Снегина Дина : другие произведения.

Болото

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Одним утром жители маленького городка просыпаются и обнаруживают, что их город превратился в болото. На дорогах - вода и тина, деревья и фонарные столбы покрыты слизью, машины и дома зарастают мхом. С каждым днём заболачивание всё усиливается. Пропадает телефонная связь, электричество, вода. Город отрезан от внешнего мира глубокой топью. Прекращается работа предприятий, заканчиваются продукты и вода. Болото парализует город...
  Болото
  
  
  I. Трясина
  
  
  1. Начало
  
  Вэллпорт был крохотный городок на тихоокеанском побережье США. Именно был, потому что недавно жители покинули Вэллпорт.
  Всё начиналось обыденно и едва уловимо. Не суть важно, где именно зародились первые изменения: в чаще соснового леса, что в двух километрах от Вэллпорта, в глубинах таинственного океана, что непрестанно омывал усыпанные крупной галькой покатые берега, в застенках пищевого комбината Спэллнер ЛТД или же в недрах городской свалки. Важнее то, что никто ничего не заметил.
  Для горожан трясина возникла внезапно. Однажды Вэллпорт проснулся - и увидел, что превратился в болото.
  Да, город стал болотом в буквальном смысле. Дороги и тротуары стянула мутная зеленоватая вода. В первый день её было ещё не так много, как в последующие, и подошвы ботинок ступали по неприглядной жиже, словно по лужам. В отдельных местах обнаруживалась ряска. Мелкие салатовые крапинки по-детски весело перекатывались по поверхности воды, гоняемые вовсе не ветром, а ногами прохожих и колёсами торопящихся машин.
  Ветра с того дня не стало. Воздух над Вэллпортом застыл, и лишь действия людей нарушали оцепенение атмосферы.
  Появился мох. Конечно, в отдельных местах города он проживал и раньше - на влажных камнях во всегда сумрачном парке, на теневых сторонах некоторых домов, в нижней части стволов отдельных деревьев... На него не обращали внимания: мох как мох, чего тут особенного? Но в то утро его стало удивительно много.
  Мох покрыл собой всё. Отмостки, садовые статуи, перила уличных лестниц, скамейки, детские качели и горки. Видимо, некоторые автомобили и велосипеды мох тоже принял за камни, и потому нарос на них с одной или двух сторон. Порой мох встречался на зданиях - на отдельных стенах или же по всему периметру, опоясав низы домов.
  Многие горожане начали новый день с торопливого соскребания мягкой и влажной растительности с дверей и окон машин. Занятие это на удивление было не таким уж простым и отбирало немало бесценного утреннего времени. Потому автомобили, похожие на стриженый газон, стали сегодня не редким явлением на Вэллпортских улицах.
  Тина в лужах увязывалась за обувью, пачкала колготы и брюки, наматывалась на колёса, застревала в тормозных механизмах детских колясок. Порой она оказывалась слишком скользкой, и только за первый день в травматологии Вэллпортской больницы было наложено семнадцать обездвиживающих шин и выписано сорок четыре рецепта мазей от ушибов.
  Тина на деревьях, а именно на тину более всего походили свисавшие с ветвей тёмно-зелёные слизкие сосульки, была мерзкой и тошнотворной. Увидев её, многим приходилось бегом возвращаться в дома, чтобы оставить только что съеденный завтрак в санитарной комнате, а малыши невольно принимались искать по карманам носовые платки, с чувством сморкаться и показывать бледным мамам, как сильно похоже то, что только что вышло из их носиков на то, что свисало теперь с деревьев. Порой тина соскальзывала и со смачным бульком присоединялась к мутным лужам на асфальте. Иногда прямо на глазах у прохожих она внезапно ударялась в рост, и там, где зелёная масса покрывала лишь несколько веточек, ею затягивалась вместе с листьями добрая часть дерева.
  Небо стянули тучи. Впоследствии горожане гадали, действительно ли это - серые облака, из которых по странным причинам не падало вниз даже капельки дождя, или же нечто иное? Зависший дым, туман, смог, выбросы пищевого комбината? Вопрос так и остался без ответа. С того дня солнце для жителей Вэллпорта исчезло. Его лучам не удавалось пробиться сквозь непонятного происхождения пепельную завесу, которая захватила власть над городским небом.
  Всюду тянуло сыростью. Воздух преобразился, сделался тяжёлым и душным. Наполненный частицами мелкой влаги, он словно впитал в себя всю возникшую в окружающем пространстве гниль и скверность. Нет, в первые дни ещё не было запаха падали, не удушала духота всех, без разбора. Но то, что воздух стал иным, заметили многие.
  Первыми почувствовали это астматики. Они задыхались сильнее обычного, ингаляторы помогали с трудом. Врачи лишь разводили руками, советовали продолжать дышать назначенными препаратами. А что ещё могли они сказать?!
  Собаки и кошки отказывались выходить на улицу и боязливо глядели сквозь оконные стёкла на изменившийся мир. Животные не понимали, что произошло, как, впрочем, не понимали и люди. Куда делся привычно-чистый Вэллпорт и как такое возможно?!
  Но городская жизнь не замерла. По обыкновению спешили на работу, забросив малышей в детские сады и ясли. Открывались магазины, кофейни, отделения банков. Проводились занятия в школах.
  Лиза, как и всегда, спешила к ученикам. Она перепачкала туфли и колготки, проезжавшая машина забрызгала зеленью её бежевую юбку. Лиза тут же остановилась и попыталась оттереть грязь салфеткой, но у неё плохо получалось.
  Внезапно её окликнули:
  - Привет!
  К Лизе бежал Эндрю. Он куда больше неё был перепачкан, тина налипла на его рукавах и пальцах, на очках и даже на кудрявой голове. Его вид рассмешил Лизу.
  - Только не говори мне, что искал лягушек в нашем болоте! - пошутила она.
  Эндрю смутился. Привычным движением указательного пальца он подсадил очки ближе ко лбу, откашлялся и произнёс:
  - Нет, я просто очень спешил и... Забрызгался немного, - и он стащил с головы склизкую сосульку и сбросил вниз.
  - Действительно, совсем чуть-чуть! - улыбнулась Лиза и помогла Эндрю убрать тину со спины и рукавов рубашки.
  Они были знакомы и дружны с детского сада, учились в одном классе школы. После выпускного дороги увели их в разные стороны: Эндрю отправился в Университет на другом побережье изучать естественные науки, Лиза же поступила в Архитектурную Академию в соседнем штате. Спустя много лет они оба возвратились в Вэллпорт, по своим, не зависимым друг от друга, причинам, и каждый из них удивился решению другого вернуться, пожалуй, больше, чем собственному.
  - Я немного опаздываю, - заметила Лиза, когда с попытками очистить Эндрю и себя от болотной грязи было покончено.
  - Да, учителю задерживаться нехорошо, - рассудил её друг. - Слушай, я провожу тебя, ты не против? По дороге поговорим.
  Они миновали перекрёсток, свернули в направлении школы. Здесь их взору предстала картина, не имеющая ровно никаких отличий с тем, что они видели ранее этим утром. Та же зелёная слизкая грязь, те же мутные лужи с редкими вкраплениями ряски, дома и машины, затягиваемые мхом.
  - Наш мир превратился в болото, - то ли утвердил, то ли спросил Эндрю.
  - Брось, - отмахнулась Лиза. - Наверняка это временно. Просто какое-то необычное природное явление, не более.
  Эндрю поправил сползающие очки и за этим нехитрым занятием не заметил лужу на тротуаре, и умудрился провалиться в жижу по щиколотку. Эндрю тряхнул ногой, чертыхнулся и ехидно заметил:
  - Так ты считаешь, поводов для паники нет?
  Лиза улыбнулась. Она давно поняла, что её друг привёз с западного побережья заразу чрезмерного пессимизма. Лиза относилась к жизни проще, и даже в самые трудные минуты верила, что всё непременно наладится и станет куда лучше, чем прежде.
  - Неужели ты ничего не замечаешь? - продолжал Эндрю. - Посмотри вокруг...
  И он обвел рукой мрачно-зелёный пейзаж города.
  Лиза, всё так же улыбаясь, стряхнула тину с носка туфлей и ответила:
  - Хотелось бы эту слизь не замечать, да не получается.
  - Я не об этом. Посмотри на карнизы домов, на деревья... Видишь? Птиц нет! Ни одной птицы во всём городе!
  Лиза устремила взгляд вверх, где серела далёкая дымка неба. В то утро Лизе казалось, что голубизна ещё проглядывала редкими мазками из-под пепельного налёта, но впоследствии, когда тучи стали плотнее и опустились настолько низко, что задевали шпили вышек сотовой связи, у Лизы, как и у многих горожан, появился новый, не знакомый прежде, страх. Они боялись, что никогда более не увидят привычное, голубое небо, солнце и долгожданную радугу.
  Лиза перевела взгляд ниже, на принимающие золото кроны деревьев. Была осень, и островки природы, что были в городе, так же, как и лес за его пределами, менялись, готовились к долгому сну под снежным одеялом. Но сейчас наряд деревьев из желтизны и багрянца поедала мрачно-зелёная тина. Лизе стало не по себе.
  - Не там ищешь, - прервал её раздумья Эндрю. - Карнизы, видишь? Они везде пусты! Провода линий электропередач тоже. Я шёл через парк, где рано гуляющие старушки, как обычно, хотели покормить голубей. Но они не смогли найти ни единой птицы. Пришлось им возвращаться с нетронутыми булочками домой.
  - Да, удивительно, - ответила Лиза. - Обычно наши парковые птички крайне жадны до еды. Помню, как-то мы с Майклом гуляли, так эти проглоты садились на его коляску и выклёвывали у него хлеб прямо из рук!
  И Лиза вновь засмеялась, легко и радостно, а Эндрю в который раз удивился тому, насколько прекрасны и загадочны её смеющиеся глаза. Когда Лиза испытывала какое-то чувство, не важно, была то радость или горе, она выражала его всецело, всем лицом, не одними лишь губами или скулами. Вся её мимика была задействована. Потому, если она смеялась, то в этом принимал участие не только рот, но и глаза, которые ещё сильнее вытягивались вверх, лоб и брови, что взлетали выше, и подбородок, который, напротив, делался ниже, и щёки, что украшали улыбку мягкими ямочками.
  - У меня такое чувство, - глядя в глубокие, карие глаза своей спутницы, Эндрю, - будто пернатые заранее знали о грядущих переменах, и торопились покинуть наши места. С неделю назад я заметил, что не только перелётные птицы покидают Вэллпорт. Даже всепогодные голуби собирались в стаи и поднимались в небо...
  Удивлённая внезапным воспоминанием Лиза перебила его:
  - Да! Мы тоже видели! Майкл потом долго меня расспрашивал, где зимуют голуби, а я доказывала ему, что они скоро вернутся.
  - Кстати... А где Майкл? - спросил Эндрю.
  - Я не повела его сегодня. Оставила с Гретой.
  - С миссис Бикс?! Да она же ненормальная!
  - Брось, Эндрю! - отмахнулась Лиза. - Грета хороший человек, и я доверяю ей сына.
  - Ага, хороший! Зла никому не делает, согласен. И всё равно она ненормальная, - Эндрю продолжал настаивать на своём. - Больная на голову, под стать нашему Джереми. Знаешь, я, конечно, разделяю твою любовь к пешим прогулкам, и понимаю, что в новых климатических условиях Вэллпорта довезти Майкла на коляске будет тяжело. Но как же машина? Для чего она пылится в твоём гараже?!
  - Майклу с утра нездоровится, - пояснила Лиза. - Небольшой кашель и насморк.
  - И всё же лучше бы ты отвезла его в школу, чем оставляла с этой полоумной бабулькой...
  - Прекрати! Грета не сумасшедшая! Нормальная она! - Лиза резко оборвала друга, и затем, погрустнев, добавила, - Судьба у неё - ненормальная...
  
  
  2. Версии
  
  Обычно Лиза делала замечания своим ученикам по поводу их неопрятного внешнего вида. Но сегодня каждый из её класса походил на маленького поросёнка, да и сама учительница перемазалась, будто хрюшка. Тина отмывалась с трудом. Она въедалась в одежду и в кожу, окрашивая их в неприятный, болотно-зелёный цвет.
  Уроки сегодня проходили тяжело. Дети без конца отвлекались, перешёптывались и были невнимательны. Наконец, Лиза не выдержала и строго спросила у класса, что происходит.
  Оказалось, ребят сильно взбудоражили изменения в природе. Им хотелось знать, чем вызваны эти изменения, и надолго ли они. Учительница не знала, что ответить классу. Пришлось соврать ученикам, а врать, особенно детям, Лиза с некоторых пор не любила. Сказать, будто далеко на юго-востоке от Вэллпорта прошёл торнадо, который захватил в свою воронку болото: воду с тиной, водорослями и травой, мхи, лишайники и, возможно, даже торф. Ночью, пока город спал, всё это упало с неба, из тех дымчатых туч, что зависли в вышине, и, таким образом, стало частью Вэллпортского пейзажа.
  Лиза сказала это, и внезапно сама поверила. Сочинённая ею версия казалась очень похожей на правду.
  На перемене, Лиза столкнулась с Айшей, поваром столовой, своей подругой и соседкой.
  - Ты почему такая перепачканная?! - воскликнула Айша, оглядывая Лизу.
  - Эту странную грязь мыло не берёт, - объяснила та.
  - Зато она отлично отмывается лимонкой!
  И Айша, гордая своим открытием, подняв голову вверх и расправив плечи, - а чаще Айша сутулилась и зажималась, - повела Лизу на кухню, где вручила ей пакетик с лимонной кислотой.
  Спустя пять минут, проведённых Лизой у раковины, пятна от тины на коже Лизы исчезли.
  - Надо же! - удивлялась она. - И вправду помогло!
  - А то! - Айша просто сияла. - Уж кому, как не повару, знать, чем выводить всякие разные пятна. Позвони мне вечером, я расскажу тебе, как отстирать эту гадость с одежды. Хотя, постой, я лучше сама к тебе добегу, когда уложу девочек.
  - Хорошо, буду ждать, - ответила Лиза.
  Она достала из кармана кофты телефон и попыталась дозвониться до Греты. Но, к её удивлению, аппарат молчал. Гудков не было. Она посмотрела на дисплей. Индикатор сигнала показывал, что связи нет.
  - Странно, - пробормотала Лиза. - Не ловит... Айша, - позвала она уже громче, - у тебя работает телефон?
  - Телефон? - переспросила Айша. - Вроде с утра работал. Мы же созванивались, помнишь?
  - Да, помню. Потом, в десять, я звонила Грете, она ответила, что у Майкла всё в порядке. Но теперь показывает, что сигнала нет...
  Айша, тем временем, достала свой мобильник. Оказалось, он тоже не находил сигнал.
  - Наверно, это из-за погоды, - предположила Лиза. - Бывает. Пройдет?
  - Да, конечно. Извини, мне надо бежать, - и Айша поспешила на кухню.
  Когда закончились уроки, Лиза отправилась в кабинет директора, которая пригласила всех учителей на внеплановое собрание.
  - Как вы знаете, - начала мисс Лейдж, сухая и не по годам старая женщина, директор Вэллпортской начальной школы, - в нашем городе произошли небольшие изменения...
  - Я бы даже сказал, совсем крошечные, - ехидно усмехнулся тренер по плаванию Сид, не ладивший с директрисой.
  Она смерила его взглядом, полным презрения, и продолжила:
  - В городе не работает связь. Мобильные и проводные телефоны, интернет, телевидение.
  - Да уж, лучше бы воду перекрыли, или электричество отрезали, без телека и интернета мы погибнем куда быстрее! - вновь съязвил Сид.
  - Мистер Флай! - брови Лейдж взметнулись вверх. - Будьте любезны не перебивать меня и оставить свои многозначительные комментарии при себе.
  - Молчу, молчу! - ответил Сид, но по его лицу было видно, что каждое слово директора он воспринимает скептически.
  - Так вот, - продолжила Лейдж. - Я отправила запрос в муниципалитет, но никаких официальных комментариев по поводу ситуации на улицах и со связью власти пока не давали. Поэтому, - она обвела собравшихся учителей строгим взглядом, словно перед ней - непослушные школьники. - Я прошу всех вас сохранять спокойствие и, самое главное, передавать это спокойствие своим ученикам и их родителям. Ситуация вскоре нормализуется, я уверена. В любом случае, уроки не отменяются, и завтра я жду всех в школе. Электричество и вода у нас действительно есть, - она метнула взгляд на Сида, бормотавшего что-то в духе:
  "А дети бы обрадовались..."
  - Так что поводов для беспокойства нет, - закончила Лейдж.- Ситуация скоро нормализуется, я уверена, - вновь повторила она, словно убеждая саму себя.
  Лиза вышла из школы и направилась прямиком в сторону дома. Она волновалась за Майкла. Нет, она вовсе не боялась, что в её отсутствие может что-либо случиться, или не доверяла Грете. Скорее, её пугала невозможность связаться с сыном и сиюминутно услышать его голос. Потому-то она и торопилась, хлюпая по лужам, которые за прошедшее время заметно прибавили в глубине и, что куда удивительнее, в вязкости. Туфли Лизы были полны мутной жижи, и она подумала о том, откуда же могла прибывать вода, если нет дождя. Может, авария в городской канализации?..
  Но неприятного запаха не было, да и цвет жижи был отличительно зелёным, хоть и играл разными оттенками, от ярко-изумрудного до тусклого и плесневелого, от сочного салатового до бледнеющего аквамарина.
  "Нет, не похоже, что это из канализации, - подумалось Лизе. - Что-то здесь не так".
  Машин стало куда меньше. Ехать было тяжело. Колёса буксовали, наматывали тину, проваливались в невидимые ямы. Водители тщетно пытались вызвать эвакуаторы, и, чертыхаясь на замолкшие телефоны, бросали автомобили и устремлялись к цели своего пути пешком.
  Наросты моха стали толще и поднялись выше. Лизе попалась брошенная машина с разбитым стеклом. Видимо, кто-то разбил его в отчаянной злобе, так и не сумев отскрести мох с его поверхности, и Лиза подумала, что для водителя это представилось единственным способом открыть себе обзор. Она приблизилась к автомобилю и взяла в руки небольшой кусок стекла со мхом. Её взгляд невольно упал на излом осколка. То, что она на нём увидела, поразило её до глубины души. Мох пустил корни прямо в стекло. Лиза даже замотала головой, решив, что ей почудилось, и попыталась отогнать видение. Но - нет, мох действительно был не только на стекле, но и внутри него. Лиза попробовала вырвать немного растительности из такой странной для неё почвы. С трудом, но верхняя, буро-зелёная, часть, всё же оторвалась, и оказалась в её пальцах. Тёмно-коричневый корень остался внутри, и на месте только что вырванного Лизой кусочка мохового ковра тут же начала пробиваться новая зелень.
  Испуганная увиденным, Лиза бросила стекло и с силой потрясла руками, стараясь избавиться от неприятных ощущений на коже, и, почти бегом, отправилась к Грете.
  Она застала их за чаем. Грета угощала Майкла пышущими жаром булочками, а тот за обе щёки уплетал свежую домашнюю сдобу.
  - Ура, ура! Мама! - закричал Майкл, увидев вошедшую Лизу.
  Он выбрался из-за стола, неловко, едва не упав, и, прихрамывая, направился к маме, а та, в свою очередь, бросилась к нему бегом, чтобы поскорее обнять.
  - Я соскучился, мамочка! - воскликнул Майкл. - Мы пытались звонить тебе, но телефоны молчат.
  - Да, сынок, я знаю, - сказала Лиза, гладя сына по голове и лицу.
  - Что ж, раз мама благополучно вернулась, пожалуй, следует пригласить её за стол и накормить, - произнесла Грета, подмигнув Майклу, и Лиза поняла, что её сын был не меньше неё встревожен происходящим.
  Они сели за стол. Кухня Греты была маленькой, но необычайно уютной. В стенах были ниши, в которых, словно в картинах с рамами, стояли глиняные вазы и пузатые чайники. Свет лился из низкой люстры с плетёным абажуром и из маленьких рассеивающих свет лампочек по углам потолка, обрамлённых причудливой лепниной. Гарнитур, от которого приятно пахло деревом, сочетал в себе простоту четких форм и замысловатость украшающих его резных узоров. Посреди овального стола из дерева, гладкого и тёплого на ощупь, никогда не покрывавшегося скатертью, всегда стояла белая керамическая ваза с живыми розами. Тарелки, кружки и блюдца Грета ставила на сияющие белизной текстильные салфетки, и это очень нравилось Лизе. Занавески едва прикрывали подоконник, сквозь тюль просвечивали стоявшие на нём две корзины с ручками, а за ними, сквозь стекло, виднелся нетронутый пока мхом и тиной палисадник с произраставшими в нём многочисленными розовыми кустами. На этой смешавшей времена и эпохи кухне было всё, и в то же время не было ничего лишнего или беспорядочного. Как и в хозяйке этого дома, здесь всё было гармонично в своей непринуждённости.
  Грета, слегка полноватая пожилая женщина, рано поседевшая, всегда опрятная и ухоженная, четкая в словах и делах, немного педантичная, была добра и нежно любила свой дом, улицу, соседей, бродячих и подобранных ею кошек, весь этот город, принёсший её семье столько горя, да и саму жизнь. Она любила и жила вопреки, она творила добро даже тогда, когда получала лишь жестокость. Многие, вроде Эндрю, считали её полоумной, но Лиза видела в ней не в пример мудрую и добросердечную женщину. Просто то, что она говорила и делала, люди не всегда хотели принимать.
  - Как думаете, что происходит? - расспросив Майкла о прошедшем дне и вдоволь насладившись булочками, поинтересовалась Лиза у Греты. - Мне не нравится странная жижа на наших улицах. Кажется, она прибывает и густеет. Что это может быть?
  - Я могу лишь предполагать, - многозначительно произнесла Грета.
  Но поделиться своими предположениями она не успела, потому что в дверь дома робко постучали, и Грета отправилась посмотреть, кто же это заявился к ним с неожиданным визитом.
  До Лизы донеслись звуки голосов Эндрю и Алекса, ещё одного её друга. Было слышно, что Грета настойчиво приглашает их за стол, но те отнекиваются и отказываются войти.
  - Извечная песня, - пробормотала Лиза.
  Грета вернулась на кухню.
  - Там твои кавалеры, - шутливо сказала она. - Зову их, зову... И опять они не желают почтить мой дом своим присутствием. Тебя требуют, а я, старая, им не нужна. Боятся, что ли... Так я же, вроде, не кусаюсь и не гавкаю, как миссис Пейнер, - и она подмигнула Лизе.
  Лиза сокрушённо покачала головой. То, что Алекс и Эндрю не особо любят бывать у Греты, не было для неё новостью. Она вздохнула, поблагодарила Грету за то, что она посидела с Майклом и извинилась перед ней за друзей.
  - Ах, милая моя, не стоит! - отмахивалась Грета. - Я всё понимаю. Эти-то двое - ладно... А вон та, - она провела Лизу в зал и указала пальцем через окно, - подруга-то твоя, не помню, как звать, даже на участок мой ступить побрезговала...
  Рядом с ровным зелёным газоном, пока ещё не тронутым ни осенью, ни болотом, стояла Джули. Она, как и Лиза, вела уроки в начальной школе. Лизе было не особо приятно её общество: она считала, что Джули бывает не к месту высокомерной. Но вот Джули к Лизе тянулась и всячески искала поводов для общения с коллегой.
  - Не обращайте внимания, - сказала Лиза Грете. - Ладно, мы, пожалуй, пойдём. Майкл, собирайся!
  - Иди, иди. Не хорошо заставлять ухажеров ждать, - Грета вновь подмигнула, а Лиза неожиданно покраснела.
  - Что ж вы, какие ухажеры!
  - Разве что Алекс! - словно продолжила её мысли Грета, и они обе, с облегчением, рассмеялись.
  Затем Лиза помогла Майклу собрать принесенные с собой карандаши и книги, надела на него ветровку. Кроссовки мальчик настоятельно одел сам, хоть это и далось ему с трудом. Они попрощались с Гретой и вышли на улицу.
  Едва они вышли, Майкл радостно воскликнул:
  - Алекс! Дядя Энди!
  И, хромая, поспешил вперёд. А Алекс, высокий, статный брюнет, тоже обрадованный встречей с мальчиком, бросился навстречу Майклу и подхватил его на руки.
  - Здравия желаю, юнга! - нарочито пробасил он. И стал подбрасывать мальчишку ввысь и ловить, а потом - кружить, а тот безудержно хохотал.
  - Алекс, Алекс! Хватит! Слышишь меня?.. Перестань! - рассердилась Лиза. У неё сердце заходилось от таких игр.
  И Алекс поставил Майкла на землю.
  - Мы лишь немного подурачились, - оправдывался он перед Лизой.
  Она, взволнованная, присела на корточки рядом с сыном и положила руку на его слишком часто вздымающуюся грудную клетку.
  - Сколько раз я просила тебя! - Лиза не на шутку расстроилась. - Не надо, не делай так больше! У Майкла сердце зашлось!
  И она подняла сына на руки, а тот привычно обхватил её руками и ногами и сладко прошептал:
  - Но это так весело, мамочка!
  - В больницах лежать и уколы колоть тоже весело, да?! - строго ответила ему мама. И, обведя суровым взором двух друзей, спросила, - Вы зачем явились?
  - Да... повидать тебя хотели, - Алекс даже растерялся.
  А Эндрю, напротив, стал радостно тараторить:
  - Я тут узнал кое-что! Изучил метеосводки за предыдущий месяц и долгосрочные прогнозы. Никогда не думал, что бумажные газеты могут быть так полезны! И знаешь, что я обнаружил?.. Представляешь...
  - Не представляю, - перебила его Лиза. - И всё же, дядя Энди, давай-ка ты поделишься со мной всеми новостями по дороге, ладно?
  - Да, идёмте же скорее, я не только расскажу, я даже покажу вам, - и Эндрю пошёл вперёд, активно роясь в карманах, - Чёрт, кажется, потерял...
  Алекс хотела взять Майкла из рук Лизы, но та не позволила.
  - Тебе ведь тяжело!
  - Ничего! Я привыкла уже. Возьми лучше мою сумку. Она весит ненамного меньше Майкла. Скажи лучше, чего это Джули с вами увязалась?
  - Тебя вроде хотела видеть.
  - Или, всё же, тебя? - уголки губ Лизы поползли вверх. - А что, женщина симпатичная, хоть и замужняя.
  - Перестань, прошу тебя! Ты же знаешь, я... - но Алекс вдруг осёкся и отвел взгляд. Он заторопился, обогнал Лизу и Майкла и ногой разметал тину в том месте, где садовая тропинка примыкала к тротуару. - Осторожно, тут скользко.
  Дом Лизы находился на противоположной стороне улицы. Она переходила через дорогу, неся Майкла на руках, Алекс придерживал её под локоть. Туфли её вновь стали полны не то воды, не то слизи. Эндрю догнал их, Джули поспешила следом, и они все ступили на порог дома Лизы.
  Дом этот имел удивительное свойство. Он словно манил к себе друзей Лизы. Они приходили в гости зачастую неожиданно и для хозяйки, и для себя самих. Всем здесь становилось уютно.
  Дом располагался на небольшом холмике, и находился выше остальных домов улицы. Участок и само здание, как и у Греты, пока не затронули происходившие повсеместно изменения. Газон и просторная, в обычные дни залитая солнцем, терраса, пока оставались сухими. На кустарниках ещё не было странной тины, а стены дома не затронула моховидная растительность.
  - ...Вот и я о том же! - Лиза, наконец, расслышала, о чем же так взбудоражено рассказывает Эндрю. - Если по всем прогнозам ближайшие две недели должен был наблюдаться антициклон - область высокого давления - то откуда тогда дождевые облака облака?!
  - А по мне так это - дым. Небо тлеет, и скоро начнет сыпать пеплом, - то ли в шутку, то ли всерьез, сказала Лиза.
  - Кажется, кто-то слишком много общался с Гретой, - с упрёком произнес Эндрю.
  Лиза усадила Майкла в его любимое кресло-качалку в правом углу террасы. Когда она писала картины, мальчик сидел в этом кресле и смотрел, как из-под кисти, находившейся в руке мамы, будто по волшебству возникают невиданной красоты пейзажи. Однажды Лиза написала портрет сына, но картину пришлось спрятать подальше в кладовку. Портрет получился настолько похожим, что испугал малыша. Он думал, что тот, другой, может выбраться из картины и заменить его, занять его место возле мамы, а его, настоящего Майкла, заточить внутрь холста. Посоветовавшись с Гретой, которая считала, что подобное - не чушь и не домыслы, Лиза спрятала картину, сказав Майклу, что выбросила её. Всё же расставаться с плодом долгого труда ей было жаль.
  Компания друзей расположилась на террасе-крыльце. Алекс и Эндрю сели на перила, Джули, рослая блондинка с резкими чертами лица, встала возле Алекса, Лиза подперла собой стену возле Майкла. Мальчик неспешно раскачивался, и от движения полозьев заунывно скрипел дощатый пол.
  Эндрю, тряхнув кучерявой головой и поправив сползшие очки, продолжил:
  - В словах Лизы, в принципе, есть смысл. Облака, как и дым, это не что иное, как газ. Вот только сыпать пеплом небо вряд ли будет, - он усмехнулся. - Скорее уж, прольется дождём. Но меня смущают прогнозы погоды. Антициклон! По всем, понимаете! Этих туч быть не должно!
  - Брось, Эндрю! Метеорологи сродни астрологам, и потому нередко ошибаются, - и, обратившись к сыну, Лиза добавила, - Майкл, тебе не холодно? Может, принести плед?
  Мальчик отрицательно замотал головой.
  - Мама, оставьте уже сына в покое! - шутливым тоном пробасил Алекс. - Он достаточно взрослый и в состоянии сам заботиться о себе.
  Лиза не ответила ему. Она молча отворила входную дверь скрылась в сумерках дома. Тут же в коридоре и на террасе зажёгся свет, а вскоре Лиза вернулась с клетчатым пледом. Она укутала ноги не противившегося её действиям Майкла.
  - Лиза! - тихо и спокойно сказал Алекс. - Ты не тепличное растение выращиваешь.
  - Разберусь, - буркнула Лиза в ответ.
  А Эндрю, не выдержав, продолжил:
  - Так вот! Я много думал об этом несоответствии. И сейчас ты, Лиза, натолкнула меня на интересную мысль. Может, это и не облака вовсе? Тот же газ, только иного происхождения. Что мы имеем, прежде всего?.. Наш любимый Спэллнеровский комбинат. Вполне вероятно, что причина происходящего - в его замечательных выбросах.
  - Я вообще не понимаю тех, кто эту гадость ест, - вставила Джули. Она скрестила руки на груди, и складывалось впечатление, будто ей здесь неуютно.
  - В том-то и дело! - Эндрю принялся ходить взад-вперёд, от чего старый, видавший виды, пол застонал в полный голос. - В этих продуктах столько мерзости напичкано! Завод закупает химические вещества тоннами, и всё это идёт в пищу. И я сомневаюсь, что Спэллнер не использует запрещённые добавки, вроде того же формальдегида. Мало того, что люди потом употребляют все эти вредные препараты вместе с пищей, мы, жители Вэллпорта, ещё и дышим выбросами комбината, пьем воду из скважин, которая через почву отравляется химическими добавками. Я пытался разобраться в том, что же они кладут в пищу, и пришёл к выводу, что "Спеллнер ЛТД" - не пищевой комбинат, это химический завод какой-то! Конечно, Спэллнер тщательно скрывает информацию об истинном составе своих продуктов, но шила в мешке, как говорится, не утаишь. Слухи ходят давно, подтверждение им - пробы воды и почвы в районе комбината.
  Во время речи Эндрю Джули медленно, словно невзначай, приближалась к Алексу.
  - В принципе, это не такая уж и новость, - сказал Алекс и резкими шагами перешёл на противоположную сторону террасы. - Но, кажется, я понимаю, к чему ты клонишь. Ты считаешь, что странные изменения в природе - результат деятельности комбината Спэллнера, верно?
  И Алекс зашагал обратно, и половицам под его решительными шагами пришлось уж совсем тяжко.
  Он встал напротив Эндрю, совершенно прямой, вытянутый по струнке. Его друг, обрадованный тем, что его поняли, затараторил:
  - Именно! Во-первых, мы не знаем, чем в действительности занимался Спэллнер. Под видом пищевых продуктов, нет, вернее - таких пищевых продуктов, можно было производить что угодно. И если предположить, будто это "что угодно" вышло из под контроля, или же произошла авария, выброс реагентов? Накануне был ветер, да! День выдался солнечный и ветреный, помните? И выбросы раздуло по окрестностям, в том числе и на Вэллпорт. А во вторых, - Эндрю обрёл присутствующих торжествующим взглядом, - свалка! Спэллнер, ровно как и горожане, не очень-то заботился об утилизации бытовых отходов, я уж молчу про отходы производственные. И - вот, пожалуйста! Плачевный результат.
  Джули усмехнулась:
  - Ты считаешь, горка мусора сумела мутировать и превратиться в болотную тину?
  - Да, я понимаю, это не научно. Но, Джули, не забывай, что нашу планету можно рассматривать как единый, слаженный живой организм. И если вдруг она заболевает, то начинает себя лечить. Как она это делает - другой вопрос. Например, гной у человека - лейкоциты. Так может, и появление болота здесь - не что иное, как гной планеты, а? Как вам такая версия?
  Присутствующие ненадолго замолчали. Каждый осмысливал услышанное.
  Первой решилась сказать Джули.
  - По-моему, заход на территорию Миссис Бикс крайне плохо подействовал на твой мозг.
  Лизу передёрнуло. Она метнула на Джули острый, полный гнева, взгляд, но та не заметила этого.
  - Правда, Эндрю, что-то ты перегнул сейчас. Ты же учёный! Откуда такие мысли?
  Это уже Алекс произнёс, ровно и спокойно.
  А Лиза вдруг рассмеялась:
  - Такие теории, мне даже страшно стало! У меня всё проще. Я объяснила своим ученикам, будто южнее на побережье образовался торнадо, прошёл вглубь материка и захватил в свою воронку болото. А потом оно упало на наш город, вместо дождя.
  - А что, логично! Вполне может быть, - и Алекс призадумался.
  Но в возражение ей высказались по очереди Джули и Эндрю.
  - Где тогда болотные животные? Те же лягушки! Я не видела ни одной.
  - Животных нет, верно! И птицы! Самое главное - птицы улетели из города, словно предчувствовали беду. Потом, эта необычная тина... Она, словно живая, растет и обволакивает деревья, ровно по веточкам, даже по самым маленьким. Вы видели?
  Все кроме Алекса, закивали. А тот сказал:
  - Я, видимо, всё пропустил.
  Лиза, поколебавшись, добавила:
  - Я тоже наблюдала нечто странное сегодня.
  Она рассказала про мох, пустивший корни в стекло. Все были удивлены.
  Эндрю присвистнул:
  - Ого! Надо и мне посмотреть на это. Очень хотелось бы взять образцы того стекла. Покажешь, где это?
  - Думаю, завтра, - ответила Лиза. - Сейчас уже поздно.
  - Правда, ребята, давайте расходиться, - поддержала Джули. - Я уверена, что ничего такого уж страшного не происходит. Утром мы проснёмся и увидим привычный, до то... - она хотела сказать "тошщноты", но осеклась, заменила слово, - до боли знакомый Вэллпорт. Вы паникуете зря.
  Возражать ей никто не стал. Все знали, что вступать в дискуссии с Джули - бесполезное занятие.
  - Лиза, увидимся завтра в школе, - она махнула на прощание рукой и стала спускаться по ступенькам. Затем обернулась и кокетливо добавила, - Алекс, ты проводишь меня?
  - Мне в другую сторону, - отрезал тот и отвернулся.
  - Но ведь темнеет уже... Да и трясина эта! Если я упаду и сломаю себе что-нибудь?
  "Муж пусть провожает, - подумала Лиза. - Для чего вообще приходила?!"
  К её немалому удивлению, Алекс согласился проводить Джули:
  - И то верно, на дорогах сегодня скользко. Лиза, - сказал он с теплотой в голосе, так, словно извинялся, - я пойду, хорошо?
  - Да, конечно, иди! Тебя ждут, - с напускным равнодушием ответила она.
  - Завтра увидимся?
  - Не знаю. Посмотрим. Завтра будет видно.
  - Тогда пока. Счастливо, юнга! Приказ - не хворать! - и Алекс козырнул рукой.
  - Так точно, капитан! - козырнул ему в ответ счастливый Майкл, выбравшийся из своего кресла. Он, прихрамывая, дошел до края террасы, спустился на верхнюю ступеньку и помахал обернувшемуся Алексу. - Пока, Алекс! Обязательно приходи ко мне завтра, поиграем!
  Лиза глядела в след удаляющимся фигурам: натянутой, словно струна, но подвижной, у Алекса и прямой и негнущейся, как деревянная линейка, у Джули.
  Эндрю задержался. Он отвел Лизу в сторону и, слегка смущённо, тихим голосом спросил:
  - Как там Айша?
  - Да нормально, вроде. Обещала быть сегодня, позже. Но я не уверена, что она придёт.
  - Опять Грейер?
  - Она ничего не говорит. Но я по глазам вижу, у неё не всё в порядке.
  Эндрю вздохнул:
  - И чего она с ним мучается?! Не понимаю...
  Лиза грустно улыбнулась.
  - И не поймёшь. Ладно, тебе пора. Догоняй остальных. Мы с Майклом пойдём в дом, пора кормить его и укладывать. До завтра!
  - До завтра, Лиза! Пока, Майкл! - попрощался Эндрю и побежал следом за Алексом и Джули. На полпути он неожиданно поскользнулся и рухнул прямиком в вязкую зелёную грязь. И тут Лиза сообразила, что забыла сказать друзьям о совете Айши отмыть зелень с кожи лимонной кислотой.
  
  
  3. Тупик
  
  Когда-то давно семья Айши перебралась в Штаты из соседней Мексики в поисках лучшей жизни. Нашли ли они её?.. Айша так и не узнала. На неё, юную красавицу, сразу после иммиграции положил глаз некто Грейер. О том, что Грейер - это фамилия, а не имя, семье Айши стало понятно только после того, как их дочь стала миссис Грейер по документам. К слову, её родители, люди глубоко верующие, не благословили свою дочь на этот брак. И дело было не только в том, что Грейер им с первого взгляда показался подлым и двуличным.
  - Ты же не любишь его, дочка! - со слезами на глазах говорила мама.
  - Ну и что?! - восклицала упрямая красавица. - Он статен и умён, он неплохо зарабатывает и сможет обеспечить мне достойную жизнь. В конце концов, мы ведь ехали сюда за счастьем, верно, мама?
  - Но, Айша! Замужество с этим Грейером не принесёт тебе счастья! Одумайся, дочка!
  Дочка не одумалась. Разругавшись с родителями, она всё же вступила в брак. Вскоре Грейер получил выгодное предложение по работе с переездом в Теннеси, и молодая семья сменила место жительства. А ещё через некоторое время родилась Вишенка. Казалось, даже в родной семье никто не помнит настоящего имени девочки, настолько прочно сроднилась она с ласковым прозвищем, полученным ею за необычный, близкий к вишнёвому, цвет глаз. Девочка унаследовала редкую красоту матери, и с первого взгляда на неё всем становилось понятно, что, став взрослой, она разобьет не одно мужское сердце.
  Переезд и новая работа не принесли долгожданного счастья ни Айше, ни её мужу. Грейер, по профессии финансовый аналитик, совершил серьёзный просчёт, из-за чего компания потерпела огромный убыток. Грейера уволили.
  Он пытался вновь устроиться финансистом, но компании отказывали ему даже в собеседовании. В какой-то момент у семьи закончились все деньги. Айша настаивала, чтобы Грейер нашёл хоть какую-то подработку, устроился хоть бы и рабочим, ведь в тот момент они практически голодали. Грейер отвечал, что это - ниже его достоинства. Он кричал, срывался на жене и малютке дочери. По первости Айша пыталась защититься и убедить мужа, что он не прав, но это плохо помогало.
  Тогда Айша, оставив Грейера сидеть с Вишенкой, пошла работать официанткой. Ей платили ежедневно, и это могло бы на время выручить их семью. Могло бы, если бы Грейер от безделья не начал пить.
  Пьяный Грейер оказался куда страшнее Грейера трезвого. Он не упускал случая оскорбить, унизить жену, разговаривал с ней криком, заставлял отчитываться обо всех её тратах до копейки и, стоило ей задержаться с работы хоть на пять минут, сразу начинал подозревать её в изменах. Между тем, Грейер совершенно ничего не делал по дому, проводя целый день у телевизора с бутылкой пива в руках. Своё поведение ему нравилось оправдывать депрессией.
  Вишенка была предоставлена сама себе, и, когда уставшая Айша возвращалась домой, дочка буквально вешалась к ней на шею и, плача, просила никуда больше не уходить. Затем оголодавшая за день девочка сметала с тарелки всё, что на скорую руку готовила ей мама, после чего она нескончаемо лепетала что-то малосвязное - отец за целый день ни разу с ней не говорил - и всюду бегала за мамой, словно хвостик.
  Следом на кухне вырисовывался Грейер, тоже проголодавшийся за день, и требовал еды. Зачастую он, не наевшись своей порцией, отбирал еду у жены.
  А после ужина Айша мыла, убирала, стирала, между делом укладывая не желавшую отрываться от мамы Вишенку спать, и глубоко ночью, вконец обессилев, падала на кровать и в одно мгновение проваливалась в сон.
  Однажды Грейер, рассерженный тем, что измотанная жена нашла в себе силы приготовить лишь бутерброды, а в ответ на его замечание сказала, что неплохо бы и ему помогать ей, ударил Айшу.
  На тот момент они оба знали, что Айша беременна вторым ребёнком.
  Следующим утром Айша не пошла на работу. Продрав глаза, Грейер застал жену за сбором чемоданов. Айша заявила, что они с Вишенкой уходят. Грейер, конечно же, просил прощения, умолял остаться. Обещал, что подобное больше никогда не повторится, что он обязательно найдет работу. Айша поверила, не столько потому, что это было правдой, а больше оттого, что ей самой хотелось в это верить. Собирая вещи и намереваясь уйти, в глубине души она надеялась, что Грейер поступит именно так. Изменится, вновь начнёт зарабатывать, и их семья вернётся к прежней жизни в достатке.
  Была ли в их семье любовь?.. Грейер никогда не говорил слов любви Айше, хотя она и не исключала, что он любит её. Сама же она никогда не испытывала к мужу чего-то большего, чем уважение. Но со временем и оно куда-то ушло, сменившись презрением и страхом. В тот день Айша решила остаться миссис Грейер больше потому, что не представляла, как ей выжить в этой стране без образования, жилья и с двумя малолетними детьми на руках. Вернуться к родителям она не представляла возможным, потому что была слишком горда.
  Почему Грейер выбрал именно Вэллпорт для нового дома его семьи, оставалось загадкой даже для Айши. Он продал кое-что из их вещей через интернет-аукцион, и вскоре они втроём прибыли на север восточного побережья.
  Они сняли в аренду дом, Грейер нашёл работу. Он не пил, по вечерам возвращался в приподнятом настроении. И, хоть он по-прежнему старался уязвить и обидеть Айшу по любому поводу, в их семье всё стало более-менее спокойно. Но продлилось это недолго.
  Через полтора месяца родилась Мышка. Вот тогда проблемы начались вновь. Грейер не высыпался и дико уставал. Он вновь начал допускать просчёты в работе, обвиняя в этом Айшу с детьми. Он стал нетерпимо зол, огрызался, разговаривал исключительно криком.
  Однажды он вновь поднял руку на жену, ударив её несколько раз в живот и по лицу, толкнул в стену. После этого Айша закрылась в детской, плакала и вновь грозилась подать на развод. Грейер стоял под дверью, просил, умолял. Потом в ход пошли угрозы. Он говорил, что если Айша уйдёт от него, то никогда больше не увидит дочерей, её единственную, невероятно сильную её любовь. Грейер знал, где находится уязвимое место у его жены. Он грозился отобрать девочек через суд, нанять лучших адвокатов, твердил, что у нищей иммигрантки без жилья и работы нет шансов остаться с Вишенкой и малюткой Мышкой. В ответ на то, что ему, бьющему жену, уж точно не отдадут детей, он заявил, что в таком случае попросту выкрадет девочек и увезёт их так далеко, что Айша никогда не сможет их найти.
  Рассудив, что лучше - та жизнь, что есть сейчас, чем возможность потерять любимых доченек, Айша вновь решила остаться.
  Она сидела дома с трёхлетней Вишенкой и грудной Мышкой. Грейер зарабатывал и постоянно её этим попрекал. Он считал, что место жены за тряпкой, у плиты и возле детской кроватки. Её должны интересовать только семья и дети, собственных интересов у неё быть не должно. Так было всегда, но первое время после свадьбы Айша мирилась с этим. Сейчас же такое положение дел стало невыносимо для неё.
  Предсказание матери Айши сбылось: она была очень несчастна. Её гордость была растоптана во время борьбы за право быть личностью в их семье, затравлена и уничтожена страхом. Она часто подумывала о том, чтобы бежать к родителям и просить у них прощения, а после очередных побоев - даже о том, чтобы наложить на себя руки.
  Её останавливали девочки. С кем останутся они тогда? С этим уродом, с этим домашним тираном?! Они и сейчас нужны ему лишь как средство манипулирования женой, и что же будет, если её не станет?!
  Ах, дочки, чудесные, милые! Её отрада, её надежда. Ради них она обязана жить. Хотя бы и так, хотя бы и через силу. Во что бы то ни стало - жить и держаться. Ради них можно вытерпеть всё.
  Бойкая Вишенка с лукавым взглядом невероятно похожа на Айшу - и внешне, и характером. Только глаза у девочки другие: приподнятые ко внешним уголкам, чуть лукавые, и - невероятно глубокого красно-карего цвета. Будто свежие, спелые вишни.
  Мышка же - полная её противоположность. Очень тихая, с пеленок испуганная маминым плачем и папиным криком. Казалось, это самый спокойный ребенок на свете. Говорила робко, так, что надо прислушиваться. Волосы у неё отчего-то были белёсые и слегка кудрявые, кожа светлой, а глаза - светло-серые, с редкими вкраплениями голубого. Она не походила ни на маму, ни на отца, и Грейер порой думал, что Айша изменила ему. Айша оправдывалась, но он верил ей через раз, не забывая периодически поколачивать за воображаемую измену.
  Вишенка с Мышкой были невероятно дружны и близки. Старшая всегда заботилась о младшей, а младшая, когда подросла, частенько прикрывала старшую в её шалостях.
  Когда папа бил маму, сестрёнки сидели, обняв друг друга. Малютка Вишенка несколько раз пробовала вступиться за маму, но после того, как прилетело и ей, в страхе перед отцом пряталась и прятала Мышку. Они мечтали, что однажды превратятся в птичек и смогут улететь туда, где нет горя и криков. Только нужно будет забрать с собой маму, папу лучше оставить здесь. Они частенько строили планы, думали, каким образом можно осуществить их воображаемый перелёт. Сделать маме искусственные крылья или найти волшебную палочку и тоже превратить её в птичку? Нет, мама слишком большая, не получится. Тогда, может, раздобыть летающий ковёр, как в мультике?.. В мечтах страх исчезал, уступая место безграничной радости.
  Так и проходили дни. Девочки подрастали. Дом, который они впоследствии выкупили, за прошедшие годы вместил небывалое количество уюта. Ярче всего уют вырисовывался в детских и на кухне. Стены этого дома стали для Айши родными, ведь его наполнение сплошь было - она и девочки. Всё было создано для них и ради них. Единственным местом, в котором Айша не любила находиться, и оттого даже порядок наводила неохотно, была супружеская спальня. Она старалась лечь как можно позже мужа, чтобы застать его уже спящим. Они были друг другу чужие, и тепло, что первое время ещё появлялось в их отношениях, давно угасло, истлело с озлобленностью Грейера и нелюбовью Айши.
  Дела у Грейера вновь стали плохи. Он зарабатывал мало, на жизнь хватало не всегда. Айша вновь задумалась о выходе на работу. Девочки подросли, и младшая, Мышка, уже не нуждалась в мамином постоянном присутствии. Айша частенько думала о том, что если она перестанет быть домохозяйкой и выйдет на работу, для девочек это будет хороший пример. Они поймут, что мама может быть кем-то большим, чем просто мама, она тоже может чего-то достичь. Возможно, тогда они будут чувствовать себя увереннее, и - кто знает? - в их жизни станет чуть меньше ругани и чуть больше радости. Это будет выходом из тупика. Стоило найти работу, но вот только какую?
  Айша вкусно и с удовольствием готовила, но, чтобы устроиться поваром, требовалось пройти обучение. Айша продала ставшие ненужными детские вещи и, втайне от мужа, заложила своё обручальное кольцо, на время заменив его пластмассовой фальшивкой. Она сказала мужу, что идёт учиться, а позже - выйдет на работу, и тем самым поможет ему содержать семью. Он усмехнулся над планами жены, но возражать не стал: в тайны от жены он проигрывал деньги на автоматах, а все его оправдания по поводу финансового положения компании были ложью. Тем более, что денег на курсы Айша не просила. Нет, Грейеру бы, конечно, хотелось и дальше видеть рядом послушную и домашнюю жену, для него такое положение дел было крайне удобным. Но то ли он тогда слишком устал, то ли всё же решил позволить Айше, которую, как Грейер считал, он любил, немного больше свободы, вопреки обыкновению он дал согласие.
  Оставалось только решить, куда пристроить девочек. Неожиданно Айше улыбнуась удача: с Вишенкой и Мышкой согласилась сидеть их соседка по улице, миссис Бикс, причём совершенно бесплатно.
  - Ах, милая моя! - говорила она Айше. - Дети - это такая радость! Когда я общаюсь с ними, то и сама молодею. Видишь? - Грета по-доброму рассмеялась. - С каждым часом, проведённым с малышами, я убегаю на час дальше от смерти...
  К удивлению Айши, девочки быстро привыкли к Грете. Мышка, правда, плакала первую неделю, отказывалась идти к няне, уговаривала маму остаться. Но вскоре её слёзы прошли, и у Айши отлегло от сердца.
  Она закончила полугодичные курсы, получила диплом и должность повара в Вэллпортской начальной школе. Она, наконец, вырвалась из любимых, но опостылевших домашних стен. Теперь, рано утром, Айша с радостью бежала на работу.
  Как она и рассчитывала, отношение мужа к ней стало лучше. Казалось, Грейер стал больше уважать жену. Он прислушивался к её мнению, перестал бить, а крики его стали куда тише. Возможно, он увидел, что и его жена кое-что может. Хотя он посмеивался над её должностью, говорил, что с её интеллектом она лишь на варку еды и способна. Возможно, и сама Айша стала держаться увереннее, и строптивый нрав красавицы вновь стал вырываться наружу из многолетнего внутреннего заточения.
  Но вероятнее, теперь Грейер понял, что Айша-таки может бросить его. У неё есть работа, есть доход, и, самое главное, эти противные новые подруги. Ранее Айша редко приводила гостей в дом. А теперь ей стали названивать, забегать проведать какие-то женщины, тоже школьные работники, самой неприятной из которых для Грейера оказалась Лиза. Она словно научилась читать мысли, потому что сразу поняла, что творится в их семье, стала презирать за это Грейера. Она всегда говорила то, что думала, не лукавила и смотрела прямо в глаза. Таких людей Грейер не любил.
  Так что теперь Айше было на кого опереться. Нашлись добряки, которые помогут, дадут совет и поддержат. Теперь она может запросто уйти и оставить Грейера, потому что страх, с помощью которого он удерживал Айшу, стал потихоньку улетучиваться. Грейер всерьёз стал опасаться потерять жену. Ведь если не будет рядом её и девочек, и Грейер окажется один. Один на один со своей внутренней пустотой, которая, наконец, возьмет верх над ним и явит миру его истинное лицо - безглазое, жалкое и никчёмное. Пустое. Грейер прекрасно понимал, что без семьи он никто. И тут же срывался на близких, в основном, на жене, ненавидел семью за то, что она есть, и винил во всех своих бедах Айшу, а не себя. Потому что так - проще. Куда легче искать вакуум в других, чем набраться смелости и признаться, что пуст ты сам.
  Обручальное кольцо Айша выкупать не стала. Нет, дело было не в деньгах. Просто фальшивка и так неплохо заменяла золото, да и куда более соответствовала действительности отношений в их семье. Грейер подмены не замечал. Иногда Айше казалось, сними она кольцо вообще, он и этого не заметит.
  Именно после устройства в школу Айша стала неразлучна с Лизой. Они общались и ранее, в основном по мелким вопросам, связанным с благоустройством улицы или детьми, коротко и малосодержательно, и были не более чем соседками. Теперь же они здорово сдружились. Айшу словно магнитом тянуло к Лизе, ей нравились внутренняя сила и упорство подруги. Лиза же, наконец, нашла такую женщину, с которой она запросто, без пафоса и боязни сплетен, может поделиться своими горестями. Не смотря на мнимое различие интересов, они оказались во многом похожи, и теперь с удовольствием забегали друг к другу в гости, с нетерпением ждали момента поделиться радостями, бедами. В основе их дружбы лежали взаимопомощь и поддержка, и теперь они обе чувствовали, что не так одиноки в этом тихом городке с названием Вэллпорт.
  
  
  4. Завтра
  
  А завтра - стало только хуже. Мох и тина начали пробираться внутрь домов. Медленно, едва заметно, они проползали сквозь стены, блоки фундаментов и балки над оконными проёмами.
  Мох врастал в стёкла, пробивался сквозь них, поднимаясь едва заметно сверху вниз, превращал некогда прозрачные конструкции в сплошной ковёр. Попытки избавиться ото мха были тщетны. В лучшем случае удавалось выдрать пару буро-зелёных стебельков, в худшем - моховой ковёр разваливался на части, и люди с удивлением обнаруживали, что стекло истончилось под сплетением корней, а в некоторых местах и вовсе пропало, словно растительность разрушала это крайне вязкое аморфное вещество. Это заметил и Эндрю - его дом находился в низине, а именно в низинах происходящие в природе изменения проявлялись сильнее всего.
  Тина, словно живая, просачивалась в едва заметные щели под дверьми, между окнами и карнизами, находила проходы в кирпичной кладке, протекала сквозь сайдинг и поры в газобетонных блоках стен. Вначале её обнаруживали на полу и подоконниках, но затем она обволакивала своей слизью ножки столов и стульев, кроватей и шкафов, расползалась по стенам домов, и позже, ещё сутки спустя, по потолкам. Жилища людей становились похожи на убежища нечистой силы.
  А ночью случилось ещё кое-что странное, и знали об этом немногие. Дело было вот в чём: вернулся отъехавший накануне вечером из Вэллпорта водитель - дальнобойщик с фурой, гружёной продукцией Пищевого комбината. Он постучался в дом знакомого на окраине города, и, когда тот отворил дверь, рухнул к нему на руки без сознания.
  Его, босого, перемазанного тёмно-зелёной грязью и чем-то буро-красным - его собственной кровью, как оказалось потом - внесли в дом и привели в чувство. Он пил много воды, отказывался есть. Он был чем-то до ужаса испуган и от событий прошедшей ночи стал полностью седым.
  Друг и его жена пытались расспросить гостя о том, что же с ним случилось, но, лишь только он начинал говорить, дрожь неровной волной прокатывалась по его телу. Стаканы и кружки одна за другой падали из рук, разбиваясь на крупные осколки.
  Наконец, ему удалось сплести слоги в отдельные связные слова, а затем и в предложения. Он говорил сбивчиво, заикался, судорожно всхлипывал и часто прерывал свой рассказ, чтобы перевести дух.
  Он выехал с охраняемой территории Комбината около одиннадцати часов вечера, как и положено, по расписанию. Он ехал медленно, на ходу сплёвывая ругательства: колёса буксовали, он выжимал из фуры всё, что мог, но машина едва тащилась. Минут через двадцать он стал замечать: чем злее его ругательства, тем сильнее буксуют колёса. Или же это было связано с тем, что он удалялся от эпицентра событий - Вэллпорта, и в окрестностях его трясины было куда больше, чем в самом городе?..
  В какой-то момент машина встала. Водитель выпрыгнул из кабины, смачно выругался и, проваливаясь едва ли не по колено в мутную жижу, побрёл осматривать свой транспорт. Огромные колёса почти наполовину были проглочены трясиной. Водитель вновь выругался, и тут машина дёрнулась - и ещё глубже засела в болоте. Потрясённый увиденным, мужчина поспешил укрыться в кабине. Он буквально запрыгнул наверх, включил заднюю передачу и, что было сил, вдавил педаль газа в пол, почувствовав, как фура тянется назад. И, словно всем своим телом, ощутил ту неведомую силу, которая не позволяла машине вырваться из липких болотных лап.
  Бесполезно, машина застряла. Вызвать бы подмогу, да вот только телефоны замолкли ещё днём. Водитель безысходно матюгнулся, выругался на мать-природу, и тут же тяжёлый корпус машины сотряс мощный удар, а следом воздух рассекла волна дикого скрежета и кабина, в которой сидел водитель, стала медленно крениться вниз. В первые секунды водитель ошарашено таращил глаза в лобовое стекло, но когда он увидел перед собой землю, а вернее, то, что должно было быть землёй, он, перепуганный, закричал, и стал выбираться из кабины.
  Дверцы заклинило, стёкла не опускались. Вдруг бабахнуло и толкнуло корпус назад, и мужчина упал на заднюю стену кабины. Это порвалась сцепка тяжёлого, гружёного под завязку, прицепа. Теперь он тонул отдельно от кабины, более плавно и равномерно по всей длине, но водитель этого пока не видел. Он метался в замкнутом железном пространстве, и мысли в его голове метались в таком же беспорядке. Его взгляд нечаянно упал на огнетушитель. Он схватил его, машинально, словно на уровне инстинктов, а не разума, и стал отчаянно бить им боковое стекло. Стекло вначале треснуло, потом раскололось на несколько крупных частей, а он бил, бил, пока большая часть осколков не вывалилась, пока не появилась возможность пролезть сквозь отверстие, исцарапав тело острыми углами стекла до крови. Он вылез из окна, ухватился за крышу кабины, подтянулся и залез наверх.
  Его взору предстала жуткая картина. Кабина и прицеп, словно обломки распавшегося надвое корабля, погружались в то, что должно было быть дорогой. И он, стоя на крыше, вместе с кабиной приближался к чавкающей жиже, которая, будто живая, забрасывала свои вязкие волны всё выше и выше, всё глубже затягивая части машины.
  Он вновь закричал, метнулся в панике, и вдруг отошёл на дальний край крыши, разбежался, насколько смог и прыгнул вниз. Он приземлился прямо в хлюпающую муть, утонув в ней коленями, увязнув руками до локтя. Не помня себя, он барахтался в трясине, пытался выползти, но его конечности затягивало всё глубже и глубже...
  Спасся водитель одним лишь чудом, как он говорил, даже и не помня теперь, как удалось ему выбраться на обочину, где жижи было меньше и где она не так затягивала. Он наблюдал, как остатки его машина со смачным чавком поглотила трясина. И, подгоняемый мыслью, что теперь это неведомое полусущество - полужидкость примется за него, что было сил, рванул прочь.
  Вначале он бежал, увязая в казавшейся чёрной жиже, а после тихо брёл, вымотанный и перепуганный. Было темно, и он шёл в город по памяти - столько раз прежде он проезжал по этой дороге, и не мог допустить и мысли, что придётся однажды идти по ней пешком, да ещё и вот так, поминутно увязая то ли в воде, то ли в грязи, то ли в каше.
  Обессиленный, он, наконец, добрался до города. Дальнейшее он вспоминал с трудом, в его голове всплывало лишь обеспокоенное лицо жены друга, на которую он давно положил глаз, и чувство беспрестанной жажды.
  Друг, тоже водитель, едва рассвело, отправился на работу, в не прекращающий производство ни на минуту Комбинат Спэллнера, и сообщил о случившемся, а оттуда, в свою очередь, доложили в мэрию.
  Город оказался отрезан от внешнего мира, потому что единственная связывавшая Вэллпорт с остальной страной магистраль превратилась в зыбучую топь, но знали об этом пока лишь немногие.
  Лиза услышала об этом ближе к вечеру второго дня от Айши, а той рассказал последние новости Грейер. Он, финансист Спэллнеровского комбината, обычно не любил сплетни, которыми тешили себя другие сотрудники, больше даже сотрудницы их отдела, но здесь прислушался. Поначалу он не поверил слухам и дома пересказал их с усмешкой. Но когда утром третьего дня в почтовые ящики жителей Вэллпорта упали официальные листовки от администрации города, поверил и Грейер.
  Городские улицы теперь было не узнать. Водяная трясина добралась в те уголки, куда ранее не успела, а в тех местах, где жижа появилась накануне, она сделалась более вязкой, похожей на мутную зелёную кашу. Ходить становилось всё труднее. Ноги проваливались в тину самое малое по щиколотку, увязали в ней. Неплотные туфли-лодочки сваливались с ног женщин, поглощаемые болотной пучиной, и тем приходилось продолжать свой путь босиком. Тем, кто обул кроссовки или ботинки на шнуровке, повезло больше: их обувь наполнялась холодной уличной жижей, но саму обувь они не теряли.
  Тучи будто сгустились плотнее и опустились ниже. Воздух наполнился духотой и усиливающимся смрадом. Стало тяжелее дышать. Первыми это ощутили астматики. У них всё чаще случались приступы, им приходилось всё чаще пользоваться ингаляторами. Остальные жители Вэллпорта переносили духоту легче, но, естественно, она вредно действовала и на них.
  Врачи сбились с ног, не зная, кому помогать в первую очередь. Тем, кто получил травмы на улицах города, задыхающимся астматикам, у которых резко закончились лекарства, сердечникам, пациентам с высоким давлением, состояние которых внезапно ухудшилось, или же людям, у которых вдруг случился тяжёлый аллергический приступ?
  Да, были и такие. Страдавшие ранее аллергией на грибки и пенициллиновые антибиотики внезапно покрывались сыпью - крапивницей. Двоих, без сознания, распухших до неузнаваемости, родственники на руках принесли в больницу с тяжелейшим отёком Квинке. Одного бедолагу спасти не удалось: перед анафилактическим шоком порою даже врачи бывают бессильны.
  Но Вэллпорт продолжал жить. С наступлением светлого времени суток открылись магазины и банки, школы и частные детские сады приняли ребятишек. Красно-коричневые автобусы, пыхтя и увязая в дорожной трясине, отвезли рабочих на Пищевой Комбинат Спэллнер ЛТД. Как и вчера, спешили по разным делам сотни людей, с той только разницей, что днём ранее они тратили меньше времени на свой путь. И это не могло их не раздражать. Злоба, словно статическое электричество, прокатывалась колкой волной по одному, затем передавалась другому, третьему, и через пару часов над городом словно сгустился отрицательный электрический заряд из раздражения и озлобленности.
  Каждый третий чертыхался, каждый второй плевался ругательствами. Доставалось всем: лентяям в мэрии и дорожных службах, нелюбимым женам и надоевшим соседям, идиоту - начальнику и машине - развалюхе, господину президенту и госпоже природе.
  Вся эта брань концентрировалась, поднималась вверх и собиралась в единую массу, и зависала над городом где-то чуть пониже дымных облаков. Она задерживала выхлопы машин, вредноносный дым из труб, не пропускала их выше, и делала вэллпортский воздух ещё более ядовитым и удушающим.
  На счастье горожан, количество машин на улицах в это утро значительно уменьшилось. Одни просто не смогли проехать по заболоченным дорогам и застряли, другие нагло сожрал мох, и водители не смогли попасть в них. Но духота и без того становилась всё ощутимее.
  Вэллпорт продолжал жить, и на его просторах, надо заметить, раздавалась не только брань. Маленьких деток, обладавших иммунитетом к раздражительности родителей, изменения в природе забавляли. Они с радостью плюхали по жиже ножками, обутыми в резиновые сапоги, а некоторые, особо шаловливые и любопытные, пробовали искупаться в мутной жиже. За этим чаще всего следовали тычок или оплеуха от недовольной мамы, обида, слёзки, желание обрызгать зелёной грязью и маму, чтобы она поняла, как это здорово. А затем - новый восторг от увиденного мха на стенах домов или сосулек слизи на ветках деревьев, новые расспросы и сердитость мамы, которая не знала, что ответить, да и не хотела, пожалуй, ничего отвечать, ведь ей проще было бы, если бы малыш молчал.
  В Вэллпортской начальной школе тоже раздавался смех. По коридорам носились дети, налетали друг на дружку, и сыпались на пол учебники и карандаши, и слышались отовсюду беззаботные возгласы. Здесь царило детство, шумное и весёлое, и у малышей происходящие в городе изменения почти не вызывали страха. Они забавляли и притягивали их любопытство.
  Лиза зашла с улицы в коридор, и с наслаждением вздохнула витавший в воздухе запах - запах чистоты и непосредственности. Здесь не ощущался нараставший смрад улицы, а веяло суматошным теплом и предурочным оживлением.
  Вести уроки сегодня было ещё сложнее, чем вчера. Малыши по дороге в школу перемазывались, и то и дело поднимали на смех особо чумазых. Лиза пыталась их утихомирить, а на первой же перемене, взяв принесённую с собой лимонную кислоту, повела класс в уборную отмывать кожу.
  Во второй половине дня, после окончания всех занятий, их вновь собрала директор, мисс Лейдж.
  - К сожалению, - начала она, чётко проговаривая каждое слово, - из муниципалитета нам до сих пор не пришло никаких комментариев по поводу сложившейся ситуации. Кроме той жалкой листовки, которая, по большому счёту, была ни о чём... Поэтому сегодня я попытаюсь лично попасть на приём к мэру. Если мне не удастся это сделать, - она на секунду задумалась, - хотя, впрочем, даже если и удастся, но наш глубокоуважаемый мэр, - на последних словах Лейдж закатила глаза, - не сможет пояснить ничего вразумительного по поводу сложившейся ситуации, то я возьму риск принятия решений на себя.
  Она встала, прошлась взад-вперед по кабинету, заложив при этом одну руку за спину, а затем повернулась к учителям, и громко и торжественно произнесла:
  - Прошу внимания всех! Если завтра ситуация станет хуже и воды, а точнее, этой неизвестной жидкости на улицах станет ещё больше, я буду вынуждена распустить Вэллпортскую начальную школу. Это - волевое решение, и вызвано оно крайней необходимостью. Надеюсь, вы все это понимаете.
  Вечером, хлюпая высокими резиновыми сапогами, Лэйдж пробиралась на улицу, где жил мэр города с семьёй. Она знала, что попасть к нему на приём днём было практически невозможно.
  Лейдж достигла большого каменного дома без террасы, поравнялась с крыльцом. Внутри горел свет, из приоткрытых окон раздавались мужские и женские голоса. Создавалось впечатление, будто в этом доме - хмельной праздник. Лейдж несколько раз настойчиво позвонила в дверь, затем начала стучать. Ей не открывали.
  Наконец, в приоткрывшиеся жалюзи в окне прихожей мелькнули чьи-то глаза. Дверь отворилась. Перед Лейдж стоял огромного роста мужлан с необъятным пивным брюхом.
  - Чего надо?! - грубо спросил он.
  Лейдж, не уронив достоинства, ответила строго и взвешенно:
  - Мне нужен мэр, мистер Бэйгл. Скажите, пришла мисс Лейдж.
  Здоровяк усмехнулся и сплюнул Лейдж под ноги.
  - Слышь, курица! Приёмные часы окончены. Проваливай отсюда!
  И захлопнул дверь прямо у Лейдж перед носом. Ветер от хлопка всколыхнул седой пучок на голове Лейдж, но сама она осталась непоколебима. Она на пятках развернулась и ровным шагом пошла прочь. Возле того, что раньше было проезжей частью, она обернулась, ещё раз всмотрелась в праздный дом и, собрав во рту побольше слюны, смачно плюнула в ответ на то, что ещё два дня назад было газоном. Лейдж была из тех людей, кого угнетала бесполезность.
  И затем она поволочила увязающие в мутной жиже ноги вверх по улице. Она шла к себе домой и думала о том, что завтра с утра распустит школу, потому как не дело малышам добираться по такой грязи и учиться, дыша этим смрадом. Пожалуй, сейчас это - большее, что она могла сделать.
  
  
  
  
  
  
  5. Осень
  
  Лиза вынесла на террасу мольберт. Немного усилий, и ножки приняли давно знакомое положение. Затем на мольберте появился лист бумаги. Банка с водой и кисточки тоже заняли привычное место.
  Сегодня ей хотелось писать акварелью. Не гуашью, не маслом, не пастелью, которые она так любила, а лёгкой, будто невесомой, краской. Она всмотрелась в белизну листа и наложила первый, полупрозрачный, штрих. Её мастерство было отточено годами учёбы в школе искусств и художественной академии. Она творила, и делала это потрясающе, она вкладывала всю силу души в свои картины.
  Лиза писала осень. Той, прежней, привычной, какой она была всегда, торжественно-неизменной, незыблемой, как прежде казалось. Но, выходит, и в смене времён года нет ничего постоянного, ведь мир изменился, перестал быть прежним. И вот уже осень не плескалась игривыми лужами под подошвами резиновых сапог, а хлюпала мутно-зелёной кашей, и засасывала сапоги внутрь, словно зыбучая трясина. Иногда на этой вязкой жиже надувались пузыри, которые через некоторое время со смачным чавканьем лопались.
  Ряски, светло-зелёной, салатовой, почти не осталось. Лишь в редких, ещё не загустевших местах она плавала, словно напоминание о былой яркости, будто прощание мира, полного красок, с жителями Вэллпорта, как последняя ниточка, связующая цветное прошлое и нынешнюю безликость и серость окружающего их мира.
  Теперь - лишь серый, болотно - зелёный и их оттенки.
  Мрачное, давящее, застывшее в печали низкое небо. Казалось, ещё немного - и оно свалится вниз, и разобьётся на тысячи кусков, которые разлетятся по городу и отравят своей горестью всех его жителей.
  Склизкая, мерзкая, подвижная тина, опутавшая все кусты и деревья, нависшая на проводах и фонарях, будто паутина. Странного вида ершистые водоросли на том, что когда-то было памятниками, скамейками в парках и на трёх фонтанах, что были в городе.
  Мох. Он - повсюду. Его ковром укрыты здания до самых крыш, машины, даже забытые на улицах детские игрушки или печки для барбекю. Мох внутри домов, он разъедает кирпичные стены, крошит бетонные ступени, даже металлические флюгера не отважились ему противостоять.
  И, среди всего этого, - воздух. Пластичный, почти ощутимый руками и неподвижный, источающий смрад, душный воздух. Дышать было тяжело, теперь это ощущали и те, чьи лёгкие были полностью здоровы.
  Лиза вновь обмакнула кисть в баночку с водой, затем - в желтый цвет на палитре и сделала несколько мазков. Отошла на пару шагов, поглядела на бумагу. Затем сменила кисть на более плоскую и жёсткую, и продолжила.
  Майкл сидел рядом, в своём любимом кресле - качалке, как и всегда, укрытый клетчатым пледом. Майклу нравилось наблюдать, как рисует мама, он искренне любовался её движениями, мазками, выходящими из-под кисти и красотой создаваемых мамой картин. И, если уж признаться честно, тихонькой завидовал ей, ведь его руки слушались плохо, потому кисть, как ручку, мел или любой другой пишущий предмет, он держал плохо. Ему дано было рисовать лишь в собственном воображении.
  В школу больше не нужно было ходить ни Майклу, ни Лизе. Позавчера, стоя на пороге Вэллпортской начальной школы, учителя вместе с мисс Лейдж встречали учеников с родителями и тут же провожали их обратно. Здание школы не миновала участь других строений города: стены снаружи и внутри поросли мхом, на кухню школьной столовой пробрались слизь и тина. Лейдж осуществила решение распустить школу. Предварительно она уведомила муниципалитет, личным письмом, которое сама же занесла в приёмную мэра утром.
  Малыши, конечно же, встретили отмену занятий бурным восторгом. Но родители порой выступали резко против. Нет, они не оспаривали то, что их деткам нельзя учиться в таких условиях, просто им было некуда их девать: работу на предприятиях пока никто не отменял. Приходилось договариваться, оставлять детей со знакомыми, порой целыми группами в одном доме. А что ещё было делать?..
  Старшеклассники в школе на другом конце города, правда, ещё учились. Грызли гранит науки в мрачных, грязно-зелёных классах. Столовая в их здании не работала: из-за слизи перегорела проводка, и детям было велено приносить еду с собой. И они приносили - бутерброды, курицу, рыбу, сыр, и прочее, что ещё можно было найти на полках магазинов, заботливо уложенное мамами или бабушками в хорошенькие сундучки. К сожалению, многие ученики оставались голодными: за время уроков тина умудрялась пробраться в их сундучки и испортить продукты своей слизью. Это приводило к слезам, обидам на тех друзей, чей обед остался цел и кто отказался поделиться, и даже, изредка, к голодным обморокам у тех учениц, которые сидели на диете - не завтракали и не ели после шести.
  Город жил по инерции. Работали почти все предприятия, не закрывались магазины, банки и бары. Но полки первых быстро пустели - привозы продуктов не было, а в последних становилось всё меньше посетителей, да и те, в основном, брали лишь выпивку, на лишнюю порцию которой людей толкала неизвестность. Только в банках и у банкоматов поток народа не иссякал. Людям хотелось получить на руки все свои сбережения как можно скорее, ведь многие понимали, что в сложившейся ситуации деньги - не виртуальные, а реальные, бумажные, которыми можно рассчитаться в магазине или в аптеке, могут скоро закончиться.
  Лиза пока не торопилась переводить свои сбережения в наличность. Во-первых, через два-три дня на её счёт должны были упасть алименты от бывшего мужа. А во-вторых, она, в отличие от многих, не поддавалась панике и верила, что всё происходящее - временно.
  Майкла же изменения в природе удивляли, но не более. Он был ещё слишком мал, и в отличие от мамы не задумывался, долго ли продлится это состояние, скоро ли откроют школу и хватит ли наличных денег, чтобы купить завтра курицу и овощи в супермаркете. Для него важнее всего было то, что мама - рядом. Ведь это означало, что всё непременно будет хорошо.
  Размеренные движения кресла-качалки завлекли Майкла в дремоту. Он спал, и ему снилась музыка. Она была разная, быстрая, медленная, но каждая - по-своему печальная и прекрасная. Мальчику казалось, что в этом сне он не только слышал звуки, но даже ощущал их прикосновения к своей коже, и, самое удивительное, видел, как перед его глазами проплывают записанные на пяти линейках ноты, с расстановкой всех знаков длительностей и тактов. Это было странно, ведь нотной грамотой Майкл нисколько не владел, но тогда ему думалось, что, когда он пробудится - а Майкл понимал, что всё увиденное не более, чем сон - нужно непременно записать ноты, чтобы не только ему, но и всему остальному миру стало известно о том, что есть на свете такая прекрасная музыка.
  Лиза посмотрела на сына и улыбнулась от того, что во сне улыбался он. Подошла к нему, подоткнула плед, переложила склонившуюся голову поудобнее. И вновь вернулась к своей картине.
  Рисунок не удавался. Она пыталась воссоздать осень прежнюю, но она не желала рождаться из-под её кисти, непреклонно возвращаясь к тому, что Лиза видела сейчас.
  Сегодняшний пейзаж выходил блеклым. Краски размывались и текли, как текла слизь по проводам и веткам деревьев. Сколько бы Лиза не старалась добавить цвета, вдохнуть жизни и яркости в своё творение, ничего не получалось. Может, дело в акварели?.. Нет, это те краски, которыми она рисовала ещё со студенческих времён, в их качестве сомневаться не приходилось. Значит, причина в художнике...
  Или же - в той музыке, что льётся из распахнутых окон соседнего дома?..
  Играла странная девушка, рокерша или готка - Лиза точно не знала, - которая любит классическую музыку. Сколько раз Лиза думала над этим странным смешением противоположностей в соседке, и каждый раз мысли приводили её к тому, что здесь, пожалуй, нет ничего необычного: это ведь то же самое, что восхищаться портретами, созданными классиками, и рисунками в японских комиксах. Поэтому, пожалуй, девушка выглядела странной лишь на первый взгляд, но Лизе хотелось считать её таковой. Пожалуй, если присмотреться, то её внутренний мир мог оказаться куда интереснее, чем у той же мнящей себя невесть кем Джули или Айши... Хотя - нет, Айша - это отдельный разговор.
  О девушке Лиза знала лишь то, что её зовут Катрин, и она работает кассиром в ближайшем к их дому супермаркете. Она жила на соседней улице, их ограды примыкали, но виделись они крайне редко. Всё их общение сводилось к приветствию, и у Лизы создавалась впечатление, что Катрин избегает общения - не только с ней, а с кем бы то ни было вообще.
  Почему она работает кассиром, если может так виртуозно исполнять музыку?! Лиза давно поняла, что Катрин владеет игрой на нескольких инструментах. Вот сейчас, например, она играла на фортепиано. Она долго перебирала мелодии, отрывки произведений, словно подбирала то, что будет лучше соответствовать её настроению. А вместе с ней и Лиза думала о том, что чувствует она при звуках каждой мелодии.
  Затем звуки стихли, словно замерли в ожидании верного решения, и вдруг полились - плавно, размерено. Катрин играла "Лунную сонату".
  Уголки губ спящего Майкла взметнулись вверх. Какая чудесная, восхитительная музыка! Тем более, что играла Катрин потрясающе, делая акценты и замирая там, где нужно.
  "Лунная соната" закружила Лизу в вихре воспоминаний. Нет, осень никогда не бывает одинаковой. Она каждый раз - другая, и при кажущейся схожести она не могла припомнить двух одинаковых осеней в своей жизни.
  Восемь лет назад, в тёмную и холодную осень, родился Майкл. День его рождения, семнадцатое октября, изменил многое в жизни Лизы. Она до сих пор вспоминала события той осень как страшный сон. Как, вначале, все - родственники мужа, медперсонал больницы, уговаривали её отказаться от ребёнка. Как расписывали ей в подробностях жизнь с полупарализованным малышом, доказывали, что с ребёнком-инвалидом они никогда не смогут вести нормальную жизнь. Муж кричал, угрожал, что бросит их, ставил перед выбором: или он, или Майкл. А за окном шёл непрерывающийся поток дождя, бросая капли на залитый водой асфальт, оставляя отпечатки в серой водной глади. Сырело небо, сырели потолок и стены больничной палаты, мокли беззащитные автомобили и деревья за окном. Мокло от слёз лицо Лизы, чернело от гнева на судьбу и отчаяния лицо её мужа, и было в той мрачной, угрюмо-безнадёжной осени лишь одно светлое пятно - маленький мальчик, сын Лизы, который на третий день уже начал улыбаться, едва-едва и - безотчётно, но эта улыбка дала тогда Лизе ответы на все вопросы.
  Как, ну как она могла от него отказаться?! Бросить родного сына, жить с той мыслью, что он где-то далеко, что он - есть, но без неё. Будет ли ему хорошо, там, где он окажется, позаботятся ли о нём, или же он будет жить, никому не нужный, убогий и позабытый всеми, голодный, продрогший от чужого бессердечия?! Да кто, кто позаботится о нем лучше, чем родная мать?! Как можно оставить любимого ещё до рождения кроху, пусть и больного?!
  Да что там! ДЦП - не приговор, решила Лиза. Это - не конец, с таким заболеванием можно жить, и жить вполне нормально. Она оставила ребёнка. Её поддержала лишь мама.
  Муж пытался смириться с болезнью сына, но не вынес её, и вскоре ушёл. О карьере художницы пришлось забыть: Лиза вернулась в Вэллпорт, в родительский дом, и всю себя отдала ребёнку.
  Она лечила его, как могла. Массажи, тренировки с рождения, плавание и водное закаливание, нескончаемые лекарства. Когда Майкл подрос - занятия с логопедом и даже иппотерапия. Благо, в Вэллпорте имелась небольшая частная конюшня, принадлежавшая владельцу Пищевого Комбината мистеру Спэллнеру.
  Благо, в материальном плане Лиза обижена не была: отец Майкла платил им хорошие алименты. Этого хватало и на жизнь, и на необходимое лечение. Но Лиза считала, что того, что она может дать Майклу сейчас - мало. Она прошла переобучение и получила диплом учителя начальных классов. При Вэллпортской начальной школе был открыт небольшой детский сад, и Майкл смог его посещать, а Лиза - контролировать сына, постоянно находиться рядом с ним, одёргивать тех, кто смеялся над его хромающей походкой или слабыми, порой сводимыми судорогой руками. К слову, Майкл был не погодам развит и умён, и это позволило ему пойти в школу наравне с обычными детьми, и учился он не в пример многим.
  Так и шла жизнь. Всё вроде наладилось. Но два года назад, снежной зимой, умерла мама Лизы, единственный её близкий старший человек, её поддержка. И дело тут даже не в том, что у Майкла не стало бабушки, помогавшей с ним, дарившей ему заботу. Не стало части Лизы - потаённой, спрятанной так глубоко, что и не отыскать вовсе. Эта часть её - связь с прошлым, с трудной историей её семьи. Эта часть - незримый ангел-хранитель, оберегавший от ещё более страшного и помогавший в трудные времена.
  Той зимой Лизе было очень тяжело. Она постоянно прятала от Майкла слёзы, зарывалась лицом в подушку, чтобы она впитала солёные ручьи и до утра они успели испариться.
  Но - нет, стоп! Лиза замотала головой и прогнала мысли о зиме. Шла к финалу "Лунная соната". Память Лизы вновь вернулась к осени семилетней давности. Однажды и той осени пришёл конец, но всё же она была, и была она величественной и страшной. До сих пор в сознании Лизы то время представлялось подёрнутым тёмной пеленой. События той поры она путала местами, они сливались в один беспрестанный, мрачный поток безысходности.
  Да, та далёкая осень оказалась беспощадной ко многим. Грета Бикс пыталась покончить собой. Об этом почти никому не было известно, в том числе и Лизе, да и сама Грета старалась вытравить скорую, промывание желудка зондом и последовавшую за ними больничную неизбежность из своей памяти.
  В ту осень Алекс впервые ушёл в запой. Он потреблял алкоголь жадно, словно кислород после удушья. Он пил долго, беспробудно. За это его едва не уволили со службы, но, вспомнив былые заслуги, отправили в административный отпуск, настоятельно рекомендовав лечение.
  Когда Алекс узнал, что Лиза осталась одна с больным ребёнком на руках, это отрезвило его, правда, не навсегда. Он старался помочь маленькой семье, и делал это от чистого сердца, ни Лиза неохотно принимала его помощь, почему - Алекс не понимал. А Лиза ничего не желала объяснять.
  "Лунная соната" смолкла, и звуковой вакуум вернул Лизу в настоящее. Она посмотрела на картину, что нарисовала в момент задумчивости. Нет, не такую осень ей хотелось воссоздать. Рисунок был слишком мрачен. Она рассержено скомкала его и бросила, вслед за двумя предыдущими, в угол террасы.
  Пожалуй, всему виной - музыка. "Лунная соната" не совсем соответствовала тому настроению, которое Лиза хотела вложить в картину. В этой музыки было предчувствие. В её звуках слышалась тревожная неотвратимость, которую неизбежно принимаешь, отступая и преклоняясь перед грядущим. У Лизы же сейчас предчувствия не было.
  Тишина вокруг внезапно всколыхнула её память и унесла в ещё одну осень. Она явила себя Лизе совершенно иной и была в её жизни гораздо ближе: четыре года назад. Лиза с трепетом вспоминала о ней.
  Та далёкая осень цвела. Она благоухала и распускала прощальные радужные бутоны на деревьях, словно жизнь только пробуждалась, а не готовилась отходить ко сну.
  Лиза помнила картину той осени так отчётливо, словно это было вчера. Коричневые, сочные и полные орехов шишки на самых верхушках елей из тёмно-зелёной гуаши манили недоступностью и желанием их заполучить. Казалось, стоит лишь, протянуть руку - и вот они, сорваны, но то был обман. Усыпанные позолотой и щедро политые багрянцем листья, которые почти не колыхал ветерок, словно написанные маслом на холсте. А над ними - такое близкое, яркое до голубых бликов в глазах и бесконечно-счастливое небо. Такого чистого неба Лиза прежде не видела никогда. Может, потому, что раньше она не особо-то на него и смотрела?..
  И ей хотелось бежать в этот нескончаемый осенний простор, и окунуться в него, подхватывать руками листья и срывать овальные шишки... Но всё это недоступно для неё, и причина тому - не только высота и расстояние.
  Их разделяла перегородка, прозрачная и тонкая, и, вместе с тем, неприступная и неподвластная. Стекло. За всю ту осень Лиза ни разу не была на улице, она наблюдала её из больничного окна. Из того окна, что было в их палате и, в один из долгих дней, сквозь огромное, во всю стену, расположенного возле дверей оперблока.
  Но ту осень, её нежное дыхание, она ощущала реальнее, чем если бы находилась на природе, вне стен больницы. В её памяти остались простор, что представал её взору, перерождающаяся в новые краски зелень и бесконечное тепло лучей солнца.
  В ту осень Майкл пошёл. Впервые - сам, без посторонней помощи, своими ногами. Когда они вернулись домой, лежал снег. Но зима пролетела в хлопотах мимолётно, а вот та осень, долгожданная, волнительная, осталась для Лизы одним огромным, светлым и ярким воспоминанием. В той осени было счастье.
  Но не только Лизе та осень сделала долгожданный подарок. Муж её коллеги - учительницы Джули, Джейк, в один из дней конца сентября был обрадован до безумия: у него родилась дочь.
  Джули пять лет не могла забеременеть. Казалось, это совсем не огорчало её, но Джейка тяготила семья без детей. Так получилось, что когда она родила, Джейк оказался один. Ему было не с кем поделиться своей радостью. А так хотелось кричать, петь, даже плакать от счастья, и чтобы все, все вокруг знали, о том, что у него есть дочь, и радовались так же, как и он. Он летел по улицам города, он хохотал, плакал и благодарил небеса за то, что они даровали ему долгожданного ребёнка.
  Но прохожие были угрюмы, они не понимали его веселья. Они крутили пальцем у виска. Вэллпорт же, недавно принявший их семью, разделил с Джейком его радость. Город словно улыбался вместе с ним и поздравлял кивками фонарей, колыханием веток деревьев и улыбками в отсветах окон. Джейк тогда понял это и мысленно сказал городу: "Спасибо".
  А ещё, в ту светлую осень, четыре года назад, Катрин Санрайз поселилась в Вэллпорте...
  Лиза вновь вернулась из потока воспоминаний в реальность. Майкл дремал в кресле. Плед немного сполз, и Лиза подошла, чтобы подоткнуть его получше. И вновь вернулась к своему листу. Сейчас он был чист, бел, без единого мазка. Лиза глядела на него и гадала: чем же заполнить его? Как же выразить нахлынувшие чувства через кисть и краски так, чтобы они были правдой?
  Внезапно из соседнего дома раздались надрывные звуки настраиваемой скрипки. Они резали слух, и Лиза подумала, что так же, как не принимают её уши эту какофонию, ей неприятна, противна осень нынешняя. Дикая и странная, мерзкая, источающая смрад, осень, какой она не должна быть никогда. Угнетающая и убничтожающая осень, от которой веет гибелью.
  И вдруг скрипка запела. Музыка с первых нот очаровала Лизу. Названия этого произведения она не знала, но, кажется, слышала его раньше. Звук лился из приоткрытого окна, словно сотканный из дождинок. Катрин играла так пронзительно, что Лизе захотелось плакать. Эта удивительная музыка, наконец подобранная Катрин, и была отражением той реальности, что окружала их сейчас. В ней было всё: тоска по прошлому и необъяснимость настоящего, бесполезность и невозможность что-либо изменить, бессмысленность, отчаяние и - вера в лучшее.
  Лиза поспешила взять в руки оставленную было палитру с акварелью, обмакнула плоскую кисть в зелёный цвет и принялась торопливо писать. Ей, наконец, удалось изобразить свою осень.
  Исполнение Катрин, которое слышала Лиза сейчас, было сродни идеально выстроенной композиции в художественном изображении. Некое золотое сечение, только - в музыке. Звуки были неоднородны: они то ложились широкими мазками, то выходили лёгкой штриховкой. Музыка Катрин получалась объёмной, словно дышащей. И с каждой нотой, вылетавшей из распахнутого окна Катрин, Лизы писала всё увереннее. В такт звукам её кисть то взлетала с перерывами на люфт-паузы, то замирала, принимая паузы ритмические. И вновь опускалась на планшет с началом новой музыкальной фразы.
  На бумаге проступила болотная жижа и затянутое тиной и мхом дерево на соседнем участке. Это - настоящее, реальность, от которой невозможно убежать. Но поверх мерзкой зелени были разбросаны, словно остатки прошлого, осенние листья. Янтарные, соломенно-жёлтые, багряные и алые. Волей художницы они появились и на ветках дерева, на самых кончиках.
  Вверху картины застыло дымчатое небо. Лизе никак не удавалось подобрать подходящий оттенок серого. Она долго мешала краски, водила кистью, но внезапно к ней пришла неожиданная идея. Она бросилась в дом, взяла тонкую писчую бумагу, достала спички из кухонного шкафа и глиняную мисочку со ступкой, предназначением которой было толочь зерно. Вернулась на террасу, скомкала бумагу, уложила в миску, как могла, и подожгла. Когда лист догорел, она потолкла оставшийся серый пепел ступкой, обмакнула в него пальцы и провела по небу на своём рисунке.
  Теперь всё совпадало. Лиза устремила взгляд вверх, и тут ей показалось, что тучи разом сделали скачок и опустились ниже, став ещё угрюмей и свинцовей. Словно она сама только что добавила небесам пепла.
  Музыка в соседнем доме смолкла, и Лиза услышала, как Катрин плачет навзрыд.
  
  
  6. Улицы
  
  Жизнь на улицах Вэллпорта постепенно замедлялась. Не было обычных ранее утренних спешек на работу и ежевечерних - домой. Теперь люди старались покидать дома как можно реже и только по необходимости.
  Вслед за начальной школой о роспуске сотрудников было объявлено на главном предприятии города - Пищевом Комбинате Спэллнера. Это не вызвало паники, но повергло в недоумение всех жителей Вэллпорта. Объяснение администрации Комбината было простым: нет сырья для дальнейшей работы. Как только наладится связь с внешним миром и закупится исходный материал, Комбинат вновь начнёт свою работу.
  А следом стали объявлять о закрытии и компании поменьше. В итоге, по прошествии ещё двух дней, в городе работали лишь больницы, две наименее пострадавшие от болота аптеки и несколько продуктовых магазинов, чьи полки уже сейчас были практически пусты.
  Дышать становилось всё тяжелее. Воздух нагревался, делался влажным и будто густел, как и жижа под ногами. По утрам и вечерам собирались плотные туманы.
  Мэрия по-прежнему не давала никаких комментариев, не отвечала на запросы горожан о сложившейся ситуации и, казалось, бездействовала. А между тем, в городе с каждым днём умирало всё больше людей. Инфаркты и инсульты делили между собой первое место в списке причин внезапной кончины. На втором шли травмы, несовместимые с жизнью, полученные, чаще всего, при падении на покрытых слизью ступенях лестниц и крылец. На третьем прочно закрепила свои позиции бронхиальная астма.
  Джейк, муж Джули, работал в городской больнице детским врачом, а так же вёл частную практику. В тот день у него был вызов к ребёнку-астматику, которого он наблюдал с рождения.
  Мать мальчика со слезами в глазах рассказывала Джейку о том, что в доме сутками работает влагопоглотитель. Поначалу помощь этого устройства была ощутима, но в последнее время витающую в воздухе взвесь он почти не собирает. Затем она показала оставшийся запас Ингалина - лекарства у них было всего на пару дней. Она уже была в обеих работающих аптеках и узнала, что туда свезли лекарства со всех закрывшихся аптек, но Ингалин полностью раскуплен. Поставок не предвиделось - пути в город не существовало, и женщина была в отчаянии.
  - У нас в больнице тоже ничего не осталось, - растерянно бормотал Джейк. Он только что закончил слушать лёгкие маленького пациента, и, свесив фонендоскоп на плечи, потёр напряжённый лоб рукой.
  - Но вы же доктор! - воскликнула женщина. - Сделайте что-нибудь!
  Джейк растёр руками лицо до красноты, встал, прошёл по комнате, снял с шеи фонендоскоп и убрал его в футляр.
  - Пожалуйста, доктор! - плакала женщина. - Без лекарства Робин умрёт...
  - Что я могу сделать?! - грустно спросил Джейк.
  Вопрос врача привёл женщину в ярость. Разом высохли слёзы, и она стала кричать, нападая на Джейка.
  - Что вы можете?! Что можете вы?! Да хоть кто-то в этом городе может что-то сделать?! Вы все сидите, прижав задницы к тёплым стульям, и вам дела не до людей, которые гибнут! Робин, Робин... - она снова разрыдалась и продолжила кричать сквозь слёзы. - Вы не представляете, какие приступы у него случаются! Вам не понять, вы не видели, как задыхается ваш ребёнок! Если у нас не будет Ингалина... Нет! Вы достанете мне его! Слышите, доктор?! Вы сделаете всё, чтобы у нас был Ингалин, чтобы Робин мог дышать и жить дальше! А иначе...
  Женщина оттеснила перепуганного Джейка в угол комнаты, так, что он не мог выбраться, и пустила в ход угрозы.
  - А иначе, доктор... Если Робин... Если мой малыш... - она зарыдала сильнее. - Если... - вдруг голос её налился свинцом, и она стала говорить торопливо и отчётливо, с нескрываемой злобой, а глаза её превратились в узкие щёлочки. - Если с моим Робином что-то случится, вы... Вы, доктор, будете в ответе за это! Его смерть будет на вашей совести! Если вы не достанете нам лекарство - клянусь, я отомщу вам! Я найду способ, уж поверьте. Если по вашей вине я потеряю сына - вы потеряете дочь по моей. Я убью её, удушу, чтобы вы поняли, как это страшно - видеть, как твой ребёнок погибает от удушья. Поверьте, я сделаю это.
  Джейк не помнил, как он покинул тот дом. Не помнил он также, куда брёл первое время. Его колотил озноб, тело штормила. Мысли сбивались и путались в хаотичный клубок. Его дочь, любимая, долгожданная Эрин. Этот мальчик-астматик, Робин. Угрозы его матери... Да что он может, как он достанет им лекарства, если все пути в город отрезаны самой природой?!
  Но - Эрин. Он не может её потерять. Это - страшнее всего, страшнее пыток и гибели в муках. Надо что-то предпринять, придумать. Но что?! Джейк не знал.
  Через пару часов доктор, набравшись смелости, стоял в приёмной у мэра. Он требовал немедленной аудиенции, на что секретарь вначале врала ему, что мэра нет, а затем, когда Джейк дал понять, что не верит ей, принялась выкручиваться. Она говорила, что сегодня - неприёмный день, что господин мэр занят, и не велел никого пускать, и уж тем более доступ лиц невысокопоставленных к нему ограничен. Джейк пытался возражать, объяснить секретарше, что он - доктор, и ему непременно нужно поговорить с мэром, потому что от этого зависит здоровье его пациентов, жителей Вэллпорта, города, которым руководит многоуважаемый мэр. И если он откажет Джейку в аудиенции, это будет означать, что господину мэру безразлично, что происходит с горожанами.
  Внезапно массивная дубовая дверь, что располагалась слева от входа в приёмную, распахнулась, и взору Джейка предстал сам мэр. Но он не обратил на доктора совершенно никакого внимания. Сделал два шага до стола секретарши и голосом, почти не выдававшим волнения, спросил:
  - Миндси, тебе удалось связаться со Спэллнером? Что с вертолётом?
  Секретарша сжалась и робко произнесла:
  - Да, ответ с курьером пришёл только что. Я не успела вам передать... Тут посетитель, - она кивнула на Джейка.
  Мэр обернулся, смерил доктора взглядом с ног до головы, словно оценивал. И вновь повернулся к Миндси.
  - Так что принёс курьер?
  - Администрация Комбината дала ответ, что мистер Спэллнер покинул Вэллпорт ещё две недели назад. С момента обрыва связи от него не поступало никаких указаний или сообщений, и связаться с ним не представляется возможным. Что касается вертолёта... - тут Миндси ещё сильнее вжала голову в плечи. - Проблема в том, что две недели назад мистер Спэллнер улетел именно на нём...
  - Проклятье! - прорычал мэр и озлобленно стукнул кулаком по столу секретарши. Миндси испугалась ещё сильнее и подалась на стуле назад, а мэр стал ходить взад-вперёд по приёмной. Он размахивал руками и кричал:
  - Где я возьму другой транспорт?! Дороги - заболочены! Не проехать! Вертолёт... Этот вертолёт был моей последней надеждой! Что делать? А, Миндси?
  И он с силой ударил ладонью по лежавшей на столе секретарше стопке бумаг, и ворох белых листков, исписанных чёрными буквами, разлетелся по кабинету.
  Тут Джейк с ехидством, которого он сам от себя не ожидал, произнёс:
  - Бежать вздумали, господин мэр?
  Теперь-то мэр, наконец, обратил внимание на доктора. Вновь смерив его оценивающим взглядом, он рявкнул на Миндси:
  - А это ещё кто?!
  Та окончательно вжалась в кресло, словно хотела раствориться в нём. Глаза её от страха сделались маленькими, лицо побледнело, шея исчезла, и Миндси стала похожей на мышонка.
  Она пролепетала, с робостью глядя на своего начальника:
  - Это доктор... Он пришёл просить у вас лекарства...
  - Лекарства?! - взревел мэр. - А я что, аптека?! Или больница?! Какого дьявола ты не выгнала его, а, Миндси?!
  Глаза мэра сверкали злобой, лицо его раскраснелось. Джейк подумал о том, что этот человек явно неуравновешан, к тому же, загнан в угол сложившимися обстоятельствами в паре со своим высокопоставленным положением. И это придало ему решимости.
  Он хладнокровно сказал:
  - В аптеках нет лекарств, господин мэр. Впрочем, как и в больницах. Люди умирают без медикаментов и нужной помощи. Скорые не могут проехать по улицам. А вы, как я вижу, заботитесь не о благе горожан, а лишь о своём собственном спасении. Как низко, господин...
  Но мэр не дал Джейку договорить.
  - О своём спасении?! - взревел он. - О своём спасении?! Да что ты понимаешь, докторишка!
  И он подлетел к Джейку и потряс кулаком перед его лицом, силясь решиться на удар. Но затем опустил руку, развернулся, и в ярости долбанул обоими кулачищами по столу Миндси, от чего та вскрикнула.
  А мэр, стоя к Джейку спиной, сквозь зубы проговорил:
  - Почему вы все считаете, что я ничего не делаю? Не пытаюсь что-то предпринять, чтобы ситуация в городе улучшилась, не пытаюсь наладить связь? А, доктор? Какое право вы имеете обвинять меня в низости, если толком не знаете, о чём идёт речь?
  Мэр развернулся лицом к Джейку и продолжил:
  - Мои люди прочесали все окрестности. Результаты обследования неутешительны: Вэллпорт со всех сторон окружён болотом. Выбраться из города по земле не представляется возможным. Военная база, что в двенадцати километрах, теперь недоступна нам, да и судьба её неизвестна. И вертолёт, который есть у Спэллнера, был нашей последней надеждой дать о себе знать. Или, может, доктор, вы знаете ответ на вопрос, какие способы связи с внешним миром у нас ещё есть, а? Поймите, я не трус, который решил спасти свою шкуру и бросить горожан на произвол судьбы. Я прекрасно понимаю, что скоро у нас закончатся не только еда и лекарства, но и электричество, и водопроводная вода. Да-да, доктор, всё более чем печально. Слизь разъедает провода. Одна из линий Пищекомбината со вчерашнего дня без света - проводов просто нет! Скважины, из которых мы берём водопроводную воду, тоже заболачиваются. Вода уходит, вместо неё - тина и вязкая болотная каша. Так что уже совсем скоро нам будет нечем мыться и, самое главное, нечего пить. И самое страшное, доктор, что я даже не знаю, известно ли правительству о том, что происходит у нас! Идут ли к нам на помощь, или же мы погибаем здесь, позабытые всеми?.. А может, и вся Америка теперь - сплошное болото, и помощи просто неоткуда ждать. Вот именно для этого мне и нужен был вертолёт, я хотел найти подмогу. А не сбежать, как почему-то решили вы.
  Через некоторое время ошарашенный услышанным Джейк брёл по улице. В его голове всплывали лишь смутные обрывки слов извинений перед мэром и просьбы сделать всё, что в его силах, и, в первую очередь, достать для астматиков ингалин.
  Его хладнокровие ушло. Он сел на какую-то скамейку, полностью покрытую мхом, и разрыдался. Он боялся за Эрин. Что будет с ней, если этот мальчик, Робин, действительно погибнет? Нет, надо срочно что-то предпринять. Нужно где-то спрятать и Эрин, и Джули, чтобы эта сумасшедшая мамаша не смогла добраться до них.
  Чем яснее становились мысли Джейка, тем отчётливей становилась тревога в его сердце. Он начал медленно осознавать слова, сказанные мэром, и теперь его страх был не только за дочь и жену. Этот страх, словно невидимый шар, разросся в размерах и заполнил Джейка целиком, так, что стало колоть в кончиках пальцев рук и ног, так, что сердце готово было ухнуть вниз.
  Что если помощи действительно ждать неоткуда?.. Если весь мир - заболочен, и все остальные люди планеты попали в такую же беду, как и жители Вэллпорта, и, возможно, уже мертвы?! Тогда весь город погибнет, засосанный возникшей невесть откуда болотной раной, страшным гнойником. Да! Именно тогда в голову Джейка пришла мысль о том, что слизь вокруг - не что иное, как гной из возникшего нарыва.
  Он потрогал рукой вязкую жижу под ногами. Она ненадолго задержалась, а затем с тягуче сползла вниз, смачно чавкнув и оставив на коже Джейка въедливый тёмно-зелёный налёт. Что есть гной? Отмершие лейкоциты, клетки, погибшие для того, чтобы заживить нарыв, затянуть рану. Так может быть, создав это болото, наша земля пытается излечиться от болячки - человечества, от продуктов нашей жизнедеятельности, от гнили и мусора, вредноносного дыма и всей той гадости, которой мы отравляем планету?!
  Это звучало глупо, но только на первый взгляд. Чем больше Джейк думал о своей гипотезе, тем больше казалась она ему походящей на правду. Нужно было срочно поделиться соображениями с Джули, а ещё лучше - с её знакомым Эндрю. Он ведь учёный - биолог, и разбирается в природных процессах куда лучше Джейка. Ему вдруг стало так интересно узнать, что же скажет Эндрю, услышав его доводы, что Джейк решил немедленно отправиться к нему. Он встал со скамейки и захлюпал резиновыми сапогами в сторону той улицы, где жил Эндрю, даже не обратив внимания на то, что мох за время сидения на лавке прирос к его брюкам. С Эрин и Джули он непременно поговорит с вечером, и, пожалуй, попросит их не выходить на улицу совсем, пока ситуация в городе не придёт в норму.
  А тем временем Лиза в сопровождении Эндрю отправилась в супермаркет для того, чтобы закупить побольше продуктов. На полках магазинов уже практически ничего не оставалось. Люди начинали паниковать, и потому сметали всё, что мало-мальски могло им пригодиться.
  Майкл был оставлен с Гретой. Он противился этому: мальчик любил поездки с мамой в супермаркет, но сейчас взять его с собой не представлялось возможным.
  Лиза обула оставшиеся от отца высокие резиновые сапоги - хотела их выкинуть, но руки не дошли, как оказалось, не зря - и надела брезентовый плащ с капюшоном. Случалось, что слизь капала с деревьев, фонарей и проводов прямо на голову, и приятного в этом было мало. Кожа начинала зудеть, краснела. Ходили слухи, что волосы некоторых людей в тех местах, где на них попала слизь, мгновенно седели. Лиза сама не видела ничего подобного, и потому не знала, стоит ли верить таким рассказам, или же это - просто слухи, но голову всё же было бы лучше укрыть.
  Эндрю встретил её и помог донести Майкла до дома Греты. Лиза доверяла ему сына. Затем они отправились в центр города. Их ноги увязали в зелёной грязи чуть ли не по середину голени, поэтому идти было тяжело. Они быстро устали, но поход их был необходимостью: холодильник Лизы почти опустел.
  Дорогой они только и говорили о происходящем в Вэллпорте. Теперь оба окончательно перестали считать изменения случайными или временными. С каждым новым днём оба всё сильнее верили: это просто так не кончится.
  - Порой у меня возникает такое чувство, - говорила Лиза, - будто сама природа восстаёт против нас. Я имею в виду не конкретно меня или тебя, а людей в общем. Весь Вэллпорт, всё человечество.
  Эндрю грустно вздохнул:
  - Если окажется так - знаешь, я не буду удивлён. Я мало чему удивляюсь в последнее время.
  И он рассказал Лизе об экспериментах, которые проводил. Эндрю исследовал снятую с деревьев слизь и жижу под ногами.
  - У них крайне странная клеточная структура, я первый раз сталкиваюсь с такой. Клетки размножаются делением, но в привычной мне биологии одна клетка делится на две. Эти же могут разделиться сразу на несколько, причём всегда - на разное количество. Потом, жижа, в отличие от моноклеточной слизи, состоит из большого числа разных клеток. Удивляет то, что движутся они не хаотично, а направленно, словно имеют некую цель. Как думаешь, что это за цель?
  Лиза пожала плечами.
  - Я долго не мог понять, как клетки выбирают направление движения и на каком основании меняют его. И вдруг меня осенило! Их притягивает человек! Да, именно так. Не тепло, исходящее от нашего тела - я проверял, неживые нагретые поверхности не влияют на их движение. А вот моя рука... Клетки двигались именно туда, с какой стороны от микроскопа находились мои пальцы! Поразительно, правда?
  - Впечатляет, - ответила Лиза. - Но какие из этого выводы? Ты ведь не можешь ответить на вопрос, откуда взялось это болото, и, что важнее, как от него избавиться.
  - Пока нет. Мне не хватает времени на все запланированные опыты. Но, думаю, ответы ждут нас впереди.
  Они приближались к центру города. Шли медленно, и Лиза мысленно представляла обратный путь с полными пакетами продуктов. Да, возвращаться будет тяжелее.
  Центр города был печален. Город хворал, и эпицентр его болезни был именно здесь. Нет, он не был одинок или пуст, здесь пока ещё можно было встретить людей, пришедших за продуктами, лекарствами, проводящих небольшие пикеты у мэрии. Кто-то пришёл сюда просто так, лишь бы не сидеть дома, только бы побыть среди людей, с кем-нибудь поговорить. Кого-то интересовали свежие новости, и главная городская площадь была единственным местом, где можно было их услышать.
  Но, несмотря на скопление жизни, центр города погибал. Казалось, он едва дышал, ведь его лёгкие - городской парк - были воспалены. Городу не хватало кислорода.
  Здесь глубже прочих мест была болотная грязь. Здесь отчаяние становилось острее от того, что когда-то это было самое красивое место в городе.
  И всё же, центр пока жил. Работали магазины, передвигались, хоть и с трудом, люди. Тут можно было найти движение, которое уже почти прекратилось на окраинах.
  - Кстати, насчёт причин появления болота, - продолжил разговор Эндрю. - Мне удалось услышать удивительные версии. Их высказывают люди на улицах Вэллпорта, и передают друг другу, нередко искажёнными. Вот, послушай! Довольно часто речь ведут о Пищекомбинате Спэллнера. По слухам, это мини-химзавод, и от пищевого производства там - только название.
  - Согласна, - кивнула Лиза. - Но эта версия была, сразу.
  - Теперь взгляды стали глобальнее. Помнишь огромную городскую свалку? Да, я согласен, основным источником загрязнения нашего города является Пищекомбинат. Но он же и основной источник отходов на свалке. А если вспомнить, сколько таких помоек по всей стране?.. Горы! Вот и новая версия - наша земля решила сама избавиться от помоек, раз уж её главное дитя - человек - не может её от них избавить.
  - То есть, теперь нас переработают вместе с отходами? - усмехнулась Лиза.
  Эндрю скептически покачал головой.
  - Не знаю. Лучше послушай, какие ещё ходят слухи, - они почти добрались до магазина, и тут нога Эндрю неожиданно скользнула вниз и провалилась почти по бедро. - Ах, чёрт! - воскликнул он.
  Лиза помогла ему выбраться из ямы.
  - Ну, вот! - Эндрю был раздосадован. -Теперь это болото будет хлюпать не только под сапогами, но и внутри них!
  - Не расстраивайся, - улыбнулась ему Лиза и взяла друга под руку. - Что ещё ты хотел мне сказать?
  - Про реки. Говорят, в Сибири повернули реки вспять. То есть, раньше они текли с материка в Северный Ледовитый океан, а теперь наоборот - забирают воду из океана и несут её в Центральную Азию. Это привело к значительному похолоданию в Сибире и Европе, и повсеместно начались изменения климата. До нас они докатились в таком виде, - и Энрю обвёл рукой окружающее пространство.
  - Странно, никогда об этом не слышала, - удивлённо сказала Лиза.
  - Я слышал, - сказал Эндрю. - Этот проект обсуждался ещё во времена СССР, но тогда его признали нецелесообразным. Или советской власти пришёл конец, точной причины не знаю. В общем, проект заморозили. Но в две тысячи десятом его обсуждение неожиданно вновь возобновили. Речь шла об орошении степей Казахстана и повороте вспять рек Оби, Лены и Енисея. Есть такие реки в Сибири.
  - С русской географией у меня не очень, - виновато улыбнулась Лиза. - Ещё хуже, чем с русским языком!
  Она по-доброму рассмеялась, и Эндрю рассмеялся в ответ. Они поняли друг друга.
  Затем Эндрю продолжил:
  - Но, насколько мне известно, проект поворота рек так и не был претворён в жизнь. То ли вовремя одумались и решили не губить природу, то ли денег пожалели. А может, поняли, что казахи им потом их же воду будут в три дорога продавать, - Эндрю засмеялся. - Так что мне слабо верится в эту версию. Даже если бы в России и начали поворачивать вспять реки, то это, во-первых, давно стало бы мировой сенсацией, и было бы у всех на устах. А во-вторых, изменения в климате не были бы такими резкими и внезапными. Прошло бы много лет, прежде чем мы, живущие в Западном полушарии земного шара, ощутили бы первые изменения на себе.
  Внезапно Лиза остановилась. Её внимание привлекло небольшое собрание на проспекте, убегавшем вниз от главной площади. Из толпы раздавались громкие выкрики, народ шумел, но разобрать смысла произносимого пока не удавалось.
  Заметил стихийное собрание и Эндрю.
  - Подойдём поближе? - предложил он.
  - Доковыляем? - с сарказмом спросила Лиза.
  - Доковыляем! - тряхнул кудрявой головой Эндрю и уверенно свернул вправо. Он по-прежнему держал Лизу под руку, думая о том, чтобы та не упала в трясину, но на деле выходило так, что больше Лиза поддерживала его.
  Собравшихся было человек тридцать. Похоже, что все они, как и Лиза с Эндрю, совершали вылазку ради приобретения жизненно необходимых продуктов и лекарств, ведь одеты они были соответствующе. На плечах у многих висели походные ранцы. Некоторые держали в руках полиэтиленовые пакеты, немногие, выжившие после разрастания мха благодаря тому, что были вовремя перенесены своими хозяевами из кухонь во внутренние кладовые.
  Столпившиеся люди окружали Джереми, Вэллпортского юродивого, зажатого между человеческим кругом и глухой, затянутой слизью, стеной дома на углу проспекта. Джереми то громко кричал, срываясь на фальцет, то переходил на утробные низкие ноты, начиная тараторить.
  - Вы все! Все! - надрывался он. - Все до единого повинны в этом!
  Он обвел взглядом молчаливую толпу и вдруг словно сделался выше.
  "На цыпочки встал?" - подумала Лиза и взглянула на Эндрю. Он метнул глазами вверх, видимо, подумал то же самое.
  - Вообразите себе, как был бы чист мир без нас. Кристаллен, до прозрачности совершенен, - зачастил Джереми. - Избавиться от человечества - вот цель, которую преследует природа. Наконец-то ей будет облегчение! - Джереми поднял лысую голову к небу, а затем торжественно воздел руки вверх, сцепив ладони в замок, словно поздравляя кого-то, видимого только ему одному, и продолжил. - Вы считаете её злодейкой, убийцей, разорительницей городов, уничтожительницей жизни. Но - задумайтесь! Кто, как не вы, есть убийцы?! Кто кроме вас повинен в этом?!
  Толпа продолжала молчать. Экипированные для защиты от трясины люди, раскрыв рот, слушали этого полуголого человека. Джереми был бос, Лиза поняла это, когда тот вынул из болотной жижи ногу и переставил её поудобнее. Из одежды на нём имелись только потрёпанные временем и позеленевшие от тины шорты - бермуды и такая же изношенная футболка с коротким рукавом. От долгого хождения босиком по тине кожа его ног была совершенно зелёной, да и всё его тело покрылось болотным налётом. Джереми совершенно не боялся изменений в природе и призывал к этому остальных.
  Он вновь заговорил:
  - Посчитайте, сколько мусора удалось вам скопить за всю вашу жизнь. Нет-нет, я веду речь вовсе не о помойках, хотя и они - ваша вина, варварский плевок в лицо родившей вас матери. Подумайте, сколько грязи в вас самих! Вы загадили мир вокруг своими чёрными мыслями и злыми делами. Сосед травит соседа, брат подстрекает на злодеяния брата. Сколько ругательств змеями выпало из ваших ртов за прожитую жизнь?! А?! Ответьте! Признайтесь сами себе! Сколько раз вы проходили мимо крика о помощи, мимо мольбы умирающего, оставляя погибать - не физически, духовно? Сколько раз проявляли равнодушие, поступали как эгоисты?! - голос Джереми вновь надрывно зазвенел. - Вы! Люди! Высшие существа! Венцы природы! По какому праву вы присвоили себе это звание?! Вы его заслужили?! Признайтесь, наконец, себе! Вы - недостойны быть на вершине! Вы, жестокие, ограниченные! Ответьте, наконец, за свои поступки!
  Джереми протёр лицо и лысую голову рукой, осмотрел бледно-зелёную ладонь. Лизе на миг показалось, будто он видит нечто такое, чего не могут разглядеть остальные. Лицо Джереми было сосредоточено. Он продолжил свой монолог, не поднимая с ладони глаз. Говорил он теперь тихо, почти шёпотом и на выдохе. И люди вокруг словно не вдыхали вместе с ним, дожидаясь когда он сделает паузу.
  - Примите происходящее как должное. Эта гниющая рана однажды заживет, поверьте. Правда, случится это не скоро. Но стоит подождать, стоит. Зболачивание не вечно. Оно пройдёт, и наша планета обновится. И только тем людям, кто обновится вместе с ней, найдётся место во вновь созданном мире. Поэтому - не бойтесь кары! Покайтесь, примите мучения - и грехи будут вам отпущены! Прозрейте, наконец! Вам дана возможность исправиться! Сбросьте нелепую одежду и тёмные очки с глаз! Станьте ближе к земле, к природе! Признайте свой грех и примите наказание за него! Отбросьте страх - и тогда вы сможете выстрадать прощение.
  
  
  7. Назад
  
  Полки супермаркета поражали непривычной пустотой. Лиза и Эндрю молча прогуливались по помещению, на полу которого только вчера вечером появилась подёрнутая ряской болотная вода. Они шли вдоль рядов и складывали в тележку, то и дело норовившую выскользнуть из рук, всё, что попадалось им на глаза и могло пригодиться в ближайшее время. Основные товары - спички, соль, сахар, мука, питьевая вода были подчистую вынесены со склада в торговый зал, но и здесь их оставалось мало. Разбирали всё. В предчувствии массового отключения электричества огромным спросом пользовались переносные светильники на батарейках и парафиновые свечи. Обычных, хозяйственных свечей, не хватало. Владельцы магазина с радостью выложили на полки рождественские, не распроданные с прошлого года, и они тоже шли на ура.
  Кроме друзей, в супермаркете было ещё несколько покупателей, таких же перепачканных и не менее взволнованных. Одна женщина едва сдерживала слёзы, громко причитая о том, что если так будет дальше продолжаться, то скоро ей нечем будет кормить семью. Ни продуктов, ни денег - предприятия стоят, на что жить?!
  Эндрю заговорил первым.
  - Бред какой-то! Я ещё больше уверился в том, что Джереми - сумасшедший, - он тряхнул кучерявой головой и покрутил пальцем у виска.
  - Да, очень похоже на бред, - вздохнула Лиза. - Но как же тогда твои опыты, Эндрю? Ещё недавно ты говорил, что болотные клетки ведут себя, словно являются единым живым организмом...
  - Я не говорил такого! - тут же возразил Эндрю.
  - Но всё сводилось к этому, я правильно поняла?
  - Получается, что да, - ответил Эндрю, удивившись тому, что мысль эта пришла в голову не ему, а Лизе.
  - Пожалуй, больше мы здесь ничего не купим, - Лиза грустно осмотрела содержимое тележек, которые они с Эндрю везли.
  Дешёвые макароны, гречка и горох, пять вилков капусты, морковь, перец - овощной прилавок они опустошили до конца, а о фруктах теперь даже и не приходилось мечтать - четыре тощие куриные тушки, пара дюжин банок рыбных и бобовых консервов, листовой чай, две больших банки дешёвого кофе, по десять упаковок замороженных бифштексов, сосисок и наггетсов, одна дефростированная рыбину, пятикилограммовый мешок муки и двухкилограммовый мешок сахара. Лиза хотела взять больше сахара и муки, но побоялась, что ей не хватит денег, чтобы рассчитаться за продукты. Потом, Лиза взяла много свечей, в том числе ароматических и рождественских, батарейки, запас порошка для ручной стирки, мыла, зубной пасты и туалетной бумаги, и прочих предметов бытовой химии, которые Лиза сочла необходимыми приобрести.
  - Да, продуктов маловато, - протянул Эндрю.
  - Ненадолго хватит, - согласилась Лиза. - Стой, вспомнила! Ещё воду не взяли!
  - Боюсь, если мы возьмём ещё и воду, то просто не дотащим это всё до дома.
  - Но как же без воды?.. Сам слышал, что говорят на улицах - из кранов вода скоро течь перестанет, скважины заболачиваются.
  - Я знаю, Лиза. Но, может, оставим покупку воды на следующий раз?
  - Ах, Эндрю! - расстроено всплеснула руками Лиза. - Следующего раза может и не быть!
  - Пожалуй, да. Давай тогда сделаем так: сейчас возьмём столько воды, сколько сможем унести, а остальное я докуплю и принесу тебе завтра.
  Тут глаза Лизы азартно блеснули.
  - А я предлагаю, - сказала она, - Хоть это и не в моих правилах, но всё же. Пока никто не видит, выкатить тележки за двери магазина, словно мы идём на парковку. В общем, давай попробуем довезти в ней продукты до дома, так будет проще.
  - Ты думаешь, тележки не увязнут в трясине?.. - начал Эндрю и вдруг осёкся. - Постой! Какая парковка, какая машина?! Все же понимают, что мы могли прийти только пешком! Охранник, - он метнул боязливый взгляд в сторону двери, - просто не выпустит нас!
  Но Лиза продолжала гнуть свою линию.
  - Двери открываются автоматически. Мы можем дождаться, когда охранник отойдёт к противоположной стороне кассовой зоны, и попробовать выбежать через вон те, крайние, - и она указала рукой в сторону последних слева дверей. - А затем - бегом, так быстро, как только можем! Уверена, чем глубже будет болотная жижа, тем меньше будет желание охранника нас догонять, - и она заговорщицки подмигнула другу.
  - Чем-чем, а воровством тележек в супермаркете мы с тобой ещё не занимались! - улыбнулся Эндрю. Азарт Лизы заразил его, да и перспектива тащить тяжёлые пакеты с продуктами на себе его тоже не очень устраивала.
  - Значит, за водой? Возьмёшь ещё одну тележку?
  Эндрю кивнул. Они дошли до отдела с водой, и взяли восемь пятилитровых бутылей с водой. Поверх них Эндрю наложил ещё полуторалитровых, сколько влезло. Затем он указал Лизе на соседний отдел:
  - Предлагаю тогда взять ещё готовых завтраков, Майкл их любит.
  - Можно. Но, боюсь, у меня не хватит денег, - вздохнула Лиза. - Цены взлетели - сам видишь...
  - Я добавлю, - ответил Эндрю.
  Лиза благодарно улыбнулась. Они прошли к полкам с завтраками и взяли несколько коробок.
  - Всё? - спросил Эндрю.
  - Вроде да.
  - Тогда идём к кассе? - и Эндрю резко развернул нагруженную доверху тележку в сторону кассовой линии, отчего та по инерции проехала по скользкому полу лишнее расстояние.
  Они рассчитались. Денег Лизе действительно не хватило, и Эндрю добавил свои. На вопрос: "когда отдать?", он лишь отмахнулся.
  Дальше друзья, как и планировали, выждали, пока охранник супермаркета окажется в противоположной от них стороне. По кивку Лизы они толкнули тележки и бросились в раскрывающиеся двери.
  Увидев это, кассир крикнула им вдогонку:
  - Охрана! Опять тележки угоняют!
  Мужчина в чёрно-бежевой униформе рванул было за ними. Но Лиза верно всё рассчитала: ему не хотелось портить одежду и обувь болотной кашей. Охранник вернулся в магазин, пояснив женщине-кассиру:
  - Если бы только работала рация, я бы мог вызвать подкрепление. А так - бесполезно, всё равно уйдут...
  А радостные Лиза и Эндрю возвращались обратно. Их план удался, и теперь они катили тележки, полные продуктов и хозтоваров, по вязкой каше. Ехали тележки с трудом, к тому же, их обратный путь пролегал в гору. Правда, теперь они шли другими улицами. Изменить маршрут пришлось из-за опасности погони. Их путь стал длиннее, да и трясина в некоторых местах доходила до самого днища тележек. Но так было безопаснее.
  - Но мы обязательно их вернём, - наполовину утвердительно, наполовину вопросительно сказала Лиза.
  - Конечно, - то ли согласился, то ли переспросил Эндрю.
  Азарт ушёл, ему на смену пришло смятение. И Эндрю, и Лиза, были воспитаны так, что не могли принять воровство, даже самое мелкое, даже временное и вынужденное. Лиза оправдывала свой поступок крайней необходимостью. Одновременно, её поражал тот задор, который возник у неё в магазине. Она подумала о том, что когда человек на грани выживания, он преступает любые моральные принципы. Но она, её семья, пока были далеки от этой грани. Пожалуй, Лиза слишком боялась её достигнуть. Она ужаснулась тому, что до конца сама себя не знает. Человек никогда не знает, как поведёт себя в критической ситуации. Можно сколько угодно заявлять, что ты никогда, ни за что... Но, пока не окажешься в беде сам, пока не прочувствуешь на себе всё отчаяние физических и духовных лишений, ты не узнаешь, какими поступками отзовётся твоё сознание.
  Вот этого Лиза и боялась. Её пугал стыд, который может возникнуть, когда критическая ситуация исчезнет. Она подумала, что при любом раскладе постарается сохранить достоинство. Пожалуй, будь она одна, то она бы лучше умерла с голоду, чем стала бы унижаться или же, напротив, идти по головам. Но у неё был Майкл, а его жизнь она ценила на порядок выше собственной.
  Улица, по которой они шли назад, утопала в болотной растительности куда больше той, что вела их вперёд. Здесь не находилось места, не изъеденного тиной, не поросшего мхом. Похоже, что во многих домах уже не было электричества, потому что в сгущающихся Лизе удалось различить мерцание огоньков свеч в окнах.
  "Значит, и мы на подходе", - с грустью подумала она. Что же будет дальше?..
  Думать о мрачном будущем не хотелось. В голову настойчиво лезли мысли из прошлого. Раньше им некогда было оформиться, а теперь, когда голова была высвобождена от рабочих забот, эти мысли резвились вволю.
  Лизе вдруг вспомнился бывший муж. Где он и что с ним теперь? Удалось ли ему спастись, или же у Майкла больше нет отца?.. Когда-то давно, когда он оставил их, Лизе было невыносимо больно. От наваливающихся одна за другой катастроф хотелось наложить на себя руки. Её остановил малыш Майкл. Если ребёнок не нужен родным маме и отцу - кому он будет нужен вообще?! Судьба ещё до рождения была жестока к нему, и Лиза считала, что просто не имеет права своим уходом, своим освобождением от страданий, причинять ещё больше горя ни в чём не повинному крохе.
  Годы чередовались быстрой круговертью. В этом временном вихре Лиза не сразу заметила, как простила бывшего мужа.
  Неожиданно Эндрю вырвал Лизу из потока размышлений.
  - Помнишь тот чудесный плакат? Посмотри, во что он превратился! Сразу бы так, чтобы мозги людям не замусоривали!
  Лиза посмотрела на конструкцию на обочине дороги, по форме напоминавшую рекламный щит. Вернее, раньше это действительно был рекламный щит. Сейчас же он был полностью покрыт мхом и слизью. Углы прямоугольной конструкции начали скругляться, и это свидетельствовало о том, что конструкция от действия болотной растительности разрушается.
  Когда-то на этом плакате красовалась реклама эзотерической школы "НеоЛайф".
  Они пропагандировали некое учение, что-то сродни фэн-шую. Но, в отличие от стройной и проверенной мудростью веков концепции последнего, учение новоявленных эзотериков было явным бредом. Суть его сводилась к давно известной истине о том, что всё в нашем мире взаимосвязано. Но вот методики учения вызывали недоверие у всех трезвомыслящих людей, и приводили в восторг своей простотой людей зависимых, легко поддающихся влиянию.
  "Для того чтобы жить хорошо, - вещали адепты школы с рекламных буклетов и плакатов, - необходимо выстроить гармоничные отношения с окружающим вас миром. Для этого нужно соблюдать несложные правила. Например, переступать порог дома следует только правой ногой. Так вы оставляете положительную энергию внутри дома. Правой же рукой стоит отдавать деньги, а вот принимать - только левой. Если вы держите домашних животных, то правила таковы: грызунов следует поселить на первом этаже - они должны быть ближе к земле, а вот на этажах высотных лучше разместить пернатых. Так вы привлечёте в свой дом удачу. Хотите подробностей? Желаете стать богаче, вернуть здоровье, найти любовь? Пути в нашу школу открыты для всех! У нас разочарованных нет!"
  Со страниц методических пособий нехитрые правила рвали сознание своей чушью уже на полную мощь. Адепты давали подробные инструкции о том, в какой час лучше ложиться спать, и как пересчитать время, установленное для региона вашего проживания, на поясное, которого и стоит придерживаться, с точностью до минут. Объясняли, почему не стоит сушить ботинки на батарее отопления, перевернув их подошвой вверх, а вот женские туфли, напротив, нужно переворачивать. Рассказывали, как через оконные стёкла запустить в дом Невидимую Радугу Бытия, а среди предметов интерьера по тактильным ощущениям отыскать свой жизненный талисман.
  Удивительно, что из года в год это учение становилось всё популярнее. Число вступивших в школу и решивших жить по сочинённым псевдоучителями правилам только возрастало. Желающих достичь всего, сразу и задаром было много, за их счёт кормились как адепты, так и работающие на привлечение клиентов профессиональные менеджеры. Деньги лились рекой, ведь за посещение семинаров и покупку методической литературы надо было платить, и немало. Цепкие руки школы "НеоЛайф" протянулись далеко за пределы Соединённых Штатов. Филиалы открывались в Европе и Азии, в геометрической прогрессии росло число последователей.
  Удивительно, но кому-то это псевдоучение действительно принесло пользу. Лиза считала подобное - совпадением, либо же эффектом плацебо. Человек начинает абсолютно и непоколебимо верить, что его жизнь изменится к лучшему, и благодаря такой вот искренней убеждённости это действительно случается.
  Лиза вспомнила надпись на рекламном плакате и усмехнулась.
  - "Почешите кошке пятки - станет мир вокруг в порядке", - процитировала она.
  - А что, новые эзотерики не врали, - саркастически заметил Эндрю. - Мир действительно изменился. Видимо, кто-то не в том месте кота почесал!
  - Действительно! - поддержала его Лиза.
  И они оба горько усмехнулись.
  Дорога привела их к тупику. Далее нужно было пройти через чужое домовладение на соседнюю улицу, что друзья и сделали. Участок не был ограждён, и никто останавливать их не стал. Они спокойно прошли мимо поросшего моховым ковром дома, и Лизе на миг показалось, будто здесь уже сотню лет никто не живёт, в таком запустении теперь находился этот дом, хотя ещё недавно отсюда привозили девочку в её класс.
  Теперь их путь пролегал в гору. Жижа мельчала, и катить тележки становилось легче. В начале новой улицы располагались несколько офисных зданий, затем шли несколько многоэтажек и, через переулок, переход в частный сектор.
  - Вот ещё один прекрасный пример людской глупости, - произнёс Эндрю, указав на один из офисов с парадным входом.
  На заиленной вывеске над крыльцом едва читалось: "Общественная организация "Нерождай". Мир без детей - мир без будущего".
  - О, да! - округлила глаза Лиза. - Эти женщины хотели продвинуть человечество вперёд, но совершили шаг назад.
  Общество "Нерождай" образовалось в Вэллпорте лет десять - двенадцать назад. Лиза тогда была студенткой, и хорошо помнила, как быстро радикальные настроения разлетелись по всей Америке. Идеи Общества были восприняты женщинами "на ура". С момента вступления они начинали гордо именовать себя "Нерождайками".
  Создательницы общества, мисс Рена Делет и миссис Эмили Стоун, которая была в последствии арестована, две женщины в возрасте и с детьми, отталкивались от того, что наш мир - ужасен. Он страшен, жесток, убог и бесконечно грязен. Эти женщины выступали против рождения детей. "Сначала сделай мир лучше, и только потом дари ему новую жизнь" - таков один из их основных лозунгов. Большинство понимала его буквально, но Лиза видела в нём двоякий смысл.
  Женщины, которые вступили в общество, добровольно делали операцию по перетяжке маточных труб, и после этого никогда больше не моли забеременеть. Отдельные личности готовы были удалить себе матку и яичники, но врачи не соглашались на это. Взрослые женщины, молодые девушки пытались доказать окружающим, что только такой шаг, только массовый отказ от продолжения рода, поможет убедить сильных мира сего в пересмотре своих взглядов на экологию планеты Земля и нравственное состояние её жителей.
  Они были фанатично преданы этой идее, не понимая, что такой противоестественный поступок не повлияет на других, что они сделают хуже только себе.
  Это Общество рушило семьи, расстраивало готовые было сложиться союзы: мужчины не разделяли таких радикальных взглядов женщин. Многие потом одумывались, но было поздно: родить после операции они уже не могли.
  С дюжину женщин погибли от операции или её последствий. Это вызвало истерию в СМИ, но уголовные дела не заводилось, ведь пациентки давали письменное согласие на вмешательство, их вроде бы никто и не принуждал.
  Ещё возмутительнее оказался вскрывшийся однажды конфликт внутри самой организации. Одна из её основательниц, Эмили Стоун, заставляла сделать операцию и свою дочь.
  Девушка, которую звали Элла, упорно противилась матери. Ей хотелось семью, детей. Однажды, устав от нападок воинственной матери, Элла договорилась со знакомым врачом, и тот продал девушке липовые документы о выполнении операции трубосечения. Прошло время, девушка забеременела. Она хотела рожать, но до безумия боялась сказать матери о своём положении. Она надеялась, что, увидев округлившийся живот, мама проникнется, обрадуется скорому появлению внука или внучки.
  Но мать не прониклась. Едва поняв, что произошло, она не замедлила обвинить дочь в предательстве интересов человечества и стала принуждать её сделать медицинский аборт. Но Элла не хотела убивать ребёнка, и была непреклонна. Она заявила матери, что сбежит с любимым человеком, и несостоявшаяся бабушка никогда больше не увидит ни её, ни малыша.
  После такого заявления Эмили внезапно изменила своё мнение. Она сказала, что постарается простить Эллу, лишь бы та не сбегала, что будет даже любить малыша, только бы они не уходили. А через пару часов, когда бдительность обрадованной Эллы притупилась, Эмили усыпила её хлороформом и сама, с помощью тонкого кухонного ножа, удалила ребёнка, у которого уже были ручки и ножки, из чрева дочери.
  Элла едва не погибла от кровопотери. Её любимый, отец ребёнка, был обеспокоен тем, что Элла не отвечала на его звонки. Он пришёл в дом миссис Стоун. Она отворила ему дверь и вежливо объяснила, что Эллы нет, она временно уехала из Вэллпорта. Доброжелательность Эмили насторожила парня - прежде женщина воспринимала его в штыки. Он прокрался на задний двор дома и заглянул в окно. То, что он увидел, было выше его разума. С тех пор парень стал невыносимо заикаться.
  Однако в тот момент ему хватило сил, чтобы вызвать полицию. Эллу спасли, её долго держали в реанимации, переливали кровь. Эмили Стоун судили. Её приговорили к высшей мере наказания, и на момент появления болота в Вэллпорте она ждала своей очереди на смертную казнь в федеральной тюрьме.
  Это был переломный момент в настроениях "Нерожаек". Многие женщины тогда вышли из общества в знак протеста перед поступком его создательницы. Но общество выстояло, и спустя время удвоило количество участниц.
  Элла попала в психиатрическую клинику.
  А Лиза, вспомнив всё это, подумала о том, что рожать для женщины - не наказание, не бремя, а великий дар. Возможность быть материю - награда, прелесть которой никогда не понять мужчинам, а также тем, кто самолично отказался от неё.
  - Давай поторопимся, - обратилась она к Эндрю. - Майкл, наверно, уже волнуется.
  И они поспешили домой. Дорогой Лиза продолжала размышлять о других странных обитателях города. Все люди, о которых вспоминала она, удивительным образом попали в Вэллпорт. Город никого не отверг. Кто-то находил здесь умиротворение, кто-то прятался в его зависшей тишине и размеренности. Этот город был светел и тёмен одновременно. Всё зависело от того, каким его хотели воспринимать.
  В этом городе нашлось место убийцам и предателям, насильникам и обрекшим себя на смерть от медленно разрушающих тело и душу ядов - наркотиков, алкоголя. По соседству с ними жили праведники, чья верность убеждений подтверждалась только их собственными доводами, и те, кто действительно обладал внутренним светом. Разве мог город кого-то не принять, не пустить на свои улицы?! Для него все были равны.
  Этот самый обычный, похожий на тысячи других таких же, город, был полон всегда. И существование его казалось таким же незыблемым, как прежде - почва под ногами. И теперь события в Вэллпорте лишь подтверждали истину о том, что ничего вечного в нашем мире нет.
  
  
  8. Свет
  
  Электричество пропало на следующие сутки около пяти утра.
  Лиза по привычке встала в половине седьмого. Она быстро привела себя в порядок, оделась, вышла из дома и пробралась через заполненную жижей улицу к дому Греты. Её дом тоже был обесточен. Похоже, что света не было повсеместно, и она с содроганием осознала, что точка невозврата пройдена.
  Холодильник на кухне начал размораживаться, и Лиза принялась разгружать морозильную камеру. Она не представляла, куда девать скоропортящиеся продукты. Вначале хотела разместить их на заднем дворе - на улице было прохладно, и еда пришла бы в негодность медленнее. Но - трясина! Лиза испугалась, что она уничтожит все её запасы быстрее, чем они сумеют испортиться.
  Она сбилась с рук, перекладывая упаковки из одной комнаты в другую, и не представляла, как быть. Наконец, она оставила бессмысленные попытки что-то придумать, и пошла к Грете. Та предложила неожиданное решение: привязать пакеты с едой к флюгеру на крыше.
  К тому моменту дом Лизы покрылся мхом до середины второго этажа. На внутренних стенах первого этажа начала появляться слизь, но не везде. Болотная вода появилась на полу лишь вчера, и Лиза приняла решение ходить по дому в верхней обуви. Крыша же пока оставалась нетронутой.
  Обрадованная Лиза вернулась домой. Майкл только что проснулся. Она накормила его бутербродами. Обычно они с сыном завтракали кашей на молоке, но сейчас варить было не на чем. Пришлось довольствоваться сухомяткой.
  Затем она взялась за упаковку продуктов в пакеты и сумки. Майкл с удовольствием помогал маме, но делал это неловко. Он разбил три яйца и последнюю бутыль с молоком, из-за чего очень расстроился и даже заплакал. Лиза утешала сына. Успокоившись, Майкл задал ей неожиданный вопрос:
  - Знаешь, мам, мне на миг показалось, что это - последняя бутылка молока в моей жизни. Но это ведь не так, правда?
  - Конечно же, мой хороший! - поспешила заверить его Лиза.
  Про себя же она подумала, что надо было взять молоко в тетрапаке, тогда бы и стекла не было, и Майкл бы не расстроился. Но мама всегда говорила ей, что в стеклянной таре оно более качественное. Мамы давно не было, а Лиза всё так же, по её привычке, покупала молоко в бутылках.
  Прибежала Айша. Она тоже не представляла, что делать с продуктами. Её волновало, когда электроэнергия начнёт вновь поступать в дома. Лиза попыталась убедить её, что ждать не стоит, и лучше принять меры сейчас.
  Мысль расположить еду на крыше не пришлась Айше по душе.
  - Мне, что ли, лезть эти сумки вывешивать? Да и кто потом будет регулярно лазить наверх и доставать еду - опять я?!
  - Попроси Грейера, - парировала Лиза.
  Айша лишь усмехнулась. Муж никогда не помогал ей по хозяйству, и отчего-то она была уверена, что он не станет помогать даже будучи на грани вымирания.
  Лиза, которая всё поняла, вновь решила помочь советом:
  - Тогда попроси Эндрю. Тебе он не откажет.
  - Он-то не откажет, да! - лицо Айши помрачнело. - Только потом Грейер его убъёт.
  Внезапно раздался голос Алекса:
  - Тогда пусть Грейер оторвёт свою задницу от дивана и позаботится своей семье!
  Лиза вздрогнула и обернулась. Алекс, которого минуту назад впустил в дом Майкл, стоял в дверном проёме, ведущем в кухню. Он сложил руки на груди и облокотился о стену.
  Айша поздоровалась с ним, а тот вместо приветствия ответил:
  - Если хочешь, я помогу тебе и с продуктами, и с Грейером. Надо будет - и вышвырну его. Он давненько меня раздражает.
  Алекс привык к ранним подъемам на флоте. Едва поняв, что элетроэнергии больше нет, он заторопился к Лизе. Но его мать, миссис Норма, остановила его.
  - Вначале позаботься о собственном доме, и лишь потом отправляйся помогать другим, - сказала она.
  Алекс не посмел ослушаться. Слово матери было для него законом.
  Дома у него имелся портативный электрогенератор. Заряда должно было хватить на некоторое время. Он подключил генератор к домовой электросети - в умелых руках это заняло не так много времени - и, попросив маму не расходовать энергию без крайней на то необходимости, отправился к Лизе.
  - Не надо его вышвыривать, - робко ответила Айша. - Пусть остаётся. А вот за продукты - спасибо. Мне никогда не поднять их так высоко. У меня спина сорвана...
  И Айша потупила взгляд, словно извиняясь перед Алексом и Лизой за свою беспомощность. Она направилась к выходу, Алекс последовал за ней.
  - Помогу Айше и вернусь к тебе, - тихонько шепнул Алекс.
  - Я справлюсь, - ответила ему Лиза. Теперь она, как и Алекс, стояла, скрестив руки на груди, и провожала внезапных гостей.
  - Лиза, не упрямься, - с теплом в голосе сказал Алекс. - Не лезь без меня на крышу, хорошо?
  Но Лиза пошла на поводу у своего упрямства. Едва только дверь за Алексом и Айшей закрылась, она поспешила на кухню. Она завершила приготовление замороженных продуктов к помещению на крышу. Скоропортящиеся оставила на кухне, планируя приготовить их в ближайшее время. Затем переоделась и, взяв мешки с едой, отправилась на чердак.
  - Мамочка, не ходи! - с мольбой сказал Майкл, бросившийся за ней следом вверх по лестнице.
  Лиза обернулась, улыбнулась ему и произнесла:
  - Я быстро, мой маленький! Будь внизу.
  Она поднялась на второй этаж, вошла на чердак. В скате крыши имелось небольшое квадратное окошко, рядом с которым расположилась деревянная лестница с упором на карниз. Лиза вылезла на карниз, осторожно подошла к лестнице и стала взбираться вверх по ступенькам. Она подтянулась, встала на цыпочки и перебросила ручки сумок за флюгер, расположив сумки так, чтобы не бросалось в глаза с улицы. Теперь увидеть их можно было только со стороны дома Катрин Санрайз. Затем Лиза спустилась вниз. Она хотела было уже залазить обратно, но из окошка неожиданно появилась тонкая рука, которая протянула Лизе ещё одну продуктовую сумку.
  - Майкл?! - воскликнула Лиза. - Зачем ты поднялся на чердак?.. Я же велела тебе оставаться внизу!
  - Но, мама! Я хочу тебе помочь! - обиженно сказал мальчик. Мама привыкла всё делать сама, а он считал себя уже достаточно взрослым для того, чтобы работать по хозяйству с ней на равных.
  Увидев, как сильно сын расстроен, Лиза смягчилась.
  - Хорошо, птичка моя, - она, наконец, взяла сумку из рук сына. - Только, смотри! Не высовывайся в окошко, это опасно!
  - Это ты будь аккуратнее, - прошептал мальчик, но мама его уже не слышала. Она вновь полезла наверх. Добравшись до конька, она обхватила руками флюгер и, подняв сумку наверх, стала пытаться перебросить ручки через стержень. Ей удалось сделать это с третьей попытки. Затем нужно было, разведя ручки вширь, пробросить их через стрелку флюгера. В прошлый раз их длина позволила Лизе управиться довольно быстро, но теперь сумка застряла. Она тянула её вниз, всё сильнее, балансируя на скользком от влажности коньке. Внезапно ручки, чуть разрезавшись о металл, проскользнули, и сумка свалилась вниз. От неожиданности Лиза выпустила из рук и продукты, и флюгер, завалилась назад, покатилась колесом по скату крыши и рухнула вниз, в слизкую болотную жижу, укрывавшую землю. Трясина смягчила падение, но не предотвратила травм. В момент падения Лиза ощутила сильный удар о землю, которая была скрыта водой, и пронзительную боль в голове и правом плече. Она потеряла сознание.
  О том, что происходило потом, Лиза узнала из рассказов сына и друзей после того, как пришла в себя. Майкл, увидев маму на земле, закричал не своим голосом. Но плотный воздух заглушил крик, и в соседних домах его не услышали.
  Майкл побежал к Грете, так быстро, как только мог. По дороге он два раза падал ничком в мутную жижу, с трудом поднимался и, когда мальчик, перепачканный болотной зеленью, предстал на пороге у Греты, та поняла, что случилась беда.
  Грета хотела сразу же бежать за Джейком, но Майкл вовремя вспомнил, что Алекс сейчас у Айши. Грета бросилась туда, Майкл вернулся к маме. Он попытался поднять её и перенести в дом, но сил хватило лишь на то, чтобы сдвинуть маму с места. Тогда он присел рядом и заплакал от бессилия.
  Он гладил маму по лицу и опутанным тиной волосам. Шептал:
  - Только не умирай, пожалуйста...
  Он следил за каждым робким движением маминой грудной клетки:
  - Только не переставай дышать...
  В тот момент мама вдруг показалась ему необычайно красивой. Её лицо стало умиротворённым. Такой спокойной и радостной мальчик не видел мамочку даже когда она спала, и это испугало его ещё сильнее.
  Прибежали перепуганные Грета и Айша. Они вдвоём подняли Лизу и перенесли её в дом и попытались привести её в чувство. Правая рука Лизы висела как плеть.
  Алекс, тем временем, поспешил за Джейком. Но в нынешних условиях любая спешка обречена была на провал, и потому, пройдя три квартала, Алекс решил вернуться. Ведь он мог и не застать доктора дома.
  К возвращению Алекса Лиза была уже в сознании. Она едва не выла от дикой боли, из глаз её катились крупные, с горошину, слёзы. Алекс, изучавший первую помощь во время службы, сразу определил, что у Лизы вывих плечевого сустава. Он выгнал из комнаты, где лежала Лиза, Айшу и Майкла. Грету же попросил остаться и помочь.
  - Будем вправлять, - сказал он Лизе. Голос его предательски дрогнул, и Грета поняла, что Алексу страшно.
  Лиза кивнула и спрятала лицо под ладонью левой руки. Она не хотела, чтобы Алекс видел жуткие гримасы, которые боль рисовала на её лице.
  - Держите её за грудь, - обратился Алекс к Грете. - Кручу...
  И он стал вправлять сустав на место. Лиза вскрикнула и до крови закусила палец, чтобы не испугать Майкла. Даже в такой момент она думала о сыне. Боль была нестерпимой, она закрыла глаза и стонала. С первого оборота плечо не встало не место, и Алексу пришлось крутить по новой. Внезапно раздался глухой хруст, и рука, свисавшая длинной плетью, оказалась на своём месте.
  Боль ослабла, но продолжала тупой волной разливаться вниз по руке и грудине. Грета протёрла покрывшийся испариной лоб Лизы.
  - Ничего, скоро пройдёт, - произнёс Алекс, успокаивая то ли Лизу, то ли себя.
  - Как ты? - обеспокоенно спросила Грета?
  В ответ Лиза едва прошелестела губами:
  - Голова кружится... Тошнит...
  Алекс нахмурился:
  - Возможно, от боли. Но, сдается мне, что ты и головой могла хорошенько удариться. Может, сотрясение?
  - Пусть не встаёт, лежит, - ответила Грета. - Я заберу Майкла к себе.
  - Мне бы помыться, - попросила Лиза.
  - Потом, всё потом, - ответила Грета. - Сейчас отдыхай.
  Лиза не стала спорить. Перемазанная тиной, ослабшая, с раскалывающейся головой и болью в руке, она уснула, словно провалилась. Сновидений не было, лишь тёмный, тяжёлый сон. Он обволакивал её руки и ноги, затуманивал разум. Несколько раз Лиза пыталась пробудиться, но сон брал вверх и она тут же проваливалась обратно.
  Когда она проснулась, уже стемнело. Из кухни, где слабо горела свеча, доносились знакомые голоса. Это были Алекс и пришедший недавно Эндрю. Постепенно сознание Лизы прояснялось, и разговор друзей начал принимать очертания, обретая смысл.
  - Самый настоящий конец света! - восклицал Алекс. - Если за ним случится ещё и конец воды...
  - У меня он случился ещё вчера, - сокрушался Эндрю. - Вечером из крана стала бежать тина. Представляешь, эта зелёная тошнотворная слизь бежит прямо из моего крана! Я испугался, воду больше не открывал. Умывался бутылированной, на ней же и варил.
  - Очевидно, скважины, из которых идёт водозабор по твоей ветке, окончательно заболотились. Но, подожди. Насосы, которые установлены на городской системе водоснабжения, работают от электричества. Некоторое время они могут работать автономно, но - недолго. Так что скоро, Эндрю, тина перестанет течь из твоего крана, можешь быть спокоен. А вместе с ней пропадет и вода во всём Вэллпорте. Теперь понимаешь масштаб катастрофы?!
  - Возле городской администрации пикет. Человек двести, как мне показалось. Люди требуют действий от мэра. Они напуганы и растеряны. Мне показалось, безумие берет над ними верх: они били окна здания администрации. Потом, по дороге, я видел, как бьют окна в частных лавках. Похоже, началось мародёрство. Скоро грабить и убивать за кусок еды и глоток воды. Что с нами всеми будет - не представляю...
  - Зато я представляю. Без водоснабжения, без электричества, а вместе с ним - и без тепла, нам действительно придёт конец. Температура на улице близится к нулю. Вскоре такой же она станет и в зданиях. Нечем мыться, нечего пить. Продукты заканчиваются. Мы отрезаны от мира и - словно погребены заживо.
  - Кстати, по поводу еды. Грета звала нас на ужин к восьми, - при мыслях о еде настроение Эндрю сразу же улучшилось. - Скоро идти. Да, хорошо, что у Лизы есть ходики, хоть знаем, сколько время.
  - Думаю, лучше будет поужинать здесь. Вряд ли Лиза сможет перейти через дорогу. Оставлять её одну тоже не хочется, сам понимаешь. Кстати, пойду, проведаю её, - ответил Алекс, и Лиза услышала приближающиеся шаги.
  Она прикрыла глаза, сделав вид, что спит. Алекс осторожно подошел к ней. Он присел на корточки рядом с диваном, и несколько секунд разглядывал спящую Лизу. Потом прикоснулся рукой к её лбу, провёл по лицу, и от этих прикосновений у Лизы побежали мурашки по коже.
  Ресницы её предательски дрогнули.
  - Проснулась? - шепнул Алекс.
  Пришлось открыть глаза. Алекс смущённо улыбнулся, будто считал себя виновным в преждевременном пробуждении Лизы.
  - Да... Сколько времени? - хриплым, ещё не пробудившимся полностью, голосом, спросила она.
  - Доходит восемь. Как ты?
  - Ого!.. Как долго я спала! - воскликнула Лиза.
  - Болит голова?
  Лиза прислушалась к внутренним ощущениям.
  - Болит. Но уже меньше. Плечо ноет...
  - Пройдет. Главное, что нет перелома.
  И Алекс взглянул на Лизу с таким теплом, что её обожгло изнутри. Она быстро замотала головой и до боли впилась ногтями в кожу ладони - проверенное средство против чар Алекса, оно всегда ей помогало. Но теперь резкие движения отозвались острой болью в затылке. Она застонала и прикрыла глаза, перед которыми всё плыло.
  - Тише, тише, - успокаивающе зашептал Алекс. - Зачем так трясти головой?.. Лежи. Что же ты полезла на эту крышу? Я же просил... Милая...
  Лиза хотела возразить, но на неё накатила внезапная слабость. Вести беседы не хотелось.
  Тут в полумраке дверного проёма возник Эндрю.
  - Очнулась?! Слава богу!
  Алекс сердито ответил ему:
  - Она была не без сознания. Она спала.
  - Виноват, - примирительно улыбнулся Эндрю и, тряхнув кучерявой головой так, что очки едва не слетели с крупного носа, приблизился к дивану. - Как ты себя чувствуешь? Где болит? Пить хочешь? Покушать принести?
  - Воды, пожалуйста, - прервала поток вопросов Лиза.
  - Я мигом! - и Эндрю бросился на кухню. Вернулся он с двухлитровой бутылкой чистой воды.
  - А где же кружка, друг? - с ехидством спросил Алекс.
  - Ой! Забыл! - Эндрю хлопнул себя по лбу. - Сейчас принесу!
  И он развернулся, чтобы бежать обратно на кухню, но Лиза остановила его:
  - Не надо кружки. Из бутылки мне будет удобнее. Я не смогу сесть, голова сильно кружится.
  Эндрю торжествовал всем видом: Лиза признала его правоту перед Алексом. Их негласное соперничество за внимание девушки длилось ещё со школы. Эндрю поднёс бутылку с водой к губам Лизы. Она пила жадно, захлёбываясь. Затем спросила:
  - Что с Майклом?
  - Он у Греты, - ответил Алекс. - Мы были с тобой и не ходили к ним.
  - Надо сходить, - сказала Лизы и попыталась сесть. Но голова закружилась сильнее, и она рухнула обратно на диван.
  - Не вставай, лежи! - обсеспокоено воскликнул Эндрю.
  Лиза повернулась на бок. Боль из затылка переместилась влево и запульсировала в районе виска.
  - Он сильно переживал? Не плакал? - спросила она.
  - Не знаю, я его не видел, - вздохнул Эндрю.
  - Не плакал, - перебил его Алекс.
  - Кстати, мы собираемся на ужин к Грете. Она приходила, звала нас, - сказал Эндрю, метнув сердитый взгляд на Алекса.
  - Я вот что думаю, - друг опять перебил его. - Пока есть вода... Я имею в виду воду в кране. В общем, я набрал воды во все ёмкости, что были у вас в доме. Грета разводила костер на сухом пятачке во дворе, чтобы приготовить ужин. Предлагаю нагреть воды, чтобы ты могла отмыться от тины. Только нужно поторопиться, если хотим успеть заполнить ёмкости, которые освободятся, водой из водопровода. Они скоро перестанет течь, если ещё не перестала. Эндрю, будь другом, посмотри, бежит ли что-то из крана?
  Эндрю удивился предусмотрительности Алекса - ему подобное даже в голову не пришло, - но в слух ничего не сказал. Он отправился в ванную, открыл кран и крикнул, громко, чтобы услышали в соседней комнате:
  - Бежит! Холодная, напор слабый. Из горячего крана - ничего!
  - Водонагреватель работает от электричества! - ответил ему Алекс. - Ладно, я пошёл к Грете.
  И он встал и напрвился к выходу.
  Вдруг Лизу осенило. Она окликнула Алекса:
  - Погоди! Электричества ведь нет... Почему не холодно дома?
  Алекс улыбнулся:
  - Я затопил камин в зале. Уголь нашёл у тебя в гараже. Через него немного прогреваются эта комната и кухня. Наверху, конечно, будет холодать, но вы с Майклом можете жить и внизу, верно? В дальнейшем можно приспособиться и варить еду прямо в камине. Котелок я тебе принесу. Жаль, металлические вёдра туда не поместятся, не нужно было бы бегать к Грете.
  - Почему она варит на улице? - перебила Лиза.
  - Я же говорю: котелка нет, - с улыбкой произнес Алекс. - Вот она и варит в ведёрке на костре. Завтра принесу вам котелок. Что ж, я пошёл.
  - Спасибо, - прошептала ему вдогонку Лиза.
  И Алекс растворился в сумерках коридора. Его место возле Лизы занял Эндрю.
  - Как голова? - поинтересовался он.
  - Пройдёт, - шепнула Лиза, хотя голова продолжала раскалываться и кружилась. - Скажи мне, что слышно? Что будет теперь с нами?
  Эндрю рассержено взмахнул рукой:
  - Ничего не говорят! Мэр молчит, телефоны - тоже... Лиза, ты помнишь, я рассказывал тебе об опытах, которые проводил со слизью и тиной?
  - Раскопал что-то новое? - встревожилась Лиза. - Рассказывай, не тяни!
  - Знаешь, я решил проверить, какое влияние трясина оказывает на почву. У себя во дворе я попытался раскопать жижу, чтобы добраться до земли. Ударял лопатой вглубь, по субъективным ощущениям определяя нужную глубину. Но - вот в чем проблема. Вроде бы ноги мои и упираются во что-то твёрдое, и мне кажется, что здесь - земля. Но лопата поднимает не почву, а ту же трясину, что и на поверхности!
  - Эндрю, земля ведь могла просто упасть с лопаты! Жижа густая, ничего удивительного.
  Эндрю поправил съехавшие на нос очки и продолжил:
  - Слушай дальше. Я всё же взял образцы трясины с наибольшей глубины, до которой смог вогнать лопату. То же самое я проделал и на проезжей части. Там, кстати, жижа была гуще, слеплена из жёстких комков. Эти комки я очистил от слизи, и они оказались асфальтом! А в том образце, что я взял у себя во дворе, обнаружились кусочки земли. Понимаешь, что это значит?!
  - Скоро у нас не будет почвы под ногами, - с ужасом сказала Лиза.
  - Научный мир никогда прежде с подобным не сталкивался, - продолжил Эндрю. - Эта трясина медленно разлагает всё, что есть в природе. Даже землю. Мыслимо ли это?! Скоро она уничтожит город вместе с жителями. Лиза, я думаю, нам всем надо искать пути к отступлению, и как можно скорее.
  Вернулся Алекс с ведрами кипятка. Он разбавил воду, и затем друзья помогли Лизе встать и дойти до ванной. Эндрю принёс лимонную кислоту.
  - Давай я всё же помогу тебе, - настаивал Алекс.
  - Справлюсь, - отказывалась Лиза.
  - Уже справилась однажды, - пробурчал Алекс, но спорить не стал.
  Пока Лиза отмывала тину, друзья наведались к Грете. Эндрю принёс ужин - тушёное мясо с макаронами. Алекс принёс Майкла на руках. Пришла и Грета. Она устала за сегодняшний день и переволновалась, но держалась бодро.
  Лиза вышла из ванной, и Майкл сразу же бросился к ней.
  - Мамочка! - крикнул он и прижался к Лизе. - Больше ни на какие крыши ты не полезешь, поняла?
  Тон его голоса был таким строгим, что Лизе не оставалось ничего, кроме как согласиться.
  В небольшой, прогреваемой камином, комнате, поставили принесённый из кухни стол и зажгли свечи. Свет не прогнал сумрак, а, напротив, углубил его. Но с появлением свечей сразу стало уютнее. Грета расставила столовые приборы, разложила еду, разлила принесенный с собой чай по чашкам. Все ели с удовольствием - готовила Грета на славу, и даже самое простое блюдо, сваренное в непривычных условиях, оказалось невероятно вкусным.
  Потом пил чай с печеньем, которое Грета испекла вчера. Майкл, взволнованный происходящими событиями, принялся расспрашивать Алекса о том, куда же пропал свет и как скоро его подадут. Алекс пытался объяснить ему. В разговор плавно включился Эндрю, поведав собравшимся о том, что ранее рассказывал Лизе - об уничтожении слизью почвы и асфальта.
  Неожиданно хлопнула входная дверь - в суматохе её забыли запереть. В доме раздались звонкие детские голоса, а следом на пороге возникла Айша с дочками. Они сняли резиновые сапоги при входе в дом, а куртки и шапки - уже здесь, в комнате. Лиза засердилась на них и тут же потребовала обуться.
  Гостей усадили за стол, пробовали накормить, но оказалось, что они не голодны. Правда, никто не отказался от чая с печеньем Греты.
  - А девочек ты зачем с собой взяла? - шёпотом спросила Лиза у Айши.
  Вместо ответа Айша горестно вздохнула. В её глазах стояли слёзы.
  - Понятно, - сквозь зубы процедила Лиза. - Опять Грейер... Бил?!
  Айша замотала головой, но по её устремлённым в пол глазам Лиза поняла, что она не хочет говорить правду, возможно, из-за присутствия девочек.
  Грета, которая слышала разговор, решила отвлечь малышек, и громко спросила:
  - Вишенка, Мышка! Почему не помыли руки перед тем, как сесть за стол? Пойдёмте-ка в ванную!
  И девочки вместе с Гретой, державшей в руках свечу, отправились мыть руки.
  - Так что произошло? - негромко спросила Лиза у Айши.
  - Я ему говорю: затопи камин, - сбиваясь и всхлипывая, начала рассказывать Айша. - А он: "тебе надо, ты и топи, я под одеялом не замёрзну!". Ну, затопила. Есть приготовила. Говорю: принеси луку, мне не хватило. Ничего не хочет... Психанул. Сказал, что свалит из города, как только Пищекомбинат даст транспорт. А мы для него - только обуза...
  Она разрыдалась. Лиза обняла его за плечи. Рассерженный Эндрю стукнул кулаком по столу:
  - Вот гад! Проучить его хорошенько, а, Алекс?
  - Не надо, он меня потом так проучит, что мало не покажется, - прошептала Айша и разрыдалась сильнее.
  Алекс возразил ей:
  - Думаю, мы с ним так разберёмся, что у него "проучалка" отпадёт. Я с ним беседовал как-то... Но, видимо, не дошло. А вот скажи, Айша, о каком транспорте от Пищекомбината он говорит?
  Айша пожала плечами и хотела что-то ответить, но её перебил внезапный крик из ванной:
  - Вода кончилась!..
  С минуту собравшиеся молча переглядывались. Затем Алекс произнёс:
  - Долго же продержалась наша система. Я думал, воду разберут быстрее.
  - Что это значит? - спросила Айша, вытирая слёзы.
  - Насосы перестали работать, - пояснила ей Лиза. - Город остался без воды...
  Вернулась Грета с девочками. Они вновь сели за стол. Вишенка стала шутливо дразнить Майкла и тыкать его в бок чайной ложкой. Тот смущался: они всегда ладили, но порой в Вишенке просыпался маленький чертёнок, и Майкл не знал, как себя вести. Айша сделала замечание дочке. Та вроде угомонилась. Но, стоило только Майклу отвернуться, Вишенка тут же стянула с его тарелки печенье и подбросила его Эндрю.
  - Ах ты, проказница! - возмутился тот. - Ну, сейчас я тебе покажу!
  Вишенка расхохоталась и спрыгнула со стула. Эндрю, шутливо рыча, стал её догонять. Мышка тоже включилась в игру. Комната наполнилась радостным визгом и смехом. Лишь Майкл сидел, с тоской глядя на играющих в догоняшки. Из-за хромоты он стеснялся бегать.
  Лиза погладила сынишку по голове и улыбнулась.
  "Не грусти!" - говорил её взгляд.
  Но Майкл вдруг прижался к Лизе, а потом и вовсе залез к ней на руки. Тоска всколыхнула в нём утренний страх потерять маму.
  - Какие всё-таки чудесные у тебя девочки! - воскликнула Грета.
  Айша смущённо улыбнулась. Набегавшиеся сестрёнки вместе с Эндрю вернулись за стол и продолжили чаепитие.
  Ненадолго повисло молчание. Затем Алекс негромко произнёс:
  - Из города нужно уходить. Как считаете?
  Собравшиеся переглянулись.
  - Уходить... Куда? - спросила Айша.
  - Куда угодно, - ответил ей Алекс. - Нужно выбираться к людям, иначе мы все скоро здесь погибнем. Думаю, все это понимают.
  - Может, всё ещё наладится? - в голосе Лизы ещё слышна была надежда.
  - А если - не наладится? Что тогда? Неужели мы будем спокойно умирать? - Алекс настаивал на своём.
  Майкл заволновался:
  - Мы не должны умирать! Правда, мам?
  - Кончено, нет. Мы не умрём, малыш.
  И Лиза обняла сына и поцеловала в макушку.
  В разговор вклинился Эндрю:
  - Хорошо. Допустим, ты прав, и у нас нет другого выхода, кроме как покинуть город. Но тогда - два вопроса. Во-первых, куда нам идти? Мы не знаем, что с другими городами, есть ли в них жизнь. Найдём ли мы спасение там, куда пойдём?
  Алекс ответил ему:
  - Логичнее всего будет попробовать добраться до Химни. Этот город ближе всего к нам. И там действовать по ситуации. Если в Химни, в отличие от Вэллпорта, всё в порядке, то мы получим помощь, верно? Если же и Химни находится на грани вымирания - нам придётся идти дальше. Где-то должно найтись место, в котором всё по-прежнему.
  - А если такого места нет? - сузив глаза, спросила Лиза.
  - Мы в любом случае должны попытаться его найти, - твёрдо сказал Алекс. - Эндрю, как насчёт второго пункта?
  - Да, во-вторых. Вот что я ещё хотел сказать: как мы пойдём? Джейк говорил мне, что лес вокруг города тоже заболочен. Дороги ведут в трясину. Я не представляю, как идти в таких условиях. Мы потонем! Идти по зыбучей трясине - безумие даже для взрослых, здоровых людей! Я молчу про детей, стариков, инва... - Эндрю осёкся и бросил виноватый взгляд на Майкла. - Про тех, кто болеет, - добавил он.
  Темнота сокрыла от глаз густую краску, которая залила его лицо.
  - В чём-то ты прав, - согласился с другом Алекс. - Будь моя воля, я бы уплыл морем. Море мне ближе, чем земля, особенно такая неустойчивая, как сейчас. Да, если бы у нас только был корабль!.. Кстати, два дня назад я ходил к океану. Помнишь, Лиза, я звал тебя с собой, но ты отказалась?
  - Я согласна с Эндрю, что передвигаться по трясине без необходимости - безумие, - парировала Лиза.
  - И всё-таки я сходил к океану. Соскучился по воде, если честно. Утешительного мало. Океан вокруг Вэллпорта тоже заболачивается.
  - Ты шутишь?! - не поверила Лиза.
  Айша охнула, Грета кивнула. Лизе на миг показалось, что она знает нечто, недоступное остальным. Но она отогнала навязчивую мысль - Грете неоткуда было бы взять информацию.
  - Нет, я не шучу, - продолжил Алекс. - Поверхность воды покрыта ряской. У кромки плавает тина. Ей же покрыта и галька. Но изменения в океане ещё не настолько серьёзны, как на суше. Мы могли бы уплыть, если бы у нас был корабль.
  - Но корабля нет, поэтому придётся решать что-то с передвижением по земле, - возразил Эндрю. - А точнее, по болоту.
  - Уплыть было бы проще. Уплыть смогли бы и те, кто не может уйти, - продолжал настаивать на своём Алекс.
  - Да забудь ты уже про море! - вспылил Эндрю. - Нет у нас корабля, понимаешь? Нет! И - не перебивай, я знаю, что ты хочешь мне сказать! - Эндрю буквально закрыл Алексу рот рукой. - Добраться до военной базы мы не сможем. Кстати, она в другую сторону от Химни.
  - Всего дюжина километров! - тоже повысил голос Алекс, убирая руками ладонь Эндрю от своего лица.
  - Тише, тише! Вы ещё подеритесь! - рассердилась Лиза. - Я считаю, если уходить - то всем городом. Бежать в одиночку, как минимум, некрасиво. Да и подло. Я не смогу жить спокойно, зная, что бросила в беде остальных жителей Вэллпорта. Тех же Джейка, Джули и малютку Эрин. Кстати, как там Джейк? Мы давненько не виделись.
  - Джейк, как и остальные доктора, загружен работой, - сказал Эндрю. - Очень устал, осунулся. Мы недолго поговорили с ним, он спешил к очередному больному. Да, он ещё сказал мне, что у него есть несколько пациентов со странными симптомами. Говорит, наши доктора прежде не сталкивались с подобной болезнью. Похоже на геморрагическую лихорадку, но всё же не она. Он просил меня помочь с исследованием биологического материала, но больше мы не виделись, и материал он мне не передал.
  - Так мы уйдём, мама? - глотая некоторые слоги, спросила Мышка.
  - Или останемся? - добавила звонкая Вишенка.
  - Уйдём! - ответила Айша. Она явно повеселела. - Уйдём, потому что уже поздно. Пора домой, ложиться спать.
  - Мама! - громко сказал Майкл. - Мне вдруг захотелось, чтобы никто не уходил. Чтобы мы всегда точно также сидели в этой комнате и пили чай, и ничего в нашей жизни не менялось.
  - Но мы не можем остаться, Майки, - ответила Айша. - Нам пора.
  Эндрю, Алекс и Грета покачали головой в знак того, что тоже скоро уйдут.
  В ту ночь Лиза и Майкл ночевали одни.
  
  
  9. Хворь
  
  Джейк вернулся домой среди ночи. От усталости он перестал ощущать собственное тело. Ноги и руки были словно не своими, чужими.
  Последнее время Джейк жил на автопилоте. Он добрёл до дивана и рухнул вниз. Он уснул, не сняв одежду, без подушки и одеяла. Сон его был мрачным и холодным. Очень хотелось пить, но не было сил даже открыть глаза, не говоря уже о том, чтобы подняться, дойти до кухни и налить себе воды из пластиковой бутыли.
  Перед глазами плыла темнота. Джейк не чувствовал отдыха.
  В какой-то момент сонного забытья ему привиделся церковный колокол в заснеженном городке его детства. В колокол звонили, но болотный туман, который опутал и этот далёкий северный городок, гасил звук, и он выходил глухим, низким, утробно-рычащим.
  Колокол смолк так же неожиданно, как и зазвучал. Вдалеке по воздуху плыли голоса, женский и мужской. Они казались знакомыми, и Джейк силился вспомнить, в каких отношениях с их обладателями он состоит.
  Голоса приблизились, но разобрать слов Джейку не удавалось. Темнота внезапно выпустила щупальца и обвила доктора, прорычала что-то невнятное и принялась трясти. Джейк взмахнул рукой, пытаясь отогнать обладателя щупалец от себя, но в бессилии провалился ещё глубже во мрак.
  - Джейк, проснись! Да проснись же! - тормошила его полусонная и сердитая Джули. - Ни в какую...Джейк, к тебе пришли!
  Она недовольно вздохнула и обернулась к нежданному гостю.
  Рядом с ней стоял мужчина, житель одного из соседних домов. Рослый и всегда осанистый, сейчас он ссутулился, голова его поникла. Руки мужчины от волнения непроизвольно дёргались, речь заплеталась.
  - Я прошу вас, доктор... - прерывисто твердил он в пустоту. - Мари, температура. Пятна... Малышка Алиса, сегодня... Я не могу... Второй день... Никто не идёт. Нет врачей. Они умирают... Помогите, умоляю!... Пойдёмте со мной...
  Из всех слов мужчины до сознания Джейка дошло лишь одно: "умирают". Для него осталось загадкой, является ли убийцей невидимый осьминог с цепкими щупальцами, которые мгновение назад исчезли в темноте, или кто-то ещё, но мысль о том, что где-то вновь такая же непонятная смерть, словно толкнула его изнутри и заставила открыть глаза.
  Комната плыла по кругу, словно колокол, звенела голова. Ноги и туловище, казалось, приросли к дивану. Хотелось отвернуться и продолжить сон, но совесть не позволяла доктору бросить умирающих на растерзание неизвестной болезни. Он обязан был хотя бы попытаться помочь.
  Джейк с усилием выдавил из себя слова:
  - Куда идти?..
  Мужчина подскочил к дивану, на котором лежал доктор, и, размахивая руками, начал сбивчиво объяснять:
  - Тут недалеко... Четыре дома в сторону Нижней улицы. Вы должны помнить нас... Алиса удаляла аденоиды в вашей клинике. Давно... С два года. Аденоиды, вы консультировали. Назад, два года... Но врачей в клинике нет. Заняты, много пациентов. Болеют сами...
  - Довольно, - перебил его Джейк. Главное он уяснил: новоявленные пациенты находятся совсем рядом, и выматывающий дальний путь по болоту ему не грозит. - Я только умоюсь. Джули, дорогая, где у нас вода?
  - На кухне найдёшь, - буркнула раздражённая Джули. - Всё, я пошла спать. Эрин поднимется ни свет ни заря. Опять мне с ней возиться, что за наказание! Хоть бы кто помог! Никому меня не жалко!
  И она, с напускным расстройством на лице, подняла и без того высокий подбородк ещё выше и скрылась вверх по лестнице.
  Джейк с усилием встал. Его шатало. Опираясь на стены и дверные косяки, он добрёл до кухни и стал на ощупь искать бутыль с водой. Незнакомец проследовал за ним и осветил кухню фонариком. Свет отогнал мрак, обрисовав контуры предметов, и Джейк смог отыскать воду.
  Напившись вдоволь прямо из горла и умыв лицо, он обернулся и попытался рассмотреть гостя. Но яркое пятно фонарика больно било в глаза, не позволяя доктору понять, кто же стоит перед ним. Но тут незнакомец заговорил:
  - Доктор, идите вперёд. Я буду светить, - произнёс он.
  И по мягкому баритону памяти Джейка удалось восстановить лицо, и даже имя, стоявшего перед ним человека. А следом перед глазами появилась картинка его дома и маршрут, который предстояло преодолеть.
  Идти действительно нужно было недалеко. Джейк брёл по колено в вязкой жиже. Следом метался луч фонарика. В горле доктора стоял тошнотворный ком, его мутило. Он спотыкался и непроизвольно шарахался в стороны. Он слишком устал.
  Нет, совесть не позволяла ему бросить умирающих на произвол судьбы. Джейк пришёл бы к своим пациентам в любом состоянии. Только вот прийти - мало для врача. нужно ещё помочь, назначить лечение. А как лечить, если в городе практически нет лекарств?.. И, самое главное - как лечить, если прежде ты никогда не сталкивался с подобным заболеванием?..
  У больных в этом доме обнаружились те же странные симптомы. Болели двое, мать и дочь, с высокой температурой, острой лихорадкой. Судороги. Капиллярные кровоподтёки на лице и конечностях, носовые кровотечения. Отвращение к пище, быстрое угасание. Болеют третьи сутки, и сегодня появилась рвота.
  Девочка чуть постарше Эрин. Ох, как же жаль! Если б только он мог помочь! Страшная болезнь не щадила никого. Умирали практически все. Выживших - единицы, и на врачебном консилиуме вчера днём один из его коллег высказал любопытное наблюдение: все выжившие принимали один и тот же антибиотик. Получается, только одно лекарство могло противостоять неизвестному возбудителю: амоксиклав в максимальной дозировке.
  Назначил и этим двоим бедняжкам. Хозяин дома метнулся раненой птицей наверх, следом полетел и луч фонарика. В темноте предметов и людей нельзя было различить. Лишь слышалось загнанное дыхание женщины и тихие стоны метавшейся в бреду девочки.
  - Сколько нам осталось, доктор? - едва прошелестела губами молодая мама.
  - Всё будет хорошо, - только и смог сказать Джейк.
  Вернулся хозяин, вывалил на пол груду лекарств из домашней аптечки.
  - Я не помню, - твердил он. - Должен быть. Амоксиклав... Был, где-то здесь...
  Доктор принялся вместе с ним искать нужный антибиотик. Но быстро убедился, что амоксиклава среди лекарств нет. Из более - менее подходящих нашлись лишь жаропонижающее и витамины.
  - Будете давать им вот это, - с досадой в голосе произнёс Джейк, протянув хозяину дома упаковки с лекарствами. - Температура спадет, нужно будет обильное питье и витамины. Когда вновь появится жар... - он запнулся, и пересказал фразу заново, сделав акцент на первое слово. - Если вновь появится жар, вновь дадите то же лекарство. Капиллярные гематомы можно мазать вот этим кремом. Это всё.
  И Джейк направился к выходу.
  - А как же амокси.. Этот, как его... Где купить? - бросился за ним вслед мужчина.
  - Вряд ли я чем-то помогу вам, - сокрушенно ответил Джейк. - Лечитесь тем, что есть.
  Он вновь хотел развернуться и уйти, но хозяин дома не отпускал его.
  - Доктор, вы ведь ничего не сказали... Что это за хворь такая? Мои... Они так страшно болеют!
  - Это грипп, - парировал Джейк. - Тяжёлый кишечный грипп.
  Так он отвечал своим пациентам. Отчасти это было похоже на правду: в крови заболевших обнаруживался специфический микроорганизм, не знакомый здешним медикам. Максимальная же концентрация микроорганизмов была в кишечниках, что обнаруживалось при вскрытии погибших. Из чего можно было сделать вывод о том, что бактерия попала в организм с пищей или водой.
  Хозяин дома с мольбой взирал на Джейка:
  - Они поправятся, правда, доктор? Уже совсем скоро им станет лучше? Верно?
  В словах этих надежда угасала.
  - Всё будет хорошо, - ответил Джейк и, наконец, покинул этот дом.
  На другое утро Джейк, который почти не отдохнул за ночь, был в больнице. Врачи работали в усиленном режиме. Отделения были переполнены, и доктора ломали голову, что делать с поступающими больными. Не хватало коек, лекарств, бинтов.
  Джейку казалось, подобного не было ни на одной войне. Хотя он ни на одной войне и не был, с чем ему сравнивать?.. Но, действительно, словно в военное время, медсёстрам приходилось стирать бинты. Они замачивали их в растворе перманганата калия, чтобы вывести кровь. Потом обрабатывали в автоклаве и использовали заново. Бинты эти, повсеместно поехавшие и рваные, не предназначались для повторного, и уж тем более, трех и четырехкратного использования. Пригодились старые простыни - их рвали на полосы и использовали как перевязочный материал.
  Ситуация с лекарствами была критической. Не хватало рук: медики ведь тоже люди. Они болеют и погибают наравне со своими пациентами. К сожалению, не все это понимали. Напряжение в больничных стенах, да и во всём городе, нарастало. Люди озлобились. Каждый боролся за жизнь себя и своих близких, ведь только эти жизни имели ценность. Чужая жизнь ценилась не больше, чем пыль.
  Эндрю, помня о просьбе Джейка помочь с исследованием, в это утро пришёл к доктору на работу. Мысленно пожалев друга и отметив печати хронической усталости у него под глазами, Эндрю поинтересовался, чем может быть полезен медикам.
  Джейк отвел его в патологоанатомическое отделение. Здесь повсюду, штабелями, были сложены трупы. Голые, синюшно-кровоподтёчные и навеки немые мужчины, женщины. Очень много детей. Их было некому хоронить, да и негде.
  Вид анатомки привёл Эндрю в ужас. Он пытался убедить себя в том, что его пребывание здесь необходимо. Он - учёный, и должен работать с любым материалом. Но убеждения действовали плохо. Эндрю начало мутить. От запаха формалина и разложения кружилась голова.
  Джейк провёл друга мимо полок с трупами, показавшимися Эндрю бесконечными. Они оказались в лаборатории. Их встретил врач - патологоанатом. Он пожаловался, что остался один - трое его коллег погибли, один получил травмы и не может работать. Долго сокрушался, что негде хоронить погибших. И ещё дольше благодарил Эндрю за то, что тот согласился помочь.
  Затем показал ему рабочее место. В лаборатории имелся электронный микроскоп, куда мощнее того, что находился дома у Эндрю, реактивы и еще множество приборов. Назначение части из них было неизвестно ученому.
  Пока Эндрю знакомился с оборудованием, его новоявленный коллега принёс в лабораторию пробирки и стеклянные полоски со взятыми на них мазками, образцами крови, кусочками ткани.
  Они принялись за исследования. Эндрю радовался тому, что ему удалось найти общий язык с врачом. Они советовались друг с другом, делились результатами исследований. К вечеру усталый Эндрю направился домой.
  Едва он повернул на свою улицу, сердце его ёкнуло. Его маленький домик стоял в центре улицы, но уже отсюда было видно, что он разрушился. Одна из стен рухнула, обвалилась часть крыши. Эндрю прибавил шаг.
  В растерянности стоял он перед своим уничтоженным жилищем, не зная, как ему теперь быть. Ему было жаль дома, привычности его стен и размеренности течения жизни в нём.
  Он подумал, что разрушение его дома лишний раз подтверждает его теорию о том, будто болотные микроорганизмы разрушают всё, даже бетон и землю. Основание разъело, равно как и фундамент. Стене теперь было не на что опираться, это и привело к разрушениям. Скоро та же участь ждет и остальные стены, а также - другие дома в Вэллпорте.
  Волновало Эндрю и то, что в разрушенном доме остались очень важные вещи - его приборы, книги, исследовательские материалы. Он хранил свои работы на бумаге и съемных накопителях. Для спасения от сырости они были помещены в герметичную полиэтиленовую упаковку и металлический сундучок с запором на замок. Потом, в доме оставались милые его сердцу вещи: студенческие фото, открытки "С Днём Рождения" от Лизы, награды и грамоты, диплом о высшем образовании и о присвоении учёной степени.
  Некоторое время Эндрю колебался: стоит ли идти в полуразрушенное здание? Не вызовут ли его шаги новые обрушения? Но вдруг, повинуясь сиюминутному порыву, он шагнул вперед. Меся ногами жижу, он добрёл до места обрушения и пролез в дом.
  Болоту теперь было предоставлена полная свобода. Ничто больше не препятствовало проникновению зеленой воды в дом, и она почувствовала себя здесь хозяйкой. Жижа заполняла в дом, расплёскиваясь по полу. Если раньше пол был покрыт ей по щиколотку, то теперь жижа доходила Эндрю до середины голени.
  Оно торопливо прошел в кабинет и принялся собирать вещи. Книги, инструменты - всё летело во вместительный рюкзак, нашедшийся там же, в кабинете, в шкафу. Потом Эндрю пробрался на кухню и достал из шкафов остатки продуктов, сложив их в полиэтиленовый пакет. С сожалением он подумал о том, что не может подняться на второй этаж за одеждой и фотографиями - хлипкий дом мог не выдержать его шагов. Непроизвольно поднял голову вверх и там, где наружная стена примыкала к перекрытию, увидел затянутое душным туманом небо.
  Оно молчало. На землю взирала пустота.
  Когда Эндрю добрался до дома Лизы, над городом уже стояли плотные сумерки. Дорогу от поворота на улицу до дома Лизы он преодолевал почти вслепую.
  С завистью думал он о тех счастливцах, кто обладал вёсельными лодками. Моторные не использовали: водоросли забивали двигатель и не давали ему работать. А вот грести вёслами в нынешних условиях стало милым делом! Жаль, у него не было лодки.
  Эндрю шагнул на участок Лизы. Он поднялся на террасу, постучал в дверь. Услышал шаги - Лиза спешила открывать. Пока ждал её, протёр платком, который хранился во внутреннем кармане куртки, заляпанные по дороге очки.
  Лиза лишь едва удивилась его приходу. Конечно, она не могла отказать другу в приюте. Места для гостей было предостаточно, и она выделила для Эндрю комнату на втором этаже. Пока он располагался и умывался с дороги, разогрела ему еду.
  Майкл, разбуженный шумным по рассеянности гостем, проснулся и вышел поздороваться. Он так обрадовался тому, что Эндрю теперь будет жить у них, что долго потом не мог уснуть вновь.
  Вскоре разбуженный дом снова стих.
  А на утро Эндрю вновь отправился в больницу. Его тревожила одна идея, пришедшая во время сегодняшней бессонной ночи. Для её проверки он захватил с собой болотную воду, которую набрал в доме у Лизы и на улице.
  Идея была простой. Вероятные возбудители заболевания - незнакомые учёному патогенные бактерии, были найдены в том числе и в кишечнике погибших. Значит, вероятнее всего, попали туда с пищей или водой. А так как изо всех изменений основные произошли именно с водой, то именно в ней, в этой мутно-зелёной жиже, которая покрывает теперь все городские улицы, следует искать причину.
  Исследовав болотную воду, Эндрю нашёл подтверждение этой мысли. Получается, в отсутствии другого источника питья, заболевшие пили болотную воду. Это подтвердил и пришедший в лабораторию Джейк: в семьях некоторых заболевших он видел примитивные приспособления для процеживания уличной воды.
  Но концентрация бактерий в воде не была столь значительной, чтобы молниеносно заболеть. Нельзя было заболеть и наглотавшись воды при случайном падении. Чтобы подхватить хворь, нужно было регулярно употреблять эту воду. Или же обладать крайне сниженным иммунитетом. Последнее было актуально для большинства жителей Вэллпорта. Возможность заражения воздушно-капельным путём также не исключалась.
  А между тем, число больных всё росло. В морг непрестанно везли трупы. Погибших было негде хоронить: городское кладбище, как и всё остальное, было затоплено. И, если ещё несколько дней назад можно было вырыть хоть какую-то могилу, то теперь добраться до поверхности земли не представлялось возможным.
  Городской крематорий не справлялся. В очереди на погребение было слишком много тел. Но главное, у крематория заканчивалось топливо.
  Если раньше процесс погибания города исчислялся днями, то теперь он переключился на часы. Заканчивались продукты и чистая питьевая вода. Практически истощены были запасы лекарств.
  Маленькие личные катастрофы, семей и отдельных людей, разрастались, становясь всё более глобальными. Антинсанитария, отсутствие возможности элементарно помыться и постирать бельё, грозили дальнейшим ростом заболеваний. Паника, вызванная отсутствием еды, перерастала в мародёрство.
  Днём Лизе послышались шаги на крыше её дома. Она решила, что это - обман слуха. Но вскоре звук стал чётче, а затем с улицы донёсся некий шлепок. Лиза бросилась к окну, выходящему на восточную сторону двора.
  По жиже шлёпал высокими сапогами человек в защитной куртке. В руках у него были два красных пакета, Лиза легко распознала их. Там лежали её последние продукты.
  В груди словно что-то переломилось и рухнуло вниз. Лиза бросилась ко входной двери, распахнула её, перескочила крыльцо и оказалась по колено в жиже. Потом она думала:
  "Лучше б не бежала. Всё равно было не догнать. Только воду растратила на мытье!"
  Но тогда кричала: "Стой! Отдай!" Звала соседей на помощь. Не вышел никто. Никто не услышал.
  Она брела по болоту почти до края улицы. Воришка давно вскочил в оставленную неподалёку лодку, и, ловко перебирая вёслами, уплыл прочь, скрывшись из виду. А она всё надеялась его догнать и вернуть последние продукты.
  Внезапное щемящее чувство вывело её из оцепенения. Лиза остановилась и обернулась. На крыльце стоял Майкл. Было видно, что он зовет маму, но через затянутое влажной взвесью пространство его слова не долетали до Лизы.
  Мальчик был испуган. Лиза ещё раз обернулась и поглядела вслед невидимому обидчику. Всё было тщетно. Она побрела домой.
  Чем теперь питаться?.. Она решила не показывать страх при Майкле. Она, как могла, обтёрла жижу ветошью, переоделась. И, наказав мальчику сидеть за книгой, отправилась к Грете.
  А между тем, в мэрии неспешно решался вопрос с лечением заболевших и утилизацией заразных трупов. Именно такое словосочетание было подобрано для сотен умерших от болотной хвори. С кремацией погибших без заражения администрация проблем не находила, обещая выделить топливо из госзапасов. Захоронения предполагалось сделать массовыми, и это очень огорчало родственников погибших. Но им пришлось смириться: другого выхода предать близких земле у них не было.
  Начался поиск добровольцев. Призывали всех, кто здоров и не имеет травм. Требовалась помощь в крематории. Нужна была сила, чтобы доставлять прах на окраину Вэллпорта. Там урны, а позже и просто мешки, топили в болотных водах.
  Алекс записался в волонтёры одними из первых, а вскоре уговорил сделать это и Эндрю. Пришлось ему оставить работу в лаборатории: похоронить умерших сейчас было куда важнее. Ведь это помогало предотвратить появление и распространение новых болезней в городе.
  Они осматривали дома, искали в них погибших. Тех, чьи тела было некому отнести в морг, оказалось немало. После первого дня волонтёрства друзья были совершенно измотаны, и их сил едва хватило на то, чтобы добраться до домов. Благо, у Алекса имелась лодка, и это существенно облегчало их передвижения.
  Между тем, Лиза продолжала поиск продуктов. Ей пришлось в буквальном смысле ходить с протянутой рукой. И если близкие друзья с пониманием отнеслись к её беде, то другие воспринимали её неоднозначно. Чем большую длину имела линейка расстояния её отношений с людьми, тем хуже относились они к её просьбе. Лизу посылали к чертям, гнали прочь. Ведь чужая жизнь в этом погибающем мире не значила ничего. Важна была лишь своя.
  Грета поделилась с Лизой последним. Айша принесла, что смогла, но Лиза наотрез отказалась брать у неё продукты - пусть останутся для девочек. Алекс тоже помог - принёс на другое утро. Ещё несколько друзей не отказали в помощи. Таким образом, у Лизы образовался небольшой запас еды. Потом, неожиданно повезло жившему теперь с Лизой Эндрю: в паре домов они с Алексом наткнулись не только на трупы, но и нашли несколько искорок жизни - продукты. Пришлось на время отложить санитарные работы и заняться переносом съестного в дом Лизы. Ходили они несколько раз, и в последний из походов наткнулись на конкурентов. Те не только набили сумки едой, но и основательно прошлись по другому имуществу покойных жильцов. Дом был перевернут вверх дном. Мародёры, угрожая Алексу и Эндрю ножами, велели им выйти вон и отойти подальше от дома, после чего уплыли на самодельном плоту.
  Это происшествие лишь слегка испугало друзей. Они знали, что в городе процветает мародерство. Причём находились умельцы, которые искали пищу не только ради пропитания, но и ради наживы. Они продавали ворованную еду с рук втридорога, а оголодавшие отдавали последнее. Эти воротилы надеялись, что потом, когда всё закончится, они начнут новую жизнь, купаясь в богатстве. Они не понимали, что деньги, добытые через горе других, не принесут им счастья.
  Пора было и правительству браться за работу. Для оказавшихся на грани голода была организована раздача продуктов из госзапасов. Благо, склады были недалеко от городской черты, и пока до них можно было добраться вплавь. Для того, чтобы не создать ажиотажа, решено было, во-первых, разделить еду по нормам для взрослых и детей, а во-вторых - подвозить продукты к домам. И уже раздавать её там, непосредственно на присутствующих. Для этой процедуры задействовать пришлось почти всех полицейских и чиновников.
  Но гладко всё вышло только в планах. На деле люди пытались схитрить, перебираясь из дома в дом в обгон раздающих, чтобы получить побольше продуктов. Хитрость эта вызвана была крайней нуждой. На лодки, в которых перевозилась еда, регулярно нападали. В конце концов, после того, как половина госзапаса была выдана людям, акцию свернули. Оставшаяся часть предназначалась для претворения в жизнь другого большого плана, известного в тот момент лишь мэру и узкому кругу посвящённых.
  А между тем, на улице всё холодало. Поздняя осень постепенно передавала бразды правления ранней зиме. Нечем становилось отапливать дома. Чтобы согреться, люди сжигали в печах и каминах всё, что только могло гореть. Бумага и старые упаковки, мягкие игрушки, книги. Не жалели ничего.
  Родственники, друзья, соседи стали объединяться и съезжать в один дом. Это позволяло экономить тепло. Теперь было не до комфорта, и проживание полутора десятков человек в одном доме все воспринимали нормально.
  Хворь продолжала свирепствовать и становилась всё злее. Больницы перестали принимать пациентов - не осталось лекарств, погибли почти все врачи. На восьмой день мора прекратил работу крематорий.
  Теперь люди уповали только на чудо.
  С новой силой развернул свою пропаганду Джереми. Он ходил по центральным улицам города, собирая не толпы, как прежде, а единицы случайных прохожих и любопытных зевак.
  - Человечество - вот главный вирус планеты! - доказывал он. - Жалкие, потерявшие стыд, отказавшиеся от веры люди! Природа избавляется от вас, как от гнойника! Потом она восстановит иммунитет, и начнётся новая жизнь. Но место в ней будет только тем, кто жил по совести.
  Джереми порядком всем надоел. Затравленные страхом и голодом люди гнали его прочь. Однажды юродивого едва не забили камнями. Он нырнул в зелёную воду, и, словно амфибия, скрылся в её просторах. Позже, неведомо где залечив раны и синяки, Джереми, как ни в чём не бывало, вновь объявился на просторах Вэллпорта.
  Эндрю из сторонников ухода из города стал противником. Он считал теперь, что почва под Вэллпортом практически полностью уничтожена. Дома на окраинах разрушались ежедневно. Людям в тех местах переходилось передвигаться едва ли не по грудь в воде. Центр еще держался, нов будущем его ждала точно такая же судьба.
  Поэтому уходить через леса было нельзя. Люди просто потонут в зыби.
  Оставалось искать другие пути отступления - воздух, море?.. Эндрю пока не знал.
  Не знал он и того, что стал поводом ссоры между Лизой и Айшей. Последняя, узнав, что Эндрю живет у подруги, приревновала его. Обида с лица Айши не сходила целые сутки. Даже Грейер заподозрил неладное.
  - Но послушай, дорогая! - оправдывалась Лиза. - Не к тебе же в дом он пойдет! А жить ему негде. Пожалуй, мы и Грету скоро к себе заберем. Её ты тоже будешь ко мне ревновать?
  - Не говори ерунды! - надувала и без того пухлые губы Айша.
  Изначально она не подала виду, но доводам подруги всё же вняла. И на другой день уже общалась как ни в чём не бывало. В глубине души она понимала, что сердце Лизы - снежный комочек, в котором есть место лишь для одного мужчины - её сына.
  Ситуация в городе стала совсем критичной. Больные, которых некому стало лечить, ждали помощи по многу часов, и, не дождавшись, замертво падали на крыльцо госпиталя. Голодающие, жаждущие, в результате разбоев и чужой жестокости лишившиеся последней пищи и воды, приходили в городскую администрацию, куда вход простым людям теперь был перекрыт. Он тоже ждали помощи, и тоже умирали в ожидании прямо возле массивных колонн здания мэрии.
  И во всей этой неразберихе уже мало кто задумывался о причинах свалившихся на Вэллпорт несчастий. На кризис экологический наложил свой отпечаток глобальный кризис личности, который накапливался долгие годы, и проявлялся в росте агрессивности и жестокости, дефиците ответственности и нежелании изменять себя. Всё это и привело к катастрофе, повсеместному бунту природы. Не что иное, как попытка заставить человечество одуматься.
  Ранним утром одного из бесконечно-бессмысленных дней жители Вэллпорта были разбужены требовательным стуком в двери домов. Открыв дверь, они встречали на пороге представителей администрации. Те проводили подробную перепись. Узнавали, сколько людей в доме осталось в живых, какого они пола и возраста. Эта информация была крайне важна сейчас. Потому что мэр Вэллпорта принял единственно верное, как ему казалось, решение - уйти через заболоченные леса.
  
  
  10. Исход
  
  Оставляли город в среду, двадцать девятого ноября. Были заморозки, и пар клубами вырывался из распахнутых ртов горожан. Но болото, вопреки показаниям термометров, не затянулось даже тончайшей корочкой льда. Однако жижа заметно похолодела, это чувствовалось сквозь резину сапог.
  Общий сбор был объявлен на главной площади, перед зданием мэрии. На рассвете все, кто желал покинуть Вэллпорт, пришли туда, прихватив с собой продукты, воду, одежду, документы и прочее - столько поклажи, сколько силы позволяли унести. Некоторые захватили домашних животных - кошек, собак, попугаев, хомячков и черепах, рыбок в маленьких банках, наполненных чистой водой. Кто-то, напротив, своих питомцев бросил на произвол судьбы, и теперь они грустно глядели вслед идущим, словно понимали, что обречены на смерть.
  Уходили практически все, кто не предпринял попытки сделать это раньше. Оставались единицы. Среди них - Лиза и Майкл. Мальчик из-за хромоты не мог передвигаться по трясине наравне с остальными. Этот путь был бы для них слишком тяжёл, рассудила Лиза. Лучше остаться. Потом, если их действительно ждёт гибель, как предрекал Эндрю, то гораздо лучше встретить её дома. Расставаться с жизнью в родных стенах куда легче, чем в заболоченной неизвестности.
  Алекс не ушёл потому, что оставалась Лиза. Он колебался и не был до конца согласен с Эндрю по поводу бессмысленности ухода из города, но всё же остался. Совесть не позволяла ему бросить близких, среди которых, кроме Лизы и Майкла, была и мама Алекса, миссис Норма. А у той сердце разрывалось при мыслях о том, что можно навсегда покинуть дом, в котором всё сделано с непрекословной любовью, и могилу трагически погибшего мужа - офицера, почитаемого ею и Алексом, которая скрыта теперь зелёными водами на городском кладбище.
  В знак солидарности с собственными мыслями оставался Эндрю. Возможно, его поведение и могло показаться кому-то странным, но это было действительно так. Эндрю порой казалось, что эфемерная субстанция в его голове, обретающая словесное и числовое выражение благодаря его рту и рукам, существует отдельно от него. Он порой и сам не верил в то, что говорил и думал, в истинность тех утверждений, которые рьяно защищал перед другими людьми. Но чаще всего Эндрю оказывался прав.
  Не покидала Вэллпорт и Грэта. Она была слишком стара для дальних переходов, и полностью поддерживала Лизу в том, что отправиться в мир иной лучше из собственной тёплой постели.
  А вот Грейер был полон решимости оставить город и спасти свою жалкую жизнь. Доводы Айши, которая без капли сомнения доверяла прогнозам Эндрю, не действовали на него. В спорах с женой он опустился до того, что стал обвинять её чуть ли не в измене с "этим выскочкой - псевдоучёным". Но Айша неожиданно для Грейера не стала оправдываться. Она с былой уверенностью гордой красавицы воскликнула:
  - Если это было бы и так - что с того?! Я - женщина, и имею право быть любимой.
  - Ты - убожество, а не женщина, - огрызнулся Грейер и пошёл собирать вещи.
  Сестрёнки Вишенка и Мышка, которые боязливо слушали препирательства родителей в комнате за стеной, бросились к отцу.
  - Папочка, папа! Пожалуйста, давай никуда не пойдём! Не стоит идти в этот поход, будет только хуже! Миленький папочка, останемся дома! - плакали они.
  Крики девочек взбудоражили Айшу. Она и прежде замечала, что её дочери обладают редкостной интуицией. И теперь, после того, как малышки произнесли слова о том, что уход из города сделает всем только хуже, Айша окончательно уверилась в том, что им нужно остаться.
  Но Грейер складывал вещи в чемодан и спокойно отвечал:
  - Можете оставаться, если хотите. Воля ваша. А я пойду.
  Айша вошла в комнату и, увидев сборы мужа, с ехидством заметила:
  - Удобно будет катить чемодан по жиже?
  - Пожалуй, удобнее, чем тащить всё это барахло на плечах, - с напускным равнодушием ответил Грейер.
  Айша подошла ближе к мужу, но он сразу же повернулся к ней спиной. Она присела на кровать и спокойно и мягко произнесла:
  - Я понимаю, что ты вряд ли изменишь своё решение. Но всё же, прошу тебя подумать. У нас дочери, Макс, - она впервые за долгие годы назвала мужа по имени. - В конце концов, мы столько лет прожили с тобой вместе... Подумай о семье. Ты бросаешь нас на произвол судьбы.
  Грейер, с неизменно спокойным лицом, застегнул брезентовую куртку, надел вязаную шапку и взялся за рукоять чемодана.
  - Зато в моё отсутствие ты сможешь крутить шашни со своим ухажёром сколько душе угодно, - не глядя на Айшу, ответил он.
  И Грейер стал спускаться вниз по лестнице. Чемодан прогрохотал по ступенькам, и вскоре стих.
  Поведение мужа до глубины души поразило Айшу. Нет, он и раньше говорил, что если они откажутся уходить, то он бросит их в Вэллпорте, спасая себя. И что семья стала бы для него балластом в пути по болотным топям.
  Но как можно было оставить детей, своих милых маленьких дочек?! Это никак не укладывалось у Айши в голове.
  Она услышала, как на первом этаже хлопнула входная дверь. Звук вывел Айшу из ступора. Она побежала вниз, а следом за ней кинулись девочки.
  В домашней одежде и тапках Айша выскочила на улицу.
  - Макс! Стой! Подожди! - рыдала она.
  Девочки в ночных сорочках и носках выбежали на скользкую террасу. Они тоже плакали и кричали.
  - Папочка! Не уходи! Не оставляй нас!
  Грейер не сделал и движения.
  Тут Айша сбросила тапки с ног и, босая, ступила в болото. Ноги словно проткнуло острыми спицами, по телу прокатилась волна резкой боли. Она в исступлении брела следом за уходящим прочь мужем и причитала:
  - Вернись, прошу тебя! Мы пропадём...
  Внезапно Мышка поскользнулась и рухнула на пол террасы. Она разревелась ещё громче. Грейер, успевший выйти за границы придомового участка, туда, где раньше был тротуар, вздрогнул и остановился. Он, наконец, обернулся и посмотрел на свою семью.
  Вишенка помогала Мышке подняться. Малышка кричала от боли, широко открыв ротик и обнажив белые зубки, потирая ушибленную коленку. Айша металась между мужем и детьми, не зная, что ей делать: успокаивать дочку или же пытаться остановить мужа.
  Внезапно Вишенка закрыла младшей сестре рот ладошкой и громко и чётко произнесла:
  - Ты умрёшь, папа. Если ты сейчас уйдёшь, ты умрёшь. И я умру, и мама, и Мышенька тоже. Но ты, папа, будешь первым.
  В словах девочки было столько уверенности, что Айша тут же забыла про Грейера. Вымесив ногами болотную грязь возле дома, она вернулась и поднялась на террасу. Тина медленно стекала вниз с подола её платья.
  - Что ты такое говоришь, дочка?! - взволнованно твердила она, упав на колени и обняв утирающую кулачками слёзы Мышку и спокойную Вишенку. - Нет-нет! Мы все останемся в живых! И ты, и ты, - Айша поцеловала девочек в щёчки. - И я, и даже папа...
  Вишенка ответила ей, ещё тише и ещё увереннее, чем прежде:
  - Я чувствую, мама, что всё будет именно так. Пусть идёт, отпусти. Ты не в силах ничего изменить.
  Грейер всё это время стоял за оградой. Он не мог слышать последние слова девочки, но те, что Вишенка сказала ранее, не оставили его равнодушным. Он не хотел быть виноватым в смерти дочерей. Но желание спасти свою шкуру и обида на жену, которая больше верила этому Эндрю, чем ему, Грейеру, брали верх над чувством ответственности.
  Грейер последний раз глянул на Айшу и девочек. Они обняли маму, та гладила их по спинкам. Затем воскликнул:
  - А, чёрт с вами!
  Развернулся и побрёл по трясине в сторону центра города.
  - Мамоська, папа уходит, - пролепетала Мышка.
  Айша обернулась. Её муж действительно уходил прочь.
  - Мы больше никогда не увидим его, - тихонько сказала Вишенка. - Прощай, папа...
  Они ещё немного постояли на крыльце, глядя вслед бредущему по болоту Грейеру. Было холодно, все продрогли, и, едва дождавшись, когда муж скроется из виду, Айша повела девочек в дом греться горячим чаем, заваренным на вскипячённой в кастрюльке на камине воде.
  Уходили практически все. Жители покидали Вэллпорт. Дети, старики, здоровые и больные. Все, кто считал, что лишь покинув город, они смогут остаться в живых. Бежали, взяв только необходимое, бросая дома и все нажитое, домашних питомцев, друзей и родных, которые отказывались идти. Бежали в надежде не заразиться. С верой в неминуемое спасение.
  Оставались единицы. Нет, вовсе не доводы Эндрю или Джереми двигали этими людьми. Пожалуй, возможность умереть или покорность принятия высшей кары - последнее, о чем они думали. Оставшиеся в Вэллпорте были либо люди совсем немощные, вконец расхворавшиеся, либо те, кому совесть не позволяла бросить близких.
  На рассвете толпа заполнила главную площадь до краев. Мужчины, женщины, дети, в тёплой походной одежде, в высоких сапогах и в теплых головных уборах, с рюкзаками и палатками за спиной, с малышами на руках. Толпа приглушенно гудела. Обсуждали маршрут, по которому поведет их мэр. Женщин и стариков волновало, часто ли будут стоянки и можно ли будет успеть за время перерыва приготовить поесть; мужчин - как разбивать палатки на болотистой почве. Вопросы о том, куда придут горожане, и как скоро закончится их путь, звучали редко: страх, что болотистая дорога приведет их к гибели, прочно засел в подсознании людей.
  - А сколько уже время? - то и дело раздавались возгласы в толпе.
  - Без пяти восемь, - отвечали им счастливые обладатели наручных механических часов.
  Если случалось, что подсказать время было некому, люди вокруг сокрушались:
  - Как жаль, что остановились городские часы!
  И взгляды людей невольно скользили вверх по стянутым тиной массивным белым колоннам, перемещались на величественные часы со стрелками, которые венчали фасад поросшего мхом здания администрации, и далее поднимались ещё выше, на анфиладу крыши и, с острия шпиля, уходили в туманное и неподвижное небо. Оно неизменно молчало.
  Ровно в восемь двери муниципалитета распахнулись, и оттуда, словно мураши, стали выбегать и распределяться по крыльцу люди в военной униформе. Следом за ними показался мэр и члены правительства, также одетые в камуфляж.
  Мэр вышел на середину крыльца, и пространство вокруг него словно по команде очистилось от людей. Мэр внимательно оглядел притихшую толпу и, довольный выдержанной паузой, поднёс ко рту рупор и начал свою речь.
  - Друзья мои! - толпа с облегчением выдохнула. Начало оказалось добрым. - Дорогие жители нашего славного Вэллпорта! Сегодня важный день в истории города, в жизни каждого из вас. Мы вынуждены уйти, - он вновь замолчал, а тысячи людей вокруг затаили дыхание. - Думаю, все понимают, что такое решение далось мне нелегко. Мы любим наш город, мы вложили в него немало сил, и теперь нам тяжело бросать его на растерзание безжалостной природы. Но сохранить жизнь сейчас - ценнее. Мы уходим в поисках спасения. Я уверен, мы найдем его. И после - обязательно вернёмся!
  Толпа вновь загудела. Были слышны восторженные возгласы, кое-где раздавались аплодисменты. Вернуться хотелось всем, и не столько даже в сам город, сколько - к привычной, уютной жизни, в которой есть электричество и вода, нет перебоев с лекарствами и питанием, где платят зарплату работникам, а дети - ходят в школу. Кризис пошатнул и расколол общество, и теперь, измотанные внутренними распрями, бытовыми неудобствами и мором, люди жаждали возврата жизни в привычное русло.
  После короткого, но пламенного, выступления, мэр передал слово руководителю службы безопасности города.
  Широкоплечий мужчина вышел на середину крыльца, уверенным движением взял рупор у мэра и произнес:
  - Внимание! Движение осуществляем колонной. Направляющие - я и мэр, идем во главе. Следом - руководители и сотрудники администрации. Затем - остальные жители города. Мобилизованные врачи распределяются по ходу движения. Замыкает отряд служба безопасности. Движение начнется от площади по Морской магистрали и далее, по улицам, до выхода из города.
  Ему пришлось прерваться. Люди, охваченные волнением, начали движение. Брали в руки поклажу, хватали детей и пытались пробраться поближе к краю площади. Гул толпы нарастал. В воздухе стало скапливаться напряжение. Выход с площади на Морскую магистраль был перегорожен живой цепью из бойцов отряда службы безопасности. Они не выпускали людей, и в рупоры отдавали приказ построиться в колонну по четыре человека.
  Но рев и визг перекрывали громкие голоса, доносящиеся из рупоров. За считанные секунды возникла давка. Люди теряли друг друга, с криками и плачем бросались на поиски, но в сумасшествии толпы отыскаться было не возможно. Падали в трясину рюкзаки, пакеты, вещи. Падали в трясину немощные старики и слабые дети, и, если в тот же миг упавших не поднимали из жижи и не ставили на ноги, их затаптывали десятки ног и, лишенные кислорода, они тонули в мутной воде.
  Мэр бегал по крыльцу, призывая всех к порядку, начальник службы безопасности тщетно кричал в рупор. Спуститься в толпу они не решались. Внезапно в этой суматохе возвысилась над прочими лысая голова убогого, словно вымоченного в прокисшем растворе бриллиантового зелёного, Джереми.
  Его голос, сначала почти не различимый в общем гаме, звучал все сильнее и настойчивей. Через пару минут речи его можно было услышать уже за пару десятков метров от него самого. Звуки, что вырывались из горла юродивого, хлестким кнутом рассекали тяжелый мутный воздух. Отчего-то он не гасил голос Джереми, а напротив, усиливал его.
  - Безумцы, одумайтесь! - летели во все стороны его вопли. - Люди, что же вы творите?! Вы не спасетесь, давя и убивая друг друга! Посмотрите! Я выше вас на две головы! Знаете, как мне это удалось?! Я стою на трупах!
  От центра к периферии толпу передернуло волной, и она замерла. Затем, как по команде, десятки сотен голов развернулись в сторону юродивого. Казалось, еще немного, и неразличимые лучи из глаз людей проделают в Джереми дыру. И внезапно, охваченные единым порывом, люди двинулись в центр. У каждого возникло страстное желание сбросить Джереми с его невидимого пьедестала. Толпа сворачивалась в клубок, нити рвались, и вновь терялись связи, удержанные ранее или восстановленные только что, вновь толкали, намеренно и нет калечили. Возникла новая паника и ещё большая давка.
  А Джереми продолжал выкрикивать, и вопли его летели над толпой, пулями врезаясь в уши людей. Но оглохшие от страха не внимали словам.
  - Остановитесь! Прекратите это безумие! Опомнитесь! Покинув город, вы не заслужите прощение! Только признав неправоту перед планетой Земля и приняв покаяние, вы сможете очиститься и спастись. Суета и движение прочь приведут к погибели! Вы лишь приумножите количество умерших. Вот они, подо мной! Утопленники, задавленные вашим безумием. Это ваши близкие, посмотрите! Погибших станет ещё больше, если вы уйдё...
  Раскатистый треск пронзил воздух. Джереми плюхнулся в густую жижу, которая смачно чавкнула, резко ухватила упавшего и потянула вниз. И тут же выплюнула его лысую голову назад, на поверхность. Джереми смахнул зелёные паутинки с лица и заглянул в лицо обидчика, две секунды назад ударившего его кулаком по лицу. Оно было пропитано отвращением.
  - Заткнись, урод, - сквозь зубы процедил тот.
  Этого человека звали Гордон Брадис. На вид ему было около сорока лет. Среднего роста, широкоплеч. На теле - следы былых занятий спортом, заброшенных, по-видимому, лет десять назад. Карие глаза Гордона взирали на окружающих надменно, исподлобья. Тёмные мохнатые волосы придавали ему сходство с гималайским медведем.
  - Я хочу лишь, чтобы вы одумались! - в толпу крикнул Джереми. Он не мог подняться, его руки и ноги скользили по тому, что когда-то было землёй, ища опору.
  - Он не врёт! - раздался возглас неизвестного молодого человека. - Тут действительно трупы! Тут везде трупы!
  И тут все увидели, что этот парень, которого била крупная дрожь, держал под плечи тело молодой женщины. Она вся была перепачкана болотной жижей. Нос её был сплющен, лицо, вперемешку с зеленью, бурыми пятнами покрывала кровь. Женщина была мертва.
  - И здесь! - раздался ещё один крик, а вернее даже, визг.
  А следом тоненькое, шепелявое:
  - Мама!!! - словно ангел потонул в отчаянии.
  Повсюду были покойники. Пожалуй, в той давке погибло больше сотни человек.
  Неизвестный парень выронил тело девушки из рук, подбежал к Брадису и, по-волчьи взвыв, толкнул его в грудь. Гордон пошатнулся и упал, а болотная жидкость скрыла его вопль от боли.
  Джереми, наконец, удалось подняться.
  - Звери! - крикнул он в толпу и по-детски заплакал.
  Это происшествие отрезвило толпу. Словно сквозь пелену, в головах людей стали появляться звуки голосов мэра и начальника службы безопасности. Постепенно голоса становились всё отчётливее, и вместе с восприятием звуков до людей начал доходить смысл. Он угомонились. А представители власти продолжали носиться по крыльцу, не делая и шага вниз. Мараться в болотной жиже раньше времени было выше их сил. Потому они не видели падения Джереми и сбитого с ног Гордона, который, превозмогая боль в правой голени, полз теперь, как собака, прочь из центра толпы; они так и не поняли, почему народ, доселе неуправляемый, сделался вдруг послушным, внял их требованиям и вначале медленно, будто нехотя, принялся выстраиваться в колонну. Люди становились семьями в ряд. Усталые от ожидания, встревоженные и опустошенные одновременно, они брались за руки, чтобы больше не потеряться. Мимо становящейся всё стройнее человеческой колонны носились с криками те, кто не смог отыскать близких. Поняв, что найти родных не удастся, заплаканные люди возвращались к тем, кто остался в живых, чтобы не потерять хотя бы их. По дороге они подбирали заплаканных, перемазанных грязью, детей. Главным сейчас было не оставить их в пустом городе, а там, в дороге, глядишь, и объявятся их родители или родственники, - так рассуждали люди.
  В девять пятнадцать, с опозданием на сорок пять минут, толпа ступила на Морскую магистраль. Люди, ведомые мэром, шли по улицам Вэллпорта. Они покидали город. Их желание вернуться сюда ещё хотя бы раз вдруг перевесило жажду жить. Люди плакали, а вместе с ними еле уловимо плакал и город.
  Уходящих провожали те немногие, кто рискнул остаться. Кто-то не рискнул выходить и боязливо выглядывал из-за занавесок подёрнутых темнотой окон. Но большинство всё же вышли на улицу. Лиза, Майкл и Эндрю пришли на соседнюю Прохладную улицу - туда после некоторого плутания свернула процессия. Они стояли на затянутом илом газоне одного из неогороженных и нежилых более домов, и наблюдали за идущими. Лиза украдкой, чтобы не видел сын, вытирала слёзы. Эндрю несколько раз силился бросить в толпу слова о грядущей гибели, но не решился. Люди в форме, снующие вдоль колонны, пугали его.
  И в разноголосом хоре разговоров и плача слух Лизы вдруг выхватил песню:
  - Мне некуда идти. Но я не могу оставаться в том месте, которому я больше не принадлежу, - тонко, с нежной тоской в голосе, пела девушка.
  Пожалуй, она была единственной в этой толпе, кто пел. Зачем, для чего она это делает?! Лиза недоумевала. Неужели музыка помогает ей справиться со страхом, или же она так прощается с городом, словно оправдывается смыслом спетых слов за свой уход?.. У девушки был редкий голос, и Лиза подумала, что она наверняка профессиональная певица.
  "Если бы я шла в той толпе, стала бы я петь?" - размышляла Лиза. - "Как расценивать это пение? Попытка бороться со страхом? Или же - плевок в стереотипы? Глумление?! Мол, "вы все рыдаете, а я буду петь"?!
  Она повернулась следом за поющей девушкой и вдруг заметила вдалеке Катрин Санрайз. Она стояла на крыльце своего дома и тоже провожала уходящих. Её длинные волосы, обычно собранные в хвост или косу, теперь были распущены и ниспадали почти до поясницы. Даже в мешковатой домашней одежде Катрин была прекрасна.
  "Вот кто точно бы пел. Бездумно и бессмысленно пел бы", - усмехнувшись, подумала Лиза. - Интересно, отчего она не ушла с остальными?"
  Да, Катрин, как и Лиза, осталась. Она так долго убегала, что больше не хотела бежать. Для неё этот город, Вэллпорт, был долгожданным убежищем, в котором можно спрятаться от всех внешних бед. Жаль, что от горя, живущего внутри, спрятаться оказалось невозможно.
  
  
  II. Топь.
  
  
  1. Пустота
  
  Город опустел и замер. В отдельных его уголках жизнь ещё теплилась. Но с каждым новым витком неумолимого времени безнадёжность все сильнее укрепляла позиции в душах тех, кто остался.
  Чуда ждали единицы. Среди них были Майкл и Эндрю. Один - ребёнок по годам, другой - малыш по мироощущению. Потому они и ждали чуда, что были детьми.
  Еще меньше людей искало пути спасения. Например, Алекс. Он продолжал верить в то, что можно уплыть из Вэллпорта. Нужно только раздобыть транспорт. Дни и ночи он проводил за чертежами и книгами, разрабатывая проект примитивного корабля - плота. Требовалась древесина, и много. Но основная проблема заключалась не в материалах или отсутствии рабочих рук. Нужно было вместить всех оставшихся, и плот получался слишком больших размеров для маневренного плавания в поросшей водорослями воде.
  Лиза же не верила ни во что.
  "Проживём сколько возможно", - думала она. - "А когда станет невозможно - что ж, решим этот вопрос с наименьшими мучениями".
  После того, как жители покинули город, Джейк спал трое суток беспробудно. Ему казалось, он провалился в темную, глубокую пропасть. Но она не была тюрьмой, скорее - убежищем. Здесь он нашёл долгожданный отдых.
  Проснувшись, он первое время не понимал, где находится и едва ощущал собственное тело. Сидел на диване в зале, глядя в одну точку, или бродил по дому, как шальной, закидывал внутрь невкусную еду, приготовленную Джули. Он оставался потому, что слишком устал. Его жена тоже осталась, но об истинных мотивах её поступка Джейк мог только догадываться. Он не препятствовал её уходу, с одним лишь условием: оставить дочку с ним.
  Малышка Эрин, невероятно соскучившаяся по папе, висла на нём, просила поиграть, и искренне не понимала, почему тот отказывает ей.
  Сознание Джейка постепенно прояснялось. Он начал заниматься вконец запущенным домом. Прежде всего, приготовил вкусной еды и накормил дочку. Потом оттёр перепачканные игрушки Эрин. Постирал руками белье, истратив на это дело немалую часть запаса воды и вызвав бурное негодование Джули. Во влажном воздухе белье плохо сохло, и решетки-сушилки несколько дней украшали главную комнату дома.
  Затем Джейк принялся за полы и стены. Он ветошью собирал воду и слизь в ведро и выливал их на улицу. Дом вздохнул с облегчением, и Джейку показалось, что в более мягкой, чем всегда, постели и отсутствии беспокоящих звуков с улицы, выразилась его благодарностью.
  Затем в голове Джейка заработал назойливый маячок. Он - врач, и долг его - помогать людям в любой ситуации. Он наведался в больницу, чтобы узнать, остался ли кто-то, но нашёл лишь тишину и трупы. Лекарств не было: ушедшие врачи забрали с собой в долгую дорогу всё, без остатка.
  После Джейк решил узнать точное число оставшихся в городе, а также, в каких домах они проживают, и требуется ли им помощь. Это было проще всего сделать с помощью друзей - Алекса, Эндрю. Но где их искать, окажутся ли они дома?.. Путь по заболоченным дорогам так тяжёл! Лучше спросить у той, чей дом, словно магнит, притягивал их всех. Джейк поспешил к Лизе.
  А Лиза на пару с Эндрю третий день занималась вынужденным мародёрством. Они ходили по пустынным домам Вэллпорта и забирали всё, что могло продлить их дальнейшее существование. Большинство хозяев покидали дома в спешке, боясь опоздать и не уйти со всеми, и забывали запереть входную дверь на ключ. В тех домах, где двери оказывались запертыми, друзья искали чёрный вход. Если и он был закрыт, то Лиза помечала этот адрес в специально заведённом блокноте - на всякий случай. Бить окна, выламывать двери друзья не решались. Пока.
  Продуктов и топлива находилось едва-едва, зато было много брошенных вещей. Одежда, мыло и туалетная бумага, полотенца, канцелярские принадлежности, тетради и альбомы, бумага писчая и для рисования. В одном из домов обнаружилась прекрасная библиотека. На полках Лиза с удивлением обнаружила две книги Булгакова в переводе на английский - ей удалось познакомиться с творчеством этого удивительного русского писателя ещё в студенчестве - и несколько прекрасных иллюстрированных энциклопедий о живописи. Кроме них она набрала множество детских книжек для Майкла. Эндрю взял толковый словарь, пояснив, что в нём много страниц, и гореть он будет долго. Но Лиза слышала старательно скрываемый сарказм в его голосе. Эндрю относился к книгам с трепетом. Отапливать ими дома он считал кощунственным, и оправдать подобное он мог только безысходностью.
  В одном из домов друзей ждал ещё больший сюрприз. Сюрприз неприятный. Они вошли в брошенный, на первый взгляд, дом, и стали осматривать тумбочки и шкафы. Вдруг Лизе показалось, что она слышит сдавленный писк. Она решила, что это - слуховая галлюцинация.
  Осмотревшись на первом этаже, Друзья стали осторожно подниматься на второй. И тут писк раздался отчетливее. А следом за ним - жаркий шёпот: "Тш-ш-ш-ш!". И крик стал глуше.
  Терзаемая смутной догадкой, Лиза бросилась по направлению к источнику крика. Эндрю бежал за ней. Они распахнули дверь в одну из комнат, и их взгляду предстала удручающая картина.
  В маленькой каморке, куда влезала только односпальная кровать, тумбочка и скромный шкаф, сидела старушка. На руках у неё был запелёнанный ребенок. Малыш кричал, его личико покраснело от натуги. А бабушка ладонью зажимала ему ротик. Лиза сразу же поняла, что женщина боялась, что их обнаружат.
  С минуту друзья стояли в недоумении. Потом старушка от испуга ойкнула, ослабла хватку, и детский плач в полную силу наполнил пространство.
  - Кто вы? Что вам нужно?! - крикнула женщина.
  - Мы... Мы... - Лиза не знала что сказать.
  Ей в глаза бросилась куча грязного детского белья рядом со шкафом. Вода для стирки находилась у единиц. А бабушка, очевидно, осталась одна с малышом, и вести нелёгкое хозяйство ей никто не помогал.
  - Мы не желаем вам зла, - только и смогла выговорить Лиза.
  Голос предательски дрожал. Она чувствовала, что старушка понимает, что они появились здесь с намерением обокрасть её дом.
  - Уходите, - прошелестел её глухой голос.
  Ребенок зашёл на новый виток крика. Женщина, не переставая, качала его.
  ""Тш-ш-ш-ш! Тш-ш-ш-ш!" - непрестанно шептала она.
  - Почему он так сильно плачет?! - воскликнула Лиза.
  Женщина отвернула лицо:
  - Уходите!
  - Но ведь мы можем помочь!
  - Чем?! Чем вы поможете нам?! - рассердилась старушка.
  В разговор вступил Эндрю:
  - Если малыш болен, мы можем позвать доктора. У нас есть знакомый, он остался в городе.
  - Поймите, - умоляюще сказала Лиза. - Мы не из тех людей, кто несёт зло.
  Лиза подошла ближе и опустилась на корточки.
  - Как вас зовут? - участливо спросила она.
  - Мария, - ответила женщина и вздохнула так, словно смирялась с неизбежностью.
  Лицо женщины смягчилось, страх стал медленно испаряться, оставляя за собой лёгкий налёт беспокойства. Теперь Лиза увидела и след неимоверной усталости, который отпечатался во взгляде старушки.
  - Приятно познакомиться, - улыбнулась Лиза, и её искренняя улыбка сразу расположила женщину к ней. - Я - Лиза, а это, - она обернулась, - Эндрю, мой друг. А малыш?
  - Это Макси...
  - Что мы можем сделать для вас? И почему он так кричит? - повторила вопрос Лиза.
  Она хотела дотронуться до малыша, погладить его по голове. Но вдруг решила, что это может испугать Марию.
  А та неожиданно громко воскликнула:
  - Смесь кончилась. Чем я буду кормить его?! Есть рыбные консервы и макароны. Но ему ведь всего семь месяцев! Какие консервы?! Второй день от голода кричим...
  - Где же его родители?
  - Погибли? - добавил Эндрю.
  - Ушли. Вместе со всеми ушли!
  - А что же вы не... - начала вопрос Лиза и осеклась. Это было и так понятно.
  - Сказали, потом вернутся за нами. Подождите пока здесь, куда вам по воде идти! Ему - семь месяцев всего, тяжело будет, - голос Марии дрожал. - Ведь это не навечно, ведь это когда-нибудь закончится. Мы тут подождём. Они обязательно придут...
  И она разрыдалась. Малыш заливался. Старушка на автомате продолжала трясти его, шепча:
  "Тш-ш-ш-ш..." "Тш-ш-ш-ш..."
  - Нет, я не понимаю этого! - всплеснув руками, воскликнул Эндрю. - Значит, надо было им остаться с вами! Как могли они бросить родную мать и ребёнка?!
  - Бабушку, - поправила женщина.
  Эндрю и Лиза недоумённо посмотрели на неё. Мария поспешила объяснить:
  - Макси - сын моего внука. То есть, Макси - мой правнук. Я прабабушка ему.
  - Сколько же вам лет?! - удивлённо спросила Лиза.
  - Семьдесят два, - вздохнула Мария. - Да что вы так, не судите их строго. Им жить надо а мы уж как-нибудь... Потерпим.
  И печальные слёзы вновь залили её лицо.
  Лиза встала. Оглядела затянутое зелёным налётом окно, подняла взгляд на сыреющий потолок.
  - Вот что, - с уверенностью в голосе произнесла она. - Мы забираем вас с собой.
  - Куда?! - воскликнула Мария. Ослабшие от усталости руки подвели её, и она едва не выронила малыша.
  - Позвольте мне подержать, - предложила Лиза.
  Стало понятно, что Мария не хочет доверять правнука незнакомцам.
  Эндрю вновь решил поддержать подругу.
  - Мария, вы можете поселиться с нами! У нас тепло, есть вода и пища. Найдётся что-нибудь и для малютки!
  - Каши! - воскликнула Лиза. - Мы можем варить ему каши на воде. Перетирать овощи! Да! Мы вчера нашли немного брокколи и моркови, они почти не гнилые. Мария, соглашайтесь!
  Малыш выкручивался и кричал. Из глаз Мари тоже лились слёзы.
  - Зачем мы вам?! Обуза, лишние рты!
  - Не говорите так! - Лиза покачала головой. - И не отказывайтесь от помощи. Посмотрите, как мучается Макси! Соглашайтесь! Ради него!
  - Дополнительную пищу мы найдем. Мы ходим по домам, собираем всё, что осталось, - непонятно зачем сказал Эндрю, поймав на себе полный негодования взгляд Лизы.
  Лиза так и не поняла, согласилась ли Мария потому, что вняла их доводам, или же она была настолько измучена и испугана за судьбу голодающего малыша, что просто не могла отказаться от помощи. Она лишь прошептала тихонько:
  - Я так устала...
  И бережно передала ребёнка Лизе.
  Оказалось, малыш Макси - мокрый насквозь. Подгузники кончились давно, и Мария кутала правнука в старые простыни и обрывки пододеяльников. Теперь же сухого белья не осталось.
  Эндрю снял нательную рубашку и свитер, и Лиза завернула в них малыша. Мария наспех поменяла платье и принялась за сбор вещей.
  - Там, на кухне, продукты. Заберите с собой, - робко сказала она.
  Эндрю отправился вниз. Лизе пришлось на время положить малыша на кровать. Она набила свой рюкзак влажным бельем, помогла Марии собрать кое-какие вещи. Затем она вновь взяла Макси, и они все вместе спустились вниз. Эндрю уже ждал их.
  Они отправились домой. Мария волновалась. Дорога давалась ей с трудом. Да и Лиза с ответственной ношей - маленьким ребёнком - стала чувствовать себя на заболоченных Вэллпортских улицах менее уверенно. Она вспомнила, что у Алекса есть лодка. Но Алекс не давал о себе знать.
  На полпути Мария остановилась. Она поглядела издали на свой дом - в последний раз.
  - Знали бы вы, сколько волшебных минут было пережито мною здесь! - воскликнула она.
  - Всё ещё будет, - подбодрила её Лиза.
  И они продолжили свой путь.
  Марию с малышом решено было определить к Грете. У неё и места побольше, и Марии будет с ней проще строить общение. Наспех была сварена и перетерта кукурузная каша. Макси жадно глотал её, обжигая ротик. Наевшись, вымотанный криком малыш уснул до самого утра.
  Тем временем, Джейк спешил к Лизе. По дороге он неожиданно встретил плывущего на лодке Алекса. Оказалось, тот с утра разыскивает доктора, и уже успел побывать у него дома. Он сообщил ему, что поймал на крыльце его дочурку Эрин. Девочка хотела отправиться на поиски папы, и уже готова была зайти в болотную воду, не боясь, что вода скрывает её по грудь.
  Это известие взволновало Джейка, но Алекс быстро успокоил его: он нашёл на верхнем этаже дома занятую своей красотой Джули и отчитал её. Он сказал, что если та немедленно не займется дочерью - не накормит её досыта, не умоет её и не поиграет с ней, то Джули как маму ждут печальные последствия. Алекс будет вынужден обратиться в органы опеки. Эти слова, конечно же, были встречены волной негодования. Какая опека в полупустом городе?! Тем не менее, малышкой Джули занялась. На глазах Алекса мама умыла девочку, и они вместе отправились на кухню готовить обед.
  Затем Алекс перешёл к разговору о том, для чего же ему так срочно понадобился доктор. Оказалось, больна его мама, миссис Норма. Она тоже подцепила неведомую хворь. Джейк понял это из пересказанных Алексом симптомов болезни. Они отправились на осмотр.
  Едва увидев миссис Норму, Джейк понял, что не ошибся. Он лишь сокрушённо развёл руками: нечем помочь... Если только Алексу удастся отыскать в погибающем городе Амоксиклав, то можно на что-то надеяться.
  Дорога вновь вела Алекса к дому Лизы. Он был практически уверен, что у запасливой Лизы есть нужный антибиотик. Он проводил Джейка, торопившегося к дочери, и отправился к ней. Матери он ничего не сказал.
  Алекс вообще старался не ставить маму в известность о том, что общается с Лизой и бывает у неё дома. На то была причина. Миссис Норма недолюбливала несостоявшуюся невестку. Она не подавала виду и не говорила об этом вслух, но непонимание между ними возникло с первого же дня знакомства.
  Миссис Норма была не против отношений Алекса с этой девушкой, пока они не начали заходить слишком далеко. Стоило миссис Норме понять, что её сын всерьёз влюблён, как она тут же принялась настраивать сына против Лизы. Она старалась всячески очернить девушку, опустить её в глазах Алекса. Постепенно он, ведомый матерью, стал грубым и крайне раздражительным с любимой. Но всё же продолжал испытывать к ней сильные чувства и клялся, что любит, сам не понимая порой, отчего так резок с ней. Он знал, что Лиза не заслуживает этой грубости, но остановиться не мог.
  Чем же так не угодила будущей свекрови Лиза?.. У миссис Нормы были свои представления о том, какой должна быть семья. Она считала, что хорошая жена должна забыть о себе и о своих желаниях, и думать только о муже и детях, всячески угождая им. Эта же никогда не будет так себя вести. Она никогда не станет домохозяйкой в интересах семьи, не забросит свои кисти и не прекратит мечтать стать художницей. А что будет делать ребёнок, пока она малюет? Почему муж должен ждать, пока она не нарисуется в своё удовольствие?.. Норма не понимала.
  Чистота в доме и сытный обед для неё были святы. Доводы Алекса о том, что в родительском доме Лизы всегда чисто и накрыт вкусный стол, её не убеждали. Она ненавидела интересных и успешных женщин.
  Страсть Лизы к рисованию Норма считала плевком в сторону её сына. Она не понимала картин юной художницы.
  "Положим, выучилась толковому рисованию в школе, это хорошо, - мысленно рассуждала она. - Но дальше-то что?! Как это поможет её семье?! Поэтому о картинах в браке - забудь! Для чего ещё и художественная академия?! От кулинарных курсов и книг по домоводству женщине куда больше толку, чем от образования!"
  Норма множество раз подводила Лизу к разговорам о том, каким она видит их с Алексом совместное будущее. И каждый раз приходила к выводу, что эта девочка не достойна её сына. Она не готова была растворить себя в его личности и жить в угоду ему, как делала сама Норма. К тому же, у неё русские корни. Какой стыд, какое ужасное происхождение! Как можно им гордиться?! А Лиза гордилась, изучала русский язык, интересовалась русской культурой. Это пугало Норму больше всего остального.
  Но Норма готова была принять её отречение от корней, и ждала его, словно покаяния. Когда же осознала, что эту на четверть русскую девчонку не удастся сломить, оказалось поздно. Но не для Нормы, та наоборот, праздновала победу. Ушло время отношений Алекса и Лизы: его мама фактически растоптала их любовь.
  О русском происхождении несостоявшейся невестки она вспомнила, когда разведённая Лиза вернулась в Вэллпорт с больным ребёнком на руках.
  - Вот они, ужасные русские гены! - выдала она сыну.
  Его слова о том, что дети с ДЦП рождаются в семьях любой национальности, да и болезнь эта не является генетической, она не услышала. Точнее, не захотела услышать.
  С тех пор утекло много вод неумолимого времени. Лиза уже и не думала об отношениях с Алексом. Когда-то давно, в годы учёбы в академии, ей преподавали высшую математику. Однажды, глубокой ночью засыпая над учебником, Лиза поймала себя на мысли, что рядом с Алексом она ощущает себя переменной, выполняющей определённую функцию. Вскоре после расставания с ним она перевелась с архитектурного факультета, где училась по его настоянию, на художественно-графический. Мечты о собственном художественном салоне и выставках разбились о болезнь Майкла, но Лиза не жалела об этом. В сыне было её счастье. А дом миссис Нормы она до сих пор обходила стороной, и при случайной встрече обе делали вид, что не знакомы.
  Когда Алекс доплыл до дома Лизы, над городом уже нависли пугающие сумерки. Он объяснил ей всё. Лиза, не говоря ни слова, достала аптечку и протянула Алексу амоксиклав. Тот взял лекарство:
  - Спасибо. Я скажу маме, что оно от тебя.
  - Не стоит, - холодно ответила Лиза.
  - Ещё есть?
  - Нет. Последнее.
  Алекс, собравшийся уходить, замер.
  - Я провожу тебя, - пресекла его нерешительность Лиза.
  В темноте нависающей ночи Алекс плыл домой. Густая вода, подпиравшая лодку, казалась бездонной. Она не блестела, по её поверхности не гуляли блики. Света не было. Ни луны, ни освещения на улицах, ни фонарика. Алекс чувствовал себя слепым, потерянным котёнком. Выручала память.
  До своего дома он добрался глубокой ночью.
  - Я принёс антибиотик, - торжественно произнёс он и положил лекарство на тумбочку возле двуспальной кровати, где металась в горячке его мать.
  - Алекс, сынок! - растрогалась женщина. - Я знала, что ты его найдёшь! Я так горда тем, что вырастила настоящего мужчину!
  - Принесу воды, - подавив улыбку, Алекс вышел из комнаты.
  Он вернулся со стаканом воды. Миссис Норма тем временем раскрыла коробку с лекарством. Руки её тряслись.
  - Всего одна таблетка, - сказала она. - Сынок, где ты нашёл их?
  - Друзья дали, - уклончиво ответил Алекс.
  - У тебя очень хорошие друзья. Поделились последним. Это тот военный, с которым ты пересекался по службе?
  - Нет, мама. Он ушёл.
  - Кто же тогда? Мистер Пирс? Нет?! Неужели этот дохляк Эндрю?!
  Алекс отвёл взгляд и кивнул.
  - Понятно, - скривив губы, ответила Норма.
  - Да какая разница, кто дал лекарство?! - вдруг закричал Алекс. - Оно у тебя в руках, пей!
  Норма устало откинулась на подушки.
  - Не хочешь рассказывать престарелой матери, не говори! - воскликнула она.
  Спорить было бесполезно.
  - Лиза дала, - после небольшой паузы ответил Алекс, слегка сконфузившись.
  Глаза Нормы округлились и стали похожи на чайные блюдца.
  - Как?! Эта?! Неужели ты... Продолжаешь общаться с ней?! - от волнения Норма начала задыхаться.
  Алекс перепугался:
  - Мама, успокойся! Тебе вредно нервничать. Давай, попей воды, и проглоти, наконец, таблетку!
  - От неё... Не буду! - рассердилась Норма.
  Она метнула край одеяла себе в ноги. Алекс увидел её обтянутое кипельно-белой сорочкой сухое тело. Синяки проступали даже сквозь ткань.
  - Мама, выпей! - с нажимом сказал Алекс. - Лиза никогда не желала тебе зла.
  - Нет! Я лучше умру, чем приму помощь из рук этой русячки!
  - Русской, мама, - поправил Алекс. - Она русская на четверть. Но что плохого она сделала тебе?!
  Норма беззвучно зарыдала. Её било в лихорадке.
  Алекс просидел возле матери до утра. Он долго спорил с Нормой, уговаривал, заставлял. В своей гордыне Норма была непреклонна.
  С приходом бессолнечного рассвета Алекса сморил тяжёлый сон. Когда он проснулся, то понял, что Норма всё же пошла на компромисс со своей гордостью. Она выпила лекарство. Смятая упаковка была брошена на прикроватную тумбу.
  Но Норма приняла антибиотик слишком поздно для скоротечной болезни. Когда Алекс проснулся, она уже не дышала. Алекс отказывался верить, будил, тормошил её, даже делал непрямой массаж сердца.
  Всё было тщетно. Где-то через час после сделки с гордостью Норма умерла.
  
  
  
  2. Поиск
  На похороны матери Алекс не позвал никого. Он был зол на всех и вся за её кончину. После того, как проведенная им кремация была закончена, он достал из домашнего мини-бара бутылку виски и принялся пить.
  В запои он стал уходить после окончательного разрыва с Лизой, когда понял, что у неё - другой, и она ждёт от него ребёнка. Пил беспробудно, не трезвея ни на миг, по нескольку недель. Порой тратил на это весь свой отпуск после морских командировок. Алкоголь приносил ему немало проблем, но они не останавливали Алекса от тяги к спиртному.
  Через два дня отсутствия Алекса Лиза начала беспокоиться. О смерти Нормы она не знала. Она решила наведаться к Алексу, но Эндрю вызвался сам сходить к другу. Он-то и принёс весть о том, что Нормы больше нет, а сам Алекс пьет.
  Всегда спокойная Лиза еле слышно выругалась.
  - Что я слышу?! - удивлённо воскликнул Эндрю. - Бранные слова?!
  - Они заслуженны, - бросила Лиза.
  - Слушай, признайся честно, - Эндрю решился на тяжёлый для обоих вопрос. - Ты ведь рада, что тогда не связала с ним свою судьбу.
  Лиза промолчала. Эндрю понял всё.
  На другой день она всё же собралась к Алексу. Проделав долгий путь по зыбкой, то и дело норовящей уйти из-под ног, почве, она добралась до дома покойной Нормы.
  К её удивлению, входная дверь оказалась не заперта. Она отворила её и робко прошла в гостиную. Алекс сидел на диване у левой стены. Взгляд его по привычке был устремлён в неработающий телевизор.
  - Привет, - сказала Лиза.
  Алекс будто не замечал её. Лиза осторожно шагнула внутрь гостиной. Тусклый оконный отсвет преломился и упал на массивную фигуру Алекса. Теперь Лизе стали заметны помятость и щетина на его лице. В руках Алекса злобно блестела длинная бутылка дорогого виски. Он был настолько пьян, что не хотел пользоваться стаканом и пил из горла.
  - Сожалею, - негромко произнесла Лиза. - Смерть миссис Нормы - невосполнимая утрата...
  Тон её речи был банальным. В нём легко улавливалась фальшь.
  Алекс не отвечал. Он привычно отхлебнул коричневатой жидкости из бутылки, но поперхнулся и закашлялся. Он долго кашлял, но Лиза не сделала и движения, чтобы помочь ему.
  После Алекс всё же удостоил Лизу вниманием. Он спросил:
  - Зачем явилась?
  И от этого вопроса Лизе сделалось холодно. Она поёжилась.
  - Эндрю сказал, что ты... Что ты снова пьёшь.
  - Пью. И буду пить, сколько сочту нужным. Проблемы?
  - Нет, но...
  - Если нет - уходи.
  Лиза почувствовала, как внутри неё начинает пробуждаться маленький бесёнок. Его требовалось срочно усыпить. Она мысленно сосчитала до десяти и выпустила пар.
  - Предположим, проблемы, - стараясь держать себя в руках, сказала она. - Предположим, я не хочу, чтобы ты гробил себя. Алекс, на тебя страшно смотреть! Ты же катишься вниз!
  - Неужели?! - с вызовом спросил Алекс. Его рот растянулся в кривой ухмылке.
  Он встал и подошёл ближе к Лизе, остановившись на расстоянии около метра от неё. Воздух пронзил тошнотворный запах перегара.
  Алекс продолжил:
  - Странно, что ты подумала обо мне только сейчас. Решила поиграть в благородство, девочка?! Или про былые чувства вспомнила?.. А где ты была... Где была ты, когда мне было плохо?! Когда меня едва не уволили со службы?.. Почему не подумала ты обо мне, когда предпочла мне этого богатенького папиного сынка?! Продалась ради его богатства?.. Ради денег? Твой отец успешно выплатил чёртову ипотеку! Ты не менее успешно закончила чёртов художественный факультет, который он тебе оплатил! Поздравляю, милая! Надеюсь, что ты счастлива!
  Тон его речи от слова к слову накалялся. Закончив, он припал к горлу бутылки и осушил её до дна.
  Лизу била дрожь. На неё словно вылили ушат зловонного кипятка. Не произнося ни слова, она развернулась и вышла прочь. Лишь отойдя от дома Алекса метров на сто, она позволила себе разрыдаться.
  Сам Алекс, которому было до сумасшествия горько на душе, постоял некоторое время в забытье. Потом вернулся к дивану и лёг, уткнувшись лицом в сыроватую спинку. Он забылся мрачным сном. Там, во сне, Алекс мучительно искал ответ на вопрос, почему же Лиза тогда предпочла другого. Искал он повсюду: в укромных уголках своей комнаты и потайных местах детских лет, под кустами настурции в оберегаемом мамой палисаднике и в бережно хранимом отцовском портмоне, на морских картах, в справочниках и энциклопедических словарях. Мысль о том, что ответ хранится в дебрях его памяти, Алексу в голову не приходила.
  Да, миссис Норма сделала всё для того, чтобы расстроить их отношения, так считала Лиза. Но ей было не понятно, почему бездействовал Алекс. Если бы он действительно любил Лизу, то не пошёл бы у матери на поводу. Он сделал бы что угодно: сказал Норме твёрдое "Прекрати!", или увёз бы возлюбленную на другой конец страны, хоть на Аляску. Холод природный ведь не так страшен, как холод человеческий.
  Лиза возвращалась домой. Ей вспомнился бывший муж. Пожалуй, он куда лучше, чем Алекс, понимал её. Он давал ей свободу и не ограничивал в творчестве. Он восторгался Рафаэлем и не любил Дали. Ему не нужно было объяснять разницу между реализмом и кубизмом. Но он был избалован, и не смог вынести жизни с больным ребёнком. Тяжёлый быт, ежедневный детский плач и страдания, оказались выше его сил, и разошлись с его представлениями о счастливой семье. В какой-то момент Лиза поняла, что будет лучше отпустить его.
  Алекс протрезвел через пару дней, и только потому, что его запас алкоголя иссяк. Его ломало и словно выворачивало наизнанку. Чтобы похмелье угомонилось, нужно было выпить. Но выпивки не было. Пришедший словно из другого мира, бодрый и радостный, Джейк, вливал в него какие-то микстуры, заставлял принимать большие белые таблетки. Через некоторое время Алексу полегчало.
  - Если б я знала, что у него был такой большой запас алкоголя!.. - сокрушалась Лиза. - Как можно было позволить себе пить в такой момент! Подумать только, ведь всё это можно было сжечь, использовать на обогрев дома или приготовление еды! Столько топлива зря пропало!
  Практичность Лизы не знала границ.
  - Иногда и расслабиться надо, - Эндрю неожиданно поддержал Алекса. - Всё-таки горе, мать умерла.
  - Но не тогда, когда мы сами на волосок от смерти! - рассердилась Лиза.
  - Точно! - поддержала её Айша.
  Она гордо вскинула голову.
  Диалог происходил у Лизы дома. Незадолго до этого решено было, что Айша с девочками переберутся к ним. Лиза намеревалась также предложить переехать Грете с её новыми постояльцами. Неизбежное объединение привыкших к личному пространству людей пугало их возможными ссорами и непониманием.
  Поэтому Айша поначалу отказывалась, объясняя тем, что не хочет будоражить дом Лизы своими беспокойными девочками. Но потом сдалась под натиском её аргументов. К тому же, Эндрю очень настаивал на переезде. Но страх перед новыми отношениями вынуждал Айшу переходить на резкость. Она готова была взорваться по пустяковому поводу.
  - Вы обе преувеличиваете, - Эндрю продолжал настаивать на своём.
  - Ах, так?! - Айша вышла из себя. Её брови поднялись вверх, глаза сузились, из-за чего она сделалась похожей на кошку. - Посмотрю я, что ты скажешь, когда в нашем доме станет так же холодно, как на улице!
  Она произнесла что-то непонятное Эндрю на своём родном испанском. По-видимому, это было ругательство. Затем она удалилась в кухню, и уже оттуда, в такт стуку ножа, по-английски продолжила:
  - Жалеет он его. А о нас он подумал? О том, как мучаются ребятишки?! Бедные дети только мечтают о конфетах и фруктах! Мышенька до слез просит молока! Майкл с тоской говорит о мандаринах и авокадо! Когда было такое?! Разве что в войну?! Нас не бомбили, не нападали. Что за ужас и за что нам всё это?.. Малышки обросли грязью, ни помыться нормально, ни постирать! Учёбу забросили, как догонять потом?! Когда же кончится это сумасшествие?!
  Выговорившись перед самой собой, Айша вытерла скупые слёзы и отправилась в зал, тушить на огне последнее куриное мясо. Для детей она всегда была образцом спокойствия.
  К вечеру того же дня немногочисленные жители Вэллпорта оказались перепуганы трагическим известием. Вернулось пять человек, ранее ушедших из города.
  Полуживые, ободранные, израненные, они добрели до одного из жилых домов. Двое из них, молодые парень и девушка, рухнули ничком на крыльцо, и вскоре перестали дышать. Остальных приютили, накормили и дали воды. Они-то и рассказали о том, что в один миг трясина разинула бездонную пасть и поглотила отступавших из Вэллпорта людей.
  Пытавшихся спастись она догоняла, кусая за пятки, хватая за руки. В водовороте хаоса погибли все без исключения. Пришедшим в Вэллпорт удалось спастись только потому, что они замыкали колонну.
  Обратный их путь был не менее тяжёл. Постоянно казалось, что за ними кто-то следит. Слышались дикий вой и далёкие голоса, некоторые из которых принадлежали их умершим родным. Они звали за собой, и это вызывало панику. Ветки утопающих лесных деревьев резали острее ножей. Внезапно деревья стали проваливаться под землю. Люди бежали наугад, не разбирая дороги. Потом брели по какому-то пустырю, словно ходили по кругу. Видимо, когда-то здесь был лес. Происходящее казалось страшным сном. То, что им удалось найти дорогу домой, пришедшие считали чудом, но сокрушались, что так мало кому удалось спастись.
  Печальная весть тут же облетела город. Её передавали по цепочке, бежали по заболоченным улицам к соседям и сообщали. Сразу же интересовались, не пришла ли беда и в этот дом, и, если пришла, сообщали негласно выбранному главе города - Гордону Брадису, который после падения в болото хромал от трещины в голени.
  Дошли и до дома Виттори Бусин. Темноволосая девушка с глазами робкой лисицы боязливо отворила дверь. На все вопросы отвечала односложно, известие о массовой гибели горожан восприняла ровно. Её холодность отстранила соседей и они спешно ушли. Виттори закрыла за ними дверь и с облегчением выдохнула.
  Она поднялась по скользким ступеням наверх и вошла в одинокую темноту своей маленькой комнаты. Сброшенный на стул махровый халат открыл тёплую пижаму. Поёжившись от холода, Виттори запрыгнула на кровать и до подбородка натянула одеяло. В памяти всплыли звуки любимого "Адажио для струнных с оркестром" композитора Томазо Альбиони. Пальцы левой руки, опираясь на верхнюю фалангу большого пальца, рефлекторно перебирали знакомые ноты. Виттори до безумия любила это произведение, вот только играла она его редко.
  Взгляд Виттори нечаянно скользнул по зеркалу, и она ужаснулась: сослепу, в полумраке, отражение Виттори застыло чёрным пятном на фоне чего-то белого, светлого. Но, поспешно надев очки, девушка вздохнула с облегчением. Нечто светлое - и есть она, а чернота вокруг - вовсе не её. Она чужая, она - спинки кровати, стены, занавесок и видимого угла потолка, чего угодно, но - не её.
  Виттори вспомнилось, как она попала в Вэллпорт. Какое облегчение испытала они от того, что никто здесь не знает её и её истории. Город стал для неё раковиной, в которой жемчужинка могла спрятаться и спасти свой блеск. Что же пугало её?.. Ответ знала одна лишь Виттори.
  Назавтра Грета с Марией и малышом Макси переселились к Лизе. Айша также окончательно перенесла к ней свои пожитки. Дом наполнился детским смехом, радостным гомоном, игрушками и беззаботностью. В комнатах словно стало светлее. Добавилось сумбура. Все толкались, спешили, женщины не успевали готовить еду. Двое мужчин, Эндрю и Майкл, старались им помочь, но первый был слишком неуклюж, а последний - ослаблен болезнью, и потому помощь зачастую оказывалась медвежьей услугой. И всё же суматоха не тяготила обитателей дома. Лиза как радушная хозяйка привечала всех и справедливо разрешала споры, вызванные вынужденной теснотой.
  Жизнь в доме Лизы безудержно крутилась, отгоняя ту мысль, что катится к пропасти. Прошёл день, за ним другой. Ночью Лиза проснулась от торопливых шагов и звона посуды в соседней комнате. Она встала и отправилась посмотреть, что случилось.
  Комнату, в которой ютилась Айша с дочками, озарял тусклый огонёк свечи. Тени причудливо колыхались, гуляли по стенам, вызывая у присутствующих трепетное уважение.
  - Что-то случилось? - зевнув, спросила Лиза.
  - Вишенка больна, - сипло ответила Айша.
  Сердце отчаянно трепыхнулось и ухнуло вниз. Плохо понимая, что делает, Лиза стала бегать по дому. Носила Айше холодную и тёплую воду, меняла девочке компрессы. Вишенка сгорала на глазах. Дом пробудился ото сна. Эндрю опрометью бросился за доктором. Грета и Мария увели прочь взволнованных Мышку и Майкла: они ведь могли заразиться.
  Айша, едва сдерживая слёзы, сидела возле кровати, на которой в полубреду металась Вишенка. Она гладила её, пела робкие колыбельные, и мысленно посылала в суровое небо молитвы. Кожа девочки всё сильнее покрывалась бурыми в темноте пятнами, но и они не могли обезобразить маленького ангела. Глаза девочки ввалились, губки пересохли. Жар колотил малышку и изматывал.
  Ближе к утру пришёл Джейк. Он осмотрел девочку, не сказав её матери ни слова. Затем вышел из комнаты, чтобы побеседовать с Лизой наедине.
  - Она?.. - только и спросила та.
  - Она... - сокрушённо опустил голову доктор.
  - Неужели от неё нет лекарства?!
  - Помогал Амоксиклав, принятый в ранние часы, - заученно ответил Джейк. - Только где сейчас его достанешь?!
  В сердце Лизы теплом колыхнулась надежда. Она бросилась на кухню, достала аптечку и вывалила всё её содержимое на стол. Она перебирала упаковки с лекарствами, ища антибиотик, но его не было. Лиза думала, что от волнения просто не может увидеть нужную ей упаковку, и просматривала лекарства снова и снова. Внезапно память переключилась на кадр недавних дней. Лиза обернулась, оглядела сумеречную пустоту кухни и коридора. Лицо её безобразно исказилось.
  - Я же Норме последнюю отдала... - сказала она в пустоту.
  Она опустилась на стул и зарыдала. Собственное тело вдруг стало казаться тяжёлым бременем. Лиза любила дочерей Айши как родных. Она понимала, что теряет Вишенку. И что она своими руками унесла из дома последний шанс на спасение девочки.
  Айша не отходила от дочери ни на шаг. Она подбадривала девочку, когда та находилась в сознании. Порой Вишенка впадала в забытьё, тряслась всем телом, извивалась в жутких судорогах. Жар её тела ощущался на расстоянии. Девочку беспрестанно выворачивала на изнанку рвота.
  Кожа трескалась, пылала безобразными синяками. Айша втирала в неё какой-то детский крем. Она точно знала, что крем не поможет, но сидеть сложа руки не могла. Нужно было делать хоть что-то, даже бесполезное, лишь бы делать. Кто знает, вдруг случится чудо...
  В перерывах между беспамятством девочка была, на удивление, спокойной. Но, стоило взглянуть в её глубокие карие глаза, как море неизмеримой печали тут же подхватывало и затягивало в свою пучину. Вишенка понимала, что умирает.
  - Нет, мамочка, не стоит, - сказала она, когда Айша меняла очередную повязку на лбу дочери. - Мне всё равно не поможешь...
  - Ну что ты, милая! Ты будешь жить! - Айша бросилась переубеждать её.
  Но девочка едва различимо качнула головой и убрала тоненькой ручкой повязку.
  - Только не сжигай меня, хорошо? - продолжила она, и поток леденящего ужаса сотряс тело Айши. - Я не хочу обуглиться.
  - Что ты, ягодка моя! Зачем ты такое говоришь?! - воскликнула Айша.
  Но девочка, одарив маму тоскою глубины своих глаз, вновь впала в беспамятство.
  Она умерла ранним утром следующего дня.
  - Семь минут не дожила до нового рассвета, - вздохнув, сказал Эндрю.
  Поняв, что дочь перестала дышать, Айша зашлась в истерике.
  Лиза с трудом оттащила её, в миг обессилевшую и постаревшую, от тела дочери и увела в свою комнату.
  - Ещё один божий ангел отмучился, - произнёс Джейк. В последнее время он стал очень религиозен.
  Дом погрузился в скорбное молчание. Плакали все. В голос рыдали женщины и дети. Мужчины намеренно сдерживали слёзы, но по их лицам было видно, что внутри они тоже плачут.
  Маленькая Мышка, едва узнав, бросилась к Айше и крепко обняла. Ей было страшно от того, что сестра больше не говорит, и теперь её утопят в мутной воде. Её пугало и то, что однажды и её самой может вот так же не стать.
  Решено было похоронить Вишенку на заднем дворе её дома. Матери дали ночь на прощание. Выплакав море солёных слёз, на рассвете Айша, совершенно опустошённая, завернула дочь в одеяло и на руках вынесла на улицу.
  Собравшиеся проститься с девочкой и медленно пробрели вверх по затопленной улице до заднего дворика бывшего дома Грейеров. Там Айша в последний раз оглядела бездыханную дочку и прикоснулась губами к похолодевшему личику. Она хотела сама погрузить её в воду, но руки неожиданно подвели её. Нужно было распрямить их, но мышцы словно окаменели и никак не желали разгибаться. Отпустить девочку значило похоронить частичку себя.
  Эндрю вдруг понял, что Айша не может. Он передал Мышку с рук на руки онемевшей от слёз Лизе и бережно забрал Вишенку из рук её мамы. Айша не сопротивлялась. Она лишь слегка пошатнулась и подалась назад, но упасть ей не дали. Её подхватила Грета. Обняв, она уткнул её почерневшее лицо в своё плечо. Но Айша настойчиво развернула голову. Она должна была видеть, как уходит её дочь.
  Мгновение - Эндрю опустил руки, и болотная жижа заглотила тело девочки. Она исчезла в холодной мутной воде, оставив после себя лишь трепетное тепло в сердцах любимых ею людей.
  И тут с Айшей случился припадок. Она закричала, словно завыла, разошлась бранью. В ней проснулась скрытая сила: она оттолкнула Грету и бросилась вниз, к тому месту, где только что скрылась Вишенка, стала шарить руками в мутной воде. Эндрю и Лиза оттаскивали её прочь.
  Айша бросала в небо мольбы и проклятия. Небо стало настолько мрачно, что, казалось, оттуда вот-вот посыпятся в ответ камни и пепел.
  Грета неслышно приблизилась к тому месту, где покоилась девочка. Она бросила на воду четыре срезанные комнатные фиалки. Едва попав в воду, цветы завяли и съежились.
  Виттори стояла поодаль, на крыльце своего дома, и тоже с мольбой глядела в небо. Она знала, что ответа никому не будет. Ибо удел нависшего над ними неба - равнодушие.
  
  Обстановка среди оставшихся жителей Вэллпорта становилась всё хуже. Пустые дома перетряхнули сверху донизу. Забирали мебель, которую можно было жечь, бесхозную одежду и книги - они тоже хорошо горели. Фотоальбомы, детские игрушки - в топке сгорало всё. Запасы топлива были практически на нуле.
  С продуктами было ещё хуже. Несколько мужчин отправлялись в рейд к брошенным хранилищам госзапасов. Они на несколько рядов прочесали тину внутри бункеров, и на плотах перевезли всё, что смогли отыскать. Найденные вода и консервы были, ко всеобщему удивлению, разделены между жителями Вэллпорта по совести.
  Поразительно, но оставшиеся держались дружно, по мере сил помогали друг другу. Случаев мародёрства, в отличие от времён до исхода, практически не было. Те несчастные, кто всё же решались на грабёж или убийства, наказывались самосудом без долгих разбирательств. Возможно, именно это останавливало других людей от воровства и предательства. А может, и сами оставшиеся оказались людьми культурными, и вели себя подобающе, кто знает?..
  После хранилища последней надеждой выживших был Пищекомбинат. После роспуска сотрудников он по обыкновению продолжал охраняться. Но большинство его бывших сотрудников, в том числе из службы безопасности, ушли из города. Теперь Пищекомбинат был заброшен, поэтому попасть на его территорию не составило труда. Со складов забраны были все быстрорастворимые порошки, синтетические супы и каши, неприглядного вида концентраты готовых блюд, подпорченные сухие завтраки и прочее. В нормальных условиях большинство горожан не стали бы есть подобное. Но теперь за счастье было заполучить и эти продукты.
  - Ничего не поделаешь. Придётся нам есть эту гадость, - сказала Лиза Майклу после того, как они получили свою порцию еды.
  - А мне нравятся их завтраки. Каши тоже ничего, - возразил мальчик.
  - Вот именно, что ничего! - рассердилась Лиза. - Одна химия, и никакой пользы!
  - Да-да! - кивнул пришедший на кухню Эндрю. - За год человек съедает где-то четыре килограмма химических веществ. Думаю, при исследовании такой статистике по продуктам производства Спэллнера, нормы пришлось бы увеличить раза в два, а то и больше
  - Интересно, а где же сам Спэллнер? Неужели погиб при исходе?
  - О нет, он жив! Бьюсь об заклад, он заранее знал о катастрофе. И успел спастись. Не удивлюсь, если он уже делает на Вэллпортском болоте деньги.
  Тогда-то горожане и вспомнили и об особняке владельца Пищекомбината мистера Спэллнера. Конечно же, они не рассчитывали, что богач станет хранить произведённые его компанией продукты в собственном доме. Но сам дом представлял для людей ценность. Ведь там - мебель и вещи, источники тепла и топлива, возможно, бытовая химия и даже лекарства. Тому, что в общей суете об особняке совершенно забыли, удивлялись все.
  Хотя подобной забывчивости имелось вполне логичное объяснение. Особняк Спэллнера располагался за территорией пищекомбината и, хоть номинально он принадлежал Вэллпорту, всё же стоял поодаль от города и основных дорог. Никто даже не знал, можно ли теперь добраться туда.
  Потом, дом всегда усиленно охранялся. Даже сейчас, собираясь на вылазку в особняк, жители опасались, что встретят достойный отпор.
  По этим причинам пошли толпой, взяв с собой оружие и, на случай удачи, сумки для провианта и вещей.
  Чем дальше от города, тем сильнее зыбла почва. Местами людей могло скрыть с головой: это понимали по проваливающимся в пустоту вёслам и утонувшим верхушкам деревьев и кустов. Группа мужчин, во главе с Алексом, невольно ужасалась изменениям в природе.
  Путь до особняка занял практически весь день. Огромный дом Спэллнера, к которому группа приблизилась на закате, оказался не охраняем, но заперт. Пара умельцев поочерёдно провозились с замком, но открыть входную дверь не смогли. Выбить её было невозможно - она сделана была из металла.
  В конце концов, вышибли оконное стекло рукояткой охотничьего ружья, пролезли в веранду и открыли дверь изнутри. Вся компания прошла внутрь. Дом встретил их холодом и мрачной темнотой.
  Зажгли свечи, и свет озарил дорогую мебель, старинные картины и тяжёлые портьеры на бездонных окнах. По толпе мужчин прошёл рокот благоговения: такой роскоши они не видели никогда в жизни.
  Пришедшие порядком устали. Решено было подкрепиться и заночевать в доме. Обратный путь представлялся куда более тяжёлым, ведь придётся везти с собой кучу всего. К тому же, как заметили многие, в темноте заболоченная природа становилась куда более опасной, чем при сером дневном свете. Потому, не торопясь, вся компания расположилась в разных комнатах дома и погрузилась в сон.
  Наутро Алекс по привычке поднялся рано. Ещё только светало. Полчаса занял неизменный ритуал - утренняя гимнастика. Затем он выпил воды и стал неспешно ходить по комнатам, приглядывая, что можно унести в первую очередь, а что - оставить на потом.
  Из окна второго этажа открывался чудесный вид. Верхушки вековых сосен леса, который упирался в границы владений Спэллнера, стрелами устремлялись вверх. Им навстречу спускались угрюмые небеса. Вдалеке размеренно колыхался зеленоватый океан.
  Отпуск Алекса давно должен был закончиться. Морской офицер вдруг осознал, как соскучился по воде и капитанскому мостику.
  Некое белое пятно в отдалении привлекло его внимание. Странный предмет находился на самой границе владений Спэллнера. Разглядеть его отсюда было сложно даже с таким острым зрением, как у Алекса.
  Терзаемый смутным чувством тревоги, Алекс быстро спустился вниз. Из своего походного ранца он достал любимый бинокль. Так же торопливо поднялся наверх, словно боялся, что белёсый предмет исчезнет, оказавшись видением. Подошёл к окну, поднёс бинокль к глазам и настроил резкость.
  Удивлению и радости Алекса не было предела! На далёкой пристани плавно раскачивалась на волнах белая яхта! Зелень подёрнула её борты и палубу, но роскошь судна ей скрыть не удалось.
  "Марина" - прочёл Алекс буквы на борту, и вспомнил, что так звали жену Спэллнера, давным-давно погибшую при родах. После её гибели богач оставался одинок, и дарил свою любовь одной лишь дочке.
  - Сюда! Скорее все наверх! - закричал Алекс.
  Дом проснулся. По полам и лестнице пронёсся неритмичный топот. Полусонные мужчины гурьбой ввалились в комнату.
  - Гляди! - взволнованно крикнул Алекс и протянул бинокль Эндрю. - Мне ведь не кажется, верно?
  Несколько секунд Эндрю напряжённо вглядывался в зеленеющую даль. Затем отвёл бинокль от лица.
  - Похоже, нет, - удивлённо произнёс он. Оглядел собравшихся и добавил, - Неужели мы спасены?!
  Остальные не сразу поняли, в чём дело. Но, когда сообразили, их ликованию не было предела. Богатства особняка отошли на второй план. Решено было немедленно отправиться к судну, чтобы обследовать его. Командиром отряда назначили Алекса: он лучше других ориентировался в морском деле. Он выбрал к себе в команду нескольких человек, физически сильных.
  Двоих решено было отправить в Вэллпорт, чтобы те смогли сообщить новость остальным жителям, а также, в случае провала операции, рассказать Гордону Брадису, что, возможно, к яхте стоит отыскать другой путь.
  Эндрю с ещё двумя мужчинами оставался в особняке. Их задачей было отслеживание передвижения обоих групп. Из окон второго этажа поочерёдно вели наблюдение за уходящими. За теми, кто отправился в Вэллпорт - до тех пор, пока они не скроются из виду. За шедшими к кораблю - постоянно. Это давало возможность понять, можно ли вообще добраться до судна, или же путь к нему - губителен и напрасен. Наблюдение вёл один из мужчин, поочерёдно из противоположных комнат дома. Другие оставшиеся в это время обследовали особняк. Всё ценное, что могло пригодиться жителям отрезанного от внешнего мира города, складировали в общей куче на первом этаже. Затем, когда вернутся все ушедшие группы, предполагалось доставить найденные вещи в город, или же, сразу, на яхту.
  Путь до корабля оказался ещё более тяжёл, чем путь к особняку Спэллнера. Алекс думал о том, что имеющихся в городе лодок и плотов не хватит, чтобы единовременно перевезти всех оставшихся. Требовалось как-то организовать доставку до яхты.
  Если им самим ещё удастся добраться до корабля.
  Если только найдётся топливо.
  Если только все приборы окажутся в исправности.
  Если...
  
  
  3. Сборы
  
  Весть о найденной яхте Спэллнера, не смотря на строжайший запрет Гордона, разлетелась по Вэллпорту мгновенно. Поначалу о ней лишь перешёптывались, а позже - заговорили вслух, начали строить планы. Вновь появилась робкая вера в спасение, которая была утрачена после возвращения погибшей впоследствии пятёрки, казалось бы, окончательно.
  Теперь все волновались вдвойне, ведь от исхода этой экспедиции зависело, смогут ли оставшиеся немногочисленные жители города спастись.
  Вестей не было целых четыре дня. Двое мужчин, принесшие столь радостное известие, на другой день вновь отправились к особняку. С их уходом над городом нависла полная ожидания тишина. О самом желанном - спасении - боялись более говорить вслух, а порой - даже и думать. Все жили, словно затаив дыхание.
  Потому для Лизы и Айши звучала так непростительно музыка, вылетавшая из приоткрытых окон дома Катрин Санрайз.
  - Нет, до чего же всё-таки странная! - возмущалась Айша. - Музицировать, будучи на краю гибели!
  - На тонущем "Титанике" до последнего не умолкал оркестр, - возражала ей Грета. - А мы вроде как не помираем окончательно.
  Лиза вторила подруге:
  - И всё же я не понимаю. То классика, то рок... Из крайности в крайность!
  - Пусть, если её душе от этого легче, - вздыхала Грета. - Ты бы тоже за кисти взялась. Совсем живопись забросила! Ты такая вдохновенная, когда пишешь! Ты мне очень нравишься такой.
  - Тускнеют мои краски, - грустно отвечала Лиза.
  - Прощать проще, чем тебе кажется, - многозначительно заметила Грета.
  Лиза намёка не поняла.
  Будни обитателей её дома были всецело заняты нелёгким бытом. Ради экономии воды давно отказались от стирки, и донашивали теперь вещи, найденные в чужих домах, пока те полностью не измараются. Отсутствие стирки позволило выкроить женщинам немного времени. Лиза решила посвятить его занятию с детьми: школьнику Майклу необходимо было продолжать учёбу; малютку Мышку, скучавшую и беспрестанно плакавшую после гибели сестры, нужно было чем-то завлекать.
  Дни тянулись долгой, серой чередой.
  Наконец, луч вспыхнувшей надежды блеснул ярче, затрепетал, и воссиял в полную силу. Вернулись долгожданные мужчины. Известия, которые они принесли с собой, подарили жителям Вэллпорта безграничную радость.
  Яхта была рабочей. Мало того, имела практически полный бак топлива. Это означало, со слов Эндрю, что на ней можно не только с комфортом разместиться, но и уплыть в открытое море.
  - А дальше? - спрашивала Лиза. - Что мы будем делать после того, как кончится топливо?
  Алекс остался на судне. Он решил не возвращаться, и полностью посвятить себя подготовке яхты к отплытию. Он рассказал друзьям обо всех тонкостях предстоящего пути.
  - Дальше - будем дрейфовать в открытом море, подавая сигналы "SOS" - передал Эндрю то, что услышал от Алекса. - Возможно, кто-то нас и обнаружит.
  - А что, если взять немного топлива с собой? И дозаправиться прямо в море? - предложила Айша, и тут же поняла, какую глупость сказала.
  Эндрю продолжил:
  - Пожалуй, это - лучший выход в нашей ситуации. Да, мы не знаем, что ждёт нас в воде. Возможно, она окажется куда страшнее, чем суша и леса. Но мы должны хотя бы попробовать. Иначе ещё неделя, ну максимум, дней десять, и Вэллпорт будет окончательно стёрт с лица земли. Время отвернулось от нас, впрочем, как и наша планета.
  - Я бы не стала делать таких громких заявлений, - возразила ему Грета.
  Эндрю пропустил её слова мимо ушей. Он доел ароматную похлёбку с синтетическим привкусом, приготовленную Айшей с использованием Спэллнеровских порошков. Потянулся и непреднамеренно зевнул. Лиза рефлекторно поднесла ладонь ко рту, показывая Эндрю, что нужно прикрыть зевоту. Но тот не обратил внимания. За время похода он сильно устал.
  - Ложись отдыхать, - с участливой грустью сказала Айша.
  - Нет, погоди! - оборвала Лиза. - Вначале скажи, что требуется теперь от нас?
  - А что требуется?.. - отстранённо переспросил Эндрю. - Нужно будет переносить продукты, вещи... Путь очень тяжёл. Этим займутся мужчины.
  - А нам что же - сидеть и ждать?
  - А вам - позволить мне отдохнуть, - мягко улыбнулся Эндрю.
  Но Лиза не могла сидеть сложа руки. В тот же вечер она отправилась к Гордону Брадису. Дом Брадиса был не так давно разрушен неумолимой болотной стихией. Ему пришлось перебраться в один из пустующих, но целых, домов Вэллпорта. Здание было ему совершенно чужим: здесь повсюду лежали чужие вещи, оно хранило тепло и запахи живших здесь когда-то людей. Потому Гордон не проявлял к дому никакого участия. Изнутри охваченные беспорядком комнаты с низкими потолками походили на пещеры. Если бы не огонёк робкой свечи, трепетавший где-то в глубине, можно было бы подумать, что здесь никто не живёт.
  Оказалось, Лиза была не единственной, кто решил обсудить предстоящее отплытие с новоявленным городским главой. Во мраке комнаты второго этажа Лиза насчитала пятерых человек вместе с Гордоном.
  Когда она пришла, обсуждение было в самом разгаре. Оживлённо спорили, но влажная взвесь глушила громкие голоса. Лизе сразу стало понятно, что мнения собравшихся и Гордона разошлись.
  - Я считаю, каждый сам за себя и за свою семью, - долетел до неё обрывок его слов.
  - Но мы не можем оставить слабых! - возражали ему. - Мы обязаны помочь им добраться до корабля!
  - Соорудить что-то... Плот, лодочку небольшую. Так, чтобы вместились все! - не к месту весело произнёс не в меру полный мужчина. Лиза узнала в нём учителя биологии Вэллпортской старшей школы.
  - Это их проблемы! - распалялся Гордон. - Пусть сами греют головы!
  Лиза сделала шаг из мрака коридора в освещаемое тусклой свечой пространство. Собравшиеся обернулись в её сторону. По их лицам скользнуло удивление. Лиза оказалась здесь единственной женщиной.
  - Мадам! - шутливо поклонился Гордон и жестом пригласил Лизу присесть. Но та осталась стоять в середине комнаты. Так ей было видно всех, кто присутствовал на этом стихийном собрании.
  - Что привело вас сюда в столь поздний час? - продолжал лукаво улыбаться Гордон. Лиза поначалу не понимала, шутит ли он, или действительно она его так сильно раздражает. Но, чем дольше заходил их разговор, тем сильнее она склонялась ко второму.
  - Я в курсе ситуации. Мой друг Эндрю обрисовал мне её со слов Алекса.
  - Того самого капитана Алекса?! - прошелестели в воздухе слова.
  - Капитана?! - удивилась Лиза.
  - Именно, - кивнул Гордон. - Алекс по вполне понятным причинам только что был выбран капитаном корабля. Теперь вот решаем бытовые вопросы. Вы что-то хотели сказать нам, верно?
  - Да, я хотела предложить свою помощь, - сказала Лиза с уверенностью.
  - И чем же мадам может нам помочь? - усмехнулся Гордон.
  - Чем угодно! Организация, обход жителей. Перенос грузов...
  Пожилой мужчина с добрыми глазами, сидевший поодаль от Гордона, перебил её:
  - Ты ничем тут не поможешь, милая! Там такая глубокая топь, что в Вэллпорте и не найти!
  Собравшиеся уверенно закивали.
  - Мы как раз говорим о транспортировке людей и необходимых вещей на корабль. С вещами вроде разобрались. С людьми труднее...
  - Я невольно услышала ваш разговор, - ответила ему Лиза. - Я правильно понимаю, Гордон, вы хотите бросить тех, кто не может добраться самостоятельно до яхты, то есть, тех, кто не имеет лодок и плотов, на произвол судьбы?!
  Гордон ответил ей резко:
  - Все лодки и плоты с сегодняшнего дня изымаются из частной собственности и объявляются собственностью муниципалитета.
  - Да?! - Лиза вскинула кверху правую бровь и скрестила руки на груди, приготовившись защищаться. - И кто же издал такой указ?! Неужто вы у нас теперь -олицетворение верной народу власти?!
  - Я имею полное право взять на себя такую ответственность, - повысил голос Гордон. - Почему-то ранее, после ухода мэра, никто не пренебрегал моей помощью и связями. А теперь что же?! Пришлось принять непопулярные решения, и все пошли на попятную?!
  Лиза, в свою очередь, тоже перешла на повышенные тона. Но уверенности в её голосе не убавилось.
  - Странно, что ваша помощь нашла предел именно в тот момент, когда она нужнее всего. Почему должны уйти только те, кому посчастливилось иметь лодки?! Или нет, дайте угадаю ваши мысли: должны уйти только здоровые и физически сильные, так? Способные грести. Чудесно! Теперь, вы обрекаете немощных стариков, матерей с маленькими детьми?! Какой ужас! Их можно перевести с остальными, было бы желание!
  - Лодок не так много, - отрезал Гордон. - Количество место в них ограничено. Дополнительный рейс - только трата времени.
  - Хорошо, предположим. Но мой сын - инвалид детства. Он плохо ходит. Прикажете бросить его и спасаться самой?! Или остаться в городе и погибнуть?!
  - Это ваши проблемы.
  Глаза Лизы сузились и превратились в два тонких серпика.
  - А как же вы, мистер Брадис? Наверняка не бросите себя здесь со сломанной ногой?! Или - разделите участь остальных беспомощных?!
  - Ага, разделит он! - хмыкнул кто-то. - Себе-то он место в лодке первым пригрел!
  Тут голос поднял здоровый, туповатый на вид, мужчина.
  - А я поддерживаю Гордона. Выжить должны сильнейшие.
  Этот мужчина, Нед Штангер, с недавних пор слыл правой рукой Гордона. Он был очень высок и силён физически. Стоя рядом с Гордоном, он напоминал фигурой крепкого быка. Он защищал Брадиса и подкреплял его новоявленную власть. В обмен Штангер рассчитывал на благосклонность Гордона и привилегированное положение, чего в старом мире у него не было.
  Лиза спокойно оглядела собравшихся. Она вдруг почувствовала, что её уважают, и оттого захотелось распрямить плечи и выше поднять голову. Она уверенно произнесла:
  - Я буду разговаривать с Алексом. Мы никуда не поплывём, пока на борту корабля не окажутся все жители Вэллпорта.
  Тут Гордон рассмеялся. Лиза не сразу поняла причину. Гордон попытался встать, и его лицо исказила гримаса боли. Штангер тронул его за плечо и кивком головы указал сесть на место. Он сделал шаг ближе к Гордону, полуприкрыв своим могучим телом худую фигуру хозяина.
  - Так вот в чём дело! - воскликнул Брадис. Из-за массивной спины охранника его голос зазвучал внушительнее. - Теперь я понял, откуда лицо мадам мне так знакомо! Так вы подруга капитана Алекса! Вот в чём дело! - повторился он и бросил в лица собравшихся победную улыбку. - Господа, мы имеем дело с засланным казачком! Небольшая диверсия в сторону новой власти от капитана Алекса и его... Я не знаю, как вас обозначить. Супруги, что ли?
  - Не ваше дело, - огрызнулась Лиза.
  Ей всё скорее хотелось уйти отсюда.
  - Так уясни себе, милочка! - распалился Гордон. - В этом городе теперь - всё моё дело! И Алекс твой и шагу не делает без моей команды! Или же вы все - ты, он, твой калека-ребёнок, останетесь за бортом. В прямом смысле этих слов.
  - Это мы ещё посмотрим, - отрезала Лиза и вышла прочь.
  На улице волнение, которое она так тщательно скрывала в доме Гордона, завладело ей. Она давилась беззвучными рыданиями и мучила себя разбором недавнего диалога. Зачем, зачем она держалась так независимо? Для чего спорила с Гордоном? Если и впрямь по её вине яхта уплывет без них?!..
  Нет, Алекс не допустит этого! Не может допустить! Но, стоило всё же посмотреть правде в глаза. Порой Алекс бывает совершенно безволен. Хотя, кто знает? Может, перед лицом смертельной опасности его характер обретёт твёрдость, и Гордон получит достойный отпор?..
  Тем временем, Алекс занимался подготовкой судна к отплытию. Работы было много. Днём он с товарищами чистил заплесневелую обшивку, отдраивал до блеска палубу. Проверял исправность механизмов. Вечером, в свете свечи, изучал карты и разрабатывал маршрут движения.
  Решено было держать курс на среднюю Азию. Не суть важно было, в какую именно точку приплыть. Важнее было добраться до земли, нетронутой болотом. Если она вообще осталась.
  К тому же, топлива у них было не так уж и много. Необходимо было уплыть как можно дальше в океан и как можно южнее. Чтобы потом дрейфовать в открытом море, пока течение не вынесет их к далёким берегам. От Алекса требовалось просчитать самый верный маршрут.
  Через два дня осуществили пробный заплыв. Яхта шла прекрасно! Винты, расположенные гораздо глубже, чем у лодок моторных, не доставали до водорослей, и потому растительность не оказывала препятствий для движения яхты.
  Стали перевозить вещи на корабль. На плоты, лодки грузили всё, что могло пригодиться. Вместе с Эндрю Лиза передала Алексу записку, в которой написала, что Гордон не считает нужным позаботиться обо всех. Эндрю, в свою очередь, пересказал другу подробности.
  Узнав о планах Брадиса, Алекс, вопреки опасениям Лизы, не на шутку рассердился. Пожертвовав драгоценными часами подготовки корабля, он вернулся в Вэллпорт. Он влетел в дом Гордона разъярённый, багровый лицом, и заявил, что если не будет обеспечена эвакуация всех до единого жителей города, он откажется вести корабль.
  - Считаешь, без тебя не справимся? - ехидно заметил Гордон. - Незаменимых людей нет, капитан Алекс!
  Алекс парировал:
  - Считаю! Никто из оставшихся не умеет обращаться с судами. По крайней мере, так хорошо, как я. Начального уровня подготовки здесь мало.
  Гордону пришлось задуматься.
  - И что ты предлагаешь?
  - Не бросать никого, - удивлённо ответил Алекс.
  Казалось, это очевидно. Однако Брадис продолжал:
  - Времени осталось катастрофически мало. Где гарантия, что завтра болото не сожрёт нас окончательно?! Что лихорадка не взбунтуется с новой силой?! Я планировал сегодня же вечером начать перевозку людей. Здоровых, физически сильных, которые помогут в путешествии. Влиятельных, которые будут иметь слово в новом мире.
  - К чёрту влиятельность! - крикнул Алекс. - Она теперь - вода!
  Гордон продолжил:
  - Тех, кто любезно предоставил правлению свои транспортные средства, я тоже заберу. Да, врача этого, как его... Джейка. Он у нас один. Можно сказать, профессия помогла его семье. Что касается остальных, они - балласт! Их перевозка задержит нас в городе на лишние сутки! Алекс, ты ведь не хуже меня понимаешь. Неизвестно, что может случиться за это время.
  Алекс встал. Его могучая фигура уступала по габаритам поднявшемуся одновременно с ним Неду Штангеру. Несколько секунд капитан и телохранитель глядели друг на друга. Ни один мускул не дрогнул на их лицах. Затем Алекс отвернулся от Неда и вновь обратился к Гордону.
  - Либо мы идём все, либо - никто, - отрезал он. - Я прослежу.
  И, по военной привычке резко развернувшись на одной ноге, Алекс вышел прочь.
  Он направился к Лизе. Вкратце обрисовав свою позицию и итог разговора с Гордоном, он дал ей важное поручение. Лизе требовалось обойти дома оставшихся жителей - благо, их было не так много и все они были давно известны - и переписать людей, которые живут в них. Чем Лиза сразу же и занялась.
  По ходу дела ей пришла в голову интересная идея: она не только переписала оставшихся в городе, но и расспросила каждого чем он занимался ранее, что умеет. Она делала это для того, чтобы определить, чем каждый может быть полезен другим.
  Бесполезных не нашлось. Лиза всем придумала занятие.
  Айшу и Грету приписала к камбузу. Ещё троих женщин - к ним в помощницы.
  Себя и Джули определила воспитателями для детей. Планировала продолжить обучение ребятишек школьной программе. К её большому огорчению, детей в городе было очень мало. Большая часть из тех, кто остался, погибли от неизвестной болезни. Перед нею детский организм оказался гораздо слабее взрослого.
  Мужчин сильных, технически грамотных, записывала в матросы. Обязанности между ними, как она предполагала, разделит Алекс. Остальных записывала в помощники. Им отводились разные мелкие работы, вроде помощи доктору, и прочее.
  Определила Лиза и дозорных - тех, кто непрестанно будет следить за горизонтом.
  Эндрю, по её замыслу, должен был посвятить себя продолжению научных работ.
  Только вот с Катрин Санрайз вышла заминка. Бледную и худую девушку с глазами запуганного оленёнка рука не поднималась определить ни к детям, ни на кухню, ни в помощники. Она выглядела слишком хилой для работы на палубе. Поразмыслив, Лиза чиркнула возле имени Катрин: "Судовой музыкант". Усмехнулась собственной сообразительности и тонкой иронии, переписала список на второй раз. Один экземпляр она оставила у себя, второй через вернувшегося за новой партией грузов Эндрю передала Алексу.
  Вечером, как и планировал Гордон, началась перевозка людей на корабль. Собрав нехитрые пожитки, они садились на плоты и в лодки, которые двигались в сторону особняка Спэллнера. Дорога была долгой, в ночном мраке путников подстерегало немало опасностей: низкие кусты, царапающие днище и замедляющие ход, топкие места, водоросли, которые при малейшем торможении обвивали лодку. Одна лодок них в какой-то момент не удержала равновесие и перевернулась. Все её пассажиры оказались в воде. Им бросились на помощь, принялись отвоёвывать их у трясины и у цепких водорослей. Личные вещи пошли на дно, но их и не думали поднимать. Благо, удалось спасти людей.
  Под едва заметный рассвет прибыли к яхте. Поражённые кажущимся величием судна, на котором предстояло плыть, люди поднимались по трапу на палубу. Там их встречал Алекс. Он отмечал каждого по списку Лизы.
  - Я планирую ещё всего один заход, - с нажимом произнёс Гордон Брадис, прибывший на лодку с первым рейсом.
  - Понадобится ещё два, - отвечал ему Алекс. - Одного будет мало для перевозки всех.
  - Значит, капитан Алекс продолжает настаивать на своём?! Водоросли обвивают судно, мои люди беспрестанно заняты чисткой палубы! Промедление - и болото нас не отпустит, - злился Гордон. Больше остального бесило его то, что в противовес решению капитана он не мог ничего предпринять. Алекс действительно был нужен ему. - Хорошо, - наконец, согласился Гордон. - Только дополнительный рейс - под вашу ответственность. И - уговор: ожидание возвращения судов не более двенадцати часов.
  - Шестнадцати, - ответил Алекс.
  - Четырнадцати? - немного удивлённо сказал Гордон.
  - Торговаться будем? - Алекс был хладнокровен. - Определяем шестнадцать. Хотя и этого мало. Каждый новый рейс занимает всё больше времени...
  Итак, в городе каждый ждал своего часа. Лиза и её подопечные отплывали последним, третьим рейсом. Вещи давно были упакованы, и время тянулось мучительно. За ними должны были вот-вот приехать, но лодки почему-то не было. Все нервничали: вдруг про них забыли?! Взрослые поминутно выходили на крыльцо, дети прилипли к окнам, до рези в глазах вглядываясь в даль.
  Наконец, на горизонте, подёрнутом темнотой раннего утра, показалось нечто, похожее на плот. Но вдруг это - обман зрения?! Нет, за ним - второй плот, и маленькие рыбацкие лодки, похожие на приводнившихся чаек.
  Ликованию не было предела! Все тут же схватили вещи, детей, и высыпали на крыльцо дома Лизы. На прощание Лиза обернулась, окинула родной дом взглядом, полным тепла, и мысленно поблагодарила за всё. Она хотела уже было выйти и присоединиться к остальным, но решила закрыть распахнутые двери кухни. Подойдя к дверям, в окно заднего двора она увидела, что к её дому, рассекая ногами зелёную воду, неслась Катрин Санрайз.
  Лиза ухмыльнулась: что страшного было в том, чтобы ждать прибытия лодок у Лизы?! Катрин отказалась. Теперь вот бежала, выбиваясь из сил! Лиза прикрыла двери, на секунду прислонилась к ним лбом.
  - Увидимся ли мы когда-нибудь ещё с тобой? - прошептала она.
  Мало кто из её окружения понимал такую странную привязанность к дому.
  Лодки поравнялись с крыльцом, и собравшиеся уже хотели было броситься занимать места, но Эндрю, находившийся на первом плоту, остановил их:
  - Намокнете! Сейчас мы подплывём! На плоту перевезём детей и стариков в лодки! Женщины последними сядут на плот.
  - Я не хочу плыть без тебя, мама! - захныкал Майкл.
  - Мы просто будем в разных местах, дорогой, - успокоила его Лиза. В лодке тебе будет лучше.
  Пришла запыхавшаяся Катрин. Она вымокла, перепачкалась зеленью. В руках она держала небольшую сумку с вещами и... скрипку.
  - Вот чудная! - невольно вырвалось у Лизы. - Без инструмента ты не могла?!
  Эндрю ухмыльнулся:
  - Ты сама отвела ей роль музыканта!
  Лицо Лизы залила краска. Она понимала, что Катрин не могла знать о её решении. Отчего-то ей стало стыдно.
  - Я не могу бросить скрипку, - едва слышно сказала Катрин. - Она - самое важное, что у меня есть, - Катрина смутилась, и, оправдываясь, начала тараторить, - если бы я могла взять с собой фортепиано, я взяла бы и его. Но кто ж позволит мне тащить фортепиано! Жалко инструмент, пропадёт! Я думала, влага испортит его, но - нет, дерево напиталось, и звук сделался объёмнее. Беда только с водорослями: они обвивают струны, и молоточки с трудом отлипают от них...
  Эндрю перебил её:
  - Садись уже! Дорогой поговорим. И правда, какая ты чудная!
  Катрин смутилась ещё больше. С помощью Эндрю она влезла на плот и присела с краю, обняв тёмный футляр со скрипкой двумя руками.
  Когда все уселись, караван из плотов и лодок тронулся. Собравшихся охватывало смутное чувство тревоги, причины которой у каждого были разные.
  - Как странно, - шепнула Айша Лизе. - Я сейчас вдруг осознала, что мы сюда больше не вернёмся.
  - Надеюсь, наша новая жизнь будет не хуже старой
  - Надеюсь, она у нас будет, - буркнула угрюмая Айша.
  - Я смотрю, собрание клуба оптимистов в полном разгаре, - саркастически заметил Эндрю.
  Он не выпускал из рук весло. В сторону города его плот шёл первым, теперь же - замыкал движение.
  - Можешь сообщить нам что-то радостное? - спросила Лиза, сидевшая рядом. - Кстати, твой плот пропускает воду.
  - Я знаю. Он сразу пропускал. Пробовали заделать, но через некоторое время опять начинает пропускать. А из новостей у меня только плохие. Брадис дал нам шестнадцать часов. На дорогу сюда мы потратили почти шесть. Минут тридцать - ваша погрузка. Сейчас заедем ещё в два дома, к тем, кого Гордон определил последними. Если учесть, что обратный путь из-за нагрузки будет дольше. Мы можем не успеть.
  - Думаешь, они уплывут без нас?
  - Я верю Алексу. Положенный срок они выждут. Но он дал слово Брадису. А Алекс - офицер, не забывай.
  Лиза усмехнулась:
  - Слово офицера важнее человеческих жизней?
  Эндрю покачал головой:
  - Тут дело не только в слове. Понимаешь, если с нами что-нибудь случится, нас никто не будет искать. Для того и отводится это время. Раз не уложились - значит, погибли в пути.
  Светало. Дети захотели есть. Их кормили остатками припасённой еды - соевыми консервами и плесневелыми крекерами. На себе взрослые старались экономить.
  - Возможно, в открытом море нам удастся ловить рыбу, - мечтательно произнесла Айша. - Я знаю множество рыбных блюд, от которых ну просто пальчики оближешь!
  Лиза услышала это, и рот истёк слюной. В животе предательски урчало. О том, что еда может быть вкусной, и как это - есть досыта, она стала уже забывать. Все они изрядно похудели за последнее время. Всё самое сытное, лакомое, старались отдавать детям и мужчинам, которым требовалось много есть для того, чтобы не потерять силу. Себя женщины ставили последними.
  Дети ходили на общий горшок, который тут же мылся в болотной воде и протирался заготовленной ветошью. Взрослые терпели до последнего, и потом, сильно смущаясь и извиняясь, справляли нужду в воду. Стыд пока ещё присутствовал, а значит, деградации здесь было не место.
  День выдался прохладный. Все предусмотрительно оделись потеплее, а сев в лодки, сразу же закутались в одеяла и пледы. Но вскоре Лиза почувствовала, что начинает подмерзать. Стали прижиматься друг к другу, садиться по двое или трое, укутываясь одеялами в несколько слоёв. Детей, словно мамы-птицы, собрали под своё крыло Грета и Мария. Вскоре ребятишек, укачиваемых размеренным движением лодки, сморил сон.
  Маленькому Максу без конца меняли пелёнки. Очевидно, малыш сильно мёрз.
  Дорога протекала без особых происшествий. Гребцы быстро уставали - вёсла вязли в воде - и потому часто менялись. В свой перерыв они чаще дремали. Бессонная ночь вымотала их.
  Подплыли к черте города.
  - Чем ближе к владениям Спэллнера, тем больше глубина топи, - сказал Эндрю.
  - Связываешь это с Пищекомбинатом? - спросила Лиза.
  - Скорее, с удалённостью от центра города. Такое чувство, что Вэллпорт в центре некой воронки. И чем ближе к её краям, тем страшнее последствия.
  День разгорался всё сильнее. Поминутно думалось о том, что где-то за завесой плотных облаков живо ещё солнце. Иначе дня просто бы не было. Из-за неуходящих туч Вэллпорт в последнее время жил с постоянным ощущением начала дождя.
  Лиза с Майклом то и дело махали друг другу. Мальчик, который ехал в лодке, жестами показывал сидящей на плоту маме, чего он хочет в настоящий момент - есть, спать, прижаться к ней. Когда дети задремали, Лиза достала книгу и принялась читать. С собой старались взять как можно меньше вещей, и потому она позволила себе взять всего две книги - найденные недавно сборник произведений Булгакова в переводе на английский и энциклопедию живописи с репродукциями. Она планировала перечитать "Собачье сердце". Но по пути передумала и взялась за энциклопедию. Она слишком соскучилась по яркости и краскам.
  Ах, если бы сейчас взять в руки кисть!..
  Художественные принадлежности Лиза оставила дома. В таком непростом пути возможности писать у неё не будет. А там, куда они приплывут, наверняка найдутся и кисти, и краски всех видов, и грифельные карандаши, и плотная акварельная бумага.
  Лиза заметила, что Катрин как-то странно перебирает пальцами левой руки. Она прикрыла глаза и что-то про себя повторяла, качая головой в такт мыслям и движениям пальцев. В очередной раз Лиза отметила про себя, что более странного человека она ещё не встречала.
  Эндрю отдыхал. Когда сменщик разбудил его, то доложил, что движутся они медленно.
  - Хочешь сказать, не успеем? - переспросил помрачневший Эндрю.
  - Придётся поднажать.
  - Я могу помогать грести, - предложила Лиза.
  - Быстрее мы от этого не поплывём, - грустно улыбнулся Эндрю. - Вода слишком вязкая.
  Тем временем, на яхте, Гордон Брадис злорадно потирал руки. Часы неумолимо бежали вперёд, Алекс то и дело подносил к глазам бинокль и вглядывался в горизонт. Караван не появлялся.
  - Ещё час, мистер Алекс, - отсчитывал Гордон. - Ещё сорок пять минут, пол-часа...
  - Они успеют, - с напускной уверенностью возражал Алекс.
  Оставалось пятнадцать минут, и плывущие уже видели белеющее пятно яхты на горизонте.
  - Они дождутся нас? - тихонько спросила маленькая Мышка.
  Но отчего-то звук её голоса показался плывущим нестерпимо громким. Вопрос услышали все, и каждого от этих слов передёрнуло. Быть так близко к спасению и вдруг увидеть яхту отплывающей! Такая картина предстала перед глазами у многих и испугала их всех.
  Айша поспешила успокоить дочку. Она громко произнесла:
  - Что ты, доченька! Они наверняка уже видят нас и потому дождутся. Повода для волнений... Ве... Вишенка?!
  Айша вскочила. Плед упал с её тела и едва не угодил в болото - благо, Лиза успела подхватить. Айша напряженно вглядывалась вдаль.
  - Девочка моя, доченька! - прошептала она почти беззвучно.
  Затем схватила себя за волосы, повалилась на колени, стала тянуть чёрные пряди вниз, до боли, пока из груди не вырвался крик. На лице её отражался ужас. Эндрю бросил весло:
  - Что с тобой?
  Лиза обняла, пыталась успокоить. Но Айша одёрнула её руки прочь.
  - Я не могу, - твердила она. - Мы должны забрать её с собой. Она просится с нами.
  - Кто?! - спросила не на шутку перепуганная Лиза.
  - Вишенка, - внезапно Айша простёрла руки в пустоту. - Доченька, иди сюда скорее! Мы не бросим тебя.
  Вишенка сидела на ветвях раскидистого куста. На ней было то же платье, в котором отнесли её на задний двор дома Грейеров. Тёмные, как у мамы, волосы, волной ниспадали с плеч. Только глаза, почерневшие, выжженные, больше не смеялись.
  - Айша, милая, успокойся! - твердила Лиза. - Это нервы!
  - Неужели ты не видишь её?! - в отчаянии кричала Айша. Она встала и с мольбой обратилась к собравшимся. - Неужели никто из вас не видит, что она - там?!
  Айша жестом указала на куст. Все замотали головами. Девочку никто не видел.
  Мышке помогли вылезти из лотки и передавали на руках, пока та не оказалась на одном плоту с мамой.
  - Там, куда ты показываешь, никого нет, мамочка! - прошептала она и прижалась к Айше.
  Действительно, куст, на ветвях которого только что сидела Вишенка, был пуст.
  - Я схожу с ума?.. - то ли спрашивая, то ли утверждая, произнесла Айша.
  Она в отчаянии зарыдала. Мышка утирала быстро бегущие по щекам мамы слёзы. Эндрю обнял её. Его сменщик, тем временем, взялся за весло. Нужно было успеть доплыть.
  - Ты не сходишь с ума, это - нервы, - нежно успокаивала её Лиза.
  И лишь Грета покачала головой. Лиза на миг встретилась с ней взглядом, и её пробрали мурашки. Лиза вспомнила некоторые разговоры с Гретой, и внезапно взглянула на Айшу другими глазами.
  На яхте всё готово было к отплытию.
  - Десять минут, - настойчиво сказал Гордон. - Штангер, убирай трап!
  - Ещё десять минут, - с акцентом на первое слов возразил Алекс.
  Гордон продолжал настаивать:
  - Их нет даже на горизонте! Мы и так достаточно задержались из-за них!
  Алекс не отрывал бинокль от глаз. В этом рейсе были его самые близкие люди. Вдруг он улыбнулся, оторвался от бинокля и радостно прокричал:
  - Показались!
  Лицо Брадиса скривилось:
  - Всё равно не успевают!
  - Неужели не дождёшься, Гордон? Бросишь людей на гибель? Да, конечно! Это лишь укрепит авторитет твоей власти! - саркастически заметил Алекс.
  Гордон скривил губы. Он был не доволен.
  Алекс продолжил:
  - В любом случае, капитан здесь - я. И пока я не дам команду, яхта не тронется. У моряков, знаете ли, железная дисциплина.
  - Только моряк здесь - вы один, - усмехнулся Брадис.
  Алекс покачал головой:
  - Теперь все мы здесь - моряки.
  И он вновь поднёс бинокль к глазам. Не отрываясь, глядел он, как медленно, с усилием, идут плоты и лодки. По мере приближения каравана стали различимы люди. Вот Эндрю с помощником - гребут уже вдвоём, выбиваются из сил. Вот Лиза, обнимает Айшу. Та отчего-то заплакана. Мышенька держится за маму. Позади, в лодке, Грета и Майкл. И ещё люди, взволнованные, объединённые горем и жаждой жить.
  - Да что ж еле тащатся! Как черепахи! - ворчал Гордон.
  - Сел бы к ним за вёсла, вопросов бы не возникало, - парировал Алекс.
  Наконец, караван приблизился к яхте. Усталые, но обрадованные тем, что их дождались, пассажиры лодок собирали свои пожитки и поднимались по трапу наверх. Измотанные гребцы затаскивали лодки. Мужчины сразу же проследовали в свои каюты и рухнули на кровать, забывшись утомительным сном.
  - Могли бы и побыстрее! - прикрикивал на путников Гордон. - Размещайтесь! Будем отплывать!
  Майкл, увидев Алекса, бросился ему на шею. Капитан подхватил мальчика и стал кружить его на руках. Он что-то говорил ему. Лиза подошла ближе.
  - Назначаю тебя старшим юнгой! - услышала Лиза.
  Майкл отдал честь:
  - Есть, сэр!
  Алекс по-доброму рассмеялся:
  - Отдам тебе запасную фуражку! Будешь настоящим матросом!
  Лиза поздоровалась с Алексом, и у неё внезапно тоже возникло желание обнять его. Но она остановила себя.
  - Куда нам нести свои вещи? - неестественно громко спросила она.
  - Нед, покажи им их каюту, - позвал Алекс. - Места мало, придётся тесниться. Вы будете в двухместной, с Айшей и Мышкой. Так, все шлюпки подняли?.. Снимаемся с якоря! - крикнул Алекс своей команде.
  Лиза и Майкл спустились в трюм. Здесь было тепло, но душно. Воздух пропитался потом давно немытых тел и запахом нечистот. Майкл зажал нос.
  - Здесь тоже нет душа? - спросил он, не убирая ладони от лица.
  - Душ-то есть, - вздохнула Лиза. - Воды совсем мало...
  Каюты были довольно тесны, и Лизе трудно было представить, как они поместятся вчетвером в таком маленьком пространстве. Но - ничего, главное, они на пути к спасению.
  Айша и Мышка были уже внутри и располагались. Лиза и Майкл прошли и сели на свою кровать.
  - Попробуем создать здесь уют? - улыбнулась Лиза.
  Айша улыбнулась в ответ.
  В дверном проёме возникла Грета.
  - Как хорошо, что нас поселили рядом! Девочки, вы не поверите, кого я только что увидела! Нашего Джереми!
  Подруги удивились.
  - Я думала, он погиб! Его давно не было видно! - сказала Лиза.
  - Вот и я так думала, - ответила Грета. - Говорят, он появился после того, как лодки отбыли в последний рейс, то есть за нами. Говорят, он словно вынырнул из трясины. Неизвестно, где Джереми был раньше и как оказался тут. Надо бы расспросить его.
  - Боюсь, он ничего вам не скажет, - добавила Лиза.
  Грета хотела что-то возразить, но тут все пассажиры яхты ощутили плавный толчок. Судно тронулось.
  - Поплыли, - произнесла Грета. - Пойдемте наверх! Мы должны это видеть!
  И Грета отправилась по узкому коридору в сторону лестницы на палубу. Лиза и Майкл бросились за ней.
  - Видеть что? - вдогонку Грете спросила Лиза.
  Но Грета уже поднималась наверх. Корабль набирал ход. Лиза с сыном выбрались на палубу. Мороз сразу же дал о себе знать - они были раздеты, а ветер, возникший от движения яхты, стал кусать по лицу. Пришлось отправить Макла вниз, за тёплой курткой. Мальчику это не понравилось, но маму он послушался.
  Лиза догнала Грету. Та подошла к бортику и, опёршись на перила, глядела вдаль.
  - Что мы должны увидеть? - Лиза повторила свой вопрос.
  Внизу, под ними, корма рассекала зеленеющую гладь воды. Брызги разлетались прочь от бортов, из-за малого количества солнца почти не давая бликов.
  Грета указала рукой на берег:
  - Наш Вэллпорт, смотри! Давай послушаем, что он скажет нам на прощание.
  Яхта приближалась к городу и вскоре поравнялась с ним. Оставались позади дома и знакомые улицы, родные школа и парк, где все они так любили гулять.
  - Что же говорит он? - спросила Лиза.
  Грета ответила:
  - Он ничего не говорит. Он плачет.
  Лиза вздохнула:
  - Я ничего не слышу...
  Грета положила руку ей на спину, приобняла:
  - Не расстраивайся, милая! Это ведь хорошо! Не надо тебе таких потрясений, после которых начинают слышать это... И видеть.
  Они стояли и наблюдали, как Вэллпорт остаётся здесь навсегда. Ведь городу, в отличие от людей, невозможно перейти на новое место. Его удел теперь - пустота и разрушение. Оттого-то и плакал город.
  Он не боялся умирать, ведь есть вещи гораздо страшнее смерти. Он боялся остаться один, ибо одиночество пугает даже города. Сколько бы времени ни прошло с того момента, как покинули город люди, как сильны не были бы разрушения зданий, пустые города продолжают ждать и верят, что однажды всё изменится. Люди вернутся, вернётся жизнь. Летаргия кончится, и новый лист, оторвавшийся от календаря, возвестит возрождение этого города. Улицы наполнятся топотом ног и визгом шин, откроются магазины и школы, заработают аттракционы в парке. Город вытрет слёзы и улыбнётся своим обитателям. Ведь только в людях, в их обитании, города обретают смысл.
  
  
  4. Узлы
  
  Дорога начиналась с тревоги.
  К вечеру первого дня пути запылал жаром маленький Макс. Видимо, в лодке он сильно перемёрз.
  Позвали Джейка. Тот осмотрел мальчика, послушал, измерил температуру. Затем с грустью обратился к бабушке:
  - Шумы в лёгких. По всей вероятности, пневмония.
  - Что же делать? - испугалась Мария.
  - Сочувствую Вам. У меня почти нет лекарств. Тут нужна антибактериальная терапия, я не могу её провести... Осталось лишь жаропонижающее, но в одиночку оно бессильно. Организм малыша не сможет побороть болезнь, крепитесь...
  Максу сделали укол, положили на голову компресс. Вид мальчика был не так страшен, как у тех, кто умирал от пришедшей с болотом лихорадки. Он умирал тихим ангелом, к ужасу бабушки почти не плача и находясь в полузабытьи.
  Через сутки, посреди угрюмой ночи, малыша не стало. Мария была убита горем и беспрестанно твердила, что без правнука у неё больше нет дел на этой земле.
  Как только рассвело, малыша переодели в чистое и умыли. Положили тельце в большой дорожный чемодан, позволили Марии проститься с правнуком. Затем поднялись на палубу и спустили его на воду. Долго стояли, глядя вслед чемоданчику, который уплывал прочь от борта яхты по зеленеющей воде.
  В каютах было до безумия душно. Потолки давили, съедали пространство стены. Вонь от пота и нечистот, казалось, въелась во внутренности корабля. Айша с женщинами вырывались на кухню, но там, у работающих плит, было ещё жарче. Лиза старалась как можно чаще выводить детей, с которыми она водилась, на палубу. Воздух наверху также был тяжёл, но температура его была ниже, и потому дышалось легче, чем внутри. В каютах дети маялись. Учёба была им неинтересна, игры быстро опротивели. Ребятишки были слабы и измотаны.
  "Им бы фруктов, солнца, - с жалостью думала Лиза. - Душа тёплого, свежего белья... Они ожили бы".
  Воду жёстко экономили. Ввели внутренние нормы: восемьсот грамм в сутки на ребёнка, один литр - на взрослого. Готовили на технической воде, добытой в госзапасах. Мытьё запрещалось, только - на питьё и пищу. Эндрю постоянно брал пробы воды в океане в надежде увидеть изменения в её структуре. Он заметил, что в солёной воде на порядок меньше болотных бактерий, оттого и цвет воды не так насыщен. К тому же, она не вязла так сильно, как вода в Вэллпорте. Но пить её всё равно нельзя было, ведь она не была пресной. Убирать соль из воды значило затратить сильно много тепла, а топливо экономили. Да и от бактерий очистить воду до конца не получалось. Так что задачи перед Эндрю стояли серьёзные.
  Впереди простиралась бесконечная серо-зеленая даль. Берег давно скрылся вдали, и теперь путников окружало лишь бескрайнее море. Лиза вспоминала, как плавала однажды с мужем по океану. Тоже на яхте, правда, не на такой огромной, как у Спеллнера.
  Небо и море тогда сливались воедино. Словно они находились в центре огромного лазоревого шара. Был штиль, как и сейчас, и пахло радостью и спокойствием.
  От моря тех времён не осталось и следа. Шар расслоился, и нижняя его часть сделалась неприглядно-зелёной, верхняя же стала до тоски серой. От неба над головой хотелось выть, а от безысходности - броситься в омут надоевшей зелени с головой.
  На обеды все собирались в общей столовой. Роскошные белые скатерти на столах шли вразрез с одеждой путников. Потому скатерти быстро изъяли, использовав полотно для постельного белья и перешивки в одежду.
  Жизнь на яхте плыла неспешно. Изредка всеобщее спокойствие прерывалось жаркими спорами, инициаторами которых чаще был Брадис, а примирителями - Лиза и Эндрю.
  Мария вскоре после гибели Макса слегла. Жизнь без внука оказалась внезапно не нужна ей. Ей становилось хуже с каждым днём: мучило давление, барахлило сердце. Появилась отдышка, стало тяжело ходить. Вскоре она совсем перестала подниматься на палубу, а в один из дней не поднялась и с постели...
  Лиза и Айша горевали. Лиза вдруг поймала себя на мысли, что за время их жизни среди болота её чувства изрядно притупились. И если поначалу горе, утрата близкого человека, воспринимались невероятно остро, то теперь они сделались тусклее. Словно организм ограждал себя от непомерных волнений.
  Вечерами все, кроме дежурных, собирались в столовой. Обсуждали насущные дела, меню, распределение воды и другие бытовые проблемы. Однажды Лиза решила поделиться с Эндрю своими мыслями. Но слова её услышали многие, и оказалось, что все они думали так же.
  - Я всё думаю, - говорила Лиза, - а что, если на планете не осталось ни одного уголка, нетронутого болотом?.. Если все города мира постигла та же участь, что и Вэллпорт? Получается, что нам некуда плыть, но даже и это не самое страшное. Ведь мы можем как-то приспособиться, жить дальше... Меня пугает то, что мы можем оказаться последними людьми на планете. Если так - что тогда?..
  Все задумались. Гордон отсутствовал - сегодня была его очередь нести вахту. А иначе он, конечно же, высказался бы на тему того, что выжившим предстоит создать новое государство, что они переродятся в новую цивилизацию, и для поддержания жизнеспособности должны будут активно плодиться. Такая картина Лизу пугала, и она гнала подобные мысли прочь.
  - Нет. Должна где-то быть чистая земля, - возразил ей Эндрю. Словно в голову к ней сумел заглянуть!
  На следующее утро произошло событие, перевернувшее жизнь корабля с ног на голову. Проснулись от истошных криков дозорного:
  - Корабль! Корабль! На горизонте корабль!!!
  Алекс пулей бросился на палубу, отобрал у дозорного бинокль. Действительно, вдалеке плыло небольшое судно, похожее на рыбацкую шхуну.
  Взяли курс в сторону незнакомого корабля. Пассажиры яхты как один оставили душные каюты и сгрудились на палубе. Было морозное, помятое от дурноты помещений, утро.
  Испуг перемежался с любопытством. По мере приближения в бинокль стали различимы люди на борту шхуны. На борту царила суета - люди там тоже заметили яхту. Но суета была какой-то заторможенной, и это ввело Алекса в заблуждение.
  Подплыли ближе, и капитан в рупор произнёс по-английски слова о том, что их корабль спасается от экологической катастрофы и просит помощи, или любой информации о пригодной для жизни земле. Очевидно, их не поняли. Тогда Алекс пригласил путников присоединиться к ним, или же хотя бы подняться на борт яхты для разговора.
  Ответа вновь не последовало. Более того, люди на шхуне неожиданно пропали - спрятались. Посовещавшись с Гордоном, Алекс отдал команду спускать на воду шлюпку. Он вместе с Эндрю, Штангером и ещё несколькими мужчинами отплыл на шлюпку. Штангер на всякий случай взял с собой пистолет.
  Пришвартовались и стали подниматься. Но едва первый человек ступил на борт шхуны, как тут же с криком упал в воду. По подёрнутой зеленью океанической глади расплывалось бурое пятно крови.
  Такая же участь ждала и следующего мужчину. Едва он высунулся над бортом шлюпки, как в его груди тут же оказался нож. Он тоже упал. На яхте раздался истошный визг: кричала жена убитого.
  - Похоже, нам здесь не рады! - произнёс Штангер.
  Они вместе с Эндрю оставались в лодке. Подниматься наверх расхотелось.
  - Ничего, - сказал вдруг Нед. - Я заставлю их угомониться!
  - Нужно сказать, что мы пришли с миром! - воскликнул Эндрю.
  Но Штангер уже полез вверх. В кулаке он крепко сжимал пистолет, подаренный ему Брадисом ещё в Вэллпорте. Он перекинул руку через край бортика и выстрелил наугад.
  На шхуне не раздалось ни звука. Очевидно, там были готовы ко всему.
  - Нед, не надо! - кричал Эндрю. - Мы не должны их убивать!
  Алекс одерну его:
  - Тут не до любезностей. Либо они нас, либо мы их!
  А Штангер тем временем высунулся наверх по пояс и вновь выстрелил. Раздался сдавленный стон: пуля настигла свою цель. В ответ застонал и Нед: в его левую руку впился острый нож. Но Нед устоял, и ни один мускул на его лице не дрогнул, когда он, не вынимая ножа, перепрыгнул через бортик судна и принялся вновь стрелять.
  Следом за ним наверх отправился Алекс. На палубе он увидел тела двоих убитых. Судя по внешности, они были выходцами из Латинской Америки. Ещё с одним мужчиной Нед боролся на кулаках. Премущество было явно за Штангером, и вскоре его соперник был сброшен за борт.
  На Алекса с тесаком в руках бросился ещё один мужчина. Капитан вовремя успел увернуться от удара.
  На палубе появился Эндрю:
  - Стойте! Не надо убийства! - кричал он.
  - Хорошо, - процедил Алекс, скручивая руки своему противнику и забирая у него тесак. - Этого мы возьмём живым.
  Противник его был сильно ослаблен. Все люди, которых они встретили на шхуне, были истощены. Очевидно, их запасы продовольствия давно закончились.
  - Кто-то есть ещё? - сспросил Алекс у Неда.
  - Осмотрю трюм, - ответил тот и скрылся в утробе судна.
  - Эндрю! - продолжал командовать Алекс. - Помоги Неду! И осмотрите корабль на предмет припасов! Да, и мне нужна веревка, - Алекс по-прежнему держал не сопротивляющегося более мужчину.
  Верёвка нашлась, в отличие от продуктов и воды. Также нашёлся исхудалый, сильно напуганный паренёк лет пятнадцати. Он без перерыва лопотал что-то по-испански. Паренька, в отличие от первого пленника, который вновь пытался напасть на Алекса, связывать не пришлось.
  Пленников поместили в шлюпку и переправили на корабль. Больше ничего ценного на шхуне не нашлось, поэтому её, сплошь проржавевшую, решено было бросить.
  Вновь отдали команду ко всплытию, завели мотор, и яхта стала набирать узлы. Решали, что делать с пленниками. Первым делом их напоили и дали поесть, хотя доктор Джейк возражал. Его не послушали. Пытались наладить контакт, но по-английски те не говорили.
  Внезапно Лиза вспомнила, что на борту яхты есть человек, владеющий испанским. Это была Айша. Её оторвали от дел на камбузе и отправили в каюту, где находились пленники, в качестве переводчика.
  Она поговорила с пленниками на их родном языке, успокоила их: здесь они в безопасности. Объяснила, кто они и куда направляются. Рассказала, что стало с Вэллпортом. Мужчина позволил развязать себе руки и тоже принялся рассказывать. Айша переводила.
  Оказалось, их шхуна дрейфует в океане уже две с половиной недели. С рыбацкой деревней, где жили путники, случилось тоже самое, что и с Вэллпортом. Они уплыли на нескольких шхунах, но дорогой люди гибли от мора, голода и внутренних распрей и пробоин в проржавевшей обшивке. Побережье Мексики, вдоль которого они плыли, было изъедено болотом. Их шхуна была лучшей из всех. Оставшиеся в живых объединились на ней, собрав запасы воды и топлива с остальных, и уплыли в открытый океан.
  Вскоре топливо кончилось, и им пришлось отдаться на волю волн. Обстановка на шхуне становилось всё напряжённее. Еды не осталось, заканчивалась вода. Люди принялись убивать друг друга. На шхуне царили зло и смерть. Нашлись такие, кто не брезговал и человечиной. Но их участь была решена другими членами кораблика: этим зверям не оставляли возможности жить.
  Когда увидели роскошную белую яхту, не на шутку встревожились. Ничего, кроме погибели, от неё не ждали. Потому и ответили нападением команде Алекса, лишив её двоих человек.
  Жена убитого рвалась к пленникам, грозя местью. Пришлось изолировать её, заперев в одной из кают. Там женщина вскоре стихла. Когда пришли проведать, обнаружили девушку повесившейся. На клочке бумаге, который нашли на столе, были криво написаны всего три слова: "Только с тобой".
  Пленников побаивались, поэтому на ночь заперли на замок. Наутро, когда пришли к ним, обнаружили обоих мёртвыми.
  - Я же говорил: нельзя их так много кормить! - воскликнул Джейк. - После долгого голодания их организмы не выдержали обильной еды!
  На Джейка рассердились:
  - Ладно - мы! Но ты - доктор, почему не настоял, не объяснил как следует?
  Джейк вздохнул:
  - Я знал об этом только в теории. На практике не сталкивался. Не было случая как-то. Боялся, что могу ошибиться...
  Поговаривали, что смерть перебралась с рыбацкой шхуны мексиканцев на яхту бывших вэллпортцев. Но говорили и то, что она тенью шла за ними по пятам из самого города.
  Монологи на эту тему очень любил читать Джереми. Вечером, когда путники собирались в душной, пропитанной потом, столовой, он декламировал здесь свои соображения. Как и прежде, в Вэллпорте, Джереми картинно вскидывал руки к небу, то срывался на крик, то переходил на шёпот. За недолгое время плавания он успел порядком надоесть всем членам экипажа.
  - Меня вот что волнует, - однажды сказала Грета Лизе. - Где наш Джереми был до отплытия корабля?! В городе о нём не было слышно. Где он отсиживался?!
  Все попытки расспросить Джереми о том, где он находился, заканчивались провалом. Джереми поднимал взгляд к потолку и утробным голосом произносил:
  - Я был там, откуда мало кто возвращается!
  Следующей ночью Алекса разбудил дежурный. Мужчина был сильно взбудоражен.
  - Приборы! Приборы!!! - задыхаясь от быстрого бега, кричал он.
  Джейк вскочил и бросился в рубку. Там собрались все мужчины и женщины, которые несли вахту в эту ночь.
  - Что за собрание?! - громким голосом сказал Алекс. - Разойтись по своим местам!
  И следом обратился к штурману:
  - Что случилось?
  - Приборы отказали, капитан! - воскликнул взволнованный мужчина.
  Алекс перевел взгляд с мертвенно-бледного лица штурмана на панель приборов, и его словно обдало кипятком.
  - Этого... Не может быть! - только и смог сказать он.
  Стрелки метались, как сумасшедшие, без конца меняя свой курс. Точное электронное оборудование дало сбой. Теперь непонятно было, ни куда движется яхта, ни с какой скоростью она идёт, ни сколько топлива осталось в запасе.
  - Может, какая-то аномалия? - робко предположил штурман. - Как в Бермудском треугольнике?
  - Ага! Всеобщее приборное безумие! - саркастически заметил Алекс.
  На деле ему было не до шуток. Ему пришлось отдать приказ: "Стоп-машина!" и начать проверку оборудования корабля.
  По тревоге поднят был весь экипаж. Поиском неполадок занимались весь день, но тщетно. Неисправность найти не могли. Ближе к вечеру кто-то решил достать компас, и тогда обнаружили, что и его стрелка носится по кругу. Тогда стало ясно, что дело вовсе не в электрике.
  - Мы что, приплыли на Северный магнитный полюс? - с досадой от собственных знаний спрашивал Эндрю. - Вроде курс не туда держали! Или полюс сместился к нам?!
  Все пассажиры собрались в полутёмном зале-столовой и, вместо ужина, от которого решено было отказаться, оставив вечерний приём пищи только детям, обсуждали сложившуюся ситуацию.
  - Я не исключаю ошибку капитана! - сделал неожиданное заявление Брадис.
  - Курс был верен, - парировал Алекс. - Вы представляете, сколько километров до северного магнитного полюса от Вэллпорта?! Видимо, всё же аномалия.
  - Она как-то связана с болотом? Что будет с нами теперь?! - понеслось со всех сторон.
  Алекс жестом попросил собравшихся замолчать. Он был серьезен и угрюм.
  - Нам всем придется принять очень важное решение. Топлива осталось совсем мало, не более чем на день пути при средней узловой скорости. Этот день приблизит нас к берегам Азии. Но запасы топлива тогда будут истрачены полностью. Двигаться вслепую, без координат и ориентации, довольно опасно. Если бы были звезды, можно было бы ориентироваться по ним. Но небо съедено тучами, вы видите это сами. Потому я предлагаю навигацию прекратить и дрейфовать в открытом море. Запас топлива оставить для крайнего случая или для непосредственного подхода к Азиатским берегам. Плюс, расход на обогрев яхты. Неизвестно, сколько ещё нам здесь предстоит находиться.
  Тишина напряглась. Напряжение натянуло воздух до предела, и он едва ли не звенел.
  - Давайте голосовать, - вздохнул Адекс. - Кто за то, чтобы продолжить путь?
  Воздух рассекла уверенная рука Брадиса. Остальные переглядывались, но голосовать не решались.
  - Хорошо, один голос, - кивнул Алекс. - Кто за то, чтобы начать дрейф?
  И сам поднял руку.
  Но больше ни единой руки не поднялось. Воздух звенел отчётливо. Люди боялись даже дыхнуть. Казалось, еще секунда - и барабанные перепонки лопнут, не выдержав беззвучия.
  Алекс сохранял присутствие духа:
  - Неужели все воздержались? Я повторю вопрос. Кто за то, чтобы начать дрейф?
  Внезапно тишину разрезал пронзительный женский визг. Кричала Джули. Она вскочила с места и принялась трясти руками. Окружающие вдруг шарахнулись от неё, как от прокажённой, а Джейк, сидевший рядом, схватил малышку Эрин и буквально бросил её в руки стоящему впереди Эндрю.
  - Уводи детей! - кричал доктор. - Все уходите, все!
  Джули не переставала кричать, и, словно безумная, трясла руками. Люди разбегались, и теперь Лизе стало видно, что произошло. По середину предплечья кожа Джули сделалась багровой. Будто один сплошной кровоподтёк. Лиза поспешила увести Майкла. Она увиела, что Эрин оказалась на руках у Катрин, но сейчас ей было не до этого. Все поспешили закрыться в своих каютах.
  После того, как Джули увели прочь, столовую принялись дезинфицировать. Мыли болотной водой с добавлением гипохлорида, которого запасливый доктор завёз на судно в избытке. Занимались этим молодые женщины, среди них были Лиза и Айша.
  - Неужели болотный вирус вернулся с удвоенной силой?! - размышляла Лиза, отжимая ветошь. - Выходит, вирус мутировал? Или это ещё один неизвестный штамм? Получается, всё это время Джули была заражена, и вот сейчас болезнь проявилась. Однако, как страшно! Её руки!.. Неужели она вся станет такой?! И что нам делать теперь? Айша... Айша, ты меня слушаешь?
  Но подруга не реагировала. Она застыла возле ведра с водой в позе бегуна, готового сорваться с низкого старта. Лиза проследила за её взглядом. Он направлен был в пустоту коридора, который вёл к столовой.
  Айша что-то шептала еле слышно. Лизе показалось, это молитва, но смысла слов она не понимала. Айша говорила сейчас по-испански.
  Лиза принялась тормошить подругу. Та вдруг встрепенулась, будто отогнала наваждение. Она села на пол, Лиза бросилась поднимать её. На расспросы о том, что случилось, Айша долго не отвечала.
  Наконец, она произнесла:
  - Лиза... Ты посчитаешь меня сумасшедшей? Я всё чаще вижу её!
  - Кого? - не поняла Лиза.
  - Её... Вишенку. Доченьку мою, - внезапно Айша разрыдалась.
  Сзади неслышно подошла Грета. Она была серьезнее обычного.
  - Ты не сумасшедшая, нет, - мягко сказала она. - Я потом с тобой поговорю. А сейчас - вытри слёзы, успокойся. Ты нужна младшей дочке.
  Тем временем, в каюте капитана Алекс и Брадис вели жаркий спор.
  - Пойми, на что ты обрекаешь нас! - распалялся Гордон. - Мы теряем почти сутки пути! Мы становимся на много миль дальше от берега! Шанса на спасение у нас практически нет! Ты понимаешь не хуже меня: нас просто унесёт обратно к берегам Америки.
  - Ты не замечаешь? - возражал Алекс. - На море - полный штиль! Течения замерли! Так утверждает Эндрю. Я бы мог идти до последнего. Но без навигационного оборудования это сложно! Ни к чему хорошему это не приведёт!
  - Я буду настаивать на продолжении пути! - Брадис срывался на крик.
  - Настаивать... перед кем?! Люди испуганы и измотаны. Вирус вернулся, жена Джейка при смерти. У нас мало воды, мало еды. Рыбы в океане нет! Океан словно вымер! В сложившейся ситуации мы должны принять весь груз решения на себя. В море все безоговорочно подчиняются капитану. Поэтому я распоряжаюсь: прекратить движение, непрерывно подавать сигнал "SOS". Если работа приборов наладится, мы наверстаем эти сутки пути.
  - Ты затеял опасную игру, капитан, - процедил Гордон. - Я не буду спорить с тобой сейчас. Но, поверь, найду способ расправиться с тобой потом.
  - Не стоит угрожать мне, - с нажимом ответил Алекс. - Давно пора понять, что то, что происходит с нами, не игра.
  
  
  5. Видения
  
  Что оставалось путникам?.. Ждать.
  А именно ждать оказалось труднее всего. Корабль прочно завяз в зелёной пучине. Из рубки беспрестанно вылетали неслышные сигналы "SOS". Пассажирам казалось, что корабль молчит, но это было не так. Позывные с просьбой о помощи не прекращались ни на минуту, но ответа на них не было.
  Ждали чуда...
  Напряжение на корабле изо дня в день становилось всё сильнее. В духоте потолки давили сильнее, а стены узких кают, казалось, готовы были поглотить пассажиров без остатка. Люди изнывали от безделья и тоски.
  Вода заканчивалась. Пришлось вводить ещё более жёсткое ограничение: три стакана в сутки на взрослого и два - не ребёнка. Многим не нравилась такая политика. На судне появились воришки, таскавшие с кухни консервы и воду. Пришлось назначить круглосуточную вооруженную охрану. Проблема в том, что людей было не так много, и охранники сами вполне могли оказаться воришками. Поэтому ввели отчётность: люди, охранявшие припасы, обязаны были записывать, какое количество воды и продуктов приняли, сколько выдали и подсчитывать остаток. Несколько здравомыслящих людей, среди которых была и Лиза, жалели, что не ввели такую систему раньше. Остальным же и при избранном порядке казалось, что их обворовывают.
  Эндрю не оставлял попыток добыть пригодную к питью воду. Но, сколько бы он ни пытался, болотные микроорганизмы по-прежнему обнаруживались в очищенной им воде. Эндрю был крайне удручён, потому что чувствовал личную ответственность за те беды, которые происходят теперь с пассажирами корабля.
  Вскоре после начала болезни скончалась Джули. Джейк никому не позволил увидеть её мёртвой, и потому прощались с ней, уже завёрнутой в полиэтилен. О причинах её гибели догадывались, и перешёптывались, боясь сказать вслух.
  Действительно, хворь зашла на новый виток. Теперь её проявления стали гораздо страшнее. Люди багровели, превращаясь в сплошной синяк, их рвало кровью. Никакая дезинфекция тут не могла помочь. Сначала один заболевший, затем другой, третий...
  Пришлось отказаться от столовой, перенеся все принятия пищи прямо на камбуз, и отвести её помещение под изолятор. Туда Джейк определял заболевших, чтобы оградить тех, кто ещё здоров, от контакта с больными. Умирали гораздо быстрее, чем раньше. После каждого погибшего промывали столовую крутым раствором гипохлорида. Джейк надеялся, что это принесёт хоть какую-то пользу.
  К больным доктор ходил в масках. Их в большом количестве нашила из скатертей Грета. Многих удивляло, что доктор, который ещё в Вэллпорте посетил так много больных неизлечимой хворью, который и здесь был в постоянном контакте с заражёнными, не заболевал сам. Поговаривали, что Джейк знает какой-то секрет. Некое лекарство, о котором не говорит никому. Но сам Джейк считал, что у некоторых людей существует иммунитет к вирусу. У кого именно, он пока определить не мог.
  Вишенка не оставляла маму в покое. Айша видела погибшую дочь по нескольку раз за день. Она старалась не подавать виду, если в момент появления духа девочки рядом находился кто-то ещё. Но по её внезапно напрягшемуся лицу, по сверлящему пустоту взгляду, Лиза всегда догадывалась, что привидение вновь посетило Айшу.
  Психическое состояние Айши становилось всё хуже. Она старалась не отпускать Мышку от себя, боялась, что вирус убьёт и её. Одновременно она отстраняла девочку в моменты своих видений, чтобы та не пугалась. Но Мышку такое поведение мамы пугало только сильнее.
  Айша считала, что сходит с ума и медленно скатывалась в темноту депрессии и ужаса. Ей казалось, девочка что-то хочет от неё, только вот что?! Вишенка всегда молчала. Если привидение приходило к ней наедине, она пыталась вступить с девочкой в разговор.
  Однажды Айша оказалась на камбузе одна. Она готовила ужин для детей. Айша задумалась, вспомнила недавний разговор с Мышкой.
  - Почему наш папа был такой злой? - неожиданно спросила девочка.
  Айша удивилась. О Грейере давно не было речи.
  Она ответила дочери:
  - Он не был злой. Скорее, глубоко несчастный.
  - Ты жалеешь его?
  - Да, - Айша кивнула.
  Серые глазки малышки округлились:
  - Но он же бил тебя, мама!
  Айша боязливо оглянулась по сторонам. Они всей компанией находились в их каюте. Сидевшие рядом Грета и Лиза сделали вид, что ничего не слышали.
  - Тише, тише! - зашептала Айша. - Милая, давай не будем про это вспоминать. Дело прошлое. Папы давно нет с нами, и мы должны его прости...
  Мышка, сидевшая у мамы на коленях, резко метнулась, вскинула ручку вверх и зажала Айше рот ладошкой. Затем обняла её лицо двумя руками и приблизила к себе.
  - Посмотри на меня! Мама, ты же видишь, я на него совсем не похожа! Ни на него, ни на тебя! Я не похожа ни на одного из вас!
  Айша пыталась возразить, хотела сказать, что похожа Мышка на маму Грейера, то есть на свою бабушку. Но девочка, которой такое поведение было не свойственно, так сильно сжимала щёки мамы, что вместо слов у Айши получались лишь отдельные слоги.
  - Я совсем не похожа на вас, мама! - продолжала Мышка. - Потом, папа - злой... Злой, и не возражай мне! Я не могу быть дочерью такого плохого человека! Я не хочу оказаться такой же, как он! Признайся мне, мама, скажи правду!
  Мышка ослабила ручки. Два серых океана глаз с мольбой взирали на маму. Ответ был жизненно важен для девочки
  Айша смягчилась, улыбнулась. Нежно погладила дочку по голове и поцеловала.
  - Что ты, милая! - жарко прошептала она. - Конечно, ты не его дочь. Ты - дочь ангел! Именно так. Я родила тебя от ангела.
  - Я знала это! Я чувствовала, - улыбнулась Мышка.
  Лиза и Грета переглянулись. Они не поняли, шутила Айша или говорила всерьёз. Лизе порой приходила в голову мысль о том, что вторая дочь Грейеров абсолютно не похожа на родителей, но подозревать Айшу в измене она не могла.
  А Грета еле слышно сказала:
  - Удел ангелов нынче - покой и равнодушие. Теперь понятно, в кого наша Мышенька такая тихая.
  Лиза подумала о том, что слова Греты - сарказм. И всё же фраза запали ей в душу. В них был одновременно и укор высшим силам, и признание Гретой того, что Мышка не приходится Грейеру родной. Лизе оставалось только догадываться, что имела Айша в виду, когда говорила, что родила младшую дочь от ангела.
  И потока воспоминаний Айшу вырвало странное ощущение. Кто-то стоял позади, в проходе, ведущем на камбуз, и сверлил её взглядом. Она обернулась и вздрогнула.
  Это была Вишенка. Девочка, одетая в длинную белую сорочку, поеденную трясиной, внимательно глядела на маму.
  - Доченька, - со смесью жалости и страха прошептала Айша. - Ви... Вишенка, милая, чем я могу помочь тебе? Для чего ты преследуешь меня?!
  Девочка молчала. Она наклонила голову вбок и ещё сильнее принялась сверлить Айшу чёрными как смоль глазами.
  - Ты хочешь забрать меня с собой? Считаешь виноватой? Не молчи, доченька, ответь!
  Тишина...
  - Почему ты ходишь за мной? - Айша срывалась на крик. - Зачем мучаешь меня?! Или... - её голос смягчился. - Тебе страшно одной? Ты хочешь быть с нами? А, малыш?.. Ну, иди же сюда... Иди, я обниму тебя! И согрею...
  Но Вишенка оставалась на месте. В пылающих чернотой глазах не проскользнуло ни искорки жизни. Айша случайно глянула прямиком в эту бездну - и волосы на её голове встали дыбом. Отчаянье одиночества, которое обитало теперь во взгляде некогда глубоких, вишнёвых глаз, привело её в ужас. Душа девочки вела борьбу со смертью, но явно проигрывала.
  И тут порыв нежности захлестнул Айшу с головой. Страх перед призраком исчез, окончательно уступив место желанию помочь девочке. Она осторожно шагнула вперёд, и почувствовала, как легчает её тело. Ещё шаг - и оно сделалось будто невесомым. И вот Айша уже плыла по воздуху вперёд, навстречу Вишенке. Пролетев несколько метров (или всё же она их прошла?! Айша не понимала), она опустилась прямо перед девочкой.
  - Вишенка, - жарко шепнула она. - Девочка моя, иди ко мне...
  И тут же дотронулась рукой до щеки дочери. Её ладонь легла на что-то едва ощутимо холодное. Айша осознала, что Вишенка бестелесна. Но это больше её не пугало. Она протянула вперёд вторую руку, положила её на спину Вишенки и притянула дочку к себе. Дух дёрнулся и пошёл волнами. Айша отстранилась, не разжимая рук, и вдруг увидела, что чернота в глазах стала медленно исчезать. На её месте появлялся прежний, глубокий карий, с вишнёвыми переливами, цвет. Девочка словно оживала.
  - Айша! - раздался внезапный крик.
  Чернота метнулась и вновь захватила власть над малышкой.
  - Айша, что ты делаешь?!
  Это был Эндрю. Перепуганный, он спешил к Айше. В тот миг, когда Эндрю приблизился к ней, Айша невольно перевела взгляд на него, а когда вновь опустила вниз, Вишенки в её руках больше не было. Только холод ореолом окружал то место, где мгновение назад был дух девочки.
  Эндрю бросился с расспросами, но Айша словно оглохла. Он поднял её, немую от горя, на ноги, и, поддерживая под руку, повёл в каюту Лизы.
  Пришлось Лизе бросить малышей, за которыми она приглядывала, на попечение Катрин, и заняться подругой.
  Айша долго не решалась говорить. Наконец, она трепетно, как будто посвящая подругу в великий секрет, рассказала Лизе о случившемся. Вначале Лиза пришла в ужас: неужели Айша и правда сходит с ума?! Но потом вспомнила кое-что.
  Она разыскала Грету: та дышала воздухом на палубе. Рассказала ей о случившемся. К удивлению Лизы, происшедшее не вызвало у Греты большого волнения.
  - Пожалуй, стоит побеседовать с вами, - сказала она. - Со всеми.
  Они вместе спустились в каюту к Лизе.
  Айша неподвижно сидела на кровати. Рядом - Эндрю. Он обнимал любимую, гладил рукой по чёрным волосам. Грета вошла и села напротив них, Лиза проследовала за ней.
  - Я не считаю, Айша, что ты сходишь с ума, - начала она. - Более того, ты - нормальнее многих из нас. Хотя когда-то я была в такой же ситуации, что и ты теперь, и так же боялась. Ты ведь знаешь, что случилось с моими детьми, я говорила тебе. Но никогда я не досказывала вам историю своей жизни до конца. Наверное, пора сделать это.
  Грета говорила тихо. Её речь была плавной, а в голос звучал сухо. Незнакомый человек вряд ли бы уловил в ней едва заметную тоску. Чувства Греты давно перегорели, оставив внутри неё лишь горстку пепла.
  Лиза слышала эту историю миллион раз, но каждый раз воспринимала её по-новому остро. Айша знакома была с жизнью Греты лишь частично, а вот Эндрю был для Греты совершенно новым слушателем. Грета начала рассказ издали.
  Молодость матери Греты, Берты, пришлась на времена расцвета нацизма в Германии. Она вышла замуж за молодого учёного-врача по фамилии Вайс, всецело преданного нацистской идее. Любовь Берты оказалась слепа. Она не сразу поняла, что её муж оказался чудовищем.
  Спустя некоторое время после свадьбы родился малыш, радость и боль Берты одновременно. Новорожденный страдал болезнью Гюнтера. Берта прежде и не слышала о подобном. Стоило малышу оказаться на солнце, как кожа его начала пузыриться, трескаться и кровить.
  Берта поняла, что солнечный свет теперь - главный враг её сына. Она надёжно спрятала его в темноте комнат и принялась горевать над нелёгкой судьбой малыша.
  Но её муж не разделил с ней горестей. Поняв, что его родной сын имеет генетическое заболевание, Вайс пришёл в неописуемый восторг. Он стал настаивать, что ребёнка нужно сдать в научную лабораторию. Он рассказывал, как это здорово - над малышом будут ставить опыты, которые помогут понять природу его болезни! Он готов был отдать на гибель собственного ребёнка - и ради чего?! Какой-то мифической науки, противной нутру Берты идеи... Она пришла в ужас.
  Как можно было позволить кому-то издеваться над её ребёнком?! Грета плакала, умоляла, но муж оказался непреклонен. Он силой забрал сына у жены и отвёз в лабораторию.
  Что оставалось делать Берте?.. Она попыталась выкрасть малыша, но была поймана. Вайс устроил ей яростное промывание мозгов и даже бил. Он говорил, что их ребёнок - не человек, что он ненормален и не заслуживает жизни.
  Пришлось Берте сделать вид, что она смирилась. Но это был лишь обман.
  Выгадав время, она решилась на страшное. Она предприняла ещё одну попытку похитить сына, на этот раз - удачную. Она тайком вынесла его в большой хозяйственной сумке из здания больницы на улицу и побежала прочь, в поля, которые располагались за пределами их маленького городка.
  На этот шаг Берта пошла от отчаяния. Она не могла позволить мучить своего сына, изучать его, будто подопытное животное. Она решила, что лучше ему не жить совсем, чем терпеть такие издевательства.
  Оказавшись далеко от жилых домов и автострады, Берта вынула малыша из сумки и подставила его безжалостным солнечным лучам. Кожа ребенка вздыбилась, пошла бурыми пятнами, кровью. Малыш извивался от боли и орал.
  Берта плохо помнила, что было потом. В её голове сходились одновременно два сюжета. В одном из них она убегала прочь, и внутренности её поминутно выворачивались наизнанку рвотой. В другом - пыталась спасти малыша, прятала его обратно в сумку, но он уже не дышал...
  Далее в её воспоминаниях - сплошные обрывки. Нацистские военные, ружья, камера. Одетый в белый халат Вайс, плюющий в её сторону. Словно в тумане - судебный процесс над ней, и прибытие в исправительный лагерь.
  После суда брак Вайса с преступницей считался недействительным. Берта знала, что время спустя он женился вновь и у него родился сын, на этот раз - здоровы й. После падения нацистского режима Вайс не выдержал позора и застрелился.
  Лагерная жизнь вымотала и окончательно опустошила Берту. Когда она освободилась, ей был уже тридцать шесть. Она чувствовала себя потерянной и ненужной этому миру. Груз убийства сына оказался непосилен. Если честно, Берта не была уверена в том, что она нормальна и не сходит с ума.
  Она забеременела от случайной связи. Узнав о том, что скоро станет мамой, Берта испытала и радость, и испуг одновременно. Материнское начало, подавленное горем, вырывалось наружу. Ей требовалось заботиться о ком-то. Но был и страх: вдруг ребёнок тоже будет болен?..
  Вскоре родились две девочки, двойняшки. Старшей из них и была Грета, получившая имя в честь своей бабушки, матери Берты. Младшую мама назвала Даутцен, в честь её прабабки - фризки. Обе они были абсолютно здоровы. Берта всем сердцем любила дочерей.
  Жили они тяжело, в нищите. Берте никак не удавалось найти хорошую работу. Постоянно не хватало денег. И если подросшей Грете удавалось мириться с бедностью, то Даутцен очень остро воспринимала постоянную нехватку денег. Она говорила, что, когда вырастет, добьётся богатства любой ценой.
  Память об убитом первенце не оставляла Берту. Её психическое состояние становилось всё хуже. Когда девочкам было двенадцать, у матери случился срыв, и её поместили в лечебницу, где полтора года спустя она умерла.
  Двойняшек определили в приют. Грета считала это не самым худшим вариантом - неужели лучше беспризорничать?! Но Даутцен считала приют позором, клеймом на всю жизнь.
  Шли годы, девочки выросли и стали совершенно красавицами. Грета, которая всегда прилежно училась, поступила в университет по государственному гранту. Она решила стать лингвистом. Даутцен экзамены в колледж провалила. Год промаялась она в Германии. С работой у неё не ладилось. Затем уехала в Швейцарию, откуда писала сестре, что устроилась няней в хорошую семью. Больше они не виделись, хотя постоянно вели переписку и порой перезванивались.
  После окончания университета Грету приняли на работу переводчиком в посольство Германии в США. В одной из рабочих поездок она встретила своего будущего мужа. Морской офицер был так галантен, что Грета не устояла, и вскоре отдала ему руку и сердце.
  Этот брак оказался на редкость счастливым. Грета и Джон - так звали её мужа - родили троих детей. Почему-то Грете всегда верилось, что её семью не будут поджидать тяготы и испытания, ведь столько страдала её мать, столько лишений перенесла она сама! Но Грета ошибалась. Вся её жизнь после рождения детей - одна сплошная история болезней и трагедий.
  Её старший сын страдал почечной недостаточностью. Ему требовалась пересадка, и Грета решила стать донором. Их уже готовили к операции, но случилось страшное. Медсестра перепутала ампулы с препаратами, и вколола мальчику вещество, противопоказанное при почечной недостаточности. Ребёнок погиб. Горе родителей было непосильным.
  Много лет Грета переживала потерю старшего сына. За это время она упустила в воспитании свою дочь. Когда спохватилось, было поздно: девушка употребляла наркотики.
  Её поместили в клинику, упорно лечили. Дела шли на лад до тех пор, пока девушке не диагностировали ВИЧ. Это озлобило её. Она бросила лечение и принялась мстить тому миру, который был здоров. Она заражала других: незаметно царапала людям кожу иголкой с собственной кровью, а в карман кидала записку: "Теперь ты один из нас". От безысходности вновь начала колоться, и в конце концов умерла от передозировки.
  Младший сын Греты глубже остальных переживал гибель сестры. Он считал, что их семья искупает грехи бабки - детоубийцы и её мужа - нациста. И теперь он должен быть следующим в цепочке смертей их семьи.
  Но он ошибся. Следующим ушёл из жизни Джон. Он погиб в рейсе. На подлодке произошла авария, подробностей которой Грета не знала. Тело Джона поднять не смогли, и потому семья прощалась с пустым гробом, который хоронили с военными почестями.
  И всё-таки младшего сына Греты ждала та же участь, что и других её близких. В двадцать один год он узнал, что болен эпилепсией. Это стало последней каплей в море его переживаний. Не выдержав, он покончил собой.
  Грета осталась совершенно одна.
  Она была сломлена окончательно. Сидела дома, изводила себя чувством вины и сходила с ума. Если её семья действительно искупала грехи предков, то почему пострадали её дети и муж, которые были ни в чём не повинны?! - недоумевала Грета. Почему не она сама, ведь она ближе к Берте, чем остальные?!
  В один из холодных осенних дней, когда небо стягивали тучи, и на душе Греты было совсем темно, она предприняла попытку уйти из жизни.
  Каким-то образом её спасли. Поместили в лечебницу, где Грета пробыл почти год. Выписали её заметно исхудавшей и усталой, но полной решимости жить.
  Немного окрепнув, она собрала все свои сбережения и отправилась в Швейцарию искать Даутцен.
  Связь с сестрой была давно потеряна. Поглощённая горем Грета забывала отвечать на письма сестры. Потому письма приходили всё реже. Грета ехала, не зная, наёдет ли Даутцен по обратному адресу, который был указан на конвертах последних писем.
  Они давненько не созванивались, и поэтому по пути в Швейцарию Грета с наслаждением думала о том, что наконец услышит до боли родной голос.
  А ещё увидит малышку Тори, свою племянницу. Грета никогда её не видела, и знала о девочке лишь по письмам. Даутцен родила поздно, почти в тридцать девять лет, и Тори была её единственным ребёнком.
  Даутцен не знала о приезде Греты и не ждала сестру. Она нагрянула как снег на голову. Долгожданной радостной встречи не вышло. Сестра встретила её холодно.
  Даутцен прежде писала, что у неё свой бизнес. На деле Грета и подумать не могла, что это такой бизнес! Когда она осознала, что Даутцен содержит бордель, и ни дня не работала няней, а была проституткой, ей сделалось дурно.
  Поначалу и Даутцен была смущена. Грета видела, что она хотела, чтобы сестра никогда не узнала о том, чем она занимается. Но затем раздражение взяло над ней верх. Всю свою озлобленность она выплюнула в лицо сестре. Грета молчала и поражалась тому, как изменилась за годы её милая Даутцен.
  Она опустилась и спилась. Сильно располнела, как и Грета. Но полнота Даутцен, в отличие от сестры, отталкивала, вызывала неприязнь. Былое сестринское тепло исчезло.
  Грета не стала задерживаться в доме-борделе сестры, даже не осталась на ночь. Она лишь поинтересовалась, может ли увидеть Тори.
  - Тори? - переспросила Даутцен, и Грета удивилась тому, что она поставила ударение в имени дочки на последний слог. Грета всегда считала, что ударный слог в имени Тори - первый. - Бедняжка Тори умерла. Два с половиной года назад. Если ты что-то и можешь увидеть, то только могильную плиту на кладбище.
  Грета покинула дом сестры и разрыдалась. Ей было нестерпимо больно оттого, что двоих последних близких людей - сестру и племянницу - она тоже потеряла. Конечно, Даутцен была жива, но в таком обличье, в котором предстала она перед Гретой сейчас, она была для неё потерянной.
  Погибла и Тори. Сколько же лет было девочке?.. Где-то семнадцать. Совсем юная! Уже стоя возле кассы аэропорта для обмена билета, Грета сообразила, что не спросила у Даутцен, почему умерла девочка. Впрочем, это сейчас было не так важно. Может, прав был младший сын Греты, когда говорил о том, что на их семье лежит проклятие?..
  А дома её поджидали они. Нет, они приходили и раньше. Она видела их и даже с ними говорила. Они отговаривали её от суицида, убеждали, что она не сумасшедшая, что нужна в этом мире живой. Зря она их не послушалась! Зря рассказывала докторам о них, потеряв столько времени и угробив своё здоровье в психиатрической клинике!
  Они, духи её погибших родственников - детей и мужа, спасли её из больницы. Она поверила в них и приняла свои видения. Она никогда больше не рассказывала о них никому, да и теперь решилась только из-за Айши.
  - Так вот, - продолжала Грета. - Когда я ещё лежала в клинике, исколотая препаратами, они сказали мне, что я должна помочь своей племяннице, потому что ей очень плохо. Пока я не найду её, мне нельзя покидать эту землю. Именно поэтому они, вчетвером, преградили мне путь в мир иной во время моего суицида. Именно поэтому я нашла в себе силы оправиться после ужасов лечения и отправилась в Швейцарию. Когда я узнала от Даутцен, что Тори умерла, я решила, что опоздала. Но муж и дети сказали мне, что не находят её среди мертвых. А я все эти годы искала Тори среди живых, но - тщетно. Теперь, видимо, мои поиски бессмысленны. Если такая беда во всём мире, вряд ли осталась ли Тори осталась в живых. Мужа и детей я не видела давно. Они не приходили ко мне с тех пор, как мы стали готовиться к отплытию. А я очень жду их. И верю, что Вишенка приходит к Айше. Девочка не может без мамы, - подвела итог Грета. - И Айше нужно принять свою дочь. Только тогда она сможет её услышать.
  Грета закончила говорить, и все взоры устремились на Айшу. Она всё так же сидела на кровати в объятьях Эндрю и тёрла влажные глаза.
  Голос Айши был хриплым и гнусавым. От волнения она спотыкалась о слова.
  - Когда я вижу Вишенку, мне страшно и больно одновременно. Мне кажется, ей очень холодно, и я хочу её согреть. Но меня пугает то, что её не должно быть! Не должна она приходить ко мне... Это ненормально и, видимо, происходит в моей лишь голове.
  Грета дотронулась до руки Айши, и женщина вздрогнула.
  - Не все привычные нам нормы правильны, - произнесла Грета. - Только приняв Вишенку такой - призраком, бесплотным духом, живущим вне телесной оболочки, ты сможешь понять, зачем она пришла. А иначе она будет следовать за тобой и молчать. Пойми одно, Айша: ты - нормальнее многих. Пока ты не примешь это, ты будешь страдать.
  В разговор вступил Эндрю:
  - Я не могу согласиться с вами! Как учёный не могу. Да и как человек тоже. История вашей жизни печальна. Я бы сказал, даже трагична. Но почему вы всех меряете под одну гребёнку?.. Ровняете Айшу с собой, убеждаете поверить в то, чего на самом деле не бывает?!
  - Эндрю, тише! - Лиза попыталась остудить пыл друга. - Не стоит так распаляться!
  Но Эндрю был слишком рассержен:
  - Я не могу слышать это бред! Про бестелесную оболочку, духов и так далее... У Айши просто слишком глубокое потрясение. И видения, которые преследуют её, имеют вполне научное объяснение, в отличие от того, в чём убеждаете её вы, Грета. Мы обязательно поможем Айше. Но не таким способом.
  К удивлению Лизы, Грета вовсе не обиделась на слова Эндрю. Она улыбнулась и спокойно произнесла.
  - А почему вы считаете, что всё сказанное мной не имеет научного объяснения? Потому лишь, что на сегодняшний день наука это объяснение не нашла?! Поверьте, душа наша, как и всё остальное в этом мире - материальна. Только состоит она из таких частиц, до открытия которых человечеству ещё очень и очень далеко.
  Грету перебила Айша:
  - Когда Грейер уходил, - с боязнью в голосе сказала она, - Вишенка прокричала ему вслед, что он погибнет, а следом погибнет и она. Мы с Мышкой... - она разрыдалась, слова комком застревали в горле. - Мы.. С Мышкой... Утонем в мутной воде... Это... Понимаете... Что это значит?!
  - Мы посреди океана, - упавшим голосом произнесла Лиза. - Посреди мутной зелёной воды.
  Эндрю поспешил успокоить плачущую Айшу:
  - Это всего лишь невинные детские домыслы! Не стоит воспринимать их всерьез!
  - Всё вышло именно так, как она и предрекла! - ещё больше разрыдалась Айша. - И всё именно так и произойдёт! Наш корабль... Утонет!
  - Может, для того она и следует за тобой? - предположила Грета. - Хочет спасти?
  - Или забрать с собой, - сквозь рыдания сказала Айша.
  Обрывок разговора вылетел в коридор, и его услышала проходившая мимо по Катрин Санрайз. Она вела за руку малышку Эрин. С тех пор, как умерла мама девочки, Катрин всецело взяла на себя заботу о ней. Джейк целыми днями пропадал в лазарете и на дежурствах, и с трудом мог выкроить время, чтобы уделить внимание дочке. И потому был рад, что Катрин приглядывает за Эрин.
  За то недолгое время, что они провели вместе, Катрин и Эрин удивительным образом сроднились. Была у них некая общность, которую Катрин удалось понять не сразу. Это было даже не одиночество, а некое ощущение собственной параллельности с этим миром. Словно ты в этом мире существуешь лишь номинально, а живёшь в мире своём, параллельном, в котором есть понятная лишь тебе гармония.
  
  
  6. Воронки
  
  Пожалуй, Лизе всё же не хотелось верить в предсказание Вишенки. Но ещё больше ей не хотелось верить в то, что Айша сходит с ума. Уже к вечеру, с лёгкой руки Эндрю, о предсказании погибшей девочки знали все пассажиры яхты. И многие из них отчего-то поверили в неизбежность кораблекрушения.
  Шёл пятый день, как они дрейфовали. Духота и теснота осточертели, и пассажиры всё больше времени проводили на морозном воздухе на палубе. Они вели разговоры и напряжённо вглядывались в измученную трясиной даль. Ни судов, ни признаков суши на горизонте не было.
  Лиза с сыном тоже вышли подышать перед сном. Майкл играл с Мышкой в догонялки, и из-за его хромоты девочка всегда побеждала. Лиза наблюдала за водной гладью и с сожалением думала о том, почему захватившему океан болоту нельзя было окрасить его в изумрудный. Для чего такой тошнотворный и неприятный глазу цвет?!
  Немного погодя её отыскал Алекс. Ему хотелось из первых рук услышать подробности предсказания Вишенки. Лиза коротко пересказала ему.
  - Разве у нас есть причины верить в эти слова? - со скепсисом спросил Алекс.
  Лиза задумчиво переспросила:
  - Сколько дней мы уже стоим?..
  - При чём здесь это?.. Полый штиль! Как может утонуть корабль?!
  - Знаешь, по-моему, люди теперь разучились верить в хорошее. Да и Гордон их подстёгивает. Ты знаешь, что он обвиняет тебя в неверном курсе? Что изначально ты вёл нас не туда, и сейчас мы стоим по твоей вине, хотя могли бы завести моторы и наверняка - по его версии - доплыть до берега.
  Алекс сокрушенно покачал головой:
  - Брадис затеял странную игру, не посвятив других в её правила. Он явно хочет сместить меня с должности капитана, вот только для чего?! Мы с ним не противники! И я не претендую на его пост. С обязанностями капитана ему не справиться. Он знает это, но, похоже, чересчур самоуверен.
  - Ты обратил внимание, какие разговоры он ведёт?.. С явным анархическим уклоном. Твердит, что семья - это слабость. Что инвалиды жить не должны...
  Алекс усмехнулся:
  - Пытается оправдать отсутствие семьи у себя?! Умно придумано! А насчёт инвалидов - не воспринимай близко к сердцу. Мы все знаем, что он не прав.
  Мимо торопливо просеменил Джереми, единственный из всех на судне, кого ни разу не привлекали к работам. Он был сгорблен и что-то бормотал себе под нос. В последнее время их взаимная неприязнь с Гордоном сошла на нет. Джереми стал одним из приближенным Брадиса. Он будто забыл о своих идеях, и всецело поддерживал своего покровителя.
  - Проследим за ним? - заговорщицки предложил Алекс.
  - Я не могу оставить Майкла!
  - Попроси кого-нибудь приглядеть. Грету, Катрин... Я побежал за ним, догоняй!
  И Алекс бросился за Джереми.
  Просить Катрин Лиза не стала. Она решила обратиться к Грете, потому что доверяла ей куда больше, чем этой странной девушке. И поспешила внутрь корабля следом за Алексом.
  Оказалось, Джереми спешил в форпик, где обитал Гордон. Вечерами там собирались приближённые Гордону люди, чтобы послушать его философские изречения. Ряды мелели: многих подкосила скоротечная лихорадка. Сегодня присутствовали неубиваемый Нед Штангер, назначенный боцманом Стэн Сорокан и некто по имени Курт. Джереми запрыгнул внутрь сквозь узкую дверь и присоединился к говорящим. Алекс остался подслушивать снаружи.
  Гордон с чувством говорил:
  - ...Несмотря даже на то, как далеко в своем развитии ушла наша цивилизация, мы - всё те же пещерные люди с первобытными инстинктами и законами каменного века. Экономическая конкуренция - не что иное, как перерождённый инстинкт самосохранения для каждого индивида. Подлые социальные законы - его подавление. То, что творится с планетой сейчас - скачок назад, по большому счёту. Но давайте посмотрим с другой стороны! Вспомните, о чём говорил я вам вчера. Теперь мы можем наконец-то упорядочить наш мир, привести его в систему, близкую к природной. Ту систему, в которой выживает сильнейший, а слабый становится лишним и погибает. Так всегда было в естественной среде, пока добытчики не взяли на себя обязательства тянуть дармоедов. Меня и в добрые времена раздражали нищие и инвалиды. За что государство содержало их, за какие такие заслуги?! Чем полезны они обществу?! Но теперь всё будет по-другому. Я ещё на суше говорил о том, что лучше не брать их с собой. Они лишние здесь. Убогие, больные, старики - им всем лучше убраться с нашего корабля, подарить свою пищу и кислород другим, тем, кто заслуживает продолжить поиски земли, кто сможет дать крепкое телом потомство и положить начало новой, перерождённой цивилизации.
  - Не могу слушать этот бред, - прошептала Лиза Алексу.
  Она резко распахнула дверь форпика и решительно вошла внутрь.
  В помещении был полумрак. Казалось, приход Лизы никого не удивил, а сам Брадис словно ждал достойного оппонента.
  Присесть было негде. Никто из мужчин не уступил Лизе своё место. Пришлось ей загородить собой дверной проём. В тесном помещении не нашлось места для Алекса, и он маячил где-то за спиной Лизы, не горя желанием встревать в спор.
  Гордон был очень уверен. Хромота его практически прошла, и теперь он мог ходить, не опираясь на костыль или трость. На вопрос Лизы:
  - Так в чём вы видите перерождение?
  Он уверенно повторил сказанные ранее слова.
  Но Лиза возразила Гордону:
  - То, о чём вы говорите - давно пройденный этап в истории человечества. Отношение к старикам, детям и инвалидам - показатель уровня развития общества. Мы должны уважать тех, кто слабее нас физически. Потому что им приходится гораздо тяжелее нас. И зачастую они куда сильнее духом, чем мы, здоровые люди. Почему не проявляете вы почтения к старикам? Ваши родители разве не заслуживают уважения?! В том, что они постарели, нет их вины.
  Гордон разозлился:
  - Если бы мои родители были живы, они не заслуживали бы ничего, кроме плевка в их сторону. За то поганое детство, что они дали мне. За побои и издевательства.
  - Но не все - такие, как они! Мои родители были прекрасными людьми. Мне не хватает их.
  - Знаете, мадам, - усмехнулся Гордон. - Если бы у меня была возможность выбирать, где, когда и кем родиться, я определённо не выбрал бы эту жизнь. Но права выбора нам не дано. Кто-то решает всё за нас. Многие думают, что это бог, но я в бога не верю. Наш мир - хаос, в нём нет места системности, и откуда здесь взяться богу?! А вы, мадам? Во что и в какого бога вы верите?
  Православный крестик на груди обжёг Лизе кожу. Она не была фанатиком, но вере своих предков была предана. Мама с бабушкой крестили Лизу пятилетней в православной церкви, в тайне от родственников отца. Когда те узнали, разразился жуткий скандал, даже не смотря на то, что отец девочки не был против обращения дочери в православие. Тот день Лиза запомнила хорошо. Как кричала бабушка Сьюзан, как оправдывались перед ней бабушка Ольга и мама. Тогда она поняла, почему бабушка Ольга велела ей прятать крестик под майку и запрещала хвастать им перед другими. Поняла она и то, что веру нужно прятать глубоко в своём сердце и не выставлять напоказ.
  После вступления в брак, чтобы не смущать мужа, Лиза перестала носить крестик. Но после рождения Майкла одела вновь, и уже больше никогда с ним не расставалась.
  - Вы хотите знать, во что я верю, Гордон? - переспросила она. - Я верю. Я верю в то, что вера делает человека сильнее, каковой бы она не была.
  Гордон усмехнулся:
  - Это всего лишь общие слова, больше похожие на отговорку. А если конкретнее?
  Лиза на миг призадумалась. И выдала:
  - Я верю в то, что наш мир - не хаос, а хотя бы - теория относительности. Системности в ней есть место.
  - Какие глубокие математические познания у столь прекрасного существа! - воскликнул Гордон. - И какой тонкий намёк, браво! Я преклоняю колени! Но если вы, мадам, утверждаете, что бог есть, то как вы можете объяснить несправедливость, творящуюся в мире? Например, болезни, посылаемые людям. Религиозники любят оправдывать их необходимостью испытаний. Но зачем мне, человеку, эти испытания?! Разве я о них просил?! Вижу, вам нечего ответить. Потом, есть такая интересная штука, как естественный отбор. Слышали, я надеюсь? Так вот, когда-то я задался вопросом: а существует ли естественный отбор в наши дни? Нет, я не говорю о нём в переносном смысле, не применяю этот термин к бизнесу или политике. Именно тот биологически заложенный отбор, когда сильный получает право жить, а слабый вынужден умереть. И, знаете, я понял: естественный отбор существует и в наши дни. Только он максимально подавляется человеком! И потому все эти немощные, больные, выхаживаются, преждевременно рождённые младенцы - донашиваются, и живут среди нас! Медицина помогает им продлить существование. И не всегда оно самим этим людям в радость. Скажу вот ещё что. Когда-то в Японии была одна хорошая традиция. Помощь естественному отбору! Старики уходили из деревни, обрекая себя на смерть от голода или когтей диких зверей. Тем самым они позволяли жить молодым. Почему бы не возродить её? Наша ситуация сейчас настолько критична! Я помню вашу красоту в Вэллпорте, и не смущайтесь, мадам! Посмотрите, на кого вы стали похожи сейчас! Тощая, словно хилая треска! Отказываетесь от пищи, в пользу кого?! Этого мелкого хромоножки?!
  - Не смейте так говорить! - в сердцах крикнула Лиза. - Забудьте все дурные слова, которые возникают в вашей голове в адрес Майкла! А эта традиция ваша... Пережиток прошлого! От неё давно отказались, и вам это известно!
  - Очень даже зря, - парировал Гордон.
  Лиза ухмыльнулась:
  - Вы бы тоже ушли умирать, как я понимаю?
  Гордон закричал:
  - Да, ушёл бы! А вы?! Выбрали бы смерть ради жизни вашего... Как там его... Майки?!
  - Майкла, - поправила Лиза. - Я верю, что и в старости буду нужна и сыну, и внукам. И друзьям.
  - Какая наивность! - ехидно заметил Гордон.
  Она обернулась в надежде найти поддержку а Алекса. Но его не было. Вместо него стояли в проходе стояли Грета и Майкл. Было видно, что они слышали обрывки разговора, и потому оба были расстроены. Мальчик едва сдерживал слёзы.
  Грета сделала шаг вперёд, Лиза подвинулась назад, уступив ей место.
  - Перед вами - немощная старуха, которая долгие годы жила на государственное пособие за погибшего мужа-военного, и от которой нет никакой пользы обществу. Дармоедка, одним словом! Но, знаете, если окажется, что большинство считает так же, как и вы, Гордон, то я готова уйти. Если людям нужно, чтобы я уступила дорогу, я это сделаю. Я не съем чужой хлеб. И потом, Гордон, почему вы решили, что не выбирали где, когда и кем вам родиться? Вы же не знаете, что там было! Не помните и не можете утверждать. Может, кто-то и спрашивал ваше мнение. Может, вы и сами всё решали. И я не думаю, что ваши проповеди - да-да, именно они! И не смотрите на меня такими удивлёнными глазами. Вы сейчас под стать проповеднику, убеждающего всех принять свою веру. Так вот, проповеди ваши сейчас совершенно неуместны и даже вредны. Вы разлагаете наше общество. Вы добиваетесь распрей.
  Грета поняла, что её слова вызывают у Гордона лишь усмешку. Переубеждать его значила переливать из пустого в порожнее. Грета дотронулась до онемевшей Лизы и позвала её:
  - Пойдём отсюда! Не стоит продолжать этот разговор. И уж тем более принимать слова нашего забияки близко к сердцу. Вопрос о подогреваемых Гордоном распрях я вынесу на общем собрании. Тогда мы узнаем, как настроено большинство, - последние две фразы Грета произнесла с нажимом.
  Ночью Лизе не спалось. Она оставила давящую духоту каюты и отправилась на палубу.
  Было темно. На небе - ни луны, ни звёзд, лишь мрачная и бездушная мгла. На воде нет привычных бликов и отсветов, равно как и размеренного колыхания. Вода была изгаженной и безжизненной.
  На душе у Лизы тоже было темно. Размышления медленно несли её в полную тоски пучину. Требовалось зажечь свет, чтобы не провалиться во мрак окончательно.
  Она приходила к мысли, что Гордон во многом может оказаться прав. Её не столько пугало ущемление самолюбия, сколько пугал тот мир, в котором предстоит жить её сыну, Майклу. Что ждёт его, инвалида детства в том случае, если победа всё же окажется за Брадисом?.. Она и до рождения сына, в студенческие годы, поддерживала организации, которые помогают инвалидам. Призывала делать мир удобным для них, старалась изменить отношения тех, кто был настроен радикально. Теперь все старания насмарку. Теперь будущее Майкла под вопросом. Если его вообще оставят в живых.
  Если оставят - будут унижать и попрекать каждым куском хлеба. Лизе не хотелось такой участи для Майкла. Темнота воды стала ощутимее...
  И тогда Лиза подумала о любви. Что есть это чувство? Мыслители веками пытаются дать ответ. За что, почему мы любим? Ребёнка - за то, что родной?.. Не всегда. Родителей - потому, что воспитали и дали жизнь? Но ситуации бывают разные. Мужчину - потому, что он силён или красив?.. Но ведь и убогого можно полюбить всем сердцем!
  Лиза нашла для себя ответ. Любят не за что-то или почему-то, любят, не имея на то причины. Потому что если находится причина, то это уже не любовь.
  Так вот, общество, создание которого пропагандировал Брадис, не считало любовь основой. Более того, это чувство было для Гордона лишним. Любовь в его понимании тормозила развитие. Лиза, напротив, считала, что любовь - именно в глубоком, всеобъемлющем смысле, подталкивала к созиданию лучше любой агрессии.
  Те идеи, в которых Гордон убеждал окружающих, да и себя в том числе, были вызваны тем, что он не чувствовал себя нужным в мире старом. Он не понимал, для чего рождён и существует. Очевидно, он не был доволен собой, ему не хватало любви, и он искал ей замену в чувствах противоположных.
  И правда, для чего мы живём? Мы приходим в этот мир с убеждением, что рождены для счастья. В счастье и есть смысл нашей жизни, не так ли? Попробуйте доказать обратное ребёнку, и его сознание не примет, отторгнет ваши доводы. Детское мышление есть лучшее подтверждение этой гипотезы. Даже в самых тяжёлых ситуациях дети ищут возможность испытать радость. Они искренне верят, что будут счастливы всегда, всю оставшуюся жизнь, и в этом есть залог внутренней гармонии.
  Когда со временем счастья становится всё меньше, то и смысл жизни теряется. Гордон оттого и пытается обозлить других и настроить на вражду, что сам он глубоко несчастен. Он жаждет радости, но словно разучился находить её в привычных вещах. Его душа на грани катастрофы, ведь она не может выдержать двойного давления - извне и изнутри. И там, и там - воронки, которые засасывают и ведут к катастрофе.
  С этой мыслью Лиза успокоилась. Ей даже стало жаль Гордона. В конце концов, подумала она, однажды всё станет ясно. Время - самое верное мерило истины. Оно рассудит нас всех.
  Лиза бросила взгляд на суровое небо, и мысленно поблагодарила его за то, что до сих пор оно было благосклонно к её семье. Усталость взяла над ней верх, и она хотела отправляться в каюту. Но, пройдя несколько шагов по палубе, остановилась. Странные звуки, доносившиеся с противоположного конца, привлекли её внимание.
  Она осторожно проследовала туда, откуда звуки доносились. Голоса были знакомы. Один - тихий и тонкий, детский, плакал. Его маленькая обладательница была очень испугана. Другой, женский голос, с акцентом, был испуган не менее, но, похоже, пытался убедить не бояться малышку.
  Когда Лиза поняла, что на палубе - Айша и Мышка, её словно током ударило. Она со всех ног бросилась вперёд.
  В темноте было трудно что-то различить. Лиза видела лишь силуэты. Айша с Мышкой на руках стояла у палубного ограждения. Мышка, которой давно надо было спать, ныла, просила маму вернуться.
  Лиза окликнула их, и ей показалось, что Айша вздрогнула.
  - Почему вы не в каюте? - срывающимся голосом сказала Лиза. Она предчувствовала беду. - У вас что-то случилось? Помощь нужна?
  Айша тяжело дышала. Она пересадила Мышку так, чтобы одна её рука оказалась свободной.
  - Мамочка, пожалуйста! - умоляла Мышка. - Давай вернёмся! Мне страшно, я хочу спать...
  - Выспешься, дочка! Совсем скоро выспешься, - обреченно ответила Айша.
  - Что ты задумала?! - с ужасом крикнула Лиза.
  Она бросилась вперёд, чтобы остановить подругу. Но та уже перекинула ногу через бортик. Лиза вцепилась руками в Мышку, но Айша резко дёрнула дочь на себя, и забалансировала на шаткой поверхности, едва удержав равновесие.
  - Ты не понимаешь! - её голос срывался на визг. - Она везде, всюду... Она заберёт меня с собой, рано или поздно, но заберёт! Я уйду к ней! Но и Мышку я не брошу! Не держи меня, пусти!
  - Не пущу! - рыдала Лиза. Она вновь ощутила руками тепло, но не знала, за кого держится теперь - за Мышку или её маму. Айша закрутилась, высвобождаясь, и Лиза поняла, что схватила её. Мышка отчаянно, в полный голос, рыдала. Она поняла, что мама задумала страшное, и теперь всей своей детской силой стремилась прочь, тянулась к Лизе. Айша с остервенением удерживала дочь.
  - Пусти меня, пусти! - кричала она. - Я не могу, так больше! Нет моих сил...
  И она, с Мышкой на руках, оттолкнулась ногами от бортика и полетела вниз, в бездонную океаническую топь. Отчаянный детский плач и с женский крик, перемешанные с неистовым биением сердца, навеки застыли в голове у Лизы. Когда она услышала тугой, смачный всплеск, сердце остановилось. Она плохо помнила, что было потом. Кажется, Лиза упала и оказалась в темноте. Потом пришла в себя, кричала и визжала, ожесточенно колотила ограждение палубы, плевала в ненавистную воду. К ней боялись подойти. Часть Лизиной души словно погибла вместе с Айшей и Мышкой.
  Она не рассказала никому. Во время обморока у Лизы было видение. В нём - Айша и обе её дочки, Мышка и Вишенка, вместе. Мама прижимала девочек и ласкала. Мышка отвечала на её ласку, а Вишенка, напротив, оставалась холодна. Айша пыталась согреть её, дула на ледяные ручки, но всё было тщетно. Синими от холода губами девочка шептала:
  - Я ведь не этого от тебя хотела, мама...
  Из чернеющих воронок глаз падали ледяные слезинки.
  
  
  7. Отзвуки
  
  Лизе было плохо. В бреду и полузабьте она провела почти сутки. Её рвало, она кричала и плакала. Её колотило крупным ознобом, скачками менялась температура. Поначалу с ужасом решили, что и Лизу убивает хворь. Но красноты на её коже не было совершенно.
  - Психосоматика, - заключил, наконец, опечаленный Джейк.
  Самоубийство Айши с Мышкой вывело из равновесия всех. Негласный траур поселился среди пассажиров корабля. Горевали доктор и капитан. Не скрывал и не стыдился слёз Эндрю. Словно кто-то вынул сердце из его груди. Ну почему, почему он ничего не заподозрил?! Отчего не оказался ночью рядом с любимой и не спас?..
  Не знали, что сказать Майклу. Гибель Мышки, практически сестрёнки, он, конечно, мог бы понять. Но как объяснить мальчику, что мама сама утопила девочку, забрала с собой на тот свет?! В итоге, Грета, которая тоже была сама не своя, но сдерживалась, чтобы не показать вида перед Эрин и Майклом - последними детьми, которые оставались на яхте, - сказала им, что Мышенька и Айша скоропостижно скончались от вируса.
  А Лиза, которая теперь металась между неизбежностью и нежеланием верить в случившиеся, испытывала мучительное чувство вины. Благодаря Джейку, который вовремя поставил верный диагноз, её не поместили в изолятор и оставили в каюте. Там она и металась по койке, страшная от истерики, скорее даже - безобразная. Огромный кусок того мира, которым она дорожила, откололся и ухнул в недосягаемость.
  Как она могла позволить ей?! Почему не удержала хотя бы Мышку?! Они все были слишком беспечны и несерьёзно отнеслись к состоянию Айши. Одна только Грета пыталась спасти, оправдывала её видения. В какой-то момент у Лизы возникло острое чувство ненависти к Эндрю: он пуще других считал видения Айши сумасшествием.
  Но винить одного Эндрю не получалось. Лиза чувствовала вину и за собой. Да и только ли в видениях дело?! Лиза мучительно искала причины самоубийства. Одно дело - лишить жизни себя, но совсем другое - тащить за собой на тот свет маленького ребёнка.
  Наверное, Айша действительно была слишком измучена. И не только видениями, не только гибелью старшей дочери Вишенки - всей своей жизнью. Она словно тащила за собой страдания и никак не могла их сбросить. Ещё до появления болота она не раз порывалась уйти и расстаться с Грейером, но оставалась. Всё время терпела. Лиза знала: Айша тяжело переносила и вынужденную разлуку с родителями, и имевшее место презрение со стороны многих людей из-за того, что она когда-то прибыла в страну нелегально. Неопределённость изъеденного болотом мира, духота, недоедание и недосып сыграли немалую роль, а видения стали последней каплей. В какой-то момент у Айши просто не хватило сил...
  Однако, оправдать Айшу Лиза тоже не могла. Как бы ни было тяжело, какие бы ни были причины, убийство дочери, равно как и самоубийство при живом ребёнке, были выше её понимания.
  Ближе к ночи Лиза немного успокоилась. Она с усилием оторвала затёкшее тело от кровати и вышла из каюты. Нужно было разыскать Майкла.
  Он оказался с Гретой и Катрин. В полумраке столовой, где, по обыкновению, собрались на вечерние посиделки пассажиры корабля, Лизе на миг показалось, что сидящие рядышком няньки имеют явное внешнее сходство. Но она отогнала эту мысль: показалось в потёмках.
  Из всех пассажиров яхты на вечерние посиделки в столовую не пришёл только Эндрю. С тех пор, как погибла Айша, он заперся у себя в каюте, где после гибели товарищей от заразы жил один, и попросил его не беспокоить. С каменным лицом он принимал воду от приходившей проведать его Греты, но выходить за пределы каюты отказывался.
  Грета с Майклом и Катрин с малюткой Эрин сидели в дальнем углу, прямо на полу, на пледах. Грета читала детям свои любимые стихи. Лиза тихонько присела рядом и обняла сына. Никто ни о чём не спрашивал её, не бередил ран. Она слушала размеренные строчки, летящие из уст Греты, но не воспринимала их. Она всецело была поглощена своими мыслями.
  Когда-то давно её предки, прабабушка и прадед, бежали из России. В стране грянула революция, привычный устой был свергнут, начались гонения. Семье Лизы удалось перебраться в Китай, где они провели около года. Затем переплыли Тихий океан и оказались в Америке.
  Эту историю Лиза не раз слышала от бабушки, которая родилась по пути в Китай в вагоне поезда, "в теплушке", как она его называла. Бабушка жалела, что ни она, ни её дочь, не смогли увидеть Россию, и мечтала, что это сможет сделать её внучка. Лиза заразилась этой мечтой и жила ей. С помощью бабушки она выучила русский алфавит - кириллицу, и научилась сносно изъясняться на русском. Из-за болезни Майкла и от этой мечты пришлось отказаться. Но Лиза по-прежнему интересовалась русской историей и тем, что происходит в этой далёкой и такой манящей стране сейчас.
  - Мама, - в тон её мыслям спросил Майкл. - А как моё имя будет звучать по-русски? Ты говорила как-то, но я подзабыл.
  Лиза улыбнулась. Они с сыном будто были связаны невидимой ниточкой.
  Она ответила:
  - "Михаил". Вспомнил?
  Мальчик радостно закивал:
  - Да! Очень красиво... А имя Алекса? Оно тоже имеет русское звучание?
  - Скорее, в России оно произносится по другому, - поправила Лиза. - Полностью будет "Александр", а сокращённо - "Саша". Так звали твоего прапрадеда, который жил в России. Эндрю в России оказался бы "Андреем".
  - А Мышка с тётей Айшей? - упавшим голосом спросил мальчик.
  Лиза погрустнела. Она молчала некоторое время, затем очень тихо произнесла:
  - Имя "Айша" не употребляется в России. Мышка - и не имя вовсе, прозвище. Мышку звали Мариса. Вишенку - Вивиан. Но как эти имена будут звучать по-русски, я не знаю. Если они вообще употребляются в России.
  Лизу нарекли с лёгкой руки бабушки. По всем документам она была "Элизабет", но бабушка звала её исключительно "Лиза" или "Лизавета" - ласково, и "Елизавета" - когда строжилась. По этой семейной привычке девочка требовала, чтобы все звали её "Лиза", и никак больше. Не "Лиз", и уж тем более не "Лиззи". Ей очень нравилось звучание её полного имени по-русски, оно было ближе её сердцу, чем английское "Элизабет", казавшееся ей будто обрубленным. Она и для Майкла подбирала имя так, чтобы в русском языке у имени был аналог.
  Внимание Лизы привлекла Катрин Санрайз. Как, интересно, звучало бы её имя?.. Жаль, рядом не было бабушки. Она бы знала наверняка.
  Катрин сидела чуть поодаль. Рядом с ней резвилась малышка Эрин. Катрин опять делала нечто странное с пальцами левой руки, и именно это заставило Лизу вырваться из своих мыслей. Она держала руку согнутой в локте, кисть располагалась чуть ниже уровня глаз. Голова девушки повёрнута была влево. Подушечки четырёх пальцев подпрыгивали вверх, опускаясь поочерёдно вниз и опираясь на фаланги большого пальца в последовательности, понятной одной только Катрин.
  Лиза удивлённо наблюдала за этим действием. На лице Катрин застыло удовольствие. Что же делала она?.. Лиза поняла, когда обратила внимание и на правую руку девушки, кисть которой размеренно двигалась в направлении левого плеча и обратно.
  Катрин имитировала игру на скрипке. Очевидно, ей очень хотелось играть, но взять инструмент в тесном пространстве корабля, играть на публике, она стеснялась. Потому и вспоминала пальцами игру. Она делала это непроизвольно, из-за того, что очень скучала по нотам и струнам. Отчего-то Лизе стало жаль Катрин. Она вспомнила оставленные в Вэллпорте художественные принадлежности. Прекрасные кисти, беличьи и из хвоста пони, краски - пастель, гуашь, акварель, масло. Восковые мелки, грифельные карандаши, всевозможную бумагу. Теперь они наверняка съедены болотом...
  За сутки, пока Лиза металась в полубреду, на корабле произошли серьёзные изменения в настроениях пассажиров. Лиза пока не знала об этом и уж тем более не могла понять возможных последствий. Самоубийство Айши с Мышкой Гордон использовал в своих целях. Ему удалось склонить многих на свою сторону. Он подстрекал к бунту.
  Измученные и полуголодные люди были недовольны долгой стоянкой. Они всё больше свыкались с навязанной Брадисом мыслью, что Алекс ошибся в расчётах. Многие даже считали, что у него изначально не было курса, и капитан вёл судно наугад, а отказ приборов - лишь отговорка.
  Гордон хотел отставки Алекса. Он был нужен ему лишь как человек, разбирающийся в судовождении, но как будущему правителю нового мира, каким Гордон уже давно себя считал, только мешал, являлся угрозой. Сейчас, как он думал, самое время для того, чтобы вывести Алекса из игры. Но бунт требовал поддержки.
  Пожалуй, единственным, кто оказался абсолютно равнодушен к корабельной политике, была Виттори Бусин. Зачем ей эти склоки?! В её жизни и так было слишком много греха. Она сбежала от него на другой континент, она спряталась и затаилась не для того, чтобы теперь погубить себя, оказавшись пешкой на чьей-то шахматной доске. Она и без того понесла слишком тяжкое наказание.
  Когда-то Виттори любила человека намного старше себя. И любовь эта была - и дар, и проклятие одновременно. Окрыляющая, вдохновляющая, чарующая и прекрасная. Безумная, безудержная, выжигающая нутро дотла любовь.
  Он бывал в Швейцарии пару раз в месяц по служебным делам. Он был немец, а мать Виттори ненавидела немцев, хоть и сама была немкой от рождения. Но, выйдя замуж за француза, отреклась от своих корней и стала требовать, чтобы ударение в её имени, под стать фамилии, ставили на последний слог.
  И потому Виттори всячески скрывала свою связь с Вольфом от матери. Страх её усиливался постоянными внутрисемейными распрями. Её пугало даже не то, что мать узнает об их любви, а то, что она может запретить ей видеться с Вольфом.
  Во время одной из встреч Вольф спросил Виттори, зачем нужен ей. Ведь он стар, он никогда не создаст с ней семью.
  - Причин много, - ответила Виттори. - И, пожалуй, я оставлю их все при себе.
  - Не хочешь объяснять? - переспросил её Вольф.
  - Не хочу. Пусть это останется только моим, хорошо? И потом, откровенность за откровенность, помнишь? Если расскажу я, придётся отвечать и тебе. Почему со мной ты? Думал ли ты, что мне ответишь? И будет ли тебе приятно об этом мне говорить?
  Виттои видела, что поставила Вольфа в тупик. Одна из причин, почему она была с ним - в том, что он оказался именно таким, каким Виттори хотела бы видеть своего отца.
  Отец Виттори, мисье Бусин, был убит, когда девочке не было ещё и четырёх. Он был отравлен. Ходили слухи, что это сама мать Виттори из ревности отравила мужа. Полиция так и не нашла убийцу.
  Но похожесть на отца была лишь причиной, по которой она была рядом с Вольфом, причём - одной из. Любила же она его безо всяких причин. Свои чувства Виттори тщательно скрывала от посторонних. Многие сочли бы эту любовь грехом, ведь у них такая огромная разница в возрасте! Да и познакомились они не самым невинным образом. Вольф был клиентом публичного дома, который содержала мать Виттори. Именно там он и встретил её.
  Но сама Виттори не считала свою любовь грехом, потому что любовь искренняя не может быть позором. Хотя принятые в обществе устои и подстрекали её считать связь с Вольфом порочной, внутренне она оставалась чиста.
  Вольфа давно уже не было рядом, как не было в сердце и той испепеляющей любви. Каждый раз, когда Виттори вспоминала о нём, она слышала отзвуки музыки. "Первый концерт для скрипки с оркестром" Иоганна Себастьяна Баха, одно из любимых её произведений. Музыка начинала звучать в её голове, невольно переносясь на пальцы. Она думала о Вольфе и сейчас.
  Перед самым появлением болота она прочла на сайте компании, где работал Вольф, его некролог. Сердце сжалось от боли, и Виттори поняла, что обязана проститься с ним. Она забронировала билеты на самолёт, и завтра же вечером должна была лететь.
  Но на утро связь города с внешним миром пропала. Выехать из Вэллпорта она не смогла. Произошедшее было так странно, будто высшие силы не хотели, чтобы Виттори бередила старые раны. Сейчас она с нежностью вспоминала Вольфа и свою любовь.
  Но её приятные размышления были неожиданно прерваны.
  В центре внимания сидящих в столовой людей оказался Джереми. Он начал говорить тихо, вернее, слова его долетали до задумчивой Виттори словно через пелену. Речь вроде бы шла о недавно погибшей мексиканке Айше. Виттори поняла это, когда подруга женщины, Лиза, начала жарко спорить с Джереми. Но Грета, приятная и добрая старушка, очень нравившаяся Виттори, остудила её пыл. Тогда и Джереми сменил тему монолога.
  Он вновь повел речь о своих видениях. Он говорил о новом мире, том, который придёт на смену катастрофе.
  Так вот, в мире этом не будет больше бетона и стекла, автомобилей и самолётов. Человек станет ближе к природе. Но он не уподобится зверям. Пройдя через страдания, он изменится внутренне и внешне, станет добрее и чище.
  Ни от кого не укрылось недовольное лицо Гордона. Очевидно, слова Джереми, с недавних пор приближенного к самовыдвиженцу, шли вразрез с его идеями. Но большинство хотело верить Джереми, а не Брадису. Все устали, были измотаны. Однако Гордон бывал слишком убедительным, и даже юродивый вёлся на его слова. Хотя - кто знает, что творилось в голове у Джереми?.. Он следовал только своим планам.
  Виттори же слова Джереми расстраивали в одном. Если избавится человек от изобретений технического прогресса, то многое откатится назад. Конкретно, её расстраивали струны. Те самые струны, которые используют в музыкальных инструментах. Металлические - в фортепиано и роялях, а в скрипках наравне с металлическими - нейлоновые. Прекратить изготовление струн для музыкантов было равносильно гибели. Конечно, сейчас не могло быть и речи о каком-то производстве. Но Виттори надеялась, что в новом мире добыча металлов не будет прекращена полностью, и найдётся место для таких маленьких металлических изделий, как струны.
  Виттори думала, что на корабле найдётся как минимум один согласный с ней человек. Это - Лиза, красивая, светлая и удивительная женщина. Она - художница, и ей тоже пригодится металл, чтобы крепить ворс к кисточкам.
  Но с точки зрения Лизы было глупо думать о кисточках, когда всё вокруг катится в бездну. Ей прежде всего хотелось покоя. Ведь Лиза способна поддерживать мир в состоянии стабильности. Никаких конфликтов, войн и насилия. Лиза - заботливая хранительница очага.
  Виттори же способна была мир изменить. Перевернуть с ног на голову, отмыть, облагородить, сделать добрее. Могла бы, если бы существованием её не руководил бы страх.
  
  
  8. Переворот
  
  Виттори с рождения страдала пороком сердца. Чем старше она становилась, тем хуже делалось её состояние. Ей требовалась пересадка.
  В детстве, когда о пересадке говорили только вскользь, а Виттори воспринимала любовь матери как аксиому, девочка считала, что мать сделает всё ради её излечения. Но время шло, потребовались доказательства, и из аксиомы мамина любовь превратилась в теорему, а позже и вовсе - в теорию, не находящую подтверждения.
  Мать ненавидела Виттори. В чём крылась причина её ненависти, девочка так и не смогла понять. Она постоянно шпыняла и гоняла дочь, несколько раз избивала. Девочка не знала ласки и не чувствовала любви. Матери она была не нужна. Хотя Виттори и была поздним ребенком, но мать её не любила и не хотела ее рождения. Она нужна была только отцу. Когда он погиб, Виттори при живой матери стала словно сирота.
  Более того, мать гнобила девочку за порок сердца. Упрекала за болезнь, называла не иначе как никчёмной инвалидкой, хотя инвалидность Виттори не давали.
  В упрек девочке шло также и то, что она была необычайно красива. Её личико с округлыми щеками иначе как ангельским назвать было нельзя. Глаза - карие, всегда задумчивые и чуть грустные, делали её похожей на потерявшегося оленёнка. Длинные каштановые волосы она не стригла с рождения - мать экономила на парикмахерах, но это только украшало Виттори и оттеняло её белую, как каррарский мрамор, кожу. Девочкой все восторгались, и это злило её мать ещё больше.
  Виттори училась музыке в школе. Преподаватели, как один, называли успехи девочки выдающимися и пророчили ей консерваторию. Удивительно, но дома Виттори никогда не играла при маме. Ту раздражали как классика, так и успехи дочери.
  Потом, она ленилась водить малышку по врачам, и потому упустила драгоценное время. Дважды с тяжёлым кризом Виттори оказывалась на грани жизни и смерти. Врачи были единодушны: девочку спасёт только пересадка сердца.
  Но где взять такие огромные деньги на донорский орган?.. Мать орала, что ни за что не потратится на инвалидку. Хотя Виттори точно знала, что деньги у матери были. Знала она и то, каким путём эти деньги были заработаны. Она знала, как жестока её мать по отношению к своим девочкам.
  - Как ты смеешь называть это адом?! - орала она как-то при Виттори на одну из них. - Я сама прошла через это, и побольше тебя обслуживала! Не нравится - вали прочь!
  Она была безжалостна. Казалось, ничто не может смягчить её сердце.
  Но, видимо, в глубине души она всё же любила Виттори. Девушка так и не узнала, что же произошло. Однажды мать вдруг расплакалась и стала просить у дочери прощения. За свою грубость, за ругань и подзатыльники... Да много ещё за что. Затем она сказала, что звонил врач. Неожиданно появился донор, который очень подходит Виттори. И мать сделает доброе дело и даст дочери денег на лечение. Правда, потом Виттори придётся всё вернуть, ведь эти деньги отложены матерью на безбедную старость. Как вернуть - это уже проблемы Виттори. Может на скрипке в переходе пиликать, а может и на панель пойти.
  Виттори стало дурно от этих слов. Что может быть более мерзким, чем панель?! Она не могла представить, что обретёт здоровье таким способом. Ей было жаль вкалывающих ночами девочек, но ещё больше ей было жаль себя. Не смотря на внезапно нахлынувшую любовь и щедрость, Виттори была уверена, что мать и её сделает проституткой. В этой женщине не осталось ничего святого.
  Но выбора не было. Ехать в больницу требовалось срочно. Девушка спешно собрала кое-какие вещи и отправилась в путь. Дорогой она думала о Вольфе. Ей хотелось, чтобы он оказался рядом, поддержал, развеял страх перед операцией. И, одновременно ей хотелось больше никогда не видеть его. Чтобы он исчез из её жизни раз и навсегда, чтобы стал воспоминанием. А ещё лучше, насовсем стёрся бы из памяти вместе со всей её прежней жизнью.
  В больнице её стали спешно готовить к пересадке. Все необходимые документы и результаты анализов уже были у врача. Поэтому у Виттори взяли только кровь на общий анализ и на совместимость, так пояснил ей врач.
  О мальчике-доноре она знала лишь то, что его зовут Генри Вайс, и он погиб в автокатастрофе. Она видела отца мальчика - красавца-блондина с голубыми глазами. Рядом с ним была заплаканная женщина - очевидно, мать Генри. Её истерика не прекращалась. Она кричала, что их старшего сына сделал затворником некто Гюнтер, а теперь и младший погиб. Виттори удивилась этой фразе. Она стала гадать, как такое возможно. Она даже хотела перебороть природную робость и спросить у Вайсов, ведь в ней теперь будет биться сердце их сына и, пожалуй, она имеет право знать... Но тут её позвали. Пора было ехать в операционную.
  И в тот же миг воздух воспалился и стало больно дышать. От ужаса Виттори колотил озноб. Мысли в голове путались, и девушка думала одновременно и о том, как её будут резать, и о том, как будет отрабатывать перед матерью долг за своё лечение...
  Но вот она уже на столе, а над ней - яркая, раскалённая лампа из пяти круглых глаз. На этот свет было нестерпимо больно глядеть. Она отдала бы что угодно, только бы не видеть этой лампы!
  Руки и ноги Виттори подпрыгивали от страха. Она пыталась представить, как проснётся с чужим сердцем. Совсем недавно оно билось в груди другого человека, а теперь - будет поддерживать её жизнь...
  Но вот поднесли к лицу Виттори маску, и лампа пропала. Наступила приятная темнота. Неприятного электрического света больше не было. Ни одной яркой лампочки! Вместо них - мягкое небо из тёмного флиса с белыми горошинами звёзд. До него можно было дотянуться рукой. Здесь оказалось настолько уютно и тихо, что уходить обратно не хотелось.
  Воздух по плотности был словно вода. В его безмятежности можно было купаться. Виттори наслаждалась спокойствием и сумраком. Мысли о свете, о глазастых, нестерпимо ярких, лампах она вспоминала с содроганием.
  Лампочки горячие, быстро перегорают. В них - вольфрам, почти как Вольф. Металл, который не плавится.
  Ртутьсодержащие лампы ещё и просто так не выбросишь. Сколько мать намучалась с их вывозом! Сэкономить хотела, а обошлось дороже.
  Виттори знала всё это, прокручивала в голове и радовалась тому, что теперь вокруг неё темно.
  Она не знала одного: в реанимации не гасят свет.
  Всё это время Виттори в тяжёлом состоянии лежала под яркими, не гаснущими ни на минуту, лампами. Её жизнь поддерживалась аппаратами. Когда врачам стало казаться, что надежда на выход девушки их комы потеряна, Виттори неожиданно пришла в себя.
  Что произошло?.. Она услышала музыку. Чарующую, волшебную, словно потустороннюю, музыку. И поняла, что в окружающей тишине тоскует без звуков. Она пошла, а вернее, поплыла навстречу музыке. Становилось всё светлее. Наконец, она открыла глаза.
  Потом была долгая реабилитация. Её кололи, капали. Требовались дорогостоящие препараты, которые должны были предотвратить отторжение донорского органа. Но Виттори не становилось лучше. И дело не в том, что лечение было плохим, нет! Скорее, Виттори сам не хотела поправляться. Она не могла представить, что пойдёт на панель. Это было выше её сил...
  А ещё, всё прислушивалась к звуку своего сердца. Что изменилось в его биении? Вроде бы, всё по-прежнему. Только болит немного. Получается, сердце - всего лишь орган? И зря его так идеализируют писатели и поэты? С этой мыслью было странно свыкнуться. Теперь она живёт с чужим сердцем, но по-прежнему остаётся Виттори. Душа её осталась неизменной.
  В один из дней в палату к Виттори положили ещё одну пациентку, молодую девушку примерно её возраста. Виттори хорошо запомнила её лицо.
  Звали девушку Катрин Санрайз. Из обрывков разговоров врачей она поняла, что ей тоже сделали пересадку, вроде бы, почки. А позже узнала, что Катрин - круглая сирота, и дорогостоящую операцию ей оплатило государство.
  Значит, девушка никому не нужна... В чём-то они оказались похожи. Даже внешне проглядывалось сходство, и возраст - близкий. Разве что Катрин была чуть старше, уже совершеннолетней, как позже узнала Виттори.
  Всё перевернулось с ног на голову мгновенно. Сердце Катрин перестало биться. Её приводили в чувство, но это оказалось бесполезно.
  А Виттори поначалу не поняла, что делает. Она действовала машинально. Просто подошла - она тогда только начинала вставать - и поменяла амбулаторную карту погибшей Катрин на свою.
  Так Виттори Бусин стала Катрин Санрайз. По окончании лечения она получила на руки паспорт и сбежала прочь от прошлой жизни, Вольфа, матери и борделя. Она уехала - вначале из города, а позе и из Швейцарии. Она разорвала порочный круг любви к Вольфу. Она знала, что он не примется искать, ведь считает, что Виттори умерла.
  И, самое главное, Виттори убежала от другого, более страшного, греха.
  Волею судьбы она оказалась в небольшом городке на тихоокеанском побережье США, имя которому - Вэллпорт. Получила разрешение на работу, устроилась кассиром в один из супермаркетов, сняла в аренду дом. Денег на оплату жилья уходило много, но Виттори с детства привыкла довольствоваться малым.
  Она жалела лишь о том, что не смогла забрать с собой любимые музыкальные инструменты - фортепиано и скрипку. Нет, фортепиано, конечно, проблематично было бы перевезти через Атлантику. А вот скрипку - вполне можно. Но она не хотела рисковать и попадаться на глаза матери, и потому скрипка осталась в Швейцарии. В свой дом Виттори после больницы не приходила. Пусть и мать считает, что она умерла.
  Виттори страстно хотелось играть. Ноты под её пальцами обретали смысл. Даже по кнопкам кассового аппарата она стучала с каким-то особым умением. Её пальцы словно летали. Она стала откладывать деньги, и вскоре в её доме появилось плохенькое фортепиано, а затем и скрипка. Первое время девушка не могла наиграться. Она настолько истосковалась по музыке, что процесс игры захватил её полностью. Она забывала спать и есть. С непривычки разболелись кисти и пальцы. Но эта боль была ничем по сравнению с возможностью играть и жить музыкой.
  После игры запоем пересаженное сердце начало стучать не в такт с организмом. Виттори пришлось обратиться к кардиологу. Ей вновь назначили дорогостоящие препараты, половину из которых Виттори так и не пропила: не было денег. Ещё - покой, никаких волнений и нормальный режим. Пришлось отказаться от игры по ночам, начать питаться правильно.
  Что же касается волнений, теперь у Виттори они были только внутренними, порождёнными воспоминаниями о прошлом. Здесь, в Вэллпорте, она была одинока и никому не нужна. И это радовало её. Ведь она убежала прочь от греха, укрылась от позора. Её тяжёлое внутреннее состояние - вот расплата за содеянное.
  Ведь её мать, проститутка Даутцен, родила её прямо в борделе, совершив прежде четыре аборта. Она ненавидела Виттори с самого рождения. Для неё ребенок был лишь средством, чтобы пробиться на верхушку и взять бордель под своё руководство. А ещё - чтобы из немки превратиться во француженку.
  Когда её муж и хозяин борделя, месье Бусин, погиб, мать стала открыто говорить дочери о своей ненависти. Твердила о том, что лучше бы сделала пятый аборт, чем тащила на себе эту инвалидку. Она била и унижала её, превратив жизнь дочери в кошмар. Убедила в том, что Виттори виновна в своём рождении. Она и есть - грех, она - никчёмная, низкая, нелюбимая. Позорница, зло и убогая тварь. Все эти годы Виттори бежала от стыда за своё появление на свет. От греха, имя которого - она сама.
  Любой нормальный человек, услышав историю Виттори со стороны, непременно ужаснулся бы тому бреду, который вдолбила в голову девушки мать. Но Виттори считала свою прошлую жизнь чем-то постыдным. Хотя ни в чём и не была виновата. На свете не было людей, которым ей хотелось бы открыться. Так она и жила - в одиночестве, которое груз прошлого только усугублял.
  Потому Виттори и производила впечатление отстранённо-равнодушной натуры. Она действительно жила в своём закрытом мирке. Но от одиночества она не страдала. Отчуждённость стала защитой от ненависти близких, загородью от ещё больших переживаний и унижений. Потому Виттори не особо интересовали политические распри, происходящие на корабле. Её душа искала спокойствия.
  Хотя, возможно, Виттори и стоило обратить внимание на происходящее вокруг. Ведь это касалось не только её, но и малютку Эрин, к которой она так привязалась.
  
  Обстановка накалилась до предела. Люди были вымотаны и озлоблены. Подогреваемые Гордоном, она вступили в заговор и решились на переворот.
  Неугодный Брадису капитан Алекс был захвачен врасплох на следующий день, сразу после утренней гимнастики. Капитан по привычке выполнял упражнения на палубе, дыша морозным воздухом. К нему незаметно подкрались сзади и набросили на шею удавку. Алекс покраснел и стал задыхаться. Рефлекторно он ухватил верёвку руками, пытаясь высвободиться. Но Штангер и Сорокан заломили ему руки, связали и всунули в рот кляп. Всё произошло очень быстро. Алекса, который теперь не мог сопротивляться, оттащили в трюм и заперли в одной из кают, привязав для надёжности к ножке стола.
  Пробудившиеся ото сна пассажиры ничего не знали о захвате капитана. Первыми новые порядки ощутили на себе женщины, пришедшие на камбуз готовить завтрак. Паи были сильно урезаны. Воду для питья запретили выдавать всем без исключения, в том числе и детям.
  - Запасов осталось на несколько дней, - пояснил немного смущённый Курт.
  - Но за эти несколько дней может случиться что угодно! Возможно, нас найдут!
  Курт со вздохом отвечал:
  - Запретили. Не положено...
  - Почему Алекс принял такое решение, не посоветовавшись с остальными?! - недоумевала Лиза. С тех пор, как погибла Айша, она выполняла её обязанности.
  Вот тут-то женщины и услышали о том, что Алекс больше не является капитаном корабля, и потому не принимает решений. Новость привела их в ужас. Они понимали, что Гордон будет беспощаден.
  - Дайте хоть детям по пол-стаканчика, - с мольбой обратилась Лиза к Курту.
  - Нельзя, говорю же вам! Брадис запретил.
  - Их всего двое - Майкл и Эрин. Одного стакана на двоих им хватит, - просила Лиза.
  Неожиданно возник Штангер. Поведение женщин рассердило его.
  - Вы ещё не поняли?! - гаркнул он. - Теперь на яхте новый порядок, нарушение которого будет строго караться! Алекс больше не властен. Теперь у вас новый капитан!
  - Кто так решил?! - тоже закричала Лиза.
  - Так решило большинство! - заносчиво ответил Штангер.
  Когда скудный, безводный завтрак оказался на столах, в столовой начали появляться первые пассажиры. Они рассаживались по привычным местам, перешёптываясь о произошедшем накануне утром. Новость о том, что Алекс пленён, перемежалась со слухами, что он убит или смертельно ранен. Но это было не так: Гордон вопреки ожиданиям не стал убивать Алекса. У него были планы на капитана.
  К еде не приступали, хотя есть хотелось всем. Даже Майкл опасался притрагиваться к пище: настроение взрослых передалось и ему. Только малютка Эрин уплетала за обе щёки, а Виттори втихушку скушала недоеденные девочкой рыбные консервы. На это никто не обратил внимания.
  Наконец, появился Гордон. Его лицо сияло. Всем своим видом новоявленный владыка яхты торжествовал.
  Он проследовал вглубь столовой и сел во главе стола. Это место, где раньше сидел Алекс, никто не решился занять, ведь сразу было понятно, что теперь там разместится Гордон.
  Сопровождаемый двумя десятками внимательных взглядов, Брадис сел. Он с наслаждением оглядел собравшихся.
  - Отчего же вы не едите? - с лёгкой усмешкой спросил он. Взял в руки вилку, наколол кусочек рыбы и отправил в рот. - Консерва сегодня прелестна! - прожевав, сказал он.
  Собравшиеся осторожно потянулись к вилкам и тоже стали есть. С минуту в столовой держалось напряжённое молчание.
  - Консерва, конечно, прелестна, - не выдержал Эндрю. - Но после неё пить как-то хочется! Почему на столах нет воды?!
  Гордон встал. Его нога ещё не до конца зажила, и потому он опёрся кулаками о стол, словно нависнув над собравшимися.
  - Воды осталось совсем мало, - ироничным тоном начал он. - Ваш прежний капитан не особо заботился об её сохранности. Но теперь всё будет по-другому.
  Внезапно Эндрю вскочил. От резкого подъёма очки съехали с его носа и упали на стол, в тарелку с рыбой. Эндрю подобрал их и принялся суетливо протирать кончиком футболки. При этом он говорил:
  - Почему вы решили, что Алекс желает нам зла?! Кто дал вам право связывать его и запирать?!
  Гордон ответил ему в своей ироничной манере:
  - Ну что же вы распаляетесь так, господин учёный! Ещё очки разобьете! Новые, небось, не скоро удастся приобрести! Я дам вам исчерпывающие ответы на все ваши вопросы, только умоляю вас, сядьте! И не стоит так нервничать. Никто ведь не говорил, что Алекс намеренно ведёт корабль к гибели. Но его, скажем так, курс, оказался не совсем верен. Как в прямом, так и в переносном смысле. С моим окончательным утверждением у власти управление станет более грамотным, - Гордон ненадолго смолк, собираясь с мыслями. Затем продолжил, - Во-первых, еда. Вы кушайте, кушайте! - кивнул он собравшимся. - Это - ваш последний обед в привычном виде. С сегодняшнего дня вода и пища будут ранжированы. Чем выше полезность индивида для общества, тем больше провианта он получит. Списки с нормами будут утверждены сегодня, ближе к обеду.
  - Очевидно, ты будешь самый сытый! - съязвила Лиза.
  Поднялся ропот согласных с ней, но железный кулак Штангера, ударивший об стол так, что подпрыгнула и зазвенела посуда, угомонил собравшихся.
  - За что боролись, как говорится, - буркнула Лиза. - Поздно опомнились, господа! - последние слова она бросила в лицо заговорщикам.
  - Зачем же так едко, мадам?! - Гордон округлил глаза. - У каждого будет шанс доказать свою полезность. Вот, к примеру, дети. По сути, совершенно бесполезные существа. Для чего кормить дармоедов?! Но, если привлечь их к работам наравне с остальными, то и они оправдают своё существование и потребление пищи.
  - Но они ещё слишком малы, чтобы трудиться наравне с нами! - ужаснулась Лиза. - Эрин всего четыре, а Майкл - инвалид, он едва ходит!
  Гордон усмехнулся:
  - Будь моя воля, мадам, я давно бы бросил обоих за борт. Так мы сэкономили бы пищу и бесценную воду. Я продолжу, если позволите. Так вот, вода. Она теперь будет выдаваться господином Штангером, - Гордон кивнул в сторону Неда, - каждое утро, по принятому мной нормативу. То есть, воду вы будете получать один раз в день. На какие нужды вы используете её, как будете следить, чтобы никто не украл - ваша забота.
  - Так где же вода?! - выкрикнул кто-то.
  - Я принял решение выделить каждому из вас по стакану на этот день. Сейчас господин Штангер принесёт бутыли. С завтрашнего утра порядок изменится. Вероятно, большинство получит гораздо меньше.
  - Но стакан - это же очень мало! - воскликнула Грета.
  В столовой появился ещё один человек, опоздавший к завтраку. Это был Джейк. Он слышал обрывок разговора и быстро оценил ситуацию.
  - Один стакан воды на день, говорите? - спокойно сказал он. - Что же с теми двумя, что мечутся в лихорадке у меня в лазарете? Им тоже - стакан на день? При высокой температуре им требуется обильное питьё. Так что с ними?
  Гордон намеренно кашлянул и завёл глаза.
  - Вы считаете, доктор, что тратить воду на этих двоих, которым в любом случае дорога на тот свет, целесообразно?
  Джейк ответил гордо:
  - Да, вы правы. Я - доктор! И мой долг помогать даже тем, кто безнадёжен.
  Гордон оставил своё место за столом и подошёл ближе к Джейку.
  - В таком случае, - с нажимом произнёс он, - мы выделим воду для них из вашего рациона. Или вы считаете, что воды у нас - море? - на этих словах Гордона Штангер засмеялся. Гордон продолжал, - Тавтология, согласен. Но запасы воды заканчиваются! Продовольствие подходит к концу! Неужели вы не понимаете, что те ограничения, которые были раньше, нужно ужесточать?! Это - наш единственный шанс выжить! Чем жёстче будет экономия, тем дольше мы протянем!
  По залу разнёсся гул согласных с Гордоном. Умирать не хотелось никому. Жить как можно дольше - вот что было главной целью каждого сейчас.
  Джейк ответил:
  - В ваших словах есть доля правды, Гордон. Но как врач замечу следующее. Обезвоживание и авитаминоз приведут к пеллагре. Тогда несладко придётся всем.
  Гордон парировал:
  - Мы погибнем так или иначе, если не прекратим стоять и не начнём действовать. С вашего позволения, я продолжу, - он стал расхаживать по столовой взад - вперёд. - Я считаю, мы должны запустить двигатели и продолжить путь. Да, у нас отказали приборы. Да, мы не уверены даже в своих координатах. Но мы должны попробовать! Есть большая вероятность того, что мы всё же достигнем берегов Азии. Изо дня в день мы видим один и тот же опротивевший болотный натюрморт...
  - Пейзаж, - невольно поправила Лиза.
  Гордон обрадовался её замечанию. Он пояснил:
  - Нет, мадам! Это именно натюрморт! Где вы видите живую природу?! Её нет! Природа - мертва! Потому я именую окружающее именно натюрмортом. Но нашему взгляду доступна только поверхность воды. Она кажется нам стоячей. Но я не исключаю, что глубинные течения в океане по-прежнему живы. Об этом говорит и ваш друг, учёный. Верно?.. В таком случае, мы должны быть далеко от той точки, где остановились. И, соответственно, ближе к азиатским берегам. Я предлагаю воспользоваться этим шансом. Возможно, другого у нас уже не будет.
  Гордону ответил Эндрю:
  - Считаешь, сможешь вести корабль вслепую?! Почему ты так уверен, что выберешь верное, юго-западное, направление? А не поведёшь нас на север или восток?
  Эндрю говорил с озлобленностью. Его нутро бунтовало.
  - Что предлагаете вы? - Гордон сделал акцент на последнее слово. - Есть другой вариант?
  Голос Эндрю дрожал. Он боялся, что его не поддержат.
  - Я предлагаю, - он запнулся. - Я предлагаю прислушаться к Алексу. Он верные вещи говорил. И сделать его капитаном вновь. Кто из здесь присутствующих умеет управлять судами? Кто возьмёт на себя обязанности Алекса?
  Голос подал Сорокан:
  - Брадис будет капитаном, это понятно! Мы вполне справимся без Алекса! Он нас всему научил, мы теперь не хуже его в морском деле разбираемся!
  - Он вас всему научил, а вы его предали! - крикнул Эндрю.
  Гордон ответил ему на повышенных тонах:
  - Алекс сам предал нас! Неверно рассчитанным курсом и своей гуманностью! Он вёл нас на погибель!
  Эндрю не выдержал:
  - Это твой курс приведёт нас к гибели! Алекс не ошибался! Я требую его освободить!
  Гордон сделал жест рукой Штангеру и Сорокану. Те бросились в сторону Эндрю, схватили его и скрутили ему руки.
  - Заприте его! - приказал Гордон. - Пусть остудит свой пыл!
  Лиза вскочила с криком:
  - Что вы творите?!
  Но Грета остановила её, потянув за низ майки.
  - Не нужно, пусть!
  - Я не могу спокойно на это смотреть! - прокричала Лиза.
  Грета еле слышно сказала ей:
  - Видишь? Все сидят. И ты сиди. Иначе закроют и тебя. Нам это ни к чему. Потом поговорим.
  Эндрю, как и Алекс, оказался связан и заперт. Возле кают, где их держали, Гордон приказал поставить охрану. К пленникам запрещено было кого-либо пускать.
  Брадис беседовал с обоими поочерёдно. Он в красках расписал, как их будут морить голодом и жаждой, если они не примут его сторону. Но его монолог не дал результатов.
  После утреннего собрания женщины занялись работой. Убирали со столов за всеми, мыли посуду, полы. Для мытья уже давно использовали заболоченную океаническую воду. Её фильтровали через ткань несколько раз, убирая водоросли. Затем чистую посуду обветривали на палубе. Пить океаническую воду или использовать для приготовления было невозможно не столько из-за возможного заражения - его можно было получить и от мытья в такой воде - сколько из-за того, что она была слишком солёной.
  Стакан воды, который был роздан каждому за завтраком, все выпили сразу же. После рыбной консервы сильно хотелось пить. Осознание того, что Гордон был серьёзен, пришло к людям в обед, когда они спустились в столовую и увидели на столах всё те же рыбные консервы и полное отсутствие питья.
  Обедали молча, в отсутствие Гордона - тот неловко подвернул ногу на палубе и лежал теперь в каюте, - но под пристальными взглядами верных ему Штангера и Сорокана.
  Гордон пригласил к себе доктора для осмотра разболевшейся ноги. Джейк пришёл с некоторым замешательством, что, конечно же, было отмечено Брадисом.
  Джейк прошёл в каюту. Его халат, некогда бывший белым, сделался теперь буро-зелёным. Под глазами Джейка лежали мрачные серые тени. Доктор невероятно устал. Больше всего ему хотелось сейчас опустить тело на мягкий диван и проспать без пробуждения суток двое, не меньше. А ещё, поиграть с малышкой Эрин, которой он уделял совсем мало внимания. После смерти Джули Джейк словно опустел, и боялся передать своё опустошение дочери.
  Но события на корабле заставляли Джейка бороться с усталостью. Пожалуй, он - один из немногих здравомыслящих людей, оставшихся на корабле. Тех, кто сумел сохранить хладнокровие и мог трезво оценивать события.
  Гордон что-то говорил насчёт своей ноги. Джейк плохо слушал его, но общий смысл уловил. Тот подвернул ногу, и трещина вновь дала о себе знать. Но что такое - трещина в ноге, когда твоя жена погибла в муках от страшного вируса, а ты не смог ничем ей помочь! Когда ты устал настолько, что смерть стала казаться выходом, а твою дочку взял на воспитание совершенно чужой человек...
  - Доктор, очнитесь, наконец! - оказалось, Гордон давно звал задумавшегося Джейка. - Придите в себя. Меня необходимо осмотреть, - мягко, но уверенно, сказал Гордон. Скорее даже, попросил, и такой тон слегка сбил Джейка с толку.
  Но доктор собрался. Он решил быть непреклонным и высказать новоявленному лидеру свою гражданскую позицию.
  - Я требую немедленно освободить моих друзей, Алекса и Эндрю! - решительно заявил Джейк.
  На лице Гордона скользнуло изумление, тут же сменившееся раздражением.
  - Ваша дружба не имеет никакого отношения к их пленению. Равно как и к вашим обязанностям врача. Проведите осмотр и закончим, наконец! - воскликнул Гордон. После чего смягчился, задабривая доктора. - Вы очень устали. Проведите осмотр и отправляйтесь спать.
  Гордон попал в точку.
  - Но у меня по графику - дежурство в ночь. И в лазарете я один... - вздохнул Джейк. - Если вы не хотите отпустить их, то хотя бы дайте им воды и немного пищи. Я прошу вас как доктор. Будьте гуманны к своим пленникам.
  - А если не буду? - усмехнувшись, спросил Гордон.
  Доктор не отвечал. Его глаза слипались, ему скорее хотелось покинуть каюту Брадиса. Но он обязан был хоть чем-то помочь своим друзьям.
  - Что же тогда? - Гордон вновь задал вопрос.
  Джейк откашлялся и произнёс:
  - В этом случае я отказываюсь лечить вас.
  Гордон расхохотался и зааплодировал. Похоже, именно этого он и ждал. Джейку стало понятно, что он готов начать очередную философскую перепалку. Но доктор не собирался более спорить с Гордоном. В конце концов, он - единственный врач здесь, и только он может помочь Гордону. Так пускай и Брадис будет зависим от кого-то, хоть бы и от доктора! Заставить лечить насильно он не сможет.
  - Если вы не можете ответить мне согласием, - твердо произнёс доктор, - то я больше у вас не задерживаюсь. Будьте здоровы.
  Джейк развернулся на пятках и вышел прочь.
  
  
  
  9. Сональность
  
  Этим утром Виттори проснулась с ощущением удивительно ясной, лёгкой радости. Казалось, тело сделалось невесомым и она может летать. Впервые за долгое время Виттори хотелось улыбаться.
  Причиной такого настроения был странный сон, который она видела ночью. В нём было предчувствие. А ещё в нём было дежавю. Словно когда-то она уже смотрела подобный сон. Словно когда-то она была так же уверена, что всё непремнно будет хорошо.
  Редко, но такое случалось. Виттори видела похожие по ощущениям сны. У них был разный сюжет и разные герои, а порой ни сюжета, ни героев не было вообще. Но общим у снов было некое послевкусие, которое они оставляли в чувствах пробудившейся Виттори.
  Такие сны - словно музыкальные произведения, написанные в одной тональности. У них не только общие знаки при ключе, но и общее настроение.
  Казалось бы, лады - мажор и минор - едины. И вроде нет разницы, от какой ступени играть заданную последовательность тонов и полутонов. Но так может показаться лишь на первый взгляд. Отчего-то композиторы выбирают определённую тональность для своих произведений, что-то движет музыкантами. Затем, когда ноты, словно ажурные узоры, наполняют смыслом нотные линеечки, исполняется произведение тоже только в выбранной композитором тональности. Изредка его транспонируют для удобства игры на другом инструменте. Но в оригинале никто и никогда не будет исполнять "Лунную сонату" не в до-диез-миноре. Потому что тонкое настроение "Лунной сонаты" пропадёт. Или, её любимый "Первый концерт для скрипки с оркестром" Иоганна Себастьяна Баха, он же - "Концерт ля-минор". Тональность звучит уже в названии, и менять её - бессмысленно.
  Каждая тональность звучит по-своему и наполнена своими исключительными чувствами. Виттори давно подметила: стоит выполнить модуляцию произведения в иную тональность, и оно звучит по-новому. Словно невидимый художник выплёскивает на планшет с натянутой бумагой новые краски, добавляет яркости, или же, наоборот, гасит цвета. Казалось, музыкальные интервалы остаются прежними, мелодия не меняется. И все же, Виттори подмечала разницу, и удивлялась тому, что её не ощущают другие.
  Виттори думала об этом и улыбалась. Её пальцы рефлекторно летали в воздухе: она будто играла на пианино. Потом перешла на воображаемую скрипку. Её пальцы вспомнили "Рондо" Баха, а следом за ним - "Адажио для струнных и органа с оркестром" Альбиони, в переложении для скрипки. Потом пальцы вновь словно прикоснулись к клавишам, и Виттори стала вспоминать аккомпанемент для последнего произведения, который тоже знала прекрасно.
  Следом понеслась импровизация. Виттори бродила по скованному оцепенением вражды кораблю, раздражая всех своей беспричинной улыбкой. В голове девушки звучала музыка, которую она сочиняла на ходу. Вообще, Виттори редко импровизировала. Композиторство ей плохо давалось. Не хватало знаний. Она руководствовалась внутренним чутьём и той базой, которую успела получить. Но этого было мало, и Виттори остро чувствовала, что ей необходимо продолжать обучение в консерватории. К сожалению, в тех условиях, в которых девушка вынуждена была жить раньше, это не представлялось ей возможным из-за страха быть узнанной матерью. А сегодня - и вовсе невозможно.
  Те произведения, которые всё же вырывались из-под рук Виттори, написаны были в основном в си-миноре. В этой печальной, очень любимой Виттори, тональности, два знака при ключе: фа-диез и до-диез. Видимо, это от того, что Виттори постоянно грустила. Именно грусть - тихая, с еле уловимым налётом безысходности, является оттенком тональности си-минор. Пожалуй, си-минор - самая грустная тональность.
  Другое дело, к примеру, ми-бемоль минор. Пять бемолей при ключе. И - тоска с переходом в отчаяние... Совсем другой оттенок, иное настроение, иной смысл. Есть минорные тональности, которые при всей своей безотрадности словно стремятся испытать радость. По мнению Виттори это соль-минор и ля-бемоль-минор. В мажоре Виттори сочиняла редко.
  В музыке самой природой заложена удивительная гармония. Музыкальная теория казалась Виттори логичнее и стройнее всех теорий физики и аксиом математики.
  К примеру, кванта-квинтовый круг. Названия нот в нём расставлены по расположению знаков при ключе. Вначале - диезы. Фа - первый диез в тональностях, единственный знак при ключе в соль-мажоре и ре-миноре. Затем, квинта вверх, и получаем до-диез, второй знак. Добавляется в пару к фа-диезу в ре-мажоре и си-миноре. После, кварта вниз, и - соль-диез. Ля-мажор и фа-диез минор. И опять кварта вниз, и ре-диез, ми-мажор и и до-диез минор, и так далее, до семи знаков.
  То же самое и с бемолями, с той лишь разницей, что начинаем от си-бемоля с движением вниз на четыре тона, получая ми-бемоль. После этого, как и в диезном круге, поднимаемся на пять ступеней вверх, где нас встречает ля-бемоль. Весь кварта квинтовый круг запоминается, будто рифмованное стихотворение. Диезный: фа - до - соль - ре - ля - ми - си. Бемольный, имеющий зеркальную симметрию с диезным: си - ми - ля - ре - соль - до - фа. Можно даже не помнить сам круг, но, понимая принцип его построения, вычислить все ступени.
  По кварта-квинтовому кругу удается не только вычислить знаке при ключе, но и последовательность мажорных тональностей в соответствии с расположением знаков. Первая, беззнаковая, до-мажор. За ней - соль-мажор, ре-мажор, ля-мажор и так далее до фа-диез мажора с семью знаками при ключе. Таким же образом и с обратным ходом круга. Фа-мажор с одним бемолем, си-бемоль-мажор с двумя, ми-бемоль-мажор с тремя, вплоть до до-бемоль-мажора с семью знаками при ключе. Минорные тональности отстают от своих весёлых собратьев на полтора тона, или - на малую терцию.
  В своих мыслях Виттори частенько восторгалась стройностью нехитрой системы кварта-квинтового круга. А сколько ещё удивительного сокрыто в музыке! Как сложна музыка, и как проста одновременно! Но самым поразительным кажется то, что всего семь нот из двенадцати полутонов способны складываться в невероятные и неповторимые сочетания, рождая потрясающие произведения...
  Вдоволь поразмыслив о музыке, Виттори вновь вернулась к своему сну. Да, случается с ней такое, что в голове её рождаются похожие сны. Действия, люди, звуки, оттенки, места - всё отличается. Но ощущение, словно нечто подобное тебе уже снилось, не проходит. Словно когда-то давно ей виделся сон с такими же знаками при ключе. Словно эти сны говорят о чем-то общем, и достают с полок подсознания одни и те же эмоции. Она могла даже не помнить картинок - фильмов, что возникали в её голове ночью, но вызванные ими чувства нестираемымыми слоями отпечатывались в её голове.
  Про такие сны Виттори говорила, что они имеют общую сональность. Она сама придумала это слово, и слово это до безумия нравилось ей. Виттори старалась подольше сохранить внутри себя послевкусие каждой ночной сональности, словно наслаждалась финальным аккордом любимой пьесы.
  Также было и в этот раз. Она не помнила точно, что, как и где происходило в её сне. Знала лишь, что в нём была музыка, настолько прекрасная, какой Виттори прежде никогда не слышала. Лёгкая и изящная, полная светлой грусти прощания, она исполнялась скрипичным ансамблем. Виттори даже казалось, что она видела во сне партитуры и пыталась запомнить их, чтобы записать. Но стоило проснуться, и всё забылось. А может, и не было вовсе во сне этих нот?.. Но музыка точно была.
  Виттори пыталась вспомнить, при каких обстоятельствах она видела похожий сон. Размышляя о своём дежавю, в лабиринте воспоминаний она наткнулась на знакомство с Вольфом. Да, вот где знакомая сональность! Она вспомнила сладкое ощущение детского счастья, которое испытала на утро, пробудившись ото сна. Накануне она впервые увидела Вольфа. Накануне впервые её сердце дрогнуло.
  Виттори не заметила, как обошла палубу кругом. Пора было возвращаться в каюту: Эрин наверняка проснулась. Невдалеке она заметила двух женщин, которые о чём-то шушукались. Это были Лиза и Грета. Женщины тоже увидели Виттори и сразу же прекратили разговор. Очевидно, они что-то замышляли и не хотели, чтобы об их планах узнал кто-то посторонний. Виттори не знала, как дать им понять, что ей нет дела до распрей на корабле, и потому просто улыбнулась. Удивлённая Лиза хмыкнула в ответ. Они с Гретой поспешили удалиться на другую часть палубы.
  А Виттори спустилась по лестнице в душный трюм. Она шла навстречу проснувшейся Эрин, которая ждала её в коридоре и улыбалась, всё размышляя о сне. Чем же было вызвано её счастье теперь?.. Виттори не понимала. В тот, прошлый, раз, в её жизни появилась любовь. Появится ли она снова?.. Но - откуда?!
  Возможно, появится кто-то близкий, родной по духу. Кто-то одного ритма, одной размерности с ней. Возможно, она тут же его потеряет, как потеряет вскоре нить сна.
  Вероятно, это Эрин! Внезапная догадка осенила Виттори в тот момент, когда она подхватила хныкающую девочку на руки. В таком случае она не может, не имеет права её потерять! Виттори захотелось плакать. Нет, только не болезнь, только не гибель Эрин! Она не в силах будет пережить это.
  "И всё же, мой сон вряд ли вызван Эрин, - размышляла Виттори, переодевая девочку у себя в каюте. - Мы вместе уже давно, однако, сон приснился мне только теперь. Значит, это не она. Или всё же?.."
  Когда переодевания были закончены, Виттори взяла Эрин за руку, и они вместе отправились на кухню. Девочка стала прыгать, а Виттори подыграла ей. Они прыгали в такт друг другу и весело хохотали. Так запрыгнули они и в помещение кухни, встреченные хмурыми лицами собравшихся к завтраку.
  После переворота пассажиры яхты словно обитали во сне. Казалось, стоит немного напрячься, и ты непременно проснёшься. У себя в Вэллпорте, в милом сердцу доме. А всё былое - болото, гибель людей, безбрежный зеленеющий океан, голод, жажда, духота, окажутся лишь сном. Кошмарным сном, который никогда не станет реальностью. И можно будет с улыбкой рассказывать о нём знакомым и друзьям, и слышать в ответ:
  - Приснится же такое!
  Но ещё ни один человек на корабле не проснулся.
  Виттори и Эрин заняли свои места за столом. Грета и Лиза как раз закончили расставлять на столе еду и стаканы с водой.
  - Опять тунец! - сердито крикнула Эрин и в сердцах стукнула ложкой по столу. - Я не хочу рыбу! Я хочу персики!
  Виттори попыталась её успокоить:
  - Персики будут только тогда, когда мы окажемся на земле.
  - А когда мы окажемся на земле? - спросила Эрин.
  - Я не знаю, малыш, - ласково ответила Виттори и потрепала её по голове. - Кушай, что дают. Иначе кто-то съест твою порцию, а ты останешься голодной. Ты ведь хочешь кушать?
  Эрин закивала. Она тут же взяла в руки ложку и в один присест умяла всё, что было у неё на тарелке.
  - Хочу добавки! - сказала девочка.
  Виттори вздохнула. Она отломила половину своей небольшой порции тунца и переложила на тарелку Эрин. Пусть малышка ест. Виттори не привыкать голодать.
  Если б только знали окружающие, сколько страданий и тягот она перенесла! Мать, которая била, орала, ненавидела, в наказание могла на сутки или двое лишить дочь еды, а порой даже и воды. Потом, после побега из больницы, когда у Виттори не было крова и денег, голод и холод вновь стали её спутниками. Потому ей больно было смотреть, как недоедает теперь Эрин.
  Если б только знала эта надменная Лиза, какая жуткая судьба выпала Виттори! Тогда она перестала бы воротить от неё нос. Прекратила бы считать её ненормальной из-за того лишь, что Виттори по душе тяжёлая музыка. Нет, дет-металл или треш она бы слушать не стала. Ей по душе был проверенный временем хард-н-хэви. А ещё, пронзительный с женским вокалом, ионизирующий клавишными, готик-металл. Рок прекрасен. Он давал Виттори силы жить. Внутренний стержень. Слушая тяжёлую музыку, она понимала, что есть в этом мире такие же одинокие, как она. И ей становилось легче.
  Виттори слишком глубоко задумалась, и потому замешкалась, когда Нед взял Эрин на руки и понёс её прочь.
  - Куда? - крикнула она и кинулась за ними вслед.
  - Отец хотел видеть, - бросил ей Нед.
  Виттори в замешательстве остановилась. Что-то недоброе почувствовала она в словах Штангера. Джейк был слишком занят, и ему тяжело было выкроить время для общения с Эрин. Вдруг и правда выкроилась свободная минутка?.. Тогда всё в порядке. Но сомнения терзали Виттори.
  Эрин закрутилась на руках у Неда и захныкала. Виттори успела увидеть, что охранник Брадиса усилил хватку, чтобы девочка не вырывалась, и затем покинули кухню. Виттори вернулась на своё место. Она хотела допить воду, остававшуюся в стакане, но тот оказался пуст. Кто-то опередил Виттори, присвоив пару глотков со дна её стакана себе.
  И тут девушку словно пронзил разряд молнии. Что делать маленькому ребёнку в лазарете?! Джейк никогда не попросил бы принести дочь в лазарет, он пришёл бы к ней сам! Он не мог подвергнуть ребенка опасности!
  Виттори подпрыгнула так, что стул, на котором она только что сидела, опрокинулся. Не помня себя, она бросилась вдогонку Штангеру. В лазарете, куда она побежала первым делом, не было ни Джейка с Эрин, ни Неда. Только один багровеющий больной, закутанный в буро-зелёные простыни, стонал, корчась от боли на полу.
  Виттори почувствовала, как по её коже бегут липкие мурашки страха. Где теперь искать Эрин?! Она металась по кораблю, звала девочку, но крик её тонул в пространстве и не находил ответа.
  Наконец, Виттори упала без сил возле дверей своей каюты и разрыдалась. Она вытирала непомерные слёзы, силясь взять себя в руки и продолжить поиски. Но слёзы текли только сильнее.
  Внезапно ей показалось, что она слышит детский плач. Звук доносился из-за двери крайней каюты.
  Виттори передёрнуло: плакала Эрин! А вслед плачу девочки неслись мужские крики, ругань и, кажется, удары кулаков.
  Виттори вскочила, подбежала к двери каюты и стала барабанить, крича и срываясь на визг:
  - Откройте! Пустите!
  Изнутри толкнули дверь, попав Виттори по лбу. От резкого удара она упала на пол. Голова её звенела и кружилась.
  - Кто тут ещё?! - гаркнул высунувшийся в проём Нед. - Чего надо?
  - Девочку отдайте! - отчаянно выкрикнула Виттори и медленно начала вставать.
  Могучая спина Штангера загораживала дверной проём полностью. Виттори не могла разглядеть, что же творится в каюте Брадиса. Она слышала возню и топот, пронзительный крик Эрин и глухой голос Джейка. Внезапно эту какофонию звуков дополнил сдавленный кашель. Затем раздался звонкий удар. Кто-то вскрикнул, и на мгновение всё стихло.
  Нед обернулся и отошёл чуть в сторону. В маленьком и тёмном пространстве каюты Виттори удалось разглядеть, наконец, свою Эрин. Она ринулась навстречу девочке, схватила её на руки и опрометью бросилась вон. Эрин вцепилась в Виттори и плакала.
  В коридоре, где было больше света, Виттори увидела, что кожа девочки покрыта пунцовыми пятнами, словно её ручки с силой сжимали. Она в ужасе обернулась и посмотрела назад, в каюту.
  На полу сидел Джейк, его лицо покраснело, а сам он, похоже, совершенно обессилел. Следом стоял Гордон. Глаза его закатились, лицо побелело, руками он беспрестанно тёр область шеи. И совсем вплотную к ним - Сорокан, скрутивший руки сползающему на пол Джереми, по лицу которого размазана была кровь.
  Часом позже от Джейка Виттори удалось узнать, что же произошло в тесном пространстве каюты Брадиса. После долгих уговоров, напоминаний о врачебном долге и о том, что доктор обязан оказывать помощь без разбора и оставаться вне политических убеждений, и даже после угрозы расправы над ним и травли, а также пары серий побоев, Гордону так и не удалось уговорить Джейка помочь ему с разболевшейся ногой. Джей решительно требовал ослабления для заключённых Алекса и Эндрю, чего Гордон делать не собирался. Тогда новоявленный капитан задумал взять доктора измором. Если не удалось воздействовать на Джейка напрямую, значит, надо найти его слабое место - такое, применив силу против которого, он не устоит.
  Слабым местом оказалась Эрин. Штангер притащил девочку в каюту. Гордон скрутил малышке руки и принялся спокойно говорить Джейку о том, что, пожалуй, он не сможет сдержаться и сломает малышке её хрупкую ножку, чтобы её отец понял, какие мучения испытывает Гордон. Ведь травма его совсем разболелась, а помощи он получить не может.
  Поначалу Джейк не поверил в серьезность намерений Гордона. Даже тогда, когда девочка плакала и просилась к папе, он держался и пытался защитить дочь, бросившись на Гордона с кулаками. Ответом ему послужил сильный удар в грудь от Штангера. Джейк упал, но отступать не пожелал.
  Но стоило Неду занести над вытянутой ножкой Эрин молоток, как сердце Джейка не выдержало. Он готов был сдаться. И вдруг в дверь каюты забарабанили: это была Виттори. Штангер положил молоток и стал отпирать.
  Джейк услышал женский крик, а следом - сдавленный хрип Гордона. Подняв взгляд, он увидел, как Джереми душит сидящего на койке Брадиса. Казавшийся верным приспешник предал своего хозяина. Прямо под руками Джереми рыдала и извивалась Эрин, ножка которой по-прежнему была отведена в сторону для удара.
  - Не тронь ребенка! - сквозь зубы процедил полный злобы Джереми.
  Дальнейшее длилось буквально пару секунд. Брадис отпустил Эрин, и она испуганной рыбкой юркнула к ошалевшему отцу. Сорокан, который среагировал быстрее Штангера, ударил Джереми по лицу, задев при этом и Брадиса. Джереми вскрикнул и отпустил руки. Гордон встал. В каюту тут же ворвалась Виттори. Она схватила малышку и выбежала прочь. Джейк только и смог протянуть руку им вслед. Он был ошарашен, слова застревали в горле.
  Затем он увидел, как Виттори остановилась и обернулась. Сорокан тем временем скрутил Джереми, а Штангер приводил в чувство своего хозяина. Но от него ускользнул изумлённый взгляд Джереми, которым тот наградил Виттори. Джереми даже перестал сопротивляться и выкручиваться из цепкой хватки Сорокана, настолько он был поражён увиденным.
  Джейк попытался встать. Грудина тут же отозвалась давящей болью, в глазах потемнело, подкосились ноги. Похоже, Штангер сломал доктору ребро. Внезапно Джейк почувствовал опору: это вернувшаяся Виттори подхватила его свободной рукой. На другой девушка держала плачущую Эрин.
  Они дошли до каюты, где в последнее время жили его дочка и эта добрая девушка. Виттори с сожалением сказала о том, что Гордон приказал выдрать все замки, иначе она непременно бы заперлась. Джейк рассказал Виттори обо всё произошедшем. Его повествование перемежалось попытками успокоить рыдающую Эрин.
  Едва Джейк закончил, дверь каюты распахнулась. На пороге стоял Штангер.
  - Всем подняться на палубу! - скомандовал он.
  - Но ребёнок напуган, - робко попыталась возразить Виттори.
  - Марш! - рявкнул Штангер.
  Джейк кивком указал девушке на то, что лучше подчиниться. Виттори накинула на Эрин кофточку, и, взяв девочку на руки, следом за Джейком покинула каюту. Она с сожалением думала о том, что не может перемещаться в пространстве. Иначе она обязательно исчезла бы вместе с любимой Эрин, переместилась бы подальше отсюда. Туда, где их никто не тронет. Туда, где никто больше не обидит её и малышку.
  Расправа над Джереми была незамедлительной. Гордон приказал выгнать всех пассажиров на палубу. Исключение сделано было только для того несчастного, который погибавл от хвори в лазарете. Все остальные вышли в морозную сырость, полные догадок. Люди не понимали, что происходит.
  Джейк, Виттори и Эрин вышли последними. Недоуменные взгляды сопровождали красное от побоев лицо доктора и чрезмерно взволнованную Виттори с заплаканной девочкой на руках. Они молча встали у края толпы. Вопросов им не задавали, хотя они мучили многих.
  Здесь находились последние пассажиры корабля. Кроме доктора с его дочерью и Виттори, Лизы с сыном и Греты, были ещё три женщины, незнакомые в прежней жизни, но сблизившиеся во время морского пути.
  Сразу за ними появились Штангер и опиравшийся на трость Гордон. Последним поднялся Сорокан и выволок связанного Джереми. Тот был весь в кровоподтёках. Рот ему заткнули кляпом.
  Лиза ужаснулась. Догадываясь о том, что будет сейчас происходить, она рукой закрыла Майклу глаза.
  Джереми, словно побитого пса, бросили в центр, под ноги сильно поредевшей с момента отплытия толпы. Гордон встал позади.
  - Перед вами - предатель, - начал он. По речи его было понятно, что Гордон готовился, тщательно подбирая слова и выверяя интонацию. Он хотел предстать жертвой и убедить всех в своей правоте. - Совсем недавно этот плешивый клялся в верности мне и режиму, но, уличив момент, напал на нашего предводителя, то есть, на меня, и попытался убить! Теперь оказалось, что он был верен нам лишь на словах, а в действительности только и ждал повода, чтобы разделаться со мной!
  "Слишком много возомнил о себе!" - с раздражением подумала Лиза.
  Гордон продолжил:
  - Мы живем по законам военного времени. Да, это так! Мы воюем с природой, с окружающей нас действительностью, с самой планетой! Военное время сурово к предателям. Приговор этому поддонку, который хотел лишить меня жизни, - Гордон рефлекторно потёр рукой шею, которая продолжала болеть, - расстрел!
  Толпа охнула. Лиза сверлила собравшихся глазами, с ужасом понимая, что заступиться за Джереми некому. Алекс и Эндрю связаны, все остальные мужчины - на стороне Брадиса. Разве что Джейк! Но он, красный и опухший, потупив взор, стоит в стороне.
  - Но среди нас есть ещё один изменник. Догадайтесь, кто?! Это - наш любимый доктор, который отступил от врачебного долга. Я выражаю надежду, что он сможет измениться. Иначе его постигнет та же участь.
  Джейк решительно шагнул вперёд:
  - Я никогда не буду с тобой за одно, Гордон, - твёрдо сказал он.
  Глаза Брадиса сузились в тонкие щели:
  - Тогда смотри, что ждёт тебя! - воскликнул он.
  Штангер, державший сползшего на палубу Джереми за ворот рубахи, рывком поднял его. Тот встал, шатаясь от боли и изнеможения.
  - Дадим предателю последнее слово! Господин Штангер, уберите кляп! - велел Гордон.
  Нед кивнул и сдёрнул грязную тряпку, закрывавшую Джереми рот. Тот молчал, потупив голову. Взгляд его блуждал по палубе.
  - Вы хотите что-нибудь сказать напоследок? - наслаждаясь моментом, спросил Гордон. - Может, слова раскаяния?
  Джереми усмехнулся. Тихо, но уверено, словно ударяя о воздух каждое слово, он сказал:
  - Не смей трогать детей. Тронешь ещё одного - и ты умрёшь.
  - В прорицатели записался?! - рявкнул Сорокан. - Кончаем его, Гордон!
  - Если это всё, то, пожалуй, приступим к исполнению, - произнёс тот. - Господин Сорокан, передайте мне оружие!
  Сорокан достал из-под пояса пистолет, и толпа охнула вновь.
  - Вы не посмеете! - в сердцах крикнула Грета.
  Лиза развернула испуганного Майкла от страшного зрелища и прижала к себе.
  - Гордон, одумайся! - продолжала Грета. - Мы и так потеряли слишком многих! Не бери на душу грех! Откажись от братоубийства.
  Гордон ответил в своей насмешливой манере:
  - Разве брат он мне?..
  Оружие было у него в руках. Опираясь на палку, он отошёл чуть поодаль, вскинул руку и стал прицеливаться. Джереми стоял в профиль к нему.
  - Почему же я раньше не замечал этот свет?! - шептал он.
  - Развернись ко мне! - приказал ему Гордон.
  Джереми проигнорировал его слова. Он покачал головой и поднял взгляд на Виттори:
  - Как же ты чиста! Сколько же света в тебе! Ты найдёшь путь, непременно найдёшь. Верь мне! Ты выстрадала свою чистоту.
  - Говорить о чистоте среди грязи - нелепо! - ехидно рассмеялся Гордон. - Закончим этот цирк!
  Он прицелился ещё раз.
  - Стен, разверни его ко мне! - гаркнул он.
  Сорокан с силой толкнул Джереми, заставив повернуться лицом к Гордону. Тот подчинился, понуро опустив голову.
  И тут Джейк не выдержал:
  - Ты не сделаешь этого!
  Гордон процедил сквозь зубы:
  - Вступиться решил? Тогда ты следующий!
  - Убери пистолет! - рассвирепел Джейк.
  Он сделал три решительных шага, желая остановить Гордона. Наперерез ему бросился Штангер, но более маневренный Джейк увернулся от него. Оказавшись рядом с Брадисом, он вскинул руку, пытаясь отобрать пистолет, но тут один за другим грянули два оглушительных выстрела.
  Джереми схватился за живот и медленно опустился на колени, а затем обмяк и повалился на палубу, спрятав ото всех лицо. Следом рухнул и Джейк.
  - Гордон, остановись! - раздался голос Греты.
  А следом за ней закричала Эрин:
  - Папа! Мама, что с папой?!
  Виттори зажала Эрин глаза рукой и бросилась в трюм. Гордон развернулся и с криком: "Стоять!" произвёл ещё два выстрела. Но пули, выпущенные практически в упор, словно по волшебству обошли Виттори стороной. Одна из пуль рикошетом отскочила от палубы и попала в ногу Сорокану. В шоке от боли Сорокан стал метаться по палубе, дико вопя, налетел на ограждение, перевернулся и выпал за борт. Зеленеющие воды звонко плеснули, принимая в свои объятия его тело.
  Женщины, визжа от ужаса, бросились врассыпную. Одна только Грета попыталась создать порядок в воцарившемся хаосе. Она подобралась поближе к Гордону, который стоял на прежнем месте и целился то в одну, то в другую женщину. Преодолевая шум, Грета пыталась вразумить Гордона:
  - Прекрати! Хватит смертей, перестань убивать! Убери пистолет!
  Раздался ещё один выстрел, глухой и болезненный. Эта пуля предназначалась Грете.
  Грета ойкнула, положила руки на живот и с удивлением посмотрела на собственную кровь. И в одно мгновение рухнула на палубу, навсегда закрыв глаза.
  Затем встала. Вернее, встала не она - тело Греты по-прежнему лежало на палубе. Поднялась вверх некая бестелесная оболочка, прозрачная и лёгкая. Гордон поначалу решил, что сходит с ума, и опустил пистолет. Но картину эту видели все. И Штангер, и не успевшие убежать женщины, и Лиза с Майклом, развернувшиеся на звук выстрела у самого входя в трюм.
  Грета, или то, что можно было считать её духом, прошла вперёд. Словно из ниоткуда возникли на палубе ещё четверо призраков. Лиза узнала их по всплывшим в памяти фотографиям: то были муж Греты и её дети.
  Грета подошла ближе и встала рядом с ними. Близкие радостно обнимали её, встреча была долгожданной. Она что-то сказали Грете, и та изумлённо обернулась, поглядев в сторону входа в трюм. Прошептала губами: "Она?.. Неужели!"
  Лиза не была уверена в этом точно, возможно, ей показалось. Похоже, к Грете больше не приходили призраки близких, потому что она нашла свою Тори.
  Грета улыбнулась и будто заплакала. Она помахала рукой Лизе, прощаясь, а та рефлекторно ответила. Следом все пятеро, вся большая семья Греты, развернулись и шагнули прочь с палубы, прямо сквозь металлические борты. И тут же исчезли, словно растворились в воздухе.
  Осталась пустота. Ужасаясь, Лиза глядела на палубу. Будто приклеившись к месту, застыл посреди неё побелевший Гордон. Вокруг него лежали тела погибших Греты, Джейка и Джереми. Удивительно, но Джереми тоже был бел. Зелень спала с него, и кожа сделалась чистой и белой, как прежде.
  На контрасте с его белизной - забрызганная кровью палуба. Лиза вдруг поняла, что Майкл смотрит на это жуткое зрелище вместе с ней. Она поспешила развернуть его, но тот был заторможен и не реагировал на маму. Пришлось Лизе силой развернуть его в сторону лестницы, но идти мальчик не желал. Тогда Лиза взял его на руки и стала спускаться вниз. Её едва не сбили с ног бежавшие следом женщины - Анна, Марита и Сьюзан. У подножия им встретился Курт: он не присутствовал на казни, потому что был занят охраной продуктов. Но, услышав повторные выстрелы, поспешил подняться. Далее, вместе со Штангером, он скинул тела погибших с палубы.
  Где-то невдалеке ревела малютка Эрин. Виттори, та самая Тори, пыталась её успокоить, но плакала сама. Хорошо, что в каюте Лизы не было зеркала - Гордон приказал изъять все зеркала и запереть их в хранилище, считая, что их можно использовать как оружие, - иначе она непременно бы ужаснулась тому, что стала седой.
  Майкл молчал. Тело мальчика словно превратилось в камень, грузный и неподъёмный. Лиза бережно усадила его на кровать и сама села рядом. Ей до боли хотелось заплакать, но слёз не было. Изнутри её будто кололо иголками и трясло. Она подумала, что лучше бы Майкл сейчас бился в истерике, как Эрин. Мальчик был тих и даже не хлопал глазами.
  Они вдвоём, Эрин и Катрин Санрайз, она же - Тори, три кричавшие невдалеке женщины - Анна, Марита и Сьюзан, - запертые Эндрю и Алекс, и, в противопоставление им - Гордон Брадис, Нед Штангер и бесфамильный Курт были последними пассажирами дрейфующего по океаническим водам корабля.
  
  
  10. Снегопад
  
  В суматохе передела власти Гордон не сразу понял, что топливо в баке яхты оказалось на нуле. Оно ушло на обогрев. Таким образом, Алекс оказался прав. Скрыть оплошность от остальных пассажиров не удалось: вечером того же дня в каютах заметно похолодало.
  Корабль начал промерзать. Вдобавок, на следующее утро, люди получили ещё более маленькие порции еды.
  - Но ведь это нечестно! - воскликнула Анна. - Нас стало меньше, значит, порции должны увеличиться! Таким количеством нам никак не наесться!
  Гордон ответил озлобленно:
  - Хочешь выжить - жри хотя бы это! Нет, так отдай мне! Я буду рад.
  Брадис никак не мог прийти в себя после вчерашнего видения. Он не стал заводить разговор о призраках даже со своими соратниками, боясь, что они поднимут его на смех и решат, что он сходит с ума. Мысль о собственном сумасшествии посещала Гордона всё чаще.
  Теперь Гордона боялись. Никто не знал, сколько патронов осталось у него в обойме, и есть ли у него ещё оружие. Потому мёрзли и безропотно молчали.
  Нестерпимо хотелось есть. Майкл, словно галчонок, открывал ротик и показывал в него пальцем. Разговаривать мальчик не мог: после пережитого он лишился голоса.
  В страхе, изнемогая от голода, безделья и духоты, дотянули до обеда. Марита подала к столу скудные порции, которые были проглочены в один момент, не прибавив чувства сытости.
  Во время еды Лизе показалось, что она начинает бредить. Сама не понимая, зачем, она вдруг сказала:
  - Я начинаю понимать, Гордон, что вы были правы во всём. Наш голод сейчас - результат частичной сытости предыдущих дней. Мы были слишком расточительны и, пожалуй, чересчур самоуверенны.
  Она говорила, думая о том, что нет больше рядом нежно любимых Греты и Айши. Насколько бессмысленной была их смерть!
  Гордон, по привычке сидевший во главе стола, еле заметно улыбнулся и расправил плечи.
  - Я рад, что здравомыслие вернулось к вам, - кивнув, сказал он.
  Лиза продолжила:
  - Если потребуется помощь - я всецело ваша.
  - Что ж, хорошо, - вновь кивнул Гордон. - Надеюсь, остальные дамы такого же мнения? Ах, да, среди нас есть один мужчина... Майкл, вы согласны со своей матерью?
  Мальчик потупил взор и не отвечал.
  - Что же вы молчите?
  Лиза тихонько ответила за Майкла:
  - Он не может ничего сказать со вчерашнего дня... Но, думаю, он согласен.
  Результат этой учтивой беседы не заставил долго себя ждать. Сама того не ожидая, Лиза облегчила положение пленников. Хотя, точно не было известно, что именно повлияло на Гордона: согласие Лизы или призраки, увиденные накануне.
  Вскоре после обеда к Лизе в каюту заглянул Курт и позвал за собой.
  Они прошли на кухню, где Лиза взяла две кружки. Затем проследовали к хранилищу, и Курт в присутствии Штангера позволил Лизе наполнить стаканы из бутыли с водой, и также выдал ей вскрытую банку консервов.
  Далее они направились к каютам, в которых держали пленников. Курт отпер первую, и Лиза увидела Эндрю. Он лежал на полу в неестественной позе. Лиза бросилась к нему, едва не расплескав воду, но опомнилась и поставила кружки на полог кровати. Следом вошёл Курт и поставил банку с рыбой.
  Лиза поспешила развернуть Эндрю в нормальное положение. Она опасалась худшего. но - нет, он дышал, просто был без сознания. Она похлопала его по щекам. Эндрю дёрнул бровями и с усилием открыл глаза. Лиза подняла его грузное тело и опёрла спиной о край кровати. Руки и ноги Эндрю были прочно связаны верёвкой.
  Она дала ему воды. Эндрю сделал глоток, сперва робкий, но следом стал пить жадно, захлебнувшись и закашлявшись.
  - Господин Брадис позволил вам получать пищу и воду по минимальной норме, - вежливо сказал стоявший за спиной Лизы Курт.
  Да, это было здорово: теперь пленники смогут отсрочить смерть от обезвоживания. Но что дальше?.. Неужели их всех ждёт гибель?! Душа Лизы рыдала. Она разглядывала измождённого, похудевшего Эндрю, кровоподтёки у него на лице и разорванной рубашке.
  Когда Эндрю вдоволь напился, Лиза взяла банку с рыбой и руками стала кормить друга. Тот жадно слизывал еду с её пальцев.
  - Не давай много! - с искренней заботой произнёс Курт. - Нед потому и дал вам самую малость, что есть после долгого голодания надо совсем чуть-чуть. Иначе - смерть!
  - Развяжите его! - с мольбой попросила Лиза.
  Курт вздохнул:
  - Не положено... Гордон не давал разрешения.
  - Развяжите, я прошу вас! Он ослаб, и не сможет навредить вам! Представьте, как тяжело ему связанному! Как затекли его мыщцы!
  - Нет, - мотнул головой Курт. - Против Гордона я не пойду. Заканчивайте, Лиза. Вас ждёт ещё один друг.
  Лиза погладила Эндрю по голове и неожиданно поцеловала в щёку. Внезапно на неё нахлынула нежность. Словно Эндрю - её младший брат, и она обязана была защитить его от всего плохого, что только есть в мире, и потому виновата в его нынешнем положении.
  Эндрю чуть заметно улыбнулся, благодаря Лизу, и спросил:
  - Как там?..
  - Потом, - торопливо ответила Лиза. - Алекс ждёт.
  - А волосы?
  - Какие волосы?! - Лиза не поняла.
  - Твои волосы. Ты поседела...
  Лиза изогнула прядь волос, пытаясь притянуть к глазам. Но ей это не удавалось. Тогда она оторвала несколько волосинок и поднесла к глазам. Их серебристо-серый оттенок заставил её содрогнуться. Как же так?! Она ведь совсем молода! Седина для Лизы означала конец молодости и женственности. Она была так расстроена, что забыла даже попрощаться с Эндрю.
  Она торопливо поставила полную кружку, предназначавшуюся Алексу, в пустую, забрала её и банку консервов, и вышла из каюты. Следом вышел Курт. Он запер дверь на ключ и отошёл только тогда, когда убедился, что она не открывается.
  После они подошли к соседней каюте, в которой был заперт Алекс. Как и Эндрю, он оказался связан, но был в сознании. Кровоподтёки из носа и в уголках губ, гематомы под глазом и на щеках делали его лицо неприглядным.
  Лиза бросилась к Алексу и первым делом напоила его, а потом дала поесть. Ел он так же жадно, как и его товарищ. Рыба быстро закончилась.
  Алекс произнёс:
  - Я слышал выстрелы вчера.
  Лиза опустила голову, словно виновата в произошедшем была она, и ответила:
  - Джейк убит. Он защищал Джереми, которого Гордон решил казнить, - Лиза выдержала паузу и хриплым голосом добавила, - Грету он тоже застрелил...
  Алекс скрипнул зубами, но, скосив глаза на бдительного Курта, промолчал.
  - Холодно, ты чувствуешь? - тихо продолжил Алекс. - Потратили бы топливо сразу, давно бы замёрзли. Кстати, почему он вдруг решил дать мне еды?
  Он - это, конечно же, Гордон.
  Лиза пожала плечами. Она не знала.
  Курт сказал, что свидание пора заканчивать. Лища торопливо собрала посуду и покинула каюту. Порыва поцеловать Алекса, как Эндрю, у неё не возникло.
  Она отнесла кружки и вернулась к сыну, оставленному под присмотром Катрин - Тори. Лизе мучительно хотелось расспросить девушку обо всём. Ей было любопытно, почему племянница Греты носит чужое имя, как оказалась в Вэллпорте и отчего не дала родной тёте знать о себе. Но она не представляла, как начать разговор.
  В тот же день жителей корабля ждал ещё один страшный удар: заболела Анна. Её поместили в лазарет, и Лиза, как могла, пыталась ухаживать за ней. Анна умерла скоропостижно, этой же ночью. Их стало меньше ещё на одного.
  Неужели всех их ждёт гибель? Как же это ужасно! Мысль о том, что они вполне могут оказаться последними жителями планеты, и с ними вместе исчезнет всё человечество, казалась слишком мелкой по сравнению со смертью каждого из них в отдельности. Глобальные проблемы сейчас волновали, пожалуй, только Гордона. Для остальных собственная личность сделалась куда масштабнее, и потому страшнее казалось погибнуть самому, потерять друзей, чем планете Земля стать абсолютно безжизненной.
  На следующее утро после завтрака Курт вновь повёл Лизу к пленникам. В этот раз ей удалось немного побеседовать с Эндрю. Теперь и ему стало известно о гибели Греты, Джейка и Джереми. Он попросил Лизу держаться ради Майкла, ведь всё это не может длиться вечно. Лиза старалась сохранять спокойствия, но накопившиеся усталость и раздражение вот-вот готовы были выплеснуться наружу.
  После посещения Эндрю они, как и вчера, отправились к Алексу. Он жадно глотал воду и пищу, но все попытки Лизы вступить с ним в разговор игнорировал. Он был рассержен и погружён в свои мысли.
  Молчал и Майкл. В нём исчезла радость. У мальчика не возникало желания улыбнуться или посмеяться. На душе у него было пусто и мрачно. В нём поселилась уверенность, что в мире больше никогда не будет ярких красок. Только намозоливший глаза плесневело-зелёный цвет и серость угрюмого неба. Только духота и давящая низость потолков. Голод, жажда и мороз...
  Жизнь двигалась по инерции и казалась сном. Чувство реальности происходящего всё больше покидало Лизу. От недоедания и волнений она совсем обессилила. Майкл слёг. Он отказывался гулять, боясь подниматься на палубу. Лиза не заставляла его: ей и самой не хотелось выходить туда, где ещё свежи пятна от крови убитых. К тому же, из-за скудного питания силы неизбежно покидали мальчика. Ему тяжело было передвигаться, и потому Лизе пришлось бы выносить его на воздух на руках. Она боялась, что из-за слабости уронит сына.
  "Ничего, - успокаивала она себя. - У нас теперь холодно, как наверху. Нагуляется и внутри".
  Смерть отказывалась покидать корабль. Ближе к вечеру Лиза услышала пронзительный крик со стороны камбуза. Она бросилась в коридор, добежала до входа в кухню. Её взгляду предстала ужасающая картина.
  Марита лежала на полу, кашляя и задыхаясь. Лицо и шея её отекли и посинели. Перепуганная Сьюзан металась по коридору, не зная, то ли бросаться к Марите, то ли звать на помощь. Сверху над ней навис красный, как рак, озлобленный Штангер.
  Со слов Сьюзан, Штангер давно домогался Мариты, но она отказывала ему. Штангер был ей противен. В этот раз, похоже, мужчина решил взять Мариту силой, но встретил отчаянное сопротивление. Марите было нечего терять, кроме жизни, и потому она защищалась до самой её потери. Сьюзан, прибежавшая на помощь подруги, видела, как тот заламывал и выкручивал Марите руки, а в ответ на крик что было сил ударил её в грудь. Женщина тут же упала и начала задыхаться. Через несколько минут она закрыла глаза...
  Лиза незамедлительно отправилась к Гордону. Ей двигала злость и желание мести. Раз уж он казнил Джереми за нападение на него, то Штангер за убийство Мариты и подавно заслуживает наказания.
  Но Гордон не судил обо всех одинаково. По его мнению, Штангер был прав, а несчастная Марита - нет.
  - Нам всем нужно задуматься о продолжении рода человеческого, - с осточертевшей Лизе мягкостью в голосе сказало он.
  Лиза всплеснула руками:
  - О каком продолжении?! Гордон, что за чушь вы несёте?! Предлагаете обречь невинных детей на смерть?! Что увидят бедные малыши? Чем мы будем кормить их?..
  Гордон перебил её:
  - Конечно, с этим нужно повременить. Но подвижки нужно делать уже сейчас. Укреплять отношения, так сказать.
  Лиза едва не рыдала:
  - Но какое право имел он убивать Мариту лишь потому, что она отказала ему?!
  Гордон парировал:
  - Вы же понимаете, Лиза. Мужчины слишком тяжело воспринимают отказы.
  Он усмехнулся. Лизе стало противно. К тому же, она слишком устала и перенервничала. Она развернулась, чтобы уйти, но Гордон остановил её и добавил:
  - Вы прекрасно знаете мою позицию касательно детей на этом судне, - от его спокойного тона по телу бежали мурашки. - Будь моя воля, этих оставшихся двоих здесь давно бы не было. Они только отнимают у нас пищу, воду и кислород. Выживем - родим новых. Теми, что есть, можно пожертвовать ради спасения более сильных взрослых особей.
  Лиза горько усмехнулась:
  - Особей... Это вы здорово сказали, Гордон. - Вы именно особь, иначе вас и не назовёшь. Мне противно вас слушать. Только попробуйте приблизиться к Майклу! Или к Эрин. Поверьте, я не пожалею своей жизни.
  У Гордона на всё готов был ответ:
  - Вы ещё не обезумели от голода, вам пока есть что пить. Посмотрим, как вы заговорите, когда желудок ваш сожмётся в мельчайший комок и прилипнет к позвоночнику. Тогда вы вспомните мои слова. И не качайте головой! Вы никогда не узнаете, как поведёте себя в критической ситуации, пока не окажетесь к ней. Всё остальное - слова, и они пусты.
  Нужно было действовать решительно. Лиза стала подговаривать девушек, двух последних людей на корабле, которые могли стать её союзницами, Сьюзан и Виттори.
  Этим же вечером она пригласила Сьюзан к себе в каюту для беседы. Но женщина не желала её слушать. Она вообще вела себя странно. Её то и дело душили рыдания, и это было понятно Лизе. Но Сьюзан порой словно не слышала её, или же отвечала невпопад. Лизе показалось, она тронулась рассудком.
  Поговорить с Виттори удалось только следующим утром, после скудного завтрака. К удивлению Лизы, она оставалась равнодушной:
  - Я не знаю, чем могу помочь, - смущённо улыбаясь, оправдывалась она.
  - Почему ты такая мямля?! - рассердилась Лиза. Но увидев, как смутили её слова девушку, смягчилась. - Мы должны освободить Алекса и Эндрю. Иначе отправимся следом за Маритой, Джейком и Гретой. Сделай это хотя бы ради её памяти! Всё-таки она - твоя родная тётя...
  Глаза Виттори округлились и стали похожи на маленькие блюдца:
  - Тётя?! - переспросила она. - Какая тётя?!
  Лиза поняла, что девушка ничего не знает. Она начала рассказывать ей о жизни Греты. И, чем больше она говорила, тем большее удивление прорисовывалось на лице Виттори. Вскоре девушка начала дополнять слова Лизы своими фактами. А в конце - заплакала.
  - Она ведь не знала ничего, - твердила Виттори. - Ничего не знала! Как меня бьют, что я матери не нужна... А я не знала, что у меня есть тётя. Мать не говорила. Боялась, наверно, что сбегу к ней. Она ведь добрая была, да?.. Она любила бы меня...
  Лиза поняла, что Виттори нужно побыть одной. Ей требовалось принять произошедшее, и одиночество здесь являлось лучшим помощником. Она покинула каюту со словами:
  - Подумай над тем, что я сказала, хорошо?
  И ласково улыбнулась. Впервые ей не хотелось смеяться над Катрин Санрайз - Виттори Бусин. Ей было до глубины души жаль её.
  Напряжение в воздухе достигло предела. Казалось, вот-вот должно случиться нечто такое, что перевернет заторможенное, полуголодное существование пассажиров корабля. Вернёт их к нормальное жизни или, наоборот, погубит.
  Между людьми то и дело проскакивали электрические разряды ненависти. Они больно жалили, причиняя страдания, но выключить невидимый ток не представлялось возможным. Люди были слишком озлоблены и измотаны.
  Начался обед привычным недоумением по поводу крошечных порций.
  - Я знаю, у нас есть запасы! - настаивала Сьюзан.
  Гордон с раздражением ответил ей:
  - Наших запасов настолько мало, что вскоре мы с вами не увидим и этого! Ешьте!
  - Но нас стало меньше, а порции больше не стали! - настаивала Сьюзан. - Я постоянно думаю о еде. Я постоянно хочу пить. Я не могу думать ни о чём другом, кроме еды и воды!
  - Так ешь! - гаркнул Гордон. - Чем меньше нас останется, тем дольше мы протянем!
  Штангер не выдержал:
  - Дай сюда! - рявкнул он и рывком дёрнул на себя тарелку Майкла.
  Мальчик беспомощно посмотрел на маму.
  - Верни! - крикнула в ответ Лиза и, перегнувшись через стол, потянулась рукой к тарелке сына.
  Но Штангер был полон решимости. Он вывали содержимое тарелки Майкла к себе, и тут же выхватил порцию Эрин. Девочка в тот момент накалывала кусочек рыбы на вилочку. От неожиданности она выронила вилку из рук.
  Виттори побледнела. Она тут же взяла Эрин со стульчика, на котором та сидела, и перехватила девочку к себе на колени. Казалось, она была испугана больше малышки.
  - Отдай еду детям! - отчаянно кричала Лиза.
  Она вскочила, обогнула стол и стала отнимать тарелку у Штангера.
  - Перебьются твои дети! - зло ответил ей Штангер.
  Он с силой толкнул Лизу, она упала на пол.
  - Мама! - воскликнул Майкл.
  К нему вернулся голос.
  - Перебейся ты! - раздался звонкий возглас Сьюзан. Она схватила свою тарелку, уже пустую, и запустила ею в Штангера, но тот ловко увернулся. Тарелка упала на пол и с дребезгом раскололась.
  Гордон приподнялся, опершись на трость:
  - Значит, войны хотите?!
  - Да я убью этих гадёнышей! - Штангер разошёлся не на шутку. - Придушу дармоедов!
  Он двинулся к Виттори и Эрин: девочка была к нему ближе, чем Майкл. Пара широких шагов, и он оказался возле них. Штангер протянул руку и толкнул девочку - ладонью в лицо, будто пытаясь выдавить малышку из крепких объятий Виттори. Рука скользнула по лицу и сорвалась. Девочка закричала.
  Виттори вскочила и, держа малышку на руках, бросилась прочь из кухни.
  "Опять удрала, трусиха! - мелькнуло в голове у Лизы, когда Виттори скрылась из виду. И тут же поправила себя, - Нет, она спасала Эрин. Из-за неё убежала".
  Им с сыном тоже - убежать бы прочь, да только Майкл хромает, сам не может передвигаться быстро. Нести его на руках Лизе было тяжело. Хотя мысль такая и возникла: схватить сына, постараться уйти. Может, Штангер остынет. Только где спрятаться?.. Они зажаты в узком пространстве корабельной посудины, где нет ни замков, ни уединения.
  Гордон, конечно же, поддерживал Штангера. Вдвоём они приблизились к Лизе и Майклу. Те встали и попятились назад.
  - Пора избавляться от балласта, - прошипел Гордон.
  - Нет! - отчаянно крикнула Лиза.
  Она закрыла Майкла собственным телом. Сердце её билось бешено, словно пыталось сбежать отсюда, только бы не видеть этого ужаса. Лиза понимала, что умрёт сама, а ещё лучше - убьёт этих двоих, но не позволит им причинить вред Майклу.
  Защитить её могла только Сьюзан. Но что сделает хрупкая женщина двум здоровым мужикам?!..
  Сьюзан вновь пустила в ход посуду. На этот раз она разбила тарелку о голову Штангера. Тот даже не дрогнул. Он обернулся, отвлёкшись от Майкла, и, криво ухмыляясь, ударил Сьюзан кулаком в живот. Та застонала и согнулась пополам.
  - Прикончим их здесь всех сразу! - бросил Штангер.
  - Начнём с маленьких паразитов, - с усмешкой ответил Гордон. - Давно хотел выбросить их за борт. Этого инвалида - в первую очередь!
  - Не смей! - голос Лизы срывался.
  - Полетишь вместе с ним! - рявкнул Штангер.
  - Ты полетишь первым! - хрипло сказала Сьюзан.
  Она никак не могла унять боль. Не разгибаясь, она приблизилась к столу и взяла вилку. Это её действие рассмешило Штангера:
  - Думаешь, она тебе поможет?! - и он с размаху ударил женщину по лицу.
  Сьюзан упала. Под носом у неё тут же появилось багровое пятно. Лиза не знала, что делать: защищать Майкла от Гордона, который попытался вытащить мальчика из-за её спины, или бросаться на помощь Сьюзан.
  Неожиданно в ней появилась уверенность. Она с силой толкнула Гордона в грудь. Тот пошатнулся. Тогда Лиза ударила его ещё раз, с остервенением, и Гордон завалился на пол. Собрав все силы, Лиза наступила Брадису на больную ногу, вдавив свою пятку в его голень. Гордон взвыл от боли.
  Поняв, что на некоторое время вывела его из игры, Лиза оставила Майкла и кинулась спасать Сьюзан, которую бил Штангер. Подбежав ближе, она толкнула его в бок. Это было равносильно попытке сдвинуть чугунный шкаф. Движением одной руки Штангер отбросил Лизу прочь.
  - Мама! Мамаа! - пронзил воздух истошный крик Майкла. Мальчик заковылял к ней, но, к несчастью, оказался слишком близко к лежавшему на полу Гордону. Тот ухватил ребёнка за штанину брюк и повалил вниз.
  Лиза хотела бежать к сыну на помощь, но глаза её застилала пелена тумана: удар Штангера пришёлся прямо в солнечное сплетение. Ей было тяжело дышать, и каждое движение грудной клетки отдавало пронизывающей болью в голову и позвоночник.
  Вдруг в комнату ворвался Курт. Очевидно, услышав шум драки, он бросил свой пост охранника и побежал узнать, в чём дело.
  - Что вы творите? - закричал он. - Оставьте женщин в покое!
  Он подбежал к Штангеру и попытался защитить Сьюзан. Но тот, в конец озверевший, дал Курту жёсткий отпор. Их битва была недолгой. Оглушённый ударом в висок, Курт упал.
  Лиза, шатаясь, направилась на помощь сыну. Гордон встал сам, поднял Майкла и взял его за грудки. Он что-то говорил мальчику, а тот кричал и отбивался. Но путь Лизе перерезал Штангер.
  "Неужели конец!" - мелькнула страшная мысль.
  И Лиза приготовилась к тому, что сейчас, так же, как Курта, Штангер вырубит и её. Но неожиданно из-за её плеча вырвалась чья-то рука, дала Штангеру по лицу, и тот взвыл от боли.
  Это была Виттори. В руке она держала связку ключей. Лиза сразу узнала их: этими ключами Курт отпирал двери в каюты, где содержались Эндрю и Алекс. Лизе так и не удалось узнать, как они оказались у Виттори. Украла ли она их, или же Курт отдал ключи сам? Как бы то ни было, Виттори появилась очень вовремя. Не медля, она зажала длинные стволы ключей фалангами пальцев и, собрав всю свою храбрость воедино, двинула Штангеру по лицу, целясь прямо в глаза. Теперь Нед кричал от боли и, ничего не видя и не соображая, брёл по комнате, натыкаясь на стулья, стол и стены.
  - Спасай сына! - крикнула Виттори. Сама она кинулась к Сьюзан.
  Гордон словно обезумел. Его лицо побагровело, глаза налились кровью. Он дёргал мальчика за волосы и одежду, тормошил его, крича: "Убью!". Дальнейшее Лиза помнила словно в тумане.
  Она сделала несколько шагов и оказалась возле Гордона. Сдёрнула серебряную цепочку с крестиком с груди и перебросила через голову Брадиса. Что было сил, стянула её на шее злодея. Откуда-то в ней взялась неведомая, звериная сила. Она отчётливо понимала, что делает, и старалась стянуть цепочку так, чтобы человек, желавший убить её сына, не имел ни малейшей возможности освободиться. Гордон закашлялся, схватился рукой за шею, но его попытки освободиться не помогли.
  Лиза не помнила, как долго держала цепочку на шее Гордона. Ослабила хватку она только тогда, когда Гордон обмяк и стал сползать вниз. Она без содрогания бросила цепочку поверх его мёртвого тела. В руке её остался только маленький серебряный крестик, который Лиза сжала в кулак. Она перешагнула через тело Гордона и подхватила на руки Майкла.
  Сзади грянул выстрел, они обернулись. Возле стола, опираясь одной рукой на его край, стоял Алекс. В другой руке он держал пистолет, который обронил метавшийся Нед. Алекс подобрал оружие и выстрелил в Штангера.
  Следом в проёме появился Эндрю. Виттори забрала ключи у Курта и освободила друзей, развязав верёвки. Но пленникам было слишком тяжело передвигаться, и они смогли прийти на помощь только сейчас.
  Туман наполнил помещение. Или это пелена застилала глаза Лизы?!.. Держа на руках сына, который вдруг показался ей легче пушинки, она вышла из кухни. Хотела подняться на палубу, но не могла. Там - кровь Греты и Джейка, там - гибель Айши и Вишенки. Здесь всюду смерть. Лиза почувствовала приступ нестерпимой душевной тошноты.
  Она прошла в каюту, опустила Майкла на полог кровати. Мальчик прижался к ней, смял её грязную одежду кулачками. Лиза обнимала и целовала его.
  Неожиданно Майкл спросил:
  - Ты убила его?
  И вопрос этот задан был настолько спокойно, что Лизу пробрала дрожь. Словно гибель людей стала чем-то привычным для них. Майкл вновь стал разговаривать, но теперь он был отстранённым. Возможно, пытался защитить себя от переживаний, или, что хуже, действительно привык. А привыкнуть к горю - куда страшнее самого горя.
  Лиза не знала, что ответить. Она боялась жестокости и всячески ограждала сына от неё. Но за последнее время им пришлось пережить столько ужасов и потерь, что Лиза стала всерьёз опасаться за душевное здоровье Майкла.
  - Если бы я не убила его, он убил бы тебя, - хрипло и тихо ответила она.
  Правда здесь была уместнее всего.
  - Пожалуйста, мама! - воскликнул Майкл, вновь удивив Лизу. - Не убивай больше никого! Не надо... Пускай он будет первым и последним.
  И Лиза поняла, что её опасения напрасны. С душой её сына всё в порядке. Просто за несколько этих дней он повзрослел на много лет.
  Никто больше не хотел оставаться на корабле. Никто не мог найти в себе силы оплакать и похоронить погибших. Лизе казалось, что лучше утопиться, чем найти в себе силы перенести случившееся.
  Эндрю и Алекс были слишком слабы. Добравшись до кают, оба рухнули на койки.
  Виттори принесла им воды. Затем забрала малютку Эрин, которую прежде оставила в каюте, строго - настрого наказав девочке сидеть тихо и ждать её, и отправилась к Лизе.
  Лиза и Майкл, Эрин и Виттори, Алекс и Эндрю - последние, кто оставался в живых на корабле. Всего шесть человек.
  Было холодно и душно одновременно. Не было тепла в помещениях, и мороз внутренний только усиливал холод внешний. Лизу бил озноб. Дрожал и Майкл. Дышать было трудно, грудная клетка сделалась тяжёлой и неподъёмной. Им бы разразиться потоком слёз, разреветься бы, но они не могли.
  Только Виттори выглядела спокойной. Хотя никто даже не представлял, что творится в её душе. А в душе у неё шёл снег. Среди вьюги ей хотелось одного - тепла. Не так давно Виттори нашла своё солнышко - Эрин. Ради девочки она держалась.
  Некоторое время все четверо сидели молча. Потом Виттори попросила Лизу присмотреть за Эрин.
  - Мамочка, куда ты? - тоненьким голосом спросила девчушка.
  - Мамочка... - повторила за ней Лиза, наслаждаясь этим словом.
  Она вдруг вспомнила, как Джейк рассказывал, что Эрин никогда не зовёт Джули "мамочкой", даже когда та просит, всегда только "мамой", и это злит Джули. То, что прежде преподносилось ей Джейком как невинное детское упрямство, перестало казаться таковым.
  Виттори ушла, Лиза даже не подумала спросить, куда и зачем. Но вскоре вернулась, положив на стол связку ключей.
  - Если дети хотят есть, давайте покормим их, - негромко сказала она. - Есть сухари, консервы из тунца и овощей. Не так много, но нам, шестерым, хватит какое-то время продержаться.
  Лиза кивнула:
  - Да, надо бы им поесть. Только вести их туда...
  Виттори перебила:
  - Принесём им сюда, что особенного? Я часто ела в своей комнате.
  - Я не хочу кушать, - раздался тонкий голосок Эрин. - Только пить
  - И я не хочу, - согласился Майкл. - Я бы поспал.
  Виттори сбегала за водой. Она и сама чувствовала, как усталость валит её с ног. Вскоре корабль погрузился в сон. Одной только Лизе долго не спалось. Она думала о телах людей, которые лежат сейчас в кухне. Об убитом ею Гордоне, о том, что теперь ей всю жизнь предстоит жить с той мыслью, что она - убийца.
  "Я сделала это ради сына", - оправдывала она себя.
  Но оправдания действовали плохо. Лизе становилось страшно от того, что она способна лишить другого жизни. Словно она переступила некую черту, и возврата назад теперь нет. Теперь она сама себя боялась. Она понимала, что не сможет свыкнуться с этим, и будет вечно винить себя. Нужно было поступить иначе. Но как она могла иначе поступить?! Она потеряла бы самое дорогое, что есть у неё. Маленькое счастье, которое сейчас крепко спит на соседней кровати.
  Через некоторое время и Лизу сморил сон. Спали все, и сон этот было благодатным и умиротворяющим. Когда поднялись, уже близился вечер.
  Первыми встали дети, следом за ними - их мамы. От звука голосов проснулись Эндрю и Алекс. Они собрались все вместе и смотрели друг на друга с недоумением, будто видели впервые.
  - Мне хочется подышать, - сказала Виттори.
  - Да, давайте поднимемся наверх, - поддержала её Лиза. Она попыталась улыбнуться, но улыбка её вышла очень печальной. Страх увидеть забрызганную палубу оставался, но нежелание оставаться здесь пересиливало его.
  Детям надели шапки, повязали шарфы. Взрослые и так были в верхней одежде. Грязные, похудевшие, опустошённые люди поднялись на палубу.
  Поднялись и застыли в удивлении. На небе по-прежнему были тучи, но они стали тоньше и заметно легче. На востоке, чуть выше горизонта, проглядывало сквозь них жёлтое пятно солнца.
  Небо было светло-серым, и, словно его отражение, серой оказалась и вода. Болотная зелень исчезла, словно растворилась или уплыла куда-то прочь. Воздух был свеж и лёгок, изо рта шёл пар.
  Медленно и плавно сыпал снег. Лиза протянула ладонь, и на неё стали опускаться ослепительно - белые хлопья снежинок. Они таяли, едва коснувшись ладони, оставляя после себя едва заметные капельки чистой воды.
  Эрин принялась бегать и прыгать по палубе, Майкл, прихрамывая, ходил за ней. Нечаянная радость заставила их вспомнить о том, что они всё-таки дети, которые любят играть и дурачиться. Они высовывали язык изо рта, ловили им снежинки и заливисто хохотали.
  Вьюга в душе Виттори сменилась мягким снегопадом. Она глядела, как снежинки тонут в море, наполняя его, становясь его частью, и чувствовала, как заполняется пустота в её душе. Снег сыпал неторопливо и легко. Он не танцевал, просто падал. Падал и тихо пел.
  Все замёрзли, но уходить никто не хотел. Они не могли надышаться свежестью и не хотели возвращаться в духоту. Солнце опускалось ниже, край неба розовел. И вдруг кромка облаков отделилась от воды и приподнялась выше. Туча продвигалась вперёд, подгоняемая лучами закатного солнца, освобождая место чистому небу на горизонте. Поднялся лёгкий ветерок, по морю шли волны.
  Корабль несло течением в ту сторону, где спускалось солнце. Круг выходил из-за туч и медленно менял цвет от розового к алому. Туча поднималась всё выше, и вскоре солнце показалось полностью, и тут же стало тонуть в воде. Люди застыли, заворожённые красотой заката. Они давно не видели солнца, и с непривычки оно казалось им невероятно огромным.
  Течение всё усиливалось, снегопад делался тише. Вскоре все различили смутное очертание, некое возвышение над горизонтом, пятном заслонявшее солнечный диск. Чем ближе они становились к солнцу, тем яснее понимали: впереди земля. Холмистая, неровная, полная неизвестности, она была для путников самой желанной.
  На улице темнело. Корабль всё приближался к земле, и вскоре стало понятно, что на ней есть жизнь. Кажется, это был небольшой городок: взору собравшихся предстали разбросанные по холмам домики в несколько этажей, в окнах которых горел уютный свет. Похоже, был здесь и порт, а значит, кораблю будет, куда пристать. Это был конец пути.
  Друзья радовались, обнимали друг друга. Они спасены! Но тревога оставалась: было неизвестно, что это за земля, как примут их здесь? Что будет с ними дальше?
  Они были уже настолько близко, что могли различить движение на берегу. Действительно, это был порт, и их заметили. На здании за причалом горели буквы - название города, но прочесть их никто не мог.
  Внезапно Лизу осенила догадка:
  - Это кириллица! - воскликнула она. - Я попробую прочесть. "П" - первая буква. "Па-ра... м... Му... ш", - она запнулась.
  - Парамушир, - сказал Алекс. - Это Курилы. Сейчас территория России.
  - Неужели?! - ахнула Лиза.
  - Но как оказались мы здесь?! - удивился Эндрю. - Мы плыли совсем не туда! Неужели глубинным течением нас могло отнести так далеко?!
  - И самое главное, - добавил Алекс. - Почему здесь чисто?! Здесь нет болота...
  - Я думаю, у нас будет время это узнать, - ответила Лиза.
  Она прижала к себе Майкла, Виттори подняла на руки Эрин. Корабль входил в порт, где уже бегали, суетились люди. С берега пассажирам махали руками и кричали. Их ждали здесь.
  Содержание.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"