Максим сидел за столом на кухне, в трусах и майке, босой. Он ел дыню. Кухня выходила на просторную застекленную лоджию. Через дверь виднелось плетеное из толстых прутьев кресло-качалка. Там лежала кукла в серой шерсти. Ветерок из окна шевелил занавеску.
- Точу-у ножи, ножницы, - доносилось с улицы.
От стола отваливалась сбоку накладка. Максим подергал ее; жирная лента липла к пальцам. Он снял с холодильника бумажную коробку без крышки. Внутри погромыхивали прищепки. Максим поднял их к бортам, словно людей, ответил "ррр" еле слышному вдалеке "точу" и пошел по квартире, изображая коробкой самолет.
Он забрел в ванную, поставил коробку на раковину. Оглядел себя в зеркале, потрогал ямы на месте висков. Из прихожей послышался легкий стук: не то во входную дверь, не то прямо за ней. Максим опустил глаза, подвигал коробку. Отражение повернулось затылком и пропало за дверью. Свет погас в ванной, зажегся в прихожей. Два зеркала, висящие там и там, до бесконечности отражали друг друга.
В большой комнате стояли коробки. Присев на корточки, Максим взял толстую книгу сверху, пролистал, подошел к пустому шкафу и медленно, словно боялся промахнуться, поставил книгу туда. Вытащил из коробки стопку альбомов по живописи.
- Чтобы опрятно было, - бормотал он, работая.
В дверь постучали. Максим утер со лба пот и снял майку. Книги были сплошь старые, иногда - без обложек, многие с пятнами не то крови, не то сухофруктов.
Заполнив несколько полок, он понюхал ладони, сказал:
- Так.
И прошел в другую комнату с пианино, зеленым диваном, сложенным из плоских подушек, и детским столиком. Там он включил музыку и, подпевая Кейт Буш, изучил в окне тенистую улицу: между штакетником и задними стенками гаражей был сад, а в арыке перед забором, выплескиваясь из него на улицу, лежала куча песка, куда была воткнута лопатка.
Максим опустил руку чуть ниже пояса, подвигал ей вверх и вниз. Встрепенулся, отдернул руку. Вырезал за столом белого бумажного человечка, нарисовал ему рот и глаза, подумал, поставил на блюдце спичечный коробок, воткнув туда карандаш, привязал, накрошил бумаги. Поджег "дрова".
Три желания,
Сладкие поцелуи,
Милая Берта.
Привязанный мигом вспыхнул, ноги взлетели вверх и сгорели, огонь задержался на пояснице и довершил дело; Максим дунул в пепел, поднял ступню на стул, уперся подбородком в колено и замер, глядя сквозь стену. На кассетнике щелкнула кнопка.
Максим лег на диван, отвернулся лицом к стене.
- Не хочу!.. - послышалось с улицы, издалека, через всю квартиру, но ясно в мертвой тишине.
Максим приподнял голову. Его лицо было заспанным. На улице сказали еще что-то, не так разборчиво. Максим прошел через прихожую, где снова стучали в дверь, выглянул. В ящике прямо под окном вперемешку с пухом и прутьями разоренного гнезда валялись крошечные яичные скорлупки. Подоконник пах горячим птичьим пометом. Из-за кустов "живой изгороди" показался мальчик на трехколесном велосипеде. Он был в одних шортах. Остановившись напротив окна, мальчик прокричал:
- Не хочу!
И со скрипом покатил дальше.
Шагнув от окна, Максим толкнул кресло. Лапа куклы качалась, упав с ее живота. Это был козел с плоской мордой и единственным розовым рогом. Из прорехи в носу торчал разноцветный поролон.
- Я расставляю книжки, чтобы в доме было красиво, - бормотал Максим, возвращаясь к полкам.
Он лохматил потрепанные уголки обложек, гладил пальцами марлю на корешках, подбирал книги по размеру и цвету.
На кухне он снял с холодильника две рюмки, поставил на стол, убрав с него блюдо с дынными корками. Поправил рюмки на пустой столешнице. Достал из шкафчика над плитой банку варенья, понес за горлышко, выронил.
- Ах ты, пропасть...
Под тихую и задумчивую Кейт Буш он принес тряпку, возил в жиже, выбирая осколки. Малиновое варенье стекало по голым ногам. Кончилась еще одна кассета. Максим поежился, надел майку. В дверь постучали.
Солнце скрылось за соседний, увитый плющом дом. Максим прислонился щекой к оконному проему. Вдали стучал мяч и смеялись дети. Рядом с подъездом рос тополь. Одна из ветвей подходила близко к окну - выпрыгни и повиснешь.
- Леня! Домой! - гнусаво позвали сбоку.
Во дворе с писком носились стрижи. Тянуло жареной картошкой.
Что это - песня ветра в пустыне?
Опадает листва?
Или возвращаешься ты? -
тихо подпел Максим.
- Точу-у ножи!...
До дорожке брел человек с кругом на веревке через плечо. На другом плече он нес торбу. В ней что-то позвякивало.
Откуда-то прибежала стайка девочек. Они в два счета нарисовали мелками классики и запрыгали, пиная камушек.
Из подъезда Максима вышел крепкий старик. В руках он держал мастерок и ведро. Подхватив тачку с осколками кирпичей, старик бодро двинулся мимо живой изгороди в сторону дороги. Тачка скрипела. На углу сада, где росла елка, он обернулся и поднял над головой мастерок, улыбаясь. Максим помахал в ответ.