Смоляков Сергей Петрович. Практика на "Веге"

Ю.Х. Рястас С.П. Смоляков А.И. Бельский

ПРАКТИКА на ВЕГЕ

Первый курс мореходки успешно завершен, впереди первая морская практика на учебном парусном судне училища, ВЕГА. Практике предшествовала подготовка курсантов по парусному вооружению баркентины в учебном классе.

Неутомимый наш начальник училища, папа, как заглаза называли его курсанты, Александр Владимирович Аносов как-то обнаружил и приобрел в морском клубе заброшенный макет корпуса однотипного судна в масштабе примерно 1:20, а преподаватель навигации в эстонской группе, известный судомоделист Херман Тынисоо восстановил в деталях его парусное вооружение.

0x01 graphic
Херман Тынисоо

Культ парусного судна среди курсантов был высок. Книга капитана Лухманова "Солёный ветер" почиталась курсантами всего судоводительского отделения как библия для моряка. Каждое мореходное училище Союза имело свое учебное судно. А какие имена они носили: КОДОР, СИРИУС, КАПЕЛЛА, ПАЛЛАДА, АЛЬФА, ВЕГА!.. Все они строились в Финляндии для СССР в период с 1946 по 1953 годы.

Длина с бушпритом - 44 м.

Длина корпуса - 39 м.

Ширина - 9 м.

Высота борта - 4 м.

Осадка - 2,9 м.

Водоизмещение по КВЛ - 595 т

Дедвейт - 269 т

Мощность вспомогательного двигателя 300 л.с.

Скорость под двигателем - 7,5 уз

Площадь парусов - 820 м2

Несмотря на то, что многие, в прошлом курсанты мореходного училища, уже поседели, воспоминания о плавании на паруснике продолжают храниться в памяти каждого. И не зря, ибо одновременно с суровым воспитанием чувства локтя курсанты попадали и в скользкие ситуации.

От теории к практике

25 мая 1959 года первокурсники Таллиннского мореходного училища с трепетом в сердце ступили на палубу парусника ВЕГА - мечты своего детства. Кое-что о порядках на парусных судах было известно из книг, но думалось: "А как наяву"?..

С первого дня пребывания на судне они стали осваивать строгую дисциплину, твердый порядок и пунктуальное исполнение Устава. Во всем ощущалась твердая рука старпома. Разместились в четырех- и шестиместных кубриках. Для всех полной неожиданностью стало несметное количество мух, летающих по судну и чувствовавших себя совершенно безнаказанно. Проявив инициативу и энтузиазм, курсант Серега достал лист бумаги, на котором нарисовал муху, раздавленную курсантским пальцем. Надпись гласила: "А ты убил муху?" Народ с небывалым подъемом приступил к массовому истреблению зловредных насекомых.

Несмотря на то, что в стенах мореходки изучили вооружение парусного судна, поразило обилие тросов, блоков и всё в натуральную величину. Самые нетерпеливые рванулись к вантам, но были тут же остановлены строгим старпомом. Сначала нужно было пройти инструктаж по технике безопасности и расписаться в журнале. Каждый брал на себя большую ответственность, что заставило всех посерьёзнее отнестись к делу. Работа на высоте - не детская забава!

Запах смоленых концов - возбуждал. При составлении расписания по парусной тревоге желающих работать на фок-мачте было тьма, поэтому, командир фок-мачты, старпом имел выбор. На брамсели были посланы курсанты веса мухи со шкентеля, а на марсели и фок - тяжелоатлеты.

Утро начиналось с физзарядки. Под наблюдением и по командам второго помощника народ должен был по вантам взобраться на марсовую площадку фок-мачты и спуститься на палубу с другого борта. Упражнение поначалу для многих оказалось сложным, особенно подъём по путенс-вантам. Были желающие пролезть в "собачью дырку", но попытки эти тут же пресекались грозным окриком наблюдавшего "физрука". Поначалу на марсе салаг страховал штатный матрос, но потом надобность в нём отпала. Усложнением этого упражнения стал подъем по стень-вантам... Шаг за шагом страх высоты был преодолён.

Дальше - сложнее: курсантам, расписанным на фок-мачте, дано задание разобраться по реям. Ритуал последовательных действий выглядел так: никаких "кто быстрее!" Первыми поднимаются на верхний брам-рей, за ними - нижний брам-рей, верхний марса-рей, нижний марса-рей и наконец фок. На рею первым ступает ноковый, за ним остальные строго по расписанному порядку. Курсант с вант переступает на перт, поднырнув под заспинный страховочный трос, и держась за рею скользит не отрывая ног от перта до своего места работы. Оно обозначено страховочным кольцом, закрепленным на рее. Каблуки "гадов" не позволяли ноге сорваться с троса, тем более, что любое движение одного человека вызывало колебания всего перта. Когда народ разместился по реям, судорожно вцепившись за что только можно, последовала команда:

- Лечь на рею животом! Вытянуть руки вперед!

Выполнение этого упражнения заняло время. Животом на рее лежали, но надо было заставить себя оторвать ладони от спасительной держалки... Несколько судорожных движений руками... Старший помощник на палубе с мегафоном в руке терпеливо ждал...

- Руки в стороны!.. Руки вверх!.. Руки вниз!.. Помахать руками!..

Последнее упражнение, которое нужно было освоить, укладка парусов. Самый большой из них, фок имел площадь 107 кв.м. Над ним трудились шесть молодцов. Подтянутый горденями к рее парус нужно ровно "гармошкой" сложить на рее, последним шлагом плотно обернуть собранное и обвязать сезнями. Поэтому в процессе уборки один из горлопанов, который находился ближе к мачте, командовал:

- Взяли! - остальные старались схватить брезент как можно ниже.

- Подняли! - дружно поднять и уложить схваченную часть паруса на рею...

- Обернули!

- Вяжи!

И это - в любую погоду, при любой качке.

0x01 graphic
На реях

В конечном счёте, каждый курсант знал своё место по парусной тревоге: какие концы бегучего такелажа находятся в его ведении, где они закреплены на палубе, чтобы и в темноте ночи мог он их отыскать не мешкая. Достигалось это так: с закрытыми глазами парень трогал нагель с закреплённой на нём снастью и называл её, затем соседнюю и так до тех пор, пока не получалось безошибочно. Все начинали понимать, что безопасность и даже жизнь твоего товарища зависят от тебя.

Штатный экипаж и пять метров шкимушгара

Какой конец на судне самый короткий, а какой - самый длинный?
Самый короткий - рында-булинь, а самый длинный - боцманский язык.

Загадка

Шкимушгар - тонкий линь, свитый из низкокачественной просмоленной пеньки
или из каболок старого троса. Шкимушгар применяется для накладки бензелей,
клетневания, изготовления матов и в других такелажных работах.

Морской словарь

Штатная палубная команда на ВЕГЕ состояла всего из четырех хорошо знающих своё дело человек: два матроса, подшкипер и боцман.

0x01 graphic
Антс Рауд

Матрос Антс Рауд - худощавый брюнет, очень подвижен и тараторит скороговоркой. Что примечательно: все 30 лет службы ВЕГИ фамилия Антса Рауда значилась в судовой роли - от матроса до капитана.

Старший матрос Тильга - полная противоположность Антсу. Крепко сложенный, блондин, немногословен. Бесстрашие его характеризует такой эпизод: чтобы поправить карабин, закрепленный у клотика, на который крепился блок для подъема беседки на мачту, он поднялся по вантам до самого некуда и к клотику полез по стеньге, как медведь по дереву. Это на высоте порядка 30 метров. На палубу он спустился по концу к восторгу курсантов и неодобрению начальства. При заходе в порты он стоял на руле, вернее забирался ногами на рулевую машинку, чтобы лучше видеть вперед, и, схватившись рукой за гик бизань-мачты, умудрялся ногой вращать штурвал.

Шкипер Зидра - пухлый на вид, с добрыми глазами. Заведовал снабжением судна от продуктов до последней киянки. Образование - 7 классов. Голубой мечтой его было поступить в мореходку. Мечта его воплотилась в дело, когда года четыре спустя средние мореходные училища перевели в разряд техникумов. В Эстонском морском пароходстве дорос до капитана.

Несколько добрых слов надо сказать о кормилице нашей, коке Матильде. Дородная эстонка умудрялась в крохотном камбузе, половину свободного пространства которого занимала она сама, готовить на 70 с лишним человек. Правда, ей помогал камбузный наряд и улыбчивая буфетчица Рита.

В лагуне с киселем всегда плавала корочка корицы, брошенная рукой докторицы, вкус которой слегка портил некоторым настроение. Сейчас этот вкус вспоминается под Рождество, в печеньи "Пиппаркоок"...

0x01 graphic
Лев Ланцов

0 суровых боцманах, которых издревле на флоте называли "драконами", написано немало нелестного и несправедливого.

Боцман Лев Ланцов - невысок ростом, хорошо сложен, со слегка картавящим негромким голосом, строгим лицом, пронзительным взглядом. В ножнах на поясе неизменный боцманский нож. Дело свое, а это паруса, стоячий и бегучий такелаж и работы с ним, палубные механизмы - эх, да что перечислять обязанности боцмана - он знал досконально. Каково же было удивление курсанта Анатоля, яхтсмена в школьные годы, когда Лев рассказал, что знакомые ему по яхтклубу, а теперь курсанты старших курсов, Анатолий Омельченко и Тийт Масик во многом помогали боцману осваивать парусную науку.

Курсанты никогда не видели его, даже слегка, выпившим. Как непосредственный матросский начальник, он держал курсантскую братию, а это шестьдесят с лишним салаг, в "ежовых рукавицах" и упорно вбивал свои знания в их головы. Нарушители техники безопасности, опоздавшие по судовым тревогам, сачки в рабочей команде, получали по справедливости и, надо сказать, весьма оригинальным образом: сплести пять метров шкимушгара, а за грубые нарушения - даже десять... Практически, "пострадавшие", а поначалу их было достаточно, получали от шкипера Зидры куски старого растительного троса, которых на паруснике хватало, распускали его на каболки минимум по две каждому.

В то время, когда по судовому расписанию экипажу полагался "адмиральский час", на переходных мостиках усаживались "такелажники" и работа закипала. Каболки полагается скручивать по направлению их естественной скрутки и одновременно свивать в тугую бечеву. Читатель, чтобы ощутить всю прелесть этого процесса, возьми две тоненьких веревочки и попробуй проделать вышеописанное действо.

"Адмиральского часа" не хватало, посему изготовление, как минимум, пяти метров шкимушгара продолжались в свободное от учебы, работы или вахты время. Руки немели от напряжения, пальцы натирались до мозолей. Затягивать исполнение не рекомендовалось, ибо боцман помнил о всех своих должниках и можно было за задержку исполнения наряда вне очереди схлопотать пяток метров дополнительно. Однако, на этом дело не заканчивалось. Второй частью "Марлезонского балета" была сдача готовой продукции боцману, а он беспощадно отбраковывал, по его мнению, слабо скрученную или не в меру лохматую шкимушку. Резюме было коротким: "Переделать". Далее снова читай с абзаца: "В то время, когда по судовому расписанию экипажу полагался "адмиральский час"...

К концу практики количество любителей обеспечивать боцмана материалом для такелажных работ заметно убавилось, но можно быть уверенным: произнеси сейчас в присутствии начальника пароходства слово "шкимушгар" и он может вздрогнуть, ибо школу, пройденную у боцмана Льва Ланцова, уже не забудешь.

А как всё это пригодилось при сдаче экзамена по такелажному делу. На нём, кстати, присутствовал старый боцман с парусников. Это просмолёный седой эстонский моряк придирчиво осматривал наши такелажные "плетения", иной раз выдавая комментарии на "великом и могучем" русском языке. Зато похвала его, наполняла нас гордостью!

Командиры

А теперь о тех, кому было положено за время практики существенно поубавить количество ракушек с наших задниц.

Капитан Борис Николаевич Иконников. Небольшого роста, среднего сложения, спокойный и замкнутый в себе человек. Правда, спокойный только в трезвом состоянии, а "под градусом" он бывал злой и агрессивный, ругался по-английски, и курсантская братия не горела особым желанием попадаться ему на глаза.

Мы, оболтусы, ничего не знали о прошлом капитана. Между тем, Борис Николаевич был человеком тяжелейшей судьбы, пострадавшим и от врагов и от своих. 22 июня 1941 года экипаж судна, на котором Борис Николаевич был старпомом, интернировали и заточили в замок Вюльцберг, где размещался единственный в Германии лагерь ILAG-13 экипажей захваченных немцами советских судов. В нем действовал партийный центр, куда входил и Борис Николаевич. Освобожденный американцами из плена, Иконников непродолжительное время находился в американском сборном лагере, где союзники агитировали его не возвращаться на родину. Если враги не могли поставить его на колени, то с этим успешно справились свои. В 1947 году поступил приказ сверху, запрещающий интернированным морякам плавать в заграничных рейсах, а в 1949-ом запретили плавать вообще. Иконникова уволили из Балтийского пароходства. Ежедневно подвергавшийся смертельной опасности на протяжении четырех лет, Борис Николаевич с трудом сносил обиды от своих... Не всякий может выдержать такое, и возможно только спиртное немного облегчало его одинокую душу. Да и внешне он всегда держался так, что и не заметишь "градуса". Только иные команды ставили юных моряков в тупик.

Вот ВЕГА покидает Таллинский залив. За кормой видны оба маяка, идём точно по створу. Нужно сказать, что в то время Таллин был закрытым портом, здесь была военно-морская база. Посему рейд был перегорожен поперёк противолодочной сетью. По запросу, дежурящий при ней буксир, открывал узкий проход для входящих или выходящих судов. В такой проход мы и направлялись в этот раз. Курсант стоит на руле, опыта ещё мало, и он внимательно следит за курсом, слушая команды вахтенного старпома. ВЕГА, попыхивая своим маломощным "болиндером" приближается к проходу. Вдруг раздаётся команда появившегося капитана:

- Право на борт!

- Есть право на борт, - растерянно отвечает курсант и начинает перекладывать штурвал.

Старпом делает страшное лицо и отменяюще машет рукой. Курсант возвращает судно на курс. Капитан снова смотрит на рулевого и повторяет свою команду. Бедный рулевой не знает уже, что и делать, он умоляюще глядит на старпома. Тот молча показал рулевому на проход в сетях, а сам взяв капитана под руку, отводит его к борту, что-то говоря, наклонившись к уху. Пока суть да дело, послушная рулю ВЕГА, благополучно выбралась уже на открытый рейд. Впереди открывались дали Финского залива.

Под конец практики, теперь уже освоивший и руль, и многое другое курсант столкнулся ещё раз с капитаном, пребывавшем "в настроении". Судно стояло в порту, народа на борту мало и курсант в ранге "дежурного по судну" откровенно скучал. Но вот, ближе к вечеру, прибыл из города капитан и стал неспешно подниматься на борт. Дежурный, как и положено, руку к козырьку:

- На судне работы закончены, происшествий нет!

Капитан молча кивнул и медленно двинулся по палубе в сторону кормы. Дежурный последовал за ним. Вот капитан остановился и, глядя на сверкающую чистотой палубу, вдруг спросил:

- Почему не убран инструмент?

Дежурный в недоумении огляделся, никакого инструмента нигде не видно. Однако, уже наученный кое-каким опытом, на всякий случай произнёс:

- Виноват! - капитан на это ответствовал, - Зайдите ко мне в каюту.

Спустились по трапу, капитан впереди, дежурный за ним. В каюте капитан, присев на диван, произнёс на старинный манер:

- Не имею чести знать вашу фамилию...

Опешивший дежурный назвался и тут же услышал, что за подобное дежурство будет завтра же списан с судна и направлен в училище. Уныло протянул:

- Есть! Разрешите идти?

Сдав дежурство, курсант долго не мог заснуть. Ну, надо же какое расстройство. Друзья утешали, дескать, не впервой такое. И точно, на утро никто об инструментах и наказании не помнил. Курсант этот уже стал пенсионером, а ведь не забыл...

Следы капитана Иконникова затерялись на Дальнем Востоке.

0x01 graphic
Виктор Кала

Старший помощник капитана Виктор Иванович Кала - само очарование. Всегда опрятно и по форме одет, подтянут, строен. Хорошо ухоженный шнурок черных усов. Требователен и строг. Курсанты побаивались старпома, но уважали. Было известно, что он с отличием окончил мореходку и буквально через три года стал старпомом учебного судна. Впоследствии стал капитаном-наставником в Эстонском морском пароходстве.

0x01 graphic
Отто Рулли

Второй помощник Отто Рулли - прямая противоположность старпому. Истинный марсофлот! Ему бы во времена чайных клиперов цены не было, но и здесь он держался молодцом. Вероятно, только он мог так лихо заламывать на затылок мичманку. Крепко сложен, широкоплеч. Прекрасный человек, рубаха парень, но горячий и заводной до невозможности. Ему курсанта прихватить - мёдом не корми. На ВЕГЕ огромное рулевое колесо, которым курсанты должны удерживать судно на заданном курсе. Если судно рыскало, Рулли любил замечать: "За нами гонится гремучая змея". Вахта на руль назначалась двум курсантам: первый - рулевой, второй - впередсмотрящий на баке. Когда Отто обнаруживал судно или буй впереди траверза раньше поступления доклада от впередсмотрящего, он поднимался на бак и заботливо начинал поиск: "А где мой вперёдпосмотрящий"? Вездесущий боцман показывал незадачливому посмотрящему пятерню и тот понимающе кивал головой...

0x01 graphic
Г. В. Катунцевский

Начальник практики - капитан первого ранга в отставке Григорий Васильевич Катунцевский. Крепыш, наголо бритый, что дало курсантам повод прозвать его "Курадимуна" - "Чёртово яйцо" - по названию одноименной банки на Балтике. Он практически не выпускал изо рта трубку, курил табак "Золотое руно", от которого на палубе стоял приятный аромат. Впрочем, бывали случаи, когда в курсантских кубриках, где курение категорически запрещалось, также попахивало "Золотым руном". С возрастом Катунцевский стал сварливым и въедливым. Ребята его недолюбливали и побаивались. Однако во время практики произошли события, изменившие отношение многих ребят к Григорию Васильевичу в лучшую сторону.

Через год после парусной практики, довелось курсанту Серёге снова встретиться с ВЕГОЙ. На сей раз он проходил практику на пароходе ВЕРХОЯНСК, который совершал рейсы между портами северной Европы. Будучи штатным матросом, получал курсант и валютную часть зарплаты, а стало быть, был по тем временам не таким уж и "бедным студентом". В порту Выборг пароход должен был принять груз леса и доставить его в Бельгию. И вот, во время погрузки, рядом вдруг ошвартовалась беленькая ВЕГА. Курсант не преминул наведаться на парусник, где встретил своего недавнего командира Отто Рулли. Разговор решили продолжить в городе, куда и направились незамедлительно. Увязался за ними и капраз Катунцевский, который и на сей раз руководил практикой. Выборг был зелен и уютен. В ресторане малолюдно. Моряк загранзаплыва был за хозяина и угощал щедро. Водочка прекрасно пошла под красную икорку и расчувствовавшийся капраз молвил: "Хороша! Но дорога"! Ну а потом дороги моряков разошлись и надолго.

Встретиться вновь им пришлось через много лет. Бывший курсант стал уже капитаном и трудился на паромах, связывающих остров Сааремаа с материком. А его, в прошлом парусный командир, был теперь начальником отдела кадров знаменитого островного рыболовецкого колхоза. Если когда-то Отто Рулли любил прхватывать курсантов, то теперь воспитывал молодых специалистов. Свидетелем такого процесса и стал однажды капитан. Он заглянул в кабинет кадровика по случаю и беседовал с хозяином, вспоминая былое. Вдруг в дверь постучали, и на пороге появился молодой человек в новеньком, только что пошитом, морском мундире.

- Вы кто? - тихо спросил Рулли вошедшего.

- Я штурман, прислали к вам поработать - смело ответил самоуверенный новичок. Мундир придавал ему важности.

- Вы пока не штурман, а кусок глины, из которого мы, возможно, и вылепим штурмана - также тихо и спокойно заключил Отто.

Он приступил к оформлению бумаг, а недавно бравый ещё морячок, смущённо ждал итога. Но вот, оформление закончено и молодой специалист покинул кабинет.

- Нужно ставить их на место сразу, - пояснил Отто капитану.

- Ну конечно, - поддакнул капитан, - а то много требовать будут. Узнаю, узнаю старую школу!

Судовые работы

Когда ещё у причала в наших действиях появилась какая-то слаженность, раздалась команда: "Вира якорь"! И пусть впереди был всего лишь Финский залив, для подавляющего большинства курсантов это был выход в Море.

Первоочередной задачей в начале практики было приведение судна в порядок после зимнего отстоя. Пока под двигателем дошли и встали на якорь у острова Берёзовый, что в тиши шхер Бьёркезунд у городка Приморск. Солнечная погода благоприятствовала и работа закипела. На воду были спущены один из вельботов и рабочая шлюпка, на которых чехлы палубных механизмов и парусов свезли выдраить на береговых валунах. На судне же предстояла грандиозная задача - отциклевать, проолифить и полакировать потемневшие от времени и непогоды мачты, реи и планширь. Специального инструмента для выполнения такого рода работ не имелось. В ход было пущено, видимо, заранее заготовленное, стекло, ребятам, работающим на высоте от клотика до марса, выдавали использованные пилки по металлу с заточенным на наждаке ребром.

Рассказ курсанта Анатоля: Я взбирался по вантам на салинг, садился в беседку, а с палубы несколько человек дружно вирали её до места циклёвки. Они старались поднимать беседку не спеша и плавно, но разве это возможно?.. По крикам, доносившимся из поднебесья, можно было судить, что о них думает поднимаемое тело. Ну, слава Богу - дотянули! С тридцатиметровой высоты палуба казалась узенькой дощечкой, по которой ползают мураши-людишки. Я обносил цепь страховочного пояса вокруг стеньги и принимался скоблить. Как ни странно, дело двигалось достаточно быстро, так что постоянно страховавший меня матрос Тильга на палубе тоже не сидел без дела: периодически аккуратно потравливал фал беседки. Судите сами: толщина стеньги была приблизительно сантиметров 20.

Однако образцом работы высшего класса на мачтах стала покраска клотиков белилами, которую выполнил курсант Феликс, встав ногами на поднятую до самого блока беседку и без всякой страховки. Даже сейчас мурашки по коже...

В течение полутора недель все запланированные работы были выполнены без излишней суеты и авралов. Хватало времени и искупаться, но только по команде, и отдохнуть от трудов праведных. Чем грязнее становилась наша роба, тем белее становилась баркентина. Вымытый корпус вместе с сияющим желтизной рангоутом превратил ВЕГУ в красавицу. Недаром слово "ship" в английском женского рода!

Шлюпочные учения

Мы уже вполне освоились со своими обязанностями. В три смены, по суткам, одни учились, другие несли вахту, третьи работали. Тут же, на тихом рейде, решено было устроить учебу по управлению шлюпкой.

Капитан Смоляков уже полвека хранит свидетельство о получении первого морского звания - матрос 2 класса. И там, в графе "управление шлюпкой", стоит оценка "3". Это единственная его тройка за время обучения в мореходном училище. Как же так получилось?

Рассказ Сергея: Когда мы освоили хождение на веслах и под парусом, наступил момент сдачи зачёта. Мы по очереди занимали место рулевого в одной из шлюпок и командовали гребцами. В шлюпке находился и наблюдающий от командования судна. Мне, так сказать, повезло: в шлюпку спустился капраз Катунцевский, одетый в белоснежный мундир.

В это время в рабочей смене трудился мой дружок Юра Губарев. Занимался он конкретно уборкой гальюнов. Делалось это так: из-за борта набиралось ведро воды и с силой выплескивалось в очко. Струя, захватив продукты нашей жизнедеятельности, выплескивалась за борт из шпигата, расположенного чуть выше ватерлинии. Все просто и надежно.

А часы уже начали свой роковой отсчет. Я командую "НАВАЛИСЬ!", и шлюпка летит по направлению к судну. Юра, исполняя свои обязанности, набрал воды в ведро. После моей команды "ТАБАНЬ!", шлюпка замедляет ход, приближаясь к борту. В это время Юра входит в гальюн и заносит ведро над напольным унитазом. Скорость шлюпки, однако, велика. Баковый не смог удержать опорным крюком посудину, которая пошла вдоль борта и в эту же секунду из шпигата вырывается струя прямо в шлюпку к сверкающим штиблетам каперанга Катунцевского. Одной миллионной доли секунды не хватило для того, чтобы девственно белый чехол каперанговской фуражки и китель не приобрели бы желто-коричневый цвет пахучей жидкости. Мои гребцы, очень громко выражаясь, отталкиваются от борта. Юра по этим звукам понял, что случилось нечто ужасно неприятное, и он исчез... Не знаю, куда можно спрятаться на небольшом судне, но найти его долго не могли. Ну, а мне, как командиру шлюпки, пришлось ответить за умение управлять ею. Вот такое стечение обстоятельств. Ну а с управлением шлюпками, да и судами, в дальнейшем у меня особых проблем не было.

Шторм

Многочисленные тренировки по постановке и уборке парусов, в том числе и ночью, довели дело до автоматизма. Так, ночью по сигналу колокола громкого боя ПАРУСНАЯ ТРЕВОГА курсанты спавшие в кубриках на втором ярусе коек спрыгивали через штаны в ботинки и на ходу натягивая на себя голландку мчались к месту построения. Некоторые ретивые поднимались на мачту, не зашнуровав ботинки, за что получали выговор от старшего помощника. Это считалось нарушением правил техники безопасности. Однако, впереди мореходцев ожидало новое испытание морем - морская болезнь.

Первое штормовое утро. На завтрак выдана баночка печёночного паштета из расчёта на семь человек, но за столом вместо положенного количества едоков сидит от силы половина. Из раскрытых дверей кубриков слышатся глухие охи и стоны не вышедших к мероприятию, на котором "сачков" не бывает...

Такая вкуснятина подается к столу не часто! Больше привыкли к кабачковой или баклажанной икре. Посему следует такой диалог:

- Вася, ты что спишь. Завтрак на столе, да сегодня такой вкусный!

Вася (стеная): - Не хочу-у... Ешьте... сами...

Можно делить на шесть порций.

- Федя, давай подходи. Что ты там застрял!

Федя (стеная): - Да пошли вы...

После опроса не явившихся к столу сотрапезников, баночка делилась на трёх или четырёх едоков, которым шторм аппетита не испортил.

А у командиров свои методы лечения от морской болезни: как только время завтрака истекло, сигнал колокола громкого боя ПАРУСНАЯ ТРЕВОГА сметает наверх здоровых и невольно поднимает "больных". Едва прозвучали первые слова команды, курсанты фок-мачты по отработанному порядку взлетают на ванты. На реях они чувствовали себя уютнее, чем на палубе, на которую залетают мокрые и холодные брызги, а то и волной окатит. А на реях и ветер теплее, и качка приятнее. Не завидовали они работничкам на гроте и бизани.

Оказывается, не только люди, но и твари, братья наши меньшие, подвержены "морской болезни". А самой популярной тварью на любом плавсредстве есть крыса. В один штормовой день шла ВЕГА под машиной раскачиваясь и вдоль, и поперек. Паруса как бы прижимают судно к волне и качка становится плавной, а без них - шатай-болтай... Так вот, вперёдсмотрящий вдруг видит, как из-под свернутого на бушприте стакселя вылезает эта тварь. Поднялась на задние лапки, понюхала воздух, а её саму судорога трясет - тошнит беднягу самым натуральным образом, как салагу. Хотел, было, паренёк запустить в неё чем-нибудь, да на палубе ни мусоринки... Тварь же, не обращая внимания на окружающих, пошатываясь на своих четырёх лапах шмыгнула под парусину. Даже жаль её стало.

Один раз имел место такой случай: ветер усиливался и капитан приказал убрать брамсели, поскольку судно шло с большим креном, так что шальные волны с подветренного борта заливали сквозь шпигаты палубу. По сигналу парусной тревоги команда, уже привычно карабкаясь по вантам, разбегается по брамселям.

По этой промозглой погоде прихватила курсанта Анатоля мышечная боль в спине. В ожидании команды на работу с марселями он сидел на пороге камбуза, откуда тянуло теплом, пытаясь согреться. Неожиданно перед ним возник старпом с вопросом:

- Пойдешь на нижний брамсель?

- Не могу... Спину схватило...

Старпом махнул рукой и помчался дальше. Этот взмах напомнил прихворнувшему курсанту слова Цезаря: "И ты, Брут!"...

Замена нашлась. Позднее выяснилось, что курсант П. отказался занять свое место на нижнем брамселе под предлогом, что жизнь дороже. Этот эпизод не получил огласки, однако на втором курсе оный студент не появился.

В наше время страховкой при работе на рее были заспинный трос, страховочное кольцо и сила рук. Позднее такая работа производилась уже со страховочными поясами. Все курсанты, расписавшись в журнале по технике безопасности, брали на себя ответственность за возможные ошибки, да ещё старались подстраховать друзей, работающих рядом. Так учило море. Ответственность - пожалуй, главное качество мужчины, а моряка тем более.

Штиль

Одни считают непостоянными женщин, другие - мужчин.
Но всякий истинный петербуржец знает, что нет ничего
непостоянее, нежели петербургская погода.

Козьма Прутков

Июль месяц. На море полный штиль. ВЕГА под всеми парусами с утра неподвижна посреди Финского залива. Горизонт чист, на небе ни облачка. Курсанты изнывают от жары и неопределенности в действиях руководителя практики капраза Катунцевского. Наиболее смелые из них предлагают ему устроить купание за бортом, на что, неожиданно, получают "Добро", но только по команде. Незадолго до обеда колоколом громкого боя, а за ним по трансляции дублируется команда вахтенного помощника:

- ШЛЮПОЧНАЯ ТРЕВОГА! Шлюпку N3 спустить на воду! Команде купаться!

С левого борта вывешивается шторм-трап. С визгом и гуканьем, кто по шторм-трапу, кто с планширя, а самые отчаянные - с бушприта, прыгают парни в воду. Шесть гребцов в шлюпке N3 во главе со вторым помощником Отто Руули уныло помахивают веслами.

Вот что рассказывал один из них: - Мы отошли от судна на расстояние примерно в четверть кабельтова, так чтобы видеть всех купающихся. Наиболее рьяных Отто грозным голосом гнал поближе к судну, а мы в бездействии "сушили весла" сетуя на свою долю. ВЕГА, хоть и с обвисшими парусами, но после проделанного нами ремонта в Бьёркезунд, выглядела весьма приглядно. Обводя взглядом красавицу баркентину, случайно увидел за кормой едва приметную кильватерную струйку. Вроде ее доселе не было... Глянул на штурманскую рубку: вахтенного помощника не видно, рулевой устремил свой взор в путевой компас... Показал на нее второму помощнику - его реакция была мгновенной:

- Всем на борт! - громоподобно заорал он купающимся, а нам: - Весла на воду!

Плававшие возле судна полезли по шторм-трапу на борт, далеко отплывших от судна гребцы без церемоний втаскивали в шлюпку. Когда набитая людьми шлюпка не без усилий догнала, наконец, судно и на борт был подан фалинь, бурун из-под её форштевня был уже значительным. Слава Богу, на этот раз, обошлось без неприятностей.

В это жаркое лето купание в открытом море повторялось не раз с той лишь разницей, что перед этим мероприятием звучал сигнал парусной тревоги и следовала команда: - Фок, нижний марсель, верхний марсель, нижний брамсель и верхний брамсель - на гитовы! Стаксели, грот и бизань - рубить!

Да и ходовая вахта была начеку! С ветром шутки плохи, можно и не догнать, подхваченное им судно. Всегда нужно подстраховаться. Только бережённого Бог бережёт!

Коль скоро речь зашла о купании, на якорной стоянке возле Петергофа, когда курсантам разрешили искупаться, неожиданно на палубу вышел Григорий Васильевич в "купальной форме одежды". Весело глянув на публику, готовую сигануть за борт, он взобрался на планширь и, взмахнув руками, первым нырнул "ласточкой" в воду. Народ ахнул от восхищения: вместо ожидаемого фонтана брызг - только "бульк!" Да-а, жило в капитане первого ранга в отставке настоящее морское прошлое...

Ходили мы походами

Из воспоминаний Юрия Рястаса: ...ВЕГА вернулась на таллиннский рейд и отдала якорь. Кому из читателей довелось видеть фильм "Озорные повороты", тот помнит в первых кадрах парусник. Увы, за кадром осталась наша шлюпка, в которую актриса Терье Луйк спрыгнула из яхты.

...Пришли в Ленинград и встали у причала торгового порта. Лагом стоял СИРИУС. На вахте у трапа я болтал с вахтенным СИРИУСА, благо, никого рядышком не было. Около пяти часов на палубу соседей вышла женщина в возрасте. Она была в сапогах, черной юбке, в синем форменном кителе без знаков различия и в черном берете с кокардой старшего комсостава. Она так отчихвостила бедного вахтенного, что я удивился. Посмотрев ей вслед, спросил:

- Что, ваша буфетчица не с той ноги встала?

Курсант как-то странно посмотрел на меня, приложил палец ко рту и прошептал:

- Это Анна Ивановна... - я продолжал глупо таращиться на парня. Видя мое идиотское выражение, он добавил: - Щетинина

Это была легендарная Анна Ивановна Щетинина, первая в мире женщина-капитан дальнего плавания. Она стала капитаном в 27 лет, в 1935 она прославилась на весь мир, проведя судно "ЧАВЫЧА" через полярные льды на Дальний Восток. В августе 1941 года под жестоким обстрелом фашистов провела груженный продовольствием и оружием пароход САУЛЕ из Таллина в Ленинград. Слыла среди моряков лихим швартовщиком и славилась крутым характером, из кабинета которой даже некоторые мужики выгребали задним ходом. Анна Ивановна - целая эпоха на морском флоте. Во время войны она осуществляла ответственные рейсы на дальневосточных морях, потом долгие годы была деканом судоводительского факультета в Ленинградском и Владивостокском высших мореходных училищах. Любила выходить с курсантами на практику. Живой ум, целенаправленность и доброе отношение к людям снискали А. И. Щетининой заслуженное уважение. К сожалению, это была моя единственная встреча с ней.

...Город Ленинград оставил неизгладимое впечатление от знакомства с ним, особо нас всех поразила красота и прелесть Петродворца...

... Мы зашли в Пярну. Планировалось посещение судна жителями города, а также демонстрация парусных учений и шлюпочных гонок по реке. Все это рассчитывалось на привлечение в училище эстонских ребят. Но наш "агитпоход" омрачился одним обстоятельством конфузного характера: был Яанов день, когда, казалось, всё население веселилось в местечке Валгеранд недалеко от города. Извечное курсантское безденежье привело меня в каюту к Григорию Васильевичу, где я изложил проблему. Набив трубку табаком и раскурив её, он спросил:

- Сколько, ты говоришь, душ?

- Сорок пять, - ответил я.

- Так. Даю тебе по червонцу на брата под твою ответственность. Отдашь после стипендии.

- Обязательно отдам, - поспешил заверить я.

Григорий Васильевич достал из внутреннего кармана пачку червонцев и отсчитал мне 45 штук. Вряд ли мог капитан первого ранга тогда предположить что-нибудь плохое. Хотя теперь думаю, что он не очень хорошо знал курсантскую душу... И события развернулись в стороне от фарватера его мыслей.

За проезд на автобусе до места гуляния мы заплатили честно по три рубля, столько же стоил билет на празднество, которое уже было в разгаре. Поле на берегу пылало от множества костров разного калибра, а вокруг каждого из них громоздились батареи бутылок с различными этикетками. В то время межнациональных проблем не существовало, и "братание" происходило немедленно. У каждого костра оказалось по 1 - 2 курсанта. Гуляние шло полным ходом. Я встретил знакомых ребят из Тапа и, поудобнее устроившись у костра, уплетал за обе щеки вкусную закусь, изредка запивая её водкой. А потом ко мне подошел мальчик и, наклонившись, сказал: "Дядя, там ваши"... Пройдя несколько метров, я увидел будущего капитана, мирно спавшего у самого берега и удобно положившего голову на прибрежный камень. Вода нежно обмывала его ноги. Я поднял бедолагу и взял под левую руку. Пройдя несколько метров, увидел курсанта, идущего с креном на левый борт и в страшном "перегрузе". Пришлось брать и его под правую руку. Так началась "буксировка" двух безжизненных тел "лагом".

Мы благополучно миновали большую часть дороги и приехали на автобусе в город. Возможно, наш путь переменными ходами и курсами закончился бы благополучно, если бы один из "буксируемых объектов" не проявил рвения к вокалу. Тут совершенно отчетливо я услышал трель милицейского свистка. Прошли бы мы и через этот риф, но нервы моего товарища подвели, и он попытался объясниться со стражами порядка на непонятном мне языке: "Деди сраки мутели"...

Как рассказал спустя свыше лет сорока участник описываемых событий, находившийся слева, пока я старался укротить горячего "южанина", он получил "свободную практику" и оказался от нас в нескольких метрах. В результате взяли двоих. Дебошира куда-то увели, а я пытался уговорить дежурившего по отделу лейтенанта отпустить моего товарища. "Что ты-то стоишь? Иди, - сказал лейтенант. - Иди! Начальник приказал способных передвигаться самостоятельно не брать. Ночь еще впереди, а мы уже шестой ряд укладываем". Между тем клиенты помаленьку прибывали. Я вышел из отдела, но товарища нигде не было - он сам прибрёл на ВЕГУ. Прибыв туда, я застал капитана, который кого-то "воспитывал".

Из воспоминаний другого бывшего курсанта: ...А "воспитывал" он вахтенную службу и в первую очередь вахтенного у трапа Анатоля и рассыльного Сергея, которые коротали третью вахту по причине отсутствия смены. Во-первых: ему не понравилось обилие палубного освещения, которое он принялся отключать приговаривая по-джентльменски "God'em!". Во-вторых: хотя и был он прилично навеселе, однако бодро спустился в первый кубрик, где крепко "прихватил" дневального за беспорядок в столовой, оставленный уже прибывшими на судно курсантами и пообещал ему неувольнение до конца практики. То же - и во втором кубрике. Тамошнему дневальному было объявлено о списании с судна. В-третьих: он потребовал от дежурного по судну Саши, предъявить все курсантские книжки вернувшихся из увольнения... Саша схватился за голову от растерянности - от силы четверть состава была на борту, но мы посоветовали ему выждать около четверти часа и потом осторожно заглянуть в капитанскую каюту. Надежды наши оправдались - капитан заснул. Никаких последствий его "воспитания" на следующий день не последовало.

Продолжение воспоминаний Юрия Рястаса: ...Участники празднества подтягивались до утра. Около двух часов ночи на судне появился в одних трусах будущий главный капитан-испытатель Ярославского судостроительного завода. Тогда мы его звали "Игаха". Он принял решение добираться до ВЕГИ вплавь, предварительно повязав вокруг головы свою форму, но, не привыкший носить чалму, через несколько гребков утопил её. А другой герой провел единоборство с колхозным быком, находящимся, к счастью, на цепи. Около пяти утра к борту подошел рыболовный баркас, с которого спросили: "Ваш"? - показывая на тело без явных признаков жизни, распластавшееся на дне баркаса. Два дюжих молодца резво взяли его за ноги, за руки и перебросили через планширь. Недвижимое тело будущего морского начальника мягко опустилось на палубу. Будущий капитан порта Палдиски, который должен был сменить на вахте в полночь Анатоля, проплыл мимо ВЕГИ на другом баркасе в обнимку с девочками в мичманках, приветливо махавшими ему руками, без пяти восемь утра.

Утром построили братию, пересчитали, и один оказался в пассиве. Запираться было бессмысленно, я сообщил, что он находится в милиции. Через несколько минут с борта сошел капитан первого ранга Катунцевский при полном параде, в орденах и медалях, с кортиком. Что мог противопоставить ему милицейский майор, никогда в жизни не видавший сразу пять орденов Боевого Красного Знамени?

Вскоре каперанг вернулся с "блудным сыном". Не успели они шагнуть на палубу, как трап был мгновенно убран и концы отданы. ВЕГА срочно покидала гостеприимный город Пярну, так и не показав жителям нашего умения бегать по вантам и грести веслами. После отхода начался "разбор полетов" и раздача фитилей. Наш каперанг был возмущен донельзя, шипел и пыхтел трубкой, как старый паровоз, стравливающий пар. Он производил в уме какие-то расчеты, потом составлял непонятные для нас комбинации на пальцах, рассуждая вслух: "Проезд три рубля, вход три рубля, проезд обратно три рубля, остается один рубль. Скажите на милость, как можно так ужраться на один рубль? Я вас спрашиваю, как? Не могу понять, может ли человек за один рубль нажраться до скотского состояния!".

...Из гостеприимного Пярну мы пришли в Ригу. Стояла чудесная летняя погода, и командование приняло решение совершить шлюпочный поход на Киш-озеро. Туда гребли на веслах, по озеру ходили под парусом. Вечером вернулись на судно. Ладони горели, плечи ломило, но настроение было отличное.

...Пришли в Калининград. Днем ходили в город, который оставил гнетущее впечатление из-за массы развалин в районе порта. Сходили в зоопарк, вдоволь насмеялись в комнате с кривыми зеркалами, а вечером чуть не прослезились, узнав, что "Курадимуна" вечернее увольнение запретил. Либо ему припомнились наши похождения в Пярну, либо глубоко в душу запал факт возвращения члена экипажа в одних трусах и форменной фуражке, но увольнения он нас лишил напрочь.

Оперативным путем было установлено, что в клубе элеватора неподалеку от места стоянки, где в подавляющем большинстве работали женщины, состоятся танцы. Некоторые "львы паркета", узнав о решении "Курадимуна", от уныния грызли на ногах ногти. Когда наступила относительная темнота, они в одиночку или малыми группками сорвались в самоволку. Но наш каперанг тоже не был профаном: при его появлении в дверях клуба у элеваторных дам вытянулись лица, не говоря уже о кавалерах. Бывший матрос Черноморского флота закрыл своей коренастой фигурой дверной проём, лишив самовольщикам возможности смыться.

Апогеем дня стала самовольная отлучка самого дисциплинированного курсанта Петера, увязавшегося за компанию с ребятами. При разборке самовольного схода на берег он заявил, что он искал подземные ходы в Калининграде. Григорий Васильевич искренне изумился и остолбенел, словно Антон Антонович Сквозник-Дмухановский из "Ревизора" Гоголя. Находясь в таком состоянии, он несколько раз раскурил трубку и даже забыл наказать виновных, что для него было весьма нехарактерно.

Повседневность и техника безопасности

Вспоминая свою парусную практику, может быть только теперь, имея за плечами солидный морской опыт, понимаешь, насколько опасной всё же была наша работа. Понимаешь, как важно было обладать хорошей реакцией и самообладанием при работе на высоте.

Вот практикант Тойво, закончив работу на грот-стеньге, спускается на салинг. Балясины вант уже закончились, а до салинга ноги ещё не достают. Тойво отпускает руки, чтобы чуть спрыгнуть и коснуться ногами салинговой площадки. Но в это время судно качнуло, ванты и стеньга стали уходить в сторону, а Тойво стал спиной наклоняться в сторону борта. Второй наш практикант, работавший рядом, замер в испуге. Но Тойво всё же успел резко выпрямить руки и буквально вцепиться ими в ванты. Сам он тоже заметно побледнел, но при этом вдруг громко произнёс: "Спокойно, спокойно"! Опасный момент напомнил о том, что находясь на высоте, нужно учитывать качку и двигаться только тогда, когда она не сможет помешать тебе.

А вот работа со страховочным поясом расслабляет. В этом убедились ребята, покрывая свежим лаком отциклёванные реи. Небольшого роста, шустрый и словоохотливый курсант по прозванию Лукич, утомился мазать кистью. Он прилёг спиной на рею, свесил по сторонам её ноги, и жестикулируя руками стал напевать псковские частушки:

Едет поезд из Пестова,

Держит путь на Вологду...

Цепь его страховочного пояса раскачивалась под ним в такт бойкой мелодии. Не каждый способен так вот свободно вести себя, зависнув высоко над палубой. Работающие рядом курсанты, решили проверить храбреца. "Слушай, Лукич, - крикнул кто-то, - Ты же карабин не пристегнул"! И Лукич мгновенно замер на рее, лицо его побледнело, а рука стала судорожно искать цепь. Пройдя по ней и убедившись, что карабин пристёгнут, Лукич выдал в адрес шутников замысловатую матерную тираду. Но впредь, почему-то, уже не чувствовал себя на высоте так легко и беззаботно, как раньше.

Всем курсантам на "Веге" приходилось выполнять и ещё одну довольно рискованную операцию. Чтобы навести на палубе чистоту и порядок - нужна вода. Довольно много воды! Так в чём проблема? Вокруг нас целое море, её нужно только достать. Делалось это в то время, на первый взгляд, очень просто. Берёшь ведро, привязанное к шкерту, бросаешь за борт и поднимаешь наполненное до краёв. Ведро, правда, нужно бросить днищем вверх, так оно хорошо зачерпнёт. Если судно стоит на якоре, в такой операции никакой сложности нет. Но вот на ходу... Нужно было бросить ведро вперёд по ходу судна и быстро его выхватить из воды, когда оно поравнялось с тобой. Не успеешь, тогда бросай ведро, или оно потащит тебя за собой.

Не набравшийся ещё опыта курсант, бросая ведро, для надёжности намотал конец на руку, и прозевал момент. Стоящие на палубе ребята, заметили, что парня поволокло через планширь и еле успели ухватить его за ноги. Втроём всё же смогли вытащить и его, и ведро. Руку бедолаге так сдавило шкертом, что он долго не мог пошевелить пальцами. О печальном случае было объявлено всему экипажу, после чего никто на руку шкерт больше не мотал. А вот пара вёдер за лето была всё же утоплена. Ну да, на то она и практика!

Многие моряки на пути своего становления укладывали выбираемую якорную цепь в канатный ящик. Это душное, тёмное и узкое помещение, где нужно размещать цепь, растаскивая её по всей ширине ящика с помощью металлического крюка-абгалдыря. При укладке создавалось впечатление, что цепь, угрожающе грохоча, надвигалась с космической скоростью, а время остановилось, и не было конца и края этой цепи. Слух напряжен до предела, чтоб слышать сигналы боцмана в рынду о количестве выбранной цепи. Доклад: "Якорь в клюзе!" была концом мучений и верхом наслаждения.

0x01 graphic
"Вира якорь!"

Брашпиль ВЕГИ, в отличие от других однотипных судов имел электрический привод, который время от времени якобы "барахлил", а может быть боцман "прививал практикантам любовь к труду". История об этом умалчивает. В этом случаях он ставил на ручной привод вымбовки, за которые могли схватиться четыре "курсантские силы", и они в поте лица познавали длину вытравленных в воду смычек. Для справки: длина каждой смычки якорь-цепи 25 метров; длина якорь-цепи до 20 смычек, при самых благоприятных условиях длина вытравленной якорь-цепи равна трем глубинам моря.

...Подходило к концу время практики. Курсанты сдавали зачеты по навигации, морской практике, управлению шлюпкой, такелажному делу, сигнализации Морзе и МСС (Международному своду сигналов).

Удостоверение N132, выданное на имя курсанта Юрия Рястаса, свидетельствует о том, что с 5 мая по 7 августа 1959 года он обучался морскому делу на у/с ВЕГА по специальности матрос II класса. Это его первый морской документ.

Штормование у причала

То с севера, то с юга приносят волны друга.
То парус, то труба мелькнет в порту.
И вот на берег сходят коряги-мореходы,
А через час они уже в газу...

А.В. Жерлаков

Два с лишним месяца ВЕГА носила вчерашних салаг и в шторм, и в штиль, под парусами и под двигателем, по всему Балтийскому морю от шхер Бьёркезунда до Калининграда, перековывая их в сегодняшних коряг-мореходов.

Ясным днем ВЕГА курсом бакштаг относительно ветра заходит в залив Хара-лахт. Прощаясь с практикантами она послушна рулю - четверти оборота штурвала достаточно, чтобы удержать судно на заданном курсе. Увы, удовольствие от управления прерывает дозорный катер, подняв флажной семафор ЛИМА - "остановите немедленно свое судно". Капитан Иконников объявляет парусную тревогу, предваряя приказ джентльменским "God'em!", а курсанты, словно почувствовав, что эта тревога последняя, споро и тщательно сворачивают паруса и обтягивают бегучий такелаж под восхищенные взгляды высыпавшего на палубу катера немногочисленного экипажа - не каждый день можно увидеть наполненные ветром паруса.

Трое из группы, Анатолий, Юра и Виктор выразили желание поработать на ВЕГЕ в качестве штатных матросов на время каникул. Отказа не последовало, а море им готовило ещё одно испытание.

В Ленинграде на борт приняли мальчиков из школы юнг. Совместными усилиями они обучали мальчишек такелажному делу, управлению шлюпкой, и прочей морской практике.

Днях в 20-х августа на переходе потребовалось ненадолго зайти по пути в Локса. Швартоваться было указано у конца мола вторым корпусом к парому носом на выход, чтобы не повредить бушприт в набитой судами тесной гаваньке завода. Швартовка получилась долгой и сложной. В результате были отданы один за другим оба якоря и вытравлено смычек пять-семь якорь-цепи. На корме швартовые концы были положены на пушки причала, носовые швартовые тянулись на причал через паром.

Дни стояли жаркие. Перед вечерним чаем приятно было искупаться с морской стороны причала, заваленного валунами для защиты от волн. В первый вечер купание доставило Анатолю удовольствие. Во второй - показалось, что набегающая с залива волна стала несколько круче. В третий вечер волна оказались настолько крутой, что, только поднырнув под неё, он с трудом сумел ухватиться за трос, торчащий из валунов и удержаться, чтобы с откатом волны выбраться причал.

Особого значения предвестникам шторма он тогда не придал, однако в полночь был разбужен по авралу. В рангоуте выл ветер. При палубном освещении было видно, как массы воды перехлестывали через причал и ударялись в высокую, почти по всей длине корпуса надстройку парома. С риском быть смытыми с причала матросы завели дополнительные швартовые. В ожидании дальнейших событий коротали время в столовой команды за кружкой чая, а они не заставили себя долго ждать. Где-то, через час-полтора носовые швартовые парома не выдержали и он, навалившись на корпус ВЕГИ, порвал и её концы. Оба судна теперь удерживались только на далеко заброшенных якорях и кормовых концах. Заведенный на причал канат также выдержал не более часа. При свете дня была еще одна попытка завести носовой швартовый смычкой якорь-цепи с СИРИУСА, которые лежали на причале метрах в сотне от ВЕГИ, но и она порвалась через час-другой. К этим, с позволения сказать, неприятностям добавилась еще одна: после обрыва носовых ВЕГА бортом в районе машинного отделения навалилась на острую корму стоящего в ремонте теплохода УРАЛЬСК. Фальшборт беспомощно трещал, кранцы не спасали положения. На стыке палубы и борта образовалась пробоина и поздно вечером поднявшийся из машины механик мрачно доложил:

- Минут через 20 касание придется на топливные танки.

Острота ситуации находит радикальные решения:

- А что, если запустить главный двигатель УРАЛЬСКА на малые обороты. Струя от винта может удержать корпуса от касания.

Переговоры, уговоры, томительное ожидание... Наконец дизель теплохода чухнул и чудо свершилось: ни одного касания за всю ночь!

Вместе с хмурым штормовым утром на ВЕГУ примчался папа Аносов, чтобы принять деятельное участие в спасении, однако ситуация уже стабилизировалась. Женщины и юнги были эвакуированы с судна ещё в самом начале аврала. Только два якоря честно, не зная устали удерживали нос судна. Оборвись один из них - лежать ВЕГЕ на прибрежном песке возле устья речки Белой рядом с отжившими своё сёстрами-шхунами. Шторм в море страшен, но в гавани он бывает куда опасней!

К вечеру ветер стал спадать. Валы воды теперь лениво переливались через причал - оставалось только ждать их упокоения. Утром следующего дня непогода утихла. Судно было приведено порядок, а ближе к вечеру курсантов вызвал к себе старпом:

- Я благодарю вас! ВЕГА вынуждена остаться в Локсе на ремонт, а вам до начала занятий осталась неделя. Отдохните, - с этими словами он выдал зарплату и на прощание пожал каждому руку.

Рассказ Анатоля: - Мы успевали на вечерний автобус в Таллин, а потому сборы были недолги. Те из моряков, кто бывал в Локса, помнят ларек возле автобусной станции, в котором можно было купить всё, в том числе и вино. Не обошли его и мы. Выпили тут же с горла за победу над стихией, за отпуск, за удачу, да так, что Юру, мягко говоря, разморило. Всю дорогу он проспал, отключившись, на столике, что стоял в первом ряду тогдашних междугородних автобусов "Икарус". Не очухался он и по прибытии в Таллин. Время - уже поздний вечер. "Лучше всего идти ко мне домой недалёко отсюда", - с похмела с трудом сообразил я, - до экипажа не дойдём...

Рассказ Толика Сенина: - Прогуливаюсь с подругой по улице и вдруг наблюдаю такую картину: два курсанта в усмерть пьяные, с чемоданами в одной руке тащат под руки третьего. А у третьего чемодан ремнем за шею принайтовлен. Ба! Да это же наши! "Помощь нужна? - спрашиваю. - Куда же вы теперь"? - "Не отвлекай от дела, - бормочет кто-то из них. - Нам уже недалеко"...

Рассказ Юры: - Просыпаюсь и думаю, где я? Открываю глаза: лежу на полу, на матрасе и чистой простыне под одеялом, надо мной на столе огромный куст китайской розы. Рядом спит Витя, на диване - Анатоль. Значит не в вытрезвителе!..

Словом, закончилось все в стиле "Happy End"!

Реквием по ВЕГЕ

У некоторых людей, видевших море на картинах Айвазовского, возникал вопрос: почему, когда окончательно был подписан смертельный приговор парусному судоходству, нужно проходить практику на "невесте ветра" - паруснике? К сожалению, людям, не испытавшим неповторимого чувства полёта над волнами, этого не понять. А кроме романтики парусная практика воспитывает силу воли, закаляет характер, вырабатывает выносливость и чувство товарищества, укрепляет человека физически и нравственно... Сотни капитанов и известных морских специалистов прошли на ней свои морские университеты. До сих пор вспоминаются наполненные ветром паруса, слышится свист ветра в такелаже и шипение воды по бортам.

Мы помним, мы гордимся и доныне,

Что ВЕГА всех нас приняла на борт.

Что не на угольщике, а на баркентине

Родной впервые покидали порт.

Всё лето вдоль по Балтике бродили,

По вантам бегая и не пугаясь гроз.

Ладони мы в мозоли превратили,

Достигнув званья гордого - матрос!

Мы ВЕГУ холили и возмужали сами,

От качки маясь, от бессонных вахт,

Чтоб в августе, под всеми парусами,

Ворваться гордо в бухту Хара-лахт.

Давно нет ВЕГИ. Мы уже стареем,

Но иногда, ночами по весне,

Как раньше разбегаемся по реям

И понимаем... - это лишь во сне.

Всё в памяти хранится не тускнея.

Вновь слышу командиров голоса,

И флаг под гафелем всё так же гордо реет,

И ВЕГУ мчат тугие паруса!

Капитан С. Смоляков

На этом можно бы закончить рассказ о парусной практике, но...

Прославленный английский адмирал Нельсон погиб от мушкетной пули в битве у мыса Трафальгар 21 октября 1805 года, а его корабль ВИКТОРИ до сих пор бережно хранится в Портсмуте. Увы, совершенно иная судьба была уготована в родном отечестве ВЕГЕ, верой и правдой служившей людям десятки лет. ВЕГЕ повезло в том, что её не обратили в плавучий ресторан, как поступили с СИРИУСОМ в Ленинграде - она стала филиалом Морского музея. Однако хорошее начинание не выдержало испытания временем. Вот как беспристрастно описывает это событие газета "Вечерняя газета":

"Баркентина "Вега", первый музейный корабль Эстонии, построенная в 1952 году в Туру, 10 лет зимовала в Таллинне. 17 июля Эстония распрощалась с парусником. ВЕГА навсегда отправилась в Финляндию.

Для восстановления корпуса "Веги" понадобилось бы 150-200 куб.м качественной сухой сосновой древесины, а общая стоимость восстановления баркентины - 12-15 млн. крон.

Медная обшивка подводной части днища была снята и продана для приобретения необходимой древесины. Этим был нарушен бумажный слой со специальной пропиткой, который служил для сохранения особого режима влажности. После чего, как следствие, на днище образовались трещины. Теперь, задним числом, можно признать, что медь была продана, скорее всего, для того, чтобы опередить "металлических" воров.

Министерство культуры выделило деньги лишь на зарплату и оплату эллинга (судоверфь запросила 45000 крон в месяц за стоянку, плюс электроэнергия).

Пекка Тойванен, директор музея Пиетасаари, давно проявлял интерес к кораблям, построенным для СССР после войны. В 1993 году в Пиетасаари была построена точная копия парусника "Jacobstads Wappen", спроектированного в 1758 году. За пять лет работы была обучена сотня столяров-корабелов, канатчиков, восстановлены давно забытые специальности и навыки. Поэтому был начат поиск нового проекта, который мог бы обеспечить деятельность маленького эллинга. "Jacobstads Wappen" сделал Пиетасаари знаменитым.

За два года восстановление "Веги" в Финляндии стало государственным делом. Был создан фонд "Веги". Прошлой осенью правительство Эстонии разрешило министерству культуры передать парусник этому фонду. Эстония отказывается от "Веги", потому что у республики нет достаточных средств для сохранения исторической ценности."

Учредители фонда ВЕГИ в Финляндии в свою очередь посчитали, что (вербальный перевод):

ВЕГА - история Финляндии...

В то же время, это был первый этап промышленного пробуждения после войны...

Эстонцы возвращают в Финляндию судно, которое показывает тесные связи между народами и желание заглянуть в будущее вместе...

ВЕГА является бесценным национальным достоянием...

0x01 graphic

Оставить комментарий © Copyright Смоляков Сергей Петрович (serzal@mail.ru) Размещен: 30/05/2020, изменен: 30/05/2020. 68k. Статистика. Миниатюра: Проза Иллюстрации/приложения: 9 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Паруса и парусные суда это особая тема для разговора между моряками. А уж те, кто сам смог нестись по волнам, несомый только силой ветра, никогда в жизни этого не сможет позабыть. Наши друзья, читающие воспоминания, написанные на морскую тему, особо выделяют и ценят то, что было рассказано о ВЕГЕ. Они и попросили скомпоновать это в единое произведение. Из написанного тремя авторами и получился вот такой скромный труд. Теперь, судья ему - читатель.

Смоляков Сергей Петрович : другие произведения.

Практика на "Веге"