Алексей Смоленцев

"Стыд мыслить и ужас быть человеком": Анненский и Бунин над переводом Л. Де Лиля

Аннотация

Последняя терцина в оригинале является кульминацией и накала свойственного оригиналу ни Бунин, ни Анненский в завершающих строках не достигают. "Освободиться от жизни и не знать более/Стыда мыслить и ужаса быть человеком...". Тема стихотворения - Смерть Поэта? Если бы стихотворение было завершено 8 строкой - то, тогда - "да". Однако 14 строка опрокидывает наше представление о теме. Тема стихотворения: реалии мира (жизни), - в котором стыдно мыслить (понимать происходящее) и ужасно быть человеком. Вот - настоящая тема - ужас жизни, ее безысходность и - смерть как освобождение. Здесь и кроется смысл внимания и Анненского и Бунина именно к этому стихотворению - этот взгляд они не только разделяли: категория совести - сущностная и для Анненского и для Бунина.

Иннокентий Федорович Анненский и Иван Алексеевич Бунин...

Бунин и Анненский...

Союз "и", как известно, является союзом соединительным.

Возможен ли соединительный (в полном смысле слова) союз (тоже в полном смысле) двух названных имен. Можно ли говорить о союзе или хотя бы о простом соприкосновении (пересечении?) художественных миров двух значительных русских поэтов?

На первый взгляд, само сочетание имен Анненский и Бунин в рамках единого литературоведческого анализа выглядит несколько необычным, если не сказать "парадоксальным". По крайне мере литературоведческие статьи сочетанием интересующих нас имен "не пестрят".

Хотя есть весьма интересные упоминания. Как, например, вот это, сделанное Михаилом Кралиным в работе ""Двух голосов перекличка" (Иван Бунин и Анна Ахматова)": "Задолго до появления акмеизма как реакции на туманности и абстракции символистов, Бунин, как и совершенно независимо от него другой поэт - Иннокентий Анненский, научился видеть мир, в котором его, поэта, переживания, остро сопрягаются с вещественными деталями предметного мира. Знаменитое "Одиночество" 1903 года - такая же психологическая новелла в стихах, как и "Прерывистые строки" Анненского. Но поэтическую зависимость от Анненского Ахматова подчёркивала столь же усиленно, сколь тщательно она скрывала свою преемственность от Бунина" (1). Наблюдение весьма интересное и, на наш взгляд, не беспочвенное. Анненский кстати давал положительную оценку "Одиночеству" (2).

И все-таки сам факт сочетания Бунин - Анненский является скорее исключением, чем традицией.

Таким же исключением как, например, сочетание Анненский-Некрасов, отмеченное и исследованное Кушнером: ""Некрасов и Анненский" - такая тема может показаться неожиданной, а между тем она оправдана ничуть не в меньшей степени, нежели тема "А. К. Толстой и Анненский" или сопоставление его поэзии с поэзией Брюсова, Бальмонта, Сологуба" (3).

Насколько же оправдана тема "Анненский-Бунин"? Взгляд более внимательный, даже в пределах простой видимости (то есть то, что видно не вооруженным глазом, на поверхности, без проникновения в так называемые "тайны творчества"), открывает нам весьма интересные творческие и литературоведческие пересечения.

Точкой отсчета, в нашем случае, мы принимаем точку фактического явного пересечения-сочетания имен Анненский-Бунин: стихотворение "A un poete mort" (буквально - "Над мертвым поэтом") Леконта де Лиля.

Усопшему поэту

(Бунин)

Ты, чей блуждавший взор в последние мгновенья

Пленялся и землей, и горней красотой,

Спи с миром в тишине холодного забвенья!

Запечатлела ночь твой облик гробовой.

Знать, слышать, чувствовать? - Прах, ветра дуновенье!..

Любить? - Но желчь одна, желчь в чаше золотой...

Как Бог, свой бренный храм покинувший с тоской, -

Разлейся в беспредельности творенья!..

Почтит ли мир твое немое погребенье,

Иль, выронив слезу пустого сожаленья,

Твой пошлый век тебя забудет навсегда, -

Ты счастлив, ты отжил! Ты больше не страдаешь,

Быть человеком здесь ты ужаса не знаешь

И мыслить горького не ведаешь стыда.

(1896)

Мертвому поэту, Л. де Лиль

(Подстрочник, "машинный", дословный)

Ты, чьи глаза бродили, ухудшенные светом,

Божественного цвета в бессмертном контуре

И живого тела в великолепии неба,

Спи в мире ночью, который запечатывает твое веко.

Видеть, слушать, чувствовать {пахнуть}? Ветер, дым и пыль.

Любить? Золотой {кубок} содержит только желчь.

Так как Бог, полный неприятности, которая покидает алтарь,

Возврати и рассейся в огромном веществе.

На твоем немом гробница и твои растраченные кости

Чтоб другой опрокинулся, или нет, приученные слезы,

Чтоб твой банальный век тебя забыл или тебя переименовал;

Я, я тебе завидую, в глубине спокойной и черной могилы,

Быть освобожденным от пищи и не знать больше

Стыд думать и ужас быть человеком!

(1884)

Над умершим поэтом

(Анненский)

О ты, чей светлый взор на крыльях горней рати

Цветов неведомых за радугой искал
И тонких профилей в изгибах туч и скал,
Лежишь недвижим ты - и на глазах печати.

Дышать - глядеть - внимать - лишь ветер, пыль и гарь...
Любить? Фиал златой, увы! но желчи полный.
Как Бог скучающий покинул ты алтарь,
Чтобы волной войти туда, где только волны.

На безответный гроб и тронутый скелет
Слеза обрядная прольется или нет,
И будет ли тобой банальный век гордиться,

Но я твоей, поэт, завидую судьбе:
Твой тих далекий дом, и не грозит тебе
Позора - понимать, и ужаса - родиться.

(1901)

Стихотворение вошло в книгу: Шарль Мари Рене Леконт де Лиль "Трагические стихотворения" 1884 год издания.

Бунин опубликовал перевод этого стихотворения в 1896 году, Анненский - в 1904, в книге "Тихие песни" (с приложением сборника переводов "Парнасцы и проклятые"), изданной под псевдонимом Ник. Т - о.

По существу одно только это, до сего дня не замеченное исследователями (ни со стороны Анненского, ни со стороны Бунина), пересечение, одна только эта точка дает интересный материал для выводов, как вполне логичных, так и совершенно неожиданных. И, главное, оправдывает сам вопрос о существовании пересечения Анненский-Бунин. Одно только внимание обоих к Л. де Лилю - уже почва для исследования, что говорить об отдельном стихотворении?

Но прежде чем исследовать саму "точку", следует внимательно изучить пространство вокруг "точки". Дабы понять характер пересечения, с которым имеем мы дело: простой точечный (то есть двух линий), либо линейный (то есть двух плоскостей), либо - наша "точка" является центром целой области пересечения (то есть пересечение, или область взаимодействия двух художественных миров существует)?

Итак, что же мы находим "вокруг точки"? (Напомним еще раз: на данном этапе мы намерены говорить о вещах видимых - фактах творчества и судьбы).

Во-первых, справедливости ради отметим, что на художественный мир Леконта де Лиля, ни Анненский, ни Бунин влияния не оказали. Леконт де Лиль "был освобожден от жизни", как свидетельствует биография, 18.7.1894 близ Версаля. В это время в России Бунин только готовился переступить "порог" Литературы, а литературное творчество Анненского пребывало под спудом.

Влияние Леконта де Лиля на художественный мир Бунина - есть величина по масштабам достаточная для определения: "Среди французских поэтов, привлекших внимание Бунина-переводчика, первое место занимает глава парнасской школы Шарль Леконт де Лиль" (4). Более того к интересующему нас стихотворению Бунин вернулся, работая над первыми воспоминаниями о Чехове, процитировав последнюю терцину стихотворения: "Освободится от жизни и не знать более стыда мыслить и ужаса быть человеком". В более поздних редакциях воспоминаний цитата была снята.

Влияние Анненского на художественный мир Бунина в видимой области не существует. Более того, Анненский не присутствует у Бунина даже в упоминании. За исключением скупого штриха, сохраненного для нас Г. Адамовичем:

"Иннокентия Анненского он (Бунин. - ред.) знал очень мало, как, впрочем, проглядели Анненского почти все его сверстники. Зинаида Гиппиус как-то взяла у меня "Кипарисовый ларец"-"любопытно мне взглянуть, чем это вы так восхищаетесь"-и через несколько дней вернула мне книгу с замечаниями на полях настолько пренебрежительными и близорукими, что экземпляр этот следовало бы ради ее памяти уничтожить. Уверен, что труда вчитаться в стихи Анненского она себе не дала. Нет, Гиппиус, конечно, заранее решила, что если в свое время она не обратила на эти стихи внимания, то, значит, внимания они и не заслуживают.

Бунин рассказывал о единственной своей встрече с Анненским в Крыму:

- Сидел на террасе, с пледом на ногах, читал что-то французское... Кажется, кроме "здравствуйте" и "до свидания" мы ничего друг другу и не сказали... Вы что, действительно думаете, что это был замечательный поэт, или так, больше оригинальности?

Помню при этом пристальный бунинский взгляд, тот, который я не раз замечал у него, когда он предполагал или хотя бы только допускал в собеседнике притворство" (5).

Зато творческое наследие Анненского дает нам богатый материал для изучения сочетаний Анненский-Леконт де Лиль, Анненский-Бунин и, даже Анненский-Леконт де Лиль-Бунин.

Сочетания, конечно, весьма не равнозначные.

Так, Анненский-Леконт де Лиль сочетание совершенно особого рода. Недаром Анненский говорил о главе "парнасской" школы как о своем учителе: "Если можно делать цитаты по-французски, их будет больше, потому что я могу провести перед читателем сам призрак моего дорогого учителя; если же надо давать только русские вокабулы, то я буду говорить о Леконте де Лиль, а не за него" - Из письма Н. В. Дризену, редактору "Ежегодника императорских театров" от 23.VIII 1909 г. (6). Речь в данном случае идет о статье Анненского "Леконт де Лиль и его "Эриннии", в которой, кстати, полностью процитировано интересующее нас стихотворение и его перевод.

В видимой области Бунин в гораздо меньшей степени значим для Анненского. Есть ряд упоминаний имени Бунина и незначительное цитирование его стихов в некоторых критических работах Анненского. Но есть и результат пристального внимания Анненского к Бунину: "Рецензия на 1 - 5 тома сочинений Бунина. 1904 - 1909" (7) (работа, также особо не отмеченная исследователями ни с той, ни с другой стороны, а, между тем, дающая основания для весьма интересных выводов). И, как раз таки в этой работе, Анненский соединяет все три интересующих нас имени: "Замечу мимоходом, что и цитата из пьесы Леконта де Лиль неестественно звучит в устах Бунина и по отношению к Чехову - ни тот ни другой не являются людьми старой культуры и порождаемого ею "horreur detre un homme".

Вот, пожалуй, основные видимые проявления в интересующей нас области. Этими проявлениями утверждено, во-первых, существование самой области (не точки, не - линии, именно - области) - она есть.

Каков характер этой области?

Во-первых, отметим область "активна" только со стороны Анненского. Во-вторых, в данной области мы имеем поэтическое пересечение (перевод стихотворения Л. де Лиля), далее - исследовательское пересечение - "Рецензия на... сочинения Бунина". И, третье, пересечение жизненное, пересечение судеб во времени и пространстве.

Самое масштабное явление, среди перечисленных, конечно, рецензия. Остановимся на ней подробней. Критик Анненский анализирует работу Бунина, прозаика, поэта, переводчика - это на внешнем уровне. Зададимся вопросом: Анненский-поэт в данном случае молчит, то есть художественный мир Анненского "не работает"? В том и состоит, на наш взгляд, особенность этой работы Анненского, что в работу Анненского-критика вмешивается Анненский-поэт...

Анненский дает в целом положительную оценку творчества Бунина, отмечая однако: "Проза г. Бунина кажется мне все же более интересной, чем его стихи".

Рецензия Анненского академически выдержана, но совсем не академически противоречива. Можно даже сказать, что противоречивость рецензии является главной ее особенностью.

И, так...

На второй странице рецензии автор пишет: "Второй и третий том сочинений Ив. Бунина посвящен стихам. Стихом владеет автор очень хорошо, и некоторые пьесы, особенно в третьем сборнике, выдаются своими поэтическими достоинствами. Здесь г. Бунин, впрочем, уже вовсе не модернист. Он ничего не ищет. За него все нашел раньше Пушкин, и в освященных его гением ритмах новый стихотворец лишь умещает то, что на нашем языке так неточно называется его "вдохновением".

На третьей странице: "Чувство природы и красоты у г. Бунина тесно связано с средней полосой России, откуда он так живо и тепло передает нам унылость полей и дорог, долгие белые зимы, впечатления охотника и, главное, тоску доживаний по заметенным снегами хуторам".

И, вдруг, на четвертой: "в отношениях г. Бунина к русской жизни и даже той природе, которая окружает эту жизнь, есть элегичность эпигона: из могилы растут трогательные, но не видные и чахлые маргаритки. Каины и Гайяваты, все это уже что-то вторичное, наносное, не свое".

Но ведь на первой странице автор признавал: "...есть его прекрасные переводы с английского... "Каин" Бунина читается легко, и местами в нем чувствуется, что концепция поэта разрабатывалась, действительно, не переводчиком только, но и поэтом. Так, нам особенно понравился третий акт (его первая сцена - Ады с Каином около ребенка - передана превосходно...)".

Поневоле задаешься вопросом, читая, например, следующие строки: "к жанру Бунина все же как-то мало идет дешевая эрудиция латинских цитат. Замечу мимоходом, что и цитата из пьесы Леконта де Лиль неестественно звучит в устах Бунина и по отношению к Чехову - ни тот ни другой не являются людьми старой культуры и порождаемого ею "horreur detre un homme". Что это?

"Но все это мелочи" - подводит Анненский черту своим замечаниям. Как определенный исследовательский ход эта фраза имеет право на существование. Но - как завершение работы? По всей вероятности рецензия не была закончена. И конечно, эту работу нельзя относить к пласту критической прозы Анненского. Недаром исследователи наследия Анненского-критика о ней практически не упоминают. Однако, отмеченная нами "противоречивость" роднит рецензию с критикой.

"В критической прозе он остается поэтом, и тщательно маскируемое я упрямо пробивается на поверхность. Именно оно превращает книги Анненского в эмоционально захватывающий "критический роман" со сквозным "образом автора"..." - пишет И.И.Подольская в статье "Иннокентий Анненский - критик" (8). Сходную тенденцию отмечает и А.В.Федоров в работе "Стиль и композиция критической прозы Иннокентия Анненского": "Для стиля критической прозы Анненского показательна, наконец, его тесная и своеобразная связь со стилем писем. Эпистолярное наследие поэта и критика ярко индивидуально. Оно, как и критическая проза, прежде всего поэтично" (9). То есть работает, то же авторское "Я". Отсюда и, отмеченная нами, "противоречивость" на самом деле - эмоциональность. То есть его рецензия все-таки более, чем рецензия. Здесь присутствует эмоциональность, "присутствует" Анненский-поэт. Нам это интересно тем, что подчеркивает однородность области пересечения, то есть пересечение именно "художественным миром". Но кажется есть и разгадка присутствия "Я" в работе о Бунине, разгадка эмоциональности-противоречивости. Вот цитата из статьи "О современном лиризме" тоже, отметим, 1909 года создания: "Я не буду говорить о жанре и пейзаже у Бунина. Кто не знает его превосходного "Листопада", в свое время отмеченного и высоко авторитетной критикой? Но, по-моему, поэзия лауреата даже непонятна без анализа его часто отличной прозы. Да, пожалуй что Бунин уж и перерос свою ритмическую лирику... У Бунина есть страстный, исключительный поклонник - Валентин Кривич ... Только этот младший любит удушливый и даже грозовой колорит пейзажа" (10). "Старший" - "младший": связи - родственные, но ведь Анненский говорит о своем сыне. Вот собственно и ответ. Здесь уже никаких противоречий. Внимание к Бунину родственное, в какой-то мере кровное... Отсюда и эмоциональность...

Интересны и временные совпадения.

Статья Анненского "Леконт де Лиль и его "Эриннии" - "В конце автографов и белового списка стоит дата окончания статьи: 2 сентября 1909 г". Однако еще в начале ноября согласовывается редактура статьи: "5.XI 1909 г. Дризен писал Анненскому: "Я надеялся, что мне удастся параллельно с французским текстом приведенных Вами стихов Л. дать Ваш русский перевод этих стихов" (11). То есть статья все еще в "активе".

"Рецензию на 1 - 5 тома сочинений Бунина. 1904 - 1909" Анненский начинает словами: "И. А. Бунин, не раз бывший лауреатом нашей Академии наук, избран недавно в число ее почетных академиков". Об избрании в число академиков Бунин был уведомлен 1 ноября (1909 года) телеграммой и 4 ноября официально, академиком А. А. Шахматовым (12). То есть, как минимум статья закончена не раньше начала ноября (если вообще закончена).

Таким образом, две критические работы Анненского оказываются соединены не только сочетанием интересующих нас имен Анненский-Леконт де Лиль-Бунин, но и "пересекающимся" временем работы над материалами.

Более того, сам ноябрь 1909 года месяц исключительный в жизни Иннокентия Федоровича Анненского - последний месяц его земного бытия. 30 ноября ему самому предстоит "быть освобожденным от жизни" (отметим в скобках, что и сам Бунин будет освобожден в ночь на 8 ноября 1953 года). И коль скоро мы коснулись дат, отметим еще одну, не переоценивая значение данного совпадения:

"ЛЕКОНТ ДЕ ЛИЛЬ, ШАРЛЬ МАРИ РЕНЕ (1818-1894), французский поэт. Родился 22 октября 1818 года".

Дата рождения Ивана Алексеевича Бунина 10 октября, но это - по старому стилю... По новому 22 октября (есть и указания на 23 октября; это уже вопрос перевода старого стиля на новый, по существу же даты совпадают)...

Есть над чем задуматься, в интересующем нас сочетании имен Анненский - Леконт де Лиль - Бунин...

Вернемся на "точечный" уровень, к теме вынесенной в заглавие работы.

С технической точки зрения: разночтения с оригиналом присутствуют в обоих вариантах.

Анненский, выдерживая в первой строфе характер рифмовки оригинала 1 - 4, 2 - 3, во второй строфе переходит на чередование рифм. Бунин напротив в первой строфе чередует рифмы, а во второй соответствует оригиналу. К тому же у Бунина сохранено, как и в оригинале, сочетание рифм 1-й и 2-й строф (по строкам 1-3-5-8, в оригинале: 1-4-5-8). Анненский же эту особенность оригинала игнорирует, у него рифмы первой и второй строф не созвучны. Однако Бунин "увлекшись" перекличкой рифм, продолжает парную рифму 9 и 10 строк: "погребенье-сожаленье", по типу рифмовки 1-3-5-8 строк, чего нет в оригинале.

Пересказ смысла стихотворения - дело неблагодарное. Но для нас в данном случае необходимое.

Смысловое движение в оригинале:

Заглавие - "Над мертвым поэтом" - воспринимается как окончание фразы, не хватает первого слова. Над мертвым поэтом - что? - слово, размышление... "над мертвым поэтом" сочетание в смысловом отношение более "широкое", чем "мертвому (умершему) поэту". В первом варианте - мысленный посыл напрямую обращен к миру, во втором варианте, все-таки сначала к умершему поэту, а через него к миру.

По тесту стихотворения разговор идет не с миром, но с самим поэтом. Через прямое обращение - "ты".

Первое четверостишие дает нам картину или последних мгновений, или вообще "дела жизни". Варианты возникают из-за перевода сочетания "ухудшенные светом", то есть или исчезающим светом в последние мгновения, или в целом, что называется - "в неверном свете дня". Бунин дает перевод по первому варианту - "последние мгновения", Анненский - по второму - "предмет жизненной сосредоточенности". В тексте, впрямую, не произносится - "поэт". Но из контекста видно, что речь идет о поэте, то есть "поэт", вынесенное в заголовок утверждается содержанием. Это сохранено и у Бунина, и у Анненского.

Заканчивается четверостишие констатацией сегодняшнего состояния поэта как исключенного из мира живых, но не в мир "предметный, а как временного выхода - "спи". У Анненского поэт - часть предметного мира - лежишь недвижим, на глазах печати. У Бунина сохранено - "спи", но превносится эмоционально-поэтическое - "холодное забвение", "запечатлела ночь", "гробовой облик". В оригинале - жестче, обыденнее... В первых трех строках - как раз взор был свидетельством жизни, в последней - взор (веко) запечатан миром ночи.

Перевод первого четверостишия Анненским, тоже насыщен эмоционально поэтическим: "крылья горней рати", "неведомые цветы", "изгибы туч" и - совсем удивительно! - "изгибы" скал.

Некоторое сомнение вызывает избранная Анненским в первой строфе каламбурная рифма "искал - и скал", бойкость которой вряд ли соответствует тематике стихотворения. Тем более, что в оригинале рифма несет еще и смысловую нагрузку соединяя "immortel-ciel" (бессмертный и небо).

Таким образом по первой строфе: переводы и Анненского, и Бунина "грешат" "красотами". Оригинал - четче, жестче, глубже: "ни красот, ни недостатков" плюс логика построения. Но логика выдержана и у переводчиков.

Второе четверостишие: первые две строки - свидительство о бренности, обыденности мира (то есть собственно говоря ничего особого поэт и не потерял). Это на первый взгляд противоречит первому четверостишию, однако там сказано о том чего искал взор - не значит: находил.

Далее, так же несколько суженным в смысловом отношении можно считать вариант перевода 8 строки Анненским "Чтобы волной войти туда, где только волны". Бунин на наш взгляд более точен "Разлейся в беспредельности творенья". Однако ни Анненский, ни Бунин на наш взгляд "не прочитывают" или не считают нужным передать логическую связь, существующую в оригинале между 5 и 8 строками: poussiиre (пыль) и disperse-toi (рассейся, распылись - еще одно значение этого слова). Анненский кстати ближе к ряду 5-й строки оригинала: "Ветер, дым и пыль" - "Лишь ветер, пыль и гарь...", у Бунина: "Прах, ветра дуновенье!.." - менее точно. Зато Бунин сохраняет в точности, отсутствующее у Анненского, сочетание первого слова 5-й строки "Voir" и последнего слова 13-й строки "savoir". Бунин переводит это как "знать-не знать".

В оригинале 5-я строка, на наш взгляд построена по принципу развенчания: видеть - пыль, слышать - ветер, чувствовать запах (буквально - нюхать) - дым. Этот же принцип, но уже не в равных долях соблюдается в 6-й строке: Любить? Золотой кубок наполнен желчью (В золотом сечении нет ничего кроме желчи).

У Анненского в 6-й строке появляется не совсем уместный эмоциональный всплеск - "увы", Бунин ближе к оригиналу, сдержанней.

Логика построения может быть прочтена и следующим образом: строки 1-2-3 означают то, что поэт искал в мире, и 4-я строка - итог пребывания в мире - "спи".

Строки 5-6 означают то, что на самом деле находил поэт в земном бытии - то есть, говоря на бытовом уровне - ничего хорошего: Ветер, дым, пыль, желчь.

Строка 7 выводит стихотворение из материального ряда в область Божественного и является ключевой для понимания смысла стихотворения. Здесь возможно мы имеем дело с прямой параллелью. Бог (в смысле Творец) покидает алтарь - то есть Дом на земле для возвращения в мир до начала Творения - "беспредельное вещество". Известно отрицательное отношение Л.де Лиля к религии (то есть через веру он выхода не видел), отсюда - Бог и покидает алтарь, где, по мнению де Лиля, - все ложь, как и в мире. То есть логика может читаться так: возможности земного человеческого бытия исчерпаны, люди и земной мир оказались "недостойны" сотворения, то есть - мотив разочарования. Отсюда и Бог - "исполненный неприятности", или вариант "скуки", но и скука здесь не точно, скорее именно - разочарование в земном мире. И - возвращение в "до начала Творения".

Параллель следующая: поэт тоже творец только с маленькой буквы, он искал божественного в границах мира (земного) и живого (человеческого?) тепла в бессмертном (божественном?) небе можно прочесть и так: божественного в ограниченном пространстве и человеческого в бесконечном)... Искал, и - не находил, как мы предположили, но ведь создавал при этом, тот желаемый мир, который искал, поэт - творец, создатель своего мира - это "работает" и буквально - создатель своего художественного мира, мира - гармонии. Смерть - это возможность соединиться с Высшим миром в первоначальной его Гармонии, до творения собственного мира, до того, как откроется разящее несовпадение создаваемого поэтического мира и реального.

По существу к 8 строке все уже сказано, черта подведена. Смысловой ряд завершен. Вот к этой части (строки 1 - 8) и может быть применен заголовок Умершему поэту.

Продолжая стихотворение, Л.де Лиль развивает его в мир живых - отсюда собственно и начинается "Над усопшим поэтом", потому что все, что сказано выше, было сказано собственно усопшему поэту.

Речь идет о посмертной судьбе поэта умершего в восприятии поэта живого еще.

В оригинале движение смысла следующее: прольются над тобой слезы или нет, забудет тебя век или прославит, - (переход во вторую терцину) я тебе завидую... Здесь Анненский ближе к смыслу. Но у него в последней терцине появляется вновь поэтическая эмоциональность: "тих далекий дом". Прорывается поэтическая эмоциональность и в первой терцине: гроб - безответный, слеза - обрядная. В оригинале - приученные слезы, то есть дежурные или - подобающие случаю. У Бунина - слеза пустого сожаления: точнее.

Последняя терцина в оригинале является кульминацией и накала свойственного оригиналу ни Бунин, ни Анненский в завершающих строках не достигают.

Освободиться от жизни и не знать более

Стыда мыслить и ужаса быть человеком...

Что тут добавить? Комментарии, что называется излишни...

Следующий вопрос: что является темой стихотворения? В широком смысле - тема - Смерть. В более сосредоточенном - Смерть поэта. Так ли это? Если бы стихотворение было завершено 8 строкой - то тогда "да". Однако 14 строка опрокидывает наше представление о теме. Тема стихотворения реалии мира, жизни, - в котором стыдно мыслить (понимать происходящее) и ужасно быть человеком. Вот - настоящая тема - ужас жизни, ее безысходность и - смерть как освобождение.

Вот в этом и кроется смысл внимания и Анненского и Бунина именно к этому стихотворению - этот взгляд они не только разделяли: категория совести - сущностная и для Анненского и для Бунина.

Правда Анненский отказывает Бунину в праве на это...

На самом деле вот истинная точка взаимопересечения художественных миров и Анненского и Бунина - осознание стыда мыслить-понимать и ужаса быть человеком. Категория Совести - важнейшая для того и для другого.

Надо ли приводить примеры - это огромный пласт прозы Бунина - "Деревня", "Веселый двор", а "Старые эстонки" Анненского или "Прерывистые строки" о чем? Да - об этом же... А речи Бунина: На юбилее газеты "Русские ведомости" в 1913 году и "Миссия русской эмиграции" в 1920. А "Окаянные дни"?

По категории Совести относит Бунин эти слова и к Чехову.

Интересно замечание Анненского: "вообще в поэзии вы не так легко отыщете равнодушие к жизни, более чуждое прозе, чем в следующем сонете" далее следует "наше" стихотворение и комментарий: "Один из "учеников" Леконта де Лиль приходит в ужас от мысли, что было бы с "молодой поэзией, если б она, и точно, отдалась в свое время очарованию разрушительной мысли мастера". Этот страх не только смешон своей запоздалостью, но в нем есть и досадное недоразумение. Учителя не бывают страшны уже потому, что все знают, что это учителя и только. Да и не так-то уж легко заразить эту веселую бестию юности скукой "круговорота мысли"" (13).

То есть Анненский, все-таки относит стихотворение к теме Смерти-равнодушия к жизни, признавая при этом, что "заражающей" силы пессимизма оно не содержит. И это при признании поэтической силы Л.де Лиля: если бы он хотел "заразить", "разрушить", то "заразил" бы и разрушил. Недаром, ученик опасается...

В нашем прочтении стихотворения задача перед поэтом - другая отсюда и отсутствие опасности в нем для молодого поколения.

В воплощении Л. де Лиля его стихотворение - не декадентство, не пессимизм, а - констатация Логики Бытия, трезвый, классический взгляд на положение вещей в мире. "Пессимизм Леконта де Лиля трагически суров, но в нем нет еще ничего от декадентства", отмечает Н. Рыкова (14).

В качестве вывода этой части работы, можно предложить следующий тезис: пересечение Анненский-Бунин в точке "нашего" стихотворения естественно и закономерно для обоих. Причем для Анненского неосознанно-закономерно (ведь он отнес "стыд думать и ужас быть человеком" лишь к проявлению "старой культуры"). Отсюда и его перевод последней терцины менее точен, чем перевод Бунина. Для Анненского - не в этом суть (Нам не дано предугадать/Как слово наше отзовется). Для Бунина это стихотворение оказывается, из нашего сегодняшнего прочтения, весьма значимой величиной. Скажем об этом несколько слов.

Мы намеренно неоднократно повторили в данной работе цитату последней терцины "нашего" стихотворения: Освободиться от жизни и не знать более/Стыда мыслить и ужаса быть человеком... Точный перевод - быть освобожденным от жизни... а теперь вспомним название одной из фундаментальных работ Бунина - "Освобождение Толстого". И соотнеся эту работу со стихотворением Л. де Лиля констатируем: основной акцент работы как раз и сосредоточен на осознании Толстым стыда мыслить и ужаса быть человеком, и освобождении. То есть - отмеченная нами - Категория Совести. Вероятно, лишь поэтому, а не из-за замечания Анненского, Бунин снял эту цитату из воспоминаний о Чехове. К Чехову все это имело отношение в полной мере, но в работе о Толстом слова Л. де Лиля стали "несущими" для всей конструкции. Чтобы не делать прием очевидным Бунин снял цитату из Чехова. Так, благодаря Анненскому нам удалось открыть, не отмеченную исследователями ранее, логику сочетания уникальной работы о Толстом с незаметным вроде бы, ранним переводом.

Продолжим.

Если пересечение не случайно, то должен быть в наличии и "путь подхода" к пересечению в области уже "тайн творчества".

Каков же "путь подхода", "факты и факторы" общности в сочетаниях Анненский-Леконт де Лиль, Бунин-Леконт де Лиль?

По точному замечанию Волошина: "Среди французских поэтов ХIХ столетия вполне точно наметились две группы: поэты-живописцы и поэты-музыканты... Поэты "Парнаса"- Леконт де Лиль, Эредиа довели точность красочных свойств слова до крайних пределов" (15).

К живописцам Волошин относит и Бунина: "Эта чистая, строгая живопись. Штрих за штрихом, тон за тоном - точно тяжелые свинцовые капли черного ночного дождя. Ни одной яркой краски, ни одного сияющего слова, но каждое слово полно неумолимой верности и точности".

Последнее предложение, на наш взгляд, вполне можно отнести к технической характеристике стихотворения Л. де Лиля. И как раз таки этого, как мы показали выше, нельзя сказать о переводах и Анненского, и Бунина, изобилующих и сияющими словами и яркими красками.

Однако в собственном творчестве Бунин подобного избегает, что и отмечено Волошиным в комментариях к "Сапсану". Не следует забывать, что дата создания перевода - время вступления Бунина в литературу, время формирования, определения приоритетов. И выбор Леконта де Лиля, есть свидетельство - приоритета.

Недаром впоследствии "о Бунине всегда говорили как о холодном мастере" и "бесстрастном парнасце"" (К. Паустовский) (16).

То есть если говорить о наследовании традиции по разряду "живописи", то это конечно Бунин. Анненский же по Волошину наследует "поэтам-музыкантам": "Символисты всю гармонию стиха из окончаний перенесли внутрь, создали сложную игру ассонансов, и естественно возник свободный стих". Анненский это даже не игра ассонансов, а музыкальная игра ассоциаций, попытка уловить и передать "музыку" (в смысле - гармонию) бытия, но она в чистом виде не берется, не прочитывается - шум времени, шум мира мешает, - можно слышать только отрывки, обрывки, за которыми "имеющий ухо" не услышит, но - угадает, гармонию. Таков Анненский.

Нам необходимо ответить на вопрос насколько случайно-закономерно обращение Анненского и Буна и к творчеству самого Леконта де Лиля, так и к именно к этому стихотворению. Причем при общем для них, не рядовом, не единичном внимании к Л. де Лилю вообще, конкретное пересечение существует только в одной точке.

Степень творческого родства между Буниным и Л.де Лилем несомненно более высокая в невидимой области, нежели между Анненским и Л.де Лилем в области явной.

Леконта де Лиля связывает с Буниным и общий творческий интерес к природе, и сходство в принципах ее отображения. Также общим для них является повышенный интерес к Востоку и к античности. Но у Бунина интерес к последнему не столь сосредоточен.

Напротив связь Анненский-Леконт де Лиль в основном осуществлена по линии перевода античных авторов. И, вероятно, когда Анненский говорит о Л.де Лиле как о своем учителе, он имеет ввиду именно это направление его деятельности. Примем это положение как аксиому. Так как материалов о деятельности Анненского - переводчика античных авторов - более чем достаточно. А сходное направление деятельности Л. де Лиля со знанием дела разобрано, в частности в работе "Леконт де Лиль и его "Эриннии". В этой же работе можно найти и своеобразную автохарактеристику: "работа, где добросовестный учитель чередуется с поэтом".

У Анненского и Л.де Лиля, на наш взгляд есть интересная, хотя и спорная рифма судеб:

"Девятнадцатилетним юношей он (Л. де Лиль) ...отправлен был во Францию продолжать и завершать образование. Тогда Суэцкого канала не было еще и в помине: с Реюньона плыли на юг, огибали Африку, "поднимались" к экватору, пересекали Северный тропик - путешествие было длинным".

Может быть менее длинным (но каким по силе впечатления? - кто знает?) было для 5-ти летнего Иннокентия Анненского путешествие из Омска (через Томск) в Петербург.

В завершение работы интересно было бы ответить на вопрос, который в контексте и вопросом-то не является: "И будет ли тобой банальный век гордиться" (Анненский), или как сформулировал Бунин: "Твой пошлый век тебя забудет навсегда". Отметим, что как вариант у Анненского присутствует определение века "мещанский".

Если адресовать этот вопрос к именам Анненского и Бунина из 21 века, то можно сказать, что 21 век не "забыл", конечно, эти имена, а вот, что касается понятия "гордиться", здесь дело обстоит несколько сложнее.

В среднем арифметическом приближении, в среде тех, кто все еще интересуется и читает поэзию, бытует мнение о некоторой поэтической "ущербности" как Анненского, так и Бунина. Бунин, дескать, слишком "холоден", Анненский-де, слишком "символичен". (Никаких социологических исследований за данным утверждением не стоит, но автору работы не раз приходилось с подобными утверждениями сталкиваться).

Назовем это - явлением "недооцененности". Горькая, конечно, общность, но - общность, тем не менее.

"Проглядели" - еще одно общее понятие в отношении и Анненского и Бунина. "Проглядели", - говорит Адамович об Анненском (17), "Проглядели", - говорит Вейдле о Бунине (18)...

Подводя черту нашим тезисам о пересечении-сочетании имен Анненский-Бунин позволим себе некоторые замечания относительно его художественного мира (замечания эмоционального чувственного плана, то есть не научного, не обеспеченного ссылками на профессиональных исследователей).

Замечания наши основаны на двух обозначенных нами в данной работе чертах свойственных Анненскому: "противоречивость" (именно в нашем, а не в общем понимании этого слова) и Категория Совести (порядочность, иными словами говоря).

Весь "символизм" (в кавычках) Анненского, эта его недоговоренность, непроговоренность идет от противоречивости. Внутренней (духовной, душевной?) противоречивости. Противоречивость эта особенная. Это не противоречивость "незнания", это противоречивость "порядочности", противоречивость честного человека, если можно так сказать.

Поясним.

Бытие человеческое умонепостигаемо. Творчество направленно к постижению бытия, не умственному, но душевному, обеспеченному творческой интуицией, тем, что Белинский называл "Инстинктом Истины" (19). Что делать если творческий инструментарий (к примеру, символизм) несовершенен?

В этом случае, один, с авантюризмом, доходящим до шарлатанства, запускает в небеса ананасом и на "голубом глазу" утверждает, что мир таков каким он его видит и без тени сомнения рисует нам картину этого мира; другой, человек определенных нравственных принципов, "дурить" никого не хочет, и коль скоро он улавливает только "лепет бытия", то честно этот лепет и отражает. Надо только понимать "лепет" здесь в высоком смысле. Поэт Анненский улавливает в лепете окружающего мира не суетное, не наносное, но бытийное вневременное, сущностное для Мира, для бытия человечества. Отсюда - этот лепет - высокий. И отсюда возможность порой уловить то, что классическим инструментарием не берется, но - только уловить не выразить, классическая ясность здесь невозможна. Что такое хрестоматийное "Старые Эстонки"? Лишь лепет. Но - лепет сущностный, высокий лепет. Лепет совести...

Таков Анненский.

И, чтобы понимать его, такого, нужен тот академический (близкий к абсолютному?) уровень литературного знания и чувствования (можно сказать "слуха" - по аналогии с музыкальным), от литературы "изначальной" (античной) до всей поэтической, европейской и русской, полифонии средины 19 начала 20 веков каким обладал Анненский. Но это еще не все. Нужен такой уровень душевного развития, приближающийся к духовному, пусть и не переходящий еще в него, который не позволяет человеку лгать и позволяет различать ложь и истину. За неимением первого и второго остается еще Инстинкт Истины. Но и он на пустом месте не возникает.

(г. Вятка, лето 2005 г.)

Работа опубликована:

Смоленцев А.И. "Стыд мыслить и ужас быть человеком". Анненский и Бунин над переводом Л. Де Лиля / А.И. Смоленцев // Иннокентий Фёдорович Анненский. Материалы и исследования : По итогам международных научно-литературных чтений, посвященных 150-летию со дня рождения И.Ф. Анненского (12 - 15 октября 2005 года, Москва, Литературный институт им. А.М. Горького). - М.: Изд. Литературного института им. А.М. Горького, 2009. - С.566-582.,

представлена в качестве научного доклада на:

Международных научно-литературных чтениях, посвященных 150-летию со дня рождения И.Ф. Анненского, "Художественный мир Иннокентия Анненского", 12 - 15 октября 2005 года, Москва, Литературный институт им. А.М. Горького.

Дополнение: подстрочный перевод - Анри-Сафье Элен

Леконт де Лиль

УМЕРШЕМУ ПОЭТУ

(подстрочный перевод - Анри-Сафье Элен)

Ты, чьи глаза блуждали, алкая свет,

От Божественной краски к бессмертному контуру,

И от живой плоти к сиянию небес,

Ты, спи спокойно в ночи, веки твои скрепляющей.

Видеть, слышать, ощущать? - так это все ветер, дым и пыль.

Любить? В ее золотой чашке содержится лишь желчь.

Как Тоскующий Бог, прочь с алтаря побежавший,

Уйди, растворись в огромной материи.

Пусть над немой гробницей твоей и сожженными костьми

Другой какой-нибудь будет лить положенные слезы,

И пусть банальный век тебя забудет или прославит,

Я тебе завидую - лежащему в тихом черном гробу,

За то, что свободен от необходимости жить

И что оставил позади срам мыслить и ужас быть человеком!

Примечание:

Перевод выполнен во время Международных научно-литературных чтений "Художественный мир Иннокентия Анненского", 2005 год, Москва, Литературный институт им. А.М. Горького;

Автор подстрочного перевода: Элен Анри-Сафье, мэтр де конферанс (поэзия ХХ века, поэтический перевод). Сорбонна (Франция, Париж), автор доклада: Несколько наблюдений над французским подтекстом "Трилистника шуточного".

Литература

(список адаптирован по состоянию на 13.09.2015)

1. Кралин, М. Двух голосов перекличка (Иван Бунин и Анна Ахматова) [Электронный ресурс] : М. Кралин ; "Наш современник". - М., 2002. - Љ 6 - Режим доступа : http://www.akhmatova.org/articles/kralin1.htm (13.09.2015),

2. Анненский, И. Ф. Рецензия на 1 - 5 тома сочинений Бунина 1904-1909 / И.Ф. Анненский // И. А. Бунин: pro et contra : Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей : антол. / сост. Б. В. Аверин [и др.]. - СПб., 2001. - С. 302,

3. Кушнер, А. Среди людей, которые не слышат [Электронный ресурс] А. Кушнер : "Новый мир" - М., 1997, - Љ 12 - Режим доступа :

http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1997/12/kush.html (13.09.2015),

4. Иван Бунин : в 2 кн. - М. : Наука, 1973. - 2 кн. - (Литературное наследство) / кн. 1, С. 226,

5. Адамович, Г.В. Бунин. Воспоминания /Г.В. Адамович // И. А. Бунин: pro et contra : Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей : антол. / сост. Б. В. Аверин [и др.]. - СПб., 2001. С. 225-226,

6. Анненский, Иннокентий Книги отражений [Электронный ресурс] : И.Ф. Анненский - М., "Наука", 1979 - Режим доступа : http://annensky.lib.ru/books/book2.htm (13.09.2015),

7. Анненский, И. Ф. Рецензия на 1 - 5 тома сочинений Бунина 1904-1909 / .../ С. 300-303,

8. Подольская, И.И. Иннокентий Анненский - критик [Электронный ресурс] / Режим доступа : http://az.lib.ru/a/annenskij_i_f/text_0520.shtml (13.09.2015),

9. Федоров, А.В. Иннокентий Анненский - лирик и драматург [Электронный ресурс] / Режим доступа : http://az.lib.ru/a/annenskij_i_f/text_0510.shtml (13.09.2015),

10. Анненский, И.Ф. О современном лиризме [Электронный ресурс] / Режим доступа : http://az.lib.ru/a/annenskij_i_f/text_0460.shtml (13.09.2015),

11. Анненский, И.Ф. Леконт де Лиль и его "Эриннии" [Электронный ресурс] / Режим доступа : http://annensky.lib.ru/publ/lekont.htm (13.09.2015),

12. Бабореко, А. К. Бунин: жизнеописание / А. К. Бабореко. - М. : Молодая гвардия, 2004. - 457 с. : ил. - (Жизнь замечат. людей : сер. биогр. ; вып. 906) - С.133,

13. Анненский, И.Ф. Леконт де Лиль и его "Эриннии" [Электронный ресурс] / Режим доступа : http://annensky.lib.ru/publ/lekont.htm (13.09.2015),

14. Рыкова Н. Леконт де Лиль /Н. Рыкова // в кн.: Писатели Франции / Сост. Е. Г. Эткинд. - М., 1964,

15. Волошин М, Рец. на "Стихотворения" Ивана Бунина 1903-1906. Изд. "Знания" / М. Волошин // И. А. Бунин: pro et contra : Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей : антол. / сост. Б. В. Аверин [и др.]. - СПб., 2001. - С.262,

16. Паустовский, К. Иван Бунин / Константин Паустовский [Электронный ресурс] / Режим доступа : http://lib.ru/PROZA/PAUSTOWSKIJ/iwan_bunin.txt (13.09.2015),

17. Адамович, Г.В. Бунин. Воспоминания /Г.В. Адамович // И. А. Бунин: pro et contra : Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей : антол. / сост. Б. В. Аверин [и др.]. - СПб., 2001,

18. Мальцев, Ю. Иван Бунин, 1870-1953. Франфкфурт-на-Майне / Ю. В. Мальцев. - М. : Посев, 1994. - 432 с.,

19. Белинский, В. Г. Собрание сочинений : в 3 т. / В. Г. Белинский. - М. : ОГИЗ, 1948. - 3 т / т. 3, с. 395.