На протяжении многих веков орден святого Бенедикта оставался последним, если вообще не единственным местом, где обездоленные и обедневшие дворяне могли найти понимание, приют и утешение. А куда еще было податься, скажем, младшим сыновьям из многодетных дворянских семей, - лишенным, в силу рождения, права наследования родового имущества, - если ни грабежи, ни войны, ни междоусобные интриги не снискали им ни богатства, ни славы, ни влиятельных покровителей, зато лишили здоровья и обременили кучей долгов и смертельных врагов. Здесь, в стенах монастырей и аббатств, следуя уставу, они с невыразимой легкостью приобщались к телесному труду, занимались всевозможными науками и расширяли сердца любовью к Господу, а черные одежды, за которые их прозывали черными монахами, призваны были лишь подчеркивать их бедность и кротость. На протяжении нескольких столетий опустошительные междоусобные войны прокатывались из конца в конец Европы, и за этими бесконечными волнами насилия следовали бенедиктинские монахи, возводя аббатства и монастыри, - которые служили не столько оплотами веры и смирения, сколько приютами для обездоленных и изувеченных дворян.
Как любил поговаривать Ицхак Фактор, - сам многократно увеличивший свое состояние во времена Первого крестового похода и последовавшей за ним борьбы за Лотарингский титул, - церковь сделала на войнах хороший гешефт. Одной рукой благословляя доблестных рыцарей на борьбу с иноверцами, - соблазняя их при этом обещаниями богатых трофеев, - другой рукой церковь ссужала бедных, сбитых с толку дворян под залог их последнего имущества и процент с будущих грабежей. Не отстал, в этом плане, от своих соратников и Каринтийский герцог Генрих III - последний из рода Эппенштейнов, - заложив и распродав за бесценок всю Каринтию, включая Фризах, куда держали путь Моше и Юдах Апотекер и где теперь хозяйничали церковники. Практически все дворянские замки и поместья были заложены в расчете на успешный поход и захват несметных сельджукских сокровищ, однако расчет, как известно, не оправдался, и обездоленным рыцарям ничего не оставалось, кроме как пополнить ряды Бенедиктинского братства.
Арнольд Бездомный из Гурка и вовсе был одним из тех, кто отправился отвоевывать Иерусалим у турков-сельджуков задолго до того, как папа Урбан II призвал христианский мир к Крестовому походу против иноверцев. Вдохновленный подстрекательствами амьенского монаха Петра Пустынника и не видя иного выхода из беспросветной нищеты, Арнольд сколотил, по примеру последнего, собственное ополчение, насчитывавшее не менее тысячи бродяг, вместе с женами и детьми, и выступил в свой поход на полгода раньше Готфрида Бульонского с его рыцарями. На беду, население Венгрии и Болгарии, через которые пролегал путь самозваных защитников Гроба Господня, оказалось крайне неприветливым, и вся армия голодранцев Арнольда Бездомного полегла в стычках с местными крестьянами, защищавшими свои поля и скот от их разбойных нападений. Сам же Арнольд, с еще тремя уцелевшими соратниками, примкнув к войску Готфрида Бульонского, дошел таки до Иерусалима, и там, вспомнив о своих истинных целях, приятели занялись грабежами.
Однажды ночью, обнаружив какой-то подземный ход, - по другой версии, это был заброшенный колодец, - друзья решили, что смогут, подобно царю Давиду, проникнуть по нему в город, и предприняли смелую вылазку, но там, под землей, натолкнулись на нечто, от чего, по свидетельствам знавших их, сделались сами не свои, и тотчас же, побросав трофеи, отправились пешком восвояси, то и дело опускаясь на четвереньки, - и таким образом проделывали большую часть пути. Впрочем, эти трогательные детали были известны только со слов самого Арнольда Бездомного, который, похоронив троих своих спутников на чужбине, в полном одиночестве добрался до монастыря Санкт-Пауль-им-Лавантталь, что недалеко от его родного Гурка, и, получив убежище, написал поучительную книгу о своем нелегком пути к Божьим заповедям, не проронив, однако, ни слова об увиденном тогда в подземелье.
И вот, спустя четверть века, два трясущихся от страха еврея запихали труп преподобного Арнольда Бездомного в небольшую промоину, образованную в скальном грунте течением горного потока, и забросали сверху камнями, надеясь, что никто и никогда не узнает об обстоятельствах смерти этого доблестного рыцаря-монаха, - а его убийца, наверняка, находился где-нибудь поблизости и вполне мог следить за этой нехитрой церемонией сокрытия улик.