Когда уже никто этого не ждал, дождь прекратился, и на небе проглянуло белое, нездорового вида солнце. То и дело спотыкаясь, прячась за рваные тучи, оно потихоньку пробиралось на запад.
С утра болело сердце.
- Это от погоды, - сказала дочь, уходя - на, выпей вот "Klosterfrau", "женщину в монастыре", от всего помогает.
Сообщение это Юрий Семенович встретил с недоверием. За долгие годы непростой своей жизни он пришел к выводу, что если лекарство от чего-то помогает, то другое непременно гробит, и никак иначе. Даже если это и "женщина в монастыре". Отмахнулся, натянул халат, прошлепал в тапочках вниз за почтой. И, стоя уже перед ящиком, неожиданно понял - нет, буквально всем телом осознал - что забыл прихватить ключи.
Бросаться на второй этаж? - затаив дыхание, стал красться с конвертом наверх. Но, не пройдя и десяти шагов, услышал, как дверь наверху - надо ведь, как назло, никогда с ней, заразой, такого раньше не бывало! - с грохотом захлопнулась. Тут же выявилась и причина - оказалось, соседа напротив угораздило именно в этот момент открыть свою и устроить, таким образом, сквозняк. И что только этому турку дома не сидится, рано же еще! Это вот ему сегодня с ранья через полгорода ехать, устный экзамен сдавать, на немецкое гражданство. Вот ведь, сподобился на старости лет. Юрий Семенович поежился.
Впрочем, для начала предстояло попасть обратно в квартиру. Не в халате же ехать. Утомленный языком жестов, а может, и осознав весь ужас случившегося, злостный турок дрогнул, пустил, в конце концов, позвонить дочери - однако из комнаты не ушел, уселся в кресло и все время разговора недовольно косился оттуда. Центы свои телефонные, что ли, жалел? А у дочери, нарочно не придумаешь, тоже ключей не оказалось - отвлеклась, говорит, с твоей "Клостерфрау", и забыла взять! Стал уговаривать соседа пустить на балкон, чтобы перелезть в свою квартиру, второй этаж всего-то! Но тот перепугался до смерти, и слушать ничего не желал: "Пущу,- говорит,- только если вы мне предьявите удостоверение, что работали в цирке." Пришлось вызывать взломщиков, или как их там; те приехали, в мгновение ока разнесли всю дверь, чуть пополам не перепилили - а какой счет выставили, лучше и не вспоминать. Да еще этот паразит, когда те уже все расчехвостили, из своей двери голову высунул: не тех, говорит, позвали, надо было вон этих, в пять раз дешевле бы обошлось.
А главное, за чем ходил! - и всего лежало-то в почтовом ящике, что штраф в сто семьдесят евро за превышение скорости. Так эти же прямо на автобане вспышку поставили, и знак перед ней хулиганский: "шестьдесят" - кто ж им сразу со ста тридцати шестьдесят сделает! Юрий Семенович водил машину больше сорока лет, и за долгие годы привык за рулем - как, впрочем, и во многом другом - себе ни в чем не отказывать. Однако, если там, где он жил раньше, всегда имелась возможность решить конфликт полюбовно - тем более, что и работал он в таком месте, что деньги были обычно излишни, как говорится, услуга за услугу - то здесь на него автоматически, одновременно со вспышкой радара, заводилось дело под номером из восьми знаков. Да и что мог он здесь предложить взамен?
***
Пошел уже второй час, а они все томились под дверью - ерзая на жестковатых стульях, облокотившись на подоконники, с видом на урбанистический пейзаж, а то и вовсе просто подпирая стену. Представители различных рас и вероисповеданий, классов и полов, возрастов и убеждений, все чем-то неуловимо друг на друга похожие. Собрать бы их вместе - тех, кто здесь побывал уже, кто есть и кто еще будет - как знать, может, и набралось бы на небольшую страну, делать в которой им, в общем-то, было пока что нечего.
Вызывали по двое; пары, как правило, сходились еще в коридоре, быстро и полюбовно, словно играли в "ручеек". Хорошо одетая, да к тому же в очках, Лена являла собой достойную кандидатуру: не раз уже на нее призывно поглядывал вон тот пожилой, явно бывший соотечественник. А также мать шумного турецкого семейства в коричневом платке и высокий, с пламенным взором, юноша загадочной национальности. Впрочем, выражение его лица в душном полутемном помещении вполне могло быть оптическим обманом.
- А няни, скажите, няни нет у вас? С языком? - с нашим, конечно, языком. Маме срочно нужно лечь в больницу - там, представляете, за это никто не брался даже, а здесь у них просто на поток поставлено! И страховка все покрывает.
- Бросьте волноваться, найдем! Хотя погодите - это же белые деньги? Нет, на белые как, а социал тогда что? Вот если бы черные...
- Если черные, наша Сонечка бы посидела! А кстати! Вам не нужен отличный парикмахер, стрижет прекрасно, и по десять евро всего? Между прочим, с музыкальным образованием...
- Следующие! - дамы поспешно умолкли и скрылись за дверью. Ох уж это музыкальное образование - у кого, скажите, его здесь нет? И что? - а ничего. Вспомнить хотя бы ее поход на биржу труда...
***
...Лена тогда здорово накрутила себя, как боксер перед матчем - чтобы, как говорят профессионалы, держать удар. Даже выпила "Klosterfrau" из пробной бутылочки, подаренной ей когда-то в аптеке и хранившейся в кухне на верхней полке, в ожидании подходящей оказии. И некоторый шум ей удалось наделать: к ней в коридор вышла сама начальница отдела, пегая и сухая, словно только что сошедшая с кинополотна о Второй мировой войне.
- Это совершенно невозможно, - отрезала она, бросив в сторону Лены колючий взгляд, - о чем вы говорите?! Да у нас своих безработных каждый пятый. - Всеми клетками своего сугубо функционального, без излишеств организма Лене явно давали понять, что говорить больше, собственно, и не о чем - будь она хоть почтившая своим присутствием данное заведение Мария Каллас. - Как, вы говорите, ваша фамилия? Смирницкий?
Ео Лене уже ясно было: столько раз прежде выручавшее ее музыкальное образование здесь совершенно не звучит - даже, скорее, диссонирует с окружающей действительностью. И не музыковед она здесь вовсе, а ауслэндэрин Смьир-ньит-ски - и место ей за дверью, рядом с другими такими же, в тусклом коридоре без стульев. И фамилию ее произносят медленно и коряво, всем видом своим показывая, что в цивилизованной стране таких фамилий быть не может...
***
- Уф! Сдали!! - две счастливые, словно помолодевшие дамы выпорхнули из заветной комнаты в коридор.
- А что спрашивали?
- Просили рассказать о соседях...
***
... В один прекрасный день Смирницких перестали замечать соседи. Просто так, ни с того ни с сего - идут мимо и не здороваются. Похоже, что от них опять чего-то не ожидали. Хотя, сами понимаете, чего хорошего можно ожидать от иностранцев в респектабельном доме! Квартиру в нем подыскал пригласивший мужа профессор - она вполне подходила молодому ученому с крепнущим именем. Разумеется, ни малейшего намека на мебель квартира не содержала: уезжая, предыдущие жильцы вывернули лампы, все до одной, сняли карнизы и чуть не увезли мойку из кухни, придя путем сложных вычислений к выводу, что она успела перейти в их собственность. А впрочем, нечего наговаривать на профессора - на то он и профессор, чтоб быть рассеяным. Более того, осознав немыслимость переброски мебели из России, он, слегка смущаясь, преподнес Смирницким свою старую спальню, которую, по случаю покупки новой, как раз собирался выставить за дверь.
Спальню всего за пять заходов притащил на своей трудовой спине "опель- аскона" - вполне на ходу еще машина, имевшая проблемы только при выезде из подземного гаража. Комната, благодарно принявшая в свои объятья сию не до конца еще увядшую роскошь, приобрела наиболее жилой в квартире вид - так и подмывало пригласить гостей сразу туда. Постепенно, впрочем, у Смирницких завелись и разные другие предметы - в том числе приобретенные на блошином рынке, вкупе со сковородками, две вазы. А также живописный подлинник маслом, окрещенный новыми владельцами "Восстанием силезских ткачей" - хотя, при наличии определенной фантазии, он вполне мог бы сойти за гулянья в духе Питера Брейгеля-старшего.
Первое время дом молчаливо закрывал глаза на эти вольности. И как, скажите, обвинять в нетерпимости соседей, если, наблюдая в глазок, как новый жилец тащит к себе явно постоявшие в чьем-то подвале кресла, они молчат! А следующим вечером, гляди-ка, опять что-то из последних сил волочет - и все это, не озаботившись ни золоченой табличкой с титулом над дверью, ни приглашением на кофе с тортом! Но они по-прежнему не возмущаются, молчат. А впрочем, это был вообще удивительно молчаливый дом. По вечерам в нем жила лишь квартира Смирницких, откуда доносилась музыка, крики ребенка, грохот чего-то, выпавшего из рук Лены, а из окон с поднятыми тяжелыми ставнями лился свет. Уж лучше бы, в сердцах восклицала Лена, они поселилилсь в неблагополучном районе, да хоть в районе красных фонарей! - и то было бы веселей, и дышалось бы легче, и не чувствовала бы она себя замурованной заживо в этих ледяных, респектабельных стенах. Где ее, поджав губы и, по возможности отведя в сторону взгляд, всего лишь терпят - и это в лучшем случае. Тем более, что, как известно, любому терпению когда-то приходит конец...
***
- Следующие!
Она сделала шаг вперед, ловя на себе умоляющий взгляд турчанки.
- Битте, битте! -забормотала та, крепко вцепившись ей в руку. - Дойч шпрехен шлехт... Цузамен, цузамен. Ду фраген, их заген йа. Одер заген найн. Гут?*
Гут. Ну конечно, гут. Еще бы не гут. Мы ведь тут все в одной лодке - что с нами будет здесь, без помощи друг другу?
В просторной комнате в глаза им ударил яркий солнечный свет. Целых пять членов приемной комиссии, расположившись за огромным столом, укрытым аккуратными рядами карточек, приветствовали их с нескрываемой радостью. Лене досталось описать ДТП.
***
- Колеса стоят прямо? - молоденький инструктор постукивает по рулю учебного "Пежо". - Не знаете? Да ведь это просто: лев должен стоять на лапах, а не на голове. Вот и все.
После парковки ей предстояло сегодня освоить автобан. Они долго пробирались к нему узкими кривыми улочками, коряво смещаясь из ряда в ряд, но перед самым выездом ее внезапно обуяла паника. По возможности игнорируя воющее, вращающееся, фыркающее рядом железо, она изо всех сил убеждала себя, что это же так просто: легкий поворот руля - и вот она уже влилась в ряды...
- Стоп! - сидевший рядом с ней с силой вдарил по запасным тормозам. Их обоих тряхнуло, бросив вперед, и машина встала как вкопанная на разгоночной полосе. Боковым зрением Лена ощутила на себе взгляд, полный безысходной тоски. Ведь сколько раз говорено было, что главное в вождении - предсказуемость. Что именно поэтому немецкие водители - одни из лучших в мире. А вот попробуй пойми, что в голове у этих шальных, непредсказуемых - к тому же, похоже, лишь неделю назад открывших для себя прихотливый мир дорожных знаков. В то время как любой немецкий школьник знает их уже с третьего класса, сдав экзамен по вождению велосипеда.
- Я, наверное, никогда не смогу. Хотите, я прямо сейчас дам подписку о пожизненном невыезде на автобан?
Ее спутник нахмурился, силясь понять.
- Автобан - это самое простое, - произнес он наконец, - въехал,и все время по прямой. И думать не надо. Вот и все.
Наверное, это хорошо, а может, даже иногда и правильно, что думать не надо. Но увы, не у всех получается...
***
- Ну, а теперь диалог на тему "переезд"! Слушаем, время на подготовку закончено.
- Вы слышали, наши соседи опять переезжают! Надо бы им помочь. Поможем?
-Да!
- Пусть наши мужчины сносят вещи вниз...
-Да!
- Хорошо бы достать коробки. У вас нет коробок?
- Нет!
- И у нас нет. Ну и ладно. Тогда пускай носят все просто в руках. А мы пока приготовим перекусить...
-Да!
- А что мы приготовим?
- Я сделаю джаджик, - лицо собеседницы Лены расплывается в счастливой улыбке. - Еще имам баильди, гумус, кибех биль саниех. А еще бюрек. И аджуа. - Ее глаза сияют. - А вы?
Члены комиссии украдкой бросают взгляд на часы. Полпервого. Мальцайт! **
- А денер-кебаб? - не выдерживает полногрудая дама у окна. - Денер-кебаб тоже будет?
- Да! Да! Да!!!
***
Сдали!!- сияя, они выходят в коридор. Турчанка рвется обниматься, вокруг прыгают дети - а спиной она чувствует тоскливый взгляд того, пожилого. С кем же ему идти? Нет, если день уже с утра незаладится, то и дальше хорошего не жди... Или, может, просто возраст берет свое, а былые обаяние и расторопность утеряны безвозвратно?
Юрий Семенович вздергивает к глазам руку, на которой красуются командирские часы. Время к обеду. Денег на кафе нет, и в ближайшее время не предвидится: ушли на уплату за вскрытие двери, да плюс огромный штраф за превышение скорости. Придется обойтись бутербродом из палатки. Но самое неприятное, что, скорее всего, заберут права. На месяц. Правило у них тут такое, для лихачей. А куда он, вообще, без колес - всю жизнь на них, сроду пешком не ходил. Прямо хоть жизнь заново начинай.
Карман брюк оттягивает что-то. Ах да, новые ключи. Сверкают отполированым металлом. Сразу несколько, причем.
Лена выходит на улицу - за время экзамена погода испортилась окончательно, моросящий дождь сменился сильным. Хорошо хоть, что машина рядом, за углом, в ней сухо. И тепло. Уже выезжая на автобан, она слышит удар грома - начинается гроза. Включив аварийку, все замедляются донельзя. Разделяющий барьер проходит ровно по высоте фар, поэтому никто никого не слепит - видны лишь ползущие навстречу блестящие горбушки крыш. Их ряд медленно продвигается вперед, машины - словно недовольные звери, согнаные в кучу и злобно урчащие в спину один другому. Светящееся стадо потихоньку шевелится; слегка цепляясь друг за друга, трудятся дворники, сбрасывая водяные струи. И все сидят, прижавшись к ветровым стеклам, напряженно глядя в затылок соседу, объединенные общей проблемой и одинокие, как на Марсе.
_____
*пожалуйста, я плохо говорить, вместе, вместе. Ты спрашивать, я отвечать "да". Или отвечать "нет". Хорошо? (ломаный немецкий)
** идиома, обозначающая одновременно и приветствие, и намек, что неплохо бы поесть.