Туманы жмутся к зеркалу залива, 
Подвыпившее небо на сносях. 
Зашторенный Кронштадт неторопливо 
Дописывает речь о летних днях.
Перо скрипит и почерк неразборчив, 
На клавишах вслепую не сыграть. 
Старик с утра всегда неразговорчив, 
А вечером... не стоит вспоминать.
Нева с ведром воды купает Питер, 
Фонтанка сторожит Фонтанный Дом. 
Он в стирку сдал на Мойку старый свитер 
И ёжится от вида за окном.
Он знает, у Обводного канала, 
Не в Питере, а рядом, под рукой, 
Есть принтер, старый ноут и немало 
Листов бумаги в нём нашло покой.
Ему и неудобно и лениво, 
Но речь сдавать наутро в Леньсовет,
И просит он, чтоб быстро и красиво 
Нашлёпал всё на клавишах сосед. 
Обводный обведи ещё, попробуй... 
Он сам вокруг перста вас обведёт.
Все знают, он мошенник высшей пробы, 
Поймай его, сквозь пальцы утечёт.
В обмен на соль залива он согласен, 
Он выручит сегодня старика. 
Под плеск волны и песни летних басен 
Сливаются бумага и строка...  
От мокрых пальцев ноут еле дышит, 
Чернила - чёрным флагом на ветру...
Дожди звенят соборной медной крышей, 
И жёсткий диск скончается к утру.
На каждый винт найдётся Леди Винтер, 
На каждый летний вальс - осенний сон, 
Где струи в ночь впечатывает принтер 
С израильской фамилией Эпсон.