Аннотация: О детях, которые, по моему твердому убеждению, все равно гораздо лучше взрослых, хоть иногда и бывают жестоки.
Дуська училась в пятом классе двенадцатой школы. Вместе с Угловым, Сафаровым и Максюком. Этот самый Максюк был особенно вредным, больше всех задирался и ерничал. Да и двое других - неизменные его подпевалы - не желая компрометировать хулиганскую репутацию, закрепившуюся за ними намертво, частенько караулили Дуську в гардеробе, дабы лишний раз толкнуть и провозгласить во всеуслышание:
- А Шувалова Дуся объелась булок, потому она и толстая! Правда, Шувалова? Ах да, ты же у нас не Шувалова, а Булкина! Бу-улка!
И вот, когда они, демонстрируя разнообразие обезьяньих ужимок, складывали губы трубочкой и затягивали свое противное "у-у", Дуська не выдерживала. Ее трясло. Лихорадило, как в холод.
- Толстая! Толстая! Булка! - напирал Максюк.
- Бу-улка! Бу-бу-бу! - ликующе соглашались Углов с Сафаровым и не угомонялись, пока не доводили Дуську до нервозного исступления. Или пока не вклинивался кто-нибудь из учителей, всегда обещавших "пропесочить бессовестных шестиклассников на родительском собрании", но никогда не переходивших от слов к делу, которое, по всей видимости, представлялось им пустячным. Ну, действительно: редкая девчонка не знает, каково это - быть объектом мальчишеского глумления. Если ж ты еще и полненькая (варианты: рыженькая, длинненькая, носатенькая...), то на травлю обречена. Таков закон коллективных взаимоотношений в школе, а учителя против законов не прут.
Дуська ненавидела учителей. И школу она ненавидела, хоть училась на зависть многим. В первую очередь, конечно же, Максюку, который стабильно катал у нее контрольные, поскольку сидел совсем рядышком, справа через проход. И неудивительно, что они оба - Дуська и Максюк - были переведены в седьмой класс твердыми, закоренелыми хорошистами Дуська даже почти отличницей.
Она понятия не имела, какой подарок сделала по этому поводу Максюку его мамаша, да и похвалила ли вообще. Может, на радостях протрезвела и поклялась раз в сто двадцатый, что с водкой завязывает, а потом - в сто двадцать первый - вдруг сообразила: так не годится, успех сына следует непременно отметить известным способом. Что же касается ее, единственной дочери скромных родителей, те не пощадили семейной заначки, первоначальным предназначением которой являлась плавная трансформация в зимние сапоги для матери, и обзавелись велосипедом. Двухколесным. На нем Дуська и шныряла по окрестным дворам все лето - вместо того чтобы лопать пломбир в подгоревших с краев вафельных стаканчиках. Потела, пыхтела, выбивалась из сил... Но, с остервенением крутя педали, думала только о том, как похудеет до модельной истощенности и, нарисовавшись в классе первого сентября, заставит отвиснуть три челюсти - Углова, Сафарова и, естественно, Максюка.
Дуськины надежды оправдались. Уже на школьной линейке, завидев ее - нелепо остроугольную, как бутафорский скелет в витрине кабинета биологии, мальчишки стали переглядываться. Вероятно, приняли за новенькую. А потом, когда ребят согнали в класс - на торжественное чаепитие (Дуська сразу настроилась, что не откусит от торта ни кусочка), Игорь Максюк подъехал к ней как-то сбоку и восхитился:
- Здорово ты изменилась, Шувалова. Я чуть язык не проглотил, честное слово!
Дуська зарделась. Облик Максюка также претерпел кое-какие видоизменения: Игорь сделался выше, подтянутей. Внушительнее в плечах. И главное, в глазах у него, за привычной насмешливостью, просвечивало что-то такое доброе, чего Дуська раньше не замечала.
- Спасибо, - бормотнула, наконец, она. Хотела, чтобы это вышло небрежно, с достоинством, но, видать, получилось у нее не очень, потому что Максюк все-таки усмехнулся:
- Ты теперь... на швабру похожа, вот!
- Правильно! - подхватил вынырнувший из-за его спины Углов, а следом - и Сафаров. - А Дуська Шувалова швабру проглотила! Да, Дуська? Да ты же у нас не Дуська, ты - Швабра! Шва-абра!
Не минуло и получаса, как вся школа была поставлена в известность насчет того, что отныне фамилия Дуськи - не Шувалова и не Булкина, а Швабрина. Как у того негодяя, дуэльного противника Гринева, из пушкинской "Капитанской дочки".