Как-то в 2007 году я попытался покритиковать рассказ, присланный на самиздатовский конкурс. Я долго пытался понять, что же мне не нравится в довольно-таки ладно написанном тексте. Наконец у меня сформулировалась идея — в том рассказе была порушена схема введения в текст персонажа, из-за чего образ героя рассыпался, так и не сложившись. Точнее, это был вывод из идеи, а сама идея как раз и была этой самой схемой.

Суть. Автор должен закинуть в текст зёрнышко, из которого читатель сам на основе предъявленной информации вырастит образ героя. Зёрнышко это состоит из следующих компонентов: Первое: от одной до трёх, редко больше, деталей внешнего вида. Второе: действие персонажа. Третье: имя или иной заменяющей его идентификатор. Часто, но не обязательно, в этот набор входит ещё и реплика персонажа. Компоненты могут следовать в любой последовательности, но должно быть чётко понятно, что все они относятся к одному персонажу.

Первый компонент — это какая-нибудь желательно яркая или специфическая черта, или несколько не очень ярких, но конкретных деталей. В общем, минимально необходимый скелет, за который читатель может ухватиться и натянуть арагорновы штаны.

Второй компонент — действие. Это может быть и что-то рутинное и привычное для персонажа, его modus operandi, а может наоборот — что-то странное, но создающее интригу.

С именем и репликами, я думаю, понятно и без лишних пояснений. Давайте перейдём к примерам.

Пожалуй, моя любимая повесть Роджера Желязны “Ночь в тоскливом октябре”, самый первый абзац в самом начале:

Я — сторожевой пес. Меня зовут Нюх. Сейчас я живу со своим хозяином Джеком неподалеку от Лондона. Я люблю ночной Сохо — его тёмные улицы, насыщенные запахами туманы. В это время стоит тишина, и мы выходим на долгие прогулки. Джек — хранитель заклятья и должен большую часть своей работы делать по ночам, дабы не совершилось худшее. Пока он занят, я стою на страже. Если появляется кто-нибудь, я вою.

Здесь максимально сжато у нас введено сразу два персонажа — во-первых, главный герой повести, во-вторых, Джек. По сути, одно только имя “Джек” уже является отсылкой к известному фольклорному персонажу, так что автор особо не вдаётся в детали его внешнего вида, кроме “хранитель заклятья”. Да и действия Джека самые простые: он занят, делая свою работу ночью. Но все главные элементы зерна образа персонажа на месте, так что даже человек, не знакомый с фольклорными контекстом (как я, например, когда читал произведение в первый раз), всё равно не будет испытывать проблем с созданием образа персонажа.

Главный герой представлен гораздо ярче: согласитесь, “сторожевой пёс” — это весьма необычная черта внешнего вида для героя литературного произведения. Действия героя просты и конкретны: стоит на страже, воет, живёт с хозяином. Кстати, то, что он обращает внимание на запахи и любит ночной Сохо, это одновременно и характерные действия и детали уже не совсем внешнего, но облика — повествование от первого лица даёт дополнительные возможности.

Следующий пример из того же произведения:

Кошка по имени Серая Метёлка кралась скользящей кошачьей походкой вокруг дома, заглядывая к нам в окна. Я ничего не имею против кошек. То есть могу погонять, а могу оставить в покое. Но Серая Метёлка принадлежит Сумасшедшей Джил, которая живёт на холме, ближе к городу, и кошка, конечно, шпионит для своей хозяйки. Я зарычал, чтобы дать ей понять, что её заметили.

— Рано принялся сторожить, верный Нюх, — прошипела она. — Рано принялась шпионить, Серая, — ответил я.

Тут у нас опять два персонажа. Кошка — как и “сторожевой пёс” — это весьма яркая деталь облика, кроме того, имя — “Серая Метёлка” — говорящее, и тоже добавляет штрих к внешнему виду персонажа. Действия её характерны для кошки: крадётся, заглядывает в окна, шпионит и шипит. Джил, как и Джек, тоже фольклорный персонаж, к тому же второстепенный в этом произведении, так что автор ограничивается минимальным набором деталей: говорящее имя, живёт на холме и посылает свою кошку шпионить.

Как видите, образ героев произведения начинает расти из таких вот простых и компактных зёрен. Все остальные герои повести, а их там довольно много, введены аналогично.

Давайте взглянем ещё на несколько отрывков:

Однажды бурмистр из дальней вотчины, Антон Васильев, окончив барыне Арине Петровне Головлёвой доклад о своей поездке в Москву для сбора оброков с проживающих по паспортам крестьян и уже получив от неё разрешение идти в людскую, вдруг как-то таинственно замялся на месте, словно бы за ним было ещё какое-то слово и дело, о котором он и решался и не решался доложить.

Арина Петровна, которая насквозь понимала не только малейшие телодвижения, но и тайные помыслы своих приближённых людей, немедленно обеспокоилась.

Салтыков-Щедрин. “Господа Головлёвы”. Другая эпоха, другая культура, другой жанр, но принцип тот же. Разница только в том, что скелетами для внешнего облика здесь выступают указания на социальный статус — бурмистр из дальней вотчины и барыня.

А вот пример несколько более развёрнутый. Александр Беляев, “Продавец воздуха”:

Мой спутник и проводник Никола был типичным якутом: у него были длинные тонкие руки, маленькие кривые ноги, медлительные и тяжеловатые движения. Его идеалом было ничего не делать, много есть и жиреть. Но, несмотря на этот "идеал", он был отличный, исполнительный работник и неутомимый ходок. Природа наградила его большой жизнерадостностью: без неё Никола едва ли выжил бы в "окаянном краю". Впрочем, для него этот край совсем не был окаянным: Якутия была самым лучшим местом на земном шаре, и Никола не променял бы свои мхи и корявые берёзы на роскошные пальмы юга.

Он или курил деревянную трубочку, или мурлыкал песни о солнце, не заходящем на небе, о реке, о камне, о пролетевшей птице, о всем, что видит. А его чёрные глаза с немного скошенными веками видели многое, ускользавшее от моего внимания, несмотря на то, что Никола, как я убедился, не различал некоторых цветов: слишком бедны были краски его родины, и он видел мир почти таким же серым, как мы его видим в кино.

— Сильно хоросо лето, — говорил он, сплёвывая жёлтую от табака слюну. — Сильно тепло.

Это уже не просто зёрнышко образа, а такое жирнющее зернище со всем многословием, характерным для объёмистых довоенных романов. Тем не менее, всё строго по схеме: Дано имя одновременно с родом занятий и положением в истории, которые тоже выступают маркерами персонажа. Расписаны внешность и привычки. Показаны характерные действия и дана не менее характерная реплика.

Пример чуть более сложный:

О моём друге Герберте Уэсте я вспоминаю с содроганием. Ужас охватывает меня не только при мысли о его зловещем исчезновении, но и о тех необычных занятиях, которым он себя посвятил. История эта началась семнадцать лет назад в Аркхеме, в бытность нашу студентами медицинского факультета Мискатоникского университета. Пока я находился рядом с Уэстом, дьявольская изощренность его экспериментов завораживала меня, и я сделался его ближайшим помощником. Теперь же, когда он исчез, чары рассеялись и меня неотступно терзает страх. Воспоминания и дурные предчувствия ужаснее любой действительности.

Это ни кто иной как Говард Филипс Лавкрафт с рассказом “Герберт Уэст — реаниматор”. Этот автор имеет сильнейшую склонность заменять большую часть описаний эмоциональной реакцией рассказчика. Зная и учитывая эту особенность, можно легко расшифровать в приведённом отрывке ту же самую схему, что и в предыдущих.

Можно было бы и дальше приводить примеры самых разных произведений самых разных авторов. В каких-то случаях схема будет просматриваться очень ярко, в каких-то потребуется небольшая расшифровка. Некоторые авторы предпочитают ударяться в многословные описания, иные — ухитряются вместить всё в пару не слишком развёрнутых предложений. В некоторых случаях отдельные детали схемы могут оказаться разнесёнными на некоторое расстояние друг от друга, и только мастерство автора удерживает их вместе и заставляет работать.

Кстати говоря, пары, или даже группы действующих вместе героев вполне логично вводить одновременно. Так они могут складываться в своеобразных коллективных персонажей.

Чем же рассмотренные здесь идеи могут оказаться полезными нашему колхозу? То есть, как это всё можно использовать при написании фанфиков?

Во-первых, надо помнить, что даже каноничные персонажи в каждой новой истории чуточку особенные и их тоже нужно вводить. Примеры из Желязны — отличная иллюстрация, ведь “Ночь в тоскливом октябре” это, по-сути, фанфик-кроссовер, где почти все герои взяты из других произведений других авторов. Да, в этом случае можно не налегать на описание облика, а больше внимания уделить, например, взаимодействию персонажа с миром вашего фика.

Во-вторых, вооружившись схемой, можно вводить в текст ваших ОСов так, что у читателей не будет возникать ощущения “wtf, кто все эти люди?!” Главное — нужно помнить: образ персонажа будет выкристаллизовываться в голове читателя постепенно, если дать правильно подготовленную затравку и потом снабжать информацией, которая на эту затравку будет налипать.