Представляется очень интересным проследить творческий путь философов. Хотя бы пунктирно. Мы обнаружим, что таковой буквально кишит закономерностями вопреки отъединенности во времени, расстоянии и культурной начиненности.

Философы делятся на две большие группы: философы профессиональные и философы непрофессиональные. Вот их различие представляемое, так сказать вживую. Однажды Витгеншнтейн явился на конгресс философов, проходивший в Лондоне. Он был в коротких шортах, с рюкзаком за плечами. Сегодня так одеваются многие философы-нефилософы, а тогда подобный вид был характерен лишь для туристов. Философы же были люди солидные, в смокингах и при бабочке. Витгенштейн остановился в затруднении в университетском холле, как раз где происходила запись участников конгресса. Регистратор, посмотрел на него, покачал головой и с сомнением сказал: "Боюсь, вы несколько ошиблись. Здесь собираются философы". -- "Я тоже этого боюсь", -- ответил Витгенштейн.

Философы профессиональные, это те, кто поокончал философские факультеты, имеют соотв степени и удостоверения, издают монографии и все такое прочие. Непрофессиональные -- это не пришей кобыле хвост. Они не занимают никаких философских постов, знай себе размышляют над всякими проблемами, и занимают в жизни, чем бог послал. Настоящие философы встречаются в обеих этих категориях.

Профессиональными философами были родоначальники всех философских идей, начиная от Платона (и даже Фалеса и Пифагора, хотя о последних мало что известно) и кончая Августином и Боэцием. Затем профессионалами были средневековые схоласты, типа Абеляра, Оккама и др. В новое время эту разновидность прочно оккупировали немецкие профессора, среди которых были и Кант, и Гегель, и Фихте, да и Маркс начинал подрабатывать на этой ниве.

Непрофессиональные философы появились чуть позже, и выдвинули из своей среды Сенеку, Декарта, Юма, Беркли. Профессионалы постепенно вытеснили непрофессионалов из этой сферы, но и в новое время сюда затесываются люди с улицей типа Ортеги-и-Гассета.

К непрофессиональным философам можно отнести также мыслителей, которых в противном случае просто некуда девать: писатели не писатели, философы не философы, и все же сказать, что они серединка наполовинку, язык не повернется. Руссо, Винкельман, Карлейль -- вот представители этой замечательной плеяды

О лет. В этом возрасте, сколько известно автору, никто из философов, как профессиональных, так и не очень, ничего не совершил. Но не грех поэтому вспомнить о тех, кто произвел их на смерть.

Юм родился в семье дворянина в Шотландии, и не мелкопоместного, а достаточно аристократичного. Хотя род их и прибеднел

12 лет Юма отдают в Эдинбургский университет. Парнишка был, похоже, очень способный, потому что обычный возраст для новобранцев высшей школы тогда был 14 лет. Отдают его обучаться праву, но Давид увлекся литературой и ни о чем другом и думать не мог. Заметим только, что литература тогда были не только любимые им Гораций и Цицерон, но и не менее любимые Винниус (сегодня его бы занесли в политологи) и Платон

13 лет. Гегель учится в гимназии и начинает посещать герцогскую библиотеку. Он много читает и делает выписки из прочитанного. Уже в этом возрасте проявляется его страсть к систематизации. Выписки Гегель делает на отдельных листах, которые раскладывает по рубрикам: филология, эстетика, физиогномика, арифметика, геометрия, психология, история, богословие, философия. Внутри каждого раздела соблюдается алфавитный порядок. Все уложено в папки, снабженные этикетками; таким образом, нужную выписку можно легко найти

18 лет. Юм, так и не кончивший университета, поскольку полагал, что то, чему его могли научить профессора, он и сам может вычитать в книгах, вдруг ослабевает к литературе и открывает "новые умственные горизонты (a new Scene of Thought)", но каковы были эти умственные горизонты, он не сообщает.

Ясно только: лежали они к огорчении матери не в сфере юриспруденции. Женщина воспитывала троих детей, одна без умершего мужа, и посвятив себя всю им, очень наделась на успешную карьеру младшего сына. Его, как она полагала, безделье очень ее огорчало. Юма тоже.

Но это не помешало ему десять лет до полного физического истощения предаваться умственным занятиям, живя в имении, доставшемся старшему брату и на его содержании. Чем он занимался, известно мало, но из этого периода вышло два его эссе на нравственные темы, одно из которых так и называлось "Горе от ума (Disease of the Learned)".

Фихте поступает в Йенский университет, но проучившись всего год, переходит в Лейпцигский. И там и там он изучает теологию, не потому что был особенно пристрастен к знанию божественных тайн, а потому что ему, сыну бедных родителей, место приходского священника было высшей обеспеченной ступенью финансового развития. Колебания между университетами объясняются той же причиной: в Йене за его образование платили благодетели, а когда финансовая подпитка с той стороны иссякла, он перешел туда, где учиться было подешевле.

И Гегель поступает в университет, но Тюбингенский. Студенты любят разгульную жизнь, играют в карты, волочатся за девушками, дерутся на дуэлях. Гегель хороший товарищ, старается не отставать от других, и время от времени попадает в переделки. И все же эти шалости скорее уступки молодости, чем внутренний порыв.

По сути он весь в занятиях, в книгах. Не только по долгу, но и по собственным склонностям. Его мало увлекают физические упражнения. Гораздо охотнее он проводит время за книгой, много читает художественных произведений. Но и здесь его выбор характерен. Он с пренебрежением относится к модным тогда романам, презирает баллады, мещанские драмы и комедии. Его любимые авторы Гомер, Вергилий, Эсхил, Сенека. Однокурсники над ним смеются, называют его "стариком". В альбоме одного из них появляется карикатура: сгорбленный Гегель ковыляет на костылях, под ней подпись: "Боже, помоги старику"

19 лет Еще ничему толком сам не научившись, Фихте начинает учить других. Он пытается обучать королевских детей, благо королевств (фюршерств) в Германии тогда было 256, хочет издавать журнал "Образование для женщин". Но из этих затей ничего не выходит. Заметим, что образовывать женщин он взялся не с бухты-барахты. Хотя он был и молод, но горяч и успел обручиться с Марией Ранн. Девушкой старшей его на 7 лет, но развитой и тянувшейся к развитию. Именно беседы с ней и внушили ему мысль, что он может двигать женщин в науку.

Кроме того, Фихте пишет стихи, новеллы, пьесы, даже роман, но ни один издатель не находит в них ничего примечательного

23 года. Гегель заканчивает университет, но не спешит стать пастором (основная профессия выпускников), предпочитая легкий, но ненадежный хлеб домашнего преподавателя. Похоже, главным при выборе будущим философом профессии были наличие свободного времени и доступ к богатой библиотеке нанимателей из Берна. Здесь Гегель увлекается Кантом. Правда, будущий путаник и сложнописец пока не в состоянии одолеть "Критику чистого разума" и сосредотачивает огонь своего интеллекта на мелких работах Канта.

Потихоньку начинает писать и сам

25 лет Родственники находят Юму место торгового агента в Ю. Франции, однако он весьма неусерден в службе и продолжает занятия бог знает чем, то есть, как мы теперь знаем, философией. Юм сам сознавал, похоже, свое нахлебничество, и горькие размышления на этот счет прорвались даже на страницы его философских трудов:

"Обычный тип философа, как правило, не пользуется большим расположением в обществе, ибо предполагается, что такой философ не может ни приносить пользу этому обществу, ни способствовать его развлечению: ведь он живет, стараясь быть подальше от людей, проникнутый принципами и идеями, столь же далекими от обычных представлений...

Удовлетворяй свою страсть к науке, говорит общество, но пусть твоя наука останется человеческой и сохранит прямое отношение к деятельной жизни и обществу. Туманные размышления и глубокие исследования я запрещаю и строго накажу за них задумчивостью и меланхолией, которую они породят в тебе, бесконечными сомнениями, в которые они тебя вовлекут, и тем холодным приемом, который выпадет на долю твоим мнимым открытиям, как только ты их обнародуешь. Будь философом, но, предаваясь философии, оставайся деятельным человеком".

26 лет. Гегель -- типичный книгочей. Друзья вытаскивают его на прогулку в Альпы. И что? Вот что он записывает в своем путевом дневнике... Любопытно, люди тогда путешествуя, обязательно вели путевой дневник: не только писатели, а даже такие как Гегель не понятно кто, и даже вообще далекие от наук и литературы субъекты. Покажите мне в наше время хоть одного писателя, не говоря уже о неписучих массах, кто бы вел путевые дневники? Фотки, селфи -- вот и все. Итак, в путевом дневнике Гегель записывает: "Среди этих бесформенных масс нельзя найти чего-либо такого, что порадовало бы глаз и дало бы занятие игре воображения. Размышляя о возрасте этих гор и о тех особенностях возвышенного, которые им приписывают, разум не обнаруживает ничего, что бы ему импонировало, порождало бы удивление и восторг. Вид этих вечно мертвых масс вызвал у меня только однообразное и бесконечно скудное представление: так всегда"

Гегель всерьез озаботился христианством. Клепает одну работу за другой. По большей части незаконченные "Народная религия и христианство" и "Жизнь Иисуса". Но также и законченная "Позитивность христианской религии". Ничего путного в этих набросках, как уверяют биографы, нет: так намеки на будущие идеи

27 лет. В восторге от событий во Франции Фихте бросает его неугомонный жар в политическую деятельность. Сегодня он записался бы в какую-нибудь политическую партию, а тогда за неимением оных, он становится масоном. И сразу же берется за реформирование ложи на более демократических принципах

28 лет Юм издает на собственный счет "Трактат о человеческой природе". Книга была столь новаторской и столь противоречащей принятым тогда моральным нормам, что Юм готовился либо к славе, либо к судьбе Галилея и уже потихоньку сушил сухари и запасался теплыми вещами. Его упования оказались напрасными: весьма скудный тираж так и не был распродан. Однако "обладая от природы веселым и покладистым характером, я весьма легко перенес этот удар и с прежним пылом продолжил свои занятия философией".

Фихте становится поклонником Канта, ибо поэтом, правда, не очень удачным и очень неизвестным, он был уже давно. А к Канту он перебежал от Спинозы. Спиноза ему нравился своим атеизмом, а не нравился детерминизмом. Сам Фихте был деятельным человеком и крайне самоуверенным. Поэтому тезис Спинозы, что все, что делается в мире, определено заранее, ему определенно не нравился. У Канта ему импонировала именно идея свободной причинности. Причем если Кант эту проблему ставил в гипотетическом ключе, то Фихте однозначно решил: свобода воли есть и баста.

Точно так же он полагал, что каждый человек, каждая индивидуальность сама творит свою судьбу.

А Гегель переживает первую любовь. К модистке. Но жениться и не думает: "Никакая любовь не бывает столь сильна, чтобы заставить удалиться в пустыню, отказаться от удобств и жить одной только любовью". Этот человек полностью посвятил себя умственной деятельности, и на все остальное он просто не тратит душевных сил. Характерно, что ради своей науки (а философией в собственном смысле слова он тогда еще не занимается, вернее занимается наряду с другими предметами, в частности, политэкономией) он подавляет даже голос плоти, что сбивает с панталыку большинство нормальных людей.

Гегель публикует свою первую работу: перевод с французского писем швейцарского публициста Карта. Многие философы, писатели начинали с переводов, тогда как у нас, даже уже заявив о себе в печати, никто не допустит тебя до переводов

29 лет Фихте появляется в Кенигсберге и объявляется у Канта. Престарелый философ весьма доброжелательно отнесся к молодому человеку, и даже подыскал для него издателя.

Фантастический сюжет. Человек, никогда не учившийся на философа, всего год как занимается этой дисциплиной, а уже пишет труд (Фихте, конечно, учился в университете на теологическом факультете и какое-то минимальное, но вовсе не специальное представление о предмете философии имел). Известный философ, совершенно с ним до того незнакомый, помогает ему этот труд опубликовать. На этом чудеса в решете не кончаются. Публика посчитала, что труд написан самим Кантом, и с жадностью набросилась. К сожалению на труд, а не на самого Канта. Недоразумение вскоре выяснилось, и Фихте вмиг зажегся на философском небосклоне Германии, а поскольку после Канта философия в стране была в фаворе, то и Фихте стал всенемецкой знаменитостью. Возможно ли такое в современном мире, не говоря уже о России, где платные профессора так вцепились в свои кресла, что если бы и оторвали от него задницы, то только чтобы порвать возможного конкурента на гранты и гонорары в клочья.

За прошедший год Фихте, опробовав на друзьях свое "Я есмь Я", все же маленько поумнел и решил чуть-чуть дать задний ход. Он вдруг заговорил о не-Я. которое неразрывно связано с Я.

30 лет Юм публикует свои "Эссе о морали, политике и литературе". В отличие от чисто философского "Трактата" "Эссе" пользуются некоторым успехом, и он начал домогаться права преподавать в Эдинбургском университете. Его ходатайства были отклонены. Официально по причине его атеизма, в чем он никогда открыто не признавался, хотя по сути таковым был. Неофициально же, думаю, профессора ему припомнили, что сам он в вое время университета не кончал.

Гегель защищает работу на право читать лекции в университете "Предварительные тезисы диссертации об орбитах планет". Будучи полным нулем в астрономии, он ни грамма не сомневается, что может открывать там законы. На основе чисто умозрительных соображений он высказал идею, что расстояния планет до Солнца составляют ряд 1,2,3,4,9,16, тогда как астроном Тициус предлагал другой ряд 0,4,7,10,16,28, получающейся прибавлением числа 4 к членам ряда 0,3,6,12,24. Гегель утверждал, что этот закон получен чисто эмпирическим путем, и потому не может быть верным. Буквально в этом же году астрономы открыли ряд астероидов между Марсом и Юпитером. которые, как полагают современные ученые, являются осколком исчезнувшей планеты. То есть была подтверждена правота Тициуса, а не Гегеля.

-- Хер профессор, -- шутили кто кому не лень, -- не кажется ли вам, что ваша система не соответствует природе?

-- Тем хуже для природы, -- без тени смущения отвечал Гегель.

Здесь вполне высказался его философский метод: выдвигать общие идеи, строить на них систему, а потом выводить из нее конкретные факты. Глупостей таким образом он нагородил немало. Это было бы еще полбеды. Но отвратительной чертой Гегеля, с годами только набиравшей обороты, была самоуверенность. Он со своими выводами, прогнозами обсирался, и многократно, но никогда ни на грамм не отступал от своей позиции, в с критиками просто переставал общаться

31 год К живому, как ртуть, Фихте, как к никому другому подходит поговорка "Наш пострел везде поспел". Это можно отнести и к его успехам на женском фронте. В 18 лет он уже помолвлен. Но не на матримониальном, ибо от помолвки до женитьбы прошло 13 лет. Не только материальные проблемы, но и вопрос, а не свяжет ли брак руки полетам его философского парения, похоже, волновал Фихте в не меньшей степени.

Гегель обращается к философии. Не то, чтобы раньше он ею занимался. Занимался и много, но наряду с другими предметами. Теперь же отдает себя философии целиком. Внешняя причина очевидна: в Йенском университете освободилась вакансия профессора философии

32 года Ну вот. Жениться-то Фихте женился, благодаря ошибке публики стал знаменит и получил философскую кафедру у Йенском университете. Словом, живи да радуйся. Но разве может Фихте угомониться. Он тут же начинает издавать философский журнал, который тут же становится дискуссионным клубом: ибо Фихте дает на его страницах место всем: известным и неизвестным, обскурантам и прогрессивникам, идеалистам и материалистам, лишь бы высказывались интересно. Такая позиция до добра не доводит.

Неугомонность Фихте в своих воспоминаниях хорошо описал один из его слушателей. "Беспощадность и императивность его дедукций и положений мне вполне нравились, но, с другой стороны, мой свободный дух не смог подчиниться тому железному принуждению, которое последовательности ради стремилось подмять под себя все обстоятельства жизни. Фихте воистину был могучим человеком; часто я в шутку называл его Бонапартом философии, и много сходства можно было найти у них обоих. Не спокойно наподобие мудреца, а как бы сердито и воинственно стоял этот небольшой, широкоплечий человек на своей кафедре, и его каштановые волосы аккуратно обрамляли морщинистое лицо... Когда он стоял на своих крепких ногах или шагал, то казался вросшим в землю, на которую опирался, казался уверенным и непоколебимым в ощущении своей силы. Ни одного нежного слова не изрекали его уста и ни одной улыбки; казалось, что он объявил войну этому миру, противостоящему его Я, и стремился сухостью скрыть недостаток изящества и достоинств".

Совместно с Шеллингом Гегель начинает издавать "Критический журнал философии", в котором помещает и свои статьи

34 года Юм становится воспитателем слабоумного сына м. Аннодейла, а через год секретарем английского посла при итальянских дворах. Обе эти позиции помогли Юму войти в круг эдинбургских интеллектуалов самого высокого пошиба. Одним из них был молодой тогда, но достаточно известный писатель, позднее один из основоположников современной политэкономии, Адам Смит. Они крепко подружились и частенько встречались за выпивкой виски с водой. Или, как шутили эдинбургские остряки, Юм пил по преимуществу виски, а Адам Смит, известный трезвенник, воду.

35 лет Гегель становится экстраординарным профессором. Типичный мозгляк, вся жизнь которого протекала в ученых занятиях и лекционном зале. Все, кроме его собственных мыслей ему было по барабану. Он настолько не обращал внимание на окружающих, что его называли "деревянный Гегель". Его рассеянность была не столько милым чудачеством, сколько наплевательством на окружающих.

Однажды по рассеянности он явился на лекцию на час раньше. Заняв свое место на кафедре и не обратив внимание на состав слушателей, он начал читать. Студента, пытавшегося объяснять его ошибку, он просто не заметил. Профессор Августи, чья лекция полагалась по расписанию, подойдя к дверям и услышав голос Гегеля, решил, что опоздал на час, и поспешно ретировался. В три собрались студенты Гегеля, они уже узнали о случившемся и с любопытством ждали, как их учитель выйдет из положения.

"Господа, -- начал Гегель, -- когда сознание исследует самое себя, то в качестве первой истины, или, точнее, первой лжи, фигурирует чувственная достоверность. Прошлый раз мы остановились именно на этом, а час назад я получил лишнее подтверждение подобному обстоятельству"

36 лет Не удовлетворенный успехом своей философии среди профессионалов, Фихте схватил факел философии и понесся с ним в массы. Он начал издавать "Философский журнал" для популяризации своих идей. Главное внимание он уделяет логике. Ее он пытается вывести из самоочевидного и не требующего никаких предварительных обоснований принципа. Эту идею одобрил сам Кант.

Гегель заканчивает и отдает в печать "Феноменологию духа", в которой он пытается показать развитие сознания человека и человечества в ходе их всемирно-исторического процесса. Книга весьма богата содержанием и мыслями.

А в конце года Гегель попадает под колеса войны. В Йену вступают французские войска. Гегель видит в них посланцев свободы и полон воодушевления. Однако солдаты ведут себя так, как и положено вести солдатом в чужой завоеванной стране. Гегель, заметив на груди одного из них ленточку ордена Почетного легиона, взывает к их духу и гордости. На что получает в ответ: "Заткнись, грязная немецкая свинья".

В городе грабежи и пожары. Рассовав кое-как по карманам рукопись "Феноменологии духа", Гегель в ужасе покидает свой дом. Едва найдя пристанище у проректора университета, философ пишет письмо другу. Он выражает краткое сожаление о понесенных им убытках и пространно пишет о радости, наполняющей его душу: ведь он созерцал шествие мирового духа своими персональными глазами: "Я видел императора, эту мировую душу, в то время, когда он проезжал по городу на рекогносцировку. Испытываешь поистине удивительное чувство, созерцая такую личность, которая восседает здесь верхом на коне, охватывает весь мир и повелевает им"

37 лет Гроза, которая собиралась над непоседливой головой Фихте, как и следовало ожидать, разразилась. Играл, играл, играл философ с огнем, и доигрался. Годом ранее в его "Философском журнале" появилось две статьи, прямо противоположного мнения по одной и той же проблеме. Спор был пустяковым: возможно ли такое существование общественного порядка (Weltregierung -- как они высокопарно выражались тогда), которое бы не имело в качестве фундамента веру в бога. Фихте, как автор одной из статей утверждал, что нет. Его антагонист философ Фюрнберг, что да. Им бы в наше время, и они бы на примере Советского Союза убедились бы в правоте Фюрнберга.

Однако тогда сама постановка вопроса казалась крамольной, и после года разбирательств и препирательств журнал закрыли, а Фихте отлучили от университета. Философ был до глубины души возмущен несправедливостью, не столько потому что он-то как раз в этом споре занимал "правильную" по тогдашним меркам позицию, а сколько потому что покусились на его право давать в редактируемом им журнале разные точки зрения.

Не менее его возмутило применение к нему правила "Что позволено Юпитеру, не позволено быку", ибо он как раз-то и оказался этим быком. В то время как Юпитеры вполне откровенно манкировали уважением к религии. Один спинозист -- а тогда в ходу была формула "спинозист=атеист" -- Гердер является главой церкви и откровенно излагает в печати воззрения, похожие на атеизм, как одно яйцо на другое.

Другой же его единомышленник, Гете, не менее откровенно насмехается над Библией и евангельскими легендами, и публикует эпиграмму, в которой сравнивает Гердера с Христом: а именно, у Христа был в подчинении всего один осел, у Гердера же их целых 150 -- членов верховной церковной консистории.

Гегель покидает профессорскую кафедру. Во-первых, профессорская плата, и так скудная, существенно потощала в военных неурядицах. А, во-вторых, философ с точки зрения и морали и нравственности оказывается не на высоте, будучи и аморальным и безнравственным. У него появляется сын от супруги хозяина дома, где он жил. Из профессоров его выгоняют по собственному желанию, и то только потому, что фрау, у которой это был уже третий внебрачный ребенок, отказалась от судебного преследования.

Но неморальность его даже не в поведении внебрачного ребенка, а то что Гегель не отрекаясь от него, фактически бросил его на произвол судьбы и обрек на нищету и голодную смерть. В прямом, а не переносном смысле слова. Словом, как Спиноза был образцом нравственности среди философов, так Гегель образец безнравственности

38 лет Юм публикует "Принципы морали". И хотя публика опять прошла мимо, не потрудившись даже заглянуть в текст, Юм получил несколько шершавых отзывов от духовных особ, которые не очень его задели, но убедили, что хоть кто-то его читает и тем доставили ему нечаянную радость.

Фихте так и не добившись обновления масонства на демократической основе, покидает его.

Гегеля, ставшего после незадачи с женой хозяина, редактором газеты, турнули и оттуда, а саму газету закрыли. Гегель, такой острожный и законопослушный, весь рассыпался в догадках. Биографы узнали о причине лишь в XX веке. Был найден номер газеты, вызвавший высочайшее неудовольствие. Там красными чернилами были обведены слова: "Господин коммерсант Гофман получил от его величества короля Баварии золотую табакерку, украшенную жемчугами, а супруга и мадемуазель дочь по красивому ожерелью каждая".

То есть Гегель второй раз пострадал по адюльтерной части, не если в первый раз за свои грехи, то теперь за невольно вскрытые им грехи августейших особ

39 лет Юм кончает мотаться по Туринам и Миланам, где он два года до этого исполнял обязанности секретаря посольства и оседает снова в имении своего брата, изучая среди полей и овечьих стад древнегреческий, посещая литературные кружки Эдинбурга и публикуя "Исследование, касающееся человеческого познания", где излагает те же идеи, что и в "Трактате...", но более сжато и продуманно. Это произведение ничуть не теряя в философской глубине и силе, вполне доступно для чтения любому образованному человеку и может одновременно быть отнесено как к философским, так и к литературным произведениям

41 год Юм окончательно поселяется в Эдинбурге. Его привлекают к суду за атеистические взгляды, и по настоянию друзей, он должен под присягой подтвердить, что он добропорядочный христианин и англиканин. Несмотря на злобу святош друзья находят Юму место научного сотрудника, говоря современным языком, при Библиотеке коллегии адвокатов. Это была синекура в чистом виде. Ничего не делая, Юм получал хорошие деньги.

Но это "ничего не делая" он употребил с пользой для человечества. Оказавшись в самом логове громадного книгохранилища, Юм использовал его богатства для работы над своей "Историей Англии", считающейся у англичан не менее классическим трудом, чем его философские опусы.

Был интересен его подход к делу. Он, как и позднее Вальтер Скотт, "ужаснувшись громадой материалов", начал с изучения довольно-таки близкой к нему по времени эпохи: периода Славной революции и постоянно сползал вниз по времени, немного не дойдя до кельтской эпохи.

Гегель уже три года преподаватель гимназии в Нюрнберге. Его профессорские похождения в Йене забыты, он уважаемый член общества. А какой же уважаемый член общества может быть холостым? И Гегель женится в 41 год. По-философски. Жена не красавица, но и не уродина, приносит ему приличное приданое, но не богатство, молодости у нее как не бывало, но пожилой ее никак не назовешь

42 года Гегель выпустил первую и вторую часть главного своего труда "Наука логики". Когда несколько позднее французский философ Конт попросил его кратко изложить философскую систему Гегеля на французском языке, тот ответил: "Это невозможно сделать кратко и невозможно на французском". Я пытался читать эту "Науку" и также многочисленные комментарии к ней, и могу сказать, что на русском это тоже невозможно, а, возможно, невозможно и на немецком.

И скорее всего в общем это какая-то белиберда. В общем, но не в частностях. По отдельным местам чтение "Логики" просто дух захватывает (разумеется, не абсолютный, а персональный читателя)

45 лет Фихте выступает в Берлине с публичными речами, которые в следующем году были отпечатаны в знаменитой брошюре "Обращение к германской нации". В этих речах он нападает на всех: на немецкие правительства, на немецких дворах и третье сословие, а по совокупности достается и немецкому народу. Всех он клеймит позором за апатию, мелочность интересов -- ну словом настоящий германофоб по современной терминологии.

А за что же он выступает? За чистоту немецкого языка -- лозунг отнюдь не филологический, а политический, ибо тогда то, что называется немецким языком, процветало исключительно в литературе. В обиходе же, и даже в официальных документах, каждая провинция говорила по-своему. Выступает он и против заискивания перед чужими странами. и прежде всего перед французами. Он призывает к созданию единого немецкого государства, и чтобы торговое сословие играло в нем ведущую роль, и чтобы изгнать из Германии всех ненемцев и вообще отгородиться от мира и Европы китайской стеной.

Речь реакционная, но нельзя не обратить внимание на безрассудное мужество философа. Германия тогда в лице Пруссии, самого крупного немецкого государства, потерпела поражение от французов, и Берлин был ими оккупирован. То есть по существу Фихте призывал к борьбе с оккупантами. Такое выступление вполне могло стоит философу отделением головы от плеч, если бы не какое-то странное презрение Наполеона к философам, как к крикливым, но безобидным пустобрехам. В чем он, в общем-то не ошибался: речь Фихте была встречена аплодисментами берлинских хлюпиков и ни к каким видимым последствиям не привела. До поры до времени

46 лет Эти годы были самыми плодотворными для Гегеля. Но если присмотреться к его не философской биографии, а жизненной, то она представляется сплошными метаниями и хлопотами в поисках хлеба насущного, то есть кафедры философии. После того как его погнали из Йены за разврат, хотя и без пьянки и дебоша, ни один университет не берет его к себе, и он вынужден довольствоваться то местом редактора провинциальной газеты, то учителя гимназии (очевидно, его слава развратника была недостаточно велика, чтобы поручить ему воспитание совсем еще юного поколения).

И только в 46 лет он наконец получает предложения занять кафедру философии. Сразу три -- из Мюнхена, Берлина и Гейдельберга. Гегель выбирает Гейдельберг.

А тем временем выходит второй том (третья часть) "Науки логики"

48 лет Гегель покидает Гейдельберг и до конца жизни устаканивается в качестве профессора Берлинского университета.

Любопытно, что еще в Гейдельберге зашел спор между тамошним королем и ихним парламентом о конституции. Соль спора состояла в том, что как раз король предлагал ввести достаточно прогрессивную для тех времен конституцию, в то время как бюргеры упирались и требовали, чтобы все оставалось по-старому.

Гегель внимательно следил за этим спором -- он вообще был склонен интересоваться политикой -- и уже в Берлине дал ряд статей с разбором позиций сторон. Пикантность гегелевских статей состоит в том, что писал он для газеты, то есть для широкой публики. И оказалось, что Гегель вполне может оставить свои философские ужимки и выражаться, когда надо, простым, убедительным и всем доступным языком

51 год Выходит в свет 1 том "Истории Англии" Юма, и писатель наконец-то добивается некоторой популярности не только у интеллектуалов ("Доктор Херинг, главспец по истории Англии, и доктор Стоун, главспец по истории Ирландии послали мне замечания не слишком обескураживающие"), но и широкой публики, причем не только в Шотландии, но и в Англии. Читателей возмущала жалость, которую Юм высказал по отношению к казненным Карлу I и его фавориту Страффорду

52 года В качестве советника секретаря английского посольства Юм попадает в Париж, где сразу был принят с распростертыми объятиями во всех модных тамошних салонах. Он, к своему удивлению, оказывается в центре внимания содержательниц тамошних салонов, "тем больше, чем старательнее я пытался уклониться от этих знакомств". Но нет худа без добра, и в этих салонах завязывается его дружба с Руссо, Дидро, Гольбахом и мн др.

Не дожив нескольких недель до дня рождения, умирает Фихте. Умирает от тяжелой болезни, но умирает прожив достойную жизнь. Один из немногих философов, который оправдал свою философию свой жизнью. Он утверждал, что Я есмь и это Я есмь реализуется в противоборстве с не-Я, в активной деятельности, борьбе. И он боролся.

В 1813 г под Лейпцигом состоялась т. н. "битва народов", гигантская не только по масштабам того времени, но и современным. Погибло с обеих сторон ок 100 тыс., но кроме того, масса солдат заразилась т. н. лазаретным тифом из-за гниения трупов. Болезнь распространилась и на гражданское население. Потери в разы, если не в десятки разов превосходили боевые.

Фихте работал по организации госпиталей, помощи раненым. Именно в госпитале заразилась лазаретным тифом ухаживавшая за ранеными его жена, а от нее и сам философ. Жена перемогла болезнь, Фихте -- нет

53 года Гегель читает курс лекций "Философия природы". Здесь он подытоживает итоги развития естественных наук и дает свои собственные прогнозы. Великий немецкий химик Оствальд почти столетие спустя так рецензировал профессорские опыты:

"Как будут вести себя англичанин, француз и немец, если им предложат описать свойства верблюда? Англичанин отправится в Африку, застрелит животное, отдаст набить из него чучело, которое затем выставит в музее. Француз пойдет в Булонский лес и, не обнаружив там верблюда, усомнится в его существовании. Немец же запрется в кабинете и будет конструировать свойства верблюда из глубины своего духа"

55 лет Юм помогает гонимому всеми Руссо устроиться в Англии. Но вскоре дружбе приходит конец, и, как и многие другие, Юм оказывается в числе врагов и преследователей Руссо. По мнению последнего. Это тем более странно, что Юм обладал общительным и дружелюбным характером. "Говорят, что философы народ неуживчивый, -- говорил он, -- но вот я, хотя и считаюсь философом, у меня нет ни одного врага". И немного помолчав добавил: "Если не считать всех атеистов, всех христиан и всех деистов"

58 лет Юм окончательно поселяется в Эдинбурге, продолжая свои ученые занятия в Библиотеке коллегии адвокатов. Живя счастливой жизнью, наслаждаясь учеными занятиями, радостями домашнего очага, состоящего из него самого, служанки и кота, и иногда тоскуя по Парижу, его салонам и высокоученым беседам. "Ну что мой друг хандришь? Мешает спать Париж?" -- журил его Адам Смит. -- "Но ты учти, что моды на философов у дам проходят быстрее, чем моды на шляпки. Так что перестань, не нужно про Париж".

Но счастье в этой жизни вещь недолговечная. И вскоре обнаруживается и другая проблема: рак печени

62 года Хотя Гегель и вел правильный и здоровый образ жизни, но не уберегся от свирепствовавшей тогда холеры. Заразился и умер

65 лет И Юм умирает в этом же возрасте. А под конец жизни насолил-таки своим врагам, вызвав их бешеную ярость. Последние часы его жизни описал Адам Смит. И встретил смерть Юм не просто достойно, а мужественно. И вот как раз этим мужеством он и вызвал ярость всех святош. Атеист, по их мнению, должен был кататься по полу, молить у бога прощения и ни в чем не находить утешения. Мужество атеиста перед лицом смерти было позором для всех верующих: так считали его враги.

ДОБАВЛЕНИЯ

1738 "Трактат о человеческой природе" Дэвида Юма.

В этом трактате Юм изложил довольно интересную и оригинальную концепцию человеческой морали на основе психологии. Чтобы немного разобраться, о чем в ней речь, нужно хотя бы кратко остановиться на своеобразной философской терминологии философа. Юм считал, что знание основано на опыте, которое состоит из восприятий, переработанных человеческим сознанием в идеи. Скажем прямо, определение не ахти и особой ясностью не отличаются. С идеями все более или менее понятно: это то, что носится в нашем сознании.

Только не нужно путать юмовские ideas с нашими идеями: идея коммунизма, прекрасная идея. Это тоже относится к ideas, но также и идеи стола, дерева -- всех предметов, а также воспоминания, чувства и др.

Под впечатления же (impressions) Юм подводит perceptions, то есть как раз то, что ты видим, слышим, щупаем и emotions -- эмоции -- чувства холода, тепла; радость, боль. В свою очередь идеи так же могут быть источником perceptions и emotions: увидел как мужчина целует женщину, отразил на своей сетчатке и хрен с ними, а потом стал переворачивать это в памяти и вдруг понял, что баба-то была твоей женой, и как током ударило. Но в любом случае, если проследить всю цепочку до самого начала, первичны все же именно perceptions.

Важно также подчеркнуть, что идеи обладают свойством свободно вступать друг с другом в предосудительные связи, в ассоциации. Отсюда идеи стола, здания, конституции. Ведь в непосредственном восприятии нет никаких ни столов, ни зданий, ни конституций, а только цветовые пятна, звуки, тактильные ощущения.

В свою очередь emotions делятся собственно на emotions и affects -- аффекты, единственное отличие которых от простых эмоций то, что они сильнее, то есть говоря обыденным языком -- страсти. Но именно различие между просто эмоциями и аффектами и есть краеугольный камень юмовского учения о морали. Их взаимодействию и посвящена большей частью его психологическая доктрина.

И чувства и аффекты имеют двойную природу: каждому из них соответствует его противоположность: приятное -- неприятное, красивое -- безобразное, любовь -- ненависть. Они как тамары постоянно ходят парами.

Аффекты рождаются из чувств, но чувство только тогда перерастает в аффект, когда оно имеет отношение к вам. Допустим, красивая женщина вызывает чувство приятного, а некрасивая -- хотя, конечно, где это вы видели некрасивых женщин, -- не очень. Но если эта красивая женщина ваша жена, то чувство приятного переходит в любовь или гордость. Напротив, если же она жена или, что еще хуже, подруга вашего врага, или она ваша жена, но вам изменяет, то ее красота рождает в вас ненависть или униженность. Особенно если, допустим, враг увел ее из вашего стойла.

Вот все эти различные аффекты Юм и рассматривает один за другим в своем труде.

1748 Выходит "Исследование о человеческом познании" Д. Юма

"Нет ничего в нашем познании, чего бы прежде не было в ощущениях", -- проверещал Юм не в первый и не в последний раз в истории философии. Только в отличие от своих предшественников и последователей он довел эту мысль до конца, протащив ее через весь ворох философских проблем.

Центральным понятием юмовской философии является "идея". Научная идея, умная идея, идея бесклассового общества -- все это туда. Но также к идеям он причисляет и обретающиеся в сознании предметы, Закрываем глаза и представляем себе, скажем, автоколонну или красный цвет, сидим в тишине и воспроизводим в уме целиком оперу Верди и отдельные мелодии -- и это тоже идеи. Как и грусть-тоска, снедающие молодца, сожаления об утраченных возможностях.

Все эти идеи так или иначе приходят из ощущений, даже если сцепляясь друг с другом, образуют какие-нибудь странные сочетания -- кентавра или редактора, как разумное существо. Это понятно. Более или менее. А вот идея бога или электромагнитной индукции -- то есть так называемые абстрактные идеи -- какому ощущению они соответствуют? Они-то откуда берутся они в нашем сознании?

Вот в чем увидел загвоздку Юм, которая ему не давала ни спать ни есть. Особенно сильно его напрягала идея причины. Вот два совершенно непохожих события: встает солнце и нагреваются камни. Солнце мы видим, камни мы ощущаем. А где мы видим или каким органом тела ощущаем причину, и почему мы решили, что именно солнце является причиной нагревания камней -- этого Юм никак не мог взять в толк.

На этот вопрос он ответил двояко. В данном труде он все свалил на привычку. Мы де и наши предки тысячу раз наблюдали, как при достаточно длительном пребывании солнца на небосклоне все вокруг нагревается. Эта ощущение, многократно повторяясь, рождает ощущение привычности. И вот это ощущение привычности мы и называем причиной и вполне уверены, что если такое действие солнца неизменно наблюдалось миллионы раз, то и дальше оно при похожих условиях будет наблюдаться.

Мысль хорошая, но не додуманная до конца. Ощущение привычности -- это хорошо, но каким образом ощущение привычного перелопачивается в сознании в абстрактную мысль? Поэтому в своем первом труде "Трактате о человеческой природе" Юм дает несколько иную концепцию причинности. В которой однако как истинный скептик тут же, не отходя от письменного стола, начинает сомневаться.

Вот лежит себе человек на диване, а может быть на травке и вместе с камнями греется себе на солнышке. "А не пора ли мне приняться за дело," -- думает он, -- "огород-то чай не копан. Или лучше еще полежать: авось усеется". То есть он может по желанию встать и пойти копать, а может и продолжить лежать. Вот именно из этой мысли, или точнее ощущения усилия, которое он, человек, по своему желанию может делать, а может и не делать (называемое nisus) и рождаем понятие причины.

Понятие причины вызвало целую бурю вопросов у самого Юма и повело к ревизии багажа всех накопленных человечеством философских идей. Например, категории случайности и необходимости. Утвердившаяся в новом европейском мышлении благодаря развитию механических идей мысль о том, что в природе нет случайностей, и если бы человек мог окинуть умственным взором всю цепочку предметов и их состояний, то он мог бы все предсказать с точностью до запятой, Юм опрокинул одним махом.

Ведь если человек может по желанию копать, а может и не копать, то каждый раз своим решением он запускает новый причинный ряд и все расчеты взаимодействия явлений летят насмарку. Однако, как подлинный скептик, Юм ничего не утверждает, а во всем сомневается. Он даже сомневается в том, что человек может по своему желанию копать, а может и не копать. Пожелать то он, конечно, может и того и другого, но, какое бы желание он не привел в действие, внимательно исследовав всю цепочку причин и следствий, мы, возможно, залезши в физиологию, установили бы, что это решение принято однозначно и другого принято быть не могло.

Юм вполне резонно замечает, что то, что кажется случайным с точки зрения отдельного индивида, является закономерным, если мы посмотрим на действия этого же субчика со стороны:

"Узник, не имеющий ни денег, ни влияния, сознает невозможность бегства не только при взгляде на окружающие его стены и решетки, но и при мысли о неумолимости своего тюремщика, и, пытаясь вернуть себе свободу, он скорее предпочтет воздействовать на камень и железо, чем на непреклонный характер сторожа. Тот же узник, когда его ведут на эшафот, предвидит, что неизбежность его смерти в такой же степени обусловлена верностью и неподкупностью его сторожей. как и действием топора или колеса. Он мысленно пробегает определенный ряд идей: отказ солдат согласиться на его бегство, движение рук палача, отделение головы от туловища, кровоистечение, судорожные движения и смерть. Здесь перед нами связная цепь естественных причин и волевых актов; наш ум не чувствует разницы между теми и другими, переходя от звена к звену, и так же уверен в наступлении будущего события, как если бы оно было соединено с объектами, наличествующими в памяти или в восприятии, цепью причин, спаянных друг с другом тем, что мы обычно называем физической необходимостью; связь, известная нам из опыта, оказывает одинаковое влияние на наш ум независимо от того, будут ли связанные друг с другом объекты мотивами, хотениями и поступками или же фигурами и движениями".

1790 "Основы наукоучения" Фихте.

Cogito ergo sum Фихте переделал в "Я есмь Я". Это маленькая переформулировочка стала краеугольным камнем всей его философии. И означала разрыв со всей предшествующей философской традицией, идущей еще от Платон и Аристотеля.

В центре всей философской проблематики стояла проблема взаимоотношения субъекта и объекта, и были эти взаимоотношения, чтобы не сказать больше, недружественными. Субъект -- это отдельная человеческая единица, объект -- это все вокруг него: дома, камни, велосипеды и прочие транспортные средства -- короче природа и общество

Проблема состояла в том, чтобы понять, каким образом природа -- объект -- попадает в субъект -- человеческое сознание. Одни, материалисты, считали, что человек воспринимает своими чувствами окружающий мир, и эти впечатления, как желудок пищу, переваривает в понятия и теории. Другие, идеалисты, в своей крайней и последовательной концепции полагали, что все идеи заложены внутри человека, а существует ли мир реально за завесой ощущений, даже и судить не моги.

По сути же и идеалисты и материалисты рассматривали человека, как пассивное существо. Человек -- есть человек познающий. Дудки, сказал Фихте. Я прежде всего действую, не природа отражается в моем сознание, а мое Я бурлит и рвется наружу. И если я чего-то там познаю, то только в ходе своей деятельности. Человек. как бы говорит Фихте, и даже не человек, а Я -- есть активное, а никакой природы вообще нет. Есть Я и только Я, а всякая там природа порождается в ходе моей деятельности. Таким образом Фихте решил проблему, мучившую философов: каким образом пассивная материя может воздействовать на сознание. Не материя воздействует на сознание, а сознание своей активностью долбает как дятел материю.

Ох уж и досталось Фихте за таковую самонадеянность. "Оказывается, говорили его критики, нет ни нас, ни короля, ни бога, а есть только один Herr Фихте и его непомерно раздутое Я. Фихте дал небольшой задний ход. Типа я это не Я, и философия не моя, а МОЯ, то есть не его конкретного смертного я, а абсолютного и всеобъемлющего Я. Некоторые последователи философа даже утверждали, что речь идет не о Я, а скорее о МЫ.

Но из песни слова не выкинешь. Я -- это в общем-то очевидность. Даже самый зачуханный и неразвитый колхозник или современный депутат отлично понимают, что Я это Я. А все остальное, даже и близкие и родные, это где-то там ближе или дальше, но уже не-Я.

Еже один важный момент в философии Фихте. Это не-Я неразрывно связано с Я. В самом деле, тот простой факт, что каким бы внешний мир не был внешним, но он непременно существует. Хотя бы потому, что Я не может все кроить по своему произволу. Я бы хотел быть всемогущим, и жить вечно и быть всегда сильным, здоровым и красивым, но оно как-то в жизни не получается. Приходится волей-неволей признать, что и не-Я имеет свои права.

К тому же. Невозможно Я даже представить себя без не-Я. В самом деле, где оно обретается это Я? Ведь нет ни природы, ни вещей, ни пространства, ни времени. Даже и простое "я", а не Я трудно представить без внешнего мира. Ведь все наши чувства, мысли, воспоминания, эмоции -- все это переработанные сознанием предметы внешнего мира.

Да и как бы Я проявило себя, на что бы оно опиралось, чему бы оно противостояло, если бы не было среды, которая помогала бы и одновременно мешала ему? Однако до конца не-Я так и не было признано. Не-Я, оказывается, это эманация, порождение нашего Я, этакая навязчивая игра воображения, которая однако не подчиняется Я.

И в обоснование своей мысли Фихте не будь дураком сослался на авторитет бл Августина, который у христиан так же высок. как и авторитет священного писания. А Августин писал, что человеческая воля, это какая-то полная хрень. Вот допустим, я захотел поднять руку, и я ее поднял, А мог бы и не поднять. Но вместе с тем вот я увидел такую женщину, что ой-ей-ей, и тут же в моих штанах нечто зашевелилось. И я захотел, чтобы оно не шевелилось, а оно не повинуется мне и все тут. То есть мое же собственное желание идет против моей же собственной воли. Вот и получается, что Я и не-Я, оба во мне, но не во всем они со мной согласны, а имеют свою собственную жизнь

1798 Фихте начал издавать "Философский журнал" для популяризации своих идей. Главное внимание он уделяет логике. Ее он пытается вывести из самоочевидного и не требующего никаких предварительных обоснований принципа. Эту идею одобрил сам Кант.

В самом деле. Всем известны философские категории, даже тем, кто в философии ни бум-бум: качество и количество, возможность и действительность, причина и следствие. Ввел эти категории Аристотель. Но откуда он их выкопал? Почему именно эти категории, а не другие, допустим добро и зло, бесконечность и ограниченность, масло и селедка? Сам Аристотель никаких обоснований на этот счет не дал. А главное, не указал принципа, на основании которого он и развернул свои категории.

Для Фихте, понятное дело, таким принципом было "Я есмь Я". Таким образом сама собой вот уже обосновывается одна категория: тождество. Далее. Если есть Я, то должно быть и не-Я. Просто грамматически, преобразованием утвердительного предложения в отрицательное. Так появляется категория противоречия или противоположности. Но они не могут существовать обособленно. Должно еще быть что-то третье, чтобы их объединило. Вот вам и третья категория "синтез".

А вот здесь у Фихте возник небольшой затор: а что такое синтез? Фихте чо-то там промямлил про некоторое абсолютное Я, но ничего вразумительного никто до сих так и понять не может. Тем не менее его идею подхватил Гегель в своем знаменитом третьем законе диалектики: тезис-антитезис-синтез.

Все это хорошо и красиво на бумаге, но как быть с оврагами? Ни Фихте, ни Гегель здесь к проблеме даже не подошли. А овраги, это каким образом фихтевская логика может работать при выработке понятийного аппарата научной или политической теории.

Проблему тезиса-антитезиса-синтеза попытался воплотить в своем учении о прибавочной стоимости Карл Маркс. Вот он вводит категорию стоимости. "Стоимость" есть труд, а труд есть стоимость. Я есмь Я. Но если есть стоимость, должна быть и не-стоимость. Сказано сделано: нестоимость это то, что не стОит, то есть полезность вещи самой по себе, безотносительно к тому, заложен в ней труд или нет.

А где же синтез? А вот и он. Товар это и есть синтез. Он обладает стоимостью, поскольку произведен трудом. Но он и обладает полезностью сам по себе: кушается, носится, пьется, да еще как. Но и стоимость и полезность находятся в одной и той же вещи и никак из нее выделится самостоятельно не могут. Если вещь полезна, но в ней нет стоимости, ты ее не продашь: любовь, дружба, лунный свет. Если в вещи заложен труд, но пользы от нее нет, никому она не нужна, разве лишь покупатель влупит ее человеку обманом, типа планшеты китайского производства.

Вот вам отыскался и синтез.

Однако, кроме Маркса. что-то невидно кто бы еще из ученых или практических деятелей руководствовался этой логикой. Вопрос остается открытым.

Фихте, Гегель, Маркс пытались нащупать движение в понятиях. Закон противоречия замечательно отражает это движение и в силу своей очевидности, не нуждается в особой демонстрации. Вся история человечества или отдельных сфер деятельности -- это бесконечное колебание между противоположностями. Царит диктатура, и ей не смену обязательно приходит демократия или ее суррогат. Но демократия в силу своей разнузданности ранее или позднее приходит к краху и естественным путем перерождается в диктатуру.

Эпохи безнравственности сменяются эпохами строгости и целомудрия, а устав от воздержания, люди снова кидаются в разврат. Люди ждут от искусства отражения в нем своей жизни. Но через какое-то время устают от бесконечного тиражирования своих проблем: дома жена надоела, приходишь в театр, а там тебе полощут мозги теми же семейными проблемами, которыми ты и у себя дома сыт по горло. И нужно что-нибудь этакое необычное, сказочное, фантастичное. Но и необычное в свой черед надоедает и хочется чего-нибудь домашнего, уютного. И люди снова кидаются к реализму.

И таким образом все возвращается на круги своя. И все же возвращается не так, чтобы повторять прошедшее. Античная демократия -- это не демократия современная, а нынешние авторитарные режимы это не восточные деспотии. Так есть ли какой закон, который бы учитывал эти изменения? ДолжОн быть, но не придуман. Пока.

1801 Гегель защищает работу на право читать лекции в университете, предоставив "Предварительные тезисы диссертации об орбитах планет"

Среди всякой шелухи в работе Гегель выдвинул протопринципы своей философской системы, и первый из них звучал так: "Противоречие есть критерий истины, отсутствие противоречия -- критерий заблуждения". Весьма дерзкое заявление, ибо не только в философии, но и в науке и в обыденной жизни как раз противоречие в высказывании и есть критерий заблуждения.

Вроде того, как был х. Насреддин судьей. И вот выступает перед ним истец. Насреддин слушает его слушает. Очень убедительно. "Ты, я думаю, прав," -- говорит он. "Да как же прав?" -- не соглашается ответчик и начинает доказывает свое. "Хм", -- поразмыслил Ходжа. -- "Ты, я думаю, тоже прав". И тут жена Насреддина отводит его в сторонку: "Послушай, я глупая женщина и ничего не понимаю. Но если двое говорят прямо противоположное, то они не могут быть одновременно оба правы". -- "Это надо же. Думаю, ты тоже права".

Но мысль Гегеля здесь та, что если противоречива сама действительность, то и отразить ее можно только через внутренне противоречивые понятия. Чтобы уяснить себе, что талдычит Гегель, нужно проследить его мысль в этом вопросе до конца.

Как на две противоположности Гегель обращает внимание на тождество и различие. Нет абсолютного тождества и нет абсолютного различия. Даже единичная вещь не тождественна сама себе, человек в юности не тот же, кем он стал в зрелости. И вместе с тем все люди, и мужчины и женщины, в чем-то друг на друга похожи, то есть в определенном смысле тождественны.

Различие доведенное до предела есть противоположность. Противоречием же оно становится тогда, когда противоположности неразрывно связаны в одном и том же предмете. Человек противостоит природе, но он же ее неотъемлемая часть. Один и тот же предмет одновременно и предмет вообще, и предмет в частности: конкретный, единичный. Любой закон природы ли, общества и идеален и реален.

Последним свойством ловко играл в своем "Капитале" Маркс. У него товар обладает одновременно и потребительской и меновой стоимостью. Рабочий, выполняя работу, занят и абстрактным и конкретным трудом и т. д.

1802 Совместно с Шеллингом Гегель начинает издавать "Критический журнал философии", в котором помещает и свои статьи. Очень важна пятая из статей Гегеля, размещенная в этом журнале.

В ней он трактует проблемы морали и нравственности. А что, это не один хрен, ни одно и то же? Что в лоб, что по лбу. Гегель пока только мычит в ответ. Полностью обсосал он эту проблему много позже.

И вот до чего он додумался. Мораль и нравственность -- это не одно и то же. Мораль -- это моральные принципы, выработанные человечеством и закрепленные в "Моральном кодексе строителя коммунизма", моисеевых заповедях, нагорной проповеди, аналектах Конфуция...

Напротив, когда нормы морали пропущены через собственное Я, через опыт и размышления, и стали не только внешними ограничителями, но и внутренним убеждением, тогда Гегель говорит о нравственности.

Следование моральным принципам рождает моральных уродов. Внешне человек соблюдает все нравственные нормы, а по сути он лицемер и сволочь, выполнение моральных законов не сопряжено у него ни с пониманием их, ни с его собственной совестью. "Не укради". А если все вокруг воруют? "Не укради все равно". А если мои дети погибают с голоду? "Один фиг, не укради, и баста".

Но если формальное следование нормам морали рождает моральных уродов, то неукоснительное следование своему нравственному долгу рождает напротив уродов нравственных. И католики, и протестанты -- все они действовали во имя своих убеждений, и шли ради них порой и на костер, а до этого похода без зазрения совести резали друг друга, и те и другие будучи убежденными в своей правоте. Особенно заметны такие нравственные уроды в переломные эпохи, когда энтузиасты с горящими глазами во имя высоких идей готовы все сокрушать вокруг и делают это с чистой совестью.

Так что мораль без нравственности плоха, да и нравственность без оглядки на мораль тоже до добра не доведет

1806 Гегель заканчивает и отдает в печать "Феноменологию духа", в которой Гегель пытается показать развитие сознания человека и человечества в ходе их всемирно-исторический процесса. Книга весьма богата содержанием и мыслями.

Одна из идей книги это мысль, что отдельный индивид проходит те же этапы развития, что и все человечество: рождение, детство, юность и старость. Допустим, древние греки породили такую науку как геометрия. То что у греков было предметом научных исследований, сегодня является школьным предметом. От геометрии человечество перешло к механике, математике; точно так же отдельный индивид изучает эти дисциплины в старших классах и на ранних курсах в университете.

Потом настает черед более серьезных наук: ядерная физика, астрофизика -- это уже зрелость человечества и занятие для зрелых умов. Эту идею дополняет мысль о совпадении развития универсума -- у Гегеля это абсолютная идея -- и процесса познания или совпадения логического и исторического

1812 Гегель выпустил первую и вторую часть главного своего труда "Наука логики", в которой он высказал много интересных философский идей. Вот есть в философии такая проблема: что есть существование и что есть действительность. Она возникла еще в античные времена и мусолится до сих пор. Внес сюда посильный вклад сюда и Гегель.

На первый взгляд проблема ни о чем. Все что есть в действительности, то и существует, а чего нет, то и не существует. Гегель посчитал, что можно здесь высказаться как-то позаковыристее. Существованием обладает все, что есть. Существует то, что существует. А вот действительно лишь то существование, которое укоренено в сущности, основано на сущности. То что существует, но не имеет сущности, то и не действительно. Или как объяснял Гегель ситуацию, когда у него не было денег: "Я существую, но я не есмь".

Пример из нашей жизни. Существуют в нашей стране классические университеты, да не только в столицах, но и в региональных центрах. Ведут набор, расположены по определенному адресу, аккредитованы по всей форме в Министерстве образования. То есть они есть, и не только по бумаге, но и по факту. А вот в действительности их нет. Потому что они не укоренены в сущности.

А какова сущность классического университета? Это университет, опирающийся на изучение классических знаний. А что такое классические знания? Это знание классиков. А кто такие классики? Это классические авторы, и чтобы не задавать еще одного вопроса, дадим сразу ответ: классические авторы -- это авторы писавшие на древнегреческом и латинском языках и исключительно в античные времена.

Штука не пустяковая. Ибо без знания антиков наука и искусства повисают в воздухе. У них нет фундамента. Приезжает, допустим, немец, говорит по-русски почти что как ты, а может и получше (я с такими много имел дела у себя в университете: родившиеся в СССР или в Германии от советских родителей, и еще не немецкие немцы, но уже и не немцы русские). Ты вставляешь в разговоре "да прорубили мы в Европу окно, как бы закрыть его". А он морщит лоб и не понимает, о чем речь. "Какое окно, кто прорубил?" Потому что Пушкин для него пустой звук, он уже учил литературу по Гете. А мы не понимаем Гете.

Те же, кто имеет классическое образование, отлично понимают друг друга, к какой бы национальности они не принадлежали. Гораций, Гомер, Марциал у них общие. Это во-первых. Но и Архимед, Платон, Эвклид у них тоже общие, ибо люди, кончавшие классический университет, сдавали и литературных и научных авторов. Поэтому Уайльд, Гюго, Гете могли понимать физику, а Пуанкаре, Ом, Максвелл не только читали стихи, но и сами пописывали их.

Это и есть классическое образование, которое дает классический университет. Хоть один наш университет, включая Московский и С-Петербургский, дает подобное образование? Да у нас не то что физики обалдуи по части лирики, а лирики по части физики. У нас два физика из разных областей говорят на разных языках. Вот и получается, что классические университеты по названию у нас существуют, а по сути нет.

1816 Выходит второй том (третья часть) "Науки логики", где Гегель продолжает разъедать ядом парадоксов одну философскую категорию за другой. Добрался он и до коренного вопроса философии: "Что есть истина"? Ну это знают все. Истина есть соответствие понятия о предмете самому предмету. Так-то оно вроде и так. А если сам предмет не соответствует понятию о себе, то будет ли понятие о нем истиной? Ась?

Что за чушь? Чушь, говорите? А вспомните-ка про классический университет. Вот вам предмет -- классический университет. У него есть адрес, аккредитация, все честь по чести. Но по сути, как мы уже где-то писали, таковым он не является. И если вы попытаетесь понять, как этот университет функционирует и поимеете правильное представление о нем, то будете ли вы обладать истиной в последней инстанции? В данном случае будет ли ваше понятие о классическом университете истиной, хотя о российском университете оно и будет правильным?

Таких примеров из жизни можно нашкрябать немало. Государство называет себя демократическим. Есть выборы, парламент, разные партии, одни из которых называются оппозиционными, другие правящими. Но если присмотреться, выборы липовые, в парламент не выбирают, а назначают, роли оппозиционеров и правящей партии заранее распределены. И устройство такого государства не являет собой тайны, но понятия о демократии, даже имея правильное о подобном государстве, вы иметь не будете.

Проблема действительности и существования незаметно подвела Гегеля к другой проблеме -- видимости и сущности. Многие историки философии даже считают это проблему центральной в философии Гегеля.

Начиная с Платона вся философия полагала, что есть внешний мир, в котором мы живем, и мир идей. Наш мир -- это царство видимостей, преходящестей. Напротив, мир идей -- это и есть подлинный мир, мир сущностей. Философия нового времени начиная с Ф. Бэкона решительно торпедировала этот взгляд. Теперь причину и следствие рассматривают в одном ряду, то есть причина -- это непосредственное воздействие одного доступного наблюдению предмета на другой.

Понятно, что противоречие между видимым и действительным движением небесных тел, взаимодействие недоступных нашим органам чувств предметов: микроорганизмов, элементарных частиц -- усложняют, но принципиально не изменяют картины мира, где причина и следствие определяются непосредственным взаимодействием предметов.

Если мы видим гром и слышим молнию -- или наоборот, честно говоря, автор немного подзапутался в этом вопросе, -- то это вовсе не видимость, под которой кроется какая-то отличная от нее суть: в данном случае электрический разряд. Это просто наши чувства недостаточно тонки, чтобы наблюдать это явление с помощью своих пяти чувств. Хотя оно вполне воспроизводимо в лабораторных условиях. Искра между двумя близко поднесенными друг к другу, но не соприкасающимися заряженными телами и треск -- вот вам и минимолния, а в мощно обставленной лаборатории и получение настоящей молнии не проблема.

Но Гегель же полагал, что мы живем в мире видимостей, а сущности скрыты от нас и не доступны нашему непосредственному наблюдению.

Честно говоря, автор и сам не до конца разобрался с этим вопросом, но Карл Маркс эту схоластическую премудрость сумел облечь в строго научные категории политэкономии. Прав он или не прав, можно и нужно еще поспорить. Но с помощью разделения сущности и явления Маркс объясняет такие вопросы, которые иначе объяснить невозможно.

На поверхности деньги, а по сути -- это капитал, на поверхности плата за труд, а по сути -- это потребление рабочей силы, на поверхности прибыль, а по сути -- это прибавочная стоимость. Или, как любит выражаться Маркс: прибыль есть инобытие прибавочной стоимости. Если этого не учитывать, невозможно понять движение капитала, невозможно понять, почему капиталист, который использует в своем производстве только роботы или наваривает с торговли или трудится в банковской сфере, где пролетариат и на порог не пускают, все равно живет с прибыли, получаемой безвозмездным присвоением прибавочной стоимости. То есть за счет эксплуатации рабочего класса, с которым он никаким боком не соприкасается