Аннотация: Еще один отрывок, - "исторический", - из истории "собачьего бога". Мистика, история, мифология.
Сергей СМИРНОВ. Собачий бог
(Отрывок из романа).
Окрестности Великого Новгорода. XVI век
...- А что, далеко ли сейчас царь? - спросил Генрих Штаден, обернувшись.
- Возле самого Новагорода, - тамошние монастыри зорит, - охотно ответил дьяк Коромыслов, недавно прискакавший от главного отряда Иоаннова войска.
- И богатые там монастыри? - с интересом спросил Штаден.
- Богатые... Да только наши, подмосковные, пожалуй, побогаче будут.
- И, однако же, Новгород большую торговлю ведет. И на Белом море, и на Ладоге, и через Плесков.
Дьяк промолчал. Не хотел объяснять немцу, сколько раз с Новагорода московские князья контрибуции брали, сколько раз самых богатых новгородцев зорили и в Понизовье переселяли.
- А там что? - Штаден кивнул на густой ельник, бежавший вдоль самой дороги.
- Да что... Лес да болото.
- А живет там кто? - не унимался немец.
- Почти никто и не живет. Места-то гиблые.
- Не, - вмешался Неклюд, опричный из боярских детей и главный помощник Штадена; такой же жадный. - Стригольники там живут. Прячутся.
- Это, что ли, язычники?
- Во Христа веруют, да неправильно, - недовольным голосом объяснил Коромыслов. - Еретики.
Штаден подумал что-то про себя, потом привстал в стременах и сказал:
- А что, ребятушки, не пограбить ли нам жидов-стригольников?
- Да разве с них что возьмешь? - пожал плечами дьяк. - Они нищенствуют: в том их вера. Дескать, Христос заповедал бедными быть. У них ни крестов золотых, ни икон в окладах...
- Там, где мужик своим трудом живет, пограбить всегда есть что, - рассудительно заметил Неклюд.
Генрих Штаден приостановил коня.
- А дорогу знаешь?
Неклюд пожал плечами.
- Изловим кого на дороге, аль на перепутье, - так и узнаем.
* * *
Деревенька широко раскинулась по холмистым берегам озерца, среди древних елей. Летом темный, почти черный ельник, подбегавший к самой воде, отражался в ней мрачными вытянутыми фигурами, похожими на древних идолов. А еще отражались в черной воде косогор и крепкие, по-северному добротные избы, с крытыми дворами, иные избы в два этажа. И отражались лодки, перевернутые на берегу.
И облака отражались. И птицы.
Но сейчас стояла студеная пора, озерцо замерзло, в проруби бабы полоскали белье, из труб вились дымки.
Штаден остановил коня на другом берегу озера; деревенька была видна, как на ладони.
Штаден поёжился.
- У нас это называется: три волчьих года. Три зимних месяца, значит. Волчье время.
- У нас в старых летописях тоже зиму зовут волчьим временем: "Бусово время", - сказал дьяк и гордо задрал голову - чуть шапка не свалилась; знай, дескать, наших.
Штаден посмотрел на дьяка, улыбнулся в усы.
- Ладно. Идём вокруг озера, с двух сторон. Неклюд - ты давай налево, а я справа зайду. Да чтоб ни едина ветка не хрустнула, и снег с дерева не посыпался!
- Знамо, - ответил Неклюд и повернул коня.
* * *
Бабы, полоскавшие белье, не видели, как черные всадники, прячась за обснеженными елями, крадутся двумя колоннами к деревне.
А когда заметили - поздно было: прямо на них по льду наскакал страшный бородатый детина, взмахнул саблей:
- Кто пикнет - голову снесу! Айда в деревню.
В деревне уже хозяйничали опричники. Штаден расставил вокруг караулы, чтоб никто не выскочил из окруженной деревни, добро не унес.
Сам спешился у крепкой двухэтажной избы с большим подворьем. Наметанным глазом уловил: живет тут либо какой жидовствующий поп, либо местный богатей.
Ворота были не заперты. Во дворе заливались яростным лаем здоровенные черные, с белыми подпалинами, псы. Штаден в сопровождении Неклюда и двух опричных вошёл во двор. Во дворе было чисто, опрятно. А на крыльце стояла женщина, и из-за её подола выглядывали трое детей.
- Неласково встречаешь, - сказал Штаден. - Зови хозяина.
- Встречаем всех по-разному, - ответила женщина мягким певучим голосом. - Кто с добром приходит - тому почёт. А кто вором - не обессудь.
Потом, помедлив, приказала мальчишке:
- Оська! Убери собак, - говорить мешают.
Мальчишка с готовностью побежал, загнал собак в хлев.
- А хозяина нету сейчас, - продолжала женщина. - Поехал в Торжок, воск да рогожу повёз.
- А! - сказал Штаден. - Тароват, значит.
Обернулся:
- Неклюд, проверь конюшню. Мало ли что... В дом-то пустишь?
- Пущу.
Женщина посторонилась.
Штаден поднялся на крыльцо, вошел в горницу. Ребятишки, округлив глаза, разглядывали его оружие, черный панцирь на груди. Верткая девчушка хотела потрогать шитый золотом кафтан, но Штаден рявкнул:
- Брысь!
Оглядел комнату. Богатством здесь и не пахло. Разве что иконы в окладах...
Он глянул в красный угол. И не сразу понял, что в иконописных ликах что-то не так. Шагнул ближе, вглядываясь. Знакомые лики были писаны словно демонской силой. Издали можно было узнать и Оранту, и Одигитрию, и Вседержителя, и Распятие, и даже Млекопитательницу. Но вблизи жуткое глумление, похабщина изображений поразили даже видавшего виды Штадена.
Не оборачиваясь, крикнул:
- Неклюд!
Неклюд вбежал, громыхая саблей.
- Чего тут?
- А вот, погляди.
Неклюд повернулся к киоту. Лицо его внезапно вытянулось, румянец сбежал со щек.
- Ты такое когда-нибудь видел? - спросил Штаден.
- Нет. И не приведи Господь видеть...
Штаден указал пальцем на лик, изображенный в центре.
- Кто это? - он в недоумении повернулся к хозяйке, стоявшей позади, со сложенными на груди руками.
Женщина изменилась в лице, но промолчала. А шустрый мальчонка Оська, высунувшись из-за широкой мамкиной спины, сказал:
- Млекопитательница! Не видишь, что ль?
- Это Млекопитательница? - Штаден набычился. - Это... Это... Кого она молоком питает??
Внезапно Неклюд рванулся вперед, рывками начал срывать похабные лики со стены, швырять на пол и с силой топтать ногами.
На шум прибежал и Коромыслов, вытягивая хищный, любопытный нос. Но, увидев чудовищные образа, и он побелел и охнул.
- Богохульники! Дьяволопоклонники! Сатане молитесь? - взвизгнул он не своим голосом.
- Нет, не сатане, - спокойным голосом ответила хозяйка. - Это бог наш единый, сын Бога-отца, который на небе...
Неклюд, устав топтать - доски уже были в щепах, - отозвался:
- Непотребство это неслыханное. Это чертов бог. Волчий!
- Бывают боги всякие, - почти спокойно ответила женщина. - И куриный, и лошадиный... Отчего же и такому не бывать?
- Волчьему, что ли? - прошипел Коромыслов.
Оська высунулся из-за материнской спины:
- То не волчий, - сказал он дрогнувшим голосом, показав пальцем на растоптанные иконы. - То бог собачий, пёсий. А у волков не бог, у них злая богиня...
Дьяк с силой плюнул. Размахнулся и ударил хозяйку кулаком в грудь. С ног сбить не сумел, но дети завизжали. И как будто в ответ со двора раздался взрыв собачьего неистового лая.
- Прочь отсюда! - сказал Штаден.
- Нет! Нехристи смерти повинны! - выкрикнул Неклюд, выхватывая из ножен саблю. С поворотом рубанул хозяйку, - рана получилась глубокая, но не смертельная: места для разворота не было.
Штаден схватил Неклюда за руку:
- Прочь отсюда! - повторил грозно.
* * *
Пока Неклюд и двое опричных казнили черных псов, которые с яростью налетали на них, Коромыслов подпер поленом двери избы, принес сена, насыпал под дверью. Набросал сена к стенам дворовых построек, высек огня.
Когда огонь занялся, начав лизать дверь, опричники выбежали на улицу.
- Антихрист здесь поселился! Жечь! Всех запереть по избам - и жечь! - кричал Коромыслов размахивая руками.
Штаден не отдавал приказов - молчал. В глазах все еще стоял образ зверинообразной "млекопитательницы" с мохнатым детёнышем на руках, и распятая, в колючем ошейнике, с пробитыми лапами псоглавая человечья фигура.
* * *
Деревня запылала. В треске огня потонули вопли людей. Опричные, оседлав коней, выстроились на берегу, глядя, как быстро и жадно огонь, подгоняемый пронзительным ветром, с оглушительным воем пожирал деревню.
Огонь был такой, что Штадену стало жарко. Он прикрывал лицо рукавицей, что-то бормотал по-немецки. Когда сквозь треск и вой из пожарища доносились вопли, опричники торопливо обкладывали себя крестным знамением и бормотали молитвы.
- Вот они где, настоящие-то еретики! - вопил Коромыслов. - Вот оно, богомерзкое семя!
- Нет, - угрюмо сказал Штадену Неклюд. - Это не стригольники, не жидовствующие.
- А кто? - спросил Штаден.
- Уж дьявол-то точно знает, - ответил Неклюд.
Когда избы стали догорать, и черный дым стал сменяться белым, и раскаленные уголья начал заливать растаявший до земли снег, Штаден велел, наконец, поворачивать в обратный путь.
- Волчье время. И волчье логово, - сказал Штаден.
Внезапно раздался крик сразу нескольких голосов. Штаден остановил коня, оглянулся. И волосы зашевелились у него на голове.
Из-под черных дымящихся развалин того самого дома медленно выбирались какие-то существа. Одно - высокое, со взрослого человека. Оно медленно, покачиваясь, поднялось на ноги, обгоревшие до костей. Черное безгубое лицо склонилось к развалинам. Рука в лохмотьях обгоревшей кожи потянула еще кого-то из-под углей: волчонок, не волчонок, а так - что-то маленькое, обуглившееся, но еще живое.
"Да это ж наша хозяйка с Оськой!" - в ужасе понял Штаден, вскрикнул не своим голосом, и погнал коня прямо через озеро, прочь от деревни.
Он не оборачивался, не хотел видеть того, что будет дальше.
А обгоревшая мать взяла на руки черное скулящее существо и, баюкая, пошла прямо по тлевшим угольям, не разбирая дороги, - к лесу.
* * *
Прим. Генрих Штаден - реальное историческое лицо. Служил в опричнине Иоанна Грозного. После возвращения на родину написал записки о своей жизни в Московии.