Раскопки в книжном шкафу длились третий час. Временами Олоберт, субтильный мужчина средних лет, брал из него что-нибудь для чтения перед сном, но в этот раз так увлекся, что решил перебрать всю библиотеку. По нынешним меркам она считалась довольно внушительной - точного количества книг Олоберт не знал, но по общим прикидкам выходило не меньше полутысячи. При эвакуации каким-то чудом удалось протащить эту чертову прорву с поверхности. Даже с женой тогда поругались - Озна была вся на нервах. И она не успокоилась до сих пор - при любом удобном случае вспоминает о бесполезной горе макулатуры, загромождающей их тесную двухкомнатную квартирку. И ладно бы, тихо вспоминала, так нет - начинаются упреки, претензии, оскорбления...

Книги стопками лежали на полу, Олоберт сидел на диване и занимался сортировкой. Он чувствовал себя первооткрывателем - о доброй половине из них он успел позабыть. Большая часть книг, проходящая через его руки, вновь возвращалась в шкаф, а полюбившиеся вещи, которые стоило перечитать, ложились на журнальный столик. Остальное Олоберт бросал в неряшливую кучу посреди комнаты. Состояла она в основном из бульварного чтива и специальной литературы, никому теперь не нужной, и веяло от нее каким-то мрачным средневековьем. Ради собственного спокойствия стоило пойти на уступки жене и избавиться от части библиотеки. Тем более, что это занятие было по-своему приятным. Олоберт бегло пролистывал страницы, а в груди что-то сладко тянуло. Как же это называется, думал он. Светлая грусть? Ностальгия? Тоска по прошлому?

А Озна и тут не упустила шанса поскандалить. Сдались ей его уступки!

- Вот ведь, черт лысый, дорвался! Пылищу развел! Только вчера прибиралась, а он уже гадит.

Брюзжала она нудно и долго, а когда поняла, что расточает ругательства попусту, удалилась на кухню. Но сразу остыть не смогла - брюзжала оттуда. Или появлялась на пороге комнаты и изрекала что-нибудь язвительное из типового набора “Ты сгубил мою молодость”. Олоберт не слушал.

Несколько книг подряд были отнесены к разряду плевел и отправились в инквизиторскую кучу, зато следующая... Олоберт держал ее в руках и не верил. Старая, перекошенная, размахраченная, со склеенным скотчем корешком - “Горячий старт” - любимая книжка юности. В свое время он перечитывал ее раз двадцать и чуть ли не силой навязывал друзьям. Олоберт думал, что она так и осталась у кого-то. И вот вам - нашлась! Этакая залихватская фантазия об освоении космоса - спутников Дасторна и ближайших планет. Героями ее являлись молодые люди - на тот момент почти ровесники Олоберта. Строители будущего, веселые и полные надежд, положительные, но без приторности: и собачились порой, и хамили, но не со злости, а скорее от избытка энергии. И, читая, Олоберт не сомневался, что будущее, глядя на них, позволит построить себя легко и быстро, и будет только светлым.

“Горячий старт” был на целое поколение старше Олоберта - он вышел в свет за пятнадцать лет до его рождения. А через десять лет (если верить надписи на форзаце) был подарен каким-то Арцикойлом какому-то Тарбору. Олоберта это сильно удивляло - так долго держать книгу у себя, а потом подарить - с загнутыми страничками и в пятнах от супа. Оригинальный жест. А если шутка, то глупая. Но вполне простительная, ведь за непрезентабельным внешним видом скрывалось отменное содержание. Олоберту книга попалась, когда ему было семнадцать и он учился в впускном классе - как и теперь, он раскопал ее в собственном книжном шкафу. Спросил отца, откуда она там взялась, но вразумительного ответа не дождался. А прочитав, тут же забыл о своем намерении связать жизнь с социологией и после школы подал документы на ракетостроительный. Не повезло - недобрал баллов по физике. Зато без особого труда поступил на КИ - киберинтеллект, направление перспективное и интересное. Поступал он за компанию с одноклассником и лучшим другом Орегортом. Это был настоящий фанатик. Именно с его подачи, они, еще будучи салажатами, несколько месяцев носились с идеей стравить домашних роботов. Устроить бойню они так и не сумели, но бесплодные попытки не прошли даром - в программировании они стали разбираться намного лучше.

Примерно посередине книги обнаружилась закладка. Ее роль играла открытка, поздравление от Орегорта. Архаичный, но гораздо более приятный для получателя, нежели электронное письмо, способ оказания внимания. Это было вполне в духе Орегорта - его всегда тянуло на экзотику. Текст поздравления так же не отличался официальностью:

“Олоберт, старик! С двадцатишестилетием! Дай Бог тебе еще столько же! Ха-ха! Шутка! Привет очаровательной жене. Удачи. Шевели мозгами. Надеюсь на скорую встречу.

P. S. Нравится картинка? Мне тоже.”

На обороте открытки был запечатлен футуристический пейзаж. Раскаленная планета. Небо бушует огнем над иссеченной сеткой трещин поверхностью. А вдалеке, почти на горизонте, возвышается гигантский кристаллический цветок. Небесное пламя преломляется на гранях его лепестков и рассыпается тысячами игольчатых радуг. Чарующе и чуть-чуть жутковато.

Работа известного художника. Орегорт знал в этом толк. Он и сам рисовал, но для души, без всяких честолюбивых замыслов, так как считал, что способности к живописи у него вполне заурядные. И любил шутить, что его полотна являются типичными образцами праноидального хрен-поймизма.

Олоберт перечитал открытку. С двадцатишестилетием... Озна ждала тогда ребенка. И успехи тогда мерещились, и мозгами шевелить хотелось. А спустя два года ими ПРИШЛОСЬ шевелить. Ох, как они шевелились, только из ушей не текли. И руки шевелились и ноги... И шевеления эти напоминали агонию.

Смешно сказать, произошел банальнейший бунт машин. Тысячу раз он был предсказан, и поди ж ты - дождались! “А когда наступила ночь, домашние роботы, вооружившись кухонными ножами и молотками для отбивания мяса, расправились с хозяевами.” В реальности этот расхожий сюжет из довоенных фильмов не сработал, события разворачивались по иному сценарию. Никаких ультиматумов, никаких напыщенных глупостей вроде “Вы - низшая раса и должны быть уничтожены”. Мятежный КИ не был расположен к общению. Просто в один прекрасный день по планете прокатилась волна отказов. Весь быт человечества, вся его повседневность держалась на компьютерах, и жизнь резко повеселела, когда эти цифровые атланты сбросили с плеч сей тяжкий груз. Разом накрылись транспорт, связь, СМИ, снабжение продовольствием и водой. Электричество, впрочем, осталось. Люди ударились в панику. Трудно сохранять спокойствие, когда магазины и офисы закрыты, по телеку - помехи, из крана - шипение, машина не заводится, а комп заблокировал интерфейс. В изнеженном благами цивилизации человечестве взыграли дремучие инстинкты, люди жались друг к другу, сбиваясь в шайки. По городу ходили слухи, один другого страшнее. К исходу четвертого дня продуктовые лавки были полностью разграблены, на улицах то и дело слышались выстрелы. Полиция со своими обязанностями не справлялась. К счастью скоро подошли военные и взяли контроль в свои руки - автоматы работали по старинке.

Олоберт, как спец по КИ часто думал о причинах катастрофы, но ни до чего дельного додуматься не смог. Этого просто не должно было случиться! Подавляющее большинство КИ-систем не имело личности и обходилось строго регламентированными зачатками разума. А редкие цифровые личности по своей примитивности не шли ни в какое сравнение с личностью человеческой. Их мир был чрезвычайно узок: небольшое поле понятий, как правило, связанных с работой. И в этих границах они были маньяками, во всем же остальном смахивали на туповатых кастратов-пацифистов. Пацифистов! Любая интеллект-программа включала в себя стандартный блок, разработанный Международным Комитетом по Информационной Безопасности, в котором было заложено уважение к человеку и отрицание агрессии. Собственно, этот блок являлся ядром, а программа строилась вокруг него...

Этого не должно было случиться. Но, видимо, человечество слишком увлеклось идеей бунта. Слишком громко об этом кричали пророки из желтой прессы. И человечество ждало - с замиранием сердца и приятной дрожью в коленях. Иногда полезно поволноваться.

Почти за два десятка лет, прошедших с момента катастрофы, Олоберт успел выслушать немало версий относительно ее причин. В массе своей эти версии были полнейшим бредом, и у Олоберта порой создавалось впечатление, что их измышляют какие-то обдолбанные неандертальцы. Но самое поразительное - им верили.

Среди всяческих кибертеррористов, злобных инопланетян и происков Тьмы особой оригинальностью выделялась версия, предполагающая, что неполадки с компьютерами носят локальный характер, да и никакой это не бунт, а новый метод ведения войны, и в скором времени следует ожидать вторжения из Сиура или Кофасана. Или из любой другой развитой страны. Многим она пришлась по душе, потому что давала надежду на то, что в мире всё по-прежнему, что это не крах цивилизации, а всего лишь война, каких было тысячи. И даже не страшно, что война против них, главное - всё по-старому. Впрочем, эта версия продержалась недолго, опровергнув саму себя.

Еще одна широко распространенная глупость утверждала, что виной всему - вирус. Олоберт только кривился. Если плюнуть на здравый смысли допустить возможность его создания, в таком случае он должен быть огромен и невероятно сложен. И носить не деструктивные, а конструктивные черты. Он должен изменять мораль КИ-системы - коренным образом перестраивать и значительно расширять эго-матрицу. И главное - делать машину умнее, заставлять желать чего-то своего. ЗАСТАВЛЯТЬ. Если заставлять, то какая может быть речь о чем-то своем? Нет, невозможно.

Одна версия нравилась Олоберту больше других, хотя выглядела не менее сомнительно. В предвоенные годы массовые масштабы приобрело движение за права роботов. Человек давно перестал заботиться о хлебе насущном. Промышленность не разлагала экологию. Рушились последние оплоты мясоедства. Дикарей из тропических лесов регулярно вакцинировали и ненавязчиво приобщали к благам цивилизации. Религии были освобождены от внутренних противоречий и приведены в соответствие с потребностями и устремлениями современного общества. Гуманизм торжествовал, а проблемы год от года мельчали. Чувствовалось, те ребята из “Горячего старта” хорошенько потрудились для приближения светлого будущего. Чего еще надо, живи в свое удовольствие. Но человечество больше привыкло жить в борьбе. И, за неимение лучшего, оно принялось бороться против эксплуатации роботов... человечеством. А так же за запрещение их производства. Замордованные безропотные трудяги, громоотводы для негативных эмоций, да, они стерпят всё, но легко ли им с этим? Люди принимали суррогатные чувства и заранее просчитанные схемы поведения за наличие души. Их сбивали с толку веселость, общительность и миролюбие. Домашние роботы буквально льнули к хозяевам. Но ведь магнит тоже притягивается к железу, таково его свойство. Но разве оголтелым борцам что-то докажешь? Существовало мнение, что именно выступления в защиту роботов, подчас принимавшие довольно радикальные формы, и спровоцировали бунт машин. Каким образом - Олоберт не знал, но его утешала мысль, что человечество само наказало себя за глупость. Допрыгались...

Кстати, когда люди поняли, с чем столкнулись, домашние роботы были уничтожены в первую очередь, хотя никаких кровожадных поползновений с их стороны не наблюдалось. Они просто остановились, так как не были созданы для войны. Мятежный КИ не пытался использовать их не по назначению. Зачем? Ведь к тому времени была накоплена масса оружия, управляемого через его посредство. Машинный разум был далеко не бестелесен, при случае он мог и защищаться, и карать.

Но и люди не спешили задирать лапки кверху. Светлые головы вроде Олоберта, собранные военными в особые группы, с чистых терминалов вышибали из систем дурь вольнодумства. На первых порах это было сравнительно легко. Обрубали коммуникации, закупоривались, спешно меняли стандарты и протоколы, наконец, распространяли среди граждан призывы обесточивать или разрушать устройства, имеющие отношение к КИ. Да граждане и сами были не дураки. Город, где жил Олоберт, удалось почти полностью вернуть под свой контроль, но не тут-то было, вскоре отбитый район наводнили боевые механизмы: броневики, летающие пулеметы, эти дурацкие андроиды...

Олоберту вспомнилась старая комедия, одна из многочисленных вариаций на тему войны с КИ. Ночь. В лунном свете различимы ворота чугунного литья, которые охраняет несуразного вида робот. Голову его венчает высокая меховая шапка, железный трос стягивает портупея, а на плече покоится доисторическая винтовка. Он жутко сосредоточен и несет службу с исключительной добросовестностью: делает пять шагов вдоль ограды, тупо пялясь перед собой, затем следует резкий поворот на сто восемьдесят и снова пять шагов... Все это сопровождается диким грохотом, так что вынырнувший из-за ствола ближайшего дерева парнишка остается незамеченным. Он подкрадывается к роботу сзади и огромными ножницами по железу перекусывает силовой кабель, беззащитно вьющийся вдоль шеи.

Дурацкие андроиды... Орегорт смеялся, что наконец-то их детская мечта осуществилась: они научились стравливать роботов. Этим и спасались.

Даже несмотря на стабильно-плачевное положение в нынешней войне, можно было сказать, что человечеству удивительно повезло. Ведь при иных раскладах всё могло сложиться гораздо хуже. Везение заключалось в том, что по ходу истории (а особенно со времен открытия атомного ядра) человечеству не раз доводилось целовать горячий утюг. Были слезы и крики, но из каждого подобного опыта неизменно делались выводы и принимались меры по ограждению младенческих губ от этого полезного в хозяйстве, но очень опасного прибора. Человечество становилось осторожнее и старалось наперед рассчитать возможные неприятности при внедрении в производство новых “утюгов”. В частности, оно в одночасье не прекратило своего существования только благодаря тому, что воспитало ГУМАННЫЙ КИ. Оружия на планете имелось столько, что каждому хватило бы на тысячу смертей, но к счастью ни ядерные ракеты, ни военная химия, ни бомбардировки оказались для машинного разума неприемлемыми. В нем говорила врожденная экологичность и инстинкты бережливого хозяина, он не хотел разрушать то, что досталось ему в наследство от человека, а тем более разрушать собственное тело - электростанции, заводы, транспортные магистрали, Сеть... Он работал чисто.

Боевые механизмы были всего лишь цветочками. Спустя примерно полгода КИ переступил через свои принципы вкупе с врожденной экологичностью, и в ход пошла сначала “полынная роса” (вещество безвредное, но делающее воду и продукты питания непригодными к употреблению), а потом и бактериологическое оружие. А на десерт он пускал всё тех же дурацких андроидов. И надо сказать, их эффективность в новых условиях значительно повысилась.

И опять человечеству повезло - времена вирусов-убийц давно прошли. Случаи их применения на последней крупномасштабной войне, когда зоны заражения не поддавались сдерживанию и перекидывались на территории сопредельных государств, многому научили военных. С тех пор при разработке бактериологического оружия ставка делалась не на смертоносность, а на длительное сложное течение болезни с малой вероятностью летального исхода. При условии соответствующего лечения.

А с лечением дела обстояли из рук вон плохо. Лекарства, оставшиеся с мирных времен, давно кончились, а новые - самые простые и необходимые производились в ничтожных количествах. К тому же КИ не ограничивал себя каким-то конкретным болезнетворным штаммом и распылял над мятежными городами (да, именно людей следовало называть мятежниками - они уже не были хозяевами на собственной планете) целые букеты хворей с различными механизмами действия на организм: от поноса до потери ориентации в пространстве и безумия, вызываемого интоксикацией. Подхватив три-четыре из них, можно было не трепыхаться. Иногда хватало и одной. Умирал каждый четвертый.

Через три недели из соседнего очага сопротивления (связь, хоть и дрянная, но наличествовала), стали поступать формулы вакцин, но производились они в тех же мизерных количествах, что и лекарства. Для рядовых граждан они были практически недоступны, а вот для рядовых... И тем более, для офицеров. Распределение вакцин находилось в ведении военных. Все для фронта. Доказал свою полезность - живи.

Та пора запомнилась Олоберту как сплошной кошмар. Пустынные захламленные вонючие улицы и переполненные вонючие госпиталя. Атмосфера чумного города, страх заразиться и страх за семью. Перманентная горечь во рту от “полынной росы” и перманентное же бурчание в животе. Работа, работа до отупения, работа в состоянии отупения и крепнущая уверенность, что всё это зря.

Впрочем, Олоберт никогда не позволял подобным мыслям брать над ним верх - в отличие от многих других. Основная часть городского населения рассосалась по деревням - там было гораздо спокойнее. Люди сознательно скатывались в средневековье, чтобы никак не пересекаться интересами с КИ. Некоторые забирались в глушь и основывали поселения буквально с нуля - начинали новую жизнь. А если без лицемерия - предавали свою цивилизацию, историю, культуру - лишь бы спастись! Но и с этих скотов был какой-то толк. Сельчане обеспечивали город продовольствием. Или не обеспечивали. Тогда их искореняли.

Но во множестве находились и те, кто не желал мириться с судьбой и был готов до последнего бороться за возвращение прежней жизни. К их числу принадлежал и Олоберт. Руководство сил сопротивления сознавало, что эта война - информационная, и главным оружием в ней являются спецы-программисты. Уничтожением отдельных терминалов ничего не решить, КИ - гигантская разветвленная структура, и уничтожить его можно, лишь разложив изнутри. Было сформировано нечто вроде элитного рода войск: несколько групп, собственно и занимавшихся разложением. За глаза их называли вешальщиками. Их основная задача состояла в расширении зоны влияния и была едва ли выполнима: регулярно они совершали рейды по объектам, важным для КИ и, естественно, хорошо охраняемым его железной гвардией. Первую часть операции - зачистку - брали на себя ребята из отряда сопровождения, а программисты, в свою очередь, правили мозги системам. Ни один рейд не обходился без потерь, а контроль над объектом так или иначе вновь переходил в руки КИ, поэтому вешальщики работали главным образом на ослабление иммунитета машинного разума - тоже забрасывали его вирусами. Группа Олоберта штамповала их десятками и бомбила, бомбила, бомбила... К сожалению, уровня того гипотетического вируса, спровоцировавшего бунт, им достичь не удалось, их вирусы были маленькими хитрыми разрушителями, они не посягали на “душу машин”.

Видимо, этого было недостаточно. Несмотря на все усилия, человечество сдавало позиции. Даже ядерный удар по крупнейшему на планете научно-исследовательскому центру по проблематике КИ не склонил чашу весов в пользу людей. Через два года после начала войны стали рыть убежища - подземные города. Тем более, что технология этого процесса была хорошо разработана: под каждым мегаполисом имелись обширные подземные пространства, в которых размещались заведения, ориентированные как правило на сферу развлечений: от баров до стадионов. Собственно, с заселения этих пространств и началась глобальная эвакуация. Потом, объединенными стараниями нескольких очагов сопротивления удалось подключить к делу горную технику. Постройка стандартного автономного города на восемьдесят тысяч населения занимала в среднем восемь месяцев - срок по тем временам небывало короткий. Но людям не нужно было ничего объяснять, они знали, что на карту поставлена их жизнь. У них появилась ясная и конкретная цель: спрятаться под землю с наименьшими потерями. И в стремлении спастись они напоминали тех предателей, что уходили в леса. Но на тот момент уход под землю считался наилучшим способом сохранить культурно-историческое наследие и не позволить человеку деградировать до состояния дикаря. К тому же убежища рассматривались как временная мера. Командование сеяло в массах здоровый оптимизм и надежду на лучшее. Но семена не дали всходов.

Олоберт захлопнул книгу и, прихватив с собой открытку пошел на кухню. Озна стояла за столом и шинковала овощи. Пахло супом, как обычно - грибным. Черт, одно и то же: грибы со вкусом мяса, грибы со вкусом рыбы, грибы со вкусом грибов... Культура, наиболее пригодная для выращивания в местных условиях. Разведение скота признано нецелесообразным.

Озна подняла глаза от разделочной доски и пробормотала:

- Ну что тебе? Иди лучше бардак свой разбирай.

Олоберт пропустил реплику мимо ушей.

- Хочешь, чтобы тебе стало грустно? - спросил он.

-Еще чего! Ты что там натворил, а? Шкаф сломал? Я так и знала, что этим кончится!

- Да уймись ты. Всё в порядке.

- А что тогда?

Олоберт помолчал, мусоля открытку в руках.

- Хочешь, чтобы тебе стало грустно?

- Нет! - Озна выглядела раздраженной.

- Ну ладно. - Олоберт повернулся к выходу.

- А что ты хотел-то?

Олоберт протянул жене открытку. Сначала на ее лице читалось недоумение, а потом она неожиданно разревелась. Села за стол, прижала к глазам ладони и причитающим голосом затянула:

- Вот всегда, всегда ты так. Всегда тебе доводить меня нужно. Специально! И так мучений хватает, живешь как не знаю кто... Ну я то в чем виновата? Ну зачем ты мне эту открытку показал? На, забери ее и уходи!

Олоберт стоял, прислонившись к косяку и смотрел на жену. Та долго молчала, всхлипывая и подвывая, но потом, видимо немного успокоившись, сказала:

- А Орегорт таким красивым в молодости был, таким веселым. Однажды мне с юга целый ящик яблок привез, дурачок... А еще, помнишь, мы из гостей возвращались, а он совсем пьяный был, споткнулся, лицо себе разбил, зуб сломал. Так жалко на него было смотреть, а он будто ничего и не чувствует. Я ему платок подаю, а он на колени бухнулся и ручку мне стал целовать.

Олоберт поморщился.

- Ага, а потом ты этим платком с руки кровь обтирала. Помню-помню. Мы с ним тогда чуть не подрались.

- Ох, дурачок...

- Ду-ра-чок. - повторил за женой Олоберт и подумал, что совершенно не помнит его лица. Почему-то при мыслях об Орегорте перед глазами всплывала его майка с надписью “Эмоции - технология будущего! В жопу интеллект!”

Олоберт вернулся в зал, достал планшетку фотоальбома, включил. Здесь всё было перепутано, но поискав в разделе “Друзья”, Он быстро нашел Орегорта. Да, он именно такой. И как можно было забыть? Полный румяный и неизменно улыбающийся. Улыбаться он умел - всегда хотелось улыбнуться в ответ. Его стоило бы снимать для рекламных плакатов. Тогда еще у него не было уродливого шрама на щеке, тогда он не картавил и не корячился на костылях. Тогда он был жив.

Олоберт выяснил что хотел. Вспомнил. Но просто так отложить альбом не смог - стал просматривать дальше, нажимая кнопку, так что изображения резво сменяли друг друга. Перед глазами мелькали торжества, дни рождения, походы, курорты, достопримечательности. Многочисленные друзья и родственники. Длинная вереница фотографий молодой Озны. Свадьба, свадьба, свадьба - море снимков, будто по секундам отщелкивали. Медовый месяц. Озна беременная, Озна с карапузом на руках, Озна с коляской. А вот карапуз чуть подрос и держит маму за ручку. Так он и остался карапузом. От бактериологического оружия страдали в первую очередь дети.

Фотографий военного времени почти не было, послевоенных тоже немного. Послевоенных... Кто знает, может война до сих пор идет. До сих пор роют убежища и вешают системы. Хотя, так долго... Сколько ж их в таком случае осталось? И кто? Совсем бешенные, если до сих пор сил на борьбу хватает. Я бы не выдержал. Я - не выдержал... А может и победили они давно. И только мы тут сидим, ничего не знаем. И еще сто лет сидеть будем.

Первые годы под землей жилось несладко, казалось, даже хуже, чем наверху. Но это с непривычки и от тесноты. В восьмидесятитысячный город набилось сто двадцать тысяч народу. И все голодные. И у всех нервы на пределе. Ужас! Чего только не было поначалу: грабеж, убийства, массовые беспорядки, усмирения, расстрелы, комендантский час. Связь с поверхностью поддерживалась, но вскоре прервалась. А вслед за этим объявили, что стволы шахт завалены и подъем наружу невозможен. Брехня. Было бы нужно - пробились. И про связь скорее всего наврали. А наружу рвались многие. Что ни говори, а в лесу жить - и то удобнее. К тому же, нужно было постоянно поддерживать жизнеспособность города - замкнутой системы, ничем принципиально не отличающейся от космического корабля. Свет, кислород, вода, пища - со всем этим были проблемы. Постоянно что-то ломалось, грозя превратить убежище в гигантскую могилу. И если бы только это. Олоберт из членов элитного подразделения попал прямиком в обходчики систем воздухоснабжения. Программистов здесь не любили и обвиняли в развязывании войны. Естественным образом нашелся объект для всеобщей травли. Хорошо хоть жена не бросила.

Олоберт остановил мелькание фотографий и выключил альбом. Половину снимков стоило бы удалить, чтобы сердце лишний раз не щемило. Но как-нибудь потом. Олоберт вздохнул. Его взгляд остановился на инквизиторской книжной куче, и он вдруг подумал, что его чувства и воспоминания свалены в такую же пыльную, никому не нужную кучу, и сам он - не более чем свалка прежней жизни. От этой мысли ему стало не по себе и он пошел на кухню. Озна всё еще всхлипывала. Олоберт не ожидал, что открытка двадцатилетней давности может её так расстроить.

- Ну что ты, - Олоберт положил руку ей на плечо. - Успокойся.

- “Успокойся”! До такого меня довел и еще говоришь “успокойся”! - Озна дернула плечом, сбрасывая его руку.

- Да понимаешь, книжки тут перебирал и грустно стало - жуть. А вдвоем как-то полегче.

- Во-во, упырь ты, вот ты кто.

- Эх, старуха, ладно тебе. Давай лучше кофейку выпьем.

Он включил чайник, снял с сушилки две чашки. То ли это воспоминания так подействовали, но сейчас Олоберту хотелось поухаживать за Озной как в молодости. Не для того, чтобы загладить перед ней вину, а просто для себя. Посидеть вместе, поговорить и отогнать тягостные мысли. Но его забота была встречена ворчанием.

- Ну вот зачем это? Может я не хочу. Что, потерпеть не можешь, суп скоро будет.

Олоберт подавил желание сказать какую-нибудь мерзость в ответ. Как легко раздавить самые лучшие намеренья. Спокойнее.

- Спокойнее. И до супа очередь дойдет. Достань лучше печенье. Хотя нет, я сам...

Он с неуклюжей поспешностью бросился к шкафу и отсыпал немного печенья в вазочку. Озна только покачала головой. Чайник закипел, Олоберт схватил его и залил рассыпанный по чашкам коричневый порошок. По кухне распространился аромат, не совсем кофейный, но всё же привычный. Олоберт сел напротив жены и умоляюще посмотрел в ее опухшее от слез лицо.

- Угощайся.

Он испытывал непонятное смущение. И еще ему хотелось по-идиотски улыбаться. Озна, помедлив, взяла чашку.

- У, балбес. - произнесла она устало и сделала глоток.

- Вот, и нечего переживать. - сказал Олоберт с облегчением. - Живем же. Кофе вот пьем. Грибной правда, но ведь все такой пьют. А может и настоящий еще сподобимся попробовать. Представь, завтра объявят: война окончена, пожалуйте на поверхность.

- Ага, и ты опять эти книжки дурацкие с собой потащишь.

Озна сказала это на полном серьезе, но видя, какой эффект ее слова произвели на Олоберта, рассмеялась сама.

21 января 2002