Наверное, стоит начать с того момента, когда начал идти дождь. Сначала, как ты понимаешь, это был самый обыкновенный майский дождь, без которого не обходится ни одна весна. Он просто падал с неба, и я не собирался хоть сколько- нибудь обращать на него свое внимание. С учетом того, что я был вовсе не один.
- Иногда мне кажется, что я тебя совершенно не знаю, - говорила мне Машка,- то есть не в том смысле, что я с тобой не знакома. Просто я думаю о том, что только вчера познакомилась с тобой и кроме твоего имени не знаю о тебе вообще ничего!
Я посмотрел на нее и засмеялся. Смешная девчонка. На самом деле, я привык к таким вот заявлениям. Слышал я их довольно часто. С определенного времени я вообще престал их воспринимать всерьез. Знаешь почему? Да потому что я не был знаком с ней один или два дня. По крайней мере, те два года, что я встречался с ней, вряд ли сравнимы даже с годом жизни. С тех самых пор, как она вошла в мою судьбу позапрошлым летом, я что-то не припомню дня, который бы был проведен без нее... Я тебя прошу, не улыбайся ты так! Это вовсе не то, о чем ты подумал. Я не собираюсь тебе тут описывать историю настоящей любви. Чуть дальше ты поймешь почему. Нет, ведь и необходимости такой нет. Я думаю, что когда ты встречаешь классную девчонку, начинаешь с ней дружить, спустя время ты принимаешь как должное, ты привыкаешь к ней, а еще через два, допустим, года, ты вряд ли думаешь о том, что вообще мог ее не встретить.
Так вот, к своей Машке я давным-давно привык и знал, что подобные заявления с ее стороны вовсе не редкость. Просто, таким она была человеком- прямым, словно полковник в разговоре с рядовым и непосредственным, как ребенок, только что научившийся говорить. Сам понимаешь, иногда ее непосредственность не знала предела. Впрочем, к этому я был готов:
- А мне кажется, Маша, что я наоборот- знаю тебя всю свою жизнь. Настолько хорошо, насколько могу тебя знать...
- А это как?- спросила она тем тоном, каким обычно спрашивают девочки-отличницы на уроке естествознания.
- Машка! - обнял я ее и крепко прижал к себе. - Но ты же знаешь, что я очень сильно тебя люблю и знаю тебя насквозь. Когда ты задаешь такие вопросы, ты просто - напросто напрашиваешься на очередную порцию комплиментов и признаний в любви. Что, разве не так?
- А если не так, то что? Может, мне и в самом деле что-то о тебе неизвестно.
Когда она это говорила, то обиженно прикусывала нижнюю губу, якобы сильно злясь на меня. Только вот глаза она вряд ли могла спрятать. А в тех глазах все, как на ладоне. И глаза ее сами говорили о том, что я прав. И как я мог не любить ее после этого...
Мы стояли на остановке и целовались после этого разговора. Когда тебе восемнадцать, ты с легкостью находишь повод для того, чтобы целовать такую девчонку. Блин, ни ссоры, ни примирения, ни любого другого повода для такой страсти не было. Я просто любил ее и хотел целовать ее просто за то, что она была рядом со мной...
Занятия закончились еще сорок минут назад, а мы никак не могли уехать из этого долбанного района. В послеобеденную пору всегда было очень нелегко добраться домой. Это, конечно, не вечерний час пик, но тоже мало удовольствия, поверь, ждать автобус или маршрутное такси, когда желудок у тебя пустой, а домой тянет так, словно ты не был там полгода. В общем, сначала мы не могли уехать лишь потому, что не было подходящего транспорта, а потом, если честно, и мне, и Машке стало глубоко плевать на то, когда мы окажемся дома.
Знаешь, в кино часто показывают такие моменты, когда вдруг ни с того, ни сего начинает идти дождь - сначала слабый, а потом это становится настоящим ливнем, от которого ты промокаешь до нитки. Мы целовались и почему-то не замечали того, что в одну минуту люди, стоявшие на остановке исчезли, словно их смыло водой. Мы не хотели чувствовать того, что сами стали мокрыми до безобразия. Я не хотел ее отпускать от себя, согреть своим теплом, быть постоянно с ней.
Маша посмотрела прямо мне в глаза. В тот момент мне казалось, что она плачет. Может, так оно и было - попробуй узнай, что это на самом деле- слезы или капли дождя. Словом, она смотрела, не отрываясь и холодные огромные капли текли по ее щекам. Она стала глотать эти капли и глаза сами собой погрустнели. Она шепотом сказала:
- Саня, я люблю...Я люблю тебя и не могу подумать о том, что ты меня разлюбишь...
- Но ведь я не разлюблю, глупышка! Как я могу это сделать? Я же с тобой!
Она еще раз посмотрела на меня, после чего отвернула взгляд, став смотреть куда-то в сторону. Ее легкое весеннее платье намокло и настолько тесно облегало тело, подчеркивая прекрасную фигуру, что я невольно задержал дыхание. Эта девушка была почти идеалом и разлюбить ее было просто нереально. Дождь обливал ее с ног до головы, но она, казалось, и не замечала этого вовсе.
- Я люблю тебя. - повторила она.- Но я не знаю, может ли быть любовь вечной... Я стою рядом с тобой в этом ливне, а мне глубоко плевать, что я промокла и могу заболеть. Какое мне дело до того, что будет со мной, если я не знаю ничего о нашем с тобой будущем! Что, если завтра что-то изменится, что, если я не смогу быть с тобой в один ужасный день... Я не могу без тебя, Саша. Не могу не любить тебя, потому что ты один такой на свете.
Я смотрел на нее и внимательно слушал ее слова. Они вовсе не казались мне теперь призывом к новым признаниям. Теперь это были слова отчаяния. Так, словно я бросал ее. Что я мог сказать? Что я люблю ее? Но ведь она это знала... Что я не отпущу ее от себя? Я так и сделал, ничего другого мне не оставалось...
- Не бросай меня, пожалуйста. Я не переживу этого.
Я подошел к ней и снова крепко обнял. Прижался к ее щеке. Теперь я знал, что это не просто капли дождя текли по ней. Это были самые настоящие слезы. Бедный мой родной человек. Как я мог помочь ей?
- Я не брошу тебя, Маша, я обещаю тебе это. - она посмотрела на меня, словно немного успокоившись, а я тем временем продолжал. - Что бы ни случилось, Колокольчик, я не брошу тебя и не разлюблю. Я всегда буду с тобой. Несмотря ни на что. Я клянусь, что буду любить тебя одну...
Маша взглянула на меня и на ее лице заиграла легкая улыбка. Мне казалось, что ни один дождь не смоет эту улыбку, пускай миллион раз грустную, но все же улыбку. Самую настоящую улыбку. Когда я смотрел на нее, то не мог представить что-то более дорогое для себя, нежели эта улыбка самой Джоконды, эти малиновые глаза и играющий сквозь капли дождя ускользающий румянец на щеках...
Вечером я с Машей не виделся. Почему-то она сама того захотела - провести этот вечер в одиночестве. Если я не ошибаюсь, это был всего второй или третий вечер за два года, который она провела без меня. Такое бывает. В порыве чувства человек способен сказать очень откровенные вещи. После этого ему просто необходимо побыть в одиночестве и подумать над смыслом сказанного, подумать о том, стоило ли вообще их говорить. Давая тем самым другому человеку (тому, кто слушал) повод для собственных размышлений над этими словами. В частности, Маша давала возможность и мне, и себе возможность о многом подумать. О чем она думала? Об этом я могу только догадываться. Она вплотную подошла к тому этапу жизни, когда делается очень важный выбор в пользу постоянного спутника жизни. Прожив жизнь, в котором было мало места для друзей и родных, она рисковала навсегда замкнуться в себе, если бы в этой самой жизни не появился кто-то вроде меня. Я думаю, в течении почти двух лет она делала выбор между мной и кем-то, кто еще не появился, но мог появиться со дня на день. Наверное, во время того ливня она пришла к мысли, что другой человек уже не появиться. Следовательно, мне надлежало быть с ней. И тогда она испугалась, что если я уйду, то она останется навсегда одна. Может, конечно, она пришла к такому выводу раньше, но вот апогей чувств наступил именно тогда, когда хлынул дождь. Такой ситуация виделась мне. Естественно, как было на самом деле, я знать просто не мог.
Что до меня, то не могу сказать, что не провел тот вечер в раздумиях. Конечно, я много думал. Только вот мысли, понимаешь, принимали другую форму. Когда женщина признается тебе в любви, ты чувствуешь себя самым удивительным образом. Ты начинаешь любить ее во много раз сильнее, потому что знаешь- ты один нужен ей, никто кроме тебя не сможет помочь ей в минуту трудности, потому что это твое призвание... Вот и я весь вечер думал о Машке. Мне хотелось мгновенно броситься к ней и снова увидеть ее. Я раз за разом вспоминал то сегодняшний день и свое обещание, то день нашего знакомства, когда мы вместе поступали в один ВУЗ и оба прошли экзамен... Мысли переплелись у меня в голове. Я и раньше знал, что сильно люблю ее, но только в тот вечер я понял, что кроется за этим словом, и что вовсе не в самом названии дело. Объяснить свои чувства я мог уже с трудом и, засыпая, рядом с собой я видел только одного человека.
А вот следующим утром, когда, по -привычке я зашел за Машкой в половине восьмого утра и мне сказали, что она час как ушла, я сначала сильно не поверил ее маме, а потом не менее сильно удивился. Тут либо какой-то подвох, либо маме и в самом деле нечего делать с самого утра. В любом случае, когда дверь закрылась, я не знал что происходит. Ничего вразумительного я не узнал кроме того, что Машка проснулась ни свет ни заря и ушла, никому ничего не сказав.
Что ж, думал я, раз уж она и в самом деле решила пораньше пойти, то это обязательно что-то значило. Может, оно было не совсем связано с тем, что произошло вчерашним днем, но какой-то смысл несло. В любом случае, я хоть и офонарел, но как можно быстрее добрался до института в надежде застать там свою девчонку.
Маша сидела за последней партой, успев вытащить книжки, но тетрадки оставив в рюкзаке (в тот день были не лекции, а семинары, и первая - философия), уставившись в одну точку. Я осторожно подошел к ней и стал возле парты. Маше явно было не по себе. Она почему-то стала белой, словно скатерть, под глазами были видны два огромных черных круга, а сами белки глаз были неестественно желтого цвета. Из ярко-малинового цвета, ее глаза превратились во что-то такое, что вряд ли имеет цветовое определение. Маша сидела, не двигаясь, словно боясь рассыпаться на мелкие кусочки. По телу ее бежала, хоть и едва заметная, мелкая дрожь. Маша чем-то очень серьезно за ночь заболела.
- Колокольчик, ты как?- спросил я ее, садясь рядом с ней. - Ты заболела?
Маша не отвечала мне, боясь открыть рот. Я постарался обнять ее и согреть. Теперь я почувствовал, как сильно она дрожит. У нее была страшная температура.
- Маша, ты вся горишь! - я скинул с себя пиджак и набросил его на Машу. Я прижался щекой к ее щеке. - Боже, да зачем же ты ехала-то сегодня в такую рань?
Я помог ей приподняться.
- Пойдем, родная, я отвезу тебя домой. По-моему, тебе следует несколько дней отлежаться.
Только после этого, кажется, до нее начало что-то доходить. По крайней мере. Она нашла в себе силы сказать несколько слов.
- Извини, Саня, я сегодня просто ужасно выгляжу... Наверное, я заболела...Этот вчерашний дождь...
- Машка, ты отлично выглядишь. Это просто погода сегодня распаскудилась, вот ты и не в духе. Держись, сейчас ты будешь дома.
Да уж, описать все то, что было потом - не так - то просто. Собственно, до дома мы доехали, по-моему, нормально, и Маша даже задремала в такси. Но вот только я завел ее в квартиру, как ей стало совсем плохо. Слава богу, и мама, и папа Машины были все еще дома; и без сознания она рухнула уже у них на руках. Если честно, я слабо себе представляю, что делал бы, случись это в такси или на улице, не дай бог. В любом случае, дома она оказалась как нельзя вовремя.
Мне очень сильно хотелось дождаться врача и услышать от него, что же все-таки с ней произошло. Но, во -первых Машку привели в чувство достаточно быстро (уже при мне ей стало немного лучше и я даже услышал от нее спасибо за то, что довез ее дома), а во-вторых, как я потом узнал, скорая увезла ее в больницу сразу же после осмотра. Значит, дела шли вовсе не самым благополучным образом...
Весь оставшийся день был похож на дурдом. Мало того, что дела шли как-то криво и ту оставшуюся пару, на которую я успел, мне пришлось просидеть в дикой неизвестности, так еще и после занятий я битый час никак не мог добраться до больницы из-за гребаных пробок.
Но это еще было пол - беды. Только я приехал, как меня ошарашили новостью о том, что Маша в реанимации! Буквально за один день ей стало настолько плохо, что ее пришлось в буквальном смысле слова вытаскивать с того света. Сам понимаешь, от мамы я никаких объяснений не добился бы, а потому не стал у нее ничего спрашивать, ограничившись лишь тем, что поздоровался (если честно, маме ее тоже не мешало бы в таком шоковом состоянии отправиться на лечение). Папы не было- он где-то мотался по городу в поисках лекарств. В общем, я перехватил молоденькую медсестру, которая выходила из реанимационной и попытался разузнать все у нее.
Говорить нам пришлось почти на бегу, так как сестричка страшно спешила. И вот когда она мне в двух словах обрисовала ситуацию, тогда мне стало по-настоящему страшно. У Маши оказалась крайняя степень скарлатины, давшая осложнения практически на все внутренние органы. Дело обстояло настолько серьезно, что ни матери, ни отцу девушки пока ничего конкретного не сказали. Обе почки вот уже два часа как отказали и потому дело набирало ужасающий оборот. Я не хотел в это верить, но Маша, оказывается, уже давно болела какой-то скрытой формой болезни, о которой если кто и догадывался, то только она одна. Словом, все обстояло гораздо хуже, чем можно было себе представить. Машка, моя любимая девушка, умирала где-то там за стеной, а я не мог даже увидеть ее. Кроме врачей туда никто не входил. Я не рискнул бы пустить туда даже ее маму, не говоря уже о себе.
И тем не менее, хоть в это сложно поверить, мне удалось побывать там. Недолго, чуть больше минутки, но я увидел ее. Та самая сестричка, видимо, все поняла и без моих объяснений и тогда, когда врачи собрались на консилиум, она меня провела к Маше.
Она лежала, укрытая белым одеялом и, как мне показалось, вовсе не дышала. Вокруг нее стояли какие-то штативы, капельницы и прочая медицинская утварь, но я не обращал внимания ни на что, кроме Машиного лица. Оно было еще белее, чем утром и сквозь кожу были видны тонкие кровяные сосуды. Круги под глазами исчезли, а само лицо выглядело настолько спокойным, что если бы не бледность, я подумал бы, что она просто спит.
Только вот ничего я подумать не успел. Та минута, которая была мне отведена, пролетела быстрее самой короткой секунды в моей жизни. Уходя, я еще раз посмотрел на Машино лицо. Почему-то именно тогда мне припомнились ее слова, сказанные накануне. От того, что я их вспомнил, меня чуть не передернуло, а по спине пошла мелкая дрожь. Можешь мне не верить, читатель, но почему-то я мысленно вернулся во вчерашний день и поклялся в вечной любви.
Смысла сидеть в больнице не было. Я оставил номер своего мобильного телефона все той же сестричке, дежурившей в ту смену на тот случай, ежели что-то произойдет. Ни мне, ни молоденькой медсестре по имени Валя не хотелось уточнять то, что скрывается под этим "что-то". Мы знали, что произойти может все, что угодно. Так что поняли друг - друга сразу.
Я сидел в полной темноте в кресле, поджав под себя ноги, когда в половине пятого утра, едва начало светать, раздался телефонный звонок. Мобильный звенел минуты две, прежде чем я решился ответить.
Двадцать минут назад Маши не стало и мне следовало приехать как можно скорее. Предстоял очень тяжелый день, и моя помощь была бы к месту.
Черный деревянный гроб стоял посреди огромной гостинной в Машиной квартире. С момента ее смерти прошло чуть меньше суток, и это были самые страшные сутки в моей жизни. Собственно, весь день так и прошел - в скорбной суете. Нужно было сделать массу дел, и я был одним из тех, у кого хватило духу не рассклеяться и не впасть в отчаяние, подобно Машиным родителям, которые были просто убиты свалившимся на них несчастьем.
Только во второй половине дня Машу разрешили забрать из морга домой. Необходимо было еще до того достать гроб, транспорт и прочее. Словом, описывать тот страшный день мне вовсе не хочется. Да и смысла в этом нет.
Я стоял, оперевшись о стену и смотрел на Машу, лежащую в гробу. Я смотрел и думал о том, насколько сильно переменилась моя жизнь в последние сорок восемь часов. Вместе с Машей от меня уходила вся моя прошлая жизнь. Теперь ее не было- самого любимого моего человека. Судьба сыграла со мной самую злую шутку, на которую только была способна. Она подарила мне Машу и тут же ее забрала. Этот ангел лежал прямо передо мной, словно живой- такой прекрасный и такой далекий. Как можно описать покойника? Маша продолжала существовать для меня. Самой живой настоящей. Я помнил о своем обещании вечно ее любить. Я обещал быть с ней до конца. Но кто знал, что мои слова тогда и были началом этого конца? Хаос творился в моей голове и я никак не мог унять себя.
Так получилось, что в ту минуту я находился с Машей наедине. Никого кроме меня и этого страшного черного ящика с ней внутри не было. Я подошел к гробу и стал смотреть на Машу. Где-то в глубине сознания, я понимал, что пытаюсь в последний раз посмотреть на нее для того, чтобы запомнить. Такая традиция- накрывать на ночь покойника какой-то белой тканью, не знаю как она называется. Очертания Машины казались чем-то неестественным, словно это вовсе не она лежит сейчас в гробу. Почему-то я обратил внимание на одну странную особенность. Машин рост никогда не превышал ста шестидесяти сантиметров. Почему-то гроб имел в длину целых два метра, причем, будь он на пять сантиметров короче, вряд ли Маша поместилась бы в нем. Одна только крышка в вертикальном положении почти касалась потолка... Боже, о чем я думаю! Мозги отказывались работать напрочь. Говорят, что в подобных ситуациях сознание начинает притормаживать, срабатывает защитный рефлекс. Вот и мне в голову лезли всякие гадости непонятно о чем.
В общем, не буду я описывать все то, что посетило мою несчастную голову той ночью. Если честно, я мало что помню из событий и той ночи, и следующего дня. Почему-то, в память врезалось только то, как я в последний раз ее увидел и поцеловал ее холодный лоб. А еще мне вспомнились какие-то предрассудки о цвете гроба и все такое. Когда на крышку полетели первые горсти земли и на все кладбище начали раздаваться крики и плач, я вдруг подумал о том, какой придурок заказал черный гроб для восемнадцатилетней девушки. Маша всегда ненавидела черный цвет.
Сразу после похорон я постарался как можно сильнее напиться. Весь остаток того дня исчез из моего сознания навсегда...
2
Говорят, что время лечит. Не знаю, может, кто-то и излечился со временем от тоски и грусти. Быть может, не случись эта бессмысленная смерть так внезапно, будь у меня время на психологическую подготовку, может я и смог бы легче перенести все то, что выпало на меня. Теперь, когда Маши не стало, жизнь превратилась в сущий кошмар. Очень долго после ее смерти я не мог выйти из какого-то непонятного ступора. Такая апатия не посещала меня никогда, как в то лето. Я никак не мог себя заставить в четырех трех месяцев побывать на кладбище. Меня страшно туда тянуло, но вот ноги сами отказывались идти. Словно, придя к Маше, я должен был остаться там навсегда. Слава богу, у меня хватило сил не сломаться в самом начале и выдержать горе. Это потом уже, когда я начал осознавать, что никогда больше ее не увижу, пришло осознание настоящей утраты.
Остаток мая я продолжал кое-как учиться, хотя совершенно ни до чего мне уже не было дела. Летняя сессия прошла, словно ее и не было. Погруженный в свои мысли, я не отвлекался вообще ни на что. Вместе с тоской о Маше, в моей голове поселились тома по психологии и истории, которые я поглощал, не жалея себя. Словом, сессию я сдал на отлично. Только вот никакой радости мне от этого не было.
Сложно вообще описать мое состояние в первые месяцы после похорон. Я уже говорил, что это был самый настоящий ступор. Другое слово сложно подобрать. Впрочем, всему свое время, и отдых, каким бы он ни был, все же мне был очень нужен.
Тем летом я старался заполнить голову такими мыслями, которые бы помогли мне не думать о любимой девушке. Или, если говорить правильно, помогли бы мне думать о ней немного меньше. Я уже говорил, что во время сессии особое внимание уделил психологии. Тогда мне это было не столько интересно, сколько просто необходимо. Ради хорошей оценки. Постепенно в психологию я начал втягиваться все сильнее, находя для себя ответы на некоторые интерисующие меня вопросы. Как, скажем, на вопрос о собственном внутреннем состоянии, о том, почему я не могу заставить себя сходить на кладбище или почему бывают дни, когда я не могу произнести ни единого слова. Конечно, дело тут в глубоком психоанализе, но основы для него я пытался заложить штудированием абсолютно всей литературы по психологии, какую только мог найти. Тогда я еще не знал, что совсем скоро мне вновь придется браться за психологию рада достижения конкретного результата, а не ради простого интереса или какого-то там психоанализа собственных мыслей.
Я не думал в эти три месяца лишь об одной вещи. О том, что будет дальше после Машиной смерти. Раньше я знал, что безумно ее люблю, лишь потому, что он была рядом со мной, просто существовала. Теперь ее не стало и говорить о любви было сложно. С одной стороны, в моем сознании она продолжала существовать и я любил ее, помня о ней, любил такой, какой видел ее тогда во время дождя. Но с другой, ее не было, а значит и не было того, кому я мог эту свою любовь отдать, и от кого я мог требовать взаимности в ответ. Та внезапность, с которой смерть настигла Машу, ввела меня в состояние шока. У меня больше не было возможности взять и переключиться на кого-то другого. Естественно, это и не должно было произойти сразу, но я понимал, что не смогу достичь этого и в будщем. Другими словами, я никак не мог заставить сказать себе, что Машино место кем-то может быть занято.
И когда начался сентябрь, я все еще мыслями был где-то в начале мая.
Учеба началась и мне не оставалось ничего другого, как просто брать и учиться, так же продолжая не думать о будущем. День сменялся новым днем и я уже не обращал внимание на дату. Мне хотелось только одного, чтобы пришла ночь. Я не сказал тебе еще кое-чего, что тебе следовало бы знать. Понимаешь, раньше, до Машиной смерти, я, как и любой другой человек видел сны, в том числе и те, в которых была Маша. Естественно, мои сны были продолжением моих дневных мыслей. Но вот уже несколько месяцев назад что-то словно отключилось и снов я не видел. То есть, может и видел, конечно, но утром от них, во всяком случае, не было и следа в моей памяти. Одно время я пытался разгадать эту свою загадку с точки зрения психологии (или, психиатрии, если угодно). Но потом понял, что это мне не под силу и оставил подобную затею. Оставил и стал просто ждать, что сны начнут мне все же сниться. Глупо, да?
И все же я не буду тебя утомлять пустой болтовней и жалобами на несчастную жизнь. Скажу прямо- все то, что я только что описал, происходило со мной лишь до определенного момента. А потом все изменилось.
Рано или поздно моя хандра должна была подойти к концу. Я не искал нарочно встречи с кем-то, кто бы мог заменить Машу. И все же, эта замена сама меня нашла, если можна так сказать.
Я увиделся с ней настолько случайно, что теперь удивляюсь тому, насколько мне тогда повезло. Это был самый настоящий час пик, время, когда огромный город сжимается до размеров апельсина. Дело не в том, что у людей катастрофически не хватает на что-то времени и все куда-то бегут в своих непонятных делах. Признаться честно, мне нету никакого дела до чужого времени, поскольку меня интерисует исключительно мое. Дело в другом. В том, что помимо времени, людям катастрофически не хватает пространства. Где-бы ты не шел или не ехал (последнее -особенно). Находясь в автобусе примерно в шестом-седьмом часу вечера, ты четко это понимаешь. Помнишь, была такая шутка: "Не давите на меня так сильно, я сам скажу что ел сегодня на обед..."
В такой вот давке, когда тебе со всех сторон стараются на ступить на ноги (я б вообще сказал- стараются на тебя наступить), кто очень больно дал мне в ухо локтем. До того я старался не обращать на подобные вещи внимания, но тут и я не выдержал, прокричав в спину обидчику:
- Сколько можно! Понаехало, понимаешь, фраеров...
Тут мой обидчик обернулся в сутолоке и я глазам своим не поверил. Эта была та самая моя знакомая медсестра, которая первая позвонила мне той ночью. Как-то машинально мы, словно не виделись один день, одновременно сказали друг-другу привет. Можешь, конечно не верить, но автобус именно в этот момент взял и сломался. Сломался, остановившись посреди дороги. Волной выходивших людей нас вынесло на улицу, так что после этого волей-неволей мы смогли нормально поздороваться.
- Здравствуй, Валя.- сказал я.- Ты меня все-еще помнишь?
- Извини, ради бога, если б я знал, что это ты, я б не говорил этого.
- Да ну что ты. В конце концов, ты же еще и поуху получил... Как живешь, Саня?
Да уж, конфуз! Но ничего, бывает... Мы стояли на автобусной остановке, ожидая ближайшего транспорта. Автобусы шли один за одним, но останавливаться они как-то не спешили. Так что разговор имел место, поскольку ни я, ни она особо не спешили, время у нас было.
- Да живу как-то, сама видишь, что живой. Ничего особенного. Ты все так же работаешь в больнице.
Она снова посмотрела на меня, только теперь как-то удивленно, словно я что-то должен был знать, но забыл.
- А, ты же так и не узнал... Да не работала я там, по большому счету. Обыкновенная практика. Так, был кризис кадров и меня забрали с занятий на пару недель. Просто совпало. Ты думал, что я настоящая медсестра?- она снова заулыбалась.- Да я же студентка. Такая же, как и ты.
И только теперь я начал понимать, что Валя на самом деле девчонка моего возраста. Оно, в общем-то и не удивительно. Тогда в больнице я и не думал обращать внимания на то, как она выглядит, да еще белый халат придавал ей столько солидности. А теперь, стоя рядом с ней и услышав от нее эти слова, я невольно заглянул ей в лицо. Черт возьми! Я иногда думал о ней (в основном о том, что так ее и не поблагодарил как следует, а звонить по известному мне номеру потом было как-то неудобно), но думал о ней как о молодой женщине, которая, по крайней мере, лет на пять старше меня. Оказалось, все по-другому.
- Честно, не знал. И теперь я удивлен... Оно, конечно, может не кстати, но тот день, ты помнишь..
- Это было ужасно,- сказала она вместо меня,- мне очень жаль, Саня, твою девушку, но ничего сделать было нельзя.
- Я знаю, Валя, не в том дело... Я хотел поблагодарить тебя, но не знал как, потом было уже поздно... Спасибо тебе, в общем. Ты сама знаешь за что...
Валя в третий раз посмотрела на меня и в третий раз улыбнулась. Только теперь очень грустно. Мне показалось, что она заплачет даже. Естественно, этого не произошло. Вместо этого она произнесла странную, как мне показалось фразу. Смысл и значение которой я понял только через несколько дней. Валя сказала:
- Всему свое время, значит так оно и должно было произойти рано или поздно. Просто, для нее конец пришел раньше, чем для тебя...
Я и говорю, что не смог понять смысл этих слов. Я хотел было спросить что она имеет ввиду, но не успел. К остановке подъехало маршрутное такси и Валя поспешила к нему. Уже на ходу, прощаясь с ней, я прокричал.
- Мы так и не договорили, Валя, как мне найти тебя?
- Я сама найду тебя, Саня.
- Но у меня не остался номер твоего мобильного...
- Я сохранила твой номер у себя.- сказала она, садясь в маршрутку.
Я был уверен, что она не позвонит. Почему-то мне казалось, что я сказал что-то не так и Валя только быстрее поспешила убежать от меня. Я смотрел на уходящую машину и ругал себя за то, что упустил ее, можно было еще о многом поговорить. Жаль, думал я, теперь она никогда не позвонит.
Она позвонила, несмотря на все мои предубеждения. Это случилось через день или через два после того нашего разговора. Номер, высветившийся на экране, был мне не знаком, но я буд-то почувствовал, что это она. Я сказал в трубку, не дожидаясь голоса на том конце:
- Привет. Я ждал твоего звонка.
- Привет, - ответила она,- раз ты так уверен был, что это я, то может продиктуешь мне номер своего домашнего телефона, а то много по мобильному не наговоришь...
Потом мы с ней говорили часа два буквально ни о чем. О всякой чепухе, которая абсолютно не имела отношения ни к Маше, ни к нашей с Валей недавней встрече. Так, болтовня двух студентов. Я знал, конечно, что наш разговор, по идее, должен иметь какой-то смысл, все же не просто так она позвонила мне. Когда через два часа в нашей болтовне повисла пауза, я спросил в тишину:
- Валя, мы можем встретиться? Мне нужно о чем-то с тобой поговорить.
- Но мы же говорим с тобой сейчас. К чему оттягивать?..
- Нет,- сказал я почему-то очень настойчиво.- Так неправильно. Я не могу говорить с тобой по телефону. Мне нужно видеть твое лицо. Прошу.
Снова пауза. На этот раз она тянулась минуты две, и я подумал, что связь оборвалась. Странно, мне опять почудилось, что я сказал что-то не то.
- Ну так как, это возможно в ближайшие дни?
- Ну раз ты просишь... Нет, не так извини. Конечно, это возможно. В любое время. Где и когда?
Она очень вовремя остановилась и сказала по-другому. Я не хотел, чтобы это было одолжением с ее стороны. Я обрадовался ее согласию.
- Давай завтра в семь на Садовой возле боулинг-клуба, тебя устроит?
- Конечно, до завтра.
- Спокойной ночи, Валя, завтра увидимся...
После этого я уже не мог сосредоточиться на истории, которую учил во время валиного звонка. Признаться честно, была одна причина того, почему я стал говорить с Валей сразу по телефону. Их даже было две, этих причины. Во-первых, я самым обыкновенным образом искал с ней встречи. А во-вторых, я еще не знал о чем буду говорить с ней на следующий день.
Той ночью впервые за долгое время я увидел сон. Мне приснилась Маша. Она была чем-то очень опечалена.
Наша с Валей встреча прошла так, как и должна была пройти. Ровно в семь я снова увидел ее там, где и просил. На этот раз мы не стали с ней говорить ни о чем. В тихой уютной кафешке прямо напротив боулинга мы сидели и говорили о том, как изменилась моя жизнь за последние время. Валя сидела прямо напротив меня, молча смотря мне в глаза. Теперь она была вовсе не такой, какой я видел ее тогда на остановке, не говоря уже о том, какой она была в больнице. Время и внешние обстоятельства меняют впечатление о человеке. У Вали были упрямые карие глаза, выглядывающие из-под длинной челки густых темных волос. Этими глазами она могла делать все что угодно. Она могла сердиться так, что ты сам понимал очень скоро, что ежели она злится по твоему поводу, ты сильно не прав; она могла улыбаться одними только глазами, как делала когда-то Маша- лицо ничем не выражало удовольствия, но вот глаза играли ярким огоньком и все выдавали; наконец, она могла просто не прятать этих глаз, давая понять, что внимательно тебя слушает и прекрасно понимает. Конечно, все это я увидел чуточку позже, а тогда, на превом нашем свидании я сам смотрел на нее и не мог, а скорее не хотел ни скрывать ничего, ни выдумывать. Такая вот разрядка у меня получилась в разговоре с ней.
Я не знаю, можно ли так говорить, но я очень быстро понял то, насколько они не похожи с Машей. Дело не во внешности, разумеется, хотя Валя и не выглядела столь эфектно, как Маша. Она не могла точно так же меняться в одну минуту, быть сначала прямой, а потом впадать в детство. Валя вела себя очень мягко и деликатно, добиваясь не просто нужного ей ответа на поставленный вопрос, а ответа правильного, того, которого требует ситуация. Добивалась она этого дипломатическими приемами. Она могла очень мягко улыбнуться, подбадривая и ведя в нужное течение разговор. Именно от того я понял, что мне легко с ней говорить. И еще я понял, что Валя нравиться мне. Вначале это осознание сопровождалось легким страхом...
Часы на стене пробили десять и мы невольно разом взглянули на них. Пора было собираться, все же был будний день. Не скрою, мне очень не хотелось уходить из этого теплого приятного места. Как я потом узнал, Валя тоже не хотела этого.
Потом я провел ее домой. Оказалось, она живет совсем рядом, на соседней улице- буквально в двух кварталах. Не удивительно, что мы ехали тогда в одном автобусе. Но черт возьми! Почему я не встечался с ней до сих пор?!
Думаю, следует рассказать о том, что призошло в момент нашего прощания, поскольку, как мне показалось, это имело свои последствия и послужило причиной всему тому, что произошло дальше.
Мы подошли к Валиному подъезду. По всему выходило, что мы вот вот расстанемся. Но я при ее активном содействии оттягивал этот момент. Теперь я знаю на что он похож. Он напоминает мне утреннее пробуждение. Тебе пора уже вставать, но ты ловишь мгновения, чтобы еще полежать чуточку. Так и момент кратковременного расставания. Ты не хочешь этого прощания и делаешь все, чтобы отодвинуть его.
Не помню, если честно, о чем мы там говорили в тот момент, но вдруг мы замолчали. Валя подняла на меня свои черные глаза и тут я увидел в свете фонаря, что она сильно тоскует по чему-то. Она сама приблизилась ко мне и... И я сам не знаю, почему она позволила себя поцеловать. Со времен нашего с Машей романа я никого не целовал (по хорошему, не много было этих поцелуев и ло нее!). Но я, по всему, сильно истосковался не просто за Машей, а вообще за женским обществом. Поцелуи еще не признак любви, но иногда они признак страсти, глубокой страсти. Вот эту кратковременную страсть я и испытал в отношении Вали. Однако, я мысленно видел пред собой совсем другого человека...
Вот уж не знаю, что там Валя почувствовала, но через какое-то время она отдернула меня от себя, сказав при этом совсем уж странные слова:
- Я не она, Саня, я не смогу ее заменить, это все не правильно... Нужно время, не сейчас, прости меня. Прости, что сделала тебе больно... Прощай...Спокойной ночи.
И убежала домой, не дав мне возможности что-то сказать. Я стоял под горящим фонарем, взявшись руками за голову. Тот еще пердюмонокль получился. Интересно, это снова мои предрасудки, или я на этот раз на самом деле сглупил. Она права, раз уж я ее вытащил на свидание, вовсю ее целовал, то не мог брать и говорить с ней о погибшей девушке, которую любил (или люблю до сих пор). Да уж, не красиво.
Но с другой стороны, мог ли я что-то с собой поделать? И самое главное, так ли она права. В конце концов, белый свет на Маше клином не сошелся и жизнь продолжается. Блин, пора брать себя в руки! И что-то срочно решать. Тогда я подумал о том, что Валя может сейчас уйти навсегда. Обидно было бы ее терять. Кроме того, я понял, что понравился ей.
Минут через двадцать я наконец сообразил, что стоять под ее окнами глупо. Утро вечера мудренее, еще что-то придумаю. Я отправился домой, мне ужасно хотелось спать...
...То, что я увидел во сне примерно часом позже, иначе как кошмаром не назовешь. Причем, видел я это настолько отчетливо, буд-то это происходило на самом деле. Впревые в жизни я видел во сне ночное кладбище. При том, что отродясь не бывал там в темное время суток. В общем, каким-то образом я оказался ночью возле Машиной могилы. Сквозь сон я пытался понять что я там делаю, отмечая при этом, что ни страха, ни ужаса не испытываю. Так, словно просто пришел навестить Машу туда, где она теперь обосновалась.
Я подошел к ее могиле я и обнаружил, что она вся в каких-то белых цветах. В темноте я не мог рассмотреть что это были за цветы, но, по-моему, они были похожи на розы. Странно, подумал я, по-моему, на могилы белых роз не ложат. Или я ошибаюсь? Словом, я стоял возле могилы и смотрел на черный крест над ней. Я думал о том, что памятник на Машиной могиле должен быть обязательно черного цвета, такие памятники выглядят самыми содидными и являются самыми дорогими. Думаю, она этого заслуживала.
- А ты не думал о том, что я вообще не заслуживаю лежать под памятником!- вдруг раздался позади меня Машин голос.
В ужасе я повернулся и увидел ее прямо перед собой. Я не мог поверить своим глазам. Она, Маша, самая настоящая и живая. Такая, какой я видел ее под тем дождем. Не успел я об этом подумать, как обнаружил, что ее белое платье, то, в котором она была погребена, насвозь мокрое. Естественно, речь у меня отнялась. Я начал понимать, что это сон и что дико хочу проснуться, но не могу этого сделать.
- Ну привет. - сказала она между тем.- Давно не виделись!
Да уж, по выражению ее лица не скажешь что это доставляет ей большое удовольствие- быть тут в одиночку. За все то время, что я был с ней знаком, я ни разу не видел ее такой обозленной. Глаза, сиявшие когда-то малиновым цветом, теперь были темно серыми. Боже, какую же злобу они в себе несли! Голос ее скрипел, словно пила, и от него сильно болела голова.
- Что молчишь, язык проглотил? Подойди ко мне...
Вдруг лицо ее изменилось и стало вновь мягким и добрым. Из глаз потекли две большие слезы. Она протянула ко мне руки.
- Саша, мне так холодно... Помоги мне... Подойди и согрей...
Идиотизм! Я так и не смог ничего ей ответить. Речь так и не пришла ко мне. Вместо этого пришло осознание того, что ей на самом деле холодно, я могу ее согреть... И, что все еще люблю ее...
Я подошел к ней и обнял. Меня вдруг просквозило холодным ветром, который, казалось, дул прямо сквозь нее.
Она продолжала что-то говорить. Но смысл ее слов я уловил далеко не сразу. Только через какое-то время я понял, что ей одиноко и что она сильно скучает.
- Поцелуй меня, Саша, ты так давно этого не делал! Ты забыл, что обещал мне...
Я не смог противиться и прижался к ее до безумия холодным губам. Такое ощущение, что я поцеловал надгробие, а не губы...
Ну а то, что произошло дальше было настолько жутким, что я невольно закричал на все кладбище. Я окрыл свои глаза и увидел ТО, что целую. Это была больше не Маша. Это был отвратительный кусок человеческого мяса, издали напоминавший ее. Лицо ее было таким, словно по нему прошлись бензопилой. Полуразложившееся тело покойника воняло настолько сильно, что можно было потерять сознание. К превеликому своему несчатью, я не смог упасть в обморок. Вместо глаз на меня смотрели пустые глазницы, нос провалился вовнутрь, а на самом лице не хвалало нескольких вырванных кусков.
Я попятился назад, прямо по могиле. При этом я никак не мог оторвать глаз от этого ужаса. Казалось, он притягивает мой взгляд...
Наконец, я собрался с силами и бросился прочь из этого проклятого места, но в темноте не раглядел креста на Машиной могиле и налетел прямо на него, от чего он сломался прямо у основания. Вслед я услышал настолько отвратительный смех, что поклялся никогда больше в жизни не появляться у этой могилы...
Слава богу, из этого кошмара меня вытянул звон будильника. Никогда раньше я не радовался так сильно пробуждению. Проснувшись, я чуть не закричал, мигом вспомнив этот сон. Я глубоко вздохнул. Сердце у меня колотилось так, словно я пробежал без остановки несколько километров. Боже! Неужели такой сон и в самом деле может мне присниться? Я подумал тогда, что если бы это произошло со мной на самом деле, я сошел бы с ума.
А потом в течении дня сон не покидал мою голову. Я не мог оставить той мысли, что он был настолько реальным, каким сон быть не может и не должен. Слава богу, что та пятница пришлась на день лекций, а то бы на семинарах я точно опозорился бы по полной программе.
С трудом я дождался окончания лекций, признаться честно меня сильно тошнило и находиться в переполненном людьми зале у меня просто могло не хватить сил.
Я стоял на остановке и думал о том, что буду очень долго добираться до дому. Снова заторы на дорогах. Вдруг мне в голову пришла мысль, которую я, в общем-то, давненько гнал от себя. Я подумал о том, что Маша во сне была права- я не приходил к ее могиле. Возможно, подсознательно я серьезно это воспринимал и так оно и выливалось в такой отвратительный сон. Было бы несправедливо так и не побывать на кладбище. Чего бы мне это не стоило.
Словом, вместо того чтобы ехать домой, я направился в противоположную сторону - на городское кладбище.
С тех пор, как я тут не был, все, кажется, сильно поменялось. Даже деревья были вроде как не на своем месте. Впрочем, могилы, в том числе и много новых могил были на своем месте. В это время кладбищенская тишина, конечно, не так сильно пугает, как ночью, но тоже было мало приятного. Или, может, мне это только кажется. Ну не люблю я кладбищ, если их вообще можна любить. Если позволишь мне небольшое отступление, читатель, я скажу, что лично для меня кладбище всегда будет чем-то пугающим. Причем, не ночью или днем, а вечером. Помню, в дестве, мне довелось побывать здесь на закате. Знаешь, что меня тогда больше всего испугало? Тени, отбрасываемые крестами и надгробиями. Тут еще вот что. Понимаешь, как правило, на этих надгробиях контрастность такова, что на закате лица умерших кажутся ярче, а потому и более зловещими. В общем, чепуха все это, не стоит обо этом и думать даже, особенно на ночь.
Я шел по центральной аллее совсем неспеша, сознательно оттягивая миг приближения к могиле. Машу похоронили достаточно далеко от входа, а потому сразу к ней и не подберешся. Как и утром, сердце мое колотилось. Вот только не могу понять почему это происходило. Опять предрассудки. Надо меньше верить всяким пересудам и злословиям, ничего такого, что происходило со мной во сне, быть не могло...
На крест я сразу не обратил внимания, потому как взгляд мой прикован к цветам на ее могиле. Тот ужас, что я испытал был сравним только с тем, что я пережил спустя несколько секунд. Могила Маши была полностью усыпана белыми цветами! Это были самые настоящие розы. Такие, какие я видел во сне. Хотя, бог с ними, с цветами, когда я поднял глаза на крест, то обомлел. Он был поломан у самого основания и Валялся позади могилы. Розы были примяты, и понял, что след таких мятин могля оставить мужские ноги. Мои ноги...
... Меня вырвало тотчас же я выскочил с этого проклятого кладбища. Не помню, как я добрался домой, но только вот что-то соображать у меня не было ни сил, ни желания.
Это теперь я могу уже сложить все воедино, а тогда события прошедшего дня были совершенно оборваны, словно клочья какой-то фотографии. Объяснить проишедшее я не мог. У меня было два разных эпизода- мой ночной сон, в котором Я ЛОМАЮ КРЕСТ НА МАШИНОЙ МОГИЛЕ, и дневное путешествие на кладбище, где Я ВИЖУ ПОСЛЕДСТВИЯ ЭТОГО. Связи между ними не было никакой и быть просто не могло. С точки зрения логики, это просто было невозможно. Допустим, могло произойти следующее. Кто-то принес на могилу белые цветы и я услышал это. Услышал, но не обратил внимание. Конечно, пусть подсознательно, но в памяти это могло отложиться. И вылиться в извращенный сон. Ничтожная вероятность такого совпадения существовала. Но что делать с поломанным крестом? Откуда я мог узнать о том, что он больше не на своем месте? Тут уж никакая логика не поможет, как бы ты ни старался. Значит, это из разряда необьяснимого.
Так, теперь второй вариант, не менее идиотский. Пускай я на самом деле лунатик и ночи провожу не в постеле, а где-то в другом месте. Вполне возможно, что я действительно побывал ночью на кладбище и сам изуродовал Машину могилу. Ничего из этого не запомнил. Вернее, запомнил то, как я был на кладбище, но потерял и нить и из головы стерлось другое - как я добирался до кладбища и как вовращался обратно. Ночные события переплелись с искаженным восприятием, в голову залезла какая-то чепуха с ожившей покойницей и я все это принял за сон. В таком случае, я глубоко больной человек и мне надо лечиться. В общем-то, вполне может быть, но есть что-то, что исключае такую возможность.
Я проводил Валю домой и целовался с ней уже в двенадцатом часу ночи, домой я вернулся еще позже, завел будильник и лег спать, причем уснул далеко не сразу. Утром будильник разбудил меня в шесть утра. На все про все у меня было меньше шести часов. Конечно, я вполне мог успеть, но кладбище находится далеко за чертой города, пешком просто так не добраться. На транспорте я тоже не мог добраться. Ни на общественном, ни на частном: ни в двенадцать ночи, ни в шесть утра ничего не ходит туда. А подвести меня тоже никто не мог. Ночью подъездная дорога к кладбищу закрыта и хорошо охраняется. Как, собственно и само кладбище- на то есть сторожа.
Словом, либо я схожу с ума, либо я на самом деле был там прошлой ночью. От этого "либо" мурашки по спине бегут. Мамочка! Что это, блин, такое!
Был только один человек, с которым я мог поговорить на эту тему и кто мог меня выслушать. Только вот захочет ли Валя этого? Я набрал ее номер и она ответила так быстро, что, как мне показалось, гудок не успел даже прогудеть в трубке.
- Слушаю.- сказала она каким-то уставшим, севшим голосом.- Это ты, Саня?
- Привет, Валя, мне нужно с тобой поговорить.
- Это может произойти "телефонным" способом, а то я сильно устала сегодня.
- Да, конечно, это не займет много времени. Ты только послушай меня внимательно. Не подумай, что я псих... Но я, по-моему, спятил...
- Но ты будешь говорить что призошло?
- Да, конечно.- я удивился ее нетерпеливости, это что, от усталости?- Понимаешь, мне ночью приснилось, что я побывал на кладбище,- голос мой задрожал,- я увидел там кое-что, чего просто не мог видеть, а сегодня я пришел туда днем и понял, что мой сон взял и сбылся... То есть не сбылся, но те розы, которые я там сегодня увидел, и те цветы, которые я видел во сне... В общем, это не может быть совпадением...Почему ты молчишь? Алло!
- Почему ты не говоришь про крест?- тут я замер, это еще к чему?- Саня, я слышала сегодня от людей про то, что там произошло. Странно, я не думала, что это мог быть ты. Саша, ты что напился вчера ночью и поперся на кладбище? Близко воспринял то, что между нами произошло и надрался? Не можешь объяснить то, что с тобой прозошло ночью? Я помогу тебе- белая горячка, в простонародье белка. Я не хочу брать вину на себя за то, что ты, идиот, сотворил. Псих. Прощай, не звони мне больше.
- Но я не мог этого сделать?- прокричал я в трубку, но та уже вовсю отрывисто гудела.
Валя решила, что я действительно побывал ночью на кладбище. Что ж, ее право, винить ее за это нельзя. Действительно, со стороны выглялит так, как она описала. Но что я мог объяснить? Все пошло прахом. Обидно.
3
Прошло несколько дней. С виду, я выглядел таким же, как и всегда, лекции и семинары проходили гле-то в тороне от меня, о них я мало думал. Мне было не до учебы. Все это время меня беспокоили две вещи. О первой- о могиле я думал меньше. В конце концов, это могло быть дурацкое совпадение, проявление моей больной фантазии. Мне было жалко терять Валю таким вот образом. Конечно, думать она могла все что угодно, но обида была от того, что я был ни в чем не виновен. Десятки раз я перебирал в голове те события, наш разговор, но так и не смог дать какого-либо ответа на свои вопросы. Все упиралось в мой сон. Слишком ж явным он был. И слишком ключевым тоже. Объяснений поломанному кресту можно было дать сколько угодно, но объяснить этот сон было нельзя.
Я стоял и смотрел в окно. Где-то там за городом, догорал закат. Солнце уже скрылось, но было еще светло. Я размышлял все о том же и никак не мог оторваться от стекла глазами. Локти я положил на подоконник, а ладонями обхватил щеки. У меня был небольшой перерыв в подготовке к завтрашнему семинару. Минут пятнадцать я позволил себе полюбоваться вечерним городом.
Я смотрел прямо сквозь стекло, когда это произошло. Прямо в нескольких сантиметрах от моего лица что-то большое и тяжелое врезалось в стекло, от чего стекло дало трещину и грозило посыпаться. Я ненароком отдернул голову, поскольку почувствовал опасность битого стекла. Только когда опасность миновала, я смог подойти поближе к окну и рассмотреть что же там такое в него влетело.
Это был голубь, со всего размаху покончивший жизнь таким вот способом. Он лежал на жестяном покатом подоконнике. Прежде чем он свалился вниз с девятиэтажной высоты, я успел рассмотреть, что он был необычайно большим, размером с небольшую курицу; по крайней мере, таких голубей я раньше никогда в своей жизни не видел. И еще он был черного цвета. Не пепельного, как обычно, а черного, словно ворона. Собственно, я первым делом так и подумал, что это ворона, но, приглядевшись, понял, что ошибся. То ли ветром, то ли силой притяжения его понесло вниз. А я вспомнил почему-то, что Машин гроб был точно такого же черного цвета.
А ночью я не спал. Может, ты решишь, что это тот бедный голубь так меня встревожил. Нет, не встревожил. Я, конечно, стал замечать за собой излишнюю впечатлительность, но все же не до такой степени. Голубь был сам по себе, и нечего он не значил. Это я сказал себе почти сразу же после того, как он понесся дальше к земле. Самая обыкновенная бессоница, смущавшаяся разве что тем, что следующим утром мне очень рано вставать. Опять буду сонный на парах.
Я аж подскочил от неожиланности, когда раздался телефонный звонок. Нет, надо однозначно что-то делать со своими нервами, так дело не пойдет! Это звонила Валя. Голос ее был взволнованный и, по-моему, она плакала.
- Мы можем поговорить?- спросила она.
Собственно, я мог ее и послать за это куда подальше. Помнится, не далее, как тремя днями ранее я в точно такой же ситуации узнал, что я псих и идиот! Интересно, можно говорить, что это одно и тоже?
- Да, конечно,-ответил я,- все равно я не сплю. При этом я взглянул на часы. Четыре часа утра, совсем не плохо для утреннего разговора,- что у тебя стряслось.
- Это не телефонный разговор, Саня, мы можем поговорить сейчас, не по телефону?
- В четыре часа утра? А это не может подождать до завтра?
- Нет.
- Ладно, да что случилось-то?
- Какой рукой писала Маша?
- Что?
- Она была правшой или левшой?
Ровно через двадцать минут я был у нее. Можно сказать, я понял о чем она хочет мне сказать практически сразу как услышал ее вопрос. И понял что с ней произошло. Впрочем, обо все по-порядку.
Первым делом Валя извинилась за то, чо наговорила мне накануне. Хотя, сколько я ее не убеждал, что совершенно на нее не злюсь, она так и не поверила в это. Еще она угостила меня горячим кофе и заверила, что я могу не стесняться и быть как дома. На мой вопрос где ее родители, Валя ответила мне, что живет одна. И хотя мне было дико любопытно почему же она живет одна, она не стала мне тогда об этом говорить. А рассказала другое. Я, конечно, был готов к тому, что услышу, а потому решил не удивляться, но все же ее рассказ был достоен не только удивления, но и сочуствия к человеку, пережившему, вернее, увидившему это. В общем, я думаю, ты понял, Вале приснился сон, в котором присутствовала Маша. Мы сидели на кухне при ярко зажженном свете. Я пил кофе, а Валя курила. Рассказ ее был сбивчивым, и это объяснялось тем волнением, которое она пережила. И от которого еще не отошла.
Если верить ее словам, она побывала на том же самом месте, где побывал несколькими ночами ранее я. Только вот в отличии от меня, Валя не только никогда не бывала ночью на кладбище, но еще и никогда не была на Машиной могиле, как и на Мешковском кладбище в целом.
- Понимаешь,- говорила вся дрожа то ли от холода, то ли от перенапряжения,- у меня там никто не похоронен и ходить я туда не хочу, это слишком далеко от моего дома...
В общем, Вале снилось, что она стоит возле той самой моглы, где похоронена Маша. Валя не может понять двух вещей: что она тут делает, и откуда ей известно, кто именно тут похоронен. Она озирается по сторонам и пытается при этом хоть как-то согреться. Сильный пронзительный ветер сквозит вокруг, а Валя на диком холоде в одной ночной рубашке. Над кладбищем стоит легкий туман и сквозь него ей видны кресты и памятники над могилами. Валя думает о том, что здесь что-то не так. По крайней мере, с точки зрения физики. Ветер, дующий с бешенной скоростью должен был разогнать к чертовой матери этот туман, но они вместо этого мирно друг с другом соединятся, от чего ветер дует буквально ни откуда. Тишина, какой бы мертвой она ни была, кажется ей в этот момент особенно пугающей. Она словно бы виснет над над землей и не может расствориться в тумане. Ни малейшего звука. Такой ужас от тишины человек испытывает только в момент страшной пытки, когда его на несколько часов закрывают в абсолютно темном и звуконепроницаемом подвале. Именно в такие минуты человек по-настоящему сходит с ума.
Тишина не просто пугала Валю, она давила ей на мозги, словно пресс. От нее она попыталась убежать, но тут с ней начали происходить странные вещи. Дело в том, что куда бы она не бежала, она снова оказывалась в этом месте, возле все той же могилы. Как если бы она бежала по кругу. По ее словам, это происходит минут двадцать, пока Валя не устает окончательно. Глубоко дыша, она останавливается возле могилы и начинает чего-то ждать. Не обязательно выхода из этого замкнутого круга, но, по крайней мере, хоть какого-то развития событий.
К ее ужасу, события начинают разворачиваться. Тогда она впервые увидела Машу. Я не знаю наверняка, какой именно ей предстала покойница, но Валя описала ее в точности такой, какой она впревые увиделась мне два года назад в день вступительного экзамена. На ней не было белого похоронного платья, но были другие вещи, насколько я помню, тогда она была в светлых джинсах и серой футболке (как мне тогда показалось, ей просто повезло, что за такой прикид ее не погнали в три шеи из корпуса). И еще я точно помню, что этих вещей уже не существовало - их выбросили на помойку в прошлом году по причине их старья. Не думаю, что это простое совпадение- скорее всего, это была изощренная Машина игра, предстать перед Валей в том виде, в каком запомнил ее я.
Валя обомлела от страха и, подобно мне, утратила способность говорить. Только вот я тогда хоть как-то мог двигаться, а Валю словно парализовало. Похожая на белый ледяной столб, она стояла пред Машей, не смея ни двинуться, ни закричать. А закричать можно было от чего. Неестественно бледная, Маша зло улыбалась, а глаза ее сверкали. При жизни, эти глаза были очень красивого редкого цвета- темно-серого, словно бронзового. Особенностью этих глаз было то, что при свете они могли стать вообще нереального малинового цвета. От чего так происходило, мне неизвестно. И вот теперь эти глаза засверкали. Засверкали особенно сильным малиновым, почти красным цветом. Знаешь, так сверкают рубины в статуях из золота в некоторых фильмах. Такое ощущение. Что перед Валей картинка- Маша никак не была похожа на живого человека.
Очень медленно она начала приближаться к Вале, при этом что-то бормоча под нос. Она подошла к ней и несколько раз обошла кругом. Казалось, что она говорила на каком-то непонятном языке, но это было не так. Маша дала возможность ей прислушаться. И хотя говорила она очень тихо, в этой мертвой тишине слова звучали гораздо громче.
Это были проклятия в Валин адрес. Она призывала кого-то ей на помощь, но Вале не было знакомо это имя. Асталот, она впервые услышала это слово именно в этом сне. Это не было похоже на какую-то сказку или кино. Там обычно люди призывают кого-то, возведя руки к небу, словно молясь или прося о чем-то у бога. Здесь же все было по-другому. Маша просто ходила вокруг оцепеневшей Вали и раз за разом повторяла имя этого самого Асталота. Потом она отошла на несколько шагов назад и, глядя вале прямо в глаза, начала громко что-то кричать. Снова это было трудно разобрать. В этом диком ритуальном вопле, Валя разобрала только обращение к самой себе. Е ее изумлению, Маша называла ее Люцифером и что-то просила...
... А потом это все закончилось. Закончилось настолько быстро, что Валя так толком ничего и не поняла. Маша подбежала к ней и схватилась левой рукой за ее шею, начав душить. Только тогда, буд-то в агонии, Валя смогла закричать. И тут Маша отпустила ее. Больше ей ничего той ночью не снилось. Проснувшись в холодном поту, она позвонила мне. Забыл сказать, Маша была левшой и ежели кого и могла схватить за шею, то только левой рукой.
Валя смотрела на меня в ожидании. А я смотрел на ее шею. После сломанного креста я уже ничему не удивлялся. С правой стороны на ее бледной шее отчетливо просматривались следы пальцев, сжимавших немногим ранее эту шею. Пальцы, естественно, принадлежали женской руке. В том, что их оставила Маша, я не сомневался.
- Ты можешь что-то сказать?- спросила Валя у меня.- ТЫ можешь объяснить эту дурь?
Еслиб я только мог! Сам недавно пережил этот ужас. И вот теперь тоже самое с ней. Это уже было не смешно. Как говорил один персонаж, с ума сходят по - одиночке... Да уж, попробуй тут что-то скажи. Значит, Маша вернулась. Ой!
- Да не могу я это объяснить...- говорил я уже в отчаянии.- Чертовщина какая-то. Этого просто не может быть. Ее больше нет, она умерла, и это плод наших фантазий!
На фига я это говорил? И так ведь ясно, что не плод фантазий. Тут было что-то очень серьезное. Посерьезнее рассказов об оживших мертвецах. Хотя, Вале от этого было не легче:
- А душить меня каждую ночь теперь будут, или как?
- Или как...- отозвался я вслед за ней.- Нужно думать что это все означает, и каким образом происходит.
- Вот и думай, а то у меня мозги совершенно отказываются работать.- Валя была на нервах, и теперь она мало была похожа на дипломата. Она ходила по кухне, то и дело натыкаясь на какието предметы. Еще чуть-чуть, и она совсем могла поехать умом... Впрочем, это не произошло. Очень быстро она овладела собой и села на место.
- Ладно, извини что нагрубила, просто мне нужна твоя помощь... С этим нужно что-то делать, а то мы оба сойдем с ума...
Я посмотрел на нее и подумал о том, что она очень сильно права.
- Давай по-порядку,- начал я,- ни ты, ни я не сомневаемся в том, что твой сон был на самом деле, правильно? На улице стоит густой туман, и я уверен что над кладбищем он тоже висит. Поэтому, если подумать прямо, то, по-хорошему, этой ночью ты побывала на кладбище. Как и несколько ночей назад.
При этом ее глаза заметно расширились, но, видимо, ей пришлось смириться с этой мыслью. Боже, до чего мне было ее жалко!
- И по всему выходит,- продолжал я, -что Машка тоже там была. Или есть до сих пор. Каким- то образом она проникает в наше с тобой сознание, и при этом все, что мы чувствуем, переноситься в реальность. Заметь, переносятся не наши прямые действия, а только наши мысли. Понимаешь, все дело заключается в наших снах.
- И что там заключается?
- Сон есть продолжение наших с тобой мыслей. Мозг все время работает, и отключиться он, по идее, никак не может. Пускай, во время сна сознание отключается, но мысли-то как результат работы мозга продолжают поступать. Как правило, мы мыслим абстрактно, визуально, а потому и наши подсознательные мысли, если можно так говорить, тоже принимают характер движущихся картинок... То есть, другими словами, даже во сне мы мыслим. Только не управляем своим мышлением, все происходит спонтанно.
- Я не совсем тебя понимаю, Саня. Какое отношение мой сон имеет к Маше, если я не была с ней знакома, и не знала никогда какой рукой она действовала. Кроме того, эти синяки...
- Значит, тут что-то такое, что происходит под ее вмешательством... Эти сны имеют какое-то значение, и если присмотреться к деталям...-я сложил ладони в замок в размышлениях.- Попробуй вспомнить, что в этом сне было не так.
- Ты шутишь, там все было не так.
Я подошел к окну и начал смотреть на занимавшуюся зарю. Любопытно, насколько я смыслю в пространстве, то кладбище находится именно в той стороне, в которую я смотрю. Совпадение?
- Нет, не шучу. Маша звала кого-то, а потом еще и называла тебя как-то. Тебе знакомы эти термины?
- Ну, насчет Люцифера, то это, по-моему, дьявол. На немецком, а вот со вторым... Я даже не помню уже как точно там... Астол... Астал...
- Асталот.-помог я ей.- В восточной мифологии это злой дух- прорицатель, владыка востока. А Люцифер только в простонародье дьявол. На самом деле, это дух астрального тела, действующего вне контороля сознания. Тебе это что-то говорит?
- В общем-то, нет.- она помотала головой.- Но к чему все это?
- Я тоже об этом думаю.- я прошелся по просторной кухне, взявшись руками за затылок. Да уж, задачка...- Эх, Колокольчик, почему же ты вернулась?-сказал я, обращаясь в общем-то к Машке, но так уж вышло, что слова мои были адресованы в никуда.
Я посмотрел на Валю и увидел, что она побелела. Что, еще что-то? Я спросил ее бо этом. Она ответила мне очень тихими и мрачным голосом:
- Я вспомнила кое-что. Уже перед тем, как проснуться, когда я кричала во сне, в этой тишине вдруг зазвенел колокольчик, настолько явно, что я еще подумала о том, наколько неуместно и жутко он тут звучит!..
Я смотрел на нее и сочувствовал ей. Да уж, жутковато, я думаю. Маша так и не забыла своего прозвища.
- Ты ее так называл?- я кивнул головой.- Почему?
- Почему? Дай подумать. Да любил я ее сильно, вот и сравнил однажды ее голос с колокольчиком. Потом прицепилось как-то, вот и звалась она Колокольчиком. Да как я ее только не звал...- я вздохнул.- Ладно, Валя, мне пора уже. Надо собираться на лекции. Ты тут держись. Я зайду, если хочешь сразу после пар. Зайти?
- Зайди, я буду ждать.- а потом, уже в дверях, она еще кое-что мне сказала.- Тогда, возле подъезда... мне было хорошо с тобой, и я жалею о том, что сказала.
Я ничего не ответил, но я сделал лучше. Своим взглядом, я дал ей понять, что она нужна мне, и что не хочу ее оставлять одну. И отдавать тоже никому не хочу...
Потом целых пол-дня я думал то о Вале, то о своих ближайших действиях. Ну с Валей, тут понятно- я закручивал роман, обещавший перерости в длительные отношения. А вот с действиями, то тут сложнее. Собственно, мне нужно было для начала разобраться что к чему, а потом уже действовать.
Я попытался сложить все мысли в одно целое. Что я знаю? По большому счету, конечно, ничего, но тем не менее... Значит так, между моим подсознанием и ночным кладбищем есть какая-то связь. Допустим, Маша объективно все еще существует. Видимо, так оно и есть. Правда, это вовсе не реальная материя, а что-то такое, что объяснить с точки зрения физики я не могу. Ладно, не важно. Пускай, Маша по какой-то причине вернулась. Зачем возвращаются покойники? Наверное, чтобы мстить обидчикам. Но Маше я никогда ничего плохого не делал. Я до последнего был с ней и сильно ее любил. Значит, у нее тут остались какие-то дела. Интересно, какие? Что она не забрала с собой на тот свет? Что она там говорила, что ей холодно? Ну это мне мало дает, лежать в сырой земле, видимо, действительно очень неприятно. Но что тогда? Может быть, нужно расссматривать не мой сон, а Валин. Вполне вероятно, меня Маша только напугала, а вот Вале действительно что-то грозит. Ох уж мне эти духи-прорицатели!...
И в этом месте я осекся, мысли принялись двигаться в другом направлении. А может, дело-то как-раз в этих духах? Люцифер. Насколько я помню, в христианской мифологии, это и в саммом деле дьявол, точнее падший ангел. Но не думаю, что Валю можна назвать сатаной. Скорее всего, я был прав в отношении его, как духа астрального тела. Тут что-то есть. Вполне вероятно, что путем астрального тела, Маша и проникает в сознание, ведь пока я бодрствую, то контролирую свои мысли и свое сознание, но стоит мне только уснуть, как сознание это теряет контроль, становится поддатливым. Так она туда и залезает. Не факт, конечно, но на текущий момент это единственный более-менее веский и разумный довод. А вот с этим Асталотом что делать? Даже, если она и призывает духа прорицания, то что он должен ей рассказать о будущем? Непонятно. Что-то тут не то. Может быть, в будущемчто-то должно произойти. Но что?
4
После занятий я пришел к Вале и поделился своими размышлениями. Она сочла мои доводы разумными и согласилась, что другой, более логической мысли пока не наблюдается.
- Ты понимаешь, -говорил я ей,- меня больше всего смущают эти чертовы духи. Я не могу понять при чем тут это прорицание? Я не могу понять, что должно случиться дальше.
- А ты не думал, что может в чем-то провинился перед ней, оставил какое-то незаконченное дело, которое было очень важным для нее? Ну я не знаю, может за тобой какой-то долг или еще там что-то... Вспомни, может, и в самом деле что -то было.
Я конечно, много раз уже об этом думал. В частности, я вспоминал все свои слова, что говорил ей за два года, но кроме комплиментов и тому подобных слов, ничего в голову не приходило. В голове многое крутилось, но вот толкового ничего не было. Поэтому, мне не хотелось лишний раз напоминать об этом Вале. Нужно было вместо бесполезных рассуждений искать что-то ценное, что могло помочь в деле.
Она сидела в большом мягком кресле и курила, уставившись в одну точку. Я заметил это за ней не так давно - она таким образом размышляла о чем-то сложном. Ее взгляд не был направлен куда-то в конкретное место. Можно было говорить, что она смотрела просто в никуда. Я сидел прямо напротив нее на диванчике и смотрел на нее. Мне было жаль эту хорошую девушку. То напряжение, что она испытывала, было тяжелым испытанием. Вдвойне обиднее было то, что происходило это по моей вине. Все-таки, она не заслуживала этого.
- Валя. -начал я вдруг.- Я тебе хочу что-то сказать. Мне жаль, что это с тобой происходит.
- Ты о чем?
- Об этом отвратительном кошмаре. Мне жаль, что это происходит из-за меня, что это я втянул тебя в эту передрягу...
- Не стоит, Саша, ты не в чем не виноват.- попыталась она успокоить меня.- Это вовсе не твоя вина, нечего себя изводить.
Я взглянул на нее и понял, что ей на самом деле тяжело даются эти слова. Бедняжка сильно устала от одного только сна, а что может быть впереди!
- Нет, Валя, это моя вина и я должен покончить с этим, но без тебя я не справлюсь...
- Не стоит, Саша.- она опрокинула голову на мягкую спинку кресла и закрыла глаза, словно отдыхая.
- Просто я хочу, чтобы ты знала: ты мне нравишься, очень сильно, и я хочу быть с тобой. Маша не должна стоять на пути к этому...
Она посмотрела на меня с благодарностью в глазах, и мне стало легче. Можно было еще что-то сказать, но я больше не мог подобрать слов. Валя сделала это вместо меня:
- Все будет хорошо, вот увидишь, мы обязательно справимся. Вместе.
Она перегнулась вперед и взяла меня за руку, посмотрев при этом в мои глаза так, как смотрят верные своему хозяину собаки...
... Вечером я все так же был у нее. Ей вроде как было страшно одной, и я не должен был ее оставлять в путой квартире. Но на самом деле, ты прекрасно понимаешь, что дело было в другом. Во всех этих мягких взглядах, в прикасаниях, в поцелуях возле окна. Я просто начал влюбляться в нее, и мне это нисколечки не было неприятно. Слава богу, ей тоже. Эти сны, конечно сильно пугали и смущали, но хоть на какое-то время о них можно было забыть. Помнишь фразу из фильма "Скорость"- Отношения, завязывающиеся в экстремальной ситуации не длятся долго? Тогда об этой фразе я не думал. Мне было хорошо в тот вечер.
Очень просто, когда легко складываются отношения. Мы лежали с ней на этом диванчике и смотрели в потолок. В таких случаях говорят, что каждый думал о чем-то своем. Мне почему-то кажется, что думали мы об одном и том же, но только вот говорить об этом вслух мы не могли. Призрак Маши витал прямо над нами, как мне казалось (в общем-то, может так оно и было), и я словно чувствовал его. Чтобы хоть как-то отвлечься от этой мысли, я спросил у Вали, почему она живет одна. На что она ответила:
- Когда-то давно у меня были родители. Очень давно, когда я еще была маленькой девочкой, их не стало. Они были врачами- спасателями, и когда в Армении в 88-м году произошло землетрясение, они превыми туда отправили, а меня оставили с бабушкой. От-туда они не вернулись. Какое-то здание обвалилось прямо тогда, когда они находились внутри и вытаскивали раненых из-под обломков. Я их совсем не помню и слабо представляю, как они выглядели. - Валя пожала плечами.- только по фотографиям. А год назад бабушки не стало. Я была уже совершеннолетней и в детский дом меня никто не отправлял. Квартира осталась мне. Бабушка не хотела, чтобы я была врачом, но этого сильно хотелось мне. Помню, мы тогда сильно поссорились, когда я поступила.- Валя замолчала.- А потом ее не стало, и я осталаь одна.
Что ж, сложная судьба. Мне хотелось еще что-то узнать от нее, но по ее интонации я понял, что этого не стоит делать. По крайней мере, не сейчас, в другой раз. Вместо этого я перевел разговор в более приятное русло. Мы начали говорить о моем детстве. Хорошо, что Вале это небыло неприятно. В сущности, у нее было свое детство, мало чем отличительное от моего. Бабушка заменила ей родителей, а к тому, что их не было, ей даже и привыкать не пришлось. В общем, тут можно было говорить спокойно, ничего не опасаясь.
Впрочем, через какое-то время разговор снова зашел о Маше, и тут уж мне стало неприятно. Я сел на диванчике, повернувшись спиной к Вале. Мне не хотелось, чтобы она видела мое лицо. Взявшись руками за голову, я тяжело вздохнул. Все же, воспоминания об этих снах все еще были настолько свежи...
Потом все произошло само собой. Она подсела сзади меня и обняла за шею, прислонившись щекой к лицу. И замолчала. Я поверул голову и посмотрел ей прямо в глаза. Слов не нужно было. Я постарался поцеловать ее так, как и должен был. Не представляя, что передо мной другой человек. И в любви я признался тогда тоже не Маше...
Потом, уже после секса мы засыпали. Помимо пожелания спокойной ночи, я услышал, что в эту ночь должен видеть только ее- Валю, Маши в нем не должно быть.