Нори тогда не должен был сражаться. Он был еще молодым гномом и не должен был воевать у Мории с отцом и братом. Но он оставил мать с младенцем на руках, чтобы примкнуть к отцу. О, Дори до сих пор помнил ярость и гордость отца за среднего сына. Потому и не отослал. Нори хотел быть настоящим воином, хотел закрыть спину отца и брата, хотел с гордостью произносить свое имя. Все они тогда думали, что эта битва будет если не последней на их век, то самой тяжелой. Что после нее настанут дни благоденствия и почет ветеранам. Нори, молодой и горячий, даже мысли не допускал о гибели. Он шел к славе и хотел, чтобы их семья славилась не только именем отца и Дори, но тремя именами.
Отец был в ярости. Он был напуган. Он, как и Дори, был горд. И не прогнал Нори.
А к матери они вернулись вдвоем.
Очень быстро в ее бороде проклюнулась седина. Но до самых последних дней благородная, почтенная дама аккуратно заплетала и украшала, пусть и дешевыми, заколками бакенбарды, кружевной вязью вплетая их косички в высокую прическу. Не чураясь никакой работы, она сумела остаться истинной дамой, и всегда любила младшего сына. Со старшими же она едва говорила. И скончалась тихо через восемнадцать лет.
Что стоило сохранить славное имя, когда изо всех сил работаешь в каменоломне? Когда твой средний брат, тот, кто должен был быть опорой, так буйствует, так остро выражает несогласие. Как был горячим, таким остался. Полон горечи и разочарования теперь. Полон суровой злобы и грустью по забытой чести. Только оттого, что честь эта жива. Только поэтому он так мучился, изо всех сил стараясь быть хуже, чем есть. "Если я могу что-то взять, я это возьму". Так он говорил. "Если людям надо поубивать друг друга ради бредовых идей, и им нужен парень, который не пожалеет своих кулаков, я возьму их деньги".
Убийца и вор. Наемник. И старый гном, у которого все больше ноют прошлые раны. Кто должен был позаботиться о них двоих? Работник, у которого дрожат руки и подкашиваются ноги от усталости к концу дня. Который даже кружку со стола не может за собой убрать. И разбойник. Вечно пропадающий. Робеющий перед старшим братом и почти не появляющийся дома. Молчаливое перемирие и суровое противостояние. Но Дори брал эти деньги. Грязные, бесчестные деньги, появляющиеся на столе в его комнате.
Кто должен был отстирывать его одежду от угля, а одежду Нори от крови? Кто должен был готовить еду? Кто... Тихий мальчик, которому только в детстве перепадало участие. Только тогда, когда мать была жива, когда Нори и Дори еще не ссорились, они по очереди рассказывали Ори славные истории об отце. О битве. Об Эреборе. Да обо всем. А мать учила его читать. После того, как ее не стало, братья делали все, работали, как могли. Все ради младшего, который остался без мужской руки. Принявший на себя почти женскую долю. Углубившийся в летописи и друживший только с писанными рунами друзьями. Чинил одежду, готовил, говорил тихо, робко, вежливо. Высоким, правильным стилем. Как мать. Содержал их жилье в чистоте. Не по-мужски тонкими пальцами вязавший им одежду. Но сильной рукой чинил старую мебель. И тонкими пальцами переписывал ветхие летописи. А старшие работали. И не говорили друг с другом.
И потом позор на их головы. Семья убийцы. И Нори делает то единственное, что может. Уходит. Вслед за Королем, который так вовремя позвал. В надежде хоть этим восстановить имя. Понимая, помня, что может найти смерть в логове дракона. Но смерть эта смоет пятно с имени тихого мальчика, который мог бы стать ученым. Мальчика, заменившего им сестру и давшего семейный очаг.
Нори сплюнул вязкую слюну. Осадок от дурманящей жвачки. Перехватил нож удобнее. Ему надоело. Кто-то шел за ним уже третий день. Следопыт поганый. Тихо шел. Но надоел. Умрет.
А оказался брат. Который впервые в жизни не послушался. Не для тебя поход, брат. Твое дело - заботиться о Дори, писать, стать ученым, найти свое дело в этом. Быть счастливым. Ведь мы с ним все для этого делали! Все, для...
Ори так редко говорил. Так редко Нори слышал его голос. А теперь почти кричал на него, ошеломив убийцу и преступника:
- Я вам не девица! Может людям я и не нужен в работе, так я сполна заплатил и тебе и Дори, за то, что нахлебничал! А теперь есть дело для мужчины! И я сам решу, писать ли мне руны и вязать чулки вам, или уйти за королем, доказав, что у нашего отца три сына, а не младшая девица. Вам я благодарен. За все. Но вы и не вспомните, когда в последний раз говорили со мной как старшие! Кто учил меня сражаться? Ты знаешь, что я вообще-то умею владеть мечом? Ты знаешь, что я в сойку на лету могу камнем попасть? Не ты меня этому учил. И уж конечно не Дори. Я сам. Читал и тренировался. И в моих руках есть сила. Я мужчина. И я так решил. И если тебе не хочется меня видеть, к королю я дойду сам!
Нори хмыкает, удивляясь. Стыд поднимается внутри. Действительно, они никогда и ничему не учил Ори.
Никогда он не думал, что в младшем брате есть хоть какая-то семейная черта. Но вот - горяч, как сам Нори, когда был молодым. Но тих и разумен, как Дори. Брат, который смешал в себе их черты. Гном, которого Нори, оказывается, не знает. И смотрит так, будто одним взглядом уложить хочет. Серьезный взгляд, повелительный, благородный. Как у отца. Нори достает трубку:
- Дойдешь, конечно. Дорогу хоть знаешь?
Дори догоняет их на пятый день. Хотел прибить Нори на месте. Нори и не помнил уже, когда в последний раз видел ярость брата-воина, а не рудокопа. Испугался. Но виду не подал. Объяснил все. Как мог. А когда Ори вернулся с охапкой хвороста и с вызовом посмотрел на старшего, тот смущенно произнес:
- Мужчина, конечно. Только в поход собираться не умеешь. Одеяла запасного не взял, и плащ забыл тоже. И носки. В старых пошел, хотя сам недавно на всех по новой паре связал. - Помолчал, изучая лицо младшего. Впервые за много лет всматриваясь в это лицо по-настоящему. - Дурень ты. И уж конечно - парень. Гномьи девки поумнее будут.
Нори смеется. Ну что ж... будет у них мужское, братское общение. Всегда можно наверстать. А в птиц Ори, кстати, действительно попадает. Сразу и насмерть.