Аннотация: У молодого аристократа, князя китайского происхождения, владельца корпорации "Трансген А", неожиданно умирает жена. Но и после смерти он относится к ней с очень большим уважением.
Анечка моя вернулась домой в расстроенных чувствах, сбросила туфли и принялась гневаться. Гневалась она на меня, хотя были и другие кандидатуры.
- Успокойся - попросил я от всего сердца.
- Ни за что!
- Успокойся. - я сделал осторожный шаг к двери, но тут же об этом пожалел.
- Да, да, иди отсюда! - кулак в белой перчатке с размаху впечатался в стол. - И без тебя обойдусь!
- Так чего ты от них хочешь? Не кашляй! Не кашляй, платье порвется! Эх, тыыыыыыыыы...
- Я не хочу, чтобы они называли меня зомби!
- Так они же других слов не знают!
- А мне плевать, что они не знают! - перчатка порвалась. От третьего удара бедный стол начал трещать. Она и при жизни-то была беззаботна и не соразмеряла собственной силы, а уж сейчас...
- Да ты им хоть слово-то придумай. Как тебя объявлять на этом приеме? "Княгиня Анна, почтенная носферату"? Тогда подумают, что ты вампир, и все равно разбегутся. Как теперь называют умерших со свободной волей, я не знаю! А если все сделано по форме, то зачем было поднимать такой скандал?
- Делать мне нечего! Ишь, разошлись! Ой, ой, он все-таки сломался...
- Я куплю тебе какую-нибудь другую мебель. Настоящий деревянный столик для кофе. Ты же хочешь все как полагается.
- Ла-а-адно... - протянула моя супруга, перестала гневаться и повернулась ко мне спиной. - Помоги мне снять это платье.
Я аккуратно потянул за конец шнуровки. Последние три месяца платья приходилось шить на чехол - во избежание каких-нибудь глупостей.
Чехол мы с Анечки теперь не снимали, чтобы не продуло.
Умерла она три месяца назад, а заметили мы это не сразу. Как-то нехорошо получилось.
Анечку представили мне на одном из маминых вечеров. В том году дамам взбрело в голову ходить в кринолинах, и моя будущая невеста была ни дать ни взять девочка-колокольчик. В бело-голубом и молчит. Просто прелесть что за блондинка. Чья-то бедная родственница.
Маман уже давно хотелось меня на ком-нибудь женить, а уж если попалась невестка, которая слова поперек не скажет... Судя по тому, как это дитя смотрело маме в рот, поддакивать невеста научилась еще раньше, чем ходить. К концу вечера я Анечку возненавидел, но к концу недели поддался на уговоры - представил, чем закончатся приключения этой девицы, выйди она за кого-то еще. Кроме того, она молчала, пока к ней не обратятся, и делала все, о чем ни попросишь.
Пожалел невинное создание.
Прошлую мою неудавшуюся невесту маман сжила со свету. В буквальном смысле слова. У бедной девочки случилась аллергия на ос.
У нас было все, как полагается. Вплоть до круиза по Средиземному морю.
Анечка старалась, как могла. Вставала раньше меня на два часа, купалась в бассейне, наводила марафет, перестала молчать и пугаться, делала мне массаж и занимала компанию разговором. Каждый вечер вокруг нас собиралось весьма занимательное общество, а в один прекрасный момент я обнаружил, что сижу с ней в обнимку на бухте каната, и мы самозабвенно целуемся. Хотя ничего особенного до того не происходило.
Аня была редкостно умна.
Первый раз в жизни я готов был сказать маме спасибо.
- Откуда она вообще тебя выкопала? - спрашивал я свою идеальную жену.
- Еще не выкопала - отвечала Анечка и заливисто смеялась. - Вот когда помру, тогда из под-земли достанет.
Я думал, что она шутит. А как-то утром проснулся и заметил, что жена не дышит.
Пришел судовой врач с помощником, пощупал пульс, нахмурился, отодвинул меня и достал аппарат для диагностики.
Аппарат зажужжал, выпустил иглу и мигнул зеленым. Доктор нахмурился.
Потом позвонил капитану и попросил меня сесть.
- Молодой человек, настоятельно прошу вас покинуть каюту и оставить зомби в покое.
- Чего?..
Я еще никогда не видел покойников, поэтому ожидал чего-то страшного. а теперь бояться перестал. Ну, заострились скулы и ввалились щеки. Ну, пожелтела кожа. Но, если хорошо подумать, по спальным районам Москвы и Кабула, где мы живем большую часть времени, бродят еще и не такие красавицы.
А сам я хотя и не желтокожий, но достаточно узкоглазый. Так что, получается, тоже похож на зомби.
- ...и вообще это моя жена - последнюю фразу я произнес вслух.
- Э... - доктор долго и скучно раскачивался. - Она умерла. А теперь может встать и устроить на судне дер кляйне переполох. А это материальная ответственность для команды и...
Гиньоль, подумал я. И заставил себя перейти на деловой тон, потому что ничего другого в голову не приходило. Неужели мужчина должен плакать оттого, что жена больна?
Когда явилась главная корабельная власть, я уже знал права и потребовал нотариуса. После чего сообщил, что имею некоторые возражения.
- Какие возражения? - рявкнул капитан. - У нас на судне зомби! Немедленно выйдите из каюты! - если бы не присутствие помощника, он бы надрал доктору уши. - Это не кино и не спектакль. Вы слишком много на себя берете! Вас никто не станет слушать. Отойдите.
- Нотариуса, пожалуйста - еще раз попросил я, не двигаясь с места, но жалея об оставленной в каюте трости. - Документы. Форма опеки. Заключение о смерти, наступившей естественным путем. Я ближайший родственник. А вообще, кажется, она сейчас проснется, и я, как ближайший авторитетный для мертвой человек...
Всех вымело из каюты, первым выбежал капитан. Меня в этот раз забыли.
Когда Анечка проснулась, она была очень недовольна. Скажем так, очень зла.
Анечка в расстроенных чувствах пнула кровать и сломала ее.
Анечка отпихнула меня с дороги, а я врезался в стену и здорово ушибся.
Анечка сунулась было в дверь, но там сторожил помощник капитана с распылителем, заряженным клейким веществом.
Тогда Анечка упала на колени и заплакала.
Мне стало ее очень, очень жаль. Я подошел к ней и обнял за плечи.
Ничем таким от нее не пахло, скорее, пахло смолой. И чуть-чуть песком. Это у нас был кондишн, а на палубе было очень жарко.
- Ауууу.... - завывала Анечка. - Они меня бросилиииии... они меня в землю закопаюууут... я все слышууууу...
Это было на редкость жутко, но не могу же я бросить женщину в беде. Тем более мертвую.
- Анечка... Ау... Анечка, ты меня слышишь?
- Слышу, слышу - сварливо отозвалась Анечка. - Что, рады, да? Рады, да? Свооолочи! Выдали замуж, в чужую странууууууу, а потом вообще уморилииииии!
- Анечка, ну что ты, ну успокойся... лепетал я и гладил ее по голове. Что делать, было совершенно непонятно.
- Я знаааала, что у меня предрасположенность... - всхипывала она. - Я знааала, что вирус меня не обойдет... У нас вся семья до сих пор работает на плантации сахарной свеклы, а папа с маман навечно заперты в родовом склепе... Хорошо, что ты меня не заговорииил, когда я проснууулась... Я теперь свободна и могу идти хоть на все четыреее.... Ааааа!..
Наверное, во мне взыграла кровь русских бесшабашных предков. Я выпрямился и вспомнил, что у меня есть ответственность. А еще мне жалко Анечку.
- Перестань, перестань. Ну подумаешь, умерла. Умерла так умерла, с кем не бывает. Я тебя никому в обиду не дам... я... я вообще все могу... и... да я тебе все, что хочешь, куплю. Только не плачь. Обещаю.
- Все-все? - заинтересовалась Анечка моя, вытирая и без того сухие щеки.
- Все, кроме жизни.
- Ага?
- Ага. Хотя зачем тебе такая жизнь, да еще и без денег? У тебя есть я.
- Ой! - возрадовалась Анечка. - Красота! Ты самый замечательный муж на свете! - и она закружилась по каюте, щелкая пальцами. На редкость звонко.
- Правда, спать тебе будет не с кем... - подыграл я. Мне было уже не страшно и не грустно. Еще бы, кто же боится такой вот Анечки?
- Но ты же не извращенец? - кокетливо заулыбалась Анечка. - Ты не будешь меня обижать?
Вид у нее был настолько невинный, что на наш хохот прибежал старший помощник с двумя матросами.
По крайней мере, в первую нашу брачную ночь я спал не с трупом. А дальнейшее целомудрие можно и потерпеть. У каждого свои недостатки.
Вскоре после возвращения позвонила моя мама.
- Что я слышу? - вопросила она в трубку. - Ты теперь женат на зомби?
- Мама, сейчас шесть утра, - зевнул я и нажал на кнопочку. В оранжерее было душно, и стеклянная крыша еле сдерживала напор буйной неореликтовой зелени.
Телефон зазвонил снова.
- Ты понимаешь, что это...Это смертельно?
- Так ты же ее мне и представила.
- Эта тварь обманывала меня! Она говорила, что здорова! Она обещала быть послушной! И никакой, никакой благодарности!
- Мама, я тебя очень хорошо знаю. Ты и в самом деле думала, что Анечка меня пришибет, как только проснется? Не переживай, денег я тебе и так всегда дам. Только не звони больше.
В трубке раздалось напряженное пыхтение. Мамочка обдумывала ситуацию.
- Ты не поверишь, ей даже смерть очень идет - хмыкнул я и бросил трубку.
Жизнь была прекрасна.
Вскоре после того, как маман отсудила у нас половину папиного наследства, Анечке моей опять захотелось развлекаться. Но развлекаться было негде. Китайское посольство в Кабуле нас видеть не захотело, а обычный мой круг к тому времени слегка поредел.
Обо мне говорили, что я большой оригинал. Хотя оргий я никогда не устраивал. Что вы.
- Я не могу никуда ходить - кашляла она у меня на плече. - они на меня оглядываются! Я их ненавижу!
- Что, всех убьешь? - неосторожно спросил я. Анечка закашляла еще горше.
- Ну перестань... Перестань! У тебя же голова отвалится.
- Ай! только не голова! - смешно испугалась она и начала хвататься за голову. Выдернула прядь волос и закашляла опять.
- А что делать? Если серьезно подумать, то как тебя ни одень, все какие-то странные намеки получаются.
- А еще я хочу играть в театре!
- Ага... только роли придется выбирать еще те... Красная маска смерти, например... Ай! Не маши руками, ветер поднимается! Вэй, вэй... Ну вот, и полотенце уже улетело...
Анечка наконец рассмеялась.
Мы переехали в хорошее поместье на Western Ukraine. Я снял какой-то запущенный дом и начал устраивать маскарады. К нам ходили. Еще, бы, такой эпатаж. Появлялись и другие, такие же как Анечка. Правда, самые старые из них и говорить-то не могли. И вообще - разве кто-нибудь сравнится с нашей красавицей?
В последний раз моя жена была прекраснее всех - в роли зловещей Черной Испанки с кастаньетами и веером.
- Прррросто пррррелесть! - громко восторгался я утром, читая новости сети. - Кейф! Везде твои фотографии! смотри, как изящно просвечивают кости! И веер красивый.
- А вот в кино сниматься не взяли... - вздохнула жена и пошла скрипеть масленкой. - и кожа что-то отваливается...
Я покраснел.
Анечка моя стала путать день с ночью, и поэтому мы начали выбираться в какие-то дурацкие ночные клубы, как во времена моей юности, окончательно забросив светскую жизнь. Впрочем, я и так из нее временно выпал - маман слегка замутила воду. Я уже размышлял, не вступить ли нам в какое-нибудь общество защиты зомби и сколько процентов от годового дохода с акций "Трансген А." с нас за это попросят, как вдруг Анечке пришла в голову шикарная идея.
- Милый, давай откроем развлекательный центр! У нас будет общество.
- С большим танцполом? - намекнул я. Анечке было уже трудно куда-то выбраться надолго - суставы теряли подвижность. Но насколько впечатляюще выглядит обтянутый кожей скелет за пультом! Само изящество!
- Прекрасно! - обрадовалась моя благоверная и помчалась вниз. Я смотрел, как от подъезда отчаливает машина с шофером и моим драгоценным грузом, и думал о том, не слишком ли много на себя беру. А потом вспомнил капитана.
Сначала программы у нас вел известный ди-джей Хельмет. Но он, не советуясь с нами, сменил имя на Череп, и разъяренная Анечка его выгнала.
Теперь это ее металлический голос командовал на танцполе, прорываясь сквозь рубиновую метель световых пятен:
Вспотевшие танцоры крутились и садились на шпагат, пары держались за руки, не отрываясь друг от друга.
У нас собирались люди, знакомые с музыкой прошлого века. Они могли спорить о ней часами, собираясь в баре за парой не менее допотопных коктейлей. Ретро было на пике моды - агрессивное, жесткое ретро, дитя девяностых и нулевых дат, когда люди теряли голову от одного только ритма, а наши предки зарабатывали свои капиталы. Варварские были времена.
В среде своих знакомых я прослыл меломаном. По этому поводу нам открыли двери некоторых домов, где я до того опасался оставлять электронную подпись, и пошел слух, что Анечкой тайно восхищается диктатор Беларуси.
Анечка любила заводить хаус, брейк и готическое техно, знала старые и новые стили и могла по двадцать часов кряду стоять за пультом. Остальное время у нее занимал подбор программ, прослушивание новых треков и апгрейд компьютера. Спать ей давно уже не хотелось.
Я чувствовал, что теряю жену. Мне не с кем было поговорить.
Однажды она села на край моей кровати и тихо закашляла.
Я проснулся, но не подал виду.
- У тебя нет девушкииии... - хныкала драгоценная Анечка. - У меня есть все... А у тебя нет ничего, кроме меняяя... Это такое гореееее...
- Да какое же это горе? - поразился я, садясь на кровати. - Ну да, без девушки тяжело. Но ведь я обязан быть верным? Или ты думаешь, что девушки не станут тянуть из меня время, деньги и...
- И жилы, в конце концов? - невесело усмехнулась Анечка. - Обещай жениться после того, как меня кто-нибудь сожжет.
Я немного помолчал.
- Анечка... Ну ты пойми... Ты мне как любимый ребенок... кошка... Свечка... Я думал, я женюсь на пиявке. А получил такое сокровище. Я могу с тобой говорить о чем угодно. от меня наконец отстали родственники, бывшие партнеры отца и старые прихлебатели. Я чувствую себя живым, понимаешь? Живым, а не мертвым! Ты самое родное существо на свете. Куда же я без тебя?
Анечка фыркнула и повисла у меня на шее. Кости хрустнули.
- Ой... Правая рука барахлит...
- Нда, надо поосторожней с суставами... - отозвался я.
Мы сидели тихо-тихо, как кролики, зачарованные удавом.
- Ты это... на самом деле... - неловко сказала она в конце концов. - Иди, потанцуй хотя бы...
Я понял.
Я все очень хорошо понял.
Я стоял у стены со своим стаканом томатного сока - все стулья и скамейки в зоне были заняты - и тихо ругал себя за несусветную глупость. Танцующие были гораздо моложе меня. Хорошо, хоть не так уж и светло.
- Привет, че скучаешь? - окликнул меня молодой голос. Голос девушки.
После Анечки моей было очень трудно различать голоса. Оставался один - металлический.
Скучаю - ответил я. В этот момент освободился барный стул, и я попытался сесть.
- Э, это мое! - запротестовал какой-то парень.
- Не докапывайся! - рассмеялась девушка. - Не видишь, подопечный пришел. Тебе его не жалко?
- Жалко у пчелки! - парень не собирался ссориться, и мы с ним выпили. Девушка безостановочно болтала.
- Лиса! - слышалось со всех сторон. - Лиса, пойдем ковыряться!
- Не гони, у меня тут дедуля скучает! Иди лучше к нам! Э, смотри, а вот Макс! Макс - это БОГ! Он знаешь какие шрифты рисует?
Я пожимал руки и раскланивался, как принято у нас, а они хохотали и хлопали в ладоши, как было принято у них. Я был очарован, но так и не решился представиться, боясь потерять нужные ноты общения. Хотя - может быть, им и неизвестно имя хозяина заведения.
- Как тебя все-таки зовут?
- Лиса!
- Так и зовут?
- Ага! Побежали!
В зал падали световые золотые монеты, разбиваясь об пол. Сегодня было особенно много людей - и тех, кто проигрался вдрызг на наших автоматах, и тех, кто специально прилетел на выступление каких-то замшелых "Drive", двадцатый год подряд выдающих какую-то классику.
А ночью за пультом была Анечка, и мир превратился в сказку. Ее металлические слова и словечки чеканились в этот раз с особой напряженностью, и не один раз я замечал, что отвечаю ей - как и в любом нашем разговоре, на любом балу, каким бы он не был.
А передо мной была Лиса.
Лиса уже не болтала. Она вертелась ужом. Она задавала тон своей половине пола.
Кейф передавался от стены к стене.
Я танцевал, как никогда, я был в полном восторге, и если я о чем-то думал, то только о том, как прожить с этой девушкой всю оставшуюся жизнь и умереть в один день.
Умереть в один день, сказал металлический голос.
Умереть в один день...
День, день...
Лад-но!
Лиса захрипела и упала, и в том же ритме продолжали дергаться ноги. К ней бросился ее парень в блестящем костюме и начал орать, перекрикивая шум толпы. Какие-то пижоны дергали меня за рукав. Я не мог остановиться. я танцевал.
Приглашенные танцоры на сцене крутились по прежнему, подражая какому-то африканскому племени. Камеры снимали.
Dropdrop.
Металлический голос отбивал все те же гранки и блестящие монеты, потом - молекулы. Потом - атомы.
Голос разрушил все.
Потом он разрушил стены.
С потолка лился расплавленный битум. Ломались двери - толпа разносила вдребезги коридор, кто-то орал, не в силах выбраться из-под обломков, потом погас свет, еще сильнее запахло гарью, остались неизвестно почему работающие стробоскопы и лазеры. Ритм нарастал.
Анечка воздела руку над головой, и я увидел, как разлетелись костяшки пальцев, тонкие волосы и жемчуг с этих волос.
Дальше я ничего не помню.
Передо мной сейчас белый экран.
Белый экран и черные буквы.
Я каждый год распечатываю то, что хочу сказать Анечке моей, и приношу к подъезду нашего бывшего дома. Писал бы от руки, но правая рука у меня неспособна выполнять мелкие действия. Да, я знаю, я мог бы сойти с ума, но поговорить-то не с кем!
Через год, восстановившись после травм, я женился на самостоятельной, умной, прекрасной женщине, с которой живу до сих пор. Я выполнил обещание. Говорить нам действительно не о чем.
Иногда я жалуюсь Анечке на свою замечательную супругу.