К вечеру дождь усилился и поглотил деревню окончательно. Капли дождя стучали по шиферу, били по окнам и падали в лужи так, что казалось, будто там кипяток. Во всей деревне фонарей давно не осталось, да и свет в домах зажигали теперь очень немногие. Поэтому хмурые солдаты в плащ-палатках ходили по улицам почти в полной темноте. Хлюпая по грязи, они стучали в каждую дверь и заспанные люди, ежась от холода и сырости, внимательно слушали их, а потом шли одеваться. Деревенская площадь уже была полна народа.
Лейтенант, истощённый на вид человек, сидел на краешке кровати в одной майке. Его знобило.
Рядом лежала хозяйка хаты, с которой лейтенант спал и у которой квартировал уже месяц, с того дня, как заняли деревню. Она откинула одеяло и нервно мяла наволочку подушки.
На стене напротив громко тикали часы.
-Куда я кинул свой китель? - спросил лейтенант.
-Висит в шкалу на вешалке. Я зашила рукав, он прохудился немного.
-Да, спасибо.
Лейтенант достал китель и начал одеваться, все также смотря в окно. Люди проходили мимо сплошным темным потоком.
-Я боюсь.
Он стоял над кроватью, весь худой, черный и сгорбленный.
-Кого? Людей?
Лейтенант покачал головой.
-Себя, что ли. Или, может, бога. Не знаю.
Хозяйка немного помолчала. Она всё также мяла подушку, которая лежала у нее под мышкой.
-Ты же сам так решил. Чего тебе сейчас бояться?
-Я не знаю. Конечно, я должен был сделать это. Мы ведь оккупация, и не в игрушки играем.
Хозяйка потупила взгляд.
-Да. Но, понимаешь... - продолжил лейтенант, - Нельзя же лишать жизни детей за мешок муки?
Часы тикали все так же громко, вторя дождю за окном. Тик-тук-тик.
-Я вот смотрю в окно, смотрю на людей, солдат своих и боюсь, что что-то не то делаю. Что-то... страшное. Понимаешь?
Хозяйка молчала.
-Что ты думаешь, скажи?
-И правда нельзя, вот что я думаю, - сказала она, - Я знаю этих детишек.
Она пробурчала это себе под нос, потупив глаза и сминая наволочку перед собой. -Чтобы ты делал, если бы твоей маме нечего было жрать?
-Это совсем другое.
Тук-тик-тук.
-Совсем другое, - повторил лейтенант и посмотрел в окно, - Я бы тоже воровал, если бы нечего было есть моей матери. Но что ты бы делала, если должна была охранять склад с мукой? Я знаю, что делаю то, что должен. И меня просто это пугает. Что все мы делаем, что должны.
Хозяйка не слушала, что он говорит. И когда лейтенант замолчал, она также тихо буркнула:
-Сапоги в прихожей. Они промокают.
Она была единственным человеком во всей деревне, которая осталась дома.
Лейтенант вышел из дома, и два солдата у входа взяли под козырек. Вода стекала с касок прямо на их лица. Ординарец подбежал с уже открытым зонтом.
-На площади все готово, господин лейтенант. Она полна народа.
На самом деле, это была даже не площадь, а просто вытоптанное поле, с недавнего времени всё в воронках от шрапнели. Люди стояли по колено в грязи, стараясь не вступить в эти воронки, потому что воды там набралось порядочно. Стояли молча.
Солдаты стояли в оцеплении с винтовками в руках и тоже молча.
Осужденные, семеро подростков, стояли на краю площади, у бетонного склада. Они были одеты только в длинные белые рубашки, но рубашки эти теперь полностью вымазались и казались почти черными. Они плотно облепили тела и было видно, насколько эти тела худые. Подростки сидели в луже, сбившись в кучу и тоже молчали, потому что сидели третий час.
Наконец, расстрельная команда во главе с сержантом, - тоже семь человек, стояла чуть подальше.
-Смирно! - скомандовал сержант. Солдаты не услышали его. - Господин лейтенант...
-Вольно, - ответил лейтенант, - Сержант, что там по местным?
-Да все здесь уже, господин лейтенант.
-Прожектора?
-Да должны уже были. Там с проводкой проблема. Конечно, сейчас со всем тут проблема. Они стояли почти впритык, лейтенант и сержант, потому что только так можно было что-то расслышать.
-Так сходите на пункт и узнайте.
-Есть, господин лейтенант!
Сержант развернулся и через два шага скрылся в темноте. Пару секунд было слышно хлюпание его сапог.
Лейтенант поплотнее закутался в свою шинель и отвернулся. Толпа казалась чёрной массой где-то вдали, дергающейся, будто руки его хозяйки.
-Господин лейтенант, господин лейтенант! Прожектора сейчас поставят, слышите! Вот прямо у стены поставят, две штуки. Готово всё уже. - вынырнул из тьмы голос сержанта.
-Хорошо. Ждите.
Минуту постояли в тишине. Дождь так яростно бил по зонту, что ординарец поменял руку. На лейтенанта пролилась дождевая вода и от этого его зазнобило ещё сильнее.
-Сержант!
-Да, господин лейтенант?
-Сходите передайте, чтобы держали брезент над ними, а то, не дай бог, опять зальёт. Заодно скажите начальнику караула, чтобы он передвинул толпу ближе. В этой темноте ничего не видно.
-Есть! - ответил сержант и опять исчез.
Шум дождя перед собой, хлюпание сапог в грязи рядом и шевеление десятков людей где-то вдали сливались во что-то очень однородное, почти убаюкивающее. Лейтенант закрыл глаза на секунду и попытался вспомнить дом.
Вместо этого вспомнились танки. Танки въезжают в деревню, ломая деревья и фонарные столбы. На небе чуть пасмурное утро. Люди стоят на обочине и хмуро смотрят вслед. Хмуро, потому что тоже устали за месяц бомбежки и стрельбы на окраинах. Танки останавливаются на площади. Кто-то уходит, но большинство плетутся на площадь. Лейтенант берет мегафон и произносит формальную речь перед жителями прямо с танка. На него смотрят. Сгорбленная женщина. Белобрысый мальчик с обросшими волосами и без обуви. Старик, опирающийся на клюку. Речь об оккупации, соблюдении правил и взаимоуважении. Она быстро кончается.
Лейтенант спрыгивает на пыльную землю.
-Видите того парня? - и показывает рукой на белобрысого.
-Точно так..
-Выдайте-ка ему сапоги, а то он видно все ноги стер.
На это недоуменно пожимают плечами, но кивают. Мол, политика...
Через месяц лейтенант увидит этого мальчика, по-прежнему без сапог в подвале склада. Рядом ещё шестеро таких же, может чуть старше. Они связаны и избиты.
Когда лейтенант открыл глаза, солдаты уже держали брезент над прожектором. Ещё двое тащили наскоро сколоченный деревянный помост.
-Куда поставить лучше, господин лейтенант?
-Слева. Поближе к людям, чтобы они видели. И пошевеливайтесь там! Не наткнитесь на провода, а то такая темень вокруг - лейтенант показал рукой.
-Есть! - ответили солдаты и понесли помост дальше.
Толпа шла гигантской каракатицей, а цепь солдат, совсем крошечная, двигалась впереди, будто нелепый ошейник. Начальник караула (этого не было слышно) командовал, надрывая горло. Откуда-то доносилось:
-...стать! ...ренгу... пря-я-мо! - осуждённых ставили к стенке.
И тогда лейтенант взглянул на них. Подростки в своих вымокших, измазанных землей рубашках старательно прижимались к бетонной стене, тряслись от холода, испуганно щурились на сержанта. Прожектора освещали их слишком ярко.
-Теперь точно все готово!
Все действительно было готово. Сержант передал мегафон.
Дерево страшно заскрипело под весом лейтенанта. Ординарец с зонтом остался ждать позади.
Семеро подростков стояли у стены в свете прожекторов.
Расстрельная команда вытянулась по струнке напротив.
-Граждане! -начал лейтенант, - Вы знаете, зачем мы здесь сегодня. Сегодня мы здесь, чтобы привести в исполнение приговор тем людям, которые сейчас стоят у стены, - лейтенант провел рукой в их сторону, - Вы знаете, что время сейчас совсем непростое, непростое для всех. Но! Мы все должны делать то, что нужно. И эти люди судятся за преступление. Несмотря на все предупреждения, на все объявления они все равно проникали на склады и воровали армейский провиант и другое имущество фронта. Правила оккупации во все времена предполагают, что такие преступления должны наказываться со всей строгостью. Мы, как оккупационный отряд, были обязаны отреагировать, невзирая на пол, на возраст, на причины. Мы, - лейтенант повысил голос и мегафон заскрипел, - вы здесь для того, чтобы увидеть что бывает за неисполнение правил и что будет за эти и за другие преступления впредь! С каждым! Довольно мягкотелости и попустительства!
Лейтенант вытер мокрое лицо и помолчал секунду.
-Как бы ни было тяжело, страшно, все равно мы находимся здесь, а не где-то ещё.
Сержант, начинайте!
-Есть! - ответил тот. И солдатам:
-К стрельбе изготовиться!
-Це-ельсь!
-Пли!
Семеро подростков упали в грязь почти разом.
Перед тем как зайти в хату, лейтенант вдруг спросил ординарца:
-Нам следовало казнить тех мальчиков?
Ординарец немного помолчал.
-Кхм.. Если позволите... Мы делаем, что следует, господин лейтенант
-Ясно.
Люди мрачно расходились с площади плотными потоками. Теперь они шли мимо в обратную сторону.
-Завтра здесь в пять утра. И постарайтесь достать мне новые сапоги к этому времени, пожалуйста.
-Есть!
Лейтенант этого уже не услышал. Он кинулся на кровать в мокрой одежде как был.
Позвал хозяйку.
-Господи, меня всего трясет. Я заболел, скорее всего..
-Пройдет это. Раздевайтесь и спите под одеялом. Печка натоплена. Все пройдет после, - ответила хозяйка. Она стояла на пороге спальни, в вышитом кухонном фартуке с карманом. Её руки теребили этот карман.
-Останься со мной, побудь немного.
-Нет. У меня работа на кухне.
-Немного!
-Я не хочу быть с вами здесь, господин офицер.
И хозяйка вышла.
Лейтенант кинул мокрую одежду в углу комнаты и опять повалился на кровать. Он быстро уснул под размеренное тиканье часов и стук дождя по стеклу. Тик-тук-тик. Но вздрагивал и метался ещё долго.
Время от времени хозяйка заходила на порог спальни и кидала взгляд то на часы, то на лейтенанта. Она видела, что спит он тревожно, некрепко и уходила обратно на кухню. Дождь шел все так же, а за окном стало совсем темно, будто кто-то накинул на хату чёрное покрывало.
Наконец, лейтенант уснул. Уснул крепко, дыша глубоко и ровно. Хозяйка вошла в спальню, стараясь не шуметь и выставила на подоконник фонарь, постучав по оконному стеклу ровно три раза. Села на краешек кровати. Её пальцы все так же беспорядочно мяли карман на фартуке, но она утихомирила их, после чего достала из передника нож и перерезала лейтенанту горло.