Редактор отдела имел два рабочих режима. В одном он держал в руках телефон и напряженно общался с кем-то. В другом -- курил. Делал он это довольно своеобразно. Разговаривая, планомерно набивал свою трубку яблочным табаком, затем засовывал ее в рот, вытаскивал зажигалку и несколько раз щелкал, добиваясь слабенькой струйки дыма. Сделав это, он вытаскивал трубку изо рта, говорил нечто вроде: "Так мы про это писали в том месяце", обнаруживал, что трубка потухла и снова извлекал зажигалку. Так могло продолжаться до бесконечности. Трубка упорно не зажигалась.
-- Ее мнение нам нужно. Открытие Центра должно быть освещено со всех сторон.
-- Да, - сказал Олег. -- Полностью с вами согласен. Но мне кажется, что этой стороны уже хватит... Мы уже дали мнение создателей и оно несколько...
Редактор сунул трубку в рот. Несколько раз щелкнул зажигалкой. Пламени почти не было. Он отложил зажигалку в сторону, достал из ящика стола спички, зажег одну из них и начал раскуривать. Пока спичка горела дым валил весьма обильный, и в комнате даже запахло яблоками.
-- Короче, свяжитесь с Эллой Леонидовной и сделайте с ней пару строк в статью. Это надо. Понятно? И хорошо бы сделать все до завтра. Все. Благословляю вас.
Редактор отложил потухшую трубку и принялся ковырять спичкой между клавишами компьютера, извлекая оттуда табак. Это означало, что аудиенция завершилась.
-- Простите. Еще... - сказал Олег.
-- Что?
-- А про монорельс в Кожухово...
Редактор взглянул на него с удивлением.
-- Олег, - сказал он. -- Я же говорил, что уже стоит в номере.
-- Да... Мне кажется я что-то забыл то ли спросить, то ли сделать... Никак вспомнить не могу. Что-то забыл.
Редактор погладил свою густую рыжую бороду, делавшую его похожим на цивилизованного викинга, потом пожал плечами.
-- Да нет. Вы все сделали. Не знаю... -- он снова пожал плечами и взялся за свою трубку.
-- Привет, - сказала Фира.
-- Здрасте. Чегой-то ты к нам так рано?
Олег посмотрел на часы. Полдень. В это время сотрудников на рабочих местах еще не было. Чего ради вставать в такую рань, если журнал выходит в пятницу, а сегодня только вторник? Еще дня два никого здесь не будет. Зал редакции, разгороженный на "скворечники" практически пустовал.
-- Да соскучилась по тебе. Вечером тебя не застанешь... - коллега Фира нажала кнопку "Power" на своем стареньком "Макинтоше" и принялась убирать в сумочку плэйер. От Фиры пахло цветами.
-- Я, в отличии от некоторых, - Олег повернулся в кресле. -- Вечера провожу в куда более занимательной обстановке. Это ты у нас ночи напролет по клавишам стучишь.
Чистая правда. Раньше семи Фира в редакцию не является, зато и сидеть может до половины первого. Впрочем, это понятно. Весь день она носится по мероприятиям, сидит в кафе с подружками и крутит любовь с директором ночного клуба, коего для краткости называет Буддист. А ведь корреспонденту еще надо бы расшифровывать записи и писать статьи. Вот на это и существует фирина ночь.
-- Да у меня завал, - скривилась она. -- Ничего не успеваю, а сегодня ночью иду на "Этно-пати". Меня подружка пригласила.
-- Куда? - Олег засмотрелся на потолок, где лампы дневного света упорно боролись с весенним солнцем.
-- В МДХ, - она стукнула по клавишам. -- А ты как?
-- Хреново, - признался он. -- Пишу о Центре, чтоб ему сгореть недостроенным...
-- Каком Центре?
Ах, да. Девушка еще не в курсе его бед. Он только Палычу, Славке и Луизе успел поплакаться.
-- Да на меня статью повесили. Говорят давай информашку развернутую по строительству Центра Азиатской Культуры. Я говорю -- да в гробу я этих далай-лам видал. Нет, блин, пиши. И строителей, и противников, и Эллу Леонидовну Кац туда же...
-- Ее зачем? - спросила Фира.
-- Да... - сказал он. -- Народ, типа, протестует, что всякую мутотень тибетскую в Москву тащат, а Эллочка у нас защитница по этому делу как раз. Она за дружбу с Азией. Вот мне ее в статью и надо.
-- Позвони. Я тебе, страдальцу, за это кофе даже заварю, - Фира с готовностью встала из-за компа.
Олег просиял. Вот чего ему сейчас не хватало, так это чашечки кофе для полного просветления ума. Блин, что у него за мысль навязалась, а вспомнить не может?
-- Фир, - позвал Олег.
Она обернулась.
-- Фир, я тебе ничего не должен... не обещал ничего?
Она снова пожала плечами.
-- Я чего-то сделать хотел сегодня, а что забыл, - признался он. -- Или не сегодня.
-- Записывать надо, - вздохнула Фира и была крайне права. В их деле всего не упомнишь.
Он кивнул, а она пошла к куллеру. Ее волосы до плеч колыхались в такт шагам.
Олег открыл ежедневник, пролистал, нашел страницу с каракулей: "Общество Защиты Религий", того самого где Элла была зампредом, потом взял трубку, набрал номер и уставился в окно.
За окном была весна. Снег уже кончился, листья только-только еще появились. Люди брели по улицам в легких, хотя еще и не летних одеждах, а воздух был немного прохладным, но уже не таким как зимой.
-- Общество Защиты Религий, -- проворковал женский голос.
-- Здравствуйте. Вас беспокоит еженедельник "Город". Корреспондент Олег Надеждин, скажите: с Эллой Леонидовной можно пообщаться?
-- Минуточку.
Раздался щелчок. В трубке заиграла заставка корпоративной АТС. "Все страны мира собирайтесь смело, давайте вместе легализуем тему..."
Олег улыбнулся. За окном их редакции была площадь и выход из метро. Здесь торговали цветами, "крошкой-картошкой" и воздушными шарами. В сквере неподалеку сидели на лавочках или просто гуляли. Второй день недели шел своим размеренным чередом.
-- Слушаю вас, - голос такой же как и по ящику. В реале с Эллой Олег еще не общался.
-- Здравствуйте, я...
-- Не трудитесь. Мне вас уже представили. Какой же вопрос взволновал ваше издание?
-- Центр Азиатской Культуры... - вздохнул Олег.
-- Ясно. Давайте только не на работе, а у меня дома, - ответила Элла Леонидовна. -- Это Земляной вал, напротив Сахаровского центра, знаете? Скажем, через два часа...
-- Угу, - кивнула Фира. -- А мне сейчас муть какую-то с прессухи очередной расшифровывать. Как озеленяют наш город. Вспомнил, что забыл?
-- Нет, - Олег покачал головой, потом протянул руку к соседнему рабочему месту, открыл нижний ящик славкиного стола и вытащил из гор барахла старую вязаную шапку. Нацепил ее на себя и сделал руками широкий жест киношного негра.
-- Курят депутаты: коммунисты, демократы! - изрек Олег тоном закоренелого рэпера, снял шапку и сунул ее обратно. -- Хрен знает чего я забыл. Потом вспомню.
Маршрут он избрал не из легких. Для начала заехал на Бауманскую, в "некрасовку", притащил им прошлый номер со статьей об их ремонте. Потом побрел к Яузе.
В том месте, где пути трамвая сворачивали на набережную еще в прошлом году насыпали для чего-то здоровую гору торфа. Зачем -- никто не знал.
Олег медленно зрел, чтобы сделать об этом короткую информашку. Вышло бы здорово.
На куче сидели трое растаманского вида граждан и курили здоровую самокрутку. Судя по их внешнему виду они бы могли купить и фирменной травы, но стиль явно такого не позволял. Легализация легализацией, а привычки привычками...
Трамваи изредка догоняли Олега. Они тряслись и вздрагивали, неся в своих чревах одиноких пассажиров. Под мостом, в том месте, где была их одноколейка, вагоны почти плелись. Тут до сих пор не просохла вечна лужа.
Вокруг пахло весной, а город продолжал жить. Впереди уже маячил сквер у Сахаровского центра.
-- Стойтьйэ! Йэто провьерка!
Олег аж вздрогнул. Оказалось, последнюю пару минут он бредет, опустив голову и теперь чуть было не наскочил на патруль.
Их было как всегда трое. Два солдата в полной форме: при М-16, касках и прочем. С ними капрал. У каждого на руке голубая повязка со знаком Международного Комитета...
-- Тьфу, - сказал Олег. -- Напугали.
Он вытащил из кармана ксиву и протянул ее капралу. Тот взглянул. Немного нахмурился, потом, как показалось Олегу, с интересом зачитался...
Олег огляделся по сторонам. Последние пару недель посты стояли, в основном, вокруг Садового. В других районах стало больше патрульных "хаммеров". Такое чувство, что все к чему-то готовятся. Может ждут, что в синагогу тухлым яйцом кинут, или вон, в Сахаровский центр, булыжником.
-- Журнальист? - спросил капрал.
-- Написано же, - вздохнул Олег.
-- Извиньите. - капрал протянул ксиву обратно и ловко, по-американски, козырнул. Олег сунул ее во внутренний карман, в этот момент капрал вытащил пачку старых и отвратительных "Прима-лайт". Похоже, разжился ими на ближайшей барахолке.
Олег покачал головой, достал пачку "Кента" и протянул офицеру.
Тот улыбнулся. Мотнул головой в сторону солдат. Олег кивнул. Капрал взял три штуки.
-- Хэй, гайз! - крикнул он. Солдаты повернулись к нему. Все время проверки они отрешенно таращились по сторонам: молодые контрактники из числа тех, что направляют в Москву, но никак не в Омск и не в Харьков. Олег бы мог сотню раз пырнуть ножом главного, а потом перерезать их, забрав новенькие М-16.
Собственно, низшие уголовные элементы вооружались именно так. Хорошо еще, что последнее время все это не так уж часто.
Утренние трупы у собственного подъезда -- атрибут прошлой эпохи. И слава Богу...
-- Тяжело, оккупанты? - спросил Олег.
Капрал усмехнулся.
-- Усильение, - сказал он.
-- Что так?
-- Не знаю.
Олег вспомнил, что хотел взять интервью у шефа московской полиции безопасности, но еще не звонил в их пресс-службу. Надо заняться.
-- А что в мире? - спросил вдруг капрал.
-- Тихо, - ответил Олег. -- Ближний Восток бурлит. А так -- все окей. Я новости не смотрю.
-- Как так? А профьесиья?
-- Я -- городской хроникер. В Люблино авария в отстойниках. Будут туда наряд распределять -- отказывайтесь. Ваши там по щиколотку в говне периметр патрулируют.
-- Мы центральный округ.
-- Туда всех шлют. По очереди.
Олег знал это точно. Луиза вчера сказала. Палыч ржал весь вечер. Он же диссидент. Знается со всякими. Может и сам пару раз таких вот капралов по башке в темном переулке стукал. Ночью-то не так страшно...
-- Ладно, - сказал Олег. -- Пойду, - сунул руки в карманы и пошел, напевая. -- Вышел я в полночь на прогулку, шел в темноте по переулку...
-- Это все провокация недобитых реакционеров, - сказал Элла Леонидовна. Ложечка в ее руке дрожала и звонко билась о края чашки. Диктофон фиксировал. -- Центр будет построен, потому что он нужен нашему городу. Демократические институты не могут развиваться в стране, где не представлены все возможные проявления плюрализма...
Если все тоже самое переписать русскими словами и в нормальном стиле -- выйдет необходимый кусок. Собственно, вот только ради этих слов и следовало тащиться сюда. Теперь можно просто пить чай и сочинять в голове остальной материал.
-- А много этих реакционеров? - спросил Олег, поставив чашку на место. -- Мне просто интересно. Не для статьи. Для души.
Элла как-то надулась. Ей было лет шестьдесят и в жизни она еще больше походила на сову чем по ящику. Большие очки, одутловатые щеки... И прическа такая... Аккуратная, но уж больно жидкая.
Олег совершенно не понимал, за что так не любит эту женщину. Наверное за стилистику.
-- Знаете, Олег, - чуть отстранившись сказала она. -- К несчастью, в этой стране и с этим народом реакционных "имперчиков" всегда будет навалом. Это болезнь менталитета и лечится она только ампутацией. Вот ампутация менталитета позволит нам выйти из бараньего загона, сломать его стены и пустить к нам в страну общечеловеческую культуру. Когда это случится, останется подмести с пола испражнения баранов прошлого и можно будет считать наш вольер частью мирового культурного социума...
-- А что для этого надо сделать? - спросил Олег.
Элла грустно вздохнула:
-- Для этого надо, чтобы северный усталый солдатик, вернувшийся домой в свою родную деревню наконец-то смешался с остальным миром. Убив в нем патриархальное мышление мы выбьем почву из под ног у "имперчиков".
Северный солдатик. Из его внешности она сделала вывод, что господин репортер или еврей или цыган.
Хрена лысого. Он -- Олег Наджедин, предки из Архангельска. Будет тете Элле статейка, ой будет... У нас демократия. Если что и редактора трубкокура обойти можно.
-- Ну что же, - сказал Олег. -- Спасибо вам огромное...
-- Да не за что, - заулыбалась Элла, и Олегу стало ее немножечко жалко. Может не стоит пинать? Все-таки идейный человек, пострадала в свое время. Порезать всю муть, а в остальном дать ее слова под конец и пусть читатель сам оценивает.
-- Все равно большое спасибо. Если у меня будут вопросы я смогу с вами связаться и уточнить? - при этих словах он выключил диктофон...
Еще через пару минут Олег стоял у подъезда и голосовал, набирая попутно номер.
К обочине прижалась старенькая "шестерка", водила распахнул дверь.
-- Алло, Коль, привет, - сказал Олег, забираясь в машину. -- Как дела на почве консалтинга?
-- Нормально, - ответствовал его одаренный математически одноклассник. -- Чего звонишь?
-- А ты как думаешь?
-- Ну давай стыкнемся. Через полчаса. На старом месте.
-- Окей!
-- Куда? - спросил бомбила.
-- На Шаболовку. Стольник плачу.
Тот только кивнул и дернул передачу. Машина рванула на мост, раскрывавший с обеих сторон шикарную панораму. Справа кипел своей жизнью центр и высилось здание на Котельнической, а где-то слева бродил усталый патруль.
Олег задумался еще раз. Похоже он все-таки сделал все, что хотел.
-- Ну и в пень!
Водила посмотрел в его сторону, и пришлось пояснит:
-- Да дела замучили.
Тот кивнул и задал стандартный вопрос:
-- Сам то кем будешь?
В подобные дни солнце заходит медленно. Сумерки начинаются аккуратно и тянутся долго, словно боясь напугать людей. Впрочем, нет. Не так. Им просто хочется, чтобы ими полюбовались.
Олег брел вдоль рельсов, слушая как трамвай у него за спиной сворачивает в сквер. Вагоны были точно такими же: полупустыми и дребезжащими. Монорельс никогда не избавит от них этот мир. Город сам не позволит ему. Город влюблен в свой трамвай.
Машин стало совсем немного. Никто никуда не ехал, даже патрульный хамер за весь вечер попался всего один. И тот стоял возле кафе, а его команда во главе с седовласым полковником уплетала салаты из морской капусты. Не было в городе ни полиции, ни бандитов.
Только весна и люди.
Олег перешел полупустую дорогу и направился к дому. Их многоэтажка торчала как указующих перст среди россыпи невысоких и старых домов. Вокруг нее даже двор был какой-то неправильный: круглой формы. По аналогии с фильмом, мальчишки прозвали его "Изенгард".
Наташка понуро сидела на лавочке перед подъездом. Обычно здесь заседали окрестные бабушки, но сегодня их не было.
-- Привет, - сказал Олег. -- Воздухом дышишь?
-- Ключи забыла, - отозвалась она. -- Надеюсь, я одинока в этом своем порыве?
Он сунул руку в карман, вытащил свою связку и позвенел ею для пущей убедительности.
-- Ужина сегодня не будет, - она поднялась и пошла вслед за ним. -- Как-то мне тут без плиты и сковородок несподручно было.
-- Вот и голодай теперь, - ответил он. -- А я с Колькой перекусил.
-- Ясно, и как там рынок ценных бумаг?
-- Цветет и пахнет.
-- Опять по ночам? Что у них там за график?
-- Так у нас ночь, -- пояснил Олег. -- на Уолл-Стрит -- утро. Мы ж провинция. И еще долго ею останемся.
Она кивнула.
-- А Светка его как поживает?
-- Ушла. У нее теперь новый бойфренд, - сказал Олег.
-- Колька волнуется?
-- Да нет. Считает ее неудачной попыткой. И, кстати, прав. Они же оба деловые. У них бы не семья вышла, а экстренный, но затяжной завтрак в Макдональдсе.
-- Правильно, - кивнула Наталья. -- То ли дело мы, - повернулась к нему и деловито поцеловала.
Странно, но с наступлением темноты стало жарко. В распахнутое окно доносились звуки проспекта. Где-то вдали, над западной окраиной города, высилось ярко-красное небо. Крыши домов тянулись вверх, в сгустившуюся мглу, а там уже сияли первые звезды. Внизу зажгли фонари.
Наташа сидела возле стола. Она с ногами забралась на табуретку, устроившись там по-турецки и пила кофе.
Олег сидел на подоконнике, дергал струны гитары и смотрел то за окно, то в полумрак узкой кухни. Совсем недалеко высилась башня на Шаболовке, от подножия которой он, собственно, и притопал. На башне горели красные огоньки, а сама она подсвечивалась снизу ярким прожектором. Дома перемешивались с деревьями, чьи ветки уже покрылись зыбкой листвой.
-- Вечер, - заметила Наташа.
-- Угу, - кивнул он.
-- Сыграй что-нибудь.
Он начал наигрывать фламенко. Получалось не слишком...
Комната наполнилась звуками и шум внизу несколько отступил, оставшись где-то на самой границе сознания. Наталья поправила локон, сбившийся ей на лоб:
-- Странно все как-то, - сказала она.
-- А что?
-- Мы в аэропорту зря целый час сегодня торчали. Ребята из Тель-Авива должны были прилететь, а рейс отменили.
-- Буча может опять какая, - пожал плечами Олег. Он продолжал наигрывать, чувствуя, что чем дальше тем лучше у него выходит. Руки уже навострились. -- Надо новости посмотреть...
-- Да ну их.
Шум снизу немного усилился.
-- Слушай, Наташ, сделай мне подарок?
-- Какой?
Она поставила чашку на стол.
-- Не таскай меня в этот азиатский Центр, когда он откроется. Он меня уже и сейчас достал.
Она спрыгнула на пол, подошла к нему, обняла и положила голову ему на плечо.
-- И закат сегодня какой-то неправильный.
Он посмотрел на нее, потом на улицу. Надо всей Москвой небо давно было черным. Только вдали, на западе, висело багровое марево.
-- Тель-Авив где-то там, - сказала она.
Он кивнул.
Шум становился все громче, и Олег понял, что это не звуки машин с опустевшего, ставшего совершенно безлюдным проспекта. Звук этот был всего-навсего отголоском далекого грохота, надвигавшегося от западного горизонта.
-- Вспомнил, что забыл, - сказал он.
-- Что? - не слыша его отозвалась она.
-- В церковь я забыл сходить, вот что. Хотел заглянуть сегодня утром, и забыл.
-- А где у нас сейчас в городе церковь?
Она сильнее прижалась к нему, он машинально погладил ее ладонь, а пламя на горизонте все разгоралось и разгоралось.