Ничто более не отражается в своем истинном виде ни в зеркале, ни в пропасти, которая являет собой ни что иное, как раздвоение сознания к бесконечности.
Жан Бодрийар
Часть первая. Монолит разделенный временем.
1. День первый.
...можно назвать обычной встречей незнакомых людей...
...что-то было такое, что настораживало. Не разговаривали - пожали руки и отвернулись. Из привезенных вещей, разрешили взять только теплые вещи, ручку и блокнот. Даже карманный фотоаппарат положили в камеру хранения.
...было ещё что-то - что-то такое особенное, что, не помню, что-то особенное. Наверное, что-то неважное, сразу невероятно злящее - непонятностью, бессмысленностью.
Мы отправились в горы. Повсюду размазалась грязь - противная, липкая, скользкая. Она проникала в ботинки, противно чавкая, заставляя ноги омерзительно мерзнуть, но я не обращал на это внимания - я сконцентрировался на том, чтобы не упасть в мерзкую жижу.
И это в середине лета!
И это в месте, о котором говорили как о рае!
Нет, это не рай - это настоящий ад - отвратительный, мерзкий, мокрый...
Я спросил у проводника, долго ещё месить грязь? Вместо ответа он указал на вершины гор. Там, вдали, в тумане, вырисовывались смутные очертания серых громадин, нависающих безмолвным жемчужным ожерельем. От этой картины стало не по себе. Я подумал, на кой черт я сюда попёрся? На кой чёрт ехал в вонючем вагоне, сотрясаясь от злости и отчаяния? Сейчас мог нежиться в тепличной атмосфере первоклассной гостиницы, плескаться в море, одним словом наслаждаться. Так нет - тяга к бесплатным развлечениям затянула в авантюру.
И врали всё!
Врали, говоря об этом месте как о рае. Нет здесь рая - только грязь, в которой утону как в болоте, оставляя после себя только мутный воздушный бульк, рождённый протяжным предсмертным стоном-прощанием.
Наконец спуск закончился. Возникла другая задача - карабкаться вверх по такой же мерзкой жиже, оставляя после себя следы, которые медленно затягивались грязью. И опять я ничего не смог рассмотреть впереди, я опять смотрел под ноги...
Я спросил проводника, сколько осталось?
Опять он ничего не ответил.
'- Хам, - подумал я, - быдло. К нему с уважением, а он... не соизволил повернуться'.
Если бы я знал людей, которые шли рядом, то наверняка высказал мнение о проводнике. Но я никого не знал - ни по именам, ни в лицо - в первый раз вместе.
Долго шли молча. В угнетающей тишине. Пестрили следами, скрывающимися в жидком грязном месиве.
Внезапно проводник остановился, а поскольку я шел за ним, то натолкнулся на него. Он стоял, вслушиваясь в звуки гор. Там что-то происходило, испуская сварливый шум. Я не стал выговаривать проводнику, подумал, - пожалуй, хорошо бы вернуться обратно, прекратить путешествие, расставшись и с проводником, и с людьми, с которыми так и не познакомился.
- Слышите? - спросил проводник.
- Чего? - раздался голос женщины.
- Не чего, а что. Что мы должны слышать? - пробасил здоровенный мужлан, следующий за мной.
- Нет, ничего не слышите, - загадочно произнес проводник и, уткнувшись взглядом в грязь, повел нас в неизвестность.
- Я слышу. Какой-то странный шум. Внутри горы, - заметил я, но проводник проигнорировал мои слова, оставив их без внимания.
Его поведение меня разозлило. Я решил отстать, поменявшись местами с мужланом. Остановился, пропустил его вперёд и сразу, как только он прошел, попытался вклиниться перед женщиной. Она не пустила, и, пожалуй, сделала это не специально, а только потому, что не заметила меня.
'- Что ж, - решил я, - пойду замыкающим, так будет лучше'.
Действительно, в этот раз я оказался на своём месте. Идти стало легче. Не было видно противного проводника, с его непонятным поведением. Да и дистанцию я смог отрегулировать так, чтобы видеть всё: и шедших впереди людей; и местность, окружавшую меня; и в тоже время смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться.
Я подошел к ним. Женщина и мужлан не курили, а это означало, что появился шанс сблизиться с туземцем.
- Мои спички промокли, дай прикурить, - попросил я и посмотрел в лицо проводника.
Странно, обычно меня не интересуют лица людей, но его лицо, сморщенное, с вздернутым носом, тонкой полоской губ, меж которых всунута сигарета, заинтересовало меня.
'- Такое лицо можно встретить только на картинах Босха', - подумал я, взяв зажигалку. Я прикурил, размышляя над поведением проводника, и многое стало понятно. Он урод с рождения, нелюдим, но не дурак - значит, всё понимает, и не нуждается в моём мнении о его внешности. Ну да ладно, приведёт куда надо, и слава Всевышнему, а там пошел он ко всем чертям в преисподнюю.
Но всё же, какой обман! Ловко меня провели обещаниями рая поднебесного, а вместо рая - всеобщая грязь, которую я размешиваю, боясь сгинуть в её пучине.
Выкурив сигарету, проводник повёл дальше.
- Стой! - раздалось вдали.
Я посмотрел вперед, но за спинами ничего не было видно. Странное дело, мои спутники не думали останавливаться.
- Стой! - повторил голос.
- Эй, проводник, - закричал я, - ты, что ничего не слышишь? Кто-то нас останавливает.
Проводник остановился, повернулся и тихо спросил.
- Ты что, что-то слышал?
- Да, слышал. - Наконец-то этот олух обратил внимание на меня. - Я слышал голос, который приказал остановиться.
Женщина посмотрела на меня как на идиота, но промолчала, так как сомнение поселилось и в ней - вдруг и правда я что-то слышал?
- Тут не пойдем, мы свернем. Вы не беспокойтесь, так даже короче будет, а обувь у вас, как я вижу, совсем запачкалась, не будем её беречь, - извиняясь, произнёс проводник, добавив, - обычно здесь всегда так, окрики слышат не те, кто идет впереди, а тот, кто идет последним. У нас тут так - камни, эхо.
Он извинялся!
Он повел нас сквозь колючий кустарник, росший вдоль тропинки. Он не стал сильно удаляться от дороги, а просто повел параллельно ей. Мне это не понравилось. Я стал брюзжать про себя, зачем сообщил, что слышал голос, мог промолчать. Идти было легче там - не здесь, продираясь через нелепые выросты, облепленные колючками. А проводник шёл сквозь колючие заросли, совершенно не обращая на них внимания. Хотя... я разглядел, один из кустов полоснул его запястье колючками, на руке появились пятна крови. А, впрочем, нет мне никакого дела до его боли, самому бы прокарабкаться невредимым сквозь мерзкие заросли.
Смеркалось. Вместе с заходом солнца обрушились стаи голодных комаров, впивавшиеся в плоть заточенными хоботками.
Я отмахивался, чем только злил маленьких тварей, размазывая грязь по одежде, вместо насосавшихся кровью паразитов. Впереди шёл проводник, совершенно не обращая внимания на жужжащих тварей, что привело меня в неистовое состояние ненависти к уродливому супермену.
Да кто он такой, чтобы решать, как нам идти, тем более, рядом я видел чистую от колючек тропинку. А он всё шёл и шёл, оставляя нас позади, как будто нас вообще не существовало.
Плевать на него! Я сверну на чистую тропинку! Туда, где не будут хлестать ветки, туда, где нет комаров, с их длинными хоботками, раздирающими кожу через ветровку и джинсы. Я так решил. Оставив попутчиков впереди, я вышел на чистую от кустарника тропинку. И действительно, комары перестали терзать моё тело. Я с определенным удовлетворением смотрел, как мелкие твари впиваются в лицо женщины.
Я шёл спокойно, а они продирались сквозь мучения.
'- Так им и надо, - думал я. - Доверчивые, слепые котята, верящие всему, во что верить не стоит. В то, что нужно подвергать сомнению - да что там сомнению - просто держаться подальше от проводника!'
Шаг, еще шаг, свобода движений, - свобода, скованная необходимостью следить правильно ли я иду, не свернули ли они с маршрута? А куда они свернут, если все дороги ведут в одно место? В этом я уверен. Я настолько доверял интуиции, что шёл, даже не смотря за их продвижением.
Стемнело. Я включил фонарик, осветив небольшой клочок дорожки. Попутчики вышли на дорожку, по которой я так долго шёл в одиночестве. Не знаю, заметили они меня или нет, но вида не подали.
'- Глупцы, - подумал я'.
Приблизившись, я полностью положился на них, точнее на то, что я последний, а значит, спасусь в любом случае, после того, как на них что-нибудь свалится.
К счастью ничего не свалилось.
Они шли, оставляя мне право наблюдать за их неловкими движениями.
- Пришли. Стойте - я всё устрою, - сообщил проводник, уходя в темноту, в которой, как мне показалось, ничего не было.
- А он странный, - сказала женщина. Было видно, её нервы на пределе - ей требовалось снять напряжение пустой болтовнёй.
Мужлан естественно ничего не ответил, да и что он мог сказать, поглощенный в огромное тело, наверняка снабженное куриным мозгом, в котором если и появлялись мысли, то только тогда, когда он хотел есть. Кстати, есть я тоже хочу, все-таки пять часов дороги в горах, на чистом воздухе.
- Интересно, ужин будет? - Не согласуясь с предложенной темой разговора, спросил я.
Женщина посветила в лицо, ослепив меня.
- Кристина, - сказала она, протянув мне руку.
- Да, нас не представили - Вольф. Меня Вольф зовут, а вас? - обратился я к мужлану.
- Григорий.
Так мы познакомились.
В этом новом сочетании имен и ставших знакомыми лиц, было какое-то несоответствие. Например, я бы предпочел, чтобы мужлан вместо имени Григорий, произнес - мужлан, а женщина представилась женщиной. Так всё было бы на своих местах, всё было бы ясно и понятно, но вот сейчас всё стало иначе, пришлось прикладывать к их именам имеющиеся знания о других людях с такими же именами.
В моём восприятии люди никогда не бывают полностью индивидуальными, они обязательно на кого-то похожи. Их похожесть - мой жизненный багаж. В нём есть образы Кристин и Григориев, и есть что-то такое, что вполне соотносится с моими спутниками.
С голосом Кристины я могу сопоставить голос одной знакомой, в котором проскальзывали знакомые интонации. Другого, знакомого Григория, напоминал этот Григорий своей манерой махать правой рукой. В принципе не так уж много совпадений, но их вполне достаточно, чтобы наложить стереотипы первичных владельцев на этих людей. А вот им пришлось помучиться, вспоминая знакомых Вольфов. Наверняка они думают, интересно, почему он носит именно это имя? Среди моих знакомых не было ни одного человека с подобным именем, и, наверное, у них нет ни одной ассоциации с моим именем.
Опять молчали. Я включил фонарик, который дальше чем на три метра ничего не освещал, а то, что было дальше, размазывалось светом, искажающим предметы. Кристина присела на рюкзак, она устала, - пыталась восстановить силы, чтобы добраться до какого-нибудь здания, в котором можно нормально переночевать.
Проводник не приходил. Я напрягал слух, пытаясь разобраться в сумраке. Мне показалось, впереди послышался скрип открывающейся двери, какие-то голоса и шаги в нашу сторону.
Вместо проводника подошел молодой человек, на голове которого был надет капюшон, не позволяющий рассмотреть лицо.
- Идите за мной, - всё, что он сказал - даже не поздоровался. Это не вежливо, хотя какая вежливость может быть здесь, в горах, где комары имеют наглость впиваться сквозь толстые джинсы, игнорируя, что к ним несётся рука, и не здороваться, а прихлопнуть.
Мы пошли за парнем, наступая в лужи, стремясь попасть в дом, в уют, в то, что для каждого из нас стало необходимостью. Путь занял минут пять. Мы светили фонариками, пытаясь рассмотреть в ночной тьме, спину проводника.
Наконец он подвел к какой-то скривившейся избушке, с крышей из тростника, от которой пованивало гнилью.
- Неужели мы будем здесь ночевать? - я не удержался и выразил недовольство. Да какое там недовольство, я был совершенно расстроен.
- Не нравиться - спи на улице, - нахально заявил проводник, открывая дверь домика.
Оттуда повеяло затхлостью и мочой, отчего стало совсем противно. Кристина, как и я, возмутилась.
- Мы что будем ночевать в этом месте? Нет, я лучше на улице.
- Как хочешь - оставайся здесь. Ну, кто со мной внутрь? - Издевался парнишка, понимая безвыходность нашей ситуации.
Григорий прошел, совершенно не ощущая вони, которая буквально стояла в избушке. Дверь закрылась, оставив меня наедине с Кристиной. Он ушел, этот здоровый мужлан, на лице которого произрастала шерсть неандертальца, сваливаясь в густой бороде в рыжеватые завитушки.
- Лучше места не найти, придётся ночевать под открытым небом, - заявила Кристина, раскрывая рюкзак.
- Но как тут спать? Я не понимаю. Пусть нас в какой-нибудь дом получше пристроят, - я понял - я оказался в самой глупой ситуации в своей жизни.
Раньше путешествия проходили под покровительством четырех или пяти звезд, в номерах гостиниц, в которых пахло дорогими аэрозолями, морским воздухом. Я даже не мог предположить, что место, отрекомендованное как рай, может содержать подобные строения, воздвигнутые в эпоху раннего неолита, и с тех пор исторгающих запах времени.
- Ерунда, - произнесла Кристина, раскладывая спальный мешок. - Я к не таким условиям привыкла, и в не таких условиях бывала.
- Тебе хорошо, у тебя есть мешок, а как мне быть?
- Он на двоих.
- На двоих?
- Да, ты можешь залезть в него - вдвоем будет теплее.
Идея оказаться с незнакомой женщиной в одном спальном мешке, показалась интригующей. Я представил её фигуру, её мягкость..., - она мгновенно отреагировала.
- И без всякого рукоблудства - не то выгоню, - пресекла мечтания Кристина.
Глупо, конечно же глупо отказываться от её предложения. Она права, не стоит в первую встречу портить взаимоотношения сексом. Проще заснуть, оставляя вне понимания эту ситуацию, а завтра потребовать отвести меня назад на станцию, и уехать отсюда, сославшись на невозможность пребывать в таких условиях.
Я снял ботинки и полез в мешок, оставив место для неё.
- Ты сумку под голову подложи, - предложила Кристина - я забыл - цивилизованный человек спит на подушке.
- Подай, пожалуйста, - попросил я.
- Вот вы все такие мужики, требуете почета и уважения, а сами неспособны позаботиться о себе. Держи. - Она бросила в меня сумку.
- Спасибо. - Я хотел добавить, что никакого уважения не прошу, оно мне не нужно - я завтра отсюда уеду. Мне вообще плевать на них, на их пустяшное мнение.
Как только Кристина залезла в мешок, дверь дома отворилась, и оттуда вышел парнишка с фонариком.
- Что, уже пристроились? Смотрите, ночью здесь холодно, все-таки горы, - предупредил он, уходя в ночное ничегоневидение, оставив нас в единстве с темнотой.
Я лежал на спине, ощущая, как какой-то мерзкий камешек впивается в кожу. Я чувствовал его граненую поверхность, специально заточенную чтобы мучить меня, но боялся пошевелиться - Кристина могла неправильно истолковать движения моего тела. Мучения продолжались, и через десять минут я понял, - больше не могу стерпеть боль. Я осторожно засунул руку под спину, надеясь сковырнуть камень через плотную ткань спального мешка.
Как только я зашевелился, тело Кристины напряглось, стало каким-то неподвижным, нежизненным. Но мне необходимо удалить камень из-под спины. Еще миллиметр, и я бы достал мерзавца, ощупывал бы его периметр, пытаясь определить в какую сторону его стоит двигать. Неосторожно я толкнул локтем Кристину, но её тело никак не отреагировало на моё движение.
'- Странно, - подумал я, - она могла возмутиться'. Но не это было главным в моем положении, - проклятый камень оказался не так прост, как казалось. Камень оказался верхушкой глыбы, вросшей в землю, и которую надо выкапывать с помощью экскаватора.
Я попытался перевернуться на бок, вытащив руку из-под себя. Противный камень сохранил своё удовольствие, продолжая доставлять мне омерзительно нудную боль.
- Ты перестанешь ворочаться? - неожиданно произнесла Кристина.
- Понимаешь, тут такое дело..., в общем, подо мной камень.
- И что? Ты что такая неженка, что не можешь заснуть на камне?
- Не знаю, не пробовал, - набравшись наглости, я повернулся на другой бок, лицом к Кристине, почувствовав - так камень не мешает моему телу.
- Вольф, а как ты оказался в экспедиции? - спросила Кристина, осознав, что я не являюсь членом геологического сообщества.
- Случайно, - честно признался я. - Уговорил знакомый, пообещав - здесь рай земной.
- Здесь рай? Да это самое адское место на всей планете! - Кристина приподнялась на локтях. - А твой знакомый случайно не спит с твоей женой?
- У меня нет жены.
- Тогда он должен тебе?
- Нет, это мой хороший знакомый, пожалуй, самый лучший знакомый, - обиделся я, да и как можно называть моего знакомого должником в такой ситуации?
- Тогда он тебя не любит.
- А почему он должен меня любить? Он просто хороший знакомый.
- Значит, ты поехал сюда без контракта, без оплаты всех твоих...
- Какой оплаты? Слава Богу, я не плачу.
- Ну ты и дурак!
После этого заявления мне совершенно расхотелось общаться с ней, я отвернулся предпочёв общение с камнем, её хамству. Да и потом, как можно не доверять мнению Стоуна, если предыдущие рекомендации оказались верными? Поездки организованные им доставляли удовольствие, всегда я получал то, за что платил.
'- Надо было сказать ей об этом', - посоветовал внутренний голос, но общаться с ней не было ни малейшего желания. Ещё через полчаса, я понял - терпеть невыносимое нытье в боку выше моих сил, я перевернулся на правый бок. К удивлению Кристины не было.
Я ощупал место, на котором она лежала, почувствовав остатки тепла её тела.
- Кристина, Кристина, ты где? - тихо позвал я. Невдалеке раздался тихий хруст опавших листьев.
Этот звук заставил меня вылезти из спального мешка и отправиться на её поиски. Все вокруг было покрыто мраком ночи, сквозь который я ничего не различал, и всё же мне удалось добраться до хибарки. Наверное по запаху - жуткая вонь помогла ориентироваться в пространстве. В этом домике кто-то шевелился, чем-то шелестели, раздавались голоса людей.
' - Как странно, - подумал я, - а ведь это голоса знакомых людей'. Не близких знакомых, а так мимолетных встречных, коих бесконечно много бывает на жизненном пути каждого человека.
Я подошел к окну.
- ...бери хлеб, вот сало. Наливай по полной - не жадничай! - басил Андрей.
- Спасибо, непременно, - ответил Егор.
- Ну и мне наливай, - произнес человек, которого я знал под кличкой Ерша. Имени его не помню - все называли его Ершом. Вот так Ерш да Ерш, и никакого имени. А ведь как-то его звали, но я не помнил.
Раздался легкий звон стекла по стеклу, - они распивали какой-то напиток. Странно - они собрались в месте, куда я попал по глупости, а они..., они люди другого сорта. Они рассудительны, они не предпринимают ни одного шага в жизни, без четкой оценки шансов на извлечение прибыли. Странно, что они здесь...
...но не важно. Значит, есть причина...
...она мне интересна, и не узнаю её непосредственно у них, - они посчитают меня человечком малозначимым, пожалуй, бесполезным, даже бессмысленным.
Почему? Просто - я турист, во мне нет их основательности, их денежности...
- Хороша! - Ерш поставил опорожненный стакан на стол.
- Хороша не то слово! И вязкость в ней есть, не то, что в городской, - басил Андрей.
Андрея я встретил лет десять назад, и насколько я помню, тогда он не басил, тогда он говорил другим, мягким, просящим голосом.
- А мне что-то не пошло, я, пожалуй, из другой выпью, - церемониально произнес Егор.
Ого! Его я тоже знал по другому голосу, да и раньше он говорил как-то скомкано, не так как все, и порой понять, что он говорит, было крайне затруднительно. Сейчас напротив, он говорил отчетливо, ясно. Так говорят только люди уверенные в себе, в своих силах, в своих нескончаемых возможностях. Какая перемена, а я и не знал...
- Ну как, у нас все в порядке? - пробасил Андрей. - Да ты не ухмыляйся Ерш - знаю, у тебя-то все в порядке, а вот наше дело, как оно?
- Это мой милый, я должен у тебя спрашивать про наше дело. Нескладно получается, да и почему ты у меня отчет спрашиваешь, ужель теперь ты главный?
- Ерш, Ерш, успокойся, ну ляпнул человек глупость и что - всю ночь возиться будем? Нет, дорогой мой человек, предлагаю не горячиться, а воспринять нашу встречу, как что-то сверхъестественное, а по сему без всяких выяснений и разногласий - как раньше. Согласны? Ну так значит, начну значит я, - разговорчивость Егора? Странная штука, раньше он казался молчуном - себе на уме. Бывало молчит и молчит, слово из него не вытянешь, а тут вон какая тирада. Странно, всё очень странно. - Из моего направления деятельности я смог сделать два вывода.
- О каких выводах ты говоришь, если у тебя всего времени на всё про всё было пару недель, ты не выводы, ты факты выкладывай, - перебил Андрей.
- Какой ты несносный, прям как я в молодости, - поддел его Ерш, в отместку за его предыдущее выступление.
В это время по моей ноге что-то скользнуло. Я был вынужден опуститься на колено проверить, что с ногой, так и не услышав, о чем рассказал Егора. Я потрогал ногу, и обнаружил вязкую слизь, растекающуюся вниз от коленки к ступне, проникающую сквозь плотность джинсовой ткани. От всего этого ужаса лицо исказилось гримасой брезгливости, а рука рефлекторно стала дергаться, очищаясь от слизкой гадости.
Я обтер руку о землю и снова поднялся на ноги. Теперь в комнате горела свеча, позволяя рассмотреть лица людей. Ближе к окну сидел Андрей, почему-то в шляпе со вставленными перьями, из-под которой высовывался крючковатый нос. Напротив сидел Ерш, а справа от Андрея находился Егор. Вся троица имела вид заговорщиков, что еще сильнее возбудило мой интерес к сборищу.
' - Теперь, чтобы не случилось, я буду слушать их разговор', - настолько сильно меня заинтриговало их поведение. И как назло они молчали.
Я внимательно смотрел на своих таинственных знакомых, которые в отличие от меня не смущались вонью помещения, и, по-моему, им там нравилось. Не знаю почему, но мне показалось, что они являются частью этого строения и сами испускают вонь.
'- Гады, - подумал я, - совершенно точно гады, и все вокруг них гадское'.
Потом я остановил свои мысли, поймав себя на том, что думаю о них как о гадах, только потому, что они молчат, а я жду от них каких-то слов, объясняющих их присутствие в этом месте.
Чем дольше длилось их молчание, тем сильнее работал мой мозг, пытаясь сопоставить причины, почему всё это сообщество, ранее незнакомое друг с другом, оказалось здесь, в этой местности. И почему им хорошо, а мне нет? Почему за то краткое время, что я ощупывал свою ногу, они успели сообщить друг другу все новости? Сколько же я ощупывал ногу? Может минуту, а может две? Но не более..., и этого времени им хватило на рассказ обо всех своих новостях, что означало лишь одно, новостей у них мало.
А потом пришла мысль, что они все в чём-то похожи. Нет не во внешности, это точно: Андрей высокий, стройный красавчик, в отличие от Ерша, маленького, но очень плотно сложенного человечка, со слащавым лицом, на котором помещались узкие, хитрые, подлые глазки. Да и Егор по сравнению с Андреем смотрелся так себе: его длинные руки, опускавшиеся ниже колен, смотрелись как лапы орангутанга, а вечно небритое лицо так вообще походило на лицо мартышки. Но все же что-то в них общее..., или в их поступках.
Стоп, что я знаю об Андрее, с которым познакомился более десяти лет назад? Он занимался какой-то коммерцией, потом прогорел, взял кредит, бросил семью, ради того, чтобы жениться на банкирше. Естественно она простила долги, а вместе с тем приобрела какой-то банчок, после этого его жизнь остается загадкой, так как с той поры как он оставил двух детей, я с ним не общался.
Теперь о Ерше. Этот типчик тоже был женат, когда я с ним познакомился, потом развелся и вновь женился на женщине с капиталом. Его детей я не знал. Да и его жизнь мне была не интересна, знаю - подлец не более того.
Теперь Егор. Что он такое? Он вполне удачливый человек, владеющий строительной конторой, с огромным оборотом, и вроде бы всего достиг сам, медленным и очень кропотливым трудом. Но стоп, и он разведен, и он что-то такое сделал, что позволило ему выкарабкаться из обыденной жизни, поднявшись на её вершину и, скорее всего он сразу женился на женщине с возможностями.
Так, этих сведений достаточно, чтобы найти общность их жизни. Все они альфонсы! Вот что! вот что их объединяет! и, разумеется, они о себе так не думают, считая себя очень важными, а главное успешными персонами, перед которыми все должны преклоняться. Правильно сказано: человек есть ложь. Они и есть типичные представители самодовольства лжи. Они и себя убедили в своём превосходстве над остальными... лживыми созданиями... Я не такой, я лучше, я не вру..., себе по крайней мере. И я осознаю свою ложь остальным. Нет, нет - себе. Мне кажется я не вру сам себе, перед самим собой я честен. А, следовательно...
Вот что..., - я преклоняться пред ними не намерен, для меня они пустое место, не стоящее внимания..., да и все их деньги, это только дьявольская оплата их подлости. Ложь за ложь.
Всё, дальше не интересно, дальше я пойду к Кристине, и усну ..., и плевать на них, на их разговор, да и на их затеи в этом краю. Всё равно завтра я уеду отсюда. А они пускай остаются здесь - среди всей своей дождливой пакости.
Вернувшись к месту, где лежал спальный мешок, я осторожно залез в него, не задевая спящей Кристины. Интересно, как она оказалась в этом месте, и неужели её не заинтересовало моё отсутствие? Да и какое ей до меня дело? Тем более завтра я отсюда уеду...
Но этот камень..., он не давал уснуть, впиваясь в ребра, проникая к костям сквозь мягкие ткани тела. Как мне показалось, с момента, когда я ушел за Кристиной, камень вырос и заострился. Теперь он не давал мне покоя даже на левом боку, продолжая методично впиваться в моё тело.
Весь в поту от мучений я вылез из мешка, решив, что выспаться мне не суждено, что лучше я буду сидеть рядом с мешком, чем снова в него полезу, да и потом - я отосплюсь в поезде, когда уеду отсюда, из этого богом проклятого места.
Побыв около мешка час, и отсидев ноги, я встал. Чувства обострились. Мне стало казаться, что в доме раздался шум встречи.
'- Странно, - подумал я, - неужели они впустили еще кого-то?'
Меня так заинтересовало кого, что я ни минуты не сомневаясь в собственных действиях, направился в сторону дома, и через пару минут нащупал деревянный остов избушки. Я стал слушать.
- Как добрался? - спросил Андрей у вновь прибывшего человека.
- Без удобств, - ответил знакомый голос, вот только я никак не мог вспомнить, кому он принадлежит.
- А каких удобств ты ожидал? Уж не первого класса в вездеходе с водителем? - Егор рассмеялся, показывая пришельцу готовность переносить ужас пешего путешествия.
- О каких удобствах ты говоришь, Егор? Тут ничего нет, тут машин нет, их просто-напросто нечем заправлять. На сотни километров ни одной заправки. - Оправдывал местность Ерш.
- Да ладно, все ерунда, добрался и хорошо.
Кто же это? Я никак не мог вспомнить, кто же это мог быть. А, не вспомнив, кто это, я не мог понять, что он тут делает.
Решив, что их болтовня все равно не даст мне ничего понять, я отошел от дома, сокрушаясь о своей гордыне, не позволившей мне зайти в дом, когда меня приглашали. Встав невдалеке, я попытался рассмотреть окрестности. Но тщетно, ничего я там не увидел, да и что можно увидеть в кромешной тьме?
Через пять минут мне надоело стоять около дома. Я вернулся к окну послушать, о чем там говорят.
- Сейчас я расскажу притчу о грешнике и дьяволе, - начал знакомый голос, не идентифицированного знакомого. - Совсем отчаявшись попасть обратно к Богу, дьявол решил действовать через людей. Он подумал, если Богу важны святоши, то дай и я выращу настоявшего, святого человека, и не по помыслам своим, а по делам. Он стал выбирать такого человека. Найдя самого скверного мерзавца, чьи дела должны были на земле и воздастся, дьявол решил ограждать его от его же мерзости. Зная, что этот человек способен не задумываясь зарезать младенца, украсть у матери, избив её, дьявол создал вокруг подлеца благополучную обстановку, расставляя перед ним золото, подкладывая под него первых красавиц, сделав богатым, без всяких с его стороны усилий, чем лишал возможности этого человека творить мерзость. Даже мясо убирал в дни поста. Так, в святости, в добрых делах человек прожил жизнь и помер. Дьявол привел душу человека к Богу, показывая свою старательность, рассказывая о том, что и он смог спасти душу человеческую для Бога. На что Бог спросил у души мерзавца, что же она хочет: рая, ангельского блаженства или наслаждения божьего? На что душа мерзавца ответила: - господи, при жизни дьявол не давал мне делать то, что я хочу, так отправь ты меня в ад, пусть хоть там я смогу делать всё, что мне заблагорассудиться.
- Ты что же, про нас рассказывал? - спросил Ерш.
- Нет, это я не про вас, это я про то, что не по делам воздаётся, а по желаниям. - После этой фразы я узнал этого человека.
Я узнал его!
- И что мы должны делать? - поинтересовался Андрей.
- Делайте всё, что задумали. - По звуку отодвигающегося стула, я понял, что новоприбывший человек встал. - Ну, мне пора, - произнес он, и дверь открылась.
Я рванул к двери, чтобы перехватить знакомого, в чьем обществе я собирался добраться обратно к станции. Подойдя к двери, к удивлению, его не обнаружил - он ушел, исчез, испарился.
За то время, что я шёл от окна, он не мог уйти далеко, он был где-то рядом. Я стал прислушиваться, надеясь услышать шаги или звуки, по которым можно определить его местоположение, но вокруг стояла тишина.
Как же так, где он? Он не мог пройти мимо, он должен быть где-то рядом. Я искал знакомого, но тщетно. После десятиминутного поиска я понял - его здесь нет. Я опять вернулся к окну, ожидая подслушать продолжение разговора, но из дома раздавался громкий храп спящих людей.
Отчаявшись что-либо понять, я вернулся к спальному мешку, посмотрев на часы - половина третьего ночи. '- Ничего, до рассвета как-нибудь продержусь', подумал я, располагаясь рядом со спальным мешком, в котором посапывала Кристина.
Находиться рядом с ней было приятно, тем более я подложил свой рюкзак на землю, на который сел. Я созерцал звездное небо. Оно очистилось от туч, предлагая на обозрение бесчисленное множество звезд, ослепительно блистающих в горах. Это было одно из самых прекрасных времяпровождений за всю мою жизнь. Звезды переливались бусинками бриллиантового ожерелья, то сходясь, то разбегаясь, заставляя воображение составлять из хаотичного построения упорядоченные фигурки. Разумеется, я знал что те, кто до меня смотрел на эту роскошь, уже составили рисунки, дали им названия, приписали магические свойства, но..., но это были их рисунки, их названия, их магия звездного неба. Мне казалось, я способен назвать иначе, увидеть новое сочетание звезд и по-новому объединить их в собственные картины.
Я увидел в небе летящего журавля, в клюве которого сидела жаба, пытаясь выкарабкаться оттуда, разжимая лапами недоростками клюв журавля. Её попытка спастись длилась бесконечно по человеческим понятиям. Ей так и не удастся миновать участи быть проглоченной увиденной мной птицей. Наверно такова её участь - быть поглощенной. И он знал об этом, когда создавал её на радость и вкусность ему - теперь несущему добычу сквозь неограниченное пространство моего воображения, даже не зная о том, что он журавль, парящий среди звезд, с зажатой в клюве жабой, которая тоже не подозревает о своём существовании.
Странно это, подозрительно, но всё равно - я отсюда завтра уеду. И не надо мне звезд с их петухами, козерогами, бриллиантами, журавлем и жабой, обойдусь как-нибудь без них, ведь жил я раньше, даже не подозревая журавля в подобной пакости по отношению к серебряной жабе, мирно прыгавшей по заболоченным звездным туманностям.
Жаба падшая, низменная тварь из земноводных, та которой всё равно, как пасть, лишь бы не на спину. Та, которой всех дней отписано с полгода, от зимовки до зимовки, да в пасти у журавля. Чем не роман? Разве не достойна она гласа в свою зеленую честь, поверженную черствым клювом журавля - этой пушистой перелетной цапли, с длинным прямолинейным носом-хоботом, то есть закостеневшим хоботом, имеющим несколько приплюснутый вид, если смотреть в профиль, раздвояющимся если он голоден, и совсем сплюснутым если в анфас, а если кирпичом, то и о впуклости можно порассуждать. И вот, это милое существо, приносящее в клюве первенцев, вторичников, прочих последышей, и всё в приплод рода человеческого, берет жабу, тем же клювом и счастливо заглатывает оное трепещущееся тельце в пищевод, по которому тварь зеленая, квакая бредет в сторону желудка, помогая гребущими перепончатыми лапками, где сталкивается с необходимостью быть живьем переваренной...
Жаба, беги, спасайся. Я иду к тебе, я спасу тебя...
...я часть звездного неба, где-то рядом с кентавром и ковшом глупого медведя, держащий пику в руках, так как трефа оказалась без прикупа, и я объявляю священный поход во имя жабьего права на самоопределение вне пищевода журавля. К битве! к бою! крылатый изверг. Пощады не жди, пока не отпустишь из клюва зелёную мученицу, ибо она есть альфа и омега царственного мироздания при молочном пути племени человеческого. Алилуй-ия, да и помилуй тебя твой создатель, от моего возмездия...
...жаба спасается..., в благодарность поедает комариные личинки..., истинное перевоплощение головастика в человека, минуя стадию жабы, это все знают, это доказано, - это эволюция...
...журавль, отдай мне предка, тебе не понять нашей общей тяги к друг другу..., она моя, моя, моя...
- Эй, ты чего, - трясла Кристина мою руку. - Ты зачем из мешка вылез? Ты что, боишься моих домогательств?
- Я, э, э, тут вот какое дело, э.
- Да прекрати ты экать, залазь, не то замерзнешь.
Кристина посмотрела сочувствующим взглядом, и, по-моему, оценила моё благородство, решив, что я встал по нужде, а потом постеснялся залазить обратно в мешок, так как мог её разбудить.
- Кристина, вы не возражаете, если мы передвинемся чуть в сторону, - попросил я извиняющимся тоном. - А то тут камень, он, видите ли, впивается мне в бок.
- Конечно могу, - разочарованно, как мне показалось, согласилась Кристина.
Я осторожно передвинул мешок вместе с Кристиной в сторону, подальше от камня-садиста, и поспешил в него забраться, так как очень озяб. Как только я залез в мешок, первый свет посетил нашу гору, а вместе со светом вторгся туман. Густой молочный туман, сквозь который трудно было различить домик, в который я так и не попал.
Я лежал, наслаждаясь ровной поверхностью земли, когда Кристина закинула на меня руку. Она крепко спала, и так нежно сопела, что я боялся пошевелиться, спугнув её сонное сопение. Мне было немного жаль, что наступил рассвет, скрывший туманным светом, блеклое мерцание звездной тьмы. Но одновременно стало радостно, что кончилась ночь кошмаров, наступило утро отбытия обратно на станцию, где в камере хранения лежит чемодан, напичканный компьютерами, записными книжками, двумя фотоаппаратами, и видеокамерой, неразрешенными для вноса в эту затхлую местность. Я стал ждать появления проводника, который обязательно должен придти сейчас, на рассвете, и который обязательно встаёт раньше всех остальных, обладая какой-то сверхъестественной способностью спать меньше чем те, кого он за собой ведет.
О..., этот сморщенный человечек обязательно придёт - из вредности придет - он потому такой сморщенный, что очень вредный. Я это сразу понял - ещё на станции - там внизу... Для него важно осознание своего превосходства, своего лидерства, своей власти. Этот человек..., он питается моим ничтожеством, моей доверчивостью. Ведь я не знаю куда мы идём, точнее куда он нас ведёт..., а может он ведёт нас в преисподнюю? Может именно там, он раскроет мне моё предназначение, и потом будет глумиться надо мной..., над тем что я прожил жизнь бездарно, так и не поняв, зачем я здесь, что мне надо делать...
...как приятно прикосновение Кристины, как приятно её дыхание. Может остаться здесь, поухаживать за ней? Может она не такая сухая, как кажется? Да и местность мне нравится - такого звездного неба, как здесь, я нигде не видел. А воздух..., если конечно не в доме..., так и вообще просто райский, так и струиться в легкие, где легкостью и радостью расстается с кислородом, насыщая тело...
- Вставайте господа, утро уже.
Я открыл глаза, светило солнце, ослепившее меня яркими лучами, а вслед за этим потревожившее Кристину. Оказывается, мы лежали, крепко обняв друг друга, прижимаясь, почти также как это делают начинающие жить вместе любовники, которым ещё не надоели их тела, и они готовы нежиться, не обращая внимания на условности и ограничения со стороны смотрящих людей, сужая свои сознания до ощущений влюбленных тел.
Осторожно подняв руку Кристины, я выполз из матраса. Передо мной стоял Григорий. На нём был надет пиджак, должно быть из очень плотной ткани, с множеством карманов, в которых было распихано множество каких-то приспособлений.
- Доброе утро, смотрю, вы отлично подготовились к экспедиции.
- Разумеется, нет. Да и к чему готовиться? Все равно ничего не снимешь, да и проб не сделаешь. Глупость всё, глупость, да.... Ты как спал..., Вольф, кажется? А? - Григорий..., ну одним словом он и есть то, что я о нём подумал вчерашним вечером.
- Нормально. А как твои гости?
- Гости? - удивился Григорий.
- В твоём домике.
- В моём домике? У меня никого не было. Может, ты перепутал с соседней избушкой, там постоянно двери хлопали.
Я огляделся, и действительно рядом с домиком, в котором спал Григорий, стояла ещё одна хижина. Наверное, я стоял около неё, когда подслушивал разговор знакомых. Григория излишне было расспрашивать о гостях. Но я клянусь, вчера вечером домика не было!
- А где проводник? - спросила Кристина.
- Он куда-то ушёл, сказав, что скоро вернётся. Не важно - рядом открытая кухня. Нам разрешили позавтракать, так что я - туда.
- Я с тобой, - заявил я, и, оставив Кристину, пошёл к кухне.
Григорий оказался прав, кухня была открытая, точнее это было место с четырьмя вкопанными столбами, с натянутым над ними брезентом. Посреди навеса стоял деревянный стол, вокруг которого расставлены корявые табуретки. В стороне находилась большая печь, вросшая в землю, на которой стоял котелок с кипящей водой.
- Дивное местечко, - произнес я, чтобы наладить отношения с тощим, хрупким Григорием, и через эту фразу получить ответы, на мучавшие вопросы.
- Ужасное, - подтвердил Григорий и опять замолк.
Он слишком сосредоточен, я не стал задавать вопросы.
Я решил сесть, чтобы не мешать и направился к табуретке, но как-то неудачно задел её и она упала. Я поднял её, и... к сиденью табурета прибит череп какого-то животного. Череп был гладким, по всей очевидности вываренный. Он скалил костяные скулы, доказывая, что прожил прекрасную жизнь, выполнив взятые на себя, перед человеком, обязательства по сдаче в сожрание собственной плоти. Мне стало интересно, только ли мой табурет снабжен таким украшением или все табуретки имеют под собой такие же красоты. Поставив табурет на ножки, я перевернул второй табурет и увидел огромный череп медведя.
' - Неужели они и медведя сожрали?' - подумал я, ставя табурет на место. Подойти к третьему табурету мне не дала Кристина, севшая на него, ожидая, что её обслужит Григорий.
- Что на завтрак? - наивно спросила она, думая, что Григорий варит кашу.
- Вода кипяченая, - нелюбезно ответил он, поворачиваясь к Кристине. - А ты чего ждала? Случайно не английского гостиничного завтрака с тостами, персиковым джемом и воздушным пудингом?
- Нет, но всё же...
- Всё же - они не дадут позавтракать, и ты Кристина должна это понимать. Кстати, у тебя с собой есть кофе? - Григорий был не приклонен в своём мнении о данном месте и о людях его населяющих.
- Кофе есть, а у тебя что?
- У меня тушенка.
- Вольфа спрашивать бесполезно, он вообще не представляет, куда попал. - Улыбнулась мне Кристина, как будто ночью между нами что-то было.
- Да, меня спрашивать бесполезно, у меня у самого тысяча и один вопрос по данному месту. Я, например, не понимаю, зачем они черепа своих обедов прибили к крышке табурета?
- Обычай, - отметился Григорий.
- Зачем? - Я действительно не понимал, зачем прибивать череп убиенной скотины к табурету? А главное, я не понимал, зачем мне все это надо понимать? Я не антрополог, не ученый, я просто хочу хорошо провести время.
- Это не зачем, а почему. Наверное, они верят в то, что таким образом защищают себя от геморроя, - серьезно заявил Григорий. Он вообще говорил мало, и в большинстве случаев тоном, не допускающим возражений, так что понять шутит он, или говорит серьезно, не удавалось.
- Да, - подтвердила Кристина. - Геморрой в этой местности инфекционное заболевание, так что берегись.
- Да ну вас, - обиделся я. Неужели так трудно последние часы нашей встречи не издеваться надо мной? - Налей мне кипятка, - попросил я Григория, впрочем, не особенно надеясь на его милость.
Григорий налил воду в почерневшую железную чашку, поставив её передо мной. Чашка была закопченной. Из неё было противно пить, тем более вода была слишком горячей. Кристина, не спрашивая меня, насыпала в чашку кофе. Разговаривать, после таких издевательств, не хотелось, и я уткнулся в чашку, рассматривая, как лопаются пузырьки кофе.
Неожиданно раздался протяжный женский крик. Он исходил, подобно лавине с горы. От этого крика по спине пробежали мурашки. Я вжался в табурет.
- Что это было? - Первой опомнилась Кристина. Я решил отыграться, заявив, что у местной женщины приступ геморроя.
- Это совсем не смешно, - осёк меня Григорий.
- А я не смеюсь, я констатирую факт, - по инерции продолжил я.
- Это кричала не женщина, - Кристина смотрела на меня. - Это вообще кричал не человек.
- Да? Тогда кто, случайно не снежный человек? - Мою иронию было не просто сломить, так как было задето моё самолюбие.
- Это кричало животное. Наш проводник кого-то поймал, так что гарантирую тебе череп в собственность. - Злобно произнёс Григорий, садясь напротив Кристины.
- Почему ты так уверен, что это именно наш проводник? Может это тот парнишка, который расположил тебя в вонючем домике.
- Может и так.
- Тогда это твой череп - дарю, - вернул я ему его издевку.
- Спасибо, обязательно прикреплю его к своему заду.
- Да уж не поленись.
Я понимал, надо исправить ситуацию, помириться с Григорием, но с другой стороны, и ему требовалось моё расположение. Хотя кто знает, может он ревнует меня к Кристине? У него самого имеются на неё виды? Напрасно он так, мог напрямую всё сказать.
А всё равно, с кем ей быть, со мной или с ним, определять Кристине.
- Так кричать может и мужчина, - неожиданно произнесла она, когда я подумал, что инцидент исчерпан. - И не просто мужчина, а такой, который из себя мнит героя и на людях выглядит хамом. Я где-то читала про таких людей, их называют социальными хищниками. Мне кажется, именно такой и кричал, когда его мошонку кто-то защемил.
- Так значит он теперь не самец, не мужчина, и соответственно имеет право орать, так как ему заблагорассудиться? - мне показалось, что слова Кристины имеют отношение ко мне.