Аннотация: По мотивам романа Д. Глуховского "Метро 2033"
Вселенная Метро 2033:
Темный
Пролог
История Темного.
Темнота, окрик, щелчок предохранителя, и в глаза бьет ярчайший луч фонаря, выжигающий не только зрение, но и разум. Сопротивляться четверым бойцам, когда ты один и безоружен, не стоит, поэтому я покорно поднял руки, щурясь от нестерпимо яркого света.
Кто-то подошел, настырно потрогал стволом автомата, повернул меня туда-сюда, похлопал по грязным штанинам.
- Кто таков?
- Свой, - ответил я, как всегда отвечаю в подобных ситуациях. Иногда помогает.
- Все вы свои, дай только волю вам, - пробурчал неизвестный, продолжая размахивать стволом автомата. - С какой станции, и паспорт, если есть.
- С Бауманской, - на счастье бросил я, шаря по карманам в поисках бауманского паспорта, ко-торый приобрел недавно за свой автомат.
Постовой взял протянутые мной корочки, придирчиво раскрыл, полистал.
- Проходи, - нехотя проскрипел он, отдавая бумаги и все-таки опуская автомат.
- Благодарствую, - я широко улыбнулся, давая понять, кто здесь умнее, и властно прошагал вперед, на станцию.
Ганза жирела, впрочем как всегда. Все ее станции отличались скудной обстановкой, но иде-альной чистотой. Из представителей человечества, здесь встречались только пресловутые ганзейские бойцы, гордо расхаживающие с поднятыми подбородками и ощетиненными автоматами, кстати, бауманских мастеров.
Сам я был никем. Гражданства не имел, зарабатывал как мог, бывал и челноком, и на дрезине рычаги крутил, поднимался и на поверхность. Все эти занятия не преподали мне никаких уроков, кроме как неплохую сумму, на которую я собственно и покупал паспорта всевозможных общин, альянсов, содружеств, конфедераций и прочее. Моя коллекция была неплоха, если не считать отсутствие ганзейских корок, за которыми я собственно на Кольцо и пришел.
Октябрьская, как и другие станции кольцевой, оригинальностью не отличалась. Чисто, небольшая кучка палаток, сиротливо ютящихся в конце станции, и три лавки с опухшими от спиртного лицами челноками. Ну и конечно стандартный набор разнокалиберных ганзейцев, считающих себя богами.
Ко мне подлетел прыткий чумазый паренек и принялся яростно трясти за рукав, требуя патрон. Неужто Ганза не кормит своих детей? Нехорошо. Я поймал пацана за шкирняк, всунул в потную ручонку патрон. Пацаненок сунул патрон за щеку и преданно уставился на меня.
- Успокойся, малый. Скажи мне лучше, когда Археев сюда приезжает.
- Еще день, не меньше! - радостно объявил он. - А вообще можешь у дяди Коли спросить, он лучше знает!
- Ну, спасибо, - я отпустил мальчишку и он, радостно прыгая и шлепая босыми ногами, помчался к лавке.
Дядя Коля, значит? Хорошо. Пообщаемся с дядей Колей.
Дядя Коля нашелся быстро. Он сидел на путях и представлял собой вполне приличного пьяницу. Ганза начинала помаленьку падать в моих глазах.
Общий язык с 'дядей', которому было от силы лет двадцать пять, нашелся сразу, как только он увидел в моих руках заветную бутыль столь дорогого ему напитка. Дождавшись, пока 'дядя' насытится крепленым напитком, я тут же начал разговор.
- Скажи мне дядя, когда приезжает Археев?
- Этот часто, - ответствовал Коля, по-другому я звать его не мог, поскольку был намного старше, голосом весьма закоренелого пропойцы. - Все с осмотрами ездит, урод! Сегодня должен приехать, к часам трем, - Коля указал на станционные часы грязным пальцем. На часах было двенадцать. - Ты с ним поосторожней, буржуй еще тот. Что не так, сразу к стенке.
Как же ты около нее до сих пор не оказался, мысленно спросил себя я, попрощался с Колей и пошел к местной столовой, расположенной сразу за жилыми палатками, и считающейся еще и сол-датской.
Хозяин, он же повар, ласково встретил меня ощеренным, с обилием железных зубов ртом. Он учтиво предложил мне меню с криво накарябанным рационом, достаточно скудным. Все меню представляло собой грибную кашу, свинину, чай с ВДНХ и здешние помои, выдаваемые за чай, и самогон. За особую плату дадут еще и соль. Понятненько.
Я взял непрожаренный кусок свинины, стакан чая и разорился на соль. Что-что, а это святое. Хозяин щедро уделил мне стол, зашарканный и грязный, и я неторопливо принялся есть. В запасе четыре часа, время есть. В обоих смыслах.
Но спокойно поесть мне не дал настырный ганзеец, подсевший ко мне с тарелкой каши и теп-лыми речами. Он где-то прослышал, что я с Бауманской, и решил наладить новые для себя связи. Слушая трескотню, от которой порядком заболела голова, я сурово жевал мясо и угрюмо кивал на каждый восторженный вопрос. Из его трескотни я понял, что его недавно приняли в армию Содружества, что у него больная мать, проблемный братишка и низкое жалование. Ко всему этому звали его Эраст, так что рифмовали его имя все, кому не попадя. От меня он желал общения и новый автомат, какой я не мог позволить даже себе. За болтовней пролетело полтора часа.
- Короче, Петрович, - обратился я, поднимаясь со стула, к Эрасту именем знаменитого в те славные времена книжного героя, - обещать не могу, но постараюсь, - не краснея соврал я, теша пустые надежды парня. - Скажи мне лучше, не приехал ли Археев?
- Приехал, как же, - охотно ответил парень, - Я ж с его охраны, а мы уж часа полтора как прие-хали.
Твою же мать, Эраст! Потратил драгоценное время на пустую болтовню. Не попрощавшись с новым знакомым, я вылетел на станцию.
Археев обнаружился у сотого метра, где он матерно ругал постовых и размахивал руками. Увидев меня, он осекся. Еще бы, старые знакомые, кое-что ему в дышло.
- Ты? - прохрипел он после крика. - Подожди меня в моем кабинете, Куценко отведет.
Из свиты Археева вышел огромный детина. Археев молча ему кивнул, тот кивнул в ответ. Успел заметить.
Куценко вел меня по туннелю, шел сзади. Что-то было не так, и это я понял еще тогда, когда увидел как Археев кивает. Ну что ж, посмотрим.
То, чего я ждал, а именно щелчок предохранителя, остановил наше траурное шествие. Спиной я почувствовал, что в позвоночник мне наставлен вороненый ствол пистолета.
- Интересно получается, - протянул я, отвлекая Куценко от дела, которое ему поручили, - я пришел поговорить, а мне пулю в лоб?
- Я выполняю свою работу, - лениво протянул Куценко. Краем глаза я заметил, что он опустил ствол вниз на пару сантиметров.
- Я тоже!
Куценко не успел. Уж чем, а ножом я владел отменно, и жизнь он спасал мне не раз. Гортань Куценко мягко поддалась под лезвием. Брызнула кровь, хрип, стоны. Не люблю этого.
Куценко еще дергался, когда я вытаскивал из его карманов патроны, паспорт и какие-то бума-ги. Открытки! Куценко-романтик!
Пистолет я взял себе, уж что, а он пригодится. В мои карманы пошли так же часы, патроны и граната Куценко. Открытки я оставил ему, раз коллекционирует.
Ну что ж, Анатолий Иванович Археев, я иду.
История Барты. За вещами
Башка ныла.
Сопоставляя факты и доказательства, я сидел у колонны и молча смотрел в одну точку и возводил в памяти вчерашнюю попойку.
Компания, да еще и незнакомая, была - это раз.
Бухали по черному, и, судя по опухшим мозгам, полную сивуху - это два.
Дрался - это три. Разбитые кулаки, недостача и без того редких зубов говорили именно об этом.
Ограбили - это четвертое и самое неприятное. Стащили все - даже мою старую кожаную куртку, подаренную мне еще моей бабусей, земля ей наверху пухом. Особенно жалко было оружие - неплохой Калашников, который я улучшал собственными силами, и самодельный мачете, который не раз продлевал мне жизнь.
М-да, история не идеальная, но надо все же искать концы.
Я кряхтя поднялся, неприятно похрустел шеей, заставив девушку, проходившую рядом, на-морщить чумазый носик. Я вымученно улыбнулся ей, показывая прорехи в зубах. Она выпучила глаза еще сильнее и засеменила быстрее.
Овца. Хотя морда у меня сейчас явно не идентична лицам тех гомосеков с обложек старых журналов.
На блокпосту стоял гвалт. Какой-то ловкач прирезал местного громилу Куценко, пытался прирезать еще и Археева, но что-то у него сорвалось и он так же тихо, как и замочил Куценко, сбежал со станции. Молодец парень.
На носилках пронесли синего Куценко с перерезанным горлом. Неплохо он его. Над таким быком надо было постараться...
- Не поймали? - спросил я приземистого ганзейца, с удовлетворением ковыряющегося гряз-ным пальцем в зубах.
- Ушел падаль, - цокнул он. - Главное чуть Археева не того... самого.
Давно бы пора.
- Чем он его?
- Ножо-о-ом, - протянул ганзеец. - По горлу сука. А мне этот боров трицатник должен.
Ганзеец сплюнул и пошел по делам.
Ножом, да еще по горлу? Что-то мне это напоминает...
Воспоминания о прошлом прервал местный алкоголик дядя Коля. Дядей его звали за то, что в свои двадцать девять он выглядел на все сорок. Но привлек меня не возраст, и даже не то, что Дядя был трезвым, а моя старенькая куртка, небрежно наброшенная на тщедушные плечи пьяницы.
Уже интереснее.
- Где куртку взял, ублюдок? - вежливо обратился я к Дяде, сжимая ворот своей куртки до хру-ста.
- Я ж это, как его, купил, - алкаш испуганно открывал и закрывал рот, обдавая несвежим запа-хом.
- Где, говори!
- У челнока калужского...
- Веди, огрызок...
Челнок показался знакомым. Плохо выбритый, худой, но жилистый, бегающие глазки и кривая усмешка. Да и очаровательный фингал под глазом могла поставить только моя рука.
Он расслабленно сидел на коробках, пролистывая модный журнальчик.
Ну ничего...
- Здорова, брат, - челнок отбросил журнал в стороны и кинулся ко мне с объятьями.
Последующие слова он проглотил, встретившись животом с моим коленом.
- Не брат ты мне, мразь, - я схватил его за шкирку. - Кто меня ограбил?
Он не мог прокашляться.
- Ты чего, бра..., э, мужик? - он попытался вырваться. - Первый раз тебя вижу...
Ребра хрустнули под ударом.
- А я не первый...
- Все бери...
Зубы брызнули на платформу.
- Ну так?
- Егерь, на Калужскую ушел, - он уже шепелявил.
Калужская.
И чего это ко мне вечно тянет отбросы. Вот и Дядя за мной увязался.
Выходить на Калужскую без оружия я не хотел, поэтому челнок любезно предоставил мне пистолет и несколько десятков патронов, как только вновь увидел мой кулак у своего носа. Куртку я подарил Дяде, пусть носит. Взамен взял у челнока новую, только из-под иголки портного.
Шли молча, только изредка Дядя принимался что-то бурдеть, рассказывал мне истории своей непривлекательной жизни и жаловался на плохое спиртное.
Это уж точно, у самого башка до сих пор шумит.
Не люблю преступность. Хоть и сам не отличался порядочностью, однако что-то во мне сохранилось от папаши-милиционера. Завидев 'братков', шелестящих на жаргоне и топырящих пальцы веером, меня начинало потрясывать. Кулаки сами сжимались, и мозг желал только одного - бить направо и налево. Однако прислушиваться к мозгу, значит умереть в пятнадцать лет.
А 'братки' были везде. Уши забивали бесконечные 'фраера', 'сявки' и прочее.
Неприятно.
Первый блокпост, шаболовский, пускать не хотел. Приземистый гопник гнул пальцы и обкла-дывал мужскими органами.
- Я, мля, че тебе, лошара позорная? - с умным, как казалось ему, видом вопрошал он, теребя мой паспорт. - Ты, мля, ганзеец, а это, мля, не есть хорошо. Я че те, фраер? Я че, мля, брата вашего не знаю?..
- Да ты не части, - моя рука самостоятельно скользнула к пистолету, заткнутому за ремень. - А то сейчас пойду к себе, на Кольцевую, скажу, где надо, ваш фраерятник живо подчистят..
- Да ты мне...
Ствол ко лбу не лучший способ продолжить беседу.
- Лады, братан, проходи...
То-то же.
Как же здесь живут?
Толпы народа, пьяного и оборванного, забитые чумазые дети и запуганные женщины.
Хороша преступная жизнь.
Запах стоял как в нужнике. Даже Дядя, привыкший ко всяким лишения жизни, брезгливо мор-щил жирный нос и щурил глаза.
- Где здесь Егерь обитает? - спросил я первую попавшуюся женщину. Та с опаской глянула на меня и вчесала прочь.
Вот и поговорили.
Освистнули.
Свистел пожилой, вполне опрятный мужичек, играющий в желтых зубах папироской.
- Егеря ищешь?
- Допустим...
- Зря ищешь, - да он словоохотлив! - Проблемы будут.
- А может, я ищу проблемы...
Кто ищет, найдет, - сказал один мудрец. Удар прикладом по голове я пропустил.
Я шел. Не один - с нашим отрядом. Все здесь: и Капитан, и Темный, и Гост с Моржом, и Адам с Данилом, и даже Санитар. Замыкал Снейк. Призраки прошлого. Шли, да не дошли.
Что-то говорили. Говорил как всегда Морж. Этого не заткнешь. Наверняка очередной анекдот.
Смеемся. Как же, он расскажет, до колик смеяться будешь.
Голова потяжелела.
- Да встряхни ты его!
Удар по скуле, плеск воды в лицо.
- Проснулся, чертяка, - сказал тот же голос удовлетворенно.
Я медленно разлепил глаза. Лица, лица, лица... Ну и уроды...
- Че эт он?
- Не нравится ему, - знакомый голос. Мужичек с папиросой.
Меня схватили за волосы. Зря не подстригся.
- Вводи хрень свою...
В районе шеи кольнуло. Тепло... Я плыл...
- Заводи Батона, что-что, а тот беседовать умеет.
Батоном оказался огромный толстяк в затертой майке-алкоголичке и с волосатой спиной. Тот, что с папиросой кивнул ему, и он медленно, но с оттягом врезал мне по лицу.
Чуть башку мне не снес, козел.
А Морж в ударе. Что не скажет, так мы падаем со смеху. Недолго еще осталось...
Снова вода в лицо.
- Зачем. Тебе. Егерь?
- Нужно, - язык не шевелился.
- Давай, Батон...
Давай, Батон...
- Мы думаем, это они его послали.
- Не может быть.
- Ну тогда зачем он здесь?
- Мож нужно че...
- Егерь ему нужен.
Капитан поднял сжатый кулак. Остановились. Смех как-то сразу оборвался.
Вой.
Неужто волки?
Капитан кивнул, предохранители хором щелкнули.
Но откуда? Говорили, что дорога чистая.
- Да нет, не похож он на них.
- Как знать, как знать...
- Ведите к сотому метру... Воля вам на импровизацию...
Быть грубо брошенным на рельсы куда не шло. Гораздо хуже быть при этом избитым и изломанным.
Бандиты умеют глумится. Сквозь шум в ушах слышался их садистский смех. Били с вдохнове-нием, и руками, и ногами. Перепадало и по интересным местам. Сил прикрываться уже не было, поэтому я с мазохистским равнодушием принимал побои.
Нехорошо получилось.
- Ладно, хорош, - объявил один из блатных.
Побои прекратились.
- Может подальше его отведем? Потом вони на всю станцию.
- Молчи, Сопля. От тебя самого, как от заправского трупа несет. Жаба давит на баню потратится...
- Да ну тя...
Кто-то грубо схватил меня за шкирку и поволок по рельсам. Ноги смешно дергались...
- Подергай его малеха, мож проснется. Хоть надышится перед смертью...
По щекам хлестко пошлепали.
- Проснись, земеля, убивать тебя будем.
Второе дыхание - странная штука. Много раз в моей нескучной жизни оно просыпалось так неожиданно, что диву даешься. Секунду назад ты был тряпкой, но вдох! И ты на коне...
Или под конем...
Даже мое пресловутое второе дыхание отступило, как только я нарвался животом на кулак, потом хлестко задел затылком приклад и после добродушно принял на свое тело град ударов нога-ми. Вот тебе и дыхание...
- Рыпаться вздумал? Давай его к стене!
Схватили, облокотили на тюбинг.
- Последнее желание будет?
Громкий хохот.
- Здохни...
- Эт можно, но не сейчас.
Оглушающий гогот.
Щелчок. Курок на старом револьвере взведен.
Выстрел. Еще. Еще...
Смерть не страшная штука. Если быстро и не больно.
- Неплохо...
Я открыл глаза, порядком заплывшие. Тот же серый, заросший мхом и ржавчиной тюбинг. Тот же сотый метр, те же 'братки', только мертвые. Тот же я, по-прежнему живой. И одно нововведение - Дядя Коля, в моей куртке и с автоматом.
- Как я их? По-моему неплохо?
- Вполне.
- Красиво они тебя отделали. Душевно.
- Аж на слезу пробило, - нашел время шутить! - Ты где был, Коля?
Дядя удобно присел на свою еще теплую жертву, поставил автомат рядом. Порылся в моей куртке, неторопливо достал папиросу, закурил. Все заполнил едкий зеленый дым.
- По делам ходил, - раздалось из дыма. - Потом, признаюсь с легким удовлетворением, сле-дил как тебя по башке прикладом погладили. Понаблюдал как тебя уволокли, - Дядя начал загибать пальцы, - пока вас не было выпил, в нужник сходил. Потом тебя притащили. За ними в туннель. Благо на посту один стоял, его того... Автомат себе...
- Ладно уж, а то пальцев не хватит, - я нагнулся над одним из 'братков', распахнул рваную, с медленно растущим алым пятном куртку, пошарил по карманам.
- Дальше ты знаешь, пальцев не надо...
Револьвер, пуля в котором пять минут назад должна была размозжить мне череп, я заботливо заткнул за пояс, россыпь патронов к нему со звоном ссыпалась в мой карман. Жизнь налаживается.
- Не нашел Егеря-то? - Дядя по-прежнему дымил папиросой.
- Как видишь...
Сидели на рельсах. Курили. Тихо разговаривали. Едкий дым теплом проникал в легкие, обволакивал их, потом зеленым облаком поднимался к потолку станции.
Ждали.
Дядя рассказывал о себе. Говорил что не всегда был таким, что жизнь заставила. Из его рас-сказа я понял что он успешно сталкерил, поднялся неплохо, даже Ганза ему медаль отвалила. Но, по жизненным правилам и по закону подлости, все, что достигается трудом и строится, может в один миг рухнуть. Так вышло и с Дядей.
В один прекрасный день он выпил, нахамил начальству, избил начальника станции и тяже-лым сапогом под мягкое место был выпнут сначала с должности, потом и со станции. А дальше то, что ожидало в те времена многих безработных - верная бутылка с крепким, небритое лицо и неосуществленные мечты...
- Сейчас бы до начальника отряда дослужился... - все еще ворчал Дядя, пока мы шли обратно на станцию.
А жизнь такова, Дядя! Она, сука, вредная. Подружишься с ней - ты в как сыр в масле. Все тебя любят: начальник нежно гладит тебя по головке, в то время как ты преданно лижешь ему зад; подчиненные с преданностью в слезливых глазках смотрят на тебя, ожидая новых идей и решений, да и сам ты по горло счастлив и готов покорять вершины. Но бац! Что-то там жизни твоей не понравилось, и ты больно падаешь на землю, не моешься и перебиваешься с говна на дерьмо.
Пропахшая потом, кровью и слезами Калужская как будто и не заметила, что только что потеряла трех своих, признаться, не самых лучших сыновей. Все осталось так, как и было, люди по-прежнему уныло и бесцельно бродили по станции, угрюмо натыкаясь на прохожих. Где-то задорно играла гитарная мелодия, которой с привизгиванием подпевал хрипловатый голос.
Тот самый мужик с папиросой не ждал, что недавно отловленная им жертва через такое ко-роткое время подставит к его уху пистолет.
- Драсте, - приветливо сказал я, взводя курок.
Папироска медленно упала на пол, рассыпав искры.
- Удивлен, товарищ урка? Где Егерь, урод, я ждать не люблю?
- Ты сделал ошибку, когда меня решил помять немного, - палец почувствовал холод курка. Я успел заметить как желтая капля пота упала со лба мужичка, а его ноги начали прогибаться в коле-нях. - Страшно? Не обоссысь.
Я опустил револьвер. Кадык мужичка радостно дернулся.
- Не убьешь?
- Да на.ер ты мне нужен? - я брезгливо осмотрел его. Со страхом с него спала вся опрятность, даже морщин добавилось. - Егерь где?
- Не могу я тебя к нему провести.
- А может все-таки? - из-за моей спины вышел Дядя. Автомат в его руках зловеще поблески-вал воронением. - А то я не он, нервы у меня в детстве кончились...
- Успокойся, Коля.
Говорили сзади.
Я медленно повернул голову, Дядя последовал моему примеру. Наши пальцы, словно дрес-сированные, легли на курки нашего неприглядного оружия.
Позади нас стоял Егерь. Даже не помня его, я все же узнал это хамоватое, с вечно растянутым в неприятной улыбке дряблым ртом и серыми глазками-монетами, которые шустро стреляли по сторонам, ожидая опасности. Позади него стояли двое не мелкого вида, теребя в руках игрушки поинтереснее наших.
- Барта, будь товарищем, скинь наган на мрамор, - даже голос Егеря вызывал отвращение.
Пришлось послушаться, так как громилы, утробно рыкнув, подняли стволы. По спине непри-ятно прокатились колючие мурашки. Дядя Коля было помедлил, но все же скинул автомат.
- Вот и молодец, - Егерь подошел ближе. - Мои ребята ошиблись, захотев тебя грохнуть, - глазки-монетки зло впялились в мужичка, который поймав на себе взгляд, выронил зажигалку. - Они получат по заслугам. А ты пойдешь за мной.
- С чего бы это? - Дядя в своем репертуаре.
- Да, наверное, потому, что в случае неповиновения вас порешат, а трупы выволокут на по-верхность, где вас охотно разберут по органам.
- Довод...
Ствол в спину и вперед.
Долго вели через прокуренные и утонувшие в зловонном кумаре подсобки, из которых доносились пьяные вопли, хлесткие звуки ударов по лицам и истерический хохот и трескотня девиц. Громилы чувствительно подталкивали стволом в позвоночник, отшучивались встречным блатным. Егерь серьезно жал встречным руку, а полуголых девиц провожал похотливым взором глазок-монеток.
Вскоре мы уткнулись на достаточно приличную дверь, аккуратно обитую искусственной ко-жей, с едва заметными потертостями и маленьким закрытым окошком вместо глазка.
Жиреют блатные.
Егерь коротко выстучал незатейливую мелодию. Окошко с скрежетом ввалилось внутрь, на нас вперились злые глаза, оценив гостей. Замок щелкнул и дверь приветливо приоткрылась.
Громилы остались у входа. Да уж, без ствола, наведенного на затылок, стало гораздо спокой-ней. Дядя рядом тоже приободрился.
Вырвемся.
У входа нас встретил Батон. Знакомая личность. Хотя до этого я был знаком лишь с его сили-щей и отнюдь не ласковыми кулаками.
- Батон, отведи пассажиров к Остапу, он ждет.
Батон согласно рыгнул и чувствительно толкнул Дядю в лопатку, приказывая идти.
Снова дверь и другая комната.
Да, такого я уже давно не видел. Рядом чуть слышно присвистнул Дядя.
Для весьма не процветающей преступности такая обстановка не шла. Комната была идеально убрана, стены выбелены, потолок обклеен плиткой, на полу заботливо раскинулся ковер, на котором стояли приземистые кресла. Перед креслами стоял опрятный письменный стол, за которым в тени сидел человек, которого я, залюбовавшись убранством, не заметил. Перед ним лежали стопки бумаг, ласково светила настольная лампа.