- Да, он напал на наш отряд, с ходу убил великана, порубил одного, второго, еще одному выпустил кишки, а мне говорит "иди и скажи своему вождю, что я приду за ним". А глаза у него такие ДОБРЫЕ!
"Я всегда хотел узнать, что такое "мир". В детстве меня это волновало не так сильно, как и то почему я не такой как все. Мне не было интересно, почему моя кожа черная, как уголь в матушкином очаге, а уши острые и подвижные как у старого серого котяры, распластавшегося на деревянном полу, да и глаза похожи на него... мне было более насущным сначала то, что я напоминал девушку длинными волосами и хрупкой ладной фигурой, а затем мой интерес к ним.
Я сам понимал, что это не нормально. Мои ровесники их презирали, смеялись и не хотели общаться, а я...меня к ним тянуло. Мне хотелось прикасаться к ним, к их коже, волосам, губам...Мне казалось это единственно правильным, верным и совершенным. Это было единственным, что сдерживало... что? Тогда я еще не знал, не понимал от чего спасаюсь, зарываясь в мягкий шелк волос с запахом дикого меда...Сейчас знаю. Маленький ребенок не знает, что такое "хорошо", не знает, что считается пороком, а что благим делом, да и не хочет знать. Я не понимал, почему все ужасаются, когда я говорил, что мне интересно, что внутри того или иного существа или человека, я был, да и сейчас уверен, что люди и внутри разные; мне нравилось наблюдать, как наши охотники разделывают добычу - мне нравился острый запах свежей крови, алый цвет плоти и остекленевшие глаза, все это вводило меня в экстаз. А уж, когда забивали старую корову или бычка, я всегда первым бежал, что бы увидеть, как застывают в ужасе глаза, как дрожь проходит по мышцам, как бездушной куклой, стогом сена, падает туша, а из рассеченного горла плещет как из чистого родника яркая и прекрасная кровь...Пастух меня боялся. Нет мне он об этом не говорил, но блеск его глаз, капли пота и приятно приторный запах страха выдавал его. И это мне тоже нравилось; чуть меньше чем вид и запах смерти, но тоже радостно.
Я часто думал как прекрасно, когда умирает не бессловесная скотина, а разумное существо; как, наверное, сладко упиваться сначала страхом и ненавистью, а потом в преддверия радости умирания, насладиться безысходностью и отчаянием обреченного. И не понимал, что это плохо. И я сказал об этом матери.
Она смотрела на меня спокойно, но страх проглядывал в дрожи ее рук. Она так ничего и не произнесла. Но больше я не возвращался к этой теме. Мне было противно упиваться Ее страхом, это было как-то неправильно, не вкусно. И я молчал.
В тот день я впервые поцеловал девочку. Мне было пять. Мне было всего пять, когда впервые я захотел убить, всего пять, когда я впервые захотел поцеловать девушку- это ненормально для человека, но я не он. Я не знаю, нормально ли это для дракона или дроу- не знаю, да и знать не хочу. Когда я ее целовал, я забыл об алом и думал лишь о ее зеленых глазах. Это было так же прекрасно, так же чудесно и возбуждающе. Нас застала матушка. Как она кричала! Но мне было все равно- я был счастлив. И почти не думал об убийстве.
С тех пор всегда, когда во мне просыпался истинный Я, когда я не мог терпеть жажду крови, боли и страха, когда мои глаза начинали полыхать и плавиться...тогда я шел к ним, к созданиям с мягким телом и горячими руками, что бы забыться в тепле и ласке. Я не понимал, почему лишь рядом с ними я был "как все".
А потом, через пару дней я снова шел к охотникам.
И спрашивал Марью: "Что такое "мир"?"
Прошло двадцать два года. Меня уже давно не считают девушкой- я вырос, да и за внешней хрупкостью уже чувствуется сила. Мне говорили, что я похож на змею. Но я не обижался- они ведь такие красивые, не правда ли?
У меня много детей...Двадцать пять. Столько, сколько девушек в двух ближайших деревнях. Нет, девушки знали нужные травы...Но я был сильным и красивым, и они хотели детей. Это естественный отбор, как цинично это не прозвучит. Я не верю в любовь...ну или просто не знаю, что это. Не верю в любовь к чужому, ибо детей своих я люблю.
Мой мир изначально был разделен на "своих" и "чужих". Мне уже двадцать семь, а в лагере "своих" только трое- матушка и двое старших- девочка Сальтаре и рыжий Аги. К остальным меня не пускают родственнички, хех...За них я готов отдать жизнь, а на других мне плевать. Это, наверное, плохо, если я не мог сопереживать им...наверное. Я не знал, я всегда боялся спросить матушку...Я понимал, что это не правильно, но это не значит, что я не принимал свою истинную сущность. Тогда я сделал первый шаг по своему пути- признал себя.
Нет, я не прав, по-моему есть еще один дорогой мне человек- старик без имени, которого все называли Отцом. Он учил меня сражаться. Отец был стар. Говорили, что он еще в Великой войне участвовал...ну, конечно, не той, Первой, а седьмой или восьмой...Но все равно для нашей деревни это было значительно! Именно он научил меня управляться с полумесяцем под косой...Да и косы заплел тоже он.
Я никогда не забуду тот день, когда ко мне, пятилетнему мальчику подошел Он.
Высокий, крепкий старик с белыми волосами, рассыпанными по плечам( он никогда не заплетал их, но они всегда были чистыми и густыми). Уже немолодое тело, покрытое морщинами, все еще сохраняло остатки былой силы и внушало уважение и опасения...Смуглый почти до черноты он всегда ходил уверенно и резко, казалось, он не идет, а рассекает пространство; волевая складка губ замерла в холодной и бесчувственной улыбке, а вот его темно-карие глаза всегда улыбались за губы. Через все лицо шел безобразный шрам, пересекая лоб, правый глаз, переносицу и искажала левый угол рта, превращая его в ту самую холодную улыбку. И его тело тоже было покрыто сетью старых шрамов, рваных ран, уколов...Некоторые были до сих пор болезненные, так что в осенние вечера Отец был особенно ворчлив.
Я уже давно наблюдал за ним- старик был мне интересен. В нем не было страха.
Это был теплый осенний день, один из тех дней, когда солнце еще парит, но от земли веет холодом после промозглой ночи...Мне было пять. Почему-то именно пять лет стали для меня рубежом, все, что изменило мою судьбу, определило жизненные позиции- все случилось именно тогда, после того как зима пришла в пятый раз от моего рождения.
Он подошел ко мне и сказал:
-Ты хочешь силы?
И я ответил:
-Нет.
-Ты хочешь власти?
-Нет.
-Ты хочешь богатства?
-Нет.
-Ты действительно интересен. А чего ты хочешь?
-Познать себя.
-Странный ответ для пятилетнего мальчика...
-Мне часто говорили, что я странный.
Мы помолчали. Он сел рядом на замшелый камень и достал свою глиняную трубку на длинном мундштуке из темного дерева с искусной резьбой по всей длине. Уверенным движением набив трубку, он высек из огнива искру и закурил. Сиреневатые клубы дыма на миг скрыли его лицо, но порыв ветра унесли их вправо...
-Ты не странный...просто не человек.
-Почему?
-Почему не человек? Потому что твои родители не люди.
-Мама Марья не человек?
-Нет, Марья человек, а твоя мать нет.
Мама Марья никогда не говорила до этого, что я не ее сын, но я был не глуп(теперь я знаю, что драконы взрослеют раньше), и понимал, что не похож на эту светлокожую полную женщину.
-Дроу, дроу и дракон...Они твои родители.
Мы снова молчали и смотрели как уходит за горизонт солнце, окрашивая вершины деревьев в алые краски, как медленно надвигаеться ночь, накрывая одеялом.
А еще через два дня он принес мне мои первые кинжалы, сделанные из двух кривых ножей, старых и тупых.
Он учил меня каждый день, утром и вечером. И мне это нравилось, это тоже отвлекало от жажды. Мы больше никогда не возвращались к этому разговору. Я знал, что он тоже не сможет сказать мне, что такое "мир".
Лишь однажды он спросил меня:
-А что если для того, что бы узнать о себе все, надо будет уничтожить многое и многих?
-Да.
А еще через пару лет, когда мои волосы отросли до пояса, он заплел их в сотни маленьких косичек, а потом в одну, сложную и красивую, по обычаям светлых эльфов.
-Ты странный и все вокруг тебя должно быть странным,- и засмеялся. Отец смеялся красиво- звонко, громко и заразительно. Слушая его смех хотелось тоже смеяться...хотя тогда я не знал, что в этом смешного.
Прошло еще десять лет. Я стал красивым(но не считал причиной гордиться), и уже не был похожим на девушку- спасибо Отцу, который гонял меня жестко, даже жестоко. Так что теперь мое тело было хоть и не особо мускулистым, но крепким и поджарым, с широкими плечами и узкими бедрами, сильными ногами и руками, да и лицо начинает становиться все больше и больше резким и угловатым. А под косой уже висел огненный полумесяц, слегка заточенный и тяжелый. Я никогда не говорил с ним о том, почему он учил меня обращаться с оружием Светлых, почему он заплетал мне косу Высокого Рода, почему поощрял меня в моем увлечении ситарой...я знал, что наткнусь на его извечную шутку о моей "странности". Я просто принимал это, как принимал изнуряющие тренировки, умения, знания- все, и о войне, и о битве, и о жизни. Старик давно взял привычку разговаривать со мной на закате, и я уже привык, что лишь лучи светила заалеют на горизонте, он будет сидеть на ступенях Марьиного дома с неизменной трубкой в зубах, готовый рассказать что-нибудь новое и интересное.
В тот, так запомнившийся мне вечер, он говорил со мной о драконах, о драконах и дроу, обо мне. В тот день, в день, когда я разменял пятнадцатую осень, я сделал второй шаг по дороге к себе- осознал себя.
Все было как всегда- тишина, пение запоздалой птички, солце и сладковато-горький привкус дыма на губах. И Отец, все так же сидящий на ступенях, так же постукивал по деревянным доскам старую военную песню, восхваляющую Бога Войны...все так и, одновременно, не так. Тогда разговор начал я.
-Отец, сегодня я видел чужака.
Ответом мне были лишь новые клубы дыма, вырвывшиеся из глинянной трубки, да одобрительное покашливание.
-И ты видел его,- утверждение, не вопрос, скатилось с губ.- Он стоял и смотрел с высокого холма на востоке. Отец, почему ты никому не сказал!
-У него были золотые глаза.
-Я не знаю, Отец, он исчез как только я его заметил. Да и какая разница! Это мог быть разбойник!Отец!
-У него золотые глаза. Я знаю.
Тогда у меня не было ответа- я не мог понять, почему так важно, что у незнакомца, побоявшегося войти в деревню, золотые глаза. Это было не существенным для пятнадцатилетнего парня.
Еще немного помолчав, он, в последний раз затянувшись, отложил трубку в сторону и произнес:
-Пришло время поговорить о твоих родителях.
Жестом приказав мне замолчать, он продолжил:
-Да, сынок, это очень важно. Важнее, чем все о чем мы говорили раньше. Тот человек с золотыми глазами всегда стоит на восточном холме в час заката в день, когда ты прощаешься с еще одним годом. Это твой отец.
Неожиданная обида затопила мое сознанье. Хоть я и говорил, что мне безразлична судьба моих настоящих родителей, по настоящему мне стало до безумия больно осознавать, что мой отец, приходя в деревню, ни разу не подошел ко мне. Зацепив край губы острым клыком, до боли, до крови- что бы не пускать непрошенные и горькие слезы обиды, я отвернулся, прошипев:
-И что ему было надо?
Старик удивлено оглянулся:
-Ты что, обиделся? Вот цаца! Для тебя же стараются!
И не дав мне разразиться тирадой глубоко обиженного судьбой существа, Отец начал свой рассказ.
-Мне кажется, что ты уже достаточно взрослый, чтобы понять, то, что я тебе расскажу. И пусть Марья хоть всю ночь ругается, но я должен объяснить тебе все...В конце концов это тебя, а не ее касается!
С чего бы начать...Наверное, с драконов. О них вообще мало, что известно, ибо с Существами-С-Материка, как они нас называют, дети Черного Дракона не очень-то общаются...Почему? Презирают. Драконы, наравне со Светлыми эльфами, Древнейшая раса Соррена, первая у подножья трона Своего Господина, названного противниками Врагом. Да-да, малыш, тем самым, поверженным Единым Пресветлым...Или не поверженным, ибо свидетелей не осталось, а показания разрозненны. Ну не будем углубляться в религию, а вернемся к нашим баранам...то есть я хотел сказать- драконам...Итак созданная Темным, эта раса всегда отличалась необузданным нравом и его повышенной кровожадностью, все представители которой являются великолепными воинами. А так же все они имеют вторую, звериную, ипостась- огромный крылатый ящер, способный извергать чистую магия, обращающуюся в Мире в пламя, молнию, свет, воду или ветер...Во втором же обличье они напоминают...нас. Высокие, широкоплечие, жилистые, с крупными, но полыми и легкими, костями- от некоторых из народов степи их отличают по трем вещам- необыкновенно желто-оранжевые глаза с вертикальным, змеиным зрачком, острые уши, идущие не вверх, как у Светлых и дроу, а чуть-чуть в стороны, и черепу- с острыми, резко выступающими скулами и подбородку. Во владение им Черный Дракон, Старшее Божество Тьмы, поднял огромный архипелаг в самой середине Матери-океане...
-Отец, а что такое океан?
-Это очень большое озеро... Настолько, что находясь на архипелаге драконов, названном Отцовскими Горами, видишь как диск солнца садиться и заходит в воды Матери, а землю материка не разглядит и эльф.
-Большая...
-Да, большая...Но давай я продолжу. И с тех пор, вот уже много тысячелетий живут драконы во глубине пещер, охотясь на морских тварей и принося жертвы Богу-Дракону. Сам Дракон уже давно не спускается на землю из Верхних Чертогов, а правит драконами Его сын, белокожий Властелин Атердоминиус...Вот уж истинной воплощение всех пороков крылатого народа! Жестокий, кровожадные, необузданный и непредсказуемый, он в железной когтистой лапе держит своих подданных. Рожденный Черным от Матери океанской, Морской Змей оказался калекой- полуслепой, не переносящий лучей солнца, обреченный на жизнь во мраке пещер, лишь изредка в обличье дракона выплывающий наружу, он озлобился и зачерствел. Лишенный друзей и соратников., окруженный только восхищением и страхом, завистью и пресмыканием, он разучился верить кому бы то ни было....Так шли века.
Все общество драконов построено на Законах и Табу-запретах, за нарушение которых грохзит смерть не только тебе, но и Роду. И одним из главных является Закон-О-Крови и Табу-На-Смешение. А значит это, что ни один из драконов, не желающих изгнания и смерти, не должен смешивать свою кровь с кровью другой расы. Иными словами, не должны появляться полукровки. Тебе, наверное, интересно почему такой закон? Ответ простой- полукровки не имеют второго облика, что у драконов считается не просто ущербностью, это считается позором. В их скалах, главное, что ценится в разумном- это сила, а разве сможет победить и выжить в ритуальной битве человек, вышедший По-Закону без оружия, дракона в его боевой ярости? Вот и ответ на твой вопрос, малыш. Для всего есть причина...
Шли века, тысячелетия, и никто не смел нарушить этот Закон, пока, шестнадцать лет назад, наследник Владыки драконов не приехал в земли народа Ллос...
Отец сорвался на кашель и, отмахиваясь от помощи, отхлебнул отвар из старой потертой фляшки. Переведя дух, он продолжил:
-Теперь надо сказать пару слов и о дроу, подземных эльфах. Ну о них ты знаешь поболе, чай соседи как никак... Вторая по старшинству темная раса, живущая в недрах гор и прославившаяся по свету своим коварством, поклоняющаяся Королеве Пауков. С Первых дней Творения, лишь женщины, избранные Паучихой, могли владеть Силой изменять горы, управлять камнем...И именно они оказались у власти, когда Ллос ушла из пещер. После этого лишь немногие из мужчин смогли добиться призвания в народе дроу. Так вот в один из зимних вечеров, в опочивальне Королевы собрались многие- врачи лекари, охранники, жрицы, даже дочь Владычицы, судорожно сжимая в руках небольшую свечку, стояла в края ложа матери- в этот день, уже почти три столетия назад, у ныне покойной королевы родилась младшая дочь, избранная Ллос, красавица Арборис, Тень...
А далеко-далеко, в океане, с вершины отвесной скалы вылетал на первую охоту молодой Воин-дракон, Ардор.
Пройдут столетия, и эти двое встретятся на балу, и один из Законов окажется нарушен. Уж не знаю, любовь ли соединила их, похоть ли, а может и вообще случайность, которую почему-то зовут судьбой....но это случилось.
И что бы спасти рожденного сына от унижений и смерти, двое отступников решают спрятать дитя в землях людей. И больше никогда не видеть его, что бы не привлечь к мальчику внимание мстительного Атердоминиуса.
Старик тяжело вздохнул, следя как последний лучик солнца исчезал в кружеве веток и листвы.
-эту историю рассказала Марье твоя мать, Верховная жрица Ллос, Арборис, а она рассказала мне. Теперь ты понимаешь почему он не подходил близко? Он просто не мог, боясь, что кто-нибудь заметит его пристальное внимание...А вот мать твоя раньше часто заходила к Марье, да пела тебе древние песни, пока не избрли ее Жрицей да не стало опасно ее внимание.
Я молчал. Тяжело в один прекрасный день осознать, что ты приговор своему отцу и позор своей матери, тяжело понять, что пройдет еще лет десять и на тебя начнеться охота, ибо рано или поздно, но неучтенный дракончик обнаружиться...Тяжело и взрослому мужчине, а каково пятнадцатилетнему мальчику, пусть и смышленому не по годам? Я сидел на пыльных ступенях крыльца и дымил, как было хорошо, когда я не знал об этом...зарыв свои ладони в ворох растрепавшихся косичек, я оперся ладонными о колени. Скрывая искаженное страхом и отчаянием лицо за золотым занавесом, и больше всего на свете ненавидя в этот миг свою "странность".
-Зачем, зачем ты мне это рассказал, зачем? Я был так счастлив...Зачем?- хриплый, срывающийся голос, вырывающийся из горла, разрывал безмолвие ранней ночи, а я впервые радовался, что солнце зашло и никто сейчас не может видеть мое лицо.
-Зачем, ты спрашиваешь?- воин снова набил трубку, и сейчас, щелкнув огнивом, раздувал огонек. Когда травы начали тлеть, освещая его лицо- суровое и спокойное, он продолжил,- Потому, что ты сам меня просил...Помнишь наш первый разговора, тогда, десять лет назад? Ты сказал, что хочешь познать себя...Разве ты не понимал, что будет тяжело? Разве не готов ты? Если нет- еще не поздно повернуть назад. А что, тоже не плохо- останешься здесь, заведешь семью, деток, будешь пахать, сеять, охотиться...Тоже ведь неплохая жизнь! А коли не желаешь этого, так тогда не надо жалеть себя! Что бы познать себя, надо сначала осознать свою сущность, узнать свой путь, принять его и без колебаний пройти до конца! И только тогда, там, в конце дороги, ты сможешь найти ответ на твой вопрос!
Он повернулся ко мне и быстрым движением снял цепочку, едва не разорвав бровь. Я, чуть слышно вскрикнув, повернулся к учителю.
-Еще не поздно уйти. Пока,- о четко вытелил это слово,- не поздно. Но уже завтра дороги назад не будет. Реший, кто ты, Кантаре- сын деревенской знахарки или бастард отступников. Решай, хочешь ли ты идти по своему пути, даже если он приведет к смерти, или лучше вообьще не ступать на эту дорогу...Решай, сынок, у тебя осталась только эта ночь.
И он ушел, оставив меня нандине с мыслями, страхами...и цепочкой отца матово блестевшей в лунном свете.
На следущий день, лишь тлько первые лучи рассвта коснулись трав на восточном холме, я стоял в дома учителя, а справа, как ответ на все мои страхи блестела цепочка Рода, заявляя всему миру, что полукровке готов принять свою судьбу.
С тех пор я никогда не пропускал занятия у Отца. Я хотел быть готовым к тому, что весь мир начнет на меня охоту. Я собирался в ней победить и доказать своим родителям, что обойдусь и без их защиты. Я тренировался от заката и до рассвета, изнуряя себя до обмороков, до того, что был просто не в состоянии встать. Марья причитала и ругалась, ворчала и охаживала меня своим любимым веником- но все было без толку. Не знаю уж от кого мне перешло упрямство...скорее всего от обоих, ибо если я что-то решил то пер вперед как боевой шакр- по рассказам Отца гигантский и неповоротливый зверь, покрытый твердой броней, который, будучи использован в сражении, разбивал строй противника и, на замечая ни каких ран, шел напролом. Так что вскоре( годика через два) она сдалась.
Отец был строгим учителем, не терпящим никах ошибок. Все всегда должно быть идеально. И я старался.
Каждое утро начиналось с бега. Поднявшись с постели и вылив на себя пару ведер колодезной воды, я, спешно вплетая в косу снятый на ночь полумесец, бежал к восточному холму и, подняв у корней растущего на его вершине дуба пару каней внушительного веса, бежал вокруг посевов. Тогда я впервые испытал острую потребность что-нибудь поджечь, что бы хоть как-то уменьшить расстояние. Я падал, отбивал пальцы, руки и ребра тяжеленными камнями, понимался и снова бежал, исключительно на собственном упрямстве и гордости. Но со вресенем я начинал привыкать и же бежал не спотыкаясь, ощущая привычную тяжесть на плечах. Но как только учительт это заметил, на пригорке поменялись камушки, так что история снова повторилась. Но я не жаловался, ощущая, как с каждым днем мое тело наливается силой и уверенностью, как скручиваются в крепкие веревки сухожилия и мышцы, а движения боя становяться все смертоноснее.
После бега Отец снова обливал меня водой из колодца, после чего командывал растираться скрученным поотенцем из мякгой ткани. И только после того как мое тело практически чернело от жара, мы начинали занятия. Учитель всегда был спокоен и расслаблен, казалось, для него это была просто детская игра, в то время как я, истекая потом и кровью из многочисленных, но неглубоких царапин, носился вокруг него как волчок, пытаясь достать. Эти царапины вечером смазывала мамка, сварливо ворча на учителя. Но избежать их не получалось- учитель считал, что тренироваться можно только настоящим оружием, путь и ненаточенным.
Несколько часов кружения и я, выдохнувшись, валюсь на землю. А учитель, как будто только заметв меня, начинает разбор полетов:
-Ты как всегда слишком торопишься...Да, воя нечеловеческая скорость- твое преимущество, но сколько-нибудь опытный противник с легкостью будет предсказывать твои удары, и отражать их. Нельзя полагаться только на одно, Кантаре, надо развивать все. А ты почему-то упорно игнорируешь все то, что я тебе обясняю. Если я говорю, что твоей скорости МАЛО, я имею ввиду, что к ней нужно что-то еще, а не то, что она МАЛЕНЬКАЯ. Не нада тренировать скорость, тренируй технику, интуицию! Не расходуй энергию понапрасну! Что за дело- четыре часа схватки, и тебя можно брать голыми руками! Не забывай зачем это! Ты сам принял решение!
Вздернув меня за воротник рубашки, Отец начинал учить меня технике. Вот это-то и было настоящим адом. Дотошливый до одури, Отец заставлял меня по тысячи раз делать одно и то же движение, пока не видел, что я пятьдесят раз подряд делая его без единой, даже самой мелкой, на пару миллиметров, помарки. А для меня это было очень сложно. Кому-то везет родиться с талантом мечника, воина...мне не повезло. Мне досталась любовь к сражениям, но недосталось и части отцовского таланта. Я был середнячком, лишь упрямством выкарабкавшись на ступень выше обычного наемника. Единственное, что у меня действительно получалось- так это использование боевой косы и полумесяца...как смеялся Отец- "Теперь делай морду кирпичом, и все будут думать, что ты круче крутого яйца!". Да уж только на это мне и оставалось надеяться...
Так продолжалось до обеда, после чего у меня было немного свободного времени, собирание трав для мамки и закатный разговор с учителем.
Шли года, я тренировался, учитель мучил меня, а я, наверное, мучил учителя...Ни с мечом, ни с копьем, ни с секирой у меня так и не сложилось...зато неожиданно два небольших кинжала работы сидов удобно легли в руки. Руоять, сделанная из рога какого-то лесного животного было теплой и необыкновенно удобной, она была вполне обычной, без каких-либо украшений и странностей, но вот остальное...Это оружии не походило ни на что ранее мною видимое- лезвие кинжалов изгибалось НАЗАД, так, что скользила к локтю, прикрывая предплечье. Само лезвие было необычайно тонким, чуть зеленоватого оттенка и гравировкой, напоминавшей мне о древесной коре...Хотя когда я спросил Отца почему на них такая странная вязь, он сказал, что его ВЫРАСТИЛИ...но думать об этим как-то не хочется, так что пусть будет просто гравировка...Единственным минусом оказалось то, что это было оружие уж очень близкого радиуса, честно говоря это вообще было скорее легкое дополнение в рукопашной...Так что учитель искренне пожелал мне отпугивать всех косой, вручая мне кинжалы.
Пусть я не стал Мастером боя, но по крайней мере уже мог себя защитить- я выигрывал ровно половину схваток с Отцом, а если при мне был мой полумесяц, то и четыре пятых. Отец продолжал сетовать, что у меня нет опыта реальной схватки, но с этим можно было пока не торопиться, моя уже подросшая интуиция где-то еле слышно подсказывала, что скоро его будет хоть отбавляй. И я был склонен ей верить.
За эти пять лет произошло многое...Свидания с девушками, драки с их женихами/братьями/отцами( нужное подчеркнуть), дети...В деревне как оказалось к "бастардам" относятся просто, так что я не беспокоился, что кто-нибудь бросит моего ребенка, потому что у него уши не такие, нет, этого никогда не случалось. Девушки тоже не огорчались, особенно, если учитывать, что у Марья всегда можно взять нужной травки, если не хочешь ребенка. Но они хотели, хотя, после рождения, родственники "жертвы" "коварного соблазнителя" обычно не пускали меня к ним. Единственным исключением оставались двое старших- девочка Саль и мальчик Аги, дети двух лучших подруг- Зарины, дочери старосты, и Златы, дочери кузнеца. Две веселые хохотушки часто приходили в дом Марьи за травами для родителей и всегда приводили за собой неразлучную парочку детей. Мне нравилось наблюдать за ними, как они играют, смеются, как называют меня "папой", и спрашивают почему у нас такие уши, и обнимать их, когда они заснут, уткнувшись в мои косички...Это было так необыкновенно тепло сидеть у теплой маминой печи, пить чай, вяло перешучиваясь с подругами, слушать добродушное ворчанье матушки, которая пытается спасти пирог от лап двух лисят, пытающихся обдурить "бабулю" и таки стащить лишний кусочек, а вдыхать терпкий дым старой глиняной труби учитель...Дом, это был действительно мой настоящий дом.
Но все началось меняться. И перемены начались в тот день, когда ушел Отец. Наверное, он был не простым воином, наверное, он был не просто человеком...наверное. я так и не спросил, я так и не узнал- он умер, когда мне исполнилось двадцать, как будто исполнив долг. В один из теплых осенних дней он не пришел к нам на чай, как приходит вот уж пятнадцать лет, и я, забеспокоившись, пришел к нему в хижину на краю деревни. Казалось, он просто спал- настолько счастливым и умиротворенным был его вид...но я понимал, что он никогда не очнется от него. Никогда больше не закурит свою трубку, никогда не заговорит со мной на закате, не расскажет очередную байку о своей службе...Я не мог ничего сказать, не мог даже заплакать...я так и стоял там, замерев в нигде, смотря на его спокойное лицо и ожидая. Что он сейчас встанет и скажет: "Как, малыш, испугался?". Но он все лежал, улыбаясь...А я смотрел, не замечая, как на Соррен уже опустилась ночь, а матушка трясет меня за плечи, захлебываясь в слезах...
А потом были похороны. Я стоял и смотрел, как его тело, рассыпается в языках пламени, как исчезает, развеявшись пеплом человек научившись меня Жить. Отвратительный запах горелой плоти впитывался в кожу, в одежду...Все старались отойти подальше от дыма, от костра, что бы не чувствовать его...я же, наоборот, старался запомнить все, что было с ним связано...Так начался мой новый этап жизни. Нет, по правде говоря, он начался намного позже, через целых семь лет, когда я, вылезя из объятий Зарины и Златы в день своего двадцатисемилетия, отправился искать "мир"...Но в моей памяти этот день навсегда связался в копотью и отвратительным запахом горелой плоти.
И все начинается сначала.
Мне двадцать семь.
-Мама, а что такое "мир"?"- заканчивает рассказывать золотоволосый юноша, лениво перебирая локоны подруги лежащей у него на груди...
-Да, вот так все было...Что, ты уже спишь? Прослушала? Спи, спи...Я тебе потом другую сказку расскажу...
Вечный лес,
Ивариэль Аль"Ириус,
Первый Князь
В тени Великого Ясеня всегда царила прохлада, так что Ивариэль пожалел, что оставил в кабинете плащ Первого, ибо при всем его неудобстве, он был довольно теплым. "Но поздно сожалеть об упущенном"- поежился Князь, смотря на бьющиеся об корни волны. Сегодня Мать-океан была особенно недовольна- белые кружева на гребнях волн с грохотом обрушивалось на песок у ног Ивариеля, и с недовольным урчанием уползали назад, что бы через секунду снова накинуться, пытаясь достать до ног, затянутых в сандалии, сплетенные из трав и кожаных лент.
Первый Князь, внук Светлого Владыки, первого из эльфов, уже привык ждать. Каждый день, когда воды матери отдавали Соррену диск солнца, он уже сидел в корнях Вечного Ясеня и ждал, ведь возможно именно сегодня Тот день., день, когда из Чертогов Единого спуститься его дед, что бы раскрыть им суть предсказания, ибо сказано: "Когда солнце окрасит воды Матери перламутром, придет Рожденный Светом, Первый из Равных, и расскажет потомку о возвращение, Того, Кто Был Забыт, и о сыне его, Рожденном Неизгнанными Отступниками, и засияет звезда Единорога над ветвями Вечного, и тогда Предательство защитит Равновесие, а Верность ввергнет мир в пучину Хаоса". Сколько веков лучшие из лучших, мудрейшие из мудрых пытались расшифровать пророчество, но не могли даже приблизиться к разгадке. А Ивариэлю, как потомку Рожденного Светом, было строго наказано каждый рассвет встречать на корнях Ясеня, что бы быть уверенными, что явление не пропустят... "Вот сами бы и попробовали посидеть! Холодно и мокро...Эххх..."- тяжело вздохнуло первое лицо Вечного Леса,-" И кто еще мне врет, что я тут главный?! Все посылают бедного князя куда хотят...". Ивариэль снова вздохнул, собрался и принял вид, приличествующий Первому Князю Светлых Эльфов. Ожидающему явления предка- то есть морда кирпичом, а в глазах легкое волнение...
Надо признать, получилось величественно, и если бы пролетавшие мимо чайки имели бы хоть малейшее чувство прекрасного, то несомненно бы упали в обморок от восхищения тонкой высокой фигурой, сидящей в корнях гигантского дерева, как на троне. Затянутый в светло-зеленое одеяние, окутывавшее его от горла до пят, эльф, казалось, был видением- светло-золотистые прямые волосы, заплетенные в пять сложных кос, украшенных множеством мелких каменьев, спадали до пят, переливаясь в рассветных лучах так, как будто были покрыты росами, огромные , опушенные почти незаметными, но крайне густыми светлыми ресницами, мерцали темно-синим, но иногда в их глубине отсвечивало зеленью, тонкие губы сложенные в теплую и всепонимающюю улыбку прекрасно дополняли образ Князя. Его величие даже не портил простой домашний костюм- светло-зеленый халат с изумрудным воротником-стойкой и длинными, до второй фаланги, рукавами. Нет, он только придавал ему естественности... "Вот, что значит актерское мастерство..."- восхитился стоящий на краю полянки эльфенок с соломенной растрепанной шевелюрой." Даже прерывать как-то стыдно."- подумал Рожденный Светом и сделал шаг к своему внуку.
Когда сзади раздались шаги, Ивариэль уже собирался уходить, так что даже вздрогнул от неожиданности. Стоящий у края Леса эльфенок сдавленно хихикнул, увидев как парадно-торжественное лицо Князя сменяется его удивленно-растерянным вариантом. А сам Князь рассматривал мальчика с золотым гнездом на голове сквозь которое проглядывали большие острые уши, а на светлом, покрытом золотистыми веснушками лице, сияли любопытные голубые глаза. Бело-золотистая рубашка, распахнутая на груди, темно-коричневые мягкие брюки и белые высокие сапожки на низком каблуке- все это было помятым и запачканным травой...Ну совершенно не внушающий доверия паренек в самом центре Священной рощи, у корней Великого Ясеня...
-Что ты здесь делаешь, маленький?
Дальнейшая пантомима в исполнения эльфенка поставила Князя в тупик- или он пытается не засмеяться, или ему плохо...и почему-то смотря на мальчика, Ивариэль склонялся к первому варианту. Но это было невероятно.
Судя по всему вся гамма чувств пробежала по лицу Первого, так как несносный мальчишка все-таки не сдержался и до неприличия громко заржал. Абсурд. Священная Роща, Первый Князь с отвисшей челюстью и валяющийся на земле паренек, повизгивающий от смеха. Смешно. Ха-ха.
В душе Ивариэля медленно поднималось раздражение- над ним, Первым Князем Леса, потешается парнишка в грязных сапогах! Словно почувствовав измененившееся настроение Князя, мальчик с соломенными волосами замолчал и, отряхнувшись, поднялся...спектакль "Князь с отвисшей челюстью" часть два, ибо тот, кто поднялся, совсем не походил на лохматого ребенка. Высокий, болезненно-тонкий мужчина с длинной, тонкой шеей, тонкими запястьями и ухоженные пальцы...Его золотые волосы мерцают в рассветных лучах, а глаза сияют истинной мудростью...
-Приветствую тебя, мой потомок!
Немая сцена.
Когда Рожденный Светом ушел, вновь приняв облик непоседливого мальчишки, Ивариэль тяжело вздохнув, уселся на корни. "Что ж, как это ни печально, но бремя перемен пришлось на мою жизнь, а значит нужно действовать...бремя Предательства, да, дедушка?".
А где-то в небе заливалась смехом тень голубоглазого мальчишки.