|
SUBSTANCE, in its strictest, first, and chief sense, is that which is neither predicated of any subject, nor is in any; as "a certain man" or "a certain horse." |
Сущность, называемая так в самом основном, первичном и безусловном смысле, - это та, которая не говорится ни о каком подлежащем и не находится ни в каком подлежащем, как, например, отдельный человек или отдельная лошадь. |
|
But secondary substances are they, in which as species, those primarily-named substances are inherent, that is to say, both these and the genera of these species; as "a certain man" exists in "man," as in a species, but the genus of this species is "animal;" these, therefore, are termed secondary substances, as both "man" and "animal." |
А вторыми сущностями называются те, к которым как к видам принадлежат сущности, называемые так в первичном смысле, - и эти виды, и их роды; например, отдельный человек принадлежит к виду "человек", а род для этого вида - "живое существо". Поэтому о них говорят как о вторых сущностях, например "человек" и "живое существо". |
|
But it is evident, from what has been said, that of those things which are predicated of a subject, both the name and the definition must be predicated of the subject, as "man" is predicated of "some certain man," as of a subject, and the name, at least, is predicated, for you will predicate "man" of "some certain man," and the definition of man will be predicated of "some certain man," for "a certain man" is both "man" and "animal;" wherefore both the name and the definition will be predicated of a subject. |
Из сказанного очевидно, что у того, что говорится о подлежащем, необходимо сказывается о подлежащем и имя и понятие; так, например, человек сказывается о подлежащем - об отдельном человеке - и о нем, конечно, сказывается имя [человека]: ведь отдельного человека назовешь человеком и определение человека будет сказываться об отдельном человеке, ведь отдельный человек есть и человек, и живое существо. Таким образом, и имя и определение будут сказываться о подлежащем. |
|
But of things which are in a subject for the most part, neither the name nor the definition is predicated of the subject, yet with some, there is nothing to prevent the name from being sometimes predicated of the subject, though the definition cannot be so; as "whiteness" being in a body, as in a subject, is predicated of the subject, (for the body is termed "white,") but the definition of "whiteness" can never be predicated of body. |
Напротив, у того, что находится в подлежащем, в большинстве случаев ни имя, ни определение не сказываются о подлежащем; в некоторых же случаях ничто не мешает, чтобы имя иногда сказывалось о подлежащем, но определение не может сказываться о нем. Так, белое, находясь в теле как в подлежащем, сказывается о подлежащем (ведь тело называется белым), но понятие белого никогда не может сказываться о теле. |
|
All other things, however, are either predicated of primary substances, as of subjects, or are inherent in them as in subjects; this, indeed, is evident, from several obvious instances, thus "animal" is predicated of "man," and therefore is also predicated of some "certain man," for if it were predicated of no "man" particularly, neither could it be of "man" universally. |
А все другое [помимо первых сущностей] или говорится о первых сущностях как о подлежащих, или же находится в них как в подлежащих. Это становится ясным, если брать отдельные случаи: живое существо, например, сказывается о человеке, поэтому оно будет сказываться и об отдельном человеке; ведь если бы оно не сказывалось ни об одном из отдельных людей, оно не сказывалось бы и о человеке вообще. |
|
Again, "colour" is in "body," therefore also is it in "some certain body," for if it were not in "some one" of bodies singularly, it could not be in "body" universally; so that all other things are either predicated of primary substances as of subjects, or are inherent in them as in subjects; if therefore the primal substances do not exist, it is impossible that any one of the rest should exist. |
Далее, цвет находится в теле; стало быть, и в отдельном теле. Если бы он не находился ни в одном из отдельных тел, он не находился бы и в теле вообще. Таким образом, все другое [помимо первых сущностей] или говорится о первых сущностях как о подлежащих, или же находится в них как в подлежащих. Поэтому, если бы не существовало первых сущностей, не могло бы существовать и ничего другого. |
|
|
|
|
But of secondary substances, species is more substance than genus; for it is nearer to the primary substance, and if any one explain what the primary substance is, he will explain it more clearly and appropriately by giving the species, rather than the genus; as a person defining "a certain man" would do so more clearly, by giving "man" than "animal," for the former is more the peculiarity of "a certain man," but the latter is more common. In like manner, whoever explains what "a certain tree" is, will define it in a more known and appropriate manner, by introducing "tree" than "plant." |
Из вторых сущностей вид в большей мере сущность, чем род, ибо он ближе к первой сущности. В самом деле, если станут объяснять, что такое первая сущность, то ее объяснят доступнее и более подходяще, указывая вид, чем укалывая род; так, указывая отдельного человека, укажут понятное, указывая, что он человек, нежели указывая, что он живое существо; первое более свойственно для отдельного человека, второе более общи; и, указывая отдельное дерево, мы укажем понятнее, указывая, что оно дерево, нежели указывая, что оно растение. |
|
Besides the primary substances, because of their predicates; subjection to all other things, and these last being either predicated of them, or being in them, are for this reason, especially, termed substances. Yet the same relation as the primary substances bear to all other things, does species bear to genus, for species is subjected to genus since genera are predicated of species, but species are not reciprocally predicated of genera, whence the species is rather substance than the genus. |
Далее, сущностями называются прежде всего первые сущности, потому что для всего остального они подлежащие и все остальное сказывается о них или находится в них. И так же как первые сущности относятся ко всему остальному, так и вид относится к роду, а именно: вид есть подлежащее для рода, ведь роды сказываются о видах, виды же не сказываются о родах. Значит, еще и по этой причине вид есть в большей мере сущность, чем род. |
|
Of species themselves, however, as many as are not genera, are not more substance, one than another, for he will not give a more appropriate definition of "a certain man," who introduces "man," than he who introduces "horse," into the definition of "a certain horse:" in like manner of primary substances, one is not more substance than another, for "a certain man" is not more substance than a "certain ox." |
Что касается самих видов, то, поскольку они не роды, один вид не в большей мере сущность, чем другой: [твое определение] нисколько не будет более подходящим, если ты для отдельного человека укажешь "человек", чем если для отдельной лошади укажешь "лошадь". Точно так же одна первая сущность не в большей мере сущность, чем другая. Ведь отдельный человек есть сущность нисколько не в большей мере, чем отдельный бык. |
|
With reason therefore, after the first substances, of the rest, species and genera alone are termed secondary substances, since they alone declare the primary substances of the predicates; thus, if any one were to define what "a certain man" is, he would, by giving the species or the genus, define it appropriately, and will do so more clearly by introducing "man" than "animal;" but whatever else he may introduce, he will be introducing, in a manner, foreign to the purpose, as if he were to introduce "white," or "runs," or any thing else of the kind, so that with propriety of the others, these alone are termed substances. |
Вполне естественно, что после первых сущностей из всего прочего одни только виды и роды называются до вторыми сущностями: из всего, что сказывается, только они выявляют первую сущность. В самом деле, если кто-нибудь станет объяснять, что такое отдельный человек, то он подходящим образом объяснит его, указывая его вид или род, притом он сделает это понятнее, указывая, что он человек, нежели что он живое существо. Какое-либо другое указание будет неподобающим, например если указывать, что он бледен или бежит или что бы то ни было подобное. Потому вполне естественно, что из всего другого [помимо первых сущностей] только роды и виды называются сущностями. |
|
Moreover, the primary substances, because they are subject to all the rest, and all the others are predicated of, or exist in, these, are most properly termed substances, but the same relation which the primary substances bear to all other things, do the species and genera of the first substances bear to all the rest, since of these, are all the rest predicated, for you will say that "a certain man" is "a grammarian," and therefore you will call both "man" and "animal" "a grammarian," and in like manner of the rest. |
Далее, первые сущности, ввиду того что они подлежащие для всего другого, называются сущностями в самом основном смысле. И как первые сущности относятся ко всему другому, так же ко всему остальному относятся виды и роды первых сущностей: ведь о них сказывается все остальное. В самом деле, отдельного человека можешь назвать умеющим читать и писать; значит, так можешь назвать и человека и живое существо. И таким же образом обстоит дело и во всех других случаях. |
|
It is common however to every substance, not to be in a subject, for neither is the primal substance in a subject, nor is it predicated of any; but of the secondary substances, that none of them is in a subject, is evident from this; "man" is predicated of "some certain" subject "man," but is not in a subject, for "man" is not in "a certain man." So also "animal" is predicated of "some certain" subject "man," but "animal" is not in "a certain man." |
Общая черта всякой сущности - не находиться в подлежащем. В самом деле, первая сущность не находится в подлежащем и не говорится о подлежащем. Что касается вторых сущностей, то из следующего очевидно, что они не находятся в подлежащем; ведь о подлежащем - об отдельном человеке говорится как о человеке, но "человек" не находится в подлежащем, ибо "человек" не находится в отдельном человеке. |
|
Moreover of those which are, in the subject, nothing prevents the name from being sometimes predicated of the subject, but that the definition should be predicated of it, is impossible. Of secondary substances however the definition and the name are both predicated of the subject, for you will predicate the definition of "a man" concerning "a certain man," and likewise the definition of "animal," so that substance, may not be amongst the number, of those things which are in a subject. |
Точно так же о подлежащем - об отдельном человеке говорится как о живом существе, но "живое существо" не находится в отдельном человеке. И далее, если нечто находится в подлежащем, то ничто не мешает, чтобы его имя иногда сказывалось о подлежащем, но определение не может сказываться о нем. Что же касается вторых сущностей, то о подлежащем сказываются и их определение, и их имя: ведь определение человека применимо к отдельному человеку и определение живого существа - точно так же. Поэтому сущность не принадлежит к тому, что находится в подлежащем. |
|
This however is not the peculiarity of substance, but difference also is of the number of those things not in a subject; for "pedestrian" and "biped" are indeed predicated of "a man" as of a subject, but are not in a subject, for neither "biped" nor "pedestrian" is in "man." The definition also of difference is predicated of that, concerning which, difference is predicated, so that if "pedestrian" be predicated of "man," the definition also of "pedestrian" will be predicated of man, for "man" is "pedestrian." |
Это, однако, не есть особенность сущности, ведь и видовое отличие принадлежит к тому, что не находится в подлежащем. В самом деле, о подлежащем - о человеке говорится как о живущем на суше и как о двуногом, но они не находятся в подлежащем: "двуногое" или "живущее на суше" не находится в человеке. Равным образом и определение видового отличия сказывается обо всем, к чему применимо [само] видовое отличие; например, если "живущее на суше" говорят применительно к человеку, то и определение "живущего на суше" может сказываться о нем, ведь человек есть то, что живет на суше. |
|
Nor let the parts of substances, being in wholes as in subjects, perplex us, so that we should at any time be compelled to say, that they are not substances; for in this manner, things would not be said to be in a subject, which are in any as parts. |
И пусть нас не смущает то, что части сущностей находятся в целых как в подлежащих, чтобы нам не пришлось когда-нибудь утверждать, что эти части не сущности: ведь о том, что находится в подлежащем, было сказано, что оно находится в нем не так, как части содержатся в каком-нибудь [целом]. |
|
It happens indeed both to substances and to differences alike, that all things should be predicated of them univocally, for all the categories from them are predicated either in respect of individuals or of species, since from the primary substance there is no category, for it is predicated in respect of no subject. |
Сущностям и видовым отличиям свойственно то, что все [составленное] из них говорится соименно. Все [составленные] из них сказуемые сказываются или о единичном, или о видах. Первая сущность не составляет никакого сказуемого: ведь она не сказывается ни о каком подлежащем. |
|
But of secondary substances, species indeed is predicated in respect of the individual, but genus in respect to species and to individuals, so also differences are predicated as to species and as to individuals. |
Что же касается вторых сущностей, то вид сказывается о единичном, а род - и о виде, и о единичном. Точно так же и видовые отличия сказываются и о видах, и о единичном. |
|
Again, the primary substances take the definition of species and of genera, and the species the definition of the genus, for as many things as are said of the predicate, so many also will be said of the subject, likewise both the species and the individuals accept the definition of the differences: those things at least were univocal, of which the name is common and the definition the same, so that all which arise from substances and differences are predicated univocally. |
Далее, первые сущности принимают понятие вида и рода, а вид - понятии рода. Ибо все, что говорится о сказуемом, может быть применено и к подлежащему. Таким же образом и виды и единичное принимают понятие видового отличия. Соименными же были у нас названы те предметы, у которых и имя общее, и понятие одно и то же. Поэтому все [составленное] из сущностей и из видовых отличий говорится соименно. |
|
Nevertheless every substance appears to signify this particular thing: as regards then the primary substances, it is unquestionably true that they signify a particular thing, for what is signified is individual, and one in number, but as regards the secondary substances, it appears in like manner that they signify this particular thing, by the figure of appellation, when any one says "man" or "animal," yet it is not truly so, but rather they signify a certain quality, for the subject is not one, as the primary substance, but "man" and "animal" are predicated in respect of many. |
Всякая сущность, надо полагать, означает определенное нечто. Что касается первых сущностей, то бесспорно и истинно, что каждая из них означает определенное нечто. То, что она выражает, есть нечто единичное и одно по числу. Что же касается вторых сущностей, то из-за формы наименования кажется, будто они в равной степени означают определенное нечто, когда, например, говорят о "человеке" или о "живом существе"; однако это не верно. Скорее они означают о некоторое качество, ведь в отличие от первых сущностей подлежащее здесь не нечто одно: о многих говорится, что они люди и живые существа. |
|
Neither do they signify simply a certain quality, as "white," for "white" signifies nothing else but a thing of a certain quality, but the species and the genus determine the quality, about the substance, for they signify what quality a certain substance possesses: still a wider limit is made by genus than by species, for whoever speaks of "animal," comprehends more than he who speaks of "man."
|
Однако вторые сущности означают не просто какое-то качество, как, [например], белое: ведь белое не означает ничего другого, кроме качества. Вид же и род определяют качество сущности: ведь они указывают, какова та или иная сущность. Род при этом определяет нечто большее, чем вид: тот, кто говорит "живое существо", охватывает нечто большее, чем тот, кто говорит "человек". |
|
It belongs also to substances that there is no contrary to them, since what can be contrary to the primary substance, as to a certain "man," or to a certain "animal," for there is nothing contrary either at least to "man" or to "animal?" Now this is not the peculiarity of substance, but of many other things, as for instance of quantity; for there is no contrary to "two" cubits nor to "three" cubits, nor to "ten," nor to any thing of the kind, unless some one should say that "much" is contrary to "little," or "the great" to "the small;" but of definite quantities, none is contrary to the other. |
Сущностям свойственно и то, что им ничего не противоположно; в самом деле, что могло бы быть противоположно первой сущности, например отдельному человеку или отдельному живому существу? Ничто им не противоположно. Равным образом нет ничего противоположного и человеку или живому существу. Однако это не особенность сущности; это встречается и у многого другого, например у количественного. Ведь длине в два локтя или в три локтя нет ничего противоположного, так же и десяти и [вообще] никакому количеству, разве только если сказать, что "многое" противоположно "малочисленному" или "большое" - "малому". Во всяком случае ни одному из определенных количеств ничего не противоположно. |
|
Substance, also, appears not to receive greater or less; I mean, not that one substance is not, more or less, substance, than another, for it has been already said that it is, but that every substance is not said to be more or less, that very thing, that it is; |
Сущность, надо полагать, не допускает большей и меньшей степени. Я этим не хочу сказать, что одна сущность не может быть сущностью в большей или в меньшей мере, чем другая (выше уже было сказано, что это так), а хочу сказать, что о каждой сущности, как таковой, не говорится как о сущности в большой или в меньшей степени. |
|
as if the same substance be "man" he will not be more or less "man;" neither himself than himself, nor another "man" than another, for one "man" is not more "man" than another, as one "white thing" is more and less "white" than another, and one "beautiful" thing more and less "beautiful" than another, and "the same thing" more or less than "itself;" so a body being "white," is said to be more "white" now, than it was before, and if "warm" is said to be more or less "warm." |
Так, например, если эта вот сущность есть человек, то не будет человеком в большей и в меньшей мере ни сам он по отношению к себе, ни один по отношению к другому. Ведь один человек не в большей мере человек, чем другой, не так, как одно белое в большей и в меньшей степени бело, чем другое, и не так, как одно красивое называется более красивым или менее красивым, чем другое. [В подобных случаях] и об одном и том же можно сказать, что оно по отношению к себе бывает [в разное время] таковым в большей и в меньшей степени; например, тело, будучи белым, в настоящее время называется белым в большей степени, чем прежде, или будучи теплым - в большей и в меньшой степени теплым. |
|
Substance at least is not termed more or less substance, since "man" is not said to be more "man" now, than before, nor any one of such other things as are substances: hence substance is not capable of receiving the greater and the less. |
Сущность же никак не называется сущностью в большей или в меньшей мере. Ведь и человек не называется в настоящее время в большей мере человеком, чем прежде. И точно так же - ничто другое из того, что есть сущность. |
|
It appears however, to be especially the peculiarity of substance, that being one and the same in number, it can receive contraries, which no one can affirm of the rest which are not substances, as that being one in number, they are capable of contraries. Thus "colour," which is one and the same in number, is not "white" and "black," neither the same action, also one in number, both bad and good; in like manner of other things as many as are not substances. |
Таким образом, сущность не допускает большей и меньшей степени. Главная особенность сущности - это, надо полагать, то, что, будучи тождественной и одной по числу, она способна принимать противоположности, между тем об остальном, что не есть сущность, сказать такое нельзя, [т. е.] что, будучи одним по числу, оно способно принимать противоположности; так, один и тождественный по числу цвет не может быть белый и черным; равным образом одно и то же действие, одно по числу, не может быть плохим и хорошим. Точно так же у всего другого, что не есть сущность. |
|
But substance being one, and the same in number, can receive contraries, as "a certain man" being one and the same, is at one time, white, and at another, black, and warm and cold, and bad and good. In respect of none of the rest does such a thing appear, except some one should object, by saying, that a sentence and opinion are capable of receiving contraries, for the same sentence appears to be true and false; thus if the statement be true that "some one sits," when he stands up, this very same statement will be false. |
Сущность же, будучи одной и тождественной по числу, способна принимать противоположности; так, отдельный человек, будучи единым и одним и тем же, иногда бывает бледным, иногда смуглым, а также теплым и холодным, плохим и хорошим. У всего другого этого, по-видимому, нет, разве что кто-нибудь возразит и скажет, что речь и мнение способны принимать противоположности. Ведь одна и та же речь кажется истинной и ложной; например, если истинна речь: "он сидит", то, когда он встанет, эта же речь будет ложной. |
|
And in a similar manner in the matter of opinion, for if any one should truly opine that a certain person sits, when he rises up he will opine falsely, if he still holds the same opinion about him. Still, if any one, should even admit this, yet there is a difference in the mode. For some things in substances, being themselves changed, are capable of contraries, since cold, being made so, from hot, has changed, for it is changed in quality, and black from white, and good from bad: in like manner as to other things, each one of them receiving change is capable of contraries. |
То же самое и в отношении мнения: если правильно полагают, что такой-то человек сидит, то, когда он встанет, будет уже неправильно придерживаться этого мнения о нем. Однако если и согласиться с этим, то все же имеется различие в способе, [каким здесь и там принимаются противоположности]. В самом деле, сущности принимают противоположности, меняясь сами. Ведь, став холодной из теплой, сущность претерпела изменение (ибо она стала иной), и так же - став из бледного смуглым и из плохого хорошим. |
|
The sentence indeed and the opinion remain themselves altogether immovable, but the thing being moved, a contrary is produced about them; the sentence indeed remains the same, that "some one sits," but the thing being moved, it becomes at one time, true, and at another, false. |
Точно так же и во всех остальных случаях сущность принимает противоположности, подвергаясь изменению; речь же и мнение, будучи сами во всех отношениях неподвижными, остаются совершенно без изменений, но из-за перемены обстоятельств для них получается противоположное; в самом деле, речь, [например], "он сидит", остается все той же, но в зависимости от происшедшей перемены обстоятельств она называется то истинной, то ложной. |
|
Likewise as to opinion, so that in this way, it will be the peculiarity of substance, to receive contraries according to the change in itself, but if any one admitted this, that a sentence and opinion can receive contraries, this would not be true. |
То же можно сказать и о мнении. Так что быть способной принимать противоположности в силу собственной перемены - это особенность сущности, по крайней мере по способу, [каким она их принимает]. Если, таким образом, кто-нибудь согласился бы с тем, что речь и мнение также способны принимать противоположности, то это было бы неверно. |
|
For the sentence and the opinion are not said to be capable of contraries in that they have received any thing, but, in that about something else, a passive quality has been produced, for in that a thing is, or is not, in this, is the sentence said to be true, or false, not in that itself, is capable of contraries. |
Ведь о речи и о мнении говорится как о способных принимать противоположности не потому, что они сами принимают что-то, а потому, что в чем-то другом переменилось состояние: в зависимости от того, происходит ли это или нет, и речь называется истинной или ложной, а не из-за того, что она сама способна принимать противоположности; |
|
In short, neither is a sentence nor an opinion moved by any thing, whence they cannot be capable of contraries, no passive quality being in them; substance at least, from the fact of itself receiving contraries, is said in this to be capable of contraries, for it receives disease and health, whiteness and blackness, and so long as it receives each of these, it is said to be capable of receiving contraries. Wherefore it will be the peculiarity of substance, that being the same, and one in number, according to change in itself, it is capable of receiving contraries; and concerning substance this may suffice. |
ведь вообще ни речь, ни мнение нисколько и ничем не приводятся в движение. Поэтому, ввиду того что в них не происходит никакой перемены, они не способны принимать противоположности. О сущности же говорится как о способной принимать противоположности потому, что она сама их принимает: она принимает болезнь и здоровье, бледность и смуглость; поскольку она сама принимает каждую из таких противоположностей, о ней говорится как о способной принимать их. Вот почему особенность сущности - это то, что, будучи тождественной и одной по числу, она способна принимать противоположности в силу собственной перемены. Итак, о сущности пусть будет достаточно сказанного. |
|
OF Quantity, one kind is discrete, and another continuous; the one consists of parts, holding position with respect to each other, but the other of parts, which have not that position. Discrete quantity is, as number and sentence, but continuous, as line, superficies, body, besides place and time. |
Что касается количества, то одно раздельно, другое непрерывно, и одно состоит из частей, имеющих определенное положение по отношению друг к другу, а другое - из частей, не имеющих такого положения. Раздельны, например, число и слово, непрерывны - линия, поверхность, тело, а кроме того, время и место.
|
|
For, of the parts of number, there is no common term, by which its parts conjoin, as if five be a part of ten, five and five, conjoin at no common boundary, but are separated. Three, and seven, also conjoin at no common boundary, nor can you at all take a common limit of parts, in number, but they are always separated, whence number is of those things which are discrete. |
В самом деле, у частей числа нет никакой общей границы, где соприкасались бы его части; так, например, если пять есть часть десяти, то пять и пять не соприкасаются ни на какой общей границе, а стоят раздельно; также и три и семь не соприкасаются ни на какой общей границе. И вообще у числа нельзя указать общую границу его частей; они всегда стоят раздельно, поэтому число принадлежит к раздельным количествам. |
|
In like manner a sentence, for that a sentence is quantity is evident, since it is measured by a short and long syllable; but I mean a sentence produced by the voice, as its parts concur at no common limit, for there is no common limit, at which the syllables concur, but each is distinct by itself. |
И таким же образом и слово принадлежит к раздельным количествам. Что слово есть количество, это ясно: ведь оно измеряется коротким и долгим слогом. А имею я в виду слово, произносимое голосом: ведь его части не соприкасаются ни на какой общей границе, ибо нет такой общей границы, где соприкасались бы слоги, каждый из них стоит раздельно сам по себе. |
|
A line, on the contrary, is continuous, for you may take a common term, at which its parts meet, namely, a point, and of a superficies, a line, for the parts of a superficies coalesce in a certain common term. So also you can take a common term in respect of body, namely, a line, or a superficies, by which the parts of body are joined. |
Линия же непрерывна, ибо можно указать общую границу, где соприкасаются ее части, - точку, а у поверхности - линию: ведь части плоскости соприкасаются на некоторой общей границе. Таким же образом и у тела можно указать общую границу - линию или поверхность, где соприкасаются части тела. |
|
Of the same sort are time and place, for the present time is joined both to the past and to the future. Again, place is of the number of continuous things, for the parts of a body occupy a certain place, which parts join at a certain common boundary, wherefore also the parts of place, which each part of the body occupies, join at the same boundary as the parts of the body, so that place will also be continuous, since its parts join at one common boundary. |
Также и время и место принадлежат к таким количествам: настоящее время соприкасается с прошедшим временем и с будущим. В свою очередь и место принадлежит к непрерывным количествам: ведь части тела, которые соприкасаются на некоторой общей границе, занимают определенное место; стало быть, и части места, которые занимает каждая из частей тела, соприкасаются на той же границе, где соприкасаются и части тела. Поэтому и место, можно сказать, непрерывное количество: ведь его части соприкасаются па одной общей границе. |
|
Moreover, some things consist of parts, having position with respect to each other, but others of parts not having such position; thus the parts of a line have relative position, for each of them lies some where, and you can distinguish, and set out, where each lies, in a superficies, and to which part of the rest, it is joined. |
Далее, одни количества состоят из частой, имеющих определенное положение по отношению друг к другу, а другие - из частей, не имеющих такого положения; так, части линии имеют определенное положение по отношению друг к другу: ведь каждая из них расположена где-то и можно было бы различить и указать, где каждая находится на плоскости и с какой частью из остальных она соприкасается. |
|
So also the parts of a superficies, have a certain position, for it may be in like manner pointed out where each lies, and what have relation to each other, and the parts of a solid, and of a place, in like manner. On the contrary, in respect of number, it is impossible for any one to show that its parts have any relative position, or that they are situated any where, or which of the parts are joined to each other. Nor as regards parts of time, for not one of the parts of time endures, but that which does not endure, how can it have any position? |
Точно так же имеют определенное положение и части плоскости: можно точно так же указать, где находится каждая из этих частей и какие части соприкасаются друг с другом. И равным образом - части тела и части места. У числа же нельзя было бы показать, каким образом его части имеют определенное положение по отношению друг к другу или где они находятся, а также какие части соприкасаются друг с другом. Нельзя это показать и у частей времени: ведь ни одна часть времени не неподвижна; а как может то, что не неподвижно, иметь определенное положение? |
|
you would rather say, that they have a certain order, inasmuch as one part of time is former, but another latter. In the same manner is it with number, because one, is reckoned before two, and two, before three, and so it may have a certain order, but you can, by no means, assume, that it has position. A speech likewise, for none of its parts endures, but it has been spoken, and it is no longer possible to bring back what is spoken, so that there can be no position of its parts, since not one endures: some things therefore consist of parts having position, but others of those which have not position. |
Скорее можно было бы сказать, что время имеет некоторый порядок в том смысле, что одна часть времени существует раньше, а другая - позже. Точно так же обстоит дело и с числом - в том смысле, что один указывают при счете раньше, чем два, а два - раньше, чем три; и именно в этом смысле у числа имеется, пожалуй, некоторый порядок, а положение [для него] вовсе нельзя указать. И точно так же произнесенное слово: ни одна часть его не неподвижна, а каждая уже сказана, и ее уже нельзя ухватить; поэтому у частей слова нет положения, раз ни одна из них не неподвижна. Итак, одни количества состоят из частей, имеющих определенное положение, другие - из частей, не имеющих положения. |
|
What we have enumerated are alone properly termed quantities; all the rest being so denominated by accident, for looking to these, we call other things quantities, as whiteness is said to be much, because the superficies is great, and an action long, because its time being long, and motion also, is termed, much. |
Количеством в собственном смысле называется только то, что указано выше; все остальное называется так привходящим образом; в самом деле, имея в виду те, которые были указаны, мы называем количествами и остальное; так, белое называется большим, потому что поверхность большая, и действие - продолжительным, потому что оно совершается долгое время, и точно так же движение - значительным: |
|
Yet each of these is not called a quantity by itself, for if a man should explain the quantity of an action, he will define it by time, describing it as yearly, or something of the sort; and if he were to explain the quantity of whiteness, he will define it by the superficies, for as the quantity of the superficies, so he would say is the quantity of the whiteness; whence the particulars we have mentioned are alone properly of themselves termed quantities, none of the rest being so of itself, but according to accident. |
каждое из них называется количеством не само по себе. Так, если кто-то указывает, сколь продолжительно действие, он определит его временем, указывая, что это действие длится год или что-то в этом роде; равным образом, указывая, что белое есть некоторое количество, он определит его через поверхность: как велика поверхность, такое же по величине, скажешь ты, и белое. Так что только указанное ранее называется количеством в собственном смысле и само по себе; из всего же остального ничто не называется так само по себе, а если и называется, то привходящим образом. |
|
Again, nothing is contrary to quantity, for in the definite it is clear there is nothing contrary, as to "two cubits" or to "three," or to "superficies," or to any thing of this kind, for there is no contrary to them; except indeed a man should allege that "much" was contrary to "little," or the "great" to the "small." Of these however, none is a quantity, but rather belongs to relatives, since nothing, itself by itself, is described as great or small, but from its being referred to something else. |
Далее, количеству ничто не противоположно. Когда речь идет об определенных количествах, то ясно, что нет ничего противоположного им, например длине в два или в три локтя, или той или иной поверхности, или чему-то подобному: ведь им ничто не противоположно, разве только если сказать, что "многое" противоположно "малочисленному" или "большое" - "малому". Однако все это не количество, а скорее соотнесенное. В самом деле, ни одна вещь не называется большой или малой сама по себе, а лишь поскольку ее соотносят с другим,
|
|
A mountain, for instance, is called "little," but a millet seed "large," from the fact of the one being greater, but the other less, in respect of things of the same nature, whence the relation is to something else, since if each were called "small" or "great" of itself, the mountain would never have been called "small," nor the seed "large." |
как, например, [какую-то] гору называют малой, а просяное зерно - большим, поскольку последнее больше других зерен, а первая меньше других гор. Таким образом, имеет место соотнесение с другим: ведь если бы вещь называлась большой или малой сама по себе, то гора никогда не называлась бы малой, а просяное зерно - большим. |
|
We say also that there are "many" men in a village, but "few" at Athens, although these last are more numerous, and "many" in a house, but "few" in a theatre, although there is a much larger number in the latter. Besides, "two cubits," "three," and every thing of the kind signify quantity, but "great" or "small" does not signify quantity, but rather relation, for the "great" and "small" are viewed in reference to something else, so as evidently to appear relatives. |
Точно так же мы говорим, что в селении много людей, а в Афинах мало, хотя здесь их во много раз больше, чем там, и что в доме много людей, а на представлении мало, хотя их здесь гораздо больше. Далее, длина в два или в три локтя и все тому подобное означает количество, между тем "большое" или "малое" означает не количество, а скорее соотнесенное. В самом деле, большое и малое рассматриваются в отношении к другому; поэтому очевидно, что то и другое принадлежит к соотнесенному. |
|
Whether however any one does, or does not, admit such things to be quantities, still there is no contrary to them, for to that which cannot of itself be assumed, but is referred to another, how can there be a contrary? Yet more, if "great" and "small" be contraries, it will happen, that the same thing, at the same time, receives contraries, and that the same things are contrary to themselves, for it happens that the same thing at the same time is both "great" and "small." Something in respect of this thing is "small," but the same, in reference to another, is "large," so that the same thing happens at the same time to be both "great" and "small," by which at the same moment it receives contraries. |
Далее, признает ли их кто-нибудь количеством или не признает, во всяком случае нет ничего противоположного им; в самом деле, как можно назвать что-то противоположным тому, что может быть взято не само по себе, а [лишь] в соотнесении с другим? Далее, если "большое" и "малое" будут противоположностями, то окажется, что одно и то же допускает в одно и то же время противоположности и что вещи противоположны сами себе: ведь иногда бывает, что одно и то же в одно и то же время и велико и мало, ибо по сравнению с одним оно мало, а по сравнению с другим оно же велико, поэтому одно и то же бывает в одно и то же время и большим и малым, так что оно допускает в одно и то же время противоположности. |
|
Nothing however appears to receive contraries simultaneously, as in the case of substance, for this indeed seems capable of contraries, yet no one is at the same time "sick" and "healthy," nor a thing "white" and "black" together, neither does any thing else receive contraries at one and the same time. It happens also, that the same things are contrary to themselves, since if the "great" be opposed to the "small," but the same thing at the same time be great and small, the same thing would be contrary to itself, but it is amongst the number of impossibilities, that the same thing should be contrary to itself, wherefore the great is not contrary to the small, nor the many to the few, so that even if some one should say that these do not belong to relatives, but to quantity, still they will have no contrary. |
Но, надо полагать, ничто не допускает в одно и то же время противоположностей, "а как мы это видим в отношении сущности: она, надо полагать, способна принимать противоположности, но во всяком случае ничто не бывает в одно и то же время больным и здоровым, как не бывает вместе белым и черным; и среди всего остального нет ничего, что допускало бы в одно и то же время противоположности. Иначе получается, что вещи противоположны сами себе. В самом деле, если большое противоположно малому, а одно и то же в одно и то же время велико и мало, то оно, можно сказать, противоположно само себе. Но быть противоположным самому себе - это нечто несообразное. |
|
The contrariety however of quantity seems especially to subsist about place, since men admit "upward" to be contrary to "downward," calling the place toward the middle "downward," because there is the greatest distance from the middle, to the extremities of the world; |
Значит, "большое" не противоположно "малому" и "многое" - "малочисленному". Так что если даже причислять их не к соотнесенному, а к количеству, то все нее они не будут иметь ничего противоположного. Противоположность по количеству, надо полагать, имеется главным образом у места. В самом деле, "верх" считают противоположным "низу", называя место у средины "низом", так как расстояние от средины Вселенной до со пределов самое большое. |
|
they appear also to deduce the definition of the other contraries from these, for they define contraries to be those things which, being of the same genus, are most distant from each other. |
По видимому, и определение остальных противоположностей заимствуется от этих: как противоположные друг другу определяют те вещи из одного и того же рода, которые больше всего отдалены друг от друга.
|
|
Nevertheless quantity does not appear capable of the greater and the less, as for instance "two cubits," for one thing is not more "two cubits" than another; neither in the case of number, since "three" or "five" are not said to be more than "three" or "five," neither "five" more "five" than "three" "three;" one time also is not said to be more "time" than another; |
[Определенное] количество, надо полагать, не допускает большую и меньшую степень, например длина в два локтя: в самом деле, одно имеет длину в два локтя не в большей степени, чем другое. Равным образом и число; одна тройка, например, ничуть не в большей мере тройка, чем другая, и одна пятерка ничуть не в большей мере пятерка, чем другая. И один промежуток времени не называется временем в большей мере, чем другой. |
|
in short, of none that I have mentioned is there said to be a greater or a less, wherefore quantity is not capable of the greater and less. |
И вообще ни об одном из перечисленных видов количества не говорится, что оно есть количество в большей или меньшей мере. Стало быть, и количество, [так же как сущность], не допускает большей и меньшей степени. |
|
Still it is the especial peculiarity of quantity to be called "equal" and "unequal," for each of the above-mentioned quantities is said to be "equal" and "unequal," thus body is called "equal" and "unequal," and number, and time, are predicated of as "equal" and "unequal;" likewise in the case of the rest enumerated, each one is denominated "equal" and "unequal." |
Главная особенность количества - это то, что о нем говорят как о равном и неравном; в самом деле, о каждом из указанных количеств говорится как о равном и неравном; так, говорят, что одно тело равно или неравно [другому] и что один промежуток времени равен или неравен [другому]. Точно так же и о каждом из остальных указанных количеств можно говорить как о равном и неравном. |
|
Of the remainder, on the contrary, such as are not quantities, do not altogether appear to be called "equal" and "unequal," as for instance, disposition is not termed entirely "equal" and "unequal," but rather "similar" and "dissimilar;" and whiteness is not altogether "equal" and "unequal," but rather "similar" and "dissimilar;" hence the peculiarity of quantity will especially consist in its being termed "equal" and "unequal." |
О прочем же, что не есть количество, вовсе, по-видимому, нельзя говорить как о равном или неравном. Так, об одном расположении вовсе не говорят, что оно равно или неравно [другому], а скорее, что оно сходно [с другим], и о чем-то одном белом не говорят, что оно равно или неравно [другому белому], а говорят, что оно одинаково [или неодинаково] бело. Таким образом, главная особенность количества - это то, что о нем говорится как о равном и неравном. |
|
SUCH things are termed "relatives," which are said to be what they are, from belonging to other things, or in whatever other way they may be referred to something else; thus "the greater" is said to be what it is in reference to another thing, for it is called greater than something; and "the double" is called what it is in reference to something else, for it is said to be double a certain thing; and similarly as to other things of this kind. |
Соотнесенным называется то, о чем говорят, что то, что оно есть, оно есть в связи с другим или находясь в каком-то ином отношении к другому; так, о большем говорят, что то, что оно есть, оно есть в связи с другим; ведь говорят - большее, чем что-то; и о двойном говорят, что то, что оно есть, оно есть в связи с другим. Ведь говорят - двойное против чего-то. |
|
Such as these are of the number of relatives, as habit, disposition, sense, knowledge, position, for all these specified are said to be what they are, from belonging to others, or however else they are referrible to another, and they are nothing else; for habit is said to be the habit of some one, knowledge the knowledge of something, position the position of somewhat, and so the rest. |
Так же обстоит дело и с другим им подобным. К соотнесенному принадлежит и такое, как обладание, расположение, чувственное восприятие, знание, положение. В самом деле, обо всем перечисленном говорят, что то, что оно есть, оно есть в связи с другим, а не что-то иное: обладание есть обладание чем-нибудь, и знание - знание о чем-нибудь, положение - положение чего-нибудь, и все остальное точно так же. |
|
Relatives, therefore, are such things, as are said to be what they are, from belonging to others, or which may somehow be referred to another; as a mountain is called "great" in comparison with another, for the mountain is called "great" in relation to something, and "like" is said to be like somewhat, and other things of this sort, are similarly spoken of, in relation to something. Reclining, station, sitting, are nevertheless certain positions, and position is a relative; but to recline, to stand, or to sit, are not themselves positions, but are paronymously denominated from the above-named positions. |
Таким образом, соотнесенное - это то, о чем говорят, что то, что оно есть, оно есть в связи с другим или находясь в каком-то ином отношении к другому, как, например, одна гора называется большой в сравнении с другой, так как ее называют большой по отношению к чему-то, и так же о сходном говорят как о сходном с чем-то, и точно так же называется соотнесенным и другое в этом роде. Далее, и возлежание, и стояние, и сидение суть некоторые положения, а положение принадлежит к соотнесенному. С другой стороны, лежать, стоять или сидеть - все это само по себе не положения, а обо всем этом говорится как о производном от только что указанных положений. |
|
Yet there is contrariety in relatives, as virtue is contrary to vice, each of them being relative, and knowledge to ignorance; but contrariety is not inherent in all relatives, since there is nothing contrary to double, nor to triple, nor to any thing of the sort. |
У соотнесенного бывает и противоположность; так, например, добродетель противоположна пороку - то и другое принадлежит к соотнесенному; и точно так же знание противоположно неведению. Однако не все соотнесенное имеет противоположное себе, двойному ничто не противоположно, равно как и тройному и вообще ничему подобному им. |
|
Relatives appear, notwithstanding, to receive the more and the less, for the like and the unlike are said to be so, more and less, and the equal and the unequal are so called, more and less, each of them being a relative, for the similar is said to be similar to something, and the unequal, unequal to something. |
Соотнесенное, видимо, допускает большую и меньшую степень. В самом деле, о чем-то говорят как о сходном и несходном в большей или в меньшей степени, так же как о равном и неравном в большей или меньшей степени, причем каждое из них есть соотнесенное: о сходном говорят как о сходном с чем-то и о неравном - как о неравном чему-то. |
|
Not that all relatives admit of the more and less, for double is not called more and less double, nor any such thing, but all relatives are styled so by reciprocity, as the servant is said to be servant of the master, and the master, master of the servant; |
Однако не все соотнесенное допускает большую и меньшую степень: о двойном не говорится как о двойном в большей и в меньшей степени, не говорится так ни о чем другом в этом роде. Все соотнесенные между собой [стороны] обоюдны. Так, под рабом подразумевается раб господина, а под господином - господин раба; |
|
and the double, double of the half, also the half, half of the double, and the greater, greater than the less, and the less, less than the greater. In like manner it happens as to other things, except that sometimes they differ in diction by case, as knowledge is said to be the knowledge of something knowable, and what is knowable is knowable by knowledge: sense also is the sense of the sensible, and the sensible is sensible by sense. |
и под двойным - двойное по отношению к половинному, а под половинным - половинное по отношению к двойному, равно как и под большим - большее по отношению к меньшему, а под меньшим - меньшее по отношению к большему. Точно так же обстоит дело и в других случаях, разве что иногда будет различие в окончании слова. Так, о знании говорят, что оно знание познаваемого, а о познаваемом говорят, что оно познается знанием, равно как и о чувственном восприятии - что оно восприятие воспринимаемого, а о воспринимаемом - что оно воспринимаемое восприятием. |
|
Sometimes indeed they appear not to reciprocate, if that be not appropriately attributed to which relation is made, but here he who attributes errs; for instance, a wing of a bird, if it be attributed to the bird, does not reciprocate, for the first is not appropriately attributed, namely "wing" to "bird," since "wing" is not predicated of it so far as it is "bird," but so far as it is "winged," as there are wings of many other things which are not birds, so that if it were appropriately attributed, it would also reciprocate; as "wing" is the wing of "a winged creature," and "the winged creature" is "winged" by the "wing." |
Однако иногда такой обоюдности нет, если то, о чем говорится в связи с другим, указано не так, как следует, а тот, кто указал это, сделал ошибку; так, например, если указано "крыло птицы", то нельзя указать наоборот: "птица крыла", так как первое - "крыло птицы" - указано не так, как следует. В самом деле, говорят о крыле птицы не поскольку она птица, а поскольку она крылатое [существо]: ведь крылья имеются и у многих других существ, не только у птиц. Поэтому, если указывать подходящим образом, то обоюдность возможна. Так, крыло есть крыло крылатого, и крылатое ость крылатое крылом. |
|
It is sometimes necessary perhaps even to invent a name, if there be none at hand, for that to which it may be properly applied: e. g. if a rudder be attributed to a ship, it is not properly so attributed, for a rudder is not predicated of a ship so far as it is "ship," since there are ships without rudders; hence they do not reciprocate, inasmuch as a ship is not said to be the ship of a rudder. |
Иногда же необходимо, пожалуй, даже придумать имена, если нет установленного имени, в отношении которого [соотнесенное] могло бы быть указано подходящим образом; так, например, если указано "кормило судна", то это указано неподходящим образом: ведь не поскольку это - судно, кормило называется его кормилом; ведь есть суда, у которых нет кормила; поэтому здесь нет обоюдности: о судне не говорят как о судне кормила. |
|
The attribution will perhaps be more appropriate, if it were attributed thus, a rudder is the rudder of something ruddered, or in some other way, since a name is not assigned; a reciprocity also occurs, if it is appropriately attributed, for what is ruddered is ruddered by a rudder. So also in other things; the head, for example, will be more appropriately attributed to something headed, than to animal, for a thing has not a head, so far as it is an animal, since there are many animals which have not a head. |
Более подходящим образом указали бы, пожалуй, если бы выразились как-нибудь так: кормило есть кормило "кормилоуправлясмого" или как-нибудь иначе; [подходящего] имени нет. И обоюдность возможна, если указано подходящим образом: ведь "кормилоуправляемое" есть "кормилоуправляемое" кормилом. Точно так же обстоит дело и в других случаях; так, "голова" была бы указана более подходящим образом, если бы ее назвали "головой оглавленного", чем если бы ее назвали "головой животного": ведь животное имеет голову не поскольку оно животное, ибо многие животные не имеют головы. |
|
Thus any one may easily assume those things to which names are not given, if from those which are first, he assigns names to those others also, with which they reciprocate, as in the cases adduced, "winged" from "wing," and "ruddered" from "rudder." |
Для вещей, не имеющих установленных имен, легче всего, пожалуй, приобрести их, если имена, производные от исходного, давать тому, что допускает обоюдность с ними, подобно тому как выше от "крыла" было образовано "крылатое" и от "кормила" - "кормилоуправляемое". |
|
All relatives therefore, if they be properly attributed, are referred to reciprocals, since if they are referred to something casual, and not to that to which they relate, they will not reciprocate. |
Итак, все соотнесенные между собой [стороны], если они указываются подходящим образом, обоюдны. Однако, если соотнесенное указывается наугад, а не по отношению к тому, с чем оно соотнесено, то обоюдности нет. |
|
I mean, that neither will any one of those things which are admitted to be referrible to reciprocals, reciprocate, even though names be assigned to them, if the thing be attributed to something accidental, and not to that to which it has relation: for example, a servant, if he be not attributed as the servant of a master, but of a man, of a biped, or any thing else of the kind, will not reciprocate, for the attribution is not appropriate. |
Я имею в виду, что даже у таких соотнесенных, которые, по общему признанию, обоюдны и для которых установлены имена, все же нет обоюдности, если они указываются по отношению к привходящему, а не по отношению к тому, с чем они соотнесены; например, если "раб" указан не как раб господина, а как раб человека, или двуногого существа, или чего-либо подобного, то обоюдности нет, ибо "раб" указан неподходящим образом. |
|
If however that, to which something is referred, be appropriately attributed, every thing else accidental being taken away, and this thing alone being left, to which it is appropriately attributed, it may always be referred to it, as "a servant," if he is referred to "a master," every thing else accidental to the master being left out of the question, (as the being "a biped," and "capable of knowledge," and that he is "a man,") and his being "a master" alone, left, here the "servant" will always be referred to him, for a "servant" is said to be the servant of a "master." |
Если же соотнесенное указывается по отношению к тому, с чем оно соотнесено, подходящим образом, причем отбрасывается все привходящее оставляется только то, по отношению к чему оно было указано подходящим образом, то оно всегда будет говориться по отношению к нему; так, если "раб" говорится по отношению к господину, причем отбрасывается все то, что есть для господина, [как такового], привходящее (например, то, что он двуногое существо, что он способен овладевать знаниями и есть человек), и оставляется только то, что он господин, - то "раб" всегда будет говориться по отношению к нему: ведь раб называется рабом господина. |
|
If again, on the other hand, that to which it is at any time referred is not appropriately attributed, other things being taken away, and that alone left, to which it is attributed, in this case it will not be referred to it. For let a "servant" be referred to "man," and a "wing" to "bird," and let the being "a master" be taken away from "man," the servant will no longer refer to man, since "master" not existing, neither does "servant" exist. |
Если же соотношение одной вещи с другой указывается неподходящим образом, хотя бы и отбрасывалось все остальное и оставлялось лишь то, по отношению к чему она была указана, - то она не будет говориться по отношению к нему. В самом деле, пусть "раб" будет указан как "раб человека" и "крыло" - как "крыло птицы", и пусть от человека будет отброшено то, что он господин, тогда "раб" уже не будет говориться по отношению к человеку: если нет господина, то нет и раба. |
|
So also let "being winged" be taken away from "bird," and "wing" will no longer be amongst relatives, for what is "winged" not existing, neither will "wing" be the wing of any thing. Hence it is necessary to attribute that, to which a thing is appropriately referred, and if indeed a name be already given to it, the application is easy; but if no name be assigned, it is perhaps necessary to invent one; but being thus attributed, it is clear that all relatives are referred to reciprocals. |
Точно так же пусть от птицы будет отброшено то, что она крылатая, тогда крыло уже не будет принадлежать к соотнесенному: ведь если нет крылатого, то и крыло не будет крылом чего-то. Поэтому необходимо указывать соотношение подходящим образом. И если есть установленное имя, то указывать это легко; если же его нет, то, конечно, необходимо придумывать наименования. Если так указывать, то все соотнесенные между собой [стороны] будут, очевидно, обоюдными. |
|
Naturally, relatives appear simultaneous, and this is true of the generality of them, for "double" and "half" are simultaneous, and "half" existing, "double" exists, and "a master" existing, the "servant" is, and the "servant" existing, the "master" is, and other things are also like these. These also are mutually subversive, for if there is no "double" there is no "half," and no "half" there is no "double"; likewise as to other things of the same kind. |
Соотнесенные между собой [стороны], надо полагать, по природе существуют вместе, и в большинстве случаев это верно; в самом деле, вместе существуют двойное и половина, и, когда есть половина, есть и двойное; равным образом, когда имеется господин, имеется и раб, и, когда имеется раб, имеется и господин, и подобно этому обстоит дело и в остальных случаях. |
|
It does not however appear to be true of all relatives, that they are by nature simultaneous, for the object of "science" may appear to be prior to "science," since for the most part we derive science from things pre-existing, as in few things, if even in any, do we see science and its object originating together. |
Далее, соотнесенные между собой [стороны] устраняются вместе: ведь если нет двойного, нет и половины, и, если нет половины, нет и двойного, и точно так же в остальных подобного рода случаях. Однако не для всех соотнесенных между собой [сторон], надо полагать, правильно, что они по природе существуют вместе. |
|
Moreover, the object of science being subverted, co-subverts the science, but science being subverted, does not co-subvert the object of science, for there being no object of science, science itself becomes non-existent, (since there will be no longer a science of any thing); but on the contrary, though science does not exist, there is nothing to prevent the object of science existing. |
Ведь познаваемое, надо полагать, существует раньше, чем знание; в самом деле, большей частью мы приобретаем знания, когда предметы их уже существуют; лишь редко можно видеть - а может быть, таких случаев и нет, - чтобы знание возникало вместе с познаваемым. Далее, с уничтожением познаваемого прекращается и знание, между тем с прекращением знания познаваемое не уничтожается; в самом дело, если нет познаваемого, то нет и знания (ведь оно было бы в таком случае знанием ни о чем); |
|
Thus the quadrature of the circle, if it be an object of scientific knowledge, the science of it does not yet exist, though it is itself an object of science: again, "animal" being taken away, there will not be "science," but still it is possible for many objects of science to be. |
если же нет знания, то ничто не мешает, чтобы существовало познаваемое, например квадратура круга, если только она нечто познаваемое: знания о ней еще нет, но сама она существует как познаваемое. Далее, с уничтожением всякого живого существа знания не будет, но множество предметов познания может существовать. |
|
Likewise also do things pertaining to sense subsist, since the sensible seems to be prior to the sense, as the sensible being subverted co-subverts sense, but sense does not co-subvert the sensible. |
Подобным же образом обстоит дело и с чувственным восприятием: воспринимаемое чувствами существует, надо полагать, раньше, чем чувственное восприятие. В самом деле, с уничтожением воспринимаемого чувствами прекращается и чувственное восприятие, между тем чувственное восприятие не устраняет вместе с собой воспринимаемое чувствами. |
|
For the senses are conversant with body, and are in body, but the sensible being subverted, body also is subverted, (since body is of the number of sensibles,) and body not existing, sense also is subverted, so that the sensible co-subverts sense. |
В самом деле, восприятия принадлежат к телу и находятся в теле. С уничтожением воспринимаемого чувствами уничтожается и тело (ведь тело есть нечто воспринимаемое чувствами), но если нет тела, то прекращается и чувственное восприятие; так что воспринимаемое чувствами устраняет вместе с собой чувственное восприятие. |
|
Sense on the other hand does not co-subvert the sensible, since if animal were subverted, sense indeed would be subverted, but yet the sensible will remain; such for instance as "body," "warm," "sweet," "bitter," and every thing else which is sensible. |
Между тем чувственное восприятие не устраняет вместе с собой воспринимаемого чувствами: с уничтожением животного прекращается чувственное восприятие, но воспринимаемое чувствами будет существовать, например тело, теплое, сладкое, горькое и все остальное воспринимаемое чувствами. |
|
Besides, "sense" is produced simultaneously with what is "sensitive," for at one and the same time "animal" and "sense" are produced, but the "sensible" is prior in existence to "animal" or "sense," for fire and water, and such things as animal consists of, are altogether prior to the existence of animal or sense, so that the sensible will appear to be antecedent to sense. |
Далее, чувственное восприятие возникает вместе с тем, кто воспринимает чувствами; в самом деле, животное и чувственное восприятие появляются вместе, воспринимаемое же чувствами существует и до чувственного восприятия: ведь огонь, вода и тому подобные [элементы], из которых составляется животное, имеются и до животного вообще, и до восприятия. Таким образом, воспринимаемое чувствами, надо полагать, существует раньше чувственного восприятия. |
|
It is doubtful however whether no substance is among the number of relatives, as seems to be the case, or whether this happens in certain second substances; for it is true in first substances, since neither the wholes, nor the parts, of first substances are relative. |
Можно спросить, действительно ли ни одна сущность, как полагают, не принадлежит к соотнесенному, или же для некоторых вторых сущностей это возможно. Что касается первых сущностей, то это действительно так: ни о них как о целых, ни об отдельных их частях не говорят, что они соотнесенное. |
|
"A certain man" is not said to be a certain man of something, nor "a certain ox" said to be a certain ox of something; and so also with respect to the parts, for a "certain hand" is not said to be a certain hand of some one, but the hand of some one; and some head is not said to be a certain head of some one, but the head of some one, and in most secondary substances the like occurs. |
В самом деле, об отдельном человеке не говорят, что он отдельный человек чего-то, и об отдельном быке - что он отдельн Точно так же и о частях: об отдельной руке не говорят, что она отдельная рука кого-то, а говорят о руке, что она рука кого-то; и об отдельной голове не говорят, что она отдельная голова кого-то, а говорят о голове, что она голова кого-то. Точно так же дело обстоит и со вторыми сущностями, по крайней мере с преобладающим большинством их; |
|
Thus man is not said to be the man of some one, nor an ox the ox of some one, nor the wood the wood of some one, but they are said to be the possession of some one; in such things therefore, it is evident, that they are not included amongst relatives. In the case of some secondary substances there is a doubt, as "head," is said to be the head of some one, and "hand," the hand of some one, and in like manner, every such thing, so that these may appear amongst the number of relatives. |
так, о [виде] "человек" не говорят, что он "человек" чего-то, и о [виде] "бык" - что он "бык" чего-то. Точно так же и о бревне не говорят, что оно бревно чего-то, а говорят, что оно имущество кого-то. Таким образом, очевидно, что сущности этого рода не принадлежат к соотнесенному. Однако относительно некоторых вторых сущностей это спорно; так, о голове говорится, что она голова кого-то, и о руке - что она рука кого-то, и так же во всех подобных случаях, так что такие сущности можно было бы, по-видимому, причислить к соотнесенному. |
|
If then the definition of relatives has been sufficiently framed, it is either a matter of difficulty, or of impossibility, to show that no substance is relative; but if the definition has not been sufficiently framed, but those things are relatives, whose substance is the same, as consists with a relation, after a certain manner, to a certain thing; somewhat, perhaps, in reply to this, may be stated. |
Если [данное выше] определение соотнесенного надлежащее, то или очень трудно, или невозможно показать, что ни одна сущность не есть соотнесенное. Если же это определение ненадлежащее, а соотнесенное есть то, для чего быть значит то же, что находиться в каком-то отношении к чему-нибудь, то можно, пожалуй, кое-что сказать против [соотнесенности сущности]. |
|
The former definition, however, concurs with all relatives, yet it is not the same thing, that their being, consists in relation, and that being what they are, they are predicated of other things. Hence it is clear, that he who knows any one relative, definitely, will also know what it is referred to, definitely. |
Правда, прежнее определение простирается на всякое соотнесенное, однако находиться в отношении к чему-нибудь - это не то же, что быть по самому существу соотнесенным с другим. А отсюда ясно, что, если кто-нибудь определенно знает нечто соотнесенное, он будет определенно знать то, с чем оно соотнесено. |
|
Wherefore also from this it is apparent, that if one knows this particular thing to be among relatives, and if the substance of relatives is the same, as subsisting in a certain manner, with reference to something, he will also know that, with reference to which, this particular thing, after a certain manner, subsists; for if, in short, he were ignorant of that, with reference to which, this particular thing, after a certain manner, subsists, neither would he know, whether it subsists, after a certain manner, with reference to something. |
Это явствует из самого соотнесенного: если знают, что вот это есть соотнесенное, а для соотнесенного быть - значит находиться в каком-то отношении к чему-нибудь, то знают также и то, к чему оно находится в таком отношении. Ведь если вообще неизвестно, к чему оно находится в том или ином отношении, то не будет известно и то, находится ли оно в каком-то отношении к чему-нибудь. |
|
And in singulars, indeed, this is evident; for if any one knows definitely, that this thing is "double," he will also forthwith know that, definitely, of which it is the double, since if he knows not that it is the double, of something definite, neither will he know that it is "double," at all. |
И из отдельных случаев это ясно; например, если точно знают, что это есть двойное, тотчас же знают точно и то, двойное чего оно есть; в самом деле, если не знают, что оно двойное по отношению к чему-то точно определенному, то не знают, есть ли оно вообще двойное. |
|
So again, if a man knows this thing, to be more beautiful than something else, he must straightway and definitely know that, than which, it is more beautiful. |
Таким же образом, если знают, что вот это есть лучшее, то в силу этого сразу же необходимым образом точно знают также, чего оно лучше. |
|
Wherefore, he will not indefinitely know, that this, is better, than that which is worse, for such is opinion and not science, since he will not accurately know that it is better than something worse, as it may so happen that there is nothing worse than it, whence it is necessarily evident, that whoever definitely knows any relative, also definitely knows that, to which it is referred. |
И знание о том, что оно лучше того, что хуже, не будет неопределенным знанием, иначе это оказывается лишь предположением, а не есть действительное знание, ибо еще не будут точно знать, что оно лучше того, что хуже: в этом случае вполне возможно, что нет ничего такого, что было бы хуже его. Так что очевидно, что если точно знают, что нечто есть соотнесенное, то необходимым образом знают точно и то, к чему оно относится. |
|
It is possible, notwithstanding, to know definitely what the head, and the hand, and every thing of the sort are, which are substances; but it is not necessary to know that to which they are referred, since it is not necessary definitely to know whose, is the head, or whose, is the hand; thus these will not be relatives, but if these be not relatives, we may truly affirm no substance to be among relatives. |
Между тем голову, руку и каждую из таких [частей тела], которые суть сущности, можно определенно знать, что они есть в существе своем, но знание того, к чему они относятся, отсюда не вытекает с необходимостью: чья это голова или чья это рука - этого можно не знать определенно. Поэтому такие [части тела] не принадлежат к соотнесенному. И если они не принадлежат к соотнесенному, то правильно будет сказать, что ни одна сущность не принадлежит к соотнесенному. |
|
It is, perhaps, difficult for a man to assert assuredly any thing of such matters, who has not frequently considered them, yet to have submitted each of them to inquiry, is not without its use. |
Быть может, нелегко убедительно высказываться о таких вещах, не обсудив их многократно. Но разобрать каждую из них бесполезно.ый бык чего-то. |
|
BY quality, I mean that, according to which, certain things, are said to be, what they are. Quality, however, is among those things which are predicated multifariously; hence one species of quality is called "habit" and "disposition," but habit, differs from disposition, in that it is a thing more lasting and stable. |
Качеством я называю то, благодаря чему предметы называются такими-то. "Качество" имеет много значений. Под одним видом качества будем разуметь устойчивые и преходящие свойства. Устойчивое свойство отличается от преходящего тем, что оно продолжительнее и прочнее. |
|
Of this kind too, are both the sciences and the virtues, for science appears to rank among those things, which continue more stable, and are hardly removed, even when science is but moderately attained, unless some great change should occur from disease, or from something of the sort; so also virtue, as justice, temperance, and so forth, does not appear capable of being moved or changed with facility. |
Таковы знания и добродетели. В самом деле, знание, надо полагать, есть нечто прочное и с трудом меняющееся, даже если постигли его в малой степени, разве только произойдет значительная перемена из-за болезни или чего-то другого в этом роде. Таким же образом и добродетель, например справедливость, благоразумие и все тому подобное, надо полагать, не легко поддается колебаниям и изменениям. |
|
But those are termed dispositions, which are easily moved and quickly changed, as heat, cold, disease, health, and such things; or a man is disposed, after a manner, according to these, but is rapidly changed, from hot becoming cold, and from health passing to disease, and in like manner as to other things, unless some one of these qualities has, from length of time, become natural, immovable, or at least difficult to be moved, in which case we may term it a habit. |
Преходящими свойствами или состояниями называются такие качества, которые легко поддаются колебаниям и быстро изменяются, каковы, например, тепло и холод, болезнь и здоровье и все тому подобные [состояния]. В самом деле, человек находится в том пли другом состоянии и вместе с тем быстро изменяется, становясь из теплого холодным или из здорового больным, и точно так же в остальных случаях, если только за какое-нибудь из этих состояний с течением времени не укоренится и не окажется неустранимым или совершенно неподверженным изменению; а такое состояние можно было бы, пожалуй, уже назвать устойчивым свойством. |
|
But it is evident that those ought to be called habits, which are more lasting, and are with greater difficulty removed, for those persons who do not very much retain the dogmas of science, but are easily moved, are said not to possess a scientific habit, although they are in some manner disposed as to science, either worse or better; so that habit differs from disposition in the one being easily removed, but the former is more lasting, and less easily removed. Habits are dispositions also, but dispositions not necessarily habits, for those who have habits are also, after a manner, disposed according to them, but those who are disposed are not altogether possessed of the habit. |
Итак, очевидно, что под устойчивыми свойствами разумеют качества более продолжительные и малоподверженные изменениям: ведь о тех, кто не вполне владеет знаниями и легко поддастся изменению, не говорят, что они обладают таким-то свойством, хотя они, конечно, находятся в каком-то отношении к знанию - либо в худшем, либо в лучшем. Таким образом, устойчивое свойство отличается от преходящего тем, что последнее легко поддается изменению, а первое более продолжительно и мало подвержено изменениям. Вместе с тем свойства суть состояния, однако состояния не обязательно свойства. В самом деле, те, кто обладает теми или иными свойствами, находятся в каком-то состоянии в отношении их, а те, кто находится в каком-то состоянии, не во всех случаях обладают [соответствующим] свойством. |
|
Another kind of quality is, that, according to which, we say that men are prone to pugilism, or to the course, or to health, or to disease, in short, whatever things are spoken of according to natural power, or weakness; for each of these is not denominated from being disposed after a certain manner, but from having a natural power or inability of doing something easily, or of not suffering; |
Другой вид качества - это то, благодаря которому мы называем людей искусными в кулачном бою или искусными в беге, здоровыми или болезненными, и вообще те качества, о которых говорится как о врожденной способности или неспособности; в самом деле, каждое из них называется таким не потому, что кто-то находится в каком-то состоянии, а потому, что он имеет врожденную способность или неспособность легко что-то делать или ничего не претерпевать; |
|
thus, men are called pugilistic, or fitted for the course, not from being disposed after a certain manner, but from possessing a natural power of doing something easily. Again, they are said to be healthy, from possessing a natural power of not suffering easily from accidents, but to be diseased, from possessing a natural incapacity to resist suffering easily from accidents: similarly to these, do hard and soft subsist, for that is called "hard" which possesses the power of not being easily divided, but "soft," that which has an impotence as to this same thing. |
так, кто-то называется искусным в кулачном бою или в беге не потому, что он находится в том или ином состоянии, а потому, что он имеет врожденную способность легко что-то делать, и здоровым - потому, что он имеет врожденную способность не поддаваться легко действию случайностей, а болезненным - потому, что он от природы способен сопротивляться действию случайностей. Точно так же обстоит дело и с твердым и мягким. Твердое называется так потому, что оно имеет способность не поддаваться легко раздроблению, а мягкое - потому, что не имеет способности к этому. |
|
The third kind of quality consists of passive qualities and passions, and such are sweetness, bitterness, sourness, and all their affinities, besides warmth, and coldness, and whiteness, and blackness. Now that these are qualities, is evident from their recipients being called from them, "qualia," as honey from receiving sweetness, is said to be sweet, and the body white, from receiving whiteness; in like manner in other things. |
Третий вид качества - претерпеваемые свойства и состояния. Таковы, например, сладкость, горечь, терпкость и все сходное с ними; кроме того, тепло, холод, белизна и чернота. Что они качества - это очевидно: то, что ими наделено, называется таким-то в соответствии с ними; например, мед называется сладким, так как он наделен сладкостью, и тело называется белым, так как оно наделено белизной. Точно так же обстоит дело и в остальных случаях. |
|
They are called passive qualities, not from the recipients of the qualities suffering any thing, for neither is honey said to be sweet from suffering any thing, nor any thing else of such a kind. In like manner to these are heat and cold called passive qualities, not from the recipients themselves suffering any thing, but because each of the above-mentioned qualities produces passion in the senses, they are denominated passive qualities; for as sweetness, produces a certain passion in the taste, and warmth, in the touch, so also do the rest. |
А претерпеваемыми свойствами они называются не потому, что то, что наделено ими, само что-то претерпевает или испытывает: мед называется сладким не потому, что он что-то испытал, и все тому подобное - точно так же. Равным образом и тепло и холод называются претерпеваемыми свойствами не потому, что наделенное ими что-то испытало. Называются они так потому, что каждое из упомянутых качеств оказывает некоторое воздействие на [внешние] чувства. Действительно, от сладкости воздействие испытывает вкус, а от тепла - осязание, и сходным образом остальные [такого рода] качества. |
|
Whiteness, and blackness, and other colours are, on the contrary, not called passive qualities in the same manner with the above-mentioned, but from themselves being produced from passion; for that many changes of colours spring from passion is evident, since when a man blushes he becomes red, and when frightened, pale, and so every thing of this sort. |
Что же касается белизны, черноты и других цветов, то они называются претерпеваемыми свойствами не по той же причине, что упомянутые качества, а потому, что они сами порождены испытываемыми воздействиями. Что многие перемены в цвете происходят из-за воздействий, испытываемых [душой], - это ясно; в самом деле, кто испытал стыд - покраснел, кто испытал страх - побледнел, и так в каждом подобном случае. |
|
Whence also if a man naturally suffers a passion of this nature, he will probably have a similar colour, since the disposition which is now produced about the body when he blushes, may also be produced in the natural constitution, so as that a similar colour should naturally arise. |
Поэтому если кто так же естественным образом испытал нечто подобное, то следует ожидать, что в зависимости от некоторых естественных обстоятельств у него будет такой же цвет [лица]. Действительно, то же состояние тела, которое в первом случае возникло при испытании стыда, может возникнуть и в зависимости от естественного строения тела, а потому естественным образом возникает и такой же цвет. |
|
Whatever such symptoms then originate from certain passions difficult to be removed and permanent are called passive qualities. For whether in the natural constitution, paleness, or blackness, be produced, they are called qualities, (for according to them we are called "quales;") or whether through long disease or heat, or any such thing, paleness or blackness happens, neither are easily removed, or even remain through life, these are called qualities, for in like manner, we are called "quales" in respect of them. |
Таким образом, те явления (symptomata) этого рода, которые берут свое начало от тех или иных устойчивых и длительных состояний, называются претерпеваемыми свойствами. В самом деле, бледность или смуглость называются качествами (ведь нас называют такими-то благодаря им), когда они появляются не только в зависимости от естественного строения тела, но и вследствие продолжительной болезни или солнечного жара, и они [в этом случае] лишь с трудом исчезают и даже остаются на всю жизнь (ведь нас называют такими-то точно так же благодаря им). |
|
Notwithstanding, such as are produced from things easily dissolved, and quickly restored, are called passions, and not qualities, for men are not called "quales" in respect of them, since neither is he who blushes, in consequence of being ashamed, called red, nor he who turns pale, from fear, called pale, they are rather said to have suffered something, so that such things are called passions, but not qualities. |
А те явления, которые возникают от чего-то легко прекращающегося и быстро исчезающего, называют состояниями, но не качествами. Дело в том, что по ним никого не называют таким-то и таким-то: ведь краснеющего от стыда не называют краснолицым, а бледнеющего от страха - бледнолицым, а скорее о них говорят, что они что-то испытали. Так что в этих случаях говорят о состояниях, а не о качествах. |
|
Like these also are passive qualities, and passions denominated in the soul. For such things as supervene immediately upon birth from certain passions difficult of removal, are called qualities; as insanity, anger, and such things, for men according to these are said to be "quales," that is, wrathful and insane. |
Равным образом говорят о претерпеваемых свойствах и состояниях души. В самом деле, те из них, что сразу возникли при рождении от тех или иных устойчивых состояний, называются качествами, например умопомешательство, раздражительность и тому подобное, ведь по ним называют кого-то таким-то и таким-то - раздражительным или помешанным.
|
|
So also as many other mutations as are not natural, but arise from certain other symptoms, and are with difficulty removed, or even altogether immovable, such are qualities, for men are called "quales" in respect of them. Those which, on the other hand, arise from things easily and rapidly restored, are called passions, as for instance, where one being vexed becomes more wrathful, for he is not called wrathful who is more wrathful in a passion of this kind, but rather he is said to have suffered something, whence such things are called passions, but not qualities. |
Равным образом и те отклонения, которые не прирождены, но вследствие каких-то других обстоятельств трудноустранимы или же вообще не поддаются изменениям, суть качества, так как по ним называют людей такими-то и такими-то. А те, что возникают от чего-то быстро исчезающего, называются состояниями, например если испытывающий печаль становится более раздражительным. В самом деле, того, кто в таком состоянии становится более раздражительным, еще не называют раздражительным человеком, а скорее говорят, что он что-то испытал. Таким образом, подобные [явления] называются состояниями, а не качествами. |
|
The fourth kind of quality is figure and the form, which is about every thing, besides rectitude and curvature, and whatever is like them, for according to each of these a thing is called "quale." Thus a triangle or a square is said to be a thing of a certain quality, also a straight line or a curve, and every thing is said to be "quale" according to form. |
Четвертый вид качества - это очертания имеющийся у каждой [вещи] внешний облик и, кроме того, прямизна и кривизна и тому подобное. В самом деле, ведь по ним в каждом случае называют что-то таким-то и таким-то, ибо вещь называют такой-то и такой-то благодаря тому, что она треугольная или четырехугольная, или благодаря тому, что она прямая или кривая, и равным образом по внешнему облику что-то называют таким-то и таким-то. |
|
The rare and the dense, the rough and the smooth, may appear to signify a certain quality, but probably these are foreign from the division of quality, as each appears rather to denote a certain position of parts. For a thing is said to be "dense," from having its parts near each other, but "rare," from their being distant from each other, and "smooth," from its parts lying in some respect in a right line, but "rough," from this part, rising, and the other, falling. |
Что же касается рыхлого и плотного, шероховатого и гладкого, то кажется, будто они означают какое-то качество; однако они, видимо, не относятся к категории качества; в самом деле, каждое из них указывает, по-видимому, скорее на то или иное положение частей; а именно, нечто плотно потому, что части его очень близки друг к другу, а рыхло потому, что они находятся на некотором расстоянии друг от друга; гладко же потому, что части его лежат как бы по прямой линии, а шероховато потому, что у него одна часть выше, другая ниже. |
|
There may perhaps appear to be some other mode of quality, but those we have enumerated are most commonly called so. |
Можно было бы, пожалуй, указать и какой-нибудь другой вид качества. Но, во всяком случае, упомянутые нами - наиболее распространенные. |
|
The above-named therefore are qualities, but "qualia" are things denominated paronymously according to them, or in some other manner from them; most indeed and nearly all of them are called paronymously, as "a white man" from "whiteness," "a grammarian" from "grammar," a "just man" from "justice," and similarly of the rest. |
Итак, качества - это те, о которых мы говорили, а такими-то и такими-то вещи называют производными от них именами или именами, образованными от них как-то иначе. В большей части случаев и даже почти во всех такими-то их называют производными именами. Так, от бледности - бледным, от умения читать и писать - умеющим читать и писать, от справедливости - справедливым. И точно так же и в других случаях. |
|
Still in some, from no names having been given to the qualities, it is impossible that they should be called paronymously from them; for instance, a "racer" or "pugilist," so called from natural power, is paronymously denominated from no quality, since names are not given to those powers after which these men are called "quales," as they are given to sciences, according to which men are said to be pugilists or wrestlers from disposition, for there is said to be a pugilistic and pal?stric science, from which those disposed to them are paronymously denominated "quales." |
Иногда, однако, из-за того, что некоторые качества не имеют названий, наделенное ими нельзя назвать производным от них именем; например, способный к бегу или к кулачному бою, называемый так в силу своей природной способности, не называется производным от какого-либо качества именем, ибо для способностей, благодаря которым эти люди называются именно такими, нет названий в отличие от искусств, по которым кого-то называют способным к кулачному бою или к борьбе в силу их наклонностей: ведь говорят об искусстве кулачного боя и об искусстве борьбы, а тех, кто расположен к ним, называют такими-то и такими-то т. е. производным от этих искусств именем. |
|
Sometimes however, the name being assigned, that which is called "quale" according to it, is not denominated paronymously, as from virtue, a man is called worthy, for he is called worthy, from possessing virtue, but not paronymously from virtue; |
Иногда же хотя качество и имеет название, но то, что называется в соответствии с ним, называется не производным от него именем; так, от добродетели (arete) - хороший (spoydaios); в самом деле, хороший называется так потому, что он обладает добродетелью, но назван он именем, не производным от добродетели. |
|
this however does not often happen, wherefore those things are called "qualia," which are paronymously denominated from the above-mentioned qualities, or which are in some other manner termed from them. |
Однако это бывает не часто. Итак, такими-то и такими-то [вещи] называются в соответствии с перечисленными видами качества производными от них именами или именами, образованными от них как-то иначе. |
|
In quality, there is also contrariety, as justice is contrary to injustice, and whiteness to blackness, and the like; also those things which subsist according to them are termed qualia, as the unjust to the just, and the white to the black. This however does not happen in all cases, for to the yellow, or the pale, or such like colours, though they are qualities, there is no contrary. |
У качества бывает и противоположность; так, справедливость противоположна несправедливости, белизна - черноте, и все остальное таким же образом, равно как и все то, что названо по ним таким-то и таким-то, например несправедливое противоположно справедливому и белое - черному. Но это имеет место не во всех случаях. В самом деле, огненно-красному, или бледно-желтому, или другим подобным цветам нет ничего противоположного, хотя они качества. |
|
Besides, if one contrary be a quality, the other, will also be a quality, and this is evident to any one considering the other categories. For instance, if justice be contrary to injustice, and justice be a quality, then injustice will also be a quality, for none of the other categories accords with injustice, neither quantity, nor relation, nor where, nor in short any thing of the kind, except quality, and the like also happens as to quality in the other contraries. |
Далее, если одна из двух противоположностей есть качество, то и другая будет качеством. И это становится ясным, если привлечь к рассмотрению остальные категории. Так, если справедливость противоположна несправедливости, а справедливость есть качество, то, значит, и несправедливость - качество; в самом деле, ни одна из остальных категорий не подходит к несправедливости - ни количество, ни отношение, ни "где" и вообще ничего из них, кроме качества. Точно так же обстоит дело и с остальными противоположностями у качества. |
|
Qualia also admit the more and the less, as one thing is said to be more or less "white" than another, and one more and less "just" than another; the same thing also itself admits accession, for what is "white," can become more, "white." |
Качества допускают большую и меньшую степень. Об одном белом говорят, что оно более бело или менее бело, чем другое, и об одном справедливом - что оно более справедливо или менее справедливо, чем другое. |
|
|
Да и самому качественно определенному доступно приращение, ибо нечто, будучи белым, может стать еще более белым; однако не всегда так, а лишь большей частью. |
|
This however, does not happen with all, but with most things, for some one may doubt whether justice, can be said to be more or less justice, and so also in other dispositions, since some doubt about such, and assert that justice cannot altogether be called more and less, than justice, nor health than health, but they say, that one man has less health, than another, and one person less justice, than another, and so also of the grammatical and other dispositions. |
В самом деле, вызывает сомнение, можно ли сказать, что одна справедливость есть большая или меньшая справедливость, чем другая; и точно так же и относительно всякого другого свойства или состояния. Ведь некоторый спорят об этом: они утверждают, что, конечно, одну справедливость (или одно здоровье) никак нельзя называть большей или меньшей справедливостью (или здоровьем), нежели другую, но один человек обладает здоровьем в меньшей мере, чем другой, и справедливостью в меньшей мере, чем другой, и точно так же умением читать и писать и остальными свойствами и состояниям. |
|
Still the things which are denominated according to these, do without question admit the more and the less, for one man is said to be more grammatical, than another, and more healthy, and more just, and similarly in other things. |
Но по крайней мере то, что называется по ним, бесспорно допускает большую и меньшую степень; в самом деле, об одном говорят, что он владеющий искусством чтения и письма в большой мере, чем другой, а также что он более здоров и справедлив, и точно так же в других случаях. |
|
Triangle and square appear nevertheless incapable of the more, as also every other figure, since those things which receive the definition of a triangle, and of a circle, are all alike triangles or circles, but of things which do not receive the same definition, none can be said to be more such, than another, as a square, is not more a circle, than an oblong, for neither of them admits the definition of the circle. |
Между тем "треугольное" и "четырехугольное", как и всякая другая фигура, не допускает, видимо, большую степень. Ведь все, что принимает определение треугольника или круга, есть треугольник или круг в одинаковой мере, а из того, что не принимает такого определения, нельзя одно называть [треугольником или кругом] в большей степени, нежели другое; в самом теле, квадрат нисколько не в большей степени круг, нежели разносторонний многоугольник, ибо ни тот ни другой не принимает определения крута. |
|
In a word, unless both receive the definition of the thing propounded, one cannot be said to be more so and so, than another, wherefore all qualities do not admit the more and the less. |
И вообще, если оба не принимают определения предлежащего [предмета], то один не может быть назван им в большей степени, нежели другой. Таким образом, не все качественно определенное допускает большую и меньшую степень. |
|
Of the above-mentioned particulars then, no one is peculiar to quality, but things are said to be similar, and dissimilar, in respect of qualities alone, for one thing is not like another in respect of any thing else, than so far as it is quale, so that it will be peculiar to quality, that the like and the unlike should be termed so in respect of it. |
Итак, из указанных выше черт ни одна не составляет особенности качества. О сходном же и несходном говорится только в отношении качеств. В самом деле, одно сходно с другим лишь постольку, поскольку оно есть нечто качественно определенное; поэтому особенностью качества будет то, что о сходном и несходном говорится лишь в отношении его. |
|
Yet we need not be disturbed lest any one should say that, proposing to speak of quality, we co-enumerate many things which are relatives, for we said that habits and dispositions are among the number of relatives, and nearly in all such things the genera are called relatives, but not one of the singulars. |
Не следует при этом смущаться, если кто-то скажет, что мы, имея намерение говорить о качестве, сопричисляем к нему и много соотнесенного: ведь мы говорили, что свойства и состояния принадлежат к соотнесенному. Дело в том, что почти у всех них роды, правда, суть соотнесенное, но ни одно отдельное свойство и состояние не есть соотнесенное. |
|
Science, for example, although it is a genus, is said to be what it is, with respect to something else, for it is said to be the science of a certain thing, but of singulars not one is said to be what it is, with reference to something else, as neither grammar is said to be the grammar of something, nor music the music of something. But even perhaps these, are called relatives, according to genus, as grammar is said to be the science of something, not the grammar of something, and music the science of something, not the music of something; so that singulars are not of the number of relatives. |
В самом деле, относительно знания как рода говорится, что то, что оно есть, оно есть в связи с другим (ведь говорят: знание чего-то); но о каждой отдельной отрасли знания не говорят, что то, что она есть, она есть в связи с другим; например, о грамматике не говорят, что она грамматика чего-то, и об искусстве музыки - что она музыка чего-то; разве только через род они могут быть обозначены как соотнесенное; например, грамматика называется знанием чего-то, но не грамматикой чего-то, и искусство музыки - знанием чего-то, но не музыкой чего-то. Так что отдельные отрасли знания не принадлежат к соотнесенному. |
|
Still, we are called quales from singulars, for these we possess, as we are called scientific from possessing certain singular sciences; so that these may be singular qualities, according to which we are sometimes denominated quales, but they are not relatives; besides, if the same thing should happen to be both a particular quality and a relative, there is no absurdity in its enumeration under both genera. |
Между тем мы называемся такими-то и такими-то в соответствии с отдельными отраслями знания, ведь как раз ими мы обладаем; в самом деле, знающими мы называемся потому, что мы обладаем каким-нибудь из отдельных знаний. Вот почему эти знания будут качествами, а именно отдельные отрасли знания, в соответствии с которыми мы иногда и называемся такими-то и такими-то, а к соотнесенному они не принадлежат. Кроме того, если бы одно и то же и оказалось и соотнесенным и качеством, то вовсе не было бы нелепо причислять его к обоим этим родам. |
|
WE must now speak of opposites, in how many ways opposition takes place. One thing then is said to be opposed to another in four ways, either as relative, or as contrary, or as privation and habit, or as affirmation and negation. Thus speaking summarily, each thing of this kind is opposed, relatively, as "the double" to "the half," contrarily, as "evil" to "good," privatively and habitually, as "blindness" and "sight," affirmatively and negatively, as "he sits," "he does not sit." |
О представленных нами родах [категорий] сказанного достаточно. Что же касается противолежащих друг другу [вещей], то следует сказать, сколькими способами обычно одно противолежит другому. О противолежащих друг другу [вещах] говорится четверояко: или как о соотнесенных между собой, или как о противоположностях, или как о лишенности и обладании, или как об утверждении и отрицании. И если вкратце сказать о каждом из них, то, например, двойное противолежит половине как соотнесенное, зло благу - как противоположности, слепота зрению - как лишенность и обладание, "он сидит" и "он не сидит" - как утверждение и отрицание. |
|
Whatever things then are relatively opposed, are said to be what they are with reference to opposites, or are in some manner referred to them, as "the double of the half," is said to be what it is, with reference to something else, for it is said to be the double of something; |
О том, что противолежит как соотнесенное, говорится, что то, что оно есть, оно есть в связи с противолежащим ему или находясь в каком-то ином отношении к нему; например, о двойном - что оно, как таковое, есть двойное по отношению к половинному. |
|
and "knowledge" is opposed relatively to the object of knowledge, and is said to be what it is, in reference to what may be known, and what may be known, is said to be what it is, in reference to an opposite, namely, "knowledge," for "the object of knowledge" is said to be so, to something, namely, to "knowledge." |
И знание противолежит познаваемому как соотнесенное, и о нем говорится, что то, что оно есть, - это знание познаваемого; и равным образом о познаваемом говорится, что то, что оно есть, оно есть в связи с противолежащим ему - со знанием: ведь говорят, что познаваемое есть познаваемое чем-то - познанием. |
|
Things therefore relatively opposed are said to be, what they are, with reference to opposites, or in whatever manner, they are referrible to each other, but those which are opposed as contraries, are by no means, said to be what they are, with reference to each other, but are said to be contrary to each other, for neither is "good" said to be the "good" of "evil," but the contrary of evil, nor is "white," denominated the "white "of "black," but its contrary, so that these oppositions differ from each other. |
Итак, о противолежащем как соотнесенном говорится, что то, что оно есть, оно есть в связи с другим или находясь в каком-то [ином] отношении к другому. О противолежащих же как противоположностях никак не говорят, что то, что они есть, они есть в связи друг с другом, а говорят, что они противоположны друг другу: ведь не говорят, что хорошее есть хорошее плохого, а говорят, что оно противоположно плохому, и не говорят, что белое есть белое черного, а говорят, что оно противоположно черному. |
|
Such contraries however, as are of that kind, that one of them must necessarily be in those things, in which it can naturally be, or of which it is predicated, these have nothing intermediate; but in the case of those, in which it is not necessary, that one should be inherent, there is something intermediate. |
Так что эти два рода противопоставления отличаются друг от друга. И если противоположности таковы, что в том, в чем им свойственно от природы находиться или о чем они сказываются [как о подлежащем], одна из них необходимо должна наличествовать, то между этими противоположностями нет ничего посредине. Если же одна из них не обязательно должна наличествовать, то между ними непременно имеется что-то посредине. |
|
For instance, health and disease may naturally subsist in the body of an animal, and it is necessary that one, should be therein, either disease, or health; the odd and even are also predicated of number, and one of the two, either the odd or the even, must necessarily be in number, yet there is nothing intermediate between these, neither between disease and health, nor between the odd and the even. |
Так, болезни и здоровью свойственно от природы находиться в тело живого существа, и одно из них двух - либо болезнь, либо здоровье - необходимо присуще телу живого существа. Равным образом нечетное и четное сказываются о числе, и одно из них должно быть присуще числу - либо нечетное, либо четное. И между ними нет ничего посредине - ни между болезнью и здоровьем, ни между нечетным и четным. |
|
Those contraries, again, have something intermediate, in which one of them need not be inherent, as black and white are naturally in body, but it is not necessary, that one of these, should be inherent in body, for every body, is not white or black. |
Там же, где не обязательно должна наличествовать та или другая противоположность, между ними возможно нечто посредине; например, черному и белому свойственно от природы находиться в теле, но во всяком случае одно или другое из них не обязательно должно быть присуще телу: ведь не всякое тело либо бело, либо черно. |
|
Vileness, also and worth, are predicated of man, and of many others, yet one of these, need not be in those things of which it is predicated, for not all things are either vile or worthy; at least, there is something intermediate, as between white and black, there is dark brown, and pale, and many other colours, but between vileness and worth, that, is intermediate, which is neither vile, nor worthy. |
Равным образом плохое и хорошее сказываются о человеке и о многом другом, но одно из них не обязательно должно быть присуще тому, о чем они сказываются: ведь не все есть либо плохое, либо хорошее. И между ними во всяком случае есть нечто посредине. Например, между белым и черным - серое, бледно-желтое и другие цвета, а между плохим и хорошим - то, что не плохо и не хорошо. |
|
In some instances, the intermediates have names, thus, the dark brown, and the pale, and such colours are media between white and black, but in other cases, it is not easy to assign a name to the intermediate, but the latter is defined, by the negation of either extreme, as, for example, whatever is neither good nor bad, nor just nor unjust. |
В некоторых случаях для находящегося посредине даются [особые] имена; например, для того, что между белым и черным, - серое, бледно-желтое и другие цвета; в некоторых же случаях нелегко обозначить именем находящееся посредине, а его определяют через отрицание обоих крайних, например "не хорошо и не плохо" или "не справедливо и не несправедливо". |
|
Privation, however, and habit are predicated of something identical, as sight and blindness of the eye, and universally, in whatever the habit is naturally adapted to be produced, of such is either predicated. |
Лишенность и обладание говорится относительно одного и того же, например зрение и слепота - относительно глаза; и вообще, в чем от природы находится [данное] свойство, относительно того можно говорить и о лишенности и об обладании. |
|
We say then, that each of the things capable of receiving habit is deprived of it, when it is not in that, wherein it might naturally be, and when it is adapted naturally to possess it; |
А лишенным какого-то свойства мы называем все способное принимать это свойство, когда оно совершенно не наличествует в том, в чем оно от природы должно наличествовать, и именно в то время, когда естественно обладать им. |
|
thus we say that a man is toothless, not because he has no teeth, and blind, not because he has no sight, but because he has them not, when he might naturally have them, for some persons from their birth, have neither sight nor teeth, yet they are neither called toothless nor blind. |
В самом деле, мы называем беззубым не то, что не имеет зубов, и слепым - не то, что не имеет зрения, а то, что не имеет их, когда оно по природе должно было бы их иметь, ведь некоторые [существа] с самого рождения не имеют ни зрения, ни зубов, но их не называют ни беззубыми, ни слепыми. |
|
To be deprived of, and to possess habit, then, are not privation and habit, for the sight is habit, but the privation is blindness, but to possess sight is not sight, nor to be blind, blindness, for blindness is a certain privation, but the being blind is to be deprived, and is not privation, for if blindness were the same as being blind, both might be predicated of the same person, but a man is said to be blind, yet he is never called blindness. |
Однако быть лишенным чего-то и обладать свойством - это не то же самое, что лишенность и обладание свойством. Ибо свойство - это зрение, а лишенность - слепота; но обладать зрением - это не зрение, и быть слепым - это не слепота. Ведь слепота есть некоторая лишенность, быть же слепым - значит быть лишенным, но это не лишенность. Кроме того, если слепота была бы тем же, что быть слепым, тогда то и другое сказывалось бы об одном и том же; но слепым человек называется, а слепотой человек никогда не называется. |
|
To be deprived also, and to possess habit, appear to be similarly opposed, as privation and habit, since the mode of opposition is the same, |
По-видимому, и они - быть лишенным и обладать свойством - противолежат друг другу как лишенность и обладание свойством. |
|
for as blindness is opposed to sight, so likewise is the being blind, opposed to the possession of sight. |
Ведь противостоят они друг другу одним и тем же образом: как слепота противолежит зрению, так и бытие слепым противолежит обладанию зрением. |
|
Neither is that, which falls under affirmation and negation, affirmation and negation; for affirmation is an affirmative sentence, and negation a negative sentence, but nothing which falls under affirmation and negation is a sentence (but a thing). Still these are said to be mutually opposed, as affirmation and negation, since in them the mode of opposition is the same, for as affirmation is sometimes opposed to negation, for example, "he sits" to "he does not sit," so that thing which is under each is opposed, as "sitting" to "not sitting." |
Равным образом и то, что подпадает под отрицание и утверждение, не есть то же, что отрицание и утверждение. Утверждение есть утвердительная речь, а отрицание - отрицательная речь, между тем ничто из подпадающего под утверждение и отрицание не есть речь. Но и о подпадающем под утверждение и о подпадающем под отрицание говорят, что они противолежат друг другу как утверждение и отрицание. Ведь и они противолежат друг другу тем же образом: как утверждение противолежит отрицанию (например, "он сидит" - "он не сидит"), так и действие, подпадающее под утверждение, противолежит действию, подпадающему под отрицание: сидение - несидению. |
|
But that privation and habit, are not opposed as relatives, is evident, since what a thing is, is not asserted of its opposite, for sight is not the sight of blindness, nor in any other way spoken in reference to it, so also blindness, cannot be called the blindness of sight, but blindness indeed is said to be the privation of sight, not the blindness of sight. |
А что лишенность и обладание свойством противолежат друг другу не как соотнесенные, - это очевидно. Ведь относительно того или другого не говорят, что то, что оно есть, оно есть в связи с противолежащим ему. В самом деле, зрение не есть зрение слепоты, и также по-иному никак нельзя говорить о нем в отношении к ней. Равным образом и о слепоте нельзя сказать, что она слепота зрения; о ней, правда, говорят, что она лишенность зрения, но не говорят, что она слепота зрения. |
|
Moreover, all relatives are referred to reciprocals, so that if blindness were relative, it would reciprocate with that to which it is referred, but it does not reciprocate, for sight is not said to be the sight of blindness. |
Кроме того, все соотнесенные между собой [стороны] обоюдны, а потому между слепотой (если бы она принадлежала к соотнесенному) и тем, с чем ее соотносили бы, была бы обоюдность. Но такой обоюдности нет: ведь не говорят, что зрение - это зрение слепоты. |
|
From these things, also, it is manifest that those which are predicated, according to privation and habit, are not contrarily opposed, for of contraries which have no intermediate, one must always necessarily be inherent, wherein it is naturally adapted to be inherent, or of which it is predicated, but between these, there is no intermediate thing wherein it was necessary that the one should be in what was capable of receiving it, as in the case, of disease and health, in odd and the even number. |
А что вещи, о которых говорится в смысле лишенности и обладания, не противолежат друг другу и как противоположности, это ясно из следующего. Из [пары] противоположностей, между которыми нет ничего посредине, та или другая из них всегда необходимо присуща тому, в чем она от природы находится или о чем она сказывается [как о подлежащем]: ведь ничего, как было сказано, нет посредине между противоположностями, одна из которых необходимо присуща тому, что их принимает, как это бывает с болезнью и здоровьем или с нечетным и четным. |
|
Of those however between which there is an intermediate, it is never necessary that one should be inherent in every thing; for neither is it necessary that every thing capable of receiving it, should be white or black, or hot or cold, since there is no prevention to an intermediate being between them. |
Если же между противоположностями есть нечто посредине, то отнюдь не необходимо, чтобы та или другая из них была присуща всякому [способному принимать их]: ведь все способное принимать их не обязательно есть либо белое, либо черное или либо теплое, либо холодное, ибо ничто не мешает, чтобы что-то наличествовало посредине между ними. |
|
Again, of these also there was a certain medium, of which it was not requisite that one should be in its recipient, unless where one is naturally inherent, as in fire to be hot, and in snow to be white: still in these, one, must of necessity be definitely inherent, and not in whatever way it may happen, for neither does it happen that fire is cold, nor that snow is black. |
Далее, как было сказано, нечто посредине имеется и между теми противоположностями, та или другая из которых не обязательно должна быть присуща способному принимать их, разве только тому, чему от природы присуще что-нибудь одно, например огню присуще быть горячим и снегу - быть белым. В этих случаях определенно должно быть присуще одно из двух, и при этом - не какое попадется: ведь огонь не может быть холодным и снег - черным. |
|
Wherefore it is not necessary that one of them should be in every thing capable of receiving it, but only in those wherein the one is naturally inherent, and in these, that which is definitely and not casually, one. |
Поэтому не всякому способному принимать противоположности необходимо присуща либо одна, либо другая, а лишь тому, которому от природы присуще что-то одно, и притом определенно одно, а не какое придется. |
|
In privation however, and habit, neither of the above-mentioned particulars is true, since it is not always necessary that one should be inherent in what is capable of receiving it, as what is not yet naturally adapted to have sight, is neither said to be blind nor to have sight; wherefore these things will not be of such contraries as have nothing intermediate. |
Что же касается лишенности и обладания свойством, то относительно них ни то ни другое из сказанного но верно. Дело в том, что способному принимать их не всегда необходимо присуще одно из них: то, чему по природе еще не полагается иметь зрения не называется ни слепым, ни имеющим зрение; поэтому лишенность обладание не принадлежат к тем противоположностям, между которыми нет ничего посредине. |
|
But neither, on the other hand, will they be amongst those which have something intermediate, since it is necessary that at some time, one of them, should be inherent in every thing capable of receiving it: thus when a man is naturally fitted to have sight, then he will be said to be blind, or to have sight, and one of these, not definitely, but whichever may happen, since he need not necessarily be blind, nor see, but either, as it may happen. |
Но не принадлежат они и к тем, у которых есть что-то посредине, ибо всякому способному принимать их одна из них необходимо должна когда-нибудь быть присуща, а именно: когда чему-то уже необходимо от природы иметь зрение, тогда скажут, что оно или слепое, или имеющее зрение, и из них ему будет присуще не определенно одно, а какое придется. Ведь ему не необходимо быть слепым и не необходимо быть имеющим зрение, а оно будет каким придется. |
|
In respect nevertheless of contraries, which have an intermediate, it is by no means necessary that one, should be inherent in every thing, but in some things, and in these, one of them definitely, and neither casually, so that things which are opposed according to privation and habit, are evidently not in either of these ways opposed, as contraries. |
Что касается тех противоположностей, у которых есть нечто посредине, то, как было сказано, вовсе не необходимо, чтобы всякому способному принимать их была присуща та или другая из них, а необходимо, чтобы какая-нибудь из них была присуща лишь некоторым, и притом определенно одна. Поэтому ясно, что противолежащее по лишенности и обладанию не противолежит ни тем ни другим способом, какими противолежат противоположности. |
|
Again, in contraries, when the recipient exists, a change into each other may happen, unless one is naturally inherent in something, as for instance, in fire to be hot. It is possible also for the healthy to be sick, the white to become black, cold to become hot, (and the hot to become cold); from good it is possible to become bad, and from bad good, |
Далее, противоположности - при наличии способного принимать их - могут переходить друг в друга, разве только чему-то от природы присуще что-нибудь одно, например огню быть горячим; в самом деле, и здоровое может заболеть, и белое стать черным, и холодное теплым, и точно так же из хорошего можно сделаться плохим и из плохого - хорошим. |
|
for he who is depraved, being led to better pursuits and discourses, advances, though but a little, to be better, and if he once makes an advancement ever so little, he will evidently become either altogether changed, or have made a very great proficiency, since he ever becomes more disposed to virtue, even if he has obtained the smallest, increase, from the beginning. |
Ведь если плохого человека направлять к лучшим занятиям и беседам, он сделает хоть небольшой шаг к тому, чтобы быть лучше. Если же он однажды совершит хоть и небольшой такой шаг, он, очевидно, может или совершенно перемениться, или же достичь очень больших успехов. |
|
Wherefore he will probably acquire greater increase, and this perpetually occurring, he will at last be transformed entirely to a contrary habit, unless he be prevented by time; but in privation and habit, it is impossible for a mutual change to occur, since it may take place from habit to privation, but from privation to habit is impossible, as neither can he who has become blind, again see, the bald again have hair, nor has the toothless ever yet again got teeth. |
Ему все легче будет склоняться к добродетели, каким бы незначительным ни был первоначальный успех; поэтому естественно ему достичь большего успеха. И, постоянно продолжаясь, это в конце концов приведет его к противоположному состоянию, если ему не помешает время. Что же касается обладания и лишенности, то здесь переход друг в друга невозможен. Правда, переход от обладания к лишенности бывает, но переход от лишенности к обладанию невозможен. В самом деле, ставший слепым не может вновь прозреть, у лысого волосы вновь не появляются, а у беззубого зубы не могут вырасти вновь. |
|
Whatever things are opposed, as affirmation and negation, are evidently opposed according to none of the above-mentioned modes, since in these alone it is always necessary that one should be true, but the other false: as neither, is it always necessary in contraries that one should be true, but the other false, nor in relatives, nor in habit and privation. |
А [высказывания], противолежащие друг другу как утверждение и отрицание, явно не противолежат ни одним из указанных выше способов, ибо всегда только одно из них необходимо истинно, другое ложно. В самом деле, ни при противоположностях, ни при соотнесенном, ни при лишеиности и обладании свойством не необходимо, чтобы одно всегда было истинно, другое - ложно. |
|
For instance, health and disease, are contrary, yet neither of them is either true or false; so also the double and the half are relatively opposed, and neither of them is either true or false; nor in things which are predicated as to privation and habit, as sight and blindness. In short, nothing predicated without any conjunction, is either true or false, and all the above-named are predicated without conjunction. |
Так, здоровье и болезнь противоположны друг другу, однако ни то ни другое не истинно и не ложно. Равным образом и двойное и половинное: они противолежат друг другу как соотнесенные между собой, но ни то ни другое из них но истинно и не ложно. Точно так же не истинны и не ложны лишенность и обладание, например зрение и слепота. Да и вообще все, о чем говорится вне какой-либо связи, не истинно и не ложно. А обо всем [противолежащем], указанном [здесь], говорится без связи. |
|
Not but that a thing of this kind may appear, to happen in contraries, which are predicated conjunctively, for "Socrates is well" is opposed to "Socrates is sick," yet neither in these is it always necessary, that one should be true and the other false, for while Socrates lives, one will be true and the other false, but when he is not alive, both will be false, since neither is it true that Socrates is sick, nor that he is well, when he is not in existence at all. |
Правда, скорее всего нечто такое, казалось бы, бывает у противоположностей, о которых говорится в связи: ведь то, что Сократ здоров, противоположно тому, что Сократ болен. Но не всегда одно здесь необходимо истинно, а другое ложно. Если Сократ существует, то одно из них будет истинным, другое - ложным; а если его нет, то оба они ложны: ведь если вообще нет самого Сократа, неистинно и то, что Сократ болен, и то, что не здоров. |
|
In privation and habit, then when the subject is non-existent, neither is true, but when the subject exists, the one is not always true, nor the other false. |
В случае же лишенности и обладания, если вообще нет [данной вещи], ни то ни другое не истинно; если же она есть, то не всегда одно истинно, а другое ложно; |
|
"Socrates sees" is opposed to "Socrates is blind," as privation and habit, and whilst he exists, one need not be true or false, for when he is not naturally fitted to possess them, both are false, but when Socrates does not exist at all, both will thus be false, that he sees, and that he is blind. |
в самом деле, "Сократ имеет зрение" и "Сократ слепой" противолежат друг другу как лишенность и обладание; и если он существует, то не обязательно одно истинно, а другое ложно (ибо когда ему по природе еще не свойственно иметь зрение, и то и другое ложно); а если Сократа вообще нет, то в этом случае и то и другое ложно - и то, что он имеет зрение, и то, что он слепой. |
|
In affirmation and negation always, if Socrates be or be not, one will always be false and the other true; for it is evident with respect to these two, "Socrates is sick," and "Socrates is not sick," that when he exists one of them is true and the other false; and in like manner when he does not exist, for in the latter case that he is ill is false, but that he is not ill is true; so that in those things alone which are affirmatively and negatively opposed will it be the peculiarity that one of them is either true or false. |
Что же касается утверждения и отрицания, то существует ли [вещь] или нет - всегда одно из них будет ложным, а другое истинным. Ибо ясно, что, если Сократ существует, одно из высказываний - "Сократ болен" и "Сократ не болен" - истинно, а другое ложно, и точно так же - если Сократа нет, ибо если его нет, то [высказывание] "он болен" ложно, а [высказывание] "оп не болен" истинно. Так что только в тех случаях, где одно противолежит другому как утверждение и отрицание, имеется та особенность, что одно из них всегда истинно, а другое ложно. |