Смоленцев Алексей Иванович. А.С. Грин: Виноградная Ветвь И Проблема Миропонимания Писателя

Алексей Иванович Смоленцев

кандидат филологических наук,

член Союза писателей России,

(г. Краснодар)

А.С. ГРИН: ВИНОГРАДНАЯ ВЕТВЬ И ПРОБЛЕМА МИРОПОНИМАНИЯ ПИСАТЕЛЯ

Аннотация

Автор настоящей работы рассматривает контексты, сопутствующих феерии "Алые паруса" событий и произведений, с целью выявить свидетельства творческой сосредоточенности А.С. Грина на "проблеме воплощенного Бога" (М.М. Бахтин), которая, по мнению автора исследования, в художественном мире Грина имеет не "религиозные" (А.Н. Варламов), но "поэтические" (В.Е. Ковский) основания.

В.Е. Ковский в статье "Блистающий мир Александра Грина", достойно предваряющей пятитомное собрание сочинений А.С. Грина (1991 - 1997) [7], приводит свидетельство Н.Н. Грин о следующем случае: "Грин однажды сказал Нине Николаевне в Крыму, любуясь виноградной лозой: "Хороша. На руинах живет и дышит ... Вот нарисую я ее, как вижу, будут читать, и будет казаться им, что где-то это в чужой, неизвестной стране, а это тут, близко, возле самой моей души и глаз. Важно - как посмотреть ... " [7, Т.1, 23]. Далее, разъясняя собственный тезис о том, что "эстетической сверхзадачей писателя сплошь и рядом является не уход от реальности, но романтическое ее "остранение", вскрывающее в ней новые, духовные смыслы" [Там же], В.Е. Ковский, говорит о "последовательной и почти глобальной символизации повествовательных структур", о "тяготении к символике у Грина" [Там же]. И делает следующий вывод: "Ключ к художественному феномену Грина следует, вероятно, искать не только в том, что перед нами мир романтический, но еще и в том, что мировосприятие автора исполнено истинной поэзии" [7, Т.1, 24] (здесь и далее акценты текста - текст выделен - принадлежат автору настоящей статьи).

Действительно, в истории о "виноградной ветви", более поэтического, чем бытового. Следовательно, и духовный, метафизический смысл сообщения может оказаться более значимым, чем содержание прямого высказывания. И, важнейшая, по нашему мнению, мысль В.Е. Ковского - художественный феномен Грина напрямую связан с мировосприятием автора. Учитывая все это, интересно для нас обратиться к первоисточнику и полному описания события этого разговора.

"ВИНОГРАДНАЯ ВЕТВЬ

Отузы. 1926 год. Жаркий солнечный день, чуть освежаемый легким ветерком с моря. Береговой дорожкой мы возвращаемся из ресторанчика к себе на дачу, на "обвеваемый холм". Проходим мимо почти разрушенного здания бань. Александр Степанович останавливается и указывает на оконный просвет в глубине здания. В просвете видна виноградная ветвь, слегка колеблемая ветром. Как попала она сюда, - всё разрушено и затоптано вокруг дома. А она темно-зеленая, сильная, через тень внутри здания, на фоне яркого синего неба кажется живой картиной. "Хороша, - говорит Александр Степанович, -- на руинах живет и дышит. Что-то доверчивое есть в том, как она повисла средь старых камней и разбитой штукатурки. Вот нарисую я ее, как вижу, будут читать и будет казаться им, что где-то это в чужой, неизвестной стране, а это тут, близко, возле самой моей души и глаз. И всё так. Важно -- как посмотреть. Мои глаза и чувства видят ее с той стороны, которой другой не замечает. Оттого-то она и кажется нездешней. И люди мои, лишенные обязательного (колорита языка), кажутся нездешними, а они вокруг нас. Я их вижу, чувствую и описываю в цельности их чувств, желаний, переживаний, не смазанных никакими бытовыми и прочими наслоениями. Они живут, страдают, радуются и волнуют читателя".

Этой маленькой историей о Виноградной ветви завершены "Записки об А.С. Грине" Нины Николаевны Грин в книге "Воспоминания об Александре Грине" [10, 403-404].

Мы видим, что это совершенно реальная история, не сочиненная, не придуманная. В словах Н.Н. Грин есть, вероятно, некоторое художество, ведь, пересказан действительный случай - "действительность идет нам на встречу" (А.С. Грин), - "действительность известного мгновения" (В.Г. Белинский), "событие бытия" (М.М. Бахтин). Пересказывает родной Александру Грину человек. Именно родной - "И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть" (От Матфея, 19: 5-6). - И что-то может быть добавлено от себя, от собственного восприятия события жизни - то есть, присутствует в сообщении Н.Н. Грин некоторое художество. Может быть. Но, тем не менее, сама картинка, картина, "живая картина", - виноградная ветвь в проеме окна полуразрушенного здания и смысл слов Грина о ветви и творчестве - все это передано точно и является, своего рода, фотографией (картиной). Пусть и фотографией (картиной) - художественной. Художественное фото (произведение живописи) - не постановочное. Художественное фото отражает реальную жизнь, просто фотохудожник (или живописец) умеет увидеть и запечатлеть - художество, таящееся в самой действительности.

Об этом точнейшим образом рассуждает В.В. Розанов: "Но в растении "как растет оно", есть еще художество. В грибе одно, в березе другое: но и в грибе художество, и в березе художество. Разве "ель на косогоре" не художественное произведение? Разве оно не картина ранее, чем ее можно было взять на картину? Откуда вот это-то?! Боже, откуда? Боже, - от Тебя" (1912 год) [13, 238].

К восторгу недоумения В.В. Розанова о явленной (раскрытой?) "тайне творчества", следует добавить, концентрированное русским народом в пословицу: "Созерцая природу, созерцаем и величие Создателя", приведенную В.И. Далем в словарной статье "Созерцать" [11, 261].

Отметим, что Розанов созерцает ель на косогоре, то есть - природу, и Грин, созерцая виноградную ветвь, также созерцает природу (одно из явлений природы).

Мы видим полное смысловое и почти дословное совпадение наблюдений Розанова и Грина: "ель на косогоре" и "виноградная ветвь в оконном просвете".

В связи с этим Розанов, говорит о Источнике художества; Грин, говорит о существе (то есть - истоках) своего художественного метода.

Отметим совпадение логики и Розанова, и Грина. Розанов обращается к Творцу (вверх). Грин, вроде бы, обращается в глубину себя, в глубины личности, души и духа, но содержание обращения Грина сосредоточено на раскрытии "тайны творчества". Но, ведь и Розанов раскрывает, не что иное как - "тайну творчества".

Дополним. Художество, таящееся в самой действительности (в природе), подмеченное Грином, сумела понять и запечатлеть и Нина Николаевна. Не только, - запечатлеть, - но, творчески воспринять (!), и, - уже художественно, - расположить рассказ об этом, практически, незаметном, не очень значимом, событии - в "сильной" части текста - в заключительных строках своих Записок о Грине. Заметим еще, что именно Нина Николаевна (в 1926 году), а не сам Грин, говорит о "живой картине", и В.В. Розанов (в 1912 году) говорит о картине.

Отсюда - прямой путь к необходимости раскрытия проблемы, конечно же (!), не "религиозности" Грина (по А.Н. Варламову [4]), но - "мировосприятия автора", отмеченной В.Е. Ковским.

Осваивая этот путь, мы будем обоснованно исходить из того, что этапным, основополагающим, даже, в художественной системе А.С. Грина является его произведение "Алые паруса".

При этом "Алые паруса" будут взяты нами для бережной исследовательской работы, в контексте пространства, составленного из: а) Собственно "Алых парусов", Т.4 (1994) [7]; б) "Черновик..." - "Сочинительство всегда было внешней моей профессией..." ("отрывок из чернового наброска, который должен был служить началом феерии "Алые паруса" [9, 446]); в) "Встречи и приключения" (Т. 5 (1965), С. 472 - 473) [8].

Важно обратить внимание на хронологический очерк обозначенного пространства.

От -

июня-июля 1916 года ("Замысел "Алых парусов" (первоначально "Красных") возник у Грина, вероятно, в июне -- июле 1916 года. Он сделал первый набросок и отложил рукопись" (В. Сандлер) [8, Т.3, 438];

До -

(условной даты): 3 сентября 1927 года ("В апреле 1927 года в Феодосию пришел парусник капитана Дюка (...) Я прибыл на "Марианне" в Мессину 16 мая. Со мной ехали Томас Гарвей и его жена Дези, история которых описана мной в еще не вышедшем романе "Бегущая по волнам". Я снова увидел Ассоль; ничто не изменилось в ней, кроме возраста, но об этих вещах говорить печатно, вне форм литературного произведения, недопустимо. Я ограничусь кратким отчетом (...) 2 июня "Секрет" прибыл в Каперну, селение, так взбудораженное несколько лет назад явлением "Алых парусов". Ассоль не захотела сойти на берег, так же поступил и Грэй (...) В Лиссе мы начали разъезжаться. Ассоль и Грэй отправились домой на своем "Секрете"; Молли и Дюрок выехали поездом в Сан-Риоль. Дези и Гарвей остались со мной. Летика проигрался в каком-то притоне, и ему пришлось дать денег на возвращение. Самые глубокие впечатления остались у меня от этой поездки, которые я надеюсь переработать в небольшую книгу. Я лично возвратился пароходом в Суэц, откуда меня доставил в Одессу "Теодор Нетте", и, вместе с паломниками, я благополучно достиг порта. В Феодосии я был уже 3 сентября 1927 г. Некоторые подробности будут сообщены позднее, чтобы они были, как сказала однажды Дези Гарвей о сухарях, "приятно спечены" [8, Т.5, 473].

Художественный эскиз "Встречи и приключения" ("Встречи и заключения" - по первой публикации, см. комментарий Сандлера [8, Т.5, 478] перенасыщен хронологией. Мы полагаем, что хронология не случайна, строго выверена Грином, и несет дополнительную смысловую нагрузку, помогающую проникать в художественный метод Грина, сочетающий реалии (явления действительности) и "работу воображения" (см. черновой отрывок, отмеченный нами как "б").

Чтобы подтвердить не случайность хронологии "Встреч...", достаточно тщательно рассмотреть хронологию соответствующих эпизодов в "Записках..." Н.Н. Грин.

Посмотрим:

- "20 мая регистрирует брак с Н.Н. Коротковой. Снимает комнату на Пантелеймоновской ул. (позднее - ул. Декабристов) (...) 17 июня переезжает на дачу в пос. Тосково" ("Хронологическая канва жизни и творчества А.С. Грина", А. Верхман, Ю. Первова) [7, Т.5, 599].

(Сравним с Н.Н. Грин).

- "В 1921 году в мае, в первый год нашей женитьбы, мы сняли комнату на Пантелеймоновской улице (...) недалеко от церкви Пантелеймона и Соляного городка (...) 11 июня мы с солью и спичками за спиной сошли с поезда на станции Токсово (...) 17 июня, захватив несложное наше имущество, переехали в Токсово (...) Ну, и заблаженствовали! Ежедневно, чуть забрезжит заря, еще небо серое, выходим из дому и по росистым душистым тропинкам идем к озеру. Утренняя свежесть, розовеющий постепенно небосклон, первое щебетанье просыпающихся в кустах птиц!" [10, 326-328].

(Обратим внимание, сколько здесь - рассветного, алого, а, ведь, это период, "близ" "Алых парусов").

И, сравним далее, -

"Желая повторить дорогие для нас минуты, мы в 1928 году поехали на лето в Токсово. Мы оба, взрослые люди, забыли, что прошлое неповторимо. И вышло действительно грустно. Лето было дождливое, кислое, поселились мы в какой-то комнатке с фанерными стенками. Токсово стало дачным местом и кишмя кишело дачниками (...) Мы погоревали о потерянной радости и уехали в Крым, в Отузы ... Прожив в Токсове тогда, в 1921 году, до середины сентября, мы, нагруженные сухими и маринованными грибами, мочеными и вареными ягодами, вернулись на Пантелеймоновскую" [10, 329-330].

Во "Встречах..." А. Грин берет хронологию: от 2 июня до 3 сентября. Если предположить разницу стилей старого / нового, то получается, практически, точное совпадение. Не совпадает год 1927 (художество) / 1928 (реальность). Но и к этому "несовпадению" есть ключ (обязан быть, мы в этом уверены) в указанных нами контекстах.

А "несбывшееся" Токсово 1928 года "сбывается" (предвосхищается?), как раз таки в 1927 году: "В феврале 1927 года Александр Степанович заключил с издательством "Мысль" Вольфсона договор на издание Полного собрания сочинений (...) мы наслаждались деньгами и мечтами. Март и апрель провели в подборке и розыске материалов для книг, а в мае надумали снова съездить в Ялту, очарованье которой еще не ушло из нашей памяти. В середине мая поехали (...) Дом отдыха находился километрах в одиннадцати от Ялты, в сторону Севастополя. "Поедем на лодке, - предложил Александр Степанович, - не торопясь, с отдыхом, мы часа через четыре доплывем. Лодочника не возьмем, вспомним старину -- сам буду грести, а ты -- править (...) тогда мы играли своими днями, и это было нам дороже и интереснее (...) Накануне отъезда из Ялты пошли последний раз погулять (...) стоял каменный одноэтажный коттедж с высокими зеркальными окнами, увитый по углам и у подъезда мелкими красными и белыми розами. Высоко на фронтоне большими буквами надпись: "ВИЛЛА МОЛЛИ" / - Смотри, смотри! -- воскликнул Александр Степанович, жадно рассматривая его. -- Как хорош, мало -- хорош, -- прекрасен! Вот бы нам такой! "Вилла Молли" -- это же наш дом, он по ошибке чужой! Как я хочу такой... / С этой новой мечтой поехали мы на следующий день на пристань. Погода была ветреная. Маленький допотопный колесный пароходик "Феликс Дзержинский" мотало во все стороны (...) Пароход так пыхтел, кряхтел и чем-то звенел, что казалось - он развалится. Но не развалился-таки, а дотащил нас до Феодосии. По приезде у Александра Степановича был приступ малярии. Мечта о прекрасной "Вилле Молли" не уходила от нас. Рассчитывая на будущие блага, мы ходили по Феодосии, присматривая для себя дом. К сожалению, мечты не осуществились. Это была последняя наша поездка по Южному Крыму, полная радости и бездумья. Дальнейшая жизнь уже не баловала нас" [10, 338-340].

На наш взгляд соединение "реалий", в частности - хронологии, но - не только (!) и плодов "работы воображения" - очевидно. Не имея возможности выполнить развернутый анализ текста и контекстов, мы, сейчас, лишь обозначаем данное исследовательское направление как весьма перспективное.

К сожалению, на данном этапе, также, лишь только обозначить можем мы важнейший - для понимания Художественного мира Грина - текст: "Черновик...", о котором В.Е. Ковский говорит как о "выразительном и откровенном": "Психологизм в реализме обращен на динамику духовных состояний, которая возникает в результате взаимодействия личности с социальной средой, объективными обстоятельствами. В романтизме он в большей мере сосредоточен на анализе самих духовных процессов и их внутренних противоречий, "внешняя" среда и обстоятельства - как подпочва духовно-нравственной жизни личности - приобретают своего рода "инфракрасную" структуру, порой почти не улавливаемую невооруженным глазом. Грин, однако, уходит еще дальше и от этой системы взаимосвязей, сам придумывая героям "окружающую" среду и все энергичнее акцентируя автономность психологических движений. Крайне выразителен и откровенен черновой набросок к "Алым парусам" "... Сочинительство всегда было внешней моей профессией, а настоящей, внутренней жизнью являлся мир, постепенно раскрываемой тайны воображения... Громады впечатлений получали здесь невыразимую словами оценку, в силу которой множество самодовольнейших, реалистичнейших явлений (подчеркнуто мной.- В.К.) были обречены играть роль статистов, не выпущенных даже на сцену..." [7, Т.1, 26].

Сразу же возразим В.Е. Ковскому. Мы полагаем, что применительно к Грину, речь не идет о психологизме в романтизме. Перед нами совершенно иной своеобычный творческий метод и воплощенный (созидаемый, зиждущийся) данным методом художественный мир. "Черновик..." как раз и говорит об этом.

Посмотрим.

В отличие от цитированного выше текста, мы полагаем опорной фразой - "настоящей, внутренней жизнью являлся мир, постепенно раскрываемой тайны воображения...".

Посмотрим "тайну воображения" в иных контекстах.

"Гл. 8 (XXXVI - XXXVIII) "Евгения Онегина" (1830): "Он меж печатными строками/Читал духовными глазами.../ ...И постепенно в усыпленье/И чувств и дум впадает он,/А перед ним воображенье/Свой пестрый мечет фараон.../ То видит он.../... И слышит голос.../ То видит он врагов забвенных/ - перечисляется то, что пережил Онегин, но перед нами не работа - памяти, воспоминания, по Пушкину: перед нами работа воображения, ей предшествует усыпление (погружение) в чувства и думы... далее прямой путь к тайне творчества - "что чуть не сделался поэтом", - свидетельствует автор об Онегине" [15, 138].

Вспомним здесь еще раз В.Е. Ковского, цитатой которого мы начали наши заметки: "мировосприятие автора исполнено истинной поэзии".

Сравним, просто сравним ("Черновик...."): "Возвращаясь к нашему изысканию, где мы переводим, так сказать, стрелку часов назад - до тех пор, пока не раздастся их звон, воскрешая настроение часа минувшего, мы неизбежно приходим к желанию вызв[ать] известное] чувство определенное, как к двигателю струн, резца, кисти и пера" [9].

Но - невозможно воскресить "не бывшее", фантазию и т.д., у них сиюминутная жизнь, точнее - сиюминутное существование, воскресить можно только действительность. Как? - Работой творческого воображения).

Сравним еще, А. Грин об А. Пушкине: "Путь воплощения строк в образы, а образов в подлинную действительность был краток, мгновенен и оставил сознание не чтения, а переживания. Так было и дальше. Входя в книги Пушкина, я переживал всё, что было написано в них, с простотой летнего дня и со всей сложностью человеческой души. Так полно переложить в свои книги самого себя..." ("Заметки накануне юбилея", 1924 год) [6].

Каков он мир "тайны воображения" (тайны творчества)?

Обратимся, вновь, к "Черновику...".

А.А. Ревякина в весьма интересном и подробном комментарии к публикации "Черновика..." пишет: "И другие черновики феерии говорят о том, что повесть была для Грина книгой, где он пытался напрямую говорить о проблемах психологии творческого процесса. Второй вариант (тоже существовавший под заглавием "Красные паруса") заключал в себе следующий план: "Книга 1-я. Описание внутренней жизни героя. Окно с игрушками. / Редакция. Ощущение себя одиноким в мире действительности и стремление соединиться с нею единственно доступным путем творчества..." [12, 537-538].

Обратим внимание, путем творчества - не уйти в мир грез, фантазий, но (!) - соединиться с действительностью.

Однако исследователь (А.А. Ревякина) все-таки делает противоположный вывод: "Знаменательно, что в этом варианте феерии над заглавием "Красные паруса" есть своего рода эпиграф, который может быть отнесен и ко всему творчеству А.С. Грина: "Область, которую затронули мы, - бесконечна". Дольше всего писатель не мог найти образ главного героя (Грэя) - и быть может, потому, что слишком сильными были тяготения к осмыслению сугубо профессиональных (внутренне-писательских) проблем. Судя по тексту черновиков, А.С. Грин трудно настраивался, отвергая многие варианты начал, создавая следующий часто совершенно в другом плане. Характерно, что эти зачины несли в себе зерна будущих произведений. Например, Мас-Туэль - явное предвосхищение Друда, вобравшего в себя многие сокровенные мысли писателя о тайнах творческого воображения, романтической фантазии" [12, 538].

Но как же? Романтическая фантазия, конечно, также результат работы творческого воображения. Но цель Грина - соединение с действительностью. И потом - "Область, которую затронули мы, - бесконечна", - область романтической фантазии - локальна, ограничена - возможностями жанра и возможностями автора. Подлинная бесконечность - таится в действительности, в жизни - души, Духа.

Вспомним "Виноградную ветвь". Она реальна и она жива в бесконечности Вселенной, именно, потому что она - реальна. А каким антуражем окружит "виноградную ветвь" творческое воображение, стремящееся к соединению с действительностью - это уже вопрос следующий. В "Черновике...", кстати, есть проговорка события "виноградной ветви": "В его странах (странах "тайны воображения" - А.С.) шествовало и звучало все, отброшенное земными условиями. Эти условия часто ставили западню-ловушку, пытаясь обмануть бледной схожестью своих порождений с тем, что пылает среди облачного пейзажа над дрянью и мусором невысоких построек, но вовремя я отходил, и капкан щелкал впустую".

Иными словами, Грин мог описать "виноградную ветвь" как художество среди действительного мира, потому что она и, впрямь, - "Хороша", но для него это была бы "западня-ловушка". Грин брал "поэтическую" составляющую реальной действительности - "цвет песка или тон удара по дереву (...) развитие совершалось зрительно в области цветов, фигур и оттенков, тех, какие я хотел бы видеть везде с чувством счастливой удачи" ("Черновик....") [9, 427] и от этой реальной составляющей разворачивал мир - не романтический, не фантастический, - мир, вырастающий из реалий и реалиями насыщенный, но отбросивший от себя "земные условия". Точнее было бы сказать - "условности".

Однако принявший вместо них, условностей, еще более жесткое (и более реалистичное основание действительности - "нравственный закон сплава (...) Мы назовем этот закон - любовью к сплавленному с душой" [9, 427].

Грин выделяет - разрядкой слово: "сплава", а "следовало бы" выделить - "нравственный закон".

Что есть "сплавленное с душой"?

Мы ставим главный вопрос данной работы, и отвечаем.

Любовь к сплавленному с душой - есть миропонимание, миросозерцание, мировосприятие, мировоззрение.

В "Теории литературы" В.Е. Хализев, исследуя "художническую субъективность", приводит ряд мнений: "две формы авторской субъективности правомерно соотнести с тем, что известный испанский философ первой половины нашего века X. Ортега-и-Гассет обозначил как идеи ("плоды интеллектуальной деятельности", порождаемые сомнениями и сопряженные с проблемами, обсуждениями, спорами) и верования (сфера духовной устойчивости, миросозерцательных аксиом: "каркас нашей жизни", "та твердая почва", на которой мы живем и трудимся, "идеи, которые суть мы"). Это разграничение двух сфер авторского сознания было намечено еще Н.А. Добролюбовым в статье "Темное царство", где речь шла о том, что для творчества писателя наиболее значимы не его теоретические воззрения, рациональные и систематизированные, а непосредственно-оценочное отношение к жизни, названное миросозерцанием" [16, 58-59].

Предполагаем, выдвигаем следующий тезис, - что в творчестве А.С. Грина мы более видим не идеи, а "каркас нашей жизни", миросозерцание, - которое и обеспечивает "духовную устойчивость" героев Грина.

И, наконец, вспомним вновь "Виноградную ветвь" и "Алые паруса".

Мы вводим, - сейчас, в данной статье, - в научный оборот следующую гипотезу.

"Алые паруса" - являются этапным, основополагающим произведением в художественной системе А.С. Грина, претендуют на роль центра художественного мира, потому что в "Алых парусах" - предполагаем, что впервые (не можем утверждать, так как вопрос этот нами не до конца изучен) в творчестве А.С. Грина, появляется Образ Христа.

"Грэй. Несомненно, это центральный, "несущий" образ "Алых парусов". По существу, обозначая образ Грэя, Грин прибегает к технике "минус-приема": "...тип рыцаря причудливых впечатлений искателя и чудотворца, т. е. Человека, взявшего из бесчисленного разнообразия ролей жизни самую опасную и трогательную роль провидения...". Здесь весь Грэй в его настоящем и будущем. Запомним два слова - "Чудотворец" и "Провидение". Пока лишь отметив, что слова эти особо значимы в координатах христианства. И неслучайно следом за этими словами в тексте возникает образ Христа. Что делает маленький Грэй? "Он вынул гвозди из окровавленных рук Христа". Почему он делает это? "Я не могу допустить, чтобы при мне торчали из рук гвозди, и текла кровь". " Не могу допустить" - для нас важно, что Грэй даже в детстве в состоянии не допустить чужого страдания; пусть и образно - всего лишь закрасив гвозди в ладонях. Другой взгляд. Что значит, вынуть гвозди из рук? Значит - взять их себе. Что такое гвозди - страдание, боль. Значит, Грэй берет на себя страдание, берет боль, и он - в состоянии (!) это сделать. Но что значит, взять Боль от Бога. Возможно ли это? От Бога можно взять только Любовь. Следовательно, и принимая от Бога Боль, мы принимаем - Любовь. Такова Логика. Спорно? Но откуда впоследствии у Грэя возникает солнце в ладони? Мне возразят - в "сказке" чего не бывает. Но мы видим, благодаря христианским координатам, - Грин не мечтатель, не фантазер, не сказочник; он - писатель реалист, но реалист христианский, что мы поверхностно именуем - "романтический". Совершенно четкий, безукоризненный паралеллелизм. Христос - Ладонь - Гвозди (Боль) и Грэй - ладонь - солнце (Любовь). Собственно Грин впрямую говорит нам об этом, мы просто не хотим замечать: "Вот рай!.. Он у меня, видишь? - Грэй тихо засмеялся, раскрыв свою маленькую руку. Нежная, но твердых очертаний ладонь озарилась солнцем, и мальчик сжал пальцы в кулак. - Вот он, здесь!". "Рай", "Бог", "Солнце", - в христианских координатах слова-синонимы [14].

А. Варламов отмечает: "Это очень по-гриновски, очень трогательно и по-человечески понятно, особенно если учесть, что речь идет о порыве семилетнего мальчика, но примечательно, что оба процитированных выше критика не пишут об этом ключевом эпизоде, потому что он уводит от христианского миропонимания и не укладывается в концепцию "Алых парусов" как книги, по духу близкой к евангельской. Но если не подменять факты их интерпретацией, следует признать: сам Грин в образе Грэя не имел в виду Жениха, и то царство, куда увозит капитан "Секрета" Ассоль, не есть Царство Небесное" [4].

Но А.А. Ревякина, например, не обходит вниманием это событие жизни Грэя. И безо всякой религиозности определяет: "Показательна в этом плане и сцена "исправления" Грэем картины, изображающей распятого Христа: герой "вынул гвозди из окровавленных рук Христа, то есть попросту замазал их голубой краской". По контрасту с этим своеобразным "творчеством" Грэя, продиктованным ему свойствами его воображения, дается бытовая сцена, заставляющая героя реально пережить "ощущения острого чужого страдания" (Грэй обжигает себе руку, чтобы испытать те же страдания, что и обварившая руку девушка). Этот эпизод, казалось бы, вполне очевидно обнаруживает особые свойства сострадательной души Грэя; однако Грин дополняет его сценой "исправления" картины истекающего кровью, страдающего Христа. Таким приемом писатель недвусмысленно переносит проблему из сферы повествования о герое в сферу эстетики" [12, 521].

Но мы за этим событием видим еще один смысл, может быть, не столько жизни Грэя, сколько жизни художественного мира Грина.

Предполагаем, что здесь на практике осуществляется один из тезисов М.М. Бахтина: "Тема "воплощения" станет одной из ведущих у М.М.Б. в 1920-е гг. (см., напр., в Лекциях М.М.Б.:"Но в известные моменты необходимо встанет перед нами проблема воплощенного Бога" (М.М. Бахтин, Т. 1 (2003), Комментарии, С. 336) [1]. Или еще - "Мир, откуда ушел Христос, уже не будет тем миром, где его никогда не было, он принципиально иной". Из этого фрагмента следует, что в качестве символа нравственного принципа поступка М.М.Б. одновременно понимал и пришествие Христа в мир (аналогом чему является принцип участности Я в событии бытия), и факт жертвенного ухода Христа (аналогом чему и стал принцип абсолютного себя-исключения)" (Там же, С. 321) [1].

Перед Грином - писателем, практически сформировавшимся зрелым художником ("Алые Паруса" и есть свидетельство художественной зрелости) проблема "Воплощенного Бога", предполагаем мы, - возникает в период подготовки, формирования замысла, самой работы над произведением. Эту проблему, не решают, нет, осуществляются, в контексте проблемы "Алые паруса" и последующие произведения. Чью живую взаимосвязь отмечает Л.В. Белогорская (Киев) в статье "Модель мира в романах Александра Грина" (Филологические науки, 2014 N 18): "Феерия "Алые паруса" (...) В каждом из трех последующих романов Грина более подробно разрабатывается символический образ героя-чудотворца, получивший свою основу в образе Грэя, и образ девушки-"живого стихотворения", которая верит (Тави, Джесси) и творит (Молли). Ассоль верит, что корабль приплывет, Тави верит, что Друд полетит, Дези верит во встречу с Фрези Грант. Молли - создательница проекта чудо-дворца, как Ассоль - чудо-корабля" [3].

Частично же, мы согласны с А. Варламовым. Грэй и не Жених и путь его не в Царство Небесное. Скажем более, и - Каперна, вряд ли, Капернаум, - это слишком поверхностно для Грина, слишком просто. Грин гораздо "тоньше", изысканней, артистичней. Но вот, что касается, концепции "Алых парусов" "как книги, по духу близкой к Евангельской", то - "да". Именно так: вся Русская литература (и "Алые паруса" не исключение), вся по духу, не просто - близка к Евангелию, Новому Завету, но имеет один и тот же ценностный состав.

Это родство не веро-учительное, не религиозное, это родство ценностей, составляющих миросозерцание.

И, да, в Новом Завете - Лоза, - Виноградная ветвь - примой символ Христа: Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего (Иоан.15:5).

Список использованных источников

1. Бахтин, М.М. Собрание сочинений в 7-ми томах. / М.: Русские словари; Языки славянской культуры, 1997-2012.

2. Белинский, В.Г. Сочинения Александра Пушкина // Собр. соч. в 3-х т. М.: ОГИЗ, 1948. - Т. 3. - С. 172-641. / Статья пятая - Режим доступа: http://az.lib.ru/b/belinskij_w_g/text_0160.shtml

3. Белогорская, Л. Модель мира в романах Александра Грина / Л. Белогорская // Фiлологiчнi науки. - 2014. - Вип. 18. - С. 76-82. - Режим доступа: http://nbuv.gov.ua/UJRN/Fil_Nauk_2014_18_13.

4. Варламов, А.Н. Александр Грин / А. Н.Варламов. М. : Молодая гвардия, 2005. -- 452 с. - (Жизнь замечат. людей: Сер. биогр.; Вып. 919). - Режим доступа : https://e-libra.ru/read/174092-aleksandr-grin.html

5. Воспоминания об Александре Грине / Сост. Вл.Сандлер. Л.: Лениздат, 1972. - 607 с.

6. Грин, A.C. О Пушкине (Заметки накануне юбилея) / Режим доступа :

http://az.lib.ru/g/grin_a/text_0170.shtml

7. Грин, A.C. Собрание сочинений в 5 т. / А.С.Грин / Сост. с научн. подгот. текста В. Россельс. Примеч. А.А. Ревякиной, Ю.А. Первовой; вступ.ст. B.Е. Ковский (Т.1). М.: Художественная литература, 1991-1997. - Т.1-5.

8. Грин, А.С. Собрание сочинений: в 6-и т. /А. Грин; общ. ред., послесловие и подготовка текста В. Росселя; вступит. ст. В. Вихрова примечания Б. Сандлера ; ил. С. Бродского. - М.: Правда, 1965. - (Б-ка "Огонька").

9. Грин, A.C. "Сочинительство всегда было моей внешней профессией." / А.С.Грин // Грин, A.C. Собр. соч.: В 6 Т. М.: Правда, 1965. - Т.З. - С.427-432.

10. Грин, H.H. Из записок об А.С.Грине / Н.Н.Грин // Воспоминания об Александре Грине / Сост. Вл.Сандлер. Л.: Лениздат, 1972. - С. 322-404. - Режим доступа : http://grinworld.org/memories/memories_main.htm

11. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / В. И. Даль. - М. : Прогресс : Универс, 1994. - 4 т.

12. Ревякина, A.A. Примечания / А.А.Ревякина // Грин A.C. Собр. соч.: В 5 т.-М.: Художественная литература, 1994. Т.4. - С.513-542.

13. Розанов, В.В. О себе и жизни своей. М.: Московский рабочий, 1990 (1991) - 874 с.

14. Смоленцев, А.И. "Высшая мера мечты" ("Алые паруса" А. Грина в свете христианства) / журнал "К единству". N 9. М. 2000. С.26-29. - Режим доступа : http://samlib.ru/s/smolencew_a_i/asmolentcevagrinap.shtml

15. Смоленцев, А.И. "Роман И.А. Бунина "Жизнь Арсеньева"...", дисс. к. филол.н., 2012, С. 138 - Режим доступа : http://rospisatel.ru/text/bunin.doc

16. Хализев, В.Е. Теория литературы / В.Е. Хализев. - М. : Высш. шк., 1999. - 398 с.

Оставить комментарий © Copyright Смоленцев Алексей Иванович (a.sml.i@ya.ru) Размещен: 04/07/2019, изменен: 04/07/2019. 34k. Статистика. Статья: Критика Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Автор настоящей работы рассматривает контексты, сопутствующих феерии "Алые паруса" событий и произведений, с целью выявить свидетельства творческой сосредоточенности А.С. Грина на "проблеме воплощенного Бога" (М.М. Бахтин), которая, по мнению автора исследования, в художественном мире Грина имеет не "религиозные" (А.Н. Варламов), но "поэтические" (В.Е. Ковский) основания.

Смоленцев Алексей Иванович : другие произведения.

А.С. Грин: Виноградная Ветвь И Проблема Миропонимания Писателя