|
|
||
Рассказ
Снежинск июль 2024
* * *
Я как младший по званию стоял навытяжку перед командиром нашей роты капитаном Окупенко Сергеем Павловичем и слушал, как он распекал меня и весь мой взвод, да и всю нашу роту.
Чёрт вас всех за ногу, кричал он на меня (видно, просто я ему под руку попался), Харьков почти уже весь наш, и только мы тормозим его освобождение. Неужели мы не можем взять этот проклятый дом, стоящий почти в центре города и мешающей не только нам, но и всей дивизии, что уже почти вышла на окраины города с той стороны. Ты, лейтенант, только посмотри, сколько мы угробили наших ребят, а фрицев так и не выбили из дома. Заговорённые, они какие-то что ли? И артиллерией по нему били, и бомбы пикировщики сбрасывали, а он стоит, и мы никак не можем его взять.
А дело было в августе 1943 года, стояла жаркая сухая погода, и все мы, офицеры и солдаты, уже измаялись и от жары, и от того, что не могли взять этот треклятый дом почти в самом центре Харькова. И действительно, столько мы ребят перед этим домом положили, так прямо было жутко смотреть.
Ладно, немножко успокоившись, проговорил капитан. Как говорил мой отец: если не можешь противника взять в лоб, надо его взять хитростью. Вот тебе такое задание, лейтенант: обойди всю нашу роту, а также наших соседей справа и слева и узнай, вдруг у них окажется боец, который до войны жил в этом доме. Может, к нему есть какие-нибудь лазейки, о которых мы с тобой не знаем и по которым можно проникнуть в этот дом. Даю я тебе на это два часа и, ты уж извини, больше дать не могу. Если не найдёшь какого-нибудь здешнего, придётся опять брать этот дом в лоб. Но уж тогда придётся просить танкистов, хотя они страсть как не любят такие дома, потому что поджечь танк можно из хорошо укреплённого дома запросто. А сам видишь, дом подготовлен к обороне очень хорошо. Фрицы, к сожалению, тоже не дураки. А дом, просто сильно подготовлен к обороне. Сверим часы, сейчас двадцать минут первого, так что двадцать минут третьего я жду тебя с докладом.
Мне оставалось ответить только: Есть!, и я вышел из блиндажа капитана, который был подвалом уже взятого нами дома.
* * *
И так я вышел от капитана и первым делом осмотрел весьма поредевшую свою роту, которая сейчас, прячась в каких-то развалинах, опасаясь снайперов, не могла поднять головы. А вот мне придётся бежать по этим развалинам, и я буду отличной мишенью фашистских снайперов. Но приказ надо выполнять, и, сменив пилотку на каску, я перебежками стал подходить от одного бойца к другому с надеждой, что он знает этот Харьков, как свои пять пальцев.
Я пробегал перебежками сначала среди своей роты, затем по соседним, и через полтора часа этой беготни, которая уже меня просто вымотала, мне повезло. Я нашел человека, который, правда, не жил в этом доме, что мы не могли взять, но он жил рядом, не очень далеко от этого дома, и знал все тайны этих улиц.
Я выпросил этого хлопца (по фамилии Заволожный) у его капитана и мы снова перебежками добрались до нашей роты, которая с нетерпением ждала моего возвращения. Всем сидеть с тоской в развалинах надоело поглядывая на неприступный дом. Я сразу потащил Олега, так звали паренька, которого я позаимствовал у соседей, к своему капитану.
Честно говоря, я настолько вымотался, бегая по этой жаре и прячась от немецких пуль, что обратился к своему капитану не по уставу, а по имени отчеству:
Сергей Павлович я нашёл человека в соседней роте, который, правда, не жил в этом доме, но жил в доме неподалёку и знает все тайны этих домов!
Молодец, с радостью похвалили меня наш капитан, пусть он себя представит!
Есть, ответил я, рядовой Заволожный, представься.
Заволожный представился, как положено по уставу, а наш капитан предложил ему и мне сесть, где найдём место.
Значит, ты, Олег, знаешь тайны этих домов? спросил он у Олега.
Товарищ капитан, ответил Олег, не все я, конечно, знаю тайны, но некоторые мне ведомы. Вас, как я понял, волнует вопрос, как взять этот дом, который мешает всему нашему продвижению вперёд.
Точно, ответил капитан.
Так вот в этот дом можно попасть из другого дома по трубе, которая проложена под землёй, не знаю зачем, между этими домами. Мы мальчишками часто ползали по этой трубе. Она довольно широкая метра полтора в диаметре, так что и взрослому бойцу по ней проползти можно. Труба ведёт в подвал того дома, который вы никак не можете взять. Но сразу скажу, что труба длинная, метров триста-четыреста, и пока по ней проползешь, вымотаешься весь. Но нам, пацанам, это было даже в удовольствие.
Значит, нашим бойцам проползти по трубе можно? переспросил наш капитан.
По крайней мере, ответил рядовой Заволожный, попробовать можно, но только без вещмешков, с одним автоматом.
* * *
Ну что же, лейтенант, сказал Сергей Павлович, обращаясь ко мне, бери из своей роты десять не очень крупных бойцов и попробуйте вместе с рядовым Заволожным пробраться по этой трубе в дом. Если в подвал дома вам удастся пробраться, то вы выстрелите из ракетницы два раза красными ракетами. Мы когда это увидим, ответим вам двумя зелёными ракетами и сразу начнём штурмовать дом, а вы вылезайте из подвала и штурмуйте первый попавшийся подъезд с первого этажа. Думаю, что для фрицев это будет неожиданностью.
Есть, ответил я, товарищ капитан, пойдём подбирать щупленьких.
Но тут неожиданно высказал свою просьбу Заволожный. Он сказал:
Товарищ, капитан, а разрешите мне после взятия дома побывать в сорок третьей квартире. Там жила моя девушка, и я часто был в этой квартире. Разрешите молодость, так сказать, вспомнить. Со своим начальством я уже договорился.
А что, ответил наш капитан, почему бы и нельзя. Как дом возьмём, десять минут побываешь в квартире своей девушки, а потом бегом догонять своих.
Есть, ответил Залужный и добавил, как-то мягко, спасибо.
После этих слов мы развернулись и пошли набирать в нашей роте народ. На это у нас ушло примерно полчаса и, собрав отобранных бойцов, я объяснил задачу, которую нам предстоит выполнить. После этого все оставили вещмешки, и взяли только автоматы да гранаты по четыре штуки каждый. Я тоже взял автомат, гранаты и поменял свою офицерскую фуражку на каску.
Вперёд, сказал я, Заволожный показывает нам путь.
Путь был сначала извилистым, поскольку мы избегали открытых мест, опасаясь фашистских снайперов, так что добирались мы до трубы примерно минут сорок, потеряли одного бойца убитым и один был ранен, но легко, в руку.
Наконец мы прибежали к тому месту, где начиналась труба. Вход в неё был завален, и нам пришлось около получаса разгребать кирпичи, камни и всё прочие, что принесла сюда война. Но, в конце концов, вход был расчищен и мы увидели вход в эту трубу. Оттуда пахло сыростью и какой-то плесенью. Видно, этой трубой уже давно не пользовались. В свете фонариков мы увидели, что труба была довольно чистой. Я скомандовал:
Вперёд. И Заволожный первый, как положено проводнику полез в трубу.
* * *
Заволожный немножко приврал, точнее, просто ошибся: труба была в диаметре, а несколько меньше. Это пацанам, наверное, казалось, что труба широкая, на самом деле мужику, даже щупленькому, ползти было довольно трудно.
Где-то в середине пути в трубе была пробоина, Заволожный осторожно выглянул в эту пробоину и сказал:
Мужики, где-то половину пути мы проползли, поэтому предлагаю сделать небольшой перекур. Товарищ лейтенант, вы не возражаете.
Я, естественно не возражал, потому что устал. Не так-то просто было ползти по этой трубе.
Я отдал приказ на перекур но курить всем запретил. Тут и так воздуху не хватало, да и дым от самокруток мог быть замечен немцами.
Вот вылезем из трубы в подвал, тогда и покурим, добавил я.
Я дал на перекур пятнадцать минут, поскольку наши, наверняка, с нетерпением ждали наших сигнальных красных ракет.
Через пятнадцать минут я дал команду двигаться дальше. Мы ещё проползли по трубе минут сорок и тут послышались негромкие слова Заволожного:
Мать честная, а выход-то из трубы замурован! Товарищ капитан, тут заминка. Мы практически доползли до конца, но с этой стороны труба оказалась замурована кирпичами.
Попробуй прикладом разбить эту заглушку, ответил я.
Есть, послышалось в ответ, и через секунду раздались удары приклада автомата по кирпичам.
А через минуту в тёмную трубу ворвался луч света.
Товарищ лейтенант, послышался радостный крик от Заволожного, здесь просто оказывается труба не замурована, а просто заложена кирпичами. Я полез наружу, а вы следуйте за мной.
Одним словом, через десять минут мы все стояли и отряхивались от пыли и паутины, которой в трубе было полно. Ну пыль понятно, а вот откуда в трубе было столько паутины, это была для нас загадкой. Впрочем, фиг с ней с этой паутиной, надо было осмотреться вокруг.
Подвал был высокий, с сарайками, где жильцы хранили всякий хлам. Но Заволожный не дал нам, как следует осмотреться.
Вот дверь, ведущая на первый этаж первого подъезда, сказал он. Думаю, что она не заперта, и путь на первый этаж открыт.
Он тихонечко притронулся к двери, и она действительно была не заперта.
А вот там окошко, продолжал словоохотливый Заволожный, через него, товарищ лейтенант, можно послать ракеты нашим, что мы в доме.
Что мы сейчас и сделаем, ответил я.
* * *
Я достал ракетницу и два красных патрона и выстрелил в окошко. Теперь надо было ждать две зелёных ракеты от наших солдат. Зелёные ракеты вспыхнули два раза, а это значило, что наши сейчас поёдут в атаку. Подождав ещё минут десять, я скомандовал:
Вперёд ребята, только без криков ура! Наша задача очистить первый подъезд и закрепиться на чердаке, не дав тем самым возможности отступления с нижних этажей немцам.
Фашисты нас не ожидали, и первых три этажа мы очистили, перебив всех немцев, что были там. Дальше этаж был разрушен, но лестничный подъём сохранился, и мы спокойно залезли на чердак дома. Дальше оставалось ещё три подъезда, лестница к двум была цела, а четвёртого подъезда вообще не было, он был сильно разрушен.
Тут с улицы раздались крики Ура!, это значит, что наши вплотную подошли к дому. Я передумал и не стал закрепляться на чердаке. Просто я разделил своих ребят поровну и велел им бить немцев сверху.
То, что на них нападут ещё сверху, фашисты не ожидали и на мгновение даже прекратили огонь, а этого было достаточно, чтобы наши солдаты ворвались в дом. Дом был взят. Можно было продолжать наступление.
Капитан, руководивший штурмом дома, подошёл ко мне и, обняв меня, проговорил:
Молодцы, а где тот солдат, забыл его фамилию, который был проводником?
Вот он, сказал я капитану и подвёл его к Заволожному.
Капитан тоже его обнял и сказал:
За это дело я тебя представлю к награде.
Спасибо, смущаясь, сказал Заволожный и повторил свою просьбу, теперь мне можно на пару минут заглянуть в сорок третью квартиру?
Конечно можно, ответил Сергей Павлович, дуй, но только ненадолго. А потом расскажешь нам, что там видел.
Рассказ рядового Залужного.
Я пулей влетел во второй подъезд и поднялся на третий этаж. Мне нужна была 43 квартира, где мы часто встречались с Верой и даже целовались с ней, когда у неё в квартире не было родителей и бабушки.
Но дверь в 43 квартиру была завалена всякими предметами, начиная от письменного стола и кончая верхней частью серванта.
Разгребать весь этот мусор у меня не было времени, поэтому я воспользовался взломанной дверью в 42 квартиру. Просто наши балконы находились рядом, и из 42 квартиры через балкон можно было попасть на балкон 43, а там уж дело техники. Я так и сделал, перелез через балконы и оказался в 43 заветной (как я её называл), квартире. Балкон выходил в большую комнату, в ней был беспорядок, всё было разворочено и раскурочено. Дверь в остальные две небольшие комнаты были закрыты. Я открыл дверь, а она как нестранно поддалась, в комнату Веры. Она тоже соответствовала войне, но диван был цел и на нём лежал немец. Я сначала думал, что это труп, но оказалось, что этот фриц, лежащий на диване, был ранен. Я подошёл к нему, и он сразу забормотал что-то вроде Гитлер капут и Не-не-не.
И тут меня охватила злость. Ты гад лежишь на диване, где я целовался с любимой девушкой, и просишь у меня пощады. Вы, сволочи, не жалели наших детей, так почему я должен жалеть тебя поддонок? Я взвёл свой автомат и, хотя немец залепетал Них, Них и замахал руками, я дал по нему короткую очередь. Фашист сразу замолчал, потому что я его убил. Может быть, я поступил и неправильно, но вид этого гада, лежащего на нашем диване, просто взбесил меня.
Дверь во вторую маленькую комнату, где жила бабушка Веры, была заперта. Скорее всего она была чем-то подпёрта, и без гранаты взломать её было невозможно. А гранаты у меня все кончились. Мне оставалось только плюнуть со злости, потому что я чувствовал, что там ещё один фриц, но я плюнул на него и опять через балкон перелез в 42 квартиру, а затем вышел в коридор.
Тут неожиданно открылось дверь в 41 квартиру и из неё выглянуло морщинистое лицо старой соседки Веры Серафимы Тимофеевны. Она была настолько стара, что фашисты не тронули её.
Ой, воскликнула она, это ты Олег?
Я-я, Серафима Тимофеевна, вот пришёл наш дом освобождать и освободил.
Серафима Тимофеевна обняла меня и залилась слезами.
Ну что вы, ну что вы, пробормотал я, всё кончилось хорошо, Харьков теперь наш навсегда. К 43 моей, да, да моей (так я её называл ещё до войны) я стоял спиной и вдруг раздался взрыв гранаты, и всё, что загораживало путь в 43 квартиру, исчезло. В проходе стоял немец, причём я не понял: то ли пьяный, то ли раненый, то ли ещё не очухавшийся после взрыва гранаты. Но он сразу стал поднимать пистолет. Тут надо было действовать на опережение: или он, или я, кто первым выстрелит.
Поскольку немец был ещё не в себе, то первым оказался я и, развернувшись, дал очередь из автомата по фрицу. Тот как мешок с дерьмом рухнул на пол лестничной клетки.
Вот и всё, сказал я плачущей Серафиме Тимофеевне, 43 квартира освобождена. Думаю, что там больше никого нет.
Но на всякий случай я заглянул в квартиру и убедился, что там действительно никого больше нет.
Не плачьте Серафима Тимофеевна, сказал я. Все испытания для вас закончены. А вы не знаете, где Вера и её семья.
Ну как не знать. Папа Веры ушёл на фронт, а маму Веры и саму Веру эти сволочи увезли в Германию. Так что со всей их семьёй я просто не знаю.
Понятно, грустно сказал я. Я правильно сделал, что прикончил двух немцев.
Я ещё вот что хочу сказать, проговорила Серафима Тимофеевна, эти нелюди с той стороны дома (она показала рукой с какой) строили какой-то бункер, вернее строили-то не они, а наши военнопленные, так что вы будьте поаккуратней, они ещё могут прятаться там.
Ясно, Серафима Тимофеевна, мы учтём ваши слова, и о них я доложу командованию.
Мне было жалко оставлять немощную старую женщину одну, но приказ есть приказ, надо поторапливаться к своим.
* * *
Как меня, лейтенанта, Заволожный нашёл в этом кавардаке, что творился в доме, было загадкой. Но он нашёл и хотел рапортовать о прошедшей операции и о том, как он побывал в квартире любимой девушки.
Что ты мне будешь докладывать, я знаю, поскольку был с тобой и моим взводом, а про квартиру и обо всём будешь докладывать нашему и своему капитану. А вообще ты молодец и будь я на месте этих капитанов, то я тебя представил бы к наказанию. Иди к нашему капитану, он пока ещё у себя в развалинах дома и обо всё ему доложишь. И ещё доложишь, что мы пока не можем взять четвёртый подъезд дома. Откуда там берутся фашисты, лично я понять не могу.
Зато я знаю, отвечал Заволожный.
Вот и доложишь об этом нашему капитану, заметил я, а пока давай дуй к начальству, мне не до тебя, поскольку немцы опять попёрли нам навстречу в четвёртом подъезде.
Есть, товарищ лейтенант, отчеканил Заволожный и побежал искать нашего капитана.
Второй рассказ рядового Заволожного.
Я нашёл капитана взвода, которому помогал взять дом в подвале разрушенного дома, то есть на старом месте.
Разрешите доложить, товарищ капитан, спросил я его, как положено по уставу.
Да чего тут докладывать, отозвался капитан, ты просто молодец, и я напишу твоему командованию, что ты достоин награды. Ты побывал в квартире своей девушки, как там?
Плохо, товарищ капитан. Во-первых, мне пришлось укокошить двух фрицев, которые забаррикадировались в квартире, которую я посетить. Во-вторых, я встретил старую соседку, по лестничной клетке, и она сказала, что Веру, мою девушку и её маму фашисты угнали в Германию, а где отец Веры неизвестно, может воюет, а может уже убит. И ещё товарищ капитан, мне велел передать вам товарищ лейтенант, что был с нами, что пока дом полностью не освобождён, поскольку наши не могут взять четвёртый подъезд. Почему он понять не может. А я могу.
Ну так почему же? спросил капитан.
Дело в том, товарищ капитан, что мне рассказала соседка, что там прорыт туннель между этим домом и соседним. И пока, похоже, этот соседний дом мы не возьмём, четвёртый подъезд мы тоже не возьмём, так ответил я капитану.
Ты это точно знаешь? переспросил меня капитан.
Точно, соседка по этажу хоть и старая, но в своём уме. Тем более она сумела так забаррикадировать свою дверь, что её можно было взломать только огнём из пушки.
Как же она жила в оккупации, что ела? спросил капитан.
Не знаю, ответил я, я не спрашивал, поскольку мне дали на посещение квартиры пять минут.
Спасибо тебе, рядовой Заволожный. Я вот написал рапорт о тебе твоему капитану, надеюсь, что он не будет против, чтобы наградить тебя. А сейчас беги, догоняй свою роту. До свидания!
Олег отдал честь капитану и тоже сказал, может быть и не по уставу:
До свиданья!
Я вышел из развалин и, честно говоря, не знал, куда мне идти. Но решил, что сначала я посещу старое место пребывания нашей роты, а там видно будет.
* * *
А моя рота далеко и не ушла. Всё упёрлось в четвёртый подъезд и в тот дом, к которому немцы, руками наших пленных, вырыли туннель до соседнего небольшого дома. Я доложил капитану о своей так сказать командировке в соседнюю роту, тот прочитал послания которое ему передал я от капитана с которой мы пролезли через трубу в не взятый дом и сказал:
А ты действительно герой, тебя точно надо наградить
А тот дом, к которому фашисты прорыли туннель, командование решила не брать. К дому подкатило пять танков и восемь орудий и разнесли этот дом в пух и прах. После чего немчура стала сдаваться в плен. Но это уже была не наша работа. Нам следовало идти вперёд и освобождать Харьков дальше.
Рота капитана Окупенко тоже пошла вперёд и вскоре мы вышли на окраины Харькова. Харьков был наш!
А за трубу я получил медаль За отвагу и мы дружно всей ротой обмыли её в кружке спирта. Вот собственно и вся история про дом, которая началась действиями и словами лейтенанта соседней роты, который, кстати, тоже получил награду.
Памятник освободителям Харькова, который разрушили современный фашисты на Украине.
23 октября 2024 г.
Смолюк А.Л.
Снежинск октябрь 2024
|