Соболев Сергей Викторович : другие произведения.

Чёрный отряд

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Командиры и рядовые бойцы "чёрного отряда" жестоки, расчетливы, имеют за плечами базовую военную подготовку и кровавый опыт участия в горячих конфликтах. О том, где должны появиться эти опасные особи и чем им предстоит заняться, до поры знают лишь планировщики, находящиеся за рубежом. Теги по жанрам: боевик, детектив, драма.
  Сергей Соболев (Артур Крижановский)
  
  Чёрный отряд
  
   Аннотация
   Командиры и рядовые бойцы "чёрного отряда" жестоки, расчетливы, имеют за плечами базовую военную подготовку и кровавый опыт участия в горячих конфликтах. О том, где должны появиться эти опасные особи и чем им предстоит заняться, до поры знают лишь планировщики, находящиеся за рубежом.
  Это зона обреченных. Здесь горстка перепуганных людей вырвана из нормальной жизни, окружена злобными существами, не знающими ни жалости, ни боли, ни страха. Шансы выжить практически равны нулю. Здесь, в стенах помертвевшего дома, считают последние часы и минуты заложники - разменная монета в руках террористов. Несчастные потеряли веру в спасение. Им нечего ждать, не на кого надеяться. Разве что на рослого парня с короткой армейской прической, который - о сумасшедший! - по своей воле разделил судьбу заложников, чтобы быть рядом с любимой девушкой и драться с ненавистными врагами. Одному против всех.
  
  
  Ознакомительный фрагмент
  
  
  
  
   Полный текст романа доступен на Атор Тудей https://author.today/work/215261
  
  
  
  
  
  Часть I
  
   Глава 1
   За семь месяцев до событий
  
   Вятские егеря, охраняющие заповедник, простирающийся на восток от Заречных увалов, в последнее время озверели. Кое-где перекрыли дороги, ведущие в их угодья, сделанными на скорую руку шлагбаумами, в других местах либо перекопали грунтовые однопутки, либо выставили щиты с грозными предупредительными надписями.
   В этот сезон, в особенности с наступлением осени, лесоохрана даже на грибников смотрит косо. Ну, а если прихватят "хищника" или, тем более, артель браконьеров, да еще с поличным, с заныканной под брезентом в кузове грузовика свежей убоиной, то свежатинкой, спиртным и деньгами, как это не раз случалось прежде, откупиться от местных церберов уже вряд ли получится.
   Объяснение подобным строгостям самое простое: такие вольные охотники, как Тимоха Белов и промышляющий с ним артельно свояк Федор Закруткин, в последние годы заметно проредили заповедные угодья, некогда богатые крупной дичью.
   Да и сами егеря те еще хищники... Разнокалиберное начальство опять же регулярно наезжает в заповедник; и если какой-нибудь большой человек останется без весомого охотничьего трофея, то это может обернуться крупными неприятностями для сотрудников лесоохраны.
   Вот так, общими усилиями, повыбили не только лосей и косуль, которых осталось в заповеднике считанные единицы, но и диких кабанов, чье поголовье в этих местах еще сравнительно недавно было преизрядным.
  
  
   - Держись, теперь, Тимоха, от заповедника подальше, - предупредил Белова знакомый егерь. - А то ненароком загремишь. И еще штраф огромный огребешь.
   - Ну так что теперь?! - хмуро заметил Белов. - Мне и моей семье прикажешь с голоду подохнуть? Я ведь кроме охотничьего промысла, другим ремеслам не обучен.
   - Почему бы тебе, брат, не попытать счастья в другом месте?
   - Шутки со мной шутишь? - Белов невесело усмехнулся. - Или отделаться от меня хочешь?..
   - Я не шучу, Тимоха, - серьезно произнес егерь. - И про то, что тебя с твоим свояком, если попадетесь нашим с поличным, ждут крупные неприятности - тоже. Я ведь тебе дело говорю.
   - Так?
   - По слухам, есть еще удачные места для вашего вольного промысла.
   - Ну-ка, выкладывай, что за места такие?.. - Белов насторожился. - Ты меня знаешь, я в долгу не останусь.
   - От райцентра дорогу до Десятого кордона знаешь? Не ту, что к заповеднику проложена, а другую, что идет параллельно заброшенной колее?..
   Белов кивнул.
   - Это уже на границе области, - задумчиво сказал он. - Там раньше леспромхозы вроде всем заправляли?
   - Накрылись медным тазом. И давно уже.
   - Так, так... И что там, зверь водится?
   - По слухам, в последние годы в тех краях прилично развелось всякого зверья... Километров двадцать, а то и тридцать по грунтовке вдоль колеи, думаю, сможешь проехать. Осень ныне сухая, без осадков...
   - Как там дальше? Есть ли проезд?
   - Вот этого не знаю, Тимофей... Надо на месте смотреть. Может, по какой-то из старых просек получится вглубь леса проехать. Лучше всего, конечно, сначала там разведать все. Пешочком пройтись. Поискать, какие есть подъезды для транспорта. А иначе как оттуда вывезти убоину?
   Белов вопросительно посмотрел на знакомого.
   - Ну а твой какой интерес? - спросил он.
   - Если все удачно сложится, то и я к тебе, Тимофей, в артель пойду. Платят мало. - Егерь сердито сплюнул под ноги. - Так еще и зверя не смей для своих нужд убить!
  
  
   Случай проверить догадку, высказанную знакомым егерем, подвернулся вольному добытчику Белову даже раньше, чем он сам предполагал. Спустя всего пару дней после этого разговора у свояка Федора Закруткина случился острый приступ аппендицита. Как только Федора определили в районную больницу, Белов засобирался - захотелось поскорее отправиться "на разведку".
   У них с Закруткиным на двоих имеется три машины: "уазик", выкупленный у разорившегося фермера, видавший виды грузовик "ЗИЛ" и почти новая "Газель". Но, учитывая, что дороги в том направлении, куда собрался на разведку Тимоха, даже в прежние времена считались паршивыми, он, следуя совету бывалого егеря, решил отправиться к цели пешим порядком.
   На третьи сутки своего путешествия, удалившись километров на семьдесят от южных кордонов заповедника, Белов оказался в глухой лесистой стороне. В двух небольших деревушках, в которых он останавливался на ночлег, жизнь едва теплилась; не только электрический свет, но и всякое сообщение здесь отсутствует напрочь... Изредка, раз в два или три месяца сотрудники областного управления МЧС завозят сюда вертушкой или на вездеходах продукты; так что немногие коренные жители, преимущественно люди пожилого возраста, вынуждены вести натуральное хозяйство, иначе здесь просто не выжить.
  
  
   В свои тридцать с небольшим Белов ходок преизрядный. За день он способен пройти до сорока, а то и полусотни километров; и не по шоссе, а по бездорожью. Он знает все повадки местного зверья, а в лесу, даже незнакомом, ориентируется так же свободно, как у себя дома. Но что толку от всех этих знаний и способностей? Кроме семейки диких кабанов да разной мелкой живности вроде белок, ничего достойного своего внимания он в этих глухих, почти безлюдных краях пока не обнаружил.
   Хотя на дворе уже октябрь, погода стоит на удивление теплая и солнечная, настоящее "бабье лето". За день он удалился километров на двадцать - или даже поболее - от той деревушки, где останавливался на ночевку. Солнце перешло на закатную сторону; уже через два-три часа начнет смеркаться. Особого желания ночевать в лесу у Белова не было. В отличие от заповедника, где их племя вывели под корень, в здешних краях водятся волки. Не то чтобы Тимоха опасался серых хищников, - кроме трехсуточного пайка, хранящегося в заплечном рюкзаке, у него при себе имеется карабин "Вепрь-308" - или боялся один оставаться на ночь в лесной чаще... Но, когда имелась такая возможность, он предпочитал подыскать для ночевки какое-нибудь жилье, пусть даже это заброшенная изба или ветхая сторожка.
  
  
   Именно так Белов и поступил. Вместо того, чтобы повернуть обратно, к деревне, где он провел минувшую ночь, вольный охотник решил заночевать в заброшенном леспромхозовском поселке, о существовании которого, равно как и о его месторасположении, он узнал от одного из местных стариков.
   Чтобы сократить себе путь, Тимофей двигался теперь к поселку напрямую - шел по краю довольно широкой просеки, порядком заросшей кустарником и молодыми деревцами, красиво отсвечивающими под косыми солнечными лучами багряным осенним убранством. Почва здесь местами еще сохранила следы гусениц и колес тяжелой трелевочной техники, которая перевозит по таким просекам забранные в массивные и длинные пучки хлысты к ближайшему лесопункту. Но все это осталось в прошлом; и если здешнюю тишину когда-нибудь потревожит звук работающего двигателя, то наверняка это будут браконьеры, такие же вольные охотники, как Тимоха и его свояк.
   В тот самый момент, когда Белова посетила мысль о чужих людях, птичья стайка, всполошено сорвавшаяся с верхушек подлеска слева от него, подала бывалому следопыту ясный сигнал, что где-то поблизости бродит еще какое-то живое существо.
  
  
   Белов мгновенно переместился к одной из росших неподалеку елей, чьи густые нижние лапы, чье одеяние могли укрыть его от чужих глаз - будь то человек или зверь.
   Вновь тревожно загалдели птицы.
   Зверь? Может, сохатый ломит напрямик через кустарник?
   Жаль будет упустить такую добычу...
   Но поскольку под рукой нет транспорта, чтобы вывести отсюда почти полутонную тушу, - а убивать зверя без практической пользы Белов, хотя таких, как он, называют "хищниками", не приучен - то ему не оставалось ничего иного, как, затаившись, полюбоваться на сохатого, на этого красавца, считающегося королем здешних лесных угодий.
   Белов, освободившись от рюкзака, занял удобную позицию. Снял с плеча карабин; взял оружие на изготовку. А еще через несколько секунд замер, затаив дыхание.
   Нет, это был не сохатый...
  
  
   Сначала он увидел какого-то мужика, обряженного в армейский камуфляж без знаков отличия - тот, чуть согнувшись, нервно оглядываясь, пробирался через кустарник в сторону уцелевшего от вырубки лесного массива. На голове черная шапочка, на ногах добротные армейские берцы; в правой руке у него... "калашников".
   "Если это вольный охотник, или, скажем, путешественник... то где его рюкзак? - промелькнуло в голове у Тимохи. - И почему он вооружен не ружьем, а автоматом?.."
   Прежде чем Белов сообразил, что ему самому следует предпринять в этой стремительно развивающейся ситуации, - а незнакомец пёр через кустарник прямо на него - нарисовался еще один субъект: тоже в камуфляже, и тоже вооруженный отнюдь не охотничьим инструментом.
   Надо сказать, что передвигался он столь умело, что бывалый охотник засек его с некоторым опозданием: тот вырос словно из-под земли, обнаружившись всего в полутора десятках шагов позади и несколько левее того типа, которого Белов заметил первым.
   Тимофей проглотил подступивший к горлу комок. Кто такие, эти двое? Не за ним ли, часом, охотятся? Может, кто-то из местных рассказал о нем каким-то лихим людям?..
   "А что, если эти двое - дезертиры? - подумал в следующее мгновение Белов. - Подорвали из части, прихватив с собой оружие? Да еще могли и убить кого-то из сослуживцев..."
   Если это предположение верно, то плохи его, Тимохины, дела. Совсем недавно в соседнем Татарстане двое сбежавших из части срочников уложили девятерых прежде, чем их самих упокоили.
  
  
   Громко, резко, зло хлестнул винтовочный выстрел.
   Стрелял тот, чье появление Тимофей едва не проворонил. Из снайперской винтовки. Но стрелял не прицельно, чуть задрав вверх дуло; судя по всему - предупредительный выстрел.
   В следующую секунду Белов услышал громкий мужской голос.
   - Стой, мать твою! - скомандовал стрелок. - Замри на месте, Прапор!.. И не хрен лапать "сучку"... Кстати, ты в курсе, что магазины, которые раздали вам, снаряжены холостыми?..
   Тот, что стоял ближе к затаившемуся в своем временном укрытии охотнику, медленно обернулся.
   - Антон?..
   - Он самый... Ну и куда это ты собрался, Прапор?
   Мужчина, вооруженный бесполезным в виду отсутствия "боевых" оружием, задрав на мгновение голову к небу, процедил матерное ругательство.
   - Решил подорвать? Или просто надумал прогуляться, подышать свежим воздухом?
   Второй мужчина повесил АКСУ на плечо.
   - Антон, предлагаю рвать когти вместе, - произнес он севшим голосом. - Они же сумасшедшие, млин!..
   Стрелок вытащил из поясной кобуры пистолет; а вот СВД, наоборот, убрал - повесил за спину.
   - Что еще скажешь? - Он держал бойца на мушке; по всему было видно, что человек бывалый, опытный. - Не молчи! Чё это ты вдруг такой молчаливый стал?!
   - А ты разве сам не видишь, к чему идет?
   - Объясни, раз такой умный.
   - Не сегодня, так завтра... или через месяц... мы все с гарантией попадем в замес.
   - Ну, ты-то пока живой. А вот если дернешься, станешь "жмуром".
   - Старший совсем озверел!..
   - Работа у человека такая - готовить настоящих бойцов.
   - Послушай, Антон... Ты же умный мужик?! Я так про тебя сразу подумал, что ты-то подыхать не собираешься.
   - Ну? Давай короче.
   - Ты что, веришь всем этим базарам? Что любого, мол, кто подорвет из лагеря, они из-под земли достанут? Всё это фигня, Антон! Да кто они вообще такие, мать их перемать?!
   - Кр-ругом! - скомандовал "Антон".
   - Дружище... Не делай глупостей, Антон.
   - Марш в поселок! Шаг влево, шаг вправо, буду считать побегом... И порешу тогда на месте.
  
  
   Выждав должное время, пока эта странная - и опасная, особенно, "стрелок" - парочка удалится на безопасное расстояние, Белов покинул временное убежище.
   Сделав основательный крюк, соблюдая все меры предосторожности, избегая открытых пространств, Тимоха вышел в район окраины бывшего леспромхозовского поселка, в котором, как уверял его житель одной из здешних деревушек, вот уже несколько лет никто не живет.
   Эти полученные им сведения оказались, мягко говоря, не точны. Во всяком случае, когда он, вооружившись оптическим прицелом, стал разглядывать открытую взору в лучах закатного солнца часть поселка, в поле зрения угодило, по меньшей мере, два десятка вооруженных мужчин...
   Кстати, поначалу Белов не мог понять, чем именно они там занимаются, на небольшой площадке в центре поселка. В каких-то странных позах они все пребывали; со стороны выглядело так, словно они, встав на колени, молились сообща.
   Уже вскоре, по команде какого-то мужчины, экипированного, как и все они, в пятнистый камуфляж, поднялись на ноги и тут же выстроились в две шеренги.
   Двое, среди которых Белов узнал "Антона", вывели из строения, сложенного из силикатного кирпича, беглеца; у того были связаны руки.
   Старший, прохаживаясь вдоль строя, заговорил; слов его Белову не было слышно. Впрочем, речь оказалась непродолжительной... Беглеца заставили опуститься на колени. Антон зашел к нему за спину. Вытянул руку, метясь в затылок; спустя короткое время прозвучал выстрел из пистолета.
  
  
   Белов, пораженный до глубины души увиденным, испуганно попятился.
   Ну и удружил же ему знакомый егерь, посоветовав наведаться в эти глухие места. Какая, к лешему, охота?!
   Тут не то что дикого зверя, человека жизни лишили, да еще перед строем!
   Ну уж нет, в эти края, где встречаются подобные этим двуногие хищники, он больше ни ногой.
  
  *****
  
   Глава 2
  
   Случилось так, что Маша Фельдман заимела себе головную боль через собственную доброту. Раз в кои-то веки она появилась в общине, в компании маминой сестры Софочки и пятнадцатилетнего кузена Алика... Так ее тут же взяли в нешуточный оборот!
   Мария, конечно, была в курсе, что в ее родном М-ске существует еврейская община, учрежденная практически заново лет пятнадцать назад. Но как-то так вышло, что ни она сами, ни родители - папа заведует хирургическим отделением в городской больнице, мама преподает английский в лицее - сколь-нибудь заметного участия в жизни общины до недавнего времени не принимали.
   Папа вообще скептически относится к многим "активистам", про которых он раньше знал, что они русские или украинцы, или какая-то помесь, а теперь они вроде как стали ему братьями и сестрами по крови.
   Но это позиция папы, а мама... она мягче относится к людям. Маше доводилось слышать, как мама, Софочка и еще кто-то из знакомых удивлялись наплыву "вспомнивших о корнях" в местную общину. Одной только колоритной дамы Анны Голутко, нынешнего директора общинного центра, про которую многие говорят, что она скорее хохлушка, чем еврейка (и уж точно, что "жидовка"), оказывается вполне достаточно, чтобы занять таким разговором добрую половину дня.
   В целом делами в М-ской общине заправляют женщины. Единственный мужчина, кто неизменно составляет компанию регулярно тусующимся в "домике" дамам и подросткам, это Борис Рудинштейн, старший по линии эмиграционного агентства, которого чаще называют не по имени, а по прозвищу - Боря Сохнут.
   Так что неудивительно, что общинный центр, - он же "домик" - народная молва нарекла "бабской синагогой".
  
  
   Так вот... Как-то раз Маша пришла в компании с родней в "домик". Местные активистки, не упустив случая, попеняли ей за то, что она не посещает общину и вообще оторвалась от "корней". Мария хотела продемонстрировать им носимую под кофточкой цепочку с кулоном "Моген Давид", но передумала; вовремя сообразила, что тем самым лишь раззадорит языкастых тетенек.
   Но они все равно устроили ей форменный допрос. Прежде всего, этих достопочтимых женщин интересовали две вещи. Первое: по какой такой причине двадцатипятилетняя Мария Фельдман, проработав около двух лет в престижной адвокатской конторе, вдруг надумала перебраться из столицы обратно в М-ск, и даже устроилась на работу в местную юридическую консультацию. И второе: почему Маша, девушка не только умная, но и "очень красивая", - последнее были вынуждены признать участвовавшие в разговоре активистки - до сих пор не вышла замуж?..
   Умная Маша, решив воспользоваться приемом "переключение", попыталась сменить тему. И, надо признать, в тот момент она даже не представляла себе, к чему это может привести.
  
  
   - Я слышала, что община на днях переезжает? - сказала она. - Что, удалось наконец отспорить какую-то часть дореволюционной собственности?
   Она задала эти вопросы, глядя на Анну Голутко, выборного главу общины, сверстницу Софочки, особу крепкую, энергичную, с выдающимся даже по щедрым еврейским меркам бюстом; женщине, о которой судачили, что, хотя документы, доставленные ею из Украины, выглядят "правильными", сама она в лучшем случае полукровка.
   - А ты шо, детка, не в курсе еще? - удивилась та. - Это ж такая головная боль! И все на меня свалилось, всё это на мои плечи легло...
   Она пристально и как-то странно - словно приценивалась к товару на рынке - посмотрела на младшую Фельдман.
   - А ну-ка постой, постой... Ты ж у нас юрист, верно?! Так... А я вот тут с бумажками разными совсем закопалась. Мы как раз недавно обсуждали. К кому можно обратиться за помощью... "Вы шо?! - говорила я девочкам. - Эти ж адвокаты, бисовы дети, если начнем за собственность судиться, они же нас разденут и голыми в Африку отправят! Все общины деньги на юристов уйдут!.."
   Директор, не мигая, глядела на Фельдман.
   - Так, так... - Она сложила руки поверх своего огромного бюста. - Маша, ты, конечно, не откажешься помочь общине? Не за деньги, потому что я тебе не могу предложить оклад, а за совесть? Молчание - знак согласия? Вот и хорошо. Приходи ко мне прямо завтра, детка, я тебя введу в курс наших дел.
  
  
   Не прошло и трех месяцев с того памятного дня, когда молодую "адвокатшу" попросили оказать посильную помощь местному Центру, как вся эта суматоха вокруг общинных дел в целом и тема переезда "домика" в новое здание в частности надоели Марии Фельдман так, что она и думать об этом не хотела. Тем не менее, Маша продолжала по инерции тянуть постромка воза, на который Анна Голутко и Ко навалили всякого, разного - с горкой.
   В конце ноября, дней за десять до открытия ханукальных празднеств, Фельдман все же смогла вырваться на пару дней в Москву. Там она встретилась с двумя однокашниками по МГУ; также смогла получить от бывшего сослуживца по московской адвокатской фирме Шапиро кое-какую - весьма полезную для нее с учетом произошедшего летом - информацию. Эта серия встреч с московским друзьями и коллегами весьма обнадежила Фельдман. Она получила ряд позитивных сигналов. Есть основания надеяться, что конфликтная ситуация, участником которой она стала не по своей воле, уже вскоре разрешится; и тогда она сможет вновь вернуться в столицу и продолжить работу в одной из лучших адвокатских фирм страны.
   Но до этого еще предстоит дожить; а пока она должна делать на своем нынешнем месте то, что за нее никто не сможет сделать.
  
  
   Уже на следующий день по возвращении из столицы Мария решила спозаранку наведаться в "домик". Прием в юридической консультации она ведет с десяти утра. Так что у нее еще есть как минимум два часа на то, чтобы разгрести кое-какие бумаги, которые требуют внимания и оценки "юриста на общественных началах". Кстати, у Марии исподволь закралось в голову подозрение, что еврейская община города М-ск имеет в делопроизводстве бумаг никак не меньше, нежели всё славящееся своей бюрократией государство Израиль.
   "Шевроле Блейзер" вишневого цвета проехал вдоль невысокой ограды из металлических прутьев, за которой виднеются заснеженные деревья небольшого парка, прикрывающего, отгораживающего строения от оживленной городской магистрали. Мария свернула в распахнутые настежь ворота, на створках которых красуются только недавно нарисованные звезды Давида.
   За время ее недолгого отсутствия на общинной территории ничего не изменилось. Автокран стоит в статичном положении, понуро склонив стрелу. Возле двух вагончиков, пригнанных сюда строительным подрядчиком, не наблюдается пока никакого шевеления. Бывший особняк Осипа Бородова, - в советское время музыкальная школа - в котором, собственно, и будет после окончания ремонта размещаться общинный центр, с двух сторон закрыт строительными лесами, забранными сеткой. Почти у самого входа в здание высится настоящий курган, насыпанный из строительного мусора и вынесенного из реновируемых зданий хлама, оставшегося от прежних арендаторов. Рабочих не видно ни внутри, ни снаружи. Впрочем, время еще раннее, без четверти восемь утра. И вообще, это не ее дело.
   Маша припарковала внедорожник на площадке возле входа в бывший Дворец пионеров. Данное строение во времена оные было пристроено к особняку Осипа Бородова (вернее, связано с ним коротким одноэтажным крытым переходом). Это здание также требует капитального ремонта, но за него даже не брались. Городская администрация, ссылаясь на недостаток средств в казне, не выделило на реконструкцию второго строения комплекса общины пока ни копейки... Хотя определенные обещания по этой части были даны.
   Но и это не ее проблема, так как с недавних пор у Маши Фельдман и без того хлопот полон рот.
  
  
   На слегка припорошенной выпавшим под утро снежком площадке стоит темно-синий "Фольксваген". Что бы ни судачили про директоршу отдельные ее недоброжелатели, надо признать, что она вся целиком отдается общественному делу: буквально днюет и ночует в "домике". Анна Голутко не производит с первого взгляда впечатление такой уж умной женщины (здесь Мария готова согласиться с мнением, высказанным тетей Софой). Но без присущего ей бешенного напора, без ее неумной энергии, - частенько переплескивающей через край - без ее умения "достать" любого и заставить нужных для дела людей крутиться, многие общинные проекты так и остались бы строчками в составленных на бумаге планах.
   Община временно расположилась в мало-мальски пригодных помещениях пустующего нынче экс-дворца (хотя называть это серое, казарменного вида строение "дворцом", это делать ему незаслуженный комплимент). В четырех комнатах на скорую руку сделан косметический ремонт - чтобы было где разместиться местному руководству, тем же Анне Голутко и Борису Сохнуту. Этот так называемый "офис" размещен на втором этаже. А на первом вот уже второй месяц функционирует общинная столовая, ежедневно выдающая на гора сорок бесплатных обедов для пожилых людей и малоимущих. В этом же помещении, где имеются столы и стулья, последнее время проводятся различные мероприятия. Заведует общинной столовой Соня Литвак (еще одна видная активистка, а поварихой у нее работает Ангелина, которую все здесь зовут Геля, женщина столь же фактурная, что и директорша, но, в отличии от нее, добродушная и незлопамятная.
  
  
   Маше удалось-таки прошмыгнуть незамеченной - так ей показалось - мимо открытой двери столовой. Проходя через вестибюль, она успела услышать женские голоса; оттуда же. из-за двери, распространяется аромат свежезаваренного кофе. Мария поднялась по лестнице и направилась по освещенному одним лишь тусклым светильником - грошовая, по ее мнению, экономия - коридору в самый дальний его конец.
   Открыв дверь выделенной ей под кабинет комнатушки, Маша прошла внутрь. Дубленку она оставила на заднем сидении машины, так что ей даже не пришлось снимать верхнюю одежду. Одета она в темно-серый деловой брючный костюм и белую блузку. На прежнем месте работы, кстати, она носила юбки в комплекте с пиджаком и блузкой... У нее "хорошенькие ножки", - так говорят у нее за спиной, хотя иные говорили это ей открыто - но коротких юбок она избегает. Просто фигурка у нее такая, что даже юбки делового фасона и положенной длины смотрятся на ней, как выразился однажды ее сослуживец, "весьма эг-готично". Вот и докрасовалась.
   Внешне, - и это ей тоже доводилось слышать от многих - Маша Фельдман не слишком-то похожа на еврейку. Мама иногда в шутку заявляет, что "акушерка в роддоме подсунула чужого ребенка"... У мамы красивые карие глаза - "как и положено". А у Маши зеленые, с холодным изумрудным переливом. Говорят, такие у папиной бабушки были. Скулы, опять же, высокие, хотя и не славянка. И даже нос у нее прямой и ровный, без примечательной горбинки.
  
  
   Стол, конечно же, был завален грудой бумаг. Еще одна беда, неожиданно свалившаяся на голову "юристконсульта" - оказалось, что ни директорша, ни Боря Сохнут не умеют печатать. Ни на обычной машинке, ни, тем более, на компьютере...
   Едва Маша уселась на стул, размышляя, с какого угла начинать разбирать образовавшуюся на столе пирамиду из бумаг и конвертов, как пожаловала директорша. По обыкновению, вошла без стука, сразу заполнив собой почти все свободное пространство "офиса". Если не обращать внимание на темные круги под глазами, то выглядела она столь же бодрой, что и в обычные дни.
   Как всегда, поздоровалась с "адвокатшей" лишь легким кивком головы.
   - Это хорошо, Мария, шо ты вернулась... А то я уже хотела тебе звонить.
   - Что случилось, Анна Борисовна?
   - А ты шо, ничего не знаешь?
   - А что я должна знать?.. Что, неужели в нашем городе ожидаются погромы?
   - Шо? Какие погромы?! - Директорша сложила руки на объемистой груди. - Та я сама кому хочешь "погром" устрою! От же жулики...
   - Вы это про кого? Присаживайтесь. Или к вам пойдем?
   - Да не, я постою. Слушай сюда. Позвонил мне жулик этот... Так и так, говорит...
   - Постойте! - перебила ее Маша. - О ком речь?
   - О подрядчике нашем, о ком еще. Да вот только что с ним говорила по телефону...
   - Так?
   - Мне кажется, он изрядно нашего стройматериала налево пустил...
   - Если вы его подозреваете в чем-то нехорошем, позвоните в надзорные органы.
   - Да я ж, Мария, не об этом.... Подрядчик этот... Виктор, пожаловался, что на него сильно давят. Но просил никому не рассказывать о нашем разговоре.
   - Ничего не поняла.
   - Его по телефону припугнули. Предупредили, что если будет и дальше на "жидов" работать, то у него будут большие проблемы. И еще...
   - Стоп, стоп... не грузите меня, Анна Борисовна. С фактом телефонных угроз мы уже сталкивались, не так ли?.. Вы ведь решили обратиться к слугам охранной фирмы, так?
   Голутко щелкнула пальцами.
   - Очень кстати, Мария, ты вспомнила про эту охранную фирму... О-от же работничков они прислали. Ты знаешь, шо я сторожа уволила?
   - Когда?
   - Вчера. Пришлось самой ночью тут караулить.
   - Надо было второго охранника на дежурство вызвать. И в их фирму позвонить.
   Анна Голутко мрачно усмехнулась.
   - Второго охранника я не могла вызвать, потому шо тоже его уволила.
   - Ну вы даете... - Мария покачала головой.
   - Они тут пьянствовали во время дежурства - вдвоем! Ну а я их застукала.
   - Вот как.
   - Я около полуночи приехала в "домик", по своим делам. И что я вижу?! Охранник... пьянючий в дым!.. Стоит на ступеньках, качается, зараза. А другой, значит, тут же - нужду справляет! Вытащил свой х.., зараза, стоит у входа, и поливает, как из шланга! И шо мне прикажешь делать?!
   Маша судорожно вздохнула. Взяла ноут, раскрыла.
   - Шо с тобой, детка? - глядя на нее, спросила директорша. - Ты часом не заболела?
   - Пока еще нет, - тихим голосом сказала Фельдман. - Но если вы продолжите меня "грузить"... И сколько раз я уже просила вас, Анна Борисовна, не называть меня "деткой"!
   Всего минуту спустя после ухода директорши в кабинет - и тоже без стука - заглянула Соня.
   - Маша, я скажу Геле, чтобы принесла тебе кофе и кекс.
   - Спасибо, Соня, ничего не нужно. - Фельдман натужно улыбнулась. - Извините, но мне нужно работать.
  
  
   Некоторое время Маша сидела недвижимо, собираясь с мыслями и силами.
   Два с лишним года М-ская община судилась с местной коммерческой структурой, возглавляемой бывшим мэром господином Голышевым (с треском провалившегося, кстати, на недавних выборах, причем, не без интриг со стороны актива "домика"). Объектом спора служили здание бывшей музыкальной школы, в два с половиной этажа, сложенное из темно-красного кирпича. Это и есть бывший особняк Осипа (Иосифа) Бородова, в котором он и его семья проживали вплоть до октябрьского переворота. Вторым спорным объектом является расположенный здесь же бывший Дворец пионеров.
   И вот: разбирательство в судах разных инстанций закончилось тем, что эти два здания, а также прилегающий к ним участок с небольшим парком были переданы на баланс М-ской общины...
  
  
   Молодая женщина, всматриваясь в извлеченную из папки бумагу, судорожно вздохнула. Разобрать каракули Анны Голутко способны лишь профессиональные криптологи...
   - Расслабься, девочка, - произнесла она вполголоса, - потому что тебе сегодня еще с людьми работать.
   Она вновь потянулась к папке с бумагами, как вдруг случилось неожиданное
   Со звоном лопнуло оконное стекло. Затем что-то тяжелое с каменным стуком врезалось в стену ее скромного офиса.
  
  *****
  
  Глава 3
  
  Кирпич, пролетев всего в полуметре от головы, смачно врезался в оклеенную светлыми дешевенькими обоями стену, чуть левее от косяка входной двери.
   Молодая женщина изумленно уставилась на багровую отметину, смахивающую на шрам, оставшуюся на светлой поверхности стены. Опасливо привстав со стула, принялась разглядывать предмет, заброшенный кем-то снаружи в окно ее скромного кабинетика... Это был обыкновенного вида кирпич, красно-коричневого цвета, какой без труда можно найти на любой строительной площадке. Пущенный снаружи кем-то, кто обладает недюжинной физической силой, кирпич этот высадил оконное стекло и теперь, после удара о стену, валяется на полу, расколовшись на две неровные части.
   Ну и как прикажете это понимать?
   Оставаясь на прежнем месте, Маша несколько заторможено повернула голову к окну. Стекло высыпалось из рамы не полностью, но дыра все же была приличных размеров. Снаружи, где по декабрьской поре только-только начало развидняться, через проделанную "гостинцем" в оконном проеме дыру в помещение ворвался снежный морозный воздух...
  
  
   Мария испуганно вздрогнула; откуда-то снизу, где на первом этаже размещается благотворительная столовая, донесся звон битого стекла... И тут же лопнуло стекло где-то поблизости; кажется, вышибли окно в кабинете главы общинного управления Анны Голутко.
   Внутри у нее что-то оборвалось... Было очень страшно. И лишь несколькими секундами спустя - эти мгновения показались ей вечностью - она заново обрела способность принимать хоть какие-то осознанные решения.
   Фельдман первым делом подумала о тех женщинах, которые оказались в этот ранний час одни в общинном доме. О себе, о собственной безопасности она не думала. Впрочем, выбираясь из-за стола и направляясь к выходу, Мария все же пригнулась - механически, инстинктивно, на тот случай, если снаружи через окно влетит еще что-то увесистое и опасное. Попутно прихватила дамскую сумочку, в которой хранятся не только документы, ключи от машины, деньги и карточки, но и сотовый телефон.
   Уже вскоре выяснилось, что она очень вовремя убралась из этого помещения. Стоило ей прикрыть за собой дверь, как из оставленной ею комнаты донеслись какие-то подозрительные звуки: негромкий хлопок и слабенькое "дзынь" одновременно.
  
  
   Маша нервно ощупала лицо кончиками пальцев - проверила, нет ли разрезов от осколков разлетевшегося вдребезги оконного стекла. К счастью, осколками стекла ее не задело.
   - Эй, кто-нибудь?! - негромко произнесла она вибрирующим от напряжения голосом. - Женщины, вы где?! Это я, Маша...
   Коридор был пуст. Маша некоторое время прислушивалась к звукам, пытаясь понять, не ворвался ли кто снаружи в здание. Осторожно толкнула дверь директорского кабинета. Замерла на пороге.
   В кабинете директорши горит верхний свет. Окно здесь тоже выставлено - злоумышленники действовали знакомым уже Марии образом, вышибив стекло брошенным с улицы кирпичом. Подоконник и пол возле включенной электрической батареи усеян осколками стекла. Сама же Голутко, забившись в нишу между стеной и массивным, в человеческий рост, сейфом, бледная как полотно, смотрела обезумевшим взглядом на застывшую в проеме "адвокатшу" - так, словно видела перед собой не Марию Фельдман, а некую совершенно незнакомую ей особь; возможно - опасную для нее.
   Маша, надо сказать, сама еще не полностью овладела собой. Это выразилось в том, что она первым делом зачем-то выключила из сети радиатор. И лишь после этого обратилась к смертельно напуганной женщине:
   - Анна Борисовна, не бойтесь! Это же я, Мария.
  
  
   Уже не таясь, не пригибаясь, Фельдман пересекла директорский кабинет - в сравнении с ее "офисом", он огромен. Подойдя к закутку, в который каким-то образом ухитрилась втиснуться эта обладающая внушительными габаритами женщина, произнесла полушепотом:
   - Вас не зацепило, Анна? Ну? Не молчите. Скажите же хоть что-нибудь.
   - О-ох, детка... - Директорша всхлипнула. - Ой-ойй... Шо ж это творится такое?
   - Ничего, ничего, - успокаивающе сказала Мария. - Вот сейчас мы в дежурную часть позвоним... Наряд приедет быстро.
   Она помогла директорше выбраться из временного укрытия.
   - Так... - озабоченно произнесла Фельдман. - А где же наши женщины? Соня и Геля?..
   Женщины вновь испуганно замерли. Откуда-то снаружи долетели злобные выкрики.
   - Эй вы, жидовня!.. - звонко прогорланил некто. - Убирайтесь нах из нашего города!!
   - Жиды, валите с нашей земли!.. - вторил ему грубый мужской голос.
   - Уматывайте в свой вонючий Израиль!!
   - Хотите, чтобы мы спалили вашу паскудную синагогу!!
   - Хватит гадить на нашей земле!
   - Валите отсюда, мля, пока вам холокост не устроили!..
   Вновь раздался звон битого стекла; наконец, все стихло.
  
  
   Некоторое время женщины выжидали, прислушиваясь к доносящимся извне звукам. Анна Голутко все это время пребывала в состоянии полной прострации; Маше пришлось, держа директоршу за руку, едва ли не силком вытаскивать ее из кабинета а коридор... Признаться, у нее и самой зубы стучат от страха. Но в сравнении с той нервной дрожью, что сотрясала крупное тело местной начальницы, это сущий пустяк.
   Соня и Геля, как вскоре выяснилось, с перепугу забрались а кладовку, где обычно хранятся сухие непортящиеся продукты. Из трех окон, имеющихся в помещении столовой, в двух стекла выбиты полностью, и лишь третье не пострадало. Злоумышленников к этому моменту уже и след простыл...
   Только после того, как заведующая столовой и повар - насмерть перепуганные - выбрались из кладовой, Фельдман наконец вспомнила о своем мобильном и принялась набирать номер дежурной части.
  
  
   Часам к одиннадцати утра голова у Марии разболелась окончательно. Не столько даже от расспросов прибывших на место сотрудников горотдела милиции и прокурорских работников, сколько от галдежа "активисток"... Директорша и Соня Литвак к этому времени успели обзвонить кучу каких-то своих знакомых. Так что уже вскоре, помимо товарищей из компетентных органов, к "домику" подтянулось немалое количество народа, прежде всего, членов местной еврейской общины.
   Мария обстоятельно поговорила по теме происшествия с начальником горотдела внутренних дел подполковником Стебловым. Приняла таблетку аспирина - за неимением других средств унять головную боль. После чего присоединилась к директорше и только недавно приехавшему Борису Рудинштейну: эти двое отозвали ее в сторонку, намереваясь посовещаться в узком кругу.
   - Что скажешь, Мария? - Боря Сохнут, несмотря на свой почти пятидесятилетний возраст славящийся веселым нравом, затейник и балагур, сегодня был необыкновенно серьезен. - Стоит нам поднимать шум из-за случившегося? Или согласимся с уже озвученным Стебловым мнением местных правоохранительных органов, что это всего лишь "хулиганская выходка"?
   - Шо ты такое говоришь, Боря?! - Директорша, к этому времени уже избавившаяся от утреннего оцепенения, превратившаяся в самое себя, в "гром-бабу", всплеснула руками. - Ты шо, с дуба рухнул?!
   - Полечге, Аня.
   - Та нас тут чуть не поубивали! Ты ж не видел сам, шо тут творилось!..
   - Я всего лишь спрашиваю совета у нашего юриста.
   - Да ту кирпичи так и летали - фы-ырр! фы-ырр!! А в Машин кабинет еще и бутылку с какой-то дрянью зашвырнули! Хорошо еще, что девочка успела выскочить... Шо?! - Она уставилась на мужчину. - И ты это называешь "хулиганством"?!
   - Не я, Анна...
   -Это злобная антисемитская выходка! - чеканя слова, громко, на весь двор, произнесла директорша. - И кто-то должен за это ответить.
  
  
   Фельдман, подавив тяжелый вздох, негромко произнесла:
   - Анна Борисовна, пожалуйста, не так громко! Тут сейчас много лишних ушей.
   - Тю. Та пусть слушают. А еще лучше, - Голутко кивнула в сторону перекуривающих возле служебного микроавтобуса сотрудников горотдела в форме - пусть быстро найдут преступников.
   - Возьмите себя в руки, пожалуйста, - тем же негромким и спокойным голосом произнесла Мария. - Как юрист... пусть и на общественных началах, я настоятельно советую вам контролировать свои речи. Особенно, в присутствии представителей власти.
   - Так а я шо?! Я же говорю, что надо разобраться...
   Голутко все же сбавила громкость; и взгляд у нее стал уже не яростно-накаленный, а вопросительный.
   - Я разве шо-то не так сказала?
   - Кое-чего из сказанного вами можно было не говорить. Например, про "погромы"... И что местные "фашисты" грозятся всех нас, евреев, убить и сжечь.
   - А разве не так, детка?
   Мария поморщилась.
   - И вот то, что вы сказали Стеблову...
   - И шо я такого сказала?
   - Что "фашистов" нанял на свои бандитские деньги господин Голышев...
   - А шо, разве не так?
   - А у вас есть доказательства? Которые вы сможете предъявить в суде, если тот же господин Голышев подаст исковое заявление на вас? И попросит вас привлечь за клевету?
   - Та он же известный...
   - Тихо, Аня! - сердито сказал Рудинштейн. - Ша. Я понимаю, что все на нервах... Но надо себя контролировать. - Он посмотрел на адвокатшу. - Итак, Мария, твое мнение?
   Фельдман пожала плечами.
   - Четверых женщин, включая меня, этим подонкам, надо сказать, удалось напугать... Несколько окон придется стеклить или менять на пластиковые... Все это неприятно, мерзко, отвратительно. Но я не уверена, что из-за случившегося нужно поднимать вселенский шум.
   - А ты забыла, детка, шо тебе еще бутылку с какой-то гадостью в кабинет забросили? - недовольно сказала директорша. - А если бы это был "коктейль Молотова"?.. Сгорели бы все тут заживо.
   - Я ничего не забыла, Анна Борисовна, - сухо произнесла Фельдман. - Об этой стеклянной таре, наполненной какой-то вонючей жидкостью, я сообщила самому подполковнику Стеблину, а также приехавшему на место следователю.
   - И что там, в той бутылке? - поинтересовался Рудинштейн. - Уже удалось выяснить?
   - Криминалист уже определил.
   - Так?
   - Сказал, что в стеклянной емкости была жидкость, применяемая для выведения тараканов.
   - Намек легко прочитывается, - угрюмо произнес Рудинштейн.
   - Тебе, Боря, случившемуся радоваться нужно, - сказала вдруг директорша.
   - С ума сошла, Анна?
   - Это ж совпадает с твоей работой...
   -Ты хоть когда-то думаешь, прежде чем что-то сказать? - сердито произнес Рудинштейн. - По-твоему, это я проплатил, чтобы тут устроили "хрустальную ночь"?!
   - Анна Борисовна, это явный перебор, - заметила Фельдман.
   - Та не, Боря... ты меня не понял. Это Голышева работа. Но теперь некоторые из наших, из тех, кто колебался, точно обратятся в Сахнут. - Сказав это, Голутко заозиралась. - Все, молчу, молчу.
   - Значит так... - задумчиво произнес Рудинштейн, пропустив мимо ушей последние слова директорши. - Есть тут у меня кое-какие соображения, как нам следует поступить.
   - Так шо ж ты молчишь? Поделись с нами.
   - В Москве в эти дни, в канун Хануки, планируют провести ряд мероприятий.
   - И шо?
   - Мы вот отвоевали особняк Осипа Бородова. А это ведь большущее событие, не так ли?
   - Он еще спрашивает, - ворчливо заметила директорша.
   - Это здание некоторое время даже после революции использовалось как молельня, как подпольная синагога, где молились достойные мужи.
   "А теперь "домик" называют "бабской синагогой",- подумала Маша Фельдман. - И собираются здесь в основном женщины, и еще их дети".
   - Этот особняк также связан с делом так называемой "молодежной организации "Бейтар" и с компанией антисемитизма в последние годы правления Сталина. Верно говорю?
   - Шо-то не пойму, куда ты клонишь, Боря?
   - А тут еще сегодняшние события.
   - Ну?
   - Позвоню, пожалуй, своему руководству. Попрошу прислать к нам в М-ск на ханукальные праздники представительную делегацию... Чтобы все видели, что нас поддерживают еврейские организации в самой России, а также и за рубежом.
   Голутко хлопнула в ладони.
   - Вот за шо люблю тебя, Рудинштейн, так за твои светлые мозги! Под это дело я, может, еще спонсоров найду - надо же устроить по-людски наш новый "домик"...
   "Хорошо еще, что я оставила дубленку в машине, - апатично подумала Фельдман, выключившись на мгновение из общего разговора. - Жидкость для травли тараканов... Пришлось бы нести совершенно новую дубленку в химчистку, а там бы ее наверняка угробили".
  
  *****
  
  Глава 4
  
   За месяц до событий.
   Погода в последние дни заметно переменилась: небо затянуло серыми ноздреватыми тучами, дождь льет почти непрерывно, земля раскисла, вдобавок еще ощутимо похолодало. По всем признакам угадывается скорый приход зимы. Подготовительный лагерь, действующий вот уже четыре недели в глухой лесистой местности, доживает свои последние денечки, как и уходящая в прошлое осень.
   Каждый из прошедших здесь специальную подготовку понимал, что не сегодня, так завтра лагерь будет свернут, после чего они все покинут эти места, снова вольются в мирную жизнь, каждый на своем месте, в своем собственном или маскировочном обличье; будут некоторое время жить среди прочих людей, и ждать. Ждать условного сигнала, который, если только ничего в их судьбе не изменится, заставит их вновь собраться вместе, в нужное время, в определенной точке пространства.
   Но мысли о том, что лагерь вскоре прекратит свое существование, лучше держать при себе. Только Старший, которому здесь все подчиняются беспрекословно, да еще двое его помощников, выполняющих функции инструкторов, знают, когда именно будет положен конец этой изнурительной дрессуре. В ходе которой, кстати, от "курсантов" - а у каждого и без того за плечами боевой опыт - добиваются не только и не столько даже усвоения преподаваемых им дисциплин, совершенствования тех или иных навыков и большей слаженности действий, но и полного, абсолютного - на уровне рефлекса - подчинения воле Старшего и двух его ассистентов.
  
  
   Шли вторые сутки устроенного командирами под закрытие учетно-тренировочного лагеря учения. Силы двух подразделений, не на шутку сцепившихся в центральной части заброшенного леспромхозовского поселка, были неравны. Меньшая по численности группа насчитывает десять стволов. Задача: обеспечить круговую оборону "объекта". В качестве такового используется порядком уже пострадавшее в ходе учений двухэтажное серое здание - бывшая контора леспромхоза. Другая группа, осаждающая данный объект, и временами предпринимающая попытки то просочиться в здание малыми группками, то взять его штурмом, включает вдвое большее количество бойцов.
   В этой же группе наряду с рядовыми боевиками действуют командиры: сам Старший, а также его помощник и телохранитель Антон.
   В ходе этого учения, максимально приближенного к условиям, в которых - возможно - им придется действовать, применялось "тихое" оружие (преимущественно это были "калаши" с ПБС). Каждому из боевиков, обороняющих "объект", нарезан свой сектор, за который он отвечает головой. Эти сектора частично перекрывают друг дружку, с тем, чтобы соседи слева и справа могли взаимодействовать при отражении атак, а также с целью повышения надежности оборонительной схемы в целом.
  "Оборонцы" экипированы в дымчато-серый камуфляж, в отличие от нападающих, на которых униформа черного цвета, с едва видимыми глазу блеклыми разводами.
   На каждый автоматный рожок с холостыми патронами полагается три боевых. Это обстоятельство как нельзя лучше мотивирует как обороняющихся "серых", так и оттачивающих наступательные навыки "черных"...
  
   Старший, улучив момент, высунулся из-за угла сруба. Так, так. Из пустых оконных и дверных проемов "объекта" наружу повалили густые клубы дыма... В оконные проемы отстрелили несколько зарядов с "черемухой"; другие бойцы в черном камуфляже принялись забрасывать внутрь обороняемого здания дымовые шашки и взрывпакеты.
   Натренированный взгляд командира отряда успел за эти несколько секунд заметить, выделить кое-что интересное. А именно, два бугорка - того же цвета, что и раскисшая глинистая почва... Это Антон и еще кто-то из боевиков, набросив на себя маскировку, ползком, ужами, под шумок пытаются приблизиться вплотную к объекту.
   Чтобы отвлечь внимание бойцов "серых", отвечающих за данный сектор обороны, от этих двух, Старший, а следом и второй боец, оставшийся при нем, выпустили в сторону "объекта" несколько коротких очередей. Не дожидаясь ответных выстрелов, сместились чуть вправо, затаились в другом укрытии... Всем им приходится постоянно быть начеку; не стоит ни на секунду забывать, что каждый десятый патрон - боевой.
   Внезапно по всей округе прогремел звук довольно громкого взрыва!.. Затем в здание полетело еще несколько светошумовых гранат... Это Антон и его напарник зашвырнули в окна "объекта" "гостинцы", аналогичные тем, что используют в ходе спецопераций подразделения антитеррора, включая знаменитое спецподразделение, известное как группа "Альфа". В считанные мгновения около полутора десятков боевиков проникли извне через дверные и оконные проемы внутрь обороняемого строения...
   Еще спустя минуту объект полностью перешел под контроль боевиков из подразделения "черных".
   И вот теперь начиналось самое интересное. То, о чем большинство тех, кто проходили здесь подготовку, даже не подозревали.
  
   *****
  
   Глава 5
  
  
   Десятерых боевиков, экипированных в серый камуфляж, вывели под дулами автоматов из захваченного только что здания. Всех их обезоружили, всех до одного уложили лицом в раскисшую глину. "Черные" не спешили выходить из образа - лица закрыты шлем-масками, все вооружены, многие все еще находятся на взводе; что называется, "на кураже".
   Старший передал инструктору свой АКСУ. Запахнул дождевик, набросил на голову капюшон, - вновь припустил ледяной дождь - стал медленно прохаживаться возле распластавшихся в грязи "оборонцев", думая о своем. Он и только он один из всех присутствующих наделен правом карать и миловать. Он имеет право принимать в отношении любого из находящихся здесь людей любое решение, не советуясь дополнительно еще с кем-либо. Однако, ему все же захотелось узнать мнение о "курсантах" обеих инструкторов, каждый из которых, надо сказать, обладает немалым опытом участия в реальных боевых действиях.
   Дождавшись, когда освободился второй инструктор, он отозвал обоих в сторонку, предварительно наказав "черным" бдительно охранять своих проштрафившихся товарищей.
   Старший внимательно посмотрел на инструктора, который в этом деле выполнял роль начштаба "черных".
   Тот, прекрасно поняв, что от него требуется, произнес:
   - Руслан... Николай. И еще Казбек.
   Все до одного боевики здесь носят вымышленные имена, но Старший, конечно же, прекрасно понял, о ком говорит его подчиненный.
   - Почему эти трое? - спросил он.
   - Казбек? Слишком много гонора... с трудом терпит дисциплину. Он может стать слабым звеном, как и Николай... Именно через их секторы сегодня и зашли на объект.
   - Что про Руслана скажешь?
   - У этого замедленная реакция. К тому же, теряется в сложных ситуациях. Под "стимуляторами" его глючит и плющит, он плохо переносит их воздействие. Считаю, что довести до нужной кондиции его так и не удалось.
   Старший посмотрел на второго инструктора.
   - А ты что скажешь?
   - Руслан. Николай. Казбек.
   Старший задумчиво потеребил заросший щетиной подбородок. Спустя недолгое время он утвердительно кивнул.
   - Добро, этих троих оставим здесь, - сказал он вполголоса. - Решите сами, кто из вас двоих поставит этим курсантам "неуд".
  
  
   Примерно три десятка боевиков, мокрые, уставшие, в заляпанной грязью экипировке, выстроились в одну шеренгу на площадке в центре поселка. Ноги расставлены на ширину плеч, руки за спиной - ставшая уже привычной для них строевая стойка. Лица отрешенные, глаза смотря в одну точку, строго перед собой. В известном смысле это были уже не совсем люди; но именно этого, автоматизма в действиях и полного подчинения, от них добивались опытные и жестокие наставники.
   Старший и один из инструкторов медленно прохаживаются вдоль строя, вглядываясь в заросшие щетиной лица "андроидов". Другой инструктор, чья рука уже легла на рукоять "беретты", выглядывающей из расстегнутой поясной кобуры, так же медленно продвигается с тыльной стороны строя; его глаза видят не лица этих субъектов, но их затылки.
   Вскоре Старший и его помощник вернулись в центр построения. Три десятка человекоподобных особей по-прежнему хранят молчание. Старший тоже не собирался толкать речей. Все они должны понять простую истину: одного только желания сражаться и умереть, если к этому повернется - недостаточно. Сама по себе смерть или жизнь любого из них не имеет никакой ценности. Конечно, это важно, существенно, что человек сам для себя принял определенное решение. Но еще важнее, сражаясь до конца, выполняя беспрекословно любой приказ командира, умереть - если понадобится - так, чтобы в этом акте был толк, чтобы из этого проистекала конкретная польза для их общего дела.
  
  
   Послышался резкий отрывистый щелчок. Один из боевиков в сером, ужалено дернувшись, свалился навзничь в раскисшую от дождей почву.
   Людской строй в этот момент чуть качнулся, словно по нему, по цепи, пустили разряд электрического тока; но мгновение спустя вновь выровнялся и окаменел.
   Свинцовая пуля, продырявив затылочную часть черепа еще одному "серому", вычеркнула тем самым его из общего строя.
   Инструктор, вооруженный "береттой", на несколько секунд задержался у смуглолицего мужчины, дав ему время произнести сбивчивым голосом слова из последней в его жизни молитвы. Затем он в третий раз нажал на курок.
   Минуты две или три - после случившегося - царило полное молчание, нарушаемое лишь звуками припустившего дождя. Наконец старший заговорил:
   - Задание для "серых"! Этих троих в яму, в компанию к Прапору! Задача для "черных": собрать по всей округе отстрелянные гильзы и остатки использованных боеприпасов. Когда закончите с этим, пакуйте свои вещи. Завтра, начиная с девяти утра, организованно, строго по плану, каждый в составе своей группы, снимаемся из лагеря...
  
  
   Распустив строй, Старший в сопровождении одного из инструкторов направился к строению, в котором располагался все это время штаб отряда. Ему предстоит сделать один телефонный звонок; для этих целей у него имеется спутниковый телефон. Подчиняясь жесту командира, инструктор достал из оборудованного здесь же тайника небольшой чемоданчик. Раскрыл его, вставил новый элемент питания.
   - Готово, командир.
   Прежде, чем обменяться актуальной информацией с человеком, чье нынешнее местонахождение доподлинно не известно даже ему, Старший подумал вот о чем... То, что в ходе подготовки отсеяно только четверо курсантов", это вполне достойный результат. Остальные, те, кто сдали "экзамен", теперь представляют собой грозную силу.
   Что же касается того, где именно, когда и против кого будет использованы эти натасканные им и его инструкторами боевики, то это должно выясниться уже в ближайшие две или три недели, максимум - месяц.
  
   *****
  
  Глава 6
  
   Мария заночевала у родителей, хотя у нее имеется собственная квартира. На следующее утро после ЧП в "домике" Леонид Фельдман по дороге в горбольницу подбросил дочь к платной автостоянке, где та оставила свой транспорт.
   Прежде, чем сесть за руль, Мария внимательно осмотрела машину. Удивительно, но ни ее внедорожник, ни машина Анны Голутко вчера никак не пострадали от действий злоумышленников. Скорее всего, - размышляла она, анализируя события вчерашнего дня - у негодяев имелся заранее составленный план действий. Возможно, они выполняли чье-то задание; причем - небескорыстно. Если бы это было не так, то они, эти сволочи, почти наверняка повредили бы припаркованные возле "домика" машины. А то и сожгли бы их: ломиком или камнем по стеклу, внутрь емкость с горючим... и вот уже полыхает костер.
   Но транспорт активистов общественного центра они не тронули. Почему, интересно бы знать?
  
  
   Мария находилась уже на полпути к "домику", как вдруг послышался звук рингтона. Она достала из сумочки "нокию". Глянула на экран - звонит Алик, ее двоюродный брат.
   - Маша? - донесся из трубки сдавленный голос подростка. - Это ты?
   - Да, Алик, это я, твоя старушка кузина.
   - Маша...
   - Говори громче, я тебя плохо слышу.
   - Не могу громко говорить...
   - Почему?
   - Я закрылся в ванной.
   - Что? Почему? Зачем ты закрылся в ванной?
   - Не хочу, чтобы Циля слышала наш разговор.
   - Откуда ты звонишь, Алик? - удивленно произнесла Мария.
   - От бабушки Цили Радзиховской!..
   - А! Теперь поняла. Но почему ты не в школе, Алик? У вас уже первый урок идет, сколько я знаю.
   - Я же говорю - я у Цили.
   - А что ты там делаешь? - Мария притормозила на пешеходном, пропуская ступившую на зебру" женщину. - Ты что, принимаешь ванную у бабушки Цили? Нич-чего не понимаю.
   - Маша, слушай сюда... - донесся из трубки тихий прерывистый голос.
   - Так я слушаю.
   - Со мной и с Цилей все в порядке.
   - Что-то случилось? - Мария, бросив взгляд в зеркало заднего обзора, притерлась к обочине. - Алик, ты меня слышишь?
   - Ты можешь приехать? Это важно.
   - Вам грозит опасность?
   - Н-не знаю... Сейчас уже вряд ли.
   - Позвонить в дежурную часть? Вызвать наряд к вам?
   - Нет, нет... Не надо вызывать милицию. Сама лучше приезжай.
   - Уже еду!
   "Блейзер", пропустив две или три машины, развернулся и помчал в обратном направлении.
   - Алик, запри дверь, никого не впускай! Минут через десять буду у вас.
  
  
   Мария въехала в хорошо знакомый ей двор. Удачно припарковалась - рядом с нужным ей подъездом девятиэтажного дома. Прихватив с переднего сидения сумочку, выбралась наружу.
   Пройдя в подъезд, Маша вдруг замерла... Некоторое время она стояла на лестничной площадке первого этажа, сжав руки в кулачки, испытывая одновременно чувство гнева и отвращения.
   Какой-то подлец - или подлецы - исписал стены подъезда надписями и изображениями вполне определенного характера. На стене справа от входной двери квартиры ?2 - здесь в "однушке" проживает Циля Радзиховская - размашисто, грубо, небрежно нарисован синей краской "Маген Давид". Поверх древнего символа иудеев, "Щита Давида" в форме шестиконечной звезды, перечеркивая его, нанесена смахивающая на мерзкого черного паука свастика...
   На другой стене, по левую сторону от двери, огромными полуметровыми буквами, и тоже черной краской, сделана надпись - Б.Ж.С.Р.
   Маша процедила воздух сквозь сжатые зубы. Хотя ей самой за прожитые четверть века пока еще не приходилось сталкиваться с подобными гнусностями, она догадалась, что означает это сокращение - "БЕЙ ЖИДОВ, СПАСАЙ РОССИЮ"...
   Теперь-то она поняла, почему Алик попросил ее срочно подъехать сюда. Понятно также, почему он звонил из ванной: он не стал рассказывать бабушке Радзиховской об этих мерзких надписях; не хотел давать повода для волнений, зная, что у этой женщины весьма преклонных лет высокое давление.
  
  
   Мария поднялась на лестничный пролет между первым и вторым этажами. Достала из сумочки сотовый. Ей чертовски хотелось позвонить подполковнику Стеблову: попросить его приехать сюда, и спросить, что он об этом думает... Но здоровье и покой бабушки Циле ей дороже, поэтому она решила воздержаться от всяких резких поступков, способных нанести вред ее здоровью.
   Она передумала звонить директорше (та может примчаться прямо сюда, и устроить здесь геволт, да еще и прессу вызовет, с нее станется). Позвонила на сотовый Рудинштейну.
   - Маша, я все понял, не волнуйся, - сказал Борис. - Пришлю рабочего, он закрасит эти надписи.
   - Надо бы в ТСЖ позвонить. Или в ЖЭК... Не знаю точно, кто присматривает за этим домом.
   - Сделаю и это.
   - Главное, чтобы Цилю не побеспокоили.
   - Хорошо, я предупрежу.
   - Спасибо, Боря. Я побуду некоторое время у Радзиховской. Потом, если позволит время, приеду в "домик" - там и поговорим.
  
  
   Мария спрятала сотовый в сумочку. Стали слышны звуки шагов; кто-то спускается сверху. В любой другой день Мария, пожалуй, не обратила бы внимания на незнакомого мужчину, который, поравнявшись с ней, смерил ее взглядом. Да и сейчас, пусть даже она сама на взводе, она не стала бы задевать постороннего человека. Если бы не одно обстоятельство.
   Если бы не та презрительная, как показалось Маше, усмешка, которую она успела заметить на лице прошедшего мимо незнакомца.
   - Эй вы! Стойте! - громко произнесла она. - А чего это вы убегаете, а?
   Незнакомец, чего даже она не ожидала, вдруг остановился - чуть ниже того места, где она стояла сама, аккурат на лестничной площадке первого этажа. Обернулся к окликнувшей его молодой женщине; стал ждать продолжения, а, возможно, и объяснения.
   Мария сошла к нему по лестнице. Когда они оказались на одной площадке, лицом к лицу, выяснилось, что этот тип выше ее на полголовы. И это при том, что ее рост сто семьдесят, а на ногах у нее полусапожки на высоком каблуке...
   С виду он несколько старше ее - года на три или четыре. Парень оказался не только рослым, но и крепкого телосложения. Одет в кожаную утепленную куртку черного цвета; темные брюки, черные ботинки, на голове темная шапочка, натянутая до бровей. В руке, затянутой в перчатку, держит пачку сигарет - собирался, видимо, закурить, как только выйдет на свежий воздух.
   Маше показалось, что мужчина в черном хочет уйти, ретироваться, что он задержался лишь для того, чтобы "сфотографировать" ее, отложить в памяти - на всякий случай. Перейдя на свистящий полушепот, сказала:
   - Не смейте уходить! Мне с вами нужно серьезно поговорить.
  
  
   Незнакомец некоторое время внимательно разглядывал окликнувшую его девушку. Выражение лица у него спокойное; правая бровь чуть выше левой - слегка удивлен происходящим. Смотрит прямо на нее, глаз не отводит.
   "О, а этот типок умеет держать себя в руках", - отметила про себя Маша.
   Наконец он разлепил губы; причем усмешка, как показалось Марии, все еще таится в уголках его губ.
   - А нельзя ли чуть повежливее, красавица?
   - Он будет еще про вежливость что-то говорить, - процедила Мария. - Ну и ну.
   - Я что, по-вашему, похож на цуцика? - продолжая смотреть на нее, спросил мужчина в черном. - Вот эти ваши... "эй!"... "стой!"... Может, вы мне еще, как собачке, команду "к ноге!" подадите?
   - "К ноге" - я не говорила.
   - Ладно. Ладно... - Мужчина сунул сигаретную пачку в карман куртки. - Стою перед вами, как вы скомандовали. И что дальше?
   - Надо же, какой вы смелый, - язвительно произнесла Мария. - Стекла бить... картинки похабные на стенах малевать... женщин и детей пугать... И там самым спасать матушку Россию? При том, что люди, против которых устраиваются эти вот... - Мария кивнул на надписи - провокации, являются такими же полноправными гражданами России?..
   - Не понимаю, о чем вы.
   - Такая "борьба", конечно же, требует от вас и ваших "камрадов" оч-чень большого личного мужества и отваги, не так ли?
   - Кто вы такая, чтобы выставлять мне предъявы?
   - О-о, как вы заговорили... Сразу видно, какого поля вы ягодка.
   - Что вам от меня нужно?
   - Да уберите же, наконец, с лица вашу наглую усмешку! - вспылила Мария. - Ну как вам не стыдно?!
  
  
   Мужчина поднес к лицу ладонь, будто и в правду хотел стереть "наглую усмешку". Жестко, с усилием, затянутой в перчаточную кожу рукой потер левую скулу. Однако, когда он отнял руку, на его лице осталось то же возмутившее Фельдман выражение (как ей показалось - презрительное; это читалось в чуть скошенном влево уголке рта).
   Хмуро глядя на девушку, он негромко произнес:
   - Это все, что вы хотели сказать?
   - А вы что-то другое надеялись услышать от меня?
   - Я, вообще-то, тороплюсь.
   - Надо же.
   - У меня есть дела поважнее, чем разговоры с незнакомыми дамочками, которые набрасываются на людей в подъезде и обвиняют не пойми в чем.
   - Ну да, конечно. - Мария недобро усмехнулась. - Знаем мы ваши "дела-делишки"... Свастики по подъездам рисовать, да камни в окна бросать тем, кто вам неугоден.
   - О чем это вы?
   Мария молча кивнула на изукрашенную нацистскими символами и ругательными надписями стену. Мужчина, обернувшись, некоторое время разглядывал "наскальную живопись". Затем, пожав плечами, сказал:
   - Глупость какая-то. Чушь.
   - Глупость, да? По-вашему, это всего лишь "глупость"?!
   Мария была так возмущена, что у нее даже дыхание пресеклось. Справившись с собой, она продолжила:
   - За этой дверью живет пожилая женщина, которая прошла через такое, что вам и вам подобным даже и не снилось! Вы что, хотите ее такими выходками до инфаркта довести?
   - Я вынужден спросить повторно: у вас ко мне всё?
   - О да, наверняка не вы лично рисовали эту мерзость, - все с теми же язвительными нотками в голосе произнесла Фельдман. - Зачем утруждать себя черной работой, если можно науськать на "врагов нации" бритоголовых юнцов?! Но меня... меня лично возмущают даже не эти безмозглые идиоты, а те, кто с усмешкой... подобно вам!.. взирает на такие опасные "забавы".
   Мужчина смерил раскрасневшуюся от негодования молодую женщину долгим, и каким-то странным взглядом. После чего молча проследовал на выход.
  
  *****
  
   Глава 7
   Как оказалось, разговор с незнакомцем закончился очень вовремя: едва только хлопнула дверь подъезда, как тут же приоткрылась, оставаясь на цепочке, дверь квартиры ?2.
   - Это ты, Маша? - Алик смотрел на нее в образовавшуюся щель. - Я услышал голоса... Ты не одна?
   - Одна, - решив не вдаваться в подробности, сказала Мария. - Открывай.
   - Что так долго? - Алик распахнул дверь. - Проходи.
   - Разве долго?
   - Блин... кажется, я и на второй урок опоздаю.
  
  
   Уже вскоре Маша отправила своего вихрастого, "башковитого", как отзывается о нем папа, двоюродного братца в школу. Но первым делом, конечно, вызнала причину его утреннего визита к бабушке Циле.
   Оказывается, Алик приходил вчера к Радзиховской во второй половине дня - по поручению своей мамы Софочки. Отнес пожилой женщине пакет с мамиными гостинцами, побыл минут десять или пятнадцать, затем сорвался по своим тинейджерским делам. И забыл здесь в спешке сотовый.
   Именно за ним, за мобильным телефоном, он и отправился сюда, выйдя из дома на полчаса раньше, чтобы успеть к первому уроку. И уже войдя в подъезд, увидел, кто какие-то негодяи разрисовали стены у входной двери пожилой еврейки оскорбительными надписями и гадкими рисунками...
  
  
   После ухода Алика Мария и хозяйка квартиры прошли на кухню. Циля предложила адвокатше Фельдман, навещающей ее в последнее время почти каждый день, угоститься чаем с вкуснейшими пирогами, которые вчера передала Софочка. Кажется, она так и не догадалась об истинной причине сегодняшнего появления здесь Марии Фельдман, хотя та приезжает к ней обычно по вечерам, после работы.
   Циля Радзиховская с некоторых пор стала Марии почти родным человеком (хотя вслух она этого не говорит). Рослая, сухая, костистая, она даже в своем весьма преклонном возрасте держит осанку - почти не сутулится. С палочкой ее никто не видел; впрочем, она сейчас не часто выходит из дома. Все еще густые, но уже почти сплошь седые волосы забраны в тугой узел на затылке. Карие глаза Цили чаще всего смотрят не на окружающий мир, не на ее собеседников, если таковые есть, а куда-то внутрь самое себя. У нее, надо сказать, вечно задумчивый вид; хотя человек прожил длинную жизнь, на какие-то важные вопросы он для себя ответов так и не нашел.
   Улыбается Циля крайне редко; но когда это все же случается, становится понятно, что так улыбаться может только очень добрый человек. Руки чаще всего прячет, старается не держать на виду. Если к ней приходят гости, она обычно берет чистое льняное полотенце, чтобы занять - и заодно прикрыть - руки. На людях носит перчатки.
   Дело давнее, и сама Циля о пережитом рассказывать не любит. В феврале пятьдесят третьего, еще прежде, чем она попала на Лубянку, в местном отделе МГБ Цилю, как и других схваченных "бейтаровцев", зверски пытали. Радзиховской ломали пальцы железными щипцами; били молотком по суставам, расплющивая фаланги. Со временем все это кое-как срослось, зажило, но следы увечий остались с ней до самой старости.
   Марии, хотя и не без труда, удалось установить теплый человеческий контакт с этой чурающейся чужих людей, в сущности, глубоко одинокой пожилой женщиной. В отличии от большинства активистов "домика", она не считает Радзиховскую ни "странной", ни "блаженной", ни, тем более, "сумасшедшей". И это несмотря на то, что сама Циля иногда путает ее со своей сестрой Мирой, и говорит с Машей так, словно они обе находятся не здесь, в М-ске, на Цилиной кухне, а где-то в далеком и трагическом прошлом.
  
  
   Мария вежливо пригубила предложенный хозяйкой чай. Выждав немного, заговорила:
   - Циля, я разослала запросы по делу "бейтаровцев"... Обратилась во все серьезные архивы, включая "гэбэшные", включая даже президентский. Написала запросы в Израиль, в Польшу, Литву и в Германию - всем, кто может помочь добыть любую информацию по этому делу.
   - К немцам не надо было обращаться, - сказала Радзиховская. - Не забывай никогда, сколько они нам принесли горя.
   - Циля, это уже совсем другие немцы... Но речь не об этом. Дело в том, Циля, что ответы отовсюду приходят пока не утешительные.
   - Отовсюду?
   - Да. Никто не знает о деле "Молодежной организации "Бейтар". Пока нет никаких сведений...
   - Выходит, я вру, Мира? - Радзиховская почти невидяще глядела на гостью - Раз не осталось свидетелей... раз не было публичного процесса... то и самого "дела" не было? Так, получается?
   - Нет... конечно же, все обстоит иначе. - Мария осторожно погладила хозяйку по руке. - Просто надо понимать, что на поиски документов уйдет время.
   - У меня его уже не осталось, Мира.
  
  
   Их разговор прервало пиликанье сотового. Маша, извинившись, вышла в коридорчик. Перебросилась несколькими репликами с позвонившим ей Рудинштейном. Оказалось, что он лично приехал на место с двумя рабочими, - теми, что трудятся у них на объекте - и те уже закрашивают появившиеся ночью в подъезде надписи и рисунки.
   Пробыв у Радзиховской еще примерно четверть часа, Мария стала собираться.
   - Мне пора бежать, а то я второй день кряду опаздываю на работу... Кстати, Циля. Если кто-то будет хулиганить.... к примеру, звонить в дверь... Так вы сразу набирайте мой номер! Ну а я сообщу куда следует, и этих негодяев быстро укоротят.
   - Не стоит из-за меня беспокоиться, Мира. Ох-х! - Радзиховская всплеснула руками. - Извини меня, девочка. Та очень похожа на мою сестру, Маша... Кажется, я тебе это уже говорила?
   - Цилечка! - сказала ей на прощание Фельдман. - Пока ты не выложишь мне все, что знаешь про историю с "бейтаровцев", я с тебя живой не слез, так и знай.
   ...В тот же день надписи антисемитского характера были обнаружены еще по нескольким адресам.
   Также выяснилось, что минувшей ночью некто неизвестные осквернили могилы трех похороненных здесь людей, чьи имена и фамилии, а также наличие надписей на идише или иврите на памятниках, указывали на их еврейское происхождение.
   За всеми эти мерзкими, и не столь уж значительными, казалось бы, событиями уже вполне отчетливо угадывалась чья-то недобрая воля.
  
   *****
  
  Глава 8
  
   Сергей Ремезов нисколько не соврал той малахольной дамочке, что набросилась на него в подъезде девятиэтажки, на четвертом этаже которой находится его холостяцкая однокомнатная квартира. Он действительно занят. И дело это для него много важнее, нежели выяснение отношений, да еще в такой экспрессивной тональности.
   Утром, около восьми, его побеспокоил телефонным звонком Саша Шемякин. Ремезов знаком с ним с малолетства, они учились в одном классе в местной школе.
  Александр закончил областной филиал университета МВД, но какой-то заметной карьеры в органах так и не сделал. Отработав три года в здешнем райотделе, в криминальной милиции, написал заявление "по собственному", после чего ушел на вольные хлеба. Вот уже почти пять лет работает в ЧОП "Сокол". В настоящее время он занимает должность заместителя главы этой крупнейшей в их городе охранной фирмы.
  
  
   Сам Ремезов только неделю назад вернулся родной город, отслужив три года по второму в своей военной биографии офицерскому контракту. С Шемякиным он пересекся на третий или четвертый день по возвращении в родные пенаты - оба пригнали в одно время свои тачки в местный автосервис. Пока спецы занимались их машинами, они скоротали время за разговором в расположенном поблизости кафе.
   Александр был в курсе, что Ремезов в одно время искал возможность для трудоустройства в охранном бизнесе. И что он даже проходил когда-то смотрины в ЧОП "Витязь", в структуре, которая уже много лет конкурирует с "соколами" (Ремезов тогда предпочел подписаться на еще один офицерский контракт). Шемякин поделился с давним приятелем последними новостями. Выяснилось, что мэра Голышева прокатили на выборах. Поскольку ЧОП "Витязь" фактически принадлежит ему, то его провал отразился и на этой фирме - в штате осталось едва треть прежнего количества сотрудников. Сергей пожал плечами; по большому счету, все эти новости, равно как перипетии здешней политической и криминальной жизни его особо не волновали.
   Про свою службу в одной из частей Северо-Кавказского военного округа он решил не распространяться. Про свои многочисленные командировки на Кавказ, в Чечню и Дагестан, равно как о том, чем он там занимался - не один, естественно - тоже умолчал. На вопрос Александра, собирается ли он подписать еще один контракт, то есть, продолжить службу в армии, Сергей ответил отрицательно. "Так чем ты планируешь заняться на гражданке? - спросил школьный товарищ. - Есть какие-нибудь планы?.." Ремезов сказал, что думает над этим.
   "А почему бы тебе, Сергей, с твоим опытом и твоими навыками, не попробовать себя в охранном бизнесе? - спросил тогда Шемякин. - Для тебя у нас точно нашлась бы вакансия..."
   Так что Ремезов особо не удивился, когда Шемякин, позвонив ему на сотовый, предложил подъехать в офис ЧОП "Сокол" - "для делового разговора".
  
  
   Охранная фирма "Сокол" размещается в старой части города, занимая целиком первый этаж здания, в котором в прежние времена функционировал М-ский райком ВЛКСМ.
   Сергей припарковал свой видавший виды "опель" на площадке перед зданием, рядом с уже знакомым ему джипом - это был "чероки" Шемякина.
   Он прошел в здание. Дежурный сотрудник был извещен о цели его визита; он сопроводил рослого, с короткой прической парня в дальнюю часть коридора, туда, где расположены кабинеты местного начальства.
   - Присядьте пока, - охранник кивнул на кожаный диван, занимающий едва не половину площади "предбанника". - У начальства сейчас... производственное совещание. Как только оно завершится, вас примут.
   В "предбанник" выходят двери двух кабинетов: Саши Шемякина и главы фирмы Серебрякова, подполковника милиции в запасе, бывшего замнача местного УВД. Разговор за дверями - его отголоски были слышны и посетителю - шел на повышенных тонах.
   - Хватит тут изображать из себя невинных девушек, случайно потерявших девственность! - донесся из-за двери начальственный басок Серебрякова. - "Мы больше не бу-удем..." А о чем раньше думали? Где были ваши мозги? Что?! Вы еще тут оправдываться будете? Сами опозорились, и еще фирму под удар поставили!..
  
  
   Ремезов расстегнул куртку. Заметив на столике пепельницу, достал из кармана пачку сигарет. Но закурить не успел - из серебряковского кабинета в предбанник выглянул его давний товарищ.
   - А, ты уже здесь, Сергей?..
   Ремезов обменялся с Шемякиным энергичным рукопожатием.
   - Простыл, блин... - сипло сказал Шемякин. - А тут еще пришлось из-за двух дебилов всю ночь дежурить на одном из наших объектов.
   Он кивнул в сторону двери кабинета Серебрякова, из-за которой продолжали доноситься раскаты начальственного гнева.
   - У вас тут курят? - спросил Ремезов, одновременно протягивая приятелю пачку сигарет.
   - У нас натуральный "газенваген". - Шемякин прикурил от зажигалки Ремезова. - Шеф смолит по две-три пачки вдень. Я тоже не отстаю... Но к лету мы планируем ввести запрет на курение в офисе, а то как-то несолидно.
   Шемякин пустил под потолок несколько дымных колец. Стряхнул пепел с кончика сигареты, затем уставился на визитера.
   - А скажи-ка мне, Сергей, такую вещь... Гм... Даже не знаю, как сформулировать.
   - Как можно проще, - Ремезов усмехнулся.
   - В том-то и дело, что вопрос деликатный. Вот как ты... лично ты относишься к еврейскому вопросу?
   Ремезов поперхнулся дымом.
   - Че-его? - Он удивленно посмотрел на знакомого. - Как я отношусь к еврейскому вопросу?
   - Ну да, лично ты. Я ж у тебя спрашиваю, а не у Папы Римского.
   Ремезов озадаченно почесал в затылке.
   - Лично меня данный вопрос не колышет, - сказал он. - Меня другое интересует: зачем, с какой целью меня пригласили в офис охранной фирмы "Сокол".
   - Мы тебе это чуть позже разъясним, Сергей... Что еще по еврейскому вопросу есть сказать?
   - По "еврейскому вопросу", Александр, сказать мне больше решительно нечего.
   - Так...
   - А зачем интересуешься?
   - Если ты антисемит, Ремезов... явный или латентный... скрытый, то есть... то лучше признайся в этом сразу. Чтобы потом не было недоразумений и ненужных терок.
   Визитер изумленно приподнял брови.
   - Ну что за денек сегодня выдался? - негромко сказал он. - Сначала какая-то чокнутая в подъезде накинулась, чуть глаза не выцарапала... Теперь вот еще и школьный товарищ "антисемитом" обзывает. Магнитная буря разыгралась что ли?..
   - Серый, ты меня не так понял. - Шемякин затушил окурок. - А вот и Михалыч освободился...
  
  
   Серебряков, широко распахнув дверь, тем же сердитым тоном сказал:
   - Свободны, архаровцы!.. На все четыре стороны. Вы давно уже не малые дети, и я не обязан с вами нянчиться.
   Мимо него - бочком - из кабинета выбрались двое: распаренные, взмокшие, словно только что из бани. Парням лет по двадцать пять примерно; Ремезов прежде с ними не пересекался.
   - Михалыч, может, не стоит рубить сгоряча? - дождавшись, когда эти двое уйдут, просипел Шемякин. - Они, конечно, заслужили хорошую взбучку, но...
   - Даже не начинай.
   Глава фирмы "Сокол", крепкий, коренастый мужчина лет пятидесяти пяти, еще в годы службы в УВД имел репутацию "честного мента" - человека строгого, но справедливого. Впрочем, Ремезову оставалось лишь гадать, что именно повлекло вспышку начальственного гнева.
   Серебряков, достав из кармана пиджака носовой платок, протер свою огромную, почти во всю голову плешь. Сунул платок обратно, после чего вопросительно уставился на зама.
   - Это - Сергей Ремезов, - представил тот визитера.
   - Вижу, не слепой, - отозвался начальник, протягивая мясистую ладонь гостю. - С возвращением тебя, Ремезов... Жив, здоров и всё такое?
   - Как видите, Вячеслав Михайлович.
   - Ну что ж, рад за тебя.
   Серебряков жестом пригласил обоих пройти в его кабинет.
   - У нас тут как раз образовалась свободная вакансия, - сказал он. - Ну а ты, как сказал мне Александр, ищешь работу в нашей сфере? Присаживайтесь.
   Расселись; Серебряков - за своим начальственным столом, Ремезов сел в кресло напротив, Шемякин, взяв стул, уселся справа от давнего знакомого.
   - Александр сказал мне, - Серебряков кивнул в сторону зама - что ты именно тот человек, что нам нужен.
   - Для чего именно нужен?
   - Мы хотели бы видеть такого человека, как ты, в штате нашей фирмы.
   - Вы предлагаете мне работать у вас?
   - Можем зачислить тебя хоть сегодня. У нас есть один горячий участок...
   - Да не пугайте вы его раньше времени, Михалыч, - подал реплику Шемякин.
   Ремезов усмехнулся.
   - Я вроде бы не из пугливых, - сказал он. - Дело у вас, как я понимаю, срочное?
   - Ты правильно понял.
   - Вообще-то, я собирался бить баклуши до Нового года. И даже до середины января, если быть точным. Имею право, знаете ли. Фактически, у меня пока еще отпуск.
   - Да, да, конечно. - Серебряков согласно покивал головой. - Как говорится: "кто воевал, имеет право..." Мы тебя летом куда-нибудь на отдых отправим. - Он посмотрел на зама. - Верно я говорю, Александр?
   - Можем в один из пансионатов... у нас тут есть "пять звезд", мы обеспечиваем охрану.
   - Да хоть в Сочи, или в "европы",- сказал Серебряков. - Но - летом.
   Ремезов улыбнулся краешком губ.
   - А почему не сейчас?
   - А какой сейчас отдых? - Серебряков пожал плечами. - Посмотри в окно! Погода - дрянь: снег, холодрыга, ветрище завывает.
   Шемякин шумно высморкался в платок.
   - Определенно, погода дрянь! - просипел он.
   - И зачем, спрашивается, Ремезов, тебе отдыхать в такую дрянную пору? - продолжил Серебряков. - Ты деятельный человек, чего ж тебе бить баклуши? Ты ведь холостяк, верно?
   - Я вижу, Александр положил вам на стол полное досье по моей персоне.
   - Когда человек без дела, это все ж нехорошо. - Серебряков сокрушенно покачал лысой головой. - Соблазны разные: бабы, водка, то-сё... Вот еще какой вопрос, Ремезов... Ты ведь из горячих мест вернулся?
   - Откуда такая информация?
   -Это предположение.
   - Допустим. И что?
   - Как у тебя со здоровьем дела обстоят?
   Ремезов криво усмехнулся.
   - Вас интересует, наверное, не снесло ли у меня башню? Как это случается с некоторыми ребятами, которым довелось служить в "горячих местах"?..
   - Значит, со здоровьем все нормально? Ладно, перейдем к сути вопроса.
   - Внимательно вас слушаю.
   - Ты в курсе, Ремезов, что у нас в городе есть еврейская община?
   - Как-то не интересовался этим вопросом.
   - Так вот... У нас с ними заключен договор на охрану объекта. Не так давно община отсудила себе новое здание...
   - Старое здание, - заметил Шемякин. - Знаешь, Сергей, где музыкальная школа раньше была? Там и бывший Дворец пионером рядышком.
   - Знаю.
   - Старое, или новое, не суть важно, - в разговор вновь вступил Серебряков. - Там сейчас строительство идет... Наша охрана дежурит на данном объекте с восьми вечера до восьми утра, ежедневно, семь дней в неделю. Вот эти двое архаровцев, которых я только что прогнал, крупно облажались...
   - Директорша наверняка изрядно присочинила, - неодобрительно заметил Шемякин. - Та еще язва.
   - С этим объектом у нас раньше не было никакой головной боли, - поморщившись, сказал глава фирмы. - Но пару дней назад случилось ЧП. Сначала их директорша прогнала с объекта нашего сотрудника...
   - Потом и второго выставила вон, - подсказал Шемякин.
   - А уже через несколько часов какие-то негодяи устроили там погром: побили стекла в здании... выражали криками угрозы...
   - Напугали, короче, местных женщин активисток, - просипел Шемякин.
   - Ну так вот, - продолжил Серебряков. - Вчера к нам уважаемые евреи приезжали - сюда, в офис. Потолковали мы с ними, и решили сообща ввести дополнительные меры безопасности. Само собой, по обоюдному согласию внесли кое-какие изменения в прежний клиентский договор.
   - Постойте, господа. - Ремезов уставился на главу фирмы. - Вы что, предлагаете мне работу ночным сторожем? Да еще в синагоге? Я что, по-вашему, идиот?
   - Зачем же - сторожем? - удивился Серебряков. - Охранников для ночных дежурств мы выделим... Возможно, ночь или две придется подежурить, но не более того. Фактически ты будешь выполнять функции начальника службы безопасности на данном объекте... Как тебе такое предложение?
   - Какой оклад?
   - Двести пятьдесят, если в условных единицах.
   - Это скромная зарплата даже для ночного сторожа.
   - В неделю, - уточнил Серебряков. - И это только из кассы нашей фирмы. Уважаемые евреи заверили, что они поучаствуют в формировании фонда заработной платы... - Он с усилием провел по лысине ладонью. - Всё, что будут доплачивать в "конверте", Ремезов, пойдет тебе в карман - фирма на эти деньги не претендует, мы свое и так получим.
   - М-да...
   Ремезов задумчиво потеребил подбородок.
   - Неожиданно как-то это все!
   - А в жизни так и случается.
   - Но у меня ведь пока нет оформленной лицензии?..
   Начальник усмехнулся.
   - У нас все схвачено, Ремезов! Какие проблемы?! Уже сегодня... во второй половине дня, документы будут готовы.
   - Вот это да... Завидная скорость.
   Мужчины поднялись со своих мест.
   - Этой общиной, если ты еще не в курсе, руководят женщины. В целом... в целом это добрые, душевные... просто прекрасные люди. - Сказав это, Серебряков странно улыбнулся. - И я не сомневаюсь, Ремезов, - он хлопнул нового сотрудника по плечу - что ты сможешь быстро найти с ними общий язык.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"