Скрипнув ножками стула по затёртому, изгвазданному десятками каблуков ламинату, лейтенант Сивцов резко поднялся из-за стола, шагнул к окну, дёрнул форточку, чтобы распахнуть пошире. У него ничего не вышло - она и так уже была открыта настежь. Лейтенант устало поморщился. Воздух в кабинете ощутимо давил ему на виски. Ноздри у него брезгливо дрогнули; он провёл взглядом по стенам в поисках кондиционера. Сплит-система имелась в кабинете - длинный пластиковый "батон" внутреннего блока нависал как раз над окном. Но табло было погашено, створки выводного сопла закрыты.
- Не работает, - мотнул головою конвоир, стоявший с "калашом" на груди, в чёрном бронежилете поверх форменной куртки, в сдвинутом на затылок, насколько было возможно, чёрном шлеме с поднятым забралом. Он почти подпирал спиною ведущую в коридор дверь, неестественно белую на сером фоне стены; с небрежной усмешкой поглядывал на сидевшего впереди, чуть поодаль задержанного - импозантного, франтовато прикинутого гиганта, которого повязали в самом начале разгона митинга, вовсе не в самой гуще свалки, а в углу площади, на периферии, - но всё равно как-то играючи легко. При его-то комплекции: обычный офисный стул казался под ним детским. Просто накинули на ручищи ему "браслетики", а он только удивлённую мину скроил. Это скорбное изумление на физии у него так и застыло. На столе, из-за которого так судорожно сейчас вскочил Сивцов, лежали раскрытый бумажник, пачки каких-то денег, по виду нерусских, какие-то документы - надо полагать, удостоверение, паспорт, ещё что-то...
Лейтенант опять - в который уже раз - кисло скривился. Он вспомнил, что уже спрашивал про кондиционер - полчаса назад, как только попал в кабинет.
Повернулся к столу, снова сел за него, совершая вращательные движения плечами и всем корпусом, пытаясь устроиться поудобнее. Судя по тому, как он при этом то растягивал губы, то складывал их в подобие бантика, это у него не очень-то получилось. Новая форма на нём подогнана была плохо, коробилась и топорщилась. Как бы по контрасту с изящной курткой тонкой черной кожи и чёрными же брюками, отутюженными до стрелок бритвенной остроты, сидевшими на мощном теле задержанного свободно, без единой складочки. Лейтенант прокашлялся, то ли для солидности, то ли потому что у него на самом деле першило в горле, зачем-то поправил стопку бланков протокола допроса перед собой, затем взял со стола документ - то ли паспорт, то ли удостоверение - среди прочих лежавших здесь книжечек эта была самой форматной, самой крупной. Задержанный наблюдал за его движениями молча, с унылым, однако совершенно непроницаемым выражением лица. На стуле - так и хотелось сказать, "стульчике" - он восседал очень прямо, положив свои чудовищные ручищи себе на колени ("браслетики" по чьему-то не самому умному указанию были уже сняты), немигающим и неподвижным взглядом очень светлых голубых глаз смотрел на Сивцова несколько сверху вниз, поскольку был выше его ростом. Этот сверлящий взгляд, достал полицейского уже до печёнок, но разве признаешься в таком? Даже самому себе...
- Что это? - спросил он, тщетно пытаясь подпустить больше грозности в голос, и шлёпнул книжечкой документа по поверхности стола. Задержанный молчал.
По форме - да и по содержанию тоже - книжечка выглядела как паспорт. На имя Трифона Александровича Воропаева, родившегося в 2007 году, в городе Маслове Вологодской губернии. Выданный, соответственно Городской управой внутренних дел этого города. Напрягало не столько это название - "управа" - набранное какой-то особо витиеватой кириллицей, как другое: согласно этому документу господин Воропаев являлся подданным... Российской Империи! Именно подданным, а не гражданином! Впрочем, уж если на то пошло, весь этот "паспорт" - "пачпорт", как определил кто-то из омоновцев, тех парней, кому сей документ в числе первых попал в руки, ещё при обыске задержанного, - был совершенно непохож на обычный паспорт гражданина РФ. Хотя изготовлен был даже с большим тщанием, в нём даже электронный чип имелся, или во всяком случае, очень искусная имитация его. "Блин! - воскликнул тогда старшина, производивший осмотр личных вещей задержанного. - До чего народ дошёл!" - "А чё? Как? Дай посмотреть! - склонился к нему его товарищ. - Подданный Российской Империи? Ха-ха! Почему не Турецкой? Ну и чё? Предлагаешь его за это арестовать? Ха-ха!.. А если б за пропуск в женскую баню?" - "Ладно, не треньди, - оборвал его первый. - Пойду прапорщику покажу..."
Но, может, и прапорщик повертел бы в руках смешную книжицу без всяких последствий для её обладателя, если б не изданный 28 июля этого года приказ министра внутренних дел за номером 227, требовавший повышения бдительности в борьбе с международным терроризмом. В приказе, в частности, был прописан целый список разных признаков подрывной деятельности, на которые сотрудникам органов следовало акцентировать особое внимание. Правда, шуточные документы-сувениры не входили в этот список, разве что в настоящем случае мог быть - пусть и с некоторой натяжкой - применён пункт "наличие профессионально изготовленных фальшивых документов". Да ещё к тому же бумажник злополучного Трифона Воропаева оказался набит странными - хотя опять-таки надо заметить, весьма убедительно выглядевшими - купюрами разного достоинства. В рублях, но - снова почему-то Российской Империи! На древние, исторические, банкноты совсем не походили, они были почти новенькими, в смысле, едва потёртыми, да и неожиданно обнаружившийся среди омоновцев, доставивших задержанных с площади, нумизмат заверил всех, что настоящие царские деньги были совсем другими. "И то! - продолжил он. - Посмотрите-ка на дату выпуска: 2027 год! А у нас сегодня какой? То-то!" И все с уважением посмотрели на знатока: глазастый!
Вот так получилось, что странный гигант, на поверку обернувшийся ещё более странным, был отделён от общей толпы незадачливых любителей помитинговать, и препровожден в этот вот кабинет, где сейчас находился. Допрос пока вёл - или скорее, пытался вести - кто? - да, он, лейтенант Сивцов, дожидавшийся прибытия "специально обученных людей" - представителей главка, конкретно из отдела по борьбе с терроризмом и экстремизмом. Сивцов тешил про себя робкую надежду, что им попалась действительно "крупная рыба", верилось в это однако с трудом. Возможно, от духоты в кабинете и общей усталости...
- А это что? - потряс лейтенант пачкою "потешных" денег. - Деньги-сувениры?
Возможно, ему не следовало этого говорить, поскольку в неподвижных глазах допрашиваемого мелькнул какой-то едва уловимый огонёк.
- Да, - мгновенно отреагировал гигант, - деньги-сувениры.
Он обладал глубоким, красивым басом, а говорил как-то чересчур правильно, как уже не все дикторы телевидения способны; но в его очень ровной интонации не было ничего механического. "Терминатор", - неприязненно подумал лейтенант, помнивший героя американского боевичка с детства. И снова, в который уже раз, бессильно поморщился. Ибо мысль эта была враньём... Просто этот тип почему-то очень сильно ему не нравился.
Допрашиваемый же на гримасу полицейского никак не отреагировал, невозмутимо продолжал пожирать того своими непроницаемыми немигающими глазищами...
- Итак, вы утверждаете... - начал было лейтенант, но тут в коридоре послышался гул голосов, быстрые решительные шаги; дверь распахнулась, и едва не оттолкнув в сторону стоявшего перед нею омоновца, в комнату ввалились приехавшие товарищи из главка.
Тут же будто вытеснившие из неё весь кислород, занявшие всё свободное пространство, - и всего-то их было трое - в штатском, один в серой ветровке и двое в чёрных потёртых кожанах. Заметно попроще, чем у допрашиваемого. После быстрого бессловесного рукопожатия Сивцов обнаружил себя стоящим уже заметно в стороне от стола, а на стуле, с которого его столь незаметно и мягко, с таким искусством согнали, расположился один из обладателей кожаной куртки, коротко постриженный седеющий, хотя нестарый ещё брюнет, с покрывающей скулы такой же, как и его ёжик, - перец с солью - щетиной. Оперевшись обоими локтями на стол, сильно подавшись вперёд, чуть ли не нос к носу с допрашиваемым, он будто пытался сыграть с ним в игру "кто кого пересмотрит". Но уже через десять секунд понял, что с таким же успехом мог бы таранить лбом кирпичную стену.
- Ваше имя, - отрывисто бросил он, откинувшись на спинку стула.
- Воропаев Трифон Александрович, - отчеканил допрашиваемый без малейшей заминки - но и без всякой суеты.
- Место рождения?
Воропаев повторил, по сути, то же, что было записано в его "потешном" паспорте, - родился в городе Маслов Вологодской области в 2007 году.
- А тут написано "губернии", - седеющий брюнет - Сивцов вспомнил его: капитан Макаров - поддел ногтем "пачпорт", лежавший на столе, исполнив и этот фокус до того искусно, что на долю секунды книжечка вся приподнялась над поверхностью стола, будто какая-нибудь миниатюрная летающая тарелка, и так же ровно опустилась обратно.
- Это ненастоящий документ, - спокойно возразил Воропаев.
- А где же настоящие? - невинно, с едва уловимой язвительностью полюбопытствовал Макаров.
- Потеряны, - с обезоруживающей простотой отвечал Воропаев.
- Кто-нибудь может подтвердить вашу личность? Родственники есть?
- Да. Бабушка - Воронцова Мария Михайловна. Проживает в Маслове, улица Рабочая, дом 13.
- Рабочая... Хорошее название, - задумчиво протянул капитан. - Проверим. - И глядя на маячившего за спиной у Воропаева своего товарища в кожане, он едва повёл глазами в сторону. Товарищ молча кивнул и вышел из комнаты. Воропаев же, до сих пор, видимо, не вышедший из навязанной ему игры "кто кого пересмотрит", продолжал пожирать взглядом своего нынешнего визави - так же невозмутимо и уверенно, как полминуты назад - лейтенанта Сивцова.
- Чем зарабатываете на жизнь? - поинтересовался Макаров, пытаясь ещё сильнее откинуться на спинку стула - то ли чтоб увеличить дистанцию между собой и допрашиваемым, то ли - изображая этакую беспечность...
- Исследователь, - охотно, будто давно ждал этот вопрос, откликнулся Воропаев.
- Простите... Как? - поднял брови Макаров.
- Я пишу журналистские исследования... - механически ровно выдал Воропаев.
- Вы хотите сказать "расследования"? - задумчиво пробормотал Макаров.
- Да. Совершенно верно, расследования. Для различных журналов.
- Стало быть, вы - журналист... И на площади оказались?..
- Да, так точно, - подхватил допрашиваемый. - Пишу серию статей о протестном движении в современной России.
- Протестном движении... - повторил Макаров, ещё более задумчиво. Подумав о том, что захлестнувшие страну теракты, нападения на полицейские патрули и участки, настоящие бои, то и дело вспыхивающие между силами правопорядка и разного рода "протестантами"... хм, как-то уже язык не поворачивался называть эту бойню "протестным движением"! Настоящая необъявленная война.
- Где в настоящий момент проживаете? - спросил Макаров, быстро качнувшись вперёд и тут же - назад, будто проверяя - не обернётся ли потёртый множеством задниц казённый стул креслой-качалкою.
Кажется, тут ему удалось попасть в болевую точку "клиента", как он привычно именовал про себя задержанного на своём полицейском языке. Едва уловимая тень скользнула по смазливому, словно у манекена застывшему лицу Воропаева - или как его там на самом деле звали. В глазах вспыхнули и погасли тревожные огоньки.
- В настоящий момент - нигде... - со скупой, едва намеченной улыбкой произнёс Воропаев. Только натренированное в допросах оперское ухо могло засечь некоторую замедленность интонации. Все предыдущие ответы у него буквально отскакивали от зубов.
- Что же вы, под мостом что ли непогоду пережидаете? - приподнял брови Макаров. Ему даже не пришлось включать актёрское мастерство, недоумение было вполне искренним. - Должны же были вы где-то жить! Все эти годы, что бегаете от бабушки...
- В гостинице... гостиницах... - пробормотал Воропаев. Его лощённая, казавшаяся прямо-таки сверхчеловеческой невозмутимость рассыпалась, разваливалась прямо на глазах.
- Так! - почти не скрывая свою охотничью радость, ухватился Макаров. - В какой гостинице вы жили последней?.. То есть - в какой последней гостинице вы жили? Блл... Какая гостиница была последней? Одним словом... Ну вы меня понимаете... Назовите ту гостиницу, в которой вы... которая была... была... вашим последним местопребыванием! Пристанищем!
Воропаев, следивший за тяжкой борьбой Макарова с неповоротливыми, неподатливыми, своевольными словесами не с насмешкой, как можно было ожидать, а с явным сочувствием, если не жалостью, молчал. На секунду Макарову стало не по себе от этого молчания. Будто повеяло из-под этой непроницаемой маски тысячелетним холодом, горечью и отрешенностью. "Да что он, не человек что ли! - даже воскликнул Макаров про себя. - Дьявол? Так на дьяволов я уже нагляделся... И дьявола вообще-то нет..." Ему нестерпимо захотелось курить. И это тоже было по-своему страшно - потому что курить он уже три года как бросил, чем очень гордился. А если бы он ещё знал, что этот диковинный Воропаев - или как его там - сумел нагнать жути и на Сивцова, он бы... Впрочем, переживания Сивцова его совершенно не интересовали. Он не считал Сивцова величиной.
- Вы поняли мой вопрос? - снова подавшись вперёд и заглядывая допрашиваемому в глаза, спросил Макаров почти участливо. Что-то мы оба начали соревноваться в гуманизме, отметил он машинально. Нехорошо.
- Да, я, конечно, понял ваш вопрос... - с ответом Воропаев подхватился опять вроде бы с полуслова, мгновенно, и тон был прежним - ровным, бесстрастным, вот только голос будто внезапно сел. Те звонкие, напористые нотки, что поначалу так обескураживали всех, кто его слышал, куда-то пропали.
- Но я не могу ответить на него... - с извиняющейся улыбкой продолжал Воропаев и даже покачал головой.
- Ну-ну, - буркнул Макаров сварливо. - А что так? - теперь уже его интонация проделывала головокружительные эволюции. Всего мгновенье проскочило - и вот, вместо участливости он весь дышал плотоядным сарказмом.
- Нет, просто не могу, - пояснил Воропаев с обезоруживающей кротостью и простотой. - Не помню.
"Экий дылда, а туда же... овечкой прикидывается..." - поморщился Макаров, глядя на Воропаева с нескрываемой неприязнью.
- Хорошо, увести, - сухо бросил он конвоиру.
Воропаев, видно, не сразу понял, что от него требуется; с дурацкой невинной улыбкой оглянулся по сторонам, себе за плечо, и омоновцу в бронике и с автоматом пришлось, осерчав, прикрикнуть: "На выход!". Только после этого допрашиваемый поднялся во весь свой феноменальный рост и покорно направился к двери.
- Где тут у вас видеолинк? - отрывисто спросил Макаров Сивцова, всё это время бессловесно и почти что невидимо, тени подобно, маячившего в стороне. Капитан и сейчас не удостоил его прямым взглядом, лишь зыркнул искоса. Не того полёта птица, чтоб в глаза заглядывать! И то, назаглядывался сегодня уже.
- Да на любом компе, - почти обиженно прогнусавил Сивцов. - Хоть на этом. -Мотнул головой в угол, где на ещё одном столе и впрямь тихонько гудел компьютер.
Усков - это был тот напарник Макарова в кожане, по знаку его во время допроса вышедший из комнаты. Сейчас капитан последовал его примеру. Оказавшись в коридоре интуитивно, повернул налево.
Ускова он нашёл в комнате оперативного дежурного. Оба сидели за столом перед компьютером. Усков - с гарнитурой на голове - молча кивал непроизвольно, едва заметно, как если бы, слушал чей-то рассказ.
- Так вы говорите, он уже пять лет в розыске? - спросил он с той форсировкой голоса, к какой обычно прибегают люди в наушниках, плохо слышащие самих себя, - как раз в тот момент, когда Макаров вошёл в комнату. - Не в розыске? - уточнил он ещё громче, с ударением на слове "не". - А, всё понятно!
Сдёрнув наушник с одного уха, он поднял глаза на вошедшего Макарова:
- Тут такое дело. Такой Воропаев на самом деле был. И бабушка у него. Пропал. Пять лет в розыске. Вернее, они его уже не ищут. Но бабка эта отказалась признать его мёртвым, малость не в себе. Но он на самом деле 2007 года рождения. Просил фотографию его послать. Вот, ищут...
Макаров устало махнул рукой, подтащил стул сбоку, сел перед столом, напротив Ускова и старлея, оперативного дежурного, за компьютером с той стороны стола.
- Да всё с этим Воро...Воропаевым ясно! - с надсадой рубанул он. - Почти всё! Пусть присылают фотографию... Ясно, что физия не совпадёт. Этому лбу все двадцать пять - тридцать. Пропавшему Воро... Воропаеву - шестнадцать. Надо отдавать его психам...
- А что, думаешь без толку? Не прокачать? - не сдавался Усков.
- Вот психи пусть его и прокачивают! - скрипнул зубами Макаров. - Да, с деньгами этими, липовыми, всё как-то мутно. Да и паспорт этот... Только оччень хорошие ум-мельцы такой могут сделать! Паспорт и купюры надо отдать на экспертизу - пусть покумекают. Но предъявить-то ему - что мы по существу можем? То-то... Да, хорошо бы прокачать! Только... только нету у нас времени... и сил... всё, отдаём его психам...
На улице - вокруг участка стояла такая темень, что казалось, наступила уже ночь; с неба сеялся противный ледяной дождик, однако промозглый ноябрьский воздух после духоты кабинета действовал остро, освежающе, заметно успокаивал раздражённые нервы - перед тем, как забраться в "уазик", Макаров нетерпеливо спросил Ускова:
- Ты что, на давешнем инструктаже не был, что ли?
- Каком ещё инструктаже? - буркнул Усков сердито.
- Ну точно не был! - рубанул Макаров. - Приезжали тогда двое из министерства, из НИИ... как там его... ("Не был я на том инструктаже, - вставил Усков. - Я же в командировке был") И рассказывали про то, что в последнее время... нашествие - таких вот "исследователей", "расследователей"! Людей, что числились пропавшими - и вдруг снова объявились. На себя не похожи, гонят какую-то пургу... Некоторые вообще называют себя туристами. Представляешь! Ну, в общем, этот - уже не первый.
- Так... И что? - спросил Усков.
- Да ничего! - огрызнулся Макаров. - Один из тех двоих - в смысле, ниишников - нагнетал там что-то непонятное... ничего конкретного так и не сказал, а только стращал. Мол, что-то за этим непременно последует! Пока решено всех таких "исследователей-расследователей", "журналистов-туристов" к психам направлять. Хотя не ясно, а что психи-то из них выжать могут? В общем...
- Ну а ты сам-то что на этот счёт думаешь? - не унимался Усков.
- Да ничего я не думаю! Поехали. Нам с тобой ещё по взрыву в пригородной электричке надо работать...