Аннотация: Если никто не прочитает, то пеняйте на себя! Как так кможно, человек пишет, а его нечитают! Безобрразие...
Режим свободного полета
"Название взято из популярной игры, Контра"
Мне было холодно, туман, медленно стелящийся по земле, покрывал кисти рук своими морозными поцелуями. Я ушла из дома в одной кофте, не было времени долго собираться, да и нужды в этом не было. Скоро я узнаю правдивость своей теории на практике, и это волнует больше, чем какая-то простуда или грипп. Весенняя грязь под ногами была скована утренним морозцем, мутные зеркала луж смотрели в небо. Бегущий издалека ветер колющей волной ударил в спину, я сжалась еще сильней. Но вскоре в нос ударил запах железной дороги, вечная мазутная грязь и сухая пыль, даже холодный утренний воздух ни чуть не изменил ароматы железки. Пройдя пару сотен метров по западной ветке, я села на деревянные шпалы. Из правого кармана джинс я достала ириску, люблю их непонятный вкус, и когда зубы облеплены этой тугой конфетой. Это не дурацкая карамель, которую любит покупать мачеха, ее я люблю даже меньше, чем эти конфеты. Она всегда уверяет, что мы с ней лучшие друзья, когда папа приходит домой. "Мы с ней хорошо ладим, правда, Алисочка?" А за спиной она усмехается, ожидая, когда сможет от меня избавится. Как я ненавижу эту ехидную крысу! Прошло не больше семи минут, когда рельсы мерно вздрогнули, по их железным телам бежала дрожь. Перенявший колебания воздух вибрировал, наполняясь выхлопами приближающего поезда.
***
Сорокалетний мужчина, одетый в дорожный комбинезон, забрызганный маслом и поршневыми выхлопами, устало смотрел в бегущие вперед полосы рельс. Он нес седьмой день вахты, седьмой день без сна и нормальной еды. Холодные бутерброды и чай старой заварки, может только иногда пачка бич-пакетов. Головная боль и весенняя простуда скрашивали предпоследний день в смене. Было около девяти утра, по обочинам дороги тянулся легкий туман, поезд, чуть набрав скорости, легонько трясся в понятном только ему трансе. Здесь на севере редко выдавалась такая погода, чаще случались ранние грозы с долгими ливнями. Тогда работа превращалась в сущий ад, дороги размывало, и дни тянулись в сером нескончаемом круговороте. Но сегодня было иначе, только что проснувшееся солнце смотрело из-под опущенных век на высокие горы, ветер спал, закутавшись в облака. Все вокруг спало, из соседнего купе доносился дружный храп, радио, несмолкающее целыми сутками, молчало.
Пример оказался заразительней, чем говорится в поговорке. Он начинал засыпать, зевки становились более частыми, подбородок ударил в грудь, и глаза сомкнулись. Ему чудилась уходящее вдаль шоссе, он восседал на нержавеющей классике Харли. По его продолговатому бензобаку шли яркие полосы огня, дьявол вложил в него всю душу, отдав весь жар преисподни на двигатель этого монстра. И теперь простой рабочий, чья биография уместится на одном тетрадном листе, стал его хозяином, повелителем. Выжав всю силу ручку газа, человек и его стальной друг понеслись по асфальтовой дороге прямиком в ад. В реальность Олега выдернул глухой удар о кабину, будто неосторожная птица врезалась в лобовое стекло. Ее крылья, нелепо взмахнувшие в последний раз, встретились с поездом, превратившим тушку в кусок бесформенного мяса.
***
Резкая боль рванула по всему телу, сломанные от удара кости, и весящие на них мышцы, терзали еще живой мозг невероятной болью. Все что осталось после столкновения с поездом лежало у бетонной стены с надписью "Не перебегать!", и еле заметно билось в агонии. Забрызганное кровью лицо со стекленеющими глазами смотрело вверх, прейдя в сознание, кровавая маска скривилась от неописуемой боли. Хотелось скорей умереть, лишь бы не чувствовать ее, она завладела мной целиком, аккуратно отрезает от меня маленькие кусочки, показывая мне бывшие части моего тела. Я хочу умереть! Теперь я точно знаю, что, нет никакого света в конце тоннеля, или короткометражного фильма про мою жизнь, нет вообще ничего. Только боль и желание прекратить мучения любым способом. Слышный только мне дикий вопль вырвался из сломанной грудной клетки, вслед за ним в небо рванул мой дух.
***
- Так нормально?
- Да.
Я смотрел в серое октябрьское небо, потирая мозолистой рукой подбородок. Мне шел 65 лет, и уже как 7 лет я прикован к инвалидному креслу. Теперь катаюсь на нем по своей комнате 3 на 3, жизнь стала существованием. Редкие письма детей, да и то открытки со скупыми "Поздравляем!", внукам наверняка уже по 20. А я один, в своем вечном троне на колесах, не так давно меня посещали мысли о самоубийстве. Так будет проще для всех, освободится еще одна комната в больнице, дети перестанут тратить деньги на бесполезные открытки. Будет для всех, и в-первую очередь для меня. Наконец-то почувствую себя человеком, а не растением над которым проводят эксперименты. Я смогу вновь пойти собственными ногами.
- Спасибо, Ирочка. Можешь идти, дальше я сам.
- Спокойны ночи, Павел Сергеевич.
Ирочка единственный человек, с которым я вижусь за последние две недели. Совсем не выезжаю из своей комнаты, четыре стены кажутся милей, чем компания придурковатых соседей. Они говорят о мертвых вождях, о мертвом времени, будучи еще живыми. Я чувствую в себе жизнь, которая давно покинула их, оставив только бормочущих существ с морщинистыми лицами и лысеющими головами. Но скоро она меня оставит, у меня будет новая. Смешно, сменить жизнь как старую вещь. Зайди, в ближайший магазин и спроси у продавца. На сдачу можешь взять чего-нибудь пожевать, а, собрав три купона от прошлой жизни, получи еще одну запасную. Я подкатываюсь к двери ванной, и берусь за ручку...
***
...Я падаю сквозь крышу какого-то дома. Потолки и полы сменяют друг друга, как кадры в старом кино. Падение длится не дольше самого полета, вдруг я чувствую это. Нет боли, нет вообще ничего, забытое чувство свободы. Той, что испытывает ветер, скитающийся по земле, сбивающий шляпу с головы человека, когда тот идет по своим делам. Я падаю вниз, и что-то меня останавливает, неужели я приземлилась. Открыв то, что я назову глазами, понимаю, что держусь за ручку двери. Я жива, и сижу в инвалидной коляске. Ощупав свое лицо, мне становится страшно, я мужчина, и того хуже старый. Пытаясь встать, падаю на пол, больно ударившись о деревянный пол лицом. Ноги не слушаются, болтаются как сухие ненужные бревна, срубленные семь лет назад. Упираясь в пол руками, я переворачиваюсь на спину. На мне старая клетчатая рубашка с закатанными рукавами, в нагрудном кармане лежит свернутый пополам листок бумаги. Строгим, сучковатым почерком было выведено имя того, в чьем теле я нахожусь. "Павел Сергеевич Молотов... Диагноз, паралич обеих ног. Инвалид III группы. Лечащий врач..." Да, попасть после смерти в тело инвалида, но на его теле нет кровавых подтеков, его вены и артерии не изрезанны бритвой. Хотя ей он давно не пользовался, борода была гуще, чем у лешего. Но я попала в его тело, такого не было ни разу за все время моих полетов. Неужели он смог перешагнуть, перелетев в другое свободное тело? Нет, это невозможно, хотя после первого перехода я знаю точно, нет ничего невозможного.
- Подъем, подъем, времени полежать будет предостаточно.
С этими словами приподнимаюсь на руках, хозяин тела никогда не сидел на месте, раз даже в таком преклонном возрасте оно работает исправно. Стараюсь заползти в ванную. Жизнь простой паразит, пробирающийся в никем не занятые тела, и творит черт знает что. Я внутри старика, а мне всего 16 лет. Ноги медленно волочатся по полу, ладони и живот колют мерзлые коготки холода, Старый кафель подо мной еле слышно поскрипывает, чугунная ванная в углу, тело старика послушно пробирается к ней. Стены выложены тем же, пережившим всех больных этой больницы, кафелем, он гнойно-желтого цвета, как зубы заядлого курильщика, они лишь мельком знакомы со щеткой. Под потолком висела одинокая неработающая лампочка, в углах ванной скопилось много паутины, эта часть палаты редко посещалась. Я ползла к чугунной ванне, этот монстр вжался в один из углов, из крана медленно капала вода. Вечная проблема, полузакрытые краны и бегущая вода. Этот звук давно заменял старику часы, мерно барабанящие по дну ванны капли были верней секундной стрелки, вместе с водой уходило и время, отпущенное ему на этом свете. Но когда я вошла в его тело, вода не перестала бежать, она только сменила того, чье время нужно отмерять. Этим человеком стала я.
***
Кто-то толкнул меня в спину, и я стал падать, никогда не думал, что полет может быть таким затяжным. Умираю, моя первая мысль, но ветер, чью хватку я ощутил, там, где раньше было мое горло, окончательно дал понять, что я еще жив. Он выл в ушах, глаза, или то чем я мог бы видеть, отказывались открываться, до тех пор пока я не почувствовал запах горящих покрышек. Зрение в вкупе с другими чувствами вернулись, когда я рухнул. Земля остановила мое падение, сильно ударив мои ступни о пол, я крепко сжал металлический полукруг перед собой. В голове горели и срывались в пропасть новые и новые звезды, на их места вставали другие, они кружились в неотразимом хороводе, проносясь мимо меня. Вскоре одна из них, оставляя за собой огненный хвост, врезалась в меня. Казалось, что полукруг в руках начал плавится, обдавая ладони шипящими струями жидкого металла, я отпустил его, упав на что-то твердое и холодное.
Тело Олега упало на железное днище поезда. Если бы кто-то был бы рядом, то перед ним предстал бьющийся в конвульсиях тело. Глаза закатились, как в приступе эпилепсии, из обеих ноздрей хлынула кровь. Душа, паразитом проникшая в его тело, пыталась соединиться с неподатливой оболочкой, при сопротивлении она теряла шансы на выживание всего организма. Сотни клеток мозга взрывались, почуяв присутствие чужого духа, нервные окончания затачивались до толщины волоса, и лопались от перегрузки. Олег умирал, как и то, что вселился в него. Тело не могло выдержать колоссальной нагрузки, создаваемой тяжестью двух душ, сошедшихся под слабой плотью. Артерии и вены взбухли, кровь в них превратилась в кипящее желе, общая температура давно перевалила за 50 градусов. Сердце, как звонарь, в последний раз ударил в набат, прежде чем, смещаться с содержимым грудной клетки. Олег был мертв, принадлежавшее ему тело начало остывать, как аккуратная лужица крови вокруг него. Оголенные провода сомкнулись...
***
- Может быть нам лучше вмешаться?
- Зачем, пусть все будет, как есть. Их все равно не исправить, столько лет прошло и все в бестолку, дав им в руки нож, мы никак не ожидали, что они начнут резню между собой.
- Глупые, глупые люди.
- Возможно, но не думал ли ты об обратном. Может, они не так глупы, как мы думаем?
- Все, возможно, может так они и есть, не нам решать. Смогли же они найти выход в режим полета, ты сам видел их в небе.
- Да, но он был неконтролируем. Но это было полетом.
Два кривых стальных крыла мелькнули в дождливом небе над Питером, где в одном из домов престарелых был найден труп больного. Им оказался 65-летний инвалид, похороны прошли очень тихо, не было скорбящих с венками, только сторож, засыпавший землей могилу. Деревянный крест долго торчал из земли, ожидая посетителей, пока не был сломан вандалами. Родственники узнали об этом через 2 месяца, но так и не пришли проститься с умершим. Это был первый случай суицида в этом заведении, он же оказался последним. Через полгода его закрыли, стариков выгнали на улицу, а здание отдали под психлечебницу.
***
Свежая резина на колесах, соприкасаясь с дорогой, издавала звук, напоминающий шепот. Черные BMW несся по шоссе N60, в кабине стоял дурманящий аромат марихуаны. Из полуопущенных стекол неслась тяжелая музыка, одна из песен S.O.A.D, но водитель в отличие от ангелов не плакал, видя смерть. Он сам не раз лишал ее у других, на его счету было 32 человек. Она, да это была девушка, помнила все их лица, самому старому было около 70, самым маленьким был 12-летний мальчик. Но она без сомнения нажимала на курок, прыгала с высоты, резала вены, душила себя пластиковым пакетом. Ее память крепко хранила моменты каждой ее смерти, и каждый раз она убивала сама себя. Для чего, просто чтобы вспомнить это забытое человеком чувство свободы, когда нет под ногами земли, и ты бежишь по облакам вслед за солнцем, но каждый раз полет кончается глухим ударом о землю, и снова и снова приходится искать себе тело. Этот круг кажется бесконечным, и разомкнуть его не удастся, она давно в этом убедилась.
Ее нынешнее тело принадлежало высокой брюнетке, ехавшей в магазин за продуктами. Обычная домохозяйка, которую кольнуло в сердце отсутствие свежих фруктов в доме. По немыслимому закону случая, она оказалась там, куда упала Алиса. К счастью это был перекресток, машины ждали зеленого, и никто не заметил перемены, хотя за рулем черного BMW в правом ряду сидел уже совсем другой человек. Ее движения стали более властны, в глазах появился хищный блеск, и машина, визжа покрышками, рванула на зеленый свет. Теперь она ехала за пределы города, навстречу раскаленному воздуху австралийской пустыни. Алиса гнала по встречной полосе, она уже не боялась практически ничего. Смерть, главный страх всего живого, побледнел, перестал иметь значение, напротив она давала жизнь и шанс изменить все, что казалось неправильным. Жизнь стала игрой, и ее смысл, столь далек, как упокоение одичалой души, потерялся в круговороте смертей и воскрешений. Алиса, раньше боявшаяся шорохов в кладовой своей комнаты, гнала по встречной полосе, навстречу своей смерти и новой жизни.
I don`t think you trust
In my self-reghteous suicide
I cry when angels deserve to die, Die!
Трэш вперемешку с травяными мыслями создал чудовищную атмосферу, американские армяне пели про умирающих ангелов, о суициде, о недоверии "нормальных людей". Кто они нормальные люди, те, кто тратит свое здоровье, зарабатывая деньги, а после тратят деньги, восстанавливая здоровье. Или те, кто считает себя цивилизованными, и по ночам воют на луну от вселенской печали, а на утро улыбаются так, что видно коронки. НЕТ никаких границ, нет разницы между злом и добром, хорошим и плохим, светлым и темным, она стерлась, потускнела. И вместе с ней потерялся смысл жизни, незачем ждать новый день, упиваться плотскими утехами, заливая все алкоголем, выживающим тошноту. Осточертело, всё, все. Не хочу!!! Педаль газа ушла в пол, шепот колес перешел в громкие проклятия, летящие с ветром и песком. По кожаной обмотке руля струилась кровь, на ладонях Алисы не было порезов, она потела кровью. Когда он стал слишком липким, она убрала руки, машина на полной скорости врезалась в столб, воздвигнутый аборигенами, черт знает для чего. Ревущий черный монстр еще недавно мчащийся по шоссе превратился в беспомощного калеку, с перебитым бампером и отвалившимися от удара фарами. Тело Алисы пробило лобовое стекло, и, пролетев около 20 метров, упало в пыль обочины. Песок сейчас же стал пропитываться кровью, тело с переломленными руками осталось лежать у дороги.
Солнце прошло половину отведенного дню круга, когда пустыню наполнил пронзительный вопль. Отирающие неподалеку собаки динго, подняв уши, неслись прочь от источника звука. Так мог бы реветь, медведь гризли, почувствовавший облаву, но это кричала 17-летняя девушка по имени Алиса, вообразившая себя богом, кому подвластно все. Теперь она умирала, и шанса на то, что она сможет выйти из тела, почти не было. Она умирала не по собственной воле, и не могла управлять своим духом, который тянулся вверх. Яркое солнце светило на лицо, засохшая кровавая корка на губах изогнулась в выстраданной улыбке. Воздух задрожал, освобождая проход. Перед сломленным человеком стоял он, у него не было бело вьющейся бороды, он не носил таблички бог или что-то в этом роде. Он был безупречен, его орлиный нос, седеющие брови. Он был велик, а человек у его ног так жалок и беззащитен, но он не улыбался.
- Надо было вмешаться раньше...
- Чем я заслужила такой визит перед смертью, а?
- Гораздо раньше, когда ты могла бы еще одуматься. Ты понимаешь, что происходит, какой механизм ты запустила?!
- Я скоро умру. Но после этого я воскресну, как Иисус после распятия.
- Да, но после тело, которое ты займешь, будет умирать само собой.
- Такого не может быть! Я ...
- Ты сама опровергала существование невозможного. А оно существует, невозможно стать невинным, убив во второй раз убивавшего тысячами.
- Да не трать время попусту. Я давно тебя ждала, ну или его самого. Сам он естественно занят, жарит язычников на костре? Ой, извини, спутала его с Дьяволом.
- Глупый, глупый человек. Мне тебя жаль, заблудший человек. Но ты все же пойдешь со мной.
- Нет, я дождусь своего автобуса, он скоро придет. Билет на небо я возьму в следующей жизни.
- Глупый, глупый человек.
***
- Вы говорите, что он буйный?
- Да, он говорит, что он женщина и ему 17 лет. Что он видел ангела и летал с ним землей. Но это не очень нас интересует. Главное, что его исчезновения никто не заметит. А насчет того, что он буйный можете не сомневаться, он много раз падал с кровати.
- Интересно посмотреть на этот экземпляр.
Два лысеющих человека шли в палату N 60, где на белой кушетке лежало тело. Еще живое тело, хранящее в своих недрах отпечатки прикосновения ангела и свою человечность, и гордыню, из-за которой он здесь и оказался. На том месте, где должным быть руки и ноги торчат обрубки, по лицу идут шрамы от ожогов. Алиса прибывала в своем последнем теле, ее мучили ужасные боли, ее пичкали всякой дрянью, от которой ее рвало и тошнило. Ей приходилось ходить под себя, она гнила в своей палате уже полгода. Смерть, к которой она раньше относилась, как к пустяку стала бесценным подарком, который ее никак не могли доставить. Увидев в дверном проходе черное одеяние смерти, она бы не вскрикнула не от страха, а от радости. Но долгожданного почтальона все не было и не было. Ее кошмар продолжался еще полгода. Ночью, пока она спала, он пришел во второй раз. Теперь его брови были совсем седыми, голова стала лысой, но глаза по-прежнему были полны жизни. Подойдя к кровати, напоминающая больше операционный стол, он наклонился к уху и прошептал:
- Ты свободна, я отпускаю тебя. А сейчас спи.
Во сне она улыбалась, ее снилось море, которое она никогда не видела. Усталые волны бьются о каменный берег, вода шекотит ей ступни. Солнце приятно греет ее волосы, она молода, ее всего 16 лет. Во сне было легко, как никогда в жизни. Она сидит у моря, далеко и недостижимого моря.
***
Алиса проснулась в полдевятого, и дом наполнил ее крик, полный радости и ликования. Сбежав по лестнице вниз, она заскочила в спальню родителей. Зацеловав отца, она уставилась туда, где должна была спать мачеха. На ее месте была мама, умершая несколько лет назад. Приоткрыв глаза, она сонным голосом спросила: "Алиса, зачем так кричать? Я вижу, что ты жива "
Это был самый лучший день в ее жизни, когда она вновь почуяла землю под ногами, навсегда позабыв про режим свободного полета.
/Я, как многие, боюсь смерти. О чем я и написал, думаю, кто-нибудь увидит смысл во всем этом. По крайней мере, я на это надеюсь. Спасибо за все, если у вас хватило терпения это прочесть./