Эта история произошла в те времена, когда колхозы и совхозы кормили город, но за это город должен был помогать селу техникой и людьми. Если верить М.А.Шолохову, эта система возникла одновременно с появлением колхозов. Именно такой помощью занимался герой романа "Поднятая целина" Давыдов.
События, описанные мною, происходили гораздо позже, когда я, молодой специалист, после окончания вуза, был направлен трудиться в одно научно-производственное объединение города Н-ска. Из года проведенного мною в стенах этого доблестного предприятия, по крайней мере два месяца я провел вне его стен, то есть в деревне. И это не считая месячного законного отпуска. Все эти поездки носили характер командировок, и за работу в поле родное объединение выплачивало мне среднюю зарплату инженера. Свобода, работа на свежем воздухе, хорошее питание. Что еще было надо молодому здоровому парню?
***
Однако не будем нарушать хронологию повествования. Однажды чудесным майским днем меня вызвал начальник отдела. Как истинно интеллигентный человек, он, смущаясь и отводя в сторону глаза, предложил мне отправиться в месячную командировку в одно из сел области. Чтобы его не мучить, я, не раздумывая, согласился.
Потом был инструктаж у заместителя директора по хозяйственной части, который, кроме всего прочего, отвечал за связи с подшефными хозяйствами. Я, как единственный представитель ИТР , был назначен старшим нашей дикой бригады.
Моя бригада состояла из шести представителей различных специальностей нашего славного НПО. Старшему из них было давно за сорок, самому младшему едва исполнилось 18 лет.
Нам предстояло принять самое активное участие в посевной кампании, а именно: работать на сеялках. Мы должны были стоять на специальных площадках позади сеялки, следить за наполнением бункера и прочищать забившиеся посевные шланги куском длинной стальной проволоки. Все это, за исключением загрузки, необходимо было делать на ходу, на площадке, открытой солнцу, ветрам и пыли, летящей из-за трактора.
***
Назавтра мы утренней электричкой прибыли в пункт назначения. Деревня встретила нас пыльной дорогой, мычанием коров и знакомым с детства запахом свежего воздуха, молодой травы и коровьего навоза. Несмотря на произошедшие в мире перемены, внешний вид деревни мало изменился за два последних десятилетия. Те же одноэтажные рубленые избы, та же грунтовая немощеная улица, те же огороженные штакетником палисадники. Немногочисленные встречные прохожие приветствовали нас как старых знакомых, приветливо кланяясь. Мы отвечали им тем же.
К нашей радости, контора находилась вблизи железной дороги и уже через пять минут мы докладывали о своем прибытии директору совхоза.
Нас разместили в красном уголке механических мастерских, обеспечили постельными принадлежностями, выдали талоны для питания в местной столовой, и уже через час мы приступили к выполнению своих обязанностей.
Но, как у нас часто бывает, мы не могли приступить к выполнению своих прямых обязанностей. Поля еще не были вспаханы.
В течение недели нас использовали как подсобных рабочих. Мы перебирали картофель на овощехранилище, занимались погрузкой леса, наводили порядок на складе металлолома.
И только в начале следующей недели, после завершения вспашки, мы выехали в поле.
Полевая бригада, в которой мне довелось работать, имела в составе несколько тракторов "Беларусь" и один видавший виды ДТ-75.
Конечно, "Беларусь" были пошустрей и посноровистей, но зато в ДТ чувствовались серьезность и основательность. Своими лязгающими гусеницами он напоминал танк, и недаром - они вышли из ворот одного предприятия. И я очень обрадовался, когда меня "прикрепили" к этому чудо трактору.
Управлял этим монстром худой долговязый мужик, по прозвищу Музыкант. Как позже выяснилось, к музыке он имел весьма отдаленное отношение. Просто при призыве в армию он по ошибке был зачислен в музыкантскую команду и два года пытался играть на маленькой флейте. Тракторист оказался на редкость разговорчивый. Скучно мне не было.
Музыкант был своеобразной местной достопримечательностью. С ним всегда приключались странные, не всегда приятные для него истории.
На вид ему было лет сорок. Первая жена Музыканта умерла молодой, оставив ему троих малолетних детей. Тяжело было мужику в одиночку управляться со всем этим. Летом работа от зари до зари, опять же подсобное хозяйство. А ведь еще надо и воды натаскать, и дров на зиму заготовить, да мало ли что еще. А тут еще дети, и накормить, и одеть, и причесать, и в садик и в школу отправить.
Помыкавшись пару лет, Музыкант женился во второй раз, взяв в жены такую же бедную вдову с тремя детьми на руках. Вскоре у новоиспеченных супругов родился седьмой, на этот раз совместный ребенок.
Снова прибавилось забот, но Музыкант не унывал. Весной и летом на тракторе, осенью на комбайне, а зимой помогали рыбалка и охота. Да и подсобное хозяйство играло немаловажную роль. То яички на базаре продаст, то курочку, а то и поросенка.
Он был одним из тех простых русских мужиков, которым было все нипочем. Чем сильнее давила на него жизнь, тем шире расправлял он плечи и выше тянулся к солнцу, как дикий, на вид слабый росток, прорастает сквозь асфальт и становится красивым могучим деревом.
Так и Музыкант мужественно перенес все удары судьбы и, не смотря на свою тяжелую жизнь, сохранил свой природный оптимизм и чувство юмора.
Как я уже писал выше, с ним постоянно происходили смешные, порой нелепые истории, и он надолго оставался притчей во языцех всей деревни.
Но его мало интересовали все эти пересуды, он продолжал шагать по жизни с гордо поднятой головой.
Участником, или соучастником, одной такой истории оказался и я.
***
Незадолго до этого мы отсеялись на одном маленьком поле вблизи села. Погода стояла мерзкая, было прохладно, лил дождь, переходящий в град, дул пронизывающий ветер. Стоять на открытой всякой непогоде сеялке было не очень приятно, поэтому, когда Музыкант позвал меня к себе в кабину, я не дал себя упрашивать. Поле, где мы работали, было странной конфигурации и сложного рельефа. Так мы и отсеялись, сидя на пару в душной теплой кабине трактора. Через неделю на поле стали проявляться плоды нашего труда. Брака или, как говорили, огрехов было предостаточно.
Главный агроном был очень недоволен результатами нашего труда. Он прилюдно отчитал Музыканта, пообещав наказать рублем. И видно, чтобы не мотать себе нервы, агроном отправил нас распахивать дальнее поле.
Резвые "Беларуси" преодолевали расстояние до дальнего поля минут за тридцать. Нам же, обремененным четырьмя сеялками, пришлось трястись около полутора часов.
Целую неделю в прямом и переносном смысле распахивали мы это поле. И целую неделю по полтора часа утром и вечером туда и обратно мотались мы на рокочущем тракторе.
Наконец, все работы были закончены, и нам предстояло путешествие на другое поле.
Желая сократить расстояние, Музыкант двинул свой трактор не по проселочной дороге, а напрямую, через лога.
Когда до цели нашего путешествия оставалось совсем немного, наш путь пересекла река. Это была даже не река, а скорее ручей, с невысокими, но обрывистыми берегами. Мы вылезли из кабины и внимательно обследовали берега и дно ручья. Возвращаться назад было неохота, да и драгоценное время терять было жаль.
Прищурив глаз, Музыкант обошел вокруг трактор с прицепленными к нему сеялками, начертил что-то веточкой на песке, немного задумался и принял решение: "Прыгать!"
***
Светило яркое майское солнце. Легкий свежий ветерок едва колыхал молодую листву. Глубокое голубое небо раскинуло свой купол от края и до края. В воздухе пахло весной. Вернувшиеся из жарких стран перелетные птицы, еще не обремененные голодным крикливым потомством, выводили свои замысловатые трели.
Музыкант взобрался в кабину и взялся за рычаги. Я благоразумно отошел подальше.
Трактор взревел всеми своими семьюдесятью пятью лошадиными силами, едва не поднялся на дыбы и, насколько это возможно для тяжелой машины с прицепом, рванул вперед, набирая скорость.
Перед глазами сразу мелькнули кадры из фильмов о войне, когда наши славные "тридцатьчетверки" мчались вперед, преодолевая водные преграды и противотанковые рвы.
И наш трактор, подобно этим боевым машинам, плавно оторвался от земли и воспарил над ручьем. Музыкант все рассчитал правильно, через мгновенье трактор грузно опустился на противоположный берег, заставив содрогнуться землю в радиусе нескольких десятков метров. Но более легкие сеялки на жесткой сцепке пытались обогнать трактор. Они описали в воздухе полукруг, выстреливая из бункеров остатками семян, и, повинуясь силам гравитации, резко качнулись назад и со страшным грохотом опустились на землю.
Ошарашенный и счастливый музыкант выскочил из кабины и кинулся к сеялкам. Результаты осмотра оказались неутешительными, на одной из сеялок лопнула и развалилась пополам массивная чугунная шестерня.
А тут еще, как назло, на подъезде к полю нам повстречался главный агроном. Мы, конечно же, умолчали, о техническом эксперименте над совхозной техникой, но услышав о шестерне, агроном пришел в ярость, пообещав жестоко расправиться с бедным Музыкантом, если он сегодня же не восстановит сеялку.
Но Музыкант, окрыленный совершенным прыжком и большой порцией адреналина, нисколько не унывал.
***
Вечером мы с Музыкантом прошли на машинный двор и сняли шестерню с мирно стоящего на приколе комбайна.
- А как же комбайн?- поинтересовался я. - Ведь скоро уборочная?
- Ничего,- успокоил меня Музыкант. - Верну на место после посевной.
Все это было сказано с такой простотой и непосредственностью, что все мои вопросы растаяли, как легкая утренняя дымка в прогретом весеннем солнцем поле.