Есть книги, кажется, им повезло благодаря уже одной только исходной идее, той, что лежит в основе. Потому что слабое, худосочное, блеклое просто не могло выкристаллизоваться вокруг такого ядра. Вот "Лолита" Набокова - придумал любовь взрослого дяденьки к девочке-нимфетке - шокирует, обжигает... Уильям Голдинг - взял за основу известный каждому англичанину сюжет, вывернул наизнанку, получилось тоже страшно... "Повелитель мух". Достоевский оттолкнулся от истории про то, как группа революционеров убила бывшего товарища, студента, якобы ренегата, тоже сердца многих и многих своим глаголом прижёг капитально. А ещё раньше описал хождения по мукам другого студента, сочетающего в себе черты коммуниста-фашиста будущего века (какое предвидение!), и книгу до сих пор проходят в школе...
То есть многое, очень многое в успехе, в качестве любой книги определяет исходная идея. Вот и повесть А.Райдль... На презентации, устроенной самой писательницей, представлялась чтением запойным. Рассказ от лица девушки, работающей... блюдом. Да-да! Обнажённая, она лежит на столе, на её тело, как на тарелку, положена еда. Которую вкушают пресытившиеся обычными яствами ценители. Такая книга уж вроде сама собою сильнейшим обличением общества должна была стать, того общества, которое подобные "изыски" допускает. И... тем не менее, как мне кажется, не стала. Не сработало. В устах самого автора звучало так интригующе, на бумаге - другое. Усилием давалось чтение, только так, под самопринуждением добрался до финала.
Типичный образец так называемой "женской" прозы? Не знаю, потому как "женскую" прозу практически не читаю. Может, просто не от того лица написана? Не я один усомнился. Поэт Игорь Захаров, один из первых читателей "Блюда", задал на презентации такой вопрос. Мол, язык литературно очень красив, да соответствует ли он внутреннему облику героини? А по мне, повесть написана просто сентенциозно. Прозвучала в ней такая фраза, что человек процентов на семьдесят состоит из воды, и тут же почти, чуть дальше, что на семьдесят процентов он же (человек) состоит из вещей. Но впечатление складывается, что сама художественная ткань повести процентов на семьдесят (если не больше) состоит из резонёрства героини-рассказчицы, сопоставления всего со всем, оценок всего и вся (как правило, негативных), порой невыносимо "пафосных" (если воспользоваться этим не совсем понятным, но популярным сейчас среди наиболее продвинутой части населения словцом) заявлений типа того, что все люди - блюди. Уж не говорю про такой совсем уж "публицистический" возглас, что "общество тяжело больно".
Оно-то (общество), выходит, и виновато, что героине пришлось сделать такой жизненный выбор - заделаться блюдом. Момент судьбоносного решения описан, правда, довольно скупо. Никаких пространных рефлексий, которые нанизываются одна на другую по прочим, порой ничтожным поводам. Поставили бедную девочку перед фактом - блюдом будешь, ну, она без особых дополнительных терзаний и согласилась... И без того невыносимая обстановка в семье. (Отступления ради, вспоминаю, как в своё время умиляли интервью, взятые у валютных проституток, публиковались в газете "СПИД-Инфо" и других подобных: мол, на этот страшный путь несчастных девушек толкнуло тяжёлое материальное положение, необходимость зарабатывать деньги на лечение матери и т.д. - никто не предлагал другой столь же высокооплачиваемой работы...) Вот так автор "прокалывается" - говоря языком разведчиков-контрразведчиков. Потому что он обязан "легендировать" поступки своего героя не хуже, чем это делает стремящийся выжить в чужой стране разведчик-нелегал. И чем серьёзнее, чем необычнее шаг, тем основательней должна быть мотивировка. Если девушка решается лечь голой на стол, работать чьей-то тарелкой, прежде должно что-то такое вызреть у неё в душе, совершенно особенное, чего нет у прочих, ординарных падчериц или там сирот, которые не подались в блюди. Или не вызреть, так атрофироваться - в этом как раз автор и должен разобраться. Скотина-отец, мачеха-медуза-горгона в таком деле последней каплей лишь могут послужить, как бы они там ни глумились, ни истязали... Быть блюдом - это всё-таки не траншеи рыть, не лес валить. Тут природная склонность требуется. Предрасположенность. Своего рода призвание. А просто среда заела - по нынешним меркам, старо и банально, как говорят, не катит...
Хотя, конечно, признать надо, не повезло ей со средой, прямо катастрофа. Ей, потому что и это тоже пора отметить, настоящего имени рассказчицы мы так и не узнаем. Сара - это суррогат, в силу обстоятельств, неведения, данный ей другим персонажем, единственной мало-мальски светлой личностью, встретившейся ей на пути. Один из клиентов. Для Сары, естественно, безымянный, потому его она тоже наделяет кличкой - Катран. Кушанья из этой рыбы любит заказывать... Все остальные действующие лица повести откровенные уроды, монстры. Им клички достаются более или менее меткие, но всегда нелестные. (Тут приходит на ум опять почему-то про жриц любви; они тоже, якобы, мысленно сортируют всех своих клиентов по разным разрядам - что осложняет потом собственную личную жизнь уже бывших "древнейших": привычка классифицировать оказывается неистребима, и человек, который мог бы стать единственным и близким, ну совершенно непроизвольно тоже в какую-нибудь категорию попадает; ну, это так, к слову...) Если же к более возвышенным материям вернуться, немного похоже на пьесу восемнадцатого века. Тогда элементарного писательского правило более поздних времён ещё не знали: берёшь злодея, покажи, в чём он добр; урода - в чём он красив, etc. Если не хочешь заслужить неминуемого читательского "Не верю!"
Но что имена, обстановка, в которой совершается действие, тоже в общем-то суррогатна... то есть, безымянна: автор утаивает от нас, в какой стране всё это творится. По замыслу, как бы обобщение планетарного масштаба. По реализации...
Предвижу возражения в защиту автора: у неё такое видение, она создала свой, неповторимый мир!
Но почему этот мир такой нежизнеподобный, такой оглуплённый?!
Ладно, хватит ломать комедию... Автору повести остаётся только пожелать удачи, поскольку она (автор) и впрямь не бесталанна; автору этих строк тоже уже вполне ясно, "чего в супе не хватает". В конце концов, дело ведь не в именах, не в языке, не в процентах!.. Исходная идея была хороша, да главная-то задача осталась не выполнена. В шкуру девушки-блюда автор толком влезть не сумела. Кое-какие частности донесла (дыхание, тактильные ощущения Блюда), но это именно частности. Жизнь Блюда в самой её сермяжной сути достоверно не удалось представить, вместо этого в ход пошло то, что Лев Толстой в трактате "Что такое искусство" называл поразительностью и занимательностью. Например - например, затяжная галлюцинация героини о пребывании в больнице. Ну и много чего другого. Словом...
Дамы и господа, братья и сёстры по перу и клавиатуре! Сейчас даже поставщики ужастиков стремятся писать свою мистику-хоррористику реалистично-достоверно. А уж с творцов прозы серьёзной, ставящей вечные вопросы, спрос ещё строже...