Что сделалось с нравами, и зачем вообще Афинам такой большой флот?.. Куда катится Эллада?
Ты только посмотри, что творится в порту: это раньше мы были первыми, кто встречал иноземных купцов от твоего, Афродита, имени, но теперь повсюду снуют представители архонта и менялы. И те, и другие считают своим долгом обирать и купцов, и нас. Попробуй обменять дарики и сиклы на драхмы один к одному: с каждой драхмы теряешь не меньше обола. И как после этого ублажать этих грязных, месяцы не мывшихся чужеземцев, - да еще требующих, чтобы их удовлетворяли ртом? Я уже не говорю о недобросовестных конкурентках, которые из-под носа уводят клиентов, сбивая цену: все эти ветреные девицы и скучающие матроны, которые и в храм-то не ходят и давно забыли о своем истинном предназначении, а проституцией занимаются из простого любопытства или от нечего делать, низвели нашу профессию до отхожего промысла. А потом разносят по городу гонорею, и нас же еще в этом обвиняют, - можно подумать, они не знают, что нас специально обучают распознавать венерических больных, чтобы мы доносили на них властям. У больных гонореей лица истощенные, а кожа на щеках и лбу блестит; и еще у них глаза слезятся, а на веках наросты образуются, - мы с такими не связываемся.
Вообще-то я хотела тебе признаться, о Всемогущая, что мне не нравится ртом удовлетворять. Да и многие девушки уже не хотят это делать, потому что от этого на языке и губах появляются язвы, - это еще Гиппократ доказал, а теперь и наши философы и ораторы, после того как с мужчинами стали припадки случаться от больных фаллатрис, объявили поход за нравственность и стали высмеивать наши болезни. Правда, говорят-то они одно, а требуют от нас другое, и бьют, если не делаешь, как они хотят, или отказываются платить. Шли бы тогда в диктерии и утешались бы там за государственный счет.
И вот еще что: они же, чтобы не платить, изобрели мастурбацию и восхваляют ее повсюду как панацею от многих своих страданий. Или же прячутся в укромных местах, чаще - у колодцев, и насилуют одиноких зазевавшихся женщин. Я уж не говорю о том, как они своей похотью изматывают несчастных жен, разглагольствуя о супружеском долге, - совершенно, причем, бесплатно. И все это они называют демократией, - лишь бы не платить.
Когда Солон начал строить за государственный счет публичные дома и закупать для них рабынь, а всем свободным гражданам Эллады разрешил заниматься проституцией и получать от нее доходы, он разве не знал, чем все это закончится? И разве спокойней стало на улицах эллинских городов? Уж как его превозносили за то, что он устроил эти публичные дома, поместив в них купленных женщин, чтобы они отдавали свои ласки всякому, кто за это заплатит, - называя его благодетелем народа, предупредившим большой вред и неизбежное зло, - но разве может женщина прийти одна к колодцу за водой, без того, чтобы быть изнасилованной в зад? Это многовековое развлечение наших мужчин можно искоренить только сажанием на раскаленную кровать, как это делалось в Вавилоне, - может быть, тогда они пойдут в диктерии, куда вход стоит всего-то один обол, а не будут прятаться целыми днями возле колодцев?
И когда на доходы от проституции Солон начал строить корабли и платить наемникам, - потому что свободные граждане, кроме философии и проституции, ничем другим заниматься не умеют, - он почему-то ничего не говорил о том, что Афинам понадобится все больше и больше кораблей, чтобы воевать со всем миром. Когда это было видано, чтобы проститутки за свой счет снаряжали триеры? Когда на налоги от публичных домов Солон построил этот твой храм, где нас по достижении половой зрелости лишают девственности и секут бичами по праздникам, налог с диктерий составлял десять процентов, а со свободных жриц любви - как и со всех афинских граждан - всего два процента. А ты знаешь, сколько мы платим сейчас? И это, не считая того, что каждый дом, после начала войны со Спартой, обложили десятипроцентным налогом.
А кто-нибудь подсчитал, сколько дополнительных поборов накладывают на нас жрецы, - притом, что свободная проституция давно уже отделена от храмов? Я-то еще ни разу не уклонялась от пожертвований, которые мы должны приносить в твой храм четвертого числа каждого месяца, отдавая весь свой дневной заработок, но ведь многие девушки уже этого не делают. Прости меня, всемогущая Афродита, но нет сил моих больше безропотно смотреть на все это безобразие, особенно после того, как ареопаг решил обложил нас дополнительными поборами для строительства флота, в то время как евпатриды, чтобы уклониться от выплат литургий, - это все знают, - объявляют себя несостоятельными, продавая свое имущество по фиктивным сделкам. А суды закрывают на это глаза, потому что все они заодно...
***
Она вышла из храма, где воздух от сотен немытых тел был зловонным, прошла через портик и ступила на влажную от утренней росы землю. Уже рассвело, и теперь она отчетливо различала кишащую бездомными площадь. Обходя сидящих и переступая через лежащих, она, наконец, вышла на дорогу и, быстро переведя дыхание, поспешила прочь, то и дело переходя с быстрого шага на бег. Как они и условились накануне, Зофия, жившая около Акрополя, поджидала ее на развилке, откуда дорога тянулась вплоть до Пирея, и они обнялись, оглядели друг друга с головы до ног, как делали всегда, и, невесело переговариваясь, пошли в сторону моря, взявшись за руки и оставляя на мокрой земле отчетливые следы от своих сандалий: с давних пор среди афинских проституток вошло в моду вырезать на подошвах сандалий надпись "следуй за мной", - и хоть никто не мог с уверенностью сказать, с чьей невинной шутки это началось, для большинства девушек это было своеобразным знаком отличия и принадлежности к касте свободных развратниц, чем они, безусловно, очень гордились. Зофия сообщила ей все новости, которые успела собрать, пока ждала ее, и они принялись обсуждать последнюю: отправленные накануне к спартанцам парламентеры вернулись в город с ультиматумом. Главное требование, выдвинутое Лисандром, - если не считать, конечно же, требования о полной и безоговорочной сдаче города, - касалось сноса длинных стен. Они как раз ступили на дорогу, соединявшую Афины с Пиреем, и теперь шли под прикрытием этих величественных крепостных стен, возведенных вдоль всей дороги до порта, по обе ее стороны, и обеспечивавших бесперебойность снабжения продовольствием жителей осажденного города. Кто же мог подумать, что жалкие остатки флота, некогда бывшего символом и залогом могущества и величия Афин, а в последние месяцы служившего единственным источником пополнения продовольственных запасов в осажденном городе, окажутся захваченными именно в тот момент, когда команды триер сойдут на берег в поисках припасов. Когда весть об этом позоре дошла до Афин, вопрос о сдаче города отпал сам собой, - и если б не некоторые влиятельные болтуны (которых, правда, становилось все меньше, но к которым все еще прислушивались), предлагавшие провернуть это таким образом, чтобы сохранить хоть какие-то поводы для национальной гордости, это было бы сделано уже давно. Была, конечно, еще слабая надежда на то, что спартанцам, неопытным в ведении осадных действий, в любой момент все это может надоесть, - и они попросту оставят свою затею и разойдутся по домам, как это уже было в самом начале войны, когда, предводительствуемые Архидамом, они с завидным постоянством вторгались в Аттику, стремительно опустошали ее, но, дойдя до стен города, за которыми, на время этих набегов, находило укрытие все население полуострова, и, постояв под ними лагерем несколько недель, так же внезапно исчезали, как и появлялись. Но на этот раз, судя по всему, спартанцы, сами истощенные и обескровленные тридцатилетней войной, решили идти до конца, и, разбив афинские войска в Геллеспонте при Эгоспотамах и казнив три тысячи пленных, Лисандр привел свой флот под стены города, загородив вход в Пирей, в то время как Павсаний обложил Афины с суши. А память о тех годах, когда от голода и чумы умер едва ли не каждый пятый житель осажденного города, была сильна как в самом народе, так и в его вождях, - поэтому проблема национальной гордости если и существовала, то исключительно в области демагогии, и голоса тех, кто считал, что город нужно сдавать любой ценой, с каждым днем раздавались все громче.
Девушек же, - как, впрочем, и большинство жителей города, и не только женского пола, - больше занимал вопрос, будут ли спартанцы, на правах победителей, их насиловать, или же с ними можно будет договариваться. Иллюзий, правда, и тут никто особых не питал, поскольку считалось, что вождей народа, по большому счету, - в какие бы слова они не рядились, - не интересует ничего, кроме благополучия собственных задниц, и вряд ли они станут торговаться с Лисандром из-за сомнительных гарантий чье-либо еще личной неприкосновенности. Насилие среди девушек их профессии было совершенно обычным, если не сказать привычным, явлением, - с этим каждая сталкивалась едва ли не каждый день, - но получить пару зуботычин, если клиент вдруг раздумывал платить или требовал каких-то особых утех, - это одно дело, а когда тебе живот распарывают мечом (заявила Зофия, вспомнив, что произошло в прошлом месяце с женой Константиноса Еленой) - это уже совсем другое. Потом она вспомнила, что у нее был среди клиентов некий спартанец, - правда, это было три года назад, когда она еще жила на Коосе, - и тот очень редко ее бил, хотя и платил весьма неохотно - под тем предлогом, что влюблен в нее, и она, стало быть, не должна брать с него деньги. Талия заметила на это, что спартанцы отличаются скупостью (это всем известно), а Зофия тут же призналась, что он вовсе и не был спартанцем, - а был это ее сосед Тимокл, - и что она сама была в него влюблена. Талия пошутила, что нужно было, в таком случае, брать с него в двойном размере, на что Зофия отшутилась, что из-за этого он, собственно говоря, ее и бил.
Им сделалось весело, и дальше они шли, то и дело заливаясь веселым, беззаботным смехом, не обращая внимания на хмурые, зачастую враждебные, лица прохожих и стражников, занимавших свои посты вдоль крепостных стен. А вообще-то (сказала Зофия), спартанцы ничем не отличаются от афинян, - разве что меньше болтают, - и подруга ее поддержала, добавив, что зато финикийцев с их обрезанными фаллосами ни с кем не спутаешь, и тут же поправилась, сказав, что свои фаллосы финикийцы называют зыббами. Зофия сказала, что это дикость: обрезать фаллосы и называть их зыббами, - и они опять засмеялись, а когда Талия сказала, что римляне вообще свои фаллосы называют пенисами, они схватились друг за дружку и чуть не попадали со смеху. И только заметив приближающегося к ним командира стражников, безумно вращающего налитыми кровью, выпученными глазами, они изрядно перетрусили и бросились со всех ног наутек. Лишь оказавшись на вершине холма, откуда открывался вид на Пирей и его гавани со стоящими в них спартанскими триерами, они остановились и принялись переводить дыхание.
Тут Зофия, которая, как оказалось, и в этой ситуации не утратила своей рассудительности, спросила у подруги, видела ли та лицо этого командира гоплитов и что она о нем думает. Талия молчала, потому что ей очень хотелось признаться, что она вообще ничего не заметила, - так была напугана, - но ей не хотелось разочаровывать подругу: Зофия, которая была старше ее всего на год, но не по годам сведуща во всех житейских делах (а в некоторых вопросах ей и вовсе не было равных среди их подруг), учила ее читать по лицам. Моду на это интересное умственное занятие ввел Гиппократ, назвавший свою науку физиогномикой, - и особенно много последователей появилось у него именно в последние месяцы в осажденном городе, где каждый был охвачен ужасом перед чумой, унесшей многие годы назад десятки тысяч жизней. Люди пристально всматривались в лица прохожих, выискивая на них синие и черные пятна, шарахались при звуке кашля и даже не чурались подсматривать друг за другом во время отправления естественных надобностей, принюхиваясь и приглядываясь к запаху и цвету выделений. Слух о том, что жена Ферсандра, испражнившись черным поносом, немедленно издохла, пару недель назад парализовала афинское общество, а ночью дом Ферсандра загорелся сразу с нескольких сторон, так что спастись никому не удалось, - заодно сгорели и глиняные мастерские и примыкавшие к ним дома других ремесленников. Потом, правда, пошли разговоры, что все это происки конкурентов, - и кто-то даже пытался поджечь мастерские слепого Метрофанта и его сына, - и тем не менее, это событие незамедлительно породило у жителей города новую манию, и испражняться на виду у всех стало даже считаться дурным тоном.
Зофия не стала пытать подругу и призналась, потрепав ее по голове, что и сама ничего толком не разглядела, но этого гоплита хорошо знает, потому что он был ее клиентом, и что зовут его Зоил, и он мучается от газов. На вопрос, бил ли он ее, Зофия сказала, что нет, напротив: это он просил, чтобы она хлестала его розгами. Талия прыснула в ладошку, оглянувшись по сторонам, а они, тем временем, уже спустились с холма и вступили в Пирей по одной из узких улочек, на которой им следовало отыскать дом Менандра, чтобы осмотреть каловые выделения последнего, - таким было поручение Аристида, их покровителя, одного из лучших врачей Эллады.
Аристид, ученик и друг Гиппократа, - бывший, к тому же, его дальним родственником, поскольку его род тоже велся от Асклепия, - прибыл в Афины с Коса три года назад, когда в войне, казалось, наступил окончательный перелом: Алкивиад снова был в фаворе у народа, а афинский флот, как и прежде, контролировал Эгейское море. Спартанцы периодически устраивали набеги на Аттику, захватывая небольшие полисы и наводя страх на сельское население, которое спешно бросало насиженные места и устремлялось в Афины - под защиту крепостных стен. От этого в перенаселенном городе возникали приступы голода и вспышки всевозможных заболеваний, - так что на услуги врачевателей был большой спрос. Люди жили на улицах и на крышах домов, храмы и общественные учреждения были переполнены страждущими, а у источников и колодцев было не протолкнуться: здесь и спали, и мылись, и отправляли естественные надобности. Подружившись с Сократом и быстро сойдясь, благодаря тому, с городской элитой, Аристид открыл свою практику при храме Аполлона в Агоре и очень скоро обзавелся состоятельной клиентурой, как в Афинах, так и в Пире, куда лично ходил два раза в неделю для осмотров больных. При этом он никогда не отказывал нуждавшимся в бесплатной помощи, стараясь, правда, как можно реже бывать в местах, где такая помощь могла понадобиться. Будучи отпетым безбожником, он, тем не менее, с уважением относился к религиозным чувствам, заявляя, что религию придумали умные люди для обуздания темных масс и руководства ими. Зофию он привез с собой в качестве своей помощницы, которой вменялось присутствовать при осмотрах больных, блюсти в порядке его инструменты и записи и выполнять сотни мелких поручений, в том числе и осматривать выделения клиентов. Сама уроженка Коса, Зофия находила это занятие весьма увлекательным, поскольку с малых лет прислуживала в храме Асклепия, постигая многие премудрости искусства врачевания, - чем сильно и приятно удивила Аристида при первом же их знакомстве, - и там же, по достижении половой зрелости, прошла обряд инициации, была бита бичами и лишена девственности, оказавшись посаженной на каменного истукана с торчащим кверху фаллосом. С тех пор вся ее жизнь неизбежно сводилась к непрерывной борьбе между пытливым умом исследователя и похотливой душой развратницы, - и трудно было предположить, чем бы, в итоге, закончилась эта борьба, не встреться на ее жизненном пути Аристид, предоставивший ей полную свободу действий во всем, что не касалось разглядывания калов и мочи. Будучи человеком просвещенным, он считал бесправное положение женщин следствием неразвитости эллинского общества и утверждал, что в этих условиях женщине, для того чтобы состояться, помимо образования, необходимо достаточно мужества для полного пренебрежения к нравственным устоям. Известна была его шутка о том, что культ Деметры - богини плодородия и домашнего очага - придумали скупердяи, для того чтобы не платить женщинам за секс.
Найдя, после непродолжительных поисков, дом Менандра и убедившись в том, что клиент издох, не дождавшись освидетельствования его кала, они, на всякий случай, заглянули в ночной горшок, - который, вопреки ожиданиям, оказался пустым, из чего они тут же заключили, что Менандр мог мучиться запорами, - и, с сознанием выполненного долга, пошли в сторону гавани, желая поближе рассмотреть корабли спартанцев. Западная часть города, в которой они находились, была застроена совсем недавно, уже после Перикла, заложившего в этой части полуострова две гавани: южную - с верфями и арсеналом, и северную - окруженную пятью просторными портиками с магазинами и складами, - сосредоточенными вокруг торговой площади и хлебной биржи, - вперемешку с которыми ютились дома торговцев и менял. Здесь же, недалеко от дамбы, отделявшей залив от бассейна, в котором добывали морскую соль, находились святилище Гестии и судилище, в котором эфеты разбирали дела изгнанников, обвиненных в повторном убийстве: изгнанный не имел права выходить на землю и выслушивал приговор с лодки. Дойдя до дамбы, дальше девушки пошли по пустынному берегу, оставляя подошвами своих сандалий на мокром песке надписи "следуй за мной".