Повесть о том, как "чернобыльских" детей лечить возили, да чуть не убили.
Галифакс. Канада.
2002год.
Вместо предисловия.
В том году всем было глубоко безразлично то, что русские убивают друг друга, воюя по обе стороны армяно-азербайджанской фронта.
В том сезоне никого не взволновал взлёт "Текстильщика" из Камышина в чемпионате России по футболу.
Никто не заметил сентябрьский визит Папы Римского в Латвию.
А уж о том, что Организация Объединённых Наций приняла резолюцию номер 863, одобряющую установления мира в Мозамбике, не знали даже те, кому положено было о ней знать.
Начало осени того года бушевало не сочными красками листвы подмосковных лесов. Отнюдь.
Было в том сентябре кое-что, что приковало внимание миллионов людей живущих на всех континентах планеты.
Весь мир следил за событиями, которые разворачивались в самом сердце Москвы.
Получив карт-бланш от самого Билла Клинтона во время апрельской встречи на высшем уровне в Канаде, президент России Борис Ельцин силой разгонял Верховный Совет своей страны. Делал это он размашисто. Рубил головы всем кто был не согласен с его политическим курсом. Не щадил никого, даже своего вице-президента.
Обстановка в столице России была накалена до предела. Исторический расстрел Белого дома шестью танками Таманской дивизии был уже не за горами.
Однако, невзирая на то, что события, описанные ниже, произошли также в сентябре тысяча девятьсот девяносто третьего года, а их участники проживали в радиусе пятидесяти километров от Калининского моста, с которого герои-таманцы произвели двенадцать выстрелов по Руцкому, Хасбулатову и их товарищам, к моей истории ельцинские преступления не имеют никакого отношения.
Скука.
Экипаж "большой Тушки", а так в элитной авиационной части называли ребят, летающих на самолёте ТУ-154М, уже третий год изнывал от безделья. Заданий на полёты не было. Ранее могучая страна развалилась на удельные княжества, драматически сократив своё воздушное пространство. Для скоростного красавца, раскрашенного в цвета "Аэрофлота", и стоящего в дальнем капонире стоянки полка, это воздушное пространство было жизненно необходимо.
Ещё недавно этот экипаж мог "сгонять по-быстрому" в Ташкент, за сочными и сладкими, как мёд, узбекскими дынями для авиационных генералов. Или привезти для флотских адмиралов ароматного вина из Тбилиси. А как приятно было членам экипажа доставлять удовольствие командующему Московского военного округа, привозя из Киева его любовницу.
Ещё несколько месяцев назад пышнотелая молодая хохлушка служила под его командованием в штабе на улице Воздухофлотской. Когда же её "папочку" перевели на равнозначную должность, но поближе к раздающей корм руке, она отказалась покидать свой город на Днепре.
Командир экипажа Ту-154 очень любил летать в Киев. У него была на это особая причина.
Телесные формы украинской пассажирки могли соблазнить кого угодно. Большая грудь, среднего объёма талия, от которой почти перпендикулярно раздавались широкие бёдра, великолепно сочетаясь с длинными, холёными ногами. Круглое, всегда улыбающееся лицо, с озорными карими глазами, обрамлённое густыми чёрными волосами, манили в её объятия любого мужчину. Что говорить о пятидесятидвухлетнем генерал-полковнике сухопутных войск, когда тридцатилетние майоры ради того, что бы прильнуть к этому телу готовы были рискнуть своей карьерой.
Однажды, возвращаясь из Москвы в Киев, Оксана в гордом одиночестве сидела в широком кресле салона люкс в передней части "Тушки". Она лениво рассматривала подарки, полученные за свое старание, и маленькими глотками пила коньяк. Вдруг ей стало невыносимо гадко на душе. Девушка швырнула коробку с супермодными итальянскими сапогами через весь салон, порывисто встала из кресла, оперлась руками на стол, стоящий перед ней, и с любопытством принялась разглядывать карту, покрывающую всю его поверхность. Её наманикюренные ногти нервно барабанили по плексигласу, предохраняющему карту от повреждений. Немного подумав, Оксана направилась в кабину к пилотам. Требовательно постучавшись в бронированную дверь, и не дождавшись приглашения, она повернула дверную ручку и, войдя внутрь, оказалась в прохладном полумраке кабины. На ее появление отреагировал только бортовой инженер. Он оторвал взгляд от приборов, контролирующих работу двигателей, сдвинул с одного уха наушники, повернулся к ней и, улыбаясь, спросил:
--
Что, Оксана, скучно?
--
А ты откуда знаешь, как меня зовут?
- Я список пассажиров видел перед полётом. Не сложно было запомнить имя одной девушки, летящей среди ста пятидесяти пустых мест.
--
Где мы находимся сейчас? - спросила Оксана.
--
Спроси у штурмана, он тебе точное место на карте покажет.
--
А кто у вас штурман?
Василий Зимин легко хлопнул по плечу капитана Рябова, сидевшего между двумя лётчиками и, нажав ногой педаль переговорного устройства, сказал:
--
Женя, покажи даме, где мы летим.
Штурман экипажа повернулся в пол-оборота, взглянул на Оксану и ответил бортовому инженеру:
- Я бы с удовольствием ей показал не только место на карте, но и кое-что ещё, но, к сожалению, мне некогда.
Затем отодвинул микрофон и сказал девушке:
- Попроси командира, ему всё равно делать сейчас нечего.
Он кивнул головой, в сторону сидевшего слева от него Кузнецова и повернулся к Оксане спиной. Согнувшись пополам, штурман прилип лицом к резиновому тубусу бортового локатора, имевшего романтическое название - "Гроза-154М".
Ещё пару дней назад Оксана обиделась бы на такое к себе отношение. Вне всякого сомнения она посторалась бы отплатить членам экипажа за такое невнимание к своей персоне, но в тот день девушке было так муторно на душе, что она решила не усугублять своё моральное состояние. Чувство гадливости, зародившееся в её душе после вчерашнего вечера не проходило. Она понимала, что стереть из памяти обиду на генерала она не сможет, а вот зашриховать её свежими впечатлениями - вполне. Оценив внешний вид Кузнецова, она с удовольствием отметила про себя, что не стоит откладывать сладкую месть в долгий ящик. "Поквитаемся сегодня же" - сказала она себе и встала за спиной командира корабля.
Сан Саныч сильно удивился когда почувствовал мягкие женские ладони на своих плечах. Слегка отпрянув назад, он повернул в полоборота голову и его глаза расширились, а брови поползли вверх.
"Ни хрена себе" - легко читалось на его изумлённом лице.
Указательным пальчиком Оксана слегка прикоснулась к щеке майора и лёгким нажимом повернула его в сторону приборной доски пилотов. Сан Саныч успел прочитать по её губам фразу "Вперёд смотри", отвернулся от девушки и расслабился в своём пилотском кресле.
Когда пассажирка с лёгким нажимом свела свои ладони ближе к позвоночнику и принялась массировать мышцы шеи лётчика через мягкую ткань комбинезона, по телу Кузнецова пробежала дрожь. Временами пальцы Оксаны устремлялись в коротко подстриженные волосы майора, густо растущие на затылке.
"Давненько с мной никто не был так ласков", - подумал Сан Саныч, отложил иллюстрированный спортивный журнал на левую приборную панель, расстегнул широкий ремень безопасности и сказал правому лётчику:
- Я выйду ненадолго, а ты через семь минут не забудь доложить пролёт Брянска. Понял?
Старший лейтенант Афиногенов в ответ на указания командира кивнул головой и мечтательно улыбнулся.
Кузнецов откатил своё кресло назад, взял Оксану за кисть руки и вышел из пилотской кабины.
Штурман проводил его глазами, повернулся к правому лётчику и сказал:
- Ты улыбочку-то с физиономии сотри. Рановато завидовать. Ещё неизвестно, чем это может для них закончиться.
- Я думаю, что закончится это для них удовольствием. Причём обоюдным, - ответил Афиногенов, расстегнул свой ремень безопасности и, потянув рычаг стопора пилотского кресла, начал медленно отодвигать его назад.
- Ты куда собрался? - удивлённо спросил его штурман. - Никак к майору присоединиться хочешь?
- Совсем сдурел правак, - сказал бортовой инженер по внутренней связи. - На груповуху потянуло.
- Я только в дверной глазок посмотрю, - виноватым голосом ответил старший лейтенант, снял с головы наушники и повесил их на рог штурвала.
- Ну, точно, извращенец, - прокомментировал штурман его действия и снова склонился к экрану бортового локатора.
Алексей Афиногенов был высоким худым парнем со следами выдавленных прыщей на лице. Он был холост, не имел мощной поддержки среди руководящего состава военно-воздушных сил страны, и многим было совсем не понятно, как он вообще попал в привилегированную воинскую часть, расположенную в сорока километрах на восток от кольцевой московской автострады.
Лёша прильнул к двери кабины, зажмурил один глаз и с интересом стал наблюдать за тем, как развиваются события в салоне самолёта.
- Так что ты хотела, Ксюша? - бархатным голосом спросил Кузнецов пассажирку, когда они оказались возле стола с полётной картой.
- Я хотела узнать, где мы летим.
- Подходим к Брянску, это приблизительно половина пути до Киева, - ответил Сан Саныч.
- А почему меня никто не развлекает?
- Ксюша, да ведь весь полёт занимает всего сорок минут. Мы пять минут назад эшелон набрали, - Кузнецов для наглядности показал рукой как самолёт переходит из набора высоты в горизонтальный полёт. - Через двадцать минут уже снижаться будем.
- Значит, у нас есть целых двадцать минут? - мечтательно сказала Оксана, с нескрываемым любопытством посмотрела Кузнецову прямо в глаза, облизнула своим розовым влажным язычком пухлые губы и принялась медленно расстёгивать блузку.
Майор оглянулся на дверь кабины, она была закрыта. О том, что за ней скрывается его правый лётчик, он не подозревал. Затем Кузнецов проверил, закрыта ли на замок дверь в пассажирский салон и повернулся к девушке. Оксана, закончив с блузкой, убрала обе руки за спину, свела лопатки вместе, отчего её большая грудь показалась Сан Санычу просто огромной, и расстегнула замок бюстгальтера. Лоб Кузнецова вспотел. Увидев обнаженную грудь Оксаны, он сдался. Желание обладания этим телом, боровшееся с осторожностью, окончательно победило, и последние сомнения позорно бежали с поля боя. Одним движением руки он расстегнул молнию куртки и лихорадочно принялся расстегивать брюки. Девушка развернула свою юбку задом наперёд и медленно потянула замочек змейки вниз. Она наслаждалась предвкушением близости, а Кузнецов торопился поскорее овладеть ею. Он всё ещё не верил в такую удачу и опасался, что Оксана передумает, и всё это окажется жестокой шуткой.
Но девушка шутить и не думала, ей было вполне достаточно того, как поиграл с ней вчера генерал. Она никак не ожидала, что человек, которому она была почти верна последние четыре года, разделит её со своими генералами-сослуживцами в парной русской бани, пристроенной солдатами к трёхэтажной даче командующего. Ноги её не будет в этой Москве, решила она. И никакие подарки или утренние извинения старого хрыча не смоют из её души ту обиду, которую она вчера проглотила, вместе с чем-то там ещё. Пусть лучше молодые офицеры пользуются. Назло ему. Всем назло.
Девушка не подозревала о том, что никому и ничего назло она сделать не может. Ей было невдомёк, что её "старый хрыч", получив повышение и переехав в Москву, стал пользоваться услугами целого десятка таких же Оксан, Марин, Кать и Свет. Командующего округом теперь уже не волновали взаимоотношения со своей бывшей любовницей.
Стоящий за дверью пилотской кабины Афиногенов, затаил дыхание и опустил правую руку в карман. Бортинженер увидел это, легонько толкнул штурмана пальцами в плечо и кивком головы показал на правого лётчика. Женя оглянулся назад, сказал по внутренней связи бортинженеру то, что он об этом думает, а затем, связавшись с наземной службой управления воздушным движением, доложил пролёт Брянска.
Оксана стояла на диване широко расставив согнутые в коленях ноги. Спина её была глубоко прогнута, а руки упирались ладонями в борт самолёта по обе стороны от иллюминатора. Голова её свесилась между локтей и вскидывалась при каждом движении Кузнецова. Растрёпанные волосы торчали в разные стороны, капля пота из подмышечной впадины скатилась по её левой груди и повисла на остром соске.
"Эх, слизнуть бы", - мечтал Афиногенов, суетясь сам с собой за бронированной дверью.
Самолёт, повинуясь командам, вводимым в автопилот штурманом, опустил нос и приступил к снижению. Бортинженер уменьшил обороты двигателей, окинул взглядом три десятка приборов, не нашёл в работе силовых установок ничего подозрительного и продолжил наблюдение за правым лётчиком. Обессиленный Афиногенов стоял у двери кабины в блаженстве закрыв глаза. Плечи старшего лейтенанта перодически судорожно вздрагивали, а доблестный майор, почувствовав, что приступивший к снижению самолёт уходит из-под его ног, ещё крепче сжал ладонями талию Оксаны и резко увеличил темп. Голова девушки больше не вздрагивала. Оксана упёрлась лбом в иллюминатор, и если бы её глаза в тот момент были открыты, то она обязательно бы увидела проплывающий под крылом крохотный украинский городок с чарующим названием Нежин.
Афиногенов сел на своё рабочее место за минуту до того, как в кабину вернулся командир. Штурман посмотрел на уставшие лица обоих пилотов и с язвительной усмешкой сказал:
- Молодцы лётчики, хорошо поработали.
Командир не понял почему "хорошо поработавшими" считаются оба лётчика и в недоумении пожал плечами, а Лёшино лицо залилось краской. Хотя в полумраке кабины этого никто не заметил.
После этого полёта, несмотря на слово, данное самой себе, Оксана ещё много раз летала в Москву, но теперь дорога в оба конца занимала её гораздо больше, чем само пребывание в первопрестольной.
Да-а, были денёчки. Скучными их назвать было нельзя. Жаль, что прошли.
В тот день, когда началась эта история, штурман экипажа лежал в самолёте на велюровом диване генеральского салона, в котором наш доблестный экипаж расслаблялся до, после, а иногда и во время полётов. Он лежал и думал о том, что он большой, рыжий и никому не нужный. Всю вчерашнюю ночь он выслушивал от жены, вполне им заслуженные, упрёки. Так сказал бы сам Рябов. Однако, на самом деле прошлой ночью в семье штурмана разразился грандиозный семейный скандал со всеми его обязательными атрибутами. С криками и со слезами, с истерикой и с битьём посуды. И его устрила женщина, с которой Женя Рябов прожил в законном браке больше десяти лет. В финальной части домашнего "разбора полётов" верная супруга пообещала забрать их восьмилетнюю дочку и на время переехать к матери.
- На время, - заявила она и после паузы добавила. - А там посмотрим. Может быть и навсегда.
Поводом для этого скандала послужил неожиданный визит в их квартиру двух незваных гостей. Когда вечером предыдущего дня зазвонил дверной звонок и Женя на пороге увидел заместителя командира по воспитательной работе и оперуполномоченного КГБ по его воинской части, сердце Рябова неприятно заныло.
"Не к добру такие гости на ночь глядя", - подумал он. Однако, невзирая на испуг, он взял себя в руки и постарался отогнать от себя дурное предчувствие. Ведь контрразведчик был его однокурсником по Ворошиловоградскому высшему военному училищу штурманов и хоть друзьями они во время учебы не были, особых неприятностей от бывшего сокурсника Женя не ожидал.
А зря. Ведь первый "звонок" для штурмана прозвенел ещё несколько месяцев назад.
Случилось это в пустынном коридоре штаба полка. В тот день на своём пути из секретной библиотеки в класс подготовки к полётам Женя встретил недавно приехавшего из Новосибирска Геннадия Крюкова.
Капитан Крюков имел незапоминающуюся внешность, лишь слегка бросались в глаза его длинные руки, но возможно такое впечатление создавалось только потому, что он имел узкие плечи. Короткие черные волосы всегда стояли торчком на его голове, это придавало его лицу некоторую задорность, но в глубоких глазных впадинах сидели два колючих буравчика, которые сразу сгоняли улыбку с лица любого встречного. Несколько лет назад, когда едва получив лейтенантские погоны выпускники училища имени Пролетариата Донбасса обнялись и на годы расстались, эти глаза можно было назвать "бегающими". Крюков не мог сконцентрировать взгляд на одном предмете и постоянно скользил зрачками. Вероятно, это происходило оттого, что в его кармане всегда лежала записная книжка, в которой, кроме дат рождения всех своих знакомых курсантов и офицеров, были занесены имена их любовниц и наиболее красочные интимные истории, неосторожно рассказанные самими участниками. За время прошедшее после выпуска из военного училища Крюков успел сменить три места своей военной службы. Он полетал штурманом тяжелого транспортного самолёта Ил-76 в Запорожской дивизии, и решил, что быть равным среди равных, не для него. Недолго думая, чем ему стоит заняться взамен лётной работы, он принял мудрое решение поступить на двухгодичные курсы по подготовке военных контрразведчиков. После успешного их окончания он получил распределение в Подмосковье.
Так два бывших однокурсника встретились в одном полку.
Внешне Крюков почти не изменился. Лишь глаза его перестали суетливо бегать из стороны в сторону. Взгляд Геннадия был твёрд и Рябов явственно почувствовал в нём уверенность и властность. "Во как должность людей меняет" - подумал Женя и тут же был остановлен вопросом.
- Как живёшь? - с улыбкой спросил Крюков Рябова, когда тот, сухо поздоровавшись, посторонился, уступая дорогу сотруднику особого отдела в узком коридоре штаба полка.
- Регулярно и с удовольствием, - дежурной шуткой ответил штурман.
- То, что "живёшь" регулярно я не сомневаюсь. И даже знаю, где и с кем ты получаешь это "удовольствие", - продолжая улыбаться, ответил Крюков и пристально посмотрел Жене в глаза.
Если бы Рябов не имел за собой грехов, он, вероятнее всего, послал бы подальше этого знатока, но адюльтер был частью жизни Рябова и от пронизывающего взгляда КГБешника противный холодок страха пробежал по его спине. С той встречи прошло несколько месяцев. Рябов постепенно успокоился и, потеряв бдительность, возобновил свои тайные встречи с медицинской сестрой окружного госпиталя имени Бурденко.
И вот тебя - на. Два "лучших" друга любого военнослужащего посетили его.
"Хорошо ещё хоть жена оказалась умнее посетителей" - думал Женя. У него были все основания так хорошо думать о супруге, ведь когда "гости" принялись вываливать на неё весь имеющийся у них компромат, она невозмутимо встала на защиту мужа. Ну, может быть, была немного бледнее, чем обычно.
На заявление замполита о супружеских изменах Евгения, Вера Рябова заявила, что она в это не верит потому, что этого не может быть. Когда же контрразведчик Крюков достал свою записную книжку и стал зачитывать даты появления штурмана Рябова в ресторанах с рыжеволосой молодой женщиной, Вера заявила, что это была она и, что у неё есть рыжий парик.
- Ну, и что? - спросила Вера в ответ на удивлённый взгляд Крюкова. - Я всегда надеваю его, когда не успеваю после работы сделать прическу.
Не получив признательных показаний от штурмана и не раздув в своём присутствии пожар семейного скандала, гости не прощаясь ушли.
- И чего мы добились своим походом? - разочарованно спросил политработник особиста, когда они вышли из подъезда дома, в котором жили Рябовы.
- Кто же знал, что у этой стервы окажется такая выдержка. Нам на занятиях по психологии преподавали, что ни одна женщина не выдержит прямого обвинения мужа в супружеской измене. Если бы мы её сегодня раскололи, то завтра Рябова можно было бы снимать с лётной работы за аморальное поведение.
- Эта тема устарела, - с сожалением сказал подполковник.
- В авиационной части, посылающей свои экипажи в заграничные командировки, она не устареет никогда, - ответил ему капитан Крюков.
Едва за ночными гостями закрылась дверь, Женю подвергли жестокой моральной экзекуции.
Будучи верным, своему флегматичному характеру, он не стал сильно переживать из-за ссоры с женой. После утреннего построения полка штурман пришёл на самолёт, снял ботинки и лёг на диван. Не зубоскалить же ему было с правым лётчиком, играющим с механиком в нарды. Афиногенов, как обычно, рассказывал прапорщику пошлые анекдоты, но Рябову в тот день было не до шуток. Через несколько минут Женя уснул, а носки его источали тот непередаваемый аромат, присущий только военной обуви.
Правый летчик Афиногенов был виртуозом настольных игр. Так бросать кубики, как это делал он, в воинской части не мог никто. Этой хитрой премудрости Лёша научился пять лет назад у таджика-каптёрщика в Балашовском авиационном училище лётчиков. Он провёл с ним три месяца вынужденного безделия, ожидая решения своей судьбы. Причиной этому послужила его грубая ошибка в пилотировании самолёта Ан-26. Во время выполнения упражнения по тренировочной остановке двигателя в полете, курсант Афиногенов зафлюгировал правый двигатель. Лопасти винта развернулись на восемьдесят три градуса. Сидящий на месте правого летчика инструктор подтвердил остановку двигателя. Дальнейшие Лешины действия были почти автоматическими. Последовательность их он знал наизусть. "Убрать РУД. Закрыть "стоп-кран". Закрыть "пожарный кран". Все это Леша сделал быстро. Одним движением он перевел Рукоятку Управления Двигателем в положение "Стоп" и тут же опустил вниз два переключателя на центральной приборной панели. Каково же было его удивление, когда он услышал звук останавливающегося левого двигателя. Леша посмотрел на него в боковую форточку и понял, что он зафлюгировал красной кнопкой правый движок, а действия по предотвращению пожара выполнил на левом. Получилось, что перекрыв "пожарным краном" подачу топлива к левому двигателю курсант его тоже остановил. Таким образом, экипаж остался без обоих двигателей на высоте шесть тысяч метров в сорока километрах от Балашова. К такой ошибке курсанта, инструктор был готов. Он сумел запустить оба двигателя. Потеря высоты самолётом составила всего пару тысяч метров, но важнее было то, что руководство училища потеряло доверие к Афиногенову. Сначала Лёше высказал всё, что о нём думает инструктор, а потом вся цепочка командования вплоть до начальника училища. После этого случая в Лешином личном деле появилась запись:
"Использовать только вторым пилотом".
А это означало, что о продвижении по службе молодой человек мог даже не задумываться.
Бортинженер, положив ноги на стол с картой, удобно развалился в широком кресле, сделанном под заказ для толстозадого генералитета. Он читал книгу и иногда поглядывал в иллюминатор, чтобы не пропустить неожиданное приближение к самолёту инженера полка. Ведь тот всегда мог найти занятие для технического персонала. Находил даже тогда, когда, кажется, всё уже было сделано. Чтение не доставляло особого удовольствия Василию. Из его головы не выходил последний разговор с главным инженером Внуковского авиационного отряда. Одному Богу было известно, сколько водки и спирта отвез Василий в аэропорт Внуково. Уже казалось, что он напоил всех, кого было надо и не надо, а всё равно ему отказали в приеме на работу. На равнозначную должность, бортового инженера Ту-154, в "Аэрофлот" его не брали.
- Наземным техником пойдёшь? - спросил главный инженер. - Возьму хоть завтра, а летать бортовым инженером без высшего образования не возьму. У нас в гражданской авиации требования к специалистам выше, чем у вас военных.
- Это почему? - повысив голос, спросил Василий, поняв, что этот разговор окончательный, что изменить мнение главного инженера авиаотряда не удастся и, что последнее время его водили за нос, вытягивая из него взятки.
- Потому, что мы людей возим, а вы баранов, - довольный своей шуткой расхохотался "аэрофлотовский" инженер.
"Ну что же, значит, буду просиживать штаны в армии. Раз поленился поступать в инженерное училище, то буду возить "баранов", - подумал Зимин и перевернул очередную страницу книги.
Как ни всматривался в пустынную даль стоянки Василий, а всё же прозевал появление на самолётной стремянке радиста. Тот исчез из поля видимости членов экипажа сразу же после утреннего построения и перед обедом вернулся на самолёт.
Крепче этого парня не было во всём полку. Лет десять назад он работал каменщиком на стройках Нечерноземья. Хватку он имел железную. Своими манерами был похож на удава. Иногда поздоровавшись с Афиногеновым, он с улыбкой смотрел в Лёшины глаза, когда тот безуспешно пытался высвободить свою кисть из тисков кисти Погодина.
Среди женщин Подмосковья Николай имел очень хорошую репутацию.
Правый лётчик Лёша очень завидовал амурным победам Погодина и однажды решился попросить радиста поделиться жизненным опытом.
- Как тебе удаётся так быстро их уговаривать, - спросил как-то Николая Афиногенов.
- Очень просто, - ответил с улыбкой радист. - Я левой рукой сжимаю руки женщины, правой держу обе её лодыжки, а большим пальцем ноги снимаю с неё трусы. После такой процедуры все мои красавицы испытывали ко мне чувство глубокого уважения.
Леша тогда так и не понял - пошутил Погодин или говорил всерьёз.
- Ну, и где ты был? - спросил его Афиногенов, когда прапорщик переступил порог уютного генеральского салона.
--
Гулять ходил, - в рифму Лёшиному вопросу ответил Погодин.
--
Удачно? - не отрываясь от книги, спросил Зимин.
--
Чуть не сгорел, - ответил радист.
- Да ну-у? - протянул Афиногенов. - Давай колись на свою детективную историю.
- Никакой истории не было. Просто когда выходил из подъезда столкнулся носом к носу с мужем моей новой подружки, Если бы остался у неё ещё на пять минут, то точно бы влип.
- Это всё от безделья, - сказал проснувшийся штурман. - Раньше мы всегда находили приключения подальше от дома, а теперь вот радист чуть не сгорел. Считай в соседнем подъезде. Пора куда нибудь лететь, а то мы так друг с другом спать начнём.
--
Командир идёт, - сказал Зимин, глядя в иллюминатор.
В самолёт поднимался майор Кузнецов. Высокий, тридцатидвухлетний офицер, имел жену, двух дочерей, машину "Жигули" первой модели и любовницу, которая была на шесть лет старше Кузнецова и на двадцать лет старше его машины. Майор был не очень притязателен, поэтому эксплуатационные качества двух последних спутников жизни его вполне устраивали. Гораздо хуже обстояло дело со стареньким диваном в гараже у Кузнецова. Под майором и его боевой подругой диван издавал шум, более громкий, чем чихающая при запуске "копейка". Хотя, если честно признаться, иногда и верная любовница детонировала довольно громко, и чаще всего "в конце пробега".
Особая пикантность жизненной ситуации заключалась в том, что жена и любовница работали в одной бухгалтерии и считались подружками. Майор отличался именно тем, что любил острые ощущения. Иногда риск был оправдан, и приключения удавались, а порой случалось и наоборот.
Примером неудачных авантюр Кузнецова могла служить пощёчина, полученная им от жены несколько дней назад.
Прогуливаясь в воскресенье в парке имени автора "Песни о Буревестнике" и выпив несколько бокалов пива, предлагаемых тут и там бойкими продавщицами, супружеская чета Кузнецовых остановились в очереди у уличного туалета. Мужская половина населения справляла естественную нужду намного быстрее, чем слабый пол, и поэтому очередь в "М" текла как быстрый ручеёк. Освободившись от переработанного почками "Жигулёвского" и выйдя на свежий воздух, Сан Саныч не увидел в колонне москвичек свою жену.
"Ясно, - подумал он. - Уже внутри".
Он медленно побрёл вдоль колонны женщин в самый хвост очереди. Дойдя до конца и убедившись, что Марины на улице действительно нет, Кузнецов остановился возле двух молоденьких девушек, и сказал:
- Девчушки, идите, пописайте в мужскую половину туалета, я подежурю у двери, что бы вас там никто не побеспокоил.
Девушки прыснули от смеха, а Кузнецов в ожидании появления Марины медленно повернулся к входу общественного заведения лицом и незамедлительно получил звонкую пощёчину. Супруга вышла из туалета на минуту позже его, и шла за ним вдоль всей очереди, желая посмотреть, как Сан Саныч поведёт себя при отсутствии жёсткого контроля с её стороны. Этот лёгкий тест Кузнецов с треском провалил.
"Да-а, дела, - подумал Сан Саныч. - Когда регулярно летал по всему Союзу, то законная супруга чуть ли не с цветами встречала из командировок, а теперь вот из-за глупой шутки по морде бьёт. Эх, прав был Зимин когда говорил, что если у вас возникли проблемы с женой - надо кончать с подругами." - Улыбнулся пошлости услышанной им недавно от бортинжинера и перестал переживать по поводу размолвки с женой. "Пора куда-нибудь лететь".
Подготовка.
- Так, мужики, прекратили балбесничать, есть интересное задание, - сказал командир, усевшись на место вставшего с кресла механика.
Зимин убрал ноги со стола, а Афиногенов сложил нарды. Женя Рябов медленно сел на диване, потянулся, надел форменные ботинки и спросил:
--
Куда на этот раз нас посылает Родина-мать?
- На этот раз нас посылает не мама, а Папа, и не простой, а Римский, - интригуя своих подчинённых, ответил командир.
--
Значит, за границу, - сделал умозаключение штурман.
--
Не томи, Сан Саныч. Рассказывай куда, когда и насколько? - спросил Афиногенов.
--
Эх, молодо-зелено, - протянул Зимин. - Главный вопрос не на сколько? А за сколько?
Он потёр при этом большим пальцем правой руки об указательный палец.
- Все вопросы главные, - примирил их Кузнецов. - Летим через неделю. В столице сопредельного, независимого государства забираем сто сорок детей и пятнадцать взрослых и отвозим их в итальянский город Болонья. И так четыре раза туда и обратно, а через месяц забираем их назад. За всё это каждый член экипажа получит по сто долларов за каждый рейс.
- Что это за дети такие специфические? - спросил радист.
- Это дети, родившиеся после чернобыльской катастрофы в районе выпадения радиоактивных осадков или жившие недалеко от станции в конце апреля 1986 года,- сказал Сан Саныч.
- Короче говоря, больные детишки. Могут быть даже уроды или мутанты, если я правильно понял, - сказал штурман.
- Думаю, до этого не дойдёт, - ответил командир. - А теперь, если задача ясна, то приступайте к подготовке.
- Погоди, командир, у меня есть пара вопросов, - сказал бортинженер. - Почему именно нас посылают в Италию? За что нам такое счастье подвалило?
- Гражданская авиация от этой благородной миссии отказалась потому, что пассажирская загрузка обеспечивается только в одну сторону. Обратно будем лететь пустыми. Соответственно и оплата за использование самолёта будет половинная. И хоть топливо Ватиканом будет оплачено в оба конца, "Аэрофлоту" этого мало, они на полном хозяйственном расчете, поэтому им прибыль подавай. Наши начальники, услышав об условиях оплаты членам экипажа, тут же согласились изображать из себя благородных дядей и дали согласие нунцию на обеспечение этих перевозок. Вот увидите, штабистов на нашем борту в этих полётах будет не меньше, чем больных детей.
- Сан Саныч, - подал голос, обычно помалкивающий механик, - кто такой нунций?
- Нунций, Коля, - сказал командир, - это дипломатический представитель Ватикана, или проще сказать посол Папы Римского в какой-либо стране. В данном случае в России.
Бортинженер Василий Зимин так и не удовлетворился ответом командира о причинах такого везения и, дождавшись, когда Сан Саныч растолкует прапорщику, кто такой нунций, задал уточняющий вопрос:
- Командир, я так и не понял, почему летит именно ТУ-154, да ещё российский, если обслуживать придется теперь уже чужих нам детей? Что-то тут не так.
- Ни одно из сопредельных нам государств не имеет в своём распоряжении пассажирских самолётов такого класса, которые принадлежат военным. Поэтому выбор пал на Россию. А если тебя интересует вопрос о типе самолёта, то мне в штабе разъяснили так: топливо в России в несколько раз дешевле, чем в Италии. Заправляться будем дома, так, чтобы хватило в оба конца, а дальше всё просто, у Ту-134-го на полёт туда и обратно топлива не хватает, а Ил-62 слишком тяжел для короткой полосы аэропорта Болонья.
--
Сколько там метров? - спросил штурман Рябов.
--
Две тысячи двести длина и сорок ширина, - ответил Кузнецов.
- Согласно инструкции по эксплуатации самолёта нашего самолета, нам необходимо как минимум на триста метров больше, - сказал Рябов.
- Я знаю, но это на случай аварийной обстановки, а так нам для торможения и полутора километров с головой хватит, - ответил командир и, желая подвести итог этой встречи вопросов и ответов, сказал:
--
Ещё вопросы есть?
--
Есть, - сказал правый летчик, обрадовавшись возможности вставить слово.
--
Давай уж и ты, горе моё, - с улыбкой сказал Сан Саныч.
--
Кто полетит бортовым переводчиком? - спросил Афиногенов.
--
Твой друг Николаенко, - ответил майор.
Кузнецов, Зимин и Афиногенов отправились в штаб эскадрильи и растворились там в лабиринте коридоров и кабинетов.
Лёша первым делом нашёл в классе бортовых переводчиков своего приятеля лейтенанта Николаенко и поделился с ним радостной новостью о предстоящем им совместном полёте. Молодой лейтенант, услышав это, оживился и предложил Алексею подготовиться к полёту "как следует".
- Ясное дело, нужно готовиться. Полёт-то нешуточный. Над пятью государствами пройдём, шесть границ пересекать будем.
- Ну, ты и дурень, Лёха. "Пять государств, шесть границ", - передразнил его молодой лейтенант. - Думать надо, что повезём с собой для продажи итальянцам.
- Контрабанду, что ли? - полушепотом спросил Афиногенов переводчика. Тот был на два года моложе Алексея, но гораздо опытнее в делах пересечения государственных границ.
- Нет, ты явно больной на голову. Ну, разве можно говорить о каком-нибудь десятке наручных часов Московского часового завода "Слава", как о контрабанде? Так, мелкий пустяк.
- А какая же прибыль с мелкого пустяка? Есть ли смысл возиться? - спросил Лёха своего приятеля.
- Суди сам. Купил их в Москве по пятнадцать рублей за штуку, а продал "макаронникам" по двадцать долларов. Потратил сто пятьдесят рублей, получил двести баксов. Обменял их у валютчика перед "Берёзкой" на Сиреневом бульваре в Москве по восемь рублей за доллар и получил тысячу шестьсот рябчиков. Полторы штуки деревянных одной только прибыли.
- А если попадёмся на границе? - засомневался правый лётчик.
- Я десять часов в карманы рассую. Таможенники по карманам шарить не будут, - попытался развеять сомнения лётчика знаток английского языка.
- Нет, - сказал Алексей, - я придумаю что-нибудь другое.
Пять дней подготовки к международному полёту правый лётчик провёл в глубоких раздумьях над вопросом: "Чего бы такого итальянцам продать?" Его отупение доходило даже до того, что однажды на вопрос командира корабля о посадочном курсе в аэропорту Болонья, Алексей ответил датой своего рождения. Кузнецов в ответ на это сказал штурману:
- По-моему ему пора жениться. А то он всё время думает чёрт знает о чём.
Но на этот раз Лёха думал не о женщинах. Бизнес, вот что занимало, пустую голову старлея. И когда до вылета остался один день, он придумал: "Водка, вот чего не хватает итальянцам. Я загружу целый портфель водки и продам её в Италии. А если "сгорю" на границе, то скажу, что мы всем экипажем собирались праздновать этот заграничный полёт. Ведь от Парижа до Находки с водкой лучше, чем без водки."
Вздохнув с облегчением, Алексей доложил командиру, что он к полёту готов.
Киев. Военная стоянка аэропорта Борисполь.
В восемь часов утра самолёт военно-воздушных сил России Ту-154М зарулил на военную стоянку международного аэропорта столицы бывшей союзной республики. Братья по крови немедленно выставили вооруженного часового у трапа и настоятельно порекомендовали всем присутствующим на борту "Тушки" без особой необходимости на улицу не выходить. Члены экипажа и группа офицеров вышестоящего штаба остались в самолёте. Только Вася Зимин, спустился по трапу. Пограничник вышел из-под крыла и остановил Василия.
- Вернитесь в самолёт. Граница для вас ещё не открыта, - скорее попросил, чем потребовал рядовой.
- Я бортовой инженер, - сказал Зимин, предъявил своё аэрофлотовское служебное удостоверение и объяснил часовому, что бортинженер обязан осматривать самолёт после приземления.
Съежившийся от холода солдат безразлично пожал плечами и опять спрятался от моросящего дождя под крылом.
Через час после посадки самолёта на борт авиалайнера поднялись украинские пограничники. Во главе их был старший лейтенант с Золотой Звездой героя Советского Союза на груди. Он попросил всех офицеров и прапорщиков предъявить документы. Собрав заграничные паспорта россиян, старший лейтенант сел за стол и положил документы на плексиглас. Если бы он знал о том, что ещё совсем недавно на нём восседал прекрасный голый зад Оксаны, он наверняка бросил бы свои пограничные войска и перевёлся в транспортную авиацию. Но об Оксане и её прелестях он не знал и потому строго выполнял свои служебные обязаности, методично сверяя документы удостоверяющие личность каждого члена экипажа с листом полётного задания. Когда он дошёл до паспорта генерал-майора авиации Артёмова, глаза его медленно поползли вверх.
- Товарищ генерал-майор, извините, но я не могу Вас пропустить через границу.
- Как это не можешь? - возмутился Артёмов, - Меня наша пограничная служба выпустила без возражений, а ты не можешь? Да на каком основании ты, украинский пограничник, делаешь такое заявление? - начал закипать генерал.
- На основании того, что Вас нет в списке лётного экипажа, как нет здесь и полковников Максимова и Прокофьева, а также подполковника Терёхина, - взяв себя в руки, спокойным голосом объяснил пограничник. - Все вы не занесены в полётный лист и не являетесь членами экипажа, а это значит, что вам нужна отдельная виза в Италию. А так, как её у вас нет, то вы останетесь в нашем городе до возвращения экипажа из заграничного полёта. И ещё, довожу до Вашего сведения, что в связи с организационным переустройством пограничной службы всего постсоветского пространства, до последующих указаний, на нас, пограничников Украины, возложена ответственность за окончательное решение о пропуске через границу бывшего СССР.
Генерал взял в руки полётный лист, посмотрел на майора Кузнецова и спросил:
- Александр, почему меня нет в списке лётного экипажа?
- А кем я Вас мог туда записать, товарищ генерал? - начал оправдываться Сан Саныч. - Посмотрите сами. Здесь, напротив каждой должности стоит фамилия члена экипажа. Всё расписано: командир, второй пилот, бортинженер, штурман, радист, переводчик, механик. Плюс для каждой лётной должности по одному проверяющему офицеру из штаба авиации, в звании не ниже полковника. Все проверяющие старшие офицеры записаны стюардами. О том, что с нами полетит ещё и Ваша группа, я узнал буквально за полчаса до вылета из Москвы.
- Хорошо. Это твой почерк? - спросил Кузнецова заместитель командующего ВВС по политико-воспитательной работе.