Этот дом располагался в старой части города, на узкой, лениво взбирающейся в гору, пыльной одышливой улочке. Он выбивался из общей шеренги своих соседей, нахально наступая на тротуар, нависая над улицей, как корабль, всей своей неуклюжей громоздкой носовой частью, оставляя пешеходам всего лишь узенькую тропинку, окаймляющую его. Дом был неопределённого, скорее всего сиреневого цвета, размытого многочисленными дождями и прожаренного беспощадным июльским солнцем и вселял в мою душу какой-то нелепый страх и недоумение. Его высокие окна всегда были наглухо закрыты деревянными перекосившимися ставнями. Казалось, там, за его стенами дремлет диккенсовская Англия с туманной удручающей погодой, со сложными взаимоотношениями между людьми. Или буржуазная Франция начала девятнадцатого века, описанная в романах Оноре де Бальзака. Казалось, что там происходит что-то такое, от чего надо держаться подальше и поэтому мне никогда не хотелось разгадать тайну этого странного дома. Я окрестила его "Домом Евгении Гранде".
Впервые, я открыла для себя этот дом лет в четырнадцать-пятнадцать. Именно в этом возрасте мной овладело желание странствовать по городу, в котором я выросла, и открывать для себя неизвестные уголки.
С возрастом, я поняла, что в этом доме не было никакого величия. Это был обыкновенный старый деревянный дом, почему-то стоящий поперёк дороги. И все об него спотыкались. Дом окружал тенистый сад. Но я ни разу никого не видела среди его деревьев. Только синее жиденькое небо светилось над ним.
Шло время, я из мечтательного подростка превратилась во взрослую женщину. На окраине города вырос новый многоэтажный микрорайон, в котором я теперь жила. И проезжая мимо этого дома на автобусе, я никогда не забывала посмотреть в его сторону. Но в доме по-прежнему ничего не происходило: всё те же закрытые ставни, пустой сад. . .
. . .Но вот однажды, впервые за много лет, в один из тех весенний дней, когда солнце особенно ласково смотрит на землю и согревает наши сердца, а на деревьях набухают, готовые выстрелить новой зеленью, почки, я увидела, что дверь дома, выходящая в сад, распахнута настежь. Сердце моё забилось, я подумала: вот, сейчас, наконец, я увижу обитателей этого дома. И в следующую секунду увидела рядом с крыльцом на мягкой весенней травке инвалидное кресло. Человека, который в нём находился, я разглядеть не успела. Автобус промчался мимо, и из моего поля зрения исчезли блекло-сиреневый дом, распахнутая в первое весеннее тепло дверь и человек в инвалидном кресле.
А когда наступила зима, однажды вечером, муж сказал: "на Сочинской был пожар. Дом сгорел". Сердце моё ёкнуло. Я сразу поняла, что это сгорел мой "дом Евгении Гранде". Предчувствие не обмануло. В этом я убедилась на следующее утро. На месте "Дома Евгении Гранде" чернели подёрнутые седым пеплом головёшки. Пустой сад сквозил покоем и тишиной. Даже старые деревья не вздрагивали от ветра.