В Юдендорфе - еще одной еврейской деревушке, приютившейся на краю ущелья, по дну которого протекает один из многочисленных горных потоков, берущих воду из ледников и питающих небольшую речушку Метниц, - откуда до дома оставалось не больше двух дней пути, Моше ожидала очередная весточка от родных: накануне сюда из Филлаха прибыл их общинный врач Юдах Апотекер, пользовавший жителей многих близлежащих деревень за неимением среди них собственного лекаря. На сей раз, он был призван избавить несчастных от поноса, коим сделалась одержима едва ли не половина населения Юдендорфа, и, по возможности, установить причину их страданий, - вот почему Моше застал его за увлеченным изучением содержимого отхожих мест.
Обменявшись печальными приветствиями, - как то полагается во время траура, - Юдах быстро пересказал юноше все филлахские новости и сообщил, что дядя Менахем днем раньше отбыл с деловыми намерениями в Клаугенфурт, а Ципора осталась в Филлахе под попечительством ребе Гершома Вейля, на что Моше сразу помрачнел лицом, не проронив, однако, ни слова. Обомлев от нехорошего предчувствия, он ждал, что вот сейчас Юдах сообщит ему о намерении Гершома Вейля выдать его сестру замуж за очередного своего племянника, но словоохотливый лекарь явно ничего об этом не знал, - иначе не преминул бы сказать, - и с общинных дел легко перевел разговор на проблемы пищеварения и правильного питания, посоветовав Моше не задерживаться в этой деревушке, пораженной столь досадным недугом.
Моше и сам испытывал горячее желание поскорей покинуть сие скорбное местечко, и, осведомившись у Юдаха Апотекера о его дальнейших планах, вызвался дождаться его внизу на берегу ручья, чтобы продолжить путь вдвоем. Оказалось, что лекарь намерен далее следовать в Фризах, и Моше это вполне устроило, хоть и делало его дорогу до дома в два раза длиннее, однако в компании Юдаха Апотекера никакой путь не мог показаться утомительным, к тому же, если он хотел встретиться с дядей Менахемом в Клаугенфурте, то дорога через Фризах оказывалась даже короче.
Внизу, у ручья, было холодно и темно. Низкие облака, наползая со всех сторон, застревали между стенами ущелья и клубами сползали вниз, иногда достигая самого дна, пока внезапный порыв ветра не рассеивал их, - и тогда, на несколько мгновений, в ущелье проникал дневной свет, а Моше, опустившись на корточки и прислонившись спиной к холодному влажному валуну, обхватив руками плечи, с грустью размышлял о превратностях своей судьбы. Несмотря на близость жилья, его не оставляло какое-то тревожное чувство близкой опасности, - следствие то ли холода, то ли накопившейся усталости, - и он, будучи не в силах унять лихорадочную дрожь во всем теле, испуганно озирался по сторонам всякий раз, когда ему начинало чудиться, будто из темноты ущелья за ним пристально следят сотни пар недобрых глаз. А потом он на самом деле увидел два красных огонька, движущихся в его сторону, и, вне себя от страха, стал пятиться, вдруг позабыв все слова молитвы, пока не уперся спиной в холодную стену ущелья. Огоньки меж тем приближались, потом стали различимы шаги, а потом Моше услышал голос Юдаха Апотекера, окликнувшего его по имени.
С трудом переведя дыхание, юноша отозвался, не узнав собственного голоса, а Юдах, как ни в чем ни бывало, сообщил, что близится полдень, и если они хотят добраться до Фризаха до наступления темноты, то должны поторапливаться. Он наклонил предусмотрительно взятые в деревне факелы и протянул их продрогшему Моше, а тот приблизил к огню озябшие руки и вскоре почувствовал, как тепло разливается по всему телу, а страх отступает.
Пока юноша согревался, старый лекарь успел признаться ему, что причину поноса, изводившего жителей деревни, он установить не смог, - но готов поклясться, что это не отравление, - а потом сказал, что прописал больным пить родниковую воду из-под серых камней и отвары из коры дуба и полыни, а отхожие места велел засыпать золой, и теперь надеется, что одержимость излечится за три дня.
Шедшие несколько дней кряду дожди омыли стены ущелья и превратили обычно высыхающий в это время года ручей в бурный поток, так что друзьям приходилось идти, вплотную прижимаясь к каменной стене, чтобы не замочить ноги в студеной воде. Факелы у них в руках весело потрескивали, освещая дорогу, а вскоре и стены ущелья стали расступаться и уступами спускаться вниз, открывая выход в залитую солнцем долину. Моше улыбнулся и прикрыл глаза ладонью, жмурясь от яркого света, и в этот самый миг резкий порыв ветра донес до них запах костра. Ему даже показалось, что он увидел тонкую струйку стелющегося над землей дыма, и он сказал об этом старику, но не расслышал собственного голоса: мощный разряд грома сотряс землю и горы, а следом за этим на них со всех сторон обрушились потоки воды, сбив тщедушного Юдаха Апотекера с ног. Юноша едва успел подхватить старика и, упав на колени, прикрыл его своим телом и вжал голову в плечи, а тугие, тяжелые струи воды больно хлестали его по спине и затылку.
Столь же внезапно гроза прекратилась, оставив промокших до нитки путников удивленно разглядывать чистое, безоблачное небо над ущельем. Первым придя в себя, Юдах принялся озадаченно ощупывать свою одежду, а потом радостно сообщил другу, что ничего подобного за всю свою долгую жизнь не видал, на что Моше даже не нашел, что сказать, продолжая испуганно вращать глазами. Бурный поток стремительно проносился мимо них, осыпая с ног до головы ледяными брызгами, а открывшаяся их взорам долина вдруг окрасилась во все цвета радуги.
Мысль о тепле заставила их вспомнить про факелы, - но тех уже и след простыл, - и, не сговариваясь, они двинулись вперед, держась за руки и осторожно ступая по скользкому дну. Любые встречи в подобных местах таят в себе многие опасности, - тем более для двух беззащитных евреев, - поэтому, не полагаясь на волю случая, прежде чем покинуть негостеприимные, но дающие хоть какую-то защиту от недоброжелателей, своды ущелья, они присели за грудой камней у самого выхода и долго разглядывали лежащую перед ними равнину. Не обнаружив никаких следов человеческого присутствия, друзья стали тихонько переговариваться, убеждая друг друга в том, что запах костра им, должно быть, просто почудился, и в этот самый миг, прямо над их головами, что-то загрохотало, и тут же им под ноги посыпались камни. Не помня себя от страха, Моше схватил в охапку старика и бросился, вместе с ним, под защиту стены, а едва шум стих, потащил его прочь из каменной ловушки. Вдогонку им тотчас же снова раздался грохот, и туда, где они только что стояли, сверху полетел огромный кусок скалы.
Лишь отбежав шагов на двести, они стали переводить дыхание, держась друг за дружку, но тут увидели прямо перед собой нечто такое, от чего у любого, окажись он на их месте, застыла бы в жилах кровь: то, что издалека они приняли за камень, при ближайшем рассмотрении оказалось застывшей в неестественной позе человеческой фигурой, облаченной с ног до головы в черное одеяние, какое носят монахи-бенедиктинцы. Смерть настигла несчастного во время молитвы, или когда он раздувал огонь, стоя на коленях перед костром, - так он и остался лежать, завалившись немного на левый бок, с прижатыми к животу коленями, уткнувшись головой в кострище. Удар по затылку был такой силы, что плотная шерстяная ткань капюшона и кожа на голове лопнули, обнажив раздробленный череп.
О чем может думать еврей рядом с трупом бенедиктинского монаха, если не о кресте, на котором его вздернут вниз головой, посадив рядом бешеную собаку. Все эти дни, что он был в пути, думая об отце и постигшей его участи, Моше боялся даже представить себе, что такое может произойти с ним, и вот, кошмарный сон становился реальностью. При виде кровавого месива из костей, мозгов и волос, юноша схватился за живот и, спотыкаясь, побежал прочь от трупа, пока не наткнулся на куст орешника, на который и выблевал свой нехитрый завтрак. Между тем, старый Юдах Апотекер прочитал короткую молитву и, цокая языком, опустился перед трупом на корточки и принялся с интересом его разглядывать, - и если даже он и подумывал в этот момент о кресте, то профессиональное любопытство оказалось сильнее страха. К тому же, дожив до семидесяти лет и многое повидав, старый еврей был абсолютно уверен, что, в конце концов, каждому суждено встретить свою собаку, - будь то зверь или человек, - и важно знать врага в лицо, чтобы не оказаться в этот момент болтающимся вниз головой. Вот почему, внимательно изучив рану и заглянув под капюшон, Юдах развернулся лицом к негостеприимному ущелью, которое они только что покинули, и стал осматривать его склоны.