет от нас Громобой, - резонно возразил Борута, обводя глазами угрюмые лица товарищей. - Для беспокойства нет причины.
   - О, Ульфрун, Дева Волна! - простонал Хумли Скала. - Добрый десяток мечников наверняка уже сторожит эти двери. Не меньше людей старшины, клянусь хрустальным чертогом Саги, расставлено во дворе. И после этого ты толкуешь нам, что не о чем беспокоиться?
   - Не надо горячиться, Скала! - Гудред Ледяной Тролль приобнял товарища за плечи. - Не из таких передряг выбирались. Если будет хоть один шанс - мы его не упустим. Жить пленниками на этом острове нам всем не по нутру.
   - Будь по-твоему, - тяжело согласился Хумли. - Но если Громобой задумал худое дело, он узнает, как шутить со свободными людьми фьордов. Сыны Одина не привыкли, чтобы их судьбами распоряжались, как фишками при игре в тавлеи.
   Больше гости волинского боярина не разговаривали до самой трапезы. После того, как они разоружились, сняли кольчуги и омыли лица и руки из больших керамических кувшинов, слуги препроводили их в просторный зал, похожий на княжескую гридницу.
   Здесь уже были постелены цветастые ковры по всему полу, а столы, возле которых чинно ходили стольники и чашники, расставляя утварь, сдвинуты в одну прямоугольную фигуру. От обилия холодной и горячей зверины и дичины на латках и блюдах рябило в глазах. Слуги же продолжали заполнять скатерть кринками с сытой, корчагами с медом, глиняными и деревянными плошками с севрюжьей икрой, горшками с кашей. Появились окованные золотом чаши и пивные рога.
   - Эту братчину я устроил в вашу честь! - объявил путникам Громобой, делая приглашающий знак рассаживаться на лавки. Старшина уже успел переодеться в бархатный кафтан с бобровой опушкой. Справа от него воссел Колояр, слева - Огневед. - Здесь нет передних, средних и окольных, только равные среди достойных, имеющие почетное право голоса на пиру-совете!
   Борута первым приблизился к столам и занял место возле темника. За ним последовали все остальные. Единственным, кто бестрепетно отважился присесть рядом с верховным жрецом Венеды, был Бови Скальд. В длинном зале, освещенном настольными светцами и светильнями, свисающими с потолка на оцепах, появились гусляры и скоморохи. Громобой кивнул чашникам, и они наполнили рога и кубки игривым вином черемного цвета.
   - Здравы будьте от века до века! - возгласил волинский боярин, поднимая длинный турий рог. - Сладкий хмель пускай по устам течет, всю хмарь прогоняя. Сурья лейся, а благо дейся! Пусть чары полнятся, сердца веселя доброй ярью.
   Он встал и осушил рог, отерев дланью пушистые усы. За ним подняли свои кубки Колояр и Огневед. После того, как гости выпили вина и приложились к яствам под звуки гуслярной гудьбы, Громобой завел речь о нелегких временах, выпавших для Волина. Стольники между тем убирали пустеющие блюда, заменяя их латками с лебяжьими потрохами и вертелами с жареными рябчиками.
   - Грядет большая война, и итог ее ведом только богам.
   - О какой войне ты молвишь, боярин? - вопросил Прелют.
   - Карл-Франконец снова поломал саксов. Больше мы не можем надеяться на их помощь. Пришел наш черед. Дозорные моричан сообщают, что франки, построив укрепления вблизи наших южных границ, перебросили туда огромное войско. Карл готов вторгнуться со дня на день - все князья нашего племенного союза предупреждены. Немало усилий потребуется, чтобы противустать такому ворогу. А на севере того хуже - франки уже перешли рубеж лютичских земель...
   Рогдай встрепенулся и хотел было спросить что-то, но его опередил Энунд.
   - Достоверны ли сведения, что франки вторглись в край лютичей?
   - Да. Варны, которым Драговид позволил селиться по рубежам наших владений, уже встретились с ними в бою.
   - И что же? - в один голос выдохнули Рогдай и Энунд.
   - Пока не знаю, - склонил голову Громобой. - Старивой, князь Варнии, прислал нам гонца с сообщением, что выступает навстречу франкам и просит помощи.
   - Неужели франки так сильны? - повел плечами Хумли Скала. - Нам случалось бить их в набегах малыми дружинами. Крепостью в строю они не отличаются. Опасна только тяжелая конница - может подмять и порубать большими мечами. Хуже всего, когда она вступает в дело после того, как раскрошишь их пеший строй. Рука уже едва держит топор, а надо встречать несущихся на тебя латников в толстой чешуе...
   - Да, франки любят измотать рубкой со своими бестолковыми ратниками, а затем пустить в разгон всадников, - согласился Гудред Ледяной Тролль. - Они сметут, если не успеть составить прочный фюлькинг и не принять их на пики.
   - Беда в том, что у Карла слишком много людей, - вздохнул темник Колояр. - Неизмеримо больше, чем у нас. Ведь как воюют и побеждают франки? В любой войне они бросают в дело сразу две рати, которые заходит с разных сторон и перемалывают, точно зерно в ступке. Так, я слыхал, было с лангобардами и южными варнами. Так одолели и саксов. Пока противники их думают, кого спасать и где ждать удара - враг оказывается со всех сторон...
   - Все верно, - насупил брови Громобой. - И пешников, и вершних воев у Карла - что гальки или морского песка. Да и сам он - рачительный воевода, все наперед просчитывает. Не сам воевать будет, слуг своих пошлет из иных народов...
   - Ты призвал нас, чтобы мы пополнили волинскую дружину? - в лоб осведомился у старшины Прелют. - Если так, то мы готовы прийти на выручку сородичам и отбыть обратно на побережье. Тем более, что у многих из нас найдутся свои причины на это, - он быстро взглянул на Энунда и Рогдая.
   - Нет, - рассмеялся Громобой. - Ротари вы славные, и иметь вас в своей гридне мечтал бы любой князь или воевода. Но мне вы нужны для других дел.
   - Каких же? - с любопытством спросил Бови Скальд.
   - Негоже вступать в большую войну, не изжив внутренних тягот, - снова вздохнул Громобой.
   - Разве могут быть трудности у столь процветающего града, как Венеда? - не поверил Борута.
   - Могут, - признался волинский старшина. - И про то пока не ведает князь Драговид. Посему, я желал бы, чтоб разговор наш не возымел ненужной огласки. Я рассчитываю на ваше молчание.
   - Не сомневайся, боярин, - заверил Прелют. - Мы умеем хранить чужие секреты.
   - Речь пойдет о бедствии, которое вот уже много месяцев тревожит покой горожан и не дает мне сомкнуть веки по ночам, ибо при всей своей власти я пока ничего не могу с ним поделать.
   Путники с любопытством посмотрели на хозяина.
   Громобой неожиданно обратился к Евдоксию, сидящему с края стола и обгладывающему гусиную грудку.
   - Скажи мне, иноземец с берегов Ромейского Моря, что ты знаешь о культе богини Гекаты, что некогда существовал у ваших предков?
   Грек, ошеломленный этим вопросом, на миг замер с раскрытым ртом.
   - Геката - древняя богиня колдовства, лунного света, тайны и подземных сфер, - пробормотал он, наконец. - Некоторые считают ее дочерью Зевса-Громовежца и Геры, однако самые первые предания говорят нам, что она происходит от титанов: Перса и Астерии. Власть и знания, доставшиеся ей от этих древних первосуществ, предшествовавших богам, не смог умерить сам Зевес...
   - Прости меня, боярин, - вмешался Борута, - но я не возьму в толк: какое отношение к твоему городу имеет какая-то забытая богиня гречинов?
   Громобой еще больше потемнел лицом.
   - Самое прямое, - вымолвил он, опуская взгляд. - В Венеде объявилось тайное общество, почитающее Гекату-Триформис. Оно вершит опасные обряды и с каждым днем набирает вес и могущество в городе. Я хотел бы разобраться с этим и положить предел разрастанию власти людей, которые мне не подчиняются.
   Путники переглянулись между собой.
   - Когда видоки, что есть у меня во всех Дворах иноземцев для пригляда за настроениями в Венеде, поведали мне о зарождении этого культа среди волинских греков, - продолжал Громобой, - я сперва не придал ему значения. Это было большой ошибкой.
   Старшина осушил кубок с белым медом.
   - Потом стали исчезать молодые женщины. Через некоторое время - мужи и юноши. Все, что сумели разведать мои люди, сводится к тому, что община готовит дев-служительниц для своей богини и набирает отряд особых посвященных воинов, которые будут защищать интересы жрецов Гекаты и самой ее общины.
   - Досточтимый! - вновь вступил в разговор Евдоксий. - Насколько я знаю, в Греческом Дворе господствует фиас Зевса-Митры, а руководит им теократор Леодей. Он глава всех эллинов, живущих на Волине, и все ему подчинено.
   - Так было до недавних пор, - признал Громобой. - Однако на моем острове появились служители богов, о которых никто ничего не ведает. Они находятся в тени, но помыкают всем населением Греческого Двора. Твой Леодей попал под их пяту и уже не играет никакой роли.
   - Кто мне объяснит, о чем здесь идет речь? - Хумли Скала отодвинул от себя опорожненный ставец и лавка под ним заскрипела. Три складки прочертили его большой лоб.
   - В Венеде зародилось тайное общество потворников Хель, - начал было Бови Скальд, но жрец Огневед прервал его.
   - В родовой памяти каждого народа, - заговорил он громко, - сбережен след знания темянного, сокровенного и разрушительного по своей силе и глубине. Геката - суть лик Царевны-Морены, Жрицы Смертного Ветра. Стезя ее непостижима и бездонна, она простирается через тысячеликий Мрак, который был первыми вратами мира. Во все времена и эпохи ее почитали жрецы-чародеи, служители Луны и радари Закрадных Троп. Они давали ей разные имена в разных землях Всемирья: Инанна, Исида, Хель. Однако смысл почитания Властительницы Тайной Мудрости сводился к одному - овладению бесплотной плотью бытия через растворение рубежей жизни. Геката-Морена - хозяйка над пределами, пресуществляющими жизнь в смерть, а смерть - в возрождение. Тот, кто, идя по ее стопам, поднимался над границами существования, размывая всякие их следы - обретал мощь и совершенство, не подвластные времени. Лунный путь - путь без пути, ибо он незрим людям Явного Мира. Именно потому проявления его могут быть слишком губительны для всех, кто живет поконами рода, общины, своей земли. Ведь для радетелей Темянной Стези нет никаких ценностей и нет устоев.
   Когда Огневед примолк, Евдоксий отважился вставить свою реплику.
   - Культ Гекаты также связан с привлечением пневмы полевых и лесных духов и общением с душами умерших. Ее стихии - земля и воздух. В древности ей приносили в жертву черных собак. Рассказывали, что темными ночами она блуждает с горящими факелами в окружении псов Аида, а следом за ней тянется вереница призраков...
   - Ты прав, иноземец, - невесело ухмыльнулся Громобой. - Черные псы и щенки уже перевелись не только в городе, но на всем острове. Служители культа проводят свои обряды и, видимо, режут их на своих алтарях. Я хочу выйти на след главного жреца Гекаты. Для этого вы мне и нужны.
   - Какой же от нас толк в подобных делах? - искренне изумился Энунд.
   - Темные радетели собирают свое воинство, - напомнил волинский боярин. - Для чего - пока неведомо. Я не могу послать оружных мужей Колояра прочесать весь Двор в поисках тайного капища. Это будет нарушением законов острова, который дает защиту и свободные права всем, независимо от крови и рода. Дважды я подсылал своих лазутчиков под видом ратников, ищущих службы в наем, однако назад они не вернулись. Я уже почти потерял надежду на успех, когда судьба и боги послали мне вас.
   Борута обдумывал предложение Громобоя, покусывая губы.
   - Ты желаешь, чтобы мы проникли в сердце новой общины и все о ней выведали? - уточнил он.
   - Вас здесь еще никто не знает, тогда как все мои люди на виду. Я больше не могу ими рисковать.
   - Зато ты легко можешь рисковать нами... - пробурчал Хумли Скала.
   - Потребуются всего лишь три человека, - убежденно проговорил старшина. - Чтобы не вызвать подозрений. Ты, - он в упор посмотрел на Евдоксия, - приведешь их к Леодею и попросишь убежища на Греческом Дворе. Между делом обмолвишься среди своих соплеменников, что они справные и искусные мечники, лишившиеся службы и предводителя - тем паче, что это правда. Дальше будете ждать. Если нам улыбнется удача - служители Гекаты к вам обратятся. У них явно есть свои доглядники в городе. Собрав сведения, они быстро убедятся в том, что вы им не солгали.
   - А что будут делать остальные? - спросил Прелют, уже зная ответ волинского старшины.
   - Останутся гостями в Кремнике.
   - То есть, почтенный боярин, ты хочешь удержать наших побратимов в заложниках до завершения дела? - покачал головой Энунд.
   - Так будет лучше для всех, - не моргнув глазом, ответил Громобой. - В моих хоромах они будут надежно ограждены от слуг Темной Богини, ежели те надумают их сыскать. Вам нужно выбрать самых отважных и достойных для сего непростого предприятия.
   - Сколько же ты даешь нам времени, чтобы принять решение? - осведомился Гудред Ледяной Тролль.
   - Остаток дня и ночь. Завтра поутру трое из вас вместе с греком должны покинуть Кремник. Решите промеж себя, кто это будет.
   Наступило холодное затишье.
   - Вслепую бросать нас в такую яму, да еще не объяснив толком, чего стоит опасаться... - Хумли Скала так крепко сжал кубок, что тот разломился в его руке, залив терпким вином холщовую рубаху.
   Громобой сделал вид, что не заметил этой вспышки гнева.
   - Задача трудная, - признал он. - Но я не стал бы подвергать угрозе ваши жизни, если бы не ваша слава и удачливость. Боги за вас. Вы выжили на острове Князя-Вепря, Черный Волк обломал о вас свои острые зубы. Простым смертным не дано свершить столь дивных подвигов. Вы - Избранные. Потому я верю, что вам повезет. А когда все закончится, и я узнаю то, что мне нужно, я снаряжу самую богатую ладью, чтобы доставить вас в Архону, снабдив именной грамотой, в которой изложу ковану Родевиду ваши заслуги перед Волином.
   - Как и всегда - у нас нет выбора, - заключил Бови Скальд.
   Громобой рассмеялся и велел стольникам подавать к трапезе верхосыток - слоеные пироги, яичные караваи и ореховые оладьи. Братчина завершилась в спокойном молчании.
  -- Глава 9. Сухой Лог.
   Кандих еще раз оглядел своих воев-сотоварищей.
   - Что делать надо, старшой? - осведомился у него неугомонный Тишило. - Навстречь франкам выйдем?
   - Нет, - Кандих покачал головой. - Броня у них прочна, а копья длинны. Сметут. Мы поступим иначе. Если лог - горло бора, то мы его пережмем.
   В указанном Соловьем месте Кандих распорядился перегородить лог палыми стволами, соорудив завал выше человеческого роста. Коней привязали в ближнем подлеске, надев им на головы мешки с овсом, чтобы не выдали засадников своим ржанием.
   - Теперь деваться ворогу некуда, - наказал варн, расставляя ратников вокруг древесных нагромождений. Боевые цепи растянулись по бокам лога. - Бейте его стрелами, чтобы смешался строй. Стрелы кидайте до тех пор, покуда тулы не опустеют. Дальше пойдем в рубку и сдавим с двух сторон.
   - Будь спокоен, - пообещал Соловей, - испятнаем железом, как ежа.
   - Помните, - добавил Кандих. - Пока вы в укрытии - вам ничего не грозит. Завалы заслонят вас от неприятельского оружия. Но потом - все будет зависеть от вашей доблести. Если франки не понесут большого урона от стрел - взять их будет нелегко. Каждый выстрел должен лечь в цель.
   Ратники послушно кивнули.
   - Тут почти все - охотники, - заметил Тишило. - На ловы ходим всю жизнь, стрелой давно намастырились бить зверя даже в темноте. Так что все будет, как надо.
   Вои ждали, умеряя стук сердца и гул дыхания. Большие луки из склеенных рыбьим клеем планок, усиленных слоем сухожилий на спинке, замерли в прощелинах ветвей. Затишье людей скоро передалось и лесу. Перестал долбить кору дятел на дальнем взгорке, угомонились беспокойные белки, шнырявшие вдоль сосновых стволов, а вереск, неуемно вздрагивавший вокруг глубоких земляных нор, точно примерз к земле.
   Умолк бор, будто и не осталось в нем жизни. Однако Кандиха это не порадовало. Варн по опыту помнил, как настораживает подчас хорошего воина глубокая тишина. Не отпугнет ли недруга молчание дедушки-бора? Не оповестит ли об опасности? Не заставит ли остановиться и искать другой дороги? Все эти мысли волчком завертелись в голове. Но вот уже писк продавливаемого копытами мха и скрежет бурелома где-то поблизости заставили все позабыть. Франки были рядом.
   Словно громадный валун скатился с плеч Кандиха. Конники шли, бренча оружием и гомоня между собой. Они торопились. Сын Раста кожей почувствовал, как сразу напряглись его стрелки, рассредоточенные вокруг западни. Но ополченцы не теряли над собой контроля. Матерым промысловикам не впервой было часами дожидаться добычи, не ерзая на месте и не выдавая до поры своего присутствия. Так же бесшумно стрелы легли на тетивы, свитые из сыромятной кожи.
   Стуком железа заполнился бор. Тяжеловооруженные франки, под весом которых словно охала сама земля, текли громоздкой колонной-ручейком через лог. Сучья и ветки жалобно стонали и хрустели. Наконец, яркий блеск лат разогнал темень хвойных деревьев. Показались куполовидные шлемы всадников с поперечными ребрами, а высоко над ними - покачивающийся боевой штандарт - синее знамя с пятью золотыми розами. Не так давно этот символ Каролингов сменил белое знамя прежней династии, украшенное тремя жабами.
   Большинство варнов видели франков впервые. Они с изумлением рассматривали добротную броню, овальные щиты, разделенные на четыре поля, и кольчужные чулки со скрещенными ремешками на ногах воинов. Один из всадников на крупном вороном коне особенно привлек их внимание. Лицо его скрывал высокий шлем с длинным наносником и тульей, усеянный заклепками; поверх пластин доспеха, доходящего почти до самых колен, был наброшен зеленый плащ, обшитый белыми розами. Облачение воина дополняли железные наручи и тяжелый меч на фиолетовой перевязи. Еще не зная, что перед ними маркграф Бретани, ополченцы не могли оторвать взгляда от этой уверенной, горделивой фигуры.
   Варны не торопились. Они позволили неприятельскому отряду глубоко войти в жерло лога. Франки ехали по три человека в ряд. Железная змея уверенно ворочала искрящейся на солнце чешуей. Когда основная масса всадников оказалась в поле видимости, Кандих приложил ладонь к губам и прокричал зарянкой. Сухо хлопнули жилы луков, пропищали первые стрелы. Охи и вскрики франков рассыпались, как пригоршни сорванных листьев. Бронные вои начали падать с увешанных сбруей коней, а варны продолжали бить их ивовыми, в локоть длиной, черешковыми стрелами, повисавшими в воздухе длинным роем. Они с силой входили в открытые части лица и шеи вражеских конников, протыкали кольчуги на груди и боках, порой попадали в скакунов, норовящих взвиться на дыбы. Трубач франков попытался подать сигнал тревоги, но белый гусиный хвост уже торчал из его горла. Цепляясь за древко стрелы двумя руками, воин боролся с болью и ужасом подступающей смерти.
   Переполошенные кольчужники суетливо прикрывались щитами и втягивали головы в плечи. Стрелки Кандиха, охваченные пылом охоты, как одержимые терзали тетивы своих луков, некоторые из которых, не выдерживая этого запала, рвались с сухим треском. Тогда варны доставали сулицы и метали поверх своего укрытия, множа сумятицу и потери в рядах франков.
   Всадник в зеленом плаще что-то скомандовал, и отряд галопом полетел к выходу из лога. По пути был убит знаменосец - сразу две стрелы продырявили его кольчатый подшлемник чуть ниже затылка. Падающий синий штандарт с розами вовремя успел подхватить ехавший за ним воин. Луков у неприятеля не было, и это давало засадникам решающее, беспощадное преимущество. Сознавая это, франки спешили вырваться из западни. Однако когда предводитель отряда первым увидел глухой завал, отрезавший дорогу к полю, он даже застонал от досады. Кони, в стременах которых пудовым грузом застряли опрокинутые тела убитых и раненных, жалобно кричали и вертелись волчком. Такой обузы с каждым мигом становилось у них все больше.
   Но, вопреки ожиданиям, полного смятения в рядах франков не случилось. Прозвучал приказ человека в зеленом плаще, без усилий уворачивавшегося от каленого железа, свистящего со всех сторон. Воины сразу спешились и отпустили коней. Вслед за тем, они выполнили защитное построение, встав на колено и сомкнувшись единой растянутой боевой фигурой. Четырехполые, синие и белые, щиты загородили людей сверху и с боков. Теперь гвоздить их стрелами и сулицами стало бесполезно - все они либо застревали в толстой древесине, либо крошились об умбоны и скобы.
   Кандих оценивающе оглядел ближайших к нему ратников.
   - Ну что, братья, померяемся силой с ворогом в честном бою? В пешей сече франк не так страшен, как на коне.
   Варны, пламенея от нетерпения, загудели, как пчелиный улей. Издав боевой клич, они посыпали вниз, перескакивая завалы. Перебросив щиты со спины на руки, и откинув прочь ненужные теперь луки, они устремились в схватку с копьями, мечами, топорами и палицами.
   Строй франков не шелохнулся. Когда до него оставалось менее десятка шагов, варны перешли на бег, предвкушая сладкий миг пролома неприятельских рядов. Однако врезаться в щитоносный порядок и разметать его ратники не смогли. В самый последний момент он сам раскрылся, словно цветок, и множество длинных пик встретили тела наступающих. Пронзенные насквозь четкими выпадами, некоторые из варнов так и зависли над головами франков. С силой выдернув копья, франки вновь выбросили их навстречу ратникам. Голодный порыв ополченцев, натолкнувшихся на эту смертоносную преграду, быстро начал остывать. Крепкие охотники и оратаи, смелые, но не стойкие перед лицом потерь, они пали духом, так близко увидев гибель своих товарищей.
   Кандих, понимая, что еще немного, и его вои начнут отступать, сам бросился в гущу вражеских рядов. Следом, после недолгих колебаний, устремился Соловей, крутя в запястье шипастой булавой. Сын Раста мало думал сейчас о защите. Он наскакивал на франков, сбивая щитом лезвия пик или перерубая их мечом, чтобы сталью прокопать себе коридор в сердцевину неприятельского строя. Едва только выдавался шанс и противник хоть слегка приоткрывался, как меч Кандиха тут же нырял под край щита или нижний обод шлема, прорывая хлюпающую плоть. Сделалось совсем тесно меж неприятельских тел. Теперь варн больше колол, чем рубил. Очень сильно что-то прижгло в правом подреберье, потом болью опалило щеку, но он не обращал внимания на раны.
   Соловей, ободренный его примером, тоже постарался протиснуться через вражеский строй, однако ему повезло меньше. Сделав два-три маха булавой, он почему-то упал лицом вниз и уже не поднялся. Кандих не заметил, откуда пришла смерть к десятнику. Зато остальные ратники, увидев опасность, какой подвергал себя их старшой, грудой повалили на франков с двух сторон. Своим сердитым напором они расслаивали ряды противника, словно печеный каравай. Загудели, застучали топоры и палицы. Будто ватага лесорубов валила под корень деревья.
   Казалось, устыдились люди Старивоя мимолетной робости и теперь хотели отплатить врагу за мгновенья пережитого позорного страха. Больше дисциплина и лучшая выучка воинов Силестина не имели значения. Ополченцы бились со злобой волка, с силой медведя, с непримиримостью ястреба. Распадался на куски строй недруга. Там, где недавно искрились ровные шеренги кольчужников, сейчас копошились на коленях оглушенные и искромсанные железом люди. А натиск варнов нарастал, точно каждый вздох в их груди наполнял силой мечи и копья, точно вся душа вкладывалась в удар.
   Длинные франкские копья потеряли свою опасную силу. Их уже разломали, порубили или выдернули на себя вместе с хозяевами, которых потом просто потоптали ногами. В ближней сече перевес оказался на стороне варнов. Мощь тяжелых взмахов рук, способных убить зверя с одного броска или перерубить пополам самую толстую жердь, не шла в сравнение с силой иноземцев. Потому разлетались на части сине-белые щиты, рассыпались кольца кольчуг двойного плетения, проминались шлемы. А вместе с ними хрустели кости, лопались жилы и связки, булькала кровь.
   - Ломи крыжаков! - голосили ратники.
   Вроде, было недругов много, а оказалось - горстка. Истрепанными и увечными подранками оседали они на грязную листву. Зажимали бока, сочащиеся черным, закрывали руками головы со съехавшими на бок куполами шеломов. Смятая с двух концов франкская сила доживала последние мгновения.
   И все же, под синим знаменем еще размахивали крепкими каролингскими клинками те, кого смерть пока не спешила прибрать. Был здесь и загорелый лицом воин в клепанном шлеме с шишаком и длинной бармицей, которого Кандих сразу отметил в лагере франков. Он бился, держа в руке красный щит с острой бляхой, обвитый вязью орнамента, сильно выделявший его среди остальных. Переливаясь чешуей доспеха, ратник сжимал железной рукавицей тонкий меч и отбивал натиск раззадоренных сопротивлением варнов. Рядом сражался и сам Силестин, марграф Бретанской марки.
   - Подналяжем, други! - Кандих узнал голос Тишило. - Укоротим ворога, чтоб надолго нас запомнил.
   Однако, разметав и раскрошив весь отряд франков, ополченцы необъяснимо остановились, силясь сломить последнее препятствие. Семеро уцелевших воинов не спешили умирать или сдаваться. Они сплотились, встав спинами друг к другу, и бились, стиснув зубы. Под неуловимо быстрыми выпадами бойца с красным щитом пали уже трое варнов. Пару раз остановив на нем взгляд, Кандих успел отметить, что сражается он не так, как другие франки. Воин вертелся, обтекая топоры и мечи ополченцев, а оружие его полоскало воздух совсем неслышно, зато убийственно точно.
   Силестин тоже еще держался, хоть кровь била из него мелкими фонтанами. Лишившись щита, он вращал меч двумя руками. По лицу его пробегали гримасы боли, он слабел. Пора было со всем этим заканчивать. Кандих начал пробиваться к своему главному врагу, мельком тронув щеку - оказался сорван клок кожи, потому так обильно и горячо текло по всей шее. Пустяковая рана, понял он. Зато в боку кололо почти невмочь. Пока сын Раста протискивался к маркграфу, взвизгнули хрящи перерубленной шеи одного из воев возле него, заверещал другой, оперевшись на руки с пропоротой брюшниной.
   - Полон берите! - зычно напомнил Кандих.
   Этот возглас, похоже, отнял часть его жизненной силы, но варн, наконец, сумел добраться до вожака неприятельского отряда. Взгляды их пересеклись.
   - Ну, что, аварн, ты дождался своего! - маркграф выставил меч перед собой.
   Однако Кандих только покачал головой и кинулся в бой безо всяких правил. Не собираясь ввязываться в долгий поединок, он принялся колотить Силестна щитом, раз за разом отбрасывая его назад и гася сопротивление. Молотил до тех пор, пока тяжелый меч не вывалился из рук франка. Один легкий хлест клинком по бедру - и недруг распластался на земле.
   - Пощады! - заголосил маркграф с внезапным отчаянием.
   Кандих указал своим ратникам на поверженного. Ополченцы наставили на него мечи, и тот затих.
   Сдались и оставшиеся трое франков, еще каким-то чудом державшиеся на ногах. И только ратник с красным щитом, воспользовавшись заминкой с Силестином, невероятным образом расшвырял вокруг себя варнов, повергнув двоих из них с глубокими зияющими ранами. Кандих бегом рванулся к нему и хватанул широкой дугой, однако клинок его нашел только воздух. Воин уже карабкался по завалам из сосен наверх.
   - Копья в него! - закричал Тишило.
   Было слишком поздно. Четыре-пять брошенных впопыхах пик не достали сноровистого франка. Похоже, гибкостью и текучестью этот человек мог поспорить с ужом.
   - Юркий, зараза, - с тоской отметил кто-то из ополченцев, проводив взглядом скрывшегося из виду беглеца.
   И все же, несмотря на это маленькое упущение, победа варнов была полной. Мертвые - с темными лицами, приоткрытыми ртами и выпученными глазами - заполнили дно лога. Большей частью это были франки, хотя потери еще никто не считал и не разбирал нагромождения остывающей плоти. Ополченцы просто упивались успехом и сознанием сделанной ратной работы. Пленников надежно связали ремнями.
   - Кто был тот воин? - не удержал на устах вопроса Кандих, подходя к лежащему на спине маркграфу.
   - Я не знаю его, - ответил Силестин, прикусывая губу от боли. - Он приставлен ко мне Эриком, герцогом Фриульским, войско которого идет за нами. Мне он не подчиняется.
   Сын Раста со стоном стянул с себя кольчугу. Пока товарищи помогали ему перевязать бок обрывками франкского плаща, он оглядывал своих беспорядочно разбредшихся воинов. Почти каждый из них был ранен. Кандих клял себя за мальчишеское желание осилить недруга в равном бою. Ведь знал франкское умение сечься и помнил о лучшей подготовке каролингской рати. Люди князя Старивоя брали наскоком, бесшабашной одурью и мужицкой силой, но они были ополченцами, оторванными от сохи - как могли они тягаться с многоопытными воинами, всю жизнь проводившими в боях? В этот раз ему повезло, но кто знает, что будет в следующий?
   Постепенно разобрали скопления тел. Убитых франков оставили лежать в логе. Своих уносили с собой. Увы, многие ратники были посечены и покалечены. Кто лишился глаза, кто кисти или ступни в безоглядной рубке. Кости конечностей некоторых оказались столь сильно раздроблены, что знахарям предстояло удалять их из тела, чтобы сохранилась жизнь. Раненых - и своих, и франков - положили на плащи и приведенные из ближайшего селения телеги.
   - Отступаем к ручью, - велел Кандих, когда его сильно сократившийся отряд забрал лошадей и начал выбираться из бора. - Там наверняка нас уже ждет Старивой.
   Не все смогли залезть в седла. Кого-то вели под руки товарищи, кого-то - несли на связанных пиках. Среди раненых, перемещаемых подобным образом, был и франкский маркграф. Кандих, поравнявшийся с ним, осмотрел побелевшее лицо Силестина, раны которого также перевязали, чтобы он не истек кровью. Его важно было донести живым.
   На лугу за Глинным Ручьем отряд Кандиха узрел густые ряды копий и стяг с изображением барса и ястреба. Войско князя стояло на берегу, дожидаясь вестей. Сын Раста первым перескочил ручей и шагом подвел коня к Старивою. Князь в буром плаще с горностаевой опушкой сидел на кауром скакуне, искрясь квадратными бляхами юшмана. Слева от него замер Дедрик, справа - Дюжесил.
   - Что скажешь? - еще издали спросил Старивой, бросив взгляд на перевязанный бок Кандиха. Варн ехал без брони, в одной подкольчужной рубахе, морщась от колючей боли в подреберье.
   - Прости, княже, - Кандих спешился и поклонился. - Передовой отряд недруга побили, но много наших полегло. Не уберег, стало быть...
   - Сколько? - прищурился Старивой.
   - Тридцать семь. Раненых тоже много. Франки дрались яро.
   - Полонян везете?
   - Да. Троих ратных людей и их главаря - маркграфа.
   Старивой пригладил бороду.
   - Что ж, хвала богам, что послали нам победу. Выходит, крепко бьются франки?
   - Да, княже, - нехотя признал Кандих. - С ними легко не бывает.
   Варн оглянулся назад. Воины его отряда, утомленные и потрепанные, со вздохами сползали с коней. Прямо на траве разложили раненных, чуть поодаль - убитых.
   - Тебе нужно потолковать с главным полонянином, - добавил Кандих. - Пока жизнь еще теплится в его в теле.
   Маркраф Силестин и правда уже несколько раз терял сознание, глаза его застилал туман. Когда его сгрузили с носилок из копий перед Старивоем, он что-то забормотал, выпуская изо рта красные пузыри.
   - Где Челак? - справился князь, обращаясь к своим ратникам. - Зовите сюда!
   Пока искали знахаря, Старивой ловко, совсем по-молодому соскочил с коня и нагнулся над франком.
   - Чего хочет ваш герцог? - спросил князь громко, беспокоясь, как бы ледяная Мара-Морена не забрала пленника раньше нужного ему срока.
   - Он выполняет приказ короля, - шепнули сухие губы. - Только Карл не желает разорять ваши земли и подчинять их мечом. Император хочет мира с аварнами.
   - Вот как? - Старивой недоверчиво усмехнулся.
   - Эрик послан заключить союзный договор, - бормотал маркграф. - Вы недавно на этой земле и вам нужны друзья. Драговид приведет вас к погибели. Наш враг - верховный князь вильцев, а не вы. Мы пришли сюда упросить пропустить нас к Радоре. Тогда мы смогли бы с севера прижать Драговида, схватившегося с Карлом на юге.
   Силестин умолк, сразу обессилев телом и духом, а князь в раздумье почесал бровь. Сказанное франком удивило его. Может маркграф не лгал? Варяжская Варния действительно стояла на пути войск герцога. Уж не обманули ли князья ободричей, стращая его гневом Карла?
   - В прошлую нашу встречу я слышал от тебя иное, - нахмурился Кандих. - Ты похвалялся, что с одной сотней возьмешь на меч наше княжество!
   Силестин грустно усмехнулся.
   - Ты поверил, что это возможно? - скривил он сизые губы, - Я обязан был сохранить лицо перед человеком, пришедшим ко мне на службу. На деле же, я рассчитывал на успех в переговорах...
   - Сейчас это уже не важно, - прервал его Старивой. - Пролитая кровь между нами не даст нам более жить в мире.
   Князь указал на пленника знахарю Челаку и отошел в сторону.
   Рать варнов расположилась станом на берегу Глинного Ручья.
  -- Глава 10. В плену у Темной Богини.
   Вернувшись в одрину после завершения трапезы, путники совещались долго.
   - Боюсь, как бы эта новая ловушка не стала самой опасной из всех, - на лице Прелюта были написаны сомнения.
   - Отступать поздно, - Гудред Ледяной Тролль устало опустился на лавку. - Раз иного способа выпутаться из лап Громобоя у нас нет - надо сунуть голову в это осиное гнездо.
   - Я готов! - Хумли Скала сверкнул глазами. Его слегка пошатывало от выпитого вина, пива и меда, но хирдманн был настроен решительно.
   - Нет, дружище, - Прелют покачал головой. - Для такого дела ты не сгодишься.
   - Это еще почему? - с вызовом спросил Скала.
   - Тут потребны люди с холодным умом, которые, ежели что, сумеют обуздать свои чувства. Ты же можешь легко наломать дров.
   - Чем быстрее мы справимся с задачей, тем быстрее попадем в Архону, - напомнил Рогдай. - Чего тут решать? Я согласен идти, куда скажут.
   - Пойдем мы с Рогдаем, - предложил Бови Скальд. - Я знаком с некоторыми уловками жрецов и так просто не поддамся их чарам. Охотник же ценен своим природным чутьем и предвидением.
   Мерянин кивнул. Затею эту поддержали все.
   - Нужен еще один человек, - напомнил Борута. - Я бы отрядил Валобуя, да только боюсь, что гречины слишком быстро прознают всю его подноготную. У нас, лютичей, трудно остаться в тени, ежели ты служилый человек. Слухи стрелой летят.
   - С Бови и Рогдаем отправлюсь я, - вызвался Энунд Раздвоенная Секира.
   На том гости Венеды и порешили.
   С утра, уведомив волинского старшину, трое добровольцев вместе с Евдоксием покинули его палаты. Оставив в Кремнике броню и шлемы, двинулись налегке. За спинами Энунда и Бови постукивали щиты, на поясах покачивались мечи и секиры. Рогдай предпочел взять с собой свой неизменный лук с запасом стрел и приторочить к опояске рогвицу.
   Евдоксий повел своих товарищей к Греческому Двору, кварталы которого граничили с Саксонским. Однако едва путники ступили на выложенные булыжником мостовые выходцев из Ромейского края, они сразу поняли, что попали совсем в другой, непривычный им мир. Первым их встретило беломраморное изваяние обнаженного курчавого юноши, на плечи которого был накинут короткий плащ, а в руке зажаты лук и две стрелы. Фигура стояла на высоком постаменте с незнакомыми надписями.
   - Кто это? - удивился Энунд.
   - Аполлон-Феб, бог света, - ответил Евдоксий.
   Хирдманны хмыкнули.
   - Какой же это бог? - Бови Скальд недоверчиво рассматривал изящную фигуру, в которой не было и намека на суровую, мужественную стать повелителей стихий. Почти женственное лицо и полноватые, чувственные губы совершенно не увязывались с представлениями о божественных образах. - Уж, скорее, это какой-то пастушонок.
   - Древний эллинский канон предписывал изображать богов похожими на людей, - пояснил грек. - Он передавал жизненность самой человеческой природы, ибо человек есть подобие породивших его божественных демиургов. Поэтому в каждой скульптуре или художественном образе Олимпийцев, выполненных мастером, должна присутствовать узнаваемость обычного смертного, но доведенная до совершенства телесной красоты.
   - У всех племен свои представления о богах, - обмолвился Рогдай. - Мы, меряне, а также чудь и весь - почитаем камни, веря, что в них запечатлен лик божеский. Волхвы же словен ильменских толкуют, что образ Творцов просечен в каждой вещи, что нас окружает...
   Осматриваясь по сторонам, путники видели прямоугольные жилища из камня и сырцового кирпича с малыми оконцами, крыши которых с сильно выступающими карнизами были выложены глиняной черепицей. Все они соединялись с длинными дворовыми заборами, над которыми шелестели кроны ясеней и дубов. Строения, по-преимуществу, имели один ярус, однако порой в их единообразный ряд вклинивались двухэтажные домины с двускатной кровлей.
   - Это маленький островок благословенной Эллады, - промолвил Евдоксий, вдыхая полной грудью. - Здесь воссоздан исконный дух тех далеких времен, когда сияние эллинской культуры питало своим светом весь остальной мир. Дома подобного стиля называются "ойкос". На улицу выходит только их фасадная часть, тогда как изнутри расположены все основные постройки, расписанные и украшенные мозаикой, сады и бассейны.
   - А что там за столб? - Энунд указал на каменный четырехгранник в конце улицы, увенчанный бородатой человеческой головой.
   - Герма, - ответил Евдоксий. - Знак бога дорог Гермеса, покровителя странников, устанавливаемый на перекрестках. Некогда они стояли во всех эллинских городах и служили указателями, на которых также вырезались изречения достойных мужей.
   Когда путники поровнялись с четырехгранным столбом, они действительно увидели надписание на его лицевой стороне.
   "Бессмертные - смертны, смертные - бессмертны, - громко зачитал Евдоксий. - Смертью друг друга они живут, жизнью друг друга они умирают".
   - Что это? - насупился Энунд.
   - Изречение Гераклита Эфесского, - сообщил Евдоксий. - В те далекие времена, когда солнце Олимпийцев стояло высоко над землей, обогревая сердца людей, на берегах Эгеиды рождались великие люди, слава которых гремела по всей Ойкумене. То были стратеги и политики, умевшие повернуть колесо мировых событий, ваятели, из-под резца которых выходили столь совершенные творения, что их называли чудесами, поэты, чьи строки растапливали души смертных, подобно воску, а богов заставляли восхищенно покачивать головами. Были и мудрецы, проникавшие разумом в самую суть явлений. Одним из таких мужей, познавших законы времени и пространства, был человек из Эфесса Гераклит по прозванию Темный. Он постиг, что существование мировых вещей есть беспрерывный Поток, а еще - что все противоположности равны друг другу.
   Повернув за угол, путники прошли несколько шагов и увидели небольшую открытую колоннаду, внутри которой грохотали водяные струи, разбиваясь мириадами искрящихся на солнце брызг.
   - Это фонтан, - предвосхищая недоумение своих товарищей, молвил Евдоксий. - Сооружение, подающее по трубам воду из особого резервуара.
   - Для чего он нужен? - хирдманны приостановились.
   - Фонтан охлаждает в жаркий день и из него можно брать чистую питьевую воду, - грек кивнул в сторону женщин с кувшинами и подростка, фигуры которых проглянули за рифлеными колоннами с витыми навершиями. - Изначально фонтаны были частью особых святилищ-нимфеев - обиталищ духов-покровительниц реки, рощи или города. Потом их стали помещать в центре городских кварталов.
   Приблизившись к колоннаде, путники рассмотрели, что водные потоки извергаются из установленных на дальней стене позолоченных голов зверей, похожих на псов с густой шевелюрой. Слуха хирдманнов коснулись звуки совсем чужой, непривычной им речи. Это две горожанки в долгополых голубых одеждах с белым кантом и множеством складок, скрепленных застежками на плечах, о чем-то оживленно спорили между собой, пока отрок годов десяти крутился рядом, задорно собирая воду в ладоши и брызгая себе на лицо. При виде незнакомцев женщины замолчали. На их смугловатых лицах, обрамленных прядями шелковистых волос отразилось беспокойство.
   - Хайрэ! - поприветствовал гречанок Евдоксий.
   Они ответили ему, потом завязалась беседа, смысла которой хирдманны не поняли. Одна из женщин указала рукой куда-то в сторону, после чего Евдоксий удовлетворенно повернулся к своим товарищам.
   - Теократор Леодей живет в двух кварталах отсюда, возле стои Геракла Мусагета.
   - Это хорошая весть, - признал Бови Скальд.
   Горожанка снова что-то сказала Евдоксию, и тот благодарно улыбнулся. Подросток, оставив свои забавы, побежал по улице во всю прыть.
   - Теперь можно не торопиться, - объяснил грек. - Сын этой доброй женщины, Аделфы, предупредит хозяина о нашем приходе. Надеюсь, нас ждет радушный прием.
   - Гелиайнэ! - Евдоксий распрощался со своими соплеменницами.
   Путники вновь застучали подошвами башмаков по булыжникам мостовых.
   Стоя Геракла оказалась небольшой крытой колоннадой, за двумя рядами столбов которой располагалась белокаменная стена, испещренная глубокой резьбой. Там перемешались изображения разноликих чудищ и мускулистых бородатых мужей.
   - Стоя - это портик, укрывающий от ветра или солнца, - вещал Евдоксий, перехвативший взгляды хирдманнов. - Место для бесед или галерея. Здесь, как я вижу, винетские эллины увековечили некоторые подвиги Геракла, сына Зевса, в рельефе. Вот он бьется с Эриманфским Вепрем, вот укрощает Цербера, стража подземного царства, а вот - поражает стрелами Стимфалийских Птиц. Обо всем этом мои предки сохранили множество преданий. Говорят, что Геракл был в особой чести и у скифов - пращуров словенских племен. Они называли его Таргитаем и выводили от него свой род.
   - Стало быть, это сын бога и великий вождь? - справился Рогдай. - Мои предки - родня словенам, а значит - в моих жилах тоже есть капля его крови.
   - Геракл - полубог-получеловек, - разъяснил грек. - Он имеет природу бессмертную, небесную, однако она уравновешивается в нем земным, смертным началом. То же самое словене рассказывают о своем солнценосном боге-воителе Яриле, символ которого - череп, знак конечной человеческой природы. Полагаю, что разные народы ведут речь об одном и том же персонаже - могучем герое и предводителе не только людей, но и звериных стад, чудовищ и оборотней...
   За разговорами путники достигли дома теократора Леодея, главы фиаса Зевса-Митры и старейшины всей греческой общины города Венеды. Они определили это сразу, так как двух-ярусная постройка с красной черепичной крышей имела самый внушительный двор, огораживающий жилище кирпичной стеной. Остановившись напротив калитки, Евдоксий поднял висящий у двери молоток и звучно постучал. Ждать пришлось недолго. Лязгнула задвижка, и калитку отворил привратник - сухощавый рыжевласый грек с чисто выбритым лицом и зелеными внимательными глазами.
   Хирдманны услышали уже знакомое приветствие, после чего им было предложено вступить во владения хозяина. Внутренний двор встретил их стройными колоннами и цветастыми росписями на дальних стенах, ухоженными деревьями и бронзовыми жертвенниками. Однако из этого двора их повели в другой - крытый сплошным сводом и обрамленный с трех сторон колоннадой. Здесь пол был выложен каменной мозаикой с рисунками морских дев и больших рыб, а потолочные балки расписаны посеребренными узорами.
   В самом конце крытого двора, там, где виднелась единственная стена с нишами и статуями, гости рассмотрели на фоне черно-красного стенного ковра фигуру человека, возлежащего на левом боку. Под ним топорщились зеленые и желтые подушки, которыми была застелена резная скамья с высокой спинкой, а рядом с его расслабленно свисающей рукой стоял трехногий стол со звериными лапами-ножками. Тут громоздились и кубки, и удлиненный сосуд с двумя тонкими ручками, и подобие маленького светильника.
   - Я рад приветствовать гостей в моем доме! - громко заговорил человек по-словенски. - Полагаю, все вы знаете, кто я такой.
   Он сделал приглашающий жест, и привратник, будто только этого и ждавший, поспешил расставить в трех шагах от него легкие деревянные стулья с серповидными ножками. Приближаясь к Леодею, хирдманны разглядывали его уже немолодое лицо с темноватой, будто запеченой кожей, очень тонкий нос с горбинкой, крупные веки, нависающие над щелками глубоких глаз, и палевые волосы, завитые мелкими колечками. Плоский лоб был стиснут золоченым начельником с аграфом в середине, клиновидная борода спускалась на грудь. Белоснежный плащ со множеством складок и волнистой синей каймой накрывал тело теократора, но даже пышная шерстяная ткань не могла утаить костлявых плеч и ключиц, выступающих буграми.
   - Мы тоже рады приветствовать тебя, почтенный Леодей! - ответил Евдоксий. - Я совершил долгий и многотрудный путь, чтобы предстать пред твоими очами. Притесняемый пресвитерами церкви Распятого, я прибыл к тебе с единственной просьбой: позволь мне найти приют на этой обетованной земле и вступить в священный фиас Отца-Громовержца, приверженность культу которого я всегда сохранял в своем сердце. Как ты, наверное, знаешь, в городах Романии сейчас нет жизни для поборников старых традиций, некогда сделавших наш народ величайшим среди всех морей. Уповаю на твою милость и заступничество от преследования крестопоклонников. Базилевс Лев Хазар лютует, беспощадно истребляя последователей веры наших предков.
   - Кто твои спутники? - не глядя на Евдоксия, спросил теократор. У хирдманнов возникло ощущение, что он пропустил слова беглеца из Галлиополя мимо ушей, размышляя о чем-то своем.
   - Это достойные воины, которые лишились своего вождя в недавнем походе и вернулись к берегам Венедского Моря, чтобы наняться в одну из свейских, данских или варяжских дружин, - ответил Евдоксий немного сбивчиво. - В пути они дважды спасли меня от верной смерти.
   - Вот как? - глаза теократора приоткрылись чуть шире. В них проявился заметный огонек любопытства.
   - Эти люди очень доблестны и чрезвычайно умелы в военном искусстве, - заверил Евдоксий. - Если ты позволишь, они хотели бы задержаться здесь на пару дней перед тем, как покинуть Венеду. Я в долгу перед ними.
   - Вы можете сесть, - разрешил, наконец, Леодей.
   Путники с некоторым облегчением устроились на стульях напротив теократора.
   - Из каких ты краев? - чуть приподнявшись на локте, спросил Леодей Рогдая. - Лицом ты не похож ни на венеда, ни на выходца с берегов Скании.
   - Я из народа мерян, - потупился Рогдай.
   Видя, что теократор наморщил брови, Евдоксий поспешил пояснить.
   - Он из племени йирков, лесных охотников. Со времен Геродота о них известно, что это непревзойденные стрелки из лука. Я убедился в этом воочию. Стрелой этого человека убит Черный Волк - главарь шайки, наводивший ужас на земли доленчан.
   Теократор поднял глаза на своего слугу. Тот мгновенно понял волю хозяина и наполнил стоящие на столе кубки густым темноватым вином из сосуда.
   - Угощайтесь! - изрек Леодей. - Мужество и умение в бою заслуживают уважения. Я польщен визитом столь прославленных воинов. Вы можете рассчитывать на мое гостеприимство и содействие всюду, где распространяется моя власть.
   Казалось, последние остатки напряжения были растоплены этими словами.
   - Вам будет предоставлена купальня в моем доме и андрон, в котором вы сможете расположиться, - добавил теократор. - А отобедать мы можем прямо здесь.
   Он щелкнул пальцами. Слуга поклонился и отправился исполнять новое распоряжение.
   - Благодаря особой заботе вильских князей мы имеем возможность жить на этом острове своими исконными обычаями и законами, - совсем другим - размеренным и блаженным тоном заговорил Леодей, вновь откидываясь на подушки. - Это великое счастье: внутри изменившегося и постаревшего мира, разрываемого войнами и раздорами создать маленькую обитель вечно юной Эллады, девственно чистую юдоль, над которой не довлеет ветер разрушения. У нас есть философы, которые искусно развивают диалектические методы Аристотеля и атомистику Демокрита. Есть скульпторы, ваяющие чарующие формы богов и героев. Есть музыканты, умеющие играть на лире, подобно божественному Орфею. А на днях открылся свой театр. Пусть это пока еще не скена и орхестра под открытым небом - всего лишь скромное помещение в толосе, но там блистают сценическим мастерством поистине даровитые актеры! Меньше недели назад один из них прибыл на Волин из Аркадиополя. Его имя Агазон. Сегодня после полудня он сыграет Ясона в "Медее" Еврипида. Я сам там буду и просил бы вас, чтобы вы почтили своим присутствием это представление.
   Бови Скальд и Энунд переглянулись.
   - Мы ничего не смыслим в таких вещах, - несмело высказал Раздвоенная Секира.
   - Это не важно, - небрежно махнул рукой Леодей. - Убежден, что зрелище вас не разочарует. Мы отправимся после трапезы.
   В голосе теократора было столько непреклонности, что хирдманны не решились возражать.
   Отобедав бараниной, соленым осетром и овечьим сыром, вызвавшим у хирдманнов несколько вынужденных гримас, гости Леодея прошли за слугой в большое и светлое помещение с облицованными и расписанными стенами. Здесь стояла статуя воина в хвостатом шлеме, несколько скамей с подголовниками и подушками, деревянные стулья, инкрустированные костью сундуки с фигурами черепах и бронзовые светильники в виде ящероподобных существ. Вся мебель была раскрашена, под потолком висели круглые щиты с изображениями сов и антилоп.
   - Это мужская комната, - сказал Евдоксий, когда слуга теократора оставил путников одних. - Обычно наши предки проводили в андронах симпосии - беседы за пиржественной трапездой, - он указал на низкий стол с тонкими ножками в углу помещения.
   - Что это за картина? - Бови Скальд застыл перед одной из стен, целиком заполненной росписью в бело-голубых тонах. Посреди бушующих волн, курчавящихся белесыми барашками, скользила ладья под раздутым парусом, к мачте которой был привязан человек. Вокруг него вились крупные чернокрылые птицы с женскими головами.
   - Это Одиссей и сирены, - ответил Евдоксий, бегло глянув на фреску. - Сюжет из поэмы Гомера.
   Энунд и Рогдай с интересом приблизились к необычной картине.
   "Здесь со своим кораблем не пройдет ни один мореход,
   Сердцем усладного пения нашего не послушав.
   Кто же нас слышал - в дом возвратится, многое сведав..."
   - продекламировал Евдоксий.
   - Эти сирены - вещие птицы? - сообразил Рогдай.
   - Да, - проговорил грек, - дочери богов. Одни называют их родителем Ахелоя, владыку речных вод, другие - Форкиса, хозяина морских глубин. Одиссей, царь Итаки и предводитель воинов, возвращавшихся из дальнего похода, велел товарищам привязать себя к мачте, чтобы услышать дивное пение сирен. А всех остальных заставил залепить уши воском.
   - И он их услышал? - осведомился Бови Скальд.
   - Да. Одиссей был поражен до глубины души. Сирены поведали ему о могуществе тех, кто познал путь всеведания, и позвали за собой. Только крепкие веревки удержали героя, который плакал и молил своих спутников отвязать его.
   - Не мудрено, - пробормотал Рогдай. - Волхвы словен нередко толкуют о мудрости вещих птиц с девьими головами, что живут в Небесных Чертогах, но часто странствуют над землей. Кудесники умеют видеть их и получать от них особые знания. Самой главной среди них считают птицу Сирин, хранительницу Темной Стези. Сирин - птица вещего бога Веленды-Велеса...
   Гости теократора едва успели освежиться в прохладной купальне дома и облачиться в чистые одежды из шерсти и льна, которые поднесли им слуги Леодея, как подошло время отправляться на заявленное хозяином представление.
   - Оружие с собой не берите, - промолвил Леодей, заглянув в андрон. - Театр - храм искусства, и его нельзя осквернять железом по нашим законам.
   Энунд и Бови согласились с этим условием с большой неохотой.
   - В конце концов, нам нечего здесь опасаться - мы под защитой старейшины Греческого Двора, - попытался ободрить их мерянин, как вдруг натолкнулся на изменившийся взгляд Евдоксия. В лице грека сквозила откровенная тревога.
   - Что-нибудь не так? - Рогдай весь внутренне напрягся.
   - Вы видели, что было на шее теократора, когда он заходил к нам? - Евдоксий перешел на шепот.
   - Какое-то ожерелье, - с непониманием отозвался Энунд.
   Грек покачал головой.
   - Это змеевик. Я успел рассмотреть, хотя он и прятал его под гиматием.
   - Что за змеевик? - поднял брови Бови Скальд.
   - Кулон с изображением змеевласой богини. Иногда это Медуза Горгона, но чаще - Геката, Владычица Смерти. Такие кулоны носят люди, черпающие свою силу в культе черных богов. Кроме изображения там есть магические начертания.
   - Ты хочешь сказать, что Леодей - один из потворников Гекаты? - встрепенулся Энунд.
   - Боюсь, что да, - с полной обреченностью выдавил Евдоксий. - Я не сразу уразумел... Пьеса, смотреть которую мы отправляемся, тоже выбрана не случайно. Она посвящена Медее - чаровнице и колдунье из Колхиды, дочери Гекаты и жрице Черного Пути. Да и толос...
   - Что - толос? - надвинулся на грека Бови Скальд.
   - Не простое строение, - договорил Евдоксий. - В эпоху расцвета Эллады они были музыкальными или культовыми залами, но во времена древних микенских царей - погребальницами в виде подземных лабиринтов...
   Невозмутимые обычно хирдманны побледнели.
   - У меня есть поясник, - признался Энунд, - я укрою его под одеждой. Только это вряд ли спасет нас, если дело пойдет плохо. Отказаться же от приглашения мы не можем.
   - Надо довериться судьбе и родным богам, - решительно тряхнул головой Бови Скальд. - У нас нет другого выхода. В конце концов - мы здесь, чтобы во всем разобраться.
   Когда теократор в сопровождении трех слуг зашел за своими гостями, они приложили немалые усилия, чтобы скрыть чувства, бередящие их сердца. Однако Леодей был внимателен.
   - Что вас беспокоит? - с прищуром справился он у хирдманнов. - Быть может, я недостаточно гостеприимен и вы в чем-то испытываете нужду?
   - Благодарим тебя, многодостойный, мы всем довольны, - заверил Евдоксий. - Просто мои спутники еще не привыкли к эллинской кухне и некоторым нашим порядкам. Им нужно время.
   Выходец из Галлиополя хотел пошутить, но улыбка застыла у него на губах.
   - Еще мы не вполне отдохнули с дороги, - поторопился прибавить он.
   - Ну, это поправимо. После представления вас ждет роскошный пир с музыкантами и танцовщицами, - пообещал Леодей.
   Больше никто не сказал ни слова. На улицу путники вышли в сопровождении все тех же слуг. Они были одеты одинаково - в подпоясанные белые рубахи, поверх которых были наброшены синие плащи полукруглой формы, сколотые пряжками на правом плече. От Евдоксия хирдманны уже знали, что такие плащи называются хламисами и когда-то они имели хождение во всех греческих городах. Энунд не преминул заметить, что слуги теократора достаточно крепки телом и имеют мускулистые, тренированные лодыжки, оплетенные ремнями сандалий.
   Возле толоса, представлявшего собой круглую постройку с внешней колоннадой и сводчатой кровлей, расположенную всего в одном квартале от дома Леодея, теократора уже встречали. Тут собрались люди в лиловых, красных и белоснежных плащах с вышивками и аппликациями, войлочных шляпах и даже колпаках. За старейшиной Греческого Двора они безмолвно ступили в один из многочисленных проходов, увлекавших в полутемное разветвленное помещение. По пути хирдманны с тревогой осматривались по сторонам. Под потолками были укреплены факелы, но больше чадили, чем давали свет. Коридор же, неустанно петляя, явно уводил вниз, под землю, откуда уже зазвучали пространные звуки начавшегося действа.
   "...О, для чего крылатую ладью,
   Лазурные, сшибаясь, утесы
   В Колхиду пропускали..." -
   - начал было переводить Евдоксий робким шепотом, однако Энунд шикнул на него сердито, заставив умолкнуть. Хирдманнам было не до сюжетных коллизий пьесы. Они шли сосредоточенно, готовые отреагировать на малейшую угрозу.
   Наконец, освещение стало ярче. Путники увидели пространство полукруглой площадки, на которой застыли фигуры в размалеванных масках и пестрых одеждах фиолетовых, черных и белых тонов. К ногам их были привязаны высокие деревянные подставки. Хирдманны догадались, что это и есть актеры. Позади площадки вырисовывалась стена с колоннадой, оформленной в виде храмового фасада. По обеим ее сторонам - выступали пристройки с проемами, задрапированными тканями.
   Леодей указал своим гостям на лавки, рядами расставленные вокруг скены. Это были места для зрителей, которые неторопливо начал заполнять прибывающий народ. Украдкой озираясь, Энунд отмечал, что греков в подземном толосе становится все больше. Это заставило его задышать учащенно и окончательно помрачнеть. Сын Торна Белого тихонько нащупал под складками одежды рукоять кинжала.
   Актеры что-то громко декламировали, беспрерывно двигаясь, и сменяя друг друга. Им вторил хор, которого путники не видели. Зато они чувствовали, что сама атмосфера вокруг становится все напряженнее. Было ли то результатом сценического действия или общим настроением людской массы - понять они не могли. По лицам заструил пот, а Евдоксий заерзал на лавке, втянув голову в плечи.
   - Что сейчас будет? - наклонился к нему Бови Скальд.
   - По пьесе в четвертом явлении должна выйти Медея и обратиться к жительницам Коринфа, - прошептал грек.
   В воздухе повеяло чем-то затхлым и гнилостным. Со скены исчезли все актеры и, спустя некоторое время, вернулся только один. На нем действительно было доходящее до лодыжек женское облачение и белая маска с черными волосами. Воцарилась тяжелая тишина. Актер обратил глаза к своду, запрокинув голову, и высоко воздел руки в молитвенном жесте. К изумлению хирдманнов, то же самое проделали все присутствовавшие в зале горожане, поднявшись со своих мест. Четверо путников так и сжались в комок, подавленные расщепляющим волю дыханием сумрака. Со всех сторон от них теперь находились не зрители, а окаменевшие создания с холодно горящими глазами на побелевших лицах. Грянувший, словно из подземной утробы, глас застал хирдманнов врасплох. Он прозвучал по-словенски:
   "Приди, трехликая богиня Ночи, бледная Селена, холодная Артемида, яростная Геката! Ты, пред которой трепещут живые и мертвые. Ты, дающая холодный свет разума и ввергающая во мрак безумия. Ты, убивающая и дающая жизнь, Жестокая Смерть и Великая Мать, единая во множестве, древняя как мир и вечно молодая! Услышь наш зов и даруй нам свое благословение!"
   Энунд Раздвоенная Секира первым вскочил на ноги и попытался добраться до поясника. Но на гостей Леодея уже навалилась плотная масса людей, не давая повернуться. Этот поток давил со всех четырех сторон, сковывая движения и пригибая к полу. Хирдманны ничего не успели сделать. Их оглушили сверху тяжелыми ударами, и последние отблески света окончательно померкли в их глазах.
   Когда пленники Темной Богини пришли в себя, они вновь различили громогласные славления, возносимые в озаренном тусклыми факелами подземном строении.
   "Великие Силы Земли, могучий царь Аид и мать-покровительница Геката! Заклинаю вас Предвечной Тьмой, именами Единого Творца и нерушимостью границ владений ваших! Во имя вашей безграничной власти во Тьме, во имя вечного покоя и бесконечности вашего царства!.."
   Энунд открыл глаза и застонал - голова раскалывалась на части. В первые мгновения весь белый свет заплясал перед ним в безудержном танце, но потом дрожь пространства улеглась и он смог рассмотреть свое окружение.
   Скена с колоннадой пропала вместе с актерами и зрителями. Прямо перед ним высилась громоздкая статуя, представляющая собой три соединенные воедино женские фигуры, невозмутимо взирающие в разные стороны. Из головы передней выступали шесть длинных тонких рогов, выкрашенных в черный цвет.
   Похоже, это был какой-то другой, меньший зал, убранство которого выглядело гораздо скромнее. Лишь на дальней стене, составленной из больших каменных блоков, можно было разобрать скупо прорисованных собак, сов и змей. Энунд попытался пошевелить затекшими руками, однако убедился, что сделать это невозможно. Он и трое его товарищей оказались привязаны к каменным столбам напротив изваяния богини. Прочные веревки удерживали их стоймя, стягивая от шеи до ступней.
   Заметив, что один из пленников очнулся, человек, возносивший молитвы, затих и приблизился к сыну Торна Белого громкими шагами откуда-то с другого конца зала. Увидев его, Энунд вздрогнул. Он повидал в своей жизни немало жрецов-служителей, но этот казался настоящим выходцем из подземного царства. Облаченный в долгие белые одежды с черной каймой, он имел крупную шаровидную голову, которая была полностью обрита и выкрашена в белый цвет. Когда широкое его лицо развернулось к молодому хирдманну, стали видны обведенные черной краской брови, глаза и губы. Немигающие зрачки уставились на пленника.
   - Жалкие глупцы! - в голосе жреца прозвучало презрение. - Вы надеялись обмануть меня - сына Мраколицей Матери, Всеединой Властительницы Аида, Неба и Земли! Хотели провести того, кто прозревает лоно всех вещей и нити всех судеб. Воистину, никчемные глупцы... С того мгновения, как лодка ваша пристала к берегу этого острова, я знал о каждом вашем шаге и видел все ваши намерения.
   - Кто ты? - выдавил Энунд, облизнув пересохшие губы.
   - Тебе не нужно этого знать. Ведь знанием этим ты уже не сумеешь воспользоваться.
   - Это значит... - голос молодого хирдманна чуть дрогнул, - что нам не суждено отсюда выйти?
   - Воистину, так, - подтвердил жрец. - Все вы отправитесь в объятия Бледной Владычицы, за грань зримого и явного. Вам уже никогда не увидеть дневного света.
   - Скажи мне, почему? Я слышал, что Гекате не приносят человеческих жертв - только черных псов, которые становятся ее демонами-спутниками.
   - Вас не лишат жизни, - холодная полуулыбка тронула черные губы жреца. - Только закроют в Склепе Мертвой Луны, где царствуют духи, горгульи и керы - неупокоенные души мертвых, причиняющие боль живым и пьющие их кровь. Это самый глубокий чертог, лежащий под этим святилищем. Там, оставшись лицом к лицу с Ледяной Повелительницей, вы либо обретете великое прозрение, либо до конца своего срока сделаетесь ее тенями-прислужниками, ибо силы Сумрака заберут ваш разум. Таким будет ваше наказание, поскольку каждый, кто возжелает причинить вред детям Великой Черной Матери - падет жертвой своего коварства.
   - Не много ли ты позволяешь себе, жрец? - с неожиданным вызовом спросил Энунд. - Кто дал тебе право распоряжаться судьбами других людей?
   - Трехликая Геката, Повелительница Смерти, отметила меня своим знаком с рождения, - жрец обнажил грудь, показав родимое пятно в форме ушастой совы. - Я прошел долгий путь, постигая Темную Мудрость. Теперь я служу людям, помогая им подняться над болью, страхом и невежеством, над ограниченностью бытия простых смертных. Каждый человек способен стать хозяином своей судьбы, если разомкнет железные цепи, в которые заточен его дух. Каждый, кто поймет, что существо его не ограничено склепом плоти, властью имени и устоями общества - будет свободен. Он разорвет свою плоть на алтаре самоотречения, он предаст проклятию свой род, он презрит все людские законы ради того, чтобы идти за Неистовой Царицей, за Безликой Госпожой в обитель пламени и крови, где нет живых и нет мертвых. Вечно погибающий и теряющий любые очертания, он будет вновь и вновь возрождаться в своем величии, ибо станет Неназываемым, Неявным и Необъяснимым. Он станет Чистой Силой, Светом Черной Луны и Ледяным Ветром Преображения. В огне Темной Матери плавятся миры и сгорает память обо всем ветхом и преходящем. Остается исконное, неистребимое - знание Корневища Жизни, истина за прахом и кровью у престола Гекаты - Трехликой Держательницы Власти.
   - Да ты безумец, жрец, - горько усмехнулся сын Торна Белого.
   В этот момент очнулись Бови Скальд и Рогдай.
   Бросив на них косой взгляд, жрец хлопнул в ладоши. К нему приблизились шестеро служителей, одетые в такие же былые хламиды, но с покрытыми головами. Лиц их молодой хирдманн не разобрал.
   - Ведите их к Склепу! - распорядился жрец, кивнув в сторону пленников.
   Служители Гекаты разрезали веревки и подхватили под руки обмякшие тела. Все они были на редкость сильными и твердыми, будто сделанными из железа. Никто из пленников не сопротивлялся. Энунда, Бови, Рогдая и Евдоксия, которого привели в чувство шлепками по щекам - повлекли по одному из бесконечных подземных коридоров. Двое служителей сняли со стен факелы и освещали дорогу.
   После нескольких поворотов и спусков по ступеням в глубинные недра святилища, служители остановились перед прямоугольным проемом в толще стены. Справа от проема курились в треножнике смолистые и едкие травы, испуская струйки белого дыма, слева - стояла бронзовая подставка с тремя ножками, похожая на алтарь. На ней помещалось блюдо с черным медом, лежали человеческий череп и ветви сухого дерева.
   - Ты бы хоть своего сородича пожалел, - угадав ожидающую пленников участь, промолвил Бови Скальд.
   - Он знал, что делал, когда вел сюда чужаков с дурными умыслами, - отозвался жрец равнодушно.
   - Выходит, мы все сгнием в этой вонючей дыре?
   - Будет так, как угодно Темной Матери. Я дарю вам бессмертие. После того, как вы пополните свиту блуждающих духов богини, время для вас перестанет существовать. Вы забудете, кем были, сделавшись отблесками ее ледяных очей, мятущимися странниками Мрака и фундаментом храма Царицы Смерти.
   Энунд пристально посмотрел жрецу в глаза.
   - Зачем тебе все это? Ты добиваешься власти над Волином?
   - Что есть земная власть? - отозвался жрец презрительно. - Тщетное бремя, иллюзия могущества и бессмысленная обуза смертных. Это тропа близоруких, не умеющих зреть простор без границ. Это вечная погоня за солнцем, которое недостижимо. Я только желаю стоять у истока великой реки Зарождения и Исчезновения, быть дланью всемощной Хозяйки, вращающей судьбы вещей, и стражником Врат Темной Зари. Через меня Трехликая Богиня помыкает всеми силами Ойкумены.
   - Зачем же твои люди похищали девиц и парней в городе? - по-прежнему не понимал Энунд.
   - Я создаю Род Достойных по воле Гекаты-Владычицы, общину Детей Ночи. Для этого потребны женщины, способные служить Неистовой Госпоже и рожать новых потворников Лунного Пути. Для этого потребны мужи-воители, которые будут стоять на страже нового порядка, защищая его от любых посягательств.
   Жрец кивнул головой в сторону темного проема в стене.
   - У меня ушло двадцать пять лет на то, чтобы найти это место. Склеп Мертвой Луны - древнейшая впадина, существовавшая на дне Венедского Моря задолго до того, как возник остров Волин. Но она - лишь ворота в подземное царство, пограничье между Жизнью и Смертью.
   - Тартар действительно существует? - встрепенулся Евдоксий, пораженный словами жреца. - По свидетельствам древних, он находился где-то на Севере...
   - Да, и я отыскал его. На заре времен, когда небо только отделилось от земли, властителем необъятной водной стихии был Океан - самый могучий из всех титанов, порождение совокупных сил Неба и Земли. Безличный и текучий, он питал сушу своей пневмой, побуждая силы земли к рождению лесов, полей и живых существ - крылатых, ходячих и водоплавающих. Однако братья его тяготели лишь к власти и поделили мир между собой. Оставив море Океану, Гиперион утвердился над Востоком, Япет - над Западом, Кей - над Севером, Криос - над Югом. Кронос сделался верховным земным владыкой. Такой равновесный порядок держался до тех пор, пока сын Кроноса Деус не сверг своего отца. На смену былым властелинам пришло поколение молодых Богов Светлой Горы, Олимпа. Деуса признали не все титаны. Часть их во главе с Япетом осела на Орфии, Каменистой Горе, и вступила в жестокую войну против Олимпийцев. Она завершилась победой Олимпийцев, зародив новый мировой цикл. Темная сила первичных стихий не устояла под натиском светоносных пневм демиургов Логоса. Океан не участвовал в том противостоянии. Деус попросил его пробурить в морском дне бездну, куда заточил Кроноса и других титанов, а также Циклопов. Сторожить их должны были Гекатонхейры - сторукие пятидесятиглавые исполины. Так появился Тартар, Чертог Вечного Мрака...
   Пленники слушали жреца безмолвно, ощущая завораживающую власть его рассказа.
   - Память людская сохранила немногое о той далекой поре, - продолжал жрец. - Ко временам расцвета городов Эгеиды представления о титаномахии стали туманными и путанными. Гесиод полагал, что Тартар находится глубоко под Аидом, окруженный медными стенами и медными вратами Посейдона, за тройным слоем мрака бога Эреба. С его легкой руки такой искаженный образ стал популярен в народе. Однако подлинный вход в Горнило Смертного Холода - здесь, перед вами. Я скитался по всему свету, собирая осколки утерянных знаний. Но ни на Востоке, ни на Западе, ни на Юге мне не удалось обнаружить достоверных свидетельств. И только здесь, в стране велетов мне, наконец, повезло. Венды Велеты или Волоты полагают себя прямыми потомками Исполинов, сынами Титанов. Один из ветхих старцев успел поведать мне перед смертью, где сокрыта тропа в Междумирье. Я прибыл в Венеду и отыскал ее след. Удача улыбнулась мне. Прямо в сердце Греческого Двора я наткнулся на остатки Багряного Склона. Горожане почти сравняли его с землей, приспособив это место под зернохранилище. Тогда я пришел к теократору Двора и открылся перед ним, засвидетельствовав степень своего посвящения. Леодей помог мне. Мы возвели здесь толос, восстановив старые подземные ходы, успевшие зарасти каменистой землей. Некоторые коридоры лабиринта пришлось пробивать заново. Здесь мне явилась Трехликая Богиня, повелев возродить Путь Черной Истины и вернуть в мир людей Лунное Знание. Силы мрака и ночи Танатоса и Нюкты неизменно защищают меня от происков тех, кто желал бы помешать моему делу. Со временем весь остров станет Градом Гекаты.
   - А как же Громобой? - спросил Рогдай. - Ты не страшишься, что рано или поздно он отыщет тебя и предаст заслуженной казни?
   Жрец усмехнулся.
   - Наместник Волина слаб, чтобы встать на моей дороге. Он предпринял уже несколько попыток дотянуться до меня - жалких и неуверенных. Те люди, что являлись сюда от него - давно перемолоты Склепом Мертвой Луны. Вас ждет та же участь. Если же мне потребуется - я заберу жизнь Громобоя или заменю его кем-то, кто будет более покладистым. Но - довольно разговоров. Я и без того отсрочил час вашей встречи с Черной Госпожой.
   Жрец указал глазами на пленников. Служители сгребли их своими железными руками и толкнули к проему.
   - Помните, - напутствовал жрец. - Склеп - только наружные врата подземного царства. Глубоко под ним покоится страна великой тайны, с обитателями которой вы встретитесь лицом к лицу. Не ждите пощады и снисхождения на ее ледяных тропах. Уповайте только на себя. Если вы примите сердцем Безвидную Властительницу и отворите душу ее темному лику - стезя ваша может преобразиться.
   Он воздел руки к каменному своду и вновь возгласил в полный голос:
   "Приди адская, земная и небесная Геката! Богиня широких дорог и перекрестков, ты, которая движется с факелом туда и сюда, враг дня. Подруга и возлюбленная Тьмы, ты, которая радуется, когда псы воют и льется теплая кровь. Ты, которая бродит среди призраков и могил, ты, которая удовлетворяет жажду крови, ты, которая вызывает в душах смертный страх. Лунная Владычица в тысячах видов! Брось свой милостивый взгляд на наше жертвоприношение!"
   Одного за другим пленников затолкнули в чернеющий ход, а потом задвинули его большими каменными блоками, оставив в кромешной мгле.
  -- Глава 11. Переговоры.
   Силестин долго блуждал между жизнью и смертью, то ныряя в черную яму беспамятства, то выбираясь на поверхность с криком и стоном. Порой бормотал что-то и с кем-то разговаривал, а иногда исходил мелкой дрожью на лавке, застеленной медвежьей шкурой. Чалак вел упорную борьбу, не позволяя Маре, уже положившей свою ладонь на чело пленника, увлечь его в свои сумеречные чертоги. Его искусство сделало свое дело. С помощью порошков из толченого гриба-дождевика, настоев из березовых почек и кислицы, отваров из коровяка, а главное - заветного слова, знахарь удержал в Яви уже тускнеющий дух франкского маркграфа. Погасил горячку ума, изгнал жар из тела.
   Через несколько дней Силестин пошел на поправку. Запертый в светелке и тщательно охраняемый, он целыми днями теперь лежал молча и то ли спал, то ли делал вид, что никого не узнает, несмотря на ежедневные посещения его князем, Дюжесилом и Кандихом.
   Однажды, когда Кандих битый час простоял над его лежаком, не надеясь уже дождаться отклика, маркграф вдруг открыл глаза.
   - Это ты? - бледные губы его исказила презрительная улыбка. - Пришел злорадствовать над поверженным врагом? Мало чести в такой победе...
   - Какой приказ получил Слободан? - Кандих сделал вид, что не заметил нападок пленника. - Что будут делать ободричи?
   Силестин отвернулся от него. Однако через некоторое время он вновь заговорил:
   - Если ты надеешься на хороший выкуп, тебя ждет разочарование. Я не столь богат, как ты думаешь. Всего, что у меня есть, я добился копьем и мечом. Мои мать и отец саксонского рода, они были пленены франками и я вырос при дворе Карла. Я участвовал во всех его походах: бился с маврами на западе и лангобардами на востоке. Я одолел на поле брани твоих сородичей, за что и получил свой титул.
   - Твой отец - сакс? - удивился Кандих. - Как его имя?
   Силестин повернулся к своему победителю и посмотрел на него очень пристально. Ненависть сверкнула в его еще туманных глазах ярким огоньком, но так же быстро померкла.
   - Я не помню его имени. Я отказался от своего отца. Наш повелитель Карл заменил мне отца. К чему помнить имя невежественного язычника, врага всего разумного и прекрасного, что создано просвещенными правителями из дома Каролингов?
   Кандих вздрогнул.
   - Ты глуп, Силестин. И разбил я тебя в честном бою, когда ты, забыв об осторожности в погоне за славой и не заботясь о собственных людях, погнал их в засаду, словно стадо баранов. Ты забыл узы родства, предпочтя им почести своего господина. Что ты сам оставишь своим детям? Чему сумеешь научить их?
   - Они поймут меня, - маркграф закрыл глаза. - Они уже сейчас знают, к чему должен стремиться человек. Знают, что если не стать повелителем для других, то можно легко превратиться в раба, которым повелевают. Они умеют находить лучшее и добиваться своего. Они не пропадут в этой жизни.
   - И ты бы хотел, чтобы они так же отказались от тебя, если это потребуется ради их корысти?
   - Зачем ты донимаешь меня? - Силестин приподнялся на лежаке. - Я не желаю с тобой говорить. Мне худо, пусть мне пришлют христианского священника! Я хочу исповедаться перед смертью. Твой жрец травит меня своими снадобьями!
   - Я же сказал - ты глуп, - Кандих покачал головой. - Если бы я желал твоей смерти, я бы оставил тебя умирать на поле брани. Или добил своей рукой.
   - Просто ты ждешь, чтобы я раскрыл тебе замыслы императора. До той поры я нужен тебе живым, - резко и презрительно выдохнул маркграф. - А потом на смену целебных снадобий придет яд. Или я не прав?
   - Нет, - невесело усмехнулся Кандих. - Ты не прав.
   - Я требую священника, - Силестин вновь улегся на лавку, отвернулся к стене и более не произнес ни слова.
   Кандих передал это требование князю.
   - Где же мы возьмем ему священника? - пожал плечами Старивой. - Они за версту обходят границы наших земель, памятуя, что приключилось с иными из них в былую пору...
   - С чего бы это? - удивился сын Раста.
   - Дело в том, - вместо князя поведал Дюжесил, - что еще до нашего прихода в эти края - западное побережье, где сейчас обосновались хижане, посетил один проповедник. Его приняли тепло и радушно, как у нас принято встречать путников. Он же прожужжал хижанам все уши рассказами о том, как его Распятый Бог пострадал за людей. Еще он неустанно восхищался своими многочисленными единоверцами, принявшими смерть из любви к этому богу. Сказы эти были столь пламенны и страстны, что народ даже заслушался. Пришлого тогда спросили, в чем состоит его самое горячее желание? Тот объяснил, что мечтает умереть за веру, как умирали мученики минувших дней. Хижане посовещались меж собой и решили не отказывать столь достойному человеку в его просьбе...
   - И что было дальше? - спросил Кандих.
   - О чем он мечтал, то он и получил, - закончил Дюжесил свое повествование. - Говорят, что ныне крестопоклонники почитают его мучеником своей церкви.
   Кандих помолчал, не зная, смеяться или грустить.
   Воевода, сидевший на длинной скамье в княжеской горнице, поднялся на ноги.
   - Довольно нам возиться с полоняником, - голос его стал жестким. - Ежели не заговорит, переведем его из светелки в поруб, и пусть там исповедуется крысам.
   Старивой, однако, ошибся. Уже утром следующего дня дозорные из отряда, следившего за побережьем по наказу Кандиха, привезли в Звонец священника, настоятельно желающего встретиться с маркграфом.
   Когда молодой варн заглянул в светлицу, он застал Силестина все в той же безучастной позе. Маркграф лежал на шкуре, уставившись взглядом в потолок.
   - Тебе повезло, - сообщил ему Кандих. - Мы нашли священника твоей веры, который явился в наш край и готов тебя увидеть.
   - Приведите его скорее! - Силестин рывком поднялся на лежаке и даже попытался встать, однако тут же пошатнулся от слабости.
   Прибывший священник оказался полной противоположностью Августину, с которым Кандих познакомился в восточных землях. Если первый был высоким, тощим, жилистым, то этот - полнотелым и низкорослым. Лицо его источало довольство и словно лучилось теплом. Было заметно, что он не изнурял плоть постом, а за лишения вознаграждал себя троекратно.
   Подобно Августину, священник носил длинную серую рясу, подпоясанную бичевой, а макушка его шаровидной головы была выстрижена. На этом сходство двух жрецов одной церкви заканчивалось.
   - Говорить будете при мне, - объявил Кандих сразу.
   Священник посмотрел на него с неодобрением.
   - Тайна исповеди должна остаться тайной, - назидательно промолвил он. - Никто не в праве становиться между исповедующимся и Богом!
   - А маркграф пока и не торопится на встречу с ним, - молодой варн усмехнулся. - Но если он сболтнет лишнее - может предстать перед ним куда быстрее, чем рассчитывает.
   - И тем не менее, - настаивал священник, - я прошу тебя, воин, оставь нас наедине. Не позволяй душе этого человека погибнуть во грехе.
   Кандих пожал плечами, глянул на маркграфа - и вышел, затворив дверь.
   Исповедь длилась довольно долго и Кандих успел измаяться от ожидания. Наконец священник вышел, перекрестив раненого широким знамением.
   - Ну, вот, - удовлетворенно сообщил он, - теперь раб божий Силестин готов предстать перед Создателем, когда бы ни ждала его кончина. А тебя, добрый человек, я хотел бы просить об услуге. Мне нужно добраться до окраины ваших владений. Под твоей защитой никто не посмеет меня тронуть, а путь в одиночестве может грозить мне премногими бедами и даже смертью от рук твоих соплеменников.
   - Что ж, я согласен проводить тебя до побережья, - ответил варн.
   - Благодарю тебя, - промолвил священник. - Я постараюсь не отставать и не задерживать тебя.
   Во дворе конюший Старивоя подвел скакуна для Кандиха и выбрал невысокого в холке солового жеребца для иноземца. Пока сын Раста наблюдал, как священник тяжеловесно взбирается в седло с охами и кряхтением, из терема показалась Любава.
   - Ты вновь уезжаешь? - в голосе княжны прозвучала тоска.
   - Я совсем ненадолго, - заверил Кандих, седлая своего коня. - Завтра к вечеру вернусь.
   - Зачем подвергать себя опасности? Твоя рана еще не до конца зарубцевалась!
   - Поверь, опасность мне не грозит, - пообещал молодой варн. - Ни франки, ни их союзники не приближались к нашим пределам после разгрома маркграфа. А бок мой уже не болит - благодарение чудотворным порошкам Челака.
   - Береги себя, - попросила Любава. - Взял бы хотя бы Воемила в сопровождение. Ведь в дозор поодиночке не ездят. Ты сам говорил!
   - Я еду не в дозор, - Кандих наклонил голову и тронул поводья.
   Покинув княжий двор, двое всадников быстро достигли ворот, которые распахнули перед ними стражники. За Звонцем перед ними вновь открылись голые осенние поля, усыпанные каркающим вороньем.
   - Ты оказал мне большую услугу, добрый человек, - священник понизил голос, хотя рядом никого не было. - Я хочу отплатить тебе тем же.
   - Чем же ты можешь мне отплатить? - удивился Кандих, взмахом руки простившись с Дюжесилом, провожавшим его взглядом с верхней стрельницы.
   - Предупредить тебя об угрозе. На самой границе ваших земель собирается большое войско. Я видел его собственными глазами. Там есть и фризы, и саксы, и князья ободритов. И там отборная королевская рать. Думаю, твоим сородичам было бы разумнее замириться с подобной силой, нежели пытаться противостоять ей.
   - Благодарю тебя за совет, - отозвался Кандих. - Ты видел большое войско, и ты знаешь рода, из которых оно состоит. Так может тебе ведомо и имя человека, возглавляющего его?
   Священник покачал головой.
   - Увы, я с ним не знаком.
   Двое всадников двигались по дороге, отмеченной свежими промоинами с дождевой водой и выбоинами от колес телег.
   - Я считаю, что любая война претит нашему Создателю, - неожиданно заявил священник. - Разве убийство людьми друг друга не есть нарушение главнейшей из его заповедей, дарованных нам?
   - Ты хочешь сказать, что ваш Создатель заставляет вас безропотно принимать смерть от чужой руки? - удивился Кандих.
   - Он сам пошел на смерть, предав себя в руки палачей, дабы не пролилась людская кровь, - ответил священник. - Не к тому ли должны стремиться и все его последователи?
   Кандих, уже погнавший коня галопом, придержал поводья.
   - Значит ли это, - вопросил он, хмурясь, - что когда враги врываются в твой дом, убивают твоих престарелых родителей, забирают твоих детей, издеваются над твоей женой - ты должен стоять и безучастно смотреть? Только возносить мольбы, чтобы убийцам воздалось за свершенное в грядущей жизни?
   Священник смутился.
   - Затрудняюсь тебе сказать, что бы я чувствовал при этом, ибо наш закон запрещает служителям церкви иметь семью. Но я знаю, что нам надлежит молиться даже за врагов своих.
   - Что же, я помолюсь за их души, - усмехнулся Кандих, - когда их тела будут лежать у моих ног.
   - Вот это я и называю истинным язычеством! - всплеснул руками священник, едва не свалившись с коня. Жеребец испуганно прянул ушами, но молодой варн вовремя удержал его за уздечку и потянул за собой.
   - Все язычники готовы молиться за чужие души, уничтожая чужие тела. Все вы готовы приносить в жертву кого угодно - но не себя, не то, что дорого лично вам!
   - Для чего тогда ваш Создатель создал любовь? Создал привязанность? Разве не должны мы превыше всего любить и уважать тех, кто привел нас в этот мир - наших родителей? Разве не должны любить и уважать ту, что приводит в этот мир наших детей - свою жену? А дети, те, что продлевают эту жизнь через века - разве не заслуживают защиты со стороны своих отцов? Ужели ты думаешь, что все это неверно? Или вы желаете отказаться от самих основ, на которых зиждется человеческая стезя на этой земле?
   Священник смутился еще больше.
   - Вовсе нет, - пробормотал он. - Господь даровал нам заповедь "плодитесь и размножайтесь", и в такой любви нет ничего дурного... Однако ты можешь жертвовать лишь одним - собственной жизнью! Лишь она дана тебе Создателем в полное право. А жертвовать жизнями других...
   - Но если я защищаю своих близких и ради этого убью тех, кто пытается убить их? Разве лучше пожертвовать жизнями своих близких, чтобы их убийцы могли безнаказанно топтать Землю-Мать? Я не понимаю тебя, священник!
   Спутник молодого варна вздохнул в раздумье.
   - Признаю, что в твоих словах есть правда, - вынужденно заметил он. - Не каждый силой своего слова может остановить насилие, царящее в этом мире. Зачастую железу может преградить путь только железо. Увы... Но помни! - голос его вновь стал воодушевленным. - Всякое насилие порождает новое насилие. Подумай о родичах тех, чью жизнь ты забрал.
   - Не я пришел к ним в дом - они ко мне, - покачал головой Кандих. - Если бы я пытался ворваться в их жилища с оружием - они так же могли бы убить меня и имели бы на это право. Но я родился на своей отчей земле: в этом роду и в этой семье. Через родичей своих начал познавать мир. Разве не являются для меня первыми богами мои отец и мать, что даруют мне все?
   - Опять вопиющее язычество! - вскричал священник. - Как можно человека почитать за Бога!
   - А ваш Бог разве не стал человеком? - возразил Кандих. - Откуда ты можешь знать, в ком таится божественное начало, а в ком - нет?
   - "По плодам судите о деяниях их", - отозвался спутник молодого варна. - Если дела твои праведны - значит, божественная искра не угасла в тебе. Но если ты полагаешь свои желания, свои замыслы выше божьих - значит, в душе твоей правит сатана. В том и есть разница, для меня, между истинным христианином и истинным язычником. Язычник жертвует другими - ради себя. Христианин жертвует собой - ради других.
   - Тогда я знаю немало язычников, которых можно считать христианами по твоим меркам, - поведал Кандих. - И немало людей, полагающих себя христианами, но ведущих себя куда хуже язычников в твоем представлении. Отчего же ты не донесешь эту правду до ушей вашего короля Карла, называющего себя главным поборником христианства? Почему он идет войной на наши земли? Разве не от него я вынужден защищать тех, кого люблю?
   - Если бы вы замирились и признали его волю - на что была бы война? - пожал плечами священник. - А ведь это все ваши князья противятся - считают себя самовластными царьками и заставляют вас гибнуть за свое право и дальше единолично распоряжаться в своих владениях. Уняли бы они свою гордыню, подчинились истинному правителю - и не было бы никаких войн. Ведь с кем воевать, если везде - один правитель, одна вера, один язык?
   - А ты полагаешь, что свой правитель, или наместник, поставленный им, не может вести себя, как враг, обирая и притесняя народ? - Кандих усмехнулся. - Я знаю, в гневе восставшие селяне подчас творят ужасные вещи... Но кто доводит их до этого? Разве не ставленники вашего императора, что обращаются с людьми, как с рабами в завоеванной стране? Сейчас, когда мы сопротивляемся, защищая свой край - с нами вынуждены считаться, как с равными. Но кто послушает голос беспомощного? Если мы сложим оружие и покоримся - кто защитит нас от произвола сильного? Своего князя, ежели он зарвался и творит несправедливость, мы всегда можем поставить на место. Но как справиться с тем, кто сидит в своей крепости за тысячу верст отсюда и посылает своих маркграфов на усмирение непокорных? Как совладать с его несправедливостью?
   - Если наместник - христианин, он должен утверждать справедливость для всех, - отвечал священник, однако без прежней уверенности.
   - Конечно, - согласился сын Раста, - если все люди хорошие, то и вовсе нет надобности в правителях. Все будут жить в ладу друг с другом, и всегда смогут договориться. Но если кто-то набрал силу больше других - увы, тут нужна только сила...
   - В древние времена были праведники, способные одной молитвой предотвратить кровопролитие. Говорят, они выезжали перед армиями, построившимися для битвы, и те расходились, сложив оружие. Но сейчас, конечно, люди не те, - с грустью признал священник. - Как видно, перевелась истинная праведность на Земле, и близятся последние времена, как и было предсказано...
   В беседе всадники достигли русла реки, бывшей западным рубежом владений варнов. Перейдя ее вброд по мелководью возле молодой ивовой рощи, они распрощались.
   - Я думаю, дальше тебя никто не потревожит, - сказал Кандих.
   - Ступай с Богом, добрый человек, - священник слез с коня. - Благодарю за скакуна и твою защиту. С Божией помощью, я не пропаду.
   Молодой варн некоторое время наблюдал за удаляющимся гостем, пока тот не скрылся из виду за густым ольховым перелеском. Затем Кандих неспешно проехал вдоль отрогов холмов, направляясь к берегу моря. Поднявшись на один из них, с которого открывался вид на залив Лебяжья Шея, он приложив ладонь к бровям, вглядываясь вдаль. У песчаной отмели, вытянутой, словно струна, пестрели паруса многочисленных судов - червленых лодий фризов и высокобортных франкских кораблей. А серый берег на несколько перелетов стрелы уже покрыли белые шатры, вокруг которых гудел вооруженный люд и полоскались сине-желтые стяги.
   Развернув своего коня, Кандих во весь опор погнал его к Звонцу.
   Старивой уже собрал совет в горнице, на котором сына Раста ждали с нетерпением.
   - Священник сказал правду, - поведал Кандих, легким кивком головы приветствуя собравшихся. - На берегу высадилось большое войско. По его словам, там и ободричи, и саксы, и франки.
   - Мы пока не знаем замыслов недруга, - медленно заговорил Старивой, потирая щеку. - Нужно ли тревожиться раньше времени? Быть может, вражья рать идет на Архону?
   - Ты хочешь пропустить их, позволив ударить в спину Драговиду? - гневный голос Дюжесила прогремел на всю горницу.
   - Видят боги, нам не сдержать их на побережье, - князь всплеснул руками. - Там нет ни тынов, ни засек. Лишь рыбацкие веси. Коли франки сами не повернут копья против нас - зачем их гневить?
   - Значит, нужно заманить их вглубь страны! - предложил Кандих.
   Левый глаз Старивоя дернулся, а брови поднялись в страхе и изумлении.
   - О чем ты говоришь? Своими руками приблизить гибель родного края? Привести сюда смерть и разорение?
   - Даже если бы мы попытались, - сдержанно рассуждал Родмил, - ничего у нас не выйдет. Ежели умысел франков - вести флот на Архону, они пойдут туда, не отвлекаясь на наши хитрости.
   - Но после того как Архона падет - а она не выстоит против двух ратей, с заката и с полудня! - франки явятся сюда, - стиснул зубы Кандих. - И тогда нас уже ничто не спасет. Покуда недруги не соединили силы, надо бить их по частям.
   - Толково речешь, - согласился Родмил. - Только как это сделать? Проворен франк и сноровист. Он отмахнется от нас, как от комариных укусов, и проломит себе дорогу дальше.
   - Я все же надеюсь на помощь кована Архоны, - отозвался Кандих. - А если она не поспеет вовремя - надо развернуться против врага всей нашей мощью, угрожая ему с тыла. Пусть идет берегом - мы двинемся ему навстречу и прижмем к морю!
   - Выходить на брань с франками в чистом поле и сечься лоб в лоб - без толку, - возразил Родмил. - Не устоим против их числа. Но там, где лес подходит к побережью - можно грянуть из леса и не дать развернуть им боевой порядок.
   - Еще неустанно тревожить его мелкими силами, - поддержал Дюжесил. - Франк без строя - стадо овец. Мы же можем биться и в лесу, и в болоте.
   - Что ж, други, так тому и быть, - согласился Старивой. - Пособим нашему верховному князю и собратьям -- обратим мечи супротив франконских выползней.
   Понимая, что времени мало, Кандих вновь попытался убедить Любаву отбыть в Архону - и вновь встретил решительный отказ.
   - Старивой мне стал заместо отца, - объяснила девушка, твердо глядя в глаза молодому варну. - А эти люди, что сейчас готовы идти на брань - мои новые родичи. Неужто покину их в такой час?
   - Я уважаю твое решение, - промолвил Кандих. - Но из Звонца - ни ногой!
   Он уже и сам понимал всю трудность такого путешествия. Стольный град руян в свете последних событий не мог стать надежным убежищем для княжны, дороги были опасны, а выделить боевое охранение не позволял недостаток людей. Надо было уезжать раньше - но тогда опасность казалась слишком далекой...
   Собранное ополчение подтянули ближе к побережью, чтобы пресечь оба пути, которыми могли следовать франки: на юг, к Радоре, и на восток, к Архоне. Стали станом на берегу Вороны, где она изгибом поворачивала в сторону Старого Дола, и разослали дозорных.
   - Эх, зря не обыскали священника, что толковал с Силестином, - вдруг озаботился Дюжесил. - Не передал бы с ним наш пленник какой вести своим...
   - Ежели только на словах, - ответил Кандих. - Ни писала, ни бересты в светлице не было. Коли что и шепнул маркграф - так лишь то, что еще жив. Более он ничего не видел, как и священник. А осматривать жрецов, пусть и чужих богов - занятие, на мой взгляд, недостойное.
   - Этим наши вороги и пользуются, - глухо проворчал Дюжесил.
   Старивой, Дюжесил, Родмил, Дедрик и Кандих выехали на закатную окраину лагеря, чтобы оглядеться на случай возможной битвы. Тут мнения разделились. Родмил предложил главную рать укрыть в глухом сосновнике, а чело ее выдвинуть для завязки боя. Дюжесил же советовал встретить франков на переправе всей мощью.
   Пока Старивой думал, скрестив на груди руки, где-то очень близко запела боевая труба.
   - Что еще такое? - вскинулся князь.
   Дюжесил присмотрелся.
   - Никак, ободричи?
   На противоположном берегу гарцевали трое всадников. Двое из них были облачены в длиннорукавные кольчуги, округлые шлемы с ободом, склепанные из двух половин, наручи и поножи, и прикрыты сверху алыми плащами. На третьем же вовсе не было доспехов, тело его облегала сиреневая куртка с подковой, вышитой на груди золотыми нитями, а темный загар выдавал выходца из южных земель.
   - Посланники герцога Фриульского Эрика, вассала наихристианнейшего короля Карла, желают говорить с князем аварнов! - громко прокричал последний, сложив руки лодочкой перед ртом. Горбоносый и глазастый, с короткой челкой над высоким лбом, он больше напоминал коршуна, чем человека.
   Старивой переглянулся с Дюжесилом.
   - Мы безоружны, - вновь обратился посланник, - и вашему князю ничто не угрожает. Пусть он приблизится к нам с двумя сопровождающими, без мечей и секир. Мы покажем грамоту императора Карла, которую привезли с собой, и обговорим условия мира.
   - Кажись, не брешат, - проговорил воевода, буравя взглядом неприятельских всадников.
   Ни щитов, ни копий, ни мечей у посланников франков действительно не было. Кандих узнал ободричей, сопровождавших смуглого франка - то были князья Безмер и Сбинок, что гостили у Старивоя в день, когда Кандих и Любава прибыли в Звонец. Это слегка его успокоило.
   Человек в сиреневой куртке с гербом на груди достал и поднял над головой большой свернутый свиток.
   - Останься здесь, - наказал Старивой Дюжесилу, - и будь наготове. Доверять франкам опасно. Со мной поедут Дедрик и Родмил.
   - Лучше бы поехать мне, князь, - попросил Кандих.
   Старивой осмотрел его с головы до ног.
   - Хорошо. Возьму тебя вместо Дедрика. А ты, воевода, побереги мой меч.
   Дедрик кивнул.
   - Будь осторожен, князь, - напутствовал он, принимая клинок Старивоя в ножнах с широким устьем. - Франки очень коварны. Что, если это их новая хитрость?
   - Наши лучники не спят, - откликнулся на это Дюжесил. - Ежели будет какой обман, прошибут головы злочинцам. Уж с десятка шагов не промахнутся.
   Разоружившись, Старивой, Кандих и Родмил направились к речному берегу. Казалось, опасаться трех безоружных людей, стоящих посередине реки на виду многочисленной дружины, не было причин, но Кандих все равно чувствовал необъяснимую тревогу. Не старая рана в боку жгла и терзала его плоть, а подспудное волнение, занозой застрявшее в сердце. Никто из ратников не спускал глаз с переговорщиков, медленно съезжавшихся на середине брода.
   Человек с золотой подковой на груди выдвинулся вперед. Его примеру последовал и Старивой.
   - Прими, почтенный правитель аварнов, послание от моего императора! - возвысил голос горбоносый франк, протягивая князю свиток.
   Кандих отер с лица выступивший пот. Сердце заныло еще сильнее. Что-то знакомое почудилось ему в повадках франка, в его высоко поднятой голове...
   Чуть помедлив, Старивой взялся за королевскую грамоту, потянув ее на себя.
   - Стой, князь! - вскричал Кандих. Он узнал этого человека. И хотя сейчас франк не был закован в золоченые доспехи и укрыт шлемом, не имел красного щита и плаща, его выдавали движения, которые сын Раста запомнил на всю жизнь.
   Однако крик его прозвучал слишком поздно. Белым сполохом блеснула сталь - то был тонкий кинжал, спрятанный в пергамент. Когда Старивой взял свиток - клинок остался в руке посланника. Князь успел лишь на волос отстранится, но франк так резко подался к нему, привстав в стременах, что пронзил незащищенное юшманом горло Старивоя.
   - Князь! - заголосили ратники. - Обман! Западня!
   Ошеломленные случившимся, они даже не сразу догадались приладить стрелы к тетивам луков. Кандих подскочил к опрокинувшемуся на спину князю и успел подхватить его на руки. Следом подоспел Родмил. Однако франк, поразивший князя, вместо того, чтобы развернуться и попытаться спастись, двинул коня прямо на них. Родмил, загородивший своим телом Старивоя, нашел мгновенную смерть от удара кинжалом.
   Безмер и Сбинок уже мчались назад, но возмездие не заставило себя ждать. Целый сгусток стрел изрешетил вероломных князей прежде, чем они ступили на дальний берег. Понесшиеся прочь кони волочили по сухой траве застрявшие в стременах тела своих хозяев.
   Смуглолицый франк же, однако, вновь сумел избежать гибели. Соскользнув с седла в воду, он укрылся от стрел за крупом своего скакуна. Увлекая его за поводья одной рукой и гребя другой, он добрался вплавь до противоположного берега. Истыканный железом конь так и остался в реке, бессильно повалившись на бок. Зато беглец очень ловко подхватил уздцы одного из скакунов ободричей. В один миг взлетев на его холку, он умчался прочь под несмолкаемый свист стрел.
   Варны, только теперь осознавшие, что лишились князя, изошли отчаянным криком. Конные бросали скакунов, пешие попрыгали прямо в воду. Все они беззаветно любили Старивоя, под надежной рукой которого не ведали горя, страха и невзгод, а потому постигшая их беда оказалась поистине безмерной.
   Старивой уже не дышал. Рана, нанесенная франкским кинжалом, была смертельна. Нагрудные бляхи юшмана и плащ запятнали густые потеки крови, все еще льющей из распоротой шеи.
   Кандих молча застыл, удерживая на руках тело князя. Потом кто-то бережно высвободил его, разжав стиснутые руки молодого воина. И Старивоя, и Родмила ратники подняли и понесли к берегу.
   - Постойте! - остановил их Кандих.
   В руке Старивоя так и осталась крепко зажатой грамота Карла Франконца. Варн осторожно вытащил ее из онемевшей кисти и развернул. С края свитка свисала объемистая печать, но на пустом пергаменте вместо букв рассыпались только свежие кровяные брызги, выложив багряный узор.
   - Смотрите! - отрешенным голосом проговорил Кандих, поднимая перед воями пергамент. - Вот и все послание повелителя франков.
   - Своей кровью расписался наш князь под его грамотой, - Дюжесил принял свиток из его рук. - Вот что ждет нас - смерть и истребление без жалости и снисхождения. Кровь и боль без права на избавление.
   Внимавшие ему люди только качали головами, сжимая кулаки от досады и бессильного гнева.
  -- Глава 12. Склеп Мертвой Луны.
   - Куда же ты смотрел, Бови? - унылый упрек Евдоксия гулко разнесло многоголосое эхо, - Хвалился, что жреческие чары тебе нипочем, а на деле...
   - Простите меня, - откликнулся Скальд виновато. - Все случилось слишком быстро и неожиданно.
   - Все мы хороши, - вступился за Бови Рогдай. - Ведь я тоже вас подвел. Хоть Вещий Лось и предупреждал меня о людском вероломстве.
   - Сейчас не время для споров и взаимных обид, - остановил препирательства Энунд. - Надо понять, есть ли у нас хоть один шанс сохранить здесь свою жизнь и рассудок.
   - Из поучений готи я помню, что человек состоит из множества сущностей и душ, которые были до него и будут после него, - заметил Бови Скальд. - Все боги пространства и природные силы живут в нас с рождения, все девять миров отражены в нашем сердце. Потому Хель - Смертная Повелительница, такая же часть нас, как Один и Фрейя. Если мы поймем это - мощь ее не сможет нас разрушить, жало ее не найдет уязвимого места, куда можно нас поразить. Мы и она - одно.
   - Легко сказать, - буркнул Энунд.
   Путники двигались в полной темноте, осторожно ступая по каменистому полу склепа. Узкий проход постепенно ширился, в нем появлялись пока еще смутные световые проблески. Не отпускал только смолистый запах, повисая под сводами густой пеленой. Неожиданно Евдоксий испуганно отскочил в сторону, часто задышав ртом.
   - Что случилось? - осведомился Рогдай.
   - Змея! Скользнула прямо под ногой...
   Энунд хотел выругаться, но Бови Скальд положил ладонь ему на плечо.
   - Надо сохранять полное самообладание. Ни в коей мере нельзя осквернять это пространство проклятиями.
   Теперь пленники Темной Богини шли еще медленнее, стараясь не задеть ничего из того, что было сокрыто от них покровами мрака. Должно быть, не менее часа они молча брели по коридору, который уже стал казаться им бесконечным, пока не различили желтые и красные всполохи. Стены склепа сильно раздвинулись, куда-то ввысь ушел и потолок. Вскоре перед путниками открылась картина, заставившая их замереть в полной растерянности. Впереди, среди колеблющихся отсветов, похожих на игру огней, простерлась долина, зажатая глыбами скальных утесов. Полный сурового величия пейзаж вызвал непонятный душевный трепет.
   Здесь господствовал хлад, необъятный, как море, но в нем улавливалось присутствие огня, произрастающего из незримых недр. Этот хлад, разлитый всюду, просторный и нескончаемый, словно вещал людям о вечности. В нем был потаенный и бессловесный говор, замедлявший всякое движение вещей, усмирявший суету явлений, сдерживавший ход жизненных токов. Каменное безмолвие пустоты смотрело в глаза четверым путникам, проникая в их сердца.
   Это был мир, пространство, Вселенная, но совсем иные - чарующе безликие, неспешные и отреченные. Люди растворялись в углубившейся до предела реальности, теряя ощущения плоти и память обо всем, что они знали прежде. Они пытались бороться, чтобы сохранить власть над своим разумом, однако каждая попытка мыслить обрывалась, как огонек, задутый ветром. Существо их просто струило и текло среди сиреневых разводов гор, белесого облачного марева и серых вкраплений туч.
   В этой реальности нельзя было ни двигаться, ни думать, ни осязать себя чем-то отдельным от полотна мировых стихий, колышущихся в такт с дыханием Бесконечности. В этой божественной сфере камень был человеком, огонь был воздухом, тень была светом, земля - небесами.
   Люди точно оцепенели. Поток Жизни, замедлившись в несколько раз, клубился паром, катился волной и играл бликами светил, а они, тесно вплетенные в его русло, менялись вместе с ним, превращая холод в тепло, твердь в жидкость, лед в огонь, ветер в засуху.
   Бови Скальд встрепенулся первым, силясь преодолеть вязкость своих членов. Он уже видел, что это странное оцепенение, разрастающееся все шире, переходит во всеобщее безразличие и смертный покой.
   - Очнитесь, Братья! - выдавил он. - Еще немного - и никто не вспомнит, кто мы есть! Нас погребет под собой плита Вечности, нас унесет ледяной ветер Мглы, нас переплавит Огонь перемен. Жизнь уходит из наших вен по капле...
   Вращая затекшей шеей и плечами, он настойчиво восстанавливал нарушенный кровоток. Одеревеневшая плоть не слушалась, однако хирдманн принуждал ее откликаться на свой зов. Когда он сумел подавить это сопротивление и кинул взгляд на товарищей, он увидел, что лица их белее снега, а глаза лишь тускло мерцают.
   - Энунд! - Бови Скальд ухватился за руку Раздвоенной Секиры и тряхнул ее. - Хель уже забирает нас в свое царство! Пока в нас осталась хоть малая крупица воли - мы должны ей помешать! Сила Ледяного Безмолвия не должна возобладать над нами.
   Скальд без устали бередил сына Торна Белого, Рогдая и Евдоксия. Он кричал им в лицо, он раскачивал их затвердевшие тела. Жизнь постепенно наполняла жилы людей.
   - Не время еще уходить в Страну Без Возврата, - увещевал Бови. - Мы пока не исчерпали свой путь в мире смертных.
   - Что это было? - прохрипел Евдоксий, шевеля потрескавшимися губами. Грек окончательно пришел в себя.
   - Власть Гекаты, - ответил Скальд. - Великая магия Смерти. Она пресуществляет явления в своих холодных вратах, разрушая все формы и перемешивая в своем горниле. Из сумрака Небытия возникают все вещи и в него они возвращаются. Растворяясь в дымке Неизбывного, осколки явлений гаснут, как угольки костра, чтобы зажечься новыми звездами и наполнить опустевшие дороги Жизни.
   - Это поистине прекрасно, - прошептал Рогдай. - Ледяное умиротворение вечности, песня Потаенного...
   - Забудьте об этом, - сурово оборвал Скальд. - Нас ждут другие заботы.
   Тщательно растерев лица и тела, пленники склепа решили продолжить свой путь. Они шли, держась ближе к шершавым каменным отрогам, изрезанным провалами и пещерными гротами. Туман в головах рассеялся, плоть сделалась послушной воле хозяев. Вдруг Рогдай вытянул руку вдаль.
   - Посмотрите туда! Видите? Похоже на большую стаю птиц.
   - Нет, - Евдоксий покачал головой. - Это летучие мыши. И их тьма...
   Над долиной нарастала большая черная туча. Она двигалась стремительно, и скоро стало видно, что ее составляет густая масса бесчисленных точек. Путники остановились. Не отрывая взора, они следили за этим сумрачным воинством, уже почти заслонившим собой небо. Грек не ошибся. Расправив перепончатые крылья, к людям приближались летучие мыши. Скрип и визг их надсадных голосов больно резанул слух.
   - В укрытие! - прокричал Рогдай. - Они просто растерзают нас на части.
   Путники ринулись к одному из скальных провалов. В нагромождении каменных глыб он казался лишь узкой трещиной, но в него вполне мог протиснуться человек. Бежали со всех ног, чувствуя, как сокращается расстояние, разделяющее пленников склепа и скрежещущих темных тварей. Люди были быстры, но мыши еще быстрее. Евдоксий и Бови Скальд успели протолкнуться в расщел, а вот Энунд с Рогдаем отстали. Шумящая стая уже нависла над их головами. Раздвоенная Секира не выдержал. Он подобрал увесистый камень и запустил в плотную крылатую гущу. Одна из мышей перевернулась в воздухе и стрелой низверглась вниз. Вслед за тем вся стая, вытянувшись, будто острие кинжала, обрушилась на путников. Забиваясь в провал последним, Энунд хорошо рассмотрел огненные глаза и раскрытые рты с крупными зубами. Потом тело его пронзила лютая боль. Это страшные бестии настигли его спину и плечи, нанося глубокие раны. Зубы подземных мышей оказались острыми и прочными, словно были выкованы из стали. Рогдай с силой втянул в расщелину кровоточащего товарища.
   - Эх, огня бы сюда, - только и вздохнул он. - Поджарили бы им крылья...
   Четверо беглецов лихорадочно пробивались в толщу горного уступа, поглощенные единственной целью: спастись от озверевших зубастых тварей. Мыши влетели следом, продолжая назойливо терзать человеческую плоть. Они наседали яростно, не обращая никакого внимания на удары, наносимые ладонями и кулаками хирдманнов. Приходилось загораживать головы и отступать все дальше и дальше в провал. Через несколько шагов путники уперлись в глухую стену.
   - Ну, все, - почти простонал Евдоксий. - Теперь эти демонические создания точно загрызут насмерть...
   Все съежились и закрылись руками, однако натиск летучих мышей внезапно стих. Как будто кто-то отозвал назад стаю, уже вошедшую во вкус крови. Израненные люди переводили дух, еще не веря, что угроза миновала.
   - Почему они ушли? - спросил Энунд с гримасой, зажимая разрезанные предплечья.
   - Не знаю, - протянул Рогдай задумчиво. Мыши оставили несколько глубоких ран на его спине и бедрах.
   Четверо пленников склепа со стонами выбрались из своего убежища. Морщась от боли, они провожали глазами удаляющееся воинство. Достигнув дальней горы, черная туча вдруг замерла и сжалась в один комок. В следующий миг люди увидели образовавшийся из бесчисленных мышиных тел силуэт огромной фигуры.
   - Танатос... - выдохнул рядом Евдоксий. - Божество Смерти.
   Огромная фигура в накидке и капюшоне недолго оставалась на вершине. Первый же порыв налетевшего ветра развеял ее, как дым.
   Потрясенные путники внимательно осмотрели свои сочащиеся кровью тела. Их ждало новое удивление. Раны медленно затягивались. Пропадала и боль.
   - Что это, морок? - заморгал Рогдай.
   - Не знаю, - честно ответил Бови Скальд. - Что здесь явь, а что морок - пока понять трудно. Подземный мир непредсказуем. Мы вырвались из плена Ледяной Мглы, не позволив себя растворить, и были немедленно наказаны за это. Но Темная Богиня не уничтожила нас. Если мы хотим выжить здесь, мы должны лучше понять самих себя.
   Пленники Склепа Мертвой Луны направились в сторону массивных горных хребтов, огибая долину по краю. Ее невозмутимая, замороженная тишь отторгала их от себя. Никто не решался ступить в круг этой бледной и сухой земли с черными прожилками, будто только и ждущей беспечного странника, чтобы, подобно трясине, утянуть его в свои недра.
   Сначала цвета гор были иссиня-темными, бурыми и малиновыми, потом они начали как-то необъяснимо светиться, тускло, но уверенно мерцать. Белые тени, точно птицы, заскользили по склонам вверх и вниз, затеяв загадочную игру. А уже скоро в окраске отрогов проявились лиловые и розовые тона.
   Дальняя оконечность долины граничила с подножием самой высокой горы, на которой путники видели Божество Смерти. Оглядев утесы, нависшие над их головами, люди приняли решение подниматься наверх по тропе, что вилась между потрескавшихся сизых выступов. Небо отчетливо начинало алеть.
   - Думаю, с этой вершины должен открыться хороший обзор на Подземную Страну, - высказал Рогдай. - Если мы узнаем, что у нас впереди - мы поймем, куда надо идти.
   Товарищи согласились с мерянином.
   - Самым худшим для нас будет встреча с Ехидной или Тифоном, - проронил Евдоксий, вздыхая. - От этих омерзительных чудовищ пощады не будет никому...
   Подъем на гору оказался непрост, камни и щебень так и сыпались из-под ног. Однако путники терпеливо продолжали восхождение. Ветер пропал, но сделалось заметно холоднее. Пальцы рук начало ломить.
   Когда достигли вершины и осмотрелись, у всех захватило дух. За горой, на обширной равнине у излучины реки распростерся большой город. Высокие шпили невиданных башен дыбились на холмах, соседствуя с плоскими конусами строений, похожих на храмы, и сферичными кровлями многоколонных дворцов. Тут были и террасы, и дугообразные арки, местами соединявшиеся в сплошную стену, и сады угольно черных деревьев с такой же черной листвой. Постройки целиком утопали в синих и серых тенях, создавая контраст с огненно-красными небесами.
   - Город Гекаты, - вымолвил Бови Скальд потрясенно.
   Строгая величественность этих построек, точно вырезанных резцом из облака мрака, заставляла смотреть на них, не отводя взора. Путники наблюдали ряды домов с косыми крышами, черные жертвенники выше человеческого роста, стоящие посреди каждой улицы, и гавань города, в которой покачивались длинные ладьи под черными парусами. Судов было несколько, но одно из них привлекло самое пристальное внимание Бови, Энунда и Рогдая. Чем сильнее они всматривались, тем больше бледнели. Двадцативесельная ладья как две капли воды была похожа на погребальный дракон, вырезанный для павших Братьев Дагом Угрюмым в краю радимичей.
   Бови Скальд и Энунд переглянулись.
   - Этого не может быть, - прошептал Раздвоенная Секира.
   - Глядите! - голос Рогдая дрогнул.
   Гребцы, сидящие на румах, поднялись и прошли к мачте, возле которой о чем-то заговорили с вестовым и кормчим. Хирдманны протерли глаза, не желая верить тому, что им открылось. Они совершенно отчетливо видели Торольва Огненного Быка, Хегни Острие Копья, Агнара Земляную Бороду и других погибших товарищей. Вдруг сквозь ватагу собравшихся под парусом Волков Одина протолкнулся Олав Медвежья Лапа с пивным рогом в руке.
   Не в силах более созерцать эту картину, Энунд отвернулся. Черты лица его застыли, словно восковая маска.
   - Смотри! - негромко произнес Бови. - Ярл узнал нас. Он нас зовет.
   Преодолев чудовищное сопротивление, сын Торна Белого заставил себя снова взглянуть на погребальную ладью. Олав теперь стоял ближе к носу дракона и махал ему свободной рукой.
   - Что происходит? - отважился спросить Евдоксий, понимая, что с его спутниками твориться что-то неладное. - Вы знаете этих людей?
   - Это не люди, грек, - отозвался Бови Скальд. - Мертвецы. Мы у ворот города мертвых.
   Наступила долгая тишина. Страшное открытие лишило пленников склепа дара речи. Все смотрели только на дракон и на воинов ярла, облаченных в тускло блистающие шлемы и броню. Все они казались полными задора, веселья и беззаботной уверенности в себе - совсем как при жизни. Но вдруг что-то начало меняться. Куски кожи, словно шелуха, слезали с лиц хирдманнов, обнажая белесые кости черепов. За ними последовали кольчуги и одежда, которые, крошась, рассыпались на части. Фигуры воинов истончались и сохли на глазах, обращаясь в зловещие скелеты. Через несколько мгновений ничто в их облике уже не напоминало Энунду, Бови и Рогдаю о былых боевых соратниках.
   Бови Скальд первым отвел взгляд от Города Гекаты.
   - Нам нет нужды туда идти, - сказал он с глубокой внутренней убежденностью.
   - Но почему? - изумился Рогдай.
   - Потому что здесь, на этой самой вершине, я уже все понял.
   - Разъясни нам, - попросил Евдоксий.
   Бови Скальд присел, запрокинув голову назад и уперев ладони в каменную твердь.
   - Что есть Тартар в учении эллинов? - вопросил он сильно изменившимся, далеким голосом.
   Евдоксий не ждал такого вопроса.
   - В традиции Орфиков Тартар - начало и конец всего, - припомнил он, морща лоб. - Это вместилище первичных сущностей Ойкумены - темных, исходных, неподвластных богам-олимпийцам и любым попыткам упорядочить мир.
   - Совсем как наш Хельхейм - мир Владычицы Смерти, не подчиняющийся Асам... - пришло на память Энунду невольное сравнение.
   - Именно так, - подтвердил Бови. - Потому ни Зевс, ни Один, ни Святовид не имеют здесь ни капли власти. Что есть Геката, Хель, Мара-Царевна? - он оглядел своих спутников, однако не получил от них ответа. - Это Исконная Первоприрода всего существующего. Нелепый человечишка, по прихоти которого мы оказались здесь, не постиг этого. Называя себя жрецом и служителем Темной Богини, он всего лишь использует культ Матери Мрака, чтобы повелевать людьми. Он не проник в Темную Стезю.
   - Что же есть Темная Мать? - осведомился Энунд.
   - Самая древняя мудрость на свете. Знание о господстве Духа - первостихийного начала, над любыми организованными формами из мира Яви. Эта мудрость неуловима. Она сокрыта от недостойных и потому всегда разрушает тех, кто пытается до нее дотянуться и как-то ее применить. Человек, вмещающий в себя Черную Богиню - повергает в прах все пределы существования и сам становится чистой стихией. Он сам сокрушает и возрождает мир. И это - наивысшая сила из всех.
   - Но почему эту силу называют Черной, Мрачной, Ледяной? - пытался вникнуть в суть слов товарища Энунд.
   - Потому что Хель-Геката - воплощение Темной Стези, истребительница любых образов и представлений человека о жизни. Она - сама первоприрода в незамутненном виде. Сумрак ночи рождает солнце, неизбывная тайна Сокрытого - проявления жизненных свойств. Служить ей могут лишь единицы в людских родах. А все те страшные символы, что являются спутниками Темной Стези, нацелены на то, чтобы смести в пыль наши искаженные сведения о мире. Что лучше знаков Ужаса и Безумия очищают сердце от наносных взглядов, мешающих видеть подлинную реальность? Все эти демоны, призраки и чудища - вышибают самую основу ошибочных суждений о сущем. Они - орудия Ледяной Владычицы, ее жезлы, обрубающие корни заблуждений. Радари, что недостойны двигаться ее путем, сбрасываются с него подобными посланиями. Мало кто выдерживает испытание страхом и разрушением. Те же, что проходят через Врата Сумрака - получают совершенное знание за пределами любых причин и условий.
   - Ты хочешь сказать... - начал было Евдоксий.
   - Я хочу сказать, - прервал его Скальд, - что человек, познавший природу Темной Богини, равно освобождается и от Жизни, и от Смерти. Он - единый сгусток существования, само бытие в его первородном начале. Вот то, что я понял сейчас, и чего не смогли понять те, кто пытается служить Богине там, наверху...
   Долго еще стояли они на вершине горы в глубокой задумчивости. Потом Энунд Раздвоенная Секира расправил плечи и посмотрел назад, на мерцающую долину в кольце горных склонов.
   - Надо возвращаться, - сказал он.
   - Но как мы это сделаем? - недоумевал Евдоксий. - Служители храма вряд ли выпустят нас из толоса живыми.
   - Поверь мне, они нас выпустят, - пообещал Бови Скальд, разворачивая свою левую ладонь и показывая спутникам. На ней, словно сильный ожог, отпечатался отчетливый рисунок рогатой луны - глубокий бардовый оттиск.
   - Теперь ты помечен самой Черной Богиней, - покачал головой Евдоксий. - Ты - Избранный.
   - Верно, - подхватил Энунд. - Значит, жрец и его люди не будут стоять на нашем пути.
   Бови улыбнулся мрачной и спокойной улыбкой.
   Пленники склепа начали спуск с горной вершины. Все тревоги их рассеялись без остатка. Они ступали по просторам сумрачной подземной страны так, словно она стала их домом. Ни холод, ни блуждающие тени, ни гулкое безмолвие долины, ни красные языки небес уже не трогали их сердца. Каждый теперь был преисполнен удивительной внутренней полноты и завершенности, не ведая беспокойства и сомнений. Изменилось самое естество людей. Лица их овеял ветер Вечности, смахнув все порожнее, привкус Смерти заставил совсем другими глазами увидеть тропы Жизни.
   За долиной, там, где разметались бесформенные нагромождения серых отрогов, Рогдай приостановился. Он хотел обернуться и еще раз посмотреть на пройденный путь, но его удержал за руку Евдоксий.
   - Не нужно, - сказал грек. - Орфей однажды тоже обернулся в подземном царстве и разом потерял все, что обрел.
   - Подлинное обретение невозможно отнять, - возразил Бови Скальд. - Человек, воссоединившийся с исконной Владычицей Сущего, получает одновременно все, что было, есть и будет во всех девяти мирах. Владея Нетленным за покровами вещного, он стоит над частным и ограниченным, оставаясь равно неуязвимым и для людей, и для богов.
   Никто не возразил Скальду. Непререкаемая уверенность хирдманна и его открывшееся всеведение завораживали товарищей. Он без всякого труда отыскал в отрогах проход, соединяющий долину с основанием храма, и углубился в длинный коридор. Остальные последовали за ним, вновь окунувшись в густеющую темноту.
   Слыша звучные отголоски своих шагов, люди ступали под каменными сводами, постепенно становившимися все ниже. Проход тоже начинал сжиматься, неуклонно выводя путников к волинскому святилищу Гекаты. Каждый из них чувствовал, как поднимается из бездонных недр к поверхности земли. Это было возвращение из царства небытия в мир созданий из плоти и крови.
   Перед выходом из коридора, заложенным каменными блоками, пленники склепа на миг встали в нерешительности, но Бови Скальд не растерялся, издав раскатистый рык, от которого посыпался щебень. На этот зов никто не откликнулся, и хирдманн закричал еще более громко, так что товарищи его едва не оглохли, а в проеме началась сильная осыпь. Только после этого до слуха людей донеслись отзвуки неспешно разбираемого заграждения. Служители храма осторожно вынимали громоздкие камни.
   Бови вылез наружу первым, грубо оттолкнув греков, оказавшихся у него на пути.
   - Эй, позовите сюда экзарха Хрисаора! - возгласил кто-то из служителей. - Нечестивцы вернулись назад живыми.
   Когда перед путниками, выбравшимися из проема, вновь предстал белолицый жрец с низко нависающими черными бровями, всем сразу бросилась в глаза его растерянность, которую не мог скрыть даже густой слой краски. Было видно, что ему стоит немалого труда сохранять самообладание.
   - Вы осмелились вновь переступить черту храма после свершенного вами злодеяния? - он угрожающе выкатил глаза.
   - Геката не приняла твоей жертвы, жрец, - усмехнулся Бови. - Так что чаяния твои пошли прахом.
   - Я сам свершу возмездие и докажу вам, что кары Неистовой Владычицы не дано избежать никому из смертных, - процедил Хрисаор, делая знак своим подручным.
   Служители уже готовы были броситься на путников и скрутить их, но Бови Скальд выразительно поднял левую длань, продемонстрировав опешившим грекам оттиск лунного серпа.
   - Смотрите! - пророкотал он. - Великая Темная Мать признала меня своим сыном. Она выбрала меня верховным жрецом-потворником, даровав мне свои мудрость и силу.
   - Это ложь! - взвизгнул Хрисаор. - Вяжите их!
   Служители не двинулись с места, точно окаменев. Взгляды их были прикованы к ладони Бови Скальда, лунный оттиск на которой внезапно начал светиться серебром.
   - Склоните свои головы перед вестником Мраколицей Гекаты! - приказал хирдманн. - Исполните волю Всевластной Госпожи, которая вещает вам моими устами. Отныне я, вернувшийся из Врат Смерти и вкусивший истины из Источника Ночи - ваш единственный повелитель.
   Немного придя в себя, греки преклонили колени перед Скальдом и громко восславили его, как экзарха общины. Хрисаор заметался, попытавшись покинуть зал, но Бови указал на него перстом. Служители подхватили жреца под руки и пригнули к земле.
   - Именем Великой Темной Матери, - продолжал хирдманн, - сеятель смут и бесчинств Хрисаор будет подвергнут наказанию. Он останется в Склепе Мертвой Луны навсегда за то, что прогневил Черную Богиню. Владычица ждет его в своих чертогах.
   Несмотря на отчаянное сопротивление жреца, служители запихнули его в проем склепа.
   - Принесите раствор и скрепите им каменные блоки! - велел Бови.
   Греки повиновались. До самого окончания работы в зале стояла тишина. Только когда прочная стена свежей кладки скрыла Хрисаора из вида и потопила его громкие крики, служители решились обратиться к хирдманну с вопросом.
   - Какова будет теперь воля Госпожи?
   Ответ Бови Скальда потряс всех.
   - С этого дня община распускается. Возвращайтесь к своим привычным делам и обязанностям, которые прописаны в законах Греческого Двора. Если вы потребуетесь Трехликой Матери - она незамедлительно призовет вас. Ступайте! Жизнь ваша ныне должна вернуться в прежнее русло, а все вы - неуклонно соблюдать предписания вашего нового теократора Евдоксия.
   Хирдманн указал на беглеца из Галлиополя, для которого итог происходящего стал такой же неожиданностью, как и для служителей храма. Почтив Бови Скальда поклоном, греки начали покидать помещение, в котором все еще дымили прогорклые травы.
   - Ну, пора и нам, - заметил Скальд. - Хумли, Гудред и Прелют давно заждались нас, а Громобой, верно, уже записал нас в закрадники.
   - Твоя правда, - согласился с товарищем Рогдай. - Мы задержались в Венеде сверх всякой меры.
   - Постойте! - с мольбой обратился к хирдманнам Евдоксий. - Вы оставляете меня одного в этом городе?
   - Ты же мечтал закончить свой жизненный путь в краю, где почитают обычаи твоих предков? - напомнил ему Бови. - Твое желание исполнилось. Более того, ты сам теперь станешь старейшиной над своими единородцами в Винете и будешь заботиться о том, чтобы слава древней Эллады не угасла, а наследие ее передалось новым потомкам. Громобой не откажет нам в просьбе и назначит тебя теократором.
   Сын Торна Белого ободряюще похлопал грека по плечу.
   - Нам же старшина Волина обещал большую ладью, плывущую в Архону, и именную грамоту для кована.
   - И большой пир в нашу честь! - живо подхватил Рогдай. - Я так изголодался, что готов съесть без соли собственный кожаный пояс.
   Товарищи мерянина дружно расхохотались.
  
  -- Глава 13. Испытание войной.
   Буря смятения, охватившая войско, не утихала. Несмотря на это, Кандих тронул Дюжесила за предплечье.
   - Воевода, - сказал он угрюмо, - надо отступать без промедления. Враг может нагрянуть в любой миг, и наша дружина, лишившаяся предводителя и утратившая порядок, неминуемо будет разбита.
   Дюжесил кинул злой взгляд в сторону дальнего берега.
   - Правда твоя, - признал он. - Боя нам сейчас не выдержать. Будем отходить.
   Воевода отдал распоряжения сотникам. Тело князя положили на щит и перенесли в лагерь. Потом унесли Родмила. Подавленные люди, как будто сразу потерявшие всю свою волю и боевой дух, с безразличием повиновались приказам. Убитых поместили в середине походной колонны, погрузив на телегу из тех, что были в распоряжении дружины. Отход прикрывали стрелки.
   Кандих чуть задержался, успев заметить, как над валом дальнего берега выросли стяги франков и ободричей. Неприятель шел в наступление. Все было продумано умело: на утративших вождя варнов незамедлительно должен был обрушиться натиск. Если бы они промедлили еще немного - ловушка бы захлопнулась.
   Варнское воинство разбило стан возле небольшого городка Довгуш, удачно приподнятого над окрестными лугами двумя сросшимися земляными кручами. Стены его тына недавно были подновлены свежими сосновыми бревнами, вокруг холмов прокопали ров в пять саженей глубиной, кровли вершей обмазали глиной, чтобы недруг не мог подпалить стрелами-разжигами.
   Едва успели стать на постой, выставив дозоры - а дальние хутора и сельца уже заполыхали огнем. По криво тянущимся столбам дыма на окоеме стало легко понять, куда успел дойти враг.
   Мольбы беглых селян теперь обращены были к воеводе Дюжесилу, но тот мог ответить лишь скупым обещанием защищать родной край. Долетевшие с юга вести тоже были нерадостны: большое войско Карла Франконца билось с дружинами Драговида под Бранибором, прокладывая путь к Радоре.
   - Что будем делать? - воевода сам с последней надеждой обратился к Кандиху.
   Сын Раста, еще не оправившийся от потрясения, хмурил брови. Теперь на щеке его выделялся треугольный багровый шрам, неожиданно сильно изменивший лицо.
   - По крайней мере, сейчас мы знаем точно, что Эрик Фриульский идет на нас, а не пытается обойти Варнию по дороге к Архоне. Остается затягивать войну и действовать из засад, - отвечал он. - Избегать больших битв, боронить рубежи. Так в трудную пору поступали наши предки.
   - Все зерно и скот из закатных весей уже переправлены в Звонец, - размышлял Дюжесил. - Рано или поздно, в рядах франков начнется голод, ведь на дворе конец осени. Стены и валы крепостей обледенеют, так что осаждать их будет трудно. Нам надо только продержаться до зимы...
   - Есть у нас и более спешные дела, - печально напомнил Кандих. - Надлежит отправить князя в последний путь. Где погребем его?
   - Я полагаю - по обычаю, в Звонце. Там его сын остался, там сердце нашего края. Прах положим под насыпью, как положено... - голос Дюжесила дрогнул на миг и тут же вновь стал суровым.
   - Проститься с ним придут многие, - согласился Кандих. - Только нельзя за скорбью забывать о ратных заботах. Ныне наш главный рубеж будет здесь - отсюда ближе и к побережью, и к южной дороге. Пускать недруга дальше Довгуша нельзя.
   - Тогда и погребальной краде место здесь, - молвил Дюжесил. - Поезжай в Звонец и привези княжича, молодого сына Старивоя. Надо его приучать к княжеской доле.
   Кандих согласно наклонил голову.
   - Дорогу на Звонец тоже надобно удержать, - добавил он. - Там у нас кузни и погреба. Ежели франки запрут нас в Довгуше, Звонец останется беззащитным, а мы - без еды.
   Дюжесил качнул головой с легкой улыбкой.
   - Вижу, о чем твоя забота. Привози и Любаву сюда. Тут нынче все наше воинство, и опасаться ей нечего, покуда жив хоть один ратник.
   - А маркграф-полоняник? - задал вопрос Кандих, уже встрепенувшись, чтобы отправиться за Любавой. - Как с ним быть?
   - Поступай, как знаешь, - махнул рукой Дюжесил. - Хотя я бы такого врага не отпускал. Но кормить его - хлопотно. Да еще коли сбежит вдруг? Лучше, понятное дело, голову ему отделить от плеч, и не было бы заботы. Только ты едва ли это одобришь...
   Кандих добрался до Звонца еще засветло. Первым делом он поспешил к Любаве.
   Грусть по князю Старивою, столь тепло, по-отечески, приютившему у себя беглецов, понемногу отпускала княжну. Казалось бы, постигнув горькую судьбу родителя, она должна была смириться с присутствием в окружающем ее мире людского коварства и вероломства. Однако новый удар вышел неожиданно тяжелым, наполнив душу страданием. И только при виде Кандиха Любава растаяла.
   - Наконец-то! - не сдержав порыв, она бросилась ему на шею.
   Юноша однако приобнял княжну осторожно и поспешил отстраниться:
   - С утра мы покинем Звонец. Нынче тут оставаться не безопасно.
   Любава послушно наклонила голову. Пока она укладывала свои пожитки, Кандих уведомил прислугу и распорядился собираться в дорогу также дядьку княжича. Затем варн навестил в светелке Силестина.
   - Надеюсь, раны твои уже не беспокоят тебя, - сухо проговорил он.
   - В тебе проснулось благородство и ты явился предложить мне поединок? - маркграф скривил губы, вглядываясь в лицо Кандиха. - Я охотно приму его. Но мне нужны доспехи и конь.
   - Мы еще встретимся с тобой в бою, - пообещал Кандих. - Надеюсь, уже скоро. И там наш спор разрешит железо. Пока же - твой конь стоит в княжеской конюшне, я наказал его оседлать. Ступай на все четыре стороны. Можешь всем рассказать, как ты думал с одной своей сотней растоптать дружину варнов - а в итоге достался им полоняником.
   Силестин дернул было подбородком, но вовремя сдержал негодование и смолчал. Страшась, что молодой варн передумает его отпустить, он поторопился выйти из светлицы. Прихрамывая, маркграф на удивление проворно спустился в конюшню. Кандих последовал за ним.
   - Я окажу тебе последнюю услугу, - напутствовал он Силестина. - Подскажу, где искать твоих сородичей. Они перешли Ворону выше устья Небыля и движутся к Довгушу. Надеюсь, там я тебя встречу. Больше милостей от меня не жди.
   Ни слова не проронив в ответ, Силестин взобрался в седло. Слуги Старивоя распахнули перед ним ворота княжьего двора, и вскоре маркграф скрылся в наползающей мгле. Кандих вернулся к Любаве.
   Они устроились на лавке в истопке, где когда-то их принимала Ясмина. В печи с черными от сажи воронцами лениво потрескивали дрова, тянуло пахучим смоляным дымком.
   - Выходит, такова наша доля, - задумчиво промолвил Кандих. - Не зная покоя, биться с охотниками до чужих земель, с сынами войны. Быть может, когда-нибудь все изменится, и мы сможем, отложив в сторону меч, безмятежно радоваться солнцу над головой и траве под ногами. Но ныне - времена темные. Везде воюют люди, по всему белому свету. Трудно найти уголок, где не гремела бы сталь, не лилась кровь. Помнишь, франкский священник приезжал к маркграфу? Он даже сказал, что близятся последние дни...
   Кандих посмотрел куда-то вдаль.
   - Говорят, - начала Любава осторожно, - что некогда пращуры наши жили в тиши безбрежных лесов, не зная горя. Пахали землю, пасли стада и славили отчих богов. Мужи и отроки состязались удалью лишь в честной борьбе да в охоте на хищного зверя, а жены и девицы водили хороводы и плели венки из полевых трав. Не было и в помине путей-дорожек, по которым могли бы добраться до них пришлые и лихие люди, живущие алчбой. Да и зависти не было меж родов, жили единым почином. Злато-серебро и дорогие ткани не ценили, а о дальних странах, где правят торговцы и за богатство и власть идет нескончаемая борьба - слышали краем уха.
   С тех пор мир сильно переменился. Лесов стало меньше, а племен и родов - больше. И каждый род норовил отличить себя от других непохожими обычаями, обособить своим урядом. Стали искать места поудобнее, чтобы не тратить силы на корчевание деревьев, выбирать пастбища посочнее и прокладывать дороги, чтоб торговать было прибыльнее. Если добром не удавалось взять приглянувшееся, отбирали силой у более слабых соседей. Тогда и до нас добралась алчность, получило власть золото. И начали мы так же делить землю, как вершилось это в чужих краях...
   - Да, - согласился Кандих, - но было это очень давно. Много веков минуло с той поры. Без малого тысячу весен назад многие из предков наших, привлеченные красотой и мощью полуденных держав и позарившись на богатую добычу, вмешались в их вековечный раздор. Тогда бились за власть над миром далекий Рим и могучая морская держава Понт. Под стягами последней собрались витязи разных племен. Они научились войне и ее премудростям. Но вместе с тем научились они зависти и злобе. А когда держава пала, не выдержав противоборства с Римом, судьба наших предков оказалась различной. Иные продолжили борьбу с западной ратью, иные вернулись домой. Но куда больше нашлось тех, кто уже почувствовал вкус власти и сам отправился покорять слабейших.
   - Я ничего не слышала об этом, - удивилась Любава.
   - Слышала, - возразил Кандих. - Только у вас о той стародавней были складывают сказки, пугая детей страшными набегами южных всадников-змееносцев. Ясы и касоги, аланы, рух-аланы и костобокие, как их только ни называли... Вырвавшись из-под власти могучего Понта, они растеклись, как потоп, по безбрежным равнинам. Говорят, в былые дни многие из них доходили и до этих краев... Но мало кто знает, что в числе всадников-змееносцев были и выходцы из наших племен, ибо всех их собрал Понт под свою руку - а потом отпустил, не сумев удержать... Явившись в здешние земли, они покорили тех, кто жил тут испокон веку, создав множество мелких княжеств. Ослепленные призрачным величием ромейского мира, открывшимся перед их взором, бывшие дети степи, как могли, пытались подражать южным властителям, перенимая их порядки. Каждый князек малого племени, каждый сельский голова, в подчинении которого едва ли было полсотни сородичей, стремился стать императором.
   Всадники поработили немало племен, и наши предки, не желавшие им подчиняться, ушли -- кто на восток, кто на запад, глубоко в леса, дабы вернуться спустя много лет. Те же, кто покорился и пошел за ними, впечатлившись сиянием богатства - получил имя Жадные, годяки в наших преданиях.
   Конечно, и прежде праотцы наши, сколоты и ясы - соперничали меж собой, но то было состязание в славе воинов, а не в богатстве и власти над подчиненными людьми. Они тоже порой служили грекам и ромеям, да только не спешили поменять вековой уклад своих пращуров на иноземные законы. Всему блеску беломраморных городов они до самого своего конца предпочитали просторные леса и степи. Годяки пошли другим путем. Их королевства стали бледным подобием угасающего Рима, расплодившего тлетворные пороки.
   Кандих со вздохом опустил взгляд в пол.
   - Державы их разрастались. На самом краю, куда не дотянулись руки Жадных, собрались те, кто не желал их власти. Так возникли Уные, - Юные, новый народ, объединивший людей, презревших могущество золота. Уные хотели возродить прежний родовой уклад свободных людей, и на какое-то время им это удалось. Неугомонные самодержцы вроде Эорманрика и Атанарика, видевшие себя северными Цезарем и Траяном, были низвергнуты, с покоренных ими племен снято ярмо невольников. Идея Уных была прекрасной: соединить все соседские роды в едином братском союзе. Сделать так, чтобы эрулы и гепиды, русы и берендесы, вяты и ясы существовали одним рядом, помогая друг другу и в войне, и в мире. Сообща они сокрушили могучий Рим, считавшийся нетленным и вековечным. Вот только Рим уже поселился в сердцах тех вождей, что попирали ногами его обломки. Победители не пожелали возвратиться на родину после победы. Они забрали себе куски прежних римских владений и поселились на них, как хозяева. Подражая побежденным, завели у себя обычаи, подобные ромейским.
   Кандих немного помолчал, глядя на огонь.
   - Знаешь, у нынешних северных урман, что являются дальними потомками тех воителей, есть сказание о Змее, стерегущем сокровища мира. В нем говорится, что тот, кто убьет Змея - сам займет его место и превратится в такое же жадное чудище. Так случилось и в этот раз, как случалось уже прежде. Мира и согласия среди собратьев больше не было. Пошла грызня за лучшую долю, истощившая их былую силу. Главный же удар нанесла ромейская роскошь и нравы, от которых могучие воины быстро растеряли свою силу. И тогда выросли новые охотники до чужой добычи - франки и лангобарды, без большого труда отобравшие земли у своих предшественников. Они стали строить свой Рим.
   - И что было дальше? - спросила Любава, видя, что Кандих замолчал.
   - Больше всего в этом деле преуспели франки, правители которых называют себя новыми императорами, - нехотя промолвил молодой варн. - Говорят, что Карл Франконец, наш главный враг, перед каждым посещением римского папы облачается в белоснежную тогу с пурпурной каймой вместо своего привычного наряда. А потомки горделивых ромеев славят его, как своего августа, давно позабыв обидное слово "варвар".
   - Владения франков и правда так велики, как толкуют люди?
   - Да, держава Карла протянулась далеко, подмяв под себя множество разных земель. И она все продолжает расти, не ведая меры. Остановить неугомонных захватчиков не смогли ни мои родовичи, ни фризы, ни саксы, ни дружины Драговида. Да и нам это вряд ли по плечу. Варны - верные, - продолжив дело Уных, пытались возродить древние обычаи, но по-иному. Наши вожди собирали мудрость по всему свету, смотрели, как живут люди, и за стенами, укрывшими нашу державу, растили людей сообразно своим представлениям. Мы были свободны от власти золота, и хотя оно хранилось во дворцах, люди спокойно переносили его блеск. Однако держава франков ширится не только за счет завоеваний. Многие сами охотно спешат помогать ей, ибо верят - и им достанется хоть малая толика власти, славы и богатства франков. Мечтают хотя бы слегка погреться в их лучах. Эта неискоренимая страсть ставит на место погибших в ряды франкских дружин - сотни новых сторонников, людей, подпавших под власть их пороков...
   Именно потому мой народ и бежит со своей полоненной родины, куда глаза глядят, как бежали когда-то давным-давно от римлян. Выходцы из родов лютичей, саксов и фризов оседают на скупых берегах Скании, вступая в местные рода. Уже сейчас они пытаются сквитаться со своими обидчиками, в составе морских дружин разоряя города Карла Франконца. Среди Волков Одина их немало. А придет время, я знаю, и франки по-настоящему застонут от их тяжелых ударов. То будет длань возмездия за выжженные дотла села и порушенные святыни...
   Скрипнула дверь и в избу заглянул Воемил.
   - Мне сказали, ты меня звал, - произнес парень.
   - Да, - Кандих поднялся с лавки. - Созывай всех родовичей, завтра на рассвете уходим в Довгуш.
   Утром на княжеском дворе собралось довольно внушительное воинство - десятка два конных дружинников: шестеро радимичей во главе с Воемилом, дюжина охоронцев молодого княжича и Кандих с Любавой, одетой ради дальней поездки в мужской наряд. Сам княжич в сопровождении Ясмины и дядьки Нетаря как раз спускался из своей светелки.
   Кандих глянул в лицо мальчику - он выглядел спокойным, но края губ его дрожали. Подойдя к сыну Раста, Гостомысл посмотрел ему прямо в глаза.
   - Ты был там? Ты видел, как погиб мой отец?
   - Смерть его была почетной, - выговорил Кандих через силу. - Тебе надлежит быть достойным своего отца.
   Потеря родителя разом придавила неокрепшие плечи княжича Гостомысла. Из малого отрока он вдруг сразу превратился в юношу со строгим взглядом и холодным лицом, приложив все старания, чтобы никто не догадался о той буре переживаний, что терзала его сердце. И окружающие уловили эту перемену. Они стали относиться к Гостомыслу, как к своему новому князю.
   - Едем! - отдал приказ княжич, забравшись в седло.
   Путь отряда шел по большой дороге, пролегающей мимо речного торга. Гостомысл пожелал свернуть к пристани, чтобы посмотреть на иноземные суда. Возле спуска всадникам все чаще стали попадаться отъезжающие телеги, заполненные торбами, туезками и мешками. Съезды к мосткам из сосновых досок густо заполнил торговый люд, хотя судов у сходней виднелось немного - всего три ладьи с наборным корпусом, одна из которых сразу привлекла внимание Кандиха и Любавы. По красно-синему ветрилу с изображением девы-птицы Алконост и козлиной голове на носу они узнали судно из земли кривичей. Видно было, что оно недавно прибыло в город.
   Миновав торговые ряды и груды тяжелых возов, растянувшихся цепью, Кандих спешился и повел коня в поводу. За ним последовала и Любава.
   - Куда это вы? - удивился Гостомысл.
   - Надо потолковать с людьми, - отозвался сын Раста.
   Кривичи торопливо сгружали свернутые и обвязанные пенькой рысьи и оленьи шкуры, ворохи соболей, бобров и куниц. Купцы с подстриженными бородами в полушубках, наброшенных на плечи, шумели на многочисленных мужиков в косоворотках, прикрытых овечьими зипунами. По настилу затащили несколько бочек. Один из кривичей - кареглазый купец с рыхлым лицом в шапке с широкой тульей, - столкнулся взглядом с Кандихом и остановился. Настороженно прищурившись, он смотрел на приближающегося воина.
   - Почет тебе и уважение, боярин! - первым заговорил кривич, гадая о намерениях человека в дорогом бархатном кафтане с мечом на поясе.
   - Кто будете и откуда? - сразу справился Кандих.
   - Мы с Полоцка, - поклонился купец. - Торговую грамоту имеем от князя Сбыслава. Торгуем мед, медвежье сало, меха и кожи. Меня Здебором звать, я купеческий голова.
   Кандих переглянулся с Любавой.
   - Уезжаете? - спросила княжна.
   Купец потупился.
   - Так ведь война на пороге... Что поделать? Нам, торговому люду, война - первое зло, никогда не знаешь, кто грабить будет...
   - Да, ты прав, - согласился Кандих, размышляя. - Ну, а дома-то у вас как? Как нынче живется? Князь Сбыслав, небось, благоденствует?
   Здебор замялся, не находя ответа.
   - Удача благоволит нашему князю, - признал купец. - Над двумя родами встал, дружину большую держит, да еще и наемных кметов. Только...
   - Говори, не робей, - ободрил Кандих.
   - Только не всем такие порядки по душе, боярин. Захребетники Сбыслава - урядчики и приказные люди - трясут народ немилосердно. И со смердов подати дерут, и с нас, купеческого сословия. А то как же? Эдакое воинство содержать непросто, гридням надо платить...
   - Выходит, недоволен народ? - допытывался Кандих.
   - Да чего уж там. Ладной такую жизнь не назовешь. Еще и попы иноземные зачастили в Полоцк. Толкуют, хочет князь западную веру принять, порядок отцов нарушить. Ближники его - Тороп и Хорол - уже окрестились.
   - Ты сказал, Сбыслав над двумя родами утвердился? - уточнила Любава. - Это что же? И на радимичском столе воссел? А как же вече, старейшины и бояре?
   Купец перешел на шепот.
   - Строптивых и несговорчивых старейшин из радимичской земли кметы княжьи удавили по-тихому. А бояре - те его сторону приняли за посулы и подарки.
   На лицо Любавы упала тень.
   - Теперь вон еще и мерян с чудинами Сбыслав мечтает под себя подмять, - признался Здебор. - Ему Карл, правитель франконский, помощь обещал. Но только я тебе про то не говорил, боярин, - поспешил остеречься купец.
   - Не страшись, - заверил Кандих. - Что сказано - мной услышано. А чужим ушам про то знать не надобно. Ступайте с миром.
   Вернувшись к Гостомыслу, изучавшему торговые ряды, сын Раста не показал своего огорчения. Однако княжич заметил, что лицом он все же переменился.
   - Что-то не так с купцами? - важным тоном осведомился сын Старивоя. - Уж не нарушили ли правила торга? Или проходной грамоты при них нет? Мигом возьмем под стражу!
   - Все при них, княжич, - сообщил Кандих задумчиво. - Едем дальше!
   Чем ближе приближался отряд к Довгушу, тем мрачнее становились лица людей. Вдалеке стелился дым от пожаров - франки и их союзники, не найдя поживы, в ярости жгли пустые селения и не убранные скирды в поле.
   - Воемил! - окрикнул Кандих своего помощника.
   - Что ты задумал? - Любава сразу напряглась, как струна.
   - Ничего особенного, - Кандих как мог спокойнее улыбнулся. - Надо проверить дозоры. Вы езжайте дальше - Нетарь дорогу знает, не заблудитесь, - он махнул рукой.
   - Можно мне с тобой? - без особой надежды спросил княжич. - Я хочу видеть тех, кто убил моего отца!
   Кандих строго на него посмотрел.
   - Ты теперь князь. Тебе надо остаться с твоими людьми и ждать моего возвращения. Я принесу самые свежие вести о франках! Мы скоро вернемся, - пообещал варн, разворачивая коня.
   - Дюжесил знает о твоей затее? - осведомился радимич, пока они ехали по покрытой ухабами дороге.
   - Нет, - отозвался Кандих. - Но это и к лучшему. Франки в трех верстах отсюда - встали лагерем между Медвежьей Заимкой и Черной Гатью. Теперь я хочу сам посмотреть, с кем придется иметь дело.
   Отъехав так, чтобы их уже не могли увидеть из городца, всадники дали волю коням, полетевшим по полю, не чуя под собой ног. Видно, привкус прелой земли в сыром воздухе будоражил кровь не только людей, ощутивших воодушевление во всем теле.
   Бесцветное поле близ города с пожухшими стеблями высокой травы быстро сменилось липняками, через которые проскочили по притоптанной, грязной тропе, стяжком тянущейся к Старому Погостью - там жили сельцом в пять дворов бортники со своим хозяйством. Потом проехали Заячий Пустырь, поздоровавшись с табунщиком, выгонявшим здесь косяк жеребцов-одногодков, дальше - перелесок Синие Мхи. Затем, умерив бег скакунов, продвигались на полночь безлюдными дубравами и околками.
   - Слушай в оба уха, - предупредил Кандих. - Франки в наших лесах чужаки и большой сноровкой не блещут, но налететь на их дозор по воле случая можно. Так что - не зевай.
   Воемил кивнул. Здесь земля стала плотнее и суше, что порадовало всадников. На траве почти не оставалось следов.
   Так они двигались, пока лес вновь не стал редеть и не показалась опушка.
   - Привяжем коней у этих берез, - сказал варн радимичу, указав на молодые деревца под пригорком. - Дальше лучше идти пешим ходом. Тем более, что у франков, как говорят наши видоки, есть сторожевые псы.
   Воемил послушно спустился с седла.
   - Лишь бы только волки их не задрали, - опасливо проговорил он, с неохотой оставляя косящих глазами скакунов.
   - Нет здесь никаких волков, - ответил Кандих. - Франки давно всех разогнали. Слышишь?
   Радимич замер и прислушался. Без сомнения, откуда-то из-за холмов, прикрытых ольховником, тянулся гул множества голосов. Вскоре через просветы берез стала видна холмистая равнина, тающая на севере в свинцовых морских водах. Она была заполнена многочисленным людом, палатками и повозками. В нескольких местах торчали знамена и щиты на тонких шестах. На всех мало-мальски заметных вершинах, окружающих стан, насколько мог разглядеть Кандих, застыли дозорные - копьеносцы с широкими щитами.
   - Они умнее, чем я думал, - признал молодой варн, указывая Воемилу на расположение неприятеля. - В лес не сунулись, а встали в поле, где незаметно к ним не подберешься.
   За крайними рядками многоствольных дерев раскидалась жидкая поросль лещины и кусты бересклета. Частично они уже облетели, однако все еще создавали пусть робкое, но прикрытие.
   - Это самый крайний рубеж, - показал Кандих глазами. - От него до стана - полтора перелета стрелы. Придется ползти.
   Следуя примеру Кандиха, Воемил опустился на траву. Отталкиваясь локтями и коленями, лазутчики продвинулись до трухлявого пятипалого пня, раскорячившегося в окружении нескольких вислых стеблей, благо, кольчуги они не надели, и звон колец не мог их выдать. Отсюда вид на лагерь был лучше.
   Стан франков растянулся широко. Между туго натянутых парусиновых палаток обильно разбрелись люди и кони. У костров жарили мясо на вертелах, варили что-то в прочерневших котлах. Кандих внимательно изучал расположение противника. Там, за чертой повозок, сидели на бочках воины с пиками в мешковидных кольчугах и куртках, сплетенных из кожаных ремней. А позади них бегали собаки, бродили бездоспешные люди в желтых рубахах и суконных плащах, блеяли овцы, кричали мулы и горланили женщины. Боевое охранение стана было слабым, и внезапный налет мог бы иметь успех, отметил он для себя. Вот только франки были слишком далеко от леса.
   Скользя глазами по лицам воинов, Кандих настойчиво выискивал Эрика. Внезапно на ближайший холм поднялись несколько человек. Варн поспешил вжаться в траву и придавил к земле Воемила.
   - Я ждал, что ободриты выставят нам тысячу копий, а вас, я вижу, много больше?
   Кандих разобрал голос Силестина.
   - Узнав о гибели своих вождей, и вагры, и глиняне все, как один, пожелали примкнуть к нашему походу, - отвечал молодой голос. - Они горят жаждой мщения.
   Кандих приподнял голову. Его отделяло от говоривших не более двух десятков шагов, и он смог отчетливо разглядеть их лица. Тут был и Силестин, и молодой князь Слободан, и смуглый человек в пластинчатом панцире с красным щитом, заброшенным сейчас за плечи, что так ловко ускользнул от него после боя в логе у Глинного Ручья, а потом убил князя Старивоя. Молодого варна сильно мучил вопрос, кто же это такой? Даже чертами лица ратник не походил на франка.
   Но мысли эти вскоре нарушило приближение еще трех человек. Плотнотелый франк в желто-малиновом кафтане с вышивкой на груди, одетом поверх брони, поднялся на холм в сопровождении двух мечников, на фиолетовых щитах которых выделялось изображение крылатого пса.
   - Этот жирный боров наверняка и есть Эрик, - зашептал в ухо сыну Раста Воемил, который тоже рассматривал фриульского герцога. - Ежели его убить - войне конец.
   Кандих недоуменно глянул на радимича. Такая мысль не приходила ему в голову. В самом деле, сейчас это был бы выход для варнов, еще не оправившихся после потери своего князя и не готовых к серьезным боям. Смерть предводителя франкского войска на севере, скорее всего, привела бы к отступлению неприятеля, и тогда удалось бы выиграть время.
   А Эрик, между тем, завел разговор с Силестином. Они беседовали по-франкски, и герцог довольно потирал короткими пальцами мясистый подбородок и выпуклые губы.
   - Добрые вести принес этот день, - расслышал Кандих. - Стало быть, даже если аварны соберут всех мужчин, способных носить оружие, они не сравнятся с нами числом? Господь вновь посылает нам удачу...
   Кандих протер глаза. От долгого всматривания перед ними плясала пестрая рябь. Изучавшие лес и окрестности вожаки франкского войска уже повернулись, чтобы удалиться в лагерь - когда прямо над ухом Кандиха пропела тугая тетива. Герцог Эрик качнулся назад и ухватился за плечи своих спутников. Белый хвост стрелы торчал у него из под лопатки.
   - Бежим! - Кандих резко толкнул Воемила, совершенно опешившего от собственной смелости.
   Оба лазутчика ринулись к березнякам со всех ног. На коней вскочили прежде, чем повсюду залились раскатистым лаем псы и затрещали ветки под копытами всадников, разыскивающих неведомого врага. Прямиком через чащу Кандих и Воемил мчались к Довгушу.
   Погоня отстала. Беглецы пустили коней шагом. Приближаясь к тыну, заметили собравшихся у ворот ратников, и поднимающиеся к небу огненные струи от погребального костра Старивоя.
   - Будь спокоен, князь, - прошептал Кандих. - Ты отомщен!
  -- Глава 14. Архона.
   И снова тяжелые, темные волны Варяжского Моря бурлили и пенились, заливая высокие борта ладьи. Борута, Энунд и Бови Скальд стояли на носу судна, украшенного покрытой позолотой головой коня с янтарными глазами, и вглядывались вдаль.
   - Чайки уже не летают, - заметил боярин. - Скоро надо ждать шторма.
   - Мы вовремя вышли из гавани, - согласился Раздвоенная Секира. - Я слышал разговоры кормчих. Дня три море будет клокотать.
   На окоеме уже проявилась белесая полоска.
   - А вот и остров Руян, - задумчиво промолвил Борута. - Священная земля Святовида, почитаемая среди разных народов и племен.
   - Мне доводилось слышать, жрецы-прорицатели Архоны предсказывают судьбы и вождям, и целым странам, - сказал Бови Скальд. - Подобно дельфийским оракулам, что были когда-то у греков. Потому со всех концов Мидгарда к ним прибывают посланцы с дарами, желающие узнать свое будущее.
   - Так и есть, - согласился боярин. - Архонские жрецы хранят мудрость наших Пращуров. Им ведомо все во всем белом свете. Жаль, мы не поспели на Овсень. После уборки хлебов на острове проходят большие торжества на главной площади возле святилища Святовида. Там раз в год любой может обратиться к Светоносному Богу с вопросом через его служителей.
   К товарищам приблизились Хумли, Прелют, Рогдай и Гудред. Они тоже с волнением взирали на увеличивающуюся черту берега, чуть размытую сиреневой дымкой, но уже начинавшую приобретать более отчетливые очертания. Вдоль всего мыса, бывшего самой северной точкой полуострова Витов, единым монолитным строем протянулись белые утесы.
   - Меловые Скалы, - сообщил Прелют. - Говорят, что прежде на вершине самой высокой из них стоял княжий престол, и каждый правитель был обязан забраться на него по отвесным склонам со стороны моря, доказав народу право возглавлять его. Не знаю, придерживаются ли сейчас руяне этого обычая...
   Ветер выдувал мощные потоки воздуха, наполняя белоснежный парус ладьи с алым ликом Хорса. Он бил в лица людей, скрипел корабельными снастями и скручивал плащи путников почти в узлы.
   - Мыс всегда открыт сильным ветрам, - сказал Борута. - С каждым годом они сглаживают верхушки меловых скал, а морские волны точат их основание. Но и сейчас это природное укрепление делает город неприступным для любого врага сразу с трех сторон. С четвертой же - полуденной - город защищают ров и прочный тын высотой в пятьдесят локтей. Там - главные врата, ведущие к Колодезной Площади. Мы высадимся в гавани, что соединена с городом мощеной дорогой.
   Кормчий ладьи Громобоя искусно маневрировал среди нарастающих волн и порывистого ветра, который пытался сбивать судно в сторону. Он велел уменьшить размер паруса, подтянув узлы. Море становилось все более сердитым и буйным. Оно заливало людей фонтанами брызг, так что путники сочли за лучшее уйти с носа ладьи.
   Пристань стольного града руян, помещавшаяся в заливе между двух изгибающихся скалистых берегов, показалась гостям острова скромной для столь значимого центра, лежащего на пересечении всех торговых путей. В ней уместилось бы не более сотни больших судов. Сейчас же тут стояли на котвах всего лишь девять тяжелых кнорров. Быть может, приближающиеся шторма заставили мореходов из Хедебю и Сконе остаться в своих портах.
   Путники уже видели дощатый настил с брусьями и кольцами для крепления швартовочных канатов, высоко поднятый над водой тяжелыми сосновыми сваями. У сходней собрались люди в ярких лиловых плащах, отчаянно бьющихся на ветру, словно птичьи крылья.
   Борута пригляделся, приложив руку к бровям.
   - Громы Перуна! Да это же сам кован Родевид со своими витязями-золотопоясниками встречают нас на мостках! Видать, слава о наших похождениях раньше нас докатилась до Архоны...
   Путники вновь сгрудились на носу, во все глаза рассматривая ладных широкоплечих воев в круглых шлемах с навершиями в виде соколов и блистающих колонтарях из прямоугольных пластин с кольчатыми набедренниками. Ротари, числом в два десятка, были налегке - без копий и щитов, но на золотых поясах их свисали длинные мечи в ножнах, испещренных рунными знаками. Среди этих воев лишь один человек стоял без брони - в червленом кафтане из бязи, поверх которого была надета такая же лиловая, как и у остальных, вотола с капюшоном, и в пестрядевых ногавицах. Кисти его белого пояса были обшиты агатом, на широкой шейной гривне выгравирован скачущий конь. Широтой грудной клетки и размахом плеч он не уступал воителям, но ростом казался ниже. Крупная голова со смолистыми волосами и тонко подстриженной бородой сидела на короткой массивной шее. С этой плотной телесной статью и волевым, выступающим подбородком совсем не вязались задумчивые глаза с длинными ресницами, выдававшие любителя сосредоточенных размышлений. Таким был кован Архоны Родевид, которому совсем недавно перевалило за тридцать.
   Когда ладья из Венеды причалила к берегу, а вестовой со своим помощником спрыгнули на мостки, чтобы закрепить причальные концы, Родевид, улыбнувшись во весь рот, сделал шаг вперед. Он уже узнал Боруту.
   - Благодарение богам! - проговорил кован. - Вы, наконец, добрались до моего острова.
   - Это оказалось немного сложнее, чем я ожидал, - улыбнулся в ответ боярин, спускаясь по сходням на настил.
   Приветствие давних знакомцев было дружеское - они крепко переплели предплечья.
   - Вся земля гудит, - Родевид сделал ротарям знак расступиться, пропуская гостей острова к выложенной булыжниками дороге, ведущей в город. - Нынче только ленивый не поминает ваши подвиги в краю вильцев.
   - Да что там! - Борута добродушно отмахнулся. - Пустоплеты судачат - ветер носит...
   Выгрузившись на доски причала, путники осмотрелись. Вокруг пристани, огороженной скальными выступами, стояли выточенные из камня столбы, увенчанные шарами и конскими головами, плоские плиты с начертаниями и изваяния сложивших крылья соколов, а чуть дальше - по сторонам ведущей к городу дороги - чуры долгобородых богов в округлых головных уборах. Наверху, за дорогой, прорисовывались на фоне сероватого облачного неба стены укреплений, составленные из брусьев, балок и досок. Верши казались особенно внушительными - кряжистыми и плотными.
   - Торгового люда, как я погляжу, поубавилось, - ступая рядом с кованом, отмечал Борута.
   - Море не спокойно, - отозвался Родевид. - С севера буря идет к острову - всех разогнала. Даже рыбаки на промысел не вышли.
   Хирдманны, поспевая за боярином и кованом, щурились под порывами пронизывающего ветра, дующего прямо в глаза. Золотопоясники шагали вокруг - четко ставили ноги в высоких сапогах, лязгали дорогой броней. Лица их были обветренными, холодными, лишенными всякого выражения. Здесь, над бурным и гудящим морем, где заливались песнями Стрибожьи Внуки, воздух сделался кристально чистым, прозрачным. Он наполнял легкие и пьянил, словно хмель. Среди скальных уступов округи вздымались высокие гордые сосны, а местами взгляд выхватывал непривычные сооружения - отвесные каменные плиты, сложенные в круг и накрытые валунами. В сердцевине плит чернели глубокие отверстия.
   - Что это? - Энунд повернулся к Прелюту.
   - Толком не знает никто, - отвечал радимич. - Не то алтари Древних, не то склепы. На Руяне они остались от Людей Севера.
   Приоткрытые ворота Архоны между двумя смотрильнями были большими, дубовыми, щедро обитыми медными скобами, в которых узнавались летящие соколы, бегущие олени и притаившиеся барсы. За воротами - начинались улицы, ведущие к главной площади, к храму. Двускатные драночные с щипцами и бочковые тесовые крыши не могли заслонить собой внешнюю резную стену и красную кровлю святилища Святовида. Вдоль узких улиц и тут, и там вздымались витые столбы с турьими рогатыми и петушиными гребнистыми головами. Они почти примыкали к задворкам жилищ.
   - На торге в Овсень было много народу, - поведал Родевид. - Отовсюду съехались, чтоб товар продать и Святовиду дары поднести. Из Клучова, Либушина и Богницы купчин и гостей было - как никогда прежде. Харальд Данский прислал одних золотых монет целый сундук в оправе из китовой кости.
   Из пояснений Боруты гости Архоны знали, что треть со всей военной добычи руян, сборов с торгов и знаменитого сельдяного рынка, а также по одной монете в год с каждого жителя града отходила жрецам святилища на изготовление культовых украшений, обустройство храма и содержание конюшни Святовида. Жертвовали храму долю с добычи и поморские варяги.
   - Прошу пожаловать в мои хоромы! - кован вытянул руку, показывая на двускатную кровлю с гнетами и огнивами, проглянувшую по правую руку из-за расписанных солнечными знаками заметов. - Днесь у меня погостите, а поутру - нас ждет Миронег, верховный жрец Святовида.
   Дом кована не блистал особой роскошью, но имел горище, две подклетицы и малую задворную избу помимо основной повалуши. Не успел Родевид со своими гостями и витязями войти во двор и приблизиться к сеннику, как их уже встретили расторопные слуги в кармазиновых рубахах с синими поясами.
   - Вели собирать на стол, Сбитко, - бросил кован.
   В жилище он вступил, отпустив часть своего охранения.
   - Хоть лад и благость царят в нашем граде, а положение вождя обязывает держать под рукою оружных мужей, - пояснил Родевид позже, когда воссел за дубовые столы с Борутой и остальными путниками.
   - Ужели вовсе нет лихого люда? - невольно усомнился мечник Валобуй.
   - Отколь же ему здесь взяться? - кован горделиво улыбнулся. - Град Святовидов под защитой бога пребывает. Тут нет налетчиков - потому купцы и не нуждаются в кметах. Тут нет воров - потому в наших дворах и домах нет ни засовов, ни сторожевых псов.
   Хирдманны с уважением посмотрели на Родевида.
   - Не думал, что на земле существует такое тихое место, - качнул густой гривой волос Хумли Скала.
   - Но уж коли приведется - воинство Святовидово постоит за живот и честь народа руянского, - заверил кован.
   - Наслышаны мы премного о подвигах твоих витязей, - пожелал польстить его самолюбию Прелют. - Триста Дваждырожденных стоят любой дружины.
   - Златопоясники набираются из самых именитых семей, - доверительно сообщил Родевид. - У жрецов Архоны они проходят особое обучение, становясь "священными ратаями".
   - Правда ли, что в больших сечах они идут впереди остального войска и битвы выигрываются их мечами? - спросил Энунд. - Говорят, они еще ни разу не отступили ни перед одним врагом.
   - Это так, - прикрыл глаза кован. - Наши ротари бьются вершими - на белоснежных конях, как две капли воды похожих на коня Святовида. Священная дружина есть и у наших союзников поморян в Щецине. Там триста Несгибаемых выезжает на рать впереди дружины на черных конях, подобных коню Триглава. И они тоже немало стоят в деле...
   Путники между тем налегли на белужью икру с луком и перцем, густо сдобренную маслом.
   - Как чувствуют себя гости на нашем острове?
   - Благодарю тебя, кован, - ответил Прелют, вытирая уста. - Силушка от земли подымается и впрямь богатырская. От нее и кровь в теле бурлит, и дух вольным соколом к небу стремиться. Не зря молва воспевает вотчину Святовидову.
   - Край сей - богами отмечен издревле, - Родевид откинулся на спинку стольца. - Вещие люди сказывают, что именно здесь Мировая Уточка выронила из клюва Бел Горюч Камень Алатырский, и он, упав в морскую пучину, всплыл на поверхность вод островом Буяном. Таковы старые предания.
   Кован хлопнул в ладоши.
   - Кликните сюда Вакулу! - велел он слугам.
   Вскоре перед путниками возник застенчивый отрок летов тринадцати с копной пушистых русых волос и голубыми очами, одетый в короткую однорядку с зеленым ожерелком. Из-под локтя его выглядывали девятиструнные гусли шлемовидной формы.
   - То боян мой дивногласый, - поведал Родевид. - Соловушка мой заливистый.
   Отрок замер перед столом, опустив глаза.
   - Поди ближе, Вакулушка! - позвал кован ласково. - Присядь на лавку, да тронь гусли свои златострунные. Порадуй наш слух сказами древними.
   Отрок бесшумно прошел по разноцветным коврам, которыми был застелен весь пол покоев, и тихонько примостился на краю лавки. Положив гусли на колени, он коснулся их тонкими белыми пальцами и затянул напев высоким, чистым голосом:
   - ... Гудят ветра, а бури кудели небесья заплетают - то птица вещая Стратим крылами бьет! Крылами бьет, над земью гордо реет, ко дому возвращаясь. Неблизок путь ее к родимому порогу - за тридевять земель, за горы, долы и поля ко Морю-Океану, ко Острову Буяну, где под Дубом Мокрецким Заря Мерцана песнь поет, Белобога-Батюшку восславляя. И вторят той деве пречистой Берегини Янтарных Ручьев, а звери и птицы бойко пляшут под Солнечной Березой. Рекут они, венками Свети-Цвета увитые: "Ты ряди нас, Князь-Батюшка, внукам на благо, роду во славу! Яри яро, согрей сердце жаром. Лучи твои - стрелы, что темь поражают, искрозарыми огнями руду-живушку вливают..."
   Напев и переливы струн текли плавно, лаская душу, словно сладкий мед. Гости внимали Вакуле, с охотой пробуя уху из окуней и горячую лосину. В кубках заплескалось игривое заморское вино.
   - Лепо, - довольно промолвил Борута, поднимая глаза на Родевида. - И все же, позволю нарушить твой покой, друже, речами невеселыми.
   - Говори, коли тревога сердце гнетет, - разрешил кован.
   - Слышно ль у вас о Карле Франконском? Большая война начинается, и остров руянский стороной не обойдет.
   - Как не слыхать, - нахмурился Родевид. - Седьмицы не минуло, как говорили мы о том с Драговидом, кованом Радоры. Давно уже франки-крестопоклонники точат клык на просторы словенского мира. Не дает им покоя вольность наша и жизнь по Родовому искону. Корни наши мечтают вырвать, веру отцов отнять, а земли прибрать под свою пяту.
   - Что же думаешь делать? - справился боярин.
   - Франки уже рядом, попирают край лютичей, - складки прорезали высокий лоб кована. - Драговид просил помощи. Но руки мои связаны. Харальд Данский в глаза мед разливает, а тайком великую свару готовит. Желает, видно, на старости лет посостязаться в славе с Иваром Широкие Объятия. Донесли мне - и Драговид о том же шепнул - будто стакнулся Харальд с Карлом Франконцем, обещая ему помощь кораблями - а тот поможет ему людьми. И ныне грозит нам с моря не только буря. Но коли милость Святовидова пребудет с нами - еще дадим укорот крыжакам.
   - Помнится, именно твой предок Ратбор сломал шею Ивару, раздавив его непобедимое воинство в морском бою, - заметил Прелют. - Неужто все повторяется?
   - Харальд мыслит передел всех береговых владений, стычки с его судами в море происходят все чаще. Дружина его разрастается с каждым днем. Помяни мое слово - не за горами большая свара, в которую будут втянуты все: и даны, и свеи, и поморяне, и вильцы, и ободричи...
   - Да, - Борута откровенно опечалился. - Стало быть, помощи от вас лютичам ждать не приходится.
   - Но вы ведь не за ней прибыли, - предположил Родевид. - С тобою люди иных племен...
   - Мы держим путь из земли Радимичей, - пояснил Прелют. - Ты ведь знаешь, кован, какая беда у нас приключилась?
   - Знаю, - Родевид залпом осушил кубок с вином. - Князь Званимир пал, и ныне под Сбыславом радимичи, - он повернулся к хирдманнам. - А у вас что за печаль?
   За всех ответил Хумли Скала:
   - От коварства Сбыслава погибла вся наша дружина -- все сородичи и побратимы. Мы здесь, чтобы у тебя искать справедливости.
   - Что же я могу? - поднял брови кован. - Коли дочь Званимира пристанища попросит - с охотой у себя приму, но с кривичами нынче бодаться сил у нас нет. Меж франками и данами, как в тисках. Такая круговерть зачинается... Тут уж и не ведомо, устоим ли сами. Худые знаки были нам посланы...
   - О чем ты молвишь, друже? - обеспокоился Борута.
   Родевид напряженно молчал некоторое время. Было ясно, что он не хотел бы сейчас обсуждать больную тему, но боярин из Радоры не отступался.
   - Мы, как ты знаешь, отсчет году с вересеня ведем, с Овсеня-Радогоща, когда осеннее солнце землю светом своим полнит, - вновь заговорил кован. - В сей день празднества большие и в городе, и в храме. Наш верховный жрец Миронег, что один во всем роде может садиться на Святовидова священного коня, прилюдно вынимает рог со старым вином из длани Отца Светоносного, и молвит родянам, какого ждать урожая в новом году. С этого все и пошло. Вместо вина в роге оказалась болотная тина.
   Гости Архоны удивленно оторвались от своих блюд и кубков.
   - Видит небо, тина, - подтвердил Родевид. - Миронег вылил ее на пол храма, омыл рог водой и наполнил свежим вином, кое по обычаю должен был выпить, испросив благоденствия для Руяна. Однако ж едва не помер - вино обратилось в отраву. Так два худых знамения и выпали нам, омрачив торжества и взбаламутив народ. Миронег знахарь и ведун знатный - исцелился быстро, однако много печального поведал мне о грядущих временах для Архоны и всего словенского мира.
   - Что же он поведал? - тихо спросил Прелют, когда Родевид вновь замолчал.
   - Суровые грозы ждут нас впереди, - кован опустил глаза, а Вакула перестал играть, затаив дыхание. - И придут те грозы от людей, что служат Распятому Богу. Весь край наш сневолит это окаянное племя, истребив свободных людей, а тех кто выживет -- закует в оковы рабские, заставив кресту поклоняться. И закатится солнце над словенским краем... Всю Землю-Матушку покроют храмами да крестами, ложью отравив просторы Родовы. Чуры богов-пращуров предадут поруганию, священные рощи вырубят, обычаи порушат. Наступит кромешная мгла безвремения и для словен, и для сканов, и для берендеев...
   Потрясенные услышанным, путники, казалось, онемели. Никто не мог вымолвить и слова.
   - Одного пока не знает премудрый Миронег, - грустно продолжил Родевид. - Будет ли то через несколько лет или через много поколений. Знаки близости черных времен всюду. Уже братья наши, ободричи, покорились франкам и с ними вместе обратили мечи на сородичей.
   Хорутане приняли веру чуждую, продав свободу за награбленные богатства, - глаза Родевида полыхнули гневным огнем. - И только у нас еще есть надежда остановить надвигающееся лихо.
   - Но что мы можем сделать? - вопросил вдруг Хумли Скала. - Пойти войной на франков и ромеев?
   - Боюсь, тень Черного Креста уже слишком велика, - сокрушенно промолвил Родевид. - Пол мира собой накрыла. Не растопить ее Солнцу Красному. Не одолеть ее силой ратной...
   - Что же тогда? - осведомился взволнованно Энунд.
   - Миронег и другие служители Святовида хотят, чтобы мы обеспечили будущее для наших потомков и сохранили свет Прави Небесной, а также - исконные наши знания, умения и письмена. Для того следует отправиться в странствие, дабы отыскать земли, где в сохранности пребудут дух и вера наши. Твердыни словенские, Радора, Венеда, Архона и Щецин, крепки стенами и мощью воинской, но они не вечны. Рано или поздно они падут. Наши лучшие мастера-корабельщики построят Великую Ладью - самую большую и прочную из всех, что видел мир, - сообщил Родевид. - Самый умелый кормчий поведет ее на Север, по следам Праотца Яра и его народа, исход которого из страны Даария произошел много столетий назад. На этой ладье в северные земли Ледяного Моря поплывут самые лучшие, избранные жрецами воители и мореходы. Они будут искать край, откуда некогда вышел наш народ - и куда теперь вернутся те, кто будет хранить заветы наших отцов.
   - Миронег хочет, чтобы мы присоединились к этому плаванию? - справился Гудред Ледяной Тролль.
   - Да, - подтвердил Родевид. - Не просто присоединились - но возглавили и повели за собой. Вы шестеро - наперстники Богов. В том убеждены все жрецы Святовида. Вой Прелют из земли радимичей, известный своей бранной доблестью, человек из племени Меря, понимающий сердца птиц и зверей, и четверо свеев-ратоборцев, один из которых получил благословение самой Морены-Матушки.
   Путники переглянулись.
   - Если вы согласитесь примкнуть к мореходам нашего судна, вас ждет бессмертная слава, - заверил Родевид. - Вы откроете новые неведомые земли, на которые ступала только нога богов.
   - Утгард темен и опасен, - нерешительно пробормотал Гудред Ледяной Тролль. - Никто и никогда еще не плавал туда, и уж точно никто не возвращался.
   - Тебя пугает неизвестность? - спросил кован с пониманием. - Но что вы знаете о Северной Стране?
   - Это страна магии, - ответил ему Бови Скальд, - мир Хаоса, Первозданной Силы и Мудрости Посвященных. Говорят, что там властвуют страшные чудовища, демоны и великаны, и человек не может там выжить. Сам могучий Тор едва сумел унести оттуда ноги, так как законы нашего мира в тех краях не действуют. Где-то там находится колодец Мимира, в котором Один оставил свой глаз в обмен на знание. Там, за гранью Мидгарда, господствует стихия минни - мировой памяти обо всем сущем от самого зарождения жизни в безликой пустоте. Некоторые жрецы считают, что человеку по плечу освоить эту страну, однако он должен быть Избранным.
   - Служители Святовида научат вас всему, что нужно для выживания в том дальнем краю, - ободрил Родевид. - Время у вас будет. Впереди зима, а плавание нужно начинать в середине весны, когда море освободится из плена льдов. Хоть корабельщики наши и задумали оковать нос Великой Ладьи несточимым железом, режущим лед, как масло, но лучше дождаться свободного плавания по живой воде. За это время вы пройдете обучение у жрецов. Служители Святовида во главе с Миронегом посвятят вас в сокровенные таинства потворы, ведания, окруты и особого воинского умельства, о котором простой смертный не может даже мечтать. Ваши возможности и силы в десятки раз превзойдут возможности и силы обычных смертных.
   - Весьма заманчиво, - согласился Энунд Раздвоенная Секира. - Все это надо обдумать... Мы готовились к иному, но кто знает - быть может, перед нами наш подлинный путь?
   - Конечно, обдумайте, - позволил кован. - Дело то небывалое. На поиски Детей Яра из Даарии и мест для новых поселений отправятся еще несколько человек, отмеченных даром богов. Они будут учиться вместе вами. Все - самые достойные мужи из родов поморян, вислян и лужичей.
   - А как же быть со Сбыславом Кривым? - напомнил Родевиду Прелют.
   - Не торопи поступь времени, - проговорил кован. - Когда Великая Ладья вернется из похода, все здесь уже будет по-другому. Отобьем франков, разберемся с данами. Тогда и придет пора поразмыслить, как вернуть стол радимичей законным хозяевам. Если Сбыслав сейчас объединится с Карлом Франконцем, в сторону которого смотрит - нам всем несдобровать. Отдыхайте. Завтра по утреннице нас ждет в покоях храма Миронег.
   Гостям отвели просторные покои в верхнем ярусе хором, где они, утомленные дорогой, обессиленно развалились на лежанках.
   - Что мыслите, Братья? - обратился к спутникам Энунд. - Какой ответ дадим Миронегу?
   - По мне, все это звучит как детское предание вроде тех, что матери рассказывают своим отпрыскам перед сном, - отозвался Гудред Ледяной Тролль с легким пренебрежением. - Утгард, Дети Яра, Северная родина...Мои глаза видели искусных мореходов, избороздивших на деревянных конях все морские нивы. Но никто из них не доплывал так далеко. Если же доплывал -- не возвращался назад.
   - Но и о смельчаках, побывавших в чертогах Хель мне раньше тоже слышать не приходилось, - оспорил Бови Скальд. - Однако мы там были и все видели собственными глазами. Если бы я услышал предложение Родевида еще месяц назад -- посчитал бы, что боги лишили его разума. Однако, познав Сокровенное, я вижу мир иначе...
   - Пора отдыхать! - прервал этот спор Прелют. - Утро вечера мудренее.
   Святилище Святовида вблизи оказалось еще больше, чем думали путники. Внешняя стена сплошь состояла из глубокой вязи резного орнамента. Если в Венеде камень был основным строительным материалом для крепостей, домов и храмов, то на Руяне предпочтение отдавалось дереву. В узорах угадывались крылатые кони, воинственные боги в плащах и шлемах, беркуты и орлы. Вступив в единственный проход арочной формы, путники увидели внутреннюю стену из четырех резных столбов в три обхвата шириной. Она представляла собой толстые черемные завесы, свисающие до самого пола, и соединялась с наружной стеной лишь длинными балками. Черемных полотнищ было много и в главном храмовом покое. На их фоне выступали вертикальные жерди с насаженными на них звериными черепами, окованные железом сундуки, многочисленное оружие, сложенное на требище, где впереди Станицы - знамени Святовида, высилось четырехглавое изваяние божества. Гости Архоны знали, что Светоносный бог-воитель надзирает за всеми четырьмя сторонами света, четырьмя ветрами и четырьмя сезонами. С рогом из драгоценных металлов в деснице, он встретил гостей острова пристальным взглядом из-под свода длинных бровей. Позади Святовида путники углядели седло и узду, которые одевали на его Яр-коня в дни праздненств, а также громоздкие щит и меч бога.
   - Солнце уже всю землю червленым златом одело, а вы только очи протерли, - послышался чуть насмешливый старческий голос.
   - Приветствуем тебя, благомудрый Миронег! - молвил кован еще до того, как увидел жреца. - Утренний сон самый сладкий.
   Перед гостями святилища возник старец в долгорукавной серой одежде, скрывающей его кисти рук. Вся она была расшита зелеными, синими и красными символами, соединенными в фигуры квадратной, круглой и прямоугольной формы. На шее старца поблескивал золотой науз с изображением солнца, на поясе - кинжал в инкрустированных ясписом ножнах, похожих на крупночешуйчатую рыбу.
   Следуя примеру Родевида, путники сначала поклонились изваянию Святовида, а потом жрецу. Глаза у Миронега казались совсем бесцветными, прозрачными, но порой в них проскальзывали отражения всех семерых гостей храма. Седые брови, связанные тонкой складкой на переносице, почти упирались в тулью черной шапки с тремя перьями орла - птицы Святовида.
   - Море, - приглушенно вымолвил старец.
   - Что, отче? - удивленно переспросил жреца кован.
   - Море уже бушует, - на миг путникам показалось, что Миронег о них позабыл. - Бьется о скалы, кипит и клокочет. Нет покоя бездонной пучине...
   Он прикрыл глаза и стоял так некоторое время.
   - Мир - как море, - проговорил совсем тихо. - Не ведает покоя и никогда не останавливается. Долго может пребывать в затишье, но оно всегда сменяется новой бурей. Не довольствуется своим простором, а захватывает беспечные берега, губит неосторожных людей и стирает былые границы земель.
   - Но ведь все свершается по воле богов? - вопросил Прелют.
   - Да, - подтвердил Миронег. - Всерод Отец из безначалия своего естества произвел Богомирье сил и стихий, которые неустанно кружат в Коловерти, испытуя сынов Родовых. Но иногда узоры этой Коловерти пугающе суровы, а исток высшего промысла - скрыт в незнаемой мгле. Все мы - Родовы дети, в коих стучит кровь отчих богов. И все же, пути небес, отражающие себя в пляске вещей на земле - часто удивляют нас. Мы следуем за переменами сущего и меняемся вместе с ним. Обычно корни происходящего можно узнать в своем сердце, однако бывает и так, что самый зоркий взгляд не может достать до дна причин, искажающих лик мира.
   - Молви, отче, какие времена ждут нашу землю, - попросил Родевид.
   - Все мы живем по искону Рода, - продолжал жрец, не глядя на кована. - Соблюдаем заветы пращуров и длим свои верви от самих богов. В душах наших горит светоч Святовида-Даждьбога-Фрейра. Знание Сокровенного мы получаем от Велеса-Одина, силу - от Громового Воителя, Любовь и дольный Лад от Лады-Фрейи. Однако близится час, когда небокрай Прави Истой застелет пелена Черной Кривды...
   Миронег приблизился к изваянию Святовида шаркающими шагами и глубоко вздохнул.
   - Здесь, на высоких белых скалах, отгороженных морем от чужой скверны и пагубы воздух всегда безупречно свеж. Он ласкает душу, питает сердце. Так было из поколения в поколение и из века в век. Но теперь даже тут, на требище Алатырском, витает зловонный запах гниения, смрад мертвечины... Близится поступь тех, кто признал Распятого Бога и вознес его к славе.
   - Велика ли от них угроза? - настороженно осведомился Хумли Скала.
   - Необозримо велика, - Миронег нахмурился. - Люди Креста идут путем Мертворожденных. Это не есть Темная Стезя Нави, дарующая прозрение сердца. Это бесплодная дорога ущемления человеческого духа. Люди Креста шагают по ней, оставляя после себя лишь трупы.
   - Расскажи нам о них, - попросил Энунд.
   - У этих людей нет истока и нет сердца. Святую Природу Мать они называют проклятой и отделяют от себя, не желая видеть в ней кормилицу. Мир, полный чудес и премудрости для них - падший, а сам человек - средоточие пороков. Всюду, где утверждают свою власть крестопоклонники, они убивают сильных, а прочих заключают в рабские оковы. Они лишают родовой памяти и славы племена и народы, заменяя их мертвыми письменами, истребляют любое разнообразие, ибо желают превратить всех людей в однородное послушное стадо, которым легко управлять. Отнимая у людей веру, волю и честь, они делают их беспризорными изгоями без прошлого и будущего.
   Гости святилища молчали. Каждое слово жреца поражало их в самое сердце.
   - Воистину, горько сознавать необратимость перемен, что ждут и наш край, - Миронег вздохнул, обращая взор на лик Святовида. - Много горя причинят крестопоклонники нашей отчизне, много крови прольется...
   - Что ты видишь, отче? - спросил Рогдай, заметив, как изменилось лицо жреца.
   - Вижу великие битвы и груды кровавых тел, - глаза Миронега затуманились, но голос стал звучным и сильным. - Вижу огнь пожарищ, объявших Землю-Матушку. Вижу отвагу и мужество сынов Родовых, что повергают потворников Креста своими крепкими мечами. Память о них не увянет вовек...
   Жрец устало закрыл лицо руками.
   - И что? - побледнел Прелют. - Ужели не спасти наши земли и наших богов?
   - Боги обитают в сердцах людских. Можно порушить чуры, пожечь свята с ликами Праотцов наших, запретить устам славить их вкругорядь, а весь мир заполнить изображеньями бездушного чужеродного истукана, но только боги отчие все также будут взирать на сынов своих с кромки небес, улыбаться им первыми солнечными лучами, петь для них голосами весенних ручьев и наставлять на стезе шелестом древесных ветвей. Даже те малодушные, что в слабости своей отрекутся от них и падут на колени перед Крестом, все так же останутся нераздельно слиты с родными богами, ибо кровь их плоти и свет их духа проистекают из сердца Всебожья. Нельзя разлучить детей с их родителями. Внешняя мишура инородных кумиров - как комья грязи, облепляющие одежу. Тряхнул - и посыпались пыльным ворохом, обнажив нерушимое естество. Или как мох, коим обрастают святые камни и дерева. Сколь бы не был густ его покров, а не скроет исконной породы. Потому - вековечны, как само Всемирье, боги наши. Не проткнуть стрелой солнца, не разрубить мечом реку, не погасить света дня полотнищами с личиной Распятого. Родные боги - всюду и во всем. А вот земля... Удержать землю труднее.
   Миронег повернулся к путникам.
   - Слово мое к вам будет таким. Покуда черный ветер лиха не поглотил славу и лад нашего мира - потребно позаботиться об отпрысках наших, сыскав на дальних, неведомых просторах новую отчизну, где смогли бы возродиться люди наших родов, живущие исконным урядом. Там, на севере, где когда-то горел очаг Сынов Яра-Солнца, раскинуты необозримые пространства земель, в которых никогда не бывал ни один смертный. Леса там гуще, моря глубже, звери неисчислимы.
   - Я немного слышал о Крае Вепсов, что находится за Страной Финов, и о Биармаланде, который лежит еще дальше, за Гандвиком, - заметил Хумли Скала. - Живут там дикие охотники, не знающие железа, одеждой которым служат шкуры. Правят ими черные колдуны. Но за ними - простираются совсем безлюдные владения, где много чудовищ, оборотней и смертоносных духов. Говорят, что над берегами Ледяного Моря редко восходит солнце и царит там беспроглядная ночь.
   - Для умелых мореходов и воителей, крепких духом, преодолеть все эти преграды не составит большого труда, - заверил Миронег. - Дело то правое, и боги будут сопутствовать вам в каждом вашем шаге. Если наши представления верны - вы найдете следы Хозяев Северного Ветра, что двигались далее на восход из Светлоградья и должны были разделиться на несколько родов. Быть может, вам даже удастся встретить потомков этих Бессмертных.
   Жрец выжидательно изучал лица гостей святилища.
   - Каково будет ваше решение? - осведомился он.
   - Думаю, мы отважимся на подобное предприятие, - сказал Энунд Раздвоенная Секира, бросив беглый взгляд на товарищей. - Речи твои, отче, нас убедили.
   Бови Скальд, Гудред, Прелют и Рогдай наклонили головы в знак согласия.
   - Что скажешь ты, Хумли? - вопросил друга Ледяной Тролль.
   - А что сказать? - Скала пожал плечами. - Я готов забраться в замок Локи-Утгарда, чтобы прославить свое имя и повторить подвиг Тора Триждырожденного. Север так Север.
   - Справно, - Миронег пригладил длинную бороду. - До середины весны вы останетесь на Руяне и будете готовиться к плаванию, пока корабельщики строят чудо-ладью "Скакун Солнца". С завтрашнего дня я и мои собратья, вящие жрецы Святовида, начнем посвящать вас в сокровенные таинства знаний, кои необходимы в вашем нелегком странствии. В храмовом нашем Уделе Яроок - потворник Огня, Острад - потворник Нави, Ситоврат - жрец-ратай, я же - жрец Рода и хранитель вед. Все мы на этот срок станем вашими наставниками на пути стяжания мудрости, здравы и могуты. А теперь - ступайте! Время почтить Святовида-Отца доброй требой и вознести ему колославы от всех наших родовичей.
   Вслед за кованом гости святилища поклонились Миронегу, после чего покинули пределы храма Святовида.
  
  -- Глава 15. Пращуры и потомки.
   Яблони в роще у Жемчужного Ручья, куда привел шестерых путников жрец Яроок, шелестели на ветру длинными ветвями, сбрасывая последние остатки сухих красных листьев. Голос жреца звучал почти в такт с плеском водяных струй, ударявшихся о круглые валуны и гальку. Разместившись среди деревьев на своих дорожных плащах, гости Архоны внимали ему со всем сосредоточением. Этот сухощавый человек с серьгой в виде солнечного диска имел поразительную власть над слушателями, завораживая звучанием своего голоса и умением передавать зримые, волнующие образы.
   - В года дальние, позабытые, о коих только пыль осталась на седых камнях, - рек он пространно, - во дни, когда Время только начинало свой ход по Кругу - стоял под Небесным Ковшом стольный град Светич князя Яра. Сей князь - владетель обширной северной страны, был премудр и могуч. Умелой рукой правил он Людьми Млечной Стези. То были наши пращуры, сыны богов Златой Сварги. Мы же - их отпрыски и внуки божские. В родовичах Яра природа небесная преобладала над земной, а потому было в них больше божественного и меньше человеческого. Блистающие, словно Ясный Месяц, крепкие, как дерви вековые, мудрые, как Мать Сыра-Земля, жили они в раздольном краю без войн, смут и болестей, без страха, ненависти и боли. Страна же их, не знающая ни жара, ни хлада, была покрыта хлебодарными нивами, молочными реками и вечнозелеными садами с плодоносящими деревьями. Пребывая в ладу с Непреходящим, Люди Млечной Стези полнили своим сиянием все дальние окраины Богомирья. Град Светич, искусно вырубленный в скалах, высился у самого оста Белого Света, соединяющего воедино Небоземь. Говорят, сам Даждьбог-Солнцеликий приложил руку к его созданию. В том граде бил Родник Жизни и стоял Храм Истины, выложенный из ограненных алмазов, из залов коего радари могли странствовать по всем многообильным мирам сквозь пространство и время. Дубы вместо желудей родили самоцветы, а в бортах водились златоносные пчелы. Северная Страна Света и стольный град ее процветали.
   - Так это же Льюсальфхейм, страна Светлых Альвов и обитель Фрейра! - не сдержал восклицания Бови Скальд.
   - Уж не сказка ли? - усомнился Прелют.
   - Под многими именами известна она у разных народов, ибо сказания о древней прародине разнеслись ее потомками по всей Земле, превратившись ныне в затейливые сказания, - отвечал Яроок. - Северная Страна, в центре коей высился Светич, делилась реками и протоками на четыре удела, омываемые морем. Она походила на крес, заключенный в коло. Недаром наш Святовид - носитель Изначального Света - имеет четыре лика, обращенные на разные концы земли. Рог же в длани Святовидовой - знак Благоденствия древнего народа Млечной Стези. В краю родовичей Яра строили дивные храмы с кровлями, увенчанными огромными самоцветами, гороподобные башни из ступеней, что вбирали в себя живу Златой Сварги, хранилища со множеством ходов, кои Северяне не пробивали в каменной тверди, а прожигали лучами яри.
   - Но разве возможно подобное? - на губах Прелюта вновь заиграла тонкая улыбка.
   - Для Сыновей Богов, что черпали свои силы в единотелесном родстве со стихиями и понимании законов Естества, все возможно, - заверил Яроок. - Люди Млечной Стези служили Природе, не стремясь однако подчинить ее своей воле. Тогда как на другом полюсе Сырой Земли уже появились те, кто покорение и обуздание Природы сделал своей целью.
   - О ком ты толкуешь, Премудрый? - поинтересовался Рогдай.
   - О Людях Юга. Исполинах Страны Срединного Моря.
   - Атлантах? - догадался Бови Скальд. - Так, кажется, называли их греки.
   - Да. Греки повествуют о них, как об обитателях Блистательной Земли -- Атлантиды. То были могучие чародеи, воины и мореплаватели, построившие прекрасные, но мертвые города, ибо все в них было основано на превосходстве Разума и Воли над потоками Жизни. Так же как северяне из рода Яра, они были велики ростом, но жизнь под палящим солнцем сделала их кожу темной, а волосы -- угольными. Если наши пращуры из Светича были мудры, то Южане Блистательной Земли -- многосведающи. Они использовали знания, дабы создавать хитроумные устройства и приспособления, укрепляющие их власть. Люди Юга тоже были сынами богов, однако в дерзновенной своей заносчивости и самолюбии мечтали превзойти своих родителей и занять их место. Они постигли законы мира - но поставили их на службу своим желаниям, не понимая, что их пращуры, боги, сами несли на себе бремя забот о мироздании. Подобного самоуправства Южан не могли допустить люди Млечной Стези...
   Яроок выдержал паузу, чтобы до каждого из слушателей дошел смысл его слов.
   - При князя Колебателе Земли, которого греки прозвали Посейдоном, Южане основали Город Золотых Врат, наполнив его дворцами, храмами и рукотворными каналами, - после продолжительной тишины вновь зазвучал голос жреца. - Величие детей Блистательной Земли все возрастало. Захватив множество островов и земель, они достигли невиданной мощи. Вот тогда они и задумали отказаться от богов Золотой Сварги - своих отцов, ибо решили, что сами стали богами этого мира. Знаком их безграничной власти сделался Золотой Огонь в форме круглого диска. Ему они посвящали свои храмы - но не молились в них сами, а принуждали к тому дикие покоренные народы. Подчиняя себе все новые владения, Южане настойчиво шли к господству над Богомирьем. Теперь только Люди Севера стояли заградой на их пути. И была долгая война родян Яра против владык Срединного Моря, война Естества и Первородного Лада против тщеславного Разума и неукротимой Страсти. Бились на суше и на воде. Южане применяли изощренные устройства, вроде лодий, способных перемещаться по воздуху, ползучих башен, и камней, излучавших марь - отравляющее кощное дыхание. За собой они вели духов глубин и морских коней. Еще они создали породы злобных созданий, способных лишь убивать и разрушать, потомки коих до сей поры гнездятся в разных уголках земли, смастерили каменных и деревянных воинов, наделив их умением двигаться. Но сородичи Яра отражали натиск с помощью Северных Ветров, Волотов-Ратаев, волков и медведей. Также все звери и птицы, что не подпали под руку Южан, сражались на их стороне.
   - Позволь спросить, - вдруг обратился к Ярооку Рогдай.
   Жрец благосклонно кивнул.
   - Эллин Евдоксий из Галлиополя рассказывал нам немало старых преданий, - мерянин говорил быстро, почти сбивчиво. Было похоже, что его поразила какая-то неожиданная догадка. - Есть среди них и сказы о противоборстве Еракла и Антея-исполина, а еще - Еракла и Атланта. Не о том ли ты нам вещаешь? Ведь Ераклис эллинов и есть Яр-Солнце или Ярила-Яровид наших предков!
   - Так и есть, - Яроок просветлел. - Воистину, эллины сохранили много преданий о тех давних годах. Ераклис, Яро-Коло, Пресветлое Солнце - предок сколотов. Антей же - из рода Антидов, иным именем Атлант. Ум у тебя дюже сметливый, - похвалил он Рогдая.
   - Стало быть, белые волхвы Яровита бились с темными кобниками Огня? - уточнил мерянин.
   - Верно, юноша. Южане тогда отступили, потерпев неудачу. Злоба и алчность ничего не смогли поделать с невозмутимостью и упорством. Однако вожди исполинов Блистающей Земли не пожелали смириться с поражением. Они продолжали идти к своим целям. Не одолев Северян в противоборстве, они попытались исказить их души. Проповедники Южан, искусные в плетении лживых речей и тонких интриг, разбрелись средь диких племен, клеветой пороча своих врагов, прельщая яркими чудесами и блеском своих богатств. Своими соблазнами сумели они заронить сомнения и в душах иных наших пращуров...
   - Что же было потом? - спросил Гудред Ледяной Тролль, когда Яроок погрузился в хмурые думы.
   Жрец посмотрел вдаль поверх голов своих слушателей.
   - Посеянные семена дали свои всходы. Часть сородичей Яра покинула Светич и нарекла прежних врагов из Блистающей Земли побратимами. Но сама северная твердыня стояла незыблемо. Из нее к многочисленным племенам и родам Всемирья исходили учителя и волхвы, вещая о мудрости Богов и Стезе Высшей Правды. Люди Срединного Моря убивали их и преследовали, однако не могли погасить свет Истины, источаемый Севером. Тогда, повинуясь жажде абсолютной власти, Южане пошли на крайний шаг. Их жрецы, собрав всю свою магическую мощь, подняли со дна моря огромную волну, дабы смыть Светич с лица Земли. Никогда еще не случалось прежде столь страшного разгула водной пучины. Она не только вызвала движение тяжелых льдов на севере, но и поглотила саму Атлантиду на юге. Так в небытие оказались погребены обе державы.
   - Но почему? - в голосе Прелюта звучало непонимание.
   - Вожди Юга и вожди Севера нарушили главный искон Ладования Всемирья, - объяснил Яроок с грустью. Одни намеренно, другие невольно. Ведь покуда существовали два противоположных полюса -- сохранялось равновесие сил всего Белого Света. Такой естественный Ряд утвердили сами Боги. Затяжное противоборство сей Ряд сломало. Потому стихии и вышли из повиновения жрецов и вождей. Сама Природа повергла Детей Богов в прах.
   Пораженные слушатели молчали.
   - А дальше? - вопросил, наконец, Рогдай. - Ведь не могло же все кануть без следа?
   - Родяне Яра-Солнца, сумевшие спастись, двинулись на поиски новых земель, ибо прежняя их отчизна стала царством вечного хлада. Самая многочисленная вервь Северян достигла Семиречья в жарких лесных землях, куда принесла Веды - знания жрецов Светича из Храма Истины. Потомки от колен Яра-Солнца оставили в Семиречье хранителей вед, а сами тронулись в новые странствия, торя вдоль и поперек неведомые земли. Вещали Правь людям, повергали чудищ, сотворенных Южанами, приручали существ иной природы, коих еще немало водилось в те незапамятные времена. Все больше дробился народ на племена и общины, и уже не было над ним единого князя. В ту пору наследники Людей Млечной Стези расселились на обширных просторах степей, долин и рек, что вытянулись от Понта-Моря до самой Обители Снегов, а полунощным своим пределом имели Медные Горы. Эти владения нарекли Великой землей Солнца - Соколией, или Рарожьем, а сынов их - вольных и бесстрашных воителей - сколотами, Детьми Солнца, или Рарогами. От них и тянут верви все наши сегодняшние рода.
   - Мы уже слышали про сколотов, - склонил голову Энунд. - Отважные были люди.
   - Истинно так, - согласился жрец. - Однако, расколовшись на племена и роды, они разобщили свой язык, а знания рассеяли по самым разным окраинам земель. Вы сталкивались с их наследием в княжествах велетов и на нашем острове. Быть может, кто-то из сколотов даже сумел добраться до своей покинутой отчизны. Об этом есть туманные предания. Утверждают, что льды и хлад отступили, позволив вновь поселиться в краю предков. Следы их затерялись во времени...
   - А люди Атлантиды? - поинтересовался Бови Скальд.
   - Их пристанищем стала Черная Земля в долине Разливающейся Реки. Там последние из Исполинов Юга осели и смешались с местными дикими племенами. В Черной Земле они воздвигли роскошные храмы и громадные склепы, дабы сберечь память о своем величии и заставить дрожать соседей. Потомки Людей Срединного Моря еще очень долго хранили знания и умения своих жрецов.
   - И что же - на том противоборство завершилось? - справился Гудред, когда Яроок умолк.
   - Увы, нет, - вздохнул жрец, и взор его заскользил по кронам яблонь, по дальним выступам белых скал и лазоревым облакам. - Много чего еще было... Уцелевшие исполины Юга, ступив на пески Черной Земли, быстро подмяли ее под себя. Было их немного, но племена Разливающейся Реки не могли отразить их напор. Покорившись, они назвали их богами. Со временем Южане и жители пустынь смешались, породив Птичью Страну.
   - Почему Птичью? - удивился Энунд.
   - Правители ее, владея тайнами волшбы жрецов Атлантиды, устрашали своих подданных, принимая облик зверовидных созданий. Чаще других они являлись им птицеглавыми людьми. Недаром стольный град в Черной Земле получил название Дом Души Птаха по имени первого князя, железной рукой сплотившего народ. Князь Птах был грозен и могуч. Он создал большое войско и Совет Жрецов, воздвиг каменные храмы, приручил непокорную реку, заливавшую посевные поля. А еще - построил гороподобные склепы-святилища непомерной высоты - по примеру тех, что были в Светиче. Они могли собирать в себя ярь Солнца и питать дух вождей в земле песков. После Птаха были другие князья: Солнечный Сокол Ра, Златошерстный Баран Амон, Лунный Ибис Тот и другие. Они много сделали для укрепления Птичьей Страны, что в лучшие свои года почти сравнялась в славе с Землей Срединного Моря. Казалось, времена сменились, без возврата перекатив песок и пепел былого. Но это было не так. Исконная вражда Севера и Юга не угасла...
   Яроок немного посидел молча, рассматривая пальцы своей десницы. Никто не решался потревожить его покой. Когда же вновь заговорил, путники ловили его слова с жадностью, а перед глазами их плясали картины далеких событий.
   - Тщеславие и жажда власти праотцов-Южан проявилась в вождях Птичьей Страны с новой силой. Развязав бесконечные войны, они несли свою волю племенам с побережья Срединного Моря, людям пустынь и рек. Эти завоевания за несколько поколений пошатнули могущество страны. Однако самолюбивые правители Черной Земли продолжали именовать себя Первейшими среди всех созданий меж Небом и Землей, Великими Богами, коим даждено повелевать Белым Светом. Жрецы их сложили новые предания, объявив бессчетным народам песков, долин, гор и степей, что все они порождены волей Птицеглавых, а нити их судеб - в руках всемогущих князей с берегов Разливающейся Реки. Чтобы наглядно доказать подданным великобожский исток этих князей, жрецы установили в одном из своих храмов чудотворную святыню -- шейную гривну Яра-Яровида с изображением солнца. Она была похищена Людьми Юга в последней войне с Северянами Светича. Отлитая из огненного злата, гривна сияла нестерпимо яркими небесными лучами. У всех, кто видел ее, она вызывала беспредельный трепет и восхищение. Отныне красно-коричневые люди Птичьей Страны величали себя Отпрысками Красного Солнца, присвоив себе чужую славу...
   Ветер усилился, сбросив несколько пунцовых листьев прямо к ногам слушателей жреца. Рогдай подобрал один из них и покрутил в руках.
   - А как же сколоты? Неужели со всем примирились? - спросил он еле слышно.
   - В разных уголках - и в горных долинах, и в песках пустынь, и на бесчисленных морских островах - сколоты и южане сталкивались снова и снова. Так родилось множество новых народов и языков. Иные признавали власть Птичьей Страны, иные -- желали идти своим путем, хотя на деле мечтали сравниться с ней в мощи и богатстве и тайно чтили ее богов. Были однако и такие земли, где с охотой принимали жрецов Севера, постигая их премудрость. Сколоты и их последователи помнили главный завет Пращуров - единение со Всемирьем. Потому жили они в простоте, дабы вбирать духом и плотью силу Земли, Ветра, Солнца и Воды. Кроме немногих священных твердынь далеко на севере, они не строили каменных градов, подобно соседям, состязавшихся в громоздкости и изощренности сооружений. Лишь возводили святильни из валунов в честь своих божественных праотцов, да нехитрые изваяния из известняка, некоторые из коих и сейчас еще можно встретить у Понта или в дальних степях Восхода. Сама природа была их храмом, и каждый зверь, каждая птица служили им верой и правдой... Жрецы сколотские поучали князей, что, не имея городов, их невозможно потерять. Если нет крепостей - их не разбить ворогу осадными машинами, если нет домов - их не разрушить ни человеку, ни времени. Долго еще жила в сердцах людских память о погибели великой Страны Севера, равной которой не было на всей земле.
   - Значит, жрецы сколотов сберегли знания Людей Млечной Стези? - осведомился Бови Скальд.
   - Многое сберегли, - признал Яроок. - Знания, умения, искусства. Слава о них широко ходила даже среди гречинов, коим ведуны вроде Абария помогали врачевать болезни и изводить зловредных чудищ. Жрецы сколотские проницали время, усмиряли разгулы стихий, вещали о грядущем. Разобщенные племена и общины Великой Скутии, коими правили вожди, избиравшиеся из самых достойных ратаев, постепенно возвращали силу своих отцов Северян. Множество пальцев уже складывались в один кулак. Появилось новое войско, перед коим не могли выстоять ни пешцы в бронзовых бронях, ни колесничные бойцы. То были вершие дружины умелых стрелков, что били стрелами без промаха и пощады. Сколоты налетали, как ветер, и топтали любых супротивников, словно траву. И копьем, и мечом, и булавой в ближней сече ратились степные вои так, что инородцы бежали без оглядки, спасая свои животы. При князе Аз-покое сколоты возродили славу Северной Земли, создав обширное княжество. Жрецы их не могли не сознавать, что грядет решающее столкновение с южанами. Раз за разом сколотские дружины направляли к полудню бег своих коней. Перевалив хребет Каменных Гор, они громили ванов, маннеев и мидян, устрашили непобедимых прежде ашуров, князь коих Саргон пал в сече с ними. В самом сердце их владений, в Земле Коней, как называли эту страну северные соседи, установилось господство вольных потомков Яра-князя. Собирая силы, они продолжали стремиться на юг, в Птичью Страну.
   Однако слишком много преград еще стояло на пути комонников степей. Властители Страны Ванов, ашуры, мидяне и князья Земли Божественных Врат не желали пропускать сколотов через свои грады. Немало коварства пришлось познать от них нашим предкам, ибо всеми способами стремились инородцы умалить силу северян, разобщить их мощь, со времени князя Мадия прослывшую неодолимой. Так вождь мидян Киаксар заманил князей сколотских в свои чертоги, опоил хмельным на пиру и лишил жизни, разом обезглавив все боевые дружины. Нелегко было потом возродить внукам Яровидовым былое величие.
   Жрец тяжело вздохнул, переводя дух.
   - А что было потом? - глаза Рогдая впились в удлиненное лицо Яроока, расписанное длинными и короткими морщинами.
   Голос жреца загудел раскатисто, точно из медной трубы.
   - Скуфь крепла год от года. Скоро сила ее сделалась пуще прежней. Пал Львиный Град ашуров, были разбиты мидяне, а люди Земли Божественных Врат признали верховенство сколотов и свою от них зависимость. Настало время великого похода в Птичью Страну, чтобы вернуть утраченную святыню предков. В ту годину на берегах Разливающейся Реки правил князь Псаметик, что на языке красно-коричневых людей означало Сын Солнца. Такое громкое имя вождь Черной Земли взял себе не случайно. Стремясь возродить пошатнувшееся могущество края, он громогласно нарек себя наследком Яр-Солнца Севера, потомком богов Млечной Стези. Он строил богатые храмы, восславляя лучезарное светило. На берегах Разливающейся Реки установилось невиданное процветание. Псаметик навел порядок в стране и укрепил рубежи. Он воевал с пеластинскими племенами, набирал наемное войско кметов из гречинов. Блеск и богатство Черной Земли в ту пору поражали соседей. Однако в жаркий песчаный край уже мчались неудержимые конники северных степей...
   Яроок отер лоб.
   - Вершники князя Таная летели как вихрь, и ничто не могло сдержать их напор. Они повергали всех, кто вставал поперек их дороги. Оставив позади Эблу и Кенаан, сколоты приближались к границам Птичьей Страны.
   Слушатели, разгоряченные рассказом жреца, с нетерпением ждали продолжения, но Яроок внезапно замолчал.
   - Поведай, отче, чем же закончился поход наших предков? - попросил Прелют.
   - Вы должны узнать это сами, - резко ответил жрец.
   - Ты потешаешься над нами, старец? - брови Хумли Скалы негодующе изогнулись.
   - Вовсе нет, - беспечно отозвался Яроок. - Приспело начать обучение. Днесь вам предстоит постигнуть самое естество мирового Времени.
   - Но как это сделать? - в голосе Энунда проглянула полная безнадежность.
   - Время суть поток, что катится без передышки, - назидательно молвил жрец. Он обвел дланью округ себя и заговорил очень монотонно. - Сей поток образует замкнутое кольцо, водоем Всемирья. Каждая новая волна в нем заменяет предыдущую, но не может утаить ее тонкий след и ее запах. Ничто не теряется, не исчезает в бездне небытия. Чрево Всемирья хранит все звуки, звучавшие когда-либо под Солнцем и Луной, все образы, что проявлялись на земных дорогах. Зрящему и Слышащему нет нужды испрашивать о событиях у других. Он созерцает их воочию, переживая былое в каждой доле мгновения.
   Гудред и Хумли задышали тяжело и неспокойно, однако Яроок ободрил их взглядом.
   - Познавая естество Времени, помните, что каждый из вас своей плотью, душой и разумом тесно вторгнут в его русло. Мы можем уплотнять время, и мы можем его растягивать. Можем течь в его водовороте, не помня себя, и можем, вплетаясь в его разноцветное кружево, сознательно следовать за направлением любой из его нитей, образующих узоры Эпох.
   Когда дыхание путников выровнялось, а лица поменяли свое выражение, Яроок продолжил.
   - Прошедшее зреть проще, ибо оно связано со стихией Земли и корениться в том плотном и вязком веществе, что составляет наше каждодневное бытие. Из него надобно вычленить то, что отжило свое, но осталось в Оттиске Знаков пространства. О былом вам поведают камни, дерви, воды и почва, если вы правильно их покличите. Грядущее, напротив, связано со стихией Воздуха. Чтобы читать его знаки, потребно иметь текучий дух, легкий, как лебяжье перо, уметь паром взмывать в Междумирье и клубиться там бесплотной дымкой. Внимайте же гласу Земли! Все ее духи-хранители минувшего помогут вам. Обратитесь к замшелым сизым валунам. В гудении их вы услышите цокот лошадиных копыт. Призовите к себе древесные тени. Они прошепчут вам о словах, что звучали много поколений назад. Бросьте клич водяным струям ручья, что грядут с высоты взгорья, дабы в музыке их распознать пение Разливающейся Реки, мутные воды которой и сейчас ползут вдоль песчаных берегов с редкими островками зелени.
   Слышите ли вы клекот вольных орлов над Архоной? В их перекличке легко угадать боевой крик всадников, несущих погибель врагам на острие каленых стрел. Преславный князь Танай уже начал свой поход, и дружина его неудержимых воев потрясает клинками, отражающими алые лучи солнца...
   Смежив веки, шестеро путников провалились куда-то глубоко, словно обширная утроба затянула их в непроглядные сумрачные недра. Однако уже совсем скоро, после затмения и забытья, перед духовзором людей вновь народились звуки и образы. Задули сухие ветра, перемещающие глыбы ярко-рыжих барханов, зазвенели бронзовые бляшки фаларов, заалели бунчуки коротких копий, притороченных к войлочным седлам...
  
  -- Глава 16. В краю зыбучих песков.
   ...От зноя, казалось, не будет спасения взмыленным скакунам, отчаянно кусающим удила. Неоглядные пески - белые, желтые, лиловые - дыбились и наползали, затягивая в себя копыта коней. Всадники в войлочных и кожаных колпаках проклинали синайскую пустыню, кашляя и сплевывая, чтобы освободить гортань от оседающей пыли. Не чувствуя под собой плотной земли, скакуны беспокойно ржали, прикладывая уши. Они вязли в глубоких песках. Однако наездники упорно влекли их вперед, погоняя ударами пяток по бокам. Длинной цепью протянулась колонна людей в коричневых кожаных панцирях и синих рубахах с алой войлочной подкладкой, обшитых бронзовыми чешуйками. За спинами воинов покачивались щиты - круглые ивовые и плоские деревянные, похожие на закругленные рамы. Кое-где вздымались боевые знамена с бронзовыми головами грифонов на длинных шестах.
   Олтак, погоняя низкорослого дымчатого жеребца, следовал за князем, пронзительным взором кречета оглядывая чужой, непривычный простор зыбучего мира. Одежда жреца вздрагивала многочисленными бляшками в форме барсов, оленей и зайцев, нашитых на основу из беленой шерсти. Короткий кинжал в золоченых ножнах с изумрудными глазками и золотая ритуальная чаша позвякивали на широком поясе.
   - Птицы не поют здесь песен, - проронил Олтак. - В бескрайнем море песка разлита печаль, а земля гудит от вздохов голодных духов.
   Князь Танай повернулся и смерил жреца внимательным взглядом.
   - Почему ты не весел, жрец? Разве мы не близки к воплощению всех наших чаяний и надежд?
   - Черную Землю питает не солнце, хоть оно и плавит этот край, словно кусок бараньего жира, - ответил Олтак. - В бескрайнем море песка разлита печаль, а земля гудит от вздохов голодных духов.
   - Ашуры, дети шакалов, тоже были сильны, - напомнил ехавший позади жреца сотник Лигдаг. - И все грозились нам гневом своих богов. А где теперь их боги? Храмы, что царапали верхушками небо и могучие зубчатые стены лежат в руинах - только псы бродят среди осколков камня, да гуляет ветер...
   По обе стороны от движущегося конного потока выросли холмы - настоящие кручи оранжевого цвета, поросшие лишайниками, верблюжьей колючкой и тамариксами.
   - Иорам! - Олтак окликнул проводника, погонявшего плеткой худую крапчатую кобылу впереди княжеских телохранителей.
   Моавитянин послушно придержал поводья, дождавшись, пока жрец сколотов поравняется с ним. Запеченное солнцем, словно переспелый плод, лицо человека с мелкими глазками степного суслика тронула услужливая улыбка. Проводник, с головы до щиколоток завернутый в белое покрывало, ловил каждое слово Олтака. Много поколений минуло со времени походов грозных князей Рамзеса и Тутмоса, раздвинувших рубежи Птичьей Страны далеко на восток, но ненависть потомков порабощенных когда-то людей с Мертвого Моря к завоевателям была все так же сильна. Иорам умело вел дружины сколотов среди неоглядных песков по самым верным тропам.
   - Далеко еще до Джару? - Олтак говорил с проводником на языке амореев.
   - Один переход, и будем у его стен, - сообщил Иорам. - Город хорошо укреплен и Псамметих непременно захочет его удержать. Но если взять Джару - путь на Дельту будет открыт.
   - Ты говорил, у вождя много воинов?
   - Джару сторожит неарим Сета - корпус отборных бойцов в три тысячи копий. Всего же у Псамметиха людей столько, что хватит, чтобы заполнить эту пустыню. Колесницы, гвардия, наемники.
   Сколотов не обеспокоили эти слова.
   - Псаметику теперь служат йонаки, - сквозь зубы бросил Лигдаг. - Они носят броню и бьются тесной стеной. Их легко окружить и затоптать копытами коней...
   - Меднотелые сначала мечут стрелы и камни из пращей, - пояснил Иорам, - затем сближаются и сыплют дротики. Только потом идут в дело отряды с копьями, топорами и мечами, колесницы и резервы - чернотелые нубийцы.
   Сотник только с презрением отмахнулся.
   - Лишь бы только правитель Птицеглавых не уклонился от боя... - пробормотал он.
   Кони все сильнее вязли в песках, хоть по правую руку от войска стали чаще встречаться деревья с шатроподобной кроной и кусты акаций. Попадались и ручьи, но вода в них была мутной.
   - Здесь прежде были зерновые поля, на которых крестьяне выращивали ячмень и пшеницу, - припомнил Иорам. - Росли фруктовые деревья и сахарный тростник, стояли хижины и колодцы. Но потом пески пожрали все. Пустыня - безжалостный зверь, от которого нет спасения.
   - Цветут ли здесь цветы? - спросил Олтак.
   - Только зимой, - промолвил моавитянин. - Поднимаются ирисы и нарциссы.
   Продолжая продвигаться вперед среди многочисленных ложбин и пригорков, воины Таная отирали лица, по которым бежали ручьи соленого пота. Сколоты, казалось, уже сполна познали пекло долины Двух Рек, называемой моавитянами Нахарикой, но здесь, в этом удушливом краю безжизненной Черной Земли, солнце было по-настоящему враждебно к ним. Такого лютого зноя встречать сынам Севера еще не приходилось.
   - Что это? - внезапно спросил Танай. - Песчаная буря идет?
   Небо впереди войска начинало стремительно темнеть.
   - Это не буря, - уверенно заявил Олтак с тревогой в голосе. - Останови дружины, князь!
   Сумрачная пелена на окоеме стремительно разрасталась. На землю легла тяжелая тень, задул сердитый ветер, вздымая и раскручивая песчаную пыль. Кони сколотов беспокойно заржали, вскидывая головы, люди поспешно искали рукояти коротких мечей и подтягивали древки копий.
   - Что делать, князь? - осведомился Лигдаг.
   - Готовиться к бою, - решил Танай. - А там - поглядим.
   Олтак немного выдвинулся впереди колонны дружинников. Его глаза стали еще глубже и пронзительнее. Они зорко, по-птичьи следили за нарастающим маревом. Темная туча как будто уплотнялась. Сейчас она больше ползла по земле, чем клубилась в небе, а хаотичные разводы ее сглаживались, переходя в большие обтекаемые формы, в которых можно было распознать подобие звериных фигур. Сколоты до боли в глазах всматривались в преображающуюся пелену, и лица их бледнели. Они уже видели, что на них несутся существа, подобные исполинским львам с бараньими головами.
   - Что это? - выдавил Танай, пораженный необычным явлением.
   - Демоны разрушения, - дрожащим голосом ответил ему Иорам. - Шепсес анх, Живые Образы. Их с помощью своей жизненной силы-ка призвали на защиту жрецы меднотелых...
   - Сфинксы, - прошептал рядом Олтак. - Так кличут йонаки львинотелых тварей с бараньими или человеческими головами.
   Чем ближе накатывался гигантский вал, тем он казался страшнее и людям, и лошадям. Окруженные ореолом теневых всполохов и скрежещущих ветров, четвероногие создания с силой отталкивались от земли своими крепкими когтистыми лапами. Витые рога раздвигали воздух, выпуклые очи рассыпали вокруг себя красные блики. Дружинникам все труднее стало сдерживать скакунов, отчаянно голосящих и пытающихся подняться на дыбы. Даже среди людей прошел ропот. Походная колонна слишком вяло перестраивалась в боевой порядок.
   - Не смотреть им в глаза! - выкрикнул Олтак сородичам, уловив, что взоры огромных зверей имеют какую-то власть над человеческим разумом.
   Наконец первая шеренга сколотов наложила стрелы на тетивы луков. Танай уже был готов вскинуть руку, дав сигнал к схватке, но Олтак его остановил.
   - Обожди, князь, - сказал он. - Так мы ничего не добьемся.
   - Но почему? - удивился вождь сколотов.
   - Сфинксы жрецов Черной Земли - Живые Образы.
   - Что это значит?
   - Их направляет воля жрецов, но за образом стоит что-то другое. То, чего мы не можем распознать. Эти твари не властны разорвать нас на части, однако им по силам забрать наши души, оставив врагам беззащитные тела.
   - Так сделай что-нибудь, во имя Папая! - взмолился Танай. - Ведь ты - служитель богов!
   Теперь не более полусотни шагов разделяло людей и звероподобных существ. Олтак спрыгнул с коня и с необычайным для своего немолодого возраста проворством выбежал вперед, заслонив собой воинов. Он запрокинул голову к небесам и воздел обе руки. Полураскрытыми губами жрец бормотал заклинания. По мере того, как его колеблющийся голос креп и расходился рокотом среди песков, облик Олтака менялся. Сколоты видели, что сухощавое лицо с выдающимися лбом и скулами, туго обтянутыми кожей, становится похожим на соколиную голову.
   - Лада, Та, что Пребывает Вечно! - взывал жрец. - Слово мое к тебе соколом летит, чтоб возвернуться на землю светом пречистым, белоперым. Услышь меня, Ясноокая! Оберни мое слово облаками, обними крыльями небесными, ограни громов обережным кольцом и омой росой всевластия! Пусть вернется оно венцом силы увенчанное, пусть разметает в прах чары инородцев безумным танцем заоблачных струй!
   Когда Олтак замолк, львинотелые существа были уже перед строем. Изготовившись к прыжку, они вдруг приостановились, натолкнувшись на прямой, словно меч, и плотный, как скала, взор сколотского жреца. Олтак разразился оглушительным смехом. Указуя на сумрачных чудовищ, он выкликивал им в лицо слова голосом, полным презрения.
   - Сейчас я вижу вашу поганую природу, ничтожное семя пустынь! Убирайтесь выть в зловонные канавы, бродячие псы песков, собиратели мертвечины! Вам не смутить вольных сынов степи.
   По мере того, как он говорил, происходило неожиданное преображение. Грозные исполины, мечущие искры своими глазищами, рассыпались, точно земляные холмы. В столбах пыли теряя свою грозную стать, они обращались в костлявых серых собак, заливающихся визгливым лаем. Поджав хвосты, они начали разбегаться в разные стороны.
   - Жрецы Птичьей Страны могут слабого превратить в сильного, а сильного сделать слабым посредством своих магических умений, - заметил Олтак. - Так долгие годы было на землях от Срединного Моря до Нубийских Гор. Горделивые господа умело управляли своими рабами. Но для сынов Севера, никогда не носивших рабских цепей и не преклонявших колени перед правителями, эти уловки подобны костяным детским игрушкам, изображающим живых птиц и зверей. Нельзя затуманить разум потомкам Ария-Отца, стремясь выдать поддельное за подлинное.
   Сколоты, отмирая, только покачивали головами и негромко посмеивались. Они впервые столкнулись со столь могучей властью жреческих чар и все еще пребывали в недоумении. Взгляд Лигдага упал на мертвенно бледного Иорама. Проводник со своей маленькой кобылицей казался окаменелым изваянием.
   - Эй ты, погонщик мулов из страны глиняных лачуг! - грубо крикнул ему сотник. - Веди нас дальше, пока не отведал моей зуботычины.
   Иорам послушно тряхнул головой, и резво ошпарил бок кобылицы плеткой. Протяжно заржав, она вынесла моавитянина к тропе между зыбучими барханами. За ним, бряцая оружием, стронулись с места дружины.
   Дальнейший путь войска Таная проходил спокойно. Пейзаж мало поменялся, стало лишь больше холмов, кутающихся в дымчатую пыль, будто в одеяло. Жужжали слепни и мухи. Через некоторое время вошли в долину, окруженную цепями пологих горных склонов, вдоль которых сухим ворсом разметались кусты акаций.
   Иорам вытянул руку вперед, указав на островок курчавящейся зелени.
   - Уаха, роща плодовых деревьев. У меднотелых там прорыт канал, а по берегам его растут оливы и инжир. Пройдем его, и до города останется всего половина парсы.
   Весть эта обрадовала воинов сколотского князя. Даже кони, покрытые испариной, сделались проворнее.
   - Канал связан с Озером Грифов богини Нехбет, - продолжал Иорам. - Из него поливают поля, принадлежащие городу Джару, и орошают пастбища. Озеро Грифов - самое большое во всем номе.
   Зеленый остров, приняв в себя людей, сразу обласкал тенистой прохладой. Здесь князь сколотов велел сделать привал. Утомленные воины, соскочив с огненно горячих скакунов, жадно пили из водоема, зачерпывая прохладную голубоватую влагу жизни ладонями, чашами и колпаками. Пили и кони, довольно всхрапывая и тряся гривами. Потом сколоты, сняв с плеч щиты, сидели под деревьями, наслаждались сочной мякотью смокв и терпким вкусом винограда. И только Олтак оставался сосредоточенным и хмурым. Он неслышно ступал между деревьями, заглядываясь на кроны, слушал землю, неподвижно стоял у воды, сложив на груди руки и созерцая искристую гладь.
   - Что тебя беспокоит, жрец? - осведомился Танай, отыскав глазами рослую фигуру служителя богов.
   - Мать Земля Апи и владыка вод Фагимасада говорят мне, что мы стоим у порога новой опасности.
   Отодвинув тяжелую виноградную гроздь, Олтак подозвал Иорама.
   - Что за святилище вон там, в ложбине?
   Моавитянин долго разглядывал две расписные каменные башни с наклонными стенами, между которыми выделялся проход к колоннадам. Перед святилищем высился обелиск с навершием в виде крылатого солнца.
   - Здесь прежде не было храма, - робко проронил проводник. - Не понимаю, когда его успели возвести.
   Между тем до слуха сколотов начинал все отчетливее доноситься пространный глас, исходящий из глубины каменных стен. До святилища было не меньше полутора сотен шагов, но этот трубный звук все нарастал, широко распространяясь среди песков. Он громыхал, как гром, он отдавался гулом моря под ногами. Скоро все вокруг уже дрожало от призывного обращения, заполнявшего пустыню с оазисом, берега канала и дороги среди барханов. Никто из сколотов не знал языка Птицеглавых, но сейчас каждый из них необъяснимо понимал каждое слово, восходящее к небесам. А раскатистый голос продолжал крепнуть, закладывая уши людей и заставляя коней испуганно метаться среди деревьев.
   "...Слава тебе, сиятельный самодержец,
   Правящий миром Дух беспредельной власти!
   Атум-Хармахис, жаркий исток восторга в душах людских,
   когда в небеса восходишь.
   Дивная Сущность, склонная к обновленью
   яркого Диска в лоне твоей Атирис.
   Вот почему ликуют сердца, когда ты
   Жизнь пробуждаешь первым лучом восхода.
   Север и Юг спешат к тебе с почитаньем
   и посылают весть о твоем приходе
   на небосклон, где ты бирюзовым светом
   Обе Земли торжественно озаряешь.
   Ра - ты Хармахис, доблестный муж-младенец.
   Вечность - твое наследство; самозачатый
   и самородный; тучной земли властитель
   и предводитель мира, что скрыт от глаза..."
   - На коней! - скомандовал дружинникам князь Танай.
   Сколоты, забрасывая за спины щиты и поднимая длинные копья, взбирались в седла. Вскоре войско выдвинулось из оазиса навстречу святилищу. Танай растянул своих людей в несколько поперечных шеренг, загородивших почти всю долину. Сам он погонял черного жеребца в центре строя, по правую руку от него ехал Олтак.
   Неожиданно из прохода между башнями храма вышли шестеро бритоголовых людей со шкурами леопардов, переброшенными через плечо.
   - Кто это? - Танай наклонился к жрецу.
   - Служители богов Черной Земли, - ответил тот.
   Жрецы неспешно приближались к передовой линии сколотских дружин. Шагах в тридцати от всадников степей они остановились. Один, с пухлым подбородком, крошечными огоньками глаз и удлиненными мочками ушей заговорил столь громко, что его слышали даже воины дальних рядов.
   - Как дерзнули вы, нечистые, без позволения ступить на благословенную землю Ра-Солнца, повелителя четырех сторон света и творца богов? Владыка Вечности Хапра-Возникший явил закон богам и людям, повелевая чтить своего наместника среди смертных - Уахибра Псамметиха, увенчанного уреем господина обеих миров. Вы же, явившись сюда с оружием, совершили преступление перед его святостью и осквернили Чертог Истины, в коем царила радость.
   - О чем говорят эти лысые ослы? - поморщился Лигдаг. - Расправили перед нами перья, как фазаны, и думают, что мы устрашимся их бритых физиономий и драных шкур?
   - Имей уважение к служителям чужих богов, - осадил сотника Олтак. - Жрецы только хотят знать, кто дал нам право сюда прийти.
   - Тогда напомни им про наших предков и том месте, которое по-справедливости должны занимать эти круглоголовые ящерицы, называющие себя людьми, - сердито огрызнулся Лигдаг. - Деды их обманом присвоили нашу святыню, а эти прохвосты не желают добром вернуть ее законным владельцам. Скажи, что если будут упорствовать - мы сравняем с землей их города и вихрем пройдемся по всей стране. Тогда никому не поздоровится...
   Жрецы, как видно, прекрасно поняли смысл слов сотника, однако на их благодушных лицах не отразилось и тени негодования.
   - Именем Ра-Атума, сиятельного самодержца, и Осириса - его души и тела и царя богов, повелеваем вам повернуть коней и покинуть нашу благословенную страну, - вновь заговорил старший из них. - Тогда гнев небес минет вас: сердца ваши не будут исторгуты волей непобедимого Гора, плоть - растоптана яростью Сетха, а души - не станут пищей безжалостного Инпу.
   - Свободные сыны Севера не привыкли страшиться чужих богов и вождей, - громко и веско проговорил князь Танай. - Мы - потомки Ария-Солнцеликого диктуем свою волю другим племенам по праву древнейшего рода среди всех земных родов. Мы никогда не отступаем перед врагом и смеемся в лицо опасности. Так было и так будет, пока на свете существуют стрелы и мечи, а наши неутомимые кони топчут дороги мира.
   Жрецы бесстрастно выслушали ответ предводителя сколотов.
   - Тогда наши уста умолкают, - сказали они. - Теперь говорить будет мощь Небесного Огня, который ниспошлет на ваши головы Лучезарный Владыка Вечности.
   Повернувшись спиной к дружинам, служители богов с той же неторопливостью зашагали к храму.
   - Ты отпустишь их? - взгляд Лигдага впился в лицо князя.
   - Пусть уходят, - махнул рукой Танай, оборачиваясь к Олтаку.
   - Полагаю, князь, нам нужно приготовиться к самому неожиданному, - предупредил жрец сколотов угрюмо. - Угрозы этих людей кое-чего стоят.
   Воины, несмотря на весь свой боевой задор и решимость, тоже начинали ощущать присутствие в окружающем их пространстве незримой враждебной силы. Ее дыхание передавалось им с воздухом, который становился все раскаленнее, и с шевелением горячих песков под копытами коней. Что-то явно происходило в изменяющейся долине.
   Теперь щеки дружинников огревал совсем нестерпимый жар, подобный дыханию кузнечного горна. Вдруг полоса земли вокруг храмовых башен приподнялась, вытолкнув ввысь алые снопы огня. Оглашая долину треском, они дыбились к облакам длинными языками и жадно лизали небесный свод.
   - Вот оно, черное пламя Атлантиды, - прошептал Олтак. - Испепеляющее оружие южных исполинов...
   Огонь, закрывший уже половину неба, с шумом двинулся на колонны сколотов. Всадники больше не могли сдержать пятившихся коней, которые совершенно обезумели от ужаса. Привыкшие бестрепетно выносить натиск панцирной лавины лидян или смертоносных колесниц ашуров, воины степей сейчас невольно отходили назад, пораженные мощью противника, с которой они не могли совладать. Стена огня двигалась за ними по пятам, опаляя бороды и брови. В войске начинался разброд.
   - Уведи людей к роще, князь, - попросил Олтак. - А я попытаюсь сдержать это неистовство пламени, которым умело управляют жрецы Птицеглавых.
   - Им и правда помогают боги? - вопросил Танай с волнением.
   - Не думаю, - Олтак усмехнулся. - Я прежде слышал о подобном разрушительном средстве. Его секрет знали предки меднотелых.
   - В чем же он заключен?
   - В умении делать смеси из редких пород подводных минералов, соединенных с человеческим жиром и внутренностями животных. Жрецы только влекут его в нужное русло и увеличивают своими чарами и без того немалую мощь...
   Огонь кусал тела людей и лошадей. Несмотря на проворность сколотов, отступающих к оазису, он неумолимо настигал их. Воины поспешно срывали с себя горящие плащи и ивовые щиты, объятые пламенем. Олтак, отходящий последним, теперь уверенно развернулся к бушующему алому зверю, несмотря на то, что пламя успело опалить пряди волос у него на лбу. Умудренный жизнью жрец знал, что следует делать. Не зря его называли Разверзателем Небесных Хлябей в многочисленных кочевьях сколотской земли. Выставив перед собой руки, чтобы сдержать напор жара, он направил всю свою волю к серым облакам, затянутым клубами черного дыма. Сосредоточение Олтака все возрастало: ноги вросли в песок по щиколотки, поясница одеревенела, по лицу перекатывались желваки. Неистовый огонь натолкнулся на преграду, подобную великанскому щиту, выставленному между людьми и голодной стихией. А вещий служитель Ария все продолжал соединять сияние Зарода Жизни из своего темени с глубинными слоями Небесной Тверди.
   Когда неожиданный раскат грома в вышине содрогнул долину, воины Таная с надеждой обернулись. Дождь хлынул сплошным потоком, оглашая пустыню стуком водяных струй. Дыхание жара и ярость пламени почти сразу захлебнулись в нем, не выдержав всепоглощающей власти небесной влаги. Дождь погасил огонь и напитал желтую землю долгожданным покоем. В воздухе, давно забывшем запах прохлады, появилось умиротворение, столь редкое для песчаного края.
   Князь Танай собирал свое воинство в сердце долины, велев окружить его походными кибитками и стреножить коней. К нему спешили вожди дружин: Лигдаг, Каласар, Хормизд, Ятрагор. Все они докладывали о числе пострадавших людей в отрядах. Многие получили сильные ожоги, досталось и лошадям. Олтак врачевал дружинников и их скакунов мазями и толчеными порошками из своего мешка. Было решено сделать передышку, которая была столь важна теперь всем в сколотском стане.
   Проводник Иорам расположился на войлочной кашме среди присевших на пятки дружинников князя. Один из старых воинов развязал бурдюк из бараньей кожи и наполнил несколько турьих рогов кобыльим молоком. Дали и моавитянину промочить горло.
   - Я многое повидал в разных краях и землях, - заговорил Иорам, приходя в себя после пережитого. - Видел миражи, что создавали своим разумом шестипалые халдеи из Баб-Иллу, видел чудеса филистимских пророков и фокусы колдунов-эламитов. Но то, что узнали мои глаза теперь - с лихвой превосходит все их умения. Воистину говорю вам - сила богов пребывает с вами.
   - И все же, Птицеглавые - могучие противники, - заметил сотник Ятрагор. - Теперь я понимаю, почему столько народов до самого Межречья платили дань их вождям. Нагонять страх на людей их жрецы способны немалый...
   - Столетиями сила Черной Земли держалась на вождях, которые были ее волей, - отозвался Олтак, - и на жрецах, которые были ее разумом и движущей силой. Воля вождей побуждала трудиться простой народ и сражаться воинов, а сила духа жрецов ограждала пределы страны от врагов и давала сородичам несокрушимую веру в свою избранность. Всем казалось, что так будет вечно, как вечен несносимый зной этих песков...
   - Но теперь мы знаем, что и зной может быть размочен хорошим дождем, - не сдержал язвительного высказывания Лигдаг. - Это урок для самонадеянных лысых болванов, которые сейчас, точно крысы, забились в щели своего храма.
   - Однако наш поход пока не закончен, и мы еще не вступили во врата страны Птицеглавых, что находятся в дельте Разливающейся Реки, - заметил Олтак. - А потому - рано предаваться победному ликованию.
   - Что же нас ждет теперь, мудрейший? - поинтересовался Ятрагор.
   Жрец сколотов на миг прикрыл глаза.
   - Сеча под стенами Джару, - убежденно проговорил он. - Псаметик возжелает сам испытать остроту наших стрел и твердь наших клинков.
   - Значит, совсем скоро мы напоим стрелы и мечи вражеской кровью, - Лигдаг в предвкушении блеснул глазами.
   Привал вернул бодрость людям и коням. Князь Танай, омывшись водой, которую набрали в бурдюки из канала, вновь облачился в тяжелое снаряжение. Он надел свой чешуйчатый панцирь из квадратных пластин, связанных дублеными жилами, и зашнуровал на боках кожаные ремни. Оплечья в виде фигурных бронзовых блях уже успели опять накалиться от знойного солнца. Оруженосец подал князю кованый пояс с пристегнутым мечом и литой шлем с нащечниками и длинным назатыльником.
   - Кровь Ария бурлит в наших венах, - молвил Танай, ободряя сородичей. - Дыханием Папая наполнены наши знамена, золотые лучи Гойтосира пляшут на долах наших клинков.
   - А на дне наших горитов дремлет смерть меднотелых... - пробурчал Лигдаг, взбираясь на своего скакуна.
   Кони бодро переставляли ноги. Святилище служителей Птицеглавых богов решено было обойти стороной и двигаться к городу вдоль горных склонов.
   - Ни к чему ворошить гнездо этих ядовитых гадов, - обмолвился Танай. - Полураздавленная змея еще может укусить. Куда лучше встретиться с меднотелыми в большом бою и поглядеть, насколько крепки они в настоящем, мужском деле.
   Все согласились с князем. Передовым отрядом теперь шли легкие конные стрелки Колосара. На расстоянии перелета стрелы от них двигались бронированные ватаги всадников в наборных панцирях, набедренниках и наголенниках. Они были оснащены толстыми копьями и непробиваемыми щитами - круглыми, сделанными из цельного бронзового листа, и составленными из наборной бронзовой чешуи с дуговидным изгибом по верхнему краю. Штандартами тяжелой конницы был не бегущий олень и летящий сокол, как у подвижных всадников, а бодающийся бык. Эти части вел сам Танай. Следом поспевали конные отряды секироносцев и дротикометателей, защищающие обоз. Облаченные в войлочные шлемы, кожаные куртки и штаны с бронзовым набором на груди и коленях, они представляли собой резервы войска сколотов.
   И снова клубилась рыжая пыль, затягивая своим облаком колонны, а горячие пески ползли и сыпались под копытами скакунов, расцвеченные лишь редкими пучками травы и клочьями почти засохших кустарников. Еще до того, как город близ озера открылся взору воинов, слух их потревожил свист рожков, гул больших барабанов и скрежет каких-то несносных трещоток. Стало понятно, что боевые силы Псаметика совсем рядом. Несколько дозорных Колосара, оценив обстановку, приблизились к Танаю.
   - У стен стоит войско, - доложили они.
   Танай довольно улыбнулся.
   - Наше время пришло, - сказал он. - Одним ударом растопчем мощь Птицеглавых и станем хозяевами в их стране. Тогда никто не помещает нам вернуть святыню предков и возродить их славу.
   Вскоре сколоты смогли рассмотреть белые башни и стены Джару, окруженные широким рвом, и шеренги меднотелых воинов, выстроившихся перед распахнутыми воротами. Однако беглого взгляда на боевой порядок неприятеля было достаточно, чтобы понять, что князя встречает не все воинство правителя Черной Земли, а лишь несколько пеших и колесничных отрядов. Длинными линиями в три ряда глубиной стояли мечники и копьеносцы с большими деревянными щитами, имевшими смотровые щели. Их тела облегали панцири из кожаных полос, выкрашенных в разные цвета, и бронзовые щитки на животе. У простых воинов из кожаных полос были и шлемы, командиры же имели шлемы, обшитые бронзовыми бляхами с высокими перьями. Перед строем и на его крыльях замерли запряженные парными конями возы с возничими и лучниками, а чуть впереди них рассыпались полуголые пращники и метатели дротиков. Трубы, барабаны и всевозможные свистульки продолжали заполнять воздух несмолкающим гамом.
   - Что же они так шумят? - наморщил лоб Лигдаг. - Неужели надеются напустить на нас страх?
   - Здесь не более полутора тысяч бойцов, - задумчиво промолвил Танай, - и меня больше волнует, где остальные силы Псаметика.
   - Они сидят в крепости, - сказал Олтак с совершенной убежденностью в голосе. - Царь Птичьей Страны не уверен в успехе битвы. Сейчас он смотрит со стен на долину и хочет узнать, на что способны наши всадники. Если мы увязнем в сече с его передовыми отрядами и не сумеем их опрокинуть быстро - Псаметик выведет главные полки.
   - Такой возможности я ему не дам, - князь сдвинул брови и поднял руку, посылая вперед легковооруженных стрелков.
   Сколоты летели на врага бурым смерчем, подняв такую густую пыль, что она совсем закрыла их из виду. Со стороны меднотелых прозвучала команда, поданная коротким звуком рожка, и в воздух вознеслись многочисленные камни и дроты. Они на миг зависли в вышине плотной черной тучей. Однако стрелы сколотов были быстрее. Управляя скакунами лишь при помощи ног, наездники степей часто и ловко рвали скрученные жилы луновидных луков, отправляя в цель по пять стрел подряд. Кони, обученные уклоняться от вражеского оружия, гарцевали, поворачиваясь из стороны в сторону. И все же несколько камней угодили им в головы, защищенные бронзовыми налобниками, в фалары сбруи и в ноги. Хуже пришлось всадникам, пятерых из которых сбросило на землю. Однако урон от сколотских жал был много страшнее: песок покрыли беспорядочные груды поверженных красно-коричневых тел. Лучники Таная не отступали, кружась на расстоянии перелета стрелы от противника и продолжая поливать его легкую пехоту каленым дождем. Они били из всех положений: из наклона, прогиба и разворота, совершенно не давая времени меднотелым, чтобы раскрутить петлю пращи или отвести назад руку с дротиком. Неся жестокие потери и заполняя пространство криками и стонами, недруги вынуждены были обратиться в бегство и едва не попали под колеса колесниц своих соплеменников.
   Сколоты проворно устремились вперед. Имея опыт борьбы с колесничными войсками народов Межречья, они хорошо знали, что этим повозкам, впряженным в упряжь, нельзя давать разгон. Стрелки меднотелых были одеты в длинные, почти до колен панцири, возничие же, управляя поводьями, прикрывали их прямоугольными щитами, надетыми на локти. Едва они заверещали своими низкими голосами, предупреждая о начале атаки, как конники в войлочных колпаках уже оказались рядом с ними, нещадно расстреливая из мощных костяных луков. Стрелы попадали в лица, в обнаженные тела возничих и в шеи вражеских лошадей. В считанные мгновения сколоты сумели привести в смятение боевой порядок Птицеглавых, не позволив им приблизиться к себе вплотную. Выпадая из деревянных возков, люди отчаянно махали руками в воздухе и громыхались на раскаленный песок. Летящие с колесниц стрелы почти не доставали подвижных всадников Таная, обтекавших неприятельскую силу, точно вода.
   Между тем тяжелая лава панцирных копьеносцев степей была уже совсем близко. Выстроившись полумесяцем, она несла смерть и ужас неприятельской пехоте. Промяв слой выставленных щитов и раскрошив вражеские копья, сколоты, словно громадный зверь, врубившийся в молодой кустарник, неудержимо катили вперед. Длинные пики пробивали кожаные панцири меднотелых, вырывая их из строя один за другим, а кони били копытами тех, кто терял равновесие и падал на колени. Удар тяжелых всадников Таная получился сокрушительным по своей мощи. Он привел к настоящему хаосу в рядах противника.
   Рожки Птицеглавых уже трубили отступление. В красно-рыжей завесе пыли вражеские воины бросали щиты и в панике бежали к стенам крепости. Беспорядок и разброд воцарились всюду. Сколоты же продолжали настигать неприятеля неумолимыми стрелами и копьями, множа крики и вопли раненых и умирающих.
   Примерно три сотни пеших воинов меднотелых и десятка два колесниц успели найти спасение в городе. Перед остальными с шумом захлопнулись ворота. Как видно, Псаметик побоялся, что степное войско может ворваться в Джару на плечах отступающих. Беглецы, заполнив мост над рвом и припав к деревянным створкам, взывали к богам и своим сородичам голосами, полными обреченности. Однако Танай не стал добивать разгромленных недругов, опасаясь приближаться к крепостным стенам, между зубцов которых виднелись головы лучников и метателей дротиков. Высоко подняв окровавленный меч, он дал знак к отходу дружинам.
   - Победили... - выдохнул Лигдаг, поворачивая взмыленного коня.
   Едва воинство степей отошло от города на расстояние восьми перелетов стрелы, оставив дымящее пылью и пахнущее горячей кровью пространство, усеянное бездвижными и содрогающимися телами, как ворота Джару распахнулись, и из них выдвинулась процессия. Сколоты заслышали переливы флейт и струнных инструментов, увидели людей числом в несколько десятков, из которых только треть имела при себе мечи и секиры. Остальные были музыкантами в одеждах из тонкой ткани и носителями цветастых опахал в длинных белых накидках с бахромой. В середине процессии выделялись высокие крытые носилки. Их несли четверо слуг с обернутыми вокруг бедер полотнищами.
   - Похоже, Псаметик хочет говорить с тобой, князь, - сказал Танаю Олтак.
   - Что ж, - отозвался предводитель сколотов. - Теперь я готов услышать слово вождя Птицеголовых.
   Князь спешился и выступил навстречу меднотелым в сопровождении жреца и десятка дружинников. Сделав несколько шагов, он остановился, положив руку на рукоять меча, и стал дожидаться приближение носилок, увенчанных синими, красными и белыми перьями. Слуги поставили их на землю с величайшей осторожностью. Один из приближенных с опахалом отдернул длинный полог, обшитый золотым бисером, и на песок ступил невысокий человек в длинном головном уборе с фигурой змеи в середине. Вождь был еще сравнительно молод летами, однако накладная золотая борода треугольной формы делала его лицо довольно внушительным. Одеяние из длинной полупрозрачной ткани, обернутое вокруг его тела, стягивал широкий пояс с фигурками жуков, выложенных драгоценными каменьями, грудь закрывала прямоугольная пластина из золота и серебра, поверх которой был надет амулет в виде солнечного диска на витой цепи. Узрев это украшение, излучающее ослепительно яркий белый свет, Танай, Олтак и другие сколоты уже не могли отвести от него взора. Они узнали знак Отца-Ария.
   Псаметик встал в шести шагах от князя. Ему подали скипетр, который он взял тонкой рукой, до локтя увитой золотыми фигурными браслетами.
   - Сын Солнца и движущая сила Закона, - гулко объявил один из царедворцев, - Бог Двух Земель, Неизменный, явленный как Ра, Уахибра Псамметих, сын Ра, живой образ Амона, Псамметих Наипрекраснейший желает держать речь перед иноземцами!
   Правитель Черной Земли заговорил приглушенно, но его приближенный внятно и звучно переводил каждое слово на язык сколотов.
   - Привет тебе, многодостойный властитель самого могучего из племен! Встречая тебя в воротах моей лучезарной страны, угодной богам, я прошу тебя иметь снисхождение к древнему престолу Птаха и умерить свой гнев. Ты сполна доказал, что ни мудрость святых отцов, ни копья моих воинов не в силах остановить твою поступь. Почет тебе и хвала! Я преклоняюсь перед доблестью и упорством твоего народа и прошу именем Ра-Хармахиса - Ра-Гора на небосклоне и льва с головой сокола: остановись! Не иди далее. Ты получишь все, что пожелаешь, ибо великая Обитель Мира на берегах священной реки Нил не должна превратиться в долину горя и слез.
   Псаметик поднял ладонь, и в воротах Джару появилась новая процессия. Это были несколько десятков чернотелых слуг, которые несли громоздкие ящики, длинные сосуды и свернутые ковры.
   - Тебе, многодостойный властитель самого могучего из племен, - продолжал вещать переводчик от имени правителя, - я подношу эти дары: золотые браслеты и пояса, драгоценные камни, редкие ткани, оружие и божественное вино. Пусть мои скромные подношения умиротворят твою душу и заставят возвратиться домой, избежав ненужного кровопролития.
   - Мы принимаем твои дары, - ответил Танай от имени всех сколотов. - Но тебе, царь, известно, что вовсе не ради них мои воины совершили столь дальний путь.
   Псаметик нахмурил брови, услышав слова князя.
   - Верни то, что принадлежит нашему роду по праву рождения, - заключил Танай, - и тогда обещаю: копыта наших коней не ступят на берега Разливающейся Реки, а наши стрелы не закроют от тебя неба.
   Правитель Птичьей Страны размышлял недолго.
   - Воля твоя услышана, - промолвил он. - Здесь, на пороге Двух Земель, под чистым оком Золотого Гора я склоняюсь перед ней во благо моей страны. Как заботливый правитель и отец своего народа, я уступлю тебе сейчас, дабы в будущем избавить его от великих бед.
   С этими словами Псаметик снял с шеи амулет и передал его Танаю. Князь сколотов, выступив вперед, принял святыню и возложил ее на свою шею. При виде этого волнительного зрелища, и меднотелые, и воины степей преклонили головы.
   - Теперь можно возвращаться в родные кочевья, - заметил жрец Олтак, когда процессия приближенных и слуг властителя Птичьей Страны повернула к городу. - Лично я уже истосковался по свежему ветру, что лижет щеки своим шершавым языком, и запаху влажных трав, колосящихся на бескрайнем степном просторе...
  -- Глава 17. Оборона Довгуша.
   На какое-то время франки, приведенные в замешательство ранением своего предводителя, прервали наступление. Но стрела Воемила не добралась до сердца Фриульского герцога. Его жизнь спасла добротная кольчуга тройного плетения, не позволившая срезню войти глубоко. Эрик выжил, хоть и не мог пока руководить войсками. Теперь их возглавил Бретонский маркграф Силестин, опиравшийся на советы князя ободричей Слободана. Уже через несколько дней франки возобновили боевые действия. Разведчики варнов вновь и вновь натыкались на вездесущие дозоры, которые несли лужичи и вестфальцы. Эти дозоры отгородили и от Погостья, и от Залежного Бора. Дюжесил потерял пятерых своих лучших доглядников.
   А скоро неприятель придвинул дружины прямо к Довгушу. Вновь заполыхали хутора и веси. По рассказам немногих беглецов, которым удалось уйти от расправы, франки нещадно жгли и убивали, мстя за пролитую кровь герцога. Беглые поселяне в слезах повествовали воеводе о тех зверствах, что чинили захватчики, не щадя ни женщин, ни детей.
   На всякий случай Дюжесил отправил молодого княжича в Звонец, несмотря на отчаянные возражения отрока - тот считал, что должен лично возглавить дружину. Его убедил Кандих, объяснив, что юный князь будет не отсиживаться в стольном граде, но ополчать народ. Довгушу были необходимы подкрепления. Скрепя сердце, Гостомысл согласился с этими доводами.
   С Любавой, однако, все оказалось сложнее. На нее не действовали никакие уговоры и Кандих был вынужден уступить ее требованию остаться. А едва отбыл княжич со своими охоронцами, как разноцветные знамена Каролингов заколыхались у самого городца. Враги встали под Довгушем. Помимо франков и фризов немало среди них можно было насчитать ободричей и лужичан.
   Теперь горожане и жители других весей, скопившиеся за стенами, могли увидеть неприятельскую рать совсем близко. От города недруг отгородился повозками, выстроив их выгнутым наружу серпом, а потом еще и возвел вокруг насыпной вал, где разместил стрелометы и камнеметы.
   Наблюдая за приготовлениями франков, Дюжесил, Кандих и Дедрик старались понять их намерения. Вражеские ратники срубили целую дубраву для сооружения навесов стенобитных машин, которые дополнительно обшивали сверху щитами, и многочисленных штурмовых лестниц из оструганных жердей, поперечины к которым вязали лыком. Однако идти на приступ осадники не спешили. Даже разведывательные отряды, изучавшие окрестья, ни разу не приблизились к стенам тына на длину полета стрелы. Казалось, что первое поражение научило Силестина осторожности - франки надолго запомнили страшную цепкость варнских стрел.
   - Будем стоять всей крепью и чинить недругу ущерб, - молвил Кандих Дюжесилу и Дедрику, оглядывая со стен лагерь Эрика. - Пока франки окопались под городом, начнем тревожить их вылазками со стороны поля. Хорошо бы спалить ладьи да потрепать обоз. Франки сильны в полевом бою, а вот брать сходу надежные крепости так и не научились. На это у них уходят месяцы. Так и у нас было, и у саксов. А тын здесь прочный: Лодарь - старейшина вещал, дважды в прежнюю пору ободричские князья об него клыки обламывали, но не взяли на меч. Так что есть у нас надежда выдюжить. Если же Драговид разобьет Карла - он придет нам на выручку.
   Последнее его предположение ни у кого не вызвало воодушевления. Похоже, в победу верховного князя велетов уже мало кто верил. И все же, с Кандихом согласились все.
   Той же ночью Дедрик сделал вылазку с шестью десятками всадников. Он попытался обогнуть расположение франков справа от липняков, где обрывались защитные кольца из земли и обозов. Однако застать франков врасплох не получилось. Разогнавшихся варнов, ринувшихся на палатки спящих воинов, встретила подъемная стена из заостренных кольев, которую вытянули на тросах дозорные. Вслед за тем ошеломленных и пораненных дубовыми остряками вершников накрыл ливень стрел и брошенных копий - факелы вспыхнули по всему лагерю, сделав людей и коней Дедрика легкой мишенью. Всего лишь с дюжиной воев вернулся фризон в город, едва оторвавшись от преследования. Его чуть было не настигла легкая конница лужичей, союзников Франконца.
   - Франки словно ждали нас, - Дедрик сердито ударял себя ладонями по бедрам, когда все стояли на поминальной страве сородичей, чьи тела удалось вынести из боя. - Кое-как ушли...
   Кандих, Дюжесил и Лодарь молча слушали его, глядя каждый на сторону.
   - А я еще надеялся, что спалим их тараны и камнеметы, - Дедрик понурил голову.
   - Теперь не выйдет, - убежденно заявил Дюжесил. - Видать, ворог стережет свой стан и днем, и ночью. К нему уже не подобраться. Ушлыми стали франки...
   - Они всегда берут лучшее у своих противников, - заметил Кандих. - Таким ловушкам они от данов научились. Я слышал, как целый конный отряд Теодорика, родича короля Карла, пытался ночью захватить стоянку одного из данских хирдов, вторгшихся во Франконию. Напоролся на колья и стрелы, как вы нынче. Мало кто спасся. Видно, франки учли тот горький опыт, а прежде в походах никогда не заботились о защите лагерей.
   - Это почему? - спросил Дедрик.
   - Их воинский обычай - постоянное наступление. Редко кому удавалось навязать им трудную войну и заставить защищаться. Но мы все же попробуем.
   Старейшина Лодарь сокрушенно вздохнул.
   - Эх, не вовремя все это. Был у нас прежде кудесник Велизар, возле Черной Гати жил. Так он мог и на людей любую хворь наслать, и на скот. Жаль, помер в прошлом лете. Он бы нынче сильно нам пособил... А так - придется управляться своей силой и разумением.
   Неудача Дедрика не охладила решимости Кандиха. Уже вскоре он замыслил новый маневр. Для своей вылазки молодой варн отобрал воев, уцелевших после схватки в Сухом Логе. Старшим над ними теперь числился Тишило - молодой еще ратник, заслуживший уважение родовичей. Кроме них Кандих взял радимичей во главе с Воемилом, два десятка самых метких стрелков, а также самых ловких скрытников, следопытов и лесознатцев под началом Боривида - искушенного в засадном деле воя-старожила. Всего набралось более сотни бойцов.
   - Помните! - строго наказал сын Раста, в самую темную пору ночи подводя ратников к воротам. - Когда в отряде каждый мечтает спастись - погибнут все. Но ежели каждый готов умереть - отряд уцелеет, пусть и ценой больших потерь. Рано или поздно смерть всем уготована, а жизнь наша -- служение родным богам и отчей земле.
   Вышли пешими, дабы не увидели от стана неприятеля, и сразу оказались поглощены плотным сумраком. Некогда деревья вокруг города были вырублены на постройку стен и для того, чтобы дать широкий обзор со смотрилен. Потому по округе рассыпались лишь кучки кустарников и редкие молодые березки. Перебегая меж ними и прижимаясь к ложбинам, варны достигли леса, черневшего на закате от Довгуша. Тут была опасность встречи с франкским дозором. Кандих не боялся этого, понимая, что в ночной сумятице может нанести немалый урон недругу, но постарался избежать преждевременной схватки, чтобы воплотить свою затею.
   Выбрав удобное место в перелеске, с которого был виден и лагерь франков, и городской тын, Кандих выставил дозоры, велев отдыхать остальным.
   - А дальше что? - удивился Тишило.
   - Утром увидим.
   Замысел сына Раста был прост. Огромной рати, что разбила стан под Довгушем, требовалась много дров. Тем более, что ночи стали совсем холодными. Небольшие ватаги дровосеков каждый день наведывались в лес - об этом Кандих знал от своих доглядников. Отправлять крупный отряд значило для франков ослабить подходы к крепости. Малый же непременно должен был стать добычей его сотни.
   В напряженном ожидании дождались зари. С рассветом прилетел ветер, так что и без того холодное утро стало еще свежее. Но это только радовало засадников. Вместе с ветром и прохладой пришла бодрость.
   Cуставы людей задеревенели, однако разводить огонь было нельзя. Кандих велел варнам растирать руки и ноги, а сильно замерзших отправил вглубь леса - разминаться.
   Понемногу лагерь Эрика просыпался, ночные дозорные возвращались, новые выходили им на смену. Укрывшись за густым подлеском, люди Кандиха завтракали захваченными из города припасами, не прекращая свое наблюдение. Наконец, на одной из окраин стана возникло легкое шевеление. Два десятка ободричей, взяв секиры, тронулись в сторону опушки, что шагов на полтораста отлегала к закату от притаившихся варнов.
   - Надо успеть их перехватить, - указал на них Кандих. - Бегом!
   Стена поредевшей, но еще густой листвы скрывала от чужих взоров. Бежали без устали, всю свою волю вложив в единственную цель: настичь недругов до того, как они повернут обратно к расположению войска. Деревья мелькали часто, мешаясь с ямами, пригорками, муравейниками и ложбинами. Кандих ориентировался теперь на слух - стук топоров доносился слева. Кажется, успели.
   Переводя дух, молодой варн поднял руку, приказывая отряду остановиться. Дальше нужно было красться неслышно, словно лесные духи.
   Поверх кожаных панцирей набросили заготовленные холщовые плащи, густо обшитые осенним листом. Засадники стали одним целым с пестрящим покровом рощ. Крались меж лип и осин, кожа некоторых из которых была содрана зверьем, обнажая желтую заболонь. В низинах встречались грязевые промоины -- их обходили стороной, чтоб не оставить след. Перескакивали колоды-гнилушки и испятнанные мокрицами коряги.
   Чуть отстранив тяжелую ветвь перед лицом, Кандих увидел дровосеков. Они уже нарубили больших березовых сучьев и, подхватив их в охапку, готовились возвращаться в лагерь. Тишило вопросительно посмотрел на сына Раста, спрашивая, что делать. Кандих достал кинжал, зажав его в зубах по примеру свеонов, и показал глазами на лук.
   Из-за завесы листвы выпорхнуло два десятка стрел. Один ободрич упал с простреленным горлом, не успев даже удивиться. Второй нашел смерть от брошенного кинжала, пропоровшего кожаную куртку возле сердца. Еще несколько лесорубов повалились тряпичными кулями, прошитыми стрелами в нескольких местах сразу. Прочие побросали свою ношу и схватились за топоры, но луки продолжали бить метко, вынудив их пуститься наутек. Добежал лишь один.
   Стан франков забурлил.
   - Что теперь, старшой? - глаза Воемила, устремленные на Кандиха, бешено сверкали.
   - Надеюсь, они вышлют отряд прочесать лес, - сын Раста напряженно разглядывал шатры, раскинувшиеся в полутора перелетах стрелы, вокруг которых блистало железо и мельтешили разноцветные плащи. - Отступаем. Пусть войдут под своды деревьев.
   Боривид - охотник из Довгуша - предложил оставить доглядников, чтобы заманить погоню, как птиц в петлю. Кандих молча кивнул, доверив ему самому выбрать людей. Остальные, укрывшись вновь в чаще леса, принялись ждать. Скоро на южной стороне рощиц и перелесков, что расстелились ближе к Довгушу, загудело и забухало. Теперь уже без всяких знаков вестников, оставшихся подле стана, стало ясно, где идут франки.
   Пришла пора выдвигаться навстречу. Кандих и его вои четко держали направление, подсказываемое им сигналами скрытников, изображавших переклички соловьев, перепелок и горлиц. Боривид без труда читал каждый звук этого птичьего разноголосья, словно резы, просеченные на бересте. Не говоря ни слова, показывал жестами, куда повернуть и на что не наступать - целые подстилки ломкого вереска теперь копились среди кочкарника. Среди прутняков заметили останки околевшей куницы, уже раскуроченной падальщиками. Много нор стало в лесу, много палых стволов, берестяных обрывков.
   У большого, в четыре охвата, но совсем мертвого и потемневшего до черноты вяза Боривид велел остановиться. Кивнул на множественные низинки, хлипкие от грязевой жижи и прелой листвы. Сам указал, кому и где залечь. Получилась живая цепь стрелков, укрытая кустошью, пеньками и земляными наростами. Тут предстояло встретить погоню, ждать которой оставалось совсем недолго. Кандих с улыбкой вспомнил Рогдая - уж здесь бы этот мерянский парень не оплошал.
   Но вот все мысли оборвались. Шум дробимых конскими копытами сучьев приближался. Варны изготовились.
   Сначала появились бегущие со всех ног доглядники. Прямо на ходу они нырнули в кустарник молодой лещины, уловив знак - тетеревиный крик Боривида. Почти сразу за ними над небольшим овражком всплыли три кругляша-шелома, а затем все три головных комонника показали себя в полный рост. Закутанные в коричневые плащи с железными воротами, они неслись с небольшим отрывом от остальных. Следом же мелькал целый ряд шлемоносных и непокрытых голов франкского отряда, увлеченного погоней.
   Вои рядом с Кандихом затихли. Сердца словно перестали биться в их груди, а тела замерли в предвкушении. Едва вражеские комонники выдвинулись из-за частых стволов и оказались шагах в сорока - хлестанули жильные тетивы, словно распоров ножом натянутую ткань.
   Не меньше двух десятков жал гулко заколотили в щиты и панцири.
   Преследователи не ждали этого. Тут почти сплошь были франки - в дорогой броне и на породистых скакунах. Впереди их Кандих опознал своего старого знакомца: смуглого воина в золоченых доспехах с красным щитом, лишившего жизни князя Старивоя. Кажется, он был здесь главным. Неуловимо качнувшись в сторону, смуглолицый ратник ушел от первой россыпи стрел. Вслед за тем он выкрикнул что-то, и гурьба франков глыбой сгрудилась вокруг своего вожака. Этот живой заслон продержался недолго - под градом железа, которым беспрерывно садили варны, многие полетели с коней, нашпигованные острыми иглами. Франки медленно покатились назад. Четверо, замыкавшие отступ, свалились, пораженные в спины. Они пополнили счет убитых, еще девять из которых остались раскиданными между деревьев.
   Среди засадников потерь не было. Самые рьяные продолжали кидать стрелы, выцепляя отступающих конников в прорехи между деревьями. Кандих же мог только мрачно усмехаться в усы, в очередной раз гадая о личности неуязвимого человека с красным щитом. Уже в третий раз он выбрался из жестокой переделки без единой царапины.
   Поднявшись с грязной земли и бегло глянув на избитые стрелами тела франков, засадники поспешили отступить вглубь леса.
   Наученные печальным опытом погони, неприятели больше не отваживались преследовать верхами варнских лазутчиков. Теперь дело ограничивалось перестрелами на окраине лагеря: франки и ободричи скрывались за щитоносным рядом и пытались из самострелов и луков доставать варнов, прячущихся за деревьями. На заготовку дров отправляли большие группы в сопровождении копейщиков, за стеной тяжелых, окованных железом щитов которых выцелить жертву стало почти невозможно.
   Затянувшееся ожидание и неизвестность действовали угнетающе на обе стороны. Оставались еще горячие головы из бывалых ратников князя Старивоя, что жаждали позвенеть мечами. Им вторили молодые парни, которых успехи на учебных ристаниях приучили верить в собственную сноровку и умения. Но большинство понимали настоящий расклад сил и в новый бой не рвались.
   Кандих провел еще несколько вылазок, огибая лагерь франков и тревожа его с разных сторон. Серьезной удачей стал перехват обоза с припасами, шедшего к Эрику с юга. Сын Раста понадеялся, что это заставит противника действовать, однако просчитался. Франки так и не начинали приступ, точно тоже чего-то ждали. Или просто хотели неизвестностью изнурить защитников, доведя их до отчаяния?
   После очередной вылазки Кандих, к своему удивлению, не смог вернуться в Довгуш. Оказалось, что все подходы к нему перекрыты. Франки не теряли времени даром. По всему кольцу стен они успели возвести вал, установить двойной частокол и окружить его рвом, соединяющимся с укреплениями лагеря. Теперь под защитой оструганных бревен сновали неусыпные дозоры.
   - Пропали мы, старшой! - покачал головой Боривид, оценив положение, в котором оказался небольшой отряд.
   Кандих мучительно размышлял, как быть. Прорубаться напролом нечего было и думать - отряд расстреляли бы уже на подходе из самострелов и луков. С нахрапа частокол не преодолеть...
   - Надо сделать мостки, - предложил Тишило. - Чтобы до верха доставали. Наскочить, перекинуть через ров, потом стену, а там уже и внутрь их перебросим.
   - Видно, другого выхода у нас нет, - признал Боривид.
   Кандих с Боривидом некоторое время размышляли. Они прикинули высоту частокола, ширину рва, после чего отрядили ратников мастерить перекидные мостки в глубине чащи.
   - Главное, чтобы нас свои же в темноте не перестреляли, - остерегся Воемил. - Им бы знак какой подать, что мы возвращаемся. А то - почти на виду, а сказать ничего не можем.
   Кандих задумался над словами радимича.
   Ответ пришел быстро. Именно Воемил увидал у Козьего Овражка - ложбины в сажень шириной, проросшей сучковатыми ракитами - шестерых ратников в панцирях ременного плетения. Чужаки, по виду и облачению которых было трудно судить об их роде, жестикулировали руками и переговаривались меж собой, бросая взгляды на стены. Стояли они не таясь, укрытые от тына Довгуша частоколом, однако со стороны леса были видны, как на ладони.
   - Дозволь, старшой, укоротить ворогов! - взмолился Венидар из Синегорки.
   - А ежели в засаду заманят? - Кандих в сомнении прищурился.
   - Да куда им деться? До стана их неблизко, а так - только в лес бежать.
   - Ну, что ж, действуй, - дал добро молодой варн. - Все одно они тут торчат, как кость у нас поперек горла.
   Тем временем, к шестерым неприятельским ратникам подошла еще дюжина. То были мечники в кольчугах и кожаных рубахах с круглыми бляхами. Они остановились чуть в отдалении, не спуская глаз с овражка. Ратники Венидара числом в три десятка поспели в срок и появились перед недругами внезапно.
   Вопреки опасениям, франки не побежали. Собрались все кучно, приняли бой. Однако в рубке с дюжими, плечистыми воями из Довгуша не устояли. Один Венидар размозжил головы троим. Остальных варны поломали палицами, посекли топорами. Четверо уцелевших бросились на колени перед ратником, моля о пощаде.
   - Сдаемся! - кричали по-словенски.
   Венидар сначала хотел порубать и их для ровного счета, но заколебался.
   - Кем будете? - спросил с угрозой.
   - Саксы с Везера. Энгерны по роду.
   Старшина переглянулся с воинами, отиравшими оружие о сухую траву и тела убитых.
   - Ладно, пусть старшой решает вашу участь...
   Едва победители ступили под своды леса, как загудела земля - это бронная конница франков летела на выручку своим, к Козьему Овражку. Но недругу достались только бездвижные тела и покореженное оружие.
   Венидара и его людей Кандих с отрядом дожидались на большой поляне в лесу, вокруг костров, припорошенных золой. Почетом встретили удачливых товарищей. Опутанных хомутами полонян - сверлили пытливым взглядом.
   - Вот, старшой, - сказал Венидар без тени хвастовства. - Тучей нагрянули, набросали мертвяков, чтоб была франкам наука. У нас трое раненых. Из ихних - лишь эти животы сохранили. Просят твоей милости.
   Кандих оглядел каждого из понурых обезоруженных воинов, преклонивших перед ним головы. С неостриженными бородами, разметавшимися по плечам космами спутанных волос, они мало походили на франков.
   - Кто вы? - спросил Кандих не слишком дружелюбно.
   - Саксы-энгерны, - ответил один, гордо вскинув взгляд. Это был рослый ратник с пегими волосами, чуть набрякшими веками и плотными губами, которые пересекал алый кровоподтек. - Просим тебя о милости, вождь. Не по своей воле пошли мы против тебя и твоих соплеменников.
   - Кто же вас заставил? - в голосе Кандиха прозвучала насмешка.
   - У нас не было выбора. Ты сам знаешь, что рода наши всегда жили в мире, без раздоров. Такой порядок еще наши прадеды установили.
   - Что же изменилось теперь? Почему присягнули франкам?
   - Король Карл сломил нашу силу и волю. Мы воевали с ним долгие годы, но не смогли устоять. Потому - земля наша обескровлена, отцы и дети - стали кормом для воронья. Посмотри на нас - каждый из стоящих перед тобой бился при горе Зюнтель под началом Видукинда. Это был наш последний успех. После того, как мы разгромили сразу трех франкских вождей, король Карл окривел душой. Он растоптал наши дружины, выжег наши города. Только у реки Аллер его люди умертвили пять тысяч наших собратьев, срубив им головы. Река до сих пор там красна от крови. Карл уничтожил наши святыни и отнял наши семьи, а остальных окрестил под угрозой мучительной смерти. Мы уже не могли больше сопротивляться, ибо судьба была против нас.
   - Настоящий мужчина всегда может пасть с мечом в руке, но не покориться, - пробурчал кто-то из варнских ратников.
   - Наш предводитель, король Видукинд, первым отступился от нас, признав крест, - продолжал сакс. - У нас не осталось вождей. Народ утратил веру в богов, ибо они нас не защитили. Молнии не ударили с неба ни в день, когда франки рубили священный Ирминсуль и жгли Рощу Завета, ни в день, когда под пытками испускали дух, призывая их, наши жрецы.
   - Что же вы хотите теперь? - спросил Кандих. - Чтобы я отпустил вас к вашим нынешним хозяевам?
   - Нет, вождь, - сакс покачал головой. - Мы хотим служить под твоей рукой. Каждый из нас мечтает только о мести. Подари нам жизнь, и ты увидишь, с какой яростью мы будем убивать франков, пока досыта не напьемся их крови. Спроси своих людей - и они подтвердят: мы только ждали случая, чтобы перейти на вашу сторону.
   Сомнение все еще не покидало Кандиха, однако Венидар почесал затылок в задумчивости.
   - Они и правда почти не сопротивлялись нам, - сообщил он. - Пусть поразят меня стрелы Стрибога, если я лгу.
   - Ну, хорошо, - кивнул Кандих наконец. - Как твое имя?
   - У себя на родине меня знали под именем герцога Готвульфа, сына Фритувальда, - степенно выпрямился тот. - Но я давно лишился своих земель и своих подданных.
   - Итак, Готвульф, сын Фритувальда, - Кандих наклонился вперед, к самому лицу пленного, - что ты можешь поведать о замыслах франков? Когда они собираются идти на приступ города, или, быть может, думают чинить осаду и ждать, пока защитники его сдадутся сами?
   Готвульф покачал головой.
   - Нет, вождь. Франки готовят приступ, ибо близится зима, и холодно стоять под стенами. Но если приступ будет неудачным, они уйдут - так говорили их предводители.
   - Кто же у них нынче за старшего?
   - После ранения Эрика над войском встал маркграф Бретани Силестин. В свое время он отличился при Эресбурге, и воины его уважают. В помощниках у него вождь ободричей Слободан, - отвечал Готвульф.
   - Какие у них силы? - Кандих не подал виду, что удивлен.
   - Воины скары маркграфа - бретонцы и баски - их пять сотен. Почти все они прошли войну с нами под знаменем Карла. Ландверов наберется не меньше.
   - Кто это? - уточнил Кандих.
   - Пехота из разных областей. Еще фризоны - их не больше трех сотен, энгерны и вестфалы - этих почти полторы тысячи. Также тысяча лужичан, но больше всего - ободричей, две с лишним тысячи, - перечислял Готвульф, припоминая. - Главная же надежда Силестина и его ударный кулак - пять сотен кованой рати, всадники-бенефициарии, что растоптали и наш край... - лицо бывшего герцога болезненно исказилось.
   - Много ли припасов у войска? - продолжал допытываться сын Раста.
   - Достаточно. Из Сигебурга пригнали пять гуртов овец, много обозов. Карл всегда заботится, чтобы еды хватило не меньше чем на четыре месяца войны.
   - А какая осадная техника? Камнеметы и самострелы мы уже видели, что есть еще?
   - Мангонель - большая праща на подставке. Но вы до нее не доберетесь, - покачал головой Готвульф.
   - Хорошо, - Кандих махнул рукой в сторону костра. - Вас накормят и дадут отдохнуть, а вечером вместе с нами отправитесь в город.
   - Ты собрался ломать частокол? - с легкой улыбкой поинтересовался Готвульф.
   - Нет, мы думаем перебраться через него, - отвечал Кандих.
   - У меня есть задумка получше. Я знаю место, где защитная стена франков едва держится и покажу его тебе. Достаточно слабого толчка, чтобы бревна, наспех вкопанные лужичанами, вывалились и образовали там брешь.
   - Это важные сведения, - сразу оживился Кандих. - Вечером ты поведешь наш отряд.
   - Ага, прямо в руки к Силестину, - ухмыльнулся Воемил за спиной у воеводы.
   Однако герцог и его люди не обманули. Они действительно вывели варнов к низине, не заметной со стороны франкского стана, где их встретил шаткий неохраняемый частокол. Ратники разобрали его без больших усилий. Кандих отправил Тишилу вперед - окликнуть дозорных Довгуша, чтобы спустили веревки. Сначала на стены подняли раненых, потом пленных саксов, а потом по одному забрались и все участники последней вылазки Кандиха.
   Любава, Дюжесил и Дедрик встречали их на единственной площади городца, очерченной складскими дворами и клетями. При виде Кандиха глаза княжны зажглись огнем. Она бросилась к молодому варну и застыла перед ним, заглянув в лицо. Но он словно и не заметил ее. Мягко подступил ближе к Дюжесилу, завел рассказ о том, что сумели сделать, скольких потеряли, как удалось вернуться. Нахлынувшие со всех концов горожане с восторгом слушали об успехах сородичей.
   Постепенно в Довгуше восстановилось спокойствие, нарушенное возвращением отряда. Сообщение саксов о близости штурма заставило Дюжесила усилить охранение на стенах и вежах тына. К "боевым ходам" подняли еще больше стрел, бочек со смолой и камней. Однако франкский лагерь по-прежнему был тих, делая ожидание мучительным.
   Чтобы чем-то занять томящихся в бездействии ратников, Кандих научил их вязать соломенные чучела воинов, прикрепляя к ним деревянные щиты.
   - Это еще почто? - недовольно сопел воевода.
   - Как знать? - Кандих пожимал плечами с хитрой улыбкой. - Вдруг пригодится?
   В ожидании минул день. А посреди ночи Кандих неожиданно резко проснулся, не понимая, почему так тихо и пусто вокруг. Он приподнялся на скрипнувшей лавке и увидел стоящую у окна Любаву, чьи очертания смутно угадывались в зыбком сумраке избы.
   - Ты почему не спишь? - удивился молодой варн.
   - Не могу, - призналась княжна. - Камень на сердце.
   Кандих растер веки.
   - Матушка-Рысь научила нас остро чувствовать близость беды, - продолжала Любава. - Чтоб всегда можно было ее упредить или увернуться вовремя. Сегодня с вечера в висках гул, будто непременно что-то должно случиться.
   Кандих сбросил с себя шерстяное одеяло и сел на лавке. Он давно привык доверять княжне и знал, что без причины она волноваться не станет. Дочь князя Званимира была не похожа на прочих девиц. В характере ее преобладала спокойная уверенность, делающая Любаву не подвластной сумятице противоречивых чувств и настроений. Это спокойствие сочеталось с чутким предощущением событий.
   - Что же может случиться? - Кандих смотрел на нее неотрывно. - Если только поутру Силестин двинет своих людей на приступ и город падет...
   - Ты помнишь саксов, что сдались вам? - вдруг спросила княжна.
   Молодой варн удивился ее вопросу.
   - Конечно. Именно они помогли нам пробраться в город, указав слабое место в укреплении франков!
   - Там, на площади, когда вы вернулись, я смотрела на них и слушала их речь, - тихо проговорила Любава. - Я не сразу поняла, что меня в них насторожило. Сейчас знаю. В словах их были жар и пламень, но в телах - холод и лед.
   - Ты хочешь сказать... - Кандих напрягся, - что они лгали нам?
   - Эти люди уже не верят своим богам, - твердо, словно вынося приговор, поведала княжна. - Готова поклясться, что на шее, под одеждой, каждый из них скрывает крест. А может - что-то еще...
   - Надо разбудить воеводу, - окончательно стряхнув с себя вялость и остатки сна, Кандих натянул кольчугу поверх холщовой рубахи и опоясался мечом. - Пошли!
   Дюжесил не спал. Увидев сына Раста и княжну, вошедших в его избу, глянул на них с улыбкой.
   - И вам не спится? А я вот... Ходил, думу думал. Жена моя и дети в Звонце, так я тут помыслил, что за них нынче и помереть не страшно. Ведь не смерть страшна - думы изводят, что погибнет все, чем жил и во что верил! Боги погибнут, которым служил и которых славил. Народ наш падет - ни языка не оставив, ни обычаев своих, так что даже имя его едва ли кто упомнит...Но вот ежели хоть один из нас уцелеет - тогда и погибель можно встретить с открытым взором и ясным челом, ибо сохранится корень наш, чтобы дать ростки новой жизни...
   - С чего ты о гибели заговорил? - нахмурился Кандих.
   - Да так... Небо звездное увидел. А вы-то с чем пришли?
   - Воевода, - заговорила Любава. - Чует мое сердце, саксы нас погубят.
   Дюжесил всего мгновение смотрел в ее глаза, обдумывая услышанное:
   - Идемте со мной! - он ринулся к двери.
   Однако пока выходили из избы через темные сени, до слуха докатился сильный шум со стороны воротных башен Довгуша. Сомнений не осталось: в городце творилось что-то неладное. Это было похоже на суматошную возню, но перезвон стали и яростные покрики говорили о том, что там разыгрывается настоящая схватка. Всполошенные горожане выскакивали из домов, едва одевшись, и спрашивали, что происходит. Спешно зажигались факелы. Массы оружного люда текли к воротам, громыхая железом, ругаясь и ворча.
   Любава не ошиблась.
   - Смотрите! - она указала на стену над воротами.
   Там, на самой вершине башни, стоял один из саксов, размахивая большим полотнищем. Тем временем уже закипела схватка у ворот. Вооружившись топорами, остальные саксы проскользнули к выходу из города, пользуясь сумраком, сковавшим улицы. Тут их остановил дозор, но неожиданность дала саксам преимущество - они сумели расшвырять его, добраться до ворот и перерубить петли ударами тяжелых секир.
   - Франки! - докатился пронзительный крик со смотрилен. Заколотилось било, затрубили рога.
   Недруг подошел к городцу в полной темноте, преодолев ров при помощи заготовленных мостков, обвязанных шкурами. Дозорные увидели и услышали франков уже под стенами, ругая кромешную мглу безлунной ночи. Бой вспыхнул быстро. Переносной таран, который раскачивал не один десяток людей, довершил работу саксов - ворота окончательно развалились.
   - Любава! - Кандих сжал руки девушки. - Уходи к заднему тыну! Там собирай женщин и детей - если не выстоим, надо будет отступить.
   Княжна хотела спросить "а ты?" - но юноша уже устремился в бой.
   Влетевших в город вражеских ратников встретили наспех вооруженные, полусонные ополченцы. Многие не успели надеть брони и захватить щиты - орудовали пиками, палицами и мечами. Набежавший народ встал густо и тесно, точно запруда на реке, не дающаяся железному потоку врагов широко растечься по Довгушу. На отрезке в двадцать шагов длиной меж двух смотрилен не слишком развернешься, не выстроишь щитоносный строй, как положено. Потому франки, силясь протолкнуться вглубь городца, только вязли еще больше. Здесь они не могли взять защитников числом. А люди Дюжесила уже изрядно наворотили на пути ворога бревен и лавок, разобрали на доски ближайшие сараи, накидали кадок и бочек.
   Скучившиеся франки и лужичи, саксы и ободричи стали хорошей мишенью лучников на всходах стен. Варны кидали просмоленные стрелы, пылающие огнем, в гущу осадников, сбрасывали тяжелые камни, оставляющие бреши в оружной массе бойцов Фриульского герцога.
   Защитники Довгуша рубились свирепо и отчаянно. Силы многим из них придавало присутствие семей за спиной. Они не могли допустить, чтобы их жены и малые дети стали пищей вражьих мечей или полоном захватчиков. Никто не глядел на раны. Пока рука шевелилась, чтобы буравить копьем и сечь клинком - стояли нерушимо, множа жнивье смерти. Все остальное было не важно. Даже испуская дух, не разжимали потных и кровавых ладоней, моля богов о единственной милости: донести сталь до вражеской плоти в последний раз. И умирали с улыбкой на красных губах, забирая с собой еще одну чужую жизнь.
   Франки же упорно шли на слом варнских рядов. Выкрики предводителей позади подгоняли их, как подгоняет кнут пастуха несмелое стадо. Вперед, все время вперед - гудели трубы и рога Силестина. Но легко сказать, а трудно сделать, когда впереди беснуется яростный поток обреченных, которым некуда отступать. Множество воинов, первыми волнами прибоя обдавшие стену пик и мечей, уже выстилают землю городца, перемолотые сечей. Теперь их, будто траву, топчут ноги тех, кто еще только сошелся вплотную с супротивной стороной.
   Редели и таяли ряды осадников и от сыплющихся сверху стрел - пламя первых пожаров освещало город, как днем, не давая промахнуться. Верно те, кто вновь и вновь слал рати на Довгуш, наконец, это учли. С подножия холма забили самострелы и камнеметы франков, раз за разом очищая стены тына.
   Кандих, сражавшийся в первых рядах, заметил Дедрика рядом с собой.
   - Где воевода? - крикнул он фризону.
   - Мельком видел у Шуйной Башни, - отозвался тот. - Пронесся молнией и затерялся где-то среди бойцов.
   - Худо, - пробормотал Кандих сквозь зубы.
   Бой длился уже, должно быть, очень долго, но ратники потеряли нить времени. И с той, и с другой стороны люди устали. И если безумное упорство защитников пересиливало и боль, и тягость потерь, и безнадежность собственного положения, то у франков все меньше становилось запала, чтобы полнить собой бесконечные груды мертвых. Ночь таяла, уступая звенящей утренней заре.
   - Сейчас маркграф отзовет своих, чтобы бросить в схватку свежие силы, - понял Кандих, вновь обратившись к Дедрику. - Нужно собрать всех комонников и ударить, как только начнется отход и перестроение. Тогда мы сбросим франков с холма.
   Глаза фризона блеснули.
   - Ты говоришь дело, - оценил он. - Вот и собери, кого найдешь, да посади на коней.
   - А ты? - удивился Кандих.
   Дедрик покачал головой, указав на длинный продольный разрез на штанине с запекшейся кровью, перетянутой на бедре набухшим лоскутом.
   - Я уже не ездок. Давай, парень, поспешай! Если повезет - отобьемся. Франки уже изнурены.
   Кандих согласился. С трудом выбравшись из тесной гурьбы сражающихся, он принялся громко выкликать варнов, умеющих биться верхом. Собрав вокруг себя несколько десятков, он махнул рукой в сторону конюшен.
   - Быстрее, братцы, выводите скакунов!
   Городские конюшни стояли на углу большой хлебни одесную ворот. До них добежали мигом, скинули засовы с дверей загонов, успокоили храпящих лошадей, которых пугали дальние отсветы огня. Так же с привычной сноровкой накинули седла на конские спины и начали выводить из денников. Кандих оседлал крапчатого жеребца и обернулся к Воемилу, который, приложив ладонь к глазам, выглядывал, что творится у воротных башен.
   - Что франки? - спросил радимича молодой варн.
   - Начали отползать, - неуверенно сказал тот, но через мгновение усмехнулся. - Точно! Пятятся.
   Кандих обвел взглядом конных воев, прикрывшихся круглыми щитами и поднявших копья. Их было примерно полсотни. Среди них сын Раста с радостью узнал Остаха и Корислава, радимичей из гридни Званимира.
   - С того дня, как оставили Берестяное Мольбище, почти не вылезаем из седел, - улыбнулся Остах. - Видать, и помрем в них сегодня. Надеюсь, на горе врагам...
   - Пока не время еще, - ответил Кандих. - Все сейчас от нас зависит. Вышибем недруга, как крышку из долбенки. На копьях вынесем из города, чтоб нашим была передышка. Ратичи воеводы нас поддержат. Авось, успеем навесить ворота, пока враг бежит.
   Комонники молча кивнули.
   Отряд устремился к воротам галопом, ратники издали пронзительный боевой клич, оповещая о своем приближении. Воемил не ошибся: франки и их союзники медленно оседали назад, прикрываясь щитами. Но оседали, чтобы совсем скоро смениться свежими полками, еще не участвовавшими в бою. Этому нужно было непременно помешать.
   Предупрежденные Дедриком варны расступались, давая проезд разогнавшейся конной лаве, без труда преодолевающей завалы бревен и бездвижных тел. Вершники Кандиха, набрав хороший разбег, с грохотом вклинились в нестройную массу отступающих осадников, сбивая их копытами коней. Копья их клевали франков, мечи кромсали без устали и пощады. Неприятеля почти сразу удалось отбросить на двадцать шагов. Видя этот успех, Дедрик повел за собой тех ратников, что еще держались на ногах, не ослабев от ран, дабы усилить натиск. Получился железный клин, острием которого были комонники, основанием - пешцы.
   Этот клин, разметав силу франков, изрядно потрепанных затяжной схваткой, теперь теснил их к мосткам через ров. Кандих все чаще видел спины, чем лица воинов Эрика. Сопротивление стихало, переходя в беспорядочное бегство. И все же, в рядах всадников-варнов появлялись и множились прорехи. С отчаянием успел заметить сын Раста, как всплеснул руками, почти как птица, Корислав, кувыркаясь в воздухе с сулицей в животе, как под Воемилом убили коня, заставив парня кубарем полететь на истоптанную землю.
   Сбросив в ров нескольких отступавших, вершники придержали коней. Франки поспешно сбегали с холма, торопясь добраться до выстроенных на поле конных и пеших шеренг под разноцветными знаменами. Однако, к большому удивлению Кандиха и всех варнов, бронные франкские конники и длинные цепи ратников в блестящих склепанных шлемах тоже начинали разворачивать вспять свои порядки.
   - Что происходит? - Кандих натянул поводья своего коня.
   Воемил указал рукой в сторону липняков. Там обозначилась железная змейка прибывающих воев. Над округой угрожающе пропел боевой рог.
   - Слышите? - спросил Воемил. - Это не франки. Совсем другой сигнал.
   - Тогда кто? - Кандих недоуменно всматривался вдаль.
   - Похоже, Драговид все же пришел нам на помощь, - произнес кто-то рядом.
   Сейчас уже и Кандих различил железные крылья, украшающие шлемы шагающих ратников. Это явно были знаменитые ротари, храмовые воины. Над волчьими шкурами, вместо плащей покрывавшими плечи воинов, колыхался целый лес пик, голубые щиты искрились золотыми рунами. Ротари ступали слаженно, как один человек. При виде их в рядах франков начался нешуточный переполох. Боевые линии Эрика дрогнули, отодвигаясь в сторону лагеря - вожди франков отводили своих людей к укреплениям, опасаясь быть зажатыми между двух вражеских сил.
   Кандих обернулся к своим ратникам. И конные, и пешие вои, выдержав жестокий бой, теперь медленно остывали, переводя дух. Некоторым, присевшим на землю, чтобы передохнуть и откашляться, уже не суждено было подняться вновь. Длань смерти закрывала их отяжелевшие веки, а души покидали исковерканные железом тела, которые не могли дальше оставаться для них вместилищем. Иные засыпали от изнеможения прямо тут, на сырой, грязной и кровавой земле. Из них тоже немногим уготовано было проснуться. Но все эти люди не напрасно отдали свои жизни.
   - Воевода Дюжесил убит, - нерадостную весть принес ратник Тишило, протолкнувшийся ко рву. Правая рука его теперь висела на перевязи из лоскута фиолетового франкского плаща, который, должно быть, носил кто-то из знатных воинов короля Карла.
   - Как убит? - Кандих приподнял брови.
   - Ринулся в самую гущу, когда франк почти продавил нас. Его прошили три копья сразу, а он срубил их и продолжал биться. Пока ноги держали...
   Кандих переглянулся с Дедриком. За время этой нелегкой войны они успели порядком привыкнуть к частым потерям в своих рядах, но смерть воеводы застала врасплох обоих. Еще она ставила слишком много вопросов, главным из которых был вопрос, что делать теперь.
   - Да это же не радоряне, - из тягостных дум Кандиха вывел голос Тишило.
   С вершины кручи варны во все глаза разглядывали подступающую к Довгушу дружину. Франки так и не решились встать на ее пути, наблюдая за перемещением противника с высоты своего частокола. Потому ротари без помех заполнили поле и приближались к склону холма. В самом деле, вместо лика Радогоста Сварожича на красных станицах узнавался Триглав.
   Но самым удивительным было совсем другое. Несметная масса железнобоких крылошлемных воев, под ногами которых клубилась пыль и дрожала земля, на подходе к городцу превратилась в маленький отряд, в котором набралось бы не больше сотни человек. Он приблизился к Довгушу через пролом во вражеском частоколе, что послужил когда-то лазейкой отряду Кандиха.
   Молодой варн застыл в удивлении. Он готов был поклясться, что несколько мгновений назад ясно созерцал огромное воинство, переливающееся холодной сталью. Теперь же это воинство словно растворилось.
   Как стало ясно потом, защитники города стали свидетелями одного из тех морочных явлений, применением которых столь прославились ротари Радоры, Волина и Архоны. Если собравшиеся у ворот люди видели тьму наступающих бойцов, то тоже самое видели и франки. Именно поэтому они отступили.
   Ротари обогнули стены Довгуша и вышли на тропу, вздымающуюся по склону холма к тыну. Теперь сам холм был густо усеян разбросанным оружием. Тут были обломки копий, мечи с выбоинами, расколотые щиты, на некоторых из которых красовались именные гербы франкских предводителей, вроде трех золотых змей или зеленой ели на белом поле. А еще - тут были бессчетные тела: совсем бездвижные и еще дергающиеся, изувеченные до неузнаваемости железом, подошвами сапог и конскими копытами, и почти не обезображенные смертью. Кому какой выпал жребий, кому какой удел отмерила судьба.
   Кандих спустился с седла, чтобы приветствовать приближающихся храмовых воинов. Его примеру последовали все вершники, дабы выказать уважение спасителям Довгуша. Впереди крылошлемных ратников большими шагами ступал неохватный в плечах воин в юшмане из продолговатых пластин, волчья шкура которого была белой, как снег - а борода его, обрисовывающая выпуклые скулы и чуть выдвинутый вперед подбородок, напротив -- черной, как сажа. Из-под наличника шлема пронзительным взглядом смотрели темно-синие глаза.
   - Я темник Колояр с Волина, - назвался он звучно, - со мной сотня Рыкарей Триглава. Нас послал в подмогу князю Старивою боярин Громобой, смотритель Венеды.
   - Нам известно твое имя, - ответил Дедрик. - Как и славное имя боярина Громобоя, первого ближника Драговида. Но, увы, вы немного опоздали: князь Старивой сейчас пирует в чертогах Сварожичей. Туда же сегодня отправился и наш воевода Дюжесил.
   Повисла тишина. Обдумывая слова фризона, Колояр снял с головы массивный шлем и пригладил густые черные волосы.
   - Война идет по всей нашей земле, - произнес он глухо. - Поспеть раньше мы не могли - десять дней назад две наших ладьи встали на котвы в Звонце.
   - А где прочая дружина непобедимых ратников Венеды? - справился Кандих.
   - Большая ее часть сечется с франками далеко на полудне. Громобой отрядил ее в поддержку Драговиду, которому совсем не сладко ныне. Ведь против него теперь вся мощь державы Карла Франконца. Нас же боярин прислал усилить городскую рать.
   - Почет и хвала Громобою и всем волинцам, - возгласил Кандих с благодарностью. - Едва выстояли сегодня. Если б не вы - здесь бы остались только пепел и прах.
   Колояр внимательно оглядел измочаленных ночной рубкой варнов, груды раскиданных тел, порушенные ворота тына. Солнце уже позолотило окоем, очистило небеса и отчетливо освещало картину недавнего побоища.
   - Как это вышло? - спросил Колояр.
   Кандих с Дедриком переглянулись.
   - Попались на уловку одного саксонского герцога, - неохотно признался Дедрик. - К нам подослали перебежчиков, которые среди ночи открыли ворота. Франки были уже наготове...
   - Как бы там ни было, - Кандих выдохнул плотную струйку воздуха, - а еще одного боя нам не выдержать. Даже с вашей помощью.
   - Да и от нашей подмоги проку не будет против всей ихней рати, - согласился Колояр. - Едва оправятся от удивления - пойдут на новый приступ.
   - Как же быть? - в отчаянии осведомился Дедрик.
   - Надо уходить к Звонцу. Немного времени в запасе у нас есть. Сейчас вожаки франков наверняка разослали всюду своих лазутчиков, чтобы вызнать, кто мы, откуда пришли и сколько нас числом. Как только станет ведомо, что тут не тьма, а лишь сотня Рыкарей Триглава - враг не отступится, пока не сравняет Довгуш с землей.
   - У нас много раненых, - заметил Кандих, - а еще - в городце мирные селяне со своими семьями. Всех их мы тоже должны увести с собой.
   - Хорошо, - согласился Колояр. - Разберем проход в задней стене тына и выведем всех к Залежному Бору.
   - Вот где пригодятся твои чучела, - напомнила Кандиху Любава. - Мы расставим их на стенах, чтобы враг думал, что это дозорные.
   - Какие еще чучела? - удивленно поднял одну бровь Колояр.
   - Наша уловка, - молодой воевода улыбнулся.
   Дедрик хмуро разминал подбородок пальцами.
   - Все это хорошо, но с ранеными и семьями нам далеко не уйти. Бронная конница Эрика нас нагонит и разметает.
   - То - наша забота, - заверил Колояр. - Мы будем замыкать ваш отряд и нести его охранение. Ежели покажутся франки - мы их отразим. Ну, коли не отразим, то уж точно задержим. Вы успеете уйти далеко, это я вам обещаю. Слово Колояра крепкое.
   - Благодарим тебя, темник, - сказал Кандих, в душе которого вновь появилась угасшая было надежда. - А теперь - поспешим, други!
  -- Глава 19. Воинская Стезя.
   Трехдневная буря утихла, и море вновь стало судоходным. Проводив Боруту и Валобуя, ладья которых отчалила от гавани Архоны под поднятым парусом, путники отправились к восходному побережью в сопровождении жреца Ситоврата. Этот приземистый, но очень плотный телом человек был похож на дубовый кряж, собирающий из земли все соки. Тяжелая голова с непривычно короткими волосами, лишь в нескольких местах тронутыми сединой, сидела на крепкой шее, обернутой наузом с волчьими клыками. В карих, почти всегда прищуренных глазах так и застыла холодная строгость. Ситоврат носил желтую рубаху грубого холщового покроя, но с синими вставками по бокам. На кожаном поясе с тремя круглыми железными бляхами покачивался изогнутый кинжал.
   - Так ты, почтенный, нас ратному делу будешь обучать? - попытался выяснить Гудред, пока самый молодой из жрецов Архоны вел путников вдоль скальных обрывов.
   - В свой черед все узнаешь, - сухо откликнулся Ситоврат.
   По левую руку от путников показалось маковое поле, сменившееся вскоре раздольным пастбищем, на котором старожил-пастух и малой отрок приглядывали за курчавыми овцами. Трава уже сильно пожелтела, поникнув местами в преддверии холодов, однако в покрове ее еще можно было отыскать живые островки с уверенно торчащими стеблями.
   У протемневшего тополя, наполовину поросшего мхом с северной стороны, Ситоврат остановился. Дерево это было древним и почти ветхим, часть огромных сучьев уже усохла и почернела. И все же оно сохраняло какую-то первозданную силу, а в корнях его лежал круглый щит с ржавым умбоном, совершенно замшелый от старости и вросший в землю краями с железным набоем.
   Путники догадались, что площадка между тополем и обрывом, под которым шумело море - одно из мест воинских обучений. Ситоврат немного постоял возле большого сизого валуна, вглядываясь в пелену разлитого до небокрая моря, белеющего на солнце, как подогретое молоко. Потом он повернулся к воспитанникам Архоны и подобрал с земли пригоршню сухих тополиным листьев.
   - Здесь вы начнете постигать премудрости ратной науки.
   Хумли Скала громко хмыкнул.
   - Ты полагаешь, жрец, что мы новички в этом деле и тебе есть, чем нас удивить?
   Вместо ответа Ситоврат дунул на свою ладонь и палые листья, вытянувшись в полете единой стрелой, грянули в лицо хирдманна. Хумли успел увернуться, однако выражение его глаз изменилось. Листья врезались в древесный ствол, издав такой звук, будто были не ветхой трухой, а увесистой морской галькой.
   - До сего дня вы видели лишь верхушку воинских умений, - объяснил жрец, - но не познали ни ствол, ни корни древа Воинской Стези. Мы, служители Святовида, уже много поколений храним секреты бранного мастерства наших общих предков, о коих вещал вам Яроок.
   - Сколотов? - уточнил Прелют.
   - Да. Премудрые наставники, подобные Абарию и Олтаку, поучая рода сколотские, сделали их самыми могучими среди всех известных племен. Из стольного града Гелон - сердца Великой Скутии - знания о стяжании подлинной силы расходились по землям потомков князя Яра.
   - О каком городе ты говоришь? - спросил Энунд. - Мы лишь единожды слышали это название из уст Яроока.
   - Град сей был возведен очень давно, - сообщил Ситоврат. - После войны Людей Севера и исполинов Юга, погубившей цветущие страны, Мать Сыра Земля продолжала сотрясаться разгулом природных сил, утерявших прежний порядок. Смещались горы, проваливались в черное жерло равнины, бушевали разливы рек и морей. Долго еще не могла возродиться жизнь на изменившихся просторах Всемирья. Самый сильный водный разлив поглотил едва отстроенные грады и веси, загубил без счета людей и зверей. Вода поднялась высоко, и только вершина горы Рипа, на коей укрылись отпрыски Яр-князя из Светича, смогла избегнуть буйства стихии. Когда же воды, скопившиеся на склонах Рипа, наконец, спали, они образовали четыре реки: Тану, Борустен, Ра и Раздвоенную Реку. В сердце их сколоты, потомки Северян, и построили великий град - за полторы тьмы лет до того, как расплодились грады Межречья и Черной Земли. О гречинах же тогда и не слыхивали вовсе. Гелон был священным истоком вервей сколотского народа.
   - Ты хочешь сказать, - вопросил Рогдай, - что жрецы-ратаи Гелона учили всех желающих из колен сколотских сокровенному искусству?
   - Все зависело от уровня посвящения человека, - ответил Ситоврат. - Для постижения высших умений избирали лишь достойнейших. Всего же было двенадцать уровней восхождения по Воинской Стезе.
   - К какому же ты отнесешь нас? - дерзко осведомился Хумли, в котором вновь взыграли горячая кровь и природный норов.
   - Тебе самому это должно быть ведомо, - с полуулыбкой отозвался Ситоврат. - Помысли сам: много ли урона ты можешь причинить противнику искушенному, познавшему все Грани Мастерства?
   - Если бы не приличия, жрец, и законы гостеприимства, я в долю мгновения вышибил бы из тебя дух, - злобно пробурчал Скала.
   - Так зачем же дело встало? - с вызовом поинтересовался Ситоврат. - Дерзай, воин. Вы собрались здесь, чтобы состязаться с соперниками и самой судьбой, восходя по дороге могущества. Атакуй меня, и не думай о приличиях.
   Несмотря на увещевающие взгляды Бови и Гудреда Хумли Скала уже раздувал ноздри от предвкушения, готовясь к схватке. Будучи умудренным в самых жестоких способах борьбы и кулачного боя, хирдманн ничуть не сомневался в своем успехе. Он и впрямь намеревался свалить жреца с ног первым же ударом. Умерив дыхание в груди и повернувшись лицом к Ситоврату, Скала попытался шагнуть вперед и выбросить сжатый кулак точно ему в лоб, однако внезапно замер. Необъяснимым образом у него свело все члены.
   - Что ты со мной сделал, жрец? - с беспокойством спросил хирдманн, отчаянно стараясь сдвинуться с места.
   - Этот метод зовется Выпиванием Реки, - спокойно проговорил Ситоврат. - Я только обездвижил тебя, забрав всю твою силу.
   - Молнии Тора! Теперь я просто размозжу тебе голову или сброшу в море, едва смогу шевелиться.
   - Это будет непросто, - Ситоврат улыбнулся и посмотрел на товарищей Хумли. - Я показал вам умение биться на расстоянии, в котором воля довлеет над плотью.
   - Премудрый жрец, объясни нам, в чем тут секрет? - с мольбой в голосе попросил Прелют.
   Ситоврат снисходительно кивнул головой.
   - Почти любого недруга можно лишить способности сражаться, - произнес он. - Для этого потребно испить его мощь, как воду из реки.
   - Но как это сделать? - недоумевал Бови Скальд, невольно ухмыляясь при виде тщетных потуг Хумли освободиться.
   - Как река течет - бурная и тяжелая, так и силушка супротивная пусть вольется в мои вены потоком густым, бодрящим! - заговорил жрец нараспев. - Пусть заполнит меня до краев, как новое русло, а прежнее русло пусть усохнет и обмелеет.
   - Пощади нашего неразумного друга, - вступился за Скалу Гудред Ледяной Тролль. - Он еще не привык мириться с тем, что на свете есть кто-то, более могучий, чем он.
   - Извольте, - согласился Ситоврат, закрывая глаза и делая глубокий вдох.
   С выдохом жрец опустил руки от груди к бедрам, будто что-то скатывая с себя. Хумли покачнулся и едва не упал. Его поддержал Энунд.
   - Первый урок - не смотреть в глаза ворогу во время боя! - сурово предупредил Ситоврат, - Ежели не умеете делать свою волю острой, как кончик стрелы и прочной, как стальная броня. Взирайте на середину груди и избегнете власти разума тех, кто приучен проникать сквозь покровы.
   Рогдай задумчиво почесал бровь.
   - Но ведь силу можно забирать не только у человека?
   - Верно, - согласился жрец. - Есть стяжание силы древа, воды, камня.
   Он подошел к сизому валуну и присел напротив него на корточки. Длани Ситоврата легли на холодную поверхность, еще не нагретую солнцем.
   - Ты вступи в меня, сила каменная! - вещал жрец. - Сделай плоть мою домом Тверди, храмом Незыблемого - не прошибаемой копьем, не разрубаемой мечом, не проминаемой булавой. Даруй мне, сила каменная, естество свое необорное, над коим не властно чужое произволение. Да пребудет природа твоя неделимой с моей в коловерти Богомирья!
   После этих слов Ситоврат вытащил из ножен свой закругленный кинжал и протянул Рогдаю. Мерянин захлопал глазами в легкой растерянности.
   - Бери! - приказал жрец, втолкнув оружие с костяной рукоятью в ладонь охотника.
   Он закатал рукав до локтя и вытянул свою правую руку перед Рогдаем.
   - Режь!
   Мерянин заколебался, но глаза Ситоврата сделались столь грозными, что он решился сделать то, что от него требовали. Лезвие расчертило кожу жреца поперек и люди, подступив ближе, напряглись, ожидая увидеть глубокую рану. Однако даже капли крови не возникло на узловатом предплечье служителя Архонских богов. Лишь легкая белая черта проступила на миг, почти сразу исчезнув.
   - Возможно ль подобное? - Прелют обводил взглядом товарищей.
   - Глаза не лгут тебе, - заверил радимича Ситоврат. - Каленая твердь оружия не может причинить мне вреда, пока я сознаю свое тело каменной породой.
   С полной невозмутимостью жрец убрал кинжал в ножны.
   - Теперь вы видите, что еще не начинали учиться подлинному ратному мастерству, - назидательно молвил он.
   - Ты убедил нас, - признал Хумли Скала. - Прости мою горячность. Я желал бы постигать премудрости воинского искусства под твоим началом. Это честь для меня. Полагаю, мои Братья едины со мной во мнении.
   Остальные путники подтвердили слова хирдманна.
   - Добро, - заключил Ситоврат.
   С этого дня шестеро гостей острова упражнялись под бдительным оком жреца-ратая на вершине Меловых Скал, в священной дубраве и у развалин древних святилен. Разбирая кулачные методы противоборства, Ситоврат показывал изощренные и смертельно опасные техники: бой Медведя, Барса, Сокола. В них применялись звериные и птичьи формы кисти, поражающие самые уязвимые зоны тела. К удивлению опытных воев подобных зон оказалось более восьмидесяти. Помимо ударов, отмыкающих "запретные врата" человека, способов повреждения сухожилий, нарушения тока крови и нажатий, обездвиживающих конечности, тут были методы, утяжеляющие и облегчающие вес человека. Все они исходили из умения перенимать повадки, взгляд и норов разных зверей.
   Поучая бою с оружием, Ситоврат назидал:
   - В каждом живом существе есть узел яри - Колород. Се - средоточие жизненной силы и сердце всех ее токов. Если же найти колород у неживых предметов - они будут более справно служить своему владельцу.
   - Как же их сыскать? - интересовался Прелют.
   - Чуять душой оружие, без ошибки прознавая его сердцевину. Не только меча иль топора, но даже палки, ветки и камня. Вы должны уметь оживлять их.
   И он показывал, как настраивать ум на бездвижный предмет, заставляя его откликаться на зов и пульсировать.
   - Живой клинок или копье станут сами летать в сече, и вам не придется прикладывать усилий. Они только будут следовать за вашей волей и мыслью, делая то, на что пригодны.
   С каждым новым днем жрец-ратай менял укоренившиеся представления своих воспитанников о Воинской Стезе. Он принуждал совсем иным, чистым взором смотреть на, казалось бы, привычные и обыденные вещи.
   Жили теперь путники в маленькой скромной избушке, стоящей в березняках в двух верстах на полдень от города. Называлась она Домом Младых Соколов.
   - Когда каждому нашему отроку исполняется пятнадцать годков, - поведал Ситоврат, - его на три года поселяют в этом отдаленном месте, дабы оторвать от родовичей и приучить жить природной жизнью. Тут готовят будущих ротарей Святовида.
   - Похоже, жизнь у ваших парней не сладка, - бросил Гудред Ледяной Тролль, оглядев скудное убранство избы, в которой не было ни столов, ни лавок, ни печей, а только каменный очаг и звериные шкуры.
   - Учат парубков сурово, - признал Ситоврат. - Неустанно испытуют болью, голодом, страхом, чтоб вырос истый муж - защитник отчей земли и служитель Светоносного Бога. Сюда входит дитятя, оставляя здесь все свои иллюзии, а выходит - добрый ратай. Не счесть поколений, что в этой избе познали Воинскую Стезю и правду Богомирья. Многие из них прославили себя на службе Храму или в дальних морских походах.
   - Всякий ли из тех, кто попадал сюда, становился храмовым воином? - спросил Энунд.
   - Бывали исключения, - признал Ситоврат, - но их можно перечесть по пальцам. Порой, не снеся тяжести испытаний и лишений, отрок отступался от воинского пути, не доходя до своего Посвящения.
   - И что с ним было дальше?
   - Возвращался под родительский кров. Такой сын становился позором рода, а потому близкие его спешили покинуть Архону навсегда.
   - Ты говоришь, к посвящению ротарей готовят три года? - справился Бови Скальд.
   - Да, - сказал жрец. - Посвящению в Соколы Святовида предшествует освоение Трех Кругов Силы: достижение крепи и стойкости, братание с лесом и зверем, единение с естеством природных стихий. Только опосля этого отрок получает новое имя. Его берут в дружину ротарей и обучают уже под сводами Храма.
   В тот же вечер Ситоврат привел своих воспитанников на окраину околка, где лежали сложенные горкой сухие сучья и коряги.
   - Каждому из вас нужно побрататься с Духом Огня, - заявил он. - Это не раз сослужит вам в будущем добрую службу.
   С этими словами он разжег большой костер, взвившийся к небу багряными лепестками.
   - Объясни, премудрый, - попросил Рогдай, - для чего воину сила огня?
   - Огнь семипламенный сжигает в человеке все страхи и сомненья, - поведал жрец. - Он умножает силу не только людей, но и самих богов. Если мы вспомним его исток, нам на память придет образ Огнекудрого Семаргла.
   - Семаргла Сварожича? - уточнил Прелют.
   - Да, сына Сварога-Отца. Сородичам нашим из разных колен Даждьбоговых он ведом под разными именами. Велеты величают его Радогостом, ободричи - Рарогом, поморяне - Переплутом, а мазовшане - Финистом. Семаргл - старший сын Сварога. Еще до рождения Перуна он был главным хранителем и обережником Прави, защищая ее пределы от любых истечений тьмы и хаоса. Потому дух его и ограждает нас от внутренних слабостей, кои суть - отсветы мари на окоеме пречистого нашего естества. Огнекудрый Семаргл появился на свет из искр, вылетевших из-под молота Небесного Коваля, ударившего по Бел-горюч камню Алатырскому. Багряноликий, восседающий на златогривом коне серебряной масти, он отсекает Кривду огненным мечом и стоит на страже Правды Богомирья под знаменем из клубящегося дыма. Меняя свои ипостаси, Огнебог обращается то в крылатого пса, то в ясного сокола, однако суть его неизменна. Семаргл питает весь Белый Свет Батюшку первородным огненным светом.
   Пламя костра поднялось еще выше, растопляя темное вечернее небо.
   - Не бойтесь огня! - напутствовал Ситоврат. - Всматривайтесь в сердце его лепестков. Ощущайте его дыхание, которое не обжигает, а ласкает кожу своим теплом. Воин, что носит в себе Дух Огня - дюже яр в сече. В трудный час он может создать округ себя пламенное коло, что отпугнет ворогов. Огнь - проводник ратаря на путях темных, не хоженых и опасных. Тако же чрез него можно зреть грядущее и предвосхищать любую угрозу.
   Шестеро воинов безмолвно всматривались в танец ярко-красных снопов, поглощающих сучья и коряги. Они вбирали их жар и их силу.
   - Став побратимами Семаргла, - вещал жрец, - вы по собственному почину сумеете умерять или усилять огненную стихию. Се надобно и для жизни рода, и для погибели супостатов, несущих нам беду. В былые года были ведуны-семураны на просторах древней Парсы, что могли одним взглядом сожечь самое нутро ворога дотла. Мудрейший волхв Востока по имени Сияющая Звезда из рода Спитамы положил начало их роду, явившись из Града Медведя, что по-сколотски звался Арком.
   Сквозь бесконечное течение пламенеющих потоков путники видели отсветы далеких образов, подобных божеским ликам и раскрывающимся птичьим крыльям. Следуя наставлениям жреца, Энунд пытался то увеличивать высоту колышущегося полотна пламени, то уменьшать ее. Выставив ладони перед костром, он чересчур увлекся и вдруг отдернул их с гримасой - огонь больно обжег кожу.
   - Потребно время, чтобы приручить огненный поток, - сказал на это Ситоврат. - Покуда же - помогайте себе обережными словами, взывая к нему. Проникайте в самое его лоно, дабы не пострадать от его острия. Молвите так: Пусть руки мои станут крыльями Огня-Сокола! Пусть очи мои станут сполохами огненных искр! Пусть волосы мои станут языками огненных струй! Пусть плоть моя станет бутоном немеркнущей силы Огня-Батюшки!
   Наука подчинения огненной стихии и объединения с ней в одно целое оказалась совсем нелегкой. Но путники проявляли настойчивость, воодушевляемые жрецами Архоны, которые завораживали их своими удивительными способностями и каждый день приоткрывали все новые и новые грани познания мира. Даже Хумли Скала перестал ворчать и ругаться, поглощенный целью достичь настоящего воинского совершенства, о котором прежде слышал лишь в преданиях. С особым воодушевлением хирдманн выполнял технику работы с рунами огня. По совету Ситоврата он чертил их острием меча на земле и собственной волей нагнетал горячий пламень в глубокие борозды.
   - Через некоторое время каждый из вас должен будет вобрать Дух Огня в свои шейные наузы и носить с собой постоянно, - сообщил Ситоврат.
   Вскоре освоение огненной стихии начали уравновешивать водной. Ситоврат принуждал своих воспитанников прыгать с отвесных хребтов Меловых Скал в морскую пучину и подолгу находиться под водой, углубляя дыхание и нагревая вокруг себя мерзлые осенние воды. Тело при этом следовало делать прозрачным и невесомым. Жрец научил разным способам плавания, которые соответствовали движению рыб, морских черепах и водорослей. Особо наставлял Ситоврат в искусстве уплотнения водного потока и умении растворяться, сливаясь с морем.
   - Вода - кровь земли, и потому такая же часть ее, как и вы, - говорил он. - Искушенные радари могут делать ее теплее или холоднее, создавать водный щит, защищающий от недругов, если бой идет вблизи водоемов, или даже водяную плеть - оружие из водяных струй, которое сбивает с ног. Пока до всего этого вам далеко. Постигайте природу воды и ее тайны сами раскроются перед вами. Вода - стихия бесконечных изменений и совершенной бесформенности, дарующая многоликость.
   Однажды Рогдай вернулся в Дом Младых Соколов очень взволнованным.
   - Ты знал, мудрейший, что в основании большой Княжьей Скалы есть подводная пещера? - спросил он жреца. - Там живет существо с круглой головой, огромными глазами и множеством ног.
   - Оно не тронуло тебя? - осведомился Ситоврат.
   - Нет. Я видел его издали, и сразу же уплыл.
   - В водах близ нашего острова обитает превеликое множество морских созданий, - пояснил жрец. - Некоторые из них - совсем древние. Это исполины, подобные морским змеям, которые подчас топят суда. Их очень бояться даны и даже приносят им особые жертвы. Есть и множество иных существ неведомой природы, вроде морских коней и быков. Говорят, что на дне нашего моря существуют целые подводные страны, населенные подводными племенами...
   Иногда Ситоврат отправлялся к низинному берегу вместе с учениками и там, замерев недвижимо, заставлял созерцать душу моря. Случалось, что он показывал и вовсе поразительные вещи, воздымая ввысь волну или закручивая ее в водоворот. Бови Скальд только сокрушенно вздыхал, бессильный повторить подобное.
   - Пожалуй, и целой жизни не хватит, чтобы научиться так управлять водой.
   Однако неустанные радения у галечной отмели и на скальных уступах явно вызывали какое-то движение в толще морской пучины. Путникам казалось, что на них теперь смотрят глаза загадочных хозяев Варяжского Моря, поднявшихся из своих глубоких хором.
   Однажды поутру Энунд, спустившись к плоскому Ласточкиному Камню, возле которого обычно упражнялся, завидел немолодую женщину, которая затаскивала на отмель рыбацкую лодку со снастями. Молодой хирдманн пришел ей на помощь, вытолкнув на берег тяжеловесную посудину.
   - Небогатый улов послало нынче море, - посетовала женщина, указывая на невод, в котором бились всего лишь несколько карасей. - Серчает, небось, на меня за то, что недобрыми словами его поминаю.
   - Что же ты, хозяйка, одна на промысел вышла? - искренне удивился Энунд. - Где же твой кормилец?
   Женщина только махнула рукой.
   - Второй год без мужа управляюсь. Как отправился к Однорогому, так назад и не воротился. Опостылел, видать, ему свет белый. На дне морском жизнь привольнее...
   - О ком ты ведешь речь? - не понял ее хирдманн. - Что за Однорогий?
   - Он обитает в доме, стены которого сложены из морских раковин, а крыша из кораллов, - женщина перешла на шепот. - Говорит на языке людей, но сам похож на коня с длинным рогом во лбу и рыбьим хвостом. Беды наши начались с того дня, как Далеш, муж мой, выловил сетью чудную рыбу: свитнем крученую и с головой жеребенка. Вместо того, чтоб отпустить, принес домой позабавиться. У нас это диво морское и померло без воды. А на другой день Огнорогий явился перед мужем из пучины, разбив его лодку. Молвил, что Далеш загубил его дитя и по кровному закону обязан год отслужить ему в подводных хоромах. Так мне передал муж, когда зашел домой проститься. Я уж и к жрецам ходила, прося у них защиты. Но они тоже сказали, что кровный закон нарушать нельзя и с жителями глубин мы, руяне, должны жить в мире, а не во вражде. С тем и ушел Далеш. Год давно минул, но он все не вернулся. Не иначе, поглядел он на красоты подводные, да и решил, что они милее его сердцу, нежели наш, земной мир...
   Женщина горестно вздохнула, Энунд же задумался над ее рассказом. Позже он поведал его Ситоврату.
   - Я уже слышал о морском единороге, - проговорил жрец. - Много чудных созданий соседствует с нами. Но все они входят в свиту Ния - Водного Владыки, которого гречины называли Океаном, и являются его сынами и дочерьми. Он - повелитель вод и хранитель неявных знаний. Бояться морских существ не следует, тем более, что вы уже породнились с водной стихией и теперь носите в себе часть ее естества. Были времена, когда люди жили на земле бок о бок с существами других родов и видов, однако все они были либо уничтожены, либо погибли сами, не сумев приспособиться к переменам Всемирья. Уцелели лишь те, что ушли в подводные глубины, до которых не дотянуться ни человеку, ни солнцу. И только вещие радари могут ныне общаться с ними, перенимая их сокровенные мудрость и силу Воды.
   Под приглядом Ситоврата гости Архоны постигали сущность Земли, дарующей плотность тела, наделяющей уверенностью и восполняющей утраченные силы. Мать Сыра Земля, вмещая в себя деревья, рощелья и камни, была подлинной основой каждого человека, что предстояло осознать ученикам жреца-ратая. Более всего с ней были связаны человеческие кости и мышцы. Чтобы лучше ощутить питающие покровы и недра Сырой Матери, Ситоврат побуждал своих подопечных зарываться в землю и самостоятельно выкапываться из нее голыми руками, перенимая ее естество и свойства. Занимались Велесовой Боротьбой, где, пытаясь вывести соперника из равновесия в рукопашной схватке, впитывали пятками токи земли и прочно врастали в ее твердь. Так взращивали настоящую, неколебимую устойчивость.
   Жрец познакомил путников с разными ритуалами призывания Протевы-Кормилицы и Протевы-Заступницы. В некоторых из них чертили круг, присыпая его солью, в других - представляли вокруг себя башню из нескольких слоев почвы. Особым искусством был поиск на острове мест, где пульсация земляных жил была наиболее сильной. Через эти Врата Жизни соединяли в неделимое целое Земное и Человеческое Начало. После долгих и изнурительных радений все шестеро воспитанников Архоны воистину обрели Землю и под своими ногами, и в своем сердце.
   - Воздух - самая тонкая среди всех стихий, - поведал после этого Ситоврат, - вотчина ведогона и всевозможных духов пространства. Это прозрачная ткань, отражающая прошлые и будущие события, где живые соседствуют с мертвыми. Овладеть ее свойствами особенно непросто.
   - Когда ты направил в меня летящие листья, ты применил стихию воздуха? - спросил Хумли Скала.
   - Да, - подтвердил жрец. - Мост, соединяющий душу и тело воздуха с сердцем человека, это дыхание. Все вы должны научиться правильно им распоряжаться. Существует Дыхание Ветра, Солнца, Луны и многие другие. Все они вплетаются в естество воздуха разным образом, черпая его силу. Само же это естество предстает пред нами то Белокрылой Лебедью, дарующей ярь Белых Сияний, то Крылатым Змеем, свитым во множество колец, что питает нас снопами бурных ветров...
   Время летело быстро. К началу зимы шестеро гостей Архоны прошли уже немалый путь в своем обучении, оставивший на каждом из них свой неизгладимый след. На вершины скал и ветви деревьев священного острова лег первый робкий снег.
  -- Глава 18. Красная Дубрава.
   Беглецы торопливо уходили лесными тропами.
   Двигались налегке, оставив в Довгуше телеги, скот и нажитки. Селяне прихватили с собой лишь котомки с провизией и несколько корчаг с медом. Главным богатством теперь стало оружие: булавы и топоры, пики с рожонами, перекованными из кос и серпов, рогатины, сулицы и луки.
   Раненых несли те, кто не пострадал в бою за Довгуш. Здесь было много рубленых мечами, разрезы которых, присыпанные толчеными порошками, закрывали повязки и жгуты. Были люди с поломанными костями, которые Лодарь на исходе из городца туго перетянул и обмазал барсучьим салом, а также увечные - их раны промыли и зашили каленой иглой.
   Конники следовали по краям растянувшейся колонны. За головой приглядывал Дедрик, за хвостом - Кандих. А за ними - в двух перестрелах - шагали бодрым шагом Рыкари Триглава. Под сводами леса ротари словно растворились, став частью деревьев и их теней. Варны не видели и не слышали их, но неизменно ощущали за своей спиной. Кандих знал, что храмовые вои Колояра легко умеют изменять человеческую ипостась, представая перед врагом в облике яростных волкодлаков. Способность применять чары для устрашения противника была одним из многих умений посвященных воителей богов.
   Объезжая поток селян и ратников, сын Раста поравнялся с Венидаром.
   - Обожди-ка, воевода! - окликнул его старшина из Синегорки.
   Кандих придержал поводья. После гибели Дюжесила весь груз верховенства за ратями варнов лег на его плечи. Так решили родовичи общим голосом, признав заслуги и умения выходца из Сомбатхея. Даже Дедрик безропотно ушел в сторону, пожелав остаться головным лишь над вершими людьми.
   - Надо прибавить шагу, - сказал Венидар. - Осталось совсем немного. За лощиной будет Красная Дубрава. Туда нужно поспеть, покуда франк не наступил нам на пятки.
   - Почему именно в дубраву? - удивился Кандих. - Разве она нас защитит?
   - Красная Дубрава лежит на взгорье перед хутором Поочье. В ней есть гда затеряться так, что вовек не сыщут.
   - Ты знаешь это место?
   - Бывал не раз, - ответил Венидар. - Там круглый год держится листва и вся она имеет красноватый отлив. В Красной Дубраве преследовать трудно - пути сами собой запутываются. Можно седмицу петлять, прежде чем выйдешь к Поочью, можно сразу проскочить, а можно вообще сгинуть без следа. Но славится дубрава не этим.
   - Чем же тогда?
   - В ней есть свой хутор, на котором живет чудной народ... - старшина хмыкнул в бороду. - Да только не каждый его там встретит.
   - Поведай о нем, - попросил сын Раста.
   - Я мог бы, конечно, сказать, что все это бабьи сплетни и детские россказни, коли б сам на том хуторе однажды не заночевал. Местные его так и кличут - Красный Хутор. Появляется и исчезает по своей воле или причинам, нам не ведомым. А живут там Пучеглазые. Они никогда не подчинялись никаким князьям, стояли своим урядом. Не ведаю толком, кто они есть на самом деле. Одни бают, мол, навии, морочные чада. Другие - что существа, уцелевшие от давних времен. Верно только то, что на нас они мало похожи.
   - Ты их видел? - полюбопытствовал Кандих.
   - Да, единожды в юности, когда еще не слыхал про Красный Хутор. Шел к свояку Драгану в Поочье, заблудился, а к вечеру выбрел к их жилищам. Как глянул, так сразу и оторопел. Вроде люди - две руки, две ноги. Но глазища большие, как у жаб болотных выпучены, а кожа - точно корка заскорузлая. Они меня у себя приютили, не оставили коротать ночь под деревьями. Потчевали своей снедью, только, ясное дело, я от нее отказался. Смекнул, что народец сей, видно, не из нашей Яви. Поутру - ни свет ни заря - поспешил оттуда уйти. Мы через день с Драганом и еще тремя мужиками из Поочья на то место ходили - опушку возле двух сросшихся дубов со сквозным дуплом я запомнил. Да только хутор Пучеглазых как сквозь землю провалился. Одни желуди нашли.
   Кандих был немало удивлен рассказом Венидара.
   - Чем же этот чудной народ занимается? - осведомился он.
   - Как и мы - пашут, охотничают. Но ихний старейшина мне обмолвился по большому секрету, что Пучеглазые - избранный народ, служащий Яровиду. Будто бы они хранят у себя гранитные камни, впитавшие в себя кровь древних Волотов, богатырей минувших веков. В той крови закаляют они свое оружие. Клинки, ножи и срезни стрел, вымоченные в руде Волотов, обретают такую мощь, что разносят любые преграды. Я уж не знаю, сказки то, иль нет. Еще рекут, что кровь ту Пучеглазые втирают в тело, и не надо им никакой брони. Становится их кожа неуязвимой, так что не берет ее ни железо, ни кость, ни дерево. Я вот мыслю, что если б у них ихние тайны выпытать -- много пользы поимели бы мы все.
   Кандих задумался. Он не мог решить, как ему относиться к необычному повествованию Венидара. Конечно, он понимал, что в разных концах земли живут особые хранители отдельными родами и законами. Но сберегать кровь Волотов, Велесовых детей, и применять ее чудотворные свойства ныне -- в это верилось с трудом.
   Проехав еще немного, юноша вновь придержал коня. В конце концов, он не раз слышал от Тудуна, что немногие исполины, выжившие в боях с чудищами Дивия, ушли на север - на побережье велетской земли, и там закончили свой земной срок. Получается, староста не ошибался: Красная Дубрава вполне могла быть местом последнего приюта отпрысков Святогора.
   Колонна беглецов из Довгуша достигла лощины, напоминающей своей формой подкову. С трех сторон ее зажимали взгорья - вздутые земляные бугры, оплетенные корневищами тесно стоящих деревьев. Одесную топорщился кривоствольный осинник с прорехами в покровах листвы, ошую - синеватый ельник, а прямо впереди - багрянолистые крепыши-дубы сомкнули ряд плечо к плечу. Почва лощины, плотно утоптанная, с редкими кустами мятлика на острых кочках, зазвучала гулом под ногами людей и лошадиными копытами. И все же, один из селян разобрал чутким ухом охотника совсем другой звук.
   - Чу! - повестил он остальных, поворачиваясь назад, к покинутому бору. - Слышите?
   Народ приостановился, ловя неясные звуки, доходящие из-под хвойного полога. И впрямь - за спинами шумело и громыхало.
   - Неужели нагнали? - Любава с тревогой обернулась в седле.
   Молодой воевода не успел ответить на ее вопрос. Залежный Бор огласил протяжный вой волчьей стаи.
   - А ну, давайте подналяжем! - прокричал отряду Кандих, сообразив, что ротари Колояра вступили в схватку с конницей франков. - Поспешайте к Красной Дубраве! Там наше спасение.
   - А как же Колояр? - спросила его княжна.
   - Он обещал мне, что сам нас разыщет позже. Если, конечно, будет жив.
   Варнов упрашивать не пришлось. Ноги сами несли их через лощину. Каждый понимал, что пока длится схватка преследователей с Рыкарями Триглава, нужно добраться до укрытия.
   Вершники поотстали, пропуская вперед отроков, женщин и сородичей, несущих раненых. Перекинув со спин на локти ремни щитов, они составили заслон колонне. До земляных отрогов, на которых сидела Красная Дубрава, долетели в считанные мгновения. Венидар указал на одну из тропок, вьющихся вверх по склонам, и люд, сбившийся было гурьбой, выровнялся цепью, взбираясь к вершине холма. Багряная листва раз за разом поглощала все новых беглецов, закрывая их от взора стенами широких стволов и вязью ветвей.
   Когда последний из его ратников переступил порог дубравы, Кандих облегченно перевел дух. Успели. Теперь можно было не спешить. Под высокими сводами кряжистых старожилов страхи и беспокойство людей рассеялись сами собой. Передохнули на опушке, подкрепили силы нехитрой снедью из переметных сум.
   Кандиха слегка удивило, что в Красной Дубраве совсем не было чахлых и больных деревьев, пней и коряг. Только пышущие мощью красавцы-великаны с густыми шапками-кронами. Листья висели на ветвях так крепко, что, казалось, не только ветру, но и мужской руке не оборвать. Словно почва и выросшие на ней рощелья действительно были вскормлены рудой-живой стародавних воителей, сынов Влес-бога.
   - На хуторе Поочье много припасов, - говорил Лодарь, - а еще - добрых верховых коней. И все же - задерживаться на нем долго не стоит. Наш путь лежит в Звонец. Там и рать уже собралась не жидкая, нас дожидается. За последнее время приросла воями с островов и соседями-черезпенянами.
   - Это ты верно заметил, отец, - поддержал Дедрик. - Соединимся, и грянем на франков всей мощью. Герцог Эрик уже немало потерял ратников в боях и стычках, войско его не так крепко, как прежде. Да и волинцы, наверняка, попортят ему кровь. Каждый из Рыкарей стоит десятка простых воев.
   Приятные слуху и сердцу слова заставили лица варнов посветлеть. Впервые за долгое время. После короткого привала путь продолжился.
   Кандих и Любава по-прежнему ехали в хвосте отряда, доверяя острому глазу Венидара и сноровке Дедрика. Они смотрели по-сторонам, вспоминая рассказ старосты из Синегорки о том, что Красная Дубрава любит водить своих гостей кругами, дурить и сбивать с толку. Однако здесь не было ни завалов сухостоя, ни овражцев, ни разнобоя дерев и силяжи. Потом они поняли: все вокруг выглядело слишком одинаково. Ровная земля без колдобин и возвышенностей, густо стоящие дубы, похожие друг на друга, как молочные братья, отчетливые тропы. Уже через несколько шагов дубрава начала двоиться и троиться перед глазами. Тропка бежала под стопой и копытом коня шустрой змейкой, огибая толстые стволы, но вот рядом появлялась такая же, и сразу терялась нить дороги. Куда идти? Только что шли по солнцу, а тут, оказывается, уже повернули противосолонь. Пока выравнивали направление, сбились еще сильнее.
   И все же, Венидар не дал Красной Дубраве вдоволь натешиться над усталыми людьми. Придержав коня, он долго всматривался в просветы деревьев, потом долго прислушивался к дуновению ветра и шепоту листвы. Дедрику даже показалось, что губы старосты из Синегорки что-то шептали, будто обращаясь к незримым собеседникам. Когда он похлопал по шее своего пегого скакуна, двинув его к боковой тропе, ни у кого из ратников не осталось сомнений: Венидар понял, куда держать путь.
   Довольно скоро отряд выбрался из дубравы на лужайку, узкой ложбиной отделенную от хутора из десятка изб-клетей с соломенными крышами. За невысоким плетнем также проглядывали многочисленные сараи, хлева, конюшни и один крытый длинный двор. На шестах были развешены воловьи и козлиные шкуры - в Поочье жили кожемяки, дубильщики и скорняжных дел мастера. В ближайшие городки они свозили кожухи и полушубки, мастерски сработанные панцири и поддоспешники для воинов, поршни и сапоги, ремни и конскую сбрую. Прежде, по словам Лодаря, хутор процветал, но ныне обезлюдел и захирел.
   Вслед за собаками, выбежавшими навстречу беглецам из Довгуша, встречать гостей вышел сельский голова Перегуд. Этот старожил с приплюснутым носом и сутулой спиной, разменявший седьмой десяток лет, ступал, подволакивая одну ногу. Оглядел народ, повздыхал, посетовал, бегло приветствовал Лодаря и Венидара. Селяне, обеспокоенные шумом множества ног и перестуком конских копыт, выходили из домов и тоже качали головами при виде изможденных сородичей. Хутор был явно мал для многолюдной массы гостей, но после долгих усилий всех раненных разместили в жилищах и накормили походных коней вершников. Прочие остались не в обиде. Устроились кто на колодах, кто на бревнах, иные же - просто на расстеленной меховой одежде посреди дворов.
   Дедрик пожелал побыть с воями, а Кандиха, Любаву, Лодаря и Венидара Перегуд отвел в свою избу. Там напоил цежей, попотчевал горячей бобовой похлебкой с печи.
   - Я уж и забыл, как враг в лицо выглядит, - в беседе признался сельский голова. - Еще юнцом-погодком ходил в поход против ободричей при прежнем князе. Потом меча держать в руках не доводилось. Ты же помнишь те года, Лодарь. Князь Белозор хотел отбить Велиград. Там в былые годы осело много наших родян-мастеровых, которых ободричи принудили работать на своих князьков и бояр, чиня всяческие обиды. Но поход был неудачным. Так и отступились ни с чем. Хотя умные головы уже тогда толковали, что надо было сговориться с саксами и давить одной силой...
   - Сейчас другое, - сумрачно вымолвил Лодарь.
   - Знаю, - тряхнул густыми бровями Перегуд. - Все села округ опустели - люд в ополчение идет, чтоб только сдержать франков. Вон, в Рыбнице - одни бабы остались да немощные. А солеварня на Козьем Бугре? Зачахла. Некому промыслом заниматься, все в Звонец подались. И наш молодняк расхватал дедовы пики да луки. Где теперь, кто ведает?
   - Вам тоже лучше уйти, - проговорил Венидар. - Ни сегодня-завтра франки будут здесь. Никого не пощадят.
   - Мы смерти не боимся, - взмахнул желтеющей дланью Перегуд. - А скакать сернами по дорогам да трясти дряхлыми костями при наших сединах - срамно. Придет франк - примем свою долю. Вчера у отчих жальников говорили с пращурами. Приспело, знать, отправиться тропою Рода...
   Возражать старожилу никто не стал, уважая его волю. Помолчав, Перегуд вдруг поднял глаза на Кандиха и в них заплясал задорный огонек.
   - А ведь мы по утреннице незванного гостя у себя приняли, - загадочным тоном сообщил сельский голова.
   - Кого-нибудь из беглецов с полудня? - неуверенно предположил Лодарь.
   - Нет. Главатаря Пучеглазых из Красной Дубравы.
   Венидар присвистнул.
   - Да ну? - спросил с сомнением. - Неужто?
   - Как есть говорю, - подтвердил Перегуд. - Сам пришел в мой дом. Его ни собаки, ни люди не почуяли. Прежде о подобном у нас и не слыхивали...
   - Что же он хотел? - более спокойно осведомился Лодарь, когда волна удивления среди слушателей улеглась.
   - Повестил, что к вечеру к нам явиться дружина из Довгуша со всем многолюдством и подранками. Так и вышло. Еще сказал, что во главе дружины будет молодой воевода, - он искоса глянул на сына Раста.
   - Ну? А еще? - не скрывал своего нетерпения Венидар.
   - Сего воеводу Пучеглазые хотят видеть и с ним толковать. Главатарь ихний молвил так: пускай сам придет в Красную Дубраву. Один.
   Все собравшиеся в избе осмысливали услышанное.
   - Чего же хотят Пучеглазые? - удивился Венидар.
   - А кто их поймет? - сельский голова развел руками. - Они здесь сидели еще до того, как велетские рода с заката на эту землю ступили. С нами никогда не враждовали, уживались бок о бок. Своя у них правда, свой закон. Для нас - темные.
   - Я пойду, - решил Кандих.
   Во взгляде Любавы отразилось волнение.
   - Случай небывалый, - пояснил молодой воевода. - Наверняка, у жителей дубравы есть причина искать со мной встречи. Надо ее выяснить.
   Он отправился сразу после трапезы в доме Перегуда, чтобы не терять времени даром.
   - Возьми с собой хотя бы меч, - посоветовал Дедрик, заметив, что Кандих снял свое боевое облачение и разоружился.
   Сын Раста отрицательно покачал головой.
   - Нельзя оскорблять хозяев Красной Дубравы, выказывая им недоверие.
   - А на ночь глядя почто идешь? - вступился Лодарь. - Обожди до утра. Застигнет темень в лесу - не обрадуешься. Где тебя потом искать? Нам без воеводы нынче никак.
   Однако Кандих был непреклонен в своих намерениях. Только Любава не пыталась возражать и отговаривать, наблюдая за его приготовлениями. Сын Раста глазами показал ей, что все будет хорошо.
   Мгла подкатывала постепенно, начиная с дальнего края отвоевывать небесные нивы у Суряных богов. Наползала, одевая даль в меха теней. Кандих поспешил выйти за плетневую ограду и пересечь овражец, отделяющий от дубравы, пока тропы еще не скрылись в сумраке. Он не думал о том, куда идти. Понимал, что Красная Дубрава сама выведет к нужному месту, а те, кто пригласил его в свои лесные хоромы, непременно встретят гостя.
   Идти было легко - ни пни, ни коряги не замедляли проворный шаг молодого варна. Только кустистые тяжелые ветви порой вставали перед лицом. Кандих отводил их руками, пробираясь в глубины потаенного лесного урочища. Не было ни волнения, ни страха. И все же, когда тихий голос с хрипотцой прошелестел откуда-то сбоку, молодой воевода встрепенулся всем телом.
   - Ишь, прыткий какой, всех сурков распугал, - мягко пожурил невысокий человек, разгибая спину. В руке его было лукно, полное грибов - крупных боровиков с багряными шляпками.
   Кандих в растерянности не нашел сразу, что сказать. Он разглядывал еще не скраденную темнотой фигуру незнакомца, одетого в рыжую шкуру поверх белой рубахи, его плоское лицо с блестящими глазами навыкате, травяные стебли, заплетенные в волосы, увитую хмелем длинную бороду.
   - Поклон тебе, добрый человек, - вымолвил, наконец, Кандих. - Прости, если потревожил. Шуметь я не хотел.
   Незнакомец слегка хихикнул и озорно улыбнулся одним уголком запрятанных в бороду губ. Теперь уже он внимательно рассматривал молодого воеводу.
   - Дозволь узнать, как к тебе обращаться и какого ты роду? - осторожно спросил Кандих, опуская глаза.
   - Зови Осменником. Лютичи кличут нас Пучеглазыми, но сами мы зовем себя Дубовиками.
   - Никогда не слышал про таких, - признался Кандих, но вдруг его осенило. - Так вы лесные сторожа, ближники Ярилы Велесича?
   - Да, - не стал лукавить Осменник, радуясь сообразительности гостя. - Как и девы-берегини ручьев, волкодлаки и другие подручники Ярого Воя, сына Влесова. Как и они, мы присутствуем во всех трех мирах. В Яви подобны обычным людским родам, живущим общинным устоем. В Нави - лягушкам омутов, хранящим мшистые камни. В Прави - сгусткам зеленого пара.
   Кандих постарался не показать своего удивления.
   - Чем могу я послужить лесному народу? - спросил он.
   - Скорее, мы может послужить тебе, - ответил Осменник. - На заре времен, когда славные Волоты, отпрыски Велеса, закончили свой век на Белом Свете, Яровид послал нас в этот край, дабы сберечь на благо земле и людям крупицы их могущества. Здесь, в лесу сыродубном, вечно яром, нам было велено осесть нашим родом.
   - Но для чего?
   - Древние валуны, что стали навершием волотовых курганов, с годами вобрали в себя не только влагу мхов, но руду исполинов-ратаев. Руда, как водится, сохраняет и частицы Соби своих отживших хозяев. Тайну выпаривания сей руды мы получили от Яровида, а с ней - силу грозных воителей.
   - И вы готовы поделиться этой тайной с нами? - глаза Кандиха невольно сверкнули.
   - Нет, - сразу же охладил его пыл Осменник. - Рода людские из-за своего неразумия погрязли в распрях и братских войнах. Наше знание не должно попасть в чужие руки, дабы не повлечь бед еще более горших.
   - Тогда как вы можете послужить нам? - удивился варн.
   Лесовик вновь скользил по лицу Кандиха изучающим взглядом, от которого становилось неуютно.
   - Эта земля за долгие лета никогда не подвергалась столь лютой угрозе, как ныне, - отозвался он. - Если явившиеся сюда Люди Заката победят ваших родян - они не просто полонят край и сневолят людей. Они уничтожат исконный порядок Боголесья, создав на его месте новый. Все священные рощи и дубравы будут вырублены под корень. Мы лишимся своего дома и постоянного пристанища.
   Варн понятливо качнул головой.
   - Потому - мы поможем тебе, даровав клинок из Лунной Кузни, - продолжал Осменник. - Это оружие, не знающее ржи, которое рубит простые мечи в щепки и рвет на части любой доспех. Когда ты сожмешь дланью его рукоять, ты ощутишь биение сердца могучих Волотов, в чьей крови была закалена сталь. Сей меч поведет тебя к победе, воевода.
   - Благодарю за щедрый дар, - Кандих поклонился лесовику.
   - Но это еще не все, - заметил Осменник. - Для того чтобы побеждать, увлекая за собой рать, ты должен сам стать неуязвимым для вражьего оружия. Мы позволим тебе сделать то, что недоступно прочим смертным - омыть свою плоть кровью Волотов.
   Ошеломленный столь необычным предложением, Кандих некоторое время молчал. На долю мгновения в нем колыхнулся соблазн, но молодой варн ответил лесовику твердо.
   - Прости меня, страж дубравы, - сказал он. - Я должен отказаться. Не хочу чем-либо отличаться от людей, которых поведу в бой. Воевода обязан чувствовать опасность в сече, равно, как и прочие ратники, иначе у него нет права возглавлять их. Может ли распоряжаться чужими жизнями тот, кто сам не рискует ее потерять?
   Осменник был немало удивлен словами Кандиха.
   - Я и весь мой народ, - договорил варн, - будем вечно признательны роду Дубовиков за драгоценный меч. Он укажет нам путь к удаче. Но большего я принять не могу. Остальное пусть зависит от моей земной доли, промысла богов и моих умений.
   - Впервые глаза мои видят человека, который так легко отказывается от высшего дара, - Осменник усмехнулся. - Я не пойду против твоей воли и не стану тебя упрашивать. Люди избрали поистине достойного воеводу. Пусть Яровид поможет тебе выстоять в этой войне и победить.
   Лесовик оглядел погружающуюся во мглу дубраву.
   - Ступай за мной. Красный Хутор тут неподалеку.
  -- Глава 20. Город Ругевида.
   - Завтра поутру отправитесь в Кореницу, - объявил путникам Ситоврат. - Это город на полуденной стороне, храмовый центр Ругевида. Там вас ждет Миронег, которого пригласили к себе местные старейшины.
   - Зачем мы понадобились верховному жрецу? - удивился Энунд Раздвоенная Секира.
   - На это он ответит вам сам. Дорога к городу непростая. Кореница окружена кольцом топей, некоторые из которых сейчас присыпал снег. Будьте осмотрительны в пути.
   Энунд непроизвольно поморщился. Всякое упоминание о болотах до сих пор вызывало у него дрожь.
   Утром, перекусив овсяной кашей и кнышами с сытой, шестеро воинов покинули Дом Младых Соколов, прицепив к поясам мечи и топоры.
   - Сдается мне, други, старый жрец уготовил нам какое-то испытание, - поделился своими соображениями Прелют.
   - Нам ли бояться испытаний? - пожал плечами Гудред Ледяной Тролль.
   Дорога к Коренице вилась меж бесконечных пущ букового леса, ставшего теперь однородно бледным, и пустых полей с прогалинами, из которых выбивались сухие стебли травы. Снег сгладил трещины деревьев, присыпал дуплища, а торчащие повсюду пни одел в головные уборы. На тонком полотне пороши были выписаны замысловатые рисунки, оставленные следами звериных и птичьих лап. Порой из глубоких оврагов показывался лисий хвост или мыши-полевки проворно взбегали на длинные коряги.
   Путники терпеливо шагали по хлипкой дороге, влажный снег которой, перемешанный с грязью, покрывал брызгами ногавицы.
   - Верхами было бы сподручнее, - вздохнул Прелют.
   Товарищи с ним согласились. Однако пеший путь в направлении перешейка, связывающего полуостров Витов с основной территорией Руяна, был условием Ситоврата, оспорить которое никто не осмелился. Двигались среди голых древесных стволов, все теснее обступающих с обеих сторон, среди затихающей природы, по обширным просторам стылой земли. Только шустрые белки сновали вдоль крепких заостренных сучьев, в завалах бурелома сверкали глазки зайца-беляка. Теперь буки перемежались с могучими соснами в пять охватов, ворохи длинных ветвей были обглоданы лосями.
   Внезапно Рогдай насторожился.
   - Пахнет большим хищным зверем, - поведал он своим товарищам.
   - Волком? - Энунд приостановился.
   - Нет, ни у волка, ни у медведя нет такого запаха. Скорее, это большая дикая кошка.
   Путники принялись осматриваться по сторонам. Они никого не видели. Продолжали громоздиться дерева, облепленный крапинами инея вереск, тяжелые валуны. Слева проступили камыши - за пригорками, прикрытыми ельником, притаилось займище. Лес словно замер. Его холодное дыхание казалось отстраненным и безжизненным.
   Зверь появился из-за сосны с прощелиной в нескольких шагах от Гудреда и Прелюта, заставив их встрепенуться. Это был очень крупный хищник с дымчато-серой, чуть желтоватой шерстью, раскрашенной черными пятнами по всей шкуре. Могучее тело, опирающееся на короткие лапы, венчала плотная голова с закругленными кошачьими ушами. Сверкая глазами и оскаливая влажные зубы, зверь крутил пышным хвостом и внимательно изучал людей.
   - Пардус, - прошептал Прелют. - Не знал, что они водятся в здешних краях.
   Хумли ткнулся пальцами в рукоять секиры, однако Бови Скальд отрицательно покачал головой.
   - Не стоит, Скала, - произнес он. - Помни уроки Ситоврата: без нужды губить зверя и птицу нельзя. Они - такие же дети Боголесья, что и мы.
   - Ты хочешь, чтобы он вцепился в глотку кому-нибудь из нас? - сузил глаза хирдманн.
   - Если мы не тронем его - он не причинит нам вреда, - Бови Скальд был уверен в своих словах, смело выступив вперед. - Держа в сердце покой - заполняешь покоем дороги жизни. Мы - воители, а потому, кому, как не нам, владеющим неизмеримой ярью духа и мощью тела, знать ценность чужих жизней? Истый воин удерживает их на острие меча, но умеет сохранять невозмутимость, не проливая крови и не обрывая нити других судеб. Покой - сильнее вражды.
   Люди почти поравнялись со зверем. Не сводя с них глаз, в которых плясали ярко-красные огоньки, он отступил в сторону, позволив путникам пройти, но не скрылся из виду. Некоторое время все чувствовали затылком его провожающий взгляд.
   - Ты оказался прав, Бови, - заметил Гудред Ледяной Тролль.
   Тропа, по которой шагали воины, была испещрена оттисками мягких шерстистых лап, оставленных пардусом. Они то тянулись, будто упругая бичева, то почти кружили, подобно заячьим петлям. Однако уже скоро этот непрерывный след, оказавшийся на пути маленького отряда, изменился. Оттиски стали продолговатыми, с явственным рисунком округлой пятки и подушечек пальцев.
   - Клянусь цепью Дроми, это отпечатки босых человеческих ног, - промолвил Хумли Скала.
   - Уж не с оборотнем ли мы повстречались, Рогдай? - Энунд посмотрел на мерянина, желая узнать мнение охотника.
   - Если это и оборотень, то не простой, - ответил тот. - Похоже, он умеет принимать самые разные обличья и наделен в этих лесах немалой властью...
   В этот миг все шестеро путников почувствовали спиной горячий пристальный взгляд. Они обернулись, ожидая увидеть вернувшегося пардуса, однако наткнулись на человеческую фигуру. Рядом с сосной стоял старец в шапке из можжевеловых ветвей и длинном зеленом плаще из хвои. Густая белая борода его подметала землю, глаза светились, как два уголька. От неожиданности вздрогнул даже Хумли Скала.
   - Ты кто такой будешь, почтенный? - осведомился Бови Скальд, изучая странного незнакомца.
   - Я-то? - старец улыбнулся в усы. - Всем чадам лесным отец, всех дервей сторожей, всех путей-дорог лесных хозяин.
   Прелют изменился в лице.
   - Святобор, - выговорил радимич, и невольно отпрянул. - Лесной бог...
   Хирдманны недоверчиво рассматривали старца. Глаза его и впрямь были мало похожи на человеческие: они горели живым огнем. Фигура же лесовика казалась воздушной, точно вот-вот готова была раствориться.
   - В эту пору непросто детям моим находить себе пропитание, - задумчиво изрек незнакомец. - Мир цепенеет, и земля уже не насыщает его своими токами. Сварга Златая закрывает врата до весны, не питая рощи теплом. Потому - и зверь, и пичуга рыщут по полям да лугам, чтобы прокормить себя и потомство. Люди же по неразумию своему губят их нещадно. Мало кто памятует о законах природного естества, роднящих все живые создания меж собою, словно отпрысков одной верви.
   Воины слушали старца безмолвно, стараясь угадать, в какую сторону он клонит.
   - Потому любо мне, - продолжал лесовик, - что в сердцах столь отчаянных ратаев уживается могута и понимание кровных связей Жизни. Я приглашаю вас в мое жилище - отдохнуть с дороги.
   Товарищи переглянулись в нерешительности. Если Прелют оказался прав, и перед путниками предстал сам Святобор, нужно было непременно уважить его волю. Не всякий день божество зазывало в гости простых смертных.
   - Почтем за честь, - ответил за всех Рогдай, кланяясь хозяину.
   Старец бесшумно двинулся среди ветвей, оставляя отпечатки босых ступней. Шестеро воинов вытянулись цепью, поспевая за ним. Перед глазами мелькали холмы бурелома, малые полянки, канавки и деревца с выступающими наростами. Не заметили, как добрались до небольшой лачуги в низине, покрытой шкурами росомах и оленей. Лесовик приподнял край одной из них - показался узкий проем.
   - Здесь мое обиталище, - сказал он, и проскользнул в жилище. По одному путники последовали его примеру.
   В центре лачуги, сложенной из жердей, горел очаг, бурый столб дыма от которого тянулся к отверстию в кровле, служившему дымоходом. Пол был застелен ворохом шкур, а среди них разметались деревянные миски, туезки, чаши и братина.
   Старец подошел к огню, возле которого стоял большой ставец, открыл крышку и зачерпнул ковшом прозрачную жидкость, пахнущую медом и переспелыми ягодами.
   - Отведайте-ка моей сурьицы, - предложил он гостям, наполняя братину. - Освежите уста, впустите мир и радость в душу.
   Путники молча согласились, рассаживаясь на шкурах вокруг очага. Настой оказался очень терпким. С каждым глотком из братины, которую передавали друг другу, гости лесовика ощущали не только бодрящую сладость, но и приливы блаженного умиротворения, начинавшего заполнять члены, притомившиеся от ходьбы по снежным дорогам. Глубокое расслабление так и ласкало негой и тело, и сердце.
   На втором круге колесница времени будто умерила свой бег, а своды хижины унеслись в неоглядную высь. Всего на долю мгновения мелькнуло сомнение: уж не опоил ли странный лесной старик? Но потом эта мысль утекла куда-то далеко, за ней последовали и все остальные. Утекли стены жилища и лица товарищей - канули в дым очага, стали паром без цвета и очертаний. Весь Белый Свет словно сделался одной сплошной дымкой: плывущей, как облака, курчавящейся, как завитки ветряной пряжи. Посмотрели внимательно - и впрямь! Вокруг только облака клубятся, а ветры меж ними плетут кудели вольных струй. Вышина захватила своим полетом, заставила замереть в упоении и восторге. В ней совсем не было никаких узнаваемых вещей - только чистый, слегка белесый поток, полупрозрачное варево самой Жизни.
   Путники плыли в нем очень долго, потеряв себя, и только наслаждаясь этим необъятным, незнаемым простором. Это было вкушение совершенного Единства без различий, кружение в Нескончаемом и опьянение Нетленным. Но вот чистый однородный поток начал медленно разделяться на рукава, давая начало бесчисленным малым потокам-ручейкам, сотканным из тепла, воздуха, воды, пара, света и звука. Где-то открылось понимание: Всемирье - единотелесное вещество, бесформенное Дыхание Вечности, - но оно умеет распадаться на тьму тьмущую разноликих проявлений. Между ними есть различия, однако нет границ. Эти проявления - как вены одного существа, сообщающиеся между собой, или как протоки одной реки, питаемые из общего русла.
   Как же это было дивно! Разбег неутомимо струящих и перетекающих друг в друга ручейков и являлся Мирозданием, состоящим из людей и духов, зверей и птиц, деревьев и трав, камней и песков. Всего этого было так много, невероятно много! Но все это было Одним: нерасчленяемой массой, исходящей из Истока Вещей. Каждая малая толика Реки Жизни билась и дышала потому, что была связана со всеми остальными. Она черпала силу из множества. Не существовало никаких единичностей. Только ответвления одного Начала, отблески одного Лика, выражения одной Плоти. Они находили свое место в просторе Бытия и стяжали разные судьбы, оставаясь при этом внутри целостной судьбы Богомирья. Река Жизни никогда не замедляла ход, двигаясь вне берегов и пределов. Тем самым, Первородное Естество пресуществляло себя во все новые и новые виды явлений...
   Когда путники, пресыщенные впечатлениями, наконец, растерли глаза - они обнаружили, что сидят в сосновнике на старых древесных колодах. Не было ни лесного старца, ни жилища, обтянутого шкурами, ни братины с чудодейственной сурьей.
   - Где же бог Святобор? - завертел головой Гудред. - Неужели привиделся всем сразу?
   Рогдай в ответ покачал головой.
   - Мы и правда встретились с ним, и он дозволил нам испить жизни из своей чаши. Теперь нам ведом вкус Настоящего и открыты дали земных дорог.
   Хумли Скала выглядел взволнованным до глубины души. Таким грозного хирдманна еще никогда не видели его товарищи.
   - Выходит, - забормотал он, обращая, скорее, к самому себе, - что я, точно Всеотец-Гримнир, отведавший Меда Поэзии из крови Квасира, вкусил напиток прозрения Истины, и теперь глаза мои широко открылись?
   - Да, - подтвердил Бови Скальд. - Теперь знание Незыблемого равно пребывает в тебе, как и в каждом из нас. И этого знания у тебя уже не отнять. Другое дело, как ты им распорядишься.
   Все шестеро воинов были потрясены произошедшим с ними преображением. Прошло, должно быть, немало времени, прежде чем они смогли вернуться на тропу. Каждый явственно ощущал, что пережил сегодня самое большое откровение в своей жизни.
   Путь до города Ругевида оказался неблизок, так что ночь путникам пришлось скоротать у костра в пролеске, завернувшись в шерстяные плащи. Только с первыми проблесками рассвета они продолжили свое странствие. Как и предупреждал Ситоврат, все подходы к Коренице были заполнены присыпанными снегом гатями. Однако они не остановили продвижение воинов, которые необъяснимо научились видеть верные и надежные тропы. Даже Хумли и Гудред заметили, что у них словно появились незримые помощники, откуда-то из глубины души подсказывавшие что делать, а чего избегать.
   За зыбкими разводами грязно-белых покрывал, окаймленных вереском и скрывающих мочажины, проглянули остряки тына. Кореница, древняя резиденция руянских кованов, находилась в самой высокой части острова - на холмовой круче, у подножия которой росло несколько сизых елей. Этот град, называемый иноземцами Ругард, Город Ругов, имел внушительные укрепления из венчатых городней. К вратам между двух широких смотрилен с обламами вел длинный деревянный настил, выполнявший, видимо, роль моста. Прясла оказались высоки, но строения, выступающие за ними, выглядели еще внушительнее. То были знаменитые трехъярусные дома Кореницы, о которых всегда с изумлением отзывались гости острова. В городе обитали самые именитые бояре - ближники Родевида, а также размещалась особая гридня Одержимых: Рыкари Ветра.
   Следуя по сосновым доскам настила, шестеро воинов приблизились к раскрытым воротам. За чертой города их почти сразу оглушил стук молотов в кузнях, примыкавших к внутренним накатам стен, в нос ударил запах свежедубленых шкур и кож из стоящих на едином помосте нескольких мастерских. Кореница была застроена плотно, жилые дома соседствовали с ремесленными подворьями. Была и своя центральная площадь, которая по выходным становилась торговищем и заполнялась несметной оравой местного и пришлого люда. Но и сегодня, хотя рассветное зимнее солнце положило зачин только шестку седмицы, гудящая толпа плотно сковала самое сердце града, не позволяя протиснуться к дальним гридницам и храму Ругевида.
   - Может, праздник сегодня какой? - неуверенно предположил Рогдай.
   - Состязание спиваков, - сообщил Прелют. - Они собираются здесь со всего острова и из соседских краев, чтобы порадовать люд своими байками. Победитель получит золотую чашу.
   Путники прислушались. Они действительно различили переливы струн и высокие, чистые напевы. Глаза Бови Скальда на миг блеснули, но тотчас погасли.
   - Не желаешь принять участие? - подмигнул ему Хумли Скала. - Здешние скальды поют о делах давно минувших дней. Ты же можешь подивить народ историей о Золотой Ладье. Клянусь камнем Твити, к которому привязан Фенрир, она любому глупцу способна вправить разум.
   Однако Бови только покачал головой. Путники приблизились к группе горожан, одетых в пестрые суконные и сермяжные зипуны, поверх которых были накинуты плащи из бобровых или куньих шкур. Сказитель между тем повествовал жителям Кореницы о вислянском князе Балбоше, способном оборачиваться вороном, что долгие годы успешно воевал против своих многочисленных соседей зличан и мораван, пока не пал от коварной стрелы, пущенной ему в спину. И тогда облачная дева Магура в золотых доспехах спустилась к нему с небес на поле брани. Коснувшись губами его остывших губ, она оживила его и вознесла на своих крылах в лучистый Ирий.
   Настал черед скальда с Аландских Островов, затянувшего хорошо известный четырем хирдманнам сказ о чудесном мече Тюрфинг, который выковали конунгу Сигрлами карлики Двалин и Дулин. Меч этот убивал врага всякий раз, как извлекался из ножен, но в итоге погубил своего владельца, как и было предсказано цвергами. Сигрлами пал от руки своего воеводы Арнгрима из Больма, заполучившего удивительный клинок.
   Потом к народу вышел уже немолодой человек в потертом жупане из овечьей шерсти, волосы которого были собраны в длинную русую косу. Он завел песнь о Бусе Белояре. Голос спивака оказался особенно высок и полон внутренней силы. Он будто взлетал к небесам соколом, а опускался к земле белой лебедью, плыл среди волн стругом с тугим парусом, а потом расходился грозной снежной вьюгой.
   ...Улыбалась Чигирь-Звезда, встречая рождение князя младого
   Заплясали игривые облака, точно кони, взбивая Сварожью Ниву.
   Чист и ясен, багрян и свеж, возъявился на свет, потомок Славных,
   Чтобы Правды искон беречь, боронить от врага Рода древо...
   Сказитель, под одобрительный шелест толпы, повествовал о мудром князя-волхве, который собрал под своим стягом множество племен, сложив из них обширную державу Даждьбоговых внуков, а стольным градом ее сделал блистательный Кияр. Немало великих подвигов совершил Белояр-князь, укрепляя рубежи Русколани. Долгие года на земле его царили мир и процветание. Князь даровал сородичам знание о небесных и земных циклах, ходе светил и ведах Сварога-Отца. Однако вещий правитель знал, что уже грядет поворот колеса времен - Сварожья Зима, остановить которую никому не по силам. И вот тучи ворогов вторглись в Бусов край, чиня разор и смертоубийство. Начались жестокие сечи и многие бедствия для земли внуков Даждьбоговых. Несметное числом, воинство годье рассеяло рати князя. Вожди недругов желали пленить Белояра, но светлый князь сам отдал себя в их руки, позволив распять на кресте. В тот же день случилось затмение солнца, а земля дрожала и ныла, сотрясая горы и долины. Бус был живым воплощеньем Даждьбога Трисветлого, а потому - должен был пасть, дабы не мешать приходу новой эпохи - лютоверти Кощной Поры, чья власть на земле продлится не одну тьму лет. Однако после того, как великого князя-волхва сняли с креста и погребли, насыпав курган, он явился сородичам и врагам на Белой Горе воскресшим и сияющим золотыми лучами. Там он взошел на кромку небес, отправляясь в Ирийские чертоги...
   Песнь спивака вызвала горячий восторг жителей Кореницы.
   - Назови свое имя, сказитель! - крикнули из толпы.
   - Велимудр из Любицы, - тот поклонился, приложив руку к сердцу.
   - Велимудр достоин награды! - с разных сторон посыпались голоса. - Его голос - в самое сердце проникает, а слова - волнуют душу. Честь и хвала Велимудру! Напомнил о доблести пращуров наших и мудрости наших вождей...
   - Да будет так! - шестеро путников неожиданно для себя увидели среди жителей города Миронега, который и принял окончательное решение об итоге состязаний сказителей.
   Верховный жрец Архоны вышел на середину площади и обратился к сородичам.
   - В сей нелегкий час, когда побратимы наши велеты насмерть бьются с ордами франков, а крестопоклонники с Запада оскверняют святыни наших общих праотцов, никто из нас не должен забывать родные корни, и чтить богов наших и сынов их - хоробрых князей-витязей, веками охранявшими поконы Всерода-Батюшки. Сила их и посейчас корениться в наших костях и дланях, огонь их духа - греет наши сердца. На том стоят наши верви и будут стоять, покуда Солнце Красное освещает небокрай нашей земли.
   Как только народ начал расходиться, Миронег подозвал к себе путников жестом руки. Воины поклонились жрецу.
   - Рад, что вы так скоро выполнили мою просьбу и прибыли сюда, - сказал он. - Была ли успешной ваша дорога?
   Бови Скальд усмехнулся.
   - Полагаем, мудрейший, тебе об этом и без нас хорошо известно.
   - О чем ты? - с притворным удивлением осведомился Миронег.
   - О лесной встрече. Ты ведь для этого призвал нас в город Ругевида?
   - Ты ошибаешься, воин, - возразил жрец. - Мы служители вышних богов, но не властны влиять на их промысел. То, что вас отметил вниманием Хранитель Лесов - плод ваших упорных радений, изменивших узор ваших судеб и вашу природу. Ситоврат раскрыл вам Веды Воздуха, позволив глубже укорениться в пространстве Всемирья. Потому все события, что случаются ныне на путях вашей жизни, увязаны с вашей Стезей, а не с моими прихотями. Я могу лишь наблюдать за ними и мягко направлять.
   - Стало быть, цель нашей встречи в Коренице другая? - сообразил Прелют.
   - Да, но о ней будет сказано позже, - проговорил Миронег. - Сейчас же я хочу показать вам храм. Ступайте за мной.
   Воины зашагали за жрецом по пустеющим улицам города.
   - Позволь спросить, - осторожно заговорил Рогдай, которому что-то явно не давало покоя.
   - Молви, - дозволил Миронег.
   - Ты говорил, премудрый, что война с франками кипит на земле лютичей?
   - Так и есть, - подтвердил жрец. - Суровая война. Главные силы Карла теснят велетского князя Драговида, отступающего к Радоре, хоть он и чинит им непрестанный урон. Под Бранибором, в краю стодорян, были очень тяжкие сечи. Но другая дружина Франконца под началом герцога Эрика - почти у нас под боком. Вы, верно, слышали от кована, что ободричи стали союзниками франков и не только позволили им пройти через свои владения, но и присоединились к походу? Теперь в Варнии непрестанно гудит железо и льется кровь.
   - И там тоже франки одолевают? - нахмурился Энунд.
   Жрец вздохнул.
   - Варнский князь Старивой погиб, зарезанный франками во время переговоров. Пал в бою и воевода. Нынче над воинством его верховодит витязь из дальних родов. Покуда он еще сдерживает ворогов, нанося им ущерб. С ним - самые отчаянные и упорные ратники.
   - Как его имя? - напрягся Рогдай.
   - Кандих, сын Раста.
   Путники остановились в недоумении.
   - Это человек, - продолжал Миронег, - которого варны сами избрали над собой вождем за храбрость и находчивость. Нелегко приходится ему супротив иноземцев, коим и числа несть...
   - А что кован Родевид? - спросил Энунд. - Отчего не поможет сородичам?
   - Увы, - Миронег только развел руками. - Корабли Харальда Данского днем и ночью следят за морем Архоны. Если снарядить рать в Звонец - даны нападут на остров немедля. Пока руки наши связаны, и мы можем лишь ждать и надеяться, что что-то переменится.
   - Тогда может нам самим отправиться туда? - с волнением спросил Рогдай. - Мы могли бы принести пользу на побережье.
   Жрец покачал головой.
   - Вы только сложите там свои головы, но никому не поможете. Побережье целиком в руках франков. Пока ваше место здесь. Чтобы доблесть ваша пошла на пользу вашим друзьям -- вам самим надлежит еще немало постичь. Мы пришли.
   Перед побратимами вырос храм Ругевида, окруженный несколькими раскидистыми дубами. Формой он был очень похож на воинский шатер, над кровлей которого застыл распростерший крылья сокол. Стены и угловые столбы, сделанные из мореного дуба, целиком покрывала тонкая резьба, расцвеченная позолотой. Среди узоров чаще других проглядывали знаки солнечного коло, бегущие волки и скакуны с огненной гривой.
   Миронег поклонился высокому входу, завешенному тяжелой черемной тканью, и отдернул полог, вступая внутрь. Запах курящихся смолянистых трав с требища коснулся лиц путников, проследовавших за ним. В храме было просторно. Огни светилен освещали стены, завешенные алыми тканями и боевыми стягами. В глубине зала вырисовывалась исполинская фигура бога-витязя, почти достававшая до самого свода. Обличье его было столь грозным, что шестеро воинов на миг замерли на месте.
   - Вот он, заступник родов наших, хранитель Яви и обережник Матери Сырой Земли, - сказал жрец, кланяясь изваянию в пояс. - Всесущий Небесный Ратай, имеющий семь воплощений во Всемирье. Он же - Перун-Громовник, разящий ворогов на поле брани. Он же - светоносный Яровид-Ярило, озаряющий наш край. Он же - наш первопредок-волот Святогор, зачинатель вервей людских.
   Ругевид имел семь лиц, объединенных одним широким лбом, над которым высился выпуклый шелом, и семь длинных мечей у пояса. Восьмой был зажат в деснице и вознесен острием вверх.
   - Это Меч Непобедимости, - пояснил жрец.
   Гости храма рассматривали внушительную стать одетого в чешую кольчуги воителя, у ног которого в изобилии лежали покореженные брони, щиты, шлемы, копья и мечи. Среди этого железного нагромождения нетрудно было признать оружие фризов и данов.
   - То добыча, что привозят наши ротари из морских походов, - промолвил Миронег. - Оружие, принадлежавшее самым именитым и искусным ратичам чужих земель, которые бились доблестно и пали в бою с сынами Руяна. В лютых сечах семеро наших лучших воев всегда несут стяги Ругевида, привязанные к спинам. Они вступают в схватку первыми, и их напор почти всегда опрокидывает ряды недругов. Ведь Ругевид - Отец воинской могуты, родоначальник Стези Ратая, способный предстать пред своими отпрысками в любой ипостаси - и Небесного Коваля Сварога, и одноокого Одина-Водана. Он дарит сладость победы и боль ран, солнце удачи и ночь покоя для тех, кто уже не вернется с бранного поля. Его лик - лик Жизни, кой соединен с ликом Смерти неделимо. Бывает, что лик этой проступает на мече или секире ротаря в час упорной валы с ворогом, а порой - и в его собственном облике. И тогда неприятель бежит без оглядки, охваченный ужасом и отчаянием...
   Вместе с Миронегом шестеро путников обошли кругом исполинское изваяние, после чего покинули покои храма, почтив бога-витязя поясным поклоном.
   Возле раскидистых дубов Миронег задержался.
   - Я рад, что вы узрели днесь наше святилище и воздали дань уважения общему нашему прародителю. Теперь самое время потолковать о деле, которое я и кован Родевид хотим вам поручить. Оно покажет, чего вы успели достигнуть за два минувших месяца в стяжании ратной науки.
   - Говори, мудрейший, - ответил Прелют. - Мы исполним все, что от нас потребуется.
   Верховный Жрец внимательно оглядел шестерых воинов.
   - В версте от Кореницы расположена Ремесленная Слобода - ее видно с башен тына. Она стоит на берегу и имеет бухту, в которой завтра встанет ладья "Ледяная Гора". Ее кормчий Людогост, под началом которого вы будете состоять, отправится к острову Кленг, Коготь. Мы, руяне, зовем его Головой Зубра.
   - Мы отправляемся к побережью Зеланда? - удивился Хумли.
   - Да. Остров Голова Зубра стал пристанищем дружины морских лиходеев, которые преступили все законы неба и земли. Купцы с товарами из Смоланда, Вестфольда и сакских земель теперь не могут добираться до Архоны. Суда их топят, а самих обирают до нитки и обращают в рабов со всеми слугами и судовыми командами. Та же напасть постигает людей, плывущих к нам с восхода и севера. Во главе шайки стоит дан Старкад, а под началом его - самые оголтелые бродяги из земель летгаллов, корсов и ливов, норды Трандхейма и даны с острова Фюн. Всего - более трех сотен человек, вооруженных до зубов и поднаторевших в ратном ремесле. Старкад хитер и предусмотрителен. Ладьи кована уже месяц безуспешно гоняются за ним по всему Варяжскому Морю. Только недавно стало известно, где расположено пристанище разбойников. Торговцы и судовладельцы со всех концов света просят нас о заступничестве.
   - Не тот ли это Старкад, сын Сторверка, который прославился особым неистовством на службе у хевдинга Фрото и умертвил Викара, конунга Рогаланда и Нордленда? - припомнил Гудред Ледяной Тролль.
   - Он самый, - подтвердил жрец. - За этим человеком тянется длинный шлейф всевозможных деяний. Он явно наделен от природы большими дарованиями, но не может найти им должного применения - мечется по жизни, как мотылек, ослепленный солнцем славы и богатства. Ему невдомек, что в сокровищнице его сердца дремлет росток божественного огня. Потому - просьба моя будет пленить этого воина и привезти на Руян живым.
   - Я тоже слышал о Старкаде, - признался Бови Скальд. - Говорят, он родился со звериными клыками во рту, которые ему позже обломали, а дальние предки его восходят к роду Етунов. Непросто будет совладать с таким противником. От топора Старкада пало не меньше хирдманнов, чем погибло в морской пучине Эгира.
   - Но и вы стоите своей славы, - напомнил Миронег. - К тому же не теряли времени даром на острове. Головорезы Старкада подобны бешеным псам, однако вместе с вами и Людогостом в поход выступят сто восемьдесят Рыкарей Ветра - храмовых бойцов.
   - Если мы верно поняли тебя, мудрейший, - уточнил Прелют, - Гнездо морских разбойников нужно истребить, а предводителя - доставить сюда?
   - Да. И непременно освободить всех невольников, что томятся на Кленге и еще не умерли от голода и побоев. Закованные в цепи, они добывают Старкаду руду в пещерах островных гор, где ему удалось обнаружить железоносные жилы и медные гнезда. Помните: у Старкада есть не только дружина опытных ратников, но быстроходная боевая ладья. Только богам ведомо, где вы встретитесь с ним - на море, или на суше.
   Миронег оглядел наливающиеся густой синевой облака над городом.
   - На постой разместитесь в гриднице Рыкарей Ветра. А завтра - получите оружие и доспехи ротарей Ругевида. Пусть божественный витязь-предок ведет вас к удаче.
  
  -- Глава 21. Битва на Уж-Ручье.
   Когда рано поутру Кандих вернулся на хутор Поочье, он никому не стал рассказывать о том, что видел в Красной Дубраве, избегая настойчивых расспросов товарищей. Только показал меч-саморуб Дубовиков, завернутый в суконное полотно. Удивленные вздохи посыпались сразу, как только люди, собравшиеся в избе Перегуда, рассмотрели это чудо-оружие, извлеченное из деревянных ножен, обтянутых кожей и скрепленных бронзовыми накладками.
   Клинок с глубоким долом, украшенный серебряными насечками, изображавшими тесно сплетенные солнце и луну, сразу ослепил россыпью белых снопов. Он был как живой - дышал светом и пылал огнем. Постепенно белое сияние, раскидав по стенам избы стайку солнечных зайчиков, сменилось более ровным мерцанием, в котором проявились розовые оттенки. И сам клинок, и его черен, обвитый золотой проволокой, выглядели длиннее обычного. Огниво - перекрестье и яблоко-навершие играли волнистыми узорами, выполненными в технике зерни. Среди образов угадывались Горыня и Василиск.
   - Позволишь, воевода? - попросил Дедрик, протягивая руку к мечу.
   Кандих кивнул.
   Покрутив клинок в руке, фризон даже причмокнул.
   - На вид тяжел, а весом легок. Как так? - он щелкнул по стальному полотну ногтем. Раздался долгий звон, разошедшийся на множество высоких тонов.
   - Редкая работа, - отдал должное и Венидар. - У этого меча непременно должно быть свое имя.
   - Это верно, - согласился Кандих. - Его зовут Пламя Сварги. Он скован из девяти полос железа и стали.
   Лодарь понятливо прикрыл глаза. Во всех словенских родах секиры почитались оружием Перуна-Ругевида, но мечи - Сварога Небесного Коваля.
   - Видать, не зря ты ночной порой бродил по Красной Дубраве, - усмехнулся Перегуд. Сельский голова не задавал сыну Раста никаких вопросов, лучше других понимая, у кого в гостях побывал воевода варнов.
   Сам же Кандих после разговора в доме Перегуда одной лишь Любаве кратко помянул о встрече с Осменником и селении, где жили невысокие люди в рыжих шкурах с большими глазами, шершавой кожей и травой, заплетенной в волосы. Упомянул и о кузне в форме восьмигранника, где пылал раскаленный горн, и о багряных валунах, сберегших волотову руду-живу.
   В то же утро до Поочья добрались долгожданные Рыкари Триглава во главе с Колояром. Схватка с комонниками Фриульского герцога стоила им дорого: из сотни вернулось меньше половины.
   - Крепко же вас помяли франки, - Венидар покачал головой.
   - Наши павшие братья сейчас у Ругевида, - невозмутимо ответил Колояр. - Пополнили небесный ратный строй. Но и франкам мы намяли бока. На время у них поубавится прыти - наверняка еще считают своих убитых, которыми завален бор.
   - Все одно, нужно не медлить и отступать к Звонцу, - высказался Лодарь. - Собирать ратаев отовсюду, откуда еще можно.
   - Как мыслишь, воевода? - справился Дедрик у Кандиха. - Ты по-прежнему советуешь нам избегать сечи и трепать ворога из засад?
   Все взоры устремились на сына Раста.
   - Нет, - неожиданно заявил тот. - Теперь дадим бой. Я понял это, как только вернулся из Дубравы. И мы сможем победить. Только надо все подготовить по уму.
   - Где же ты хочешь дать бой франкам? - спросил Колояр.
   Кандих оглядел стоящих рядом товарищей.
   - Большой наш полк встанет в восьми верстах от Звонца, на Уж-Ручье. А засадные рати исполчим справа и слева от него.
   - Но ведь ручей петляет и вьется, как свитень! - возразил Венидар. - Там толком воев не выстроишь! А вокруг него - вечно топкие илистые берега, где и стоять трудно, не то что ратиться. Дальше же к городу - сплошные колдобины и яруги, заросшие осинами.
   - Это как раз то, что нам нужно, - Кандих решительно тряхнул головой. - Важно только заставить франков сразиться именно там. В этих местах их бронная конница нам не страшна. Из-за воды, рытвин и грязи она не сможет набрать разгон. В яругах же мы укроем лучших ратников, сделав упор на засадную силу.
   - Тебе решать, воевода, - пожал плечами Венидар с некоторым сомнением.
   - Что до моих людей, то они могут сечься и по грудь в грязи, - равнодушно проговорил Колояр. - Пусть будет Уж-Ручей.
   Дедрик долго размышлял, морща лоб, потом тоже согласился.
   - Нам всяко привычнее будет биться на скользкой земле, а франкам - нет. На этих же злосчастных колдобинах и кочках их лошади просто переломают ноги. Вот только как заманить франков к ручью? В военных делах они кое-что смыслят!
   Молодой воевода взял прут, принявшись чертить на голой земле.
   - Вот тут Уж-Ручей, и так мы поставим наш большой полк. Вот тут, - он наискось провел борозду, - большой овраг, где схоронится правое крыло. А остальные вои наши будут биться, как прежде - избегать лобовой сечи и трепать ворога из засад, но отступать всякий раз сюда, чтобы заманить вражьих кметов между Большим полком и яругом. Там мы их в очередь и перемелем.
   Воеводы переглянулись.
   - Да будет так, - согласился волинский темник. - Мои гридни станут тревожить франка везде, где найдут, пока он сам не увяжется за нами.
   Уже после полудня все воинство вместе с селянами тронулось в дорогу. Несмотря на уговоры Лодаря, Перегуд и старожилы с хутора Поочье не пожелали оставить свои дома и идти к Звонцу.
   Зато село Рыбница, через которое проходили отряды Кандиха, встретило лишь пустыми жилищами и распахнутыми клетями. Во дворах не осталось даже собак.
   На просторе рыжих полей, причесанных ветерком-тиховеем, Любава, ехавшая по левую руку от молодого варна, наклонилась к нему.
   - Ты правда думаешь, что мы побьем франков? - спросила она.
   - Побьем, - пообещал Кандих. - Непременно. После того, как побывал ночью в Красной Дубраве - все будто переменилось. Словно у меня открылись глаза, и я ясно увидел, как это сделать.
   Он повернулся к Воемилу и Остаху, ободряюще подмигнув радимичам.
   Бесцветные луга, где ковыль и мятлик давно стали сухим сеном, перебивались рощицами, через которые бежали кривые протоки, и островками тинных болот. Деревья стояли вразнобой: золотые клены и черные оголенные ольховники, дубы, основания которых подточили бобры, и поникшие ивы с прозеленевшей корой. Много было и сухих колод, выглядывавших из стеблей бересклета. В воздухе веяло влагой, горьковатым ветром и прелым опавшим листом.
   - Здесь всюду родовые ловища, - сообщил молодому воеводе один из ополченцев. - А к восходу - капище Рода и Рожаниц.
   Кандих озирался по сторонам, не пропуская ни одну мелочь. На большом пустыре он позволил колонне остановиться и встать на привал. Чтобы согреться и подкрепить силы, люди развели костры и приготовили несколько котлов, взятых с хутора Поочье. В них женщины неспешно принялись варить походную похлебку.
   За общим обедом отряд застал вестник, прискакавший из Звонца. Это был не отрок, а зрелый муж с угольными глазами, жестким лицом и заостренной бородкой. Спрыгнув с седла низкорослого пегого жеребца, он снял кунью шапку и поклонился Кандиху. Со лба свесился длинный чуб русых волос.
   - Здравия тебе, воевода! - сипло выговорил вестник, показав желтоватые зубы. - Старейшины Звонца послали узнать, когда воротишься.
   - К вечеру будем в городе, - ответил сын Раста, и тут же осведомился:
   - Много воев собралось, пока нас не было?
   - Уже до тридцати сотен дотянули. Надо ж младого княжича оберегать. Вот и сошлись отовсюду. Кто от сохи, кто от невода.
   - Это хорошо, - обрадовался Кандих. - Скачи и скажи старейшинам, чтобы рать была наготове.
   - Почто? - брови вестника изогнулись, как два тугих лука. - Уж не надумал ли ты с франками сечься?
   - Именно, - подтвердил Кандих сурово. - Не все нам от них бегать и города отдавать. Народ меня воеводой избрал, и я решил: битве быть. Так и передай мое слово. Врага остановим, не подпустив к Звонцу.
   Вестник в раздумье чесал щеку.
   - Прости, воевода, - мягко заговорил он. - Ну вот ежели даже побьем мы франков, то что? Их император новых кметов пришлет. Мы ж в сече наверняка половину родичей положим, ежели не более.
   - Не пришлет, - вступился Дедрик. - Что у Карла, недругов мало? Он во все стороны руки тянет, об иных краях, где его вои лютуют, мы даже не слыхивали. На всех кмети не напасешься. Наше дело - дать оборот Эрику. Сила его послабла, а наша окрепла. А дальше - как боги решат.
   Не став больше спорить, вестник поклонился и поспешил забраться в седло.
   Когда походная колонна достигла Звонца, Кандих отпустил всех селян и раненых в город, но воев придержал, опасаясь, что они размякнут в домах перед тяжелой ратной работой. Поставив стан за Уж-Ручьем, воевода вместе с Дедриком и Венидаром принялся изучать окрестья.
   Земля здесь и впрямь оказалась очень жидкой - ее подмочили мелкие, но частые дожди, так что копыта коней вязли в слизкой грязевой массе. Особо порадовали Кандиха яруги. Листва, укрывавшая их от дальнего гляда, хоть частью и облетела, а все же составляла достаточно плотный покров из сросшихся ветвей. Не зная мест, заподозрить широкие, в сотню пядей, залегшие овражины было невозможно. Разбросались они таким образом, будто природа хотела связать их петлей и надежно сомкнуть с ручьем. Втянуть в эту петлю врага было бы для варнов большой удачей.
   Однако Кандих отчетливо понимал, что всего не предусмотришь. Помнил из уроков Гора, из сражений, которые довелось наблюдать. Многие из них были просчитаны до мелочей верховодами дружин и должны были принести победу, но вмешивался случай, и все шло не так. Мог не выстоять должное время полк, которому поручалось сковать неприятеля, опаздывала конница, запасный полк врага наносил внезапный удар...
   Да, все предусмотреть было невозможно, однако к тому надлежало стремиться. Поэтому Кандих хотел рассчитать перед предстоящей сечей то, что было подвластно разумению человека. Разглядывая поле, он сразу понял, как расчленить единую плоть неприятельской рати против ее воли, чтобы бить полки по частям. Равнина была широкой, но узкое горло ручья, делая хомут, не давало возможности франкам навалиться на варнов всей силой. Оно должно было принудить их течь тонким потоком. Тут главным было успевать сокрушать отряды недруга, не подпуская к ним подмоги.
   Русло ручья и яруги в этом замысле помогали. Однако главная тяжесть все равно ложилась на плечи ратников. Молодой воевода точно наяву представлял весь ход битвы. Уже видел, куда поставить стену из мечников, а где рассыпать цепь легких пешцев с сулицами, кого отрядить в застрельщики схватки, а кого верхоконно разместить на крыльях дружины. Позаботиться предстояло и о должном запасе стрел, и о заточке клинков и секир. Также Кандих надумал огородить бока своего боевого порядка глубокими ямами, чтобы не дать многолюдной коннице врага обойти его краем. Их прокопали сразу, присыпав вереском. Другой ловушкой для знаменитых франкских всадников стали особые ростовые щиты из сбитых внахлест досок, на которые укрепили заточенные колья.
   Дедрик и Венидар больше соглашались с мыслями нового воеводы, нежели давали ему советы. Оценили его сметливый ум и прозорливость, да и случай в Красной Дубраве забыть не могли, украдкой поглядывая на меч-саморуб, что красовался теперь на поясе сына Раста. Не всякого воеводу признает лесной народ, не всякому поднесет столь важный дар, понимали они.
   Вскоре вестовые Колояра донесли, что франкское войско уже близко - в пяти верстах от Уж-Ручья. Силестин двигал свои рати неспешно, но уверенно, не забывая высылать вперед легких всадников из числа лужичей-разведчиков. Стычки с отрядами противника, выдвигавшимися за дровами в перелески и добычей в мелкие веси, теперь случались постоянно.
   Франки медленно подходили к Уж-Ручью и новый воевода все чаще ловил на себе людские взгляды: воины искали на его лице следы сомнений, тени страхов, пытались узнать, верит ли в победу дружинный вожак и чего ждать от грядущей битвы.
   Кандих оставался спокоен. Он каким-то внутренним чутьем угадывал, как мыслят предводители франкского войска и что собираются сделать, предвосхищал то, что должно быть.
   По его знаку сотники начали разводить воев. Людской поток пришел в движение, растекаясь по полю. Большинство избегали сейчас перемолвок с товарищами, крепя в груди решимость и не давая воле ослабнуть. Иные, напротив, хотели смягчить давящую тяготу: перебрасывались шутками и прибаутками, ловили жадно каждое слово соплеменников, каждый звук родной речи.
   Из Звонца явились было три десятка раненых защитников Довгуша. Едва вернув память и встав на ноги, они не пожелали отсиживаться за бревнами тына. Один, потерявший правую кисть, додумался привязать к предплечью и набухшей культе меч сыромятными ремнями. Остальные - бледные и осунувшиеся - также рвались в бой.
   Но Кандих отослал их назад. Чтобы никого не обидеть, сказал так:
   - Вы - наша запасная сила. Негоже жертвовать всеми без остатка. Коли нас враг в поле положит - вам боронить Звонец и беречь жизнь княжича Гостомысла.
   Нехотя люди согласились. Уходили с ворчанием, хоть и понимали правоту воеводы.
   Перед сечей бывалые ратники проверяли все до мелочей: гнули рога луков, оттягивая жилы тетивы к плечу и прицеливаясь взглядом, испытывали острие клинков, срезая стебли травы, расправляли кольчуги и куртки с нашитыми бляхами, ощупывали кинжалы за поясом.
   В яруги Кандих спрятал самых лучших воев - ударную мощь варнов. Начало над ними взял вернувшийся после стычек Колояр. Получилось почти восемь с половиной сотен крепких бойцов, о которых недруг до нужного часа не должен был знать. Верхоконное левое крыло в четыре сотни возглавил Дедрик. Комонники его поместились сразу за сгибом излучины, закрывавшей их с двух сторон. Еще четыре сотни верховых Кандих взял под свою руку, отведя на правое крыло. Им досталась небольшая возвышенность. А меж двух конных сил растянулись пешцы под главенством Венидара. Покамест стрельцы, мечники и копьеносцы растеклись островками, переливающимися железными блестками. По знаку воеводы они должны были срастись цельной стеной, а в случае надобности - вновь рассыпаться на малые отряды и действовать под началом своего головы.
   Кандих не зря постигал в Сомбатхее воинскую науку, изучая книги о древних полководцах и сражениях. Он помнил, что в седую старину обученное войско умело биться и как один человек, собираясь в кулак, и как множество пальцев, связанных общей целью. Ныне правило это с успехом применяли урмане, добиваясь побед над конным и пешим противником с помощью своего фюлькинга - монолитного строя, способного распасться ворохом отдельных бойцов и собраться вновь в доли мгновения.
   Воины, закусывая губы от нетерпения, дожидались появления франков. Стычку с головным отрядом лужичей должен был начать маленький отряд, который Кандих послал к дальнему ельнику. Отступая, ему нужно было вывести врага на Большой полк варнов. Франки не сомневались в своем боевом превосходстве, а значит - вряд ли уклонились бы от сражения и возможности одним ударом истребить словенское воинство, открыв себе путь на стольный град.
   Варны ждали, вслушиваясь в отзвуки птичьих перепалок на окраинах поля. Неотрывно глядели в сторону сизого ельника, чтобы по шуму и гомону среди деревьев узнать о подходе противника. Ждали так сильно, что несколько раз принимали звериное ворочание в кустах за гул начавшейся схватки. Вслушивались так напряженно, что начинало звенеть в ушах. А когда устали ловить ухом каждый шорох и ослабили внимание - началось. Грянуло разом.
   Еловые пущи задвигались и заскрежетали. В проблесках сверкнуло железо. Варны за ручьем силились разобрать хоть что-то в разгоревшейся схватке, которая была для одних подготовленной, а для других стихийной. Считали удары своего сердца, мучительно дожидаясь возвращения сородичей. Наконец - с шумом перевели дух. Застрельщики Кандиха ломили сизые ветви, пробиваясь к полю. С потерями, но выходили из боя. Были бы пешими - всех потоптала бы многоконная вражья сила. Однако ратники отступали верхами: забросив за спины щиты и кидая стрелы, повернувшись в седле. Пригодилась наука молодого воеводы, научившего комонников бить из лука на скаку.
   От ельников по пятам за застрельщиками лилось чужеродное воинство: лужичи в стеганных куртках и прилбицах, саксы в коротких кольчугах и шеломах с наносниками. Качалась масса людских и лошадиных голов, вздувались плащи. Стрелы продолжали лететь с двух сторон, вырывая из ряда наездников, но варны били точнее. К тому же стрелком у них был каждый комонник, а у недруга - только передовые.
   Напористое преследование воинов Силестина, распаленных стычкой, завершилось почти сразу, как они узрели растянутые рати за Уж-Ручьем. Тут же пальцы впились в уздцы, сдерживая идущих иноходью коней. Стали поворачивать назад, к своим.
   На поле медленно выползали кованные дружины под белыми, синими и красными стягами, на многих из них выделялись кресты. Варнские ратники невольно начали жаться плечами друг к другу, наблюдая этот смертоносный поток, из множества железных луж составляющий большое людское озеро. Воев у франков было много, слишком много. И от зрелища этой сияющей мощи варны в строю не могли не хмурить брови и не раздувать ноздри, с шумом выпуская дыхание.
   Ход франкской рати замедлился. Кто-то там, скрытый рядами размалеванных щитов и поднятых пик, оценивал обстановку. Наступило затишье. Такое долгое, что варны успели послушать и пение иволги на пригорке, и проводить взглядом летящую утиную стаю, и высмотреть ондатру, нырнувшую в воду с берега. Потом рать тронулась, повинуясь неслышимому варнам знаку - трубы и рога молчали. Людское озеро начало растекаться. Изучая это движение блещущей металлом массы, ратники Кандиха гадали, что происходит. И вдруг - облегченно перевели дух. Враг перестраивался, растягивая ряды. Значит, принял вызов.
   Наконец, взвыли трубы и загудели рога. Конники франков откатились к краям, пешцы грозно наставили длинные копья. Молодой воевода и все его сородичи уже знали, что сейчас будет. Важно было выдержать самый первый - страшный и густой вал неприятельских стрел. Шаг за шагом франки подходили к ручью. Сближались без спешки и суеты - выверенными движениями сотен ног. Безупречно четкий строй в несколько рядов глубиной. Он походил на волны морского прибоя, позолоченные солнцем.
   Кандих, чуть привстав в седле, не отрывал взора от катящегося воинства. Вперед Силестин двинул лужичей и ободричей. Франков и саксов берег позади. Запели стрелы. Лучники франков били из-за спин щитоносцев, надежно закрытые от взора. Черная вереница свистящих стрел с их стороны пошла навесом, взметнувшись к небесам. Варны сжались, готовые принять на себя тяжесть опасного града, и подняли над собой сомкнутые щиты. По деревянным доскам, умбонам и скобам забарабанило, застучало бесперебойной дробью - плотно и сильно. Среди ратников Кандиха разошлись крики и стоны. Это вражеские жала нашли лазейки в защите или пробили деревянные покровы.
   Когда черная буря летящего железа, для которого, казалось, и неба было мало, улеглась, изрешетив щиты, брони, землю и забрав десятка два жизней - стукнули луки ополченцев. Варны тоже били навесом, чтобы обогнуть щитоносный вражий строй. Однако, разделенные Кандихом на отдельные отряды, они слали стрелы в очередь. Едва спускали жесткие тетивы одни, их тут же сменяли другие, давая время первым вновь натянуть луки.
   Видя, что рой летящих стрел все не стихает, неся с собой смерть и боль, вожак франков вынужден был двинуть пехоту вперед, а конницу назад, так как вершие стрельцы Кандиха на крыльях настойчиво поражали не защищенных броней лошадей. Варнам предстояло теперь схватиться с копьеносной силой противника, подбадривающей себя выкриками. Франки, саксы, фризоны, ободричи и лужичи полились вперед железной рекой, торопясь преодолеть ручей, отделяющий их от неприятеля. Они шли так же слажено и монолитно, но саженях в трех от русла порядок рядов, представлявшийся нерушимым, вдруг дрогнул и начал распадаться. Предательская земля поплыла под ногами. Одни закачались, другие потеряли равновесие и свалились в густую жижу. В открывшиеся бреши немедленно послали стрелы лучники варнов. Посыпая воздух руганью и стонами, франки сдвинули строй и ускорили шаг. Прозвучал зов трубы. Широкое построение вынужденно вытянулось змеей. Передние ряды побежали почти бегом, выставив перед собой щиты. Каждая пядь земли была отмечена теперь падающими телами убитых и раненных. С разгону преодолев ледяную воду Уж-Ручья, недруг выскочил на берег, но только для того, чтобы принять на себя вес множества брошенных ополченцами сулиц.
   Когда, наконец, рать Силестина сошлась с варнской дружиной, боевая линия ее имела множественные разрывы, а вои продолжали оскальзываться и спотыкаться. Потому страшного таранного удара, которого боялись, не получилось. Ударили в полсилы, даже не сдвинув немногочисленных ополченцев с места. Варны встретили врага, приняв на пики. Натиск ослаб. По всей длине столкнувшихся потоков застучали копья и мечи, зачавкала поражаемая плоть, а жидкая земля покрылась первой страдой ближней сечи. Однако на помощь головным полкам поспешали все новые и новые шеренги. Эта масса оружного люда постепенно начинала теснить варнов, хоть те рубились упорно, стремясь устоять на своих позициях. Слабеющий строй передовой силы Венидара пополнили другие отряды, по знаку Кандиха сомкнувшиеся стеной. Нужно было хоть немного продержаться под напором франков, прежде чем отступить к яругам. И варны держались.
   Все новые люди, точно зерно, текли в жернова битвы. Новые лица и новые руки, цепко сжимающие рукояти палиц, секир и мечей. Новое тепло человеческих тел и новая кровь, энергия жизни и агония смерти. В этом сплетении судеб живые казались неотделимыми от мертвых. Но если франки и их союзники бились в надежде победить и уцелеть, то варны - в готовности положить свои жизни на благо рода.
   Кандих со своего места видел, что выучка и слаженность вымуштрованных воинов Каролингской Державы превосходит навыки словенского ополчения. Будь поле сечи гладким и ровным - давно бы уже продавили и рассеяли варнскую рать. Но здесь бойцам помогала сама Мать-Земля, Сырая Кормилица. В грязевых и кровяных лужах, в которые обратилась хлипкая почва, множество ног и рук ворогов мешали друг другу. Земля не давала франком главного - крепкой сшибки, выскальзывая и опрокидывая самых торопливых. Варны же освоились быстро: втыкали клинки наугад и - попадали. Махали топорами и - зацепляли, когда вскользь, а когда изрядно, перерубая хрящи и разнося головы.
   И все же пришла пора отходить. Кандих кивнул Воемилу. Радимич высоко поднял стяг, давая сигнал распаленным битвой воям. Варны, словно бы сразу дрогнув и растерявшись под гнетом супротивника, поползли назад. Франки и их союзники откликнулись торжествующим гулом.
   " Рано радуетесь", - думал про себя молодой воевода, наблюдая медленный отступ своей передовой рати.
   На пригорках и среди рытвин варны разделились на отряды, как было условлено. Недруг тоже не смог сохранить строй, втягиваясь в преследование. Но это франков уже не волновало. Вожди их явно видели, что пехота отодвинула словен на два десятка саженей. Силестин приказал трубачу подать команду коннице ударить по крыльям воинства Кандиха, чтобы довершить разгром неприятеля. Взметнулись пестрые знамена бронных всадников, запестрели плащи.
   Это и впрямь был главный миг противоборства. Громыхая железом, верхоконная сила франков двумя колоннами пошла вперед. Варны не шевелились, приковав взоры к набирающим ход латным потокам. Слушали топот копыт, нарастающий с каждым мигом, ржание лошадей, погоняемых наездниками. Враг стремил плотной грудой, выпятив копья с цветными флажками и прикрывшись белыми щитами с плоскими умбонами. Смиряя робость и дрожь в теле, конники Кандиха и Дедрика созерцали пластины доспехов и кольца кольчуг, склепанные из двух половин шлемы с приподнятыми наносниками, синие и оранжевые плащи. Смотрели на подходящего недруга, помня лютую мощь его верховых полков, бьющих подобно кувалде.
   Франки перемахнули Уж-Ручей, сразу же угодив в густую клейкую жижу, в которой увязли лошадиные копыта. Но всадники понукали своих скакунов, не обращая внимания на их фырканье и брыкание. Уже меньше тридцати шагов оставалось до застывшей, словно в оцепенении, конницы варнов. Предвкушая тяжелый удар, франки совершенно отпустили поводья. Они летели вперед, как выпущенная из лука стрела. Когда дружинники повернули коней перед самым их носом, проехав в проемы раздвинувшейся пехотной линии, никто из наездников Силестина не успел опомниться и понять, что происходит. Их встретили острые колья щитов, прочно упертых в землю. Щитоносная стена за отступившими конниками Кандиха сомкнулась в доли мгновения. Первые же бронные вои напоролись на колья или перелетели через щиты от жесткого столкновения. Лошади, жалобно храпя, вставали на дыбы, сбрасывая седоков, или, пораженные в грудь и шею, опрокидывались вниз. Из-за стены варнских щитов упали выброшенные в цель копья и сулицы, довершив смятение в рядах франков.
   Должно быть, вражеский главарь, стяг которого теперь отчетливо видел Кандих, сейчас кусал губы от досады и ярости. Смертоносная конная атака приостановилась. Пропел рожок. Франки не стали повторять лобовой приступ живых заграждений, чтобы не калечить лошадей. Они начали обтекать линию варнских ратников. Рьяно гнали скакунов, чтобы добраться до спрятавшихся от них супротивных вершников и растерзать их на части, обозленные преградой и промедлением. Но не тут-то было. Ямы в две сажени глубиной, забросанные сушняком, приняли первых же воев и их коней, забрав с шумом в черный голодный зев. Скучившиеся у края вторые и третьи ряды крыла неуклюже толкались. Кто-то слетал следом, обваливая пласты глинистой земли, кто-то отшатывался назад, но выпадал из седла, а скакуны уносились прочь, не слыша проклятий хозяев.
   Кандих смотрел на происходящее невозмутимо. Как только оголился вражеский тыл, переместив бронных наездников по правую руку, он немедля вывел своих комонников через ряды пехоты, чтобы ударить им в спину. Так он хотел лишить недруга губительной силы встречного удара, которым так славится верхоконная рать Каролингов. Атакованные с хвоста, франки растерялись, но не дрогнули. Они торопливо разворачивали крепких коней со стриженными гривами, стремясь предотвратить разгром и гибель крыла. А варны уже мяли и секли их, получив, наконец, возможность разгуляться плечом и рукой в сече. Меч-саморуб воеводы, извлеченный из ножен, вел за собой ратников, как стяг победы. Не прикладывая усилий, Кандих перерубал пики франков, разносил доспехи и щиты. Клинок словно живой играл в кисти. Препятствия, встававшие на его пути, сметались сами собой. Пробив, точно долото в толще бревна, изрядный проем в теле франкской конницы, воевода и его бойцы теперь расширяли брешь, повергая в грязь отборных бенефициариев Эрика.
   В центре пехота, преследовавшая отступающих варнов, встретила со всех сторон неодолимую стену. Разбитая дружина вдруг налилась новой мощью, пополненная отрядами, скрывавшимися в яругах. Скучившись, сдавленные со всех сторон, франки думали уже не о битве - о спасении собственных жизней. А варны все вырастали перед ними, как свежие поросли леса, отнимая последнюю надежду одолеть в этом бою. Рубились с необузданной яростью под началом такого же необузданного Колояра и его ротарей в волчьих шкурах, исходящих заливистым воем. Терзали забывших строй лужичей, саксов, фризонов, ободричей и франков, неся им постоянный урон.
   Однако этой отважной и безжалостной силы было все-таки мало, чтобы перемолоть в прах все воинство герцога Фриульского. В середине и на правом крыле успех был всецело за варнскими ратоборцами, окружившими пехоту франков. Но на левом - Дедрик увяз в противостоянии с латной конницей, не имея сил ее отбросить. Спасая своих ратников от разгрома, маркграф Силестин сам ринулся в сечу с последним отрядом.
   Прискакавший с левого крыла вестник просил Кандиха о помощи. Молодой воевода и сам видел, что там решается судьба битвы. Если комонников левого крыла рассеют - враг разомкнет окружение, прорвется, зайдет в тыл, и тогда напрасны будут все жертвы. На помощь Дедрику устремился отряд Колояра, выведенный из боя пением рога Воемила.
   Волинские ратари встали на пути бенефициариев Силестина. Пропуская несущихся лошадей, они всаживали топоры и мечи в тела всадников, повергая их на землю. В какой-то миг рухнул и сам маркграф. Вершники его заколебались, отступая.
   И вот уже промысел небес, спаянный с неистощимой стойкостью духа варнских людей, не оставил сомнений в происходящем: конница франков подавалась, оттекая назад. Сыпалась телами, порой тесно слипалась с противником, но ненадолго. Трещала и охала, стонала и ныла, разбиваясь о кочки, истреблялась мозолистыми руками хлеборобов, рыбарей, суконщиков и кожеделов, для которых в этот день оружие стало прямым продолжением их существа.
   А потом, бросая пики, начали разбегаться пешцы, силясь вырваться из смертельного круга. Опьяненные близостью торжества и поверившие в себя, варны отбирали у франков пядь за пядью, кровожадно давили ненавистного ворога, не давая ему передышки и надежды. И нельзя было сказать с убежденностью, что больше клонило чашу весов к победе дружины Звонца - расчет полководца или воля простых родовичей, принявших долю воителей.
   Подобно раненному зверю с поврежденным крестцом, отползала за Уж-Ручей побитая вражья рать. Те, кто вырвался из боя, уносил с собой цветастые стяги, ставшие дырявыми от проткнувших их стрел. Огрызались стрелами но, не выдерживая накала - бежали, а легкие всадники варнов гнали их по пятам.
   Победа. Варны замирали, не веря до конца своему успеху. Не могли поднять натруженных сечей рук в ликующем жесте, издать клич торжества резко онемевшим ртом. Битва высушила нутро и гортань, как огонь. Брызги чужой и своей крови склеили веки, а раны, о которых не думали в угаре схватки - начинали нещадно зудеть.
   Уходило за окоем скупое осеннее солнце - сеча продлилась почти весь день. Оставшись на своем, отвоеванном берегу, люди внимательно оглядели большое, забросанное телами поле, с которого недруг едва унес ноги, словно увидели его впервые. И без того большое, сейчас оно казалось непомерно огромным, необъятным, как сам мир.
  
  -- Глава 22. Голова Зубра.
   Волны колыхались и ухали под дубовым килем "Ледяной Горы", стоящей на котве у самого брега, а переливающиеся пластинами броней вои заполняли бухту Ремесленной Слободы, щурясь под порывами холодного ветра. С утра чуть подморозило, и отмель покрылась тонкой, полупрозрачной коркой льда. Ротари, укутанные в волчьи шкуры, выдыхали струйки белесого пара и смотрели на морскую гладь. Волна шла короткая, но очень быстрая, наседая непрерывным валом. От этого напора ладья под спущенным красно-желтым парусом немного вздрагивала, словно огромная птица, дрему которой нарушало неуемное бурление моря.
   Хумли и Гудред опытным взглядом оценивали крепь "Ледяной Горы". Восемнадцать поясов обшивки, каждый из которых перекрывал предыдущий внахлест, составляли ее фигуристый корпус, увенчанный лебединой головой. Верхний пояс был самым широким, с гребными люками для двадцати весельных портов по каждому из бортов, заменявшими обычные уключины. На шпангоутах, связанных с досками обшивки ивовыми прутьями, лежали поперечные брусья. Дубовое рулевое весло на корме крепилось широким ремнем, проходящим через отверстие в переборочном шпангоуте и массивном брусе-клоце.
   По высоким сходням на ладью уже переносили щиты, луки и тулы со стрелами, тугие канаты, багры и абордажные крючья. Трюмы загружались бочонками с соленьями и медом.
   - Как бы не пришлось идти при встречном ветре, - промолвил Людогост задумчиво. - Погода сегодня переменчива.
   Кормчий "Ледяной Горы" был курчавым черноволосым человеком с близко посаженными глазами и мясистым лицом, подбородок которого рассекал глубокий застарелый шрам. В этом месте борода руянина словно разрывалась пополам, образуя две раздельные пряди со свитыми концами. Загрубевшая от ветра и соли кожа имела красноватый оттенок. Высокий грудью и широкий в плечах, Людогост был довольно узок в поясе. Также необычно смотрелись его большие и тяжеловесные, словно железные болванки, кисти рук, соединенные с тонкими запястьями. Кормчий не спеша зашнуровал ремни ногавиц, надел наручи и приторочил к поясу с бляхами в виде морских звезд обоюдоострый меч в ножнах, расцвеченных янтарем. Его доспех ременного плетения из множества связанных продолговатых пластин почти достигал бедер, прикрывая суконные порты, и весь был испещрен насечками со знаками рун.
   Вои, которым предстояло сесть на весла, кутали длани в матерчатые рукавицы. Несколько человек уже возились на палубе, отлаживая крепления штага и боковых вантов к Рыбе - тяжелому мачтовому упору. Несмотря на легкий холод, настрой у ротарей был боевой.
   - Немало побратимов довелось мне когда-то оставить между берегов Зеланда, Фюна и Ютланда, - в раздумье проговорил Хумли. - Я был одним из пятерых хирдманнов, выживших после того, как дракон "Красный Волк" ушел на дно, разбившись там о скалы. Много Братьев полегло также в боях с данскими шнеккарами...
   Задумчивым выглядел и Рогдай. "Ледяная Гора" была его вторым судном после "Руки Победы". Мерянин мог только удивляться тому, что судьба вновь и вновь связывала его жизнь с водной стихией. Уроки Ситоврата сгладили его страх перед ее неукротимой страстью и непостижимым могуществом, однако легкий трепет в душе остался. Лесной охотник все еще не мог ощущать себя на судовом настиле столь же уверенно, как на тверди сырой земли, когда под ногами стучало море.
   Все шестеро гостей Руяна были облачены теперь в шлемы с поднимающимися наличниками и кольчатыми бармицами, в брони тонкого плетения, усиленные на груди квадратными пластинами и наручи, завязанные поверх рукавов рубах. Помимо клинков с коротким перекрестьем и топоров с луновидным топорищем, они получили в гриднице увесистые пики, круглые щиты, украшенные фигурами орлов, ножи и подсумки. Путники были преисполнены решимости, готовясь к серьезному предстоянию.
   В эту пору лед только начинал появляться у отмелей в некоторых заливах, тогда как основное полотно моря пока оставалось свободным для прохода лодий. И жрецы, и старейшины Кореницы надеялись, что отряд вернется до того, как зима скует морскую плоть, примерив на нее ледяной панцирь.
   - Пора! - объявил Людогост. - Ругевид зовет нас в дорогу. Пусть дыханье Стрибога наполнит наш парус.
   Как только воинство разместилось на борту "Ледяной Горы", а гребцы на румах опустили ясеневые весла на воду, кто-то затянул походную песню. Ее быстро подхватили все ротари. Ладья отчаливала от берега.
   Варяжское Море загустело, почернело и сделалось совсем непроглядным. Буруны вод вскипали, окатывая борта и штевни судна свирепыми брызгами. Смутным стал даже окоем, лазурь которого словно поблекла. Волна между тем все росла, принимаясь покачивать ладью и норовя накренить ее своей настойчивой волей. Но кормчий вел "Ледяную Гору" столь искусно, что стихия отступала, теряя свой пыл. Ей оставалось только бессильно плескать в лица людей солеными струями.
   Вскоре удалось поймать попутный ветер и развернуть парус. Гребцы на румах получили передышку. Шестеро путников, нашедшие приют на носу вместе с руянскими лучниками, цепко вглядывались вдаль. Пока они видели лишь необозримое море, шипящее, как подогретое в котле варево. Пустынной была водная гладь, пустовало и морозное небо над головой, где беспомощно повисли лишь редкие обрывки облаков.
   - Вон там, - Хумли Скала указал рукой на север, безошибочным чутьем морехода определив местонахождение незримого для глаз берега, - земля Сконе. Сейчас она под конунгом Упсаллы Сигурдом Кольцо, сыном Рандвера, как и соседний Смоланд. За нее всегда бились самые отчаянные мужи. Харальд Клык Битвы потерял два зуба, пытаясь некогда отобрать ее у местного хевдинга.
   Однако "Ледяная Гора" не приближалась к свейскому побережью, уверенно держа курс к Зеланду. Ладье везло - ветер увлекал ее по беспокойным водам без усилий, хотя Людогост внимательно отслеживал малейшие перемены в погоде. К острову Голова Зубра намеревались подойти с юга, где между скал укрылась маленькая бухта. Успех этого маневра обеспечил бы руянам неожиданность появления, хотя вероятность дозора Старкада в разных точках острова исключать было нельзя.
   - Кленг - дрянное место, - заметил Гудред Ледяной Тролль. - Он совсем мал и лишен питьевой воды. Одни камни, щербатые скалы, и голая земля, лишь местами покрытая редкими деревьями и кустами. На моей памяти никогда не было желающих заполучить это владение. Островок извечно был перевалочной базой для сэконунгов и ярлов, ходивших в походы. Иногда там чинили драконы. Но прожить на Кленге невозможно - из зверья водятся только крысы и мыши.
   - Однако там можно хранить захваченную добычу, так что об этом никто не догадается, - пробурчал Прелют.
   Морская дорога до острова оказалась благоприятной, развеяв опасения некоторых руян перед появлением шквала, что обычно возникал будто из пустоты, превращая узкое пространство между Фальстером, Зеландом и Фюном в одну бурлящую воронку.
   Вскоре вестовой судна Мстивой - длиннолицый человек с висящими усами и костлявым носом - сделал знак всем остальным. Он увидел зыбкую полоску земли. Парус убрали, заработали веслами. Теперь "Ледяная Гора" медленно кралась к прибывающей черте каменистого брега. Ратники, которые не были заняты греблей, доставали щиты и копья, меняли кожаные колпаки, предохранявшие от холода и ветра, на железные шлемы с подшлемниками. Среди всей команды ладьи разлетелся приказ Людогоста: быть готовыми к бою.
   В двух перелетах стрелы от бухты бросили тяжелые котвы, задержав ход "Ледяной Горы". На воду спустили легкую лодку, в которую запрыгнул десяток ротарей. Это был разведывательный отряд, которому предстояло ступить на землю Кленга первым.
   - Разумно, клянусь гривой коня Свадильфари, - отдал должное осторожности кормчего Хумли Скала. - Старкад - коршун, но также и лиса.
   Остающееся на борту воинство с нетерпением следило за проворной донкой, которая тихо и непринужденно скользила к рыхлым фигурам покрытых инеем скал. Лодка уверенно достигла бухты между двух кряжистых утесов. Руяне, втащив ее на берег, разбрелись, чтобы изучить округу. Ожидание для остальных было томительным: вся дружина Ругевида, привстав с сундуков и румов, не отрывала взора от усеянной камнями отмели. Наконец, растекшиеся по всей прибрежной полосе ратники вернулись. Они знаками показали товарищам на ладье, что поблизости нет неприятельских дозоров.
   На "Ледяной Горе" подтянули котвы и ударили веслами по воде. Судно резало волны, двигаясь носом на Кленг, клюв лебедя решительно пробивал свинцовую толщу небес на своем пути, словно заглатывая тяжелый хлад, разлитый в пространстве.
   Воителей Руяна встретила почти лысая земляная коса шириной шагов в сорок. Она была зажата двумя скальными выступами, один из которых старательно кутал ее плащом из сизых теней. Было видно, что и без того плотная почва основательно затвердела, а камни и валуны, рассыпанные просинью по всей ее поверхности, поблескивали наледью.
   Ладья встала правым бортом к брегу. Скинули сходни и люди начали спускаться на землю, стараясь не греметь оружием. Всего лишь несколько высохших кустарников притулились среди каменных сколов. Еще несколько чахлых лиственниц торчали из расщелин склонов, распрастав в стороны сучья, точно бессильные руки. Дремавший до поры ветер вновь ожил, выплюнув в лицо ротарям снежную пыль.
   Ратиша, старший из разведчиков Людогоста, присмотрелся к земле, потрогал камни. Ему удалось отыскать несколько обледеневших угольков и следы сажи.
   - Последний раз здесь жгли костер дня два назад, - сообщил он. - С тех пор тут не бывало людей.
   - Боги нам в подмогу, - покрутил пряди раздвоенной бороды кормчий. - Высадились без шума и потерь. Теперь надо пробраться вглубь острова и схватить врага за горло.
   Шестеро гостей Руяна ступали в головном отряде вместе с сотником Буеславом, начав восхождение по тропе, взбирающейся по одному из склонов. У "Ледяной Горы" Людогост оставил дюжину воев для берегового охранения, и еще десять под главенством Кудени - для защиты ладьи. Остальные теперь продвигались вперед, забросив за спины щиты. Шли медленно, чтобы не оскользнуться - земля так и норовила выскочить из-под подошв сапог.
   Иногда взгляд зацеплялся за одинокие ели, вознесшиеся над острыми пиками скал, но тут же улетал в глубину прощелов между расщепленными каменными гребнями, где сердито ревели ветряные струи. Когда дружина заняла возвышенность, с которой открывался хороший вид на остров, кормчий и сотник начали совещаться между собой.
   Остров Голова Зубра и впрямь оказался совсем невелик. Дальняя его оконечность была причудливо изрезана мелкими заливами и далеко выступающими в море острыми отмелями. Там же находились две удобные бухты, в которых явно приставали суда - по земле разметались доски, бревна и старые сходни.
   - Похоже, наша птаха упорхнула, - проговорил Буеслав. - Ладьи Старкада нет на Кленге.
   Людогост молча согласился. Лицо кормчего стало угрюмым. Продолжая изучать гористый остров, ротари приметили по его левой стороне длинную цепь холмов, над которыми поднимались черные дымы. С десяток хижин, обтянутых оленьими шкурами, приютились в низине, опоясанной холмовой стеной с одной стороны и прикрытой группкой молодых сосен с другой.
   - Должно быть, это стражи, что стерегут невольников и скрыны с награбленным добром, - смекнул Людогост. - Если мы захватим хотя бы одного из них живьем - узнаем, где находятся входы в горные шахты. Главное - подступиться незаметно и одним налетом накрыть все это стойбище. А потом будем ждать возвращение Старкада, для которого подготовим добрую встречу.
   Сотник одобрил затею кормчего. Для захвата стоянки отобрали шесть десятков воев, которых возглавил Мстивой. В число этих ратников вошли и Рогдай с Бови Скальдом. Им предстояло занять холмовые высоты и стремительным наскоком охватить стойбище людей Старкада, спустившись к хижинам. Основные же силы должны были подойти чуть позже со стороны узкой долины, посеченной оврагами, отрезая возможный путь бегства для разбойников.
   Отряд Мстивоя крался бесшумно, следуя малыми окольными тропами среди валунов и скальных выступов. Порою приходилось петлять, чтобы не маячить на вершинах отрогов. Ветер совсем утих, когда спускались со склонов вниз.
   - Лишь бы у них не было сторожевых собак, - прошептал кто-то. - Тогда за версту учуют...
   К счастью для Рыкарей Ветра, это опасение не оправдалось. Теперь ступали по почти плоской земле, искусно используя малейшие неровности местности для укрытия. Миновав перебежкой уязвимый для обзора участок, на котором не было ничего, кроме голых обледеневших камней-крепышей, нырнули за завесу синего ельника. Она подводила к скоплению островерхих увалов, следуя в тени которых отряд благополучно достиг подножия холмов. Это было последнее препятствие, отделявшее руян от стойбища разбойников с Кленга.
   Взбирались в полном молчании. Здесь не нашлось хоженых троп, а потому пришлось напрягать все свое внимание, чтобы удержаться на округлых выступах, не оступаясь и не стуча копьями о броню. С маковицы самого крупного холма Мстивой долго разглядывал хижины и костры. У одного из них на вертеле, растянутом над рогатинами, парил большой котел с желтым варевом, однако людей поблизости не было. Наконец, вестовой принял решение, жестами разделив ратников на три группы и велев им одновременно спускаться с трех краев.
   Рыкари Ветра выполнили этот приказ слаженно и необычайно стремительно. И все же, полной внезапности налета достичь не удалось. Из приподнявшегося полога одного из жилищ выглянул человек в соболиной шапке и потертой подпоясанной овчине. Он что-то выплеснул на землю из широкодонного кувшина, скривив губы. Взгляд его, случайно упавший на склоны, облепленные ратниками Ругевида, словно остекленел от удивления. В следующий миг стрела пробуравила ему лоб, но он успел издать хриплый, захлебывающийся вскрик.
   - Чтоб морские девы утащили тебя на дно и вырвали твой мерзкий язык! - донеслось из хижины.
   Наружу вышел рослый человек в стеганом гамбезоне с наброшенной на плечи лисьей шкурой. В одной руке он небрежно держал тяжелую секиру-бродекс, в другой - высокий деревянный кубок. Мстивой в два скачка преодолел расстояние, отделяющее его от разбойника, и глубоко всадил меч в его грудь прежде, чем тот осознал, что происходит. Руяне окружали стоянку, а люди Старкада выбегали им навстречу, впопыхах хватая, кто копье, кто дубину. Закипел бой, в котором застигнутые врасплох разбойники стихийно и суетно пытались сдержать организованный напор храмовых воинов. Усилия эти, по большей части, были безуспешны. Косматные люди с обветренными, коричневыми лицами, одетые в потертую рогожу, дохи или куртки с нагрудными бляхами, бестолково отмахивались от выпадов копий, но быстро падали на стылую землю, содрогаясь в последних конвульсиях. Они издавали какие-то гортанные возгласы на непонятном руянам языке, сверкали глазами и оскаливали рты с гнилыми зубами. Удары ратников Ругевида были точны и безжалостны, накатываясь сплошным железным градом, стеной смерти.
   Однако среди мечущихся защитников стоянки ротари вскоре обнаружили трех воинов, действия которых удивили их своей умелостью и разрушительной силой. Облаченные в кольчуги из мелких колец с фестонными полами, но с непокрытыми головами, они образовали малый круг, приникнув друг к другу спинами и заслоняясь круглыми желто-черными щитами. Это явно были опытные хирдманны с южного или западного побережья Скании. Двое орудовали широкими мечами, один - топором с краями-полумесяцами на длинной рукояти. Здесь Рыкари Ветра встретили самое упорное сопротивление.
   Выкрикивая ругательства в лицо ротарям, они смеялись, всем своим видом выказывая презрение к превосходящему числом врагу. От копий и мечей уклонялись без усилий, стрелы перерубали на лету, так что стальные руянские жала лишь попискивали, чиркая об умбоны щитов.
   Бови Скальд, выдохнув морозную струю воздуха, начал пробиваться к удальцам через внешнее кольцо, образованное храмовыми воинами. Но его уже опередил Мстивой, желваки которого сразу набухли тугими узлами, и двое его старших бойцов.
   - Ярь! - прогремел оглушительный клич Рыкарей Ветра.
   Заскрежетали клинки, неудержимой вьюгой стали закручиваясь в их руках. Мстивой, сделав короткий забег в сторону, легко взлетел вверх и всадил меч между ободом щита и клиновидной бородой одного из хирдманнов. Захлебываясь кровью, которая хлестанула из горла и рта, тот упал на колени с остекленевшими от недоумения глазами. На земле медленно расплылось большое вишневое пятно.
   Гибель товарища заставила остальных переглянуться. Этой короткой заминки было достаточно кому-то из ротарей, чтобы метким ударом рассечь незащищенную шлемом голову второму хирдманну. Однако третий проворно отскочил назад, испепеляя Рыкарей Ветра ненавидящим взглядом. Он не собирался сдаваться. Выкатив глаза, резко изменившие свое выражение и цвет, хирдманн испустил долгий вопль и впился зубами в край своего щита. Вслед за тем он с неожиданной силой и скоростью врезался в ряд ротарей, раскидав их перед собой, как младых отроков. Один из ратников Мстивоя рухнул на спину, перерубленный в поясе топором. Из нутра его хлынула черная кровь вперемешку с синими внутренностями.
   Бови Скальд понял, что настал его час. Сделав стремительную перебежку, он отрезал путь Одержимому. Свеон отчетливо видел красное лицо бойца с прожилками многочисленных шрамов и рваной ноздрей, колючую редкую бороду желтого оттенка, приоткрытый рот и ослепительно яркие белки глаз, горящие безумным огнем.
   - Тиваз, Сын Битвы, наполни своим гневом мою секиру! - возгласил воин.
   Он швырнул в Скальда свой щит и, перехватив рукоять топора двумя руками, кинулся на него, как раздразненный вепрь. Бови уклонился от летящего щита и отбил мечом грузный удар секиры, со свистом расчертившей воздух. Брызнули яркие искры. Хирдманн вновь ринулся в атаку, выпуская целую бурю из-под своих крепких рук. Лезвие топора сверкало, как молния, обволакивало скрежещущими снопами ветра со всех сторон. Удар громоздился на удар, не давая передышки. Однако Бови, ускользая от этих взмахов и парируя их клинком, вдруг с удивлением для себя обнаружил, что легко видит каждое намерение противника, читает каждую его мысль. Когда секира Одержимого в очередной раз взвилась ввысь, он пошел ей навстречу, пропустив над плечом. Уйдя в присед, Скальд вбил острие своего клинка под поясной ремень противника снизу вверх, надев его на меч, словно кабанью тушу на вертел. Хлюпнувшая плоть сразу обдала кисть свеона струей горячей крови. Бови тут же выдернул свое оружие и, приподнявшись, перерубил хирдманну кадык, чтобы ускорить его встречу с Одином. Этот человек дрался отважно и заслужил быструю смерть без мучений.
   Бой у хижин тем временем завершился. На оттаявшей под кровавыми потеками земле лежали тринадцать мертвых тел разбойников. Еще двоих захватили в полон. Рыкари Ветра тоже понесли потери. Один пал от топора Одержимого, еще один - от брошенной сулицы. Бови Скальд и Рогдай, оглядев поле схватки, оценили высокую выучку ратников Ругевида.
   Однако и Мстивой, едва заметно улыбнувшись, тронул плечо Скальда, проходя мимо него.
   - Ты хорошо бился, - одобрительно заметил он.
   Все внимание теперь было приковано к пленникам. Мертвенно бледные, они сидели на коленях перед ротарями, ожидая решения своей участи. Не отваживаясь поднять глаза на победителей, жались к земле и прерывисто дышали.
   - Ну? - грозно навис над ними вестовой с "Ледяной Горы". - Барсучье племя! Болотные гнусы! Где вы прячете невольников?
   Один из разбойников - кривой и желтозубый, с низким лбом, обвязанным шерстяным начельником - опасливо поднял взгляд на предводителя отряда руян.
   - Там, - он указал на пологий горный хребет шагах в трехстах к востоку. - Я отведу.
   Он с усилием подбирал словенские слова.
   - Сколько их? - допытывал Мстивой.
   - Живых чуть меньше сотни осталось. Много мрут. За два дня двадцать шесть окочурились.
   - Кто их сторожит?
   - Люди с Халланда. Старший - Рыжеусый Сом Кнуп. У него десять воинов.
   К месту недавней схватки подошли основные силы Рыкарей Ветра во главе с Людогостом и Буеславом. Окинув взором уже основательно пропитавшуюся кровью землю, они покачали головами. Посовещавшись, было решено двигаться за проводником.
   Россыпи валунов со снежными крапинами встретили воинство у подхода к скальным отрогам, в лоне которых притаились шахты. Оба пленника шагали впереди ротарей, хмуро глядя перед собой. Сразу за ними ступали лучники и бойцы с сулицами, готовые в любой миг отразить появление неприятеля каленым градом.
   Бови и Рогдай, соединившись с товарищами, бегло упомянули о недавнем бое.
   - Что ж, - на удивление невозмутимо отозвался Хумли, - вот и ваши клинки сняли сегодня свою жатву. Близится наш черед. А то мы даже не слышали звона стали, а мечи и топоры наши ворчат без дела.
   - Работы хватит на всех, - бросил гостям Руяна Буеслав. - Каждый боец из ближников Старкада - прошел огонь и воду. Схватка с ними не будет легкой.
   - Тем лучше, - тронул перевязь Прелют. - Лишь бы только с ними встретиться.
   Со слов пленников ротари уже знали, что Старкад отправился в морской набег три дня назад. Предугадать же срок его возвращения не мог никто. Потому, прежде чем вступать в один из выдолбленных лазов, Людогост расставил дозоры, дабы держать остров под присмотром.
   Проходы в толще горных пород, освещенные укрепленными в стенах факелами, оказались довольно вместительными - вои могли двигаться по ним, не пригибая головы. Было похоже, что основу их составляли естественные пещеры в горах Кленга, соединенные между собой коридорами по воле человека. Проводники шли медленно, беспокойство принуждало их часто останавливаться, так что Рыкари Ветра подгоняли их толчками.
   Скоро тишина скальных склепов сменилась гулом и стуком. Было слышно, как бьют молоты, вгоняя кайло и клинья в каменистую плоть, чтобы добраться до жил и железоносных слоев. Прорубленные уступами ходы спускались к шахтам. Теперь на глаза ротарям стали попадаться насыпи отвалов, запахло дымом от плавильной печи. Как видно, производство в горах острова Голова Зубра было поставлено на широкую ногу. Под сводчатым пологом, усиленным подпорками, чтобы избавить выработки от обвала, трудился не один десяток человек.
   За проводниками руяне вступили в один из забоев копей, где на коленях возились темные от пыли и сажи люди, усердно долбя кирками глинистый панцирь, скрывающий медные минералы. Рядом лежали бревна с зарубками, стояли плетеные корзины.
   - Эй, кто там? - резко и повелительно окликнули из глубины просторного шурфа.
   - Хлив идет, - назвал себя один из провожатых ротарей.
   Навстречу Рыкарям Ветра вышагнул долговязый человек в серой дохе с увесистой секирой на поясе. Желтоватое лицо с единственным глазом еще не успела исказить тень удивления при виде чужаков, как хвост руянской стрелы уже торчал в его шее. Тщетно пытаясь что-то выдавить среди булькающих звуков, он сполз на колени и звучно стукнулся лбом об пол.
   Отстранив в сторону своих провожатых, вои Ругевида влетели в проход быстрее ветра. Закипевшая схватка с несколькими охранниками была скоротечной. Ошеломленные неожиданностью нападения, люди Рыжеусого Сома даже не успели толком разглядеть своих противников, как их побили стрелы и посекли руянские клинки. Только возле глиняных печей ратникам Людогоста пришлось немного повозиться с двумя кольчужниками, которые с боевым кличем и проклятиями ринулись на них, подхватив шипастые палицы. Однако после того как Хумли, бесцеремонно протиснувшись вперед, снес голову одному из них страшнейшим ударом топора, второй бросил оружие и попытался спастись бегством. Брошенная Буеславом сулица нашла его спину.
   - Кажется, все, - сотник бегло осмотрел подземное пространство, где побелевшие от испуга невольники прижались к стенам выработки, затаив дыхание. Наемники с Холланда распластались среди корзин и раскиданного инструмента в разных позах. Возле шлаковых ям ротарям попался на глаза подросток годов тринадцати, который единственный из всех не отвел взгляда от лиц воителей Ругевида. Светловласый и голубоглазый, он взирал на них с детским простодушием и любопытством.
   - Откуда ты? - спросил его Людогост.
   - С Любши, - ответил отрок.
   Кормчий даже присвистнул.
   - Далеко же забросила тебя судьба.
   - На торг с отцом плыли, - подросток сразу погрустнел. - К эстам, в Кирьяр. Коч наш Кривозубый потопил, отца, сестричада его и сводных братьев моих порубил за то, что сопротивлялись. А меня с товаром в полон забрал.
   - Старкад?
   - Он, - с неожиданной ненавистью выговорил отрок. - Я поклялся именем Сварога сбежать из плена и сквитаться с ним за все.
   - Ну, тут тебе, парень, не повезло, - заметил Буеслав. - Кровника твоего мы уж сами как не то достанем. А ты теперь - вольная птица. Лети, куда заблагорассудиться. Звать то тебя как?
   - Богша, - отрок насупился.
   - Что, Бокша, приуныл? - удивился сотник. - Али воле не рад?
   - Рад. Только родичей у меня не осталось. Дед Жирох прошлой весной к пращурам отошел. А боле - никого у меня нет.
   Буеслав почесал затылок.
   - Ну, пусть мудрейшие рядят, чем тебе пособить. Вернемся на Руян - Миронег с тобой потолкует. Авось решит твою судьбу.
   - Вы с Руяна? - Богша весь встрепенулся.
   - Да.
   - Правда народ речет, что там самые сильные вои, которых никто одолеть не может?
   - Ты ж сам видел, - рассмеялся сотник.
   - Тогда я хочу быть ратником Святовида!
   - Ну, это как старшие рассудят. Пусть жрецы твою стезю определят перед ликом богов.
   Буеслав повернулся к Людогосту.
   - Надо выводить народ из шахт, - сказал кормчий.
   Сотник кивнул. Большинство невольников острова были прикованы длинными цепями к железным петлям, вбитым в стены. У других оказались скованы ноги. Ротари, подобрав тяжелые молоты, разбросанные по шурфам, принялись разбивать эти железные путы. Освобожденных - сильно ослабевших от голода и непосильной работы, под руки вели на поверхность по подземным проходам. Старались никого не забыть. Тех, кто не мог идти самостоятельно - несли на руках. Здесь были поморяне и фины, курши и саксы, вагры и помезане.
   Когда возле россыпей валунов у лаза скопилась целая толпа щурящихся от дневного света людей со следами плетей и палок на костлявых плечах, едва прикрытых грязной рогожей, а Людогост осмотрел их всех и перечел, прибежал дозорный Витчак.
   - Ладья, кормчий! - возвестил он. - К северному брегу идет под желто-белым парусом. Дракон с шестнадцатью рядами весел.
   - Это Старкад, - уверенно промолвил Буеслав. - Надо готовиться к бою.
   Людогост размышлял недолго.
   - Пусть присматривать за полонянами остается Здышко и еще шестеро воев. Все они слишком немощны, чтобы идти сейчас к "Ледяной Горе". Кто у нас самый быстроногий?
   Вперед выступил Рогдай.
   - Беги к Кудене, пускай ведет ладью к северному побережью. Пока будет длиться бой, ему надо обогнуть остров и отрезать дракон Старкада от моря. Чтоб никто из лиходеев не ускользнул водным путем.
   Мерянин кивнул и со всех ног пустился по тропе, которой Рыкари Ветра пришли к руднику.
   - Ну, а мы, - Людогост оглядел своих товарищей, - устроим Кривозубому настоящую встречу. Всех стрелков вперед!
   Руяне торопились занять удобные позиции. План кормчего был прост. Лучники числом в полсотни залегли за камнями на расстоянии трех перелетов стрелы от отмели, дожидаясь, пока все разбойники сойдут на землю и приблизятся к их прикрытию, отдалившись от своего корабля. Подступиться ближе не позволяла открытая местность. Остальная сила Рыкарей Ветра должна была ринуться в бой уже после того, как стрелы внесут сумятицу в неприятельские ряды.
   Черная просмоленная ладья с головой дракона, клыки которого были сделаны из железа, ползла к отмели. Но еще до того, как киль ее расчертил береговую твердь и были скинуты сходни, несколько человек уже спрыгнули в воду, торопясь скорее ступить на остров. Ротари затаив дыхание, рассматривали противников, гурьба которых прибывала с каждым мгновением. Закутанные в шубы и шерстяные плащи, разбойники переговаривались между собой сиплыми голосами, кашляли и ругались. Испещренные шрамами заскорузлые лица, беспорядочно покрытые щетиной, говорили о том, что многие из этих людей - бывалые рубаки, пропитанные кровью бесчисленных схваток и просоленные всеми морскими ветрами. На головах их были надеты кожаные колпаки, шапки из лисьего меха и шерстяные начельники. Гремя ножнами мечей и железными дубинами, подвешенными к поясам, они стаскивали на землю большие окованные сундуки, мешки и торбы. Похоже, набег Старкада был успешен.
   Позже других по сходням спустились бронные вои. Руяне насчитали их девяносто два человека. В кольчугах до колена, шлемах с наносниками или личинами, над перекрестьями которых торчали железные зубья, они более степенно вышагивали по отмели, выпуская изо рта струйки холодного пара. За спинами их подрагивали круглые щиты на ремнях, в руках выделялись длинные пики с листовидными наконечниками, которые ратники несли, взгромоздив на плечи.
   Масса удальцов уже расползлась было по береговой полосе, побросав на снег рогатины, крючья и топоры, как вдруг чей-то зычный голос мгновенно пресек разброд в их рядах. Он заставил людей разделиться на два потока. Те, что были нагружены добычей, сразу пропустили вперед кольчужников и стрелков, на боку которых красовались обитые кожей длинные налучья. Даже здесь, на земле, ставшей его пристанищем, предводитель морской шайки не забывал о предосторожностях, выделив боевое охранение носильщикам. Вскоре из-за камней ротари смогли хорошо рассмотреть Старкада.
   Он был еще выше, чем они себе представляли, и коренастее - просто косая сажень в плечах. На груди его сверкали начищенные до блеска франкские латы из наборных пластин, на поясе из серебряных блях выделялся массивный каролингский меч с широким крестовиком. Густые космы иссиня-черных волос непокрытой головы очерчивали вытянутое лицо, поражавшее своим безобразием. Поистине, обликом своим сын Сторверка был больше похож на зверя, чем на человека. Выступ лба так далеко выдавался вперед, что казался издали похожим на рог. Из-под него смотрели глубоко запрятанные хрусталики мелких глаз, разделенных глубокой складкой переносицы. Челюсть данского воя была столь тяжела, будто принадлежала людоеду. Раздутые желваки по углам рта перекатывались, подобно жерновам, мелющим камни, а выбритые щеки висели, как два туго набитых кошеля.
   - Живее, треклятые бездельники! - погонял Старкад своих людей, запахиваясь в плащ с горностаевой опушкой. - Я хочу скорее отведать оленьего жаркого и заячьих потрохов, а не смотреть на ваши гнусные рожи. Шевелите своими костями, пока я не раздробил их на части.
   Разбойники прибавили прыти. Очевидно, что страх перед своим вожаком делал их послушными, как цепных собак.
   Лучники ротарей, положив стрелы на тетиву длинных, в два аршина луков с костяными накладками, ждали только знака Людогоста. Враг был уже совсем близко. Однако неожиданно Старкад нахмурился и почесал ногтем губу.
   - А ну, все назад! - рявкнул он сердито. - Отступаем к ладье!
   Рыкари Ветра переглянулись. Неужели хваленое чутье дана и в этот раз предупредило его об опасности? Все они слышали об умении сына Сторверка предвидеть и предвосхищать события, но полагали это досужими россказнями.
   Разбойники растерянно принялись крутить головами, не понимая, что вспугнуло их предводителя. Упускать этот миг было нельзя.
   - Стрели! - велел кормчий рассредоточившимся единой цепью лучникам.
   Бухнули жилы, заныли стрелы. Первый залп в бою всегда самый верный, особенно если он внезапен - расчищает ряды неприятеля, создавая в них прорехи. В воздухе запищали каленые жала, замелькали хвосты из соколиных перьев. Следом - начали падать на замерзшую почву обмякшие тела. Человек двадцать раненных и убитых разметались по тонкому снегу.
   - Щитоносный строй! - прорычал Старкад.
   Кольчужники поспешно строили фюлькинг, зарываясь в ворох щитов с круглыми умбонами. Остальные, побросав поклажу, юркнули за их спины. Посыпались стрелы и со стороны разбойников - хаотично и наугад. Ротари вновь отпустили тугие тетивы, целя поверх щитов. Новые потери возвестили о себе гортанными хрипами и звуками падения.
   - А ну, други, пощупаем их в ближней вале! - решил Людогост.
   - Ярь!!! - прокатился над Кленгом многоголосый клич.
   Ратники Ругевида поднялись из-за камней и валунов. Они тут же вытянулись сплошной стеной, опустив копья поверх щитов. Гости Руяна заняли свои места в этом едином строю.
   Люди Старкада ответили долгим воем, начав бить по скобам щитов древками пик и топорищами. Встреча с ротарями на острове, бывшем их домом, не слишком обескуражила удальцов. Неожиданные схватки - дело привычное и почти обыденное для тех, кто живет лихим промыслом.
   Скоро два строя сблизились на расстояние удара копья, так что стало слышно порывистое дыхание разгоряченных опасностью воинов с обеих сторон. Глаза противников метали огненные искры.
   - Старкад, сын Сторверка! - громко позвал Людогост. - Вели своему сброду сложить оружие и сдайся сам. Тогда, быть может, ты избежишь заслуженной кары, а люди твои - поголовного истребления.
   - Скорее этот остров провалится на дно моря, чем я сдамся тебе! - отозвался Старкад с презрением. - Уж лучше я скормлю рыбам твои сердце и печень, а из головы сделаю подставку для ног.
   - Сперва посмотри назад! - невозмутимо посоветовал кормчий. К ладье Старкада, стоящей на котве со спущенным парусом, уже приближалась "Ледяная Гора". - Отступать вам некуда. Все удобрите своими костями этот скудный берег.
   - Еще увидим, чья возьмет, - заскрипел зубами вожак разбойников. - В бой!
   Бронные даны и норды первыми атаковали Рыкарей Ветра. Сначала вспорхнули сулицы, потом копья ударили в копья, а щиты в щиты. Две стены сшиблись с громким хрустом и лязгом. Боевой пыл был столь велик, что противники быстро переломали толстые пики и взялись за мечи, топоры, палицы. Могучие взмахи рук то тут, то там повергали кого-нибудь с проломленной головой или перерубленными жилами шеи. Жрец Миронег не слукавил: ближники Старкада оказались здоровы сечься. Это признали все руяне. Опрокинуть или раскрошить на части вражий строй с одного наскока не вышло. Разбойники уперлись, точно бык рогом.
   День выдался холодным, но ратоборцев снедал жар - нестерпимый, обжигающий. Раскаленные этим жаром клинки, нашедшие неприятельскую плоть, вязли в ней крепко, так что приходилось вырывать назад с усилием. А кругом в бешеной пляске прыгали оскаленные лица, налитые кровью глаза, покрывшиеся зарубками края щитов и уже покореженные пластины доспехов. Рыкари Ветра чуть поддавливали врага, но не более. Извергая боевые возгласы, ратники Ругевида сохраняли внутреннее спокойствие, тесня людей Старкада настойчиво, однако не безоглядно.
   Заметив, что фюлькинг удальцов слишком медленно поддается нажиму, Людогост отрядил самых ярых мечников обойти его с крыльев. Недруги, ощутив, что их зажимают в стальные клещи, начали спешно скруглять строй, превращая его в полумесяц. Они продолжали отчаянно отбиваться, хотя многие из них, покрывшись колотыми и рублеными ранами, уже теряли прежнюю силу. Ротари же, напротив, входили в ратный азарт, с разгона напрыгивая на противников и действуя одновременно мечом и секирой. Железный еж воинства Старкада отползал к морю, оставляя после себя скрюченные тела павших и копошащихся на земле раненных, похожих на полурастоптанных гусениц.
   Теперь по знаку Людогоста руяне сменяли друг друга в строю - свежий боец вставал на место взмыленного. Неприятель продолжал слабеть - в разнородных рядах сына Сторверка бездоспешные корсы и ливы не могли заменить изнывающих данов и нордов, которых становилось все меньше и меньше.
   От сознания своего бессилия и ускользающей удачи одни разбойники выли, другие - отступали назад, не страшась уже угроз и проклятий Старкада. Те же, кого еще плавил изнутри нестерпимый Жар Одержимости, продолжали кидаться на стальные жала, даже умирая, последней хваткой вцепляясь в клинки руян, до половины загнанные в их плоть. От фюлькинга мало что осталось. Он стал похож не на плотный частокол, а на пролесок, через поросли которого проглядывало солнце. Теперь в эти разрывы и развалы вклинивались Рыкари Ветра, множа смерть вокруг себя. Еще недавно перед ними был кремень, который не разбил бы и молот, теперь - осыпающийся песок.
   Понимая, что хребет воинства Старкада сломлен, Людогост решил вогнать кол в пасть загибающегося зверя. Он протяжно протрубил в рог, призывая ратников Кудени с "Ледяной Горы" сойти на берег и ударить недругу в спину. Увидев, что спасения нет, разбойники заныли от безнадежности. Все чаще они стали бросать на землю свое покрытое зазубринами оружие и предавать себя в руки победителей.
   - Клянусь богами, каждый, кто сдастся - сохранит жизнь! - возгласил Буеслав.
   Скоро Старкад остался с небольшой горсткой бойцов в кольце ротарей, неумолимо стягивающих смертельную петлю вокруг его шеи. Едва ли три десятка человек набралось из тех, кто еще не так давно шел в бой уверенным тесным строем. И все же, люди эти по-прежнему были опасны. На руян с темных, покрытых зарубками, словно древесные колоды, лиц смотрели глаза, не выражающие ни страха, ни волнения. Это был блеск стали - холодного металла, способного только разрушать. Теперь Рыкарям Ветра предстояло сойтись с самыми оголтелыми рубаками, не знавшими ценности человеческой жизни, для которых война была живородной стихией. Подобно своему вожаку, они были коршунами Варяжского Моря, кормящимися чужой кровью и плотью. Тяжело дыша, разбойники встали утесом посреди железных вод ротарей, маленьким, но устойчивым островом. Каждый из них желал продать свою жизнь, как можно дороже.
   Хумли, Прелют, Бови, Гудред и Энунд, изрядно отличившиеся в сече, внимательно рассматривали своих новых противников. По большей части, здесь были даны. Особенно выделялся воин в шлеме с фигурными нащечниками, тяжелым неохватным дубом громоздившийся справа от Старкада. Настоящий исполин с головой, подобной круглому валуну и очень толстой шеей, он держал своими громадными ручищами двустороннюю секиру на длинной рукояти, обмотанной пенькой. В его движениях угадывалась необычайная телесная мощь, а в выражении плоского лица с выпуклыми губами - равнодушие к боли и презрение к смерти.
   - Что, други? - подмигнул руянам Буеслав. - Спытаем на прочность сих ратоборцев?
   Хумли Скала, не задумываясь, уже готов был ринуться в схватку, однако его придержал Людогост.
   - Осади, парень. Да и вы охолонитесь, - повернулся он к воям. - Эти головорезы много родичей положат, еже дать им развернуться плечом в бою. Лучше скупью задавим.
   Рассудительность кормчего понравилась далеко не всем ротарям, но перечить никто не стал. Рыкари Ветра составили сплошной круг из самых крепких щитов, окованных железом, и начали сжимать кольцо вокруг недругов. Даны, препятствуя им, пытались рубить щиты топорами, упираться в них длинными мечами, однако усилия эти успеха не имели. Тогда исполинский вой с выпуклыми губами замычал и, к изумлению руян, разнес один из щитов мощным ударом левого кулака, одетого в кожаную рукавицу. Будто бревном двинул. Пока среди воев Людогоста расходились удивленные охи, дан врубился в ряд Рыкарей Ветра, ломая их, словно сухой хворост. В ход пошла тяжелая секира. Увидев, как пал ратник слева от него, расколотый сверху донизу, будто полено, Энунд поспешил броситься на врага.
   Часто зажужжало жало меча в его руке, тревожа исполина точными уколами с разных сторон. Дан глянул на Энунда сверху вниз, попытавшись лезвием секиры отмахнуться от него, как от назойливой мухи. Но сын Торна Белого уклонился от просвистевшего удара, обдавшего лицо сырым ветром. Свеон повторил напористую атаку, соединив воедино несколько обманных пассов и настоящих выпадов. Запутав этим стальным кружевом своего внушительного противника, Энунд со всей силы рубанул его по бедру. Однако вопреки ожиданиям, нога дана, штанину которого пересекла глубокая багряная борозда, не подломилась и даже не дрогнула. Воин лишь замычал еще громче и сам двинулся навстречу клинку. Меч Энунда с сухим треском вошел в исполинскую грудь, разломав кольчужные кольца и увязнув в плотной, почти каменистой плоти. Неожиданно раздался жалобный стон стали. Это верный клинок свеона, исправно прослуживший своему владельцу не один год, сломился напополам.
   Сложно сказать, что ощутил в этот миг Энунд. Недоумение перед поразительной крепью неприятеля, разочарование от неудачной атаки или ярость от потери любимого оружия, выкованного некогда Агнаром Земляной Бородой. Скорее всего, возобладало последнее. Рассвирепев, Энунд исторгнул оглушительный волчий вой. Он сам не понял, как в его руке оказался поясник. Дан, тем временем, просто сгреб его своими широкими лапами и поднял в воздух, намереваясь расшибить о землю. Кинжал сына Торна Белого вошел ему между глаз - с хрустом вонзился по самую рукоять, проломив переносицу. Великан крякнул, выпуская своего противника, и часто заморгал глазами. С лица его ручьями бежала кровь, выпуклые губы трепетали. Он повалился на снег с таким шумом, что под ним загудела земля.
   Смерть ближайшего соратника отвлекла внимание Старкада, упорно отбивавшегося от руян длинным каролингским мечом. Этим тут же воспользовались Буеслав и Хумли Скала, одновременно напрыгнув на вожака разбойников. Двигаясь слаженно, как один человек, они выбили оружие из его рук и разрубили его правое предплечье повыше наруча. Старкад всхрапнул, точно жеребец, отступая назад, чтобы достать секиру левой рукой. Но он не успел. Буеслав ловко подсек его ногу, а Хумли ударил рукоятью меча в лоб уже падающего врага. Ощутив на своем горле лезвие клинка Скалы, сын Сторверка глазами показал, что сдается.
   - Вяжите всех! - распорядился Людогост.
   Остальных данов тоже полонили. Кого разоружили точными ударами, кого свалили на снег ременными петлями, наброшенными на шеи.
   - Всех пленных - на ладью, - молвил кормчий, устало стряхивая рукой каплю крови с брови. - Пусть прохлаждаются в трюме, пока мы воздадим почести павшим братьям.
   В бою на Кленге дружина Ругевида лишилась сорока трех ратников. Убитых разбойников насчитали сто семьдесят девять, остальные сдались на милость победителей или были тяжело ранены.
   Пока одни ротари отводили к "Ледяной Горе" освобожденных невольников Старкада с копей, а другие собирали оружие, разбросанное по всему побережью, сделавшемуся пунцовым от обилия пролитой крови, старшие вои складывали погребальную краду из хвороста и нарубленных ветвей. Вновь поднялся сильный ветер, пришедший с моря. Он взметнул ввысь языки занявшегося пламени.
   - Прими сынов твоих, Ругевид! - возгласил Людогост, устремляя взор к свинцовым облакам. - Все они жили по искону Рода на земле, славя тебя своими деяниями. Пускай теперь в Светлом Ирии они пополнят твою дружину и станут вечными стражами Прави во благо тех, кто придет после нас.
   Ротари и гости Руяна провожали взглядом густой дым, уносивший души воинов в сизые небеса. Они видели, как верхний свод Сварги начинает немного светлеть, заливаться легким румянцем, словно приоткрывая свои врата для тех, кто без остатка отдал свою жизнь служению отчим богам.
  -- Глава 23. Жрец Острад.
   Зима все больше вступала в свои права, одевая белыми одеждами горы, равнины и леса Руяна. Ветры теперь рычали, как голодные звери, а с высоты Меловых Скал море казалось безжизненной окостеневшей скорлупой. Ни полосатого ветрила ладьи, ни белого лоскута коча или рыбацкой донки - голая стылая даль.
   Вернувшись с острова Голова Зубра, воспитанники архонских жрецов теперь жили в подворье храма Святовида, в маленькой избе, расположенной между житницей и завозней, в которой держали телеги и розвальни.
   Порою, оглядывая крепнущие льды возле отмелей и нарастающие сугробы на скальных вершинах, Энунд Раздвоенная Секира думал о безраздельной власти над судьбами людей Виндлони, Отца Зимы. Всякий раз, когда дыхание его замораживало пространства Мидгарда, а лютый ветер, вызванный стуком крыльев северного орла Хресвельга, надувал высокие снежные заносы, вся жизнь будто замирала. Возвращавшиеся из дальних походов конунги и ярлы вынуждены были в эту пору искать места для зимовок. Энунд помнил каждую свою зиму, проведенную с побратимами из хирдов. Хорошо, если удавалось добраться до фьордов или же бросить якорь в Альдейгьюборге, Алаборге, на Готланде - портах, принимавших дружины береговых Братств из разных земель. Там воины могли отдыхать от ратных трудов до весны, латая суда и поврежденную плоть. Однако чаще случалось, что место для зимовки приходилось отбирать с боем у разных князьков и вождей племен, оказавшихся на пути Волков Одина, или даже платить за постой долей с добычи, если хирд был чрезмерно ослаблен потерями. Это была первая зима, которую сын Торна Белого встречал в тишине и покое, не сожалея о прошлом и не беспокоясь о будущем.
   Вместе со своими товарищами - Рогдаем, Хумли, Бови, Гудредом и Прелютом - он продолжал свое обучение у жрецов Архоны. Теперь у гостей острова появился новый наставник: служитель Нави Острад. Этот человек с прищуренным взглядом глубоких глаз, легко меняющих цвета и оттенки, тонкими губами, на которых никогда не появлялась улыбка, и расчесанными серебристыми волосами, похожими на металлическую пряжу, поражал не только своими умениями, но способностью менять русло понимания жизни и самих ее законов.
   - Вам нужно постоянно видеть мир в его целостности, не расчленяя на части, - поучал жрец. - Мир - как одно большое тело, единый кладоряд, вся тьма сил коего происходит из единой Силы. Или как единое платье, сотканное из множества разноцветных нитей. Каждое мельчайшее его событие: порыв ветра, пролившийся дождь, песня синицы - суть самодостаточная судьба, прожитая жизнь или целостное бытие со своим зачином и итогом. Это стежка Макоши, соединяющаяся с другими стежками. Одно не заканчивается, а просто переходит в другое. Потому - нет ни Жизни, ни Смерти. Есть вечное пресуществление событий и явлений. Вещи разделяются меж собой лишь условно, не создавая четких границ. Но каждая из них влияет на все остальные. Порой вам думается, что события, происходящие с вами, определяют вашу судьбу. Однако вы зрите лишь малую долю большого узорочья, творящего полотно судеб других людей. Так кому-то дорога человеческой жизни во Всемирье покажется подобной линии, кому-то - свитню, кому-то - коло. Если же смотреть с высоты божеского видения, то все то - одна фигура, вмещающая и линию, и свитень, и коло, а также множество иных уровней, кои утаены и неоформлены. Вам же надобно научиться зреть реальность во всей полноте и всех ее красках. Одновременно примечать творящееся в Яви, Нави и Прави, как отражение цельного рисунка, нерасчленимого в своей природе.
   - Как же сего добиться? - с сомнением вопросил Прелют.
   - Упорными радениями.
   Острад привел учеников на стену тына, глядящую на южную сторону мыса. За разводами белых полей, еще не так давно служивших пастбищами и жнивьями, и чуть левее выпирающих венцов буковых кущ, одетых в снежные шапки, притулилось сероватое пятно небольшого пролеска.
   - Вон там, подальше, видите рощу? - осведомился жрец.
   - Да, мудрейший, - подтвердил Энунд. - Но мы еще не добирались до нее ни с Ситовратом, ни с Миронегом.
   - Сейчас вы исправите это упущение, - голос Острада был довольно строг. - В завозне возьмите лыжи и рогатины, чтоб не увязнуть в сугробах.
   - Тут бы больше пошевни сгодились... - глухо пробурчал Хумли.
   - А что это за роща? - осторожно справился Рогдай, чуя подвох.
   - Сивое Раменье, навий удел, - промолвил жрец, прикрыв глаза.
   Путники украдкой переглянулись.
   - Там растут деревья, - продолжал Острад. - Ясени, ветлы и вязы. Но далеко не все они настоящие. Там много древних валунов - но это не всегда только холодные камни.
   - О чем ты говоришь, наставник? - удивился Бови Скальд.
   - О существах Иномирья, что издавна облюбовали себе это место и часто предстают перед несведующими в неприметном облике. И дерви, и камни там умеют двигаться и говорить. Общение с ними будет иметь для вас неоценимую пользу, ежели вы распознаете их в подлинном естестве. Эти существа наделены премногими знаниями, однако открывают их не каждому. Тако же лисы и волки, что могут встретить вас на лесной тропе - нередко таят под своей шкурой другую природу. Зима - время Распахнутых Навьих Дорог. Приспела пора для всех вас взглянуть в ее очи и подружиться с теми, кто существует на Руяне бок о бок с людьми, но не подвластен их законам.
   - Вот так задачу задал нам жрец, - запыхтел Хумли, когда Острад оставил воспитанников в одиночестве. - Лазать по холодному лесу и искать неведомо что и неведомо зачем!
   Однако Скала быстро справился со своим недовольством. Одев теплые дохи и кожухи, а также прихватив с собой широкие кленовые лыжи и крепкие рогатины, чтобы отталкиваться от замерзшей земли, шестеро путников выбрались за ворота Архоны.
   Скрежетал зубами сердитый Позвизд, пощипывая лица своим дыханием, искрились синими блесками наметенные еще с ночи сугробы. И хотя зима на Руяне была не в пример мягче, чем в северных фьордах или радимичских лесах, ученики жрецов не могли не ощущать на себе ее ледяного прикосновения. Наст под обутыми лыжами хрустел протяжно и густо.
   - С деревьями и камнями общаться нам еще не приходилось, - прикрывая рот от ветра широким воротом, говорил Энунд, пока мостили тропу по наносам полей.
   - Тут Рогдаю, наверняка, будет сподручнее, чем всем нам, - предположил Прелют. - Небось, лесным охотникам это дело привычное?
   Радимич краем глаза посмотрел на мерянина.
   - Кое-что знаю об этом, - подтвердил тот. - Уж дерева от лесных духов отличить сумею.
   - Как же их отличить? - поинтересовался Гудред.
   - Надо слушать дерево. Слушать камень. В каждом из них бьет свой родник Жизни. Обычно он тихий и ровный. А вот ежели не в меру бурно дышит ствол, али валун - пред тобой дух или чудо из кромешных миров. Здесь ухо надо держать востро. В наших борах, - Рогдай сразу вспомнил Вышебор, - тоже водятся кочующие дубы, что на поверку оказываются древесными великанами. Есть ползучие камни, выходящие на поверхность из расщелин земли. А уж оборотного зверя, в шкуру которого прячется всякая невидаль, разгулявшаяся меж Навью и Явью - видимо-невидимо.
   - Что ж, - проговорил Энунд. - Будет, кому нас упредить, в случае чего.
   - Мне не ясно одно, - поделился своими мыслями Прелют. - Что такого важного может поведать нам Сивое Раменье руян, чего мы еще не ведаем?
   - Все просто, - отозвался Бови Скальд, налегая на рогатины. - Прежде нас учили люди, теперь пришел черед породниться с лесными духами. От них узнаем что-то новое.
   Роща, до которой через некоторое время добрались путники, встретила почти ледяным ветром, от порывов которого поскрипывали старые сучья, придавленные тяжелым липким инеем. Едва Гудред, прокладывая лыжный след, оказался между двух согбенных ветл, целый ворох снега сорвался ему на голову, вызвав громкие ругательства хирдманна. Снежная крошка била прямо в глаза путников, склеивала веки. Несмотря на это, шестеро гостей Руяна терпеливо пробивались в самую гущу Сивого Раменья, ощущая, как с каждым мигом посвист ветров переходит в раскатистый хохот. Сломалась большая ветка, упав перед Энундом.
   - Глянь, Рогдай! - позвал Прелют, останавливаясь перед старым трухлявым вязом, одетым в снежный зипун. - Ну, прямо древний дед с большими бровями и долгой бородой.
   Дерево целиком было покрыто выпуклыми наростами. Мерянин усмехнулся и покачал головой.
   - Ты смотришь глазами, а потому попадаешь в сети своего воображения.
   - Чем же еще надо смотреть? - не понял его радимич.
   - Душой. Внешнее обличье может быть причудливо, и это сбивает с толку. Зреть надо за покровами, проникая за их узорный слой. Что ты видишь под корой этого вяза?
   Прелют пожал плечами. Он пригляделся к старожилу рощи рассеянным взглядом и вдруг сообразил, о чем спрашивал его Рогдай.
   - Вижу холод и грусть, - сказал почти убежденно. - Это старое и одинокое дерево, пережившее всех своих товарищей - расщепленных молоньями, разбитых Стрибожьими стрелами, срубленных под корень топором дровосека.
   - Что еще? - не отставал Рогдай.
   - В корнях его по весне любят отдыхать зайцы-русаки и сурки. В дуплах живет много мышей, что считают вяз своим домом.
   - Немало для начала, - похвалил мерянин. - Теперь ты сам убедился, что перед нами не затаившийся древесный великан.
   Скоро путники стали все чаще встречать среди дерев утопающие в снегу большие камни.
   - Чувствуете, как струят животоки древесной плоти? - теперь уже Бови обратился к своим соратникам. - Слышите, как громко дышат эти камни?
   Хумли Скала фыркнул.
   - В этих премудростях я пока слаб. Слышу лишь вой ветра и треск ломающихся ветвей. Еще, пожалуй, где-то ноет какая-то птица.
   - Между тем, они все разные, - заметил Скальд. - А вот этот ясень и вовсе затаился. Глядит на нас исподлобья и будто чего-то ждет.
   - Так может, ты его разговоришь? - ехидно подначил Скала.
   Бови не сразу ответил. Он не отрывал взора от толстого древа с глубокими трещинами, заполненными снегом. Потом снял рукавицу и коснулся плотной коры.
   - Напрасно шутишь. Он не такой, как другие. Слишком сильна дрожь, бьющая внутри. Похоже, не дерево это вовсе.
   - Что-то мне здесь не слишком нравится, - Гудред покрутил головой по-сторонам, невольно поежившись.
   Внезапно позади путников зашуршал вереск. Откуда-то выскочила крупная росомаха, махнув пушистым хвостом. Люди успели различить черно-коричневую спину с желтой полосой и приплюснутую морду, прежде чем зверь скрылся за широкой корягой, припорошенной снегом.
   - Это еще что? - Хумли нахмурил лоб. - Надеюсь, не детище Локи?
   - Кто его знает, - пожал плечами Энунд.
   Снова установилось затишье.
   - А где ясень? - Бови Скальд, повернувшись к сухому древу, на котором еще недавно лежала его рука, не обнаружил ствола. - Клянусь кольцом Драупниром, он только что был здесь!
   - Дерево не может исчезнуть без следа, - с сомнением заметил Прелют.
   - И все же, его нет, - Скальд хотел рассмеяться, однако сдержался. - Как видно, мы столкнулись с одним из хозяев этой рощи...
   Путники торили путь между пней и стволов, упираясь в наст рогатинами. Черные ветки торчали густо, будто ежовые колючки, приходилось уворачиваться, чтобы они не поцарапали лицо. Вдруг внимание Энунда привлек массивный серый валун, лежавший в маленькой низинке рядом с грудой бесформенного бурелома. Сын Торна Белого глубоко вонзил рогатины в снег и принялся отвязывать полозья лыж.
   - Куда ты? - озадаченно посмотрел на его приготовления Прелют.
   - Хочу подойти ближе, - откликнулся Энунд слегка переменившимся голосом, в котором промелькнули нотки волнения.
   Молодой хирдманн соскользнул сапогами в хрустящий снежный слой, провалился по самые щиколотки, но быстро высвободил ноги и в несколько широких шагов одолел расстояние, отделяющее его от камня. Товарищи проводили его недоумевающими взглядами, однако останавливать не стали.
   Энунд осторожно приблизился к выпуклому валуну, чем-то похожему на конскую голову, вокруг которого обозначилась черная кайма обнажившейся земли. Он ощутил к нему необъяснимое влечение. Склонившись над камнем, хирдманн отметил, что вся поверхность его покрыта щербинами и канавками, однако это наблюдение мелькнуло где-то на дальних окраинах его внимания. Взор уходил в сердцевину валуна - глубоко, словно бурав, преодолевающий сопротивление твердой породы. Камень как бы приглашал его к себе, неуклонно втягивал в пространство своей утробы.
   Отвечая на призыв, которому он был бессилен противостоять, Энунд положил обе ладони на его влажную оттаявшую вершину. Сначала кожа встретила ледяной холод, от которого заныли пальцы, однако уже скоро появилось тепло. Валун медленно, но верно вбирал в себя сына Торна Белого. Хирдманн еще слышал беспокойные реплики товарищей, видел, но не чувствовал, как Рогдай и Хумли, поспешно сняв лыжи, пытались оттащить его за пояс. Усилия эти были бесплодны. Потом ум хирдманна с невероятной стремительностью полетел куда-то по длинному глубокому проходу в каменной толще, оставив позади ненужное тело...
   Когда товарищи, наконец, сумели оторвать его от валуна, и посадить на плащ, расстеленный прямо на снегу, Энунд обвел их непонимающим взглядом. Он не сознавал, где находится, и кто стоит рядом с ним. Обессилев, сын Торна Белого безмолвно изучал лица людей, с волнением следивших за ним. Он словно силился их вспомнить.
   - Почему ты так странно на нас смотришь? - спросил Бови Скальд.
   - Вы совсем не изменились, - тихо промолвил Энунд.
   Хумли приподнял брови.
   - Отчего бы нам измениться?
   Сын Торна Белого молчал.
   - Сколько прошло времени? - спросил он неожиданно.
   - Несколько мгновений, не больше. Ты точно приклеился к этому дурацкому камню и нам пришлось здорово поднапрячься, чтобы отделить тебя от него.
   - Не может быть, - Энунд покачал головой с почти безумной улыбкой. - Ведь я прожил целую жизнь...
   - Очнись, парень! - Хумли рассердился. - Говорю тебе, всего пару мгновений. Уж не помутили ли треклятые кобольды твой разум?
   Однако Бови Скальд более серьезно отнесся к словам товарища.
   - Поведай нам то, что ты видел и чувствовал, - попросил он.
   Энунд собрался с мыслями.
   - Сначала меня позвал камень, - заговорил он неуверенно. - Этот зов был таким сильным, что я позабыл обо всем на свете и пошел к нему...
   - Это мы видели, - недовольно буркнул Хумли.
   - Потом, - продолжал Энунд, - я оказался совсем в другом мире.
   - Что ты хочешь этим сказать? - осведомился Рогдай.
   - То была Страна Камня. Я увидел большие мощеные дороги, каменные крепости, башни и мосты. Все они были населены каменным народом, встретившим меня очень приветливо.
   - Ты ощущал свое тело? - спросил Прелют.
   - Очень явственно. Я мог свободно двигать и руками, и ногами.
   - А что было дальше? - справился Гудред.
   - Жители объяснили мне, что я ступил в страну Каменного Истока, которой управляет вождь Держатель Тверди. Меня проводили в его хоромы, где я смог познакомиться с этим удивительным человеком.
   - Обожди! - прервал повествование Энунда Хумли. - Ты говоришь, это были каменные люди? Как же они с тобой разговаривали и как двигались?
   - Я этого не знаю, - немного растерялся сын Торна Белого. - Но я легко их понимал. Они такие же, как и мы, только состоят не из костей, плоти и дыхания, а из каменных пород. Это ничуть не мешает им жить, строить города, плавать по рекам и пахать землю. Держатель Тверди оказался уже умудренным годами человеком. Он принял меня с теплотой и заботой. Пригласил к столу, угостил хорошим вином. Мы почти сразу сдружились с ним. Вождь поведал, что его сын год назад пал в битве с воинством из Ледяной Страны, и с тех самых пор скорбь правителя безутешна. И день, и ночь он горюет об утрате и не знает, кто же теперь будет наследником его владений...
   Товарищи молодого хирдманна притихли, внимая необычному рассказу.
   - После пира Держатель Тверди велел седлать лошадей, - продолжил Энунд. - Он повез меня по городам и селениям своей страны, показывая ее красоты и знакомя с подданными. Я видел кузницы, в которых работали настоящие мастера, верфи на реке, где стояли многочисленные ладьи, пастбища и возделанные поля. Везде нас с радостью приветствовали жители Каменной Страны, славя своего правителя. Со многими из них я говорил, удивляясь доброжелательности их нрава и мудрости суждений.
   - Что было потом? - горел нетерпением Хумли.
   - Я остался жить в хоромах вождя. С каждым днем привязанность наша друг к другу только усиливалась. Мы понимали друг друга почти без слов. Держатель Тверди поведал, что я очень напоминаю ему погибшего сына. Он подарил мне трех белоснежных скакунов, инкрустированные серебром доспехи и одно из самых крупных селений. Так я стал в стране Каменного Истока кем-то вроде хевдинга при верховном конунге. Время шло, и я уже не вспоминал, откуда пришел и кем был прежде. Все это сгладилось и ушло в прошлое. Я помогал вождю в делах правления, упражнялся с воинами, пировал в хоромах Держателя Тверди и плавал по реке на его ладье. Люди уважали меня, я ни в чем не знал недостатка и чувствовал себя счастливым. Но вот однажды правитель сказал, что пришла пора выбрать мне невесту. Мы взяли с собой небольшую охрану и отправились в Дивногорье - край, расположенный на отрогах синих скал. Там обитали только девы-воительницы, над которыми владычествовала женщина по имени Горная Лебедь. Она пригласила нас в покои своего роскошного терема и познакомила со своей дочерью. Едва я увидел ее, как влюбился без памяти. Да и ей я тоже чем-то приглянулся. Скоро сыграли свадьбу. Когда я с молодой женой вернулся в столицу Каменной Страны, Держатель Тверди во всеуслышание объявил меня своим преемником. Мы зажили в ладе и согласии. Это были несколько самых счастливых лет моей жизни...
   Товарищи Энунда украдкой переглянулись между собой. Повествование молодого хирдманна поражало их все сильнее, но никто уже не пытался его перебить. А Энунд, прикрыв глаза, вещал о постройке храмов, которой он руководил, сборе урожая, сооружении большого хранилища в толще Лысой Скалы, где разместилась сокровищница каменного народа.
   - Страна наша процветала до тех пор, пока не разразилась новая война с ледяными людьми. Вражеские полчища лавиной вторглись в наши пределы. Держатель Тверди, собрав дружину лучших воинов, отправился навстречу неприятелю, а меня оставил править вместо себя. Он надеялся остановить захватчиков, однако судьба его оказалась иной. Через три дня в столицу прибыл вестник и сообщил, что вождь пал в битве вместе со своим войском. Вся страна Каменного Истока оплакивала его участь. Моя жена в это время ждала ребенка и отговаривала меня от похода. Но я не мог сидеть, сложив руки, и ждать, пока недруги поработят наш край. Призвав всех подданных, что могли держать оружие, я повел их против людей Ледяной Страны.
   Мы шли долго - день, другой, третий. На перевале попали в снежный буран. Поднялась жестокая вьюга и затянула непроглядной пеленой долину. Свирепые ветра выли так, что от голоса их я едва не оглох. Когда вьюга, наконец, улеглась и снег осел на землю, меня ожидала страшная картина. Все мои воины лежали мертвыми, покрыв своими окоченевшими телами долину. Пораженный этим открытием, я обезумел, не зная, что теперь делать. Внезапно кто-то окликнул меня со спины. Я обернулся и увидел стоящего у обрыва беловласого человека в плаще, искрящемся серебристыми снежинками. Он приветствовал меня и сказал, что его зовут Увенчанный Светом.
   "Зачем тебе Каменная Страна? - спросил он меня. - Она невзрачна и ущербна. В ней нет настоящей красоты, сияющего блеска и подлинного величия. В ней нет полета и свободы, а жители ее годятся только для того, чтобы служить более достойным".
   "Почему ты говоришь это?" - посмотрел я на него с непониманием.
   "Я - правитель Ледяной Страны, - ответил Увенчанный Светом. - Мой край холоден, но неизъяснимо прекрасен. Я могу показать тебе его, и ты сам убедишься, что еще не встречал доселе истинного великолепия".
   В словах ледяного вождя было столько убежденности, что мне захотелось непременно посмотреть на его землю. Он приподнял край своего плаща и набросил мне на плечи. В тот же миг плащ превратился в белые крылья, и мы взмыли ввысь над долиной, закрученные снежным вихрем. Увенчанный Светом увлекал меня все дальше и дальше от Каменной Страны, которую я уже считал своей отчизной. Перелетев несколько ущелий и горных хребтов, мы оказались в светящемся краю, ледяные палаты которого блистали, точно драгоценные каменья. Здесь все изумляло своей необычайной, неземной красотой: сады чудесных деревьев, фигурные арки, дома с хрустальными сводами и длинные башни. Ледяные люди не возделывали землю, а занимались ремеслами, хотя было среди них немало и мореходов, и воинов. Самые именитые подданные вождя ездили на колесницах, запряженных ветром. Узрев просторы Ледяной Страны, я совершенно потерял голову и забыл все, что знал прежде. Увенчанный Светом представил меня своему народу, как почетного гостя. Не замечая, как летит время, я прожил в его палатах несколько лет, очарованный прелестью снежно-ледяного края. Ни разу не вспомнил я о покинутой земле Держателя Тверди, о своей жене и ребенке. Когда Увенчанный Светом почил на смертном одре, ледяные люди сами выбрали меня новым вождем своей страны.
   Энунд перевел дух, смахнув снежинки со лба.
   - Я правил Ледяной Страной успешно, сохраняя в ней порядок и благоденствие. Подданные были довольны мною. Но вот однажды казначей явился в палаты с нерадостным докладом. Он известил, что казна опустела и необходимо пополнить ее за счет дани с покоренных племен, чтобы избежать грозящих краю невзгод. Я собрал совет приближенных и спросил, как следует поступить. Все в один голос заявили, что нужно идти в Каменную Страну и забрать причитающуюся нам добычу, так как каменные люди уже три года не платили нам дани. Я собрал могучее войско ратников: всадников, колесничных бойцов и пехотинцев, умеющих двигаться стремительно, как ураган, вызывать снежную бурю и замораживать врагов своим дыханием. Вскоре нога моя ступила на мощеные камнем дороги земли, покинутой мною много лет назад.
   На сей никто не приветствовал меня здесь радостными улыбками. Каменные люди отворачивали от меня лица, а некоторые плевали в след. Но я уже не чувствовал своего родства с ними, чиня повсюду суд и расправу. Мои воины забирали запасы из амбаров, имущество из домов и даже дары, принадлежавшие храмам. Все это только распаляло нашу жажду поживы. Небольшая горстка смельчаков во главе с женщиной-воительницей, облаченной в шлем с лебедиными крыльями, попыталась помешать нам войти в стольный град Страны Каменного Истока, однако я быстро подавил сопротивление, предав мятежников смерти, а их предводительницу убил собственной рукой. Из всех я пощадил только молодого юношу, пообещавшего показать мне вход в тайную сокровищницу Лысой Скалы. Он поведал, что посвящен в тайну заветного хранилища, в котором содержатся все богатства каменных людей, но объяснил, что идти туда мне нужно одному. Я согласился. Он был почти ребенок, и я не боялся его, вооруженный несокрушимой ледяной секирой. Мои ратники остались ждать меня снаружи.
   Юноша действительно провел меня по разветвленному лабиринту скалы хитрыми тропами. Вскоре я увидел зал, почти целиком заполненный золотом, ясписом, серебром, изумрудом и сердоликом. Каменные люди лучше всех на свете умеют добывать сокровища, так как им ведомы все горные недра. Ослепленный сиянием неисчислимых богатств, я принялся перебирать украшения и литую утварь, совсем позабыв про своего проводника. И только когда своды и стены тайного склепа вздрогнули, я пожалел о своей ошибке. Юноша затворил меня в зале и особым рычагом привел в действие механизм разрушения. Оставшись в полном одиночестве, я видел, как трещины разделяют потолок на части, а каменные куски сыплются сверху, ломая золотые вазы и стулья из драгоценных каменьев. Перед лицом неотвратимой смерти я вдруг вспомнил все. Вспомнил народ Держателя Тверди, который приютили меня на этой земле и доверил мне свою судьбу. Вспомнил, как руководил постройкой этой самой хранилищницы в скале, стремясь с помощью ухищренных ходов и механизмов уберечь от недругов достояние Каменной Страны. Потом я вспомнил любимую жену, с которой простился, отправляясь в поход, и вспомнил своего нерожденного ребенка. И тут запоздалое прозрение пронзило мое сердце, точно стрела. Женщина-воительница в шлеме с лебедиными крыльями, вставшая на моем пути и погибшая от моей секиры, была моей женой. Молодой юноша, заманивший меня в каменную западню и отплативший за предательство, был моим сыном. В этот миг свод склепа обрушился, похоронив меня в глубине скалы под тяжелыми обломками...
   Энунд замолчал. Товарищи, дослушав до конца его историю, теперь покачивали головами.
   - Ну и дела... - пробормотал Хумли.
   Бови Скальд подошел к валуну, похожему на конскую голову, и долго его рассматривал в глубокой задумчивости.
   - Как знать? - проронил он тихо, - что происходит там, за гранью нашей Яви в мире камня и льда. Этот валун почти не тронут ледяной коркой. Быть может, между камнем и льдом и правда идет незримая нашему глазу борьба? Две стихии воюют на просторах Всемирья, а мы проходим мимо них невозмутимо, ни о чем даже не подозревая...
   - Надо идти дальше, - напомнил Прелют. - Зимний день короток, и мы должны дотемна вернуться в город.
   С ним согласились. Придя в себя после всего пережитого, Энунд поднялся и растер глаза руками.
   - Клянусь копьем Гунгнир, что больше ни к чему не притронусь в этой роще, - пообещал он.
   Бови Скальд только усмехнулся в ответ.
   - Камень подарил тебе прозрение, а оно подчас бывает болезненным. Ты должен быть благодарен ему за то, что сумел прожить еще одну жизнь, недоступную простому смертному - в ином пространстве. Теперь ты знаешь, что внутри нашего мира есть множество других миров, у каждого из которых свои законы.
   - Какой же вывод мне сделать из всего этого? - недоумевал сын Торна Белого.
   - Пока до конца не знаю, - честно признался Бови. - По-меньшей мере, ты теперь будешь внимательнее относиться к тому, что тебя окружает. Кипучая жизнь бурлит во всем, что существует между Небом и Землей. Мудрые жрецы повествуют нам о девяти мирах. Однако я полагаю, что их гораздо больше - десятки, сотни, тысячи. И так - до бесконечности.
   - Так же, как и Триглавы - триединые природные связи, - добавил Прелют. - Великие триглавы делятся на средние, те - на малые, и так без конца и края. Все мироздание - сплошное ожерелье жизненных крупиц. Познать каждую из них - человеческого века не хватит.
   - Познать - да, - неожиданно вклинился в разговор Рогдай. - Но можно ведать. Именно этому учит нас Острад. Ведать все сразу и во всех местах. Для ведающего нет ничего скрытного ни в одном из миров. Он читает их, как линии на своей ладони.
   - Стало быть, нет тайн для волхвов и жрецов? - спросил Гудред.
   - Выходит, нет, - ответил Бови Скальд, - если только они сами по разным причинам не затворяют небокрай своего ума.
   Голос его постепенно менялся. Ступающий по раменью впереди своих спутников, Бови вдруг приостановился и уверенно указал рогатиной на толстый ясень, прячущийся среди молодой поросли ивняка.
   - А вот и наш недавний знакомый. Я уж думал, он мне привиделся.
   - Ты убежден, что это кочующее дерево? - осведомился Энунд.
   - Нет, - усмехнулся Скальд. - Это не дерево. Приветствуем тебя! - громко обратился он к ясеню, не отводя от него глаз и делая легкий поклон. - Мы не знаем, как величать тебя, вещий старожил рощи, но хотели бы получить твои наставления.
   Все шестеро путников остановились и затихли, с надеждой воззрившись на крепкий шероховатый ствол с разлапистыми ветвями. Ясень откликнулся не сразу. После звенящего мига тишины завертелся, завился вьюнком в тесных кронах ветерок. В его сухом лепетании люди, скорее, сердцем, нежели слухом распознали обращенные к ним слова.
   - Спящие пробудятся, слепые прозреют, если души наполнит лунный свет, не меркнущий в лучах солнца.
   - Поведай, велий хранитель рощи, - попросил Рогдай, - как нам узнать свою стезю и стяжать славу?
   - Пусть Ост Силы родит Сокрытого Человека, - был ответ. - Пусть тень Лунного Струга станет плащаницей плоти. Тогда исток вашего пути под небесами углубится и заблестит жемчугом родниковых струй.
   Больше путники не расслышали ничего.
   - Благодарим тебя, вещий, - проговорил Бови Скальд.
   Он посмотрел на своих товарищей.
   - Пора возвращаться.
   - Ты что-нибудь понял? - спросил у него Гудред.
   - Думаю, Острад разъяснит нам смысл этих слов.
   Путники тронулись в обратный путь. Толкаясь от земли рогатинами, продавливали полозьями наст и огибали выступающие кочки и пни, искрящие серебристым инеем.
   - Непростое место, - отдал должное Прелют. - Побудешь здесь поболе - того и гляди, сам прозреешь.
   Шестеро путников, почти достигнув окраины Сивого Раменья, задержались, чтобы еще раз окинуть взглядом его деревья и камни, хранящие в себе богатство потаенных знаний. Взгляд их скользнул по плотным стволам, прожилки коры которых образовывали рисунки и резы, по холмам бурелома, корягам, похожим на звериные лапы и маковицам притаившихся валунов. Неожиданно извивы ветвей, снежные пригорки, расщепленные сучья словно заплясали перед ними. Закружилась, заходила ходуном вся роща, неведомо откуда явив неисчислимое множество причудливых лиц, огненных и ледяных глаз. Сколько же здесь было невиданных существ! Путники обомлели от всеобилия твердых, текучих, прозрачных и волокнистых созданий, обнаживших перед ними свой облик и свое нутро. Разум людей входил в них через очи, осязая естество незнаемых в Яви сил. Они словно сами становились этими силами, проживая их судьбу и двигаясь от одной к другой без замедления.
   - Что за кутерьма творится у меня в башке? - Хумли Скала до красноты расчесал лицо. - За один миг успел побывать и древним великаном, кости которого стали здесь черноземом, и щетинистым зверем с тремя глазами, и непонятной хидкой тварью, что ползает по веткам...
   - Мы тоже все это видели и пережили, - взволнованно отозвался Бови Скальд, лоб которого покрылся каплями пота. Он обозрел своих товарищей, замерших с полуоткрытыми ртами. - Иной раз и не догадываешься, как много чудес на земле.
   - Я точно переливался из одной ипостаси в другую, вмиг обрастая чужим обличьем, - начал рассказывать Прелют, - но был еще далекий голос, который направлял меня. За ним мой ум следовал по пятам...
   - Надо отсюда выбираться, - напомнил Энунд. - И чем скорее, тем лучше. Хватит на сегодня впечатлений.
   Шестеро путников поторопились оставить раменье. На просторе полей, не скраденном лесами, задышалось вольнее. Даже сырой ветер и мелкий сыпучий снег, поваливший с небес, не могли умалить радости освобождения от власти колдовской рощи Архоны.
   Когда вечером в избу гостей Руяна наведался жрец Острад, не пришлось даже ничего ему рассказывать.
   - Знаю, все знаю, - промолвил он, скидывая медвежью шубу и размещаясь неподалеку от потрескивающей поленьями печи. - Потому и отрядил вас туда, дабы свежим взором увидели Белый Свет Батюшку, и силы, что бродят с вами по одним и тем же тропам. Теперь вы воочию убедились, как многородна Мироколица явлений.
   - О чем же говорил древний ясень? - поинтересовался Бови.
   - Ост Силы - позвоночный столб, хранитель живы, - пояснил Острад. - Раденьям с ним я вас еще обучу. Сокрытый Человек - новое естество, созданное слиянием животоков Колорода-родника и Зарода-крестца. Тень Лунного Струга - наш навий двойник, дарующий настоящую защиту. Под моим приглядом вы его создадите.
   Отхлебнув из берестяного кубка, стоящего на столе, густой цежи, жрец поднялся.
   - Отдыхайте и набирайтесь сил. Завтра подыму рано - будем творить зачин Темянному Пресуществлению. Я покажу, как токи Живота, Сердца и Чела срастить в единую вязь, превратив в Трехлепестковый Бутон Жизни, а также - как ярь плоти перемещать по Посолонному Коло, многократно усиляя вашу телесную мощь. Из семян этих двух радений к весне надо выпестовать новую природную сущность. Пусть поможет вам Велес преуспеть на этой стезе.
  -- Глава 24. Нарушенное созвучие
   Воистину, Род-Отец, из самого себя создавший мир, сделал людям великий дар. Род даровал людям необъятные земли, покрытые густыми лесами и высокими горами, полноводные реки и бурные моря, травянистые степи и широкие долины. Мир сей столь огромен, что одному человеку вряд ли по силам обойти его весь. Так думал Кандих, с высоты смотровой башни Звонца обозревая раздольные поля, холмы и рощи с уже облетевшей листвой.
   И все же люди, приняв дар Отца-Благодетеля, только и делают, что делят его между собой с самого зачина времен. Каждый хочет отобрать кусок у соседа, точно вечно боится, что ему не хватит. Никто не довольствуется дарованным Богами - словно думает, что если он не расправится с соседом первым, то расправятся с ним... Так и выходит из века в век, из поколения в поколение. Каждый желает получить все, и идет к своей цели, не гнушаясь никакими средствами. Почему? Зачем? Этого Кандих понять не мог. Казалось бы, что может быть лучше? Живи себе привольно, обустраивая свой родовой край и очаг, наслаждаясь сладким воздухом дубрав, чистотой рек и плодами Земли-Кормилицы. Все дано богами для жизни - но людям этого мало.
   Ужели забыты заветы Сварога, выбитые на Бел Горюч Камне Алатырском? Небесный Коваль назидал всем вервям земным крепить лад и порядок во Всемирьи, уживаясь меж собой в согласии. Ужели и правда грядет Кощная Пора, когда люди окончательно окривеют душой и утратят свет Прави в своих сердцах?
   Кандих с горечью сознавал, что даже со времен Куян-князя мир невозвратно изменился. Изменились и люди. Не осталось на просторах его уголков, не затронутых алчбой, враждой и коварством. Если только где-то на дальних рубежах полуночи и восхода, куда обычному человеку и не добраться. И потому он хотел сегодня принести дары в капище Яровида, дабы древние боги не забывали политую кровью землю...
   - Молодой княжич идет с нами, - из задумчивости его вывел звонкий голос Любавы, поднявшейся к нему со двора.
   - Как он уговорил Ясмину отпустить его одного? - удивился Кандих. - Обычно она и на миг не оставляет его без своего присмотра.
   - Сказал, что уже взрослый, и даже ногой топнул, - засмеялась Любава.
   - Сразу видно будущего правителя, - Кандих довольно улыбнулся.
   - Вот и он так ей сказал, - подтвердила Любава. - Что пришла пора ему привыкать к своим княжеским обязанностям.
   Гостомысл, одетый в плащ с горностаевым подбоем, шапку из лисьего меха и сафьяновые сапожки, уже поджидал воеводу и княжну радимичей у ворот. Трое стремянных держали за поводья оседланных лошадей. Подбоченясь и сжав пухлые губы, сын Старивоя старался выглядеть внушительнее.
   - Где твоя охрана, княжич? - спросил Кандих. - Обычно дюжина самых крепких гридней тебя пуще ока стережет.
   - Всех отпустил, - важно сообщил Гостомысл. - Имею право.
   - Тогда мы будем тебе охраной, - пообещала Любава.
   По укоренившейся привычке никто не расставался с оружием даже во время сна. Так и теперь на поясе Кандиха висел неизменный саморуб "Пламя Сварги", а у Любавы - рогвица и кнут.
   - Ну, в дорогу! - объявил Гостомысл, отталкивая стремянного, попытавшегося его подсадить, и взбираясь в седло с высокой лукой.
   Кандиха упрашивать было не нужно. Он помог Любаве оседлать светло-гнедого скакуна-двухгодка, после чего ловко запрыгнул на мышастого жеребца с черной гривой.
   - А вы слышали, что франки после битвы вернулись в Довгуш? - спросил княжич, едва отряд из трех человек переехал мост. - Сидят там, как побитые собаки, и носа не кажут. Чего ждут - неведомо. Все же крепко мы им всыпали!
   Молодой воевода про себя улыбнулся. О сече при Уж-Ручье Гостомысл знал только со слов старших, но, тем не менее, считал себя участником этого важного события.
   - Да, франков мы пощипали изрядно, - признал Кандих задумчиво, - вот только не добили...
   В самом деле, должных сил для преследования разбитого врага и вытеснения его из владений варнов у ополченцев не было. Оставалось только надеяться, что обескровленная потерями рать Фриульского герцого сама повернет восвояси. С юга же долетали вести совсем нерадостные. Несмотря на отдельные неудачи короля Карла от Драговида, неисчислимое его воинство продолжало теснить дружину лютичей.
   - Тебя теперь в народе уважают, - доверительно сообщил Гостомысл. - Кличут Победоносным.
   - Наш успех - общая заслуга, - заметил Кандих.
   - Нет-нет! - горячо запротестовал княжич. - Это ж ты так ловко все полки расставил, в ловушки франков заманил. Да и сам своим чудесным мечом сколько ворогов положил! Даже бывалые гридни отца в тебя нынче поверили. Готовы идти за тобой в огонь и воду.
   - Это для меня честь, - скромно произнес Кандих.
   Глаза Гостомысла вдруг загорелись еще более ярко.
   - Ты ведь останешься здесь насовсем, когда выгоним франков? - спросил он. - Я хочу, чтобы ты водил в походы мою дружину, когда я стану князем.
   Кандих переглянулся с Любавой и обещающе кивнул с самым серьезным видом.
   Когда всадники подъезжали к капищу Яровида, на всех троих нахлынули невеселые воспоминания. Казалось бы, еще так недавно они собирались здесь все вместе: князь Старивой, воевода Дюжесил и множество других достойных мужей, которых уже нет рядом. Без малого половина ушла огненной тропой к предкам.
   Однако всадники едва успели спешиться и сделать несколько шагов к древоколию, обносящему чур.
   - Кажется, гонец, - Любава повернула голову куда-то в сторону.
   По дороге, подгоняя коня плетью, мчался всадник. Кандих узнал одного из вестников, что передавал грамоты и устные сообщения между заставами и городцами.
   - И правда, - озабоченно пробормотал воевода. - Несется во всю прыть. Неужто что-то важное случилось?
   - Может франки отступили? - предположил Гостомысл. - Или Драговид, разбив Карла, идет в нашу землю?
   - Непохоже, - Любава внимательным взглядом рассматривала напряженное лицо приближающегося гонца. - Дурная у него весть.
   Княжна не ошиблась. Когда вестник увидел вышедшего ему навстречу Кандиха, он выпалил, не слезая с седла.
   - Беда, воевода! Князья ободричские привели свои дружины на помощь Слободану, а от Радоры подошли отряды франков. Они уже соединились к западу от Звонца и идут сюда.
   Кандих побледнел.
   - Это точно? - переспросил без надежды.
   - Да, воевода. Поспешай в город, тебя старейшины ждут.
   Когда цокот копыт посыльного затих, Гостомысл тихонько подступил к Кандиху и заглянул ему в глаза.
   - Что же будет? - княжич едва сдерживал свое отчаяние. - Конец?
   Кандих неопределенно мотнул головой.
   - Этого я и боялся, - проворчал он. - Возвращаемся в Звонец!
   Едва вернувшись в город, молодой воевода попытался унять волнение, подобно горячему пламени распространившемуся среди жителей. Старейшины приветствовали его мрачно.
   - На что надеяться ныне, воевода? - справились, подавляя вздохи.
   - Тын у нас крепкий и припасов в Звонце много, - отозвался Кандих. - В осаде можно долго продержаться.
   - Сдается мне, что ворог не будет торчать под стенами, как под Довгушем, и ждать случая, - предположил Лодарь. - Рати у франков и ободричей теперь много. Могут и нахрапом взять, на слом. Кидать на стены воев, покуда не одолеют.
   - И то верно, - согласился Дедрик. - Эрик нынче будет стремиться взять город на щит. Ему знатная помощь со всех сторон пришла.
   - Значит, будем стоять до конца, пока Мара не приберет последнего из нас, - хмуро ответствовал Кандих.
   Оспаривать его никто не стал. Варны принялись готовить стрелы, смолу, камни, размещая на всходах. Мечей и копий теперь было вдосталь - благо собрали вражье оружие на поле у Уж-Ручья. Вот только добротных франкских броней сложного плетения добыли не больше десятка. Остальные были попорчены безвозвратно.
   Тревога и отчаяние застилали разум людей, делали глаза темными, а речь невнятной. Кандих толковал с каждым, кого встречал на улицах Звонца. Сдержанно выслушивал сетования старых и малых, растолковывал, что не все так худо, как кажется, заверял, что можно еще выстоять и заставить лютого ворога повернуть восвояси не солоно хлебавши, да еще сдобрив варнскую землю телами своих ратичей. Народ молча внимал и так же молча соглашался, кивая головами, но не подымая глаз.
   Смастеренные стрелометы и камнеметы расставили на самых удобных местах, чтобы был дальний прострел. Казалось, в Звонце и ближних весях переплавили все мотыги, лопаты и серпы, дабы вдоволь запасти каленых стрел для затяжной осады. Приходилось постоянно отваживать мальцов и женщин, которые порывались встать на стенах наравне с мужчинами. Неустанно следили за дальними дозорами: видоки дымом должны были повестить защитников о подходе франков. Вглядывались и день, и ночь. А когда настал неотвратимый час - как будто оказались не готовы. Подрастерялись, оробели. Собаки по всему городцу, еще не видя чужих, но предчувствуя беду, зашлись истошным воем.
   В это утро белым крошевом присыпало поля и холмы. Холодный воздух царапал кожу, покалывал ноздри, стараясь забраться в самое нутро. Ратники со смотрилен тыкали пальцами вдаль, за стоящие мертвым частоколом голые рощи. Но можно было и не смотреть. Шум от множества ног и копыт, наползающий со стороны Перепелиной Старицы, шевелил пространство. От этого шума учащенно бились сердца, кровь закипала в жилах.
   Как снежный ком нарастала вражья армада, подбирающаяся к Звонцу, как буруны песка, надуваемые ветром. Недруг все громоздил и громоздил густые потоки: людей, всадников, обозов. Белые поля перед рощами скоро стали пестрыми от стягов и плащей, блестящими от чешуи лат. Франки и их союзники растянулись широко. Впереди - вершие отряды, дальше вглубь - копьеносные полки.
   - Их еще больше, чем мы ждали, - с напряжением в голосе проронил стоящий рядом с Кандихом Воемил.
   - Это только кажется, - покачал головой воевода.
   Стрелки, разместившиеся между выступов тынных остряков, глазом отмеривали расстояние до головной силы Эрика. Однако франки не спешили бросать воев на приступ. Разбили лагерь, выставив крепкое охранение, соорудили защитный палисад, за которым наставили стрелометы на высоких козлах. Со стороны городца до них было не дотянуться, а слать удальцов в налет - и вовсе не имело смысла. Кандих ясно понимал, что врасплох врага не застичь.
   Бои начались на другой день. Сначала это были долгие перестрелы защитников Звонца со стен и передовых отрядов Фриульского герцога, кидавших стрелы из-за спин щитоносцев. Рябь от летящих белых хвостов, писк и гудение заполонили небо. Стрелы забирали жизни с обеих сторон. У воеводы ободричей Вилчана тоже оказалось вдосталь умелых лучников, метко бивших на двести шагов. Они находили головы зазевавшихся варнов, слишком далеко высовывавшихся за заборала и пробивали их навылет, как лесные орехи. Тела валились и внутрь укреплений, посыпая настил двора, и во внешний ров, попадая подчас на заостренные колья.
   Вскоре варны приноровились палить разжигами заслоны щитов, закрывавших вражеских лучников, выцеплять цели в их прорехах за доли мгновения. Стрельный бой был столь изнурителен, что на третий день Кандих велел десятским и сотникам беречь людей, избегая лишнего риска. За одного убитого ополченца франки и их союзники платили тремя-четырьми бойцами, но потери сказывались. Теперь еще непрестанно гудел мангонель, плеваясь пудовыми камнями, да полоскали воздух двухсаженевые стрелы, летящие из франкских самострелов.
   Когда противник засыпал ров и порубил защитные колья, подступившись вплотную к пряслам под щитоносным навесом, заполыхал ближний бой. Эрик Фриульский принялся швырять людей на приступ, сыпля полки, словно пригоршни желудей. Франки будто и вовсе не замечали убыли в своих рядах, рати их казались неиссякаемыми.
   - Совсем зарвался ворог, - переговаривались варны. - Настырные. Удержу на них нет...
   Шла рубка на лестницах, приставляемых к стенам тына, стенобитные орудия долбили в венчатые срубы, стараясь расшатать их, пробурить слой спрессованной земли и камней. Люди секлись рьяно, сплетаясь в тесный комок, кололи, резали, рвали чужую плоть, пока не лишались сил. Гудело, ныло и охало железо. Дыхание мешалось с дыханием, кровь с кровью. Воля мерилась с волей. Каждый из супротивников стремился доказать, что он лучший в ратной работе. И снова урон, что ежечасно терпели вои Эрика, сводился на нет погибшими защитниками Звонца. Пал Лодарь, приняв сулицу между глаз, отлетел к предкам дух радимича Остаха, изъеденного ранами.
   Когда случались передышки, и франки, и варны уносили своих убитых и раненых. Тех бойцов Фриульского герцога, что нашли свой конец на площадках прясел, защитники городца спускали на опольную сторону. Потом все начиналось сызнова. Точно железная наковальня держались под ударами франкского молота варны. Зная, что отступать некуда, рубились в неистовом запале, словно каждый из них отведал нектара Одержимости. Помеченные тенью смерти, вобравшие в себя ее запах, стояли нерушимо.
   Скучиваясь на площадках и всходах стен, ратоборцы обеих сторон ломили и жали, стремясь пересились врага. В тесноте уже толкались локтями и щитами. Копья давно не находили себе места, зато вольготно могли гулять топоры, мечи и окованные сталью ослопы. Приноровившись к кровавому делу, варнские мужики секлись люто, перерубая порой противника сверху вниз или половиня его в поясе. Мычали, как яримые бычки, тужились, налегая всем весом и наливаясь кровью до бровей. Упорно сталкивали недругов со стен, крушили им кости, вспарывали животы.
   Франки и их союзники громоздились кучно. Каждый хотел показать свою удаль перед герцогом и первым занять стену тына. Саксы тягались в умельстве с ободричами, лужичи - с королевскими ратниками. Варны же в угаре долгого противостояния уже не различали умом, что делали их тела. Руки сами взлетали и опускались. Жали смертельную ниву неприятельских тел, что бросались в их железные объятия.
   Не сразу сигналы труб и рогов могли развести противников и дать передышку - так крепко срастались в один комок разные вои. А сталь все хлестала, текла, лилась. И лилась под ней терпкая, густая кровь-руда, которая так сильно приставала к рукам и лицам, что не оттереть было, не отмыть.
   - Много ль ваших пало? - только и звучали беспокойные вопросы Кандиха и Дедрика, обходивших стены и костры-стрельницы. Слыша ответы десятских, варн и фризон мрачнели лицом, сдвигали брови. Липкие от пролитой крови площадки и всходы впору было посыпать песком.
   - Как быть, воевода? - взывали к Кандиху ополченцы. - До утренней зари не простоим. Поляжем все...
   - Отобьемся, - откликался сын Раста, не поднимая глаз. - Боги помогут.
   Несмотря на увещевания Любавы, он не пускал ее в сечу. Настоял, надавил мужским словом, чтобы сберечь в тяжелых каждодневных боях, становящихся все злее и злее. Смирив недовольство и протест, княжна занималась женской работой, которая тоже не казалась простой. Нужно было постоянно переносить вглубь городца раненых и оказывать им помощь. Одни глухо стонали и клоцали зубами, другие криком кричали от горячей боли, третьи мычали, чумея разумом. Пришлось вдоволь насмотреться и на выбитые глаза, и на отсеченные руки, и на пробоины в грудине, из которых выглядывали пузырящиеся кровью легкие. В большом общинном доме не затухал огонь, на котором калили ножи, чтоб вынимать рожоны сулиц и стрел, отнимать омертвевшую плоть, а также иглы, чтоб штопать кожу и мясо. Раны смазывали салом, посыпали тертыми порошками, к сломанным костям, чтобы срастить их, привязывали жердочки.
   С рассветом все повторялось. На приступ поспевали свежие полки Эрика Фриульского. И вновь скребло железо о железо, чавкала пораженная плоть, сплетались боевые вопли, что были страшнее волчьего воя и медвежьего рева. Загребая ударами воздух, бойцы находили желанную цель на площадках и переступали стелющиеся бревнами тела павших. От деревянных полей щитов оставались только щепы, от кольчуг - рваные полосы из железных колец. Вышибая из рук противников клинки и топоры, ратоборцы дрались уже ножами и кулаками. Бывало, что дюжие варнские мужики просто сгребали франков в охапку и так сжимали в ручищах, что ломали им позвонки.
   Но жестокий счет потерям только рос. Каждый день стычек на стенах забирал не меньше сорока варнов. Раны получили и Кандих, и Дедрик, и Воемил. Трудно было сыскать того, кого беспокойная сталь обошла бы стороной в буйной боевой забаве. Ведь вражья сила напирала, шла по кругу, не ведая меры: франков сменяли лужичи, ободричей - вестфалы. Точно стоглавое чудище, обрастающее новыми головами взамен посеченных, рать герцога терзала Звонец. Неутомимо, неостановимо грызла стены и верши. Но варны держались. В краткие перерывы между схватками обращали затуманенные очи к небесам с одной надеждой - высмотреть знаки богов.
   Беспокойно карабкаясь на стены, франки теперь часто захватывали площадки, но удержать их не могли. Откатывали назад, оставляя раненных и убитых, которыми щедро посыпались мостки. Обезлюдевший строй защитников пополнили жены и сыновья-отроки. Кандих не мог уже более запрещать им, лишь Любаву упросив присматривать за Гостомыслом в княжеском тереме. Меч и топор были не по руке горожанкам и младеням, не вступившим в зрелую силу. Зато пики, рогатины и кинжалы неожиданно становились удачным оружием. Боль за судьбу близких направляла их в цель, помогая пропороть вражий доспех или сбросить недруга на ополицу со стены. Вдогон бросали камни и лили смолу. Только вои Фриульского герцога, вкусив неудач и потерь, стали громоздить свои лестницы тесно. Не поколебать их стало, не опрокинуть. И лезли наверх тесным рядом, прикрывая себя щитами.
   А потом случилось неизбежное: нападающие проломили тараном ход через воротную башню. Бои разразились внутри города. Оставив на стенах Дедрика сдерживать наседающих осадников, Кандих поторопился во внутренний двор. Там стук мечей и щитов, натолкнувшихся друг на друга, ломал пространство. От него все вены на лицах людей набухли синими жгутами. Скучившись плечом к плечу, варны норовили отшвырнуть за тын прорвавшихся недругов: лужичей, которых узнавали по короткополым кольчугам из крупных колец и франкских пешцев с разрисованными щитами. Гортанные возгласы, хрипы и придыхания бойцов, вовлеченных в нелегкий ратный труд, мутной пеленой повисали в воздухе. Кислый же запах крови, смешанный с потом, давно перестали замечать.
   Сеча шла злая. Грозные ударом варны прорубали даже слоеные доспехи мечников Эрика, вот только счет в этом затяжном противоборстве все равно был против них. Слишком сильно прополола смерть за последние дни ряды родовичей, чтобы оставить надежду даже не на победу, но на долгое сопротивление.
   Вновь и вновь ополченцы вставали грудью на пути неприятельского железа. Ослабленные кровотоком из горячих ран, падали лишь тогда, когда последние крупицы живы испарялись из тел, а воля становилась зыбкой дымкой, воспаряющей к Сварге вместе с душами.
   Своим появлением в массе сражающихся Кандих на какое-то время застопорил ход франкской рати. Меч-саморуб справно делал дело: сминал самую прочную броню, половинил головы, которые не могла защитить сталь добротных шеломов. Воевода не делал ненужных, лишних движений - сек наверняка, перехватывая выпады противников. То резко подступался ближе, не давая франкам повернуть плечо, то отходил в сторону, пропуская свистящий топор, и вклинивался лезвием в приоткрытый бок или живот. И лопались франкские кольчуги, и крошились мечи, оказавшиеся на дороге чудесного клинка Дубовиков.
   Однако даже высокое боевое умение и изумительное оружие не могли долго сдерживать льющийся вал войска Эрика. Не перегородить бревном стремящий поток, не заткнуть валуном брешь в плотине. Вода найдет, как обогнуть преграду.
   Кандих и десятка четыре бывалых гридней Старивоя еще рубились в середине, накосив ворога, как степного бурьяна, а края наскоро сколоченной стены ополченцев уже обмякли и растрепались. Слишком много пало родовичей.
   - Надо отходить к княжескому терему, воевода! - крикнул Воемил. - Не сдюжим!
   Кандих быстро оценил обстановку. Его небольшой отряд в любой миг мог быть окружен набухающими полками Эрика Фриульского. Ближние стены тоже захватил недруг, перемолов изможденных защитников. Смысла и дальше удерживать площадку за воротами не оставалось. Надо было отступать к укрепленному двору Старивоя, где Колояр с несколькими Рыкарями Триглава охранял Гостомысла. Где была Любава.
   Под грузом разноплеменной неприятельской силы ополченцы начали отодвигаться вглубь городца. Оставляя улицы и опустевшие дома, откатывались к своему последнему рубежу - большому подворью, оконца на смотровых башенках которого уже заняли лучники. Но франки не позволили варнам затворить дубовые врата. Даже россыпь стрел, хлестанувшая по их переднему ряду чтобы создать разрыв между отступающими и преследующими - не дала результата. Противник ворвался во двор следом за ополченцами. Здесь загудел последний бой.
   Теснота была на руку варнам. С особым ожесточением они крушили вражеских воев, заставляя их захлебываться собственной кровью. Однако сами тоже продолжали падать. Кандих видел, как кому-то рядом меч перерубил кадык, кому-то топор отвалил часть головы. Павшие родовичи зарывались лицом в землю, будто о чем-то в последний раз просили Сырую Кормилицу. Франки, напротив, валились больше на спину или на бок, оскаливая пузырящиеся кровью рты и стекленея глазами. Стало и вовсе не повернуться - всюду бились в судорогах обезображенные тела, трепыхала плоть. А гортань жгла и палила жажда. Даже слюна ратоборцев спеклась, превратившись в горячий пар.
   Усилия людей сделали свое дело. После бесчисленных отраженных атак защитники сумели выбить франков со двора и запереть ворота, для верности привалив к ним телеги. Однако почти сразу вспыхнула тревога на задворье. Кандих поспешил туда - и в самую пору. Семеро ободричей во главе с князем Слободаном смогли тайком пробраться к терему со стороны ухожей.
   - Уйди, варн, - Слободан взмахнул тяжелым франкским мечом. - Я пришел за княжной, и без нее не уйду!
   - В таком случае, - Кандих покрутил саморубом, - ты останешься здесь навсегда.
   На помощь ему уже поспевали четверо ратников во главе с Воемилом. Ощутив эту поддержку, воевода первым бросился в бой.
   - Твоя настырность - пустое! - Слободан с трудом увернулся от его выпада, - Любава все равно будет моей.
   - Не прихвостню франка решать судьбу княжны, - отозвался Кандих с презрением, концом клинка отразив удар ободрича.
   - Злоба ослепляет тебя, варн, как и всех твоих сородичей, но причиной ей -- простая зависть.
   - Зависть? - Кандих от удивления едва не пропустив удар, - Чему завидовать? Уж не тому ли, что вы первыми перебежали к инородцам - и стали их верными цепными псами? Придет время - вы еще пожалеете об этом...
   - Угрожаешь? - Слободан вовремя закрылся щитом, загудевшим от стального клинка.
   - Не я буду тому причиной. И не варны. Пока вы служите франкам щитом против нас - они вас подкармливают. Но когда нас не станет, вы узнаете горькую участь предателей.
   - Предателей? - Слободан вышел из себя. - Ты забыл, варн, чьей была эта земля до того, как франки выбили вас из своих нор? Вы забрали ее железом, и вас никто сюда не звал.
   Кандих резким ударом сшиб с противника шлем. Слободан отступил, запутавшись в полах плаща, и едва не упал, но вовремя вскочил.
   - Мы хотели жить своим обычаем, - приглушенно проговаривал сын Раста, не сбавляя напора схватки. - Славить своих богов, сберегать умения и знания, доставшиеся от предков. И тому же учили людей, что были рядом с нами. Мы никого ни к чему не принуждали. Но увы! Видно, прямые слова о доблести, правде и чести не нашли дороги к сердцам единокровников, одурманенных хитроречием слуг Креста...
   Слободан что-то прорычал в ответ, сделав несколько быстрых выпадов, но натолкнулся на твердь саморуба, точно на стену. Меч его дрогнул. Отскочив назад, князь огляделся. На земле распластались мертвые тела, кто-то раненный полз на руках, волоча перебитые ноги. Рядом с Кандихом остался только Воемил, а из ободричей уцелели двое ратников, которые теперь жались ближе к своему вожаку.
   Кандих переглянулся с радимичем - и они дружно ринулись вперед. На сей раз слов не было. Брызги отсветов стали завертелись в безумном вихре. Отогнав противников на пару шагов, Кандих внезапно проскочил между Слободаном и одним из его воев, потом резко развернулся, уходя от вражеских клинков, чтобы увидеть, как они одновременно пронзили своих хозяев.
   Слободан испуганно замер, насаженный на меч своего воя. И тот застыл, не в силах пошевелиться, с мечом князя, прорубившим ему ключицу. В следующий миг оба рухнули, так и оставшись сцепленные оружием.
   Отбросив клинок в сторону, последний из уцелевших ободричей сдался на милость победителей.
   - Веди его в поруб, - велел Кандих. - Боюсь, они нас отвлекли от чего-то более важного.
  -- Глава 25. Любава.
   - Ты предлагаешь безумие, - Энунд с сомнением покачал головой. - Я не спрашиваю тебя, как ты хочешь остановить франконскую рать, идущую к Звонцу, и не страшусь каролингских мечей. Но как преодолеть море? Тут бы сгодились крылья, клянусь синим плащом Всеотца. Ни одна ладья сейчас не подойдет к побережью, ни один челн. Ты совсем не знаешь моря, парень. Пусть морская тропа к Звонцу не скована льдом, но зимняя волна перевернет любую посудину. Дыхание Хресвельга в эту пору превращает Дорогу Китов в один бушующий котел.
   - Тогда я поплыву один, - Рогдай выглядел не просто решительным, но непреклонным. Товарищи впервые обнаружили в нем, обычно покладистом и уступчивом, железное упорство.
   - Видно, тебе и впрямь дорога княжна, - Энунд усмехнулся.
   - Больше всего, что есть на этом свете, - серьезно подтвердил мерянин.
   Энунд задумался. О событиях в варнской земле побратимы узнали от Миронега. Верховный жрец Архоны, скользя мыслью далеко и свободно, поведал своим воспитанникам, что большая война на побережье близка к развязке. Князь Драговид и король Карл обсуждают в Радоре условия мира. Обе стороны изнурены битвами и обессилены потерями. Однако в Варнии еще кипят бои. На помощь Фриульскому герцогу подошли свежие рати франков, которых поддержали дружины ободричей из Стар-города. А потому над Звонцом и всеми варнами нависла теперь страшная угроза.
   Энунд Раздвоенная Секира, поднявшись в своем постижении сокровенных умений жрецов, и сам подчас различал смутные очертания событий, отделенных от него временем и пространством. Случалось это пока редко и на краткие доли мгновения. Сын Торна Белого обращался к богам, представляя их облик перед собой. Бывало, что боги молчали, не отвечая на его зов, но порой - посылали знак, который надлежало верно истолковать. То могла быть и сломившаяся рядом ветка, и внезапный порыв ветерка, и отблеск видения в глубоком омуте сердца. Так сегодня, взывая к Вещему Богу, Сокрытому Под Маской, Энунд узрел изящную лебедь, купающуюся в потоках лунного света, однако не смог найти объяснения этому знамению.
   - Я тоже отправляюсь с Рогдаем, - из раздумий его вывел деловитый голос Прелюта. - С княжной Любавой меня связывает клятва, данная ее отцу. Дерзнем бросить вызов Позвизду, правящему суровым северным ветром. Авось нам повезет. А уж с франками и ободричами поквитаемся, когда твердь земли окажется у нас под ногами...
   - Я гляжу, вы совсем не берете меня в расчет, - прогудел с лавки Хумли Скала. - Все мы здесь связаны узами побратимства, которые крепче железных цепей. И волей богов, что непреложна. Разве в первый раз нам браться за отчаянное предприятие, где нет надежды сохранить головы? Клянусь повозкой Тора Молотобойца, это такое же обычное дело, как умыться утром водой из кувшина.
   - Согласен с тобой, - поддержал Скалу Бови Скальд.
   - Здесь нужно крепкое и гибкое судно одновременно, - рассудительно заметил Гудред. - Где-то на двенадцать рядов весел. Меньшая лодка потонет сразу. Тяжелую ладью разобьет ветер.
   - Я знаю хорошего корабельщика, который соорудит то, что нам нужно, - Прелют сильно оживился. - Он живет у сельдяного рынка.
   - Это Чеслав, который строил "Ледяную Гору?" - прищурился Бови Скальд.
   - Да, - подтвердил Прелют. - Он умеет подбирать подходящую древесину, вымачивать доски, гнуть и соединять их таким образом, чтобы ладья сохраняла легкость, не теряя прочности. А потом покрывает особым варом, добавляя в смолу коровье сало. За три-четыре дня Чеслав соберет добротный струг.
   - Что скажешь, Энунд? - Рогдай, а за ним и все остальные, перевели взгляд на молодого хирдманна, который вновь погрузился в свои видения.
   Раздвоенная Секира потер глаза и слегка встряхнул головой, смахивая со лба волосы.
   - Скажу, что мы - вместе до конца. Идем к Звонцу, как только поутихнет буря.
   Два долгих дня побратимы смотрели на море с высоты Меловых Скал. Черные, острые валы дыбились, как дикие жеребцы, встающие на задние ноги. Вскипали и опадали, превращаясь в тягучее, вязкое варево. То кололи небо рядами кольев, то скребли и царапали великанскими пальцами. Хирдманны, привычные к штормам, только качали головами, удивляясь свирепому нраву Эгира, Владыки Пучины. Будто незримая подводная битва полыхала в недрах Северного Моря или гудел нескончаемый пир, на котором не на шутку разгулялись подводные обитатели.
   Корабельщик Чеслав не подвел. Ладью сработал на славу - десятивесельный коч с восемью линиями пояса, крепленными внахлест. Каждая доска была вытесана из сосновых просушенных бревен, разбитых вдоль деревянным клином. Щели Чеслав тщательно прошпаклевал бараньей шерстью, смолой и паклей.
   Кован Родевид, уже знавший о замысле гостей острова, сам пришел посмотреть на ладью, которую побратимы перенесли к южной отмели.
   - Ты должен нас понять, кован, - сказал ему Прелют. - Мы не можем оставить княжну Любаву на произвол судьбы.
   Родевид почесал щеку.
   - Отговаривать вас не стану. Коль решили - пусть пособят вам боги в вашем деле. Вот только, чтобы править этим кочем, вам нужны еще четыре пары крепких рук. Я дам вам в сопровождение четырех своих витязей.
   - Благодарим тебя, кован, - горячо откликнулся Рогдай.
   - Да и четыре добрых клинка помехой не будут, - добавил Родевид. - Неведомо, как там повернется дело...
   Когда на следующее утро Рогдай, Энунд, Прелют, Бови, Хумли и Гудред прощались с кованом Архоны, а четверо Несгибаемых уже стояли на берегу, готовые отправиться в трудный путь, Родевид напутствовал своих гостей:
   - Берегите себя. Ваши жизни нужны нам всем. Жрецы будут помогать вам - просить Стрибога умерить силу ветра и даровать легкую дорогу. Возвращайтесь с удачей.
   Побратимы поклонились ему. Они стояли у Лысого Плеса, на полоске гладкой твердой земли, а позади, шагах в двадцати, громоздились лобастые валуны-исполины, исщербленные древними письменами и рисунками. Жрец Ситоврат не раз приводил сюда своих выучеников. Это вспомнили теперь все. Толковал о древних людях племени, давно исчезнувшего с Сырой Кормилицы. Рогдай вновь окинул взором просеченные древним резцом рисунки: узкобортые струги, скользящие по волнам, охотников с луками, светила и звезды. Вот так же, подумалось ему, в ветхие времена выходили мореходы на этот плоский, как оструганная планка, берег, чтобы столкнуть на воду свои нехитрые лодьи. Щурились от колючего ветра, сильнее запахивали вороты шерстяных одежд. Деяний их не сохранила память острова Руян. Имен - тем более.
   - А ведь раньше Северное Море было и вовсе сердитым, - Энунд словно прочел мысли мерянина. - Так говорят знающие люди. Как могли древние оседлать его упрямую спину и взбороздить пенную ниву на легких челнах?
   - Видно, их лодьи были не так просты, как мы думаем, - Рогдай почесал нос. - Летели как птицы, почти не касаясь зубьев волн...
   Они помолчали, повернувшись мыслями к течению реки времен.
   - Пора! - вскинулся Хумли звучным и долгим рыком.
   Едва столкнули лодью с береговой косы, и вода заходила, заухала под днищем, как Рогдай ощутил невольное смятение. Он сразу почувствовал под собой кичливый нрав зимнего моря, подбрасывающего судно на плечах и хребте своих валов. Ладья взлетала и опускалась, словно пушинка в игривых ладонях. Побратимы и витязи Родевида гребли, налегая на смоленые весла до хруста в плечах. Тяжелые волны ворочались с трудом, так что весла гнулись под их непомерным весом. У Рогдая от качки все скрутило внутри и он посинел лицом. Но мерянин держался, силясь не показать бывалым мореходам своей слабости.
   Хумли Скала задавал такт движению весел. Если кто-то сбивался с единого ритма, он тут же удостаивался сердитого покрика. Рогдаю и Прелюту доставалось больше других. И хирдманны, и несгибаемые витязи Архоны были приучены не ведать устали в морской работе. Радимичу и мерянину казалось, что спины и руки их сделаны из железа.
   Сплевывая ледяную пену и моргая, чтобы разлепить слезящиеся от соли глаза, люди держали направление на берег Варнии, безошибочно определяемый по солнцу руянами. С опаской косились на волны, взмывавшие почти стеной и норовившие положить струг на бок. Только умения гребцов и твердый киль ладьи, который постоянно поворачивали навстречу идущей волне, не позволяли морю проглотить утлую посудину. Еще недавно море было спокойно, а тут зашлось валами. Откуда эти упрямые буруны, что дыбятся, как жеребята, вставшие на дыбы? Никто не понимал. Воины ощущали себя на спине исполинского змея, который ворочает широкие длинные кольца.
   Хумли и Гудред, громко отфыркиваясь, все чаще косились на черные холмы вод, зажимавшие струг со всех сторон. Если поднимется шквал с самой пучины, встряхнет ледяной гривой и закрутит в водоворот - спастись нечего будет и думать. Тогда всех ожидает бесславная гибель в руках неумолимого Эгира. В водоворотах не выстоять и сорокавесельному дракону.
   Лодью все больше заливало. Гребцы, отрываясь от своего нелегкого труда, вынуждены были вычерпывать деревянными ведрами воду с днища. Но это была заведомо бесполезная работа, так как струи падали с навеса, создаваемого волнами, и разбивались своей ледяной массой обо все, что оказывалось у них на пути.
   Северное Море теперь пело. Это слышали все. Выводило раскатистые рулады, от которых кровь леденела в жилах и перехватывало дыхание. Это была великая, древняя песнь силы, гимн могущества. Песнь завораживала, сковывала и без того натруженные руки. К непомерной тяжести волн добавляла заклятие самой стихии, преграждающей путь воле человека. Однако люди не сдавались. Гребли так, что трещали кости, а кожаные рукавицы на ладонях протирались до дыр. Вода заливала почти с головой, охлаждая непокорный пыл разгоряченных тел. Сопя и хрипя, побратимы вели струг к побережью. Не отрывали натертых до красноты ладоней от смоляных весел, не разжимали окостеневших пальцев.
   Рогдай уже давно не чувствовал рук. Они словно оторвались, отлетели прочь, потерялись в ледяных фонтанах бесконечной воды. И в то же время понимал, что плоть его, измотанная непомерным трудом, продолжает свою упорную работу. Как и все, сплевывал ледяные струйки, смахивал капли с ресниц.
   - Вон, берег! - прохрипел кто-то из витязей Родевида. Говорить в полный голос уже никто не мог, отдав силу борьбе.
   С неожиданным напором люди вновь налегли на весла. Близость долгожданной земли вдохнула в их руки пламя и сталь. Лишь бы только коварный водоворот, влекущий стремнину со дна, не подстерег на самом подходе к отмели, что по зимней поре случалось нередко. Руяне и хирдманны знали, что море подчас любит играть подобные шутки. Но мореходам сопутствовала удача. Ладья подходила к белесой береговой косе, кое-где приподнятой плечами холмов. Сильное течение сносило ее в сторону, однако все уже видели, где смогут пристать. По правую сторону выступала заостренная оконечность мыса, усеянного заснеженными камнями. Когда струг от земли отделяло не больше пяти локтей, Хумли и Гудред разом сбросили две тяжелые котвы, чтобы замедлить его ход. Подгребая веслами, люди подтаскивали задрожавшую на волне посудину к самому глубокому вырезу кромки, схваченной слоем наледи. Неожиданно сильно тряхнуло, и Прелют с одним из витязей едва не вылетели за борт. Но после нескольких неудачных попыток мореходы сумели пристать к побережью.
   Выгружались без спешки. Рогдай и Прелют, не имевшие опыта хождения по бурлящему морю, сразу же повалились на запорошенную землю, не удержав равновесия. Ноги словно выскользнули из-под них. Энунд и Бови Скальд поторопились помочь товарищам подняться.
   - Что это? - радимич недоверчиво потрогал землю ногой. - Берег так и пляшет подо мной, словно сошел с ума!
   Энунд улыбнулся.
   - Нужна привычка, чтобы легко переносить дрожь Великой Пашни Вод. Наши сородичи учатся этому с детства.
   - И все же, мы смогли! - выдохнул Рогдай белыми губами.
   Мерянина переполняли гордость. Он понимал, что даже бывалые мореходы, просоленные ветрами, в эту пору не рискнули бы сделать то, что сделали побратимы и вои Родевида.
   - Хвала богам, - согласился Энунд. - Они подарили нам непростую, но верную дорогу.
   Люди медленно приходили в себя на тонкой насыпи мыса. Все, кроме Рогдая и Прелюта, подкрепились солониной, залив ее светлым медом. Мерянину и радимичу кусок не лез в горло. Внутренности будто связало тугим узлом, тошнота не давала дышать. Товарищи, видя их зеленые лица, принесли с ладьи корчагу с темным, игристым медом и заставили через силу выпить несколько глотков.
   Отдохнув и собравшись с силами, десять воинов отряда двинулись по направлению к Звонцу, путь к которому показывали архонские витязи. Дорога от побережья до стольного града была не далека. Преодолев кряжистый холм, люди увидели его прямо перед собой, а увидев, глубоко вздохнули и покачали головами...
   ...Кандих не считал, сколько атак отбили защитники Звонца во дворе княжьего терема. Восемь, десять, двенадцать? Сколько отбросили валов наступления, покромсав людскую силу Эрика Фриульского. Разношерстное воинство оставляло груды мертвецов разного рода и племени. Вот сакс, убитый ударом меча в глаз, вот кто-то из именитых ободричей в тяжелом юшмане с пробитым виском, вот безголовый франк в синем плаще...
   И все же, Кандих знал, чувствовал, осязал, что грядет последняя атака врага, которую уже не удастся отразить. Последняя и для него самого, и для трех-четырех десятков варнских удальцов, еще остающихся на ногах. Словно кто-то шепнул ему об этом, предупредил. Воевода обернулся к повалуше, силясь не глазами, но сердцем высмотреть Любаву. Как бы много он дал сейчас, чтобы узреть сияние ее теплых глаз! Но вместо прекрасного лика княжны он увидел другой образ: легкий, прозрачный, тающий. Он беззвучно воспарял ввысь, к самой кровле терема - и дальше, к небесам. Это был образ печальной девы, уносящейся с места побоища.
   И Кандих понял. Это его Берегиня, его Дева-Заступница. Она оставила его одного в этом мире крови и стали. Выходит, настал его последний час... Издав дружный рев, оповещая родных богов, что они идут к ним, варны сошлись лицом к лицу с новыми отрядами недруга, которые вел смуглолицый человек с красным щитом.
   У самих варнов щитов не осталось вовсе - все были искрошены в щепы. Во вторую руку вои взяли кто кинжал, кто подобранный с земли каролингский клинок. Даже те, кто никогда не ведал хитроумной науки двурукого боя, постигли ее вдруг по воле судьбы.
   Радимич Воемил, последний из гридней Званимира, упал первым в возобновившейся сече. Тяжелая палица сломала ему сразу обе ноги. Ратник рыдал, пытаясь подняться и продолжать бой. Потом его окончательно опрокинули ударом края щита по лицу, и Кандих перестал смотреть по сторонам. Он оказался перед несколькими подвижными франками, очень ловко двигавшими мечами и так же ловко ускользавшими от его атак. Лишь вскользь парируя удары страшного саморуба, недруги обкладывали воеводу, как зверя. За долю мгновений вокруг не осталось ни одно сородича. С горькой усмешкой Кандих понял, что перед ним какой-то отборный королевский отряд: уж больно ратники были искушены в бранном ремесле.
   В запылавшей схватке труднейшим было не распылить внимание, видеть всех сразу. Кандих заметил, что франки налегали очень дружно и не беспорядочным скопом, а умело поджимая со всех концов. Быстро запищали болью бедра и локти, задетые вражьими тычками. Но бойцам Фриульского герцога достался непростой противник. Из семерых напавших трое испустили дух почти сразу. Франки даже не успели опомниться. Один уже ползал на земле в жиже из снега и крови, второй хрипел с разрезанной шеей, третий умер мгновенно от точного удара в грудь, прорывшего защитные кольца брони до середины туловища.
   Неожиданно хриплый гортанный возглас отозвал королевских ратников назад. Взгляд Кандиха пересекся с холодным взором воина с красным щитом, первого ближника Эрика. Кандих уже понимал, что перед ним, быть может, самый трудный противник из всех, с кем ему доводилось скрещивать оружие в своей жизни. Потому не ринулся на него безоглядно, рассыпая брызги ударов. Сыну Раста хотелось знать, что за сила ему противостоит.
   Франк тоже не спешил. Однако когда воины сблизились, чтобы примериться друг к другу легкими выпадами, стало ясно, что человек с красным щитом необычайно быстр. Воевода сделал несколько рубящих движений, переводя их в уколы острием саморуба, но даже не услышал привычного визга стали. Франк извернулся влево, потом вправо, потом ушел почти за спину. Отмахнул клинком неуловимо для взгляда, так что Кандих спасся, только отскочив в сторону. Молодой варн не растерялся. Он чуть подался вперед и присел, целя между пластин панциря своего соперника. Укол был глубоким, но все равно потонул в пустоте. Франк вновь увел туловище и грянул клинком сверху. Наскоро отмахнувшись, Кандих увидел, как закрутилась в воздухе прядь его отрубленных волос.
   Воевода разорвал дистанцию, набирая в грудь дыхания. Он мучительно соображал, как подобраться к столь искусному бойцу. Даже в висках застучало от напряжения. Эти колебания длились не долго. Неожиданно для себя он рассмеялся. О чем тут думать? Голова будет лишь помехой. Надо чувствовать телом. Довериться своему мечу.
   Новая сшибка получилась громкой. Кандих метил теперь в щит франка, раз за разом расщепляя его мощью Пламени Сварги. Хоть и быстро поворачивался противник, а все одно не мог избежать соприкосновений с саморубом большого деревянного поля, выкрашенного в черемной цвет. Один удар, второй, третий. Щит развалился, слетели с локтя перерубленные ремни из дубеной кожи. Всего на долю мига франк показался обескураженным, лишившись надежной защиты. Однако потом его сталь заполоскала воздух еще проворнее и злее. Откуда-то выскочил кинжал, который воевода наскоро отбил концом меча. Видно, франк успел вытащить поясник и кинуть левой рукой. Дальше он наскочил на варна так напористо, что Кандих упал, отступая, запнувшись за чье-то мертвое тело. Помнил, как пространство перевернулось, как выскользнула из-под ног земля.
   Когда франк приблизился, Кандих лежал на спине. Легкая тень торжества тронула смуглое лицо.
   - Ты тоже выученик Великого Кована? - шипение сорвалось с презрительно искривленных губ. - Когда свидишься с ним на том свете, передай, что Тропу Громовита я прошел до самого конца, превзойдя всех, кого он воспитал. Поклон ему от Аюба, сына Наби, от которого он отрекся когда-то.
   Клинок франка птицей вспорхнул в добивающем, гвоздящем ударе. Но торжество сразу же перешло в гибель. Воин напоролся на острие саморуба, что изо всех сил вытолкнул вверх воевода, предвосхищая вражье движение. Крякнул, как хряк, выпустил черную струю крови из брюха и вишневую, мелкую струйку изо рта. Пламя Сварги вошло ему под узорчатый пояс, нанизав, словно дичь на вертел.
   Потом Кандих уже мало что понимал. Перекатился вбок, давая упасть противнику, стряхнул с лица чужую кровь. Вскочил на ноги, но только для того, чтобы принять жала многочисленных клинков, окруживших его хороводом смерти. Кандиха вдруг необычно удивила легкость, появившаяся в его теле. Оно будто плыло само, поднималось куда-то вверх. Да, он отчетливо видел, что франкские ратники остались под ним, ожесточенно что-то терзая. Как это могло быть? Кандих пригляделся. Бойцы Эрика упорно рубили человека в пластинчатом панцире, стоящего на одном колене. Кромсали и рвали его спешными, лихорадочными ударами. Вдруг Кандих узнал самого себя, уже почти разделенного на части. Странно... Он совершенно не ощущал боли. Поднимался все выше и выше, делался все легче и легче.
   Теперь хорошо был виден весь двор князя Старивоя. И стрельницы, и тесовая кровля, и резные столбы. Мир становился все больше и шире, распахиваясь перед ним крепостными стенами городца, заснеженными полями, макушками голых берез. В этом кружеве движения была совершенная свобода, ничем не ограниченный простор. Почему он раньше не замечал этой пьянящей необъятности земли? Уже отдаляясь от Звонца, занявшегося первыми пожарами, Кандих увидел какое-то движение в окне княжеской светелки. Или ему показалось? Нет, он явно различил женскую фигуру, изящную и стройную, выглянувшую в заполненный людьми двор. Любава...
   ...Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что они опоздали. Заснеженный покров окрестьев червоточил глубокими прогалинами, как ранами - черными выболевшими пролежнями, сдобренными засохшей людской кровью. Истоптанная земля застыла, не в силах вдохнуть полной грудью воздуха жизни. Так же угрюмо глянули на путников стены города. Почерневшие от огня и местами выгоревшие до сморщенных головешек, с провалами в толще прясел и накренившимися башнями, похожими на уставших стражей, они источали запах гари. Рогдаю показалось, что все здесь пронизано не утихающей болью и унынием.
   - Франки ушли? - настороженно вопросил Энунд, приглядываясь к стылому пространству.
   - Мне кажется, там вообще не осталось никого живого, - нахмурился Бови Скальд.
   Чем ближе подходили воины к Звонцу, еще не так давно бывшему стольным градом варнов, тем сильнее ощущали тревогу.
   - А ну, - неожиданно прозвучал звонкий голос со стрельницы, - стойте и назовите себя!
   - Нас все-таки заметили, - оскалил зубы Гудред. - А я уж думал, что этот город вымер полностью и кроме мышей мы никого здесь не встретим.
   Воины остановились, задрав головы, не дойдя до раскрытых ворот десятка шагов. За остряками шуйной сторожевой верши мелькнула фигура человека с луком. Пригляделись - совсем еще отрок в кожухе сердито прищурил брови.
   - Ты кто будешь? - в ответ справился Прелют. - Старший где? Или нынче никого из старших не осталось, раз таких младеней воротными стражами ставят?
   - Я княжич Гостомысл, сын Старивоя, - отрок на стрельнице гордо вскинул лук, разглядывая сбрую золотопоясников, колонтари и соколов, венчающих шеломы воинов.
   Гости переглянулись.
   - С Руяна мы, - ответствовал старший из витязей, касаясь пальцами перевязи. - Ратные мужи из отряда кована Родевида.
   - Вижу, что ратные, - все так же сердито донеслось с башни. - А к нам зачем пожаловали?
   - Может, впустишь нас, а не через стену будем пререкаться? - Энунд первым сделал шаг к воротам, громыхнув закинутым за плечи щитом о броню.
   - Ворота не заперты, - прозвучало сверху.
   Створки под ладонью Энунда откликнулись глухим скрипом. Вслед за Раздвоенной Секирой в город вступили его побратимы и витязи Родевида.
   Улицы Звонца выглядели такими же неживыми, что и крепостные стены. Продавленная земля, которая еще сохранила тепло многочисленных тел, была припорошена снегом, но темные кровяные следы читались повсюду. Казалось, убитых и раненых лишь миг назад убрали с тверди Сырой Кормилицы. Пока путники осматривались по сторонам, к ним спустился княжич Гостомысл.
   - Франки только ушли, - проговорил он с тоской в голосе. - А своих мы еще не проводили. Некому.
   - Много ли выжило? - спросил Рогдай с волнением.
   - Не знаю, - тряхнул головой Гостомысл. - Может, с дюжину наберется тех, кто на ногах может стоять...
   - А Любава? - Рогдай весь напрягся.
   - В тереме, - княжич махнул рукой. - Я провожу.
   До терема князя Старивоя, чья потрепанная огнем кровля была видна издалека, дошли, не встретив ни людей, ни даже бродячих собак. Ворота во двор оказались открыты.
   Припорошенные снегом, тут еще лежали не убранные тела убитых. Тех, что пали в городе, подобрали франки, а сюда, как видно, побоялись зайти.
   Над одним из тел - окровавленном и почти лишенном человеческого облика - на коленях застыла женская фигура в белом платье, едва различимая на фоне заснеженного двора. Рогдай и Энунд не сразу узнали княжну. Опухшие от слез глаза ее потускнели, лицо казалось безжизненным. Любава замерла недвижимо, кисти рук ее были крепко стиснуты.
   - Мы пришли за тобой, княжна! - объявил мерянин чуть дрогнувшим голосом. - Пришли, чтобы исполнить свой долг. Но привел нас сюда и зов сердца.
   Однако ответом Рогдаю был лишь безучастный взгляд девушки.
   - Ты не рада нам? - осторожно спросил Энунд. - Мы увезем тебя на Руян.
   - Мне все равно, - голос Любавы оказался непривычно глухим.
   - Там, во владениях кована Родевида ты будешь надежно защищена и больше не узнаешь бед, - поспешил заверить Рогдай. - Твой отец был бы доволен.
   - Главные беды уже случились, - Любава опустила глаза. - Я потеряла отца, и я потеряла любимого. Какая разница, что будет со мной теперь?
   Мерянин и хирдманн переглянулись с тревогой.
   - Но ведь жизнь на этом не закончилась! - почти с жаром выдохнул Рогдай. - Большие тяжбы выпали на твою долю, но это - только часть твоей жизни. За самой длинной ночью всегда приходит рассвет.
   Мерянин повернулся к Энунду в поиске поддержки.
   - Девы, что ткут нити судеб, - медленно заговорил сын Торна Белого, - часто складывают сложный узор. И не просто порой за нагромождением узлов и разрывов усмотреть запрятанный в них рисунок. Кто знает? Может, пепел былого и боль от душевных ран не дает тебе увидеть счастье, что ждет тебя впереди?
   Любава молчала, не поднимая глаз.
   - Ты поедешь с нами, княжна? - в вопросе Рогдая отчетливо проступили и нетерпение, и страх получить отказ. - К чему оставаться в опустевшем городе?
   Любава равнодушно кивнула головой.
   - Ну, вот и хорошо, - удовлетворенно промолвил Энунд. - Стало быть, будем готовиться к дороге. Думаю, мы отплывем через несколько дней. Когда море угомонится, а мы просмолим и очиним нашу ладью.
   Княжна позволила себя поднять и отвести в горницу. Тут гости Звонца с радостным удивлением увидели Воемила, который сидел на лавке, опираясь на палку. Встреча эта оказалась неожиданной для всех. Сразу даже не нашли, что сказать. Прежние знакомцы внимательно разглядывали бывшего дружинника Званимира.
   За время разлуки Воемил изменился. Возмужал, в плечах будто раздался, лицом огрубел, оброс по подбородку уже не пшеничным пушком, а темным жестким волосом. Под губой, словно оттиск, розовела корка застарелого шрама, заставляя радимича подергивать подбородком. Еще одна борозда пропечаталась над левой бровью.
   - Вот, хромый теперь, - Воемил указал на свою палку. - На коня уже не скоро сяду.
   Он словно оправдывался перед Прелютом.
   - Это пустяки, - махнул рукой тот. - Жив, хвала богам отчим.
   - Жив, - сухо подтвердил парень. - А други мои - все огненной дорогой ушли.
   - Так ведь всегда так было, - ответил Прелют. - Славную долю приняли, с предками сейчас в Ирии лучистом. Смерть на поле брани для мужей почетна - так издавна повелось.
   - То да, - нехотя признал Воемил. - А вот меня Морена прибрать не торопится.
   - Тебя боги берегут для иных дел, - заверил его бывший сотник.
   Воемил согласился, тряхнув головой.
   - Что здесь было? - спросил Энунд.
   Воемил прикрыл глаза, точно боясь вспоминать.
   - Мы до последнего бились, плечом к плечу. Когда стены ворог взял, отступили сюда. Те, что стояли в последнем бою - Кандих, Темнозор, Колояр - вокруг себя мертвых франков наворотили, точно ураган, вырвавший из земли целую рощу. Темник Волина здесь пал. Когда его меч сломался, он голыми руками ломал кости осадникам. А руки у него, я скажу, как клещи стальные. Уже был весь истыканный железом, а франки не могли его добить. Только бегали, как помятые охотники вокруг медведя-подранка, да слали копья и сулицы издали. Когда пробили ноги, он упал на колени, но все рычал, пока кто-то конный на скаку не снес ему голову. Так и было. Я, когда подломили меня булавою, рядом свалился. А он -- так и стоял на коленях без головы. Его уж древком пики столкнули, чтобы живых не пугал.
   - Отважный был муж темник Колояр, - отдал должное Гудред. - И ушел, как подобает воину.
   - А Кандих? - спросил Рогдай.
   - Молодой воевода едва ли меньше ворогов с собой забрал, чем Колояр. Ряды франков прополол, точно сорняки. А вот меч его чудесный потом не нашли, как ни искали. Ни мы, ни франки. После боя франки во двор даже нос страшились сунуть, шарахались от ворот...
   Любава издала сдавленное рыдание, отвернувшись к стене.
   Рогдай подошел к ней, попытался неловко обнять за плечи, но княжна отстранила его руку и затихла.
   - Что за меч? - спросил Энунд.
   - Меч-саморуб. Пламя Сварги. Тот, что ему лесной народец в дар поднес, - сообщил Воемил. - Было дело... Сколько недругов этим мечом в капусту порубал воевода. А тут, значит, удача его себя и исчерпала.
   - Полно, - Прелют положил ладонь на плечо Воемила, сильно потемневшего лицом. - Теперь войне конец. Карл Франконец так ничего и не добился.
   - А как же люд, земля? - возразил радимич. - Рода местные осиротели, не скоро поднимутся. Города порушены, села выжжены.
   - Вы сделали главное, - заверил Прелют. - Сумели сберечь жизнь княжича Гостомысла. С ним кровь князя Старивоя и дальше будет струить по тропе времен. Не впервой все терять и возрождаться. Таков удел земной.
   Любава, пошатываясь, поднялась на ноги, подошла к одному из окон светелки. Рядом с ней тихо встали Рогдай и Энунд.
   - По весне нас ожидает дальний путь, - поведал мерянин. - Большая морская дорога на Север, за окоем всех известных земель. Но мы непременно вернемся в Архону. К тому времени ты уже обживешься на Руяне, и боль твоих потерь станет слабее.
   - И Воемил по-прежнему будет служить тебе, - добавил сын Торна Белого. - Мы заберем вас на Руян: и тебя, и Воемила, и княжича.
   Пошел снег. Энунд и Рогдай смотрели из окна, как снежные хлопья кружатся, словно лебяжий пух, застилая виднокрай. Они падали все гуще, плотнее, облепляя землю. Линии холмов, оврагов и перелесков за городом сглаживались, утрачивая свои очертания.
   - Снег скрывает следы былого, - проговорил Энунд. - Взгляни, княжна! Как похоже на нашу жизнь. Она сейчас подобна этому белому полотну, на котором еще не оставили своих отметин ни люди, ни звери. Даже птицы пока не успели расчертить этот безупречный покров своими лапами. Все следы и знаки еще предстоит нанести. Надо только найти смелость сделать шаг в это белое пространство, вступить в незнаемое будущее, которое призывно раскинулось перед нами. Мы растопим его неизвестность своим дыханием, проторим в нем новые дороги своими ногами и сделаем его ярким с помощью нашей воли. Все сейчас зависит только от нас.
   Любава невольно подняла глаза, блеснувшие из-под длинных пушистых ресниц.
   - Нужно лишь повернуть колесо времени, - поддержал товарища Рогдай. - Отважиться пойти вперед, оставив за спиной прошлое. Ведь утраченного уже не вернуть, как бы мы не пытались. Но жизнь продолжается. Мир скоро обновиться перед нашим взором, и кто знает? Быть может то, что выпало нам на нашу долю прежде, есть лишь начало большой и светлой дороги?
  
  
  -- Примечания
   Радора (Ретра) - главный город союза велетов-лютичей в области ретрян, прославленный своим храмом Радогоста.
   Ротари (ротарии) - воины, принявшие клятву (роту) служения храму.
   Бер - медведь.
   Лядина - заросли.
   Побуды - пробужденные существа.
   Щит Свалин - щит, защищающий солнечную колесницу в скандинавской мифологии.
   Венеда (Винета) - главный город острова Волин в Балтийском Море.
   Фиас - древнегреческая община, связанная культом божества.
   Гуллинбурсти - вепрь бога Фрейра.
   Вересень - месяц сентябрь.
   Таусень (Радогощ) - праздник осенненго урожая.
   Эливагал - остывающие морские воды, заполнившие бездну Гинунгагап.
   Поторча - шест, рожон.
   Бенефициарии - тяжеловооруженные всадники.
   Скара - подразделение в армии Каролингов.
   Котва - якорь.
   Ямбор (Ярбол) - мачта.
   Стожар - опорный шест.
   Коча - двухмачтовое славянское судно.
   Дромон - быстроходное парусно-гребное судно византийского флота.
   Одрина - спальня.
   Деус -- Зевс.
   Сага - "Провидица", служительница Фригг.
   Фюлькинг - клиновидный строй викингов.
   Теократор - глава, предводитель, имеющий неограниченную власть.
   Инанна - древнешумерская богиня плодородия и волшебства.
   Исида - древнеегипетская богиня магических сил и защитница мертвых.
   Гермес - древнегреческий бог торговли и странствий, вестник богов.
   "Хайрэ" - "радуйся", приветствие древних греков.
   "Гелиайнэ" - "до свидания".
   Андрон - мужская комната древнегреческого дома.
   Лев Хазар - византийский император из Исаврийской династии, правивший в 775 - 780 гг.
   Орхестра - площадка для выступления актеров в древнегреческом театре.
   Скена - помещение для выхода актеров, игравшая также роль декорации.
   Танатос - древнегреческий бог смерти.
   Тартар - подземное царство у древних греков.
   Нюкта - древнегреческая богиня ночи.
   Титаномахия - в древнегреческой мифологии война богов-олимпийцев и титанов, в течение десяти лет продолжавшаяся в Фессалии.
   Экзарх - глава, руководитель.
   Тифон - великан, воплощавший огненные силы земли в греческой мифологии.
   Ехидна - исполинская женщина-змея а греческой мифологии.
   Вотола - плащ.
   Замет - забор из горизонтальных досок.
   Горище - чердак.
   Гнеты и огнивы - резные доски, соединяющиеся со стороны фронтона.
   Мимир - великан, охраняющий источник мудрости в германо-скандинавской мифологии.
   Вересень - сентябрь.
   Даария - Гиперборея.
   Стратим - прародительница всех птиц в славянской мифологии.
   Заря Мерцана - богиня-управительница зари.
   Птичья Страна - Египет.
   Земля Божественных Врат - Вавилон.
   Львиный Град ашуров - Неневия.
   Псаметик - Уахибра Псамметих, первый фараон 16 Саисской династии.
   Долина Двух Рек - Междуречье.
   Йонаки - греки.
   Уаха - оазис.
   Папай - бог Неба у скифов.
   Табити - богиня огня у скифов.
   Нехбет - древнеегипетская богиня, покровительница власти фараона.
   Атум-Хармахис - божество, воплощенное в солнечной диске.
   Урей - символ фараона и принадлежность его головного убора.
   Ном - административная единица в Древнем Египте.
   Разливающаяся Река - Нил.
   Собь - дух.
   Мудрец по имени Сияющая Звезда - Заратустра.
   Арк - Аркаим.
   Протева - Земля.
   Ведогон - астральное пространство.
   Дроми - вторая цепь, разорванная волком Фенриром.
   Магура - дочь Перуна.
   Кияр - столица Буса Белояра в Приэльбрусье.
   Свадильфари - жеребец, бывший отцом Слейпнира, восьминогого отца Одина.
   Завозни - складское помещение.
   Пошевни - сани.
   Позвизд - бог ветров, бурь и непогоды.
   Драупнир - кольцо Одина.
  
  
  
  --
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"