Пролог.

Даже у самой грустной истории может быть счастливый конец, а самая трагичная судьба может стать ключом, открывающим двери рая...

Глава 1.

Весь день он бродил по городу, его плащ промок до нитки, но ему не хотелось идти домой, и только когда на улице начали зажигаться фонари, он осененный и взволнованный вихрем помчался к себе в мастерскую, на чердак, сел за мольберт и лихорадочно начал рисовать... Но спустя десять минут нахмуренный и мрачный, он разорвал лист бумаги, отбросил краски в сторону, и сел на подоконник у окна пристально всматриваясь вдаль...

Он казалось уснул, но глаза его были открыты, синие-синие, василькового цвета, бездонные они неотрывно смотрели на единственный в грязном переулке фонарь.

Да, у него были удивительные глаза и светлые соломенного цвета курчавые, до плеч волосы. В уголках губ залегли морщинки, под глазами - синяки. Ему было 20, но он выглядел лет на семь старше. И не только из-за внешности, но и из-за одежды... На нем был потертый черный макинтош, с серыми заплатами на локтях, стоптанные демисезонные туфли с отстающими подошвами, красный широкий шарф повязанный на шею, зеленый, вязанный, с вытяннутыми петлями свитер и добротные, но по-видимому доставшиеся от отца, когда-то бывшие парадными брюки.

Его отец был богатым и уважаемым джентельменом, но разорился и умер в нищете, и все что досталось в наследство художнику - брюки, да часы на цепочке.

Художник сидел у окна и смотрел на дождь, на капли на стекле, и все о чем он сейчас мечтал - просто увидеть в небе радугу.

Но дождь и не думал остановиться... Дождь барабанил по стеклам, успокаивая и убаюкивая... И художник впал в ту сладкую дрему, которая бывает только у детей да у тех, кто не разучился смотреть на этот мир через призму счастья...

Когда в дверь постучали, он вздрогнул, и осипшим голосом ответил:

Войдите, - на двери не было замка, ведь замок стоил слишком дорого.

Вдверь вошел взлохмаченный, продрогший с синими от холода губами Скрипач. Роста он был ниже среднего, волосы имел короткие, черные как смоль и все время торчавшие в разные стороны. В карие глазах его танцевали искорки, но в то же время он были полны грусти. Одет он был еще беднее чем художник. Несмотря на ненастье кроме рубашки и холстинных штанов на нем ничего не было. В руках он держал мешок той же ткани что и штаны, в нем была скрипка. Он никогда не расставался с нею. Скрипач был сыном башмачника что жил через два дома, в квартирке на первом этаже и там же содержал мастерскую. Башмачник был хоть и бедным человеком, но просвященным и очень любил музыку и особенно - скрипку. И он сделал все, потратил последние гроши что бы обучить своего сына играть на скрипке. Тогда, когда Скрипач разучивал "Eine Kleine Nachtmusik", они и познакомились с Художником. Он проходил мимо, и заслушавшись стал рисовать углем на грубых, обросших мохом сырых камнях, которыми была вымощена улица, звезды и месяц. С тех пор они виделись почти каждый день. Вот и сейчас Скрипач сидел на куче соломы в углу, что служила художнику постелью и кутался в старый, дырявый клетчатый плед. Мольберт, краски и кисти сложенные у маленького окошка, старая засаленная книжка, переписанная от руки "Айвенго" Вальтера Скотта, да кипа соломы вот и все что умещалось на чердаке.

- И все таки я напишу такую музыку от которой заплачут небеса. - неожиданно сказал он, будто продолжая давний не оконченный разговор, - Напишу...

- Тебе так хочется увидеть как небеса плачут, - спросил Художник, - так посмотри за окно...

- Спасибо, насмотрелся - ответил с иронией Скрипач, выжимая брюки, вода струйкой побежала по полу и залила обрывки бумаги, того самого рисунка, что полчаса назад порвал Художник...

- Рисовал?

- Рисовал...

- Получилось?

- Как видишь, нет.

- Не так то просто нарисовать рай? - улыбнулся Скрипач.

- Так же непросто как заставить небеса плакать, - улыбнулся ему в ответ Художник.

И они оба рассмеялись, беззаботно и от всей души, так, должно быть смеются самые счастливые люди на свете.

- А знаешь что... - вдруг произнес он, - Давай я тебя нарисую?

- Вот еще! Кто же у тебя купит мой портрет! - засопротивлялся Скрипач. - А ты в этом месяце еще и за комнату не платил.

- А я тебе подарю эту картину, - улыбнулся Художник, - Мы с тобой уже двенадцать лет знакомы, а у тебя дома нет еще ни одной моей картины, - засмеялся он.

- Но, холст и так слишком дорого тебе обходится... - все еще пытался призвать друга к экономии Скрипач.

- Не страшно, я вчера нарисовал дивную картину, одной барышни, что гуляла в Парке, она увидела что я рисую ее, подошла и заявила что купит ее у меня, подарит дражайшему папеньке. Сядь у окна, и сыграй мне что-нибудь...

Скрипач перестал сопротивлятся, и покорно сев у окна заиграл Вивальди.

Сколько прошло времени, час, два, три - Бог знает, но когда Художник закончил, за окном совсем стемнело.

- Я кое-что дорисую и завтра принесу тебе картину.

- Тогда, до завтра, - сказал Скрипач, уходя.

Глава 2.

До получночи Художник увлеченно работал над портретом друга, и только когда он почувствовал что портрет "ожил", лишь тогда уставший и обессиленный он упал на плед, рикрывающий солому и заснул сном младенца. Ему приснилось ласковое весеннее солнце, и радуга упирающаяся концом в зеркальную гладь пруда. И голубое небо, высокое-высокое, по которому медленно и торжественно плыли-летели в бескрайнюю даль облака. И вишни в цвету, и дивный запах омытой росою травы. И нежные птичьи голоса вплетающиеся в живую тишину сада ленто. А за садом художник увидел лес, светлую, не высокую рощицу. Увидел как журчит в ней ручей. Увидел как он впадает в реку. И как величественной лентой раскинулась на многие мили эта река. Почувствовал мелкий речной, теплый песок под ногами. Почувствовал ласковый, майский ветерок в волосах. Почувствовал как поглощает его холодно-пронзительная вода. Почувствовал запах луговых трав. Почувствовал в ладони тепло цветка. Такого яркого, такого красивого. Как на палитре на нем была сотня оттенков одного цвета. А проснулся художник на рассвете, когда розовые лучики солнца, только-только заглянули в его окно.

Он чувствовал себя окрыленным, легко и светло как никогда, на душе только спокойствие и безмятежность, он словно покинул свою оболочку, плоть не тяготила его. Ни сон, ни голод, ни жажда, ни какая плотская потребность его не беспокоила сейчас. Мысли его были ясны, а перед глазами стояла чудная картина. Он видел его. Он видел рай. И посещенный сей дивной музой он снова сел за холст. Даже рисовал он сейчас не так как раньше. Не выресовывал сперва крупные силуэты, а затем оживлял их деталями, тенями, оттенками. Нет, он беспорядочно, хаотично ставил мазки на холст, и весь день он провел так, не думая ни о чем, рисуя рай и испытывая от этого невероятное блаженство. И вот поставлен последний мазок, художник словно очнулся, посмотрел на свою картину и заплакал. Он час смотрел на нее, тщательно изучая каждый дюйм, словно и не он рисовал ее, словно пытясь запомнить, понять и осознать каждый штрих. Он отошел подальше, желая рассмотреть ее с растояния, или быть может проверить, не обман ли это зрения, и не исчезнет ли она, если он отойдет. И когда пятился, он наступил на кисть, и упал ушибившись правым коленом о пол и оперевшись рукой на что-то непонятное. Это была его картина, портрет Скрипача. Посмотрев на нее, он быстро собрал кисти и краски, разбросанные по комнате, бережно сложил их в угол и уложив в холщевый мешок портрет и картину отправился к Скрипачу.

Моросил мелкий, противный дождик. Художник старательно прятал мешок с картинами под полу своего латанного плаща, боясь как бы дождь не испортил их. Дрожали тусклые огоньки редко встречающихся фонарей, отбрасывая причудливые тени на мостовую. Дрожал и Художник. Ему было холодно. Туфли уже набрали воды из озябших осенних луж и с хилым чавканьем перешептывались с камнями мостовой. Ветер завывал в трубах домов. Пахло грозой, пылью и перепревшей органикой. Небо было холодным и серым. Ни души не было на улице, только нищенка, которая круглый год стояла на углу главной улицы ведущей, от большой городской площади, у дома в котором жил скрипач. Она стояла по привычке протянув руку, получая в подаяние только слезы неба, и куталась в серую и грязную материю.

Здравствуй, Мэри - поздаровался с ней Художник.

Она в ответ склонила голову в приветствии.

Ужасная сегодня погода, - сказал он потому, что надо было что-то сказать.

Они кивнула.

Да, поможет тебе Бог, - прошептал он и обойдя дом, постучался в дверь заднего двора, ту за которой находилась мастерская старого Башмачника.

Его переполняло смутное ожидание радости. Он очень хотел поделиться своим раем со Скрипачем. Он постучал еще раз, но никто не ответил. В мастерской было темно и даже лучик света не проникал от туда на грязную и вымокшую улицу.

Разочаровынный он пошел обратно, он брел не разбирая дороги, погрузившись в воспоминания детства. И вдруг свет факелов ударил ему в глаза, прямо на него из-за угла неслась повозка, извозчик кричал, и пытался повернуть лошадей, но было уже поздно, лошадь встала на дыбы, и обрушилась на художника, пробив ему копытом грудь.

Глава 3.

Светило яркое Солнце и на небе - ни тучи, будто и не было три дня назад сильнейшего ливня. Башмачник, его милая старушка-жена и Скрипач стояли у края свеженасыпанного холмика, и слушали грустную молитву священника. Кроме них никого не было на скромных похоронах. Что бы устроить их им пришлось продать все имущество художника, даже макинтош и отцовские парадные штаны. И даже занять денег, что бы купить простой деревянный побеленный крест. И теперь он странным оберегом охранял холмик. Отчитав молитву священник ушел, ушла и чета башмачников, оставляя сына наедине с его горем. Скрипач долго стоял молча, пытаясь осознать утрату. Он никогда больше не увидит его, не услышит его голос, не будут они больше предаваться вместе странным мечтам: о том как Художник нарисует рай, а Скрипач заставит небо плакать... И думая обо всем этом, Скрипач достал Скрипку и заиграл, выливая боль сердца на струны, пропитывая искренним чувством дружбы смычок, загоняя огонь в кончики пальцев. На ясном небе появились облака, а затем и тучи, они становились все больше, все чернее, закрывая собой все. И небо заплакало. Первая капля упала на щеку Скрипачу, вторая попада на деку скрипки, а потом все чаще и чаще крапал дождик, он превращался в дождь, а дождь превратился в ливень. И все играл и играл Скрипач, заставляя каждую травинку вслушиться в его музыку, наполняя ей все вокруг, и он играл до рассвета, а потом обессиленный рухнул на благодарную мокрую траву и заснул, со скрипкой в руках, крепко, бессонно и безмятежно.

Проснувшись к полудню он побрел домой, и как обычно на углу встретил Мэри. Она сжимала в руках какой-то мешок, и беспокойно оглядывалась по сторонам, будто ожидая кого-то. Заметив его, она подошла и не сказав не слова впихнула ему в руки мешок. Скрипач открыл его. В нем лежала одна единственная картина. Его портрет.

А душа художника летела! Парила! Художник оказался в раю.

Видишь, как ты был прав... - словно отовсюду раздался голос. Он был похож на голос матери и голос отца, на голос Скрипача и первого учителя, и даже на голос торговки с базарной площади, что всегда продавала ему сыр и хлеб.

Это твой рай, такой каким ты его нарисовал, посмотри... А твой рай это рай Божий... - продолжал голос. - Я удивлен, как точно ты нарисовал его... Ты очень талантливый художник... И за это я награжу тебя... Я сделаю тебя ангелом, ты будешь жить здесь, я дам тебе крылья...

Боже! - воскликнул Художник падая ниц перед величием окрывшегося ему...

Да, мой херувим, люди дали мне имя - Бог... Ты верил в меня и я дам тебе еще одну награду, ту что ты заслужил за свою веру. Я разрешу тебе ненадолго спуститься на Землю... Как распорядиться своим временим ты я думаю уже решил... - голос потеплел, казалось Бог улыбался...

Художник стремглав полетел вниз, и с облаков увидел свою могилу и белый крест, оберегающий ее. И он заглянув в окно своего дома и увидел, что там не осталось ничего. И он посмотрел на нищенку Мэри, увидел что она так и стоит с протянутой рукой и не сдержавшись оторвал ниточку от своей ризы и повязал ей на шею, и Мэри хоть и не видела его, улыбалась когда он это делал. Она чувствовала себя под защитой, ведь Ангел-Хранитель стоял у нее за спиной. И решив что будет оберегать бедную Мэри от невзгод Ангел влетел в окно мастерской Башмачника. На полу один сидел Скрипач, и плакал, крепко сжимая свой портрет в руках и смотря на него...

А что же та картина, где был нарисован рай? Ее никогда никто не видел. Не должен человек земной видеть рай небесный, ибо тогда ему не зачем будет жить, не о чем будет мечтать, не к чему стремиться...

Эпилог.

Даже в самой странной небылице есть истина. Только что принять за нее, и во что поверить каждый выбирает сам...