Над городом и окрестностями тихо сгустились тучи, проливаясь мелким осенним дождем. Грибники были просто в восторге, но простым жителям промозглая слякоть, когда каждый второй рядом идущий хлюпал носом, пришлась весьма не по душе. Но, несмотря на непогоду, огромный муравейник мегаполиса продолжал жить в том же самом ритме. Все знали, куда, зачем и для чего они идут, и каждый старался не выбиваться из графика.
Из метро вышел невысокий человек. День за днем он повторял один и тот же маршрут. Дом - метро - работа. Серо-стальные глаза таили в глубине такую усталость, что, взглянув в них, можно было дать человеку лет шестьдесят с лишним. Хотя в действительности ему было чуть меньше сорока.
Перед глазами Семена Семеновича Разумовского или попросту Квадратыча, работника цирка с двадцатилетним стажем, в очередной раз вырос до боли знакомый купол. На карнизах ютились голуби, прячась от дождя, поэтому клоун интуитивно ускорил шаг. Хотелось быстрее проскочить под крышу, чтобы, помимо дождя, на куртке никаких других следов пребывания на улице не осталось.
Он жил. Отрабатывал свой номер. Малая песчинка посреди серого пляжа. По крайней мере, внешне так оно и было. Тяжело жить, скрывая свою сущность. Лишь в цирке он изредка мог побыть собой, когда приходилось изображать волка в детских постановках. И то приходилось сдерживать себя, чтобы в разгар сказки по-настоящему не вонзить клыки в бабушку или ее полоумную внучку в красной шапочке.
"Бабушка! Для чего у тебя такой длинный нос?" - кривлялась Шапочка - плоскогрудая девица Краснова, которой тоже было за тридцать. Последнее время так и подмывало ответить "Какой х..! Простите, какой хвост, такой и нос!"
"Браво! Бис!" - зрители рукоплескали. В этот вечер, в отличие от многих других, в цирке был аншлаг. Детишки восторженно верещали и заливались звонким смехом, глядя на происходящее на манеже. Белолицый клоун в зеленом парике-грибке приводил их в особое умиление. Он плакал, а дети смеялись.
Смех да слёзы... а чем еще жить?
Лицо Квадратыча, скрытое за маской грима, было полностью бесстрастным. Он просто делал свою работу, которая в очередной раз не доставляла ему никакого удовольствия. Только сильнее разгоралось раздражение, изредка пробивая пламенными язычками серый пепел обыденности. Положительные эмоции канули в лету. Да и ярость слишком часто последнее время толкалась в грудь.
Едва сдерживая себя, Квадратыч ушел со сцены. За его спиной сомкнулась ткань кулис, и тут же в опилки полетел его дурацкий зеленый парик. Клоун хлопнул дверью гримерки и, досадуя на судьбу, начал нервно стирать грим с лица.
В глазах вновь появилась сталь и еще что-то, чему даже точного определения дать невозможно. Хотелось бросить все и пойти напиться. Решено. Сегодня Сеня будет отрываться по полной.
Это называется - вспомнить все хорошее! Завалиться в какой-нибудь кабак. Залить в себя пол-литра белой для пущей веселости. Снять соску... а лучше двух!
С кривой ухмылкой Разумовский вспоминал прошлую свою попойку и то, во что она превратилась... Девушка была сладкой. Сладкой во всех отношениях.
Во рту привычно шевельнулись клыки.
- Сеня, ты в порядке? - в приоткрывшуюся дверь гримерки просунулось лицо "Шапочки", - готовность номер ноль! Две минут и выход.
- Иду, иду... - Семен уже натягивал на себя шкуру Серого Волка и дурацкую маску. Несмотря на все проблемы, он - профессионал. А значит нужно сейчас идти и нести радость тем, кто еще умеет смеяться...
...Выпитая бутылка водки раскрепостила. Под ритмичное "тынц-тынц-тынц" еще один папуас присоединился к остальным "колбасерам" дико дергающимся на танцполе. Гибкие тела местных "зажигалок" терлись рядом, будоража кровь. В полумраке клуба выражение глаз не играло никакой роли. Да и кто будет в них смотреть?
Стоило зазвучать "медляку", как руки сами легли на талию стройной блондинки, танцевавшей рядом. Она и не была против.
Красавица щеголяла в серебристом полупрозрачном наряде с глубоким декольте, в котором виднелась весьма и весьма аппетитная грудь.
"На одну лечь, другой укрыться" - мелькнула задорная мысль после брошенного в вырез взгляда. Но она быстро улетучилась, стоило Семёну закружить девушку в танце.
Аромат молодого тела пьянил. Хотелось покрепче сжать длинноногую обольстительницу в объятиях, зарыться в ее волосы и никуда не отпускать. Но Квадратыч сдержал себя. Он знал, чем это, в конце концов, может закончиться, и не спешил приближать сей момент.
Разрывавший динамики хрипловатый голосок западной певички, выводившей под неплохой гитарный рифф знаменитое "Don't speak!", стих. Пары замерли, и Семен впервые взглянул девушке в глаза. В ее синих озерах плясали веселые искры.
- Ольга! - произнесла она, наконец.
- Семен! - он едва успел ответить, прежде чем их оглушил новый музыкальный удар. Двое замерли посреди беснующейся толпы в мерцающем свете стробоскопических лазеров, держась за руки...
Рука клоуна покоилась на талии Ольги всю дорогу до его дома. Хорошая девушка, горячая...Семён Семёныч решил насладиться в полной мере.
Щелкнул замок, пропуская в открывшуюся дверь изрядно подогретую парочку.
- А у тебя уютно. - Ольга еще успела что-то сказать, прежде чем губы Семёна нашли ее уста. Дальнейшее потонуло в волне накатившей страсти...
Волосы Ольги разметались по подушке. Девушка сладко спала на плече Квадратыча, который из последних сил сдерживал себя. Лунный свет, льющийся через подслеповатое окошко, высеребрил ее волосы, сделал и без того светлую кожу почти что молочной. Лишь по-прежнему маняще алели губы.
Тихо вздохнув во сне, девушка перевернулась на бок. Одеяло сползло, обнажив точеное плечо, грудь с бурым пятном соска, изящный изгиб шеи...
Перебарывать свое естество становилось все сложнее. В голове крутился калейдоскоп безумия. Сцены, одна кошмарнее другой возникали в памяти Разумовского. И везде итог был один - заляпанная кровью комната и холодеющий женский труп на кровати.
Нет, боги! Только не сегодня, не сейчас! Если я думал об этом до этой ночи, то сейчас я не хочу ее смерти... не хочу... уууууу... - тихое подвывание нарушило ночное спокойствие.
- Ты еще громче не можешь? Жил бы в квартире, тебя бы соседи мигом раскрыли, - Ольга и не думала дальше притворяться, что спит, - глупый ты, волк! Чем меньше сопротивляешься своим желаниям, тем легче их контролировать. Смотри! - девушка вмиг соскочила с кровати, не стесняясь своей наготы.
На еще не до конца принявшей нужные очертания волчьей морде Разумовского отразилось почти человеческое удивление. Стоявшая перед ним красавица обернулась в ладную волчицу с серебристой шерстью. Квадратыч даже моргнул несколько раз и укусил себя за лапу. Думалось, что он спит или начал бредить.
- Если ты знала, кто я, почему молчала? - пролаял он. Вместо ответа Ольга на мягких лапах подошла к нему и нежно куснула за загривок. Ее голубые глаза лучились мягким светом.
- Такие, как я, умеют чувствовать собратьев, - ответила она спустя некоторое время, - ты же еще слишком юн для этого, и тебе нужно еще очень многое познать, многому научиться. Идем!
- Куда? - в голос Семена вернулось всегдашнее безразличие.
- Быть собой. Учиться жить...
***
- Привет! - на лице Разумовского впервые за долгий период играла улыбка. На радостях он поцеловал сначала "Красную Шапочку", а затем и "Бабушку". Те от неожиданности опешили. Танцующей походкой счастливый клоун отправился в гримерку.
- Чего это с ним? - плоскогрудая "Шапочка" первой обрела дар речи. Видеть Квадратыча в подобном расположении духа было, мягко говоря, не привычно.
- Может, влюбился, наконец, - "Бабушка", а в миру попросту Степанида Адольфовна Зайцева, пожала плечами, - иначе и не скажешь!
- Краснова, Зайцева, Разумовский! Готовность номер ноль, хорош прохлаждаться по гримеркам! - директор цирка пытался добавить в голос строгости, чтобы заставить своих артистов шевелить конечностями быстрее.
- Уже, Степаныч! - первым из своей комнатушки выполз улыбающийся во все тридцать два зуба Серый Волк. Разумовскому прямо-таки не терпелось на сцену, он хотел отработать номер как можно быстрее и уйти.
Бежать прочь из этой конуры. На свободу. В лес, где никто не помешает ему быть собой. Где не надо прятаться и дрожать от каждого постороннего шороха, в боязни быть замеченным. Где есть только вольный ветер, ласкающий листву на ветвях, зеленый ковер трав и душистый аромат цветов... а в небе мириады ярких глаз, которые, кажется, смотрят только на тебя...
Семен играл на манеже, вкладываясь в роль полностью и без остатка, и даже несколько более того. Но мысли его были не с ним. В памяти стояла вчерашняя ночь и ее волшебство.
Он вспоминал теплое, пряное дыхание Ольги на груди и восхищенный блеск ее глаз, когда они, запыхавшись после бега наперегонки, лежали на небольшой полянке в мягких зарослях папоротника. Словно наяву он чувствовал, как ее клыки нежно покусывают край его уха... как в ответ в груди рождается и растет что-то очень-очень горячее, грозя вырваться наружу.
А потом новая гонка. Серая и серебристая молнии мелькают меж стволов, с каждой секундой настигая удирающего со всех ног олененка, невесть каким образом оказавшегося неподалеку от городских стен. Прыжок, и серый волчара, вцепившись в горло несчастного создания, валит жертву с ног. Серебристая тень падает рядом. Добыче не уйти. Клыки рвут горло, и теплая вязкая жидкость окрашивает пасть темным багрянцем.
Первобытный восторг разрывает грудь и выплескивается оглушительным воем, знаменующим первую победу. Звук раскатывается далеко окрест, но теперь ему нечего бояться, некого таиться... Горящий взгляд Ольги словно говорит ему:
"Теперь ты понимаешь, что значит - быть собой? Вот она, настоящая жизнь!"
И новый раскат воя оглашает лес...
Разумовский медленно приходил в себя. Шум вокруг стоял не вообразимый, чего и стоило ожидать. Но, к удивлению клоуна, это были вовсе не аплодисменты и крики довольной ребятни. Это были вопли страха и ужаса, от которых, казалось, сейчас обрушится цирковой купол.
Семен обвел взглядом окружающих. "Бабушка" Степанида Адольфовна вместе с "храбрыми охотниками", сверкая пятками, улепетывала за кулисы. Зрители ломились в проходы, давя друг друга.
"Во дают! Бомбу что ли заложили?" - такой вывод напрашивался, потому что только стражи правопорядка оставались на местах. И сейчас охрана дружно потащила оружие из кобуры, нацеливая его на Квадратыча.
"Эй, ребята, вы чего?" - хотелось выкрикнуть, но слова замерли, так и не сорвавшись с губ. Взгляд оборотня упал под ноги, где в луже собственной крови с разорванным звериными клыками горлом остывало тело Красной Шапочки. Не такой конец должен был быть у сказки...
Быть собой! До конца!
Последний гордый волчий вой оборвался в трескотне пистолетных выстрелов...