Мишку звали Абдула. Началось это в первом классе, а продолжалось и в школе, и в ПТУ. Уж больно не русская была у него внешность. Придя с работы, особенно после законных пятничных выпивонов, отец бывало спрашивал его:
-- Ну что, басурманин, как жизнь молодая?
Летом Мишка с друзьями гонял на великах по окрестным холмам, оставляя далеко позади родной Земск. Зимой были школа, игра снежки и долгие лыжные пробежки на пару с отцом.
Старший брат Санька к тому времени уже учился в путяге. По вечерам они с батей играли в шахматы и травили анекдоты про Леонида Ильича, а мать смотрела по телевизору новости и шипела на них:
-- Тише вы! Еще Мишку научите! Взболтнет в школе, не дай Бог!
Когда родилась Наташка, Абдула знал уже почти все и про пестики, и про тычинки. Разница с младшей сеструхой вышла аж в целых одиннадцать лет. К тому времени все пацаны поделились на своих и тех, что с Путейской улицы. Впрочем, и среди местных случались порою стычки.
Мишка в зачинщиках не ходил, но однажды сломал нос Борьке Лохматому из третьего дома. Повздороили-то по каким-то там пустякам, а кончилось все разговором с директором школы и строгой женщиной в милицейской форме. Отец тогда выдал ему по первое число, но каким-то чудом добился, чтобы на учет в детскую комнату Мишку все-таки не поставили.
Прогулки за городом тоже пришлось ограничить. Не все деревенские допускали на свою территорию. Правда теперь удавалось забраться намного дальше. Летом между шестым и седьмым классом они доехали аж до Земской плотины.
Объект считался режимным, но с древних времен охранялся из рук вон плохо. Ребята спрятали велики в кустах, а Сенька-еврей показал им дырку в заборе, так что уже через десять минут все сидели на самой верхушке плотины, болтая ногами. Внизу, в лучах вечернего солнца, сверкала вода, ниспадавшая вниз по бетонному водосброссу, и Мишка смотрел на все это раскрыв рот.
-- Надо же! -- прошептал он.
-- Это что! -- с важным видом ответил Борька Лохматый, с которым они к тому времени помирились. -- Вот в Африке, говорят, есть такой водопад...
И он начал рассказывать что-то, о чем прочел в журнале "Вокруг света". Знавший все это Сенька, уныло бродил мимо, шпыняя кирпич, Валька увлеченно кидал вниз мелкие камушки, наблюдая как они скачут все ниже и ниже, падая в такую далекую реку. А Мишка слушал.
Далекие города, бескрайние водопады, и теплое море, голубое и ровное, потому что в нем отражается небо. Все это впереди. Все это предстоит увидеть, ведь жизнь только еще начинается. И впереди много разного...
Когда Мишка был в восьмом классе, брательник Саня закончил путягу и устроился к отцу на завод, а к Новому году запил. Мать ругалась, устраивала истерики, но все было бесполезно.
В девятом классе, Лизка из десятого "Б", позвала Мишку к себе домой, когда дома не было родителей...
После экзаменов, в десятый он не пошел. Подал документы в путягу и перебрался туда вместе с Борькой Лохматым и своим старым прозвищем -- так и оставшись Мишкой по кличке Абдула. В училище все смешались. Война улиц к тому времени стихла, а драки если и приключались то только на танцах, куда приходили еще и девчонки из ткацкого техникума.
Путяга осталась в памяти лишь обрывками воспоминаний. Такой знакомый, приятный запах в учебных цехах...
--... Ты же потомственный рабочий, Михон...
...смешной мастер Петрович со своими вечными прибаутками, и промозглая толчея на проходной осеннего завода, когда им вдруг впаяли практику посреди учебного года. А еще Санька три раза влетал в милицию, и комсорг говорил с ним об этом не в лучших тонах...
Отгуляв выпуск они сидели с пивком на плотине. Мишка, Борька и Валька. Сеня к тому времени уже учился в Москве.
-- И чо дальше? -- похоже, уже в сотый раз спросил Валька.
-- Ну прислонил я ее, -- сказала Борька.
-- Прямо там?
-- Ну, да!
И именно в этот миг, после этих вот слов Мишка понял, что дошел до предела. Осенью будет армия, а потом он вернется и снова пойдет на завод. Будет промозглая проходная и размалеванные Зинки, да Галки из заводской конторы. Потом на одной из них нужно будет жениться, появятся дети, прогулки на лыжах в свободные воскресенья, шахматы со старшим сыном и страх, что кто-нибудь из детей запьет, а потом...
Он не такой, и не будет у него, ни морей, ни водопадов, ни далеких городов с их манящими и загадочными огнями...
"...Явиться в гор- райвоенкомат 12 ноября..."
-- Ну, сынок, не посрами там!
-- Ну, чо, салага, готов служить?
-- ОТДЕЛЕНИЕ, СТРОЙСЬ!
Это был потолок. Тот предел, после которого он вернется назад, чтобы поведать всем о заброшенной в степи, никому не нужной военной части, глупых армейских шутках и бывалом усатом прапоре Иваненко, которому через Мишку предстоит стать известным в далеком Земске. А Санька, наверно, напьется в честь дембеля брата...
ОНИ пришли к нему через год. Точнее его вызвали, и это он пришел к НИМ.
-- Оцените перспективы. Карьера, о которой можно только мечтать. Не разменная пешка, а офицер высшего класса, -- сказали ОНИ. -- У вас идеальная внешность, блестящие способности к языкам. Восточное направление для вас это...
Это далекие города, бескрайние водопады, моря, в которых отражается небо, кивал он своей стриженной головой.
-- Естественно, что для других вы умрете, -- сказала ОНИ.
И он умер. Умер для матери и отца, для Наташки, рыдавшей в обнимку с пустым цинковым ящиком. А для старшего брата Санька, к тому времени, умер уже весь мир.
Агент Абдула не стал ценным кадром, а лишь разменной монетой -- прутиком, брошенным в пламя Афганской войны. Но он выжил и стал другим. Ценным, незаменимым и мудрым.
Что не позволено лейтенанту -- раз плюнуть для подполковника. Однажды, просто так, интереса ради, он навел справки о родном городе. Саня сел, Лизку прирезали -- то ли по пьяни, а то ли из ревности. Борька открыл сначала ларек, а потом минимаркет. Валька ушел к крутым, так что Лохматому рэкетиры ни разу не пробовали ломать нос. Ну а отец... Пенсия небольшая, зато почетный рабочий, а новый директор, присланный из Москвы, очень заботится о заслуженных ветеранах и приплачивает им из своего кармана.
Однажды в 98-ом, Мишка побывал на могиле у матери. Была зима, он смахнул с плиты снег и долго рассматривал старую фотографию, сделанную еще в те времена, когда он сидел на плотине и смотрел вниз, на воду, бегущую к их спокойной и неглубокой реке. Потом он встал и пошел по пустынной дорожке кладбища превращаясь из Мишки обратно в полковника Марова, заместителя командира специальной группы "Билингва" ФСБ России (диверсионно-террористические операции в пределах дальнего зарубежья).
К тому времени у него были свои стажеры. Их надо было учить выживать и бороться, потому как врагов у страны становилось все больше и больше.
У него не было размалеванных Галок и Зинок из заводской бухгалтерии, у него были самые лучшие, самые разные и, конечно, самые красивые женщины. Он был в Лондоне и Багдаде, в Калифорнии и на Ямайке. Он видел и Африканские водопады, и Австралийскую сельву. И он не остался на той плотине, в далеком и неприметном отсюда Земске...
-- Положи, урус, -- прошипел Шамиль. -- Жить будешь!
А он уже жил. И больше не надо. Так что он лишь помотал головой и выдернул из гранаты чеку. Эти ублюдки вздрогнули, а Шамиль завизжал: