“Нелепое создание - человек. Как нарочно сконструирован так, чтобы мучиться побольше.”

Вячеслав Рыбаков

Так уж сложилось, что литераторы в своих опусах традиционно привязывают повествование к тяжким временам и переломным моментам - безразлично, в судьбе отдельно взятого персонажа или отдельно взятой страны. Что только их стараниями не валится на голову бедного героя: начиная с мелкого калибра типа мозолей или больных зубов, минуя невзгоды посерьезнее, как то несчастная любовь на фоне угнетения пролетариата буржуазией, и заканчивая чем то запредельным вроде галактических войн. Мне приходилось слышать такое мнение, что настоящий писатель - это человек, пишущий с болью на сердце. Фактически он занимается тем, что ноет и клянет несчастную свою судьбину, но делает это завуалировано, в увлекательной форме, с шутками и прибаутками, что собственно и отличает его от бабульки, сидящей на лавочке у подъезда.

Сердце болит у писателя, а крайним оказывается герой. Вечно у него какие-то неурядицы, вечно он пребывает в состоянии меланхолии и никак не может очнуться от тяжких раздумий по поводу чего бы то ни было. Иногда, впрочем, случаются просветы, но это для контраста, чтобы затем придавить героя очередной чугунной болванкой. Жалко, жалко беднягу, но... так ему и надо. Цель оправдывает средства. Покажите мне произведение, в котором бы герой всю дорогу чувствовал себя бодрячком, ничего бы его не беспокоило, и при этом, чтобы оно брало за душу и блистало художественными достоинствами. Что-то с ходу ничего не припоминается.

Пожалуй, написать рассказ, руководствуясь данными критериями еще возможно, но вот хороший безмятежно-счастливый роман - вряд ли. Это кем же надо быть, чтобы извлечь из себя четыреста страниц ничем не замутненной радости? Клиническим идиотом? Человеком, с вживленным в центр удовольствия электродом? Йогом, не вылезающим из нирваны? В любом случае, читать этот роман будет ужасно скучно. Читателю страдания подавай! Пример не совсем из области литературы, но вспомните триумфальное шествие по стране рабынь Изаур, просто Марий и прочих диких ангелов. Как-то едучи в автобусе был свидетелем такой сцены. Беседовали две бабки, и одна из них громогласно возмущалась, мол, совсем они там на телевидении сдурели: “Мануэллу” теперь на шесть часов утра перенесли! Будьте уверены, что ради какой-то невнятной Мануэллы, выдающей за серию на гора не менее ушата горючих слез, эта бабка не то что на час раньше просыпаться станет, она за нее танку башню свернет, а затем на амбразуру бросится.

И ведь смотрят или читают подобные вещи, выполненные в мелодраматическом ключе, отнюдь не для того, чтобы позлорадствовать и позубоскалить. Читателю иногда хочется погрустить, и он проникается проблемами героя, сопереживает ему и сострадает. Ему заранее известно, что это вымысел, а потому книжные страдания, в отличие от жизненных невзгод, никаких серьезных последствий за собой не влекут.

Возвращаясь к бесконфликтному произведению, хочу указать еще дону причину, по которой его написание затруднительно. Не бывает так, чтобы у человека все было в порядке. Даже если создать подобные условия, то по прошествии какого-то времени он все равно найдет, чем отравить себе жизнь. Возьмем в качестве примера вполне благополучную европейскую старушку, которая последние лет двадцать только тем и занимается, что поливает цветочки, ходит по магазинам и судачит с соседками за чашечкой чая. Несмотря на эти сугубо тепличные условия существования она наверняка сокрушается о судьбе пробежавшей мимо окон бездомной грязной псины или мучается бессонницей, вызванной телерепортажем о голодающих Поволжья. И потом, она просто не может не думать о приближающейся смерти. Вот вам и героиня для полноценного романа или, на худой конец, сериала.

В любом произведении в более-менее явной форме присутствует конфликт, стоит только поискать. Попытаюсь проиллюстрировать это утверждение на примере такой, на первый взгляд несерьезной вещи, как “Сказка про репку”. Конфликт здесь просматривается очень явно, его под силу увидеть даже дошкольнику. Все повествование пронизывает идея коллективного противостояния косной природе в лице овоща-переростка. “Сказка про репку”, благодаря пропагандирующимся в ней общечеловеческим ценностям и по сей день не утратила актуальности. Более того, в свете последних достижений генной инженерии она приобрела новое, тревожное звучание. Ее можно трактовать как антиутопию, как притчу-предупреждение о том, что увлеченное высокотехнологичными игрушками человечество в погоне за изобилием может не рассчитать своих сил.

Кроме того, сами писатели подливают масла в огонь, почитая за обязанность похитрее ущучить своего питомца. И в невзгодах, насылаемых на героя, отражается жизненная позиция автора, его мировосприятие. На основе прочитанных произведений (в основном фантастики) и интервью с писателями, у меня сложилось впечатление, что в большинстве случаев это мировосприятие оптимистичностью не отличается. Вот цитата из рассказа (зубодробительной пародии на фэнтези) Александра Громова “Я, камень”: “Пока кольца находились в руках светлых сил, в мире царил относительный порядок, во всяком случае число творимых злодеяний как минимум не превышало удесятеренного количества добрых дел.” Под этими словами могли бы подписаться многие. В такой же пропорции добро и зло присутствует на страницах романов. И наверное естественно, что внимание концентрируется на невзгодах - плохое имеет свойство надолго задерживаться в памяти. Как-то у Сергея Лукьяненко, самого коммерчески-успешного российского фантаста, спросили, почему в его вещах преобладают мрачные финалы, а хеппи-энды, столь любимые обывателем, - большая редкость. Он ответил в том смысле, что в жизни хеппи-эндов не бывает.

И правда, ведь жизнь не мыльная опера, где в последней серии устраивается форменный балаган: негодяи, как по волшебству, оказываются за решеткой, влюбленные женятся, пропавшие родственники находятся, а потерявшие память обретают оную. Поэтому в более-менее серьезной литературе финал как правило остается открытым: логически действие завершено, герой добился того, к чему шел на протяжении романа, и вроде бы все хорошо, но бог знает, как оно может повернуться...

Далее должен был бы идти длинный список причин, по которым героя, бедненького, следует мочить, но к сожалению нет времени на детальный разбор. Приведу лишь две.

Первая. Герой, получив, фигурально выражаясь, по морде, начинает задумываться: а прочему собственно, жизнь к нему так жестока? И, волей автора, приходит порой к очень оригинальным выводам. А спокойная жизнь таким размышлениям не способствует. Отсутствует стимул.

Вторая. Совершенно бронебойный довод из области физики. Помните первый закон Ньютона? “Система находится в состоянии покоя или равномерного движения, пока и поскольку она не понуждается внешними силами изменить это состояние.” Чтобы изменить состояние (мировоззрение) героя, на него нужно как-то подействовать. А чтобы изменения были значительными (фактически - интересными читателю), подействовать нужно очень мощно. Литературное произведение - это и есть акт понуждения к чему-либо.

Итак, проблемами и тяготами духовного плана мы более-менее разобрались и убедились (надеюсь) в их необходимости. Теперь перейдем к проблемам плана физического, а конкретнее - к наличию в произведениях литературы (и не только) сцен насилия. О том, что без этих сцен преспокойно можно обойтись, никому объяснять не надо. Тут вопрос ставится несколько по-другому: а насколько оправдано их наличие, и как далеко автор может зайти в их живописании, где та грань, за которой легкий приключенческий боевичок становится откровенной чернухой. Следует отметить, что элемент насилия вводится, по большому счету, лишь для оживления повествования. Ведь скучный писатель, не умеющий увлечь читателя, и не писатель вовсе, а скорее проповедник. Не стоит забывать и о том, что таким образом автор в более наглядной, доходчивой форме иллюстрирует свои идеи, ради которых собственно и затевалось написание вещи.

Существуя в жестоком мире, герой испытывает какие-то духовные тяготы. И по мере возможностей пытается с этими тяготами разобраться. Если он к тому же достаточно крут (а сейчас все герои как на подбор - супермены, и тяготы у них - вселенского масштаба), то проблемы решаются путем виртуозного обламывания рогов супостатам, по незнанию рискнувшим его этими проблемами обременить. Автору остается выбрать порядок коэффициента месиво/умные_мысли (обычно он стремится к бесконечности) и степень натуралистичности.

Вот слова персонажа одного из романов Вячеслава Рыбакова:

“Нет. Чем больше жую, тем хуже. И, разумеется, сразу от полной беспомощности пошел навинчивать одну красивость на другую: прекрасное, светлое... вот ведь бодяга. То ли дело помойки и умертвия описывать - сколько экспрессии! Кишки волочились поверх закопченных кирпичей, и он, еще пытаясь бежать, старался запихнуть их обратно... в горле распахнулся, казалось, второй рот, из которого выхлестнуло густое черное... Таким текстом можно за пару недель выстлать путь от Питера до Владивостока, а потом вечерок - и через океан, через океан, поперек; к каменным истуканам Пасхи, им такое в самый раз. Менее физиологическим текстом этих ушастых не прошибить.”

Глядя на полки книжных магазинов, можно подумать, что страна каменных истуканов - это у нас.

Приведу еще одну цитату из эссе Эдуарда Геворкяна “Вежливый отказ”. Немного не по теме, но общую ситуацию отражает: “Сцена полового акта на операционном столе в мощных лучах бестеневой лампы под ритмичное дзиньканье хирургических инструментов на стеклянных полочках - дань хорошему тону в современной прозе.”

Как ни стараются сеятели старой закалки, как ни фаршируют почву семенами разумного, доброго, вечного, почему-то наиболее резво к солнцу (или к читателю, если угодно) тянутся ростки, вымахавшие из драконьих зубов. Ведь “хороший тон в современной прозе” сформировался не на пустом месте, а, так сказать, по заявкам телезрителей. Мы с тобой одной крови, сказал писатель народу и с присущим ему талантом отобразил в своей нетленке устремления и чаяния соотечественников. Даешь месиво и крошево!

Вообще, для неопытных литераторов весьма характерно увлечение мрачняком. Опыт еще не накоплен, а одной лишь интуиции бывает недостаточно, чтобы держаться в рамках хорошего вкуса. Пишущая молодежь то и дело сваливается в крайности: или пузырящиеся розовые слюни о бескорыстии и доброте или ад кромешный. Акцентирую внимание на кромешниках. Стараясь произвести впечатление на читателя, они вместо того, чтобы написать “Полицейский упал, сраженный пулей.”, бросают остальных героевна произвол судьбы и с увлечением начинают рассказывать, как у бедняги меркнет сознание, темнеет в глазах, холодеют конечности, а из пулевого отверстия что-то там такое льется. Причем описывают они это не на потребу ушастым истуканам, им самим это интересно, им это кажется драматичным и сильным по накалу эмоций, а ведь рассказ должен быть как можно более эмоционально насыщенным! Вот и перегибают палку порой. А читатель, встречая очередную подобную сцену попросту вываливается из мира, с таким трудом созданного автором - потому что сцена страшна и отвратительна. И читатель думает уже не о развитии сюжета и не о героях, а о том, что у автора, должно быть, не всё в порядке с головой. Хотя, писатели - не космонавты, и психическое здоровье для них вещь не приоритетная, если не сказать - ненужная. Сходи себе с ума потихоньку, твори, если не можешь не творить, но главное, в своих записках сумасшедшего не выходи далеко за рамки. Иначе - ты асоциальный тип и достоин порицания.

А теперь предлагаю посмотреть, как с насилием обстоят дела у писателей достаточно известных. Хорошо обстоят! Всё на месте, но без перегибов, столь характерных для новичков. На то они и известные писатели, чтобы тонко чувствовать рамки и в них укладываться. Жестокие сцены они описывают более-менее деликатно, не увлекаясь. Из увлеченных могу назвать пожалуй только Стивена Кинга. Иногда его зашкаливает. Но, в принципе, для него это простительно, ведь он пишет в жанре ужасов. К тому же он американец, а на западе рамки дозволенного несколько иные. Лично на меня он производит впечатление зануды. Он слишком обстоятелен, слишком много внимания уделяет мелочам, а это не лучший способ напугать читателя. Вызвать брезгливость - это да. К тому же изначальная занудность текстов усугубляется бездарными переводами, от одного стиля которых не то что мурашки, - мартышки по спине бегают. И не смотря на это, существует огромная армия поклонников творчества Стивена Кинга. Людям нравится бояться и ежиться от прикосновения чего-то мрачного и неведомого. Народ любит страшные тайны.

А еще народ любит посмеяться, и поэтому сцены обламывания рогов супостатам выполненные в юмористическом ключе (пусть даже это будет черный юмор) выглядят намного привлекательней. Вот например как выглядит эпизод захвата замка могучим героем в рассказе Громова “Я, камень”:

“Внутренний. Двор. Быстро. Устилается. Трупами.

Одолели!

<...>

Башня. Первый этаж. Полным-полно врагов. Высокий свист рассекающего воздух клинка, низкий баритон усаженного шипами шара, стаккато падающих на пол отрубленных конечностей...

Одолели!

<...>

Второй этаж. То же самое. Снова лестница... Третий этаж...

Одолели! Одолели!! Одолели!!!”

Просто в общем юмористическом контексте автор не решается портить читателю настроение неприглядными подробностями.

Но бывает и так, что сцены жестокости, описанные с улыбкой на устах, превращаются в сверх-цинизм и в сверх-кощунство. Вам не доводилось смотреть фантастическую комедию “Марс атакует”? Картина сделана с претензией на умную, хлесткую сатиру, изобличающую бесчисленные фильмы-катастрофы о вторжении злобных инопланетян. Да, сатира здесь как правило бьет точно в цель, но фильм в целом оставляет угнетающее впечатление. Коротко о сюжете. На Землю высаживаются марсиане - безобразные существа с замашками бандерлогов. Эти космические придурки почтили нас своим вниманием только для того, чтобы развлечься и вволю пострелять. На протяжении всего фильма идет массовое уничтожение землян, под завязку перетекающее в массовое уничтожение марсиан. Причем уничтожение сдобрено толстым-толстым слоем компьютерных спецэффектов - при попадании из марсианского бластера человек за секунду обгорает до скелета.. Заметьте - это комедия. Нам предлагают посмеяться над смертью. Но ведь еще в детском саду нам внушали, что смеяться над чужим горем нехорошо. Даже боевик с холмами пулеметных гильз и морями крови выглядит более честно и естественно, потому что показывает: смерть - это страшно.

Возьмем теперь произведение схожее по антуражу с вышеупомянутым - “Властелин пустоты” Александра Громова. Хотя в романе описываются события пострашнее, но отторжения они не вызывают. Земная очистная экспедиция сбрасывает на новооткрытую планету партию автоматических зондов. И эти механизмы, так называемые “автоном-очистители”, прежде чем начать трансформацию планеты, должны ее полностью стерилизовать. Чем они и занимаются - выжигают все живое, начиная с микробов и заканчивая жителями морских глубин. Естественно, что аборигенов, стоящих на довольно низком этапе развития, они из местной флоры и фауны никак не выделяют. Гибнут целые деревни, а люди, доселе жившие в мире и достатке вынуждены противостоять бездушной технике. Вот только противопоставить им кроме духовых трубок по большому счету и нечего... Несмотря на присущую Громову ироничную манеру изложения, роман не оставляет впечатления пляски на гробах. Мы видим не дымящиеся трупы, а людскую трагедию.

Вообще, литература по сравнению с кино имеет одно существенное преимущество. Если на киноэкране зрителю предъявляется конкретная четкая картина, то текст целиком опирается на фантазию читателя. И писатель волен концентрировать его внимание лишь на отдельных деталях: о чем-то сказать открыто, на что-то тонко намекнуть, а что то ненужное, несущественное, режущее восприятие и вовсе опустить. Причем искусство намека, как высший пилотаж весьма приветствуется. В связи с этим хочу упомянуть Андрея Лазарчука, великолепного стилиста и одного из сильнейших на сегодняшний день фантастов. Он в полной мере пользуется методом верхушки айсберга - никогда не разжевывает и даже при описании страшного предоставляет читателю возможность пугать себя самому:

“Эй, да помогите же ей... и кого-то рвет рядом: Господи, Господи, да что же это делается такое, да разве же так можно с живыми людьми...

Как просверк: на стене головой вниз распят человек, и с ним что-то неправильно, но понять это неправильное невозможно... Да застрелите вы его Бога ради, так же нельзя! - рыдает кто-то...

Мама, ты только туда не смотри, не смотри. Да, милый, да... как ты сам? Я ничего, я ничего...”

Всё туманно, неясно, и в этом искусно созданном тумане читатель с воображением способен разглядеть такое... Опять же, данный способ изложения позволяет избежать репортерских ухваток с живописанием кровавостей. Если события воспринимаются глазами персонажа, то важнее отобразить не то, что происходит снаружи, а то, как он внутренне на эти события реагирует, отобразить его эмоциональное состояние. Пусть это будет сумбурно и отрывочно, но на читателя, как на существо чувствующее, это будет производить эффект гораздо более мощный по сравнению со скрупулезным перечислением деталей.

Я не против насилия в литературе (кино, музыке, балете и т. д.). Если оно описано мастерски и со вкусом, если еще глубже затягивает в вымышленный мир и вызывает в душе отклик - то имеет право на существование. Предвижу возражения, что, мол, описав подобным образом нацизм и другие асоциальные явления, можно разуверить читателя в их асоциальности и привлечь его ко злу. Но, во-первых: современного (массового) читателя, закаленного боевиками, “Дорожным патрулем” и компьютерными стрелялками, не так-то просто на что-либо раскачать. Во-вторых: критерии хорошего вкуса фактически ставят крест на деле развращения читателя. Как, пользуясь общеупотребимыми изобразительными средствами доказать, что мерзость прекрасна? Да и зачем это нужно нормальному писателю с его-то хорошим вкусом? В общем, красота спасет мир. И в-третьих: не следует равняться на отморозков. Если тщательно анализировать, то практически в любом произведении можно обнаружить деструктивный посыл. В конце восьмидесятых журнал “Ровесник” опубликовал статью, посвященную Оззи Озборну, одному из основоположников металлической музыки. В частности в ней рассказывалось о судебном процессе, разразившемся из-за того, что какой-то американский подросток покончил ссобой под влиянием одной из песен группы “Блзк Саббат”. Не помню уже, чем там дело кончилось, но на мой взгляд глупо обвинять конкретного человека, в том, что он своим творчеством подвиг кого-то на смерть. Наверняка этот парень был не в ладах с головой, и не подвернись под руку “Блэк Саббат”, он бы реализовал свои суицидальные наклонности вдохновившись, скажем, стихами Эдгара Аллана По. Да, один слушатель погиб, но остальные-то сто тысяч живут и здравствуют. То же самое и с литературой. Во все времена находились разного рада маньяки и садисты, способные, даже взяв за основу пару цитат из библии, ввергнуть средневековую Европу в безумие охоты на ведьм. Но это проблема не искусства, а медицины.

А в ответ на вопли о падении нравственности и засилии хм... насилия и порнографии (несколько раз приходилось наблюдать по телевизору разъяренных пенсионеров) хочу привести затасканную цитату: “Если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно”. Кого следует винить в том, что детективы раскупаются в сто раз охотнее, чем книжки стихов. И следует ли? Такова жизнь. Кому что нравится. Тем более, что сейчас есть из чего выбирать, как зрителю, так и читателю. Если вам не по себе от проделок товарища Шварценеггера, пожалуйста - тыкайте кнопочку и переключайтесь на мылодраму. Если же и это для вас слишком примитивно, не поленитесь сходить в видеопрокат, ну хотя бы за “Сталкером”. Если пестрота обложек на книжных развалах вызывает у вас рвотный рефлекс, достаньте с антресолей подшивку “Роман-газеты” за семьдесят пятый год, уж там-то ничего безнравственного и асоциального нет по определению. Выбор за вами.