Назойливый лучик солнца медленно полз по подушке. Женя открыла глаза и посмотрела на будильник. Шесть двадцать. Она сладко потянулась и откинула одеяло. Легкая прозрачная шторка беззаботно колыхалась возле открытого балкона. С улицы веяло прохладой. Где-то вдали шумел океан. Самый настоящий необъятный океан.
Женя вышла на балкон и зажмурилась от слепящего утреннего солнца. Шесть двадцать, а она так легко проснулась. Никакой вялости, сонливости и утренней жажды убивать, пока не выпьешь первую кружку кофе. Да, все-таки жизнь в загазованном среднестатистическом сером городе и на берегу океана - несоизмеримые понятия.
Женщина подставила загорелое лицо по-утреннему мягкому южному солнцу. Хотелось зарядиться позитивом и жизнерадостностью еще больше, про запас, на всякий случай. Хотя за последние четыре месяца, как она переехала сюда, это чудесное приподнятое состояние ее ни разу не покидало. А любую неприятность или недоразумение можно было смыть солеными и принимающими волнами настоящего океана. Она до сих пор так его и завывала "настоящий океан", как будто не верила еще в свою удачу и такую кардинальную перемену в жизни.
Женя зашла в ванную комнату. Расчесывая свои короткие волосы, она в очередной раз отметила, как чудесно выглядит. Нет синяков под глазами, синюшного цвета лица, который не мог скрыть ни тональный крем, ни солярий.
На кухне запиликала кофеварка. Как удобно, что современную технику можно ставить на таймер.
Спарк, серебристый лабрадор, тут же поднялся со своего коврика и вальяжно последовал за хозяйкой. Пришло время завтрака.
На кухне пахло свежезаваренным кофе. Спарк крутился возле стола и заискивающе заглядывал в глаза.
- Держи, мохнатый, - Женя поставила миску с едой на пол.
Электровафельница сообщила о том, что она уже достаточно разогрета, чтобы принять в свои объятия ароматное тесто для венских вафель. Тесто шипело, попадая на горячую форму. И на тарелке быстро росла гора вкусных свежих вафель.
По коридору послышались торопливые шаги и знакомая возня. Дети проснулись и наперегонки неслись на кухню. Взъерошенные, в цветных пижамах, с загорелыми личиками в веснушках, они хватали еще горячие вафли и, обмакивая в мед, с удовольствием отправляли их в рот. Мед капал на стол и стекал по рукам. Дети смачно облизывали сладкие пальцы и довольно хихикали.
- К школе готовы?
- Так точно, мам!
- Тогда доедайте и марш умываться. Через 20 минут жду вас возле дома.
Дружное чавканье, бряканье посудой и топот босых ног по паркету. Казалось, что детей не двое, а как минимум десять, так много шума они издавали.
Женя стояла возле дома и любовалась всем вокруг. За четыре месяца она все еще не привыкла к тому, что эта невероятная красота, как на картинке в журнале, настоящая. И ее. Она может прикоснуться к пальме, почувствовать под ладонью жесткую кору. Она может каждый день ходить на берег океана. Настоящего океана. Можно в обеденный перерыв просто пройтись по песку, ощутить прохладное прикосновение пугливых волн. А на работу можно ходить в легком сарафане.
Дети с рюкзаками на плечах чуть не снесли ее с ног, выскочив наперегонки из дома.
- Ой, мам, прости!
- Ну, хулиганы, идем в школу.
Русскоязычная школа, где учились ее сыновья, и где она с недавних пор работала учительницей литературы, находилась в 15 минутах ходьбы. Дорога проходила мимо аккуратных частных магазинчиков, где владельцы сами стояли за прилавками и знали всех местных жителей. От одной лавки пахло свежеиспеченным хлебом, от другой экзотическими фруктами. А тут была ее любимая - кондитерская. Потрясающие бисквитные пирожные, покрытые воздушным фисташковым кремом, были заботливо упакованы в маленькую коробочку и ждали ее на прилавке. У Жени и мальчишек уже была традиция - по дороге в школу лакомиться капкейками.
За поворотом показалось здание школы.
- Мам, мы пошли!
- Да подождите вы, чумазики, - сказала женщина и быстро стерла остатки крема с загорелых мордашек.
Пять часов в школе пролетали незаметно. Система уроков здесь была иной, чем на ее родине. Дети много времени проводили на улице, самостоятельно готовились к выступлениям, выполняли парные задания. Никаких звонков и школьной формы. Никаких "Тишина должна быть в библиотеке" и "Чего носитесь по коридорам, ироды?".
Евгении Викторовне было разрешено проводить занятия в саду перед школой. Для уроков литературы не требовалось никаких приспособлений, кроме книг и детей. Поэтому ее уроки всегда проходили весело, легко и быстро.
Женщина сидела в учительском кабинете. На столе стопка проверенных сочинений, в чашке манговый фреш. А на лице улыбка. Пожалуй, никогда в жизни ей не было так хорошо, как сейчас.
- Евгения Викторовна, дети к путешествию домой готовы! - отрапортовал знакомый голосок.
В дверях показались веселые личики ее сыновей.
- Уже иду, мои сладкие.
После уроков они часто ходили на пляж. Никаких бетонных плит, оборудованных зон с шезлонгами и зонтиками тут не было. Только искрящийся океан, чистейший песок и пальмы. По дороге они покупали фрукты и свежую выпечку, устраивали обед прямо на пляже. Они сидели на мягком песке под пальмами, прячась от полуденного солнца. Теплый ветер нежно ласкал лицо, путался в волосах и в складках одежды.
После импровизированного перекуса они шли домой. Заходили в магазины за продуктами. Дома женщина готовила ужин, дети делали домашние задания или гуляли во дворе с собакой и местными ребятами.
На телефоне сработал будильник. Шесть часов вечера. Ее время.
Она брала ноутбук, графин с ледяным лимонадом и выходила на балкон. Это было ее любимое место в их новом, пусть и небольшом, но очень уютном доме. Французский балкон она обставила в первую очередь. Огромный тент в углу, мягкое кресло, небольшой столик.
Женщина села в кресло, закинув ноги на маленький табурет рядом. Аккуратные белые домики вокруг, высокие, модельной внешности, пальмы и океан на горизонте. Она влюбилась в этот вид из окна, в тихие улочки, приветливых жителей. Это был ее маленький рай.
Женя открыла ноутбук. Никаких соцсетей, новостной ленты и почты. Все это она проверит потом. А сейчас писать. Час, может быть больше, как пойдет. Сначала, для разогрева, просто обо всем, что приходит в голову. Буквально страничку. Свои мысли, свои эмоции. А только потом можно приступить к роману. Она сверилась с набросками в блокноте, с тщательно продуманной сюжетной линией, не сбилась ли она в прошлый раз. Нет, все идет, как задумано.
Она любила писать. Короткие рассказы, очерки, статьи, рецензии, несколько романов. Что-то издавалось, что-то "пылилось" в компьютере. Она никогда не ставила целью заработать на этом, писала больше для себя, для души. Так много мыслей и размышлений ютилось в ее голове. Они требовали выхода. И нашли его в затейливых сплетениях букв и слов.
Уже вечером, уложив детей спать, Женя достала из шкафчика начатую бутылку вина. Налила терпкую красную жидкость в бокал и вышла на балкон. На ее любимом кресле посапывал пес. Он сонно приоткрыл глаза, поднял одно ухо и, поняв, что ругать его не будут, снова уткнулся носом в лапы.
Женщина прислонилась к еще теплой стене. Темно-синие стены дома медленно отдавали тепло, но сохраняли прохладу внутри помещения.
- Как чудесно, - прошептала она. - Как чудесно здесь.
От удовольствия женщина закрыла глаза. Но в ее идеальный мир, согретый южным солнцем и умытый соленым океаном, ворвались черные холодные руки! Все вокруг потемнело, куда-то исчез уютный одноэтажный домик, пальмы-модели, Спарк и пирожные с фисташковым кремом.
Ее нещадно трясло.
- У нее снова припадок! Зовите врача! Приступ!
Скрипящий ползущий голос звучал в ушах: "Приступ... Приступ..."
Суета вокруг, звон металла, уколы в вены, которые уже не чувствовали никакой боли. Жуткий запах лекарств и еще чего-то неприятного. Она пыталась разлепить опухшие веки, но тело ее не слушалось. Медленно наваливалась пустота. Тяжелая, обволакивающая пустота, в которой нет ничего.
- Дети... где дети... - еле слышно прошептала женщина.
- Милочка, какие дети? Нет у тебя никого, одна ты тут. Нет никого, - все тот же скрипящий голос в ушах.
Пустота поглощала. Женя изо всех силы пыталась вернуться на берег океана в свой темно-синий домик, к двум сыновьям и собаке. Как же нет никого? А они? Они же ее семья, они настоящие! Как океан!
Черная пустота поглотила ее. Она перестала чувствовать свое тело, а вместе с ним и постоянную адскую боль.
- Ох, бедняжка... Такая молодая и так болеть... И бредит каждый раз. Дети... Какие дети-то? - скрипящий голос удалялся по коридору, звеня склянками.
А где-то далеко, за тысячи и тысячи километров отсюда, пугливые волны выползали на берег и смывали ее следы на мокром песке.