|
|
||
en.
en.
en.
en.
en.
en.
en.
en.
en.
en.I
en.Человек, слуга и истолкователь природы, столько совершает и понимает, сколько постиг в ее порядке делом или размышлением, и свыше этого он не знает и не может.
en.II
en.Ни голая рука, ни предоставленный самому себе разум не имеют большой силы. Дело совершается орудиями и вспоможениями, которые нужны разуму не меньше, чем руке. И как орудия руки дают или направляют движение, так и умственные орудия дают разуму указания или предостерегают его.
en.III
en.Знание и могущество человека совпадают, ибо незнание причины затрудняет действие. Природа побеждается только подчинением ей, и то, что в созерцании представляется причиной, в действии представляется правилом.
en.IV
en.В действии человек не может ничего другого, как только соединять и разъединять тела природы. Остальное природа совершает внутри себя.
en.V
en.Изучению природы предаются в своих делах механики, математики, врачи, алхимики и маги, но при данном положении вещей успехи слабы и попытки незначительны.
en.VI
en.Было бы безумным и в себе противоречивым ожидать, что будет сделано то, чего до сих пор никогда не было, иначе как средствами, никогда доселе не испытанными.
en.VII
en.Мы видим в книгах и в предметах многочисленные порождения ума и руки. Но все это разнообразие состоит в дальнейшем изощрении и комбинациях немногих уже известных вещей, а не в множестве аксиом[2].
en.VIII
en.Даже тем, что уже открыто, люди обязаны больше случаю и опыту, чем наукам[3]. Науки же, коими мы теперь обладаем, суть не что иное. как некое сочетание уже известного, а не способы открытия и указания новых дел.
en.IX
en.Истинная причина и корень всех зол в науках лежит в одном: в том, что мы обманчиво поражаемся силам человеческого ума, возносим их и не ищем для них истинной помощи.
en.Х
en.Тонкость природы во много раз превосходит тонкость чувств и разума, так что все эти прекрасные созерцания, размышления, толкования -- бессмысленная вещь; только нет того, кто бы это видел.
en.XI
en.Как науки, которые теперь имеются, бесполезны для новых открытий, так и логика, которая теперь имеется, бесполезна для открытия знаний.
en.XII
en.Логика, которой теперь пользуются, скорее служит укреплению и сохранению заблуждений, имеющих свое основание в общепринятых понятиях, чем отысканию истины. Поэтому она более вредна, чем полезна.
en.XIII
en.Силлогизм не приложим к принципам знаний[4], он бесплодно прилагаем к средним аксиомам, так как далеко не соответствует тонкости природы. Поэтому он подчиняет себе мнения, а не предметы.
en.XIV
en.Силлогизмы состоят из предложений, предложения из слов, а слова суть знаки понятий. Поэтому если сами понятия, составляя основу всего, спутаны и необдуманно отвлечены от вещей, то нет ничего прочного в том, что построено на них. Поэтому единственная надежда -- в истинной индукции.
en.XV
en.Ни в логике, ни в физике в понятиях нет ничего здравого. "Субстанция", "качество", "действие", "страдание", даже "бытие" не являются хорошими понятиями; еще менее того -- понятия: "тяжелое", "легкое", "густое", "разреженное", "влажное", "сухое", "порождение", "разложение", "притяжение", "отталкивание", "элемент", "материя", "форма" и прочие такого же рода. Все они вымышлены и плохо определены.
en.XVI
en.Понятия низших видов -- "человек", "собака", "голубь" -- и непосредственных восприятии чувства -- "жар", "холод", "белое", "черное" --не обманывают нас явно, но и они иногда становятся смутными из-за текучести материи и смешения вещей. Остальные же понятия, которыми люди до сих пор пользуются, суть уклонения, должным методом не отвлеченные от вещей и не выведенные из них.
en.XVII
en.Уклонений и произвола не меньше в построении аксиом, чем в образовании понятий, даже и в тех началах, которые зависят от простой индукции, и еще больше этого в аксиомах и в низших предложениях, которые выводятся посредством силлогизма.
en.XVIII
en.То, что до сих пор открыто науками, почти целиком относится к области обычных понятий. Для того чтобы проникнуть в глубь и в даль природы, необходимо более верным и осторожным путем отвлекать от вещей как понятия, так и аксиомы и вообще необходима лучшая и более надежная работа разума.
en.XIX
en.Два пути существуют и могут существовать для отыскания и открытия истины. Один воспаряет от ощущений и частностей к наиболее общим аксиомам и, идя от этих оснований и их непоколебимой истинности, обсуждает и открывает средние аксиомы. Этим путем и пользуются ныне. Другой же путь: выводит аксиомы из ощущений и частностей, поднимаясь непрерывно и постепенно, пока наконец не приходит к наиболее общим аксиомам. Это путь истинный, но не испытанный.
en.XX
en.Разум, предоставленный самому себе, вступает на тот же путь, на какой ведут правила диалектики, а именно на первый. Ибо дух стремится подняться к наиболее общему, чтобы там успокоиться, и слишком скоро начинает пренебрегать опытом. Но это зло еще увеличила диалектика своими пышными диспутами.
en.XXI
en.Разум, предоставленный самому себе, если это ум трезвый, терпеливый и упорный (особенно, если ему не мешают усвоенные ранее учения), пытается отчасти идти по второму, истинному пути, но с малым успехом, Ибо разум, если им не управляют и не помогают ему, бессилен и вовсе не способен преодолеть темноту вещей.
en.XXII
en.Оба эти пути исходят из ощущений и частностей и завершаются в высших общностях. Но различие их неизмеримо. Ибо один лишь бегло касается опыта и частностей, другой надлежащим образом задерживается на них.
en.Один сразу же устанавливает некие общности, абстрактные и бесполезные, другой постепенно поднимается к тому. что действительно более сообразно природе.
en.XXIII
en.Немалое различие существует между идолами человеческого ума и идеями божественного разума, т. е. между пустыми мнениями и истинными признаками и подлинными чертами созданий природы, каковыми они открываются.
en.XXIV
en.Никоим образом не может быть, чтобы аксиомы, установленные рассуждением, имели силу для открытия новых дел, ибо тонкость природы во много раз превосходит тонкость рассуждений. Но аксиомы, отвлеченные должным образом из частностей, в свою очередь легко указывают и определяют новые частности и таким путем делают науки действенными.
en.XXV
en.Аксиомы, которыми ныне пользуются, проистекают из скудного и простого опыта и немногих частностей, которые обычно встречаются, и почти соответствуют этим фактам и их объему. Поэтому нечего удивляться, если эти аксиомы не ведут к новым частностям. Если же, паче чаяния, открывается пример, который ранее не был известен, аксиому спасают посредством какой-либо прихотливой дистинкции, между тем как истиннее было бы исправить самое аксиому.
en.XXVI
en.Познание, которое мы обычно применяем в изучении природы, мы будем для целей обучения называть предвосхищением природы, потому что оно поспешно и незрело. Познание же, которое должным образом извлекаем из вещей, мы будем называть истолкованием природы.
en.XXVII
en.Предвосхищения составляют достаточно твердое основание для согласия. Ведь если люди станут безумствовать по одному образу и форме, они достаточно хорошо могут прийти к согласию между собой.
en.XXVIII
en.Для достижения согласия предвосхищения даже много сильнее, чем истолкования, ибо, почерпнутые из немногих примеров, и притом из тех, которые чаще всего встречаются, они тотчас захватывают разум и наполняют фантазию, тогда как истолкования, почерпнутые из разнообразных и далеко рассеянных вещей, напротив, не могут сразу пронизать наш разум. Поэтому они для общего мнения должны казаться странными и непонятными, как бы подобными таинствам веры.
en.XXIX
en.Пользование предвосхищениями и диалектикой уместно в науках, основанных на мнениях и воззрениях, ибо их дело достигнуть согласия, а не знания вещей.
en.XXX
en.Если бы даже гении всех времен сошлись и объединили свои усилия, то и тогда с помощью предвосхищений они все же не могли бы повести науки далеко вперед, ибо коренные ошибки, сделанные при первых усилиях ума, не излечиваются превосходством последующих действий и лекарств.
en.XXXI
en.Тщетно ожидать большого прибавления в знаниях от введения и прививки нового к старому. Должно быть совершено обновление до последних основ, если мы не хотим вечно вращаться в круге с самым ничтожным движением вперед.
en.XXXII
en.Честь старых, да и всех вообще авторов остается нерушимой, ибо производится сравнение не умственных способностей или дарований, а путей познания. Я же исполняю не дело судьи, а дело указующего.
en.XXXIII
en.Нельзя (скажем это открыто) из предвосхищений (т. е. из оснований, коими обычно пользуются) вывести правильное суждение о нашем пути и о том, что этим путем найдено. Ибо не должно прибегать к суду того, чти само подлежит суду.
en.XXXIV
en.Нелегко найти способ для объяснения и передачи того. что мы предлагаем. Ибо то, что само по себе ново, будет понято только по аналогии со старым.
en.XXXV
en.Борджиа сказал о походе французов в Италию, что они пришли с мелом в руках, чтобы отмечать себе пристанища, а не с оружием, чтобы силой проложить себе дорогу[5]. Таков и наш способ: пусть наше учение постепенно проникает в души, способные и готовые его принять. Споры неуместны там, где мы расходимся в началах, в самих понятиях и даже в формах доказательств.
en.XXXVI
en.Нам остается единственный и простой путь передачи. Мы должны привести людей к самим частностям, к их рядам и сочетаниям. Пусть люди на время прикажут себе отречься от своих понятий и пусть начнут свыкаться с самими вещами.
en.XXXVII
en.Рассуждения тех, кто проповедовал акаталепсию, и наш путь в истоках своих некоторым образом соответствуют друг другу. Однако в завершении они бесконечно расходятся и противополагаются одно другому. Те просто утверждают, что ничто не может быть полезно. Мы же утверждаем, что в природе тем путем, которым ныне пользуются, немногое может быть познано. Те в дальнейшем рушат достоверность разума и чувств, мы же отыскиваем и доставляем им средства помощи.
en.XXXVIII
en.Идолы и ложные понятия, которые уже пленили человеческий разум и глубоко в нем укрепились, так владеют умом людей, что затрудняют вход истине, но, если даже вход ей будет дозволен и предоставлен, они снова преградят путь при самом обновлении наук и будут ему препятствовать, если только люди, предостереженные, не вооружатся против них, насколько возможно.
en.XXXIX
en.Есть четыре вида идолов, которые осаждают умы людей[6]. Для того чтобы изучать их, дадим им имена. Назовем первый вид идолами рода, второй -- идолами пещеры, третий -- идолами площади и четвертый -- идолами театра.
en.XL
en.Построение понятий и аксиом через истинную индукцию есть, несомненно, подлинное средство для того, чтобы подавить и изгнать идолы. Но и указание идолов весьма полезно. Учение об идолах представляет собой то же для истолкования природы, что и учение об опровержении софизмов -- для общепринятой диалектики.
en.XLI
en.Идолы рода находят основание в самой природе человека, в племени или самом роде людей, ибо ложно утверждать. что чувства человека есть мера вещей[7]. Наоборот, все восприятия как чувства, так и ума покоятся на аналогии человека, а не на аналогии мира. Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде.
en.XLII
en.Идолы пещеры суть заблуждения отдельного человека[8]. Ведь у каждого помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая пещера, которая ослабляет и искажает свет природы. Происходит это или от особых прирожденных свойств каждого, или от воспитания и бесед с другими, или от чтения книг и от авторитетов, перед какими кто преклоняется, или вследствие разницы во впечатлениях, зависящей от того, получают ли их души предвзятые и предрасположенные или же души хладнокровные и спокойные, или по другим причинам. Так что дух человека, смотря по тому, как он расположен у отдельных людей, есть вещь переменчивая, неустойчивая и как бы случайная. Вот почему Гераклит правильно сказал, что люди ищут знаний в малых мирах, а не в большом или общем мире.
en.XLIII
en.Существуют еще идолы, которые происходят как бы в силу взаимной связанности и сообщества людей. Эти идолы мы называем, имея в виду порождающее их общение и сотоварищество людей, идолами площади. Люди объединяются речью. Слова же устанавливаются сообразно разумению толпы. Поэтому плохое и нелепое установление слов удивительным образом осаждает разум. Определения и разъяснения, которыми привыкли вооружаться и охранять себя ученые люди, никоим образом не помогают делу. Слова прямо насилуют разум, смешивают все и ведут людей к пустым и бесчисленным спорам и толкованиям.
en.XLIV
en.Существуют, наконец, идолы, которые вселились в души людей из разных догматов философии, а также из превратных законов доказательств. Их мы называем идолами театра, ибо мы считаем, что, сколько есть принятых или изобретенных философских систем, столько поставлено и сыграно комедий, представляющих вымышленные и искусственные миры. Мы говорим это не только о философских системах, которые существуют сейчас или существовали некогда, так как сказки такого рода могли бы быть сложены и составлены во множестве; ведь вообще у весьма различных ошибок бывают почти одни и те же причины. При этом мы разумеем здесь не только общие философские учения, но и многочисленные начала и аксиомы наук, которые получили силу вследствие предания, веры и беззаботности.
en.Однако о каждом из этих родов идолов следует более подробно и определенно сказать в отдельности, дабы предостеречь разум человека.
en.XLV
en.Человеческий разум в силу своей склонности легко предполагает в вещах больше порядка и единообразия, чем их находит. И в то время как многое в природе единично и совершенно не имеет себе подобия, он придумывает параллели, соответствия и отношения, которых нет. Отсюда толки о том, что в небесах все движется по совершенным кругам. Спирали же и драконы[9] совершенно отвергнуты, если не считать названий. Отсюда вводится элемент огня со своим кругом для того, чтобы составить четырехугольник вместе с остальными тремя элементами, которые доступны чувству[10]. Произвольно вкладывается в то, что зовется элементами, мера пропорции один к десяти для определения степени разреженности и тому подобные бредни[11]. Эти бесполезные утверждения имеют место не только в философских учениях, но и в простых понятиях.
en.XLVI
en.Разум человека все привлекает для поддержки и согласия с тем, что он однажды принял, -- потому ли, что это предмет общей веры, или потому, что это ему нравится. Каковы бы ни были сила и число фактов, свидетельствующих о противном, разум или не замечает их, или пренебрегает ими, или отводит и отвергает их посредством различений с большим и пагубным предубеждением, чтобы достоверность тех прежних заключений осталась ненарушенной. И потому правильно ответил тот, который, когда ему показали выставленные в храме изображения спасшихся от кораблекрушения принесением обета и при этом добивались ответа, признает ли теперь он могущество богов, спросил в свою очередь: "А где изображения тех, кто погиб, после того как принес обет?"[12]. Таково основание почти всех суеверий -- в астрологии, в сновидениях, в поверьях, в предсказаниях и тому подобном. Люди, услаждающие себя подобного рода суетой, отмечают то событие, которое исполнилось, и без внимания проходят мимо того, которое обмануло, хотя последнее бывает гораздо чаще. Еще глубже проникает это зло в философию и в науки. В них то, что раз признано, заражает и подчиняет себе остальное, хотя бы последнее было значительно лучше и тверже. Помимо того, если бы даже и не имели места эти указанные нами пристрастность и суетность, все же уму человеческому постоянно свойственно заблуждение, что он более поддается положительным доводам, чем отрицательным, тогда как по справедливости он должен был бы одинаково относиться к тем и другим; даже более того, в построении всех истинных аксиом большая сила у отрицательного довода.
en.XLVII
en.На разум человеческий больше всего действует то, что сразу и внезапно может его поразить; именно это обыкновенно возбуждает и заполняет воображение. Остальное же он незаметным образом преобразует, представляя его себе таким же, как и то немногое, что владеет его умом. Обращаться же к далеким и разнородным доводам, посредством которых аксиомы испытываются, как бы на огне, ум вообще не склонен и не способен, пока этого не предпишут ему суровые законы и сильная власть.
en.XLVIII
en.Жаден разум человеческий. Он не может ни остановиться, ни пребывать в покое, а порывается все дальше. Но тщетно! Поэтому мысль не в состоянии охватить предел и конец мира, но всегда как бы по необходимости представляет что-либо существующим еще далее. Невозможно также мыслить, как вечность дошла до сегодняшнего дня. Ибо обычное мнение, различающее бесконечность в прошлом и бесконечность в будущем, никоим образом несостоятельно, так как отсюда следовало бы, что одна бесконечность больше другой и что бесконечность сокращается и склоняется к конечному. Из того же бессилия мысли проистекает ухищрение о постоянно делимых линиях[13]. Это бессилие ума ведет к гораздо более вредным результатам в раскрытии причин, ибо, хотя наиболее общие начала в природе должны существовать так, как они были найдены, и в действительности не имеют причин, все же ум человеческий, не зная покоя, и здесь ищет более известного, И вот, стремясь к тому, что дальше, он возвращается к тому, что ближе к нему, а именно к конечным причинам, которые имеют своим источником скорее природу человека, нежели природу Вселенной, и, исходя из этого источника, удивительным образом исказили философию. Но легковесно и невежественно философствует тот, кто ищет причины для всеобщего, равно как и тот, кто не ищет причин низших и подчиненных.
en.XLIX
en.Человеческий разум не сухой свет, его окропляют воля и страсти, а это порождает в науке желательное каждому[14]. Человек скорее верит в истинность того, что предпочитает. Он отвергает трудное -- потому что нет терпения продолжать исследование; трезвое -- ибо оно неволит надежду; высшее в природе -- из-за суеверия; свет опыта -- из-за надменности и презрения к нему, чтобы не оказалось, что ум погружается в низменное и непрочное; парадоксы -- из-за общепринятого мнения. Бесконечным числом способов, иногда незаметных, страсти пятнают и портят разум.
en.L
en.Но в наибольшей степени запутанность и заблуждения человеческого ума происходят от косности, несоответствия и обмана чувств, ибо то, что возбуждает чувства, предпочитается тому, что сразу чувств не возбуждает, хотя бы это последнее и было лучше. Поэтому созерцание прекращается, когда прекращается взгляд, так что наблюдение невидимых вещей оказывается недостаточным или отсутствует вовсе. Поэтому все движение духов, заключенных в осязаемых телах, остается скрытым и недоступным людям[15]. Подобным же образом остаются скрытыми более тонкие превращения в частях твердых тел -- то, что принято обычно называть изменением, тогда как это на самом деле перемещение мельчайших частиц. Между тем без исследования и выяснения этих двух вещей, о которых мы сказали, нельзя достигнуть ничего значительного в природе в практическом отношении. Далее, и сама природа воздуха и всех тел, которые превосходят воздух тонкостью (а их много), почти неизвестна. Чувство само по себе слабо и заблуждается, и немногого стоят орудия, предназначенные для усиления и обострения чувств. Всего вернее истолкование природы достигается посредством наблюдений в соответствующих, целесообразно поставленных опытах. Здесь чувство судит только об опыте, опыт же -- о природе и о самой вещи.
en.LI
en.Человеческий ум по природе своей устремлен на абстрактное и текучее мыслит как постоянное. Но лучше рассекать природу на части, чем абстрагироваться. Это и делала школа Демокрита, которая глубже, чем другие, проникла в природу. Следует больше изучать материю, ее внутреннее состояние и изменение состояния, чистое действие и закон действия или движения[16], ибо формы суть выдумки человеческой души, если только не называть формами эти законы действия.
en.LII
en.Таковы те идолы, которых мы называем идолами рода. Они происходят или из единообразия субстанции человеческого духа, или из его предвзятости, или из его ограниченности, или из неустанного его движения, или из внушения страстей, или из неспособности чувств, или из способа восприятия.
en.LIII
en.Идолы пещеры происходят из присущих каждому свойств как души, так и тела, а также из воспитания, из привычек и случайностей. Хотя этот род идолов разнообразен и многочислен, все же укажем на те из них, которые требуют больше всего осторожности и больше всего способны совращать и загрязнять ум.
en.LIV
en.Люди любят или те частные науки и теории, авторами и изобретателями которых они считают себя, или те, в которые они вложили больше всего труда и к которым они больше всего привыкли. Если люди такого рода посвящают себя философии и общим теориям, то под воздействием своих предшествующих замыслов они искажают и портят их. Это больше всего заметно у Аристотеля, который свою натуральную философию совершенно предал своей логике и тем сделал ее сутяжной и почти бесполезной. Химики также на немногих опытах в лаборатории основали свою фантастическую и малопригодную философию. Более того, Гильберт после усердных упражнений в изучении магнита тотчас придумал философию, соответствующую тому, что составляло для него преобладающий интерес.
en.LV
en.Самое большое и как бы коренное различие умов в отношении философии и наук состоит в следующем. Одни умы более сильны и пригодны для того, чтобы замечать различия в вещах, другие -- для того, чтобы замечать сходство вещей. Твердые и острые умы могут сосредоточить свои размышления, задерживаясь и останавливаясь на каждой тонкости различий. А умы возвышенные и подвижные распознают и сопоставляют тончайшие вездеприсущие подобия вещей. Но и те и другие умы легко заходят слишком далеко в погоне либо за подразделениями вещей, либо за тенями.
en.LVI
en.Одни умы склонны к почитанию древности, другие увлечены любовью к новизне. Но немногие могут соблюсти такую меру, чтобы и не отбрасывать то, что справедливо установлено древними, и не пренебречь тем, что верно предложено новыми. Это наносит большой ущерб философии и наукам, ибо это скорее следствие увлечения древним и новым, а не суждения о них. Истину же надо искать не в удачливости какого-либо времени, которая непостоянна, а в свете опыта природы, который вечен.
en.Поэтому нужно отказаться от этих устремлений и смотреть за тем, как бы они не подчинили себе ум.
en.LVII
en.Созерцания природы и тел в их простоте размельчают и расслабляют разум; созерцания же природы и тел в их сложности и конфигурации оглушают и парализуют разум. Это более всего заметно в школе Левкиппа и Демокрита, если поставить ее рядом с учениями других философов. Ибо эта школа так погружена в части вещей, что пренебрегает их построением; другие же так воодушевлены созерцанием строения вещей, что не проникают в простоту природы. Поэтому эти созерцания должны чередоваться и сменять друг друга с тем, чтобы разум сделался одновременно проницательным и восприимчивым и чтобы избежать указанных нами опасностей и тех идолов, которые из них проистекают.
en.LVIII
en.Осмотрительность в созерцаниях должна быть такова, чтобы не допустить и изгнать идолы пещеры, кои преимущественно происходят либо из господства прошлого опыта, либо от избытка сопоставления и разделения, либо из склонности к временному, либо из обширности и ничтожности объектов. Вообще пусть каждый созерцающий природу вещей считает сомнительным то, что особенно сильно захватило и пленило его разум. Необходима большая предосторожность в случаях такого предпочтения, чтобы разум остался уравновешенным и чистым.
en.LIX
en.Но тягостнее всех идолы площади, которые проникают в разум вместе со словами и именами. Люди верят, что их разум повелевает словами. Но бывает и так, что слова обращают свою силу против разума. Это сделало науки и философию софистическими и бездейственными. Большая же часть слов имеет своим источником обычное мнение и разделяет вещи в границах, наиболее очевидных для разума толпы. Когда же более острый разум и более прилежное наблюдение хотят пересмотреть эти границы, чтобы они более соответствовали природе, слова становятся помехой. Отсюда и получается, что громкие и торжественные диспуты ученых часто превращаются в споры относительно слов и имен, а благоразумнее было бы (согласно обычаю и мудрости математиков) с них и начать для того, чтобы посредством определений привести их в порядок. Однако и такие определения вещей, природных и материальных, не могут исцелить этот недуг, ибо и сами определения состоят из слов, а слова рождают слова, так что было бы необходимо дойти до частных примеров, их рядов и порядка, как я скоро и скажу, когда перейду к способу и пути установления понятий и аксиом.
en.LX
en.Идолы, которые навязываются разуму словами, бывают двух родов. Одни -- имена несуществующих вещей (ведь подобно тому как бывают вещи, у которых нет имени, потому что их не замечают, так бывают и имена, за которыми нет вещей, ибо они выражают вымысел); другие -- имена существующих вещей, но неясные, плохо определенные и необдуманно и необъективно отвлеченные от вещей. Имена первого рода: "судьба", "перводвигатель", "круги планет", "элемент огня" и другие выдумки такого же рода, которые проистекают из пустых и ложных теорий. Этот род идолов отбрасывается легче, ибо для их искоренения достаточно постоянного опровержения и устаревания теорий.
en.Но другой род сложен и глубоко укоренился. Это тот, который происходит из плохих и неумелых абстракций. Для примера возьмем какое-либо слово -- хотя бы "влажность" -- и посмотрим, согласуются ли между собой различные случаи, обозначаемые этим словом. Окажется, что слово "влажность" есть не что иное, как смутное обозначение различных действий, которые не допускают никакого объединения или сведения. Оно обозначает и то, что легко распространяется вокруг другого тела; и то, что само по себе не имеет устойчивости; и то, что движется во все стороны; и то, что легко разделяется и рассеивается; и то, что легко соединяется и собирается; и то, что легко течет и приходит в движение; и то, что легко примыкает к другим телам и их увлажняет; и то, что легко обращается в жидкое или тает, если перед тем пребывало твердым. Поэтому, если возникает вопрос о применимости этого слова, то, взяв одно определение, получаем, что пламя влажно, а взяв другое -- что воздух не влажен. При одном -- мелкая пыль влажна, при другом -- стекло влажно. И так становится вполне ясным, что это понятие необдуманно отвлечено только от воды и от обычных жидкостей без какой бы то ни было должной проверки.
en.Тем не менее в словах имеют место различные степени негодности и ошибочности. Менее порочен ряд названий субстанций, особенно низшего вида и хорошо очерченных (так, понятия "мел", "глина" хороши, а понятие "земля" дурно); более порочный род -- такие действия, как производить, портить, изменять; наиболее порочный род -- такие качества (исключая непосредственные восприятия чувств), как тяжелое, легкое, тонкое, густое и т. д. Впрочем, в каждом роде одни понятия по необходимости должны быть немного лучше других, смотря по тому, как воспринимается человеческими чувствами множество вещей.
en.LXI
en.Идолы театра не врождены и не проникают в разум тайно, а открыто передаются и воспринимаются из вымышленных теорий и из превратных законов доказательств. Однако попытка опровергнуть их решительно не соответствовала бы тому, что сказано нами. Ведь если мы не согласны ни относительно оснований, ни относительно доказательств, то невозможны никакие доводы к лучшему. Честь древних остается незатронутой, у них ничего не отнимается, потому что вопрос касается только пути. Как говорится, хромой, идущий по дороге, опережает того, кто бежит без дороги. Очевидно и то, что, чем более ловок и быстр бегущий по бездорожью, тем больше будут его блуждания.
en.Наш же путь открытия наук таков, что он немногое оставляет остроте и силе дарований, но почти уравнивает их. Подобно тому как для проведения прямой линии или описания совершенного круга много значат твердость, умелость и испытанность руки, если действовать только рукой, -- мало или совсем ничего не значит, если пользоваться циркулем и линейкой. Так обстоит и с нашим методом. Однако, хотя отдельные опровержения здесь не нужны, надо кое-что сказать о видах и классах этого рода теорий. Затем также и о внешних признаках их слабости и, наконец, о причинах такого злосчастного долгого и всеобщего согласия в заблуждении, чтобы приближение к истине было менее трудным и чтобы человеческий разум охотнее очистился и отверг идолы.
en.LXII
en.Идолы театра или теорий многочисленны, и их может быть еще больше, и когда-нибудь их, возможно, и будет больше. Если бы в течение многих веков умы людей не были заняты религией и теологией и если бы гражданские власти, особенно монархические, не противостояли такого рода новшествам, пусть даже умозрительным, и, обращаясь к этим новшествам, люди не навлекали на себя опасность и не несли ущерба в своем благосостоянии, не только не получая наград, но еще и подвергаясь презрению и недоброжелательству, то, без сомнения, были бы введены еще многие философские и теоретические школы, подобные тем, которые некогда в большом разнообразии процветали у греков. Подобно тому как могут быть измышлены многие предположения относительно явлений небесного эфира, точно так же и в еще большей степени могут быть образованы и построены разнообразные догматы относительно феноменов философии. Вымыслам этого театра свойственно то же, что бывает и в театрах поэтов, где рассказы, придуманные для сцены, более слажены и красивы и скорее способны удовлетворить желания каждого, нежели правдивые рассказы из истории.
en.Содержание же философии вообще образуется путем выведения многого из немногого или немногого из многого, так что в обоих случаях философия утверждается на слишком узкой основе опыта и естественной истории и выносит решения из меньшего, чем следует. Так, философы рационалистического толка выхватывают из опыта разнообразные и тривиальные факты, не познав их точно, не изучив и не взвесив прилежно. Все остальное они возлагают на размышления и деятельность ума.
en.Есть ряд других философов, которые, усердно и тщательно потрудившись над немногими опытами, отважились вымышлять и выводить из них свою философию, удивительным образом извращая и толкуя все остальное применительно к ней.
en.Существует и третий род философов, которые под влиянием веры и почитания примешивают к философии богословие и предания. Суетность некоторых из них дошла до того, что они выводят науки от духов и гениев. Таким образом, корень заблуждений ложной философии троякий: софистика, эмпирика и суеверие.
en.LXIII
en.Наиболее заметный пример первого рода являет Аристотель, который своей диалектикой испортил естественную философию, так как построил мир из категорий и приписал человеческой душе, благороднейшей субстанции, род устремления второго порядка[17]; действие плотности и разреженности, посредством которых тела получают большие и меньшие размеры или протяженность, он определил безжизненным различием акта и потенции; он утверждал, что каждое тело имеет свое собственное единственное движение, если же тело участвует в другом движении, то источник этого движения находится в другом теле; и неисчислимо много другого приписал природе по своему произволу. Он всегда больше заботился о том, чтобы иметь на все ответ и словами высказать что-либо положительное, чем о внутренней истине вещей. Это обнаруживается наилучшим образом при сравнении его философии с другими философиями, которые славились у греков. Действительно, гомеомерии -- у Анаксагора, атомы -- у Левкиппа и Демокрита, земля и небо -- у Парменида, раздор и дружба -- у Эмпедокла, разрежение тел в безразличной природе огня и возвращение их к плотному состоянию -- у Гераклита -- все это имеет в себе что-либо от естественной философии, напоминает о природе вещей, об опыте, о телах. В физике же Аристотеля нет ничего другого, кроме звучания диалектических слов. В своей метафизике он это вновь повторил под более торжественным названием, будто бы желая разбирать вещи, а не слова. Пусть не смутит кого-либо то, что и его книгах "О животных", "Проблемы" и в других его трактатах часто встречается обращение к опыту. Ибо его решение принято заранее, и он не обратился к опыту, как должно, для установления своих мнений и аксиом; но, напротив, произвольно установив свои утверждения, он притягивает к своим мнениям искаженный опыт, как пленника. Так что в этом отношении его следует обвинить больше, чем его новых последователей (род схоластических философов), которые вовсе отказывались от опыта.
en.LXIV
en.Эмпирическая школа философов выводит еще более нелепые и невежественные суждения, чем школа софистов или рационалистов, потому что эти суждения основаны не на свете обычных понятий (кои хотя и слабы, и поверхностны, но все же некоторым образом всеобщи и относятся ко многому), но на узости и смутности немногих опытов. И вот, такая философия кажется вероятной и почти несомненной тем, кто ежедневно занимается такого рода опытами и развращает ими свое воображение; всем же остальным она кажется невероятной и пустой. Яркий пример этого являют химики и их учения. У других это вряд ли встречается теперь, разве только в философии Гильберта. Но пренебречь предосторожностью против такого рода философий не следует. Ибо я уже предчувствую и предсказываю, что если люди, побужденные нашими указаниями и распростившись с софистическими учениями, серьезно займутся опытом, то тогда, вследствие преждевременной и торопливой горячности разума и его стремления вознестись к общему и к началам вещей, возможно, возникнет большая опасность от философий этого рода. Это зло мы должны предупредить уже теперь.
en.LXV
en.Извращение философии, вызываемое примесью суеверия или теологии, идет еще дальше и приносит величайшее зло философиям в целом и их частям. Ведь человеческий разум не менее подвержен впечатлениям от вымысла, чем впечатлениям от обычных понятий, философия сутяжная и софистическая запутывает разум, другая же философия, полная вымыслов и как бы поэтическая, больше льстит ему. Ибо в людях не меньше честолюбия разума, чем честолюбия воли, особенно в глубоких и возвышенных дарованиях.
en.Яркий пример этого рода мы видим у греков, в особенности у Пифагора; но у него философия смешана с грубым и обременительным суеверием. Тоньше и опаснее это изложено у Платона и у его школы. Встречается оно и в некоторых разделах других философий -- там, где вводятся абстрактные формы, конечные причины, первые причины, где очень часто опускаются средние причины, и т п. Этого надо как можно больше остерегаться. Апофеоз заблуждений есть злейшее дело, и поклонение суетному равносильно чуме разума. Однако, погрузившись в эту суету, некоторые из новых философов[18] с величайшим легкомыслием дошли до того, что попытались основать естественную философию на первой главе книги Бытия, на книге Иова и на других священных писаниях. Они ищут мертвое среди живого. Эту суетность надо тем более сдерживать и подавлять, что из безрассудного смешения божественного и человеческого выводится не только фантастическая философия, но и еретическая религия. Поэтому спасительно будет, если трезвый ум отдаст вере лишь то, что ей принадлежит.
en.LXVI
en.Уже достаточно сказано о сомнительных достоинствах философий, основанных либо на обычных понятиях, либо на немногочисленных опытах, либо на суеверии. Пора сказать и о порочности предмета умозрений, особенно в естественной философии. Ибо разум человеческий заражается созерцанием того, что совершается в механических искусствах, где тела чаще всего изменяются путем соединения или разделения, и предполагает, будто нечто подобное совершается во всеобщей природе вещей. Отсюда возникла выдумка об элементах и их соединении для образования естественных тел[19]. С другой стороны, если человек созерцает природу в ее свободном состоянии, он встречается с видами вещей, животных, растений, минералов. Отсюда он легко склоняется к заключению, что в природе существуют какие-то первичные формы вещей, которые природа стремится воспроизвести, и что остальное разнообразие вещей происходит из-за препятствий и отклонений, возникающих в процессе творчества природы, или из-за столкновений различных видов и из пересаживания одного вида в другой. Первое соображение породило у нас идею о первичных элементарных качествах, второе -- о скрытых свойствах и специфических способностях[20]. И то и другое относится к роду пустых умствований, в которых душа успокаивается и отступается от более твердого знания. Медики, однако, дали нечто лучшее, говоря о вторичных качествах и действиях вещей: притяжении, отталкивании, разрежении, сгущении, расширении, сжатии, раздроблении, созревании и т. и. Они преуспели бы больше, если бы двумя вымыслами (о которых я уже говорил) -- элементарных качеств и специфических способностей -- не портили того, что было ими намечено правильно относительно вторичных качеств, сведением последних к первичным качествам и их тонким неизмеримым смешениям и если бы еще более усердным наблюдением довели их до качеств третьей и четвертой степени, вместо того чтобы преждевременно обрывать исследование. Подобные же качества (я не говорю те же самые) нужно искать не только в способах врачевания человеческого тела, но и в изменениях других тел природы.
en.Еще большее зло исходит из того, что созерцаются и исследуются покоящиеся основания вещей, из которых -- а не движущие, посредством которых -- происходят вещи. Ибо там речь идет о словах, здесь -- о действиях. Ничего не стоят те обычные различения движения, которые известны в общепринятой естественной философии: возникновение, уничтожение, увеличение, уменьшение, изменение и перемещение. В самом деле они означают следующее. Если тело не изменяется ни в чем другом, но сдвинуто с места, то это перемещение. Если оно остается на своем месте и в своем виде, но меняет состояние, то это изменение. Если же при изменении сама масса и количество тела не остаются теми же, то это движение увеличения или уменьшения. Если же тела меняются настолько, что меняется самый вид их и сущность и они переходят в другие тела, то это есть возникновение и уничтожение. Но все это слишком упрощенно и никоим образом не проникает в природу, ибо это только меры и периоды, а не виды движения. Они показывают лишь насколько, а не каким образом или из какого источника. Они ничего не указывают ни в отношении устремления тел, ни в отношении продвижения их частей, а только, когда движение представляет чувству вещь резко иной, чем она была, устанавливают свои разграничения. А когда эти философы хотят объявить что-либо о причинах движений и на основании этого установить их разделение, они с величайшей беспечностью вводят различие между естественным и насильственным движением[21]. Это различие также всецело относится к вульгарным представлениям, потому что всякое насильственное движение есть также естественная вещь: внешнее действие заставляет природу вещи действовать иным образом, нежели раньше.
en.Но если бы кто-нибудь, отбросив все это, заметил, например, что в телах есть стремление ко взаимному соприкосновению, которое не допускает разрыва и разобщения единства природы и образования пустоты; или сказал бы, что в телах есть стремление к возвращению в свои естественные размеры и протяжения, так что при сжатии или расширении они готовы тотчас возвратиться в свой прежний объем и протяженность; или сказал бы, что в телах есть стремление к соединению с массой той же природы, а именно в плотных -- к соединению с земным шаром, в тонких и разреженных -- с окружностью неба, то указал бы на движение физического рода. А те, перечисленные выше, движения являются только логическими и схоластическими, как это и становится очевидным из этого сравнения.
en.Не меньшее зло состоит и в том, что в философии и размышлениях своих они направляют усилия на исследование начал вещей и последних оснований природы, в то время как вся польза и практическая действенность заключается в средних аксиомах. Отсюда и получается, что люди продолжают абстрагироваться от природы до тех пор, пока не приходят к потенциальной, бесформенной материи; и не перестают рассекать природу до тех пор, пока не дойдут до атома. И если бы даже они были истинны, то немногим могли бы содействовать благосостоянию людей.
en.
en.LXVII
en.Надо также предостеречь разум против той неумеренности, с которой философы выражают свое согласие или несогласие с чем-либо. Ибо такого рода неумеренность явно укрепляет идолы и как бы их увековечивает, так что не остается и доступа для их ниспровержения.
en.Существуют две ошибочные крайности. В одну впадают те, которые легко приходят к окончательным утверждениям и делают науки докторальными и догматическими. В другую -- те, кто ввел акаталепсию и смутные, расплывчатые умозрения. Ошибка первого рода подавляет разум, ошибка второго рода ослабляет его. Так философия Аристотеля уничтожила полемическими опровержениями остальные философии, наподобие того как поступают оттоманские султаны со своими братьями[22], и обо всем вынесла решение. Она сама заново ставит вопросы, по своему усмотрению разрешает их, так что все оказывается несомненным и определенным. Это сохраняет силу и находит применение и у ее последователей.
en.Школа Платона ввела акаталепсию сначала как бы для забавы и насмешки, из ненависти к древним софистам -- Протагору, Гиппию и остальным, которые больше всего боялись показаться сомневающимися в чем-либо. Новая же Академия возвела акаталепсию в догму и открыто провозгласила ее. Хотя это более достойно, нежели выносить произвольные решения, ибо они сами про себя говорили, что в отличие от Пиррона и ефектиков[23] они не отвергают исследование, а следуют за тем, что представляется вероятным, правда не считая ничего истинным, все же человеческая душа, раз она отчаялась найти истину, становится менее деятельной. Отсюда получается, что люди более склонны к занимательным спорам и разговорам и к блужданию от одной вещи к другой, чем к строгому исследованию. Но, как мы уже вначале сказали и постоянно говорим, не следует лишать значения человеческий разум и чувства, как бы слабы они ни были, но следует оказывать им помощь.
en.LXVIII
en.Итак, об отдельных видах идолов и об их проявлениях мы уже сказали. Все они должны быть отвергнуты и отброшены твердым и торжественным решением, и разум должен быть совершенно освобожден и очищен от них. Пусть вход в царство человека, основанное на науках, будет почти таким же, как вход в царство небесное, "куда никому не дано войти, не уподобившись детям".
en.LXIX
en.Порочные же доказательства суть как бы защита и прикрытие идолов. Те доказательства, которые мы имеем в диалектике, сводятся почти целиком к тому, что отдают и подчиняют мир человеческим умствованиям, а эти умствования словам. Между тем доказательства по силе своей сами суть философии и знания. Ибо, каковы они -- правильно или плохо построены, таковы и философия, и созерцания, которые за ними следуют. Ложны и невежественны те доказательства, которыми мы пользуемся на том общем пути, что ведет от вещей и чувств к аксиомам и заключениям. Этот путь состоит из четырех частей и имеет столько же пороков. Во-первых, порочны впечатления самого чувства, ибо чувство и сбивает с толку и вводит в заблуждение. Поэтому должно исправить то, что вводит в заблуждение, и упредить то, что сбивает с толку. Во-вторых, понятия плохо отвлечены от впечатлений чувств, неопределенны и спутанны, тогда как должны быть определенными и хорошо разграниченными. В-третьих, плоха та индукция, которая заключает об основах наук посредством простого перечисления, не привлекая исключений и разложений или разделений, которых требует природа. Наконец, матерь заблуждений и бедствие всех наук есть тот способ открытия и проверки, когда сначала строятся самые общие основания, а потом к ним приспособляются и посредством их проверяются средние аксиомы. Но об этом, чего мы теперь касаемся мимоходом, мы скажем более пространно, когда, совершенно очистив и исцелив ум, покажем истинный путь истолкования природы.
en.LXX
en.Самое лучшее из всех доказательств есть опыт, если только он коренится в эксперименте. Ибо если он переносится и на другое, что считается сходным, и это перенесение не производится должным образом, то опыт становится обманчивым. Но тот способ пользования опытом, который люди теперь применяют, слеп и неразумен. И потому, что они бродят и блуждают без всякой верной дороги и руководствуются только теми вещами, которые попадаются навстречу, они обращаются ко многому, но мало подвигаются вперед. Порой они сильно стремятся, порой рассеиваются, и всегда находят предмет для дальнейших поисков. Можно сказать, что люди легкомысленно и словно забавляясь производят испытания, слегка изменяя уже известные опыты, и, если дело не удается, они пресыщаются и оставляют попытку. Но если даже они принимаются за опыты более вдумчиво, с большим постоянством и трудолюбием, они вкладывают свою работу в какой-либо один опыт, например Гильберт -- в магнит, алхимики -- в золото. Такой образ действий людей и невежествен и беспомощен. Никто не отыщет удачно природу вещи в самой вещи -- изыскание должно быть расширено до более общего.
en.Если же они пытаются вывести из опытов какую-либо науку или учение, то почти всегда с излишне торопливым и несвоевременным усердием отклоняются к практике. Они так поступают не столько затем, чтобы получить таким путем пользу и прибыль, но для того, чтобы в какой-нибудь новой работе добыть доказательство того, что они не без пользы смогут заниматься и другим, а также и для того, чтобы показать себя другим и придать большую цену тому, чем они заняты. Так они, наподобие Аталанты, сходят с пути для того, чтобы поднять золотое яблоко, прерывая тем временем свой бег и упуская победу из рук. На истинном же пути опыта, на приведении его к новым творениям должны быть всеми взяты за образец божественная мудрость и порядок. Бог в первый день творения создал только свет, отдав этому делу целый день и не сотворив в этот день ничего материального. Подобным же образом прежде всего должно из многообразного опыта извлекать открытие истинных причин и аксиом и должно искать светоносных, а не плодоносных опытов. Правильно же открытые и установленные аксиомы вооружают практику не поверхностно, а глубоко и влекут за собой многочисленные ряды практических приложений. Но о путях опыта, которые заграждены и затруднены не меньше, чем пути суждения, мы будем говорить после. Здесь мы говорили только об обычном опыте как о дурном доказательстве. Теперь же порядок вещей требует, чтобы мы присоединили к этому что-нибудь о тех признаках (о них мы упомянули ранее), которые свидетельствуют о дурном употреблении философий и теорий и о причинах этого явления, которое на первый взгляд кажется столь удивительным и неправдоподобным. Ведь понимание признаков, или указаний, подготовляет согласие, а объяснение причин устраняет кажущееся чудо. И то и другое во многом помогает более легкому и спокойному искоренению идолов из разума.
en.LXXI
en.Науки, которые у нас имеются, почти все имеют источником греков. Того, что прибавили римские, арабские или новейшие писатели, немного, и оно не имеет большого значения[24]; да и каково бы оно ни было, оно основано на том, что уже открыли греки. Но мудрость греков была профессорская и расточалась в спорах, а этот род мудрости в наибольшей степени противен исследованию истины. Поэтому название "софисты", которое те, кто хотел считаться философами, пренебрежительно прилагали к древним риторам -- Горгию, Протагору, Гиппию, Полу, подходит и ко всему роду -- к Платону, Аристотелю, Зенону, Эпикуру, Теофрасту и к их преемникам -- Хризиппу, Карнеаду и остальным. Разница была лишь в том, что первый род софистов был бродячий и наемный: они проходили по городам, выставляли напоказ свою мудрость и требовали платы; другой же род софистов был более респектабелен и благороден, ибо он состоял из тех, кто имел постоянное жительство, кто открывал школы и даром поучал своей философии. Но оба эти рода, хотя и неодинаковые в других отношениях, состояли из поучающих. Они сводили дело к спорам и строили и отстаивали некие школы и направления в философии, так что их учения были подобны "словам праздных стариков к неопытным юношам", как неплохо пошутил Дионисий над Платоном[25]. Но более древние из греков -- Эмпедокл, Анаксагор, Левкипп, Демокрит, Парменид, Гераклит, Ксенофан, Филолай и остальные (Пифагора опускаем из-за его суеверий), насколько мы знаем, не открывали школ, но с большей сдержанностью, строгостью и простотой, т. е. с меньшим самомнением и хвастовством, отдавались отысканию истины. И потому-то они, как мы полагаем, достигли большего. Только труды их с течением времени были вытеснены теми более легковесными, которые больше соответствуют и более угодны обычному пониманию и вкусу, ибо время, подобно реке, доносит до нас более легкое и раздутое, поглощая более тяжелое и твердое. Но и эти философы не были вполне свободны от порока их нации: они слишком склонялись к тщеславию и суетности основания школ и снисканию славы в народе, Нельзя надеяться на отыскание истины, когда склоняются к суетностям этого рода. И не должно упускать из виду известное суждение или, скорее, пророчество египетского жреца о греках: "Они всегда были детьми и не владели ни древностью науки, ни наукой древности"[26]. И действительно, у них была детская черта: они были скоры на болтовню, но не могли создавать. Их мудрость представляется богатой словами, но бесплодной в делах. Итак, указания для суждения о той философии, которой ныне пользуются, получаемые на основании ее начал и происхождения, неблагоприятны.
en.LXXII
en.Те указания, или признаки, которые могут быть почерпнуты из природы времени и века, немногим лучше почерпнутых из природы места и народа. Ибо в ту эпоху знание было слабым и ограниченным как по времени, так и по пространству, а это хуже всего для тех, кто все возлагает на опыт. У греков не было тысячелетней истории, которая была бы достойна имени истории, а только сказки и молва древности. Они знали только малую часть стран и областей мира и без различения называли всех живущих на севере скифами, а всех живущих на западе кельтами. В Африке они ничего не знали дальше ближайшей части Эфиопии, в Азии -- ничего дальше Ганга. Тем более ничего они не знали про области Нового Света, хотя бы по слуху или по какой-нибудь твердой и определенной молве. Мало того, многие климаты и зоны, в которых живут и дышат бесчисленные народы, были ими объявлены необитаемыми; наконец, странствия Демокрита, Платона, Пифагора -- отнюдь не дальние, а, скорее, пригородные -- прославлялись ими как что-то великое. В наше же время становятся известными многие части Нового Света и самые отдаленные части Старого Света, и до бесконечности разрослась груда опытов. Поэтому, если мы, подобно астрологам, будем истолковывать сопутствующие знаки из времени происхождения или рождения этих философий, то ничего значительного для них, по-видимому, не обнаружим.
en.LXXIII
en.Среди указаний, или признаков, нет более верного и заслуживающего внимания, чем принесенные плоды. Ибо плоды и практические изобретения суть как бы поручители и свидетели истинности философий. И вот из всех философий греков и из частных наук, происходящих из этих философий, на протяжении стольких лет едва ли можно привести хотя бы один опыт, который облегчал бы и улучшал положение людей и который действительно можно было бы приписать умозрениям и учениям философии. Цельс прямодушно и благоразумно признает это, говоря, что в медицине сначала были найдены опыты, а потом люди стали рассуждать о них, искать и приписывать им причины, и не бывало наоборот -- чтобы из философии и из самого знания причин открывали и черпали опыт[27]. Поэтому неудивительно, что у египтян, которые наделяли божественностью и святостью изобретателей вещей, больше было изображений неразумных животных, чем людей, ибо неразумные животные открыли многое посредством естественных побуждений, а люди своими речами и рассуждениями произвели мало или ничего не произвели.
en.Кое-что принесла деятельность алхимиков, но как бы случайно и мимоходом или из некоторого видоизменения опытов (как обычно делают механики), а не благодаря какому-либо искусству или теории. Ибо та теория, которую они измыслили, больше вносит путаницы в опыты, чем способствует им. Также и те, кто погрузился в так называемую естественную магию, открыли немногое, да она и легковесна, и близка к плутовству. Как религия предписывает, чтобы вера обнаруживалась в делах, так то же самое наилучшим образом применимо и к философии: судить о ней нужно по плодам и считать суетной ту, которая бесплодна, особенно если вместо плодов винограда и оливы она приносит шипы и чертополох споров и препирательств.
en.LXXIV
en.Указания должно также брать из роста и развития философии и наук. Ибо то, что основано на природе, растет и преумножается, а то, что на мнении, меняется, но не растет. Поэтому, если бы эти учения не были подобны растениям, оторванным от своих корней, а держались бы у древа природы и питались бы от него, то никак не случилось бы того, что мы видим совершающимся уже в течение двух тысячелетий: науки не выходят из своей колеи, остаются почти в том же состоянии и не получают заметного приращения; они даже более процветали у первых создателей, а затем пришли в упадок. В механических же искусствах, основание которых -- природа и свет опыта, мы видим, происходит обратное. Механические искусства (с тех пор как они привлекли к себе внимание), как бы исполненные некоего дыхания, постоянно крепнут и возрастают. В своем непрерывном возвышении они вначале кажутся грубыми, затем оцениваются как полезные и наконец становятся почитаемыми.
en.LXXV
en.Должно рассмотреть еще одно указание, если только это уместно назвать указанием, ибо здесь, скорее, свидетельство, притом самое сильное из всех свидетельств. Это собственное признание сочинителей, за которыми люди ныне следуют. Ведь даже те, кто с такой твердой уверенностью судит о вещах, все же обращаются к жалобам на тонкость природы, смутность вещей и слабость человеческого разума, когда по временам приходят в себя. И если бы это делалось попросту, то могло бы одних, более боязливых, отвратить от дальнейших изысканий, а других, более смелых и бодрых разумом, побудить и вдохновить к дальнейшему движению вперед. Однако они не довольствуются признанием этого для себя, но оставляют за пределами возможного все то, что было не познано или не затронуто ими или их учителями, и как бы на основе своего знания, умения и опыта провозглашают, что это невозможно познать или совершить. Так они с величайшей надменностью и завистью обращают слабость своих открытий в клевету против самой природы и в малодушие всех других. Отсюда и возникла школа Новой Академии, которая открыто провозгласила акаталепсию и приговорила людей к вечному мраку. Отсюда и мнение, что формы или истинные отличия вещей, которые в действительности суть законы чистого действия, открыть невозможно и что они лежат за пределами человеческого.
en.Отсюда и эти суждения в области действия и практики: что тепло солнца совершенно отличается от тепла огня, т. е. что не следует людям думать, будто с помощью огня можно вывести или образовать что-либо подобное тому, что происходит в природе. Отсюда и это суждение: только составление есть работа человека, а смешивание -- работа единой природы[28], т. е. люди не должны надеяться посредством науки произвести или преобразовать какое-либо из тел природы. Итак, это свидетельство легко убедит людей в том, что им не следует соединять свою судьбу и труды с учениями, которые не только безнадежны, но и посвящены безнадежному.
en.LXXVI
en.Нельзя оставить без внимания и то указание, что среди философов некогда было столько противоречий и такое разнообразие самих школ. Это достаточно показывает, что дорога от чувств к разуму не была достаточно надежна, так как один и тот же предмет философии (а именно природа вещей) в столь смутных и многообразных блужданиях был расхищен и разделен на части. И хотя в настоящее время разногласия и противоречия учений относительно самих начал и систем философии в большей части уже угасли, однако еще остаются бесчисленные вопросы и споры относительно отдельных частей философии. А это ясно доказывает, что ни в самих философиях, ни в способе доказательств нет ничего верного или здравого.
en.LXXVII
en.Люди полагают, что философия Аристотеля во всяком случае принесла большее единогласие, ибо, после того как она появилась, более древние философии прекратили свой рост и были преданы забвению, а в те времена, которые да нею последовали, не было открыто ничего лучшего; так что эта философия столь хорошо построена и обоснована, что покорила себе и прошедшее и будущее время. Но, во-первых, ложно то, что люди думают о прекращении древних философий после выхода трудов Аристотеля. Еще долго после того, до самых времен Цицерона и до последовавших за ними веков, существовали труды древних философов. Но позднее, когда по причине нашествия варваров на Римскую империю человеческая наука потерпела как бы кораблекрушение, тогда-то философии Аристотеля и Платона были сохранены потоком времени, как доски из более легкого и менее твердого материала. Обманулись люди и относительно единогласия, если рассмотреть дело внимательнее. Ибо истинное единогласие состоит в совпадении свободных суждений после того, как вопрос исследован. Но величайшее большинство тех, кто пришел к согласию с философией Аристотеля, подчинилось ей по причине составленного заранее решения и авторитета других. Это, скорее, послушание и подчинение, чем согласие. Но если бы даже это было истинное и широкое согласие, то согласие не только не должно считаться надежным авторитетом, а, наоборот, служит сильным доводом в пользу противного мнения. Общее согласие -- самое дурное предзнаменование в делах разума, исключая дела божественные и политические, где есть право подачи голоса. Ибо большинству нравится только то, что поражает воображение и охватывает ум сплетением обычных понятий, как сказано выше. Поэтому отлично подходит к делам разума то, что Фокион говорил о нравах: "Люди, если многие соглашаются и одобряют их, должны тотчас проверить себя, не ошиблись ли в чем и не согрешили ли"[29]. Этот признак принадлежит к самым неблагоприятным. Итак, уже сказано, что указания для истинности и здравости философий и наук, которыми ныне пользуются, неблагоприятны, брать ли их из самих начал философии и наук, или из их результатов, или из их движения вперед, или из признания сочинителей, или из общего согласия.
en.LXXVIII
en.Теперь нужно подойти к причинам заблуждений и столь долгого сохранения их во все века. Причины эти многочисленны и могущественны и устраняют всякое удивление тому, что все приведенное мной оставалось до сих пор скрытым от людей. Остается удивляться только тому, что оно теперь наконец пришло на ум одному из смертных и возникло в чьей-то мысли. Мы даже считаем, что это, скорее, дело счастливого случая, чем какой-либо выдающейся способности. Это, скорее, надо считать порождением времени, чем дарования.
en.Во-первых, число всех веков, если правильно поразмыслить, оказывается весьма малым: ибо из двадцати пяти столетий, которые обнимают наука и память людей, едва ли можно выбрать и отделить шесть столетий, которые были бы плодотворны для науки или полезны для ее развития. Пустых, заброшенных областей во времени не меньше, чем в пространстве. По справедливости можно насчитать только три периода наук: один -- у греков, другой -- у римлян, третий -- у нас, т. е. у западных народов Европы, и каждому из них можно уделить не более двух столетий. А промежуточные времена мира были несчастливы в посеве и урожае наук. И нет причины для того, чтобы упоминать арабов или схоластов, потому что в эти промежуточные времена они, скорее, подавляли науку многочисленными трактатами, чем прибавляли ей вес[30]. Итак, первая причина такого ничтожного преуспевания наук по всей справедливости должна быть отнесена к ограниченности времени, которое благоприятствовало им.
en.LXXIX
en.На втором месте предстает причина, несомненно, величайшего значения. Она состоит в том, что на протяжении тех самых времен, когда человеческий разум и научные занятия процветали в наиболее высокой степени или хотя бы посредственно, естественной философии уделялась самая малая доля человеческих трудов. А между тем именно она должна почитаться великой матерью наук. Ибо все науки и искусства, оторванные от ее ствола, хотя и могут быть усовершенствованы и приспособлены для практики, но вовсе не могут расти. Известно же, что, после того как христианская вера была принята и окрепла, преобладающая часть лучших умов посвящала себя теологии. Этому были отданы высшие награды; этому были в изобилии предоставлены средства вспомоществования всякого рода; это занятие теологией преимущественно и поглотило ту треть, или тот период времени, который принадлежит нам, западным европейцам. Тем более что в одно и то же примерно время начали процветать науки и разгораться религиозные споры. В предшествующую же эпоху, в продолжение второго периода, у римлян, лучшие мысли и усилия философов были отданы моральной философии, которая была для язычников как бы теологией. Даже величайшие умы посвящали себя в те времена чаще всего гражданским делам вследствие величины Римской империи, которая нуждалась в работе очень многих людей. Время же, в течение которого естественная философия более всего процветала у греков, было наименее продолжительно. Ибо и в более древние времена все те семеро, которых называли мудрецами, за исключением Фалеса, посвятили себя моральной философии и политике; и в последующие времена, когда Сократ низвел философию с неба на землю, моральная философия приобрела еще большую силу и отвращала разум людей от естественной.
en.Даже тот самый период времени, когда исследования природы шли оживленно, испортили и сделали бесполезным противоречия и домогательства новых учений. Следовательно, поскольку в эти три периода естественная философия по большей части испытывала пренебрежение и затруднение, неудивительно, что люди мало успели в этом деле, раз они занимались совсем другим.
en.LXXX
en.Сюда присоединяется, что даже в числе тех, кто занимался естественной философией, она едва ли имела хотя бы одного вполне свободного и полностью отдавшегося ей человека (особенно в недавние времена), разве только нам укажут на пример какого-нибудь монаха, размышляющего в своей келье, или знатного вельможу в своем поместье; естественная философия сделалась как бы переходом и мостом к чему-либо другому.
en.Итак, эта великая матерь наук недостойным образом была низведена до обязанностей служанки, которая помогает в работе медицине и математике и которая омывает незрелый разум юношей и как бы окропляет их первой краской для того, чтобы потом они уже легче и удобнее воспринимали другие. Между тем пусть никто не ждет большого прогресса в науках, особенно в их действенной части, если естественная философия не будет доведена до отдельных наук или же если отдельные науки не будут возвращены к естественной философии. Оттого и получается, что у астрономии, оптики, музыки, у многих видов механики и у самой медицины и даже -- что более всего достойно удивления -- у моральной и гражданской философии и науки логики почти нет никакой глубины, что они только скользят по поверхности и разнообразию вещей. Ибо, после того как эти отдельные науки были построены и разграничены, их уже более не питает естественная философия, которая могла бы их наделить новыми силами для роста из ее источников и истинного созерцания движений, лучей, звуков, строения и формы тел, страстей и умственных восприятий. Итак, неудивительно, что науки не растут, ибо они отделены от своих корней.
en.LXXXI
en.Очевидна далее и еще одна великая и могущественная причина того, что науки мало продвинулись вперед. Состоит она в следующем. Не может правильно совершаться ристание, если сама мета[31] положена и утверждена неправильно. Подлинная же и надлежащая мета наук не может быть другой, чем наделение человеческой жизни новыми открытиями и благами. Но подавляющее большинство людей науки ничего в этом не смыслит. Это большинство -- только наставители и доктринеры, и лишь иногда случится, что мастер с более острым умом, желая славы, устремится к какому-либо новому открытию. Это он совершает почти с убытком для своего достояния. Но большинство не только не ставит себе целью увеличение всего содержания наук и искусств, но даже из имеющегося содержания ищет и берет не больше, чем может обратить для целей поучения или наживы или для того, чтобы прославить свое имя, или для другой прибыли этого рода. А если найдется кто-либо из множества ученых, кто стремится к науке с благородной склонностью и ради нее одной, то и он скорее обратится к разнообразию существующих учений, чем к строгому и непреклонному разысканию истины. Если же кто-либо другой и окажется, возможно, более строгим искателем истины, то и он поставит себе целью истину такого назначения, которая удовлетворит ум и разумение указанием причин вещей, известных уже ранее, а не ту, которая ведет к новым достижениям в практике и к новому свету аксиом. Поэтому если до сих пор никто не определил хорошо конечную цель наук, то не удивительно, что во всем подчиненном этой конечной цели последовало блуждание.
en.LXXXII
en.Подобно тому как люди плохо определяли конечную цель и мету наук, так же избирали они дорогу совершенно ошибочную и непроходимую, даже когда цель определялась ими правильно. И если кто поразмыслит, он будет глубоко поражен, что ни у кого из смертных не было заботы и попечения о том, чтобы открыть и проложить дорогу человеческому разуму при помощи самого чувства и приведенных в порядок и хорошо построенных опытов, но все было предоставлено или мраку преданий, или круговращению силлогизмов, или случайности и произволу смутного, неупорядоченного опыта. Пусть кто-нибудь усердно и трезво подумает над тем, каков тот путь, которого люди привыкли держаться в исследовании и открытии какой-либо вещи, -- он прежде всего заметит, без сомнения, простой и безыскусственный метод открытия, наиболее свойственный людям. Этот метод состоит не в чем другом, как в том, что человек, готовясь и приступая к какому-либо исследованию, прежде всего отыскивает и изучает сказанное об этом другими, затем он прибавляет свои соображения и посредством усиленной работы разума возбуждает свой дух и как бы призывает его открыть свои прорицания. Тут все лишено основания и сводится только ко мнениям.
en.Иной призывает для открытия диалектику, которая имеет лишь номинальное отношение к тому, что рассматривается. Ибо открытие посредством диалектики не есть открытие начал и особых аксиом, из которых слагаются науки, но только того, что по видимости сообразно с ними. А более пытливых и настойчивых, более ревностных в своем деле, призывающих диалектику доказать или открыть начала или первые аксиомы, она известным ответом отталкивает к вере и как бы к клятве на верность какой-либо науке.
en.Остается просто опыт, который зовется случайным, если приходит сам, и экспериментом, если его отыскивают. Но этот род опыта есть не что другое, как, по пословице, развязанная метла[32] или хождение ощупью, как ходят ночью, трогая все, что попадается навстречу, чтобы выбраться на верную дорогу, тогда как гораздо полезнее и обдуманнее было бы для них подождать дня или зажечь свет и затем уже вступить на дорогу. Истинный же метод опыта сначала зажигает свет, потом указывает светом дорогу: он начинает с упорядоченного и систематического опыта, отнюдь не превратного и отклоняющегося в сторону, и выводит из него аксиомы, а из построенных аксиом -- новые опыты; ведь и божественное слово не действовало на массу вещей без распорядка!
en.И потому пусть люди перестанут удивляться тому, что путь наук еще не пройден, ибо они вовсе сбились с дороги, решительно оставив и покинув опыт или путаясь и блуждая в нем, как в лабиринте. Правильно же построенный метод неизменной стезей ведет через леса опыта к открытию аксиом.
en.LXXXIII
en.Указанное зло достигло устрашающих размеров, выросши из некоего укоренившегося исстари надменного и вредоносного мнения, или суждения. Оно состоит в том, что достоинство человеческого разума будет умалено, если он долго и много будет обращаться к опыту и частным вещам, подлежащим чувству и определенным в материи, тем более что вещи этого рода требуют прилежного искания и они слишком низменны для того, чтобы о них размышлять, слишком грубы, чтобы о них говорить, слишком неизящны для того, чтобы ими пользоваться, бесконечны по количеству и недостаточны по совершенству. И вот, дело дошло до того, что истинная дорога не только покинута, но даже закрыта и заграждена, а опыт находится в совершенном пренебрежении, не говоря уже о том, что он оставлен или дурно управляем.
en.LXXXIV
en.Помимо того людей удерживали от движения вперед и как бы околдовывали благоговение перед древностью, влияние людей, которые считались великими в философии, и обусловленные этим единогласие и согласие. О единогласии уже сказано выше.
en.Что же касается древности, то мнение, которого люди о ней придерживаются, вовсе не обдуманно и едва ли согласуется с самым словом. Ибо древностью следует почитать престарелость и великий возраст мира, а это должно отнести к нашим временам, а не к более молодому возрасту мира, который был у древних. Этот возраст по отношению к нам древен и более велик, а по отношению к самому миру нов и менее велик. И подобно тому как мы ожидаем от старого человека большего знания и более зрелого суждения о человеческих вещах, чем от молодого, по причине опытности и разнообразия и обилия вещей, которые он видел, о которых он слышал и размышлял, так и от нашего времени, если только оно познает свои силы и пожелает испытать и напрячь их, следует ожидать большего, чем от былых времен, ибо это есть старшее время мира, собравшее в себе бесконечное количество опытов и наблюдений.
en.Не должно считать малозначащим и то, что дальние плавания и странствования (кои в наши века участились) открыли и показали в природе много такого, что может подать новый свет философии. Поэтому было бы постыдным для людей, если бы границы умственного мира оставались в тесных пределах того, что было открыто древними, тогда как в наши времена неизмеримо расширились и прояснились пределы материального мира, т. е. земель, морей, звезд.
en.А что касается авторов, то высшее малодушие состоит в том, чтобы воздавать им бесконечно много, а у времени -- у этого автора авторов и источника всякого авторитета -- отнимать его права. Ибо правильно называют истину дочерью времени, а не авторитета. Поэтому неудивительно, что чары древности, писателей и единогласия столь связали мужество людей, что они, словно заколдованные, не смогли свыкнуться с самими вещами.
en.LXXXV
en.Не только восхищение перед древностью, авторитетом и единогласием побудило деятельность людей успокоиться на том, что уже открыто, но и восхищение перед самими творениями, изобилие которых уже давно создано человеческим родом. Ибо если кто-либо обратит взор на разнообразие вещей и прекраснейшее оборудование, которое механические искусства собрали и ввели для удобства людей, то он склонится, скорее, к тому, чтобы восхищаться богатством человечества, чем почувствовать его нужду, не замечая, что первичные наблюдения человека и те дела природы, кои суть как бы душа и первое движение всего этого разнообразия, не многочисленны и не глубоко почерпнуты, что остальное относится только к терпеливости людей и к тонкому и правильному движению руки или орудий. Например, часы есть, несомненно, тонкая, тщательно изготовленная вещь, которая подражает небесному кругу своим вращением и биению сердца животных последовательным и размеренным движением. И все же эта вещь зависит от одной или двух аксиом природы.
en.А если кто-либо будет рассматривать тонкость свободных искусств или также изощренность в обработке естественных тел посредством механических искусств и рассмотрит вещи такого рода, как открытие небесных движений в астрономии, гармонии в музыке, алфавита (которым до сих пор не пользуются в государстве китайцев) в грамматике, или, возвращаясь к механическим искусствам, дела Вакха и Цереры, т. е. приготовление вина и пива, хлеба или даже изысканных яств, искусство перегонки жидкостей и тому подобное, то пусть он хорошенько подумает, сколько же должно было миновать времени для того, чтобы привести эти вещи к тому совершенству, какое они теперь имеют (ведь все это -- открытия древние, за исключением перегонки жидкостей)[33], в сколь малой степени они получены из наблюдений и аксиом природы (как об этом уже сказано по поводу часов) и как легко и как бы случайными совпадениями и удачными наблюдениями все это могло быть открыто; обдумав это, он легко освободится от всякого восхищения и скорее пожалеет о человеческом жребии, о том, что так незначительны, бедны были во все века вещи и открытия. А кроме того, упомянутые сейчас открытия более древни, чем философия и науки. Так что если говорить правду, то вместе с началом рациональных и догматических наук этого рода прекратилось открытие полезных дел.
en.Если кто-либо обратится от мастерских к библиотекам и придет в восхищение от безграничного разнообразия книг, которое мы видим, то, исследовав и прилежнее рассмотрев содержание и предмет самих книг, он, конечно, поразится противоположному. После того как он заметит бесконечные повторения и то, как люди говорят и толкуют об одном и том же, он перейдет от восхищения перед разнообразием к удивлению перед малочисленностью тех вещей, которые до сих пор владели умами людей.
en.Если же кто-либо направит внимание на рассмотрение того, что более любопытно, чем здраво, и глубже рассмотрит работы алхимиков и магов, то он, пожалуй, усомнится, чего эти работы более достойны -- смеха или слез. Алхимик вечно питает надежду, и, когда дело не удается, он это относит к своим собственным ошибкам. Он обвиняет себя, что недостаточно понял слова науки или писателей, и поэтому обращается к преданиям и нашептываниям. Или он думает, что ошибка в каких-то мелких подробностях его работы, и поэтому до бесконечности повторяет опыт. Когда же в течение своих опытов он случайно приходит к чему-либо новому по внешности или заслуживающему внимания по своей пользе, он питает душу доказательствами этого рода и всячески превозносит и прославляет их, а в остальном хранит надежду. Не следует все же отрицать, что алхимики изобрели немало и подарили людям полезные открытия. Однако к ним неплохо подходит известная сказка о старике, который завещал сыновьям золото, зарытое в винограднике, но притворился, будто не знает точного места, где оно зарыто. Поэтому его сыновья прилежно взялись за перекапывание виноградника, и хотя они и не нашли никакого золота, но урожай от этой обработки стал более обильным.
en.Те же, кто занимался естественной магией, те, кто все сводил к симпатии и антипатии в силу праздных и беспочвенных догадок, приписывали вещам удивительные способности и действия. Даже если они чего-нибудь достигли, то эти дела более поразили своей новизной, чем принесли пользу своими плодами.
en.В суеверной же магии (если о ней надо говорить) следует обратить внимание на то, что существуют предметы определенного рода, общие у всех народов, во все века и даже во всех религиях, на которых играют и на которых основываются науки тайные и суеверные. Опустим их рассмотрение, хотя вовсе не удивительно, что мнение о богатстве этих наук явилось причиной их бедности.
en.LXXXVI
en.Восхищение людей перед учениями и науками, само по себе уже достаточно наивное и почти детское, преумножено еще хитростью и уловками тех, кто занимался науками и преподавал их. Ибо они представляют их с таким тщеславием и напыщенностью и приводят их к взору человека столь преображенными и как бы замаскированными, как если бы они были совершенны и доведены до полной законченности. Если посмотреть на их метод и разделы, то может показаться, что они объемлют и заключают в себе все, что может быть отнесено к их предмету. И хотя их части плохо заполнены и подобны пустым ящикам, все же для обычного разумения они представляются как формы и основания целостной науки.
en.Первые же и древнейшие искатели истины, более добросовестные и более удачливые, обычно те знания, которые хотели почерпнуть из созерцания вещей и сделать пригодными для пользования, заключали в афоризмы, т. е. в короткие изречения, разрозненные и не связанные методом; они не притворялись, что владеют всеобщей наукой, и не обещали этого. А при нынешнем положении не удивительно, если люди ничего не ищут за пределами того, что им было передано как уже давно вполне законченное по совершенству и охвату.
en.LXXXIVII
en.Даже древнее стало пользоваться большим почитанием и доверием вследствие суетности и легкомыслия тех, кто предложил новое, -- в особенности в действенной и практической части естественной философии. Ведь немало было хвастливых и сумасбродных людей, которые отчасти из легкомыслия, отчасти в целях обмана осыпали человеческий род такими обещаниями, как: продление жизни, предотвращение старости, облегчение страданий, исправление природных недостатков, ублажение чувств, обуздание и возбуждение страстей, озарение и возвышение способностей разума, превращение вещества, усиление и умножение движений по желанию, изменение погоды и климата, управление небесными влияниями, предсказания будущего, приближение отдаленного, раскрытие тайного, и обещали и сулили еще многое другое. Немногим ошибется тот, кто скажет, что в учениях философии существует такое же различие между суетностями этих щедрых дарителей и истинными науками, какое в рассказах истории существует между делами Юлия Цезаря или Александра Македонского и Амадиса Галльского или Артура Британского[34]. Ведь эти славнейшие полководцы совершили много больше, чем выдумано содеянного теми призрачными героями, и они совершили это способом и путем действий отнюдь не сказочным и волшебным. Не следует отказывать в вере истинному известию по той причине, что доверие было уже обмануто сказками. При всем том совсем не удивительно, если есть большое предубеждение против новых предложений (особенно когда поминают и об их применении в практике) из-за тех обманщиков, которые пытались делать нечто подобное. Ибо полнейшая суетность и вызываемое ею отвращение разрушили ныне всякое величие попыток такого рода.
en.LXXXVIII
en.Но еще больше нанесла наукам вреда мелочность и ничтожность тех задач, которые ставит перед собой человеческая деятельность. И притом, что хуже всего, эта мелочность предстает не без тщеславия и надменности.
en.Прежде всего во всех науках мы встречаем ту же ставшую обычной уловку, что создатели любой науки обращают бессилие своей науки в клевету против природы. И то, что недостижимо для их науки, то они на основании той же науки объявляют невозможным и в самой природе. Конечно, никакая наука не может быть осуждена, раз она сама же и судит. Так и философия, которой теперь располагают, содержит в своих недрах некие положения, касающиеся того (если рассмотреть более тщательно), чтобы совершенно убедить людей в невозможности ожидать от науки или от труда человека ничего высокого, такого, что могло бы повелевать природой и подчинить ее, как это уже было выше сказано о разнородности тепла светил и огня и о смешении. Все это, если изучить это более основательно, представляет несправедливую оценку человеческих сил и ведет к надуманному и искусственному отчаянию, которое не только рассеивает обнадеживающие предсказания, но и отсекает все побуждения и стремления к деятельности и уничтожает всякую возможность успеха самого опыта. Ведь, стремясь к тщетной и суетнейшей славе, они заботятся только о том, чтобы их наука расценивалась как совершенная и чтобы все оставшееся до сих пор не открытым или не познанным считалось вообще недоступным открытию и познанию в будущем.
en.Если же кто и посвящает себя этому делу и пытается открыть что-либо новое, то он ставит перед собой цель отыскать и исследовать какое-либо одно открытие, и не больше. Он будет исследовать или природу магнита, или прилив и отлив моря, систему неба и тому подобное, что кажется заключающим в себе некую тайну и до сих пор рассматривалось безуспешно. А между тем величайшее невежество представляет собой исследование природы какой-либо вещи в ней самой. Ибо та же самая природа, которая в одних вещах кажется скрытой и тайной, в других вещах очевидна и почти ощутима; в этих вещах она возбуждает восхищение, а в тех даже не привлекает внимания. Так обстоит дело с природой плотности, которую в дереве или камне не замечают, довольствуясь названием твердости и не задаваясь вопросом о сопротивлении разделению и разрыву непрерывности; но то же самое явление кажется замечательным и замысловатым в пленке водяных пузырей, которые любопытнейшим образом принимают форму полушария, так что на мгновение задерживается разрыв непрерывности.
en.Так то, что в одних вещах считается скрытым, в других имеет явную и обычную природу, и она никогда не позволит рассмотреть себя, если опыты и наблюдения людей будут вращаться только в пределах первого.
en.Вообще же обыкновенно в делах механических новыми открытиями считаются, если кто-либо тоньше обработал уже сделанное изобретение, или красивее убрал его, или соединил и сложил с чем-либо, или удобнее сочетал с пользованием, или представил работу в большем или меньшем размере, чем она была прежде, и тому подобное.
en.Поэтому совсем не удивительно, что значительные и достойные человеческого рода открытия не извлечены на свет, если люди удовлетворяются и восхищаются такими малыми и детскими задачами и притом еще считают, что в них они добиваются или достигают чего-то великого.
en.LXXXIX
en.Нельзя упускать и то, что во все века естественная философия встречала докучливого и тягостного противника, а именно суеверие и слепое, неумеренное религиозное рвение. Так, мы видим у греков, что те, которые впервые предложили непривычному еще человеческому слуху естественные причины молнии и бурь, были на этом основании обвинены в неуважении к богам[35]. И немногим лучше отнеслись некоторые древние отцы христианской религии к тем, кто при помощи вернейших доказательств (против которых ныне никто в здравом уме не станет возражать) установил, что Земля кругла и как следствие этого утверждал существование антиподов[36].
en.Более того, по теперешнему положению дел условия для разговоров о природе стали более жестокими и опасными по причине учений и методов схоластов. Ибо схоласты не только в меру своих сил привели теологию в порядок и придали ей форму науки, но и вдобавок еще добились того, что строптивая и колючая философия Аристотеля смешалась, более чем следовало, с религией.
en.Сюда же (хотя и иным образом) относятся и рассуждения тех, кто не постеснялся выводить и подкреплять истинность христианской религии из авторитетов философов. Они с большой пышностью и торжественностью прославляют этот как бы законный союз веры и рассудка и стараются привлечь души людей приятным разнообразием вещей, тогда как недостойным образом смешивают божественное и человеческое. Но в подобном смешении теологии и философии охватывается только то, что принято ныне в философии, а новое, хотя бы и измененное к лучшему, чуть ли не изгоняется и искореняется.
en.Наконец, мы видим, что по причине невежества некоторых теологов закрыт доступ к какой бы то ни было философии, хотя бы и самой лучшей. Одни просто боятся, как бы более глубокое исследование природы не перешло за дозволенные пределы благочестия; при этом то, что было сказано в священных писаниях о божественных тайнах и против тех, кто пытается проникнуть в тайны божества, превратно применяют к скрытому в природе, которое не ограждено никаким запрещением. Другие более находчиво заключают, что если обычные причины не известны, то все можно легче приписать божественной длани и жезлу; и это они считают в высшей степени важным для религии. Все это есть не что иное, как "желание угождать Богу ложью". Иные опасаются, как бы движения и изменения философии не стали примером для религии и не положили бы ей конец. Другие, наконец, очевидно, озабочены тем, как бы не было открыто в исследовании природы чего-нибудь, что опрокинет или по крайней мере поколеблет религию (особенно у невежественных людей). Опасения этих двух последних родов кажутся нам отдающими мудростью животных, словно эти люди в отдаленных и тайных помышлениях своего разума не верят и сомневаются в прочности религии и в главенстве веры над рассудком и поэтому боятся, что искание истины в природе навлечет на них опасность. Однако если здраво обдумать дело, то после слова Бога естественная философия есть вернейшее лекарство против суеверия и тем самым достойнейшая пища для веры. Поэтому ее справедливо считают вернейшей служанкой религии: если одна являет волю Бога, то другая -- его могущество. Ибо не ошибся тот. кто сказал: "Вы блуждаете, не зная Писания и могущества Бога"[37], соединив и сочетав, таким образом, нерушимой связью осведомление о воле и размышление о могуществе. Поэтому неудивительно, что естественная философия была задержана в росте, так как религия, которая имеет величайшую власть над душами людей, вследствие невежества и неосмотрительного рвения некоторых была уведена от естественной философии и перешла на противоположную сторону.
en.XC
en.Кроме того, в нравах и обычаях школ, академий, коллегий и тому подобных собраний, которые предназначены для пребывания в них ученых людей и для служения учености, все оказывается противным движению наук вперед. Ибо чтения и упражнения расположены так, что нелегко может кому-либо прийти в голову обдумывание и созерцание того, что отличается от привычного.
en.А если тот или другой, возможно, отважится воспользоваться свободой суждения, то он сможет возложить эту работу только на себя одного. От общения с другими он не получит для себя ничего полезного. Если же он и это перенесет, то убедится все же, что эта деятельность и отвага составляют немалое препятствие в снискании благополучия. Ведь в случаях такого рода старания людей заключены, как в темнице, в писаниях некоторых авторов. А если кто-либо не согласится с ними, то он будет тотчас обвинен как бунтарь и алчный до перемен человек. Между тем велико различие между гражданскими делами и науками: ведь опасность, происходящая от нового движения, совсем не та, что от нового света. Действительно, в гражданских делах даже изменения к лучшему вызывают опасения смуты, ибо гражданские дела опираются на авторитет, единомыслие и общественное мнение, а не на доказательства. В науках же и искусствах, как в рудниках, все должно шуметь новыми работами и дальнейшим продвижением вперед. Но так должно быть согласно здравому смыслу; в жизни это иначе: указанный выше порядок в руководстве науками и учением как тяжелое бремя издавна подавляет их рост.
en.XCI
en.Однако если бы даже это недоброжелательство, о котором сказано выше, и прекратилось, то и тогда достаточным препятствием для роста наук оставалось бы то, что деятельность и усилил этого рода лишены вознаграждения. Ибо развитие наук и вознаграждение зависят не от одних и тех же людей. Ведь приращение наук совершается, как бы то ни было, большими талантами, а плата и вознаграждение за науки зависят от толпы или от знатных мужей, которые за редкими исключениями едва ли достигли средней учености. Мало того, успехи этого рода лишены не только вознаграждения и благоволения людей, но даже и народной похвалы. Ибо они лежат выше понимания преобладающей части людей, и ветер общего мнения легко опрокидывает и погашает их. Поэтому нисколько не удивительно, если не преуспевало то, что не было в почете.
en.XCII
en.Однако величайшим препятствием на пути движения наук и работы над новыми задачами и в новых областях, бесспорно, оказывается отчаяние людей и предположение невозможного. Даже разумные и твердые мужи совершенно отчаиваются, когда они размышляют о непонятности природы, о краткости жизни, об обмане чувств, о слабости суждения, о трудностях опытов и о тому подобном. Поэтому-то они считают, что в мировом круговращении времен и веков у наук бывают некие приливы и отливы, ибо в одни времена науки росли и процветали, а в другие времена приходили в упадок и оставались в небрежении; так что, достигнув известного уровня и состояния, науки не способны пойти еще дальше.
en.А если кто-нибудь верит или обещает большее, то это считается проявлением бессилия и незрелости духа, так как это стремление, радостное вначале, становится тягостным в дальнейшем и заканчивается замешательством. Но поскольку такого рода мысли легко завладевают достойными и выдающимися умами, то должно позаботиться о том, чтобы мы не уменьшили и не ослабили строгость суждения, увлеченные любовью к великому и прекрасному. Должно зорко наблюдать за тем, что светится надеждой и с какой стороны этот свет. И, отбросив более легкие дуновения надежды, должно со всех сторон обсудить и взвесить те, которые кажутся более верными. Нужно даже призвать к совету и привлечь на помощь гражданское благоразумие, которое, согласно своим правилам, предписывает недоверие и в делах человеческих предполагает худшее. Поэтому-то мы теперь и должны сказать о надежде, тем более что мы не рассыпаем обещаний, и не готовим сети, и не замышляем козней против суждений людей, а ведем людей за руку по их доброй воле. Итак, хотя могущественнейшим средством для внушения надежды будет приведение людей к частностям, особенно к тем, кои приведены в систему и расположены в наших таблицах открытия (относящихся отчасти ко второй, но много больше к четвертой части нашего Восстановления), ибо это не только одна надежда, но и как бы само дело; однако, чтобы все стало легче, должно продолжить сообразно с нашим намерением приуготовление человеческих умов, а в этом приуготовлении немалое место занимает обретение надежды.
en.Ведь, помимо надежды, все остальное больше содействует тому, чтобы опечалить людей (т. е. чтобы создать у них худшее и более низкое мнение о том, что уже принято, и понимание бедственности своего положения), а не тому, чтобы сообщить им некую бодрость или поощрить в них стремление к опыту. Итак, следует открыть и преподать те наши соображения, которые делают надежду в этом деле оправданной. Мы поступаем так, как делал перед удивительным своим плаванием в Атлантическое море Колумб, который привел соображения в пользу своей надежды открыть новые земли и континенты помимо тех, что уже были ранее известны. Эти соображения, хотя и были сперва отвергнуты, в дальнейшем, однако, подтвердились опытом и стали причинами и началом величайших вещей.
en.XCIII
en.Начало же должно быть взято от Бога, ибо все совершающееся вследствие обнаруживающейся природы самого добра явно происходит от Бога, который является творцом добра и отцом света. А в делах божественных даже ничтожные начала с неизбежностью влекут за собой результат. И то, что сказано о духовном: "Царство Божие не приходит заметно"[38], происходит во всех больших делах божественного провидения. Все движется постепенно, без шума и звона, и дело совершается раньше, чем люди подумают о том, что оно совершается, или заметят это. Не следует упускать из виду пророчество Даниила о последних временах мира: "Многие пройдут, и многообразно будет знание"[39], явно указывающее, что судьбой, т. е. провидением, определено, чтобы совпали в одно и то же время прохождение через мир (который уже пополнен столькими дальними плаваниями или пополняется) и рост наук.
en.XCIV
en.За этим следует наиболее значительное основание для внушения надежды, оно вытекает из заблуждений прошедшего времени и ошибочности испытанных уже путей. Ибо очень хорошо сказал некто, выражая порицание по поводу неблагоразумного управления государством: "То, что в прошлом было наихудшим, должно быть признано превосходным для будущего: если бы вы исполнили все, что требуют ваши обязанности, и все же ваши дела не были бы в лучшем состоянии, то не оставалось бы даже никакой надежды привести их к лучшему. Но так как состояние ваших дел стало плохим не в силу самих дел, а по причине ваших заблуждений, то следует надеяться, что, устранив или исправив эти заблуждения, можно достигнуть большого улучшения"[40]. Подобным же образом если бы люди на протяжении стольких лет владели истинным путем открытия и развития знаний и все же не смогли продвинуться дальше, то, без сомнения, дерзко и безрассудно было бы рассчитывать, что можно подвинуть дело дальше. Тогда как если ошибка заключалась в выборе самого пути и труды людей растрачены совсем не на то, на что надо было, то из этого следует, что не в самих вещах, которые вне нашей власти, возникает трудность, но в человеческом разуме, в его применении и приложении, а это допускает лекарство и лечение. Поэтому самое лучшее будет представить эти самые заблуждения. Все те ошибки, что были помехой в прошедшее время, суть лишь доводы в пользу надежды на будущее. И хотя они уже затронуты в том, что было сказано выше, я хочу их и здесь коротко представить в простых и неприкрашенных словах.
en.XCV
en.Те, кто занимался науками, были или эмпириками или догматиками. Эмпирики, подобно муравью, только собирают и довольствуются собранным. Рационалисты, подобно паукам, производят ткань из самих себя. Пчела же избирает средний способ: она извлекает материал из садовых и полевых цветов, но располагает и изменяет его по своему умению. Не отличается от этого и подлинное дело философии. Ибо она не основывается только или преимущественно на силах ума и не откладывает в сознание нетронутым материал, извлекаемый из естественной истории и из механических опытов, но изменяет его и перерабатывает в разуме. Итак, следует возложить добрую надежду на более тесный и нерушимый (чего до сих пор не было) союз этих способностей -- опыта и рассудка.
en.XCVI
en.До сих пор естественная философия еще не была чистой, а лишь запятнанной и испорченной: в школе Аристотеля -- логикой, в школе Платона -- естественной теологией, во второй школе Платона, Прокла и других -- математикой, которая должна завершать естественную философию, а не рождать и производить ее. От чистой же и несмешанной естественной философии следует ожидать лучшего.
en.XCVII
en.Никто еще не был столь тверд и крепок духом, чтобы предписать себе и осуществить совершенный отказ от обычных теорий и понятий и приложить затем заново к частностям очищенный и беспристрастный разум. А потому наш человеческий рассудок есть как бы месиво и хаос легковерия и случайностей, а также детских представлений, которые мы первоначально почерпнули.
en.Лучшего надобно ждать от того, кто в зрелом возрасте, с полностью сохранившимися чувствами, с очищенным умом заново обратится к опыту и к частностям. В этой области мы обещаем себе судьбу Александра Великого. И пусть никто не изобличает нас в тщеславии, пока не услышит завершения этого дела, которое направлено к тому, чтобы отбросить всякую тщету.
en.Ведь об Александре и его делах Эсхин говорил следующим образом: "Мы, поистине, не живем жизнью смертных, но рождены для того, чтобы потомство громко возвещало о нас чудеса"[41], как будто дела Александра казались ему чудом.
en.Но в последующие времена Тит Ливий лучше понял дело и сказал об Александре следующим образом: "Он только решился пренебречь тщетным"[42]. Подобным же образом в будущие времена и о нас, полагаем мы, будет высказано суждение, что мы не совершили ничего великого, а только сочли незначительным то, что считалось великим. Вместе с тем (как мы уже сказали) единственная надежда заключается в возрождении наук, т. е. в пересмотре их в определенном порядке посредством опыта и в новом их установлении. Никто (как мы думаем) не станет утверждать, что это уже было сделано или задумано.
en.XCVIII
en.До сих пор опыт (ибо к нему мы теперь всецело должны обратиться) или совсем не имел основания или имел весьма ненадежное. До сих пор не было отыскано и собрано изобилие частностей, способное дать разуму знание, в какой бы то ни было мере достаточное по своему количеству, роду, достоверности. Напротив того, ученые (конечно, нерадивые и легкомысленные) приняли для построения или укрепления своей философии какие-то слухи об опыте и как бы молву о нем или его отголосок и приписали им все же значение законного свидетельства. И как если бы какое-либо государство стало управлять своими установлениями и делами не на основании писем и сообщений послов и достойных доверия вестников, а на основании толков горожан на перекрестках, -- точно такой же образ действий был введен в философию в отношении опыта. Ничего мы не находим в естественной истории должным образом разведанного, проверенного, сосчитанного, взвешенного и измеренного. Однако то, что в наблюдении не определено и смутно, в представлении ложно и неверно. Если же кому-либо сказанное здесь покажется странным и близким к несправедливой жалобе на основании того, что Аристотель, муж столь великий и опирающийся на силы такого царя, сложил столь тщательное исследование о животных, а другие с большим прилежанием (хотя и с меньшим шумом) многое прибавили, и еще другие составили многочисленные рассказы и исследования о растениях, о металлах, об ископаемых, то он, конечно, недостаточно замечает, что совершается у него на глазах.
en.Ибо одна основа у той естественной истории, которая слагается для одной себя, и другая у той, которая составлена, чтобы дать разуму понятия с целью создания философии[43]. Эти две истории различаются как в других отношениях, так и особенно в следующем. Первая из них содержит разнообразие природных видов, а не опыты механических искусств. Подобно тому как и в гражданских делах дарование каждого, а также скрытый смысл души и страстей лучше обнаруживаются тогда, когда человек подвержен невзгодам, чем в другое время, таким же образом и скрытое в природе более открывается, когда оно подвергается воздействию механических искусств, чем тогда, когда оно идет своим чередом. Поэтому тогда только следует возлагать надежды на естественную философию, когда естественная история (которая есть ее подножие и основа) будет лучше разработана; а до того -- нет.
en.XCIX
en.Но и в самом изобилии механических опытов открывается величайший недостаток таких опытов, которые более всего содействуют и помогают осведомлению разума. Ведь механик никоим образом не заботится об исследовании истины, а устремляет усилия разума и руки только на то, что служит его работе. Надежду же на дальнейшее движение наук вперед только тогда можно хорошо обосновать, когда естественная история получит и соберет многочисленные опыты, которые сами по себе не приносят пользы, но содействуют открытию причин и аксиом. Эти опыты мы обычно называем светоносными в отличие от плодоносных.
en.Опыты этого первого рода содержат в себе замечательную силу и способность, а именно: они никогда не обманывают и не разочаровывают. Ибо, приложенные не к тому, чтобы осуществить какое-либо дело, но для того, чтобы открыть в чем-либо естественную причину, они, каков бы ни был их исход, равным образом удовлетворяют стремление, так как полагают конец вопросу.
en.C
en.Следует, однако, заботиться не только о большом запасе опытов, но и о получении опытов другого рода, нежели те, кои совершены до сих пор. Должно ввести совсем другой метод и порядок и ход работы для продолжения и обогащения опыта. Ибо смутный и руководящийся лишь собой опыт (как уже сказано выше) есть не более как движение наощупь и, скорее, притупляет ум людей, чем осведомляет его. Но когда опыт пойдет вперед по определенному закону, последовательно и беспрерывно, можно будет ожидать чего-то лучшего для наук.
en.CI
en.Однако и после того как уже добыты и находятся под рукой факты и материалы естественной истории и опыта, которые требуются для работы разума или для философской работы, разума все еще отнюдь не достаточно, чтобы он сам по себе и с помощью памяти подвизался в этом материале; это было бы то же самое, как надеяться удержать в памяти и одолеть вычисление какой-либо эфемериды. Однако до сих пор в исследовании больше значения имело обдумывание, чем писание, и до сих пор опыт не знал грамоты. Но исследование не может быть удовлетворительным иначе как в письме. Когда это войдет в обычай, можно будет ожидать лучшего от опыта, который наконец станет письменным[44].
en.CII
en.Кроме того, если множество и как бы войско частностей столь велико и в такой степени рассеяно и разбросано, что смущает разум и сбивает его с пути, то не следует ожидать добра от неожиданных нападений и легких движений и перебежек разума, пока посредством удобных, хорошо расположенных и как бы живых таблиц открытия но будут установлены порядок и стройность в том, что относится к исследуемому предмету, и пока ум не обратится к помощи этих заранее приготовленных и систематизирующих таблиц.
en.CIII
en.Но и после того как множество частностей будет должным образом как бы поставлено перед глазами, не следует тотчас переходить к исследованию и открытию новых частностей или практических приложений. Или по крайней мере если это сделано, то не следует здесь останавливаться. Мы не отрицаем, что после того как из всех наук будут собраны и расположены по порядку все опыты и они сосредоточатся в знании и суждении одного человека, то из переноса опытов одной науки в другую посредством того опыта, который мы зовем научным (literata), может быть открыто много нового -- полезного для жизни человека. Однако от этого следует ожидать не столь многого, как от нового света аксиом, которые по известному способу и правилу выводятся из тех частностей и в свою очередь указывают и определяют новые частности. Ведь путь не проходит по равнине, у него есть восхождения и нисхождения. Сначала восходят к аксиомам, а затем спускаются к практике.
en.CIV
en.Не следует все же допускать, чтобы разум перескакивал от частностей к отдаленным и почти самым общим аксиомам (каковы так называемые начала наук и вещей) и по их непоколебимой истинности испытывал бы и устанавливал средние аксиомы. Так было до сих пор: разум склоняется к этому не только естественным побуждением, но и потому, что он уже давно приучен к этому доказательствами через силлогизм. Для наук же следует ожидать добра только тогда, когда мы будем восходить по истинной лестнице, по непрерывным, а не прерывающимся ступеням -- от частностей к меньшим аксиомам и затем к средним, одна выше другой, и наконец к самым общим. Ибо самые низшие аксиомы немногим отличаются от голого опыта. Высшие же и самые общие аксиомы (какие у нас имеются) умозрительны и абстрактны, и у них нет ничего твердого. Средние же аксиомы истинны, тверды и жизненны, от них зависят человеческие дела и судьбы. А над ними, наконец, расположены наиболее общие аксиомы -- не абстрактные, но правильно ограниченные этими средними аксиомами.
en.Поэтому человеческому разуму надо придать не крылья, а, скорее, свинец и тяжести, чтобы они сдерживали всякий его прыжок и полет. Но этого, однако, до сих пор не сделано. Когда же это будет сделано, то можно будет ожидать от наук лучшего.
en.CV
en.Для построения аксиом должна быть придумана иная форма индукции, чем та, которой пользовались до сих пор. Эта форма должна быть применена не только для открытия и испытания того, что называется началами, но даже и к меньшим и средним и наконец ко всем аксиомам. Индукция, которая совершается путем простого перечисления, есть детская вещь: она дает шаткие заключения и подвергнута опасности со стороны противоречащих частностей, вынося решения большей частью на основании меньшего, чем следует, количества фактов, и притом только тех, которые имеются налицо. Индукция же, которая будет полезна для открытия и доказательства наук и искусств, должна разделять природу посредством должных разграничении и исключений. И затем после достаточного количества отрицательных суждений она должна заключать о положительном. Это до сих пор не совершено, и даже не сделана попытка, если не считать Платона, который отчасти пользовался этой формой индукции для того, чтобы извлекать определения и идеи[45]. Но чтобы хорошо и правильно строить эту индукцию или доказательство, нужно применить много такого, что до сих пор не приходило на ум ни одному из смертных, и затратить больше работы, чем до сих пор было затрачено на силлогизм. Пользоваться же помощью этой индукции следует не только для открытия аксиом, но и для определения понятий. В указанной индукции и заключена, несомненно, наибольшая надежда.
en.CVI
en.При построении аксиом посредством этой индукции нужно взвесить и исследовать, приспособлена ли устанавливаемая аксиома только к мере тех частностей, из которых она извлекается, или она полнее и шире. И если она полнее или шире, то надо смотреть, не может ли аксиома укрепить эту свою широту и полноту указанием новых частностей, как бы неким поручительством, чтобы мы и не погрязли в том, что уже известно, и не охватили бы чрезмерно широким охватом лишь тени и абстрактные формы, а не прочное и определенное в материи. Только тогда, когда это войдет в обыкновение, по справедливости блеснет прочная надежда.
en.CVII
en.Здесь следует снова повторить то, что было сказано выше о расширении естественной философии и о приведении к ней частных наук, чтобы не было разъединения наук и разрыва между ними. Ибо и без этого мало надежды на движение вперед.
en.CVIII
en.Итак, мы показали, что можно устранить отчаяние и создать надежду, если распроститься с заблуждениями предшествующего времени или исправить их. Теперь надобно посмотреть, есть ли что-либо другое, что подаст надежду. И тут является следующее соображение. Если люди, не добиваясь этого а преследуя иные цели, все же открыли много полезного как бы случайно или мимоходом, то никто не будет сомневаться в том, что если они начнут поиски, занимаясь непосредственно тем, чем нужно, и пойдут по определенному пути и в определенном порядке, а не скачками, то откроют много больше. Хотя и может подчас случиться, что кто-нибудь при счастливом стечении обстоятельств сделает открытие, которое раньше ускользало от того, кто вел поиски с большими усилиями и старанием; однако в преобладающем большинстве случаев, без сомнения, случается противоположное. Поэтому гораздо большего, лучшего и получаемого через меньшие промежутки времени следует ожидать от рассудка, деятельности, направленности и стремления людей, чем от случая, животных инстинктов и тому подобного, что до сих пор давало начало открытиям.
en.CIX
en.Можно привести также и следующее обстоятельство, подающее надежду. Не мало из того, что уже открыто, таково, что, раньше чем оно было открыто, едва ли кому-нибудь могло прийти на ум чего-нибудь ожидать от него; напротив, всякий пренебрег бы им, как невозможным. Люди обычно судят о новых вещах по примеру старых, следуя своему воображению, которое предубеждено и запятнано ими. Этот род суждения обманчив, поскольку многое из того, что ищут у источников вещей, не течет привычными ручейками.
en.Например, если бы кто-либо до изобретения огнестрельного оружия описал эту вещь по тому, как она действует, и сказал бы следующим образом: "Сделано изобретение, посредством которого можно с далекого расстояния сотрясать и разрушать стены и укрепления, как бы ни были они велики", то люди, конечно, стали бы делать много разнообразных догадок об увеличении сил метательных снарядов и орудий посредством грузов и колес и стенобитных средств этого рода. Но едва ли чьему-либо воображению и мысли представился бы столь внезапно и быстро распространяющийся и взрывающийся огненный ветер, ибо человек не видел вблизи примеров этого рода, кроме, может быть, землетрясения и молнии, а эти явления были бы тотчас исключены людьми как чудо природы, коему человек подражать не может.
en.Подобным же образом, если бы кто-либо ранее изобретения шелковой нити повел такую речь: "Найдена для нужд одежды и убранства нить некоего рода, намного превосходящая льняную и шерстяную нить тонкостью, но вместе с тем и прочностью, а также красотой и мягкостью", люди тотчас бы стали думать о каком-то шелковистом растении, или о более тонком волосе какого-то животного, или о перьях и пухе птиц. А о ткани малого червя, о таком ее изобилии и ежегодном возобновлении они, конечно, никогда бы не подумали. А если бы кто-либо бросил какое-нибудь слово о черве, он был бы, без сомнения, осмеян, как человек, который бредит о какой-то невиданной паутине.
en.Точно так же если бы кто-либо ранее изобретения мореходной иглы сказал: "Изобретен прибор, посредством которого можно точно определить и указать страны света и кардинальные точки неба", то люди тотчас, подстрекаемые воображением, устремились бы к разнообразным предположениям об изготовлении более совершенных астрономических приборов. Изобретение же такого предмета, движение которого отлично сходится с небесным, хотя сам он не из числа небесных тол, а состоит из камня или металла, считалось бы совершенно невозможным. Однако это и подобное этому, оставаясь скрытым от людей в течение столь многих времен мира, было изобретено не посредством философии или наук, а благодаря случаю и совпадению. Ибо эти открытия (как мы уже сказали) настолько отличны и удалены от всего познанного ранее, что никакое предшествующее знание не могло к ним привести.
en.Поэтому надо вообще надеяться на то, что до сих пор в недрах природы таится много весьма полезного, что не имеет родства или соответствия с уже изобретенным и целиком расположено за пределами воображения. Оно до сих пор еще не открыто, но, без сомнения, в ходе и круговороте многих веков и это появится, как появилось предыдущее. Однако тем путем, о котором мы теперь говорим, все это можно представить и предвосхитить быстро, немедленно, тотчас.
en.CX
en.Но встречаются и другие открытия, такие, которые доказывают, что род человеческий может миновать и оставить без внимания даже лежащие у него под ногами замечательные находки. Действительно, если изобретение пороха, или шелковой нити, или мореходной иглы, или сахара, или бумаги зависит от некоторых свойств вещей и природы, то уж в искусстве книгопечатания, конечно, нет ничего, что бы ни было явно и почти самоочевидно. И все же люди в продолжение стольких веков были лишены этого прекраснейшего изобретения, которое так содействует распространению знаний. Они не обратили внимания на то, что, хотя знаки букв разместить труднее, чем писать буквы движением руки, но зато размещенные однажды буквы дают бесчисленное количество отпечатков, а буквы, начертанные рукой, дают только одну рукопись; или же не заметили того, что краска может быть настолько сгущена, чтобы она окрашивала, а не текла, особенно когда буквы опрокинуты и печатание производится сверху.
en.Однако ум человеческий обычно столь неловок и плохо расположен на этом пути открытия, что сначала он себе не доверяет, а вскоре доходит до презрения к себе: сначала ему кажется, что подобное изобретение невероятно; а после того как оно сделано, кажется невероятным, что люди так долго не замечали его. Но и это по справедливости дает повод к надежде. Есть, значит, много до сих пор остающихся без движения открытий, которые могут быть выведены посредством того, что мы называем научным опытом, не только из неизвестных ранее действий, но также из перенесения, сочетания и применения действий уже известных.
en.CXI
en.Нельзя упускать для создания надежды также и следующее. Пусть люди подумают о бесконечном расточении ума, времени и способностей, которые они отдают вещам и занятиям много меньшей пользы и ценности; если бы обратить хоть некоторую часть этого на занятия здравые и положительные, то не было бы такой трудности, которую нельзя было бы преодолеть. Это мы сочли нужным прибавить по той причине, что открыто признаем: такое собирание естественной и опытной истории, каким мы его замышляем и каким оно должно быть, есть великое, как бы царское дело, которое потребует много труда и издержек.
en.CXII
en.Пусть никто не устрашится множества частностей, пусть это скорее ведет его к надежде. Ибо частные явления искусств и природы составляют лишь горсть по сравнению с вымыслами ума, оторванными и отвлеченными от очевидности вещей. Исход этого пути открыт и почти близок. Иной же путь исхода не имеет, но бесконечно запутан. Люди же до сих пор мало задерживались на опыте и лишь слегка его касались, а на размышления и выдумки ума тратили бесконечное время. Если бы среди нас был кто-нибудь, кто отвечал бы нам на вопросы о фактах природы, то открытие всех причин и завершение наук было бы делом немногих лет.
en.CXIII
en.Мы считаем также, что надежде людей может кое-чем помочь наш собственный пример. Мы говорим это не из тщеславия, а потому, что это полезно сказать. Если кто не верит, пусть посмотрит, как я, человек среди людей моего времени наиболее занятый гражданскими делами и не совсем крепкого здоровья (на что тратится много времени), хотя и вполне первый в этом деле, не идя ни по чьим следам, не сообщаясь в этом деле ни с кем из смертных, все же твердо вступил на истинный путь и, подчиняя ум вещам, таким образом (как мы полагаем) подвинул это дело несколько вперед. Пусть он тогда посмотрит, чего можно ожидать после этих наших указаний от людей, у которых много досуга, а также от соединения трудов и от распорядка времени; тем более что по этому пути может идти не один лишь человек (как по пути рассуждений), а могут быть наилучшим образом распределены и затем сопоставлены труды и работы людей (особенно в том, что касается собирания опыта). Люди тогда только начнут сознавать свои силы, когда не бесконечное количество людей будет делать одно и то же, но один будет совершать одно, а другой -- другое.
en.CXIV
en.Наконец, если бы даже ветер надежды, который дует со стороны этого Нового Света[46], был гораздо менее надежен и более слаб, то и тогда все же, полагаем мы, следовало бы сделать эту попытку (если мы не хотим совершенно пасть духом). Ведь опасность не совершить попытку и опасность испытать неудачу не равны. Ибо в первом случае мы теряем огромные блага, а во втором -- лишь небольшую человеческую работу. Из всего нами сказанного, а также из несказанного очевидно, что у нас достаточно надежды на успех не только для человека усердного и предприимчивого, но даже и для благоразумного и трезвого.
en.CXV
en.Итак, мы сказали о необходимости отбросить то отчаяние, которое является одной из могущественнейших причин замедления развития наук; закончена также речь о признаках и причинах заблуждений, бездеятельности и укоренившегося невежества; сказанного тем более достаточно, что особенно тонкие причины, недоступные суждению или наблюдению толпы, должны быть отнесены к тому, что сказано об идолах человеческой души.
en.И здесь также должна быть закончена разрушительная часть нашего Восстановления, которая состоит из трех опровержений, а именно: опровержения прирожденного человеческого ума, предоставленного самому себе; опровержения доказательств и опровержения теорий, или принятых философий и учений. Опровержение их было таково, каким оно только могло быть, т. е. через указания и очевидные причины, ибо никаких других опровержений мы не могли применить, расходясь с остальными и в основных началах и в методах доказательств.
en.Поэтому теперь своевременно будет обратиться к самому искусству и образцу истолкования природы, хотя все еще остается кое-что, что надо предпослать. Ибо поскольку цель этой первой книги афоризмов -- подготовить разум людей для понимания и восприятия того, что последует, то теперь, очистив, пригладив и выровняв площадь ума, остается еще утвердить ум в хорошем положении и как бы в благоприятном аспекте для того, что мы ему предложим. Ведь предубеждение относительно новой вещи обусловлено не только преобладающей силой старого мнения, но и наличием предвзятого ложного мнения или представления о предлагаемой вещи. Итак, попытаемся создать правильные и истинные мнения о том, что мы приводим, пусть лишь временные и как бы взятые взаймы, пока сама вещь не будет вполне познана.
en.CXVI
en.Прежде всего мы считаем нужным потребовать, чтобы люди не думали, будто мы, подобно древним грекам или некоторым людям нового времени, как, например, Телезию, Патрицию, Северину, желаем основать какую-то школу в философии. Не к тому мы стремимся и не думаем, чтобы для счастья людей много значило, какие у кого абстрактные мнения о природе и началах вещей. Нет сомнения в том, что много еще в этой области можно возобновить старого и ввести нового, подобно тому как могут быть предположены многочисленные теории неба, которые достаточно хорошо сходятся с явлениями, но расходятся между собой.
en.Мы же не заботимся о такого рода предположительных и вместе с тем бесполезных вещах. Напротив того, мы решили испытать, не можем ли мы положить более прочное основание действенному могуществу и величию человеческому и расширить его границы. И хотя в отношении некоторых частных предметов у нас есть, как мы полагаем, более правильные, более истинные и более плодотворные суждения, чем те, которыми люди пользуются до сих пор (их мы собрали в пятой части нашего Восстановления), все же мы не предлагаем никакой всеобщей и цельной теории. Ибо, кажется, еще не пришло для этого время. И я даже не надеюсь прожить достаточно для завершения шестой части Восстановления (которая предназначена для философии, открытой законным истолкованием природы). Мы считаем, однако, достаточным, если, действуя трезво и с пользой в средней части[47], успеем бросить потомству семена более беспристрастной истины и не отступим перед началами великих дел.
en.CXVII
en.Не будучи основателями школы, мы равным образом и не раздаем щедрых обещаний относительно частных практических результатов. Однако тут кто-нибудь может возразить, что мы, столь часто упоминая о практике и все приводя к ней, должны бы представить в виде залога какие-нибудь практические результаты. Но наш путь и наш метод (как мы часто ясно говорили и как я бы хотел сказать это и теперь) состоят в следующем: мы извлекаем не практику из практики и опыты из опытов (как эмпирики), а причины и аксиомы из практики и опытов и из причин и аксиом снова практику и опыты как законные истолкователи природы.
en.И хотя в наших таблицах открытия (из которых состоит четвертая часть нашего Восстановления), а также в примерах частностей (которые мы приводим во второй части), а кроме того, и в наших замечаниях относительно истории (которая изложена в третьей части труда) каждый человек, даже средней проницательности и прозорливости, найдет много указаний, касающихся важных практических применений, однако мы откровенно признаем, что та естественная история, которая у нас теперь имеется (из книг ли или из собственного исследования), недостаточно богата и проверена, чтобы удовлетворить или послужить законному истолкованию.
en.Итак, если найдется кто-либо более способный и подготовленный в механике, а также более проворный в погоне за практикой посредством одного лишь обращения к опытам, мы ему предоставляем и разрешаем эту деятельность: извлекать, как бы срывая по дороге из нашей истории и таблиц многое, что он сможет приложить к практике, пользуясь как бы процентами, пока не окажется возможным получать самый капитал. Мы же, устремляясь к большему, осуждаем всякую преждевременную задержку в такого рода делах, так же как яблоки Аталанты (как мы часто говорим). Мы не хватаем по-детски золотых яблок, но все возлагаем на победу науки в состязании с природой и не спешим снять посев в зеленых всходах, а ждем своевременной жатвы.
en.CXVIII
en.Тот, кто прочтет нашу историю и таблицы открытия, может, без сомнения, натолкнуться на что-либо менее достоверное или совершенно ложное в самих опытах. И поэтому он, возможно, подумает, что наши открытия опираются на ложные и сомнительные основания и начала. В действительности же это ничего не значит. Ибо в начале дела неизбежно должно происходить нечто подобное. Ведь это равносильно тому, как если в писаном или в печатном произведении та или иная буква поставлена или расположена неверно: это мало мешает читающему, поскольку ошибки легко исправляются по самому смыслу. Точно так же пусть люди подумают о том, что в естественной истории можно ошибочно поверить многим опытам и принять их, но спустя короткое время их легко отвергнуть и отбросить на основании найденных причин и аксиом. Однако, действительно, если в естественной истории и опытах будут большие, многочисленные и непрерывные заблуждения, то их невозможно исправить или устранить никакой удачей дарования или искусства. Итак, если в нашей естественной истории, которая была собрана и испытана с таким усердием и строгостью и с почти религиозным рвением, находится в частностях что-либо ложное или ошибочное, что же тогда должно сказать про обычную естественную историю, которая столь легковесна и небрежна по сравнению с нашей? Или о философии и науках, построенных на этом сыпучем песке? Поэтому пусть никого не волнует то, что мы сказали.
en.CXIX
en.В нашей истории и опытах даже встретится немало вещей, с одной стороны, тривиальных и общеизвестных, с другой -- низких и недостойных и, наконец, слишком тонких и совершенно умозрительных и вроде бы совсем бесполезных. Этого рода вещи могут отвратить от себя интересы людей.
en.Что касается тех вещей, которые кажутся общеизвестными, пусть люди подумают: до сих пор они занимались только тем, что сообразовывали причины редких вещей с вещами, случающимися часто, и не искали никаких причин того, что случается часто, но принимали это как допущенное и принятое.
en.Так, они не исследуют причин тяготения, вращения небесных тел, тепла, холода, света, твердости, мягкости, разреженности, плотности, жидкости, крепости, одушевленности, неодушевленности, сходства, несходства, наконец, органического. Они принимают все это как явное и очевидное и рассуждают и спорят только относительно тех вещей, которые случаются не столь часто и привычно.
en.Но мы, достаточно зная о том, что нельзя составить никакого суждения о редких или замечательных вещах и, еще менее того, извлечь на свет новые вещи, пока не будут по порядку проверены и открыты причины обычных вещей и причины причин, по необходимости принуждены принять в нашу историю самые обычные вещи. Мало того, ничто, как мы убедились, не преграждало так путь философии, как то, что люди не останавливались и не задерживались в созерцании частых и простых явлений, но принимали их мимоходом и не имели обыкновения доискиваться их причины, так что сведения о неизвестных вещах приходится искать не чаще, чем внимания к известным.
en.CXX
en.Что же касается низких или даже непристойных вещей, о которых, как сказал Плиний, можно говорить, лишь предварительно испросив позволения[48], то и эти вещи должны быть приняты в естественной истории не менее, чем прекраснейшие и драгоценнейшие. Естественная история от этого не будет осквернена. Ведь солнце одинаково проникает и во дворцы, и в клоаки и все же не оскверняется. Мы же не воздвигаем какой-либо Капитолий или пирамиду в честь человеческого высокомерия, но основываем в человеческом разуме священный храм по образцу мира. И мы следуем этому образцу. Ибо то, что достойно для бытия, достойно и для познания, которое есть изображение бытия. Одинаково существует как низкое, так и прекрасное. В самом деле, как из какого-либо гниющего материала, как, например, мускуса и цибета[49], порождаются иногда лучшие ароматы, так и из низких и грязных явлений исходят порой замечательнейшие свет и познание. Однако об этом сказано уже слишком много, ибо такой род брезгливости вполне относится лишь к детям и неженкам.
en.CXXI
en.Более тщательно надо рассмотреть следующее: возможно, что многое в нашей истории пониманию толпы или даже чьему-либо разуму, привыкшему к обычным вещам, покажется пустыми и бесполезными тонкостями. Итак, об этом прежде всего сказано и должно быть еще сказано, а именно: вначале и в первое время мы ищем только светоносных опытов, а не плодоносных, поступая по примеру божественного творения, которое, как мы часто говорили, в первый день создало только один свет и отдало ему одному целый день, не присоединяя в этот день никакого материального деяния.
en.Поэтому, если кто-либо сочтет, что вещи этого рода бесполезны, то это равносильно тому, как если бы он думал, что и у света нет никакой пользы, ибо это вещь неосязаемая и нематериальная. Действительно, следует сказать, что хорошо проверенное и определенное познание простых натур есть как бы свет. Оно открывает доступ к самым глубинам практических приложений, могущественно охватывает и влечет за собой все колонны и войска этих приложений и открывает нам истоки замечательнейших аксиом, хотя само по себе оно не столь полезно. Ведь и буквы сами по себе отдельно ничего не означают и не приносят какой-либо пользы, но составляют как бы первую материю для сложения каждой речи. Так же и семена вещей, сильные своими возможностями, совершенно не могут быть использованы, кроме как в своем развитии. Так и рассеянные лучи самого света ничего не могут уделить от своей благодетельности, пока они не собраны.
en.Если кто-либо недоволен умозрительными тонкостями, то что же тогда сказать о схоластах, которые без конца предавались тонкостям? Ведь эти тонкости сводились к словам или по крайней мере к ходячим понятиям (что означает то же самое), а не к вещам или природе. Они были бесполезны не только вначале, но и в дальнейшем, а не как те, о которых мы говорим, бесполезны в настоящем, но бесконечно полезны в дальнейшем. Пусть же люди знают достоверно, что тонкость споров и рассуждений ума станет запоздалой и превратной после открытия аксиом. Истинное же и надлежащее или по крайней мере предпочтительное время для тонкости заключается во взвешивании опыта и выводе из него аксиом. Ибо хотя та или другая тонкость старается уловить и обнять природу, однако никогда она ее не схватит и не обнимет. В высшей степени правильно то, что обычно говорят о случае или о фортуне, если отнести это к природе: "На лбу у нее волосы, но с тыла она лысая"[50].
en.Наконец, относительно презрительного отношения в естественной истории к вещам обычным, или низким, или слишком тонким и бесполезным в своем начале пусть будут вещанием оракула слова, обращенные бедной женщиной к надменному властителю, который отверг ее просьбу как вещь недостойную и слишком низкую для его величия: "Перестань тогда быть царем"[51]. Ибо несомненно, что тот, кто не захочет уделить внимание вещам этого рода, как слишком малым и ничтожным, тот не сможет ни получить, ни осуществить господство над природой.
en.CXXII
en.Возможно и такое возражение: удивительно и недопустимо, что мы как бы одним ударом и натиском ниспровергаем все науки и всех авторов, и притом не взяв себе для помощи и руководства кого-либо из древних, а как бы своими собственными силами.
en.Однако мы знаем, что, если бы мы пожелали действовать менее добросовестно, нам было бы нетрудно возвести то, что мы предлагаем, или к древним векам, предшествующим временам греков (когда науки о природе, быть может, процветали больше, однако с меньшим шумом и еще не дождались труб и свирелей греков), или даже (хотя бы частично) к некоторым из самих греков и искать у них подтверждения и почета, наподобие выскочек, которые промышляют и заимствуют себе благородство от какого-либо старого рода, пользуясь помощью генеалогии. Мы же, полагаясь на очевидность вещей, отбрасываем всякое пользование выдумкой и обманом. И мы считаем, что для дела не столь важно, было ли уже известно древним то, что мы откроем, всходили или же заходили эти открытия среди превратности вещей и веков, -- не более, чем должна заботить людей мысль, был ли Новый Свет островом Атлантида, известным древнему миру[52], или же только теперь впервые открыт. Ибо открытия новых вещей должно искать от света природы, а не от мглы древности.
en.Что же касается универсальности этого нашего опровержения, то оно, если правильно, конечно, рассудить, и более основательно и более скромно, чем если бы касалось только одной части. Ведь если бы заблуждения не коренились в первых понятиях, то не могло случиться, что некоторые правильные открытия не исправили другие -- превратные. Но так как заблуждения были фундаментальными и такими, что люди, скорее, пренебрегли и обошли их, чем составили о них неправильное и ложное суждение, то менее всего удивительно, если люди не получили того, над чем и не работали, не достигли той цели, которую и не ставили, а также не наметили и не прошли той дороги, на которую не вступили и которой не держались.
en.Теперь о дерзости нашего предприятия. Конечно, если кто-либо берется при помощи твердости руки и силы глаза провести более прямую линию или описать более совершенный круг, чем кто-либо другой, то здесь речь идет о сравнении способностей. Но если кто объявит, что он при помощи линейки или циркуля сможет провести более прямую линию или описать более совершенный круг, чем кто-либо другой посредством одной лишь силы глаза и руки, то он, конечно, отнюдь не хвастун. И вот то, о чем мы говорим, не только имеет место в этой нашей первой и начальной попытке, но относится также к тем, которые будут заниматься этим впоследствии. Наш путь открытия знаний почти уравнивает дарования и мало что оставляет их превосходству, ибо он все проводит посредством самых определенных правил и доказательств. Итак, это наше открытие (как мы часто говорили), скорее, дело какой-то удачи, чем способности, и, скорее, порождение времени, чем дарования. Ведь, действительно, случайность имеет значение и не менее в человеческих размышлениях, чем в трудах и делах.
en.CXXIII
en.Итак, следует сказать о нас самих то, что сказано кем-то в шутку и здесь очень хорошо подходит к делу: "Не может статься, чтобы одно и то же думали те, кто пьет вино и кто воду"[53]. Прочие люди, как древние, так и новые, пили в науках простую влагу, словно воду, которая или сама собой проистекает из разума, или почерпнута логикой, как колесом из колодца. Мы же пьем и предлагаем влагу, полученную от бесчисленных вполне зрелых лоз, сорвав с них и собрав виноград, затем выжав сок и, наконец, очистив его и дав отстояться в сосуде. Итак, нет ничего удивительного в том, что у нас расхождение с другими.
en.CXXIV
en.Возразят, конечно, и следующее: мы и сами не правильно и не наилучшим образом определили мету и цель наук (в чем мы упрекаем других). Ведь созерцание истины достойнее и выше всякой полезности и величия дел; а это длительное и беспокойное пребывание среди опытов и материи и в потоках частных явлений как бы приковывает разум к земле или, скорее, низвергает его в какую-то преисподнюю смятения и замешательства и удерживает и удаляет его от безмятежности и покоя отвлеченной мудрости (как от состояния много более божественного). Мы охотно соглашаемся с этим соображением, и к тому, на что вам указывают как на предпочтительное, мы особенно и прежде всего стремимся. Ибо мы строим в человеческом разуме образец мира таким, каков он оказывается, а не таким, как подскажет каждому его рассудок. Но это невозможно осуществить иначе как рассеканием мира и прилежнейшим его анатомированием. А те нелепые и как бы обезьяньи изображения мира, которые созданы в философиях вымыслом людей, мы предлагаем совсем рассеять. Итак, пусть знают люди (как мы говорили выше), каково различие между идолами человеческого разума и идеями божественного разума. Те не что иное, как произвольные абстракции, эти же, действительно, знаки создателя на созданиях, запечатленные и определенные в материи посредством истинных и тончайших черт. Итак, истина и полезность суть (в этом случае) совершенно одни и те же вещи[54]. Сама же практика должна цениться больше как залог истины, а не из-за жизненных благ.
en.CXXV
en.Быть может, возразят также и следующее: мы совершаем лишь то, что уже совершено, и придерживаемся того же самого пути, что и древние. Поэтому кто-нибудь сочтет вероятным, что и мы после такого размаха и замысла придем все же к одной из тех философий, которые имели силу у древних. Ибо и те приготовили в началах своих размышлений великое изобилие примеров и частностей, расписали их по отделам и рубрикам и отсюда производили свою философию и науки, а затем, разработав их, выступали публично, прибавив кое-где примеры для убедительности и ясности поучения. Однако они считали излишним и неудобным извлечь на свет свои заметки о частностях, комментарии и приложения. И поэтому они сделали так, как обычно делается при постройке, а именно: после того как здание возведено, убрали от взоров машины и леса. Конечно, надо думать, что они поступали не иначе. Но если кто не забыл совершенно того, о чем говорилось выше, то он легко ответит на это замечание (или, вернее, на это сомнение). Какая форма исследования и открытия была у древних -- об этом и сами они заявляют, и это видно из самой внешности их писаний. Она состояла лишь в том, чтобы от каких-либо примеров и частностей (прибавив обычные понятия и, быть может, некоторую часть общепринятых суждений, более всего пришедшихся по вкусу) воспарить к наиболее общим заключениям или к принципам наук и от их недвижимой и неколебимой истинности выводить и доказывать низшие заключения через посредство средних и затем строить из них науки. А когда выдвигались и приводились новые примеры и частности, противоречащие их мнениям, они их искусно подчиняли своей системе посредством тонких дистинкций или нового разъяснения своих правил или же наконец попросту отводили посредством исключений. Причины же тех частных вещей, которые им не противоречили, они упорно и трудолюбиво приводили в соответствие со своими началами. Но это было не естественной историей и не опытом, каковым ему следовало быть (поистине, оно далеко отстояло от этого), и эта склонность воспарять к наиболее общему погубила все.
en.
en.CXXVI
en.Возразят также, что, удерживая людей от произнесения суждений и от установления определенных начал до тех пор, пока они в должном порядке не придут через средние ступени к наиболее общему, мы проповедуем какое-то воздержание от суждений и приводим дело к акаталепсии. В действительности же мы думаем не об акаталепсии, а об евкаталепсии, ибо мы не умаляем значения чувства, а помогаем ему и не пренебрегаем разумом, а управляем им. Притом лучше знать то, что надо, и все же считать, что мы не знаем вполне, чем считать, что мы знаем вполне, и все же ничего не знать о том, что надо.
en.CXXVII
en.У кого-нибудь явится также сомнение (скорее, чем возражение): говорим ли мы, что только естественная философия или также и остальные науки -- логика, этика, политика -- должны создаваться, следуя нашему пути? Мы, конечно, понимаем то, что сказано, в общем смысле. Подобно тому как общепринятая логика, которая распоряжается вещами посредством силлогизма, относится не только к естественным, но и ко всем наукам, так и наша логика, которая движется посредством индукции, охватывает все. Ибо мы составляем нашу историю и таблицы открытия как для тепла и холода, света, произрастания и тому подобного, так и для гнева, страха, уважения и тому подобного, а также для примеров общественных явлений, а равно и для душевных движений -- памяти, сопоставления, различения[55], суждения и прочего. Но с другой стороны, поскольку наш способ истолкования (после того как история подготовлена и приведена в порядок) принимает во внимание не только движения и деятельность ума (подобно обычной логике), но также и природу вещей, постольку мы направляем ум так, чтобы он мог всегда пригодными способами обратиться к природе вещей. И поэтому в учении об истолковании мы даем много разнообразных указаний о видоизменениях способа открытия применительно к качеству и состоянию того предмета, который мы исследуем.
en.CXXVIII
en.Но вот в чем нас нельзя даже и подозревать: будто мы желаем расстроить и разрушить философию, искусства и науки, которыми мы пользуемся. Напротив, мы охотно принимаем и пользование ими, и служение им, и почитание их. Мы ведь никоим образом не препятствуем тому, чтобы общераспространенные науки питали споры, украшали речи и применялись для профессорской деятельности, а также для надобностей гражданской жизни, чтобы они, наконец, были как ходячая монета, принимаемая среди людей по общему согласию. Мало того, мы скажем открыто: то, что мы приводим, будет не очень пригодно для этих дел, ибо сможет быть доведено до понимания толпы только посредством практики и результатов. О том же, насколько искренне мы говорим о нашем добром расположении к принятым наукам, могут свидетельствовать уже опубликованные наши писания (особенно книги о развитии наук[56]). Поэтому мы не пытаемся далее доказывать это на словах. Вместе с тем мы неустанно и определенно напоминаем, что те способы, которыми обычно пользуются, немногим могут продвинуть вперед науки и не могут привести их к широким практическим применениям.
en.CXXIX
en.Остается еще немногое сказать о превосходстве нашей цели. Если бы это было сказано прежде, то могло бы показаться чем-то вроде пустого мечтания. Но когда уже создана надежда и устранены несправедливые предубеждения, это будет иметь, возможно, больше веса. Помимо того, если бы мы все совершили и вполне разрешили сами и не призывали бы усиленно других для участия и сопутствия в трудах, мы бы также воздержались от подобных слов, чтобы ото не было воспринято как прославление наших заслуг. Однако, коль скоро должно побудить деятельность других, воспламенить и возбудить умы, естественно будет, если мы доведем это до сознания людей.
en.Итак, прежде всего мы находим, что введение знаменитых изобретений, бесспорно, занимает первое место среди человеческих деяний. Так судили и древние века, ибо они оказывали божеские почести творцам изобретений, тогда как тем, кто прославился в гражданских делах (как, например, основатели городов и государств, законодатели, освободители отечества от длительных бедствий, разрушители тираний и им подобные), воздавали только славу героев. И действительно, если кто правильно сравнит то и другое, он найдет справедливым суждение прежнего времени. Ведь благодеяния изобретателей могут относиться ко всему человеческому роду, а гражданские благодеяния -- только к некоторым местопребываниям людей. Притом эти последние длятся лишь в пределах жизни немногих поколений, а те -- почти на вечные времена. Кроме того, исправление состояния гражданских дел большей частью сопровождается применением насилия и смятением. А открытия обогащают и приносят благодеяния, не причиняя никому ни обиды, ни печали.
en.Кроме того, открытия суть как бы новые создания и подражания божественным творениям, как хорошо сказал поэт:
en.Первые некогда злак, приносящий плоды, даровали Жалкому роду людей осиянные славой Афины; Жизнь обновили они и законы для всех учредили[57].
en.И достойно внимания в Соломоне, что, хотя он и процветал властью, золотом, великолепием дел, стражей, челядью, флотом, блеском имени и высшим почитанием людей, все же он ничего не избрал себе из этого для славы, а сказал следующее: "Слава Бога состоит в том, чтобы сокрыть вещь, а слава царя -- в том, чтобы ее исследовать"[58].
en.И далее, пусть кто-нибудь подумает, прошу об этом, какова разница между жизнью людей в каком-либо наиболее культурном краю Европы и в какой-нибудь наиболее дикой и варварской области Новой Индии, и он увидит: между ними такое различие, что -- по справедливости сможем сказать -- "человек человеку бог", и не только вследствие оказываемой помощи и благодеяний, но также и вследствие разницы их состояния. И это происходит не от почвы, не от климата, не от телосложения, а от наук.
en.Хотелось бы еще показать силу, достоинство и последствия открытий; а это обнаруживается нагляднее всего на примере тех трех открытий, которые не были известны древним и происхождение которых, хотя и недавнее, однако, темно и лишено громкой славы, а именно: искусство печатания, применение пороха и мореходной иглы. Ведь эти три изобретения изменили облик и состояние всего мира, во-первых, в деле просвещения, во-вторых, в делах военных, в-третьих, в мореплавании. Отсюда последовали бесчисленные изменения вещей, так что никакая власть, никакое учение, никакая звезда не смогли бы произвести большее действие и как бы влияние на человеческие дела, чем эти механические изобретения.
en.Кроме того, уместно различать три вида и как бы три степени человеческих домогательств. Первый род состоит в том, что люди желают распространить свое могущество в своем отечестве. Этот род низмен и подл. Второй род -- в том, что стремятся распространить власть и силу родины на все человечество. Этот род заключает в себе, конечно, больше достоинства, но не меньше жадности. Но если кто-либо попытается установить и распространить могущество и власть самого человеческого рода по отношению к совокупности вещей, то это домогательство (если только оно может быть так названо), без сомнения, разумнее и почтеннее остальных. Власть же человека над вещами заключается в одних лишь искусствах и науках, ибо над природой не властвуют, если ей не подчиняются.
en.Кроме того, если полезность одного какого-либо частного открытия столь поражала людей, что они считали высшим существом того, кто мог обязать себе весь человеческий род каким-либо благодеянием, то насколько выше открыть то, посредством чего легко может быть открыто все другое! И однако (чтобы сказать всю правду), подобно тому как при всей благодетельности света, при помощи которого мы идем своей дорогой, занимаемся своим делом, читаем и узнаем друг друга, все же само созерцание света превосходнее и прекраснее, чем его многообразное использование, точно так и созерцание вещей, каковы они суть без суеверия или обмана, заблуждения или замешательства, более достойно само по себе, чем все плоды открытий.
en.Наконец, если кто-либо станет говорить, что науки и искусства ведут к пороку, роскоши и тому подобному, пусть это никого не тронет. Ибо это же может быть сказано обо всех земных благах -- об уме, мужестве, силе, красоте, богатстве, самом свете и об остальном. Пусть человеческий род только овладеет своим правом на природу, которое назначила ему божественная милость, и пусть ему будет дано могущество; пользование же будет направляться верным рассудком и здравой религией.
en.CXXX
en.Теперь нам пора уже предложить само искусство истолкования природы. И хотя мы считаем, что даем в нем самое полезное и самое верное, однако мы не приписываем ему ни абсолютной необходимости (как если бы ничто не могло быть сделано без него), ни совершенства. Ибо мы держимся следующего мнения: если люди будут иметь в своем распоряжении подлинную историю природы и опыта, и прилежно ей отдадутся, и притом окажутся способными к двум вещам: во-первых, оставить принятые мнения и понятия, во-вторых, удержать на время ум от самого общего и от того, что близко ему, тогда они смогут прийти к нашему истолкованию посредством собственной природной силы ума без помощи какого-либо другого средства. Ибо истолкование есть истинное и естественное творение ума, освобожденного от всех препятствий[59]. Однако, несомненно, благодаря нашим правилам все будет более доступным и гораздо более достоверным.
en.Мы не утверждаем, однако, что к этому ничего нельзя прибавить. Наоборот, рассматривая ум не только в его собственной способности, но и в его связи с вещами, мы должны установить, что искусство открытия может расти вместе с открытиями.
en.I
en.Дело и цель человеческого могущества в том, чтобы производить и сообщать данному телу новую природу или новые природы. Дело и цель человеческого знания в том, чтобы открывать форму данной природы, или истинное отличие, или производящую природу, или источник происхождения (ибо таковы имеющиеся у нас слова, более всего приближающиеся к обозначению этой цели). Этим двум первичным делам подчиняются два других дела, вторичных и низшего разряда. Первому подчиняется превращение одного конкретного тела в другое в пределах возможного; второму -- открытие во всяком порождении и движении скрытого процесса, продолжающегося непрерывно от проявленного действующего начала и проявленной материи вплоть до данной формы, а также открытие другого схематизма тех тел, которые пребывают не в движении, а в состоянии покоя.
en.II
en.Насколько неблагополучно существующее положение человеческого знания, явствует даже из того, что обычно утверждается. Правильно полагают, что "истинное знание есть знание причин". Не плохо также устанавливаются четыре причины: материя, форма, действующая и конечная причины. Но из них конечная причина не только бесполезна, но даже извращает науки, если речь идет не о действиях человека. Открытие формы почитается безнадежным. А действующая причина и материя (как они отыскиваются и принимаются вне скрытого процесса, ведущего к форме) -- вещи бессодержательные и поверхностные и почти ничего не дают для истинной и деятельной науки. Однако мы не забыли, что выше мы отметили и исправили заблуждение человеческого ума, отдающего формам первенство сущности. Ибо хотя в природе не существует ничего действительного, помимо единичных тел, осуществляющих сообразно с законом отдельные чистые действия, однако в науках этот же самый закон и его разыскание, открытие и объяснение служат основанием как знанию, так и деятельности. И этот же самый закон и его разделы мы разумеем под названием форм, тем более что это название укоренилось и обычно встречается.
en.III
en.Знание того, кто знает причину какой-либо природы (как, например, белизны или теплоты) только в некоторых предметах, несовершенно. Равным образом несовершенно могущество того, кто может производить действие только на некоторые материи (из числа тех, что способны воспринять его). А кто знает только действующую и материальную причины (эти причины переходящи и в некоторых случаях суть не что иное, как носители формы), тот может достигнуть новых открытий в отношении материи, до некоторой степени подобной и подготовленной, но не затронет глубже заложенных пределов вещей. Тот же, кто знает формы, -- тот охватывает единство природы в несходных материях. И следовательно, он может открыть и произвести то, чего до сих пор не было, чего никогда не привели бы к осуществлению ни ход природных явлений, ни искусственные опыты, ни самый случай и что никогда не представилось бы человеческому мышлению. Поэтому за открытием форм следует истинное созерцание и свободное действие.
en.IV
en.Хотя пути к человеческому могуществу и знанию ближайшим образом сплетены один с другими и едва ли не одни и те же, однако вследствие пагубной застарелой привычки обращения к абстрактному гораздо безопаснее начинать и строить науки от тех оснований, которые связаны с действенной частью, чтобы она сама обозначила и определила созерцательную часть. Следовательно, должно позаботиться о том, какие правила, или направление, или указание более всего нужны были бы тому, кто хотел бы породить в данном теле и придать ему какую-нибудь природу и изложить это простой и незапутанной речью.
en.Так, например, если кто-либо пожелает придать серебру желтый цвет золота, или (сохраняя законы материи) увеличить вес, или придать непрозрачному камню прозрачность, или стеклу прочность, или какому-либо нерастительному телу способность к произрастанию, следует, повторяю, позаботиться о том, какие он может скорее всего пожелать для себя правила или предписания. И прежде всего он, без сомнения, выберет то, что не будет тщетным в работе и не обманет в опыте. Затем он изберет себе для указания то, что не будет его стеснять и связывать определенными средствами и особенными приемами работы, ибо может случиться, что он не будет иметь возможности и благоприятных обстоятельств для того, чтобы добыть эти средства или обеспечить себя ими. Ибо если кроме предписанного существуют и другие средства и другие способы порождения этой природы, то они, возможно, окажутся доступны работающему; и тем не менее его может удержать узость предписания, и он не соберет плодов. В-третьих, он изберет себе для указания то, что не столь трудно, как то дело, которое отыскивается, но ближе подходит к практике.
en.Итак, требование относительно правильного и совершенного наставления в работе будет таково: чтобы оно было точным, свободным и располагающим или ведущим к действию. Но это то же самое, что и открытие истинной формы. Ибо форма какой-либо природы такова, что когда она установлена, то и данная природа неизменно за ней следует. Итак, форма постоянно пребывает, когда пребывает и эта природа, она ее вполне утверждает и во всем присуща ей. Но эта же форма такова, что когда она удалена, то и данная природа неизменно исчезает. Итак, она постоянно отсутствует, когда отсутствует эта природа, постоянно удерживает ее и только ей присуща. Наконец, истинная форма такова, что она выводит данную природу из источника какой-либо сущности, которая пребывает во многом и, как говорят, более известна природе, чем сама форма[60]. Итак, наше требование и предписание относительно истинной и совершенной аксиомы знания состоят в том, чтобы была открыта другая природа, которая могла бы быть превращена в данную природу, но была бы ограничением более известной природы наподобие истинного рода. Но эти два требования относительно действенного и созерцательного суть одно и то же. Что в действии наиболее полезно, то и в знании наиболее истинно.
en.V
en.Предписания, или аксиомы, превращения тел бывают двоякого рода. Первый рассматривает тело как группу, или соединение, простых природ. В золоте, например, соединяется следующее: что оно желто, тяжело до такого-то веса, ковко и тягуче до такого-то растяжения, не становится летучим и на огне ничего не теряет из своего количества; таково в жидком состоянии; выделяется и растворяется посредством таких-то способов; и так в отношении других естественных свойств, которые сходятся в золоте. Итак, аксиома этого рода выводит вещь из форм простых природ. Ибо, кто знает формы и способы наведения желтизны, тяжести, ковкости, прочности, текучести, растворимости и тому подобного, а также их степени и меры, тот и позаботится о том, чтобы они могли быть соединены в каком-либо теле, откуда последует превращение в золото. Этот род работы относится к первичному действию. Способ порождения какой-либо одной простой природы тот же, что и многих, -- разве только человек связан и ограничен в действиях, когда требуется получить много природ, вследствие трудности соединения столь многих природ, которые не по проторенным и обычным дорогам природы не сходятся легко. Как бы то ни было, нужно все же сказать, что этот способ работы (рассматривающий простые природы, хотя и в определенном теле) исходит из того, что постоянно, вечно и всеобще в природе, и открывает человеческому могуществу широкие дороги, которые (сообразно с нынешним положением дел) едва может охватить и представить себе человеческая мысль.
en.Второй род аксиом (который зависит от открытия скрытого процесса) направлен не на простые природы, а на конкретные тела, как они открываются в природе в ее обычном течении. Например, в том случае когда исследуется, из каких начал, каким образом и посредством какого процесса рождается золото или какой-либо другой металл или камень -- от их первых зачатков до совершенного минерала; или также: каким путем рождаются травы -- от первых сгущений соков в земле или от семян до сформировавшегося растения с общей последовательностью движения и разнообразными и продолжительными усилиями природы; или также при последовательном разъяснении рождения животных от совокупления до родов; или также в случае, когда исследуются другие тела.
en.Действительно, это исследование относится не только к рождению тел, по также и к другим движениям и произведениям природы. Например, когда ведется исследование прохождения и последовательных актов питания -- от принятия пищи до ее совершенного усвоения; или произвольного движения у животных -- от первого впечатления воображения и последовательных усилий духа вплоть до сгибания и движений членов тела; или развитого движения языка и губ и остальных органов -- вплоть до произнесения членораздельных звуков. Ведь все эти исследования относятся к естествам слитым, или собранным, в одном построении, и здесь рассматриваются как бы частные и особые навыки природы, а не основные и общие законы, которые образуют формы. Впрочем, нужно вообще признать, что этот способ кажется более легким, и более близким, и подающим большие надежды, чем тот первичный.
en.Подобным же образом и практическая часть, соответствующая рассмотренной созерцательной части, выводит и распространяет практику от того, что обычно открывается в природе, до чего-либо ближайшего или не слишком удаленного от ближайшего. Но более высокие и коренные воздействия на природу зависят, как бы то ни было, от первичных аксиом. Более того, там, где человеку дана не возможность действия, а только возможность знания, как, например, в небесных явлениях (ибо человеку не дано воздействовать на небесные тела, или менять их, или преобразовывать), исследование самого факта, или истинного положения вещей, не менее, чем познание причин и соответствий, зависит от тех первичных и всеобщих аксиом о простых природах, таких, как природа самопроизвольного вращения, притяжения или магнетической способности, или многих других явлений, которые более общи, чем сами небесные явления. Поэтому пусть никто не надеется решить вопрос, вращается ли в суточном движении земля или небо, не поняв предварительно природу самопроизвольного движения.
en.VI
en.Скрытый же процесс, о котором мы говорим, далеко не такая вещь, которая легко могла бы представиться человеческой душе в том ее состоянии, какому она ныне подвержена. Ведь мы не понимаем под ним ни какие-либо меры, ни знаки или степени в движении, видимые в телах, а только непрерывный процесс, который большею частью ускользает от чувств.
en.Например: во всяком порождении и превращении тел следует искать, что теряется и улетает, что остается, что прибавляется, что расширяется, что сжимается, что разделяется, что продолжается, что обрывается, что побуждает, что препятствует, что господствует, что подчиняется и многое другое.
en.И опять-таки это следует искать не только в порождении и превращении тел, но и во всех других изменениях и движениях; точно так же должно искать, что предшествует и что последствует, что стремительнее и что спокойнее, что производит движение и что им управляет и тому подобное. Но все это наукам (которые ныне разрабатываются крайне грубо и совершенно негодны) не известно и ими не затронуто. Ведь если каждое естественное действие совершается при посредстве самых малых частиц или по крайней мере слишком малых для того, чтобы возбудить чувство, то пусть никто не надеется, что он сможет управлять природой или изменять ее, пока должным образом ее не поймет и не узнает.
en.VII
en.Точно так же разыскание и открытие скрытого схематизма тел есть не менее новая вещь, чем открытие скрытого процесса и формы. Ведь мы до сих пор вращаемся только в преддверии природы и не готовим себе доступа в ее тайники. Но никто не может придать данному телу новую природу или удачно и целесообразно превратить тело в новое, пока он не будет хорошо знать об изменении и превращении тела. Без этого он прибегнет к тщетным или по крайней мере трудным и превратным способам, не соответствующим природе тела, над которым он работает. Итак, также и к этому надо открыть и проложить путь.
en.Несомненно правильно и с пользой применяют труд в анатомии органических тел (каковы тела человека и животных); это представляется тонкой вещью и хорошим исследованием природы. Но этот род анатомии основан на зрении, т. е. подчинен чувству и имеет место только для органических тел. Притом это нечто близкое и очевидное в сравнении с истинной анатомией скрытого схематизма в тех телах, которые считаются однородными, особенно в вещах, отличающихся специфическими чертами[61], и их частях, таких, как железо, камень, и в однородных частях растения, животного, таких, как корень, лист, цветок, мясо, кровь, кость и т. д. Но даже и здесь человеческое усердие не всецело бездействовало, ибо к этому направлено разложение однородных тел путем перегонки и другими способами разложения, обнаруживающими неоднородность целого, составленного из собрания однородных частей. Это разложение приносит пользу и содействует нашим исканиям, хотя часто бывает обманчиво, ибо многие природы считаются результатом разделения, как если бы они ранее существовали в сложном [целом], в действительности же их заново создают и вводят огонь и тепло и другие способы разложения. Но и это лишь малая часть работы в раскрытии истинного схематизма в сложном целом, ибо этот схематизм гораздо более тонкая вещь, которая действием огня, скорее, смешивается, чем извлекается и проясняется.
en.Итак, необходимо разделение и разложение тел, конечно, не огнем, но посредством размышления и истинной индукции с помощью опытов, а также посредством сравнения с другими телами и сведения к простым природам и их формам, сходящимся и слагающимся в сложном. Решительно следует перейти от Вулкана к Минерве, если мы намерены извлечь на свет истинное строение и схематизм тел (от чего зависит всякое скрытое и, как его называют, специфическое свойство и способность в вещах и из чего также выводится правило всякого значительного изменения и превращения).
en.Например, нужно исследовать, сколько есть во всяком теле от духа и сколько от осязаемой сущности, а также обилен ли и тучен этот самый дух или тощ и беден, тонок он или более густой, более воздушный или более огненный, деятельный или праздный, слабый или сильный, влекущий вперед или назад, раздробленный или непрерывный, пребывает ли в согласии с внешним и окружающим или в раздоре и т. д. То же в отношении осязаемой сущности (у которой не меньше различий, чем у духа) -- ее жил, волокон и всякого рода ткани. И опять-таки под то же исследование подпадают расположение духа в телесной массе и ее поры, проходы, жилы и клетки, и начала, или первые зачатки, органического тела. Но также в этом исследовании и в открытии каждого скрытого схематизма истинный и ясный свет, действительно разгоняющий всякий туман и неясность, проистекает от первичных аксиом.
en.VIII
en.Мы поэтому не будем сводить вещь к атому, который предполагает пустоту и нетекучую материю (и то и другое ложно), а к истинным частицам, как они открываются. С другой стороны, нет ничего такого, что заставило бы кого-нибудь испугаться этой тонкости, как чего-то необъяснимого. Напротив, чем больше исследование склоняется к простым природам, тем более все будет ясно и очевидно, ибо исследование переходит от многообразного к простому, от несоизмеримого к соизмеримому, от невнятного к учитываемому, от бесконечного и смутного к конечному и определенному, подобно тому как мы видим это в элементах письма и в тонах созвучий. Лучше же всего подвигается вперед естественное исследование, когда физическое завершается в математическом. Пусть никто опять-таки не устрашится множества или раздробленности. Ибо в вещах, которые рассматриваются посредством чисел, столь же легко думать и говорить о тысяче, как и об одном, или о тысячной части одного, как об одном целом.
en.IX
en.Из двух родов аксиом, которые установлены выше, возникает истинное деление философии и наук, причем мы придаем особый смысл общепринятым названиям (которые наиболее подходят к обозначению вещи). Таким образом, исследование форм, которые (по смыслу и по их закону) вечны и неподвижны, составляет метафизику, а исследование действующего начала и материи, скрытого процесса и скрытого схематизма (все это касается обычного хода природы, а не основных и вечных законов) составляет физику. Им и подчиняются подобным образом две практики: физике -- механика, метафизике (в очищенном смысле слова) -- магия вследствие ее обширных путей и большей власти над природой.
en.X
en.Итак, поставив цель учению, должно перейти к предписаниям, сделав это отнюдь не превратным и спутанным образом. Указания об истолковании природы охватывают две различного рода части: во-первых, выведение или порождение аксиом из опыта; во-вторых, выведение или извлечение новых опытов из аксиом. Первая часть разделяется трояко, а именно: вспоможение чувству, вспоможение памяти и вспоможение уму, или рассудку[62].
en.Ведь прежде всего мы должны подготовить достаточную и хорошую естественную и опытную историю, которая представляет собой основу дела. Ибо мы должны не измышлять и выдумывать, а открывать то, что свершает и приносит природа.
en.Естественная же и опытная история столь разнообразна и рассеянна, что приведет разум в замешательство и расстройство, если не будет установлена и предложена в должном порядке. Поэтому нужно образовать таблицы и сопоставления примеров таким способом и порядком, чтобы разум мог по ним действовать.
en.Однако, даже в случае если бы это было сделано, все же разум, предоставленный сам себе, движимый сам собой, неуправляемый и неподготовленный, неспособен и недостаточен для того, чтобы образовать аксиомы. Итак, в-третьих, следует применить истинную и законную индукцию, которая есть самый ключ истолкования. При этом должно начать с конца и затем уже открыто возвращаться к остальному.
en.XI
en.Исследование форм происходит следующим образом. Сначала нужно для каждой данной природы представить разуму все известные примеры, сходящиеся в этой природе, хотя бы и посредством самых различных материй. И собрание этого рода должно быть образовано исторически без преждевременного умствования или каких-либо чрезмерных тонкостей. Например, в исследовании формы тепла.
en.Примеры, сходящиеся в природе тепла
en.1. Солнечные лучи, особенно летом и в полдень.
en.2. Солнечные лучи, отраженные и собранные, как, например, среди гор или в стенах и особенно в зажигательных зеркалах.
en.3. Огненные метеоры.
en.4. Воспламеняющиеся молнии.
en.5. Извержение пламени из горных недр и т. д.
en.6. Всякое пламя.
en.7. Раскаленные тела.
en.8. Естественные горячие источники.
en.9. Кипящие или нагретые жидкости.
en.10. Горячие пары и дымы, а также и самый воздух, который принимает сильнейший и неистовый жар, когда бывает заперт, как, например, в отражательных печах.
en.11. Некоторые случаи ясной погоды, обусловленные самим состоянием воздуха независимо от времени года.
en.12. Запертый и подземный воздух в некоторых пещерах, особенно зимой.
en.13. Все мохнатое, как, например, шерсть, шкуры животных, оперения, содержат не мало тепла.
en.14. Все тела, как твердые, так и жидкие, как густые, так и разреженные (каков, например, сам воздух), на время приближенные к огню,
en.15. Искры от кремня и стали, полученные посредством сильного удара.
en.16. Всякое подверженное сильному трению тело, как, например, камень, дерево, сукно; так что иногда дышла и оси колес загораются; а у западных индейцев огонь добывался посредством трения.
en.17. Зеленые и влажные травы, плотно уложенные вместе, как, например, розовые лепестки, набитые в корзинки, сено, если оно было сложено влажным, часто охватывается пламенем.
en.18. Негашеная известь, смоченная водой.
en.19. Железо, как только оно начинает растворяться в стеклянном сосуде кислотой, и притом без какого-либо приближения к огню. Так же и олово и прочее, но не столь сильно.
en.20. Животные, особенно и постоянно во внутренних частях; впрочем, тепло насекомых не доходит до осязания по причине малости их тела.
en.21. Конский навоз и вообще свежие испражнения животных.
en.22. Крепкое серное и купоросное масла выполняют действие тепла, сжигая ткань.
en.23. Масло майорана[63] и т. п. выполняет действие тепла, сжигая кости зубов.
en.24. Крепкий и хорошо очищенный винный спирт выполняет действие тепла, так что если бросить в него белок яйца, то белок сгущается и белеет, почти как в сваренном яйце. А брошенный в него хлеб становится сухим и твердеет наподобие поджаренного хлеба.
en.25. Ароматические и теплотворные травы, как, например, тургун[64], старая настурция и т. д., которые хотя и не теплы на ощупь (ни в целом виде, ни в порошке), но если слегка пожевать их, то язык и небо ощущают тепло и жжение.
en.26. Крепкий уксус и всякие кислоты на тех членах тела, где нет верхнего слоя кожи, как, например, на глазе, на языке, или на какой-нибудь пораненной части тела или там, где содрана кожа, причиняют боль, ненамного отличающуюся от той, которую причиняет жар.
en.27. Сильный и острый холод также приносит некое ощущение жжения.
en.Разгорячась, не сожгла, ни Борея пронзительный холод?[65]
en.28. И прочее.
en.Эту таблицу мы обыкновенно называем таблицей сущности и присутствия.
en.XII
en.Во-вторых, должно представить разуму примеры, которые лишены данной природы, ибо форма (как уже сказано) так же должна отсутствовать там, где отсутствует природа, как и присутствовать там, где она присутствует. Но перечисление этого во всех случаях было бы бесконечным.
en.Поэтому отрицательное должно быть подчинено положительному, и отсутствие природы должно быть рассмотрено только в предметах наиболее родственных тем, в которых данная природа присутствует и наблюдается. Эту таблицу мы называем таблицей отклонения, или отсутствия в ближайшем.
en.Примеры ближайшего, лишенного природы тепла
en.к первому положительному примеру --
en.первый отрицательный, или подчиненный, пример
en.Лучи Луны, звезд и комет не оказываются теплыми для осязания. Более того, в полнолуние обычно наблюдаются наиболее суровые холода.
en.Но полагают, что большие неподвижные звезды увеличивают и усиливают жар Солнца, когда Солнце проходит под ними или приближается к ним, как это бывает, когда Солнце стоит в созвездии Льва и в дни Пса[66].
en.ко второму -- второй
en.Лучи солнца не производят тепла в средней (как ее называют) области воздуха. Обычно этому дается неплохое объяснение, а именно что эта средняя область не приближена достаточно ни к теплу солнца, откуда исходят лучи, ни к земле, которая их отражает. Это можно видеть на вершинах гор (если они не чрезмерно высоки), где постоянно пребывает снег. Напротив того, многими было замечено, что вершины пика Тенериф, а также Перуанских Анд[67] лишены снега и что снег там лежит только ниже -- на подъеме. Кроме того, воздух этих самых горных вершин оказывается вовсе не холодным, а только разреженным и резким, так что в Андах чрезмерная резкость колет и ранит глаза, а также поражает устье желудка и вызывает рвоту. Замечено также древними[68], что на вершине Олимпа воздух был столь разрежен, что необходимо было тем, кто туда поднимался, нести с собою губки, смоченные уксусом и водой, и время от времени подносить их ко рту и к носу, ибо воздух вследствие его разреженности был недостаточен для дыхания. Сообщают также, что на этой вершине была такая ясность и такое спокойствие при отсутствии дождей, снегов и ветров, что буквы, начертанные пальцем на пепле жертвенных животных, приносимых на алтарь Юпитера, оставались до следующего года без какого-либо изменения. Так же и теперь те, кто взбирается на вершину пика Тенериф, идут туда ночью, а не днем. И вскоре после восхода солнца проводники предупреждают их о необходимости поспешить со спуском ввиду той опасности, что разреженность воздуха может прервать дыхание и задушить их.
en.ко второму -- третий
en.Отражение солнечных лучей в областях, близких к полярным кругам, оказывается очень слабым и неэффективным в отношении тепла -- настолько, что голландцы, которые зимовали на Новой Земле и ожидали освобождения своего корабля от осаждающих его ледяных громад, в начале июля, обманувшись в своей надежде, были принуждены искать спасения на лодке[69]. Итак, как видно, прямые солнечные лучи мало действуют, притом даже на ровной поверхности земли; да и отраженные также, если они не умножаются и не соединяются, как это бывает, когда солнце больше приближается к зениту. Ибо тогда падающие лучи образуют острые углы, так что линии лучей находятся ближе одна к другой, тогда как при большем склонении солнца углы весьма тупые и поэтому линии лучей находятся на большем расстоянии одна от другой. Но при этом следует также отметить, что действия солнечных лучей могут быть различными и даже обусловленными природой тепла, причем они не соразмерны нашему ощущению, так что в отношении нас их действие не простирается до теплотворности, но в отношении некоторых других тел они производят работу тепла.
en.ко второму -- четвертый
en.Проделаем следующий опыт. Возьмем стекло, сделанное противоположно тому, как делаются зажигательные стекла[70], расположим его между рукой и солнечными лучами и станем наблюдать, уменьшает ли оно солнечное тепло подобно тому, как зажигательное стекло его увеличивает и усиливает. Ибо в отношении оптических лучей наблюдается, что -- в соответствии с различием в толщине стекла на середине и по краям -- и изображения оказываются более размытыми или более собранными. Поэтому то же самое должно наблюдаться и в отношении тепла.
en.ко второму -- пятый
en.Надо тщательно произвести опыт, можно ли посредством сильнейших и превосходно сделанных зажигательных стекол уловить и собрать лунные лучи для того, чтобы создать какую-либо, хотя бы наименьшую, степень тепла. Но так как эта степень тепла, возможно, будет слишком тонка и слаба, чтобы ощущение смогло ее воспринять и обнаружить, то надо будет прибегнуть к помощи тех измерительных стекол, которые показывают холодное или теплое состояние воздуха[71]. Сделать это надо таким образом, чтобы лунные лучи, проходящие через зажигательное стекло, падали на верхнюю часть такого измерителя. И тогда надо заметить, происходит ли там из-за тепла понижение воды.
en.ко второму -- шестой
en.Надо также применить зажигательное стекло к такому теплу, которое не предполагает ни лучей, ни света, как, например, от нагретого, но не раскаленного железа и камня или от кипящей воды. И обратить внимание, будет ли здесь увеличение и усиление тепла, как от солнечных лучей[72].
en.ко второму -- седьмой
en.Следует также применить зажигательное стекло для обычного огня.
en.к третьему -- восьмой
en.Не обнаруживается, чтобы кометы (если и их причислять к метеорам)[73] производили очевидное и постоянное действие на увеличение жары, хотя и замечено, что они часто сопровождаются засухой. Более того, светящиеся полосы и столбы, небесные сияния и т. п. показываются чаще в зимнее время, чем в летнее, и преимущественно во время сильнейших холодов, однако в соединении с сухой погодой. Молнии, зарницы и гром редко происходят зимой, но бывают во время большого зноя. Так называемые падающие звезды обыкновенно считаются, скорее, состоящими из какой-то особой блестящей и воспламененной материи, чем имеющими более сильную огненную природу. Но это будет исследовано далее.
en.к четвертому -- девятый
en.Бывают сверкания, которые дают свет, но не жгут, и они всегда бывают без грома.
en.к пятому -- десятый
en.Извержения пламени происходят в холодных областях не менее, чем в теплых, как, например, в Гренландии и в Исландии; равным образом и деревья в холодных областях иногда более воспламеняемы и более смолисты, чем в теплых. Таковы ель, сосна и другие. Однако, в каком состоянии и в какой природе почвы обычно происходят подобного рода извержения, недостаточно исследовано для того, чтобы мы могли присоединить к положительному примеру отрицательный.
en.к шестому -- одиннадцатый
en.Всякое пламя всегда более или менее горячо, и здесь вообще нет отрицательного примера. И все же указывают, что так называемый блуждающий огонь, который иногда налетает на стену, содержит мало тепла. Возможно, он подобен пламени винного спирта, которое спокойно и мягко. Но еще более мягко то пламя, которое, согласно некоторым верным и надежным свидетельствам, охватывало волосы и головы мальчиков и девочек и которое никоим образом не зажигало волос, а мягко колыхалось вокруг них. Вполне достоверно также и то, что вокруг вспотевшей в пути лошади иногда ночью при сухой погоде показывается сияние без какого-либо заметного тепла. Всем известно и несколько лет тому назад считалось почти чудом, что корсаж какой-то девушки сиял, если его немного шевелили или терли. Это, возможно, вызывали квасцы или соли, которыми был выкрашен корсаж: они пристали несколько плотнее, чем обычно, стали как бы корою и ломались при трении. Достоверно также и то, что всякий сахар, приправленный ли (как его называют) или простой, если только он тверд, сверкает, если его ломают в темноте или скоблят ножом. Иногда ночью подобным же образом сияет соленая морская вода, когда ее рассекают сильным ударом весла. Так же и во время бурь ночью сверкает сильно волнующаяся морская пена. Это сверкание испанцы называют дыханием моря[74]. Что же касается того пламени, которое древние мореплаватели называли Кастором и Поллуксом, а новые -- огнем св. Эльма[75], и того, какое тепло в нем содержится, то это недостаточно исследовано.
en.к седьмому -- двенадцатый
en.Все доведенное до такой степени каления, что становится огненно-красным, постоянно горячо, хотя бы и без пламени. Этому положительному примеру нет соответствующего отрицательного. Но ближе всего к этому подходит, по-видимому, гнилое дерево, которое светит ночью и, однако, не отдает теплом; так же и гниющая рыбья чешуя блестит ночью, но на ощупь не тепла. И незаметно также, чтобы тело светящегося червяка или мухи, которую зовут светляком, было тепло на ощупь.
en.к восьмому -- тринадцатый
en.Недостаточно исследовано, в каких местах и в почве какой природы обычно истекают теплые источники. Поэтому здесь не присоединяется отрицательный пример.
en.к девятому -- четырнадцатый
en.К кипящим жидкостям присоединяется отрицательный пример самой жидкости в ее природе. Ведь нет ни одной осязаемой жидкости, которая была бы тепла по своей природе и постоянно оставалась бы таковой. Тепло наводится только на время, как приобретаемое свойство. Так что те жидкости, которые наиболее теплы по своей силе и действию, как винный спирт, химические ароматические масла, а также купоросное и серное масла и т. п., которые спустя короткое время обжигают, при первом прикосновении холодны. А вода естественных теплых источников, взятая в какой-либо сосуд и отделенная от своих истоков, охлаждается так же, как вода, нагретая на огне. Однако верно и то, что маслянистые жидкости на ощущение менее холодны, чем водянистые, подобно тому как масло менее холодно, чем вода, а шелк менее холоден, чем полотно. Но это относится к таблице степеней холода.
en.к десятому -- пятнадцатый
en.Подобным же образом к горячему пару присоединяется отрицательный пример природы самого пара, в которой он нам является. Ибо испарения маслянистых жидкостей, хотя и легко воспламеняемые, все же не теплы, кроме того случая, когда они недавно изошли из теплого тела.
en.к десятому -- шестнадцатый
en.Подобным же образом и к горячему воздуху присоединяется отрицательный пример природы самого воздуха. Ведь воздух у нас не встречается теплым, кроме того случая, когда он заперт, или сжат, или явно нагрет солнцем, огнем или каким-нибудь другим горячим телом.
en.к одиннадцатому -- семнадцатый
en.К этому примеру присоединяется отрицательный пример погоды более холодной, чем соответствовало бы времени года; такая бывает у нас, когда дуют восточный и северный ветры, подобно тому как противоположная погода наступает тогда, когда дуют южный и западный ветры. Так же и дождливость (особенно в зимние времена) сопровождает теплую погоду, а снегопад, наоборот, холодную.
en.к двенадцатому -- восемнадцатый
en.Присоединяется отрицательный пример воздуха, заключенного в пещерах в летнее время. Но запертый воздух надо вообще более усердно исследовать. Ибо прежде всего не без основания возникает вопрос, какова сама по себе природа воздуха в отношении к теплу и холоду. Ведь воздух явно получает тепло от воздействия небесных тел, а холод он получает, возможно, от дыхания земли и, кроме того, в средней (как ее называют) области воздуха от холодных паров и снегов. Так что нельзя высказать никакого суждения о природе воздуха по воздуху наружному и расположенному под открытым небом, но истиннее будет суждение по запертому воздуху. Однако необходимо, чтобы воздух был заключен в таком сосуде и материале, который и сам не передаст воздуху тепло или холод и не легко допустит силу внешнего воздуха. Поэтому надо сделать опыт в глиняном кувшине, много раз обернутом шкурой для защиты от внешнего воздуха, и пусть в продолжение трех или четырех дней воздух остается в этом хорошо закрытом сосуде. И потом, открыв кувшин, надо сделать испытание рукой или стеклянным измерителем.
en.к тринадцатому -- девятнадцатый
en.Подобным же образом возникает сомнение, получается ли тепло в шерсти, шкуре, перьях и т. п. из какого-то малого количества присущего им тепла, поскольку все это отделяется от животных, или также от некоторой жирности и маслянистости, которые по своей природе схожи с теплом, или исключительно от заключенного в них раздробленного воздуха, как сказано в предыдущем параграфе. Ибо по-видимому, всякий воздух, отрезанный от бесконечности наружного воздуха, имеет некоторое количество тепла. Поэтому надо сделать опыт на том волокне, которое приготовляют из льна, а не из шерсти, перьев или шелка, получаемых от животных. Следует также заметить, что все порошки (где явно содержится воздух) менее холодны, чем их целые тела; точно так же мы считаем, что всякая пена (как содержащая воздух) менее холодна, чем сама жидкость.
en.к четырнадцатому -- двадцатый
en.К этому примеру не присоединяется отрицательный. Ибо мы ничего не находим ни осязаемого, ни воздушного, что, будучи приближено к огню, не принимало бы тепла. Однако есть различие в том, что одни тела принимают тепло быстрее, как воздух, масло и вода, а другие -- медленнее, как камень и металл. Но это относится к таблице степеней.
en.к пятнадцатому -- двадцать первый
en.К этому примеру нет другого отрицательного, кроме того, что искры (это надо ясно отметить) не возникают из кремня, или из стали, или из какой-либо другой твердой субстанции, если не отсекаются какие-нибудь ничтожные частицы от самого вещества камня или металла, а трение воздуха само по себе никогда не производит искр, как это обычно полагают. Ведь и сами эти искры по причине веса огненного тела направляются более вниз, чем кверху, и, погаснув, обращаются в некую вещественную сажу.
en.к шестнадцатому -- двадцать второй
en.Мы полагаем, что к этому примеру нельзя присоединить отрицательный. Ибо у нас нет ни одного осязаемого тела, которое бы явно не нагревалось от трения; так что древние воображали, будто присущая небесным телам сила или способность нагревания обусловлена всецело трением о воздух при их сильном и быстром вращении[76]. Но в этой области следует далее исследовать, не получают ли тела, выбрасываемые машинами (как, например, ядра из пушек), сколько-нибудь тепла от самого сотрясения -- в такой степени, что после падения оказываются довольно горячими. Движение же воздуха больше холодит, чем нагревает, как, например, при ветре, при работе раздувальных мехов и когда дуют сквозь сжатые губы. Впрочем, движение этого рода не настолько быстро, чтобы вызвать тепло, и совершается в целом, а не в частицах. Так что не удивительно, если оно не рождает тепла.
en.к семнадцатому -- двадцать третий
en.Относительно этого примера следует сделать более тщательное исследование. По-видимому, травы и зеленые и влажные растения имеют в себе какое-то скрытое тепло. Но это тепло столь слабо, что в отдельных растениях оно не воспринимается ощущением; но, после того как эти растения были бы соединены и заключены таким образом, чтобы их дух не испарялся в воздух, а, наоборот, согревал сам себя, возникало бы явное тепло, а иногда и огонь в подходящей для этого материи.
en.к восемнадцатому -- двадцать четвертый
en.Также и относительно этого примера следует сделать более тщательное исследование. По-видимому, политая водой негашеная известь получает тепло или вследствие соединения тепла, которое ранее было рассеяно (как выше было сказано относительно спрессованных трав), или вследствие раздражения и возбуждения огненного духа водой, так что происходит некоторое столкновение и противодействие. Какая же из двух причин в действительности имеет место, легче обнаружится тогда, когда вместо воды будет влито масло. Ведь масло будет иметь такое же значение, как и вода для связывания заключенного духа, но не для его раздражения. Должно также расширить опыт, производя его как над пеплом и известью различных тел, так и посредством вливания различных жидкостей.
en.в девятнадцатому -- двадцать пятый
en.К этому примеру присоединяется отрицательный пример других металлов, которые более мягки и текучи. Ибо листки золота, обращенные в жидкость с помощью царской водки[77], не дают в растворе никакого ощутимого тепла. Точно так же и свинец в крепкой водке, и ртуть (насколько я помню). Но само серебро возбуждает малое количество тепла, а также и медь (насколько я помню); а более это заметно в олове и более всего в железе и стали, которые возбуждают при растворении не только сильное тепло, но даже и бурное кипение[78]. Итак, по-видимому, тепло возникает от столкновения, когда крепкие жидкости проникают в тела, пронизывая их и разрывая их на части, а сами тела этому противятся. А там, где тела уступают легче, тепло едва возбуждается.
en.к двадцатому -- двадцать шестой
en.К теплу животных не присоединяется ни один отрицательный пример, за исключением насекомых (как уже сказано) по причине малого размера их тела. Ибо в рыбах, если их сравнить с земными животными, скорее замечается низкая степень тепла, чем его отсутствие. Зато в растениях всякого рода не воспринимается ощущением никакая степень тепла -- ни в вытекающем соке, ни в свежераскрытой сердцевине. Но и в животных обнаруживается великое разнообразие тепла как по его расположению (ибо одно тепло -- вблизи сердца, другое -- в мозгу и другое -- вблизи поверхности тела), так и по состояниям, в которых они находятся, как, например, при сильном напряжении и лихорадках.
en.к двадцать первому -- двадцать седьмой
en.К этому примеру едва ли можно присоединить отрицательный. Ведь даже и несвежие испражнения животных явно содержат потенциальное тепло, как это замечается при унавожении земли.
en.к двадцать второму и двадцать третьему -- двадцать восьмой
en.Жидкости, обладающие большой и сильной остротой (называть ли их водами или маслами), производят тепловое действие, разлагая тела, а также обжигая их после некоторого промежутка времени. И все же на ощупь они сначала не теплы. Действуют же они сообразно способности и проницаемости тела, с которым они соединяются. Действительно, царская водка растворяет золото, но не серебро; кислота, напротив, растворяет серебро, но не золото; но ни та ни другая не растворяют стекла и так далее.
en.к двадцать четвертому -- двадцать девятый
en.Надо сделать опыт над действием винного спирта на дерево, на коровье масло, на воск, на смолу: не разжижает ли он их до некоторой степени своим теплом. Ведь двадцать четвертый пример представляет его силу схожей с теплом в случае затвердения. Подобно этому надо сделать опыт и в отношении разжижения. Надо также сделать опыт посредством измерительного стекла, полого в своей верхней части. В эту полость надо налить хорошо очищенный винный спирт под крышкой, чтобы он лучше удерживал свое тепло, и заметить, заставит ли он своим теплом воду опускаться.
en.к двадцать пятому -- тридцатый
en.Ароматические растения и острые травы сообщают тепло небу и еще гораздо больше -- желудку. Итак, нужно рассмотреть, на какие другие вещества они производят действие тепла. Моряки рассказывают, что если сразу открыть склад ароматических растений, который долго был заперт, то для тех, кто их разбирает и выгружает, представляется опасность заболеть лихорадкой или воспалением. Можно было бы также сделать опыт, сушит ли порошок из таких ароматических растений подвешенные над ним жир и мясо, подобно дыму огня.
en.к двадцать шестому -- тридцать первый
en.Острота и способность проникновения присущи и холодным жидкостям, как уксус или купоросное масло, и теплым жидкостям, как масло майорана и подобные ему. Поэтому они одинаковым образом вызывают боль у животных, а у неживых тел разделяют и уничтожают их части. И для этого примера нет отрицательного. Притом в живых существах никакая боль не наблюдается без некоторого чувства тепла.
en.к двадцать седьмому -- тридцать второй
en.Есть много действий, общих и теплу и холоду, хотя и совершенно различных по своим причинам. Так, мы видим, что и снег жжет руки мальчиков, спустя недолгое время; и холод предохраняет мясо от гниения не меньше, чем огонь; и тепло стягивает тела в меньшие размеры, что делает так же и холод. Но это и подобное этому будет удобнее отнести к исследованию о холоде.
en.XIII
en.В-третьих, должно представить разуму примеры, в которых исследуемая природа присутствует в большей и в меньшей степени. Это возможно или посредством сопоставления роста и уменьшения этого свойства в одном и том же предмете, или посредством сравнения его в различных предметах. Ибо если форма вещи есть сама вещь и вещь не отличается от формы иначе, чем явление отличается от сущего, или внешнее от внутреннего, или вещь по отношению к человеку от вещи по отношению к Вселенной[79], то отсюда вообще следует, что никакую природу нельзя принимать за истинную форму, если форма не убавляется всегда, когда убавляется сама природа, и подобным же образом не увеличивается всегда, когда увеличивается сама природа. Мы называем эту таблицу таблицей степеней, или таблицей сравнений[80].
en.Таблица степеней, или сравнений, для тепла
en.Итак, сначала мы будем говорить о том, что не имеет на ощупь совершенно никакой степени тепла, но, по-видимому, имеет только некоторое потенциальное тепло, или предрасположение и приуготовление к теплу. Затем мы перейдем к тому, что актуально или на ощупь тепло, к его силе и степеням.
en.1. Среди твердых и осязаемых тел мы не находим ни одного, которое было бы изначально тепло по своей природе. Ведь ни камень какой-либо, ни металл, ни сера, ни какое-либо ископаемое, ни дерево, ни вода, ни труп животного не обнаруживают тепла. Теплые же воды в источниках нагреваются, очевидно, случайно -- либо подземным пламенем или огнем наподобие того, что извергается из Этны и многих других гор, либо столкновением тел, подобно тому как образуется тепло при растворении железа и олова. Итак, в неживых телах нет никакой заметной для человеческого ощущения степени тепла. Однако они различаются степенью холода, ибо неодинаково холодны дерево и металл. Но это относится к таблице степеней холода.
en.2. Но что касается потенциальности тепла и предуготовленности к пламени, то встречается много неживых тел, весьма расположенных к этому, как, например, сера, нефть, горное масло.
en.3. Тела, которые были ранее нагреты, как конский навоз, нагретый животным, или негашеная известь, или, может быть, пепел и сажа, нагретые огнем, удерживают некоторые скрытые остатки прежнего тепла. Поэтому можно производить некоторые перегонки и разложения тел посредством их закапывания в конский навоз; а также возбуждать тепло в негашеной извести посредством обливания водой, как уже было сказано.
en.4. Среди растительных тел нет ни одного растения или части растения (как камедь или сердцевина), которые были бы теплы для человеческого осязания. Однако все же (как сказано выше) спрессованные зеленые травы нагреваются. И для внутреннего ощущения, как для неба или желудка или также и для внешних частей тела, при несколько более длительном воздействии (например, в пластырях или в мазях) одни растения оказываются горячими, другие -- холодными.
en.5. В частях животных после смерти или отделения от тела не обнаруживается какого-либо тепла, заметного для человеческого ощущения. Даже и самый конский навоз не удерживает тепла, если он не закрыт и не закопан. Однако, по-видимому, всякий навоз содержит потенциальное тепло, как, например, при удобрении полей. Подобным же образом содержат это скрытое потенциальное тепло и трупы животных, так что в земле кладбищ, где ежедневно происходят погребения, собирается некоторое скрытое тепло, которое гораздо скорее уничтожает недавно положенный труп, чем чистая земля. Рассказывают также, что на Востоке существует какая-то тонкая и мягкая ткань, сделанная из перьев птицы, которая своей прирожденной силой растопляет и разжижает масло, если его слегка в нее обернуть.
en.6. То, чем удобряют поля, как, например, навоз всякого рода, мел, морской песок, соль и тому подобное, имеет некоторое предрасположение к теплу.
en.7. Всякое гниение имеет в себе зачатки некоторого слабого тепла, хотя и не в такой степени, чтобы оно воспринималось на ощупь. Ибо ни то, что при гниении разлагается на мелких животных, как мясо, сыр, ни гнилое дерево, которое блестит ночью, не тепло на ощупь. Иногда же тепло в гнилых телах обнаруживается отвратительным и сильным запахом.
en.8. Итак, первая степень тепла среди тех тел, которые теплы для человеческого осязания, есть тепло животных, которое имеет широкую шкалу степеней. Действительно, низшая степень (как у насекомых) едва заметна на ощупь. Высшая же степень этого тепла едва не достигает степени тепла солнечных лучей, свойственного областям и временам года наиболее знойным, хотя этот жар и не настолько резок, чтобы рука не могла его выдержать. И все же рассказывают о Констанции[81] и о некоторых других, отличающихся чрезвычайной сухостью телосложения, будто, заболев острейшей лихорадкой, они охватывались таким жаром, что приложенная к ним рука испытывала некоторый ожог.
en.9. В животных тепло увеличивается от движения и напряжения, вина и еды, половой деятельности, острых лихорадок и боли.
en.10. Во время приступов импульсивной лихорадки животные сначала охватываются холодом и ознобом, но спустя немного нагреваются в еще большей степени; последнее бывает в начале при воспалительных и чумных лихорадках.
en.11. Необходимо дальнейшее исследование для сравнения тепла различных животных, как, например, рыб, четвероногих, змей, птиц, а также различных видов этих животных, как лев, коршун, человек. Ибо, согласно обычному мнению, рыбы в своих внутренностях менее теплы, птицы же более теплы, особенно голуби, ястребы, воробьи.
en.12. Необходимо дальнейшее исследование для сравнения тепла в одном и том же животном, но в различных его частях и членах. Ибо молоко, кровь, сперма, яйца оказываются в умеренной степени теплы и менее горячи, чем поверхность самого тела животного, когда оно движется или действует. Какова же степень тепла в мозгу, желудке, сердце и остальных частях, до сих пор еще не исследовано.
en.13. Все животные охлаждаются на поверхности тела зимой и во время холодной погоды; но полагают, что во внутренних частях они становятся еще более горячими.
en.14. Тепло небесных тел, даже в наиболее знойной области и в наиболее знойную пору года и дня, не достигает такой степени, чтобы воспламенить или обжечь самое сухое дерево, или солому, или даже трут, если его не усилить посредством зажигательного стекла. Однако оно может вызывать пар из влажных вещей.
en.15. Согласно воззрению астрономов, одни звезды считаются более теплыми, другие -- менее теплыми. Среди планет самым горячим после Солнца считается Марс, затем Юпитер, затем Венера. Холодными же считаются Луна, а затем -- наиболее холодным из всех -- Сатурн. Среди неподвижных же звезд самой горячей считается Сириус, затем Сердце Льва, или Регул, затем Пес и др.[82]
en.16. Солнце греет тем более, чем более приближается к положению отвеса или к зениту. И это же следует полагать и для других планет в отношении меры их тепла. Например, Юпитер более согревает, когда он расположен под знаком Рака или Льва, чем под знаком Козерога или Водолея.
en.17. Должно полагать, что само Солнце и остальные планеты больше нагревают в своих перигеях (по причине близости к Земле), чем в апогеях[83]. Но если случается, что в какой-нибудь области Солнце одновременно находится в перигее и ближе к зениту, то оно неизбежно больше греет, чем в той области, где оно также находится в перигее, но в большем склонении. Так что следует учитывать сравнение высот планет в различных областях, смотря по отношению к отвесу или склонению.
en.18. Считается, что Солнце и остальные планеты греют больше тогда, когда находятся вблизи больших неизменных звезд. Так, например, когда Солнце находится под знаком Льва, оно оказывается ближе к Сердцу Льва, к Хвосту Льва, к Колосу Девы, к Сириусу и к Псу, чем тогда, когда оно находится под знаком Рака, хотя там оно расположено ближе к зениту. Должно так же полагать, что части неба сообщают тем более тепла (хотя и незаметного для осязания), чем более они украшены звездами, особенно большими.
en.19. Вообще тепло небесных тел увеличивается тремя условиями, а именно: отвесным положением, близостью или нахождением в перигее и соединением или сочетанием звезд.
en.20. Правда, имеется большой интервал между теплом животных, а также лучей небесных тел (в том их состоянии, как они до нас доходят) и огнем, хотя бы мягчайшим, а также всеми раскаленными телами, жидкостями и самим воздухом, нагретым в сильной степени огнем. Ибо пламя винного спирта, будучи особенно разреженным, все же в состоянии зажечь солому, полотно или бумагу, чего никогда не сделает тепло животного или тепло солнца без зажигательных стекол.
en.21. Есть много степеней силы и слабости тепла у пламени и раскаленных тел. Однако об этом еще нет тщательного исследования, так что придется этого коснуться лишь слегка. По-видимому, из всех видов пламени наиболее мягко пламя винного спирта, разве только еще более мягок блуждающий огонь и огонь или сияние от испарений животных. За этим, мы полагаем, следует пламя легких и пористых растительных тел, как соломы, тростника, сухих листьев; от этого пламени немногим отличается пламя волос или перьев. За этим, возможно, следует пламя дерева, в особенности такого, которое содержит немного смолы. Причем пламя небольших кусков дерева (которые обычно собираются в связки) мягче, чем пламя стволов и корней. Это можно легко испытать в тех печах, где выплавляют железо, -- для них огонь связок и ветвей дерева не вполне пригоден. За этим следует (как мы полагаем) огонь масла, сала, воска и тому подобных маслянистых и жирных тел, не имеющих большой остроты. Сильнейшее же тепло оказывается в смолах и еще большее -- в сере, камфоре, нефти, горном масле и солях (после того как из них удалено сырое вещество) и в их сочетаниях, как, например, в огнестрельном порохе, греческом огне (который часто зовут диким огнем) и в его различных разновидностях, которые имеют столь упорный жар, что их нелегко тушить водой.
en.22. Мы считаем также очень сильным и острым пламя, которое происходит от некоторых несовершенных металлов. Но для всего этого необходимо дальнейшее исследование.
en.23. Но по-видимому, пламя могущественных молний превосходит все эти виды пламени настолько, что иногда расплавляет в капли кованое железо, чего другое пламя совершить не может.
en.24. В раскаленных телах также имеются разные степени тепла, о которых еще не сделано тщательного исследования. Мы считаем, что наиболее слаб жар у трута, которым мы пользуемся при высекании пламени, и подобным же образом -- у губчатого дерева или сухого фитиля, применяемого для огнестрельных орудий. За этим следует раскаленный уголь, древесный и каменный, а также торф и тому подобное. Но самый сильный жар среди всех раскаленных тел содержится, как мы считаем, в раскаленных металлах, как железо, медь и др. Однако относительно этого также должно быть сделано дальнейшее исследование.
en.25. Встречаются среди раскаленных тел гораздо более горячие, чем некоторые виды пламени. Так, раскаленное железо гораздо горячее и гораздо более обжигает, чем пламя винного спирта.
en.26. Некоторые тела, превосходящие теплом многие виды пламени и раскаленных тел, встречаются также среди тел, которые не раскалены, а только нагреты огнем, как, например, кипящая вода и воздух, заключенный в отражательных печах.
en.27. Движение увеличивает теплоту, как это видно на примере раздувательных мехов, так что более твердые из металлов не расплавляются и не превращаются в жидкости от мертвого или спокойного огня, пока огонь не будет возбужден дутьем.
en.28. Надо произвести опыт с зажигательными стеклами. Здесь (насколько помню) происходит следующее. Если стекло, например, ставится на расстоянии пяди от зажигаемого предмета, оно не обжигает и не воспламеняет его в такой степени, как если, например, поставить стекло на расстоянии полупяди и затем постепенно и медленно отодвигать его на расстояние одной пяди. Хотя конус и соединение лучей остаются теми же, но само движение увеличивает действие теплоты[84].
en.29. Считается, что пожары, которые происходят при сильном ветре, скорее распространяются против ветра, чем по ветру; очевидно, потому, что пламя отбрасывается более быстрым движением, когда ветер уступает ему, чем тогда, когда оно движется, подгоняемое ветром.
en.30. Пламя не поднимается и не возникает, если нет пространства, в котором оно могло бы двигаться и играть, за исключенном порохового пламени и подобного ему, когда сжатие и запирание пламени увеличивает его неистовство.
en.31. Наковальня сильно нагревается под молотом, так что мы считаем, что если бы наковальня была сделана из более тонкой плиты, то сильными и продолжительными ударами молота ее можно было бы раскалить докрасна, как раскаленное железо. Но это нужно проверить на опыте.
en.32. В охваченных огнем телах, которые настолько пористы, что дают пространство для движения огня, огонь тотчас гаснет, если этому движению мешает сильное сдавливание. Так, действие огня немедленно прекращается, если трут или фитиль свечи или лампады или также раскаленный уголь сжать прессом.
en.33. Приближение к горячему телу увеличивает теплоту в зависимости от степени приближения, как это происходит и со светом, а именно: чем ближе помещают предмет к свету, тем более он видим.
en.34. Соединение различных теплот увеличивает теплоту, если только не происходит смешения тел. Действительно, большой огонь и малый огонь в одном и том же месте сообща немало увеличивают теплоту. Но теплая вода, введенная в кипящую воду, охлаждает ее.
en.35. Пребывание горячего тела увеличивает теплоту. Ибо постоянная переходящая и исходящая теплота смешивается с теплотой, существовавшей ранее, так что теплота увеличивается. Ведь огонь не настолько нагревает комнату в продолжение получаса, как в продолжение целого часа. Свет же этого свойства не имеет, ибо лампада или свеча, поставленная в каком-либо месте, не больше освещают в течение продолжительного времени, чем тотчас после начала освещения.
en.36. Раздражение окружающим холодом увеличивает теплоту, как это видно по горению очага во время сурового мороза. Мы считаем, что это происходит не только от ограничивания и сжатия теплоты, что представляет собой род соединения, но и от раздражения. Так, если воздух или палка насильственно сжимаются или сгибаются, то они отскакивают не до прежнего места, но дальше в противоположную сторону. Поэтому надо сделать тщательный опыт с палкой или чем-либо подобным, внесенным в пламя, -- не будет ли горение сильнее по бокам пламени, чем в середине пламени.
en.37. Есть много степеней восприимчивости теплоты. И прежде всего следует заметить, что незначительная и слабая теплота все же изменяет и несколько нагревает даже те тела, которые наименее восприимчивы к теплоте. Ведь даже теплота руки несколько нагревает шарик из свинца или другого металла, если немного подержать его. Так легко теплота проникает во все тела и возникает в них, в то время как тело нисколько не изменяется на вид.
en.38. Из всех известных нам тел легче всех и воспринимает и испускает теплоту воздух. Это отлично показывает измерительное стекло. Устройство его таково. Берут стеклянную колбу с объемистым брюшком и с тонкой и продолговатой шейкой. Колбу опрокидывают и опускают устьем вниз и брюшком вверх в сосуд с водой так, чтобы устье опущенной колбы коснулось дна принимающего сосуда; и пусть шейка опущенной колбы немного обопрется о край принимающего сосуда так, чтобы она могла стоять. Чтобы облегчить это, надо положить немного воска на край принимающего сосуда, но не вовсе закрыв его отверстие, чтобы не помешать недостатком поступления воздуха весьма легкому и тонкому движению, о котором мы будем говорить.
en.Следует перед тем, как вставить опускаемую колбу в другую, нагреть на огне ее верхнюю часть, т. е. брюшко. После же того, как эта колба будет поставлена так, как мы говорили, воздух (расширенный нагреванием) после промежутка времени, достаточного для угасания заимствованного тепла, сожмется и соберется до того же протяжения и объема, какой был у окружающего воздуха в то время, когда опускается стекло, и потянет воду вверх до соответствующего деления; нужно привесить длинную и узкую бумажную полосу, размеченную на сколько угодно делений. И мы увидим, что, сообразно тому, становится ли погода теплее или холоднее, воздух сжимается от охлаждения и расширяется от нагревания. Это будет заметно по воде, которая поднимается, когда воздух сжимается, и опускается, когда воздух расширяется. При этом чувствительность воздуха в отношении холода и тепла столь тонка и изощренна, что намного превосходит способность человеческого осязания; так что какой-нибудь солнечный луч или тепло дыхания и еще более тепло руки, положенной поверх склянки, тотчас явно понижают воду. И все же мы считаем, что животный дух имеет еще более изощренное чувство тепла и холода, только этому чувству мешает и притупляет его телесная оболочка.
en.39. После воздуха мы считаем наиболее чувствительными к теплоте тела, которые сразу же изменяются и сжимаются холодом; таковы, например, снег и лед, ибо они начинают таять и распускаться от любого слабого тепла. За ними, пожалуй, следует ртуть. За ней следуют жирные тела, как растительное и животное масла и тому подобные; затем дерево, затем вода и наконец камни и металлы, которые нагреваются нелегко, особенно внутри. Они, однако, приняв однажды тепло, удерживают его очень долго: раскаленный кирпич, или камень, или железо, брошенные и погруженные в таз с холодной водой, приблизительно в продолжение четверти часа удерживают тепло настолько, что до них нельзя дотронуться.
en.40. Чем меньше размер тела, тем скорее оно нагревается от приближения нагретого тела; это показывает, что все наше тепло некоторым образом обращено к осязаемому телу.
en.41. Применительно к человеческому чувству и ощущению тепло есть разнообразная и относительная вещь. Так, теплая вода покажется горячей, если погрузить в нее охваченную холодом руку, и холодной, если рука будет нагрета.
en.XIV
en.Насколько мы бедны в истории, каждый может легко видеть из приведенных выше таблиц, где мы вместо проверенной истории и несомненных примеров ставили иногда ходячие мнения (всегда, однако, присоединив замечание о сомнительной верности авторитета) и часто также должны были пользоваться следующими словами: "Надо сделать опыт" или "Необходимо дальнейшее исследование".
en.XV
en.Задачу и цель этих трех таблиц мы называем представлением примеров разуму. А после представления должна прийти в действие и самая индукция. Ибо на основании представления всех и отдельных примеров следует открыть такую природу, которая всегда вместе с данной природой и присутствует и отсутствует, возрастает и убывает и является (как сказано выше) частным случаем более общей природы. Если разум с самого начала попытается сделать это в положительном смысле (как он всегда делает, будучи предоставлен самому себе), то произойдут призрачные, сомнительные и плохо определенные понятия и аксиомы, которые надо будет ежедневно исправлять, если только не предпочитать (по обычаю схоластов) сражаться за ложное. Однако эти заключения будут лучшими или худшими сообразно со способностью и силой действующего разума. Вообще настолько Богу (подателю и творцу форм) или, может быть, ангелам и высшим гениям свойственно немедленно познавать формы в положительных суждениях при первом же их созерцании. Но это, конечно, выше человека, которому только и дозволено следовать сначала через отрицательное и в последнюю очередь достигать положительного после всякого рода исключения[85].
en.XVI
en.Итак, следует совершать разложение и разделение природы, конечно, не огнем, но разумом, который есть как бы божественный огонь. Поэтому первое дело истинной индукции (в отношении открытия форм) есть отбрасывание, или исключение, отдельных природ, которые не встречаются в каком-либо примере, где присутствует данная природа, или встречаются в каком-либо примере, где отсутствует данная природа, или встречаются растущими в каком-либо примере, где данная природа убывает, или убывают, когда данная природа растет. Тогда после отбрасывания и исключения, сделанного должным образом (когда все легковесные мнения обратятся в дым), на втором месте (как бы на дне) останется положительная форма, твердая, истинная и хорошо определенная. Сказать это просто, но путь к этому извилист и труден. Мы же постараемся не оставить без внимания ничего, что способствует этому.
en.XVII
en.Приходится почти постоянно предостерегать и наставлять людей, чтобы они, видя, какое значение мы придаем формам, не переносили того, что мы говорим, на те формы, к которым до сих пор привыкло созерцание и размышление людей.
en.Ибо, во-первых, мы сейчас не говорим о видовых формах, которые представляют собой (как мы сказали) сочетания простых природ, возникшие из общего хода вещей в мире, как, например, лев, орел, роза, золото и тому подобное. Ибо говорить о них будет время тогда, когда мы подойдем к скрытым процессам и скрытым схематизмам и к нахождению того, как они открываются в так называемых субстанциях, т. е. в конкретных природах.
en.Опять-таки, пусть не отнесут наши слова (даже относительно простых природ) к абстрактным формам и идеям или вовсе не определенным в материи или плохо определенным[86]. Ибо когда мы говорим о формах, то мы понимаем под этим не что иное, как те законы и определения чистого действия, которые создают какую-либо простую природу, как, например, теплоту, свет, вес во всевозможных материях и воспринимающих их предметах. Итак, одно и то же есть форма тепла или форма света и закон тепла или закон света. Мы никогда не отвлекаемся и не отходим от самих вещей и от практики. Поэтому, когда мы говорим, например, при исследовании формы тепла: "Отбрось тонкость" или "Тонкость не относится к форме тепла", то это значит то же, как если бы мы сказали: "Человек может ввести тепло в плотное тело" или, наоборот, "Человек может удалить или отнять тепло из тонкого тела".
en.Но если кому-нибудь и наши формы покажутся несколько абстрактными по той причине, что они смешивают и сочетают разнородные вещи (ведь кажутся весьма разнородными и тепло небесных тел и тепло огня, красный цвет в розе и тому подобном и красный цвет радуги или лучей опала или алмаза, смерть от утопления, смерть от огня, от удара мечом, от апоплексии, от атрофии; и все же они сходятся в природе теплоты, красноты, смерти), то пусть он знает, что разум пленен и опутан привычкой, кажущейся целостностью вещей и ходячими мнениями, Ибо совершенно очевидно, что хотя эти вещи разнородны и чужды одна другой, однако они сходятся в той форме или законе, которые управляют теплотой, или красным цветом, или смертью. Невозможно сделать независимым могущество человека, освободить его от общего хода природы, расширить его и возвысить до новых задач и способов действия, кроме как обнаружением и открытием форм этого рода. И все же после этого соединения природы, которое есть основное дело, в дальнейшем в свое время будет сказано о разделениях и ответвлениях природы как обычных, так и более глубоких и более истинных.
en.XVIII
en.Теперь пора предложить пример исключения или отбрасывания природ, которые обнаруживаются посредством таблиц представления как не принадлежащие к форме теплоты; при этом отметим, что для исключения какой-либо природы достаточно не только отдельных таблиц, но даже какого-либо из отдельных примеров, содержащихся в этих таблицах. Ведь из сказанного явствует, что каждый противоречивый пример разрушает предположение о форме. Тем не менее мы иногда удваиваем или повторяем исключения для большей наглядности и для того, чтобы яснее показать применимость таблиц.
en.Пример исключения, или отбрасывания, природ от формы теплоты
en.1. Посредством солнечных лучей: отбрось элементарную природу[87].
en.2. Посредством обычного огня и особенно посредством подземных огней (которые чрезвычайно удалены и большей частью ограждены от небесных лучей): отбрось природу небесных тел.
en.3. Посредством нагревания всякого рода тел (таких, как минералы, растительные тела, внешние части животных, вода, масло, воздух и остальные) одним лишь приближением к огню или к другому горячему телу: отбрось всякую особенность или тонкость строения тел.
en.4. Посредством раскаленных железа и металлов, которые нагревают другие тела и все же нисколько не уменьшаются в весе или массе: отбрось соединение или смешивание вещества с веществом другого горячего тела.
en.5. Посредством кипящей воды и воздуха, а также посредством металлов и других твердых тел, нагретых, но не до огненности или красного каления: отбрось свет и блеск.
en.6. Посредством лучей Луны и других звезд (за исключением Солнца): также отбрось свет и блеск.
en.7. Посредством сравнения раскаленного железа и пламени винного спирта (из которых раскаленное железо имеет больше тепла и меньше света, пламя же винного спирта -- больше света и меньше тепла): также отбрось свет и блеск.
en.8. Посредством раскаленных золота и других металлов, которые наиболее плотны в целом: отбрось разреженность.
en.9. Посредством воздуха, который чаще всего оказывается холодным и все же остается разреженным: также отбрось разреженность.
en.10. Посредством раскаленного железа, которое не возрастает в объеме, а остается в том же видимом размере: отбрось пространственное движение или стремление к расширению в целом.
en.11. Посредством расширения воздуха в измерительных стеклах и подобных приборах, где воздух явно движется, перемещаясь и расширяясь, но не приобретает, однако, заметного увеличения тепла: также отбрось перемещение и стремление к расширению в целом.
en.12. Посредством легкого нагревания всех тел без какого-либо разрушения или заметного изменения: отбрось разрушительную природу или насильственное распространение какой-либо новой природы.
en.13. Посредством согласия и единообразия действий, которые исходят от тепла и холода: отбрось как расширяющее, так и сжимающее движение в целом.
en.14. Посредством возникновения тепла от трения тел: отбрось первоначальную природу. Первоначальной природой мы называем ту, которая положительно присутствует в данной природе и не вызывается предшествующей природой[88].
en.Существуют и другие природы: ведь эти таблицы мы составляем не как совершенные, а только для примера.
en.Все и каждая из упомянутых природ не принадлежат к форме теплоты. И человек освобождается от всех упомянутых природ при работе над теплотой.
en.XIX
en.В исключении заложены основы истинной индукции, которая, однако, не завершена до тех пор, пока не утверждается в положительном. Само же исключение никоим образом не совершенно и не может быть таким с самого начала. Ибо исключение (как это вполне явствует) есть отбрасывание простых природ. А если мы до сих пор не имеем хороших и истинных понятий о простых природах, то каким же образом могло быть правильным исключение? Некоторые же из упомянутых выше понятий (как понятие об элементарной. природе, о природе небесных тел, о разреженности) суть смутные и не вполне определенные понятия. Итак, зная и помня о том, к какой работе мы приступаем -- к приведению человеческого разума в соответствие вещам и природе, мы никоим образом не успокаиваемся на том, что разъяснили до сих пор; мы идем дальше, изобретая и оказывая разуму еще более сильную помощь тем, что мы сейчас добавим. Действительно, к истолкованию природы ум должен быть так подготовлен и образован, чтобы удерживаться в должных степенях уверенности и все же помнить (особенно вначале) о том, что настоящее во многом зависит от дальнейшего.
en.XX
en.Так как истина все же скорее возникает из заблуждения, чем из неясности, мы полагаем, что, после того как составлены и извещены три таблицы первого представления (как мы их предложили), будет полезно позволить разуму приготовиться и сделать попытку истолкования природы в положительном[89] -- как на основании примеров таблиц, так и на основании тех примеров, которые встретятся. Попытку этого рода мы называем льготой разуму, или началом истолкования, или первым сбором плодов.
en.Первый сбор плодов для формы теплоты
en.Должно заметить, что форма вещи (как это вполне ясно из уже сказанного) прнсуща всем и каждому из примеров, в которых находится сама вещь. Ведь иначе она не была бы формой. Следовательно, совершенно недопустим никакой противоречащий пример. И все же в одних примерах -- а именно в тех, где другие природы меньше мешают и препятствуют природе формы и подчиняют ее, -- форма оказывается гораздо более заметной и ясной, чем в других. Примеры этого рода мы называем проблесками, или указующими примерами. Итак, должно перейти к первому сбору плодов для формы теплоты.
en.Из всех примеров и из каждого из них видно, что природа, частным случаем (limitatio) которой является тепло, есть движение. Это более всего обнаруживается в пламени, которое всегда движется, и в кипящих жидкостях, которые также всегда движутся. Это также обнаруживается в возбуждении или возрастании тепла посредством движения, как в случае мехов для раздувания огня и ветра, -- об этом смотри пример 29 таблицы 3. Так же и в движениях другого рода -- об атом смотри примеры 28 и 31 таблицы 3. И снова это обнаруживается в затухании огня и тепла от всякого сильного давления, которое обуздывает и прекращает движение, -- об этом смотри примеры 30 и 32 таблицы 3. Это обнаруживается также и в том, что всякое тело разрушается или во всяком случае весьма заметно изменяется всяким огнем или сильным и бурным теплом. Отсюда явствует, что тепло производит смятение и замешательство и резкое движение во внутренних частях тела, которое постепенно склоняется к разложению.
en.То, что мы сказали здесь о движении (а именно что оно является как бы родовым понятием для тепла), не надо понимать в том смысле, будто тепло рождает движение или движение рождает тепло (хотя и это в некоторых случаях истинно), но в том смысле, что само тепло или самое сущность тепла есть движение и ничто другое, ограниченное, однако, специфическими отличиями, которые мы скоро присоединим, предпослав некоторые предостережения, чтобы избегнуть двусмысленности.
en.Тепло для ощущения есть относительная вещь и относится к человеку, а не ко Вселенной; и оно правильно считается воздействием теплоты только на животный дух. Более того, в самом себе тепло есть изменчивая вещь, если одно и то же тело (сообразно предрасположению чувства) дает восприятие как тепла, так и холода, как это явствует из примера 41 таблицы 3.
en.Однако не нужно смешивать с формой тепла сообщение тепла, т. е. его свойство передаваться, вследствие которого тело нагревается при приближении к горячему телу. Ибо теплое -- это одно, а согревающее -- это другое. Ведь посредством движения, трения тепло придается без какого-либо предшествующего теплого тела, почему и исключается согревающее из формы тепла. Даже и там, где теплое получается вследствие приближения теплого, это происходит не от формы тепла, а всецело зависит от более высокой и более общей природы, а именно от природы уподобления или самовоспроизведения, о которой надо сделать особое исследование.
en.Понятие же об огне вульгарно и ничего не стоит. Оно составлено из совмещения тепла и света в каком-либо теле, как, например, в обычном пламени и в телах, раскаленных до красного цвета.
en.Итак, устранив всякую двусмысленность, можно наконец перейти к истинным отличиям, которые делают определенным движение и приводят его к форме тепла.
en.Итак, первое отличие состоит в том, что тепло есть распространяющееся движение, при котором тело стремится к расширению и к получению большего объема или размера, чем тот, который оно имело ранее. Это отличие лучше всего демонстрирует пламя, когда дым или густое испарение явно распространяется и расширяется в пламени.
en.Это также обнаруживается во всякой кипящей жидкости, которая явно раздувается, поднимается и испускает пузыри, продолжая распространяться до тех пор, пока она не обратится в гораздо более протяженное и расширенное тело, чем была сама жидкость, т. е. в пар, или в дым, или в воздух.
en.Это также обнаруживается во всяком дереве и топливе, где иногда бывает выпот и всегда -- испарение.
en.Это обнаруживается также в плавлении металлов, которые нелегко раздуваются и расширяются (будучи весьма плотного строения). Однако их дух, расширившись сам в себе и стремясь к еще большему расширению, просто толкает и принуждает более плотные части обратиться и жидкое состояние. А если жар будет еще усилен, то он разложит многие из этих частей и обратит их в летучее состояние.
en.Это обнаруживается также в железе или в камнях, которые, хотя и не становятся жидкими и текучими, однако размягчаются. То же самое происходит с деревянными палками, которые, слегка нагревшись в горячей золе, становятся гибкими.
en.Но лучше всего это движение обнаруживается в воздухе, который явно и непрерывно расширяется от небольшого количества тепла, согласно примеру 38 таблицы 3.
en.Обнаруживается это также и в противоположной природе холода. Действительно, холод стягивает тело и заставляет его сужаться, так что во время сильных холодов гвозди выпадают из стен, бронза трескается; также трескается и ломается нагретое и внезапно выставленное на холод стекло. Точно так же и воздух сжимается от легкого охлаждения, как это явствует из примера 38 таблицы 3. Но об этом будет сказано подробнее в исследовании о холоде.
en.Не удивительно, что от теплоты и холода исходит много общих действий (о чем смотри пример 32 таблицы 2), если два из следующих отличий (о них сейчас скажем) оказываются общими той и другой природе, хотя в этом отличии (о котором, мы теперь говорим) действия диаметрально противоположны одно другому. Ибо тепло дает распространяющее и расширяющее движение, а холод -- сжимающее и собирательное движение.
en.Второе отличие есть видоизменение предыдущего. Оно заключается в том, что хотя тепло и есть движение расширения или движение в стороны, но при этом такое, что тело одновременно стремится вверх. Ибо нет сомнения в том, что существует много смешанных движений. Например, стрела или дротик, двигаясь вперед, вращаются и, вращаясь, одновременно двигаются вперед. Подобным же образом и движение тепла есть одновременно и расширение, и стремление вверх.
en.Это отличие обнаруживается, если вставить в огонь клещи или железную палку. Если их держать перпендикулярно за верхушку, то рука скоро обожжется, если же держать со стороны или снизу, то рука обожжется гораздо позднее.
en.Это также заметно при перегонках посредством опускания жидкости вниз. Этим пользуются для нежных цветов, ароматы которых легко исчезают. Ибо практика показала, что огонь надо располагать не снизу, а сверху, чтобы он менее сжигал. И не только одно пламя устремляется вверх, но также всякое нагретое вещество,
en.Надо также распространить этот опыт на противоположную природу холода, а именно: не сокращает ли холод тело, спускаясь книзу, подобно тому как тепло расширяет тело, поднимаясь кверху. Для этого надо взять две одинаковые железные палки или стеклянные трубки и, немного нагрев их, приложить губку с холодной водой или снегом к одной снизу, а к другой сверху. Мы полагаем, что более быстро охладится до конца та палка, где снег положен сверху, чем та, где снег положен снизу, -- обратно тому, что происходит при тепле.
en.Третье отличие состоит в том, что тепло не есть движение равномерного расширения всей массы, но расширения в малейших частицах тела и одновременно затрудненное, сдерживаемое и отражаемое, так что тело принимает переменное движение, постоянно порывистое, пытающееся, устремляющееся и возбужденное отталкиванием. Отсюда и возникает неистовство огня и тепла.
en.Это отличие более всего обнаруживается в пламени и в кипящих жидкостях, которые постоянно дрожат и поднимаются маленькими частями и снова опускаются.
en.Это обнаруживается также и в тех телах, которые обладают столь твердым сцеплением, что не разбухают и не увеличиваются в объеме, будучи нагретыми или раскаленными, как, например, раскаленное железо, у которого самый резкий жар.
en.Этот факт обнаруживается также и в том, что в самую холодную погоду очаг горит наиболее жарко.
en.Обнаруживается это также и в том, что, когда воздух расширяется в измерительном стекле без какой-либо помехи или отталкивания, т. е. равномерно и однообразно, тепло не воспринимается. Также и при заграждении ветров значительное тепло не воспринимается, хотя они и вырываются с величайшей силой; это происходит потому, что движение совершалось всей массой без переменного движения в частицах.
en.Надо также сделать опыт, чтобы установить, не жжет ли пламя сильнее по сторонам, чем в середине.
en.Указанный факт обнаруживается также и в том, что всякое горение совершается через малые поры горящего тела. Так что горение испещряет, пронизывает, разрывает, прокалывает тело, как если бы действовали бесчисленные игольные острия. От этого получается, что все кислоты (если они сообразны тому телу, на которое воздействуют) имеют действие огня, в силу их природы -- разъедающей и пронизывающей.
en.Это отличие (о котором мы теперь говорим) обще с природой холода, в котором сжимающему движению препятствует стремление к распространению, подобно тому как в тепле распространяющему движению препятствует стремление к сжатию.
en.Итак, сходятся ли части тела вовнутрь или расходятся вовне, сущность этого одинакова, хотя и совершенно неодинакова сила, ибо у нас нет на поверхности земли ничего такого, что было бы чрезвычайно холодным. Смотри пример 27 таблицы 9.
en.Четвертое отличие есть разновидность предыдущего, заключающаяся в том, что движение прокалывания и проникновения должно быть довольно быстрым, а отнюдь не медленным. И хотя оно совершается посредством частиц очень малых, однако не до крайней тонкости, а несколько более крупных.
en.Это отличие обнаруживается в сравнении тех действий, которые исходят от огня, с теми, которые исходят от времени или возраста. Ибо возраст или время сушит, истребляет и испепеляет не менее, чем огонь, или, лучше сказать, гораздо более тонко. Но так как движение этого рода весьма медленно и совершается посредством очень незначительных частиц, то тепло не воспринимается.
en.Это также обнаруживается в сравнении растворения железа и золота. Ибо золото растворяется без возбуждения тепла; железо же растворяется с бурным возбуждением тепла, хотя и почти в такой же промежуток времени, как золото. Это значит: внедрение кислоты в золото совершается легко и тонко и части золота уступают легко. В железе же внедрение совершается грубо и в столкновении, и у частей железа большее упорство.
en.Это также обнаруживается до известной степени в некоторых гангренах и омертвлениях, которые вследствие тонкости гниения не вызывают большого тепла или боли.
en.Итак, пусть это будет первым сбором плодов, или началом истолкования, для формы тепла, совершенным посредством льготы разуму.
en.На основании этого первого сбора плодов форма, или истинное определение тепла (того, которое относится ко Вселенной, а не только к чувству), состоит в следующем, если изложить это в немногих словах: тепло есть движение распространения, затрудненное и происходящее в малых частях. Но это распространение особого вида: распространяясь вокруг себя, оно, однако, отклоняется несколько вверх. Деятельность частей также особого вида: она не медленная, а возбужденная и обладает некоторой стремительностью.
en.То же самое и в отношении к действию. Здесь определение таково: если ты сможешь вызвать в каком-либо природном теле движение распространения или расширения, обуздать это движение и направить его в себя само таким образом, чтобы расширение не происходило равномерно, но поочередно, то допускаясь, то подавляясь, то ты, без сомнения, произведешь тепло. При этом нет различия, элементарное ли это (как говорят) тело[90] или испытавшее влияние небесных тел; светоносное или темное; тонкое или плотное; расширяется ли оно свободно в пространстве или ограничено проделами своего первоначального размера; склоняется ли к растворению или пребывает в своем состоянии; животное ли это тело или растительное или минеральное; вода, или масло, или воздух, или какое-нибудь другое вещество, способное воспринять указанное выше движение. В отношении же к чувству тепло есть то же самое, но рассматриваемое по аналогии, которая соответствует чувству. А теперь должно перейти к дальнейшим вспомогательным средствам.
en.XXI
en.Дав таблицу первого представления, пример отбрасывания или исключения и первый сбор плодов при их посредстве, следует перейти к остальным вспоможениям разуму для истолкования природы и истинной и совершенной индукции. Предлагая это, мы будем прибегать к холоду и теплу там, где будет необходимость в таблицах. Там же, где будет необходимо лишь немного примеров, мы будем прибегать ко всему другому, чтобы не было неясности в исследовании и все учение протекало в менее узких пределах.
en.Итак, прежде всего мы будем говорить о преимущественных примерах; во-вторых, о помощи индукции; в-третьих, об исправлении индукции; в-четвертых, о видоизменениях исследования сообразно с природой предмета; в-пятых, о преимуществах природ в отношении к исследованию, т. е. о том, что следует исследовать ранее и что позднее; в-шестых, о пределах исследования или обозрения всех природ Вселенной; в-седьмых, о дедукции к практике или о том, что относится к человеку; в-восьмых, о приготовлении к исследованию и, наконец, о восходящей и нисходящей лестнице аксиом.
en.XXII
en.Среди преимущественных примеров мы прежде всего укажем обособленные примеры. Обособленные примеры -- это те, что обнаруживают исследуемую природу в таких предметах, которые не имеют с другими предметами ничего общего, кроме этой самой природы, или, наоборот, обнаруживают отсутствие исследуемой природы в таких предметах, которые подобны другим предметам во всем, кроме этой самой природы[91]. Ибо очевидно, что такого рода примеры устраняют извилины пути и ускоряют и подкрепляют исключение, так что немногие из них заменяют многие.
en.Например, если исследуется природа цвета, то обособленные примеры суть призмы, кристаллические камни, которые дают цвета не только в себе, но и вне себя -- на стенах; также роса и т. д. Действительно, они не имеют ничего общего с постоянными цветами в цветках растений, цветных камнях, металлах, древесине и т. д., за исключением самого цвета. Отсюда легко заключить, что цвет есть не что иное, как видоизменение изображения посланного и воспринятого света[92]: в первом случае вследствие различных углов падения, а во втором -- вследствие различия тканей и строения тела. И эти примеры обособлены в отношении сходства.
en.В этом же исследовании обособленными примерами служат разноцветные жилы в мраморе -- белые и черные, пестрота окрасок в цветах одного и того же вида. Ибо белые и черные части мрамора и белые и красные пятна в цветах гвоздики сходятся почти во всем, за исключением цвета. Отсюда легко заключить, что у цвета мало общего с внутренней природой тела, но что он заключается только в более грубом и как бы механическом распределении частей. Эти примеры обособленны в отношении различия. И тот и другой род мы называем обособленными примерами, или Ferinus, заимствуя это слово у астрономов[93].
en.XXIII
en.На второе место среди преимущественных примеров мы ставим переходящие примеры. Это те примеры, в которых исследуемая природа переходит к зарождению, если ее ранее не было, или, наоборот, переходит к разрушению, если она ранее была.
en.Итак, в том и другом переходе эти примеры всегда двойственны; или, лучше сказать, это один пример в движении или в переходе, проведенный до противоположного состояния. Но примеры этого рода не только ускоряют и подкрепляют исключение, но также вводят в тесные пределы положительное суждение или самое форму[94]. Ибо необходимо, чтобы форма явления была чем-либо таким, что придается в подобном переходе этого рода или, наоборот, что разрушается или устраняется таковым переходом этого рода. И хотя каждое исключение продвигает положительное суждение, однако на одном и том же предмете это происходит более прямым путем, чем на различных. Форма же (как это явствует из всего, что сказано), выступающая в чем-либо одном, ведет ко всему. Чем проще был переход, тем более ценным становится пример. Помимо того, переходящие примеры очень полезны для практики, ибо, представляя форму в сочетании с производящим или устраняющим ее началом, они в некоторых случаях ясно указывают на практику, а отсюда легким становится также переход к ближайшему. Однако в этом имеется некоторая опасность, которая требует предосторожности: эти примеры могут слишком близко привлечь форму к производящему началу и заполнить или по крайней мере опутать разум ложным мнением о форме, полученным из рассмотрения производящего начала. Ибо производящее начало всегда предполагается не чем другим, как опорой или привносителем формы. Но правильно сделанным исключением этому легко помочь.
en.Итак, пора представить образец переходящего примера. Пусть исследуемой природой будет белизна. Переходящий пример ее порождения есть целое стекло и толченое стекло. Равным образом -- простая вода и вода вспененная. Ибо целое стекло и простая вода прозрачны, но не белы, толченое же стекло и пенящаяся вода белы, но не прозрачны. Итак, следует исследовать, что происходит от этого перехода в стекле или в воде. Ведь очевидно, что форму белизны приносит и сообщает это раздробление стекла и волнение воды. Между тем мы не находим тут ничего, что произошло бы, кроме измельчения частей стекла и воды и вхождения воздуха. Но мы не мало продвинулись вперед к открытию формы белизны, установив, что два тела -- оба прозрачные, но в неравной степени (т. е. воздух и вода, воздух и стекло), сложенные вместе в малых частицах -- дают белизну вследствие неодинакового преломления лучей света.
en.Но надо здесь привести также пример опасности и предосторожности, о которых мы говорили. Разум, совращенный производящими началами этого рода, легко заключит, что для формы белизны всегда требуется воздух или что белизна производится только посредством прозрачных тел. А это ложно и опровергается многочисленными исключениями. Скорее, надо будет заключить (отбросив воздух и тому подобное), что вообще тела однородные (относительно их проводящих свет частей) дают прозрачность; неоднородные тела простого строения дают белизну; неоднородные тела сложного, но упорядоченного строения дают остальные цвета, за исключением черного; неоднородные же тела сложного, но совершенно беспорядочного и спутанного строения дают черный цвет.
en.Итак, представлен переходящий пример порождения исследуемой природы белизны. Пример же перехода к устранению этой же природы белизны есть опавшая пена или растаявший снег. Ибо вода теряет белизну и получаст прозрачность после того, как она становится сплошной и не смешанной с воздухом.
en.Никоим образом нельзя опустить указание, что под переходящими примерами надо понимать не только те, что переходят к порождению и изъятию; но также и те, которые переходят к приращению и уменьшению, ибо они также направлены к открытию формы, как это вполне явствует из сделанного выше определения формы и таблицы степеней. Поэтому одинаковый смысл с примерами, приведенными выше, имеет пример бумаги, которая бела, когда она суха, но, увлажненная (приняв воду и исключив воздух), менее бела и склоняется более к прозрачности.
en.XXIV
en.На третье место среди преимущественных примеров поставим указующие примеры, о которых мы упомянули в первом сборе плодов для тепла. Мы их называем также проблесками или освобожденными и преобладающими примерами. Это те примеры, которые показывают исследуемую природу обнаженной и самостоятельной, а также в ее возвышении или высшей степени ее могущества, т. е. ставшей независимой и освобожденной от препятствий или по крайней мере господствующей над ними силой своих свойств и подавляющей и сдерживающей их. Ибо если каждое тело принимает формы многих природ в конкретном сочетании, то одна форма укрощает, подавляет, ослабляет и связывает другую. Поэтому отдельные формы затемняются. Однако встречаются некоторые предметы, где исследуемая природа преимущественно перед другими пребывает в своей силе -- или по причине отсутствия препятствий, или по причине преобладания ее свойств. Примеры этого рода для формы более всего показательны. Однако и этими примерами надо пользоваться с осторожностью, сдерживая стремительность разума. Ибо все то, что выставляет форму на вид и как бы подталкивает ее навстречу разуму, должно быть взято под подозрение и проверено строгим и тщательным исключением.
en.Например, пусть исследуется природа тепла. Указующий пример распространяющегося движения, которое (как сказано выше) представляет собой преимущественную часть формы тепла, есть воздушное измерительное стекло. Ибо пламя хотя и явно обнаруживает распространение, однако вследствие мгновенного угасания не показывает увеличения в распространении. Кипящая же вода не столь хорошо показывает распространение воды в своем теле по причине легкого перехода воды в пар и воздух. Раскаленное железо и тому подобное не только не показывает увеличения распространения, но, наоборот, само распространение вследствие подавления и отражения испарений плотными и грубыми частями тела (которые укрощают и обуздывают распространение) становится совершенно незаметным для чувства. Измерительное же стекло ясно указывает заметное, увеличивающееся, продолжительное и непреходящее распространение воздуха.
en.Далее, пусть, например, исследуется природа тяжести. Указующий пример тяжести есть ртуть, ибо она своим весом намного превосходит все, за исключением золота, которое немного тяжелее ее[95]. Но ртуть --более ценный пример для указания формы тяжести, чем золото, ибо золото твердо и устойчиво, что, очевидно, связано с плотностью, а ртуть жидка и переполнена духом и все же во много раз превосходит тяжестью алмаз и те тела, которые считаются наиболее твердыми. Это указывает, что форма тяжелого или весомого зависит только от количества материи, а не от плотности соединения.
en.XXV
en.На четвертое место среди преимущественных примеров поставим скрытные примеры, которые мы также называем сумеречными примерами. Они как бы противоположны указующим примерам, ибо они выставляют исследуемую природу в ее низшей силе, как бы в пеленках и зачатках и как бы совершающую первую попытку, скрытую и подчиненную противной ей природой. Примеры этого рода имеют большое значение для открытия форм, ибо, подобно тому как указующие легко ведут к отличиям, скрытные превосходно ведут к родам, т. е. к тем общим природам, по отношению к которым исследуемые природы суть не что иное, как ограничения.
en.Например, пусть исследуется природа твердости, или природа того, что в себе ограничено, противоположность чему есть жидкое, или текучее. Скрытные примеры -- это те, которые представляют некоторую слабую или низшую степень твердости в текучем. Таков, например, водяной пузырь, который есть как бы твердая и ограниченная пленка, сделанная из тела воды. Сходны с этим и капли, которые, если есть запас воды, текут нитью настолько тонкой, чтобы вода не разрывалась, но, если нет воды в количестве, достаточном для того, чтобы она могла течь, вода падает круглыми каплями, которые наилучшим образом предохраняют ее от утраты непрерывности. Но в тот самый миг, когда прекращается нить воды и начинается ее падение каплями, вода сама делает скачок вверх для избежания разрыва. Даже и у металлов, которые при плавке жидки, но более вязки, разжиженные капли часто отодвигаются вверх и так держатся. Нечто подобное наблюдается в примере зеркал, которые дети часто устраивают из тростинки с помощью слюны, где также видна устойчивая пленка воды.
en.Но еще лучше это обнаруживается в другой детской игре, когда берут воду и, сделав ее несколько более вязкой посредством мыла, дуют в нее через пустую тростинку, пока из воды не образуется как бы целый замок пузырей. Введенный воздух придает воде такую плотность, что она выдерживает некоторое давление, не разрываясь. Но лучше всего это замечается в пене и в снеге, которые приобретают такую плотность, что их почти можно резать, хотя они и представляют собой тела, образованные из воздуха и воды, а то и другое -- текучие тела. Все это ясно указывает, что жидкое и твердое суть только ходячие и опирающиеся на чувство понятия; на деле же всем телам присуще стремление избежать разрыва. В однородных телах (каковыми являются жидкости) оно слабо и шатко, а в сложных и разнородных телах оно более живо и сильно, потому что прибавление разнородного связывает тело, а введение однородного его распускает и ослабляет.
en.Пусть, например, подобным же образом исследуется притяжение, или схождение, тел. Наиболее замечательный указующий пример для его формы есть магнит. Противоположная же притяжению природа есть отсутствие притяжения, хотя бы и между подобными. Так, железо не притягивает железо, подобно тому как свинец не притягивает свинец, дерево -- дерево, вода -- воду. Скрытный же пример есть магнит, оснащенный железом или, лучше сказать, железо, оснащенное магнитом. Ибо в природе так обстоит, что оснащенный магнит притягивает железо на расстоянии не сильнее, чем неоснащенный магнит. Но если железо приближается настолько, что прикасается к железу неоснащенного магнита, то оснащенный магнит выдерживает много больший груз железа, чем магнит простой и неоснащенный, вследствие подобия вещества железа в отношении к железу. Это действие было совершенно скрытым и потаенным в железе, пока не был приложен магнит. Итак, очевидно, что форма схождения есть нечто такое, что в магните жизненно и сильно, а в железе слабо и скрыто.
en.Замечено также, что небольшие деревянные стрелы без железного наконечника, выброшенные из больших орудий, проникают глубже в деревянный материал (как, например, борта кораблей и тому подобное), чем те же самые стрелы, снабженные железным острием, -- вследствие подобия вещества одного дерева с другим, хотя это было ранее в дереве скрыто. Точно так же хотя в цельных телах и не видно, чтобы воздух притягивал воздух, а вода --воду, однако пузырь, приближенный к другому пузырю, разлагается легче, чем если бы этот другой пузырь отсутствовал: происходит это вследствие стремления к схождению воды с водой и воздуха с воздухом. Скрытые примеры этого рода (которые, как сказано, имеют величайшее применение) более всего обнаруживаются в малых и тонких частях тела, ибо большие массы вещей следуют за более общими формами, как это будет показано в своем месте.
en.XXVI
en.На пятое место среди преимущественных примеров мы поставим конститутивные примеры, которые мы также называем примерами связки[96]. Это те примеры, которые составляют один вид исследуемой природы, как бы ее меньшую форму. Ибо если законные формы (которые всегда обращены к исследуемым природам) скрыты в глубине и нелегко открываются, то дело и слабость человеческого разума требуют тщательно, без пренебрежения рассмотреть частные формы, которые объединяют некоторые связанные примеры (но отнюдь не все) в каком-либо общем понятии. Ибо что бы ни соединяло природу, пусть и не совершенными способами, пробивает дорогу к нахождению форм, так что примеры, пригодные для этого, не ничтожны своей силой, но имеют известное преимущество.
en.Однако здесь нужно тщательно остерегаться того, чтобы человеческий разум, открыв многие из этих частных форм и установив отсюда части и разделения исследуемой природы, не успокоился на этом совершенно и не замедлил бы приступить к подобающему открытию большой формы, чтобы он, предполагая, что природа в самых корнях своих многообразна и раздельна, не отверг дальнейшее объединение природы как вещь излишней тонкости и склоняющуюся к чисто абстрактному.
en.Например, пусть исследуется память или то, что возбуждает память и помогает ей. Конститутивные примеры здесь суть порядок или распределение, которые явно помогают памяти, подобно местам в искусственной памяти[97], которые могут быть или местами в собственном смысле, как, например, дверь, угол, окно и тому подобное, или близкими и знакомыми лицами, или чем угодно (лишь бы они были расположены в порядке), как, например, животные, травы; так же и слова, буквы, исторические лица и другое; некоторые из них, конечно, более пригодны и удобны, другие -- менее. Места этого рода значительно помогают памяти и возносят ее высоко над естественными силами. Так же и стихи легче удерживаются и заучиваются на память, чем проза. Из этой связки трех примеров, а именно: порядка, мест искусственной памяти и стихов -- строится один вид помощи для памяти. Этот вид правильно было бы назвать отсечением бесконечности. Ибо, если кто пытается что-либо вспомнить или вызвать в памяти, не имея предварительного понятия или восприятия того, что он ищет, -- он ищет, бегая туда и сюда, как бы в бесконечности. А если кто имеет точное предварительное понятие, он тотчас отсекает бесконечность, и память движется в более тесном кругу. В трех примерах, которые упомянуты выше, предварительное понятие очевидно и несомненно.
en.А именно, в первом должно быть нечто согласующееся с порядком; во втором должен быть образ, который имел бы известное соотношение или сходство с теми определенными местами; в третьем должны быть слова, которые складываются в стих; и так отсекается бесконечность. Но одни примеры составят такой вид: все, что заставляет интеллектуальное воздействовать на чувство (этот способ преимущественно и применяется в искусственной памяти), помогает памяти. Другие же примеры дадут такой другой вид: то, что вызывает впечатление посредством сильного волнения, т. е. возбуждая страх, восхищение, стыд, веселье, помогает памяти. Другие составят такой вид: то, что запечатлевается в чистом и менее занятом до того или после того уме, как, например, то, что заучивается в детстве, или то, что обдумывается перед сном, а также и вещи, которые случаются впервые, более удерживается в памяти. Одни примеры дадут такой вид: многочисленность сопутствующих обстоятельств или опор помогает памяти, как, например, писание по частям без непрерывности, чтение или произнесение вслух. И наконец, другие примеры составят такой вид: то, что ожидается и возбуждает внимание, лучше удерживается, чем мимолетное. Поэтому если перечтешь какое-либо писание двадцать раз, то не так легко выучить его на память, как если перечтешь десять раз, пробуя при этом сказать наизусть и заглядывая в книгу, когда памяти не хватает. Таким образом, имеется как бы шесть меньших форм того, что помогает памяти, а именно: отсечение бесконечности; приведение интеллектуального к чувственному; запечатление по время сильного волнения; запечатление в чистом уме; многочисленность опор; предварительное ожидание.
en.Подобным же образом пусть, например, исследуется природа вкуса. Конститутивные примеры здесь таковы: те, кто не имеет обоняния и по природе лишен этого чувства, не воспринимают или не различают вкусом гнилой или тухлой пищи, равно как и приправленной чесноком или розами и тому подобным. Так же и те, у кого ноздри заложены приступом насморка, не различают гнилого или тухлого или окропленного розовой водой. А если страдающие насморком в ту же минуту, когда к ним в рот или к небу попадает что-либо гнилое или пахучее, сильно высморкаются, то получат явное восприятие гнилого или пахучего. Эти примеры дают и составляют следующий вид или, лучше сказать, часть вкуса: чувство вкуса есть, в частности, не что иное, как внутреннее обоняние, проходящее и спускающееся через верхние проходы ноздрей в рот и к небу. Напротив того, соленое и сладкое, и острое и кислое, и терпкое и горькое, и тому подобное -- все это, повторяю, те, у кого обоняние отсутствует или заглушено, чувствуют так же, как и всякий другой. Отсюда и явствует, что вкус есть некое чувство, сложенное из внутреннего обоняния и некоего утонченного осязания. Но об этом здесь не место говорить.
en.Подобным же образом пусть исследуется природа сообщения качества без примешивания субстанции. Пример света даст или составит один вид сообщения, тепло и магнит -- другой. Ибо сообщение света как бы мимолетно и при удалении первоначального света тотчас исчезает. Тепло же и магнетическая сила, будучи переданы или, лучше сказать, вызваны в каком-либо теле, удерживаются и остаются немалое время и после того, как будет удален первый возбудитель.
en.В общем велики преимущества конститутивных примеров, ибо они дают очень много и для определений (в особенности частных), и для разделений или расчленений природ, о чем неплохо сказал Платон: "Должен быть почитаем, как бог, тот, кто хорошо может определять и разделять"[98].
en.XXVII
en.На шестое место среди преимущественных примеров мы ставим примеры соответствия, или соразмерности, которые мы также называем параллельными примерами или физическими подобиями. Это те примеры, которые показывают подобия и соединения вещей не в меньших формах (как это делают конститутивные примеры), но в окончательной конкретности. Поэтому они представляют как бы первые и низшие ступени к единству природы. Они не составляют никаких аксиом сразу в самом начале, но только указывают и отмечают некоторое согласие тел. И все же хотя они и немного способствуют открытию форм, однако с большой пользой раскрывают устройство частей Вселенной и совершают как бы некую анатомию ее членов. И потому они иногда как бы за руку ведут нас к величественным и значительным аксиомам, в особенности к тем, которые более относятся к строению мира, чем к простым природам и формам.
en.Так, следующие примеры суть примеры соответствия: зеркало и глаз, а также устройство уха и места, издающего эхо. Из этого соответствия помимо самого наблюдения подобия, которое во многом полезно, легко, кроме того, вывести и образовать ту аксиому, что сходную природу имеют органы чувств и тела, которые рождают отражения для чувств. С другой стороны, наученный этим разум без труда поднимается к более высокой и значительной аксиоме, которая состоит в следующем: нет никакого различия между согласием или симпатией тел, одаренных чувством, и неодушевленных тел без чувства, кроме того, что первым придан животный дух, а во вторых он отсутствует. Отсюда следует, что, сколько есть согласий у неодушевленных тел, столько же могло бы быть чувств у животных, если бы в одушевленном теле были отверстия для вхождения животного духа в член, как в подходящий орган, должным образом для этого расположенный[99]. И обратно, сколько есть чувств у животных, столько же, без сомнения, есть движений в неодушевленном теле, где животный дух отсутствует; но, несомненно, в неодушевленных телах гораздо больше движений, чем чувств в одушевленных телах, вследствие малочисленности органов чувств. Для этого представляется вполне очевидным пример боли. Ибо хотя у животных и много есть родов боли и столь разнообразных (так, одна боль от ожога, иная -- от сильного холода, иная -- от укола, иная -- от сжатия, иная -- от растяжения и тому подобное), однако несомненно, что все это в форме движений существует в неодушевленных телах, как, например, в дереве или камне, когда их обжигают, или охлаждают, или колют, или разрывают, или сгибают, или ударяют и так далее, хотя чувства при этом нет в силу отсутствия животного духа.
en.Примерами соответствия также являются (это может показаться удивительным) корни и ветви деревьев. Ибо всякое растение разбухает и выталкивает свои части в окружающее как вверх, так и вниз. Между корнями и ветвями нет другого различия, как то, что корни заключены в земле, а ветви выставляются на воздух и на солнце. Ведь если взять нежную и полную жизни ветвь дерева и пригнуть ее к какой-нибудь частице земли, то, хотя бы она и не прикасалась к самой почве, она тотчас начнет пускать не ветвь, а корень. И наоборот, если на растение положить сверху землю и так придавить его камнем или чем-нибудь твердым, чтобы помешать ему покрыться листьями сверху, то оно начнет пускать ветви в воздух снизу.
en.Примеры соответствия суть также смолы деревьев и большинство горных самоцветов. И те и другие не что иное, как выделившиеся и проступившие соки, в первом случае древесные соки, во втором -- соки камней; отсюда и происходит ясность и блеск в тех и других -- вследствие тонкого и тщательного процеживания. Отсюда получается также и то, что шерсть животных не такой красивой и живой окраски, как многие перья птиц, ибо соки не столь тонко процеживаются через кожу, как через ствол пера.
en.Примеры соответствия суть также мошонка у самцов животных и матка у самок: все замечательное устройство половых отличий (в отношении к земным животным), по-видимому, не представляет собой ничего другого, как расположение извне и внутри[100], а именно: у мужского пола вследствие большей силы тепла детородные части выталкиваются наружу, тогда как у женского пола тепло слишком слабо для того, чтобы вызвать это, почему и происходит, что детородные части удерживаются внутри.
en.Примерами соответствия являются также плавники рыб и ноги четвероногих или ноги и крылья птиц, к чему Аристотель прибавил еще четыре изгиба при движении змеи[10][1]. Так что в строе Вселенной движение живых существ вообще осуществляется обыкновенно посредством четырех конечностей или сгибаний.
en.Примерами соответствия служат также зубы у земных животных и клювы у птиц. Отсюда очевидно, что у всех еовершенных животных по направлению ко рту течет некое твердое вещество.
en.Не лишено основания также и то подобие и соответствие, согласно которому человек есть как бы перевернутое растение. Ибо корень нервов и животных способностей есть голова, а семенные части находятся внизу, не считая конечностей, каковы ноги и руки. В растении же корень (который есть как бы голова) всегда помещается в нижнем месте, а семена -- в верхнем.
en.Наконец, надо настоятельно и всячески убеждать людей, чтобы в исследовании и собирании естественной истории их усердие отныне совершенно изменилось и обратилось в противоположную сторону по сравнению с теперешним. Ибо до сих пор люди проявляли большое усердие и любознательность в фиксации разнообразия вещей и в объяснении тонких особенностей животных, трав и ископаемых, многие из которых представляют, скорее, игру природы, чем какую-либо действительную пользу для наук. Действительно, вещи этого рода доставляют некоторое удовольствие, а иногда также имеют значение и для практики, но для проникновения в природу -- мало или никакого значения. Поэтому надо всецело обратить внимание на исследование и выявление подобий и соответствий вещей как в целокупностях, так и в частях. Ибо это и есть то, что объединяет природу и начинает составлять науки.
en.Однако во всем этом необходима величайшая осторожность и осмотрительность, чтобы в качестве примеров соответствия и соразмерности принимались только те, которые отмечают физические (как мы сказали вначале) подобия, т. е. вещественные, реальные и заключенные в природе, а не случайные и относящиеся к виду и тем более не доставляемые суеверием или любопытством, как те, что постоянно выставляют писатели естественной магии (люди легкомысленнейшие, которых едва ли надо упоминать в столь серьезных делах, как ныне разбираемые нами), с большим тщеславием и безрассудством описывая пустые подобия и симпатии вещей, а иногда и придумывая их.
en.Но, оставив это, мы не должны забывать, что в самом строении мира -- в его больших частях -- нельзя пренебречь примерами подобия. Таковы Африка и Перуанская область с континентом, простирающимся до Магелланова пролива, ибо и та и другая область имеют подобные перешейки и подобные мысы, а это не случайно[102].
en.Так же и Новый и Старый Свет. И тот и другой расширяются к северу, к югу же сужаются и заостряются.
en.Важными примерами соответствия являются также сильные холода в средней (как ее называют) области воздуха и неистовые огненные извержения, которые часто вырываются из подземных областей. Эти две вещи составляют пределы и крайности: природа холода устремляется к окружности неба, а природа тепла -- к недрам земли вследствие отталкивания противоположных природ.
en.Наконец, достойно быть отмеченным соответствие примеров в аксиомах наук. Так, риторический троп, называемый неожиданностью, соответствует музыкальному тропу, который зовется уклонением каденции. Подобным же образом и математическая аксиома -- "Две величины, равные третьей, равны между собой" -- соответствует строению того силлогизма в логике, который соединяет сходящееся в среднем. Вообще весьма полезно в очень многих случаях некоторое чутье в исследовании и отыскании физических соответствий и подобий.
en.XXVIII
en.На седьмое место среди преимущественных примеров мы ставим уникальные примеры, которые мы также часто называем неправильными или гетероклитическими (заимствуя название у грамматиков). Это те примеры, которые показывают тела в их конкретности и представляются необычными и как бы оторванными по своей природе и никак не сходящимися с другими вещами этого же рода. Таким образом, примеры соответствия подобны другим, а уникальные примеры подобны себе. Пользование уникальными примерами такое же, как и пользование скрытными примерами, а именно: они пригодны для вынесения и объединения природы с целью открытия родов, или общих природ, с последующим их ограничением посредством истинных отличий. Ибо не должно отступать от исследования, пока свойства и качества, открываемые в вещах такого рода, что они могут почитаться за чудо природы, не будут сведены и заключены в какую-либо форму или определенный закон так, чтобы открылось, что всякая нерегулярность или сингулярность зависят от какой-либо общей формы, а чудо состоит только в тонких отличиях, в степени, в редкостном совпадении, а не в самом виде; тогда как ныне созерцания людей не идут дальше того, чтобы почитать вещи этого рода тайными и великими творениями природы, как бы беспричинными вещами и исключениями из общих правил.
en.Образцы уникальных примеров суть Солнце и Луна среди светил, магнит -- среди камней, ртуть -- среди металлов, слон -- среди четвероногих, половое чувство -- среди родов осязания, охотничье чутье собак -- среди родов обоняния. У грамматиков уникальной почитается также буква "S" по причине легкости, с которой она слагается с согласными -- иногда с двойными, иногда с тройными, чего не делает никакая другая буква. Примеры этого рода весьма ценны, ибо они обостряют и оживляют исследование и врачуют разум, испорченный привычкой и обыденностью.
en.XXIX
en.На восьмое место среди преимущественных примеров мы поставим отклоняющиеся примеры, т. е. уклонения природы, уродства и диковины, когда природа отклоняется и удаляется от своего обычного хода. Уклонения природы отличаются от уникальных примеров тем, что уникальные примеры суть чудеса среди видов, а уклонения -- чудеса среди индивидов. Однако пользование ими почти такое же, как и пользование уникальными примерами, ибо они восстановляют разум против навыков и вскрывают общие формы. Ибо здесь не следует отказываться от исследования, пока не будет открыта причина этого рода отклонения. Причина же эта восходит не к некоей форме в собственном смысле, а только к скрытому процессу, который ведет к форме. Ведь кто познает пути природы, тот также легче заметит и отклонения. А кто познает отклонения, тот тщательнее опишет пути.
en.Уклонения отличаются от уникальных примеров также тем, что в большей степени наставляют практику и действенную часть. Ибо производить новые виды было бы очень трудно; разнообразить же известные виды и отсюда производить много редкого и необычайного -- менее трудно. Переход же от чудес природы к чудесам искусства легок. Ибо если природа была однажды застигнута в своем отклонении и причина этого стала ясна, то будет нетрудно повести природу посредством искусства туда, куда она случайно отклонилась. И не только туда, но и в других направлениях, ибо уклонения одного рода указывают и открывают дорогу к уклонениям и отклонениям повсюду. Здесь нет нужды в примерах, настолько они многочисленны. Следует создать собрание или частную естественную историю диковин и чудесных порождений природы -- словом, всякой новизны, редкости и необычности в природе. Однако это надо делать со строжайшим выбором, чтобы соблюдалась достоверность. Наиболее сомнительным надо считать те из них, которые в какой-либо мере зависят от религии, как чудеса, описанные Ливием, и не меньше те, которые находятся у писателей естественной магии или также алхимии и у других людей этого же рода: все они искатели и любители сказок. Но следует заимствовать примеры из положительной и достоверной истории и надежных сообщений.
en.XXX
en.На девятое место среди преимущественных примеров мы поставим пограничные примеры, которые мы также называем причастиями. Это примеры, показывающие такие виды тел, которые как бы составлены из двух видов или являются первыми приближениями к тому и другому. Эти примеры можно было бы, не делая ошибки, причислить к уникальным или гетероклитическим примерам, ибо они редки и экстраординарны в универсуме вещей. Однако ввиду их ценности они должны быть истолкованы и расположены отдельно, ибо они превосходно указывают сложение и строение вещей, и уясняют причины количества и качества обычных видов во Вселенной, и ведут разум от того, что есть, к тому, что может быть.
en.Примеры этого: мох -- среднее между гнилью и растением; некоторые кометы -- среднее между звездами и огненными метеорами; летающие рыбы -- среднее между птицами и рыбами; летучие мыши -- среднее между птицами и четвероногими, а также
en.Обезьяна, безобразнейший зверь, столь похожий на нас[103]
en.и двуобразные рождения у животных, помеси из различных видов и тому подобное.
en.XXXI
en.На десятое место среди преимущественных примеров мы поставим примеры могущества, или фасций (взяв название у знаков консульской власти), которые мы также называем способностью или руками человека. Это наиболее значительные и совершенные создания и как бы последняя ступень в каждом искусстве. Ибо если задача преимущественно состоит в том, чтобы природа подчинялась человеческим делам и благополучию, то подобает отмечать и перечислять те дела, которые уже были во власти человека (как бы области, занятые и подчиненные ранее), особенно дела наиболее совершенные, ввиду того что от них переход к новому и до сих пор не открытому будет легче и ближе. Ибо если кто-либо после внимательного их созерцания усердно и деятельно приступит к делу, то он, несомненно, или продвинет их еще несколько далее, или отклонит их к чему-либо определенному, или, наконец, распространит и приложит их к какому-либо важному опыту.
en.Но это не все. Подобно тому как редкие и необычные творения природы побуждают разум возвыситься до исследования и открытия форм, способных вместить эти творения, то же, и в гораздо большей степени, происходит и с выдающимися и удивительными творениями искусства, ибо способ образования и сотворения подобного рода чудес искусства по большей части очевиден, тогда как в чудесах природы он обычно более затемнен. Однако и здесь должно соблюдать величайшую предосторожность, чтобы эти чудеса не подавили разума, как бы привязывая его к земле.
en.Ибо есть опасность, что разум будет ошеломлен и связан такого рода творениями искусства, которые кажутся как бы некими вершинами человеческой деятельности, и, как бы завороженный ими, не сможет привыкнуть к другому, но будет думать, будто ничего нельзя достигнуть в этом роде, кроме[Author ID1: at Sat Jan 1 21:46:00 2000 ] как не тем же путем, каким достигнуты эти чудеса, только с большим прилежанием и более тщательным приготовлением.
en.В противовес этому следует считать установленным, что пути и способы осуществления деяний и творений, открытых и известных до сих пор, обыкновенно скудны и что всякое большое могущество зависит и закономерно происходит от источников форм, из которых ни одна пока не открыта.
en.И поэтому (мы уже в другом месте об этом сказали[104]), если бы кто начал думать о тех осадных орудиях, которые были у древних, то хотя бы он это делал упорно и истратил на это весь свой век, он никогда бы все же не напал на изобретение огнестрельных орудий, действующих посредством пороха. Так же и тот, кто устремил бы свое наблюдение и размышление на производство шерсти и растительного шелка, никогда не открыл бы природы шелковичного червя или шелковой нити.
en.Поэтому все открытия, которые могут считаться более значительными, появились на свет (если внимательно вглядеться) никак не посредством мелочной разработки и расширения искусства, а всецело благодаря случаю. Но нельзя воспроизвести или предвосхитить случай (который имеет обыкновение случаться лишь с течением долгих веков) иначе как через открытие форм.
en.Нет надобности приводить частные образцы примеров этого рода ввиду их изобилия. Надо проследить и глубоко проникнуть во все механические, а также изящные искусства (поскольку они относятся к практике) и из них почерпнуть собрание или частную историю великих, мастерских и наиболее совершенных творений в каждом из искусств вместе со способами их осуществления или произведения.
en.Но мы не ограничиваем прилежания, которое должно быть приложено к собранию этого рода, только тем, что почитается мастерским и недосягаемым в каком-либо искусстве и возбуждает изумление. Ибо изумление есть порождение редкостности: если что-либо редкостное и обычно по своей природе, оно все же вызывает изумление.
en.Напротив того, то, что по справедливости должно вызывать изумление различием самого его вида по сравнению с другими видами, лишь едва замечается, если оно привычно.
en.А уникальное в искусстве надобно замечать не меньше, чем уникальное в природе, о чем мы ранее говорили[105]. И подобно тому как мы отнесли к уникальному в природе Солнце, Луну, магнит и тому подобное (вещи обычнейшие и все же, можно сказать, единственные по своей природе), так же должно поступать и в отношении уникальных примеров искусства.
en.Так, уникальный пример искусства есть бумага, вещь вполне обычная. Но если разобраться внимательно, то искусственные материалы или сотканы из прямых и поперечных нитей, как шелковая, шерстяная, полотняная ткань и т. п., или составлены из сгущенных соков, как кирпич, или гончарная глина, или стекло, или эмаль, или фарфор и тому подобные материалы, которые блестят, если хорошо соединены; если же не так хорошо, то затвердевают, но не блестят. Однако все то, что делают из сгущенных соков, хрупко, а отнюдь не стойко и гибко. Бумага же, наоборот, стойкое тело, которое можно разрезать и разрывать так, что оно почти соперничает с кожей животного или листом растения и тому подобными творениями природы. Ибо она не ломка, как стекло, не соткана, как ткань, и состоит из волокон, а не из различных нитей -- совсем наподобие естественных материалов, так что среди искусственных материалов едва ли найдется что-либо схожее, и бумага -- пример вполне уникальный. А среди искусственного надо, конечно, предпочитать или то, что в наибольшей степени восходит к подражанию природе, или, наоборот, то, что ею управляет и преобразует ее.
en.С другой стороны, среди произведений дара и рук человека не должно пренебрегать забавами и фокусами. Ибо многие из них, хотя и легковесны и несерьезны, все же могут быть поучительны.
en.Наконец, не следует совершенно отбрасывать и суеверия и магию (в обычном смысле этого слова). Ибо, хотя вещи этого рода глубоко погребены под массой лжи и сказок, все же нужно рассмотреть, не скрыто ли в глубине некоторых из них какое-либо естественное действие, как, например, в дурном глазе, в гипертрофии воображения, в управлении вещами на расстоянии, в передаче впечатлений как от духа к духу, так и от тела к телу и т. п.
en.XXXII
en.Из сказанного нами ранее явствует, что последние пять родов примеров, о которых мы говорили (а именно: примеры соответствия, примеры уникальные, примеры отклоняющиеся, примеры пограничные и примеры могущества), не следует оставлять до тех пор, пока не будет найдена некая определенная их природа (подобно остальным примерам, которые мы перечислили раньше, и многим из тех, которые последуют). Но сразу же в самом начале следует приступить к их собиранию, как к некоторой частной истории, ибо они приводят в порядок то, что воспринял разум, и исправляют неправильный склад самого разума, который совершенно неизбежно будет без этого напитан и заражен и наконец извращен и искажен каждодневными привычными впечатлениями.
en.Итак, эти примеры должны быть приложены как нечто подготовляющее к исправлению и очищению разума. Ибо все то, что отводит разум от привычного, ровняет и сглаживает его поле для восприятия трезвого и чистого света истинных понятий.
en.Более того, примеры этого рода пролагают и приготовляют дорогу для практики, о чем мы в свое время будем говорить, когда речь будет идти о выводах к практике[106].
en.XXXIII
en.На одиннадцатое место преимущественных примеров мы поставим примеры сопровождения и вражды, которые мы также называем примерами постоянных предложений. Это примеры, представляющие что-либо телесное или конкретное так, что исследуемая природа постоянно следует за ним, как некий неразлучный спутник, или, наоборот, от чего исследуемая природа постоянно убегает и исключается из сопровождения, как вражеская и неприязненная. А из примеров этого рода образуются достоверные и всеобщие предложения -- положительные или отрицательные, в которых субъектом будет такое тело в его конкретности, а предикатом -- сама исследуемая природа. Ибо частные предложения вообще непостоянны: в них исследуемая природа оказывается текущей и движущейся в конкретном, т. е. привходящей или приобретаемой и, обратно, уходящей или утрачиваемой. Поэтому частные предложения не имеют какого-либо большого преимущества, разве только в случае перехода, о котором уже сказано раньше[107]. Все же и эти частные предложения, будучи сопоставлены и сравнены со всеобщими, многому помогают, как в свое время будет сказано. Мы, однако, не ищем даже во всеобщих предложениях точного или абсолютного утверждения или отрицания. Ибо для нашей цели достаточно, если они будут допускать некоторые единичные или редкие исключения.
en.Пользование же примерами сопровождения служит для приведения подтверждающего форму к более узким пределам. Ибо подтверждающее форму суживается как в случае примеров переходящих, когда форма вещи с необходимостью должна считаться чем-то таким, что вводится или упраздняется посредством этого действия перехода, так и в случае примеров сопровождения, когда форма вещи с необходимостью должна быть принята чем-либо таким, что входит в данную конкретность тела или, наоборот, избегает ее; так что тот, кто хорошо узнает строение и внутреннюю структуру такого тела, будет не далек от того, чтобы извлечь на свет форму исследуемой природы.
en.Например, пусть исследуется природа теплоты. Пример сопровождения есть пламя. Действительно, в воде, воздухе, камне, металле и многом другом тепло подвижно и может приходить и уходить; пламя же горячо всегда, так что тепло постоянно следует за конкретным пламенем. Враждебного же теплу примера у нас нет ни одного. Ибо о недрах земли ничто не известно чувству, но среди известных нам тел нет ни одного, которое не было бы способно воспринимать тепло.
en.Пусть теперь исследуется природа плотности. Враждебный пример есть воздух. Ибо металл может течь и может быть плотным, точно так же и стекло, так же и вода может стать плотной, когда она заморожена; но невозможно, чтобы воздух когда-либо стал плотным или утратил текучесть.
en.В отношении таких примеров постоянных предложений остаются два указания, полезные для нашей цели. Первое состоит в том, что, если в чем-либо совершенно отсутствует постоянно подтверждающее или отрицающее, тогда и самая вещь обоснованно расценивается как несуществующая, как мы и поступили в отношении тепла, где постоянно отрицающее (поскольку речь идет о тех сущностях, которые доступны нашему знанию) отсутствует в природе вещей. Подобным же образом нет у нас всегда подтверждающего, если исследуется природа вечного и нетленного. Ибо нельзя приписать вечность и нетленность какому-либо из тех тел, что находятся под небесами и над недрами земли. Второе указание состоит в следующем: ко всеобщим предложениям в отношении какой-либо конкретности, как положительным, так и отрицательным, вместе с тем должны присоединяться те конкретности, которые ближе всего подходят к неосуществленному. Так, для тепла -- мягчайшие и наименее обжигающие виды пламени, а для нетленного -- золото, которое ближе всего к этому подходит. Ибо все это указывает пределы природы между существующим и несуществующим и помогает описанию форм, чтобы оно не распространилось и не начало блуждать за пределами состояний материи.
en.XXXIV
en.На двенадцатое место среди преимущественных примеров мы ставим те самые присоединительные примеры, о которых мы говорили в предыдущем афоризме и которые мы также называем примерами крайности, или предела. Ибо примеры этого рода полезны не только для присоединения к постоянным предложениям, но также сами по себе и в своей особенности. Ибо они не скрывают истинного разделения природы и меры вещей, а также указывают, до какого предела природа что-либо совершает и производит и затем -- переход природы к другому. Такие примеры суть золото -- в весе, железо -- в твердости, кит -- в величине животных, собака -- в чутье, воспламенение пороха -- в быстром расширении и т. п. Равным образом те примеры, которые стоят на низшей ступени, должны быть показаны, как и те, которые стоят на высшей, как, например, винный спирт -- в весе[108], шелк -- в мягкости, кожные черви -- в величине животных и т. п.
en.XXXV
en.На тринадцатое место среди преимущественных примеров мы поставим примеры союза, или соединения. Это примеры, смешивающие и соединяющие те природы, которые считаются разнородными, отмечаются в качестве таковых и обозначаются посредством принятых разделений.
en.Так, примеры союза показывают, что действия и результаты, которые считаются свойственными только какой-либо одной из этих разнородностей, принадлежат также и другой. И это обнаруживает, что разнородность, которую рассматривали, не есть подлинная и существенная, а только видоизменение общей природы. Поэтому примеры союза отлично пригодны для возвышения и возведения разума от видов к родам и для устранения масок и призраков вещей, поскольку они встречаются и выступают замаскированными в конкретных субстанциях.
en.Например, пусть исследуется природа теплоты. Представляется вполне заслуживающим доверия деление, устанавливающее три рода тепла: тепло небесных тел, тепло животных и тепло огня, причем эти три рода (особенно один из них в сравнении с остальными двумя) различны и совершенно разнородны по самой сущности и специфической природе, так как тепло небесных тел и животных рождает и согревает, а тепло огня, наоборот, губит и разрушает. Поэтому примером союза является известный опыт, когда виноградную ветвь заключают в помещение, где поддерживается постоянный огонь; от этого кисти созревают даже на целый месяц раньше, чем под открытым небом. Так что созревание висящего на дереве плода может совершаться посредством огня, хотя это и представляется собственной работой солнца. От этого начала разум, отбросив разнородность в существенном, легко поднимается к исследованию, каковы на самом деле различия между теплом солнца и огня, благодаря которым действия солнца и огня становятся столь несхожими, хотя они сами причастны к одной общей природе.
en.Этих различий окажется четыре. Первое состоит в том, что тепло солнца по своей степени намного легче и мягче, чем тепло огня, второе -- в том, что по качеству оно намного влажнее (тем более что проникает к нам через воздух), третье (и это самое важное) --в том, что оно в высшей степени неравномерно, то прибывая и увеличиваясь, то отступая и уменьшаясь, а это в наибольшей степени способствует рождению тел. Ибо правильно утверждал Аристотель, что главная причина тех рождений и разрушений, которые происходят здесь у нас на поверхности Земли, есть блуждающий путь Солнца по зодиаку. Отсюда и тепло Солнца -- отчасти вследствие чередования дня и ночи, отчасти вследствие смены лета и зимы -- становится удивительно неравномерным. Однако названный философ не преминул тотчас испортить и извратить то, что он правильно открыл. Ибо он, как судья природы (что у него в обычае), весьма властно приписывает причину рождения приближению солнца, а причину разрушения -- его удалению, тогда как то и другое (т. е. приближение и удаление) не соответственно, а как бы безразлично дает причину как для рождения, так и для разрушения, так как неравномерность тепла помогает рождению и разрушению вещей, а равномерность -- только их сохранению.
en.Есть и четвертое различие между теплом солнца и огня, и оно имеет важное значение. А именно: солнце производит свои действия через большие промежутки времени, тогда как действия огня (подталкиваемого нетерпением людей) приходят к завершению через короткие промежутки. Ибо если кто-то усердно возьмется за то, чтобы смягчить тепло огня и низвести его до более умеренной и мягкой степени (а это легко сделать многими способами), и затем еще прибавит к нему некоторую влажность, особенно же если он будет подражать теплу солнца в его неравномерности, и, наконец, если он терпеливо выждет время (разумеется, не такое, которое было бы соразмерно действию солнца, но все же более длительное, чем обычно дают люди действию огня), то он легко отрешится от этой разнородности тепла и либо замыслит, либо совершит, либо в ином превзойдет действие солнца посредством тепла огня. Подобный пример союза представляет собой воскрешение малым теплом огня бабочек, окоченевших и как бы замерзших от холода. Отсюда легко заметить, что огонь так же не лишен способности оживлять одушевленное, как и делать зрелым растительное. Так же и знаменитое открытие Фракастория[109]: горячо нагретая сковорода, которую врачи надевают на головы безнадежных апоплектиков, явно распространяет животный дух, сжатый и почти подавленный соками и преградами мозга, и снова побуждает его к движению -- не иначе, чем огонь воздействует на воду или на воздух и вследствие этого их оживляет. Так же и птенцы из яиц иногда выводятся посредством тепла огня, который вполне уподобляется животному теплу. Есть и многое другое этого же рода, так что никто не может сомневаться, что во многих предметах тепло огня может быть видоизменено до подобия теплу небесных тел и животных[110].
en.Подобным же образом пусть исследуются природы движения и покоя. Представляется основательным и происходящим из глубин философии разделение, согласно которому тела природы или вращаются, или двигаются прямолинейно, или стоят, т. е. пребывают в покое, ибо есть или движение без предела, или стояние у предела, или стремление к пределу. И вечное вращательное движение, по-видимому, свойственно небесным телам; стояние, или покой, по-видимому, принадлежит самому земному шару; остальные же тела (как их называют, тяжелые и легкие, т. е. помещенные вне места своего естественного расположения) движутся прямолинейно к массам или соединениям подобных же тел: легкие тела -- вверх по направлению к окружности неба, а тяжелые -- вниз к земле. Все это красиво сказано.
en.Но примером союза является любая более низкая комета. Ибо, хотя она находится много ниже неба, все же она вращается. И выдумка Аристотеля о связи или о следовании кометы за какой-нибудь звездой уже давно лопнула -- не только потому, что лишена правдоподобного основания, но и потому, что опыт явно показывает неправильное движение комет через различные места неба.
en.Другой пример союза в отношении этого же самого предмета есть движение воздуха, который в тропиках (где большие круги движения), по-видимому, и сам вращается с востока на запад[111].
en.Еще один пример этого рода был бы в приливе и отливе моря, если бы только обнаружилось, что сама вода находится во вращательном движении (хотя бы медленном и слабом) с востока на запад, но при этом дважды в день отбрасывается назад. Если это обстоит так, то очевидно, что вращательное движение не заканчивается в небесных телах, но сообщается воздуху и воде.
en.Так же и свойство легкого устремляться вверх довольно неустойчиво. Здесь за пример союза может быть взят водяной пузырь. Ибо если воздух находится под водой, то он быстро поднимается к поверхности воды вследствие того движения вытеснения (как зовет его Демокрит), с которым падающая вода толкает воздух и уносит его вверх, а не вследствие напряжения и усилия самого воздуха. Но когда воздух приходит к самой поверхности воды, то он удерживается от дальнейшего подъема легким сопротивлением, оказываемым водой, не сразу допускающей утрату непрерывности. Так что стремление воздуха вверх довольно слабо.
en.Пусть также исследуется природа тяжести. Общепринято разделение, согласно которому плотные и твердые тела устремляются к центру земли, а разреженные и тонкие -- к окружности неба, как бы к свойственным им местам. Но что касается мест, то это совершенно пустое и ребяческое мнение (хотя в школах вещи этого рода имеют вес!![Author ID1: at Thu Dec 30 17:23:00 1999 ]), будто место имеет какую-то силу. Поэтому философы пустословят, говоря, что если бы Земля была пробуравлена, то тяжелые тела остановились бы у центра Земли. Ведь тогда оказалось бы, что имеет некую силу и действенность род небытия или математической точки, которая или действовала бы на другие тела, или была бы целью устремления других тел; тогда как тело подвержено действию только тела. В действительности же это стремление к восхождению и нисхождению заключается или в строении движущегося тела, или в симпатии, т. е. согласии с другим телом. Так что если будет найдено какое-нибудь плотное и твердое тело, которое, однако, не устремляется к Земле, то разделение этого рода будет опровергнуто.
en.И если принять мнение Гильберта о том, что магнетическая сила Земли в притяжении тяжелых тел не выходит из предела своей способности, действуя всегда на известное расстояние и не далее, и это мнение подтвердится каким-нибудь примером, то таковой и будет примером союза в данном предмете. Но в настоящее время для этого нет какого-либо верного и очевидного примера. Ближе всего сюда подходят смерчи, которые часто наблюдаются при плавании через Атлантический океан в направлении к обеим Индиям. Ибо такая сила и масса воды внезапно обрушивается этими смерчами, что, по-видимому, скопление воды собирается раньше и удерживается в этих местах, а затем скорее сбрасывается какой-либо бурной силой, чем падает от естественного движения тяготения; так что можно предположить, что плотная телесная масса может висеть на большом расстоянии от Земли, как сама Земля, и не свалиться, если не будет сброшена. Однако об этом мы не утверждаем ничего достоверного. В этом и во многом другом легко обнаруживается, сколь беспомощны мы в естественной истории, если иногда мы принуждены давать предположения вместо верных примеров.
en.Пусть также исследуется природа движения ума. Разделение человеческого ума и умелости животных кажется вполне истинным. Однако есть примеры действий, исходящих от животных, показывающие, что и животные также как бы рассуждают. Так, передают рассказ о вороне, который во время большой засухи, полумертвый от жажды, заметил воду в дупле дерева и, так как ему не удавалось проникнуть в узкое дупло, стал бросать камешки, от которых вода поднялась и достигла такой высоты что он мог ее пить. Впоследствии это перешло даже в поговорку.
en.Пусть также исследуется природа видимости. Вполне правильным и истинным кажется разделение света, который есть первичная видимость и дает первую возможность видения, и цвета, который есть вторичная видимость и не различается без света, так что он является не чем иным, как образом или видоизменением света[112]. И все же и в том и в другом видны примеры союза, как, например, блеск и пламя в большом количестве серы. В одном из них мы наблюдаем цвет, начинающий издавать свет, в другом -- свет, склоняющийся к цвету.
en.XXXVI
en.На четырнадцатое место среди преимущественных примеров мы поставим примеры креста, беря название от тех крестов, которые ставятся на перекрестках, указывая разделение путей. Эти примеры мы также называем решающими и судящими примерами и в некоторых случаях примерами оракула и поручительства. Их смысл состоит в следующем. Если в исследовании какой-либо природы разум колеблется и не уверен, какой из двух или даже иногда из многих природ приписать причину исследуемой природы -- вследствие частого и обычного сосуществования этих природ, то примеры креста указывают, что наличие одной из этих природ при исследуемой природе постоянно и неотделимо, а другой -- непостоянно и отделимо. Здесь заканчивается исследование, и эта первая природа принимается за причину, а другая отвергается и отбрасывается. Примеры этого рода наиболее ясны и как бы авторитетны, так что ход истолкования иногда заканчивается в них и через них завершается. Иногда эти примеры креста встречаются и открываются среди того, что уже известно, но большей частью они новы и бывают отысканы, извлечены и применены лишь благодаря обдуманному намерению и настойчивому и упорному старанию.
en.Например, пусть исследуется природа прилива и отлива моря, из которых каждый дважды повторяется в течение дня и длится в нарастании и отступлении шесть часов с некоторым отклонением, совпадающим с движением луны. Путевой указатель в отношении этой природы состоит в следующем.
en.Необходимо предположить, что это движение совершается или вследствие прихода и ухода воды, наподобие воды, движущейся в тазе, когда она, омывая один край таза, оставляет другой; или вследствие вздымания воды из глубины и ниспадания ее, наподобие вскипающей и снова падающей воды. Сомнение возникает в том, к какой из этих двух причин должны быть отнесены прилив и отлив. Если принять первое предположение, то отсюда неизбежно следует, что, когда в одной части моря происходит прилив, где-нибудь в другой части происходит отлив. К этому и сведется исследование. Но Акоста[113] и некоторые другие, сделав тщательное исследование, заметили, что у побережья Флориды и у противоположных ему побережий Испании и Африки прилив происходит в одно и то же время и отлив -- также в одно и то же время, а не так, чтобы у побережья Флориды происходил прилив, когда у побережий Испании и Африки происходит отлив. И все же, если рассмотреть более тщательно, это не доказывает поднимающегося движения и не устраняет поступательного движения. Ибо может случиться, что вода прибывает и все же одновременно заливает противоположные берега одного и того же русла, когда эта вода выталкивается из какого-нибудь другого места, как это бывает в реках, где прилив и отлив к обоим берегам происходит в одно и то же время, хотя это движение есть явно движение прибывания, а именно прибывание вод, входящих из моря в устье реки. Подобным же образом может оказаться, что воды, идущие большой массой из восточного Индийского океана, вталкиваются в Атлантический океан и таким образом одновременно наводняют оба берега. Итак, должно исследовать, есть ли другое русло, в котором вода могла бы в то же время уменьшаться и оттекать. И таковое есть -- это Южный океан[114], никоим образом не меньший, чем Атлантический океан, скорее, более широкий и протяженный, который может для этого оказаться достаточным.
en.Итак, мы, наконец, пришли к примеру креста в отношении этого предмета. Он состоит в следующем. Если будет твердо установлено, что когда бывает прилив к противоположным берегам Атлантического океана -- как к Флориде, так и к Испании, то одновременно бывает прилив у берегов Перу и на юге Китая -- в Южном море, тогда действительно этим решающим примером опровергается в нашем исследовании утверждение о том, что прилив и отлив моря совершаются посредством поступательного движения. Ибо не остается другого моря или места, где могло бы в то же самое время происходить убывание воды или отлив. Лучше всего это можно было бы узнать, если бы спросить жителей Панамы и Лимы (где оба океана -- Атлантический и Южный -- разделяются незначительным перешейком), происходит ли одновременно прилив и отлив на противоположных сторонах перешейка или наоборот. Однако, это решение, или суждение, казалось бы верным, если принять, что Земля неподвижна. Но если Земля вращается, то может статься, что из-за неравного (в отношении быстроты или стремительности) вращения Земли и морских вод следует бурный натиск воды вверх, -- и это есть прилив, -- и их отход назад (после того как они не выдержали дальнейшего собирания), -- и это есть отлив. Но об этом должно сделать особое исследование. Впрочем, и при этом предположении одинаково твердо установленным сохраняется то, что где-нибудь неизбежно происходит отлив моря в то самое время, когда совершается прилив в других частях.
en.Подобным же образом пусть -- в том случае если при тщательном рассмотрении будет отброшено первое движение, о котором мы говорили, поступательное, -- исследуется второе из предположенных нами движений: вздымающееся и опускающееся движение моря; тогда в отношении этой природы крест будет таков. Движение, вследствие которого воды во время приливов и отливов поднимаются и снова опускаются без какого-либо прибавления притекающих других вод, должно совершаться одним из следующих трех способов: или потому, что это обилие воды исходит из недр земли и снова туда возвращается; или потому, что, без какого бы то ни было возрастания массы воды, те же самые воды (не увеличивая своего количества) расширяются или разрежаются, так что то занимают большее место и пространство, то снова сжимаются; или потому, что, хотя ни обилие, ни протяжение не увеличиваются, эти же самые воды по количеству и плотности или разреженности поднимаются какой-либо магнетической силой, притягивающей и влекущей их вверх, и затем снова опускаются. Итак, сведем теперь (если угодно) исследование к этому последнему виду движения (опустим два предыдущих). Пусть исследуется, возможно ли такое поднятие через симпатию, или магнетическую силу. Прежде всего очевидно, что все воды моря, находящиеся в его лоне, не могут одновременно подняться, ибо чему было бы занять их место на дне. Так что если бы даже и было в водах некое подобного рода стремление подняться, то оно было бы сломлено и сдержано взаимной связью вещей, чтобы (как обычно говорят) не появилась пустота. Значит, остается, что воды поднимаются в одной части и по причине этого уменьшаются и отступают в другой. И далее, отсюда с необходимостью следует, что указанная магнетическая сила сильнейшим образом действует на середину, так как не может воздействовать на все, -- так что она поднимает воды в середине, и, следовательно, они покидают и оставляют края.
en.Итак, мы наконец пришли к примеру креста в отношении этого предмета. Он состоит в следующем. Если будет найдено, что во время отлива морских вод поверхность моря будет более выпуклой и округленной, так как воды поднимаются на середине и уходят по краям -- к берегам, а во время прилива та же поверхность будет более ровной и гладкой, так как воды вернулись к своему прежнему положению, то тогда, действительно, можно благодаря этому решающему примеру принять вспучивание посредством магнетической силы, в противном же случае оно решительно должно быть отвергнуто. Это нетрудно испытать в морях посредством лота, а именно установив, не будет ли море на середине более высоко или глубоко во время отлива, чем во время прилива. Следует, однако, заметить, что если дело обстоит так, то это означало бы (обратно тому, как думают), что воды во время отливов поднимаются, а во время приливов опускаются и таким путем покрывают и затопляют берега.
en.Пусть также исследуется природа самопроизвольного вращательного движения, и в частности является ли суточное движение, вследствие которого солнце и звезды восходят и заходят для нашего зрения, действительным движением вращения небесных тел или движением, только по видимости принадлежащим небесным телам, в действительности же принадлежащим Земле. Пример креста в отношении этого предмета мог бы быть таков. Если откроется какое-либо движение в океане с востока на запад, хотя бы очень медленное и слабое; если это же самое движение окажется несколько более стремительным в воздухе, в особенности у тропиков, где его легче заметить вследствие большей величины кругов; если это самое движение, уже ставши живым и сильным, откроется в более низких кометах; если это самое движение откроется в планетах, и притом в такой постепенности, что, чем ближе оно к Земле, тем медленнее, чем дальше от нее, тем быстрее, и наконец в звездном небе становится быстрейшим, -- то тогда следует считать суточное движение действительным движением в небесах и отвергнуть движение Земли. Ибо тогда будет очевидно, что движение с востока на запад есть вполне космическое и совершается в силу согласного строя Вселенной, будучи в вершинах небес наиболее быстрым, постепенно ослабевая и наконец превращаясь и затухая в неподвижном, т. е. в Земле[115].
en.Пусть также исследуется природа того другого вращательного движения, о котором так много говорят астрономы, которое обратно и противоположно суточному движению, т. е. направлено с запада на восток; это движение древние астрономы приписывают планетам, а также звездному небу. Коперник же и его последователи -- также и Земле. Пусть исследуется, есть ли в природе вещей какое-либо такое движение, или же оно только выдумано для сокращения и удобства вычислений и ради этого прекрасного представления, сводящего движение небесных тел к совершенным кругам. Ибо никоим образом нельзя доказать, что то движение в высотах действительно и реально, -- ни неполным возвращением планеты в суточном движении на прежнее место звездного неба, ни различием между полюсами зодиака и полюсами мира, т. е. теми двумя обстоятельствами, которые породили у нас представление об этом движении. Ибо первое явление отлично объясняется посредством опережения и оставления позади[116], второе -- посредством спиральных линий, так что неполнота возвращения и уклонение к тропикам могут быть, скорее, изменениями этого единственного суточного движения, чем движением, противоположным суточному или происходящим по отношению к другим полюсам. И несомненно, что если бы мы на некоторое время стали рассуждать, как простые люди (оставив выдумки астрономов и схоластов, у которых в обычае без основания подавлять чувство и предпочитать темное), то это движение для чувства окажется таким, как мы о нем говорили; и мы даже однажды представили его изображение посредством железных нитей -- наподобие машины.
en.По отношению к этому предмету пример креста мог бы быть следующим. Если будет открыто в какой-нибудь достоверной истории, что была какая-нибудь комета, более высокая или более низкая, которая не вращалась в очевидном согласии с суточным движением (хотя бы не совсем правильно), но вместо того вращалась в обратную сторону, то тогда, конечно, должно будет полагать, что в природе возможно такое движение. Но без открытия такого рода это движение надо почитать сомнительным и следует прибегнуть к другим примерам креста в отношении этого предмета.
en.Пусть также исследуется природа веса или тяготения. Путевой указатель в отношении этой природы состоит в следующем. Необходимо допустить, что тяжелые и весомые тела или по своей природе устремляются к центру Земли в силу их схематизма, или притягиваются и привлекаются телесной массой самой Земли как собранием родственных по природе тел и движутся к ней в силу симпатии. И если причиной является последнее, то отсюда следует, что, чем ближе становится тяжелое тело к Земле, тем оно устремляется к ней сильнее и с большим натиском; чем дальше оно отстоит от Земли, тем медленнее и слабее стремится к ней (как это происходит в случае магнитного притяжения); и это совершается лишь в пределах определенного пространства, так что, если это тяжелое тело будет удалено на такое расстояние, что сила Земли не сможет на него воздействовать, оно останется висящим, как сама Земля, и вовсе не низвергнется.
en.Итак, в отношении этого пример креста может состоять в следующем. Нужно взять часы из числа таких, которые приводятся в движение свинцовыми гирями, и другие часы из числа тех, которые приводятся в движение сжатием железной пружины, и тщательно испытать их, чтобы ни одни не шли быстрее или медленнее других. Затем часы, движущиеся посредством гирь, надо поместить на вершину какого-нибудь высочайшего храма, а другие часы оставить внизу и тщательно заметить, не пойдут ли часы, расположенные на высоте, медленнее, чем раньше, вследствие уменьшения силы тяготения. Этот же опыт нужно сделать и в глубоко вырытых под землей шахтах: не пойдут ли часы этого рода быстрее, чем обычно, вследствие увеличения силы тяготения. И если обнаружится, что сила тяготения уменьшается на высоте и увеличивается под землей, то за причину тяготения надо будет принять притяжение телесной массой Земли[117].
en.Пусть также исследуется полярность железной иглы, которой коснулся магнит. В отношении этой природы путевой указатель будет состоять в следующем. Необходимо допустить, что прикосновение магнита или из себя придает железу склонение к северу или югу, или только возбуждает железо и делает его чувствительным, движение же сообщается ему присутствием самой Земли, как полагает и усердно стремится доказать Гильберт. Сюда относится то, что он добыл тщательным исследованием. А именно: что железный гвоздь, который долго был направлен с севера к югу, приобретает полярность без прикосновения магнита, как будто сама Земля, которая вследствие дальности расстояния действует слабо (ибо поверхность или самая внешняя корка Земли лишена, как он утверждает, магнетической силы), все же благодаря длительности воздействия заменила прикосновение магнита и возбудила железо, а затем, когда оно было возбуждено, направляет и склоняет его. Далее, если раскаленное добела железо будет во время охлаждения положено в направлении с севера к югу, то оно приобретает полярность без касания магнитом, как будто части железа, приведенные в движение раскаливанием, а затем возвращающиеся в свое прежнее положение, в самый момент угасания более восприимчивы и чувствительны к силе, исходящей от Земли, чем в другое время, и потому подвергаются возбуждению. Однако, хотя это хорошее наблюдение, все же оно не вполне доказывает то, что утверждает Гильберт[118].
en.Пример креста в отношении этого предмета мог бы состоять в следующем. Надо взять глобус (terrella)[119], сделанный из магнита, и обозначить его полюсы; расположить полюсы глобуса по направлению с востока на запад, а не с севера на юг и так оставить. Затем надо положить на глобус железную иглу, не касавшуюся магнита, и оставить в таком положении на шесть или семь дней.
en.Игла (в этом нет сомнения), находясь над магнитом, оставит полюсы мира и отклонится к магнитным полюсам. Итак, пока это будет продолжаться, она будет склоняться к востоку и к западу мира. И вот если обнаружится, что эта игла, будучи удалена от магнита и положена на свою ось, тотчас направится к северу и югу или хотя бы постепенно уклонится туда, тогда за причину следует принять присутствие Земли. Если же она обратится (как прежде) к востоку и западу или потеряет полярность, то следует эту причину признать сомнительной и повести исследование дальше.
en.Пусть также исследуется телесная субстанция Луны -- тонка ли она, т. е. огненна или воздушна, как полагало большинство древних философов, или тверда и плотна, как утверждает Гильберт[120] и многие новые философы вместе с некоторыми из древних. Основания этого последнего мнения заключаются больше всего в том, что луна отражает лучи солнца, а свет, по-видимому, не отражается чем-либо иным, кроме плотного тела.
en.Примерами креста в отношении этого предмета (если они здесь вообще возможны) могли бы быть такие, которые показывали бы отражение от тонкого тела, каково, например, пламя, если оно достаточной толщины. Но несомненно, одна из причин сумерек состоит в отражении солнечных лучей верхней частью воздуха. Иногда также мы видим в ясный вечер, как лучи солнца, отраженные от краев дождевых туч, сверкают не меньше, но, скорее, с большим блеском и пышностью, чем те, которые отражаются от тела луны, а между тем нет оснований полагать, что эти тучи сгустились в плотное тело воды. Мы видим также, что ночью темный воздух за окнами отражает свет свечи не меньше, чем плотное тело[121]. Следует также сделать опыт, направив лучи солнца через отверстие на какое-либо темноватое синее пламя. Действительно, открытые лучи солнца, падающие на темное пламя, как бы убивают его, так что оно кажется скорее белым дымом, чем пламенем. Вот то, что я в настоящее время могу привести как примеры креста в отношении этого предмета. Быть может, возможно найти и лучшие. Но во всяком случае нужно заметить, что не следует ожидать отражения от пламени, если оно не будет иметь известной глубины, ибо иначе оно склоняется к прозрачности. Но можно считать за достоверное, что однородное тело всегда или воспримет и пропустит дальше свет или отразит его.
en.Пусть также исследуется природа движения брошенных тел, как, например, движения копий, стрел, ядер в воздухе. Это движение схоластика по своему обыкновению объясняет совершенно небрежно, полагая, что достаточно будет назвать это движение насильственным движением в отличие от естественного (как они его называют); и для того, чтобы объяснить этот первый удар, или толчок, она удовлетворяется следующим положением: "Два тела не могут быть в одном месте во избежание взаимопроникновения их измерений", а о последовательном ходе этого движения совершенно не заботится. В отношении этого свойства путевой указатель состоит в следующем. Или это движение вызывается воздухом, несущим брошенное тело и собирающимся позади него, наподобие реки, несущей лодку, или ветра, несущего солому; или тем, что части самого тела не выдерживают сжатия и, чтобы ослабить его, последовательно движутся.
en.Первое из этих объяснений принимал Фракасторий[122] и почти все, кто более внимательно исследовал это движение. И нет сомнения в том, что здесь есть некоторое участие воздуха; но, несомненно, истинно второе движение, как это явствует из бесчисленных опытов. Среди примеров креста в отношении этого предмета можно указать следующий: согнув и сжав между указательным и большим пальцами упругую железную полоску, или нить, или даже тростинку, или перо, разделенное продольно, заставим их отскочить. Очевидно, что это движение не может быть приписано воздуху, собирающемуся позади тела, ибо источник движения -- посредине пластинки или пера, а не на краях.
en.Пусть также исследуется природа быстрого и могущественного движения пороха, расширяющегося в огонь, когда опрокидываются такие массы, исторгаются такие тяжести, как мы это видим на примере подкопов и мортир. Путевой указатель в отношении этой природы состоит в следующем. Или это движение возбуждается исключительно стремлением тела к расширению, после того как оно воспламенено; или также присоединяющимся неудержимым стремлением духа, который быстро убегает от огня и бурно вырывается из его окружения, словно из темницы. Однако схоластика и обычное мнение учитывают только то первое стремление. Ибо люди считают хорошей философией утверждения, что элементарная форма пламени с необходимостью заставляет его занимать более широкое пространство, чем занимало это же самое тело, когда оно имело форму пороха, и отсюда следует это движение. Между тем они совершенно не замечают, что хотя бы это и было верно для случая, когда пламя порождается, однако такая масса, которая в состоянии подавить и заглушить пламя, может воспрепятствовать его рождению, так что дело не сводится к той неизбежности, о которой они говорят. Они правильно судят о том, что если рождается пламя, то неизбежно происходит расширение и отсюда следует выталкивание или отталкивание того тела, которое оказывает противодействие.
en.Но эта неизбежность совершенно устраняется, если эта твердая масса подавляет пламя, прежде чем оно родилось. И мы видим, что пламя, особенно при первом зарождении, мягко и спокойно и ищет прикрытия, за которым могло бы играть и испытать свою силу. Поэтому такое неистовство нельзя приписать этому предмету, взятому самому по себе. На самом же деле рождение такого раздувающегося пламени, как бы огненного ветра, происходит из столкновения двух тел и их природ, совершенно противоположных друг другу. Одно из них весьма воспламеняемо. Это та природа, которая сильна в сере. Другое боится пламени. Это есть простой дух, который пребывает в селитре. Так что происходит удивительное столкновение. Сера воспламеняется, насколько может (ибо третье тело, а именно ивовый уголь, почти ничего не производит, кроме как сочетает и объединяет эти два тела), в то время как дух селитры рвется прочь, насколько может, и вместе с тем расширяется (ибо так делают и воздух, и все простые тела, и вода, расширяясь от тепла) и этим бегством и извержением раздувает пламя серы во все стороны, как скрытые кузнечные мехи.
en.Примеры креста в отношении этого предмета могли бы быть двух родов. Одни дают тела, наиболее воспламеняемые, как сера, камфора, нефть и т. п., вместе с их смесями. Они легче и скорее, чем порох, воспринимают пламя, если только им в этом не препятствуют, из чего явствует, что стремление к воспламенению само по себе еще не производит этого ошеломляющего действия. Другие примеры дают те тела, которые отвращаются и убегают от пламени, -- таковы все соли. Ибо мы видим, что если их бросить в огонь, то водяной дух вырывается с шумом прежде, чем пламя его охватит, -- это также в слабой степени происходит с более жесткими листьями, когда водяная часть вырывается прежде, чем огонь охватывает маслянистую часть. Но больше всего это замечается на ртути, которая неплохо именуется минеральной водой, ибо она без воспламенения, а одним только извержением и расширением почти достигает силы пороха. Говорят также, что, будучи примешана к пороху, она увеличивает его силу.
en.Пусть также исследуется преходящая природа пламени и его мгновенное затухание. Ибо мы не наблюдаем устойчивого пламени, но оно как бы на отдельные мгновения рождается и тотчас гаснет. Ибо очевидно, что длительность в том пламени, которое представляется устойчивым, не есть длительность одного и того же отдельного пламени, но составляется из последовательности новых вспышек, непрерывно порождаемых, так что пламя совсем не остается численно тем же. Это легко усмотреть и из того, что пламя тотчас же исчезает, если удалить пищу пламени, или горючее. Путевой указатель в отношении этого предмета состоит в следующем. Эта природа мгновенности происходит или от того, что устраняется причина, которая сначала рождает пламя, как это происходит со светом, звуком или с теми движениями, которые называют насильственными; или от того, что хотя пламя по своей природе и могло бы длиться, но его угнетают и разрушают окружающие его противодействующие природы.
en.Итак, в отношении этого предмета пример креста мог бы быть следующим. Мы видим, как высоко поднимается пламя более сильных пожаров. Ибо, насколько шире основание пламени, настолько выше подъем. Отсюда видно, что первое загасание пламени происходит по сторонам, где воздух сжимает пламя и вредит ему. Внутренняя же часть пламени, которой воздух не касается, но которая со всех сторон окружена другим пламенем, остается численно той же и не гаснет, пока постепенно не будет сдавлена воздухом, окружающим пламя с боков. Поэтому каждое пламя имеет пирамидальную форму, будучи более широко в своем основании, вблизи горючего, в вершине же (где воздух враждебен, а горючего недостает) -- острее. Дым же, более узкий в основании, поднимаясь, расширяется и образует как бы обращенную пирамиду, очевидно, потому, что воздух воспринимает дым, но подавляет пламя. Ибо никто но должен воображать, что пламя есть зажженный воздух, так как это совершенно разнородные тела.
en.Для этого предмета можно было бы дать весьма подходящий пример креста, достигнув наглядности посредством пламени двух цветов. Нужно взять маленькую металлическую чашку и в ней укрепить зажженную маленькую восковую свечу; поместить чашку в таз и кругом налить винный спирт в умеренном количестве, чтобы он не достигал краев чашки; затем зажечь винный спирт. Этот винный спирт даст более синее пламя, а свеча -- более желтое. Теперь заметим, остается ли пламя свечи пирамидальным (а это пламя легко отличить по цвету от пламени винного спирта, ибо пламя с пламенем не смешивается тотчас, как жидкости), или оно больше склоняется к шарообразной форме, когда нет ничего, что бы его сжимало или разрушало[123]. Если произойдет последнее, то следует считать достоверным, что пламя численно остается тем же, пока заключено внутри другого пламени и не испытывает враждебной силы воздуха.
en.О примерах креста сказано достаточно. Мы дольше задержались на них с той целью, чтобы люди постепенно научились и привыкли судить о природе на основании примеров креста и светоносных опытов, а не только вероятных соображений.
en.XXXVII
en.На пятнадцатое место среди преимущественных примеров мы поставим примеры расхождения, указывающие разобщения таких природ, которые обыкновенно встречаются вместе. Они, однако, отличаются от примеров, относимых к примерам сопровождения, ибо те указывают отделенность какой-либо природы от какой-либо конкретности, с которой она обычно связана, а эти указывают разъединенность одной какой-либо природы от другой. Они отличаются также от примеров креста, ибо они ничего не определяют, а только напоминают об отделенности одной природы от другой. Их можно использовать для вскрытия ложных форм и для того, чтобы рассеять легковесные заключения от тех вещей, которые находятся под рукой, являясь для разума как бы свинцом или гирей.
en.Например, пусть исследуются те четыре природы, которые Телезий называет "сожительствующими" и как бы существующими под одним кровом: теплое, светлое, тонкое, подвижное или склонное к движению[124]. Среди них все же встречается много примеров расхождения. Так, воздух тонок и легок в движении, но не теплый и не светлый; луна светит, но без тепла; кипящая вода тепла, но не светит; движение железной иглы на оси легко и быстро, и все же совершается в холодном, плотном, темном теле; и так далее.
en.Пусть также исследуются телесная природа и естественное действие. Ибо очевидно, что естественное действие не встречается кроме как существующим в каком-либо теле. И все же могут быть в отношении этого некоторые примеры расхождения. Таково магнетическое действие, в силу которого тело движется к магниту, а тяжелые тела -- к земному шару. Можно также указать некоторые другие случаи действия на расстоянии, так как действие этого рода совершается и во времени -- не в один миг, а через некоторый промежуток, и в пространстве -- через ступени и расстояния, и, следовательно, есть какое-то мгновение времени и какой-то промежуток пространства, когда эта сила или действие пребывает в середине между теми двумя телами, которые производят движение. Таким образом, рассуждение сводится к следующему: располагают ли и изменяют ли тела, являющиеся пределами движения, посредствующие тела так, что путем преемственности и действительного соприкосновения сила переходит от предела к пределу, на время задерживаясь в посредствующем теле, или ничего нет, кроме тел, силы и пространства. Возможно также, что в лучах света, в звуке, тепле и некоторых других действиях на расстоянии располагаются и изменяются посредствующие тела, тем более что посредник для перенесения такого действия необходим. Магнетическая же, или сближающая, сила допускает эти посредствующие тела как бы без различия и не встречает препятствия ни в каком посредствующем теле. Но если эта сила или действие никак не связаны с посредствующим телом, то отсюда следует, что на некоторое время и в некотором месте есть сила или естественное действие, существующее без тела, ибо она не присутствует ни в предельных телах, ни в посредствующих. Поэтому магнетическое действие сможет быть примером расхождения в отношении телесной природы и естественного действия. Отсюда вытекает еще следующее добавление, которым не следует пренебрегать: согласно философскому умозрению, можно предпринять доказательство того, что бывают отделенные и бестелесные сущности и субстанции. Действительно, если естественная сила или действие, исходящие от тела, могут существовать совершенно без тела в некоторое время и в некотором месте, то к этому приближается то, что они могут в своем происхождении проистекать от бестелесной сущности. Ибо телесная природа представляется не менее необходимой для поддержания передачи естественного действия, чем для его возбуждения или рождения.
en.XXXVIII
en.Следующие пять родов примеров мы обозначаем одним общим названием -- примерами светильника, или первого осведомления. Это те примеры, которые помогают чувству. Ибо если всякое истолкование природы начинается с чувства и по прямой, постоянной, верной дороге идет от восприятий чувств к восприятиям разума, каковыми являются истинные понятия и аксиомы, то неизбежно: чем обильнее и точнее были представления самого чувства, тем легче и удачнее будет достигнуто все остальное.
en.Из этих пяти примеров светильника первые примеры усиливают, пополняют и исправляют непосредственное действие чувства; вторые приводят нечувственное к чувственному; третьи указывают продолжительность процесса или последовательность тех вещей и движений, которые большей частью незаметны, кроме как в их завершении или периодах; четвертые заменяют чем-либо чувство тогда, когда оно совершенно бессильно; пятые возбуждают внимание чувства и его способность замечать, а также ограничивают тонкость вещей. Но о каждом из этих примеров надо сказать в отдельности.
en.XXXIX
en.На шестнадцатое место среди преимущественных примеров мы ставим примеры дверей, или ворот. Этим именем мы называем те примеры, которые помогают непосредственным действиям чувства. Очевидно, что среди чувств первое место в отношении осведомления занимает зрение, для которого поэтому особенно важно изыскать помощь. Эта помощь может быть троякой: или чтобы зрение воспринимало то, что было ему недоступно; или чтобы оно воспринимало на большем расстоянии; или воспринимало бы точнее и яснее[125].
en.К первому роду относятся (если не принимать во внимание очки и прочее такого рода, что служит только для исправления и облегчения слабости зрения и потому не осведомляет полнее) те недавно изобретенные зрительные приборы, которые, сильно увеличивая видимые размеры тел, показывают их неявные и невидимые подробности и скрытые строения и движения. С помощью этого открытия мы не без удивления различаем в блохе, мухе, червяке точные очертания и линии тел, а также цвета и движения, не замечавшиеся прежде. Более того, говорят, что прямая линия, проведенная пером или карандашом, представляется через эти стекла очень неровной и извилистой, очевидно, потому, что и движения руки (хотя бы и с помощью линейки), и нанесение чернил или краски в действительности неравномерны, хотя их неравномерность столь незначительна, что ее нельзя заметить без помощи подобных стекол. Люди присоединили сюда даже некоторое суеверное наблюдение (как это бывает с новыми и удивительными вещами), будто стекла этого рода украшают творения природы и обезображивают творения искусства. Это, однако, объясняется только тем, что ткани природных тел много тоньше, чем искусственные. Ведь эти стекла пригодны только для мелких частиц. Если бы их увидел Демокрит, он бы возликовал, думая, что открыт способ видеть атом, который, как он утверждал, совершенно невидим. Однако неприменимость стекол этого рода ни к чему, кроме мелких частиц (да и то, если они принадлежат не слишком большому телу), ограничивает полезность этой вещи. Ибо, если бы можно было распространить это изобретение на большие тела или на частицы больших тел, так чтобы возможно было различать строение льняной ткани, как сети, и подобным же образом различать скрытые частицы и неровности драгоценных камней, жидкостей, мочи, крови, ран и многих других вещей, то, несомненно, можно было бы извлечь из этого изобретения большую пользу.
en.Ко второму роду относятся те стекла, которые изобретены достопамятными усилиями Галилея. Посредством них, как посредством лодок или кораблей, открывается и осуществляется более близкая связь с небесными телами. Таким путем было установлено, что Млечный Путь есть пучок или собрание мелких звезд, вполне исчислимых и разделенных, о чем древние только догадывались. Посредством этих стекол, по-видимому, можно установить, что так называемое пространство планетных орбит вовсе не лишено других звезд, но что на небе появляются звезды еще до видимого звездного неба, хотя и меньшие, чем те, которые можно заметить без этих стекол. Благодаря указанному изобретению можно также рассмотреть хороводы малых звезд вокруг планеты Юпитер, из чего можно заключить, что в движениях звезд есть много центров. Таким же образом можно яснее различить и разместить светлые и темные неровности луны, так что может быть создана некая селенография. Тем же способом можно открыть пятна на солнце и другие явления этого рода; все это, конечно, значительные открытия, насколько можно полагаться на доказательства этого рода. Я в этом сомневаюсь прежде всего потому, что опыт остается в пределах этих немногих открытий и этим способом не открыто многое другое, равным образом достойное исследования.
en.К третьему роду относятся шесты для измерения земли, астролябии и тому подобные орудия, которые не расширяют чувства зрения, но исправляют и направляют его. Если же есть другие примеры, помогающие остальным чувствам в их непосредственных и обособленных действиях, то это примеры такого рода, которые не прибавляют к осведомлению ничего сверх того, что уже имеется, и потому не пригодны для нашей теперешней цели. Поэтому мы о них не упоминаем[126].
en.XL
en.На семнадцатое место среди преимущественных примеров мы поставим побуждающие примеры, взяв это название из гражданского права, ибо они побуждают к появлению то, что прежде не появлялось. Мы зовем их также призывающими примерами: они приводят нечувственное к чувственному.
en.Вещи ускользают от чувства или вследствие удаленности предмета; или потому, что находящиеся в промежутке тела преграждают путь восприятию; или потому, что предмет не способен создать впечатление для чувства; или потому, что размер предмета недостаточен для того, чтобы подействовать на чувство; или потому, что время не соразмерно для возбуждения чувства; или потому, что чувство не переносит действия предмета; или потому, что другой предмет ранее наполнил чувство и завладел им, так что для нового движения нет места. Все это преимущественно относится к зрению, а затем к осязанию. Ибо эти два чувства осведомляют широко и об общих предметах, тогда как остальные три почти не осведомляют, кроме как непосредственно и о близких им предметах.
en.В первом роде приведение к чувственному возможно только в случае, когда к той вещи, которую чувство не может различить из-за расстояния, присоединяется или заменяет ее другая вещь, которая может издали больше возбуждать и поражать чувство, как, например, при обозначении вещей посредством огней, колоколов и тому подобного.
en.Во втором роде вещи, скрытые в глубине и загражденные другими телами, и те, которые не могут быть легко вскрыты, приводятся к чувству посредством того, что лежит на поверхности или вытекает изнутри, как, например, распознается состояние человеческого тела по пульсу, моче и тому подобному.
en.В третьем и четвертом роде приведения охватывают весьма многое и должны изыскиваться отовсюду для исследования вещей. Укажем такой пример. Ясно, что нельзя ни различить, ни осязать ни воздух, ни дух, ни другие предметы этого рода, тонкие в своем веществе. Поэтому в исследовании таких тел, конечно, необходимы приведения.
en.Итак, пусть исследуется природа действия и движения духа, заключенного в осязаемых телах. Ибо все осязаемое для нас содержит невидимый и неосязаемый дух, который оно покрывает и как бы одевает. Отсюда и происходит этот троякий, могущественный и удивительный источник движения в осязаемом теле: дух, исторгаясь из осязаемого тела, сжимает и сушит его, а удерживаясь в нем, размягчает и разжижает его; а если он не совсем исторгнут и не совсем удержан, то он оформляет тело, расчленяет, упорядочивает, организует и тому подобное. И все это приводится к чувственному посредством заметных действий.
en.Ибо в каждом осязаемом неодушевленном теле заключенный дух сначала приумножается и как бы пожирает те осязаемые части, которые наиболее для этого доступны и пригодны. Он их обрабатывает, преобразует и обращает в дух и наконец улетает вместе с ними. Эта переработка и умножение духа приводят к чувственному уменьшению веса. Ибо в каждом усыхании что-нибудь отходит от количества, и не только из духа, существовавшего до того, но и из тела, которое было прежде осязаемым и заново преобразовалось. Ведь дух невесом. Выход, или исторжение, духа приводится к чувственному в ржавчине металлов и в других гниениях этого рода, которые имеют место, прежде чем происходит переход к началам жизни. Они относятся к третьему роду указанного движения. Ибо в более твердых телах дух не находит отверстий и пор для того, чтобы вылететь. Поэтому он вынужден проталкивать осязаемые части и гнать их перед собой, чтобы они вместе с ним вышли из тела. Отсюда получается ржавчина и тому подобное. Сжатие же осязаемых частей после того, как исторгнута часть духа (почему и происходит это усыхание), приводится к чувству как через само увеличение твердости вещи, так и в еще большей степени через происходящие отсюда трещины, сморщивание, ссыхание тела. Так, части дерева отскакивают и ссыхаются, кожа морщится. Более того (если дух исторгается внезапно вследствие нагревания огнем), тела так спешат сжаться, что свиваются и свертываются.
en.Напротив того, там, где дух задерживается и все же возбуждается и расширяется действием тепла и подобного ему (как это бывает в телах более твердых и крепких), -- там тела размягчаются, как раскаленное добела железо, текут, как металлы, превращаются в жидкость, как смолы, воск и тому подобное. Поэтому легко сблизить эти противоположные действия тепла, которые делают одни тела твердыми, а другие превращают в жидкость, ибо в первом случае дух исторгается, а во втором приводится в движение и удерживается. Последнее из этих действий есть действие самого тепла и духа, предыдущее же есть действие осязаемых частей, только обусловленное исторжением духа.
en.Но там, где дух не совсем удержан и не совсем исторгнут, а лишь делает попытки выйти из своего заключения и встречает осязаемые части, повинующиеся ему и воспроизводящие каждое его движение, так что, куда ведет дух, туда и они за ним следуют, -- там происходит образование органического тела, образование членов и остальные жизненные действия как в растительных телах, так и в животных. Это лучше всего приводится к чувству тщательным наблюдением первых начал или попыток к жизни в маленьких животных, рождающихся из гниения, как, например, в яйцах муравья, червях, мухах, лягушках после дождя и т. д. Однако для оживления требуется и мягкость тепла, и податливость тела, чтобы дух не вырывался поспешно и не удерживался вследствие твердости частей, но скорее мог бы сгибать и лепить их, наподобие воска.
en.С другой стороны, многие из приводящих примеров как бы ставят у нас перед глазами наиболее важное и имеющее наиболее широкое значение различение отдельных разновидностей духа (дух или разделенный, или просто разветвленный, или одновременно и разветвленный и разделенный на клетки; первый вид есть дух всех неодушевленных тел, второй -- растительных тел и третий -- животных тел).
en.Подобным же образом явствует, что более тонкие ткани и схематизмы (хотя бы тело в целом было видимо и осязаемо) не различаются и не осязаются. И в этом также осведомление идет посредством приведения. При этом наиболее коренное и первичное различие схематизмов берется из обилия или скудости материи, занимающей данное пространство или измерение. Ибо остальные схематизмы (относящиеся к несходству частей, содержащихся в одном и том же теле, и к их размещениям и местоположениям) имеют второстепенное значение в сравнении с предыдущим.
en.Итак, пусть исследуется относительная распространенность или сжатость материи в телах, т. е. сколько в каждом из них материя занимает пространства. Ибо нет в природе ничего вернее этих двух предложений: "Из ничего ничего не происходит" и "Нечто не обращается в ничто". Все количество материи, или ее сумма, остается постоянной и не увеличивается и не уменьшается. Не менее истинно и то, что "Количество материи, содержащееся в одном и том же пространстве или измерении, бывает большим или меньшим для различных тел". Так, в воде материи больше, а в воздухе --меньше. И если бы кто-нибудь стал утверждать, что он может обратить какой-либо объем воды в равный объем воздуха, то это было бы то же, как если бы он сказал, что может нечто обратить в ничто. Наоборот, если бы кто-нибудь стал утверждать, что он может обратить какой-либо объем воздуха в равный объем воды, то это было бы то же, как если бы он сказал, что он может сделать нечто из ничего. И из этого изобилия и скудости материи, собственно, и отвлекаются понятия плотного и разреженного, которые употребляются во многих и различных смыслах. Следует принять и третье утверждение, также достаточно достоверное: что большее или меньшее количество материи, о котором мы говорим, в том или другом теле можно привести (сделав сравнение) к расчету точным или приблизительно точным соизмерением. Так, например, если кто-нибудь скажет: в данном объеме золота такая плотность материи, что для винного спирта потребуется пространство в двадцать один раз большее, чем занимаемое золотом, для того чтобы сравниться с ним по количеству материи, -- то он не ошибется.
en.Плотность же материи и ее учет приводятся к чувственному посредством веса. Ибо вес соответствует количеству материи в отношении частей осязаемого тела; дух же и его количество, возникшее из материи, не могут быть измерены посредством веса, ибо дух, скорее, облегчает вес, чем увеличивает его. Мы составили весьма тщательную таблицу[127], в которую включили веса и пространства отдельных металлов, важнейших камней, древесины, жидкостей, масел и многих других тел, как естественных, так и искусственных. Это вещь весьма полезная как для осведомления, так и для практики и открывает много вещей сверх всякого ожидания. Не следует почитать незначительным и даваемое ею указание, что все заключающееся в известных нам осязаемых телах разнообразие (мы имеем в виду хорошо соединенные тела, а не губчатые и пустые и в большой степени наполненные воздухом) не выходит за пределы соотношения частей 21 к 1. Значит, настолько ограничена природа или по крайней мере та часть ее, которой мы в наибольшей степени пользуемся.
en.Мы также сочли необходимым требованием, предъявляемым к нашему усердию, испытать, могут ли быть рассчитаны отношения неосязаемых, или воздушных, тел к осязаемым телам. К этому мы приступили следующим образом. Мы взяли стеклянный фиал, вмещающий примерно одну унцию. Мы пользовались малым сосудом для того, чтобы последующее испарение могло совершиться посредством меньшего тепла. Этот фиал наполнили почти до горлышка винным спиртом. Мы выбрали винный спирт, ибо из предыдущей таблицы видели, что среди осязаемых тел (которые хорошо соединены между собой и непористы) он наиболее разрежен и в своем объеме содержит самое малое количество материи. Затем мы точно заметили вес жидкости вместе с этим фиалом. Потом взяли пузырь, содержащий в себе приблизительно две пинты. Из этого пузыря мы выжали, насколько было возможно, весь воздух, так что обе стороны пузыря сошлись. Предварительно же мы обмазали пузырь маслом, слегка его растерев, чтобы лучше замкнуть пузырь, заполнив маслом те поры, которые у него были. Горлышко фиала мы вставили внутрь этого пузыря и пузырь крепко перевязали вокруг горлышка фиала, слегка навощив для этого нить, чтобы она лучше примкнула и туже завязала. Затем, наконец, мы поставили фиал над горящим в очаге углем. Спустя короткое время пар, или испарение, винного спирта, расширившегося от тепла и обратившегося в воздушное состояние, постепенно начал раздувать пузырь и растянул его во все стороны, как парус. Как только это произошло, мы тотчас отодвинули склянку от огня и поставили на ковер, чтобы она не лопнула от охлаждения. Немедленно сделали в вершине пузыря отверстие, чтобы пар по прекращении тепла не превратился снова в жидкость и не смешал бы расчеты. Затем сняли самый пузырь и снова установили вес винного спирта, который оставался. Отсюда мы вычислили, сколько спирта ушло в пар, или воздушное состояние, и затем, сравнив, сколько места, или пространства, заполняло бы это тело, оставаясь винным спиртом в фиале, а также, сколько пространства заполняло оно после того, как стало воздушным в пузыре, подвели расчеты. И из них вполне явствовало, что это тело, обращенное и измененное таким образом, возросло в объеме более чем в сто раз.
en.Пусть также исследуется природа тепла или холода, притом в такой слабой степени, в какой они не воспринимаются чувством. Здесь приведение к чувству достигается посредством измерительного стекла, которое мы выше описали. Ибо тепло и холод сами по себе не воспринимаются осязанием, но тепло расширяет воздух, а холод сжимает. Это расширение и сжатие воздуха не воспринимаются также зрением, но расширившийся воздух понижает воду, а сжатый -- поднимает ее. И только тогда совершается приведение к зрению -- не раньше и не иначе.
en.Пусть также исследуется природа смешения тел, т. е. что они содержат от воды, от масла, от спирта, от пепла и солей и т. д. Или (в частности) какое количество содержится в молоке масла, казеина, сыворотки и т. д. Это приводится к чувству посредством искусных и тщательных разделений, поскольку речь идет об осязаемом. Но природа духа в них хотя и не замечается непосредственно, однако через разнообразные движения и устремления осязаемых тел открывается в самом действии и процессе выделения -- через появление остроты, разъеданий и различных цветов, запахов, вкусов тех же тел после этого выделения. В этой области люди упорно работали посредством перегонок и искусных разделений, но не с большей удачей, чем в других опытах, которые до сих пор производятся. Ибо люди шли ощупью, вслепую, с помощью, скорее, трудолюбия, чем разума, и (что хуже всего) без всякого подражания природе или соревнования с ней, но разрушая (посредством чрезмерного нагревания и воздействия слишком могущественных сил) всякие более тонкие схематизмы, в которых главным образом содержатся скрытые свойства и согласия вещей. В разделениях этого рода до разума или наблюдения людей обычно не доходит то, о чем мы напоминали в другом месте[128], а именно: когда тело обрабатывается огнем или другими средствами, то многие качества, которых раньше не было, внедряются в эти тела самим огнем и теми телами, которые применяются для разделения. Отсюда происходят поразительные ошибки. Так, не весь пар, который огонь исторгает из воды, был ранее паром или воздухом в теле воды, но в наибольшей части его создало расширение воды от огня.
en.Точно так же сюда надо отнести все исследованные испытания тел -- как естественных, так и искусственных, позволяющие отличить истинное от поддельного, лучшее от худшего. Ибо они приводят невоспринимаемое чувством к воспринимаемому чувством. Поэтому их нужно заботливо и старательно собирать отовсюду.
en.Что касается сокрытости пятого рода, то очевидно, что действие чувства происходит в движении, а движение во времени. Следовательно, если движение какого-либо тела совершается столь медленно или столь быстро, что оно несоразмерно времени, в течение которого совершается действие чувства, то мы совершенно не замечаем предмета, как это бывает при движении стрелки часов или при движении пули мушкета. Однако движение, которое не замечается по причине его медленности, легко привести к чувству суммированием этих движений; те же движения, которые не замечаются по причине их быстроты, до сих пор еще достаточно не измерены. Однако исследование природы в некоторых случаях требует сделать это.
en.В шестом же роде, где чувству препятствует слишком большая заметность предмета, приведение достигается или отдалением предмета от чувства, или ослаблением предмета путем расположения в такой среде, которая убавит силу предмета, но не уничтожит ее, или посредством восприятия отражения предмета, если прямое воздействие было бы чрезмерно сильным, как, например, отражения солнца в бассейне с водой.
en.Седьмой же род сокрытости, где чувство столь обременено предметом, что для нового допущения нет места, почти и не встречается, кроме как при запахах, и не имеет большого отношения к нашему исследованию. Поэтому удовольствуемся тем, что уже сказано о приведениях невоспринимаемого чувством к ощутимому.
en.Иногда, однако, приведение совершается не к чувству человека, но к чувству какого-либо другого животного, чувствительность которого в некоторых случаях превосходит человеческую. Таково, например, действие некоторых запахов на чутье собаки; действие света, который скрывается в воздухе, не освещенном извне, на зрение кошки, совы и тому подобных животных, видящих ночью. Ибо правильно заметил Телезий, что в самом воздухе есть некое количество изначального света, хотя и слабого и тонкого, который почти совершенно не служит глазам человека и большинства животных, ибо те животные, для чувств которых этот свет соразмерен, видят ночью, и менее вероятно допущение, что это происходит без света или посредством внутреннего света.
en.Должно заметить, что здесь мы говорим только о недостаточности чувств и о средствах ее преодоления. Ибо ошибки чувств следует отнести к собственным исследованиям чувства и чувствительного, за исключением того основного обмана чувств, в силу которого черты вещей строятся по аналогии с человеком, а не по аналогии со Вселенной. А это исправляется только посредством разума и универсальной философии.
en.XLI
en.На восемнадцатое место среди преимущественных примеров мы поставим примеры дороги, которые мы также называем шествующими, или расчлененными, примерами. Это те примеры, которые указывают движения природы в их постепенности и непрерывности. Этот род примеров ускользает, скорее, от наблюдения, чем от чувства. Ибо удивительна небрежность людей в отношении этого предмета. Они созерцают природу только обрывками, с промежутками и после того, как тела стали окончательными и завершенными, а не в действовании ее. Ведь если кто-то пожелает рассмотреть и исследовать дарование какого-либо мастера, то он будет не только стремиться к тому, чтобы осмотреть сырые материалы его искусства, а затем завершенную работу, но, скорее, предпочтет присутствовать при том, как мастер работает и продвигает свое дело. Нечто подобное этому следует сделать в отношении природы. Например, если кто-то будет исследовать произрастание растений, он должен будет наблюдать с самого посева семени (что можно легко сделать, беря день за днем семена, которые оставались в земле по два, три, четыре дня и так далее, и тщательно их рассматривая), каким образом и когда семя начинает разбухать и развиваться и как бы наполняться духом; затем, как оно разрывает оболочку и пускает ростки, несколько устремляясь при этом кверху, если только земля не была слишком твердой; как оно продолжает пускать ростки, частью для корней вниз, частью для стебля вверх, иногда уклоняясь в сторону, если с этой стороны обнаруживается открытая или более легкая земля; и многое другое. Так же следует поступать в отношении высиживания яиц, где легко заметить ход оживления и организации: что, какие части получаются из желтка, что -- из белка яйца и т. д. Таков же способ и в отношении наблюдения животных, рождающихся из гниения[129]. Ибо было бы негуманным делать это исследование в отношении совершенных и земных животных посредством иссечения плода из чрева, если только не в случае выкидыша или во время охоты и т. п. Вообще необходимо как бы подстерегать природу, ибо ночью она лучше поддается рассмотрению, чем днем. Ведь указанные наблюдения могут считаться как бы ночными вследствие малости светильника и необходимости его постоянного возобновления.
en.Это же надо испытать и в отношении неодушевленных тел, как мы это и делали, исследуя расширение жидкостей от огня. Ибо одним способом расширяется вода, иным -- вино, иным -- винный уксус, иным -- сок неспелого плода; совсем иначе расширяется молоко, масло и остальное. Это можно было легко заметить посредством кипячения на медленном огне в стеклянном сосуде, где все ясно различается. Однако этого мы вкратце лишь коснемся; полнее и точнее мы будем говорить об этом, когда подойдем к раскрытию скрытого процесса вещей[130]. Ибо надо все время помнить, что мы здесь не разбираем самих вещей, но только приводим примеры.
en.XLII
en.На девятнадцатое место среди преимущественных примеров мы ставим примеры пополнения или подстановку, которые мы также называем примерами убежища. Это те примеры, которые пополняют осведомление, когда чувство совершенно бессильно, и поэтому мы к ним прибегаем тогда, когда собственные примеры не могут иметь места. Подстановка совершается двояко -- или с помощью непрерывного перехода, или с помощью аналога. Например, не открыта среда, которая совершенно воспрепятствовала бы действию магнита, притягивающего железо. Таковой не является ни золото, положенное между магнитом и железом, ни серебро, ни камень, ни стекло, ни дерево, ни вода, ни масло, ни сукно или волокнистые тела, ни воздух, ни пламя и прочее. И все же, быть может, точное испытание позволило бы найти какую-либо среду, которая в известной степени сравнительно ослабила бы силу магнита больше, чем что-либо другое. Например, возможно, что через слой золота магнит не притягивает железа с такой же силой, как через такой же промежуток воздуха; или через слой раскаленного серебра он не притягивает железа с такой силой, как через слой холодного серебра, и т. д.; мы не произвели этих опытов, однако, достаточно их предложить в качестве примера. У нас нет также тела, которое не воспринимало бы тепла при приближении к огню. Однако воздух гораздо скорее воспринимает тепло, чем камень. Такова подстановка, совершаемая с помощью непрерывного перехода.
en.Подстановка же с помощью аналога безусловно полезна, однако менее верна и поэтому должна быть применяема с некоторой предосторожностью. Она имеет место тогда, когда еще неощутимое приводится к чувству -- не посредством воспринимаемых действий самого неощутимого тела, а посредством созерцания какого-либо родственного ощутимого тела. Например, если исследуется смешение духов, представляющих собой невидимые тела, то обнаружится известное родство между телами и началом, которое их питает. Так, начало, питающее пламя, есть масло и жирное; начало, питающее воздух, есть вода и водянистое, ибо пламя умножается над испарениями масла, а воздух -- над испарениями воды. Поэтому надо обратиться к смешению воды и масла, которое доступно чувству, тогда как смешение воздуха и пламени ускользает от чувства. Так, вода и масло, которые очень несовершенно смешиваются между собой при сливании и перемешивании, тщательно и тонко смешиваются в травах, крови и частях животных. Поэтому нечто подобное может совершаться в воздушных телах при смешениях пламени и воздуха. Хотя они и нелегко подвергаются смешению при простом соединении, однако, по-видимому, смешиваются в духах животных и растений, тем более что всякий живой дух поглощает влажные вещества обоих родов -- водяное и жирное, как свою пищу.
en.Так же обстоит дело, если исследуется не совершенное смешение воздушных тел, а только их сочетание. А именно: исследуется, легко ли происходит взаимное проникновение этих тел, или существуют, например, какие-либо ветры, или испарения, или другие воздушные тела, которые не смешиваются с окружающим воздухом, а только держатся и плавают в нем в виде шариков и капель и, скорее, разбиваются и измельчаются воздухом, чем принимаются им и сочетаются с ним. В воздухе и в других воздушных телах чувство этого не может обнаружить вследствие тонкости этих тел. И все же некоторое подобие того, как это происходит, можно наблюдать в жидкостях -- ртути, масле, воде, а также и в воздухе, когда он разбивается, рассеивается и поднимается в воде маленькими частицами; также и в более густых дымах и, наконец, в поднятой и висящей в воздухе пыли. Во всех этих случаях взаимного проникновения тел не происходит. Подстановка, о которой мы говорили выше, не плоха для этого предмета, если сначала тщательно исследовать, может ли быть между воздушными телами такая же разнородность, как между жидкими, ибо если она такова, то это подобие с удобством можно подставить по аналогии.
en.Если мы сказали, что эти примеры пополнения доставляют в качестве убежища осведомление, когда отсутствуют собственные примеры, то все же мы хотим быть понятыми лишь в том смысле, что они могут принести значительную пользу и тогда, когда имеются собственные примеры, -- подкрепляя даваемое теми осведомление. Но об этом мы скажем подробнее, когда должным порядком речь пойдет о помощи индукции.
en.XLIII
en.На двадцатое место среди преимущественных примеров мы поставим рассекающие примеры, которые мы называем также подстрекающими примерами, но в другом смысле. Ибо подстрекающими мы их называем потому, что они подстрекают разум, а рассекающими -- потому, что они рассекают природу. Поэтому мы их также иногда называем примерами Демокрита[131]. Это те примеры, которые напоминают разуму об удивительной и совершенной тонкости природы, чтобы побудить его к должному вниманию, наблюдению и исследованию. Например, малая капля чернил расходуется на столь много букв и строк; серебро, позолоченное только снаружи, может быть вытянуто в позолоченную нить такой большой длины; мельчайший червячок, который встречается в коже, содержит в себе дух и разнообразные части тела; самая малость шафрана окрашивает целую бочку воды; самая малость цибета или мускуса наполняет запахом гораздо больший объем воздуха; самое малое курение вызывает столь большие облака дыма; столь тонкие различия звуков, как членораздельные слова, разносятся во все стороны по воздуху и даже проникают в отверстия и поры дерева и воды (хотя и очень ослабленные) и, более того, отражаются столь явственно и быстро; свет и цвет так быстро, обильно и в таком изысканном разнообразии проходят через плотные тела стекла, воды, а также отражаются и преломляются в них; магнит действует через все тела, даже через наиболее плотные. Но (что наиболее удивительно) во всех этих случаях при прохождении через безразличную среду (каковой является воздух) одно действие не очень препятствует другому. А именно: в одно и то же время через воздушное пространство проносится и столь много зрительных образов, и столько звуков членораздельного голоса, и столько различных запахов, как запах фиалки, розы, и притом еще тепло, и холод, и магнетические силы. Все это, повторяю, происходит одновременно, причем одно действие не мешает другому, как будто они имеют свои собственные пути и свои собственные, отдельные ходы, и ни одно из них не сталкивается и не встречается с другим.
en.Однако полезно присоединить к этим рассекающим примерам те примеры, которые мы называем пределами рассекания. Например, то, что в случаях, о которых мы говорили, действие иного рода не приводит в расстройство данное действие и не препятствует ему, не исключает, что в одном и том же роде действий одно господствует над другим и подавляет его. Так, свет солнца господствует над светом свечи, грохот пушки -- над человеческим голосом, более сильный запах -- над менее сильным, более сильное тепло -- над умеренным, полоска железа, положенная между магнитом и другим железом, -- над действием магнита. Однако об этом также будет более уместно говорить в связи с помощью индукции.
en.XLIV
en.Уже сказано о примерах, которые помогают чувству и особенно полезны для осведомления. Ибо осведомление начинается от чувства. Но все дело завершается в действовании: если там было начало дела, то здесь его конец. Поэтому здесь последуют примеры, полезные главным образом для практической части. Их два рода, а всего их семь. Все их мы называем общим именем -- примеры практики. Но в действенной части есть два порока, и столько же достоинств у всех примеров этого рода. Ибо действие или обманывает, или слишком затрудняет. Действие обманывает главным образом (в особенности после тщательного исследования природы) вследствие плохого определения и измерения сил и действий тел. Силы же и действия тел разграничиваются и измеряются по отношению или к занимаемому пространству, или к промежутку времени, или к количеству массы, или к преобладающей способности тела. И пока эти четыре мерила не будут тщательно взвешены, науки будут, может быть, прекрасны для созерцания, но не действенны в практике. А четыре примера, которые сюда относятся, мы однозначно называем математическими примерами и примерами измерения.
en.Затруднительной же бывает практика или вследствие примешивания бесполезных вещей, или вследствие многочисленности инструментов, или вследствие массы материала и тел, которые могут потребоваться для какой-либо работы. Поэтому ценными должны считаться или те примеры, которые направляют действие к тому, что наиболее полезно людям, или те, которые щадят инструменты, или те, которые щадят материал и средства. И те три примера, которые сюда относятся, мы назовем однозначно -- благосклонные, или благоприятные, примеры. Итак, скажем теперь о каждом из этих семи примеров в отдельности, и ими мы заключим эту часть, трактующую о преимущественных или важнейших примерах.
en.XLV
en.На двадцать первое место среди преимущественных примеров мы поставим примеры жезла, или радиуса, которые мы называем также примерами предела или ограничения (non ultra). Ибо силы и движения вещей действуют и совершаются не на неопределенном и случайном пространстве, но на конечном и определенном. Для практики очень важно постигнуть и заметить этот предел для отдельных исследуемых природ, и не только для того, чтобы практика не ошиблась, но и для того, чтобы она была более действенна и могущественна. Ибо иногда нам дано расширить силы и как бы уменьшить расстояния, как, например, при пользовании зрительной трубой.
en.Большинство сил действует и производит результат только при явном соприкосновении, как это происходит в случае столкновения тел, когда одно тело не сдвинет другое, пока толкающее не коснется толкаемого. Так же и лекарства, предназначающиеся для наружного употребления, как мази и пластыри, не производят своего действия, если не соприкасаются с телом. Наконец, и объекты чувств вкуса и осязания не возбуждают этих чувств, пока не будут соприкасаться с их органами.
en.Но есть другие силы, которые действуют на расстоянии, правда на весьма малом. Лишь немногие из них известны до сих пор, однако их больше, чем люди предполагают. Так (берем обычные примеры), янтарь и гагат притягивают соломинки; водяные пузыри, приближаясь, разрывают другие пузыри; некоторые очистительные лекарства отвлекают соки из верхней части тела[132] и тому подобное. А магнетическая сила, заставляющая сходиться железо и магнит или два магнита, действует внутри определенного и притом малого круга. Наоборот, если есть какая-либо магнетическая сила, исходящая от самой земли (конечно, от более внутреннего ее слоя) и действующая на железную иглу в отношении ее полярности, то действие происходит на большом расстоянии.
en.Равным образом, если есть какая-либо магнетическая сила, которая проявляется в согласии между земным шаром и весомыми телами; или между лунным шаром и морскими водами (как это представляется весьма вероятным на основании наблюдения полумесячных приливов и отливов); или между звездным небом и планетами, которые она возбуждает и поднимает к их апогеям, -- то все это происходит на чрезвычайно далеких расстояниях. Бывают и некоторые воспламенения, или возгорания, совершающиеся на большом расстоянии, как это рассказывают о Вавилонской нефти[133]. Тепло также распространяется на большие расстояния; точно так же и холод -- до такой степени, что ледяные массы, которые отрываются и плывут через Северный океан и относятся в Атлантический по направлению к его берегам, издали воспринимаются жителями Канады: они приносят им холод. Так же и ароматы (хотя здесь, по-видимому, всегда есть некоторое телесное выделение) действуют на значительные расстояния, как это обычно наблюдают плавающие вблизи берегов Флориды, а также некоторых берегов Испании, где сплошные леса из лимонных и апельсиновых деревьев или рощи розмарина, майорана и других ароматических растений. Наконец, излучение света и впечатления звуков действуют на обширные расстояния.
en.Однако действует ли все это на большие или малые расстояния, во всяком случае оно действует в определенных границах природы, так что здесь есть некоторое non ultra. И предел зависит от массы или количества тел, или могущества и слабости сил, или от благоприятствования и препятствования среды. Все это должно быть учтено и замечено. Даже (Далее[Author ID1: at Sat Jan 1 15:42:00 2000 ]!!?[Author ID1: at Sat Jan 1 15:43:00 2000 ]) надо измерить так называемые насильственные движения, как, например, движения метательных снарядов, колес и тому подобных предметов, так как и они явно имеют свои определенные границы.
en.Бывают также некие движения и силы, противоположные тем, которые действуют при соприкосновении и не на расстоянии, -- действующие, значит, на расстоянии, а не при соприкосновении; бывают и такие, которые действуют умереннее на меньшем расстоянии и сильнее на большем расстоянии. Так, видимость ухудшается при соприкосновении и требует промежуточной среды и расстояния. Впрочем, я помню: один достойный доверия человек рассказывал мне, что он сам во время лечения его глаз от катаракты (а лечение состояло в том, чтобы, введя маленькую серебряную иголочку внутрь первой оболочки глаза, удалить и оттолкнуть пленку этой катаракты в угол глаза) ясно видел эту иглу, движущуюся поверх самого зрачка. Но хотя это, возможно, и верно, однако известно, что большие тела только тогда различаются хорошо и отчетливо, когда глаз находится в вершине конуса, который образуют лучи от предмета, отстоящего на некотором расстоянии от него. Более того, у стариков глаз лучше различает более отдаленный предмет, чем более близкий. Известно также, что и удар метательных снарядов не так силен на слишком малом расстоянии, как в некотором отдалении. Итак, должно заметить это и подобное этому в измерении движений по отношению к их дальности.
en.Есть и другой род пространственного измерения движений, который мы не пропускаем. Он относится не к поступательным движениям, но к сферическим, т. е. к расширению тел в больший объем или сжатию в меньший. Измерением этих движений надо исследовать: какое расширение или сжатие тела (по своей природе) переносят легко и свободно и у какого предела они начинают противиться этому, пока не приходят к последнему non ultra. Так, если сжимать надутый пузырь, то он выдерживает некоторое давление воздуха; но если давление становится большим, воздух не выдерживает этого и пузырь рвется.
en.Мы испытали это точнее посредством более тщательного опыта: взяли металлический колокольчик, легкий и тонкий, каким мы пользуемся в качестве солонки, и опустили его в сосуд с водой так, чтобы он отнес содержавшийся в его полости воздух к самому дну сосуда. Предварительно же мы поместили на дне сосуда шарик, на который должен был становиться колокольчик. При этом происходило следующее: если шарик был мал (в сравнении с полостью колокольчика), то воздух, сжимаясь, собирался в меньшем пространстве. Если шарик был слишком велик для того, чтобы воздух легко ему уступил, то воздух, не вынося чрезмерного давления, приподнимал колокольчик с какой-либо стороны и поднимался на поверхность пузырями.
en.Чтобы установить, не только какое сжатие, но и какое расширение может вынести воздух, мы произвели такое испытание: взяли стеклянное яйцо с маленьким отверстием на одном его конце; с силой высосали из него воздух через это отверстие и тотчас закрыли отверстие пальцем; затем погрузили яйцо в воду и отняли палец. Оставшийся воздух, расширившийся от этого высасывания свыше его свойств и устремляющийся снова сжаться и принять первоначальный объем (так что если бы это яйцо не было погружено в воду, то оно с шипением втянуло бы воздух), втянул в яйцо воду в количестве, достаточном для того, чтобы воздух принял прежнюю сферическую форму или размер[134].
en.Несомненно, что более тонкие тела (каков воздух) выдерживают некоторое заметное сжатие, как уже сказано. Осязаемые же тела (как вода) поддаются сжатию с гораздо большим трудом и на меньшее протяжение. Какое же, однако, сжатие они выдерживают, мы исследовали посредством следующего опыта.
en.Мы заказали полый шар из свинца, объемом приблизительно в две винные пинты, с достаточно толстыми стенками, для того чтобы выдержать большую силу. В него мы влили воду через сделанное в одном месте отверстие. Наполнив шар водой, мы запаяли свинцом это отверстие, чтобы шар стал совершенно замкнутым. Затем мы сплющили шар тяжелым молотом с двух противоположных сторон, от чего вода неизбежно должна была сжаться в меньшем пространстве, так как шар имеет, наибольший объем среди тел. Затем, когда ударов молота уже не хватало для того, чтобы далее сжимать воду, мы воспользовались прессом, так что наконец вода, не выдерживая уже дальнейшего давления, начала выступать сквозь крепкий свинец, как мелкая роса. Потом мы подсчитали, сколько объема убавилось в шаре от давления, и убедились, что это есть то сжатие, которое вынесла вода, но только подвергнутая воздействию огромной силы[135].
en.Но гораздо меньшее и почти незаметное сжатие или расширение выдерживают более твердые и сухие или более плотные тела, как камни, дерево, а также металлы. Они уклоняются от него или ломаясь, или выскальзывая, или как-нибудь иначе, как это показывают сгибание дерева и металла, движение часов при помощи пружин, движение метательных снарядов, обработка молотом и бесчисленные другие движения. И все это надо наблюдать, исследовать и измерять при изучении природы или точно, или через приблизительную оценку, или посредством сравнения, смотря по тому, что будет доступно.
en.XLVI
en.На двадцать второе место среди преимущественных примеров поставим примеры пробега, которые мы также называем примерами воды, взяв это название от тех часов, что были у древних, где вместо песка была налита вода. Эти примеры измеряют природу в промежутках времени, подобно тому как примеры железа измеряют ее в отрезках пространства. Ибо каждое движение или естественное действие протекают во времени -- одно быстрее, другое медленнее, но, как бы то ни было, в определенные и известные природе промежутки времени. Даже те действия, которые кажутся происходящими сразу и, как говорят, в мгновение ока, оказывается, занимают больший или меньший промежуток времени.
en.Так, прежде всего мы видим, что небесные тела возвращаются к прежнему положению в исчисляемое время; так же совершается и прилив и отлив моря. Устремление тяжелых тел к земле и легких к небу тоже совершается за определенные промежутки времени в зависимости от устремляющегося тела и среды.
en.Плавание кораблей, движение животных, полет метательных снарядов -- все это равным образом совершается в исчислимые (по крайней мере в целом) промежутки времени. Что же касается тепла, то мы видим, как зимой дети суют руки в огонь и не обжигаются, а жонглеры быстрыми и ловкими движениями переворачивают сосуды, наполненные вином или водой, вниз и снова вверх, не проливая жидкости; и многое другое в этом роде.
en.Также и сжатия, расширения и разрывания происходят в одних телах быстрее, в других медленнее в зависимости от природы тела и движения, но в определенные промежутки времени.
en.Более того, при одновременном выстреле сразу многих пушек, который иногда слышен на расстоянии тридцати миль, звук прежде воспринимают те, кто находится ближе к месту, где он происходит, чем те, кто дальше отстоит от этого места. Даже для зрения (действие которого наиболее быстро) также требуется известный промежуток времени; это доказывают такие движения, которых нельзя различить из-за их быстроты, как, например, полет пули, выпущенной из мушкета. Ибо полет пули совершается быстрее, чем может дойти до зрения ее изображение.
en.Это и подобное этому внушало нам иногда совершенно чудовищное сомнение, а именно: различается ли поверхность ясного звездного неба в то самое время, когда она действительно существует, или же несколько позднее этого, и не существуют ли (в отношении видения звезд) действительное время и кажущееся время, так же как действительное место и кажущееся место, которое отмечают астрономы при исправлении параллаксов[136]. Столь неправдоподобным нам казалось, что вид или лучи небесных тел могут тотчас донестись до зрения через столь безмерное пространство: они, скорее, должны пройти через него в какое-либо заметное время.
en.Но то сомнение (в отношении сколько-нибудь значительного промежутка между действительным и кажущимся временем) совершенно исчезло, когда мы подумали относительно бесконечного уменьшения величины (что касается видимости) от действительного размера тела звезды и до ее кажущегося вида, которое причиняется расстоянием; и вместе с тем приняли во внимание, на каком расстоянии (а именно по меньшей мере шестьдесят миль) тотчас различаются нами тела, хотя бы только белеющие; тогда как нет сомнения в том, что небесный свет намного превосходит по силе излучения не только живую яркость белизны, но и свет всякого известного у нас пламени. Так же и эта бесконечная скорость в самом теле, которая проявляется в его суточном движении (она даже так удивила ученых мужей, что они предпочли верить в движение земли), делает более правдоподобным движение отбрасывания лучей от светил (хотя, как мы сказали, и удивительное по скорости). Но более всего нас убедило то соображение, что если между действительностью и видимостью пройдет значительный промежуток времени, то получится, что изображения будут часто прерываться появляющимися облаками и другими подобными изменениями среды и, таким образом, смешаются. Сказанного достаточно о простом измерении времени.
en.Но для нас гораздо важнее отыскать не только простое измерение действий и движений, но также и сравнительное измерение. Ибо оно приносит большую пользу и применимо по отношению к очень многому. Так, мы видим, что пламя какого-либо огнестрельного оружия замечается скорее, чем слышен звук выстрела, хотя и необходимо, чтобы пуля прежде ударила по воздуху, чем мог бы выйти огонь, который следует за ней; и это обусловлено тем, что движение света протекает быстрее, чем движение звука. Мы также видим, что зрение быстрее воспринимает видимый образ, чем отпускает его. Поэтому и происходит, что струны арфы, приведенные в движение пальцем, получают двойной или тройной вид, ибо новый их вид воспринимается прежде, чем отпущен предыдущий. Поэтому также вертящиеся кольца кажутся шарообразными, а горящий факел, быстро проносящийся ночью, кажется хвостатым. Исходя из этой неравномерности движений в отношении их скорости, Галилей выдумал и причину прилива и отлива моря, предположив, что земля движется быстрее, а вода медленнее и поэтому вода собирается вверху и затем падает вниз, как это видно в сосуде с водой, приведенном в быстрое движение. Но это он выдумал, сделав недопустимое допущение (а именно, что земля движется), и притом он не был хорошо осведомлен о шестичасовом движении вод океана[137].
en.Пример же того, о чем идет речь, а именно сравнительных измерений движений, -- и не только самого предмета, но и его замечательного использования (о чем мы говорили несколько раньше) -- дают подкопы, заряжаемые порохом. Огромные массы земли, строений и тому подобного сокрушаются и взлетают вверх от ничтожного количества пороха. Причина этого, несомненно, состоит в том, что расширительное движение взрывающегося пороха во много раз быстрее, чем движение тяготения, в силу которого могло бы быть оказано известное сопротивление. Так что первое движение выполняет свое дело прежде, чем начинается противоположное движение, и вначале сопротивляемости как бы не существует. Поэтому так же и происходит, что в каждом метательном орудии имеет наибольшее значение для переброски снаряда не столько сильный, сколько резкий и быстрый удар. Малое количество животного духа в животных, особенно в таких огромных телах, как киты и слоны, не могло бы также поворачивать такую телесную массу и управлять ею, если бы не быстрота животного духа и косность телесной массы, оказывающей ему сопротивление.
en.Наконец, одно из главных оснований магических опытов (о которых мы далее скажем)[ 138], когда малая масса материи превосходит значительно большие массы и подчиняет их, -- опережение движений, вследствие скорости одного из них, которое совершается раньше, чем начнется другое.
en.Наконец, надо отметить само различие между "раньше" и "позднее" во всяком естественном действии. Так, при изготовлении настойки из ревеня очистительная сила извлекается ранее, а стягивающая -- позднее. Нечто подобное мы заметили при настаивании фиалок в уксусе, когда сначала извлекается приятный и тонкий аромат цветка, а затем -- более землистая часть цветка, которая изменяет запах. Поэтому, если погрузить фиалки на целый день, то получится очень слабый запах; но так как ароматного духа мало в фиалке, то, если погружать их только на четверть часа, а затем извлекать и через каждые четверть часа погружать новые фиалки до шести раз, тогда наконец настой облагораживается. При этом фиалки, хотя и сменяемые, оставаясь в винном уксусе не больше полутора часов, дают приятнейший аромат, не уступающий самой фиалке и остающийся на целый год. Однако следует заметить, что аромат восходит к своей полной силе только через месяц после настаивания. При перегонках же настоек ароматных трав в винном спирте мы видим, что сначала поднимается бесполезная водянистая влага, затем жидкость, содержащая больше винного спирта, а затем уже жидкость, содержащая больше аромата. И много подобного, достойного быть отмеченным, обнаруживается в перегонках. Однако для примера этого достаточно.
en.XLVII
en.На двадцать третье место среди преимущественных примеров мы поставим примеры количества, которые мы также называем дозами природы (взяв это название от лекарств). Это те примеры, которые измеряют способности в соответствии с количествами тел и указывают, как величина тела воздействует на меру способностей. Прежде всего есть способности, которые не существуют кроме как в космическом количестве, т. е. в таком количестве, которое соответствует очертаниям и строению Вселенной. Так, земля стоит, а ее части падают. В морях воды имеют приливы и отливы, а в реках -- нет, разве только от вхождения морской воды. Затем, почти все частные способности действуют сообразно с тем, велико или мало количество тела. Обильные воды портятся нелегко, а малые -- быстро. Вино и пиво созревают и делаются пригодными для питья гораздо скорее в малых мехах, чем в больших бочках. Если траву положить в большое количество жидкости, то произойдет, скорее, пропитывание, чем всасывание; если же в меньшее количество, то получится больше всасывание, чем пропитывание. По-одному, следовательно, действует на человеческое тело купание, а по-другому -- легкое орошение. Так же и малые росинки никогда не падают в воздухе, но рассеиваются и смешиваются с ним; и если подышать на драгоценные камни, то видно, как эта малая влажность тотчас расходится, наподобие тучки, рассеянной ветром. Так же кусок магнита не притягивает столько железа, как целый магнит. Есть также способности, для которых малое количество имеет больше силы. Так, при протыкании острый наконечник проникает скорее, чем тупой. Остроконечный алмаз режет стекло, и т. д.
en.Однако не следует оставаться здесь в такой неопределенности, а надо также исследовать соотношение между количеством тела и мерой способности. Ведь было бы естественно предположить, что количество и способность пропорциональны, например: если свинцовый шарик весом в одну унцию будет падать в течение такого-то времени, то шарик весом в две унции будет падать вдвое скорее, --что совершенно ложно. Не одни и те же соотношения существуют для всякого рода способностей, но очень различные. Поэтому меры должны быть извлечены из самих вещей, а не из правдоподобия и предположений.
en.Наконец, во всяком исследовании природы должно заметить количество тела, требуемого для какого-либо действия, как бы дозу его, и соблюдать осторожность в отношении как чрезмерного, так и недостаточного.
en.XLVIII
en.На двадцать четвертое место среди преимущественных примеров мы поставим примеры борьбы, которые мы также называем примерами преобладания. Это те примеры, которые указывают преобладание и подчинение способностей по отношению друг к другу; указывают, какая из этих способностей сильнее и побеждает и какая слабее и покоряется. Ибо движения и устремления тел сложны, разложимы и запутаны не менее, чем сами тела. Итак, мы покажем прежде всего главные виды движений или действующих способностей, чтобы было более наглядным их сравнение в силе и отсюда -- разъяснение и обозначение примеров борьбы и преобладания.
en.Первое движение есть движение противостояния (antitypiae)[13][9] материи, которое присутствует в ее отдельных частицах, благодаря чему она не желает быть совершенно уничтоженной. Так что никакое сожжение, никакая тяжесть или давление, никакое насилие, никакая, наконец, продолжительность времени не могут обратить в ничто какую-либо, хотя бы мельчайшую, частицу материи; она всегда будет чем-то и будет занимать какое-то место, и, в какое бы безвыходное положение она ни была поставлена, она освободится, изменив либо форму, либо место, или же, если это невозможно, будет оставаться, как она есть; и никогда она не будет ничто или нигде. Это движение схоласты (которые почти всегда называют и определяют вещь, скорее, по ее способности и неспособности, чем по внутренним причинам) или обозначают посредством следующей аксиомы: "Два тела не могут быть в одном месте", -- или называют движением, которое "не допускает взаимопроникновения измерений". Предлагать примеры этого движения не имеет смысла, ибо оно присуще каждому телу.
en.Второе движение есть движение сцепления (так мы его называем). Благодаря этому движению тела не допускают разобщения в какой-либо части при соприкосновении с другим телом, сохраняя взаимную связанность и соприкосновение. Это движение схоласты называют движением, которое "не допускает пустоты". Так, вода привлекается вверх действием высасывания, или насоса, плоть -- действием кровососных банок; так, вода задерживается и не вытекает из пробуравленных сосудов, пока устье сосуда не будет открыто для воздуха; так же обстоит дело и в бесчисленных других явлениях этого рода.
en.Третье движение есть движение освобождения (так мы его называем). Посредством этого движения тела стремятся освободиться от давления и напряжения, превышающего естественное, и остаться в подходящем для них объеме. Примеры этого движения также бесчисленны. Таково (в отношении освобождения от давления) движение воды при плавании, воздуха при полете, воды при гребле, воздуха при порывах ветра, пружины в часах. Не плохо также обнаруживается движение сжатого воздуха в игрушечных ружьях детей, когда дети выдалбливают палку ольхи или другого дерева и затыкают ее с обеих концов куском какого-либо сочного корня. Затем они вталкивают этот корень или другую затычку с одного конца. Тогда на другом конце палки корень выбрасывается с шумом, и притом прежде, чем его коснется вталкиваемый корень. Что же касается освобождения от растяжения, то это движение обнаруживается в том воздухе, который остается после высасывания в стеклянных яйцах, а также в струнах, коже и ткани, когда они сокращаются после растяжения, если только это растяжение не укрепилось в течение продолжительного времени, и т. д. Это движение схоласты обозначили как движение "из формы элемента", впрочем довольно неудачно, ибо это движение относится не только к воздуху, воде или огню, но и к телу любого состава, как к дереву, железу, свинцу, пергаменту и т. д., каждое из которых имеет свойственную ему меру объема и от этой меры на какой-либо заметный объем пространства отходит с трудом.
en.Однако, ввиду того что указанное движение освобождения есть наиболее очевидное из всех и относится к бесчисленному количеству явлений, было бы благоразумно хорошо и ясно выделить его. Ибо некоторые по крайней небрежности смешивают это движение с упомянутыми двумя движениями противостояния и сцепления, а именно: освобождение от давления -- с движением противостояния и освобождение от растяжения -- с движением сцепления, как будто сжатые тела отступают или расширяются для того, чтобы не последовало слияние измерений, а растянутые тела собираются и сжимаются для того, чтобы не появилась пустота. Между тем если бы сжатый воздух пожелал принять плотность воды или сжатое дерево -- плотность камня, то не было бы никакой необходимости в слиянии измерений, и все же сжатие этих тел могло бы быть много большим, чем они выдерживают каким бы то ни было образом. Точно так же если бы вода пожелала расшириться до разреженности воздуха, а камень -- до разреженности дерева, то не было бы необходимости в пустоте, и все же их растяжение могло бы быть много большим, чем они выдерживают каким бы то ни было образом. Дело доходит до слияния измерений и до пустоты только при крайних пределах сгущения или разрежения; а эти движения протекают и заканчиваются задолго до того и представляют собой не что иное, как стремление тел оставаться в своих пределах (или, если угодно, в своих формах) и не удаляться от них внезапно, если только изменение происходит мягкими средствами или посредством согласия.
en.Но еще гораздо более необходимо (ибо это многое влечет за собой), чтобы люди знали, что насильственное движение (его мы называем механическим, а Демокрит, которого в даваемом им объяснении первых движений надо причислить к посредственным философам, называл движением толчка) есть не что иное, как движение освобождения, а именно от сжатия к расслаблению. Ибо при всяком простом подталкивании или бросании через воздух движение, или перемена места, происходит не ранее, чем части тела будут сжаты сверх своего естества внешним воздействием. Тогда, когда одни части последовательно подталкивают другие, устремляется все тело, и не только продвигаясь вперед, но одновременно и вращаясь, чтобы таким образом части могли освобождаться или претерпевать это состояние равномерно. Но об этом движении достаточно.
en.Четвертое движение, которому мы дали имя движения материи, некоторым образом противоположно движению, названному нами движением освобождения. Действительно, при движении освобождения тела отвращаются, убегают, уклоняются от нового размера, или нового объема, или нового расширения, или нового сжатия (ибо это разнообразие слов обозначает то же самое), и всеми силами стремятся вернуться в прежнее состояние. В этом же движении материи, наоборот, тела стремятся к новому объему, или размеру, и стараются приблизиться к нему охотно и быстро и иногда путем самого бурного усилия (как в движении пороха). Средства же этого движения -- хотя и не единственные, но наиболее могущественные или по крайней мере наиболее частые -- суть тепло и холод. Например, если воздух расширяется вследствие растяжения (как при высасывании воздуха из стеклянных яиц), то он движим большим желанием восстановить свой прежний объем. При сообщении же тепла, наоборот, он стремится расшириться и желает нового объема и охотно переходит в него, как бы в новую форму (как говорят); и после известного расширения не старается возвратиться, если только его к этому не побуждает приближение холода. Но это не есть возвращение, а повторное преображение. Таким же образом и вода, если ее пытаются сжать, подвергая давлению, сопротивляется, желая стать такой, какой она была, т. е. шире. Но если является сильный и продолжительный холод, она охотно и добровольно преображается до плотности льда; и если холод продолжается все время и не прерывается потеплением (как это бывает в более глубоких пещерах и погребах), она обращается в кристалл или в подобную материю и никогда не принимает прежнего вида.
en.Пятое движение есть движение непрерывности. Под этим мы понимаем не простую и первичную неразрывность одного тела с другим (ибо это есть движение сцепления), но непрерывность известного тела в себе самом. Ибо совершенно достоверно, что все тела избегают ослабления непрерывности, одни -- больше, другие -- меньше, но все в известной степени. Так, если в твердых телах (как в стали или в стекле) сопротивление ослаблению непрерывности наиболее сильно и упорно, то даже и в жидкостях, где движение этого рода кажется прекращающимся или по крайней мере ослабевающим, все же не наблюдается его полное отсутствие; оно сохраняется и здесь, хотя как бы в наиболее низких степенях, и обнаруживается во многих явлениях, так, например, в водяных пузырях, в округлости капель, в тонких струйках стекающей воды, в вязкости клейких тел и тому подобных явлениях. Но наиболее обнаруживается это стремление, если пытаться довести прерывность до мельчайших частей. Ибо в ступках после разбивания до известной степени пестик уже больше не действует; вода не проникает в слишком малые трещины; даже и самый воздух, несмотря на тонкость его тела, не тотчас проникает в поры более плотных тел, но лишь длительным внедрением.
en.Шестое движение есть движение, которое мы называем движением выгоды или движением нужды. Посредством него тела, если они, находясь среди совершенно чужеродных и как бы враждебных тел, получают возможность избежать этих чужеродных тел и присоединиться к более близким телам (хотя бы эти близкие тела были такими, у которых нет тесного согласия с ними), тотчас принимают и избирают их как предпочтительные и как будто считают это выгодным (откуда мы и взяли название), как если бы они ощущали нужду в таких телах. Например: золото или другой металл в форме фольги не любит окружающего воздуха; поэтому, если оно встречается с каким-либо осязаемым и плотным телом (как палец, бумага и что угодно другое), оно тотчас к нему пристает и не легко отрывается. Так же и бумага или ткань и другие тела этого рода не ладят с воздухом, который проник в их поры; поэтому они охотно впитывают воду или жидкость и вытесняют воздух. Так же сахар или губка, погруженные в воду или вино, если часть их выдается и далеко поднимается над вином или водой, понемногу и постепенно привлекают воду или вино вверх.
en.Отсюда получается превосходное правило для открытия и разложения тел. Ибо если можно, оставив разъедающие кислоты, которые сами открывают для себя путь, найти тело, сообразное и более согласное и дружественное какому-либо плотному телу, чем то, с которым последнее смешано как бы в силу необходимости, то это плотное тело тотчас отрывается и расслабляется и принимает внутрь себя то второе, исключив или удалив предыдущее. Это движение выгоды действует или имеет силу не только при соприкосновении. Ибо электрическое действие (о котором Гильберт и другие после него пустили столько сказок) есть не что иное, как стремление тела, возбужденного легким трением и плохо выносящего воздух, но предпочитающего какое-либо другое осязаемое тело, если оно находится поблизости.
en.Седьмое движение есть то, которое мы называем движением большего собрания. Посредством этого движения тела несутся к массам соприродных им тел: тяжелое -- к земному шару, легкое -- к окружности неба. Это движение схоласты легкомысленно обозначили как естественное движение -- очевидно, потому, что извне нет ничего заметного, возбуждающего это движение (и поэтому они считали это движение прирожденным и присущим самим вещам), или же потому, что оно не прекращается. Но это и не удивительно, ибо земля и небо всегда присутствуют, тогда как причины и начала большинства остальных движений, наоборот, то отсутствуют, то присутствуют. Поэтому схоласты полагали это движение вечным и собственным, ибо оно не прерывается и тотчас является тогда, когда прекращаются другие; остальные же движения они полагали заимствованными. Однако это движение в действительности достаточно непрочно и вяло: оно как бы уступает и подчиняется другим движениям, пока они действуют, если только оно не совершается в телах чрезвычайно большой массы. И хотя это движение столь наполнило мысли людей, что от них почти скрылись остальные движения, однако люди мало о нем знают и впадают во многие ошибки относительно него.
en.Восьмое движение есть движение меньшего собрания, посредством которого однородные части в каком-либо теле отделяются от инородных и сочетаются между собой. Посредством этого движения также и целые тела подобного вещества обнимают и лелеют друг друга и, когда оказываются сблизившимися до некоторого расстояния, притягиваются друг к другу и сходятся. Так, в молоке сливки всплывают, а в вине осадки опускаются через некоторое время. Ибо это происходит не только вследствие движения тяжести и легкости, когда одни части устремляются кверху, а другие опускаются к самому низу, но и в гораздо большей степени вследствие стремления однородных частей к схождению и соединению.
en.От движения нужды это движение отличается в двух отношениях. Во-первых, в движении нужды преобладает побуждение враждебной и противоположной природы; в этом же движении части соединяются (если только отсутствуют препятствия и оковы) в силу дружбы, хотя бы и отсутствовала чуждая природа, вызывающая раздор. Во-вторых, отличие состоит в том, что соединение здесь теснее и совершается как бы с большим выбором. В том движении, чтобы избежать враждебного, сходятся и не очень родственные тела, в этом же сходятся вещества, связанные совершенно братским подобием, и они как бы сливаются воедино. Это движение присуще всем сложным телам, и в отдельных случаях оно было бы хорошо заметно, если бы только не связывалось и не обуздывалось другими устремлениями тел, нарушающими это схождение.
en.А связывают это движение главным образом три обстоятельства: косность тел, узда господствующего тела и внешние движения. Что касается косности тел, то достоверно известно, что осязаемым телам присуща некоторая вялость, большая или меньшая, и боязнь перемещения. И если они не встречают побуждения извне, то предпочитают остаться в том положении, в каком пребывают, чем привести себя в лучшее. Но эта косность разбивается с помощью трех воздействий: или тепла, или силы, исходящей от какого-либо родственного тела, или живого и мощного движения. Что касается, во-первых, помощи от тепла, то она дала повод определить тепло как то, что "разделяет разнородное и собирает однородное". Это определение перипатетиков по заслуге осмеял Гильберт, который сказал, что это то же самое, как если бы кто-либо определил человека как то, что сеет пшеницу и сажает виноградные лозы; ибо это определение является лишь определением посредством действия, и притом частного. Но это определение еще более ошибочно, потому что и эти действия (каковы бы они ни были) не исходят из свойств тепла, но являются привходящими (ибо это же совершает и холод, как мы будем говорить впоследствии), а именно вызываются стремлением однородных частей к схождению; тепло только помогает разбить косность, которая раньше связывала это желание.
en.Что же касается помощи от способности, приданной близким телом, то она удивительным образом обнаруживается в снаряженном магните, который возбуждает в железе способность удерживать железо вследствие подобия веществ, причем косность железа разбивается способностью магнита. Что же касается до помощи от движения, то она замечается в деревянных стрелах, у которых также и острие деревянное. Они проникают глубже в другое дерево, чем если бы были оснащены железом. Это происходит вследствие подобия вещества, причем косность дерева устраняется быстрым движением. Об этих двух опытах мы говорили также в афоризме о скрытых примерах[140].
en.Связывание же движением меньшего собрания посредством обуздывания со стороны господствующего тела мы наблюдаем в разделении крови и мочи холодом. Ибо, пока эти тела будут наполнены деятельным духом, который, как господин целого, располагает и сдерживает их отдельные части, до тех пор однородные части не сойдутся вследствие этого обуздывания. Но после того, как этот дух испарится или будет подавлен холодом, части, освобожденные от узды, сойдутся, следуя своему естественному стремлению. Поэтому и происходит, что все тела, содержащие острый дух (как соли и тому подобное), сохраняются под воздействием постоянной и крепкой узды господствующего и властного духа.
en.Связывание же движения меньшего собрания посредством внешнего движения лучше всего наблюдается в движениях тела, задерживающих гниение. Ибо всякое гниение основывается на собирании однородных частей, отчего постепенно происходит порча первичной (как ее называют) формы и рождение новой. Ведь гниению, пролагающему дорогу для рождения новой формы, предшествует разложение старой формы, которое само есть сведение к однородности. Если ничто не препятствует, то происходит простое разложение. Но если встречаются разнообразные препятствия, то следует гниение, которое есть зачаток нового рождения. Если же (об этом теперь и идет речь) происходит быстрое движение, сообщаемое извне, тогда движение этого схождения (которое тонко и мягко и нуждается в покое от внешнего) нарушается и прекращается, как мы это видим в бесчисленных случаях. Так, ежедневное движение и протекание воды задерживает гниение; ветры препятствуют скоплению заразы в воздухе; зерно, движимое и переворачиваемое в амбарах, остается чистым; вообще все движимое извне не легко гниет внутри.
en.Наконец, нельзя опустить то схождение частей тела, от которого главным образом происходит затвердевание и высыхание. Ибо, после того как дух, или влажность, обращенная в дух, отлетает из какого-либо пористого тела (дерева, кости, пергамента и т. п.), более плотные части сильнее сжимаются и сходятся, отчего и следует затвердевание и высыхание. Мы полагаем, что это происходит не столько от движения сцепления -- дабы не было пустоты, сколько от этого движения дружбы и союза.
en.Что же касается схождения тел на расстоянии, то оно происходит редко. Все же оно присуще большему количеству вещей, чем мы наблюдаем. Образец этого дают водяные пузыри, разрушающие другие пузыри; лекарства, которые притягивают жидкости в силу подобия веществ; струна арфы, которая заставляет другую струну звучать в унисон, и т. п. Мы полагаем, что и духам животных присуще это движение, но здесь оно совершенно неизвестно. Вполне ясно оно выступает в магните и в возбужденном железе. Но когда мы говорим о движениях магнита, то между ними надо проводить отчетливое различие. Ибо есть в магните четыре способности, или действия, которые должно не смешивать, а разделять, хотя удивление и восхищение людей их смешали. Первое состоит в схождении магнита с магнитом, или железа с магнитом, или намагниченного железа с железом; второе -- в склонении магнита к северу и югу, а также и в его наклонении; третье -- в проникновении магнита через золото, стекло, камень и все остальное; четвертое -- в сообщении его свойства от камня к железу и от железа к железу без передачи вещества. Однако здесь мы говорим только о его первой способности, т. е. о схождении. Замечательно также движение схождения ртути и золота, заставляющее золото притягивать ртуть, хотя бы даже и превращенную в мазь; работающие среди паров ртути обычно держат во рту кусочек золота, для того чтобы собирать пары ртути, которые иначе вошли бы в их кости и черепа и от которых этот кусочек спустя короткое время белеет. Итак, о движении меньшего собрания сказано достаточно.
en.Девятое движение есть движение магнетическое, которое хотя и относится к роду движений меньшего собрания, однако если действует на большие расстояния и на большие массы вещей, то заслуживает отдельного исследования, -- в особенности тогда, когда оно не начинается от соприкосновения, как многие другие, и не доводит действие до соприкосновения, как все они; оно только поднимает тела и заставляет их вздыматься, не более.
en.Ибо если луна поднимает воды или заставляет влагу вздыматься, или звездное небо притягивает планеты к их апогеям, или солнце удерживает Венеру и Меркурий в таком положении, чтобы они не дальше чем на известное расстояние отстояли от тела Солнца, то очевидно, что это движение нельзя отнести ни к большему собранию, ни к меньшему собранию, но оно есть как бы посредствующее и незавершенное собирание и поэтому должно составлять свой собственный вид.
en.Десятое движение есть движение бегства; оно противоположно движению меньшего собрания. Посредством этого движения тела в силу антипатии убегают от враждебных тел, или обращают их в бегство и отделяются от них, или отказываются смешиваться с ними. Хотя могло бы показаться, что иногда это явление совершается только как случайное -- вторичное по отношению к движению меньшего собрания, ибо однородные части не могут сойтись без исключения или удаления разнородных частей, все же должно рассматривать это движение как отдельное и выделить его в особый вид, ибо во многих случаях, скорее, стремление к бегству оказывается первичным, чем стремление к схождению.
en.Это движение заметно обнаруживается в выделениях животных; не менее оно заметно также в некоторых предметах, неприятных для ощущения, главным образом для обоняния и вкуса. Ведь дурной запах настолько отвергается обонянием, что даже из-за несогласия вызывает в пищеводе движение отталкивания: горький и неприятный вкус настолько отвергается небом и горлом, что по несогласию вызывает судорожные движения головы и мороз по коже. Но это движение имеет место и в других случаях. Иногда оно проявляется в окружающем: например, холод в средней области воздуха, очевидно, есть отбрасывание природы холода из пределов небесных тел. Подобно этому и возникающие в подземельях великий зной и воспламенения, по-видимому, представляют собой отбрасывание горячей природы недрами земли. Ибо, если тепло и холод будут в меньшем количестве, они уничтожат друг друга; но, если они будут в больших массах и как бы правильно расположены, тогда они, сталкиваясь, сдвигают и отбрасывают друг друга с места. Передают также, что корица и другие ароматические вещества дольше сохраняют запах, если их поместить вблизи сточных канав и зловонных мест, ибо их запах отказывается покинуть свое место и смешаться с зловонием.
en.Во всяком случае ртуть, которая иначе соединилась бы в целое тело, удерживается от схождения частей человеческой слюной, свиным салом или терпентином и тому подобными веществами, ибо у ее частей плохое согласие с телами этого рода, от которых они уклоняются, будучи окружены ими, так что желание убежать от этих лежащих в промежутке частей сильнее, чем желание соединиться с подобными себе частями. Это называют умерщвлением ртути. Так же масло не смешивается с водой не только вследствие различия в легкости, но и вследствие плохого согласия между ними, как это видно из примера винного спирта, который, хотя и легче масла, однако хорошо смешивается с водой. Но более всего движение бегства заметно в селитре и в подобного же рода простых телах, как в порохе, ртути, а также золоте, которые отвращаются от пламени. Однако бегство железа от одного полюса магнита, как это хорошо заметил Гильберт, не есть, собственно, бегство, но сообразование и схождение к более благоприятному положению[141].
en.Одиннадцатое движение есть движение уподобления, или самоумножения, или также простого порождения. Простым же порождением мы называем порождение не целых тел, как у растений или животных, но подобных тел. А именно: посредством этого движения подобные тола обращают в свое вещество и природу другие родственные или по крайней мере хорошо расположенные и приуготовленные тела. Так, пламя умножается и порождает новое пламя на испарениях и маслянистых телах; воздух умножается и порождает новый воздух на воде и водянистых телах; растительный и животный дух умножается и порождает новый дух на более легких частях водянистого и маслянистого в своем питании; твердые части растений и животных, как, например, лист, цветок, мясо, кость и другие, уподобляют и порождают из соков своего питания заменяющее и восполняющее вещество. И пусть никто не подражает сумасбродству Парацельса, который (ослепленный, по-видимому, своими перегонками) считал, что питание совершается только посредством отделения и что в хлебе или в пище скрывается глаз, нос, мозг, печень, а в соке земли -- корень, лист, цветок; ибо подобно тому, как художник выводит лист, цветок, глаз, нос, руку, ногу и тому подобное из грубой массы камня или дерева посредством отделения и отбрасывания лишнего, так, утверждает он, и этот Архей, внутренний художник, выводит из пищи отдельные члены и части тела посредством отделения и отбрасывания[142]. Но если оставить этот вздор, то вполне достоверно, что отдельные части растений и животных, как подобные, так и органические, сначала с некоторым выбором извлекают соки из своего питания (которые или являются почти общими и одинаковыми с остальными, или ненамного от них отличаются) и затем уподобляют их и обращают их в свою природу. И это уподобление, или простое порождение, совершается не только в одушевленных телах; также и неодушевленные тела причастны к этому, как уже сказано о пламени и воздухе. Более того, отмерший дух, содержащийся в каждом осязаемом одушевленном теле[143], постоянно стремится растворить и претворить более плотные части в дух, который затем исходит, почему и происходит уменьшение веса и высыхание, как мы уже говорили в другом месте[144]. Говоря об уподоблении, нельзя пренебречь и тем нарастанием, которое обычно отличают от питания. Так, глина посреди камней сгущается и обращается в каменистую материю; отложения на зубах обращаются в вещество не менее твердое, чем сами зубы, и т. д. Ибо мы придерживаемся того мнения, что всем телам присуще стремление к уподоблению не меньшее, чем к схождению с однородными телами. Однако эта способность, равно как и та, связывается, хотя и не теми же воздействиями. Но эти воздействия, как и освобождение от них, нужно исследовать со всей тщательностью, ибо они относятся к сообщению новых сил старости[145]. Наконец, следует отметить, что в тех девяти движениях, о которых мы говорили, тела стремятся только к сохранению своей природы, а в этом десятом стремятся к расширению[146].
en.Двенадцатое движение есть движение побуждения. Это движение, по-видимому, относится к роду уподобления, и иногда мы называем его этим именем. Ибо это движение, как и предыдущее, есть и рассеивающее движение, и сообщающее, и переходящее, и умножающее. Оба они в большинстве случаев сходятся в результате, хотя различаются в образе действия и в предмете. Движение уподобления происходит как бы властно и могущественно, ибо оно приказывает и принуждает уподобляемое тело измениться и обратиться в уподобляющее. Движение же побуждения действует как бы искусно и украдкой и тайно. Оно только приглашает и располагает побуждаемое перейти к природе побуждающего. Кроме того, движение уподобления умножает и преобразует тела и вещества. Так, больше становится пламени, больше воздуха, больше духа, больше мяса. В движении же побуждения умножаются и преобразуются только способности; больше становится теплоты, больше магнетизма, больше гниения. Это движение проявляется в особенности в тепле и в холоде. Ибо тепло распространяется при нагревании не через сообщение первого тепла, но только через побуждение частей к тому движению, которое есть форма теплоты, -- о чем мы говорили в первом сборе плодов для природы тепла.
en.Поэтому тепло гораздо медленнее и труднее возбуждается в камне или в металле, чем в воздухе, вследствие неспособности и нерасположенности этих тел к такому движению. Поэтому вероятно, что внутри земли, вблизи ее недр, есть вещества, совершенно отвергающие нагревание, ибо по причине чрезмерного сгущения они лишены того духа, от которого главным образом начинается это движение побуждения. Подобным же образом магнит придает железу новое расположение частей и сообразное движение, сам же не теряет ничего из своей способности. Подобным же образом дрожжи, пивное бродило, молочная закваска и некоторые яды побуждают и вызывают последовательное и непрерывное движение в тесте, пиве, сыре или человеческом теле не столько вследствие силы побуждающего тела, сколько вследствие предрасположения и уступчивости побуждаемого.
en.Тринадцатое движение есть движение запечатления, которое также из рода движения уподобления, и оно наиболее тонкое из распространяющихся движений. Мы сочли нужным выделить его в особый вид, так как оно значительно отличается от двух предыдущих движений. Ибо простое движение уподобления преобразует самые тела, так что если удалить первую движущую силу, то это не будет иметь никакого значения для всего последующего. Действительно, ни первое возгорание пламени, ни первое превращение в воздух не имеют никакого значения для пламени или для воздуха, возникающего в последующем рождении. Подобным же образом остается на достаточно долгое время и движение побуждения, если удалить первую движущую силу, как, например, в нагретом теле -- когда удалено первое тепло, в возбужденном железе -- когда удален магнит, в тесте -- когда удалена закваска. Движение же запечатления, хотя и оно распространяющееся и переходящее, однако, по-видимому, всегда зависит от первой движущей силы, так что, если она будет удалена или прекратится, тотчас погибает и отпадает и оно. Итак, оно совершается мгновенно или по крайней мере в течение короткого времени.
en.Поэтому мы называем те движения уподобления и побуждения движениями рождения от Юпитера, ибо порожденное остается; а это движение -- движением рождения от Сатурна, ибо рожденный тотчас пожирается и поглощается[147]. Это движение является в трех вещах: в лучах света, в устремлении звука и в действии магнита в отношении его сообщения. Ибо, если удалить свет, тотчас пропадают цвета и остальные его образы; если удалить первый удар и прекратить последовавшее отсюда колебание тела, немного спустя пропадает звук. Ибо, хотя на звуки, когда они проходят через промежуточную среду, ветры воздействуют наподобие волн, однако надо тщательно отметить, что звук существует не так долго, как происходит звучание. Так, при ударе в колокол кажется, что звук продолжается довольно долгое время, из-за чего легко впасть в ошибку, будто звук все это время как бы плавал и держался в воздухе, тогда как это совершенно ложно. Ибо это звучание не есть численно один и тот же звук, но его возобновление. Это обнаруживается, если успокоить или задержать тело, в которое ударили. Ибо, если колокол будет задержан и приведен в неподвижность, звук тотчас пропадет и больше не звучит; так это бывает со струнами, если после первого удара коснуться струны или пальцем, как на лире, или пером, как на спинете[148]: звучание тотчас прекращается. Так же и при удалении магнита железо тотчас падает. Луну же невозможно удалить от моря и землю -- от падающего тела. Поэтому здесь невозможен никакой опыт. Но соотношение остается то же самое.
en.Четырнадцатое движение есть движение очертания, или положения. При помощи этого движения тела стремятся не к какому-либо схождению или отделению, но к тому или иному положению и размещению относительно других тел. Но это движение совершенно неясно и недостаточно хорошо исследовано; и в некоторых случаях оно кажется совершенно беспричинным, хотя в действительности оно, как мы думаем, не таково. Так, если спросят, почему небо вращается с востока на запад, а не с запада на восток или почему оно вращается вокруг полюсов, расположенных вблизи Большой и Малой Медведиц, а не вблизи Ориона или в какой-нибудь другой части неба, то такой вопрос будет каким-то сумасбродством, ибо все это должно быть принято из опыта и как положительное. В природе, несомненно, есть нечто последнее и беспричинное, но рассматриваемое движение таковым, по-видимому, не является. Мы считаем, что оно совершается в силу некоторой гармонии и согласия мира, которые до сих пор остаются вне нашего наблюдения. Если же принять движение Земли с запада на восток, то останутся те же вопросы, потому что и тогда она движется вокруг некоторых полюсов. Почему же эти полюсы должны помещаться именно там, где они есть, а не в другом месте? К этому же движению относятся и склонение, направление и наклонение магнита, известное расположение и размещение частей и как бы жилки и волокна, встречающиеся также в телах как естественных, так и искусственных, в особенности в плотных и нетекучих. Их надо тщательно исследовать, ибо, пока они не будут обнаружены, с этими телами трудно обращаться и трудно управлять ими. Но циркуляции в жидкостях, посредством которых они, будучи сжаты, прежде чем могут освободиться, помогают друг другу, чтобы равномерно переносить это сжатие, мы с большим основанием относим к движению освобождения.
en.Пятнадцатое движение есть движение препровождения, или движение по течению. В этом движении среда тела в большей или меньшей степени задерживает или выдвигает способности тел сообразно природе тел и их действующих способностей, а также и самой среды. Ибо одна среда подходит для света, другая -- для звука, третья -- для тепла и холода, четвертая -- для магнетических сил и т. д.
en.Шестнадцатое движение есть царственное, или правящее, движение (ибо так мы его называем). Посредством этого движения преобладающие и повелевающие части в каком-либо теле обуздывают, укрощают, подчиняют, располагают остальные части и принуждают их соединяться, разделяться, пребывать, двигаться, размещаться не сообразно их желаниям, но смотря по тому, соответствует ли это велениям и полезно ли это повелевающей части. Так что это есть как бы некое правление и власть, которые правящая часть применяет по отношению к подчиненным частям. Это движение проявляется главным образом в духе животных, который размеряет, пока он в силе, все движения остальных частой. Оно обнаруживается и в других телах, но в более низкой степени; например, кровь и моча (о чем уже сказано) не разделяются до тех пор, пока не будет удален или подавлен дух, который смешивал и удерживал их части. Это движение не исключительно свойственно духам, хотя в большинстве тел дух господствует вследствие его быстрого движения и проникновения.
en.Однако в телах более плотных и не исполненных живого и сильного духа (такого, который присущ ртути и купоросу), скорее, господствуют более плотные части; так что, пока это ярмо не будет чем-либо сброшено, совершенно не следует надеяться на какое-либо повое превращение тел этого рода. Но пусть никто не подумает, что мы забыли то, о чем теперь говорится: так как этот ряд и распределение движений не служат только тому, чтобы легче было исследовать их преобладание посредством примеров борьбы, то мы упомянули об этом преобладании и среди самих движений. Ибо в описании этого царственного движения мы говорим не о преобладании движений и способностей, но о преобладании частей в телах. Это преобладание и есть то, что строит особый вид данного движения.
en.Семнадцатое движение есть движение самопроизвольного вращения. Посредством его расположенные к движению и благоприятно размещенные тела повинуются своей природе и следуют сами за собой, а не за чем-либо другим и как бы сами себя охватывают. Ибо тела, как мы видим, или движутся без предела, или совершенно покоятся, или устремляются к пределу, где они сообразно своей природе или вращаются, или покоятся. И если тела размещены благоприятно и расположены к движению, то они движутся по кругу, т. е. вечным и бесконечным движением. Те же тела, которые размещены благоприятно и боятся движения, совершенно покоятся. А те тела, которые размещены неблагоприятно, движутся по прямой линии (как по наиболее короткому пути) к общности с телами, соприродными им[149]. Указанное движение вращения имеет девять отличий.
en.Первое отличие -- в его центре, вокруг которого движутся тела; второе -- в его полюсах, на которых они движутся; третье -- в его окружности, или обращении, зависящее от того, насколько тела отстоят от центра; четвертое -- в их возбуждении, зависящее от того, быстрее или медленнее они вращаются; пятое -- в следовании движения, например с востока на запад или с запада на восток; шестое -- в отклонениях от совершенного круга по спиралям, более или менее отстоящим от его центра; седьмое -- в отклонениях от совершенного круга по спиралям, более или менее отстоящим от его полюсов; восьмое -- в большем или меньшем расстоянии между его спиралями; девятое и последнее -- в изменении самих полюсов, если они подвижны; но само это изменение уже не относится к вращению, если не совершается по кругу. По общему и укоренившемуся мнению это движение считается свойственным небесным телам. И все же относительно этого движения идет большой спор среди некоторых ученых, как из числа древних, так из числа новых, которые приписывали вращение земле. Но пожалуй, много справедливее был бы спор (если только не признать вопрос совершенно бесспорным), заключено ли это движение (если допустить, что земля покоится) в пределах небес, или оно, скорее, спускается оттуда и сообщается воздуху и воде. Вращательное же движение в метательных снарядах, как в дротиках, стрелах, пулях и тому подобном, мы целиком относим к движению освобождения.
en.Восемнадцатое движение есть движение дрожания, которому в том виде, как его понимают астрономы, мы не придаем много веры[150]. Но так как мы старательно разыскиваем повсюду естественные устремления тел, то нам встречается это движение, и его надо выделить в особый вид. Это есть как бы движение вечного плена, т. е. заключающееся в том, что тела, размещенные не вполне благоприятно для своей природы и все же не совсем плохо, постоянно дрожат и беспокойно движутся, не будучи довольны своим состоянием и не решаясь продвинуться дальше. Это движение встречается в сердце и пульсе животных. Оно неизбежно должно существовать во всех телах, которые пребывают в колеблющемся состоянии между благоприятным и неблагоприятным, -- так что, будучи приведены в расстройство, они пытаются освободить себя и снова претерпевают неудачу.
en.Девятнадцатое и последнее движение таково, что ему едва ли подходит название движения, и все же оно вполне есть движение. Это движение можно назвать движением покоя или движением избегания движения. Посредством этого движения земля покоится в своей массе, в то время как ее крайние части движутся по направлению к середине -- не к воображаемому центру, но к соединению. Вследствие этого же стремления все сгущенные в большей степени тела избегают движения, и единственное стремление у них -- это не двигаться, так что, если даже их побуждать и вынуждать к движению бесчисленными средствами, все же они, насколько могут, соблюдают свою природу. А если они вынуждаются к движению, они все же явно стремятся снова обрести свой покой и свое состояние и не двигаться больше. В этом они проявляют проворность и домогаются этого достаточно упорно и стремительно, словно утомленные и не терпящие никакой отсрочки. Однако изображение этого устремления можно различить только отчасти, ибо вследствие воздействия и влияния небес все осязаемые вещества у нас не только не сгущены до предела, но даже смешаны с некоторым духом.
en.Итак, мы уже показали существующие в природе наиболее общие виды или простые элементы движений, устремлений и действующих способностей, и в этом обрисована немалая часть естественной науки. Однако мы не отрицаем, что могут быть прибавлены и другие виды и что, следуя более истинным разделениям вещей, эти самые разделения могут быть перенесены и наконец сведены к меньшему их количеству. Но мы здесь не говорили о каких-либо абстрактных разделениях. Так, если кто-то скажет, что тела стремятся или к сохранению, или к возвышению, или к распространению, или к осуществлению своей природы; или если кто-то скажет, что движение вещей направлено к сохранению и к благу или всего мира -- как противостояние и сцепление, или большого универсума -- как движение большого собрания, вращения и избегания движения, или особых форм -- как остальные виды, -- то хотя все это и будет истинно, однако если оно не будет определено в материи и в ее строении посредством истинных границ, то остается умозрительным и мало полезным. Все же это будет достаточно и хорошо для рассмотрения преобладания способностей и отыскания примеров борьбы, о чем теперь и идет речь.
en.Итак, из числа предложенных нами движений иные совершенно непоборимы; иные сильнее прочих и связывают их, обуздывают, располагают; иные простираются дальше, у иных есть преимущество во времени и в быстроте; иные благоприятствуют прочим, усиливают их, расширяют и ускоряют.
en.Движение противостояния совершенно несокрушимо и непоборимо. Непобедимо ли движение сцепления -- мы пока колеблемся сказать. Ибо мы не стали бы утверждать с уверенностью, есть ли пустота, будь она собрана в одном месте или распределена в разных частях[151]. Но для нас ясно, что то основание, ради которого пустота была введена Левкиппом и Демокритом (а именно то, что без пустоты одни и те же тела не могут изменять объем, заполняя большие или меньшие пространства), ложно. Ибо материя складывается и развертывается в пространстве между определенными пределами без посредничества пустоты; и в воздухе нет пустоты в две тысячи раз большей (ибо такой ей следовало бы быть), чем в золоте[152]. Это вполне явствует для нас из могущественнейших сил воздушных тел (которые иначе плавали бы в пустоте, как мельчайшие пылинки) и из многих других явлений. Остальные же движения управляют и управляются друг другом сообразно степени их силы, количества, возбуждения, разбега, а также сообразно встречающимся им вспо-можениям и препятствиям.
en.Например, снаряженный магнит часто поднимает и удерживает количество железа, в шестьдесят раз большее, чем его вес, -- настолько здесь преобладает движение меньшего собрания над движением большего собрания. Но если вес железа будет больше, движение меньшего собрания уступит. Рычаг такой-то крепости поднимает такую-то тяжесть; здесь движение освобождения преобладает над движением большего собрания. Но если вес будет большим, движение освобождения уступит. Кожа, натянутая до известного напряжения, не разрывается; здесь преобладает движение непрерывности над движением натяжения. Но если натяжение будет усиливаться, кожа порвется, и движение непрерывности уступит. Вода вытекает через такую-то щель; здесь преобладает движение большего собрания над движением непрерывности. Но если щель станет меньшей, то движение большего собрания уступит, и движение непрерывности победит. Если в ружье положить только пулю и серу и приблизить к ним огонь, то пуля не вылетит; здесь движение большего собрания побеждает движение материи. Но если положить порох, то движение материи в сере победит с помощью движений материи и бегства в селитре. И так далее. Вообще примеры борьбы (которые указывают преобладание способностей и то, согласно каким соотношениям и расчетам происходит преобладание и подчинение) надо всюду прилежно и тщательно отыскивать.
en.Следует также тщательно рассмотреть способы и виды самого подчинения движений, а именно: совершенно ли они прекращаются, или они все же присутствуют, но оказываются связанными. Ибо в телах, которые нам известны, нет истинного покоя -- ни в целых телах, ни в частях, но бывает только кажущийся покой. Этот кажущийся покой вызывается или равновесием или абсолютным преобладанием движений. Равновесием он достигается, например, на весах, которые неподвижны, если грузы равны. Преобладанием он достигается в пробуравленном сосуде, где вода покоится и удерживается от падения вследствие преобладания движения сцепления. Следует, однако, заметить (как мы уже говорили), насколько сопротивляются эти уступающие движения. Ибо, если кто-либо во время борьбы будет распростерт на земле со связанными или иначе удерживаемыми руками и ногами и будет изо всех сил стараться подняться, сопротивление будет не меньшим, хотя и ничего не принесет. Но этот же самый вопрос (т. е. уничтожается ли в случае преобладания подчиняющееся движение, или усилие продолжается, хотя оно и незаметно), который скрывается в столкновениях, быть может, возникнет и при совпадении движений. Например, надо сделать опыт с ружьем, -- даст ли оно на том расстоянии, на какое оно бросает пулю по прямой линии, или (как обычно говорят) в белой точке, более слабый удар, если выстрел будет произведен снизу вверх, когда есть простое движение удара, чем если выстрел будет произведен сверху вниз, когда движение тяготения совпадает с движением удара.
en.Надо также собрать встречающиеся законы преобладаний. Так, чем более общим является благо, составляющее цель устремления, тем движение сильнее. Так, движение сцепления, которое касается общения с мировым целым, сильнее, чем движение тяготения, которое касается только общения с плотными телами. Так же и стремления к частному благу обыкновенно не могут возобладать над стремлениями к более общему благу, разве только в малых количествах. Если бы это имело силу в гражданских делах!
en.
en.XLIX
en.На двадцать пятое место среди преимущественных примеров мы поставим намекающие примеры. Это -- те примеры, которые намекают и указывают на благоприятное для человека. Ибо только "мочь" и только "знать" обогащают человеческую природу, но не делают человека счастливым. Поэтому из всеобщности вещей надо извлечь то, что больше всего удовлетворяет жизненные потребности. Однако об этом уместнее будет говорить, когда мы перейдем к дедукции к практике. Тем более что в самой работе по истолкованию мы в каждом отдельном случае уделяем место для человеческой хартии, или хартии желанного. Ибо искать и желать умело есть часть науки.
en.L
en.На двадцать шестое место среди преимущественных примеров мы поставим примеры широкого применения. Это те примеры, которые относятся к разнообразным вещам и часто встречаются и поэтому немало сберегают трудов и новых испытаний. Об орудиях и изобретениях уместнее говорить, когда мы будем рассматривать дедукцию к практике и способы эксперимента. Даже то, что уже известно и применяется ныне, будет описано в частных историях отдельных искусств. Сейчас же мы дадим некоторые общие указания лишь в качестве примеров широкого применения.
en.Итак, человек воздействует на естественные тела главным образом семью способами (исключая простое придвигание и отодвигание тел), а именно: или посредством исключения того, что мешает и препятствует; или посредством сжатия, растяжения, приведения в движение и тому подобного; или посредством тепла и холода; или посредством удержания в благоприятствующем месте; или посредством обуздания движения и управления им; или посредством особых согласований; или посредством своевременного и должного чередования и последовательности всех этих способов или по крайней мере некоторых из них.
en.Итак, относительно первого способа. Многому мешает обыкновенный воздух, который присутствует и примешивается всюду, и лучи небесных тел. Поэтому то, что способствует их исключению, может справедливо считаться примером широкого применения. Сюда, следовательно, относятся материал и толщина сосудов, в которые помещаются тела, приготовленные для работы над ними. Точно так же сюда относится тщательное закрывание сосудов при помощи уплотнений и того, что химики называют замазкой мудрости[153]. Чрезвычайно полезно также покрытие поверхности жидкостью. Так, когда наливают масло поверх вина или травяных соков, то масло, растекаясь по поверхности, словно покрышка, отлично сохраняет их невредимыми от воздуха.
en.Не плохи также и порошки, которые хотя и содержат примесь воздуха; однако задерживают силу окружающей массы воздуха, как это бывает при сохранении яиц и плодов в песке и в муке. Так же и воск, мед, смолу и тому подобные вязкие вещества хорошо применять для более совершенного закрытия и для удаления воздуха и небесных излучений. Мы сделали однажды опыт, погрузив сосуд и некоторые другие тела в ртуть, которая гораздо плотнее всех тел, которыми можно облить другие тела. Весьма также полезны пещеры и подземные погреба, чтобы помешать нагреванию солнцем и губительному открытому воздуху, -- этим пользуются в Северной Германии для хранения зерна. Сюда же относится также и погружение тел в воду. Так, помню, я слышал о мехах с вином, погруженных в глубокий колодец для охлаждения. Но случайно или по небрежности и забывчивости они остались там в течение многих лет и затем были извлечены. И от этого вино не только не стало кислым и слабым, но гораздо более благородным на вкус, очевидно благодаря более тонкому смешению его частей. Если же требуется, чтобы тела были погружены под воду на дно реки или моря, но не соприкасались с водой и при этом чтобы они не были заключены в закрытые сосуды, а только окружены воздухом, то для этого хорошо пользоваться таким сосудом, который иногда применяется для работы на затонувших судах, чтобы водолазы, оставаясь долгое время под водой, могли время от времени дышать.
en.Этот сосуд таков: делается из металла открытая бочка; она опускается, сохраняя отвесное положение по отношению к поверхности воды, и песет с собой на дно моря весь содержащийся в ней воздух[154]. Она стоит, как треножник, на трех ногах, длиной несколько меньших, чем рост человека. Таким образом, водолаз может, когда у него недостает дыхания, просунуть голову в отверстие бочки, подышать и затем продолжать работу. Мы также слышали, что изобретена уже машина или лодка, которая может везти человека на некотором расстоянии под водой[155]. Но к тому сосуду, о котором мы говорили, можно подвесить любые тела; поэтому мы и привели данный опыт.
en.Есть и другое назначение тщательного и совершенного закрытия тел, а именно: закрытие не только мешает вхождению внешнего воздуха (о чем уже сказано), но также мешает выходу духа из тела, внутренние части которого исследуются. Ибо для работающего над природными телами необходимо, чтобы количество тела оставалось неизменным, т. е. чтобы ничто не испарялось и не вытекало. Ибо глубокие изменения в телах происходят тогда, когда, в то время как природа препятствует уничтожению тела, искусство препятствует даже потере или удалению какой-либо части. Относительно этого укоренилось ложное мнение (если бы оно было истинным, то надо было бы почти отказаться от надежды сохранить известное количество тела без уменьшения), что дух тел и воздух, утонченный сильным нагреванием, никакими преградами нельзя удержать в сосудах, ибо они улетают через тончайшие поры сосудов. К этому мнению люди пришли на основании общеизвестного опыта с опрокинутым над водой стаканом, внутри которого горит свеча или бумага, отчего вода вовлекается вверх; а также на основании примера кровососных банок, которые, будучи нагреты на огне, втягивают тело.
en.Полагают, что в обоих случаях утонченный воздух вышел и поэтому уменьшилось его количество, которое заполнили вода или тело вследствие движения сцепления. Но это совершенно ложно. Ибо воздух не уменьшается в количестве, а сжимается в пространстве, и это движение заполнения водой не начинается прежде, чем пламя не погаснет и воздух не охладится; так что врачи накладывают поверх банок смоченные холодной водой губки для того, чтобы банки притягивались сильнее. Поэтому нет причины для того, чтобы люди очень боялись легкого выхода воздуха или духа. Ибо хотя и правда, что даже наиболее твердые тела имеют поры, однако воздух или дух с трудом претерпевают размельчение до такой тонкости, подобно тому как и вода отказывается вытекать через малейшие щели.
en.Относительно второго из семи упомянутых способов следует прежде всего заметить, что, действительно, сжатия и тому подобные насильственные движения имеют величайшее значение для пространственного движения, как это видно в метательных орудиях, а также для разрушения органических тел и тех их способностей, которые состоят исключительно в движении. Ибо всякая жизнь да и всякий огонь и воспламенение разрушаются сжатием, как и всякая машина портится и приводится в беспорядок им же. Оно также разрушает способности, которые заключаются в расположении и более явной неоднородности частей, как это бывает в цвете (ибо не один и тот же цвет у целого цветка и раздавленного или у целого янтаря и растолченного), а так же и во вкусе (ибо не один и тот же вкус у незрелой груши и у нее же, когда она сжата и размягчена, -- тогда она явно получает большую сладость).
en.Однако для более глубоких изменений и превращений однородных тел эти насильственные движения мало значат, ибо при их посредстве тела не приобретают какого-либо нового постоянного и спокойного состояния, а только состояние преходящее и всегда стремящееся вернуться к прежнему и освободиться от нового. Однако не лишне было бы произвести более тщательный опыт над этим, а именно установить, могут ли сгущения или разрежения вполне однородных тел (как воздух, вода, масло и тому подобное), произведенные насильственно, стать постоянными, прочными и как бы перешедшими в природу тел. Это сначала надо произвести посредством простого продолжительного выдерживания, а затем посредством вспоможения и согласия. Это мы легко могли сделать (если бы пришло на ум), когда сжимали воду (об этом мы говорили в другом месте)[156] молотом и прессом, пока она не вырвалась. Мы должны были предоставить сплющенный шар на несколько дней самому себе и потом только извлечь воду, чтобы испытать, тотчас ли она заполнила бы прежний объем, который она имела перед сжатием.
en.Если бы она этого не сделала ни тотчас, ни хотя бы спустя короткое время, то это сжатие можно было бы рассматривать как постоянное; в противном случае было бы очевидно, что произошло восстановление и, значит, сжатие было преходящим. Нечто подобное надо было сделать также при вытягивании воздуха из стеклянных яиц. После высасывания воздуха надо было сразу крепко затянуть отверстие, затем оставить эти яйца закрытыми таким образом в течение нескольких дней и тогда наконец испытать, войдет ли с шипением воздух, если открыть отверстия, или также будет ли в случае погружения в воду втянуто такое же самое количество воды, какое было бы втянуто вначале, когда еще не прошло известное время. Возможно (или по крайней мере достойно испытания), что это могло бы и может произойти, ибо с течением времени это происходит в несколько менее однородных телах. Так, после некоторого времени согнутая палка не разгибается, и не следует приписывать это какой-либо потере в количестве дерева за истекшее время, ибо то же самое (если увеличить время) происходит и с железной пластинкой, которая не подвержена испарению. Но если посредством простого выдерживания опыт не удается, то все же надо не оставлять его, а применить другие вспоможения. Ибо немалая будет выгода, если окажется возможным насильственно сообщать телам прочные и постоянные свойства. Так, можно было бы воздух обратить в воду посредством сжатия и сделать многое другое в том же роде, ибо человек более властен над насильственными движениями, чем над остальными.
en.Третий из семи способов относится к тому великому орудию в работе как природы, так и искусства, которым являются тепло и холод. Но именно в этой области человеческое могущество как бы хромает на одну ногу. Ибо мы имеем тепло огня, которое бесконечно могущественнее и сильнее тепла солнца в том его виде, как оно доходит до нас, и тепла животных. Но нет холода, кроме того, который бывает в зимнюю погоду, или в погребах, или от снега и льда; этот холод по силе, пожалуй, можно сопоставить с теплом полуденного солнца в какой-либо знойной области, увеличенным притом посредством отражения от гор и стен, ибо как тепло, так и холод такой величины животные могут переносить короткое время. Но они почти ничто рядом с теплом пылающей печи или с каким-либо холодом, который соответствовал бы этой мере. Поэтому все у нас сводится к разрежению, иссыханию и истреблению и почти ничего -- к сгущению или смягчению, кроме как посредством смешения и почти несостоятельных способов.
en.Поэтому примеры холода надо изыскивать со всей тщательностью. Они встречаются тогда, когда в сильные морозы тела выставляют на башнях; когда тела помещают в подземных пещерах, в окружении снега и льда в более глубоких местах и в местах, вырытых для этого; когда тела опускают в колодцы, погружают в ртуть и в металлы; когда тела потопляют в воде, которая обращает дерево в камень; когда тела закапывают в землю (так в Китае приготовляют фарфор, причем, как говорят, массы вещества, предназначенные для этого, остаются в земле сорок или пятьдесят лет и передаются по наследству как некие искусственные рудники) и т. д. Помимо того, точно так же надо исследовать все сгущения в природе, происходящие от холода, чтобы, познав их причину, перенести их в искусства. Такие сгущения наблюдаются в выступах мрамора и камней, в оседании росы на стекле с его внутренней стороны под утро после холодной ночи; в возникновении и собирании под землей паров, от которых часто бьют ключи, и во многих других явлениях этого рода,
en.Помимо тех, холодных на ощупь, встречаются и некоторые другие тела, содержащие скрытый холод, которые также сгущают. Они, видимо, действуют только на тела животных и едва ли на остальные тела. Такими оказываются многие из лекарств и пластырей. При этом одни из них сгущают мясо и осязаемые части, каковы стягивающие, а также крепящие лекарства; другие сгущают дух, что более всего наблюдается в снотворных средствах. Но есть два рода сгущения духа посредством снотворных и усыпляющих лекарств. Одни действуют посредством успокоения движения, другие -- посредством изгнания духа. Ибо фиалка, высушенная роза, латук и тому подобные благотворные лекарства своими дружественными и умеренно охлаждающими испарениями призывают духи к соединению и обуздывают их резкое и неспокойное движение.
en.Розовая вода, приложенная к ноздрям во время обморока, также заставляет собраться рассеянный и слишком расслабленный дух и как бы питает его. Но опий и родственные опию лекарства обращают дух в бегство своими враждебными и коварными свойствами. Поэтому если их приложить к внешним частям, то дух тотчас убегает от этих частей и не возвращается туда охотно. Если же их принять внутрь, то их пары, поднимаясь к голове, полностью прогоняют дух, содержащийся в желудочках мозга. Так как эти духи, отступая, не могут никуда уйти, то они вследствие этого сходятся и сгущаются, а иногда совершенно загашаются и удушаются, хотя те же самые опийные лекарства, принятые умеренно, благоприятствуют духу вследствие привходящего вторичного действия (т. е. того сгущения, которое происходит от схождения духа), укрепляют дух и подавляют его бесполезные и воспламененные движения, почему и приносят немалую пользу для лечения болезней и продления жизни.
en.Нельзя также пренебречь и приготовлением тел к восприятию холода. Так, слегка теплая вода легче замерзает, чем совершенно холодная, и т. д.
en.Кроме того, так как природа столь скупо доставляет нам холод, то нужно делать так, как обычно поступают аптекари, которые, когда не могут получить какого-либо вещества, берут его замену (quid pro quo, как они говорят). Так, они берут вместо ксилобальзама дерево алоэ и кассию вместо корицы[15][7]. Подобным же образом надо тщательно рассмотреть, нет ли замены у холода, а именно каким образом можно достигнуть сгущений в телах иными средствами, кроме холода, который производит их как свое преимущественное действие. Эти сгущения, насколько это явствует до сих пор, бывают четырех родов.
en.Первое из них производится простым сжатием, которое немного может дать для постоянного сгущения (ибо тела упруги), но все же может быть вспомогательным средством. Второе сгущение производится сближением более плотных частей в каком-либо теле после отлетания или ухода более тонких частей, как это происходит при затвердевании тел от действия огня, при повторных закалках металлов и в других подобных случаях. Третье сгущение производится схождением наиболее плотных однородных частей в каком-либо теле, которые раньше были рассеяны и смешаны с менее плотными частями. Так это бывает при восстановлении сублимированной ртути, которая в порошке занимает гораздо большее пространство, чем простая ртуть, а также при очищении всех металлов от шлака. Четвертое сгущение производится в силу симпатии приближением тел, которые сгущаются благодаря свойственной им скрытой силе. Эти симпатии пока редко обнаруживаются, и неудивительно, так как трудно надеяться на исследование симпатий раньше, чем успешно завершится открытие форм и схематизмов. Конечно, нет сомнения, что для тел животных есть много лекарств как для внутреннего, так и для наружного употребления, которые сгущают как бы по симпатии, о чем мы говорили немного раньше.
en.Но в неодушевленных телах такое действие происходит редко. Правда, распространен как в писаниях, так и в устной молве рассказ о дереве на одном из Терсерских или Канарских островов (хорошо не помню), с которого постоянно каплет, так что оно предоставляет жителям не малое удобство в отношении воды. А Парацельс рассказывает, что трава, называемая "росою солнца", в полдень полна росы при палящем солнце, когда все другие травы сухи. Но мы считаем оба эти рассказа сказочными; а если бы эти примеры были верны, они были бы весьма полезны и наиболее достойны рассмотрения. Мы не думаем также, что те медовые росы, которые находят на листьях дуба в мае, происходят и сгущаются от какой-либо симпатии или от свойств листьев дуба. Мы полагаем, что эти росы одинаково падают на все листья, но удерживаются и остаются только на листьях дуба, потому что эти листья плотны, а не губчаты, как большинство других.
en.Что же касается тепла, то, конечно, у человека есть его изобилие и возможность распоряжаться им. Однако в некоторых случаях, и притом в наиболее необходимых, недостает наблюдения и исследования, как бы ни хвастались спагирики ([Author ID1: at Sun Jan 2 13:14:00 2000 ]т. е[Author ID1: at Sun Jan 2 13:17:00 2000 ]. [Author ID1: at Sun Jan 2 13:14:00 2000 ]алхим[Author ID1: at Sun Jan 2 13:18:00 2000 ]ики)[Author ID1: at Sun Jan 2 13:14:00 2000 ], ибо отыскиваются и замечаются действия более сильного тепла; действия же более умеренного, которые наиболее совпадают с путями природы, не испытываются и потому остаются скрытыми. Поэтому мы видим, что от того прямо вулканического жара, которым столько занимаются, дух тел чрезвычайно возносится, как это бывает в кислотах и в некоторых других химических маслах; осязаемые части затвердевают и после отгонки летучего иногда закрепляются; однородные части отделяются, а разнородные часто грубо сочетаются и смешиваются; но более всего разрушаются и перепутываются соединения сложных тел и тонкие схематизмы. Надо, однако, исследовать и испытать действия более мягкого тепла, откуда могли бы быть порождены и выделены, по примеру природы и в подражание действиям солнца, более тонкие смешения и упорядоченные схематизмы, как это мы отчасти наметили в афоризме о примерах союза.
en.Ибо дела природы совершаются с гораздо большей постепенностью и через более совершенные и разнообразные расположения, чем дела огня в его нынешнем применении. Тогда, действительно, будет видно увеличение могущества человека, если посредством тепла и искусственных сил окажется возможным представить творения природы в их форме, воспроизвести в их способности и разнообразить в количестве; к этому надо прибавить также и ускорение во времени. Ибо ржавление железа происходит в течение долгого времени, тогда как его обращение в марсов шафран[158] совершается тотчас. Так же обстоит и с ярью-медянкой и белилами; кристалл образуется в течение долгого времени, а стекло вздувается сразу; камни растут в течение долгого времени, а кирпичи тотчас выжигаются и т. д. Возвращаясь к тому, о чем идет речь, нужно тщательно и прилежно изыскать и собрать отовсюду все разновидности тепла и их действия: тепло небесных тел, воздействующее посредством своих прямых, отраженных, преломленных и собранных в зажигательных стеклах лучей; тепло молнии, пламени, огня от угля, огня от разных материалов, огня открытого, запертого, стесненного и распространяющегося, огня, видоизмененного различным устройством печей, огня, возбужденного дутьем, спокойного и не возбужденного, огня, удаленного на большее или меньшее расстояние, огня, проходящего через разные среды: тепло влажное, как, например, от водяной ванны[159], от навоза внешнее тепло животных, внутреннее тепло животных, тепло запертого сена; сухое тепло -- от пепла, извести, теплого песка; вообще тепло любого рода в различных его степенях.
en.Главным же образом надо попытаться исследовать и открыть действия и последствия тепла, прибывающего и убывающего постепенно, упорядоченно, периодически, в должные промежутки времени. Ибо эта упорядоченная неравномерность поистине есть дочь небес и матерь рождения, а от тепла неистового, или быстрого, или скачкообразного не следует ожидать чего-либо великого. Это совершенно очевидно и в растениях; велика также неравномерность тепла и в матке животных вследствие движения, сна, питания и различных состояний самки во время беременности. Наконец, эта же неравномерность имеет место и силу и в недрах земли, где образуются металлы и ископаемые. Тем более обращает на себя внимание невежество иных из новых алхимиков, которые думали, что при помощи равномерного тепла и непрерывно и ровно горящих ламп они достигнут своей цели[160]. Итак, о работе и действиях тепла сказано достаточно. Глубокое же изыскание их было бы несвоевременным, пока не будут дальше исследованы и извлечены на свет формы вещей и схематизмы тел Ибо тогда только, когда явится образец, должно будет искать, применять и приспособлять орудия.
en.Четвертый способ действия состоит в выдержке, которая действительно является как бы прислужницей и ключницей природы. Выдержкой мы называем предоставление тела на некоторое время самому себе, причем оно защищено и ограждено от какой бы то ни было внешней силы. Ибо внутренние движения производятся и совершаются тогда, когда внешние и привходящие движения прекращаются. А работа времени много тоньше работы огня. Ведь невозможно посредством огня достигнуть такого очищения вина, как посредством выдержки; и испепеления, произведенные огнем, также не столь тонки, как разложения и истребления, произведенные веками. Так же и внезапные и быстрые взаимопроникновения и смешения тел, произведенные посредством огня, гораздо ниже тех, что произведены посредством выдержки. А неоднородные и разнообразные схематизмы, которые тела стремятся воспринять при выдержке (таковы гниения), разрушаются посредством огня или более сильного тепла. Вместе с тем нелишне заметить, что в движении совершенно заключенных тел есть некоторая насильственность, ибо это заключение мешает самопроизвольному движению тела. Поэтому выдержка в открытом сосуде больше способствует разделению, в совершенно закрытом сосуде -- смешиванию, в сосуде не вполне закрытом, куда немного проходит воздух, -- гниению. Вообще надо отовсюду тщательно собрать примеры дел и действий выдержки.
en.Немалую силу имеет и управление движением (которое представляет пятый способ действия). Об управлении движением мы говорим, когда встречное самостоятельное тело мешает движению другого тела, отталкивает, не пускает или направляет его. Оно заключается большей частью в формах и расположении сосудов. Действительно, поставленный прямо конус способствует сгущению паров в перегонных кубах, а перевернутый конус способствует очищению сахара в опрокинутых сосудах. Иногда же требуется изогнутость, перемежающиеся сужения и расширения и тому подобное. Сюда же относится и всякое процеживание, когда встречающееся тело открывает дорогу одной части другого тела, но другие части его закрывает. Не всегда процеживание или другое управление движением совершается извне; оно совершается также посредством тела в теле. Так это бывает, когда бросают камешки в воду для того, чтобы собрать ее илистую часть, или когда очищают сиропы посредством яичного белка, добиваясь того, чтобы к нему пристали более густые части, которые затем можно было бы отделить. К этому управлению движением Телезий довольно легкомысленно и невежественно относил формы животных, создаваемых, как он полагал, каналами и складками матки. Но он должен был заметить подобное же формообразование в скорлупе яйца, где нет ни морщин, ни неровностей. Однако верно то, что управление движением совершает формообразование при отливках с образцов.
en.Действие же, совершающееся посредством согласий или расхождений (которые составляют шестой род), часто скрыто в глубине. Ибо эти так называемые скрытые и специфические свойства -- симпатии и антипатии -- по большей части суть порча философии. И не следует слишком надеяться на открытие согласий вещей, пока не будет достигнуто открытие форм и простых схематизмов. Ибо согласие есть не что иное, как взаимная симметрия форм и схематизмов.
en.Однако более общие согласия вещей не совсем скрыты. Поэтому следует начать с них. Их первое и главное различие состоит в следующем. Некоторые тела весьма различаются по плотности и разреженности материи, но сходятся в схематизмах; другие тела, наоборот, сходятся в плотности и разреженности, но различаются в схематизмах. Ибо неплохо замечено химиками в их триаде основных положений[161], что сера и ртуть как бы проходят через всеобщность вещей (относительно соли их утверждение лишено смысла и введено лишь для того, чтобы охватить земляные, сухие и твердые тела). Действительно, в этих двух вещах обнаруживается одно из наиболее общих согласий природы. Ибо с одной стороны, сходятся сера, масло и испарения жиров, пламя и, возможно, звездное тело, с другой стороны, -- ртуть, вода и водяные пары, воздух и, быть может, чистый межзвездный эфир. И все же эти две четверицы, или два великих племени вещей (каждое в своем порядке), бесконечно различаются плотностью и разреженностью, хотя вполне сходятся в схематизме, как это обнаруживается во многих случаях. Различные же металлы, наоборот, часто сходятся в плотности и разреженности (в особенности по сравнению с растительными телами и т. п.), но в схематизме многим различаются. Подобным же образом животные и растения почти бесконечно различаются в схематизме, но в отношении плотности или густоты материи их различия заключены в узкие пределы.
en.Далее следует наиболее общее после предыдущего согласие -- согласие между главными телами и их истоками, т. е. их зачатками и питательной средой[162]. Поэтому должно исследовать, в каком климате, в какой почве и на какой глубине рождаются различные металлы; точно так же и в отношении драгоценных камней, рождаются ли они из скал или в недрах; на какой почве всходят лучше всего и как бы больше расположены различные деревья, кустарники и травы; и вместе с тем какое удобрение -- унавоживание ли различного рода или мел, морской песок, зола и т. д. -- наиболее полезно; и какие способы наиболее пригодны и подходят к различным почвам. Во многом зависит от согласия также и прививка деревьев и растений и ее правила, т. е. какое дерево к какому прививается лучше. В этом отношении был бы небесполезен опыт, который, как мы слыхали недавно, предпринят, -- это опыт прививки лесных деревьев (до сих пор совершалась прививка только садовых деревьев), благодаря которой листья и желуди увеличиваются и деревья становятся более тенистыми. Подобным же образом надо соответственно отметить роды пищи животных и их отрицательные примеры. Ибо плотоядное животное не выдерживает растительного питания, почему и орден Фельянов, осуществив (как передают) этот опыт, как бы не переносимый для человеческой природы, почти исчез[16][3] (хотя человеческая воля может большего достигнуть в отношении своего тела, чем воля остальных животных). Надо также обратить внимание и на различные вещества гниения, из которых рождаются маленькие животные.
en.Согласия между первичными телами и телами подчиненными им (таковыми могут считаться те, которые мы обозначили) уже достаточно ясны. К этому можно прибавить согласия чувств относительно их объектов, которые, будучи весьма очевидны, могут, если их хорошо заметить и внимательно исследовать, превосходно осветить другие, скрытые согласия.
en.Более же внутренние согласия и расхождения тел, или дружбы и раздоры (ибо мы питаем почти отвращение к словам "симпатия" и "антипатия" из-за связанных с ними пустых суеверий), или вымышлены, или смешаны со сказками, или остаются незамеченными и потому довольно редки. Так, если кто будет утверждать, что есть раздор между виноградной лозой и капустой, потому что, будучи посажены рядом, они произрастают менее пышно, то в этом будет смысл, ибо оба растения сочны и истощают почву, так что одно лишает пищи другое. Но если кто будет утверждать, что есть согласие и дружба между злаками и васильком или диким маком, ибо эти травы растут почти исключительно на обработанных полях, то он должен, скорее, говорить про раздор между ними, ибо мак и василек возникают и растут из таких соков земли, которые злаки оставляют и отвергают; так что засевание земли злаками приготовляет ее для их произрастания. И число этих ложных приписываний велико. Что же касается сказок, то их надо совершенно искоренить. Остается малое количество таких согласий, которые подтверждены надежным опытом. Таковы согласия магнита и железа, золота и ртути и тому подобные.
en.Но в химических опытах над металлами обнаруживаются и некоторые другие согласия, достойные наблюдения. Чаще всего (будучи вообще столь редки) они обнаруживаются в некоторых лекарствах, которые благодаря своим так называемым скрытым и специфическим свойствам действуют или на определенные члены, или на определенные соки, или на определенные болезни, или иногда на индивидуальные природы. Нельзя также опустить те согласия между движениями и фазами луны и состоянием тел, находящихся под ней, которые можно при условии строгого и правильного отбора получить из опытов земледелия, мореплавания, медицины или других областей. Чем более редки все вообще примеры тайных согласий, тем более тщательно их надо изыскивать из достоверных и надежных передач и рассказов, если, конечно, отнестись к этому без легкомыслия и чрезвычайной доверчивости, но с заботой и как бы с колеблющимся доверием. Остается согласие тел в отношении способа действия, как бы безыскусс[Author ID1: at Sun Jan 2 14:21:00 2000 ]твенное, но имеющее обширное применение; его никоим образом не должно опускать, но нужно исследовать посредством прилежных наблюдений. Например, легкое или затрудненное схождение или соединение тел при их сложении или простом прикладывании. Ведь некоторые тела смешиваются и сочетаются легко и охотно, другие же -- с трудом и плохо. Так, порошки хорошо смешиваются с водой, известь и зола -- с маслом и т. д. Следует собирать не только примеры склонности или уклонения тел от смешения, но также примеры расположения частей, их распределения и растворения, после того как тела смешаны. Наконец, нужно собирать и примеры преобладания после проведенного смешивания.
en.На заключительном месте среди семи способов действия остается седьмой и последний -- способ действия посредством смены и чередования шести предыдущих. Но предлагать примеры этого было бы несвоевременно до тех пор, пока те способы не будут исследованы каждый в отдельности и несколько глубже. Ряд, или цепь, такого чередования в приложении к отдельным действиям есть вещь, весьма трудная для познания, но весьма важная для работы. Величайшее нетерпение охватывает и обуревает людей в отношении этих исследований и их практических применений; между тем это как бы нить в лабиринте, ведущая к большим делам. Сказанного достаточно о примерах широкого применения.
en.LI
en.На двадцать седьмое и последнее место среди преимущественных примеров мы поставим магические примеры. Этим именем мы зовем примеры, в которых материя или действующая причина слаба или мала в сравнении с величиной, вызываемой ею работы или действия. Так что, если даже они и обычны, все же они представляются чем-то чудесным, одни -- на первый взгляд, другие -- если рассмотреть их внимательнее. Сама по себе природа доставляет их мало. Но что она сможет делать, когда ее тайники будут вскрыты и будут найдены формы, процессы и схематизмы, -- это откроется в будущем. Эти магические воздействия (как мы уже теперь можем предполагать) совершаются трояко: или посредством самоумножения, как у огня и ядов, которые называют специфическими[16][4], а также в случае движений, которые переходят и усиливаются от колеса к колесу; или посредством возбуждения движения в другом теле, как у магнита, который возбуждает бесчисленные иглы, нисколько не теряя и не убавляясь в своей силе, у дрожжей и т. д.; или посредством предупреждения движения, как это сказано про порох, мортиры и подкопы. Первые два способа требуют отыскания согласия, третий требует измерения движений.
en.Но есть ли какой-нибудь способ для изменения тел в наименьших, как говорят, частях и для перенесения более тонких схематизмов вещества (что имеет отношение ко всякого рода превращениям тел и открывает искусству возможность в короткое время свершить то, к чему природа ведет извилистым путем), -- относительно этого у нас нет до сих пор никаких указаний. Подобно тому как в прочном и истинном мы ищем окончательного и совершенного, так же мы постоянно ненавидим пустое и напыщенное и ниспровергаем его, как только можем.
en.LII
en.О достоинствах или преимущественных примерах уже сказано. Хотелось бы напомнить, что мы в этом нашем Органоне излагаем логику, а не философию. А ведь наша логика учит и наставляет разум к тому, чтобы он не старался тонкими ухищрениями улавливать абстракции вещей (как это делает обычно логика), но действительно рассекал бы природу и открывал свойства и действия тел и их определенные в материи законы. Так как, следовательно, эта наука исходит не только из природы ума, но и из природы вещей, то неудивительно, если она везде будет сопровождаться и освещаться наблюдениями природы и опытами по образцу нашего исследования.
en.Итак (как это явствует из того, что сказано), есть двадцать семь родов преимущественных примеров, а именно: примеры обособленные, примеры переходящие, примеры указующие, примеры скрытные, примеры конститутивные, примеры соответствия, примеры уникальные, примеры отклоняющиеся, примеры пограничные, примеры могущества, примеры сопровождения и вражды, примеры присоединительные, примеры союза, примеры креста, примеры расхождения, примеры дверей, примеры побуждающие, примеры дороги, примеры пополнения, примеры рассекающие, примеры жезла, примеры пробега, дозы природы, примеры борьбы, примеры намекающие, примеры широкого применения, примеры магические. Пользование же этими примерами, в котором они превосходят обычные примеры, заключается вообще или в части познавательной, или в части практической, или в той и другой. Что касается части познавательной, то эти примеры помогают или чувству, или разуму. Чувству -- как пять примеров светильника. Разуму -- ускоряя исключение формы, как обособленные примеры, или суживая и указывая ближе утверждение формы, как примеры переходящие, указующие, сопровождения вместе с примерами присоединительными; или возвышая разум и возводя его к родам и общим природам, делая это или непосредственно, как примеры скрытные, уникальные и примеры союза; или постепенным приближением, как конститутивные примеры; или в слабой степени, как примеры соответствия; или очищая разум от привычного, как примеры отклоняющиеся; или приводя к большой форме, т. е. к строению Вселенной, как примеры пограничные; или предостерегая против ложных форм и причин, как примеры креста и расхождения. В практической части эти примеры или указывают, или измеряют, или облегчают практику. Указывают они или с чего надо начать, чтобы не делать уже свершенного, как примеры могущества; или на что надо надеяться, если есть возможность, как намекающие примеры. Измеряют же четыре вида математических примеров, облегчают -- примеры широкого применения и магические.
en.Некоторые из этих двадцати семи примеров мы должны уже сразу начать собирать (как мы выше говорили)[165] не ожидая частного исследования природ. Примеры этого рода --примеры соответствия, примеры уникальные, примеры отклоняющиеся, пограничные, могущества, дверей, примеры намекающие, примеры широкого применения, магические. Ибо они или помогают разуму и чувству и врачуют его, или вообще наставляют практику. Остальные же примеры должны быть собраны только тогда, когда мы составим таблицы проявлений для истолкования той или иной частной природы. Ибо примеры, отмеченные и одаренные этими преимуществами, суть как бы душа среди обычных примеров проявления, и, как мы сказали вначале, хотя их немного, они заменяют собой многое. И поэтому при составлении таблиц они должны быть изысканы со всем прилежанием и внесены в таблицы. О них необходимо будет упомянуть и в том, что последует. Поэтому и надо было предпослать их исследование.
en.Теперь же должно перейти к помощи индукции, к исправлению ее, а затем к конкретному, к скрытым процессам, скрытым схематизмам и к остальному, что мы перечислили в двадцать первом афоризме, дабы мы (как честные и верные опекуны) передали наконец людям их богатство, после того как их разум освобожден от опеки и как бы стал совершеннолетним; а за этим неизбежно последует улучшение положения человека и расширение его власти над природой. Ибо человек, пав, лишился и невинности, и владычества над созданиями природы. Но и то и другое может быть отчасти исправлено и в этой жизни, первое -- посредством религии и веры, второе -- посредством искусств и наук. Ведь проклятие не сделало творение совершенно и окончательно непокорным. Но в силу заповеди: "В поте лица своего будешь есть хлеб свой"[166] -- оно после многих трудов (но, конечно же, не посредством споров или пустых магических действий) все же отчасти понуждается давать человеку хлеб, т. е. служить человеческой жизни.
рус.Author's preface
рус.Those who have taken upon them to lay down the law of nature as a thing already searched out and understood, whether they have spoken in simple assurance or professional affectation, have therein done philosophy and the sciences great injury. For as they have been successful in inducing belief, so they have been effective in quenching and stopping inquiry; and have done more harm by spoiling and putting an end to other men's efforts than good by their own. Those on the other hand who have taken a contrary course, and asserted that absolutely nothing can be known - whether it were from hatred of the ancient sophists, or from uncertainty and fluctuation of mind, or even from a kind of fullness of learning, that they fell upon this opinion - have certainly advanced reasons for it that are not to be despised; but yet they have neither started from true principles nor rested in the just conclusion, zeal and affectation having carried them much too far. The more ancient of the Greeks (whose writings are lost) took up with better judgment a position between these two extremes - between the presumption of pronouncing on everything, and the despair of comprehending anything; and though frequently and bitterly complaining of the difficulty of inquiry and the obscurity of things, and like impatient horses champing at the bit, they did not the less follow up their object and engage with nature, thinking (it seems) that this very question - viz., whether or not anything can be known - was to be settled not by arguing, but by trying. And yet they too, trusting entirely to the force of their understanding, applied no rule, but made everything turn upon hard thinking and perpetual working and exercise of the mind.
рус.Now my method, though hard to practice, is easy to explain; and it is this. I propose to establish progressive stages of certainty. The evidence of the sense, helped and guarded by a certain process of correction, I retain. But the mental operation which follows the act of sense I for the most part reject; and instead of it I open and lay out a new and certain path for the mind to proceed in, starting directly from the simple sensuous perception. The necessity of this was felt, no doubt, by those who attributed so much importance to logic, showing thereby that they were in search of helps for the understanding, and had no confidence in the native and spontaneous process of the mind. But this remedy comes too late to do any good, when the mind is already, through the daily intercourse and conversation of life, occupied with unsound doctrines and beset on all sides by vain imaginations. And therefore that art of logic, coming (as I said) too late to the rescue, and no way able to set matters right again, has had the effect of fixing errors rather than disclosing truth. There remains but one course for the recovery of a sound and healthy condition - namely, that the entire work of the understanding be commenced afresh, and the mind itself be from the very outset not left to take its own course, but guided at every step; and the business be done as if by machinery. Certainly if in things mechanical men had set to work with their naked hands, without help or force of instruments, just as in things intellectual they have set to work with little else than the naked forces of the understanding, very small would the matters have been which, even with their best efforts applied in conjunction, they could have attempted or accomplished. Now (to pause a while upon this example and look in it as in a glass) let us suppose that some vast obelisk were (for the decoration of a triumph or some such magnificence) to be removed from its place, and that men should set to work upon it with their naked hands, would not any sober spectator think them mad? And if they should then send for more people, thinking that in that way they might manage it, would he not think them all the madder? And if they then proceeded to make a selection, putting away the weaker hands, and using only the strong and vigorous, would he not think them madder than ever? And if lastly, not content with this, they resolved to call in aid the art of athletics, and required all their men to come with hands, arms, and sinews well anointed and medicated according to the rules of the art, would he not cry out that they were only taking pains to show a kind of method and discretion in their madness? Yet just so it is that men proceed in matters intellectual - with just the same kind of mad effort and useless combination of forces - when they hope great things either from the number and cooperation or from the excellency and acuteness of individual wits; yea, and when they endeavor by logic (which may be considered as a kind of athletic art) to strengthen the sinews of the understanding, and yet with all this study and endeavor it is apparent to any true judgment that they are but applying the naked intellect all the time; whereas in every great work to be done by the hand of man it is manifestly impossible, without instruments and machinery, either for the strength of each to be exerted or the strength of all to be united.
рус.Upon these premises two things occur to me of which, that they may not be overlooked, I would have men reminded. First, it falls out fortunately as I think for the allaying of contradictions and heartburnings, that the honor and reverence due to the ancients remains untouched and undiminished, while I may carry out my designs and at the same time reap the fruit of my modesty. For if I should profess that I, going the same road as the ancients, have something better to produce, there must needs have been some comparison or rivalry between us (not to be avoided by any art of words) in respect of excellency or ability of wit; and though in this there would be nothing unlawful or new (for if there be anything misapprehended by them, or falsely laid down, why may not I, using a liberty common to all, take exception to it?) yet the contest, however just and allowable, would have been an unequal one perhaps, in respect of the measure of my own powers. As it is, however (my object being to open a new way for the understanding, a way by them untried and unknown), the case is altered: party zeal and emulation are at an end, and I appear merely as a guide to point out the road - an office of small authority, and depending more upon a kind of luck than upon any ability or excellency. And thus much relates to the persons only. The other point of which I would have men reminded relates to the matter itself.
рус.Be it remembered then that I am far from wishing to interfere with the philosophy which now flourishes, or with any other philosophy more correct and complete than this which has been or may hereafter be propounded. For I do not object to the use of this received philosophy, or others like it, for supplying matter for disputations or ornaments for discourse - for the professor's lecture and for the business of life. Nay, more, I declare openly that for these uses the philosophy which I bring forward will not be much available. It does not lie in the way. It cannot be caught up in passage. It does not flatter the understanding by conformity with preconceived notions. Nor will it come down to the apprehension of the vulgar except by its utility and effects.
рус.Let there be therefore (and may it be for the benefit of both) two streams and two dispensations of knowledge, and in like manner two tribes or kindreds of students in philosophy - tribes not hostile or alien to each other, but bound together by mutual services; let there in short be one method for the cultivation, another for the invention, of knowledge.
рус.And for those who prefer the former, either from hurry or from considerations of business or for want of mental power to take in and embrace the other (which must needs be most men's case), I wish that they may succeed to their desire in what they are about, and obtain what they are pursuing. But if there be any man who, not content to rest in and use the knowledge which has already been discovered, aspires to penetrate further; to overcome, not an adversary in argument, but nature in action; to seek, not pretty and probable conjectures, but certain and demonstrable knowledge - I invite all such to join themselves, as true sons of knowledge, with me, that passing by the outer courts of nature, which numbers have trodden, we may find a way at length into her inner chambers. And to make my meaning clearer and to familiarize the thing by giving it a name, I have chosen to call one of these methods or ways Anticipation of the Mind, the other Interpretation of Nature.
рус.Moreover, I have one request to make. I have on my own part made it my care and study that the things which I shall propound should not only be true, but should also be presented to men's minds, how strangely soever preoccupied and obstructed, in a manner not harsh or unpleasant. It is but reasonable, however (especially in so great a restoration of learning and knowledge), that I should claim of men one favor in return, which is this: if anyone would form an opinion or judgment either out of his own observation, or out of the crowd of authorities, or out of the forms of demonstration (which have now acquired a sanction like that of judicial laws), concerning these speculations of mine, let him not hope that he can do it in passage or by the by; but let him examine the thing thoroughly; let him make some little trial for himself of the way which I describe and lay out; let him familiarize his thoughts with that subtlety of nature to which experience bears witness; let him correct by seasonable patience and due delay the depraved and deep-rooted habits of his mind; and when all this is done and he has begun to be his own master, let him (if he will) use his own judgment.
рус.APHORISMS
рус.I
рус.Man, being the servant and interpreter of Nature, can do and understand so much and so much only as he has observed in fact or in thought of the course of nature. Beyond this he neither knows anything nor can do anything.
рус.II
рус.Neither the naked hand nor the understanding left to itself can effect much. It is by instruments and helps that the work is done, which are as much wanted for the understanding as for the hand. And as the instruments of the hand either give motion or guide it, so the instruments of the mind supply either suggestions for the understanding or cautions.
рус.III
рус.Human knowledge and human power meet in one; for where the cause is not known the effect cannot be produced. Nature to be commanded must be obeyed; and that which in contemplation is as the cause is in operation as the rule.
рус.IV
рус.Toward the effecting of works, all that man can do is to put together or put asunder natural bodies. The rest is done by nature working within.
рус.V
рус.The study of nature with a view to works is engaged in by the mechanic, the mathematician, the physician, the alchemist, and the magician; but by all (as things now are) with slight endeavor and scanty success.
рус.VI
рус.It would be an unsound fancy and self-contradictory to expect that things which have never yet been done can be done except by means which have never yet been tried.
рус.VII
рус.The productions of the mind and hand seem very numerous in books and manufactures. But all this variety lies in an exquisite subtlety and derivations from a few things already known, not in the number of axioms.
рус.VIII
рус.Moreover, the works already known are due to chance and experiment rather than to sciences; for the sciences we now possess are merely systems for the nice ordering and setting forth of things already invented, not methods of invention or directions for new works.
рус.IX
рус.The cause and root of nearly all evils in the sciences is this - that while we falsely admire and extol the powers of the human mind we neglect to seek for its true helps.
рус.X
рус.The subtlety of nature is greater many times over than the subtlety of the senses and understanding; so that all those specious meditations, speculations, and glosses in which men indulge are quite from the purpose, only there is no one by to observe it.
рус.XI
рус.As the sciences which we now have do not help us in finding out new works, so neither does the logic which we now have help us in finding out new sciences.
рус.XII
рус.The logic now in use serves rather to fix and give stability to the errors which have their foundation in commonly received notions than to help the search after truth. So it does more harm than good.
рус.XIII
рус.The syllogism is not applied to the first principles of sciences, and is applied in vain to intermediate axioms, being no match for the subtlety of nature. It commands assent therefore to the proposition, but does not take hold of the thing.
рус.XIV
рус.The syllogism consists of propositions, propositions consist of words, words are symbols of notions. Therefore if the notions themselves (which is the root of the matter) are confused and overhastily abstracted from the facts, there can be no firmness in the superstructure. Our only hope therefore lies in a true induction.
рус.XV
рус.There is no soundness in our notions, whether logical or physical. Substance, Quality, Action, Passion, Essence itself, are not sound notions; much less are Heavy, Light, Dense, Rare, Moist, Dry, Generation, Corruption, Attraction, Repulsion, Element, Matter, Form, and the like; but all are fantastical and ill defined.
рус.XVI
рус.Our notions of less general species, as Man, Dog, Dove, and of the immediate perceptions of the sense, as Hot, Cold, Black, White, do not materially mislead us; yet even these are sometimes confused by the flux and alteration of matter and the mixing of one thing with another. All the others which men have hitherto adopted are but wanderings, not being abstracted and formed from things by proper methods.
рус.XVII
рус.Nor is there less of willfulness and wandering in the construction of axioms than in the formation of notions, not excepting even those very principles which are obtained by common induction; but much more in the axioms and lower propositions educed by the syllogism.
рус.XVIII
рус.The discoveries which have hitherto been made in the sciences are such as lie close to vulgar notions, scarcely beneath the surface. In order to penetrate into the inner and further recesses of nature, it is necessary that both notions and axioms be derived from things by a more sure and guarded way, and that a method of intellectual operation be introduced altogether better and more certain.
рус.XIX
рус.There are and can be only two ways of searching into and discovering truth. The one flies from the senses and particulars to the most general axioms, and from these principles, the truth of which it takes for settled and immovable, proceeds to judgment and to the discovery of middle axioms. And this way is now in fashion. The other derives axioms from the senses and particulars, rising by a gradual and unbroken ascent, so that it arrives at the most general axioms last of all. This is the true way, but as yet untried.
рус.XX
рус.The understanding left to itself takes the same course (namely, the former) which it takes in accordance with logical order. For the mind longs to spring up to positions of higher generality, that it may find rest there, and so after a little while wearies of experiment. But this evil is increased by logic, because of the order and solemnity of its disputations.
рус.XXI
рус.The understanding left to itself, in a sober, patient, and grave mind, especially if it be not hindered by received doctrines, tries a little that other way, which is the right one, but with little progress, since the understanding, unless directed and assisted, is a thing unequal, and quite unfit to contend with the obscurity of things.
рус.XXII
рус.Both ways set out from the senses and particulars, and rest in the highest generalities; but the difference between them is infinite. For the one just glances at experiment and particulars in passing, the other dwells duly and orderly among them.
рус.The one, again, begins at once by establishing certain abstract and useless generalities, the other rises by gradual steps to that which is prior and better known in the order of nature.
рус.XXIII
рус.There is a great difference between the Idols of the human mind and the Ideas of the divine. That is to say, between certain empty dogmas, and the true signatures and marks set upon the works of creation as they are found in nature.
рус.XXIV
рус.It cannot be that axioms established by argumentation should avail for the discovery of new works, since the subtlety of nature is greater many times over than the subtlety of argument. But axioms duly and orderly formed from particulars easily discover the way to new particulars, and thus render sciences active.
рус.XXV
рус.The axioms now in use, having been suggested by a scanty and manipular experience and a few particulars of most general occurrence, are made for the most part just large enough to fit and take these in; and therefore it is no wonder if they do not lead to new particulars. And if some opposite instance, not observed or not known before, chance to come in the way, the axiom is rescued and preserved by some frivolous distinction; whereas the truer course would be to correct the axiom itself.
рус.XXVI
рус.The conclusions of human reason as ordinarily applied in matters of nature, I call for the sake of distinction Anticipations of Nature (as a thing rash or premature). That reason which is elicited from facts by a just and methodical process, I call Interpretation of Nature.
рус.XXVII
рус.Anticipations are a ground sufficiently firm for consent, for even if men went mad all after the same fashion, they might agree one with another well enough.
рус.XXVIII
рус.For the winning of assent, indeed, anticipations are far more powerful than interpretations, because being collected from a few instances, and those for the most part of familiar occurrence, they straightway touch the understanding and fill the imagination; whereas interpretations, on the other hand, being gathered here and there from very various and widely dispersed facts, cannot suddenly strike the understanding; and therefore they must needs, in respect of the opinions of the time, seem harsh and out of tune, much as the mysteries of faith do.
рус.XXIX
рус.In sciences founded on opinions and dogmas, the use of anticipations and logic is good; for in them the object is to command assent to the proposition, not to master the thing.
рус.XXX
рус.Though all the wits of all the ages should meet together and combine and transmit their labors, yet will no great progress ever be made in science by means of anticipations; because radical errors in the first concoction of the mind are not to be cured by the excellence of functions and subsequent remedies.
рус.XXXI
рус.It is idle to expect any great advancement in science from the superinducing and engrafting of new things upon old. We must begin anew from the very foundations, unless we would revolve forever in a circle with mean and contemptible progress.
рус.XXXII
рус.The honor of the ancient authors, and indeed of all, remains untouched, since the comparison I challenge is not of wits or faculties, but of ways and methods, and the part I take upon myself is not that of a judge, but of a guide.
рус.XXXIII
рус.This must be plainly avowed: no judgment can be rightly formed either of my method or of the discoveries to which it leads, by means of anticipations (that is to say, of the reasoning which is now in use); since I cannot be called on to abide by the sentence of a tribunal which is itself on trial.
рус.XXXIV
рус.Even to deliver and explain what I bring forward is no easy matter, for things in themselves new will yet be apprehended with reference to what is old.
рус.XXXV
рус.It was said by Borgia of the expedition of the French into Italy, that they came with chalk in their hands to mark out their lodgings, not with arms to force their way in. I in like manner would have my doctrine enter quietly into the minds that are fit and capable of receiving it; for confutations cannot be employed when the difference is upon first principles and very notions, and even upon forms of demonstration.
рус.XXXVI
рус.One method of delivery alone remains to us which is simply this: we must lead men to the particulars themselves, and their series and order; while men on their side must force themselves for a while to lay their notions by and begin to familiarize themselves with facts.
рус.XXXVII
рус.The doctrine of those who have denied that certainty could be attained at all has some agreement with my way of proceeding at the first setting out; but they end in being infinitely separated and opposed. For the holders of that doctrine assert simply that nothing can be known. I also assert that not much can be known in nature by the way which is now in use. But then they go on to destroy the authority of the senses and understanding; whereas I proceed to devise and supply helps for the same.
рус.XXXVIII
рус.The idols and false notions which are now in possession of the human understanding, and have taken deep root therein, not only so beset men's minds that truth can hardly find entrance, but even after entrance is obtained, they will again in the very instauration of the sciences meet and trouble us, unless men being forewarned of the danger fortify themselves as far as may be against their assaults.
рус.XXXIX
рус.There are four classes of Idols which beset men's minds. To these for distinction's sake I have assigned names, calling the first class Idols of the Tribe; the second, Idols of the Cave; the third, Idols of the Market Place; the fourth, Idols of the Theater.
рус.XL
рус.The formation of ideas and axioms by true induction is no doubt the proper remedy to be applied for the keeping off and clearing away of idols. To point them out, however, is of great use; for the doctrine of Idols is to the interpretation of nature what the doctrine of the refutation of sophisms is to common logic.
рус.XLI
рус.The Idols of the Tribe have their foundation in human nature itself, and in the tribe or race of men. For it is a false assertion that the sense of man is the measure of things. On the contrary, all perceptions as well of the sense as of the mind are according to the measure of the individual and not according to the measure of the universe. And the human understanding is like a false mirror, which, receiving rays irregularly, distorts and discolors the nature of things by mingling its own nature with it.
рус.XLII
рус.The Idols of the Cave are the idols of the individual man. For everyone (besides the errors common to human nature in general) has a cave or den of his own, which refracts and discolors the light of nature, owing either to his own proper and peculiar nature; or to his education and conversation with others; or to the reading of books, and the authority of those whom he esteems and admires; or to the differences of impressions, accordingly as they take place in a mind preoccupied and predisposed or in a mind indifferent and settled; or the like. So that the spirit of man (according as it is meted out to different individuals) is in fact a thing variable and full of perturbation, and governed as it were by chance. Whence it was well observed by Heraclitus that men look for sciences in their own lesser worlds, and not in the greater or common world.
рус.XLIII
рус.There are also Idols formed by the intercourse and association of men with each other, which I call Idols of the Market Place, on account of the commerce and consort of men there. For it is by discourse that men associate, and words are imposed according to the apprehension of the vulgar. And therefore the ill and unfit choice of words wonderfully obstructs the understanding. Nor do the definitions or explanations wherewith in some things learned men are wont to guard and defend themselves, by any means set the matter right. But words plainly force and overrule the understanding, and throw all into confusion, and lead men away into numberless empty controversies and idle fancies.
рус.XLIV
рус.Lastly, there are Idols which have immigrated into men's minds from the various dogmas of philosophies, and also from wrong laws of demonstration. These I call Idols of the Theater, because in my judgment all the received systems are but so many stage plays, representing worlds of their own creation after an unreal and scenic fashion. Nor is it only of the systems now in vogue, or only of the ancient sects and philosophies, that I speak; for many more plays of the same kind may yet be composed and in like artificial manner set forth; seeing that errors the most widely different have nevertheless causes for the most part alike. Neither again do I mean this only of entire systems, but also of many principles and axioms in science, which by tradition, credulity, and negligence have come to be received.
рус.But of these several kinds of Idols I must speak more largely and exactly, that the understanding may be duly cautioned.
рус.XLV
рус.The human understanding is of its own nature prone to suppose the existence of more order and regularity in the world than it finds. And though there be many things in nature which are singular and unmatched, yet it devises for them parallels and conjugates and relatives which do not exist. Hence the fiction that all celestial bodies move in perfect circles, spirals and dragons being (except in name) utterly rejected. Hence too the element of fire with its orb is brought in, to make up the square with the other three which the sense perceives. Hence also the ratio of density of the so-called elements is arbitrarily fixed at ten to one. And so on of other dreams. And these fancies affect not dogmas only, but simple notions also.
рус.XLVI
рус.The human understanding when it has once adopted an opinion (either as being the received opinion or as being agreeable to itself) draws all things else to support and agree with it. And though there be a greater number and weight of instances to be found on the other side, yet these it either neglects and despises, or else by some distinction sets aside and rejects, in order that by this great and pernicious predetermination the authority of its former conclusions may remain inviolate. And therefore it was a good answer that was made by one who, when they showed him hanging in a temple a picture of those who had paid their vows as having escaped shipwreck, and would have him say whether he did not now acknowledge the power of the gods - "Aye," asked he again, "but where are they painted that were drowned after their vows?" And such is the way of all superstition, whether in astrology, dreams, omens, divine judgments, or the like; wherein men, having a delight in such vanities, mark the events where they are fulfilled, but where they fail, though this happen much oftener, neglect and pass them by. But with far more subtlety does this mischief insinuate itself into philosophy and the sciences; in which the first conclusion colors and brings into conformity with itself all that come after, though far sounder and better. Besides, independently of that delight and vanity which I have described, it is the peculiar and perpetual error of the human intellect to be more moved and excited by affirmatives than by negatives; whereas it ought properly to hold itself indifferently disposed toward both alike. Indeed, in the establishment of any true axiom, the negative instance is the more forcible of the two.
рус.XLVII
рус.The human understanding is moved by those things most which strike and enter the mind simultaneously and suddenly, and so fill the imagination; and then it feigns and supposes all other things to be somehow, though it cannot see how, similar to those few things by which it is surrounded. But for that going to and fro to remote and heterogeneous instances by which axioms are tried as in the fire, the intellect is altogether slow and unfit, unless it be forced thereto by severe laws and overruling authority.
рус.XLVIII
рус.The human understanding is unquiet; it cannot stop or rest, and still presses onward, but in vain. Therefore it is that we cannot conceive of any end or limit to the world, but always as of necessity it occurs to us that there is something beyond. Neither, again, can it be conceived how eternity has flowed down to the present day, for that distinction which is commonly received of infinity in time past and in time to come can by no means hold; for it would thence follow that one infinity is greater than another, and that infinity is wasting away and tending to become finite. The like subtlety arises touching the infinite divisibility of lines, from the same inability of thought to stop. But this inability interferes more mischievously in the discovery of causes; for although the most general principles in nature ought to be held merely positive, as they are discovered, and cannot with truth be referred to a cause, nevertheless the human understanding being unable to rest still seeks something prior in the order of nature. And then it is that in struggling toward that which is further off it falls back upon that which is nearer at hand, namely, on final causes, which have relation clearly to the nature of man rather than to the nature of the universe; and from this source have strangely defiled philosophy. But he is no less an unskilled and shallow philosopher who seeks causes of that which is most general, than he who in things subordinate and subaltern omits to do so.
рус.XLIX
рус.The human understanding is no dry light, but receives an infusion from the will and affections; whence proceed sciences which may be called "sciences as one would." For what a man had rather were true he more readily believes. Therefore he rejects difficult things from impatience of research; sober things, because they narrow hope; the deeper things of nature, from superstition; the light of experience, from arrogance and pride, lest his mind should seem to be occupied with things mean and transitory; things not commonly believed, out of deference to the opinion of the vulgar. Numberless, in short, are the ways, and sometimes imperceptible, in which the affections color and infect the understanding.
рус.L
рус.But by far the greatest hindrance and aberration of the human understanding proceeds from the dullness, incompetency, and deceptions of the senses; in that things which strike the sense outweigh things which do not immediately strike it, though they be more important. Hence it is that speculation commonly ceases where sight ceases; insomuch that of things invisible there is little or no observation. Hence all the working of the spirits enclosed in tangible bodies lies hid and unobserved of men. So also all the more subtle changes of form in the parts of coarser substances (which they commonly call alteration, though it is in truth local motion through exceedingly small spaces) is in like manner unobserved. And yet unless these two things just mentioned be searched out and brought to light, nothing great can be achieved in nature, as far as the production of works is concerned. So again the essential nature of our common air, and of all bodies less dense than air (which are very many), is almost unknown. For the sense by itself is a thing infirm and erring; neither can instruments for enlarging or sharpening the senses do much; but all the truer kind of interpretation of nature is effected by instances and experiments fit and apposite; wherein the sense decides touching the experiment only, and the experiment touching the point in nature and the thing itself.
рус.LI
рус.The human understanding is of its own nature prone to abstractions and gives a substance and reality to things which are fleeting. But to resolve nature into abstractions is less to our purpose than to dissect her into parts; as did the school of Democritus, which went further into nature than the rest. Matter rather than forms should be the object of our attention, its configurations and changes of configuration, and simple action, and law of action or motion; for forms are figments of the human mind, unless you will call those laws of action forms.
рус.LII
рус.Such then are the idols which I call Idols of the Tribe, and which take their rise either from the homogeneity of the substance of the human spirit, or from its preoccupation, or from its narrowness, or from its restless motion, or from an infusion of the affections, or from the incompetency of the senses, or from the mode of impression.
рус.LIII
рус.The Idols of the Cave take their rise in the peculiar constitution, mental or bodily, of each individual; and also in education, habit, and accident. Of this kind there is a great number and variety. But I will instance those the pointing out of which contains the most important caution, and which have most effect in disturbing the clearness of the understanding.
рус.LIV
рус.Men become attached to certain particular sciences and speculations, either because they fancy themselves the authors and inventors thereof, or because they have bestowed the greatest pains upon them and become most habituated to them. But men of this kind, if they betake themselves to philosophy and contemplation of a general character, distort and color them in obedience to their former fancies; a thing especially to be noticed in Aristotle, who made his natural philosophy a mere bond servant to his logic, thereby rendering it contentious and well-nigh useless. The race of chemists, again out of a few experiments of the furnace, have built up a fantastic philosophy, framed with reference to a few things; and Gilbert also, after he had employed himself most laboriously in the study and observation of the loadstone, proceeded at once to construct an entire system in accordance with his favorite subject.
рус.LV
рус.There is one principal and as it were radical distinction between different minds, in respect of philosophy and the sciences, which is this: that some minds are stronger and apter to mark the differences of things, others to mark their resemblances. The steady and acute mind can fix its contemplations and dwell and fasten on the subtlest distinctions; the lofty and discursive mind recognizes and puts together the finest and most general resemblances. Both kinds, however, easily err in excess, by catching the one at gradations, the other at shadows.
рус.LVI
рус.There are found some minds given to an extreme admiration of antiquity, others to an extreme love and appetite for novelty; but few so duly tempered that they can hold the mean, neither carping at what has been well laid down by the ancients, nor despising what is well introduced by the moderns. This, however, turns to the great injury of the sciences and philosophy, since these affectations of antiquity and novelty are the humors of partisans rather than judgments; and truth is to be sought for not in the felicity of any age, which is an unstable thing, but in the light of nature and experience, which is eternal.
рус.These factions therefore must be abjured, and care must be taken that the intellect be not hurried by them into assent.
рус.LVII
рус.Contemplations of nature and of bodies in their simple form break up and distract the understanding, while contemplations of nature and bodies in their composition and configuration overpower and dissolve the understanding, a distinction well seen in the school of Leucippus and Democritus as compared with the other philosophies. For that school is so busied with the particles that it hardly attends to the structure, while the others are so lost in admiration of the structure that they do not penetrate to the simplicity of nature. These kinds of contemplation should therefore be alternated and taken by turns, so that the understanding may be rendered at once penetrating and comprehensive, and the inconveniences above mentioned, with the idols which proceed from them, may be avoided.
рус.LVIII
рус.Let such then be our provision and contemplative prudence for keeping off and dislodging the Idols of the Cave, which grow for the most part either out of the predominance of a favorite subject, or out of an excessive tendency to compare or to distinguish, or out of partiality for particular ages, or out of the largeness or minuteness of the objects contemplated. And generally let every student of nature take this as a rule: that whatever his mind seizes and dwells upon with peculiar satisfaction is to be held in suspicion, and that so much the more care is to be taken in dealing with such questions to keep the understanding even and clear.
рус.LIX
рус.But the Idols of the Market Place are the most troublesome of all - idols which have crept into the understanding through the alliances of words and names. For men believe that their reason governs words; but it is also true that words react on the understanding; and this it is that has rendered philosophy and the sciences sophistical and inactive. Now words, being commonly framed and applied according to the capacity of the vulgar, follow those lines of division which are most obvious to the vulgar understanding. And whenever an understanding of greater acuteness or a more diligent observation would alter those lines to suit the true divisions of nature, words stand in the way and resist the change. Whence it comes to pass that the high and formal discussions of learned men end oftentimes in disputes about words and names; with which (according to the use and wisdom of the mathematicians) it would be more prudent to begin, and so by means of definitions reduce them to order. Yet even definitions cannot cure this evil in dealing with natural and material things, since the definitions themselves consist of words, and those words beget others. So that it is necessary to recur to individual instances, and those in due series and order, as I shall say presently when I come to the method and scheme for the formation of notions and axioms.
рус.LX
рус.The idols imposed by words on the understanding are of two kinds. They are either names of things which do not exist (for as there are things left unnamed through lack of observation, so likewise are there names which result from fantastic suppositions and to which nothing in reality corresponds), or they are names of things which exist, but yet confused and ill-defined, and hastily and irregularly derived from realities. Of the former kind are Fortune, the Prime Mover, Planetary Orbits, Element of Fire, and like fictions which owe their origin to false and idle theories. And this class of idols is more easily expelled, because to get rid of them it is only necessary that all theories should be steadily rejected and dismissed as obsolete.
рус.But the other class, which springs out of a faulty and unskillful abstraction, is intricate and deeply rooted. Let us take for example such a word as humid and see how far the several things which the word is used to signify agree with each other, and we shall find the word humid to be nothing else than a mark loosely and confusedly applied to denote a variety of actions which will not bear to be reduced to any constant meaning. For it both signifies that which easily spreads itself round any other body; and that which in itself is indeterminate and cannot solidize; and that which readily yields in every direction; and that which easily divides and scatters itself; and that which easily unites and collects itself; and that which readily flows and is put in motion; and that which readily clings to another body and wets it; and that which is easily reduced to a liquid, or being solid easily melts. Accordingly, when you come to apply the word, if you take it in one sense, flame is humid; if in another, air is not humid; if in another, fine dust is humid; if in another, glass is humid. So that it is easy to see that the notion is taken by abstraction only from water and common and ordinary liquids, without any due verification.
рус.There are, however, in words certain degrees of distortion and error. One of the least faulty kinds is that of names of substances, especially of lowest species and well-deduced (for the notion of chalk and of mud is good, of earth bad); a more faulty kind is that of actions, as to generate, to corrupt, to alter; the most faulty is of qualities (except such as are the immediate objects of the sense) as heavy, light, rare, dense, and the like. Yet in all these cases some notions are of necessity a little better than others, in proportion to the greater variety of subjects that fall within the range of the human sense.
рус.LXI
рус.But the Idols of the Theater are not innate, nor do they steal into the understanding secretly, but are plainly impressed and received into the mind from the playbooks of philosophical systems and the perverted rules of demonstration. To attempt refutations in this case would be merely inconsistent with what I have already said, for since we agree neither upon principles nor upon demonstrations there is no place for argument. And this is so far well, inasmuch as it leaves the honor of the ancients untouched. For they are no wise disparaged - the question between them and me being only as to the way. For as the saying is, the lame man who keeps the right road outstrips the runner who takes a wrong one. Nay, it is obvious that when a man runs the wrong way, the more active and swift he is, the further he will go astray.
рус.But the course I propose for the discovery of sciences is such as leaves but little to the acuteness and strength of wits, but places all wits and understandings nearly on a level. For as in the drawing of a straight line or a perfect circle, much depends on the steadiness and practice of the hand, if it be done by aim of hand only, but if with the aid of rule or compass, little or nothing; so is it exactly with my plan. But though particular confutations would be of no avail, yet touching the sects and general divisions of such systems I must say something; something also touching the external signs which show that they are unsound; and finally something touching the causes of such great infelicity and of such lasting and general agreement in error; that so the access to truth may be made less difficult, and the human understanding may the more willingly submit to its purgation and dismiss its idols.
рус.LXII
рус.Idols of the Theater, or of Systems, are many, and there can be and perhaps will be yet many more. For were it not that now for many ages men's minds have been busied with religion and theology; and were it not that civil governments, especially monarchies, have been averse to such novelties, even in matters speculative; so that men labor therein to the peril and harming of their fortunes - not only unrewarded, but exposed also to contempt and envy - doubtless there would have arisen many other philosophical sects like those which in great variety flourished once among the Greeks. For as on the phenomena of the heavens many hypotheses may be constructed, so likewise (and more also) many various dogmas may be set up and established on the phenomena of philosophy. And in the plays of this philosophical theater you may observe the same thing which is found in the theater of the poets, that stories invented for the stage are more compact and elegant, and more as one would wish them to be, than true stories out of history.
рус.In general, however, there is taken for the material of philosophy either a great deal out of a few things, or a very little out of many things; so that on both sides philosophy is based on too narrow a foundation of experiment and natural history, and decides on the authority of too few cases. For the Rational School of philosophers snatches from experience a variety of common instances, neither duly ascertained nor diligently examined and weighed, and leaves all the rest to meditation and agitation of wit.
рус.There is also another class of philosophers who, having bestowed much diligent and careful labor on a few experiments, have thence made bold to educe and construct systems, wresting all other facts in a strange fashion to conformity therewith.
рус.And there is yet a third class, consisting of those who out of faith and veneration mix their philosophy with theology and traditions; among whom the vanity of some has gone so far aside as to seek the origin of sciences among spirits and genii. So that this parent stock of errors - this false philosophy - is of three kinds: the Sophistical, the Empirical, and the Superstitious.
рус.LXIII
рус.The most conspicuous example of the first class was Aristotle, who corrupted natural philosophy by his logic: fashioning the world out of categories; assigning to the human soul, the noblest of substances, a genus from words of the second intention; doing the business of density and rarity (which is to make bodies of greater or less dimensions, that is, occupy greater or less spaces), by the frigid distinction of act and power; asserting that single bodies have each a single and proper motion, and that if they participate in any other, then this results from an external cause; and imposing countless other arbitrary restrictions on the nature of things; being always more solicitous to provide an answer to the question and affirm something positive in words, than about the inner truth of things; a failing best shown when his philosophy is compared with other systems of note among the Greeks. For the homoeomera of Anaxagoras; the Atoms of Leucippus and Democritus; the Heaven and Earth of Parmenides; the Strife and Friendship of Empedocles; Heraclitus' doctrine how bodies are resolved into the indifferent nature of fire, and remolded into solids, have all of them some taste of the natural philosopher - some savor of the nature of things, and experience, and bodies; whereas in the physics of Aristotle you hear hardly anything but the words of logic, which in his metaphysics also, under a more imposing name, and more forsooth as a realist than a nominalist, he has handled over again. Nor let any weight be given to the fact that in his books on animals and his problems, and other of his treatises, there is frequent dealing with experiments. For he had come to his conclusion before; he did not consult experience, as he should have done, for the purpose of framing his decisions and axioms, but having first determined the question according to his will, he then resorts to experience, and bending her into conformity with his placets, leads her about like a captive in a procession. So that even on this count he is more guilty than his modern followers, the schoolmen, who have abandoned experience altogether.
рус.LXIV
рус.But the Empirical school of philosophy gives birth to dogmas more deformed and monstrous than the Sophistical or Rational school. For it has its foundations not in the light of common notions (which though it be a faint and superficial light, is yet in a manner universal, and has reference to many things), but in the narrowness and darkness of a few experiments. To those therefore who are daily busied with these experiments and have infected their imagination with them, such a philosophy seems probable and all but certain; to all men else incredible and vain. Of this there is a notable instance in the alchemists and their dogmas, though it is hardly to be found elsewhere in these times, except perhaps in the philosophy of Gilbert. Nevertheless, with regard to philosophies of this kind there is one caution not to be omitted; for I foresee that if ever men are roused by my admonitions to betake themselves seriously to experiment and bid farewell to sophistical doctrines, then indeed through the premature hurry of the understanding to leap or fly to universals and principles of things, great danger may be apprehended from philosophies of this kind, against which evil we ought even now to prepare.
рус.LXV
рус.But the corruption of philosophy by superstition and an admixture of theology is far more widely spread, and does the greatest harm, whether to entire systems or to their parts. For the human understanding is obnoxious to the influence of the imagination no less than to the influence of common notions. For the contentious and sophistical kind of philosophy ensnares the understanding; but this kind, being fanciful and tumid and half poetical, misleads it more by flattery. For there is in man an ambition of the understanding, no less than of the will, especially in high and lofty spirits.
рус.Of this kind we have among the Greeks a striking example in Pythagoras, though he united with it a coarser and more cumbrous superstition; another in Plato and his school, more dangerous and subtle. It shows itself likewise in parts of other philosophies, in the introduction of abstract forms and final causes and first causes, with the omission in most cases of causes intermediate, and the like. Upon this point the greatest caution should be used. For nothing is so mischievous as the apotheosis of error; and it is a very plague of the understanding for vanity to become the object of veneration. Yet in this vanity some of the moderns have with extreme levity indulged so far as to attempt to found a system of natural philosophy on the first chapter of Genesis, on the book of Job, and other parts of the sacred writings, seeking for the dead among the living; which also makes the inhibition and repression of it the more important, because from this unwholesome mixture of things human and divine there arises not only a fantastic philosophy but also a heretical religion. Very meet it is therefore that we be sober-minded, and give to faith that only which is faith's.
рус.LXVI
рус.So much, then, for the mischievous authorities of systems, which are founded either on common notions, or on a few experiments, or on superstition. It remains to speak of the faulty subject matter of contemplations, especially in natural philosophy. Now the human understanding is infected by the sight of what takes place in the mechanical arts, in which the alteration of bodies proceeds chiefly by composition or separation, and so imagines that something similar goes on in the universal nature of things. From this source has flowed the fiction of elements, and of their concourse for the formation of natural bodies. Again, when man contemplates nature working freely, he meets with different species of things, of animals, of plants, of minerals; whence he readily passes into the opinion that there are in nature certain primary forms which nature intends to educe, and that the remaining variety proceeds from hindrances and aberrations of nature in the fulfillment of her work, or from the collision of different species and the transplanting of one into another. To the first of these speculations we owe our primary qualities of the elements; to the other our occult properties and specific virtues; and both of them belong to those empty compendia of thought wherein the mind rests, and whereby it is diverted from more solid pursuits. It is to better purpose that the physicians bestow their labor on the secondary qualities of matter, and the operations of attraction, repulsion, attenuation, conspissation,1 dilatation, astriction, dissipation, maturation, and the like; and were it not that by those two compendia which I have mentioned (elementary qualities, to wit, and specific virtues) they corrupted their correct observations in these other matters - either reducing them to first qualities and their subtle and incommensurable mixtures, or not following them out with greater and more diligent observations to third and fourth qualities, but breaking off the scrutiny prematurely - they would have made much greater progress. Nor are powers of this kind (I do not say the same, but similar) to be sought for only in the medicines of the human body, but also in the changes of all other bodies.
рус.But it is a far greater evil that they make the quiescent principles, wherefrom, and not the moving principles, whereby, things are produced, the object of their contemplation and inquiry. For the former tend to discourse, the latter to works. Nor is there any value in those vulgar distinctions of motion which are observed in the received system of natural philosophy, as generation, corruption, augmentation, diminution, alteration, and local motion. What they mean no doubt is this: if a body in other respects not changed be moved from its place, this is local motion; if without change of place or essence, it be changed in quality, this is alteration; if by reason of the change the mass and quantity of the body do not remain the same, this is augmentation or diminution; if they be changed to such a degree that they change their very essence and substance and turn to something else, this is generation and corruption. But all this is merely popular, and does not at all go deep into nature; for these are only measures and limits, not kinds of motion. What they intimate is how far, not by what means, or from what source. For they do not suggest anything with regard either to the desires of bodies or to the development of their parts. It is only when that motion presents the thing grossly and palpably to the sense as different from what it was that they begin to mark the division. Even when they wish to suggest something with regard to the causes of motion, and to establish a division with reference to them, they introduce with the greatest negligence a distinction between motion natural and violent, a distinction which is itself drawn entirely from a vulgar notion, since all violent motion is also in fact natural; the external efficient simply setting nature working otherwise than it was before.
рус.But if, leaving all this, anyone shall observe (for instance) that there is in bodies a desire of mutual contact, so as not to suffer the unity of nature to be quite separated or broken and a vacuum thus made; or if anyone say that there is in bodies a desire of resuming their natural dimensions or tension, so that if compressed within or extended beyond them, they immediately strive to recover themselves, and fall back to their old volume and extent; or if anyone say that there is in bodies a desire of congregating toward masses of kindred nature - of dense bodies, for instance, toward the globe of the earth, of thin and rare bodies toward the compass of the sky; all these and the like are truly physical kinds of motion - but those others are entirely logical and scholastic, as is abundantly manifest from this comparison.
рус.Nor again is it a lesser evil that in their philosophies and contemplations their labor is spent in investigating and handling the first principles of things and the highest generalities of nature; whereas utility and the means of working result entirely from things intermediate. Hence it is that men cease not from abstracting nature till they come to potential and uninformed matter, nor on the other hand from dissecting nature till they reach the atom; things which, even if true, can do but little for the welfare of mankind.
рус.1 [Conspissatio. - Ed.]
рус.LXVII
рус.A caution must also be given to the understanding against the intemperance which systems of philosophy manifest in giving or withholding assent, because intemperance of this kind seems to establish idols and in some sort to perpetuate them, leaving no way open to reach and dislodge them.
рус.This excess is of two kinds: the first being manifest in those who are ready in deciding, and render sciences dogmatic and magisterial; the other in those who deny that we can know anything, and so introduce a wandering kind of inquiry that leads to nothing; of which kinds the former subdues, the latter weakens the understanding. For the philosophy of Aristotle, after having by hostile confutations destroyed all the rest (as the Ottomans serve their brothers), has laid down the law on all points; which done, he proceeds himself to raise new questions of his own suggestion, and dispose of them likewise, so that nothing may remain that is not certain and decided; a practice which holds and is in use among his successors.
рус.The school of Plato, on the other hand, introduced Acatalepsia, at first in jest and irony, and in disdain of the older sophists, Protagoras, Hippias, and the rest, who were of nothing else so much ashamed as of seeming to doubt about anything. But the New Academy made a dogma of it, and held it as a tenet. And though theirs is a fairer seeming way than arbitrary decisions, since they say that they by no means destroy all investigation, like Pyrrho and his Refrainers, but allow of some things to be followed as probable, though of none to be maintained as true; yet still when the human mind has once despaired of finding truth, its interest in all things grows fainter, and the result is that men turn aside to pleasant disputations and discourses and roam as it were from object to object, rather than keep on a course of severe inquisition. But, as I said at the beginning and am ever urging, the human senses and understanding, weak as they are, are not to be deprived of their authority, but to be supplied with helps.
рус.LXVIII
рус.So much concerning the several classes of Idols and their equipage; all of which must be renounced and put away with a fixed and solemn determination, and the understanding thoroughly freed and cleansed; the entrance into the kingdom of man, founded on the sciences, being not much other than the entrance into the kingdom of heaven, whereinto none may enter except as a little child.
рус.LXIX
рус.But vicious demonstrations are as the strongholds and defenses of idols; and those we have in logic do little else than make the world the bondslave of human thought, and human thought the bondslave of words. Demonstrations truly are in effect the philosophies themselves and the sciences. For such as they are, well or ill established, such are the systems of philosophy and the contemplations which follow. Now in the whole of the process which leads from the sense and objects to axioms and conclusions, the demonstrations which we use are deceptive and incompetent. This process consists of four parts, and has as many faults. In the first place, the impressions of the sense itself are faulty; for the sense both fails us and deceives us. But its shortcomings are to be supplied, and its deceptions to be corrected. Secondly, notions are ill-drawn from the impressions of the senses, and are indefinite and confused, whereas they should be definite and distinctly bounded. Thirdly, the induction is amiss which infers the principles of sciences by simple enumeration, and does not, as it ought, employ exclusions and solutions (or separations) of nature. Lastly, that method of discovery and proof according to which the most general principles are first established, and then intermediate axioms are tried and proved by them, is the parent of error and the curse of all science. Of these things, however, which now I do but touch upon, I will speak more largely when, having performed these expiations and purgings of the mind, I come to set forth the true way for the interpretation of nature.
рус.LXX
рус.But the best demonstration by far is experience, if it go not beyond the actual experiment. For if it be transferred to other cases which are deemed similar, unless such transfer be made by a just and orderly process, it is a fallacious thing. But the manner of making experiments which men now use is blind and stupid. And therefore, wandering and straying as they do with no settled course, and taking counsel only from things as they fall out, they fetch a wide circuit and meet with many matters, but make little progress; and sometimes are full of hope, sometimes are distracted; and always find that there is something beyond to be sought. For it generally happens that men make their trials carelessly, and as it were in play; slightly varying experiments already known, and, if the thing does not answer, growing weary and abandoning the attempt. And even if they apply themselves to experiments more seriously and earnestly and laboriously, still they spend their labor in working out some one experiment, as Gilbert with the magnet, and the chemists with gold; a course of proceeding not less unskillful in the design than small in the attempt. For no one successfully investigates the nature of a thing in the thing itself; the inquiry must be enlarged so as to become more general.
рус.And even when they seek to educe some science or theory from their experiments, they nevertheless almost always turn aside with overhasty and unseasonable eagerness to practice; not only for the sake of the uses and fruits of the practice, but from impatience to obtain in the shape of some new work an assurance for themselves that it is worth their while to go on; and also to show themselves off to the world, and so raise the credit of the business in which they are engaged. Thus, like Atalanta, they go aside to pick up the golden apple, but meanwhile they interrupt their course, and let the victory escape them. But in the true course of experience, and in carrying it on to the effecting of new works, the divine wisdom and order must be our pattern. Now God on the first day of creation created light only, giving to that work an entire day, in which no material substance was created. So must we likewise from experience of every kind first endeavor to discover true causes and axioms; and seek for experiments of Light, not for experiments of Fruit. For axioms rightly discovered and established supply practice with its instruments, not one by one, but in clusters, and draw after them trains and troops of works. Of the paths, however, of experience, which no less than the paths of judgment are impeded and beset, I will speak hereafter; here I have only mentioned ordinary experimental research as a bad kind of demonstration. But now the order of the matter in hand leads me to add something both as to those signs which I lately mentioned (signs that the systems of philosophy and contemplation in use are in a bad condition), and also as to the causes of what seems at first so strange and incredible. For a knowledge of the signs prepares assent; an explanation of the causes removes the marvel - which two things will do much to render the extirpation of idols from the understanding more easy and gentle.
рус.LXXI
рус.The sciences which we possess come for the most part from the Greeks. For what has been added by Roman, Arabic, or later writers is not much nor of much importance; and whatever it is, it is built on the foundation of Greek discoveries. Now the wisdom of the Greeks was professorial and much given to disputations, a kind of wisdom most adverse to the inquisition of truth. Thus that name of Sophists, which by those who would be thought philosophers was in contempt cast back upon and so transferred to the ancient rhetoricians, Gorgias, Protagoras, Hippias, Polus, does indeed suit the entire class: Plato, Aristotle, Zeno, Epicurus, Theophrastus, and their successors Chrysippus, Carneades, and the rest. There was this difference only, that the former class was wandering and mercenary, going about from town to town, putting up their wisdom to sale, and taking a price for it, while the latter was more pompous and dignified, as composed of men who had fixed abodes, and who opened schools and taught their philosophy without reward. Still both sorts, though in other respects unequal, were professorial; both turned the matter into disputations, and set up and battled for philosophical sects and heresies; so that their doctrines were for the most part (as Dionysius not unaptly rallied Plato) "the talk of idle old men to ignorant youths." But the elder of the Greek philosophers, Empedocles, Anaxagoras, Leucippus, Democritus, Parmenides, Heraclitus, Xenophanes, Philolaus, and the rest (I omit Pythagoras as a mystic), did not, so far as we know, open schools; but more silently and severely and simply - that is, with less affectation and parade - betook themselves to the inquisition of truth. And therefore they were in my judgment more successful; only that their works were in the course of time obscured by those slighter persons who had more which suits and pleases the capacity and tastes of the vulgar; time, like a river, bringing down to us things which are light and puffed up, but letting weighty matters sink. Still even they were not altogether free from the failing of their nation, but leaned too much to the ambition and vanity of founding a sect and catching popular applause. But the inquisition of truth must be despaired of when it turns aside to trifles of this kind. Nor should we omit that judgment, or rather divination, which was given concerning the Greeks by the Egyptian priest - that "they were always boys, without antiquity of knowledge or knowledge of antiquity." Assuredly they have that which is characteristic of boys: they are prompt to prattle, but cannot generate; for their wisdom abounds in words but is barren of works. And therefore the signs which are taken from the origin and birthplace of the received philosophy are not good.
рус.LXXII
рус.Nor does the character of the time and age yield much better signs than the character of the country and nation. For at that period there was but a narrow and meager knowledge either of time or place, which is the worst thing that can be, especially for those who rest all on experience. For they had no history worthy to be called history that went back a thousand years - but only fables and rumors of antiquity. And of the regions and districts of the world they knew but a small portion, giving indiscriminately the name of Scythians to all in the North, of Celts to all in the West; knowing nothing of Africa beyond the hither side of Ethiopia, of Asia beyond the Ganges. Much less were they acquainted with the provinces of the New World, even by hearsay or any well-founded rumor; nay, a multitude of climates and zones, wherein innumerable nations breathe and live, were pronounced by them to be uninhabitable; and the travels of Democritus, Plato, and Pythagoras, which were rather suburban excursions than distant journeys, were talked of as something great. In our times, on the other hand, both many parts of the New World and the limits on every side of the Old World are known, and our stock of experience has increased to an infinite amount. Wherefore if (like astrologers) we draw signs from the season of their nativity or birth, nothing great can be predicted of those systems of philosophy.
рус.LXXIII
рус.Of all signs there is none more certain or more noble than that taken from fruits. For fruits and works are as it were sponsors and sureties for the truth of philosophies. Now, from all these systems of the Greeks, and their ramifications through particular sciences, there can hardly after the lapse of so many years be adduced a single experiment which tends to relieve and benefit the condition of man, and which can with truth be referred to the speculations and theories of philosophy. And Celsus ingenuously and wisely owns as much when he tells us that the experimental part of medicine was first discovered, and that afterwards men philosophized about it, and hunted for and assigned causes; and not by an inverse process that philosophy and the knowledge of causes led to the discovery and development of the experimental part. And therefore it was not strange that among the Egyptians, who rewarded inventors with divine honors and sacred rites, there were more images of brutes than of men; inasmuch as brutes by their natural instinct have produced many discoveries, whereas men by discussion and the conclusions of reason have given birth to few or none.
рус.Some little has indeed been produced by the industry of chemists; but it has been produced accidentally and in passing, or else by a kind of variation of experiments, such as mechanics use, and not by any art or theory. For the theory which they have devised rather confuses the experiments than aids them. They, too, who have busied themselves with natural magic, as they call it, have but few discoveries to show, and those trifling and imposture-like. Wherefore, as in religion we are warned to show our faith by works, so in philosophy by the same rule the system should be judged of by its fruits, and pronounced frivolous if it be barren, more especially if, in place of fruits of grape and olive, it bear thorns and briers of dispute and contention.
рус.LXXIV
рус.Signs also are to be drawn from the increase and progress of systems and sciences. For what is founded on nature grows and increases, while what is founded on opinion varies but increases not. If therefore those doctrines had not plainly been like a plant torn up from its roots, but had remained attached to the womb of nature and continued to draw nourishment from her, that could never have come to pass which we have seen now for twice a thousand years; namely, that the sciences stand where they did and remain almost in the same condition, receiving no noticeable increase, but on the contrary, thriving most under their first founder, and then declining. Whereas in the mechanical arts, which are founded on nature and the light of experience, we see the contrary happen, for these (as long as they are popular) are continually thriving and growing, as having in them a breath of life, at the first rude, then convenient, afterwards adorned, and at all times advancing.
рус.LXXV
рус.There is still another sign remaining (if sign it can be called, when it is rather testimony, nay, of all testimony the most valid). I mean the confession of the very authorities whom men now follow. For even they who lay down the law on all things so confidently, do still in their more sober moods fall to complaints of the subtlety of nature, the obscurity of things, and the weakness of the human mind. Now if this were all they did, some perhaps of a timid disposition might be deterred from further search, while others of a more ardent and hopeful spirit might be whetted and incited to go on farther. But not content to speak for themselves, whatever is beyond their own or their master's knowledge or reach they set down as beyond the bounds of possibility, and pronounce, as if on the authority of their art, that it cannot be known or done; thus most presumptuously and invidiously turning the weakness of their own discoveries into a calumny of nature herself, and the despair of the rest of the world. Hence the school of the New Academy, which held Acatalepsia as a tenet and doomed men to perpetual darkness. Hence the opinion that forms or true differences of things (which are in fact laws of pure act) are past finding out and beyond the reach of man.
рус.Hence, too, those opinions in the department of action and operation; as, that the heat of the sun and of fire are quite different in kind - lest men should imagine that by the operations of fire anything like the works of nature can be educed and formed. Hence the notion that composition only is the work of man, and mixture of none but nature - lest men should expect from art some power of generating or transforming natural bodies. By this sign, therefore, men will easily take warning not to mix up their fortunes and labors with dogmas not only despaired of but dedicated to despair.
рус.LXXVI
рус.Neither is this other sign to be omitted: that formerly there existed among philosophers such great disagreement, and such diversities in the schools themselves, a fact which sufficiently shows that the road from the senses to the understanding was not skillfully laid out, when the same groundwork of philosophy (the nature of things to wit) was torn and split up into such vague and multifarious errors. And although in these times disagreements and diversities of opinion on first principles and entire systems are for the most part extinguished, still on parts of philosophy there remain innumerable questions and disputes, so that it plainly appears that neither in the systems themselves nor in the modes of demonstration is there anything certain or sound.
рус.LXXVII
рус.And as for the general opinion that in the philosophy of Aristotle, at any rate, there is great agreement, since after its publication the systems of older philosophers died away, while in the times which followed nothing better was found, so that it seems to have been so well laid and established as to have drawn both ages in its train - I answer in the first place, that the common notion of the falling off of the old systems upon the publication of Aristotle's works is a false one; for long afterwards, down even to the times of Cicero and subsequent ages, the works of the old philosophers still remained. But in the times which followed, when on the inundation of barbarians into the Roman empire human learning had suffered shipwreck, then the systems of Aristotle and Plato, like planks of lighter and less solid material, floated on the waves of time and were preserved. Upon the point of consent also men are deceived, if the matter be looked into more keenly. For true consent is that which consists in the coincidence of free judgments, after due examination. But far the greater number of those who have assented to the philosophy of Aristotle have addicted themselves thereto from prejudgment and upon the authority of others; so that it is a following and going along together, rather than consent. But even if it had been a real and widespread consent, still so little ought consent to be deemed a sure and solid confirmation, that it is in fact a strong presumption the other way. For the worst of all auguries is from consent in matters intellectual (divinity excepted, and politics where there is right of vote). For nothing pleases the many unless it strikes the imagination, or binds the understanding with the bands of common notions, as I have already said. We may very well transfer, therefore, from moral to intellectual matters the saying of Phocion, that if the multitude assent and applaud, men ought immediately to examine themselves as to what blunder or fault they may have committed. This sign, therefore, is one of the most unfavorable. And so much for this point; namely, that the signs of truth and soundness in the received systems and sciences are not good, whether they be drawn from their origin, or from their fruits, or from their progress, or from the confessions of their founders, or from general consent.
рус.LXXVIII
рус.I now come to the causes of these errors, and of so long a continuance in them through so many ages, which are very many and very potent; that all wonder how these considerations which I bring forward should have escaped men's notice till now may cease, and the only wonder be how now at last they should have entered into any man's head and become the subject of his thoughts - which truly I myself esteem as the result of some happy accident, rather than of any excellence of faculty in me - a birth of Time rather than a birth of Wit.
рус.Now, in the first place, those so many ages, if you weigh the case truly, shrink into a very small compass. For out of the five and twenty centuries over which the memory and learning of men extends, you can hardly pick out six that were fertile in sciences or favorable to their development. In times no less than in regions there are wastes and deserts. For only three revolutions and periods of learning can properly be reckoned: one among the Greeks, the second among the Romans, and the last among us, that is to say, the nations of Western Europe. And to each of these hardly two centuries can justly be assigned. The intervening ages of the world, in respect of any rich or flourishing growth of the sciences, were unprosperous. For neither the Arabians nor the Schoolmen need be mentioned, who in the intermediate times rather crushed the sciences with a multitude of treatises, than increased their weight. And therefore the first cause of so meager a progress in the sciences is duly and orderly referred to the narrow limits of the time that has been favorable to them.
рус.LXXIX
рус.In the second place there presents itself a cause of great weight in all ways, namely, that during those very ages in which the wits and learning of men have flourished most, or indeed flourished at all, the least part of their diligence was given to natural philosophy. Yet this very philosophy it is that ought to be esteemed the great mother of the sciences. For all arts and all sciences, if torn from this root, though they may be polished and shaped and made fit for use, yet they will hardly grow. Now it is well known that after the Christian religion was received and grew strong, by far the greater number of the best wits applied themselves to theology; that to this both the highest rewards were offered, and helps of all kinds most abundantly supplied; and that this devotion to theology chiefly occupied that third portion or epoch of time among us Europeans of the West, and the more so because about the same time both literature began to flourish and religious controversies to spring up. In the age before, on the other hand, during the continuance of the second period among the Romans, the meditations and labors of philosophers were principally employed and consumed on moral philosophy, which to the heathen was as theology to us. Moreover, in those times the greatest wits applied themselves very generally to public affairs, the magnitude of the Roman empire requiring the services of a great number of persons. Again, the age in which natural philosophy was seen to flourish most among the Greeks was but a brief particle of time; for in early ages the Seven Wise Men, as they were called (all except Thales), applied themselves to morals and politics; and in later times, when Socrates had drawn down philosophy from heaven to earth, moral philosophy became more fashionable than ever, and diverted the minds of men from the philosophy of nature.
рус.Nay, the very period itself in which inquiries concerning nature flourished, was by controversies and the ambitious display of new opinions corrupted and made useless. Seeing therefore that during those three periods natural philosophy was in a great degree either neglected or hindered, it is no wonder if men made but small advance in that to which they were not attending.
рус.LXXX
рус.To this it may be added that natural philosophy, even among those who have attended to it, has scarcely ever possessed, especially in these later times, a disengaged and whole man (unless it were some monk studying in his cell, or some gentleman in his country house), but that it has been made merely a passage and bridge to something else.
рус.And so this great mother of the sciences has with strange indignity been degraded to the offices of a servant, having to attend on the business of medicine or mathematics, and likewise to wash and imbue youthful and unripe wits with a sort of first dye, in order that they may be the fitter to receive another afterwards. Meanwhile let no man look for much progress in the sciences - especially in the practical part of them - unless natural philosophy be carried on and applied to particular sciences, and particular sciences be carried back again to natural philosophy. For want of this, astronomy, optics, music, a number of mechanical arts, medicine itself - nay, what one might more wonder at, moral and political philosophy, and the logical sciences - altogether lack profoundness, and merely glide along the surface and variety of things. Because after these particular sciences have been once distributed and established, they are no more nourished by natural philosophy, which might have drawn out of the true contemplation of motions, rays, sounds, texture and configuration of bodies, affections, and intellectual perceptions, the means of imparting to them fresh strength and growth. And therefore it is nothing strange if the sciences grow not, seeing they are parted from their roots.
рус.LXXXI
рус.Again there is another great and powerful cause why the sciences have made but little progress, which is this. It is not possible to run a course aright when the goal itself has not been rightly placed. Now the true and lawful goal of the sciences is none other than this: that human life be endowed with new discoveries and powers. But of this the great majority have no feeling, but are merely hireling and professorial; except when it occasionally happens that some workman of acuter wit and covetous of honor applies himself to a new invention, which he mostly does at the expense of his fortunes. But in general, so far are men from proposing to themselves to augment the mass of arts and sciences, that from the mass already at hand they neither take nor look for anything more than what they may turn to use in their lectures, or to gain, or to reputation, or to some similar advantage. And if any one out of all the multitude court science with honest affection and for her own sake, yet even with him the object will be found to be rather the variety of contemplations and doctrines than the severe and rigid search after truth. And if by chance there be one who seeks after truth in earnest, yet even he will propose to himself such a kind of truth as shall yield satisfaction to the mind and understanding in rendering causes for things long since discovered, and not the truth which shall lead to new assurance of works and new light of axioms. If then the end of the sciences has not as yet been well placed, it is not strange that men have erred as to the means.
рус.LXXXII
рус.And as men have misplaced the end and goal of the sciences, so again, even if they had placed it right, yet they have chosen a way to it which is altogether erroneous and impassable. And an astonishing thing it is to one who rightly considers the matter, that no mortal should have seriously applied himself to the opening and laying out of a road for the human understanding direct from the sense, by a course of experiment orderly conducted and well built up, but that all has been left either to the mist of tradition, or the whirl and eddy of argument, or the fluctuations and mazes of chance and of vague and ill-digested experience. Now let any man soberly and diligently consider what the way is by which men have been accustomed to proceed in the investigation and discovery of things, and in the first place he will no doubt remark a method of discovery very simple and inartificial, which is the most ordinary method, and is no more than this. When a man addresses himself to discover something, he first seeks out and sets before him all that has been said about it by others; then he begins to meditate for himself; and so by much agitation and working of the wit solicits and as it were evokes his own spirit to give him oracles; which method has no foundation at all, but rests only upon opinions and is carried about with them.
рус.Another may perhaps call in logic to discover it for him, but that has no relation to the matter except in name. For logical invention does not discover principles and chief axioms, of which arts are composed, but only such things as appear to be consistent with them. For if you grow more curious and importunate and busy, and question her of probations and invention of principles or primary axioms, her answer is well known; she refers you to the faith you are bound to give to the principles of each separate art.
рус.There remains simple experience which, if taken as it comes, is called accident; if sought for, experiment. But this kind of experience is no better than a broom without its band, as the saying is - a mere groping, as of men in the dark, that feel all round them for the chance of finding their way, when they had much better wait for daylight, or light a candle, and then go. But the true method of experience, on the contrary, first lights the candle, and then by means of the candle shows the way; commencing as it does with experience duly ordered and digested, not bungling or erratic, and from it educing axioms, and from established axioms again new experiments; even as it was not without order and method that the divine word operated on the created mass.
рус.Let men therefore cease to wonder that the course of science is not yet wholly run, seeing that they have gone altogether astray, either leaving and abandoning experience entirely, or losing their way in it and wandering round and round as in a labyrinth. Whereas a method rightly ordered leads by an unbroken route through the woods of experience to the open ground of axioms.
рус.LXXXIII
рус.This evil, however, has been strangely increased by an opinion or conceit, which though of long standing is vain and hurtful, namely, that the dignity of the human mind is impaired by long and close intercourse with experiments and particulars, subject to sense and bound in matter; especially as they are laborious to search, ignoble to meditate, harsh to deliver, illiberal to practice, infinite in number, and minute in subtlety. So that it has come at length to this, that the true way is not merely deserted, but shut out and stopped up; experience being, I do not say abandoned or badly managed, but rejected with disdain.
рус.LXXXIV
рус.Again, men have been kept back as by a kind of enchantment from progress in the sciences by reverence for antiquity, by the authority of men accounted great in philosophy, and then by general consent. Of the last I have spoken above.
рус.As for antiquity, the opinion touching it which men entertain is quite a negligent one and scarcely consonant with the word itself. For the old age of the world is to be accounted the true antiquity; and this is the attribute of our own times, not of that earlier age of the world in which the ancients lived, and which, though in respect of us it was the elder, yet in respect of the world it was the younger. And truly as we look for greater knowledge of human things and a riper judgment in the old man than in the young, because of his experience and of the number and variety of the things which he has seen and heard and thought of, so in like manner from our age, if it but knew its own strength and chose to essay and exert it, much more might fairly be expected than from the ancient times, inasmuch as it is a more advanced age of the world, and stored and stocked with infinite experiments and observations.
рус.Nor must it go for nothing that by the distant voyages and travels which have become frequent in our times many things in nature have been laid open and discovered which may let in new light upon philosophy. And surely it would be disgraceful if, while the regions of the material globe - that is, of the earth, of the sea, and of the stars - have been in our times laid widely open and revealed, the intellectual globe should remain shut up within the narrow limits of old discoveries.
рус.And with regard to authority, it shows a feeble mind to grant so much to authors and yet deny time his rights, who is the author of authors, nay, rather of all authority. For rightly is truth called the daughter of time, not of authority. It is no wonder therefore if those enchantments of antiquity and authority and consent have so bound up men's powers that they have been made impotent (like persons bewitched) to accompany with the nature of things.
рус.LXXXV
рус.Nor is it only the admiration of antiquity, authority, and consent, that has forced the industry of man to rest satisfied with the discoveries already made, but also an admiration for the works themselves of which the human race has long been in possession. For when a man looks at the variety and the beauty of the provision which the mechanical arts have brought together for men's use, he will certainly be more inclined to admire the wealth of man than to feel his wants; not considering that the original observations and operations of nature (which are the life and moving principle of all that variety) are not many nor deeply fetched, and that the rest is but patience, and the subtle and ruled motion of the hand and instruments - as the making of clocks (for instance) is certainly a subtle and exact work: their wheels seem to imitate the celestial orbs, and their alternating and orderly motion, the pulse of animals; and yet all this depends on one or two axioms of nature.
рус.Again, if you observe the refinement of the liberal arts, or even that which relates to the mechanical preparation of natural substances, and take notice of such things as the discovery in astronomy of the motions of the heavens, of harmony in music, of the letters of the alphabet (to this day not in use among the Chinese) in grammar; or again in things mechanical, the discovery of the works of Bacchus and Ceres - that is, of the arts of preparing wine and beer, and of making bread; the discovery once more of the delicacies of the table, of distillations and the like; and if you likewise bear in mind the long periods which it has taken to bring these things to their present degree of perfection (for they are all ancient except distillation), and again (as has been said of clocks) how little they owe to observations and axioms of nature, and how easily and obviously and as it were by casual suggestion they may have been discovered; you will easily cease from wondering, and on the contrary will pity the condition of mankind, seeing that in a course of so many ages there has been so great a dearth and barrenness of arts and inventions. And yet these very discoveries which we have just mentioned are older than philosophy and intellectual arts. So that, if the truth must be spoken, when the rational and dogmatical sciences began, the discovery of useful works came to an end.
рус.And again, if a man turn from the workshop to the library, and wonder at the immense variety of books he sees there, let him but examine and diligently inspect their matter and contents, and his wonder will assuredly be turned the other way. For after observing their endless repetitions, and how men are ever saying and doing what has been said and done before, he will pass from admiration of the variety to astonishment at the poverty and scantiness of the subjects which till now have occupied and possessed the minds of men.
рус.And if again he descend to the consideration of those arts which are deemed curious rather than safe, and look more closely into the works of the alchemists or the magicians, he will be in doubt perhaps whether he ought rather to laugh over them or to weep. For the alchemist nurses eternal hope and when the thing fails, lays the blame upon some error of his own; fearing either that he has not sufficiently understood the words of his art or of his authors (whereupon he turns to tradition and auricular whispers), or else that in his manipulations he has made some slip of a scruple in weight or a moment in time (whereupon he repeats his trials to infinity). And when, meanwhile, among the chances of experiment he lights upon some conclusions either in aspect new or for utility not contemptible, he takes these for earnest of what is to come, and feeds his mind upon them, and magnifies them to the most, and supplies the rest in hope. Not but that the alchemists have made a good many discoveries and presented men with useful inventions. But their case may be well compared to the fable of the old man who bequeathed to his sons gold buried in a vineyard, pretending not to know the exact spot; whereupon the sons applied themselves diligently to the digging of the vineyard, and though no gold was found there, yet the vintage by that digging was made more plentiful.
рус.Again the students of natural magic, who explain everything by sympathies and antipathies, have in their idle and most slothful conjectures ascribed to substances wonderful virtues and operations; and if ever they have produced works, they have been such as aim rather at admiration and novelty than at utility and fruit.
рус.In superstitious magic on the other hand (if of this also we must speak), it is especially to be observed that they are but subjects of a certain and definite kind wherein the curious and superstitious arts, in all nations and ages, and religions also, have worked or played. These therefore we may pass. Meanwhile if is nowise strange if opinion of plenty has been the cause of want.
рус.LXXXVI
рус.Further, this admiration of men for knowledges and arts - an admiration in itself weak enough, and well-nigh childish - has been increased by the craft and artifices of those who have handled and transmitted sciences. For they set them forth with such ambition and parade, and bring them into the view of the world so fashioned and masked as if they were complete in all parts and finished. For if you look at the method of them and the divisions, they seem to embrace and comprise everything which can belong to the subject. And although these divisions are ill filled out and are but as empty cases, still to the common mind they present the form and plan of a perfect science.
рус.But the first and most ancient seekers after truth were wont, with better faith and better fortune, too, to throw the knowledge which they gathered from the contemplation of things, and which they meant to store up for use, into aphorisms; that is, into short and scattered sentences, not linked together by an artificial method; and did not pretend or profess to embrace the entire art. But as the matter now is, it is nothing strange if men do not seek to advance in things delivered to them as long since perfect and complete.
рус.LXXXVII
рус.Moreover, the ancient systems have received no slight accession of reputation and credit from the vanity and levity of those who have propounded new ones, especially in the active and practical department of natural philosophy. For there have not been wanting talkers and dreamers who, partly from credulity, partly in imposture, have loaded mankind with promises, offering and announcing the prolongation of life, the retardation of age, the alleviation of pain, the repairing of natural defects, the deceiving of the senses; arts of binding and inciting the affections, of illuminating and exalting the intellectual faculties, of transmuting substances, of strengthening and multiplying motions at will, of making impressions and alterations in the air, of bringing down and procuring celestial influences; arts of divining things future, and bringing things distant near, and revealing things secret; and many more. But with regard to these lavish promisers, this judgment would not be far amiss: that there is as much difference in philosophy between their vanities and true arts as there is in history between the exploits of Julius Caesar or Alexander the Great, and the exploits of Amadis of Gaul or Arthur of Britain. For it is true that those illustrious generals really did greater things than these shadowy heroes are even feigned to have done; but they did them by means and ways of action not fabulous or monstrous. Yet surely it is not fair that the credit of true history should be lessened because it has sometimes been injured and wronged by fables. Meanwhile it is not to be wondered at if a great prejudice is raised against new propositions, especially when works are also mentioned, because of those impostors who have attempted the like; since their excess of vanity, and the disgust it has bred, have their effect still in the destruction of all greatness of mind in enterprises of this kind.
рус.LXXXVIII
рус.Far more, however, has knowledge suffered from littleness of spirit and the smallness and slightness of the tasks which human industry has proposed to itself. And what is worst of all, this very littleness of spirit comes with a certain air of arrogance and superiority.
рус.For in the first place there is found in all arts one general device, which has now become familiar - that the author lays the weakness of his art to the charge of nature: whatever his art cannot attain he sets down on the authority of the same art to be in nature impossible. And truly no art can be condemned if it be judge itself. Moreover, the philosophy which is now in vogue embraces and cherishes certain tenets, the purpose of which (if it be diligently examined) is to persuade men that nothing difficult, nothing by which nature may be commanded and subdued, can be expected from art or human labor; as with respect to the doctrine that the heat of the sun and of fire differ in kind, and to that other concerning mixture, has been already observed. Which things, if they be noted accurately, tend wholly to the unfair circumscription of human power, and to a deliberate and factitious despair, which not only disturbs the auguries of hope, but also cuts the sinews and spur of industry, and throws away the chances of experience itself. And all for the sake of having their art thought perfect, and for the miserable vainglory of making it believed that whatever has not yet been discovered and comprehended can never be discovered or comprehended hereafter.
рус.And even if a man apply himself fairly to facts, and endeavor to find out something new, yet he will confine his aim and intention to the investigation and working out of some one discovery and no more; such as the nature of the magnet, the ebb and flow of the sea, the system of the heavens, and things of this kind, which seem to be in some measure secret, and have hitherto been handled without much success. Whereas it is most unskillful to investigate the nature of anything in the thing itself, seeing that the same nature which appears in some things to be latent and hidden is in others manifest and palpable; wherefore in the former it produces wonder, in the latter excites no attention; as we find it in the nature of consistency, which in wood or stone is not observed, but is passed over under the appellation of solidity without further inquiry as to why separation or solution of continuity is avoided; while in the case of bubbles, which form themselves into certain pellicles, curiously shaped into hemispheres, so that the solution of continuity is avoided for a moment, it is thought a subtle matter.
рус.In fact, what in some things is accounted a secret has in others a manifest and well-known nature, which will never be recognized as long as the experiments and thoughts of men are engaged on the former only.
рус.But generally speaking, in mechanics old discoveries pass for new if a man does but refine or embellish them, or unite several in one, or couple them better with their use, or make the work in greater or less volume than it was before, or the like.
рус.Thus, then, it is no wonder if inventions noble and worthy of mankind have not been brought to light, when men have been contented and delighted with such trifling and puerile tasks, and have even fancied that in them they have been endeavoring after, if not accomplishing, some great matter.
рус.LXXXIX
рус.Neither is it to be forgotten that in every age natural philosophy has had a troublesome and hard to deal with adversary - namely, superstition, and the blind and immoderate zeal of religion. For we see among the Greeks that those who first proposed to men's then uninitiated ears the natural causes for thunder and for storms were thereupon found guilty of impiety. Nor was much more forbearance shown by some of the ancient fathers of the Christian church to those who on most convincing grounds (such as no one in his senses would now think of contradicting) maintained that the earth was round, and of consequence asserted the existence of the antipodes.
рус.Moreover, as things now are, to discourse of nature is made harder and more perilous by the summaries and systems of the schoolmen who, having reduced theology into regular order as well as they were able, and fashioned it into the shape of an art, ended in incorporating the contentious and thorny philosophy of Aristotle, more than was fit, with the body of religion.
рус.To the same result, though in a different way, tend the speculations of those who have taken upon them to deduce the truth of the Christian religion from the principles of philosophers, and to confirm it by their authority, pompously solemnizing this union of the sense and faith as a lawful marriage, and entertaining men's minds with a pleasing variety of matter, but all the while disparaging things divine by mingling them with things human. Now in such mixtures of theology with philosophy only the received doctrines of philosophy are included; while new ones, albeit changes for the better, are all but expelled and exterminated.
рус.Lastly, you will find that by the simpleness of certain divines, access to any philosophy, however pure, is well-nigh closed. Some are weakly afraid lest a deeper search into nature should transgress the permitted limits of sober-mindedness, wrongfully wresting and transferring what is said in Holy Writ against those who pry into sacred mysteries, to the hidden things of nature, which are barred by no prohibition. Others with more subtlety surmise and reflect that if second causes are unknown everything can more readily be referred to the divine hand and rod, a point in which they think religion greatly concerned - which is in fact nothing else but to seek to gratify God with a lie. Others fear from past example that movements and changes in philosophy will end in assaults on religion. And others again appear apprehensive that in the investigation of nature something may be found to subvert or at least shake the authority of religion, especially with the unlearned. But these two last fears seem to me to savor utterly of carnal wisdom; as if men in the recesses and secret thought of their hearts doubted and distrusted the strength of religion and the empire of faith over the sense, and therefore feared that the investigation of truth in nature might be dangerous to them. But if the matter be truly considered, natural philosophy is, after the word of God, at once the surest medicine against superstition and the most approved nourishment for faith, and therefore she is rightly given to religion as her most faithful handmaid, since the one displays the will of God, the other his power. For he did not err who said, "Ye err in that ye know not the Scriptures and the power of God," thus coupling and blending in an indissoluble bond information concerning his will and meditation concerning his power. Meanwhile it is not surprising if the growth of natural philosophy is checked when religion, the thing which has most power over men's minds, has by the simpleness and incautious zeal of certain persons been drawn to take part against her.
рус.XC
рус.Again, in the customs and institutions of schools, academies, colleges, and similar bodies destined for the abode of learned men and the cultivation of learning, everything is found adverse to the progress of science. For the lectures and exercises there are so ordered that to think or speculate on anything out of the common way can hardly occur to any man.
рус.And if one or two have the boldness to use any liberty of judgment, they must undertake the task all by themselves; they can have no advantage from the company of others. And if they can endure this also, they will find their industry and largeness of mind no slight hindrance to their fortune. For the studies of men in these places are confined and as it were imprisoned in the writings of certain authors, from whom if any man dissent he is straightway arraigned as a turbulent person and an innovator. But surely there is a great distinction between matters of state and the arts; for the danger from new motion and from new light is not the same. In matters of state a change even for the better is distrusted, because it unsettles what is established; these things resting on authority, consent, fame and opinion, not on demonstration. But arts and sciences should be like mines, where the noise of new works and further advances is heard on every side. But though the matter be so according to right reason, it is not so acted on in practice; and the points above mentioned in the administration and government of learning put a severe restraint upon the advancement of the sciences.
рус.XCI
рус.Nay, even if that jealousy were to cease, still it is enough to check the growth of science that efforts and labors in this field go unrewarded. For it does not rest with the same persons to cultivate sciences and to reward them. The growth of them comes from great wits; the prizes and rewards of them are in the hands of the people, or of great persons, who are but in very few cases even moderately learned. Moreover, this kind of progress is not only unrewarded with prizes and substantial benefits; it has not even the advantage of popular applause. For it is a greater matter than the generality of men can take in, and is apt to be overwhelmed and extinguished by the gales of popular opinions. And it is nothing strange if a thing not held in honor does not prosper.
рус.XCII
рус.But by far the greatest obstacle to the progress of science and to the undertaking of new tasks and provinces therein is found in this - that men despair and think things impossible. For wise and serious men are wont in these matters to be altogether distrustful, considering with themselves the obscurity of nature, the shortness of life, the deceitfulness of the senses, the weakness of the judgment, the difficulty of experiment, and the like; and so supposing that in the revolution of time and of the ages of the world the sciences have their ebbs and flows; that at one season they grow and flourish, at another wither and decay, yet in such sort that when they have reached a certain point and condition they can advance no further.
рус.If therefore anyone believes or promises more, they think this comes of an ungoverned and unripened mind, and that such attempts have prosperous beginnings, become difficult as they go on, and end in confusion. Now since these are thoughts which naturally present themselves to men grave and of great judgment, we must take good heed that we be not led away by our love for a most fair and excellent object to relax or diminish the severity of our judgment. We must observe diligently what encouragement dawns upon us and from what quarter, and, putting aside the lighter breezes of hope, we must thoroughly sift and examine those which promise greater steadiness and constancy. Nay, and we must take state prudence too into our counsels, whose rule is to distrust, and to take the less favorable view of human affairs. I am now therefore to speak touching hope, especially as I am not a dealer in promises, and wish neither to force nor to ensnare men's judgments, but to lead them by the hand with their good will. And though the strongest means of inspiring hope will be to bring men to particulars, especially to particulars digested and arranged in my Tables of Discovery (the subject partly of the second, but much more of the fourth part of my Instauration), since this is not merely the promise of the thing but the thing itself; nevertheless, that everything may be done with gentleness, I will proceed with my plan of preparing men's minds, of which preparation to give hope is no unimportant part.
рус.For without it the rest tends rather to make men sad (by giving them a worse and meaner opinion of things as they are than they now have, and making them more fully to feel and know the unhappiness of their own condition) than to induce any alacrity or to whet their industry in making trial. And therefore it is fit that I publish and set forth those conjectures of mine which make hope in this matter reasonable, just as Columbus did, before that wonderful voyage of his across the Atlantic, when he gave the reasons for his conviction that new lands and continents might be discovered besides those which were known before; which reasons, though rejected at first, were afterwards made good by experience, and were the causes and beginnings of great events.
рус.XCIII
рус.The beginning is from God: for the business which is in hand, having the character of good so strongly impressed upon it, appears manifestly to proceed from God, who is the author of good, and the Father of Lights. Now in divine operations even the smallest beginnings lead of a certainty to their end. And as it was said of spiritual things, "The kingdom of God cometh not with observation," so is it in all the greater works of Divine Providence; everything glides on smoothly and noiselessly, and the work is fairly going on before men are aware that it has begun. Nor should the prophecy of Daniel be forgotten touching the last ages of the world: "Many shall go to and fro, and knowledge shall be increased"; clearly intimating that the thorough passage of the world (which now by so many distant voyages seems to be accomplished, or in course of accomplishment), and the advancement of the sciences, are destined by fate, that is, by Divine Providence, to meet in the same age.
рус.XCIV
рус.Next comes a consideration of the greatest importance as an argument of hope; I mean that drawn from the errors of past time, and of the ways hitherto trodden. For most excellent was the censure once passed upon a government that had been unwisely administered. "That which is the worst thing in reference to the past, ought to be regarded as best for the future. For if you had done all that your duty demanded, and yet your affairs were no better, you would not have even a hope left you that further improvement is possible. But now, when your misfortunes are owing, not to the force of circumstances, but to your own errors, you may hope that by dismissing or correcting these errors, a great change may be made for the better." In like manner, if during so long a course of years men had kept the true road for discovering and cultivating sciences, and had yet been unable to make further progress therein, bold doubtless and rash would be the opinion that further progress is possible. But if the road itself has been mistaken, and men's labor spent on unfit objects, it follows that the difficulty has its rise not in things themselves, which are not in our power, but in the human understanding, and the use and application thereof, which admits of remedy and medicine. It will be of great use therefore to set forth what these errors are. For as many impediments as there have been in times past from this cause, so many arguments are there of hope for the time to come. And although they have been partly touched before, I think fit here also, in plain and simple words, to represent them.
рус.XCV
рус.Those who have handled sciences have been either men of experiment or men of dogmas. The men of experiment are like the ant, they only collect and use; the reasoners resemble spiders, who make cobwebs out of their own substance. But the bee takes a middle course: it gathers its material from the flowers of the garden and of the field, but transforms and digests it by a power of its own. Not unlike this is the true business of philosophy; for it neither relies solely or chiefly on the powers of the mind, nor does it take the matter which it gathers from natural history and mechanical experiments and lay it up in the memory whole, as it finds it, but lays it up in the understanding altered and digested. Therefore from a closer and purer league between these two faculties, the experimental and the rational (such as has never yet been made), much may be hoped.
рус.XCVI
рус.We have as yet no natural philosophy that is pure; all is tainted and corrupted: in Aristotle's school by logic; in Plato's by natural theology; in the second school of Platonists, such as Proclus and others, by mathematics, which ought only to give definiteness to natural philosophy, not to generate or give it birth. From a natural philosophy pure and unmixed, better things are to be expected.
рус.XCVII
рус.No one has yet been found so firm of mind and purpose as resolutely to compel himself to sweep away all theories and common notions, and to apply the understanding, thus made fair and even, to a fresh examination of particulars. Thus it happens that human knowledge, as we have it, is a mere medley and ill-digested mass, made up of much credulity and much accident, and also of the childish notions which we at first imbibed.
рус.Now if anyone of ripe age, unimpaired senses, and well-purged mind, apply himself anew to experience and particulars, better hopes may be entertained of that man. In which point I promise to myself a like fortune to that of Alexander the Great, and let no man tax me with vanity till he have heard the end; for the thing which I mean tends to the putting off of all vanity.
рус.For of Alexander and his deeds Aeschines spoke thus: "Assuredly we do not live the life of mortal men; but to this end were we born, that in after ages wonders might be told of us," as if what Alexander had done seemed to him miraculous.
рус.But in the next age Titus Livius took a better and a deeper view of the matter, saying in effect that Alexander "had done no more than take courage to despise vain apprehensions." And a like judgment I suppose may be passed on myself in future ages: that I did no great things, but simply made less account of things that were accounted great. In the meanwhile, as I have already said, there is no hope except in a new birth of science; that is, in raising it regularly up from experience and building it afresh, which no one (I think) will say has yet been done or thought of.
рус.XCVIII
рус.Now for grounds of experience - since to experience we must come - we have as yet had either none or very weak ones; no search has been made to collect a store of particular observations sufficient either in number, or in kind, or in certainty, to inform the understanding, or in any way adequate. On the contrary, men of learning, but easy withal and idle, have taken for the construction or for the confirmation of their philosophy certain rumors and vague fames or airs of experience, and allowed to these the weight of lawful evidence. And just as if some kingdom or state were to direct its counsels and affairs not by letters and reports from ambassadors and trustworthy messengers, but by the gossip of the streets; such exactly is the system of management introduced into philosophy with relation to experience. Nothing duly investigated, nothing verified, nothing counted, weighed, or measured, is to be found in natural history; and what in observation is loose and vague, is in information deceptive and treacherous. And if anyone thinks that this is a strange thing to say, and something like an unjust complaint, seeing that Aristotle, himself so great a man, and supported by the wealth of so great a king, has composed so accurate a history of animals; and that others with greater diligence, though less pretense, have made many additions; while others, again, have compiled copious histories and descriptions of metals, plants, and fossils; it seems that he does not rightly apprehend what it is that we are now about.
рус.For a natural history which is composed for its own sake is not like one that is collected to supply the understanding with information for the building up of philosophy. They differ in many ways, but especially in this: that the former contains the variety of natural species only, and not experiments of the mechanical arts. For even as in the business of life a man's disposition and the secret workings of his mind and affections are better discovered when he is in trouble than at other times, so likewise the secrets of nature reveal themselves more readily under the vexations of art than when they go their own way. Good hopes may therefore be conceived of natural philosophy, when natural history, which is the basis and foundation of it, has been drawn up on a better plan; but not till then.
рус.XCIX
рус.Again, even in the great plenty of mechanical experiments, there is yet a great scarcity of those which are of most use for the information of the understanding. For the mechanic, not troubling himself with the investigation of truth, confines his attention to those things which bear upon his particular work, and will not either raise his mind or stretch out his hand for anything else. But then only will there be good ground of hope for the further advance of knowledge when there shall be received and gathered together into natural history a variety of experiments which are of no use in themselves but simply serve to discover causes and axioms, which I call Experimenta lucifera, experiments of light, to distinguish them from those which I call fructifera, experiments of fruit.
рус.Now experiments of this kind have one admirable property and condition: they never miss or fail. For since they are applied, not for the purpose of producing any particular effect, but only of discovering the natural cause of some effect, they answer the end equally well whichever way they turn out; for they settle the question.
рус.C
рус.But not only is a greater abundance of experiments to be sought for and procured, and that too of a different kind from those hitherto tried; an entirely different method, order, and process for carrying on and advancing experience must also be introduced. For experience, when it wanders in its own track, is, as I have already remarked, mere groping in the dark, and confounds men rather than instructs them. But when it shall proceed in accordance with a fixed law, in regular order, and without interruption, then may better things be hoped of knowledge.
рус.CI
рус.But even after such a store of natural history and experience as is required for the work of the understanding, or of philosophy, shall be ready at hand, still the understanding is by no means competent to deal with it offhand and by memory alone; no more than if a man should hope by force of memory to retain and make himself master of the computation of an ephemeris. And yet hitherto more has been done in matter of invention by thinking than by writing; and experience has not yet learned her letters. Now no course of invention can be satisfactory unless it be carried on in writing. But when this is brought into use, and experience has been taught to read and write, better things may be hoped.
рус.CII
рус.Moreover, since there is so great a number and army of particulars, and that army so scattered and dispersed as to distract and confound the understanding, little is to be hoped for from the skirmishings and slight attacks and desultory movements of the intellect, unless all the particulars which pertain to the subject of inquiry shall, by means of Tables of Discovery, apt, well arranged, and, as it were, animate, be drawn up and marshaled; and the mind be set to work upon the helps duly prepared and digested which these tables supply.
рус.CIII
рус.But after this store of particulars has been set out duly and in order before our eyes, we are not to pass at once to the investigation and discovery of new particulars or works; or at any rate if we do so we must not stop there. For although I do not deny that when all the experiments of all the arts shall have been collected and digested, and brought within one man's knowledge and judgment, the mere transferring of the experiments of one art to others may lead, by means of that experience which I term literate, to the discovery of many new things of service to the life and state of man, yet it is no great matter that can be hoped from that; but from the new light of axioms, which having been educed from those particulars by a certain method and rule, shall in their turn point out the way again to new particulars, greater things may be looked for. For our road does not lie on a level, but ascends and descends; first ascending to axioms, then descending to works.
рус.CIV
рус.The understanding must not, however, be allowed to jump and fly from particulars to axioms remote and of almost the highest generality (such as the first principles, as they are called, of arts and things), and taking stand upon them as truths that cannot be shaken, proceed to prove and frame the middle axioms by reference to them; which has been the practice hitherto, the understanding being not only carried that way by a natural impulse, but also by the use of syllogistic demonstration trained and inured to it. But then, and then only, may we hope well of the sciences when in a just scale of ascent, and by successive steps not interrupted or broken, we rise from particulars to lesser axioms; and then to middle axioms, one above the other; and last of all to the most general. For the lowest axioms differ but slightly from bare experience, while the highest and most general (which we now have) are notional and abstract and without solidity. But the middle are the true and solid and living axioms, on which depend the affairs and fortunes of men; and above them again, last of all, those which are indeed the most general; such, I mean, as are not abstract, but of which those intermediate axioms are really limitations.
рус.The understanding must not therefore be supplied with wings, but rather hung with weights, to keep it from leaping and flying. Now this has never yet been done; when it is done, we may entertain better hopes of the sciences.
рус.CV
рус.In establishing axioms, another form of induction must be devised than has hitherto been employed, and it must be used for proving and discovering not first principles (as they are called) only, but also the lesser axioms, and the middle, and indeed all. For the induction which proceeds by simple enumeration is childish; its conclusions are precarious and exposed to peril from a contradictory instance; and it generally decides on too small a number of facts, and on those only which are at hand. But the induction which is to be available for the discovery and demonstration of sciences and arts, must analyze nature by proper rejections and exclusions; and then, after a sufficient number of negatives, come to a conclusion on the affirmative instances - which has not yet been done or even attempted, save only by Plato, who does indeed employ this form of induction to a certain extent for the purpose of discussing definitions and ideas. But in order to furnish this induction or demonstration well and duly for its work, very many things are to be provided which no mortal has yet thought of; insomuch that greater labor will have to be spent in it than has hitherto been spent on the syllogism. And this induction must be used not only to discover axioms, but also in the formation of notions. And it is in this induction that our chief hope lies.
рус.CVI
рус.But in establishing axioms by this kind of induction, we must also examine and try whether the axiom so established be framed to the measure of those particulars only from which it is derived, or whether it be larger and wider. And if it be larger and wider, we must observe whether by indicating to us new particulars it confirm that wideness and largeness as by a collateral security, that we may not either stick fast in things already known, or loosely grasp at shadows and abstract forms, not at things solid and realized in matter. And when this process shall have come into use, then at last shall we see the dawn of a solid hope.
рус.CVII
рус.And here also should be remembered what was said above concerning the extending of the range of natural philosophy to take in the particular sciences, and the referring or bringing back of the particular sciences to natural philosophy, that the branches of knowledge may not be severed and cut off from the stem. For without this the hope of progress will not be so good.
рус.CVIII
рус.So much then for the removing of despair and the raising of hope through the dismissal or rectification of the errors of past time. We must now see what else there is to ground hope upon. And this consideration occurs at once - that if many useful discoveries have been made by accident or upon occasion, when men were not seeking for them but were busy about other things, no one can doubt but that when they apply themselves to seek and make this their business, and that too by method and in order and not by desultory impulses, they will discover far more. For although it may happen once or twice that a man shall stumble on a thing by accident which, when taking great pains to search for it, he could not find, yet upon the whole it unquestionably falls out the other way. And therefore far better things, and more of them, and at shorter intervals, are to be expected from man's reason and industry and direction and fixed application than from accident and animal instinct and the like, in which inventions have hitherto had their origin.
рус.CIX
рус.Another argument of hope may be drawn from this - that some of the inventions already known are such as before they were discovered it could hardly have entered any man's head to think of; they would have been simply set aside as impossible. For in conjecturing what may be men set before them the example of what has been, and divine of the new with an imagination preoccupied and colored by the old; which way of forming opinions is very fallacious, for streams that are drawn from the springheads of nature do not always run in the old channels.
рус.If, for instance, before the invention of ordnance, a man had described the thing by its effects, and said that there was a new invention by means of which the strongest towers and walls could be shaken and thrown down at a great distance, men would doubtless have begun to think over all the ways of multiplying the force of catapults and mechanical engines by weights and wheels and such machinery for ramming and projecting; but the notion of a fiery blast suddenly and violently expanding and exploding would hardly have entered into any man's imagination or fancy, being a thing to which nothing immediately analogous had been seen, except perhaps in an earthquake or in lightning, which as magnalia or marvels of nature, and by man not imitable, would have been immediately rejected.
рус.In the same way, if, before the discovery of silk, anyone had said that there was a kind of thread discovered for the purposes of dress and furniture which far surpassed the thread of linen or of wool in fineness and at the same time in strength, and also in beauty and softness, men would have begun immediately to think of some silky kind of vegetable, or of the finer hair of some animal, or of the feathers and down of birds; but a web woven by a tiny worm, and that in such abundance, and renewing itself yearly, they would assuredly never have thought. Nay, if anyone had said anything about a worm, he would no doubt have been laughed at as dreaming of a new kind of cobwebs.
рус.So again, if, before the discovery of the magnet, anyone had said that a certain instrument had been invented by means of which the quarters and points of the heavens could be taken and distinguished with exactness, men would have been carried by their imagination to a variety of conjectures concerning the more exquisite construction of astronomical instruments; but that anything could be discovered agreeing so well in its movements with the heavenly bodies, and yet not a heavenly body itself, but simply a substance of metal or stone, would have been judged altogether incredible. Yet these things and others like them lay for so many ages of the world concealed from men, nor was it by philosophy or the rational arts that they were found out at last, but by accident and occasion, being indeed, as I said, altogether different in kind and as remote as possible from anything that was known before; so that no preconceived notion could possibly have led to the discovery of them.
рус.There is therefore much ground for hoping that there are still laid up in the womb of nature many secrets of excellent use, having no affinity or parallelism with anything that is now known, but lying entirely out of the beat of the imagination, which have not yet been found out. They too no doubt will some time or other, in the course and revolution of many ages, come to light of themselves, just as the others did; only by the method of which we are now treating they can be speedily and suddenly and simultaneously presented and anticipated.
рус.CX
рус.But we have also discoveries to show of another kind, which prove that noble inventions may be lying at our very feet, and yet mankind may step over without seeing them. For however the discovery of gunpowder, of silk, of the magnet, of sugar, of paper, or the like, may seem to depend on certain properties of things themselves and nature, there is at any rate nothing in the art of printing which is not plain and obvious. Nevertheless for want of observing that although it is more difficult to arrange types of letters than to write letters by the motion of the hand, there is yet this difference between the two, that types once arranged serve for innumerable impressions, but letters written with the hand for a single copy only; or perhaps again for want of observing that ink can be so thickened as to color without running (particularly when the letters face upwards and the impression is made from above) - for want, I say, of observing these things, men went for so many ages without this most beautiful discovery, which is of so much service in the propagation of knowledge.
рус.But such is the infelicity and unhappy disposition of the human mind in this course of invention, that it first distrusts and then despises itself: first will not believe that any such thing can be found out; and when it is found out, cannot understand how the world should have missed it so long. And this very thing may be justly taken as an argument of hope, namely, that there is a great mass of inventions still remaining which not only by means of operations that are yet to be discovered, but also through the transferring, comparing, and applying of those already known, by the help of that learned experience of which I spoke, may be deduced and brought to light.
рус.CXI
рус.There is another ground of hope that must not be omitted. Let men but think over their infinite expenditure of understanding, time, and means on matters and pursuits of far less use and value; whereof, if but a small part were directed to sound and solid studies, there is no difficulty that might not be overcome. This I thought good to add, because I plainly confess that a collection of history natural and experimental, such as I conceive it and as it ought to be, is a great, I may say a royal work, and of much labor and expense.
рус.CXII
рус.Meantime, let no man be alarmed at the multitude of particulars, but let this rather encourage him to hope. For the particular phenomena of art and nature are but a handful to the inventions of the wit, when disjoined and separated from the evidence of things. Moreover, this road has an issue in the open ground and not far off; the other has no issue at all, but endless entanglement. For men hitherto have made but short stay with experience, but passing her lightly by, have wasted an infinity of time on meditations and glosses of the wit. But if someone were by that could answer our questions and tell us in each case what the fact in nature is, the discovery of all causes and sciences would be but the work of a few years.
рус.CXIII
рус.Moreover, I think that men may take some hope from my own example. And this I say not by way of boasting, but because it is useful to say it. If there be any that despond, let them look at me, that being of all men of my time the most busied in affairs of state, and a man of health not very strong (whereby much time is lost), and in this course altogether a pioneer, following in no man's track nor sharing these counsels with anyone, have nevertheless by resolutely entering on the true road, and submitting my mind to Things, advanced these matters, as I suppose, some little way. And then let them consider what may be expected (after the way has been thus indicated) from men abounding in leisure, and from association of labors, and from successions of ages - the rather because it is not a way over which only one man can pass at a time (as is the case with that of reasoning), but one in which the labors and industries of men (especially as regards the collecting of experience) may with the best effect be first distributed and then combined. For then only will men begin to know their strength when instead of great numbers doing all the same things, one shall take charge of one thing and another of another.
рус.CXIV
рус.Lastly, even if the breath of hope which blows on us from that New Continent were fainter than it is and harder to perceive, yet the trial (if we would not bear a spirit altogether abject) must by all means be made. For there is no comparison between that which we may lose by not trying and by not succeeding, since by not trying we throw away the chance of an immense good; by not succeeding we only incur the loss of a little human labor. But as it is, it appears to me from what has been said, and also from what has been left unsaid, that there is hope enough and to spare, not only to make a bold man try, but also to make a sober-minded and wise man believe.
рус.CXV
рус.Concerning the grounds then for putting away despair, which has been one of the most powerful causes of delay and hindrance to the progress of knowledge, I have now spoken. And this also concludes what I had to say touching the signs and causes of the errors, sluggishness, and ignorance which have prevailed; especially since the more subtle causes, which do not fall under popular judgment and observation, must be referred to what has been said on the Idols of the human mind.
рус.And here likewise should close that part of my Instauration which is devoted to pulling down, which part is performed by three refutations: first, by the refutation of the natural human reason, left to itself; secondly, by the refutation of the demonstrations; and thirdly, by the refutation of the theories, or the received systems of philosophy and doctrine. And the refutation of these has been such as alone it could be: that is to say, by signs and the evidence of causes, since no other kind of confutation was open to me, differing as I do from the others both on first principles and on rules of demonstration.
рус.It is time therefore to proceed to the art itself and rule of interpreting nature. Still, however, there remains something to be premised. For whereas in this first book of aphorisms I proposed to prepare men's minds as well for understanding as for receiving what is to follow, now that I have purged and swept and leveled the floor of the mind, it remains that I place the mind in a good position and as it were in a favorable aspect toward what I have to lay before it. For in a new matter it is not only the strong preoccupation of some old opinion that tends to create a prejudice, but also a false preconception or prefiguration of the new thing which is presented. I will endeavor therefore to impart sound and true opinions as to the things I propose, although they are to serve only for the time, and by way of interest (so to speak), till the thing itself, which is the principal, be fully known.
рус.CXVI
рус.First, then, I must request men not to suppose that after the fashion of ancient Greeks, and of certain moderns, as Telesius, Patricius, Severinus, I wish to found a new sect in philosophy. For this is not what I am about, nor do I think that it matters much to the fortunes of men what abstract notions one may entertain concerning nature and the principles of things. And no doubt many old theories of this kind can be revived and many new ones introduced, just as many theories of the heavens may be supposed which agree well enough with the phenomena and yet differ with each other.
рус.But for my part I do not trouble myself with any such speculative and withal unprofitable matters. My purpose, on the contrary, is to try whether I cannot in very fact lay more firmly the foundations and extend more widely the limits of the power and greatness of man. And although on some special subjects and in an incomplete form I am in possession of results which I take to be far more true and more certain and withal more fruitful than those now received (and these I have collected into the fifth part of my Instauration), yet I have no entire or universal theory to propound. For it does not seem that the time is come for such an attempt. Neither can I hope to live to complete the sixth part of the Instauration (which is destined for the philosophy discovered by the legitimate interpretation of nature), but hold it enough if in the intermediate business I bear myself soberly and profitably, sowing in the meantime for future ages the seeds of a purer truth, and performing my part toward the commencement of the great undertaking.
рус.CXVII
рус.And as I do not seek to found a school, so neither do I hold out offers or promises of particular works. It may be thought, indeed, that I who make such frequent mention of works and refer everything to that end, should produce some myself by way of earnest. But my course and method, as I have often clearly stated and would wish to state again, is this - not to extract works from works or experiments from experiments (as an empiric), but from works and experiments to extract causes and axioms, and again from those causes and axioms new works and experiments, as a legitimate interpreter of nature.
рус.And although in my tables of discovery (which compose the fourth part of the Instauration), and also in the examples of particulars (which I have adduced in the second part), and moreover in my observations on the history (which I have drawn out in the third part), any reader of even moderate sagacity and intelligence will everywhere observe indications and outlines of many noble works; still I candidly confess that the natural history which I now have, whether collected from books or from my own investigations, is neither sufficiently copious nor verified with sufficient accuracy to serve the purposes of legitimate interpretation.
рус.Accordingly, if there be anyone more apt and better prepared for mechanical pursuits, and sagacious in hunting out works by the mere dealing with experiment, let him by all means use his industry to gather from my history and tables many things by the way, and apply them to the production of works, which may serve as interest until the principal be forthcoming. But for myself, aiming as I do at greater things, I condemn all unseasonable and premature tarrying over such things as these, being (as I often say) like Atalanta's balls. For I do not run off like a child after golden apples, but stake all on the victory of art over nature in the race. Nor do I make haste to mow down the moss or the corn in blade, but wait for the harvest in its due season.
рус.CXVIII
рус.There will be found, no doubt, when ray history and tables of discovery are read, some things in the experiments themselves that are not quite certain, or perhaps that are quite false, which may make a man think that the foundations and principles upon which my discoveries rest are false and doubtful. But this is of no consequence, for such things must needs happen at first. It is only like the occurrence in a written or printed page of a letter or two mistaken or misplaced, which does not much hinder the reader, because such errors are easily corrected by the sense. So likewise may there occur in my natural history many experiments which are mistaken and falsely set down, and yet they will presently, by the discovery of causes and axioms, be easily expunged and rejected. It is nevertheless true that if the mistakes in natural history and experiments are important, frequent, and continual, they cannot possibly be corrected or amended by any felicity of wit or art. And therefore, if in my natural history, which has been collected and tested with so much diligence, severity, and I may say religious care, there still lurk at intervals certain falsities or errors in the particulars, what is to be said of common natural history, which in comparison with mine is so negligent and inexact? And what of the philosophy and sciences built on such a sand (or rather quicksand)? Let no man therefore trouble himself for this.
рус.CXIX
рус.There will be met with also in my history and experiments many things which are trivial and commonly known; many which are mean and low; many, lastly, which are too subtle and merely speculative, and that seem to be of no use; which kind of things may possibly avert and alienate men's interest.
рус.And first, for those things which seem common. Let men bear in mind that hitherto they have been accustomed to do no more than refer and adapt the causes of things which rarely happen to such as happen frequently, while of those which happen frequently they never ask the cause, but take them as they are for granted.
рус.And therefore they do not investigate the causes of weight, of the rotation of heavenly bodies, of heat, cold, light, hardness, softness, rarity, density, liquidity, solidity, animation, inanimation, similarity, dissimilarity, organization, and the like; but admitting these as self-evident and obvious, they dispute and decide on other things of less frequent and familiar occurrence.
рус.But I, who am well aware that no judgment can be passed on uncommon or remarkable things, much less anything new brought to light, unless the causes of common things, and the causes of those causes, be first duly examined and found out, am of necessity compelled to admit the commonest things into my history. Nay, in my judgment philosophy has been hindered by nothing more than this, that things of familiar and frequent occurrence do not arrest and detain the thoughts of men, but are received in passing without any inquiry into their causes; insomuch that information concerning things which are not known is not oftener wanted than attention concerning things which are.
рус.CXX
рус.And for things that are mean or even filthy - things which (as Pliny says) must be introduced with an apology - such things, no less than the most splendid and costly, must be admitted into natural history. Nor is natural history polluted thereby, for the sun enters the sewer no less than the palace, yet takes no pollution. And for myself, I am not raising a capitol or pyramid to the pride of man, but laying a foundation in the human understanding for a holy temple after the model of the world. That model therefore I follow. For whatever deserves to exist deserves also to be known, for knowledge is the image of existence; and things mean and splendid exist alike. Moreover, as from certain putrid substances - musk, for instance, and civet - the sweetest odors are sometimes generated, so, too, from mean and sordid instances there sometimes emanates excellent light and information. But enough and more than enough of this, such fastidiousness being merely childish and effeminate.
рус.CXXI
рус.But there is another objection which must be more carefully looked to, namely, that there are many things in this History which to common apprehension, or indeed to any understanding accustomed to the present system, will seem to be curiously and unprofitably subtle. Upon this point, therefore, above all I must say again what I have said already: that at first, and for a time, I am seeking for experiments of light, not for experiments of fruit, following therein, as I have often said, the example of the divine creation which on the first day produced light only, and assigned to it alone one entire day, nor mixed up with it on that day any material work.
рус.To suppose, therefore, that things like these are of no use is the same as to suppose that light is of no use, because it is not a thing solid or material. And the truth is that the knowledge of simple natures well examined and defined is as light: it gives entrance to all the secrets of nature's workshop, and virtually includes and draws after it whole bands and troops of works, and opens to us the sources of the noblest axioms; and yet in itself it is of no great use. So also the letters of the alphabet in themselves and apart have no use or meaning, yet they are the subject matter for the composition and apparatus of all discourse. So again the seeds of things are of much latent virtue, and yet of no use except in their development. And the scattered rays of light itself, until they are made to converge, can impart none of their benefit.
рус.But if objection be taken to speculative subtleties, what is to be said of the schoolmen, who have indulged in subtleties to such excess - in subtleties, too, that were spent on words, or at any rate on popular notions (which is much the same thing), not on facts or nature; and such as were useless not only in their origin but also in their consequences; and not like those I speak of, useless indeed for the present, but promising infinite utility hereafter. But let men be assured of this, that all subtlety of disputation and discourse, if not applied till after axioms are discovered, is out of season and preposterous, and that the true and proper or at any rate the chief time for subtlety is in weighing experience and in founding axioms thereon. For that other subtlety, though it grasps and snatches at nature, yet can never take hold of her. Certainly what is said of opportunity or fortune is most true of nature: she has a lock in front, but is bald behind.
рус.Lastly, concerning the disdain to receive into natural history things either common, or mean, or oversubtle and in their original condition useless, the answer of the poor woman to the haughty prince who had rejected her petition as an unworthy thing and beneath his dignity, may be taken for an oracle: "Then leave off being king." For most certain it is that he who will not attend to things like these as being too paltry and minute, can neither win the kingdom of nature nor govern it.
рус.CXXII
рус.It may be thought also a strange and a harsh thing that we should at once and with one blow set aside all sciences and all authors; and that, too, without calling in any of the ancients to our aid and support, but relying on our own strength.
рус.And I know that if I had chosen to deal less sincerely, I might easily have found authority for my suggestions by referring them either to the old times before the Greeks (when natural science was perhaps more flourishing, though it made less noise, not having yet passed into the pipes and trumpets of the Greeks), or even, in part at least, to some of the Greeks themselves; and so gained for them both support and honor, as men of no family devise for themselves by the good help of genealogies the nobility of a descent from some ancient stock. But for my part, relying on the evidence and truth of things, I reject all forms of fiction and imposture; nor do I think that it matters any more to the business in hand whether the discoveries that shall now be made were long ago known to the ancients, and have their settings and their risings according to the vicissitude of things and course of ages, than it matters to mankind whether the new world be that island of Atlantis with which the ancients were acquainted, or now discovered for the first time. For new discoveries must be sought from the light of nature, not fetched back out of the darkness of antiquity.
рус.And as for the universality of the censure, certainly if the matter be truly considered such a censure is not only more probable but more modest, too, than a partial one would be. For if the errors had not been rooted in primary notions, there must have been some true discoveries to correct the false. But the errors being fundamental, and not so much of false judgment as of inattention and oversight, it is no wonder that men have not obtained what they have not tried for, nor reached a mark which they never set up, nor finished a course which they never entered on or kept.
рус.And as for the presumption implied in it, certainly if a man undertakes by steadiness of hand and power of eye to describe a straighter line or more perfect circle than anyone else, he challenges a comparison of abilities; but if he only says that he with the help of a rule or a pair of compasses can draw a straighter line or a more perfect circle than anyone else can by eye and hand alone, he makes no great boast. And this remark, be it observed, applies not merely to this first and inceptive attempt of mine, but to all that shall take the work in hand hereafter. For my way of discovering sciences goes far to level men's wit and leaves but little to individual excellence, because it performs everything by the surest rules and demonstrations. And therefore I attribute my part in all this, as I have often said, rather to good luck than to ability, and account it a birth of time rather than of wit. For certainly chance has something to do with men's thoughts, as well as with their works and deeds.
рус.CXXIII
рус.I may say then of myself that which one said in jest (since it marks the distinction so truly), "It cannot be that we should think alike, when one drinks water and the other drinks wine." Now other men, as well in ancient as in modern times, have in the matter of sciences drunk a crude liquor like water, either flowing spontaneously from the understanding, or drawn up by logic, as by wheels from a well. Whereas I pledge mankind in a liquor strained from countless grapes, from grapes ripe and fully seasoned, collected in clusters, and gathered, and then squeezed in the press, and finally purified and clarified in the vat. And therefore it is no wonder if they and I do not think alike.
рус.CXXIV
рус.Again, it will be thought, no doubt, that the goal and mark of knowledge which I myself set up (the very point which I object to in others) is not the true or the best, for that the contemplation of truth is a thing worthier and loftier than all utility and magnitude of works; and that this long and anxious dwelling with experience and matter and the fluctuations of individual things, drags down the mind to earth, or rather sinks it to a very Tartarus of turmoil and confusion, removing and withdrawing it from the serene tranquility of abstract wisdom, a condition far more heavenly. Now to this I readily assent, and indeed this which they point at as so much to be preferred is the very thing of all others which I am about. For I am building in the human understanding a true model of the world, such as it is in fact, not such as a man's own reason would have it to be; a thing which cannot be done without a very diligent dissection and anatomy of the world. But I say that those foolish and apish images of worlds which the fancies of men have created in philosophical systems must be utterly scattered to the winds. Be it known then how vast a difference there is (as I said above) between the idols of the human mind and the ideas of the divine. The former are nothing more than arbitrary abstractions; the latter are the Creator's own stamp upon creation, impressed and defined in matter by true and exquisite lines. Truth, therefore, and utility are here the very same things; 2 and works themselves are of greater value as pledges of truth than as contributing to the comforts of life.
рус.CXXV
рус.It may be thought again that I am but doing what has been done before; that the ancients themselves took the same course which I am now taking; and that it is likely therefore that I too, after all this stir and striving, shall come at last to some one of those systems which prevailed in ancient times. For the ancients, too, it will be said, provided at the outset of their speculations a great store and abundance of examples and particulars, digested the same into notebooks under heads and titles, from them completed their systems and arts, and afterward, when they understood the matter, published them to the world, adding a few examples here and there for proof and illustration; but thought it superfluous and inconvenient to publish their notes and minutes and digests of particulars, and therefore did as builders do: after the house was built they removed the scaffolding and ladders out of sight. And so no doubt they did. But this objection (or scruple rather) will be easily answered by anyone who has not quite forgotten what I have said above. For the form of inquiry and discovery that was in use among the ancients is by themselves professed and appears on the very face of their writings. And that form was simply this. From a few examples and particulars (with the addition of common notions and perhaps of some portion of the received opinions which have been most popular) they flew at once to the most general conclusions, or first principles of science. Taking the truth of these as fixed and immovable, they proceeded by means of intermediate propositions to educe and prove from them the inferior conclusions; and out of these they framed the art. After that, if any new particulars and examples repugnant to their dogmas were mooted and adduced, either they subtly molded them into their system by distinctions or explanations of their rules, or else coarsely got rid of them by exceptions; while to such particulars as were not repugnant they labored to assign causes in conformity with those of their principles. But this was not the natural history and experience that was wanted; far from it. And besides, that flying off to the highest generalities ruined all.
рус.2 Ipsissim? res. I think this must have been Bacon's meaning, though not a meaning which the word can properly bear. - J. S.
рус.CXXVI
рус.It will also be thought that by forbidding men to pronounce and to set down principles as established until they have duly arrived through the intermediate steps at the highest generalities, I maintain a sort of suspension of the judgment, and bring it to what the Greeks call Acatalepsia - a denial of the capacity of the mind to comprehend truth. But in reality that which I meditate and propound is not Acatalepsia, but Eucatalepsia; not denial of the capacity to understand, but provision for understanding truly. For I do not take away authority from the senses, but supply them with helps; I do not slight the understanding, but govern it. And better surely it is that we should know all we need to know, and yet think our knowledge imperfect, than that we should think our knowledge perfect, and yet not know anything we need to know.
рус.CXXVII
рус.It may also be asked (in the way of doubt rather than objection) whether I speak of natural philosophy only, or whether I mean that the other sciences, logic, ethics, and politics, should be carried on by this method. Now I certainly mean what I have said to be understood of them all; and as the common logic, which governs by the syllogism, extends not only to natural but to all sciences, so does mine also, which proceeds by induction, embrace everything. For I form a history and table of discovery for anger, fear, shame, and the like; for matters political; and again for the mental operations of memory, composition and division, judgment, and the rest; not less than for heat and cold, or light, or vegetation, or the like. But, nevertheless, since my method of interpretation, after the history has been prepared and duly arranged, regards not the working and discourse of the mind only (as the common logic does) but the nature of things also, I supply the mind such rules and guidance that it may in every case apply itself aptly to the nature of things. And therefore I deliver many and diverse precepts in the doctrine of interpretation, which in some measure modify the method of invention according to the quality and condition of the subject of the inquiry.
рус.CXXVIII
рус.On one point not even a doubt ought to be entertained, namely, whether I desire to pull down and destroy the philosophy and arts and sciences which are at present in use. So far from that, I am most glad to see them used, cultivated, and honored. There is no reason why the arts which are now in fashion should not continue to supply matter for disputation and ornaments for discourse, to be employed for the convenience of professors and men of business, to be, in short, like current coin, which passes among men by consent. Nay, I frankly declare that what I am introducing will be but little fitted for such purposes as these, since it cannot be brought down to common apprehension save by effects and works only. But how sincere I am in my professions of affection and good will toward the received sciences, my published writings, especially the books on the advancement of learning, sufficiently show; and therefore I will not attempt to prove it further by words. Meanwhile I give constant and distinct warning that by the methods now in use neither can any great progress be made in the doctrines and contemplative part of sciences, nor can they be carried out to any magnitude of works.
рус.CXXIX
рус.It remains for me to say a few words touching the excellency of the end in view. Had they been uttered earlier, they might have seemed like idle wishes, but now that hopes have been raised and unfair prejudices removed, they may perhaps have greater weight. Also if I had finished all myself, and had no occasion to call in others to help and take part in the work, I should even now have abstained from such language lest it might be taken as a proclamation of my own deserts. But since I want to quicken the industry and rouse and kindle the zeal of others, it is fitting that I put men in mind of some things.
рус.In the first place, then, the introduction of famous discoveries appears to hold by far the first place among human actions; and this was the judgment of the former ages. For to the authors of inventions they awarded divine honors, while to those who did good service in the state (such as founders of cities and empires, legislators, saviors of their country from long endured evils, quellers of tyrannies, and the like) they decreed no higher honors than heroic. And certainly if a man rightly compare the two, he will find that this judgment of antiquity was just. For the benefits of discoveries may extend to the whole race of man, civil benefits only to particular places; the latter last not beyond a few ages, the former through all time. Moreover, the reformation of a state in civil matters is seldom brought in without violence and confusion; but discoveries carry blessings with them, and confer benefits without causing harm or sorrow to any.
рус.Again, discoveries are as it were new creations, and imitations of God's works, as the poet well sang:
рус.To man's frail race great Athens long ago First gave the seed whence waving harvests grow, And re-created all our life below.
рус.And it appears worthy of remark in Solomon that, though mighty in empire and in gold, in the magnificence of his works, his court, his household, and his fleet, in the luster of his name and the worship of mankind, yet he took none of these to glory in, but pronounced that "The glory of God is to conceal a thing; the glory of the king to search it out."
рус.Again, let a man only consider what a difference there is between the life of men in the most civilized province of Europe, and in the wildest and most barbarous districts of New India; he will feel it be great enough to justify the saying that "man is a god to man," not only in regard to aid and benefit, but also by a comparison of condition. And this difference comes not from soil, not from climate, not from race, but from the arts.
рус.Again, it is well to observe the force and virtue and consequences of discoveries, and these are to be seen nowhere more conspicuously than in those three which were unknown to the ancients, and of which the origin, though recent, is obscure and inglorious; namely, printing, gunpowder, and the magnet. For these three have changed the whole face and state of things throughout the world; the first in literature, the second in warfare, the third in navigation; whence have followed innumerable changes, insomuch that no empire, no sect, no star seems to have exerted greater power and influence in human affairs than these mechanical discoveries.
рус.Further, it will not be amiss to distinguish the three kinds and, as it were, grades of ambition in mankind. The first is of those who desire to extend their own power in their native country, a vulgar and degenerate kind. The second is of those who labor to extend the power and dominion of their country among men. This certainly has more dignity, though not less covetousness. But if a man endeavor to establish and extend the power and dominion of the human race itself over the universe, his ambition (if ambition it can be called) is without doubt both a more wholesome and a more noble thing than the other two. Now the empire of man over things depends wholly on the arts and sciences. For we cannot command nature except by obeying her.
рус.Again, if men have thought so much of some one particular discovery as to regard him as more than man who has been able by some benefit to make the whole human race his debtor, how much higher a thing to discover that by means of which all things else shall be discovered with ease! And yet (to speak the whole truth), as the uses of light are infinite in enabling us to walk, to ply our arts, to read, to recognize one another - and nevertheless the very beholding of the light is itself a more excellent and a fairer thing than all the uses of it - so assuredly the very contemplation of things as they are, without superstition or imposture, error or confusion, is in itself more worthy than all the fruit of inventions.
рус.Lastly, if the debasement of arts and sciences to purposes of wickedness, luxury, and the like, be made a ground of objection, let no one be moved thereby. For the same may be said of all earthly goods: of wit, courage, strength, beauty, wealth, light itself, and the rest. Only let the human race recover that right over nature which belongs to it by divine bequest, and let power be given it; the exercise thereof will be governed by sound reason and true religion.
рус.CXXX
рус.And now it is time for me to propound the art itself of interpreting nature, in which, although I conceive that I have given true and most useful precepts, yet I do not say either that it is absolutely necessary (as if nothing could be done without it) or that it is perfect. For I am of the opinion that if men had ready at hand a just history of nature and experience, and labored diligently thereon, and if they could bind themselves to two rules - the first, to lay aside received opinions and notions; and the second, to refrain the mind for a time from the highest generalizations, and those next to them - they would be able by the native and genuine force of the mind, without any other art, to fall into my form of interpretation. For interpretation is the true and natural work of the mind when freed from impediments. It is true, however, that by my precepts everything will be in more readiness, and much more sure.
рус.Nor again do I mean to say that no improvement can be made upon these. On the contrary, I regard that the mind, not only in its own faculties, but in its connection with things, must needs hold that the art of discovery may advance as discoveries advance.
рус.I
рус.On a given body, to generate and superinduce a new nature or new natures is the work and aim of human power. Of a given nature to discover the form, or true specific difference, or nature-engendering nature, or source of emanation (for these are the terms which come nearest to a description of the thing), is the work and aim of human knowledge. Subordinate to these primary works are two others that are secondary and of inferior mark: to the former, the transformation of concrete bodies, so far as this is possible; to the latter, the discovery, in every case of generation and motion, of the latent process carried on from the manifest efficient and the manifest material to the form which is engendered; and in like manner the discovery of the latent configuration of bodies at rest and not in motion.
рус.II
рус.In what an ill condition human knowledge is at the present time is apparent even from the commonly received maxims. It is a correct position that "true knowledge is knowledge by causes." And causes again are not improperly distributed into four kinds: the material, the formal, the efficient, and the final. But of these the final cause rather corrupts than advances the sciences, except such as have to do with human action. The discovery of the formal is despaired of. The efficient and the material (as they are investigated and received, that is, as remote causes, without reference to the latent process leading to the form) are but slight and superficial, and contribute little, if anything, to true and active science. Nor have I forgotten that in a former passage I noted and corrected as an error of the human mind the opinion that forms give existence. For though in nature nothing really exists besides individual bodies, performing pure individual acts according to a fixed law, yet in philosophy this very law, and the investigation, discovery, and explanation of it, is the foundation as well of knowledge as of operation. And it is this law with its clauses that I mean when I speak of forms, a name which I the rather adopt because it has grown into use and become familiar.
рус.III
рус.If a man be acquainted with the cause of any nature (as whiteness or heat) in certain subjects only, his knowledge is imperfect; and if he be able to superinduce an effect on certain substances only (of those susceptible of such effect), his power is in like manner imperfect. Now if a man's knowledge be confined to the efficient and material causes (which are unstable causes, and merely vehicles, or causes which convey the form in certain cases) he may arrive at new discoveries in reference to substances in some degree similar to one another, and selected beforehand; but he does not touch the deeper boundaries of things. But whosoever is acquainted with forms embraces the unity of nature in substances the most unlike, and is able therefore to detect and bring to light things never yet done, and such as neither the vicissitudes of nature, nor industry in experimenting, nor accident itself, would ever have brought into act, and which would never have occurred to the thought of man. From the discovery of forms therefore results truth in speculation and freedom in operation.
рус.IV
рус.Although the roads to human power and to human knowledge lie close together and are nearly the same, nevertheless, on account of the pernicious and inveterate habit of dwelling on abstractions it is safer to begin and raise the sciences from those foundations which have relation to practice, and to let the active part itself be as the seal which prints and determines the contemplative counterpart. We must therefore consider, if a man wanted to generate and superinduce any nature upon a given body, what kind of rule or direction or guidance he would most wish for, and express the same in the simplest and least abstruse language.
рус.For instance, if a man wishes to superinduce upon silver that yellow color of gold or an increase of weight (observing the laws of matter), or transparency on an opaque stone, or tenacity on glass, or vegetation on some substance that is not vegetable - we must consider, I say, what kind of rule or guidance he would most desire. And in the first place, he will undoubtedly wish to be directed to something which will not deceive him in the result nor fail him in the trial. Secondly, he will wish for such a rule as shall not tie him down to certain means and particular modes of operation. For perhaps he may not have those means, nor be able conveniently to procure them. And if there be other means and other methods for producing the required nature (besides the one prescribed) these may perhaps be within his reach; and yet he shall be excluded by the narrowness of the rule, and get no good from them. Thirdly, he will desire something to be shown him, which is not as difficult as the thing proposed to be done, but comes nearer to practice.
рус.For a true and perfect rule of operation, then, the direction will be that it be certain, free, and disposing or leading to action. And this is the same thing with the discovery of the true form. For the form of a nature is such, that given the form, the nature infallibly follows. Therefore it is always present when the nature is present, and universally implies it, and is constantly inherent in it. Again, the form is such that if it be taken away the nature infallibly vanishes. Therefore it is always absent when the nature is absent, and implies its absence, and inheres in nothing else. Lastly, the true form is such that it deduces the given nature from some source of being which is inherent in more natures, and which is better known in the natural order of things than the form itself. For a true and perfect axiom of knowledge, then, the direction and precept will be, that another nature be discovered which is convertible with the given nature and yet is a limitation of a more general nature, as of a true and real genus. Now these two directions, the one active the other contemplative, are one and the same thing; and what in operation is most useful, that in knowledge is most true.
рус.V
рус.The rule or axiom for the transformation of bodies is of two kinds. The first regards a body as a troop or collection of simple natures. In gold, for example, the following properties meet. It is yellow in color, heavy up to a certain weight, malleable or ductile to a certain degree of extension; it is not volatile and loses none of its substance by the action of fire; it turns into a liquid with a certain degree of fluidity; it is separated and dissolved by particular means; and so on for the other natures which meet in gold. This kind of axiom, therefore, deduces the thing from the forms of simple natures. For he who knows the forms of yellow, weight, ductility, fixity, fluidity, solution, and so on, and the methods for superinducing them and their gradations and modes, will make it his care to have them joined together in some body, whence may follow the transformation of that body into gold. And this kind of operation pertains to the first kind of action. For the principle of generating some one simple nature is the same as that of generating many; only that a man is more fettered and tied down in operation, if more are required, by reason of the difficulty of combining into one so many natures which do not readily meet, except in the beaten and ordinary paths of nature. It must be said, however, that this mode of operation (which looks to simple natures though in a compound body) proceeds from what in nature is constant and eternal and universal, and opens broad roads to human power, such as (in the present state of things) human thought can scarcely comprehend or anticipate.
рус.The second kind of axiom, which is concerned with the discovery of the latent process, proceeds not by simple natures, but by compound bodies, as they are found in nature in its ordinary course. As, for instance, when inquiry is made from what beginnings, and by what method and by what process, gold or any other metal or stone is generated, from its first menstrua and rudiments up to the perfect mineral; or in like manner, by what process herbs are generated, from the first concretion of juices in the ground or from seeds up to the formed plant, with all the successive motions and diverse and continued efforts of nature. So also in the inquiry concerning the process of development in the generation of animals, from coition to birth; and in like manner of other bodies.
рус.It is not however only to the generations of bodies that this investigation extends, but also to other motions and operations of nature. As, for instance, when inquiry is made concerning the whole course and continued action of nutrition, from the first reception of the food to its complete assimilation; or again, concerning the voluntary motion of animals from the first impression on the imagination and the continued efforts of the spirit up to the bendings and movements of the limbs; or concerning the motion of the tongue and lips and other instruments, and the changes through which it passes till it comes to the utterance of articulate sounds. For these inquiries also relate to natures concrete or combined into one structure, and have regard to what may be called particular and special habits of nature, not to her fundamental and universal laws which constitute forms. And yet it must be confessed that this plan appears to be readier and to lie nearer at hand and to give more ground for hope than the primary one.
рус.In like manner the operative which answers to this speculative part, starting from the ordinary incidents of nature, extends its operation to things immediately adjoining, or at least not far removed. But as for any profound and radical operations on nature, they depend entirely on the primary axioms. And in those things too where man has no means of operating, but only of knowing, as in the heavenly bodies (for these he cannot operate upon or change or transform), the investigation of the fact itself or truth of the thing, no less than the knowledge of the causes and consents, must come from those primary and catholic axioms concerning simple natures, such as the nature of spontaneous rotation, of attraction or magnetism, and of many others which are of a more general form than the heavenly bodies themselves. For let no one hope to decide the question whether it is the earth or heaven that really revolves in the diurnal motion until he has first comprehended the nature of spontaneous rotation.
рус.VI
рус.But this latent process of which I speak is quite another thing than men, preoccupied as their minds now are, will easily conceive. For what I understand by it is not certain measures or signs or successive steps of process in bodies, which can be seen; but a process perfectly continuous, which for the most part escapes the sense.
рус.For instance: in all generation and transformation of bodies, we must inquire what is lost and escapes; what remains, what is added; what is expanded, what contracted; what is united, what separated; what is continued, what cut off; what propels, what hinders; what predominates, what yields; and a variety of other particulars.
рус.Again, not only in the generation or transformation of bodies are these points to be ascertained, but also in all other alterations and motions it should in like manner be inquired what goes before, what comes after; what is quicker, what more tardy; what produces, what governs motion; and like points; all which nevertheless in the present state of the sciences (the texture of which is as rude as possible and good for nothing) are unknown and unhandled. For seeing that every natural action depends on things infinitely small, or at least too small to strike the sense, no one can hope to govern or change nature until he has duly comprehended and observed them.
рус.VII
рус.In like manner the investigation and discovery of the latent configuration in bodies is a new thing, no less than the discovery of the latent process and of the form. For as yet we are but lingering in the outer courts of nature, nor are we preparing ourselves a way into her inner chambers. Yet no one can endow a given body with a new nature, or successfully and aptly transmute it into a new body, unless he has attained a competent knowledge of the body so to be altered or transformed. Otherwise he will run into methods which, if not useless, are at any rate difficult and perverse and unsuitable to the nature of the body on which he is operating. It is clear therefore that to this also a way must be opened and laid out.
рус.And it is true that upon the anatomy of organized bodies (as of man and animals) some pains have been well bestowed and with good effect; and a subtle thing it seems to be, and a good scrutiny of nature. Yet this kind of anatomy is subject to sight and sense, and has place only in organized bodies. And besides it is a thing obvious and easy, when compared with the true anatomy of the latent configuration in bodies which are thought to be of uniform structure, especially in things and their parts that have a specific character, as iron, stone; and again in parts of uniform structure in plants and animals, as the root, the leaf, the flower, flesh, blood, and bones. But even in this kind, human industry has not been altogether wanting; for this is the very thing aimed at in the separation of bodies of uniform structure by means of distillations and other modes of analysis; that the complex structure of the compound may be made apparent by bringing together its several homogeneous parts. And this is of use too, and conduces to the object we are seeking, although too often fallacious in its results, because many natures which are in fact newly brought out and superinduced by fire and heat and other modes of solution are taken to be the effect of separation merely, and to have subsisted in the compound before. And after all, this is but a small part of the work of discovering the true configuration in the compound body; which configuration is a thing far more subtle and exact, and such as the operation of fire rather confounds than brings out and makes distinct.
рус.Therefore a separation and solution of bodies must be effected, not by fire indeed, but by reasoning and true induction, with experiments to aid; and by a comparison with other bodies, and a reduction to simple natures and their forms, which meet and mix in the compound. In a word, we must pass from Vulcan to Minerva if we intend to bring to light the true textures and configurations of bodies on which all the occult and, as they are called, specific properties and virtues in things depend, and from which, too, the rule of every powerful alteration and transformation is derived.
рус.For example, we must inquire what amount of spirit there is in every body, what of tangible essence; and of the spirit, whether it be copious and turgid, or meager and scarce; whether it be fine or coarse, akin to air or to fire, brisk or sluggish, weak or strong, progressive or retrograde, interrupted or continuous, agreeing with external and surrounding objects or disagreeing, etc. In like manner we must inquire into the tangible essence (which admits of no fewer differences than the spirit), into its coats, its fibers, its kinds of texture. Moreover, the disposition of the spirit throughout the corporeal frame, with its pores, passages, veins and cells, and the rudiments or first essays of the organized body, falls under the same investigation. But on these inquiries also, and I may say on all the discovery of the latent configuration, a true and clear light is shed by the primary axioms which entirely dispels darkness and subtlety.
рус.VIII
рус.Nor shall we thus be led to the doctrine of atoms, which implies the hypothesis of a vacuum and that of the unchangeableness of matter (both false assumptions); we shall be led only to real particles, such as really exist. Nor again is there any reason to be alarmed at the subtlety of the investigation, as if it could not be disentangled. On the contrary, the nearer it approaches to simple natures, the easier and plainer will everything become, the business being transferred from the complicated to the simple; from the incommensurable to the commensurable; from surds to rational quantities; from the infinite and vague to the finite and certain; as in the case of the letters of the alphabet and the notes of music. And inquiries into nature have the best result when they begin with physics and end in mathematics. Again, let no one be afraid of high numbers or minute fractions. For in dealing with numbers it is as easy to set down or conceive a thousand as one, or the thousandth part of an integer as an integer itself.
рус.IX
рус.From the two kinds of axioms which have been spoken of arises a just division of philosophy and the sciences, taking the received terms (which come nearest to express the thing) in a sense agreeable to my own views. Thus, let the investigation of forms, which are (in the eye of reason at least, and in their essential law) eternal and immutable, constitute Metaphysics; and let the investigation of the efficient cause, and of matter, and of the latent process, and the latent configuration (all of which have reference to the common and ordinary course of nature, not to her eternal and fundamental laws) constitute Physics. And to these let there be subordinate two practical divisions: to Physics, Mechanics; to Metaphysics, what (in a purer sense of the word) I call Magic, on account of the broadness of the ways it moves in, and its greater command over nature.
рус.X
рус.Having thus set up the mark of knowledge, we must go on to precepts, and that in the most direct and obvious order. Now my directions for the interpretation of nature embrace two generic divisions: the one how to educe and form axioms from experience; the other how to deduce and derive new experiments from axioms. The former again is divided into three ministrations: a ministration to the sense, a ministration to the memory, and a ministration to the mind or reason.
рус.For first of all we must prepare a natural and experimental history, sufficient and good; and this is the foundation of all, for we are not to imagine or suppose, but to discover, what nature does or may be made to do.
рус.But natural and experimental history is so various and diffuse that it confounds and distracts the understanding, unless it be ranged and presented to view in a suitable order. We must therefore form tables and arrangements of instances, in such a method and order that the understanding may be able to deal with them.
рус.And even when this is done, still the understanding, if left to itself and its own spontaneous movements, is incompetent and unfit to form axioms, unless it be directed and guarded. Therefore in the third place we must use induction, true and legitimate induction, which is the very key of interpretation. But of this, which is the last, I must speak first, and then go back to the other ministrations.
рус.XI
рус.The investigation of forms proceeds thus: a nature being given, we must first of all have a muster or presentation before the understanding of all known instances which agree in the same nature, though in substances the most unlike. And such collection must be made in the manner of a history, without premature speculation, or any great amount of subtlety. For example, let the investigation be into the form of heat.
рус.Instances Agreeing in the Nature of Heat
рус.1. The rays of the sun, especially in summer and at noon.
рус.2. The rays of the sun reflected and condensed, as between mountains, or on walls, and most of all in burning glasses and mirrors.
рус.3. Fiery meteors.
рус.4. Burning thunderbolts.
рус.5. Eruptions of flame from the cavities of mountains.
рус.6. All flame.
рус.7. Ignited solids.
рус.8. Natural warm baths.
рус.9. Liquids boiling or heated.
рус.10. Hot vapors and fumes, and the air itself, which conceives the most powerful and glowing heat if confined, as in reverbatory furnaces.
рус.11. Certain seasons that are fine and cloudless by the constitution of the air itself, without regard to the time of year.
рус.12. Air confined and underground in some caverns, especially in winter.
рус.13. All villous substances, as wool, skins of animals, and down of birds, have heat.
рус.14. All bodies, whether solid or liquid, whether dense or rare (as the air itself is), held for a time near the fire.
рус.15. Sparks struck from flint and steel by strong percussion.
рус.16. All bodies rubbed violently, as stone, wood, cloth, etc., insomuch that poles and axles of wheels sometimes catch fire; and the way they kindled fire in the West Indies was by attrition.
рус.17. Green and moist vegetables confined and bruised together, as roses packed in baskets; insomuch that hay, if damp, when stacked, often catches fire.
рус.18. Quicklime sprinkled with water.
рус.19. Iron, when first dissolved by strong waters in glass, and that without being put near the fire. And in like manner tin, etc., but not with equal intensity.
рус.20. Animals, especially and at all times internally; though in insects the heat is not perceptible to the touch by reason of the smallness of their size.
рус.21. Horse dung and like excrements of animals, when fresh.
рус.22. Strong oil of sulphur and of vitriol has the effect of heat in burning linen.
рус.23. Oil of marjoram and similar oils have the effect of heat in burning the bones of the teeth.
рус.24. Strong and well rectified spirit of wine has the effect of heat, insomuch that the white of an egg being put into it hardens and whitens almost as if it were boiled, and bread thrown in becomes dry and crusted like toast.
рус.25. Aromatic and hot herbs, as dracunculus, nasturtium vetus, etc., although not warm to the hand (either whole or in powder), yet to the tongue and palate, being a little masticated, they feel hot and burning.
рус.26. Strong vinegar, and all acids, on all parts of the body where there is no epidermis, as the eye, tongue, or on any part when wounded and laid bare of the skin, produce a pain but little differing from that which is created by heat.
рус.27. Even keen and intense cold produces a kind of sensation of burning: "Nec Bore? penetrabile frigus adurit." 1
рус.28. Other instances.
рус.This table I call the Table of Essence and Presence.
рус.l Nor burns the sharp cold of the northern blast.
рус.XII
рус.Secondly, we must make a presentation to the understanding of instances in which the given nature is wanting; because the form, as stated above, ought no less to be absent when the given nature is absent, than present when it is present. But to note all these would be endless.
рус.The negatives should therefore be subjoined to the affirmatives, and the absence of the given nature inquired of in those subjects only that are most akin to the others in which it is present and forthcoming. This I call the Table of Deviation, or of Absence in Proximity.
рус.Instances in Proximity where the Nature of Heat is Absent
рус.Answering to the first affirmative instance.
рус.
рус.1. The rays of the moon and of stars and comets are not found to be hot to the touch; indeed the severest colds are observed to be at the full moons.
рус.The larger fixed stars, however, when passed or approached by the sun, are supposed to increase and give intensity to the heat of the sun, as is the case when the sun is in the sign Leo, and in the dog days.
рус.To the 2nd.
рус.2. The rays of the sun in what is called the middle region of the air do not give heat; for which there is commonly assigned not a bad reason, viz., that that region is neither near enough to the body of the sun from which the rays emanate, nor to the earth from which they are reflected. And this appears from the fact that on the tops of mountains, unless they are very high, there is perpetual snow. On the other hand, it has been observed that on the Peak of Tenerife, and among the Andes of Peru, the very tops of the mountains are free from snow, which lies only somewhat lower down. Moreover, the air itself at the very top is found to be by no means cold, but only rare and keen; insomuch that on the Andes it pricks and hurts the eyes by its excessive keenness, and also irritates the mouth of the stomach, producing vomiting. And it was observed by the ancients that on the top of Olympus the rarity of the air was such that those who ascended it had to carry sponges with them dipped in vinegar and water, and to apply them from time to time to the mouth and nose, the air being from its rarity not sufficient to support respiration; and it was further stated that on this summit the air was so serene, and so free from rain and snow and wind, that letters traced by the finger in the ashes of the sacrifices on the altar of Jupiter remained there still the next year without being at all disturbed. And at this day travelers ascending to the top of the Peak of Tenerife make the ascent by night and not by day, and soon after the rising of the sun are warned and urged by their guides to come down without delay, on account of the danger they run lest the animal spirits should swoon and be suffocated by the tenuity of the air.
рус.To the 2nd.
рус.3. The reflection of the rays of the sun in regions near the polar circles is found to be very weak and ineffective in producing heat, insomuch that the Dutch who wintered in Nova Zembla and expected their ship to be freed from the obstructions of the mass of ice which hemmed her in by the beginning of July, were disappointed in their expectation and obliged to take to their boat. Thus the direct rays of the sun seem to have but little power, even on the level ground; nor have the reflex much, unless they are multiplied and combined, which is the case when the sun tends more to the perpendicular, for then the incident rays make acuter angles, so that the lines of the rays are nearer each other; whereas on the contrary, when the sun shines very obliquely, the angles are very obtuse, and thus the lines of rays are at a greater distance from each other. Meanwhile, it should be observed that there may be many operations of the sun, and those too depending on the nature of heat, which are not proportioned to our touch, so that in respect to us their action does not go so far as to produce sensible warmth, but in respect to some other bodies they have the effect of heat.
рус.
рус.4. Try the following experiment. Take a glass fashioned in a contrary manner to a common burning glass and, placing it between your hand and the rays of the sun, observe whether it diminishes the heat of the sun, as a burning glass increases and strengthens it. For it is evident in the case of optical rays that according as the glass is made thicker or thinner in the middle as compared with the sides, so do the objects seen through it appear more spread or more contracted. Observe therefore whether the same is the case with heat.
рус.To the 2nd
рус.5. Let the experiment be carefully tried, whether by means of the most powerful and best constructed burning glasses, the rays of the moon can be so caught and collected as to produce even the last degree of warmth. But should this degree of warmth prove too subtle and weak to be perceived and apprehended by the touch, recourse must be had to those glasses which indicate the state of the atmosphere in respect to heat and cold. Thus, let the rays of the moon fall through a burning glass on the top of a glass of this kind, and then observe whether there ensues a sinking of the water through warmth.
рус.To the 2nd.
рус.6. Let a burning glass also be tried with a heat that does not emit rays or light, as that of iron or stone heated but not ignited, boiling water, and the like; and observe whether there ensue an increase of the heat, as in the case of the sun's rays.
рус.To the 2nd.
рус.7. Let a burning glass also be tried with common flame.
рус.To the 2nd.
рус.8. Comets (if we are to reckon these too among meteors) are not found to exert a constant or manifest effect in increasing the heat of the season, though it is observed that they are often followed by droughts. Moreover bright beams and pillars and openings in the heavens appear more frequently in winter than in summertime, and chiefly during the intensest cold, but always accompanied by dry weather. Lightning, however, and coruscations and thunder seldom occur in the winter, but about the time of great heat. Falling stars, as they are called, are commonly supposed to consist rather of some bright and lighted viscous substance, than to be of any strong fiery nature. But on this point let further inquiry be made.
рус.To the 3rd.
рус.9. There are certain coruscations which give light but do not burn. And these always come without thunder.
рус.To the 4th.
рус.10. Eructations and eruptions of flame are found no less in cold than in warm countries, as in Iceland and Greenland. In cold countries, too, the trees are in many cases more inflammable and more pitchy and resinous than in warm; as the fir, pine, and others. The situations however and the nature of the soil in which eruptions of this kind usually occur have not been carefully enough ascertained to enable us to subjoin a negative to this affirmative instance.
рус.To the 5th.
рус.11. All flame is in all cases more or less warm; nor is there any negative to be subjoined. And yet they say that the ignis fatuus (as it is called), which sometimes even settles on a wall, has not much heat, perhaps as much as the flame of spirit of wine, which is mild and soft. But still milder must that flame be which, according to certain grave and trustworthy histories has been seen shining about the head and locks of boys and girls, without at all burning the hair, but softly playing round it. It is also most certain that about a horse, when sweating on the road, there is sometimes seen at night, and in clear weather, a sort of luminous appearance without any manifest heat. And it is a well-known fact, and looked upon as a sort of miracle, that a few years ago a girl's stomacher, on being slightly shaken or rubbed, emitted sparks, which was caused perhaps by some alum or salts used in the dye, that stood somewhat thick and formed a crust, and were broken by the friction. It is also most certain that all sugar, whether refined or raw, provided only it be somewhat hard, sparkles when broken or scraped with a knife in the dark. In like manner sea and salt water is sometimes found to sparkle by night when struck violently by oars. And in storms, too, at nighttime, the foam of the sea when violently agitated emits sparks, and this sparkling the Spaniards call Sea Lung. With regard to the heat of the flame which was called by ancient sailors Castor and Pollux, and by moderns St. Elmo's Fire, no sufficient investigation thereof has been made.
рус.To the 6th.
рус.12. Every body ignited so as to turn to a fiery red, even if unaccompanied by flame, is always hot; neither is there any negative to be subjoined to this affirmative. But that which comes nearest seems to be rotten wood, which shines by night and yet is not found to be hot; and the putrefying scales of fish, which also shine in the dark and yet are not warm to the touch; nor, again, is the body of the glowworm, or of the fly called Luciola, found to be warm to the touch.
рус.To the 7th.
рус.13. In what situation and kind of soil warm baths usually spring has not been sufficiently examined; and therefore no negative is subjoined.
рус.To the 8th.
рус.14. To warm liquids I subjoin the negative instance of liquid itself in its natural state. For we find no tangible liquid which is warm in its own nature and remains so constantly; but the warmth is of an adventitious nature, superinduced only for the time being, so that the liquids which in power and operation are hottest, as spirit of wine, chemical oil of spices, oil of vitriol and sulphur, and the like, which burn after a while, are at first cold to the touch. The water of natural warm baths, on the other hand, if received into a vessel and separated from its springs, cools just like water that has been heated on a fire. But it is true that oily substances are less cold to the touch than watery, oil being less cold than water, and silk than linen. But this belongs to the Table of Degrees of Cold.
рус.To the 9th.
рус.15. In like manner to hot vapor I subjoin as a negative the nature of vapor itself, such as we find it with us. For exhalations from oily substances, though easily inflammable, are yet not found to be warm unless newly exhaled from the warm body.
рус.To the 10th.
рус.16. In like manner I subjoin as a negative to hot air the nature of air itself. For we do not find here any air that is warm, unless it has either been confined, or compressed, or manifestly warmed by the sun, fire, or some other warm substance.
рус.To the 11th.
рус.17. I here subjoin the negative of colder weather than is suitable to the season of the year, which we find occurs during east and north winds; just as we have weather of the opposite kind with the south and west winds. So a tendency to rain, especially in wintertime, accompanies warm weather; while frost accompanies cold.
рус.To the 12th.
рус.18. Here I subjoin the negative of air confined in caverns during the summer. But the subject of air in confinement should by all means be more diligently examined. For in the first place it may well be a matter of doubt what is the nature of air in itself with regard to heat and cold. For air manifestly receives warmth from the influence of the heavenly bodies, and cold perhaps from the exhalations of the earth; and, again, in the middle region of air, as it is called, from cold vapors and snow. So that no opinion can be formed as to the nature of air from the examination of air that is at large and exposed, but a truer judgment might be made by examining it when confined. It is, however, necessary for the air to be confined in a vessel of such material as will not itself communicate warmth or cold to the air by its own nature, nor readily admit the influence of the outer atmosphere. Let the experiment therefore be made in an earthen jar wrapped round with many folds of leather to protect it from the outward air, and let the vessel remain tightly closed for three or four days; then open the vessel and test the degree of heat or cold by applying either the hand or a graduated glass.
рус.To the 13th.
рус.19. In like manner a doubt suggests itself whether the warmth in wool, skins, feathers, and the like, proceeds from a faint degree of heat inherent in them, as being excretions from animals; or from a certain fat and oiliness, which is of a nature akin to warmth; or simply, as surmised in the preceding article, from the confinement and separation of the air. For all air that is cut off from connection with the outer air seems to have some warmth. Try the experiment therefore with fibrous substances made of linen; not of wool, feathers, or silk, which are excretions from animals. It should also be observed that all powders (in which there is manifestly air enclosed) are less cold than the whole substances they are made from; as likewise I suppose that all froth (as that which contains air) is less cold than the liquor it comes from.
рус.To the 14th.
рус.20. To this no negative is subjoined. For there is nothing found among us, either tangible or spirituous, which does not contract warmth when put near fire. There is this difference however, that some substances contract warmth more quickly, as air, oil, and water; others more slowly, as stone and metal. But this belongs to the Table of Degrees.
рус.To the 15th.
рус.21. To this instance I subjoin no negative, except that I would have it well observed that sparks are produced from flint and steel, or any other hard substance, only when certain minute particles are struck off from the substance of the stone or metal; and that the attrition of the air does not of itself ever produce sparks, as is commonly supposed. And the sparks themselves, too, owing to the weight of the ignited body, tend rather downwards than upwards; and on going out become a tangible sooty substance.
рус.To the 16th.
рус.22. There is no negative, I think, to be subjoined to this instance. For we find among us no tangible body which does not manifestly gain warmth by attrition; insomuch that the ancients fancied that the heavenly bodies had no other means or power of producing warmth than by the attrition of the air in their rapid and hurried revolution. But on this subject we must further inquire whether bodies discharged from engines, as balls from cannon, do not acquire some degree of heat from the very percussion, so as to be found somewhat warm when they fall. Air in motion, however, rather chills than warms, as appears from wind, bellows, and blowing with the mouth contracted. But motion of this kind is not so rapid as to excite heat, and is the motion of a mass, and not of particles; so that it is no wonder if it does not generate heat.
рус.To the 17th.
рус.23. On this instance should be made more diligent inquiry. For herbs and vegetables, when green and moist seem to contain some latent heat, though so slight that it is not perceptible to the touch when they are single, but only when they are collected and shut up together, so that their spirits may not breathe out into the air, but may mutually cherish each other; whereupon there arises a palpable heat, and sometimes flame in suitable matter.
рус.To the 18th.
рус.24. On this instance too should be made more diligent inquiry. For quicklime sprinkled with water seems to contract heat either by the concentration of heat before dispersed, as in the above-mentioned case of confined herbs, or because the igneous spirit is irritated and exasperated by the water so as to cause a conflict and reaction. Which of these two is the real cause will more readily appear if oil be poured on instead of water, for oil will serve equally well with water to concentrate the enclosed spirit, but not to irritate it. We should also extend the experiment both by employing the ashes and rusts of different bodies, and by pouring in different liquids.
рус.To the 19th.
рус.25. To this instance is subjoined the negative of other metals which are softer and more fusible. For gold leaf dissolved by aqua regia gives no heat to the touch; no more does lead dissolved in aqua fortis; neither again does quicksilver (as I remember); but silver itself does, and copper too (as I remember); tin still more manifestly; and most of all iron and steel, which not only excite a strong heat in dissolution but also a violent ebullition. It appears therefore that the heat is produced by conflict, the strong waters penetrating, digging into, and tearing asunder the parts of the substance, while the substance itself resists. But where the substances yield more easily, there is hardly any heat excited.
рус.To the 20th.
рус.26. To the heat of animals no negative is subjoined, except that of insects (as above-mentioned) on account of their small size. For in fishes, as compared with land animals, it is rather a low degree than an absence of heat that is noted. But in vegetables and plants there is no degree of heat perceptible to the touch, either in their exudations or in their pith when freshly exposed. In animals, however, is found a great diversity of heat, both in their parts (there being different degrees of heat about the heart, in the brain, and on the skin) and in their accidents, as violent exercise and fevers.
рус.To the 21st.
рус.27. To this instance it is hard to subjoin a negative. Indeed the excrements of animals when no longer fresh have manifestly a potential heat, as is seen in the enriching of soil.
рус.To the 24th.
рус.28. Liquids, whether waters or oils, which possess a great and intense acridity, act like heat in tearing asunder bodies and burning them after some time; yet to the touch they are not hot at first. But their operation is relative and according to the porosity of the body to which they are applied. For aqua regia dissolves gold but not silver; aqua fortis, on the contrary, dissolves silver, but not gold; neither dissolves glass, and so on with others.
рус.To the 22nd and 23rd.
рус.29. Let trial be made of spirit of wine on wood, and also on butter, wax, or pitch; and observe whether by its heat it in any degree melts them. For the twenty-fourth instance exhibits a power in it that resembles heat in producing incrustation. In like manner therefore try its power in producing liquefaction. Let trial also be made with a graduated or calendar glass, hollow at the top; pour into the hollow spirit of wine well rectified, cover it up that the spirit may better retain its heat, and observe whether by its heat it makes the water sink.
рус.To the 25th.
рус.30. Spices and acrid herbs strike hot on the palate, and much hotter on the stomach. Observe therefore on what other substances they produce the effects of heat. Sailors tell us that when large parcels and masses of spices are, after being long kept close, suddenly opened, those who first stir and take them out run the risk of fever and inflammation. It can also be tried whether such spices and herbs when pounded would not dry bacon and meat hung over them, as smoke does.
рус.To the 26th.
рус.31. There is an acridity or pungency both in cold things, as vinegar and oil of vitriol, and in hot, as oil of marjoram and the like. Both alike therefore cause pain in animate substances, and tear asunder and consume the parts in such as are inanimate. To this instance again there is no negative subjoined. Moreover we find no pain in animals, save with a certain sensation of heat.
рус.To the 27th.
рус.32. There are many actions common both to heat and cold, though in a very different manner. For boys find that snow after a while seems to burn their hands; and cold preserves meat from putrefaction, no less than fire; and heat contracts bodies, which cold does also. But these and similar instances may more conveniently be referred to the inquiry concerning cold.
рус.XIII
рус.Thirdly, we must make a presentation to the understanding of instances in which the nature under inquiry is found in different degrees, more or less; which must be done by making a comparison either of its increase and decrease in the same subject, or of its amount in different subjects, as compared one with another. For since the form of a thing is the very thing itself, and the thing differs from the form no otherwise than as the apparent differs from the real, or the external from the internal, or the thing in reference to man from the thing in reference to the universe, it necessarily follows that no nature can be taken as the true form, unless it always decrease when the nature in question decreases, and in like manner always increase when the nature in question increases. This Table therefore I call the Table of Degrees or the Table of Comparison.
рус.Table of Degrees or Comparison in Heat
рус.I will therefore first speak of those substances which contain no degree at all of heat perceptible to the touch, but seem to have a certain potential heat only, or disposition and preparation for hotness. After that I shall proceed to substances which are hot actually, and to the touch, and to their intensities and degrees.
рус.1. In solid and tangible bodies we find nothing which is in its nature originally hot. For no stone, metal, sulphur, fossil, wood, water, or carcass of animal is found to be hot. And the hot water in baths seems to be heated by external causes; whether it be by flame or subterraneous fire, such as is thrown up from Etna and many other mountains, or by the conflict of bodies, as heat is caused in the dissolution of iron and tin. There is therefore no degree of heat palpable to the touch in animate substances; but they differ in degree of cold, wood not being equally cold with metal. But this belongs to the Table of Degrees in Cold.
рус.2. As far, however, as potential heat and aptitude for flame is concerned, there are many inanimate substances found strongly disposed thereto, as sulphur, naphtha, rock oil.
рус.3. Substances once hot, as horse dung from animal heat, and lime or perhaps ashes and soot from fire, retain some latent remains of their former heat. Hence certain distillations and resolutions of bodies are made by burying them in horse dung, and heat is excited in lime by sprinkling it with water, as already mentioned.
рус.4. In the vegetable creation we find no plant or part of plant (as gum or pitch) which is warm to the human touch. But yet, as stated above, green herbs gain warmth by being shut up; and to the internal touch, as the palate or stomach, and even to external parts, after a little time, as in plasters and ointments, some vegetables are perceptibly warm and others cold.
рус.5. In the parts of animals after death or separation from the body, we find nothing warm to the human touch. Not even horse dung, unless enclosed and buried, retains its heat. But yet all dung seems to have a potential heat, as is seen in the fattening of the land. In like manner carcasses of animals have some such latent and potential heat, insomuch that in burying grounds, where burials take place daily, the earth collects a certain hidden heat which consumes a body newly laid in it much more speedily than pure earth. We are told too that in the East there is discovered a fine soft texture, made of the down of birds, which by an innate force dissolves and melts butter when lightly wrapped in it.
рус.6. Substances which fatten the soil, as dung of all kinds, chalk, sea sand, salt, and the like, have some disposition to heat.
рус.7. All putrefaction contains in itself certain elements of a slight heat, though not so much as to be perceived by the touch. For not even those substances which on putrefaction turn to animalculae, as flesh, cheese, etc., feel warm to the touch; no more does rotten wood, which shines in the dark. Heat, however, in putrid substances sometimes betrays itself by foul and powerful odors.
рус.8. The first degree of heat therefore among those substances which feel hot to the touch, seems to be the heat of animals, which has a pretty great extent in its degrees. For the lowest, as in insects, is hardly perceptible to the touch, but the highest scarcely equals the sun's heat in the hottest countries and seasons, nor is it too great to be borne by the hand. It is said, however, of Constantius, and some others of a very dry constitution and habit of body, that in violent fevers they became so hot as somewhat to burn the hand that touched them.
рус.9. Animals increase in heat by motion and exercise, wine, feasting, venus, burning fevers, and pain.
рус.10. When attacked by intermittent fevers, animals are at first seized with cold and shivering, but soon after they become exceedingly hot, which is their condition from the first in burning and pestilential fevers.
рус.11. Let further inquiry be made into the different degrees of heat in different animals, as in fishes, quadrupeds, serpents, birds; and also according to their species, as in the lion, the kite, the man; for in common opinion fish are the least hot internally, and birds the hottest, especially doves, hawks, and sparrows.
рус.12. Let further inquiry be made into the different degrees of heat in the different parts and limbs of the same animal. For milk, blood, seed, eggs, are found to be hot only in a moderate degree, and less hot than the outer flesh of the animal when in motion or agitated. But what the degree of heat is in the brain, stomach, heart, etc., has not yet been in like manner inquired.
рус.13. All animals in winter and cold weather are cold externally, but internally they are thought to be even hotter.
рус.14. The heat of the heavenly bodies, even in the hottest countries, and at the hottest times of the year and day, is never sufficiently strong to set on fire or burn the driest wood or straw, or even tinder, unless strengthened by burning glasses or mirrors. It is, however, able to extract vapor from moist substances.
рус.15. By the tradition of astronomers some stars are hotter than others. Of planets, Mars is accounted the hottest after the sun; then comes Jupiter, and then Venus. Others, again, are set down as cold: the moon, for instance, and above all Saturn. Of fixed stars, Sirius is said to be the hottest, then Cor Leonis or Regulus, then Canicula, and so on.
рус.16. The sun gives greater heat the nearer he approaches to the perpendicular or zenith; and this is probably true of the other planets also, according to the proportion of their heat. Jupiter, for instance, is hotter, probably, to us when under Cancer or Leo than under Capricorn or Aquarius.
рус.17. We must also believe that the sun and other planets give more heat in perigee, from their proximity to the earth, than they do in apogee. But if it happens that in some region the sun is at the same time in perigee and near the perpendicular, his heat must of necessity be greater than in a region where he is also in perigee, but shining more obliquely. And therefore the altitude of the planets in their exaltation in different regions ought to be noted, with respect to perpendicularity or obliquity.
рус.18. The sun and other planets are supposed to give greater heat when nearer to the larger fixed stars. Thus when the sun is in Leo he is nearer Cor Leonis, Cauda Leonis, Spica Virginis, Sirius and Canicula, than when he is in Cancer, in which sign, however, he is nearer to the perpendicular. And it must be supposed that those parts of the heavens shed the greatest heat (though it be not at all perceptible to the touch) which are the most adorned with stars, especially of a larger size.
рус.19. Altogether, the heat of the heavenly bodies is increased in three ways: first, by perpendicularity; secondly, by proximity or perigee; thirdly, by the conjunction or combination of stars.
рус.20. The heat of animals, and of the rays of the heavenly bodies also (as they reach us), is found to differ by a wide interval from flame, though of the mildest kind, and from all ignited bodies; and from liquids also, and air itself when highly heated by fire. For the flame of spirit of wine, though scattered and not condensed, is yet sufficient to set paper, straw, or linen on fire, which the heat of animals will never do, or of the sun without a burning glass or mirror.
рус.21. There are, however, many degrees of strength and weakness in the heat of flame and ignited bodies. But as they have never been diligently inquired into, we must pass them lightly over. It appears, however, that of all flame that of spirit of wine is the softest, unless perhaps ignis fatuus be softer, and the flames or sparklings arising from the sweat of animals. Next to this, as I suppose, comes flame from light and porous vegetable matter, as straw, reeds, and dried leaves, from which the flame from hairs or feathers does not much differ. Next perhaps comes flame from wood, especially such as contains but little rosin or pitch; with this distinction, however, that the flame from small pieces of wood (such as are commonly tied up in fagots) is milder than the flame from trunks and roots of trees. And this you may try any day in furnaces for smelting iron, in which a fire made with fagots and boughs of trees is of no great use. After this I think comes flame from oil, tallow, wax, and such like fat and oily substances, which have no great acrimony. But the most violent heat is found in pitch and rosin; and yet more in sulphur, camphor, naphtha, rock oil, and salts (after the crude matter is discharged), and in their compounds, as gunpowder, Greek fire (commonly called wildfire), and its different kinds, which have so stubborn a heat that they are not easily extinguished by water.
рус.22. I think also that the flame which results from some imperfect metals is very strong and eager. But on these points let further inquiry be made.
рус.23. The flame of powerful lightning seems to exceed in strength all the former, for it has even been known to melt wrought iron into drops, which those other flames cannot do.
рус.24. In ignited bodies too there are different degrees of heat, though these again have not yet been diligently examined. The weakest heat of all, I think, is that from tinder, such as we use to kindle flame with; and in like manner that of touchwood or tow, which is used in firing cannon. After this comes ignited wood or coal, and also bricks and the like heated to ignition. But of all ignited substances, the hottest, as I take it, are ignited metals, as iron, copper, etc. But these require further investigation.
рус.25. Some ignited bodies are found to be much hotter than some flames. Ignited iron, for instance, is much hotter and more consuming than flame of spirit of wine.
рус.26. Of substances also which are not ignited but only heated by fire, as boiling water and air confined in furnaces, some are found to exceed in heat many flames and ignited substances.
рус.27. Motion increases heat, as you may see in bellows and by blowing; insomuch that the harder metals are not dissolved or melted by a dead or quiet fire, till it be made intense by blowing.
рус.28. Let trial be made with burning glasses, which (as I remember) act thus. If you place a burning glass at the distance of (say) a span from a combustible body, it will not burn or consume it so easily as if it were first placed at the distance of (say) half a span, and then moved gradually and slowly to the distance of the whole span. And yet the cone and union of rays are the same; but the motion itself increases the operation of the heat.
рус.29. Fires which break out during a strong wind are thought to make greater progress against than with it; because the flame recoils more violently when the wind gives way than it advances while the wind is driving it on.
рус.30. Flame does not burst out, nor is it generated, unless some hollow space be allowed it to move and play in; except the explosive flame of gunpowder and the like, where compression and imprisonment increase its fury.
рус.31. An anvil grows very hot under the hammer, insomuch that if it were made of a thin plate it might, I suppose, with strong and continuous blows of the hammer, grow red like ignited iron. But let this be tried by experiment.
рус.32. But in ignited substances which are porous, so as to give the fire room to move, if this motion be checked by strong compression, the fire is immediately extinguished. For instance, when tinder, or the burning wick of a candle or lamp, or even live charcoal or coal, is pressed down with an extinguisher, or with the foot, or any similar instrument, the operation of the fire instantly ceases.
рус.33. Approximation to a hot body increases heat in proportion to the degree of approximation. And this is the case also with light; for the nearer an object is brought to the light, the more visible it becomes.
рус.34. The union of different heats increases heat, unless the hot substances be mixed together. For a large fire and a small fire in the same room increase one another's heat; but warm water plunged into boiling water cools it.
рус.35. The continued application of a hot body increases heat, because heat perpetually passing and emanating from it mingles with the previously existing heat, and so multiplies the heat. For a fire does not warm a room as well in half an hour as it does if continued through the whole hour. But this is not the case with light; for a lamp or candle gives no more light after it has been long lighted than it did at first.
рус.36. Irritation by surrounding cold increases heat, as you may see in fires during a sharp frost. And this I think is owing not merely to the confinement and contraction of the heat, which is a kind of union, but also to irritation. Thus, when air or a stick is violently compressed or bent, it recoils not merely to the point it was forced from, but beyond it on the other side. Let trial therefore be carefully made by putting a stick or some such thing into flame, and observing whether it is not burnt more quickly at the sides than in the middle of the flame.
рус.37. There are many degrees in susceptibility of heat. And first of all it is to be observed how slight and faint a heat changes and somewhat warms even those bodies which are least of all susceptible of heat. Even the heat of the hand communicates some heat to a ball of lead or any metal, if held in it a little while. So readily and so universally is heat transmitted and excited, the body remaining to all appearance unchanged.
рус.38. Of all substances that we are acquainted with, the one which most readily receives and loses heat is air; as is best seen in calendar glasses [air thermoscopes], which are made thus. Take a glass with a hollow belly, a thin and oblong neck; turn it upside down and lower it, with the mouth downwards and the belly upwards, into another glass vessel containing water; and let the mouth of the inserted vessel touch the bottom of the receiving vessel and its neck lean slightly against the mouth of the other, so that it can stand. And that this may be done more conveniently, apply a little wax to the mouth of the receiving glass, but not so as to seal its mouth quite up, in order that the motion, of which we are going to speak, and which is very facile and delicate, may not be impeded by want of a supply of air.
рус.The lowered glass, before being inserted into the other, must be heated before a fire in its upper part, that is its belly. Now when it is placed in the position I have described, the air which was dilated by the heat will, after a lapse of time sufficient to allow for the extinction of that adventitious heat, withdraw and contract itself to the same extension or dimension as that of the surrounding air at the time of the immersion of the glass, and will draw the water upwards to a corresponding height. To the side of the glass there should be affixed a strip of paper, narrow and oblong, and marked with as many degrees as you choose. You will then see, according as the day is warm or cold, that the air contracts under the action of cold, and expands under the action of heat; as will be seen by the water rising when the air contracts, and sinking when it dilates. But the air's sense of heat and cold is so subtle and exquisite as far to exceed the perception of the human touch, insomuch that a ray of sunshine, or the heat of the breath, much more the heat of one's hand placed on the top of the glass, will cause the water immediately to sink in a perceptible degree. And yet I think that animal spirits have a sense of heat and cold more exquisite still, were it not that it is impeded and deadened by the grossness of the body.
рус.39. Next to air, I take those bodies to be most sensitive to heat which have been recently changed and compressed by cold, as snow and ice; for they begin to dissolve and melt with any gentle heat. Next to them, perhaps, comes quicksilver. After that follow greasy substances, as oil, butter, and the like; then comes wood; then water; and lastly stones and metals, which are slow to heat, especially in the inside. These, however, when once they have acquired heat retain it very long; in so much that an ignited brick, stone, or piece of iron, when plunged into a basin of water, will remain for a quarter of an hour, or thereabouts, so hot that you cannot touch it.
рус.40. The less the mass of a body, the sooner is it heated by the approach of a hot body; which shows that all heat of which we have experience is in some sort opposed to tangible matter.
рус.41. Heat, as far as regards the sense and touch of man, is a thing various and relative; insomuch that tepid water feels hot if the hand be cold, but cold if the hand be hot.
рус.XIV
рус.How poor we are in history anyone may see from the foregoing tables, where I not only insert sometimes mere traditions and reports (though never without a note of doubtful credit and authority) in place of history proved and instances certain, but am also frequently forced to use the words "Let trial be made," or "Let it be further inquired."
рус.XV
рус.The work and office of these three tables I call the Presentation of Instances to the Understanding. Which presentation having been made, induction itself must be set at work; for the problem is, upon a review of the instances, all and each, to find such a nature as is always present or absent with the given nature, and always increases and decreases with it; and which is, as I have said, a particular case of a more general nature. Now if the mind attempt this affirmatively from the first, as when left to itself it is always wont to do, the result will be fancies and guesses and notions ill defined, and axioms that must be mended every day, unless like the schoolmen we have a mind to fight for what is false; though doubtless these will be better or worse according to the faculties and strength of the understanding which is at work. To God, truly, the Giver and Architect of Forms, and it may be to the angels and higher intelligences, it belongs to have an affirmative knowledge of forms immediately, and from the first contemplation. But this assuredly is more than man can do, to whom it is granted only to proceed at first by negatives, and at last to end in affirmatives after exclusion has been exhausted.
рус.XVI
рус.We must make, therefore, a complete solution and separation of nature, not indeed by fire, but by the mind, which is a kind of divine fire. The first work, therefore, of true induction (as far as regards the discovery of forms) is the rejection or exclusion of the several natures which are not found in some instance where the given nature is present, or are found in some instance where the given nature is absent, or are found to increase in some instance when the given nature decreases, or to decrease when the given nature increases. Then indeed after the rejection and exclusion has been duly made, there will remain at the bottom, all light opinions vanishing into smoke, a form affirmative, solid, and true and well defined. This is quickly said; but the way to come at it is winding and intricate. I will endeavor, however, not to overlook any of the points which may help us toward it.
рус.XVII
рус.But when I assign so prominent a part to forms, I cannot too often warn and admonish men against applying what I say to those forms to which their thoughts and contemplations have hitherto been accustomed.
рус.For in the first place I do not at present speak of compound forms, which are, as I have remarked, combinations of simple natures according to the common course of the universe: as of the lion, eagle, rose, gold, and the like. It will be time to treat of these when we come to the latent processes and latent configurations, and the discovery of them, as they are found in what are called substances or natures concrete.
рус.And even in the case of simple natures I would not be understood to speak of abstract forms and ideas, either not defined in matter at all, or ill defined. For when I speak of forms, I mean nothing more than those laws and determinations of absolute actuality which govern and constitute any simple nature, as heat, light, weight, in every kind of matter and subject that is susceptible of them. Thus the form of heat or the form of light is the same thing as the law of heat or the law of light. Nor indeed do I ever allow myself to be drawn away from things themselves and the operative part. And therefore when I say (for instance) in the investigation of the form of heat, "reject rarity," or "rarity does not belong to the form of heat," it is the same as if I said, "It is possible to superinduce heat on a dense body"; or, "It is possible to take away or keep out heat from a rare body."
рус.But if anyone conceive that my forms too are of a somewhat abstract nature, because they mix and combine things heterogeneous (for the heat of heavenly bodies and the heat of fire seem to be very heterogeneous; so do the fixed red of the rose or the like, and the apparent red in the rainbow, the opal, or the diamond; so again do the different kinds of death: death by drowning, by hanging, by stabbing, by apoplexy, by atrophy; and yet they agree severally in the nature of heat, redness, death); if anyone, I say, be of this opinion, he may be assured that his mind is held in captivity by custom, by the gross appearance of things, and by men's opinions. For it is most certain that these things, however heterogeneous and alien from each other, agree in the form or law which governs heat, redness and death; and that the power of man cannot possibly be emancipated and freed from the common course of nature, and expanded and exalted to new efficients and new modes of operation, except by the revelation and discovery of forms of this kind. And yet, when I have spoken of this union of nature, which is the point of most importance, I shall proceed to the divisions and veins of nature, as well the ordinary as those that are more inward and exact, and speak of them in their place.
рус.XVIII
рус.I must now give an example of the exclusion or rejection of natures which by the Tables of Presentation are found not to belong to the form of heat; observing in the meantime that not only each table suffices for the rejection of any nature, but even any one of the particular instances contained in any of the tables. For it is manifest from what has been said that any one contradictory instance overthrows a conjecture as to the form. But nevertheless for clearness' sake and that the use of the tables may be more plainly shown, I sometimes double or multiply an exclusion.
рус.An Example of Exclusion, or Rejection of Natures from the Form of Heat
рус.1. On account of the rays of the sun, reject the nature of the elements.
рус.2. On account of common fire, and chiefly subterraneous fires (which are the most remote and most completely separate from the rays of heavenly bodies), reject the nature of heavenly bodies.
рус.3. On account of the warmth acquired by all kinds of bodies (minerals, vegetables, skin of animals, water, oil, air, and the rest) by mere approach to a fire, or other hot body, reject the distinctive or more subtle texture of bodies.
рус.4. On account of ignited iron and other metals, which communicate heat to other bodies and yet lose none of their weight or substance, reject the communication or admixture of the substance of another hot body.
рус.5. On account of boiling water and air, and also on account of metals and other solids that receive heat but not to ignition or red heat, reject light or brightness.
рус.6. On account of the rays of the moon and other heavenly bodies, with the exception of the sun, also reject light and brightness.
рус.7. By a comparison of ignited iron and the flame of spirit of wine (of which ignited iron has more heat and less brightness, while the flame of spirit of wine has more brightness and less heat), also reject light and brightness.
рус.8. On account of ignited gold and other metals, which are of the greatest density as a whole, reject rarity.
рус.9. On account of air, which is found for the most part cold and yet remains rare, also reject rarity.
рус.10. On account of ignited iron, which does not swell in bulk, but keeps within the same visible dimensions, reject local or expansive motion of the body as a whole.
рус.11. On account of the dilation of air in calendar glasses and the like, wherein the air evidently moves locally and expansively and yet acquires no manifest increase of heat, also reject local or expansive motion of the body as a whole.
рус.12. On account of the ease with which all bodies are heated, without any destruction or observable alteration, reject a destructive nature, or the violent communication of any new nature.
рус.13. On account of the agreement and conformity of the similar effects which are wrought by heat and cold, reject motion of the body as a whole, whether expansive or contractive.
рус.14. On account of heat being kindled by the attrition of bodies, reject a principial nature. By principial nature I mean that which exists in the nature of things positively, and not as the effect of any antecedent nature.
рус.There are other natures beside these; for these tables are not perfect, but meant only for examples.
рус.All and each of the above-mentioned natures do not belong to the form of heat. And from all of them man is freed in his operations of heat.
рус.XIX
рус.In the process of exclusion are laid the foundations of true induction, which however is not completed till it arrives at an affirmative. Nor is the exclusive part itself at all complete, nor indeed can it possibly be so at first. For exclusion is evidently the rejection of simple natures; and if we do not yet possess sound and true notions of simple natures, how can the process of exclusion be made accurate? Now some of the above-mentioned notions (as that of the nature of the elements, of the nature of heavenly bodies, of rarity) are vague and ill defined. I, therefore, well knowing and nowise forgetting how great a work I am about (viz., that of rendering the human understanding a match for things and nature), do not rest satisfied with the precepts I have laid down, but proceed further to devise and supply more powerful aids for the use of the understanding; which I shall now subjoin. And assuredly in the interpretation of nature the mind should by all means be so prepared and disposed that while it rests and finds footing in due stages and degrees of certainty, it may remember withal (especially at the beginning) that what it has before it depends in great measure upon what remains behind.
рус.XX
рус.And yet since truth will sooner come out from error than from confusion, I think it expedient that the understanding should have permission, after the three Tables of First Presentation (such as I have exhibited) have been made and weighed, to make an essay of the Interpretation of Nature in the affirmative way, on the strength both of the instances given in the tables, and of any others it may meet with elsewhere. Which kind of essay I call the Indulgence of the Understanding, or the Commencement of Interpretation, or the First Vintage.
рус.First Vintage Concerning the Form of Heat
рус.It is to be observed that the form of a thing is to be found (as plainly appears from what has been said) in each and all the instances in which the thing itself is to be found; otherwise it would not be the form. It follows therefore that there can be no contradictory instance. At the same time the form is found much more conspicuous and evident in some instances than in others, namely in those wherein the nature of the form is less restrained and obstructed and kept within bounds by other natures. Instances of this kind I call Shining or Striking Instances. Let us now therefore proceed to the first vintage concerning the form of heat.
рус.From a survey of the instances, all and each, the nature of which heat is a particular case, appears to be motion. This is displayed most conspicuously in flame, which is always in motion, and in boiling or simmering liquids, which also are in perpetual motion. It is also shown in the excitement or increase of heat caused by motion, as in bellows and blasts; on which see Tab. 3. Inst. 29.; and again in other kinds of motion, on which see Tab. 3. Inst. 28. and 31. Again it is shown in the extinction of fire and heat by any strong compression, which checks and stops the motion; on which see Tab. 3. Inst. 30. and 32. It is shown also by this, that all bodies are destroyed, or at any rate notably altered, by all strong and vehement fire and heat; whence it is quite clear that heat causes a tumult and confusion and violent motion in the internal parts of a body, which perceptibly tend to its dissolution.
рус.When I say of motion that it is as the genus of which heat is a species, I would be understood to mean not that heat generates motion or that motion generates heat (though both are true in certain cases), but that heat itself, its essence and quiddity, is motion and nothing else; limited however by the specific differences which I will presently subjoin, as soon as I have added a few cautions for the sake of avoiding ambiguity.
рус.Sensible heat is a relative notion, and has relation to man, not to the universe, and is correctly defined as merely the effect of heat on the animal spirits. Moreover, in itself it is variable, since the same body, according as the senses are predisposed, induces a perception of cold as well as of heat. This is clear from Inst. 41. Tab. 3.
рус.Nor again must the communication of heat, or its transitive nature, by means of which a body becomes hot when a hot body is applied to it, be confounded with the form of heat. For heat is one thing, heating another. Heat is produced by the motion of attrition without any preceding heat, an instance which excludes heating from the form of heat. And even when heat is produced by the approach of a hot body, this does not proceed from the form of heat, but depends entirely on a higher and more general nature, viz., on the nature of assimilation or self-multiplication, a subject which requires a separate inquiry.
рус.Again, our notion of fire is popular, and of no use, being made up of the combination in any body of heat and brightness, as in common flame and bodies heated to redness.
рус.Having thus removed all ambiguity, I come at length to the true specific differences which limit motion and constitute it the form of heat.
рус.The first difference then is this. Heat is an expansive motion whereby a body strives to dilate and stretch itself to a larger sphere or dimension than it had previously occupied. This difference is most observable in flame, where the smoke or thick vapor manifestly dilates and expands itself into flame.
рус.It is shown also in all boiling liquid which manifestly swells, rises, and bubbles, and carries on the process of self-expansion till it turns into a body far more extended and dilated than the liquid itself, namely, into vapor, smoke, or air.
рус.It appears likewise in all wood and combustibles, from which there generally arises exudation and always evaporation.
рус.It is shown also in the melting of metals which, being of the compactest texture, do not readily swell and dilate, but yet their spirit being dilated in itself, and thereupon conceiving an appetite for further dilation, forces and agitates the grosser parts into a liquid state. And if the heat be greatly increased it dissolves and turns much of their substance to a volatile state.
рус.It is shown also in iron or stones which, though not melted or dissolved, are yet softened. This is the case also with sticks, which when slightly heated in hot ashes become flexible.
рус.But this kind of motion is best seen in air, which continuously and manifestly dilates with a slight heat, as appears in Inst. 38. Tab. 3.
рус.It is shown also in the opposite nature of cold. For cold contracts all bodies and makes them shrink, insomuch that in intense frosts nails fall out from walls, brazen vessels crack, and heated glass, on being suddenly placed in the cold, cracks and breaks. In like manner air is contracted by a slight chill, as in Inst. 38. Tab. 3.
рус.But on these points I shall speak more at length in the inquiry concerning Cold. Nor is it surprising that heat and cold should exhibit many actions in common (for which see Inst. 32. Tab. 2.), when we find two of the following specific differences (of which I shall speak presently) suiting nature; though in this specific difference (of which I am now speaking) their actions are diametrically opposite. For heat gives an expansive and dilating, cold a contractive and condensing motion.
рус.The second difference is a modification of the former, namely, that heat is a motion expansive or toward the circumference, but with this condition, that the body has at the same time a motion upward. For there is no doubt that there are many mixed motions. For instance, an arrow or dart turns as it goes forward, and goes forward as it turns. And in like manner the motion of heat is at once a motion of expansion and a motion upward.
рус.This difference is shown by putting a pair of tongs or a poker in the fire. If you put it in perpendicularly and hold it by the top, it soon burns your hand; if at the side or from below, not nearly so soon.
рус.It is also observable in distillations per descensorium, which men use for delicate flowers that soon lose their scent. For human industry has discovered the plan of placing the fire not below but above, that it may burn the less. For not only flame tends upward, but also all heat.
рус.But let trial be made of this in the opposite nature of cold, viz., whether cold does not contract a body downward as heat dilates a body upward. Take therefore two iron rods, or two glass tubes, exactly alike; warm them a little and place a sponge steeped in cold water or snow at the bottom of the one, and the same at the top of the other. For I think that the extremities of the rod which has the snow at the top will cool sooner than the extremities of the other which has the snow at the bottom; just as the opposite is the case with heat.
рус.The third specific difference is this: that heat is a motion of expansion, not uniformly of the whole body together, but in the smaller parts of it; and at the same time checked, repelled, and beaten back, so that the body acquires a motion alternative, perpetually quivering, striving and struggling, and irritated by repercussion, whence springs the fury of fire and heat.
рус.This specific difference is most displayed in flame and boiling liquids, which are perpetually quivering and swelling in small portions, and again subsiding.
рус.It is also shown in those bodies which are so compact that when heated or ignited they do not swell or expand in bulk, as ignited iron, in which the heat is very sharp.
рус.It is shown also in this, that a fire burns most briskly in the coldest weather.
рус.Again, it is shown in this, that when the air is extended in a calendar glass without impediment or repulsion - that is to say, uniformly and equably - there is no perceptible heat. Also when wind escapes from confinement, although it burst forth with the greatest violence, there is no very great heat perceptible; because the motion is of the whole, without a motion alternating in the particles.
рус.And with a view to this, let trial be made whether flame does not burn more sharply toward the sides than in the middle of the flame.
рус.It is also shown in this, that all burning acts on minute pores of the body burnt; so that burning undermines, penetrates, pricks, and stings the body like the points of an infinite number of needles. It is also an effect of this, that all strong waters (if suited to the body on which they are acting) act as fire does, in consequence of their corroding and pungent nature.
рус.And this specific difference (of which I am now speaking) is common also to the nature of cold. For in cold the contractive motion is checked by a resisting tendency to expand, just as in heat the expansive motion is checked by a resisting tendency to contract.
рус.Thus, whether the particles of a body work inward or outward, the mode of action is the same though the degree of strength be very different; because we have not here on the surface of the earth anything that is intensely cold. See Inst. 27. Tab. [1].
рус.The fourth specific difference is a modification of the last: it is, that the preceding motion of stimulation or penetration must be somewhat rapid and not sluggish, and must proceed by particles, minute indeed, yet not the finest of all, but a degree larger.
рус.This difference is shown by a comparison of the effects of fire with the effects of time or age. Age or time dries, consumes, undermines and reduces to ashes, no less than fire; indeed, with an action far more subtle; but because such motion is very sluggish, and acts on particles very small, the heat is not perceived.
рус.It is also shown by comparing the dissolution of iron and gold. Gold is dissolved without any heat being excited, while the dissolution of iron is accompanied by a violent heat, though it takes place in about the same time. The reason is that in gold the separating acid enters gently and works with subtlety, and the parts of the gold yield easily; whereas in iron the entrance is rough and with conflict, and the parts of the iron have greater obstinacy.
рус.It is shown also to some degree in some gangrenes and mortifications, which do not excite great heat or pain on account of the subtle nature of putrefaction.
рус.Let this then be the First Vintage or Commencement of Interpretation concerning the form of heat, made by way of indulgence to the understanding.
рус.Now from this our First Vintage it follows that the form or true definition of heat (heat, that is, in relation to the universe, not simply in relation to man) is, in few words, as follows: Heat is a motion, expansive, restrained, and acting in its strife upon the smaller particles of bodies. But the expansion is thus modified: while it expands all ways, it has at the same time an inclination upward. And the struggle in the particles is modified also; it is not sluggish, but hurried and with violence.
рус.Viewed with reference to operation it is the same thing. For the direction is this: If in any natural body you can excite a dilating or expanding motion, and can so repress this motion and turn it back upon itself that the dilation shall not proceed equably, but have its way in one part and be counteracted in another, you will undoubtedly generate heat; without taking into account whether the body be elementary (as it is called) or subject to celestial influence; whether it be luminous or opaque; rare or dense; locally expanded or confined within the bounds of its first dimension; verging to dissolution or remaining in its original state; animal, vegetable, or mineral, water, oil or air, or any other substance whatever susceptible of the above-mentioned motion. Sensible heat is the same thing; only it must be considered with reference to the sense. Let us now proceed to further aids.
рус.XXI
рус.The Tables of First Presentation and the Rejection or process of Exclusion being completed, and also the First Vintage being made thereupon, we are to proceed to the other helps of the understanding in the Interpretation of Nature and true and perfect Induction. In propounding which, I mean, when Tables are necessary, to proceed upon the Instances of Heat and Cold; but when a smaller number of examples will suffice, I shall proceed at large; so that the inquiry may be kept clear, and yet more room be left for the exposition of the system.
рус.I propose to treat, then, in the first place, of Prerogative Instances; secondly, of the Supports of Induction; thirdly, of the Rectification of Induction; fourthly, of Varying the Investigation according to the nature of the Subject; fifthly, of Prerogative Natures with respect to Investigation, or of what should be inquired first and what last; sixthly, of the Limits of Investigation, or a synopsis of all natures in the universe; seventhly, of the Application to Practice, or of things in their relation to man; eighthly, of Preparations for Investigation; and lastly, of the Ascending and Descending Scale of Axioms.
рус.XXII
рус.Among Prerogative Instances I will place first Solitary Instances. Those are solitary instances which exhibit the nature under investigation in subjects which have nothing in common with other subjects except that nature; or, again, which do not exhibit the nature under investigation in subjects which resemble other subjects in every respect in not having that nature. For it is clear that such instances make the way short, and accelerate and strengthen the process of exclusion, so that a few of them are as good as many.
рус.For instance, if we are inquiring into the nature of color, prisms, crystals, which show colors not only in themselves but externally on a wall, dews, etc., are solitary instances. For they have nothing in common with the colors fixed in flowers, colored stones, metals, woods, etc., except the color. From which we easily gather that color is nothing more than a modification of the image of light received upon the object, resulting in the former case from the different degrees of incidence, in the latter from the various textures and configurations of the body. These instances are solitary in respect to resemblance.
рус.Again, in the same investigation, the distinct veins of white and black in marble, and the variegation of color in flowers of the same species, are solitary instances. For the black and white streaks in marble, or the spots of pink and white in a pink, agree in everything almost except the color. From which we easily gather that color has little to do with the intrinsic nature of a body, but simply depends on the coarser and as it were mechanical arrangement of the parts. These instances are solitary in respect to difference. Both kinds I call solitary instances, or ferine, to borrow a term from astronomers.
рус.XXIII
рус.Among Prerogative Instances I will next place Migratory Instances. They are those in which the nature in question is in the process of being produced when it did not previously exist, or on the other hand of disappearing when it existed before.
рус.And therefore, in either transition, such instances are always twofold, or rather it is one instance in motion or passage, continued till it reaches the opposite state. Such instances not only accelerate and strengthen the exclusive process, but also drive the affirmative or form itself into a narrow compass. For the form of a thing must necessarily be something which in the course of this migration is communicated, or on the other hand which in the course of this migration is removed and destroyed. And though every exclusion promotes the affirmative, yet this is done more decidedly when it occurs in the same than in different subjects. And the betrayal of the form in a single instance leads the way (as is evident from all that has been said) to the discovery of it in all. And the simpler the migration, the more must the instance be valued. Besides, migratory instances are of great use with a view to operation, because in exhibiting the form in connection with that which causes it to be or not to be, they supply a clear direction for practice in some cases; whence the passage is easy to the cases that lie next. There is, however, in these instances a danger which requires caution; viz., lest they lead us to connect the form too much with the efficient, and so possess the understanding, or at least touch it, with a false opinion concerning the form, drawn from a view of the efficient/But the efficient is always understood to be merely the vehicle that carries the form. This is a danger, however, easily remedied by the process of exclusion legitimately conducted.
рус.I must now give an example of a migratory instance. Let the nature to be investigated be whiteness. An instance migrating to production or existence is glass whole and pounded. Again, simple water and water agitated into froth. For glass and water in their simple state are transparent, not white, whereas pounded glass and water in froth are white, not transparent. We must therefore inquire what has happened to the glass or water from this migration. For it is obvious that the form of whiteness is communicated and conveyed by that pounding of the glass and that agitation of the water. We find, however, that nothing has been added except the breaking up of the glass and water into small parts, and the introduction of air. But we have made no slight advance to the discovery of the form of whiteness when we know that two bodies, both transparent but in a greater or less degree (viz., air and water, or air and glass), do when mingled in small portions together exhibit whiteness, through the unequal refraction of the rays of light.
рус.But an example must at the same time be given of the danger and caution to which I alluded. For at this point it might readily suggest itself to an understanding led astray by efficient causes of this kind, that air is always required for the form of whiteness, or that whiteness is generated by transparent bodies only - notions entirely false, and refuted by numerous exclusions. Whereas it will be found that (setting air and the like aside) bodies entirely even in the particles which affect vision are transparent, bodies simply uneven are white; bodies uneven and in a compound yet regular texture are all colors except black; while bodies uneven and in a compound, irregular, and confused texture are black.
рус.Here then I have given an example of an instance migrating to production or existence in the proposed nature of whiteness. An instance migrating to destruction in the same nature of whiteness is froth or snow in dissolution. For the water puts off whiteness and puts on transparency on returning to its integral state without air.
рус.Nor must I by any means omit to mention that under migratory instances are to be included not only those which are passing toward production and destruction, but also those which are passing toward increase and decrease; since these also help to discover the form, as is clear from the above definition of form and the Table of Degrees. The paper, which is white when dry, but when wetted (that is, when air is excluded and water introduced) is less white and approaches nearer to the transparent, is analogous to the above given instances.
рус.XXIV
рус.Among Prerogative Instances I will put in the third place Striking Instances, of which I have made mention in the First Vintage Concerning Heat, and which I also call Shining Instances, or Instances Freed and Predominant. They are those which exhibit the nature in question naked and standing by itself, and also in its exaltation or highest degree of power; as being disenthralled and freed from all impediments, or at any rate by virtue of its strength dominant over, suppressing and coercing them. For since every body contains in itself many forms of natures united together in a concrete state, the result is that they severally crush, depress, break, and enthrall one another, and thus the individual forms are obscured. But certain subjects are found wherein the required nature appears more in its vigor than in others, either through the absence of impediments or the predominance of its own virtue. And instances of this kind strikingly display the form. At the same time in these instances also we must use caution, and check the hurry of the understanding. For whatever displays the form too conspicuously and seems to force it on the notice of the understanding should be held suspect, and recourse be had to a rigid and careful exclusion.
рус.To take an example: let the nature inquired into be heat. A striking instance of the motion of expansion, which (as stated above) is the main element in the form of heat, is a calendar glass of air. For flame, though it manifestly exhibits expansion, still, as susceptible of momentary extinction, does not display the progress of expansion. Boiling water, too, on account of the easy transition of water to vapor or air, does not so well exhibit the expansion of water in its own body. Again, ignited iron and like bodies are so far from displaying the progress of expansion that in consequence of their spirit being crushed and broken by the coarse and compact particles which curb and subdue it, the expansion itself is not at all conspicuous to the senses. But a calendar glass strikingly displays expansion in air, at once conspicuous, progressive, permanent, and without transition.
рус.To take another example: let the nature inquired into be weight. A striking instance of weight is quicksilver. For it far surpasses in weight all substances but gold, and gold itself is not much heavier. But quicksilver is a better instance for indicating the form of weight than gold, because gold is solid and consistent, characteristics which seem related to density; whereas quicksilver is liquid and teeming with spirit, and yet is heavier by many degrees than the diamond and other bodies that are esteemed the most solid. From which it is obvious that the form of heaviness or weight depends simply on quantity of matter and not on compactness of frame.
рус.XXV
рус.Among Prerogative Instances I will put in the fourth place Clandestine Instances, which I also call Instances of the Twilight, and which are pretty nearly the opposites of Striking Instances. For they exhibit the nature under investigation in its lowest degree of power, and as it were in its cradle and rudiments; striving indeed and making a sort of first attempt, but buried under and subdued by a contrary nature. Such instances, however, are of very great service for the discovery of forms; because as striking instances lead easily to specific differences, so are clandestine instances the best guides to genera, that is, to those common natures whereof the natures proposed are nothing more than particular cases.
рус.For example, let the nature proposed be consistency, or the nature of that which determines its own figure, opposed to which is fluidity. Those are clandestine instances which exhibit some feeble and low degree of consistency in a fluid: as a bubble of water, which is a sort of consistent pellicle of determined figure, made of the body of the water. Of a similar kind are the droppings from a house, which if there be water to follow, lengthen themselves out into a very thin thread to preserve the continuity of the water; but if there be not water enough to follow, then they fall in round drops, which is the figure that best preserves the water from a solution of continuity. But at the very moment of time when the thread of water ceases and the descent in drops begins, the water itself recoils upward to avoid discontinuation. Again in metals, which in fusion are liquid but more tenacious, the molten drops often fly to the top and stick there. A somewhat similar instance is that of children's looking glasses, which little boys make on rushes with spittle, where also there is seen a consistent pellicle of water.
рус.This, however, is much better shown in that other childish sport when they take water, made a little more tenacious by soap, and blow it through a hollow reed, and so shape the water into a sort of castle of bubbles which by the interposition of the air become so consistent as to admit of being thrown some distance without discontinuation. But best of all is it seen in frost and snow, which assume such a consistency that they can be almost cut with a knife, although they are formed out of air and water, both fluids. All which facts not obscurely intimate that consistent and fluid are only vulgar notions, and relative to the sense; and that in fact there is inherent in all bodies a disposition to shun and escape discontinuation; but that it is faint and feeble in homogeneous bodies (as fluids), more lively and strong in bodies compounded of heterogeneous matter; the reason being that the approach of heterogeneous matter binds bodies together, while the insinuation of homogeneous matter dissolves and relaxes them.
рус.To take another instance, let the proposed nature be the attraction or coming together of bodies. In the investigation of its form the most remarkable striking instance is the magnet. But there is a contrary nature to the attractive; namely, the nonattractive, which exists in a similar substance. Thus there is iron which does not attract iron, just as lead does not attract lead, nor wood wood, nor water water. Now a clandestine instance is a magnet armed with iron, or rather the iron in an armed magnet. For it is a fact in nature that an armed magnet at some distance off does not attract iron more powerfully than an unarmed magnet. But if the iron be brought so near as to touch the iron in the armed magnet, then the armed magnet supports a far greater weight of iron than a simple and unarmed magnet, on account of the similarity of substance between the pieces of iron; an operation altogether clandestine and latent in the iron before the magnet was applied. Hence it is manifest that the form of coition is something which is lively and strong in the magnet, feeble and latent in iron.
рус.Again, it has been observed that small wooden arrows without an iron point, discharged from large engines, pierce deeper into wooden material (say the sides of ships, or the like) than the same arrows tipped with iron, on account of the similarity of substance between the two pieces of wood; although this property had previously been latent in the wood. In like manner, although air does not manifestly attract air or water water in entire bodies, yet a bubble is more easily dissolved on the approach of another bubble than if that other bubble were away, by reason of the appetite of coition between water and water, and between air and air. Such clandestine instances (which, as I have said, are of the most signal use) exhibit themselves most conspicuously in small and subtle portions of bodies; the reason being that larger masses follow more general forms, as shall be shown in the proper place.
рус.XXVI
рус.Among Prerogative Instances I will put in the fifth place Constitutive Instances, which I also call Manipular. They are those which constitute a single species of the proposed nature, a sort of Lesser Form. For since the genuine forms (which are always convertible with the proposed natures) lie deep and are hard to find, it is required by the circumstances of the case and the infirmity of the human understanding that particular forms, which collect together certain groups of instances (though not all) into some common notion, be not neglected, but rather be diligently observed. For whatever unites nature, though imperfectly, paves the way to the discovery of forms. Instances, therefore, which are useful in this regard are of no despicable power, but have a certain prerogative.
рус.But great caution must here be employed lest the human understanding, after having discovered many of those particular forms and thereupon established partitions or divisions of the nature in question, be content to rest therein, and instead of proceeding to the legitimate discovery of the great form, take it for granted that the nature from its very roots is manifold and divided, and so reject and put aside any further union of the nature, as a thing of superfluous subtlety and verging on mere abstraction.
рус.For example, let the proposed nature be memory, or that which excites and aids the memory. Constitutive instances are: order or distribution, which clearly aids the memory; also topics or "places" in artificial memory; which may either be places in the proper sense of the word, as a door, angle, window, and the like; or familiar and known persons; or any other things at pleasure (provided they be placed in a certain order), as animals, vegetables; words, too, letters, characters, historical persons, and the like; although some of these are more suitable and convenient than others. Such artificial places help the memory wonderfully, and exalt it far above its natural powers. Again, verse is learned and remembered more easily than prose. From this group of three instances, viz., order, artificial places, and verse, one species of aid to the memory is constituted. And this species may with propriety be called the cutting off of infinity. For when we try to recollect or call a thing to mind, if we have no prenotion or perception of what we are seeking, we seek and toil and wander here and there, as if in infinite space. Whereas, if we have any sure prenotion, infinity is at once cut off, and the memory has not so far to range. Now in the three foregoing instances the prenotion is clear and certain.
рус.In the first it must be something which suits the order; in the second it must be an image which bears some relation or conformity to the places fixed; in the third, it must be words that fall into the verse; and thus infinity is cut off. Other instances, again, will give us this second species: that whatever brings the intellectual conception into contact with the sense (which is indeed the method most used in mnemonics) assists the memory. Other instances will give us this third species: that things which make their impression by way of a strong affection, as by inspiring fear, admiration, shame, delight, assist the memory. Other instances will give us this fourth species: that things which are chiefly imprinted when the mind is clear and not occupied with anything else either before or after, as what is learned in childhood, or what we think of before going to sleep, also things that happen for the first time, dwell longest in the memory. Other instances will give us this fifth species: that a multitude of circumstances or points to take hold of aids the memory; as writing with breaks and divisions, reading or reciting aloud. Lastly, other instances will give us this sixth species: that things which are waited for and raise the attention dwell longer in the memory than what flies quickly by. Thus, if you read anything over twenty times, you will not learn it by heart so easily as if you were to read it only ten, trying to repeat it between whiles, and when memory failed, looking at the book. It appears, then, that there are six lesser forms of aids to the memory; viz.: the cutting off of infinity; the reduction of the intellectual to the sensible; impression made on the mind in a state of strong emotion; impression made on the mind disengaged; multitude of points to take hold of; expectation beforehand.
рус.To take another example, let the proposed nature be taste or tasting. The following instances are Constitutive. Persons who are by nature without the sense of smell cannot perceive or distinguish by taste food that is rancid or putrid, nor food that is seasoned with garlic, or with roses, or the like. Again, persons whose nostrils are accidentally obstructed by a catarrh cannot distinguish or perceive anything putrid or rancid or sprinkled with rosewater. Again, persons thus affected with catarrh, if while they have something fetid or perfumed in their mouth or palate they blow their nose violently, immediately perceive the rancidity or the perfume. These instances, then, will give and constitute this species, or rather division, of taste: that the sense of taste is in part nothing else than an internal smell, passing and descending from the upper passages of the nose to the mouth and palate. On the other hand the tastes of salt, sweet, sour, acid, rough, bitter, and the like, are as perceptible to those in whom the sense of smell is wanting or stopped as to anyone else; so that it is clear that the sense of taste is a sort of compound of an internal smell and a delicate power of touch - of which this is not the place to speak.
рус.To take another example, let the proposed nature be the communication of quality without admixture of substance. The instance of light will give or constitute one species of communication; heat and the magnet another. For the communication of light is momentaneous, and ceases at once on the removal of the original light. But heat and the virtue of the magnet, after they have been transmitted to or rather excited in a body, lodge and remain there for a considerable time after the removal of the source of motion.
рус.Very great, in short, is the prerogative of constitutive instances; for they are of much use in the forming of definitions (especially particular definitions) and in the division and partition of natures; with regard to which it was not ill said by Plato, "That he is to be held as a god who knows well how to define and to divide."
рус.XXVII
рус.Among Prerogative Instances I will put in the sixth place Instances Conformable, or of Analogy; which I also call Parallels, or Physical Resemblances. They are those which represent the resemblances and conjugations of things, not in lesser forms (as constitutive instances do) but merely in the concrete. Hence they may be called the first and lowest steps toward the union of nature. Nor do they constitute any axiom immediately from the beginning, but simply point out and mark a certain agreement in bodies. But although they are of little use for the discovery of forms, they nevertheless are very serviceable in revealing the fabric of the parts of the universe, and anatomizing its members; from which they often lead us along to sublime and noble axioms, especially those which relate to the configuration of the world rather than to simple forms and natures.
рус.For example, these following are instances of conformity: a looking glass and the eye; and again, the construction of the ear and places returning an echo. From which conformity, to say nothing of the mere observation of the resemblance which is in many respects useful, it is easy to gather and form this axiom - that the organs of the senses, and bodies which produce reflections to the senses, are of a like nature. Again, upon this hint the understanding easily rises to a higher and nobler axiom, which is this: that there is no difference between the consents or sympathies of bodies endowed with sensation and those of inanimate bodies without sensation, except that in the former an animal spirit is added to the body so disposed, but is wanting in the latter. Whence it follows that there might be as many senses in animals as there are sympathies between inanimate bodies, if there were perforations in the animate body allowing the animal spirit to pass freely into a member rightly disposed, as into a fit organ. Again, as many as are the senses in animals, so many without doubt are the motions in an inanimate body where animal spirit is wanting; though necessarily there are many more motions in inanimate bodies than there are senses in animate, on account of the paucity of organs of sense. And of this a manifest example is exhibited in pain. For though there are many kinds and varieties of pain in animals (as the pain of burning, for one, of intense cold for another; again, of pricking, squeezing, stretching, and the like), it is yet most certain that all of them, as far as the motion is concerned, exist in inanimate substances; for example, in wood or stone, when it is burned or frozen or pricked or cut or bent or stretched, and so on, though they do not enter the senses for want of the animal spirit.
рус.Again, the roots and branches of plants (which may seem strange) are conformable instances. For all vegetable matter swells and pushes out its parts to the surface, as well upward as downward. Nor is there any other difference between roots and branches than that the root is buried in the ground, while the branches are exposed to the air and sun. For if you take a tender and flourishing branch of a tree, and bend it down into a clod of earth, although it does not cohere with the ground itself, it presently produces not a branch but a root. And vice versa, if earth be placed at the top, and so kept down with a stone or any hard substance as to check the plant and prevent it from shooting upward, it will put forth branches into the air downward.
рус.Again, the gums of trees, and most rock gems, are conformable instances. For both of these are nothing else than exudations and filterings of juices, the former from trees, the latter from rocks; whence is produced the splendor and clearness in each, that is, by the fine and delicate filtering. Hence, too, it is that the hairs of animals are not generally so beautiful and of so vivid a color as the feathers of birds, viz., because the juices do not filter so finely through skin as through quills.
рус.Again, the scrotum in males and the matrix in females are conformable instances. So that the great organic difference between the sexes (in land animals at least) appears to be nothing more than that the one organization is external and the other internal. That is to say, the greater force of heat in the male thrusts the genitals outward; whereas in the female the heat is too feeble to effect this, and thus they are contained within.
рус.The fins of fish, again, and the feet of quadrupeds, or the feet and wings of birds, are conformable instances; to which Aristotle has added the four folds in the motions of serpents. Whence it appears that in the structure of the universe the motions of living creatures are generally effected by a quaternion of limbs or of bendings.
рус.Again, the teeth of land animals and the beaks of birds are conformable instances; from which it is manifest that in all perfect animals there is a determination of some hard substance to the mouth.
рус.Nor is that an absurd similitude of conformity which has been remarked between man and a plant inverted. For the root of the nerves and faculties in animals is the head, while the seminal parts are the lowest - the extremities of the legs and arms not reckoned. In a plant, on the other hand, the root (which answers to the head) is regularly placed in the lowest part, and the seeds in the highest.
рус.To conclude, it cannot too often be recommended and enjoined that men's diligence in investigating and amassing natural history be henceforward entirely changed and turned into the direction opposite to that now in use. For hitherto men have used great and indeed overcurious diligence in observing the variety of things, and explaining the exact specific differences of animals, herbs, and fossils; most of which are rather sports of nature than of any serious use toward science. Such things indeed serve to delight, and sometimes even give help in practice; but for getting insight into nature they are of little service or none. Men's labor therefore should be turned to the investigation and observation of the resemblances and analogies of things, as well in wholes as in parts. For these it is that detect the unity of nature, and lay a foundation for the constitution of sciences.
рус.But here must be added a strict and earnest caution, that those only are to be taken for conformable and analogous instances which indicate (as I said at the beginning) physical resemblances, that is, real and substantial resemblances; resemblances grounded in nature, not accidental or merely apparent; much less superstitious or curious resemblances, such as the writers on natural magic (very frivolous persons, hardly to be named in connection with such serious matters as we are now about) are everywhere parading - similitudes and sympathies of things that have no reality, which they describe and sometimes invent with great vanity and folly.
рус.But to leave these. The very configuration of the world itself in its greater parts presents conformable instances which are not to be neglected. Take, for example, Africa and the region of Peru with the continent stretching to the Straits of Magellan, in each of which tracts there are similar isthmuses and similar promontories, which can hardly be by accident.
рус.Again, there is the Old and New World, both of which are broad and extended towards the north, narrow and pointed towards the south.
рус.We have also most remarkable instances of conformity in the intense cold existing in what is called the middle region of the air and the violent fires which are often found bursting forth from beneath the ground, which two things are ultimities and extremes; that is to say, the extreme of the nature of cold toward the circumference of the sky, of heat toward the bowels of the earth, by antiperistasis or the rejection of the contrary nature.
рус.Lastly, the conformity of instances in the axioms of science is deserving of notice. Thus the rhetorical trope of deceiving expectation is conformable with the musical trope of avoiding or sliding from the close or cadence; the mathematical postulate that if two things are equal to the same thing they are equal to one another is conformable with the rule of the syllogism in logic which unites propositions agreeing in a middle term. In fine, a certain sagacity in investigating and hunting out physical conformities and similitudes is of very great use in very many cases.
рус.XXVIII
рус.Among Prerogative Instances I will put in the seventh place Singular Instances, which I also call Irregular or Heteroclite, to borrow a term from grammarians. They are such as exhibit bodies in the concrete, which seem to be out of the course and broken off from the order of nature, and not agreeing with other bodies of the same kind. For conformable instances are like each other; singular instances are like themselves alone. The use of singular instances is the same as that of clandestine, namely, to raise and unite nature for the purpose of discovering kinds of common natures, to be afterward limited by true specific differences. For we are not to give up the investigation until the properties and qualities found in such things as may be taken for miracles of nature be reduced and comprehended under some form or fixed law, so that all the irregularity or singularity shall be found to depend on some common form, and the miracle shall turn out to be only in the exact specific differences, and the degree, and the rare concurrence, not in the species itself. Whereas now the thoughts of men go no further than to pronounce such things the secrets and mighty works of nature, things as it were causeless, and exceptions to general rules.
рус.Examples of singular instances are the sun and moon among stars; the magnet among stones; quicksilver among metals; the elephant among quadrupeds; the venereal sense among kinds of touch; the scent of hounds among kinds of smell. So among grammarians the letter S is held singular, on account of its easy combination with consonants, sometimes with two, sometimes even with three, which property no other letter has. Such instances must be regarded as most valuable, because they sharpen and quicken investigation and help to cure the understanding depraved by custom and the common course of things.
рус.XXIX
рус.Among Prerogative Instances I will put in the eighth place Deviating Instances, that is, errors, vagaries, and prodigies of nature, wherein nature deviates and turns aside from her ordinary course. Errors of nature differ from singular instances in this, that the latter are prodigies of species, the former of individuals. Their use is pretty nearly the same, for they correct the erroneous impressions suggested to the understanding by ordinary phenomena, and reveal common forms. For in these also we are not to desist from inquiry until the cause of the deviation is discovered. This cause, however, does not rise properly to any form, but simply to the latent process that leads to the form. For he that knows the ways of nature will more easily observe her deviations; and on the other hand he that knows her deviations will more accurately describe her ways.
рус.They differ in this also from singular instances, that they give much more help to practice and the operative part. For to produce new species would be very difficult, but to vary known species and thereby produce many rare and unusual results is less difficult. Now it is an easy passage from miracles of nature to miracles of art. For if nature be once detected in her deviation, and the reason thereof made evident, there will be little difficulty in leading her back by art to the point whither she strayed by accident; and that not only in one case, but also in others. For errors on one side point out and open the way to errors and deflections on all sides. Under this head there is no need of examples, they are so plentiful. For we have to make a collection or particular natural history of all prodigies and monstrous births of nature; of everything in short that is in nature new, rare, and unusual. This must be done, however, with the strictest scrutiny, that fidelity may be ensured. Now those things are to be chiefly suspected which depend in any way on religion, as the prodigies of Livy, and those not less which are found in writers on natural magic or alchemy, and men of that sort, who are a kind of suitors and lovers of fables. But whatever is admitted must be drawn from grave and credible history and trustworthy reports.
рус.XXX
рус.Among Prerogative Instances I will put in the ninth place Bordering Instances, which I also call Participles. They are those which exhibit species of bodies that seem to be composed of two species, or to be rudiments between one species and another. These instances might with propriety be reckoned among singular or heteroclite instances, for in the whole extent of nature they are of rare and extraordinary occurrence. But nevertheless for their worth's sake they should be ranked and treated separately, for they are of excellent use in indicating the composition and structure of things, and suggesting the causes of the number and quality of the ordinary species in the universe, and carrying on the understanding from that which is to that which may be.
рус.Examples of these are: moss, which holds a place between putrescence and a plant; some comets, between stars and fiery meteors; flying fish, between birds and fish; bats, between birds and quadrupeds; also the ape, between man and beast -
рус.Simia quam similis turpissima bestia nobis;
рус.likewise the biformed births of animals, mixed of different species, and the like.
рус.XXXI
рус.Among Prerogative Instances I will put in the tenth place Instances of Power, or of the Fasces (to borrow a term from the badges of empire); which I also call Instances of the Wit, or Hands of Man. These are the noblest and most consummate works in each art, exhibiting the ultimate perfection of it. For since our main object is to make nature serve the business and conveniences of man, it is altogether agreeable to that object that the works which are already in man's power should (like so many provinces formerly occupied and subdued) be noted and enumerated, especially such as are the most complete and perfect; because starting from them we shall find an easier and nearer passage to new works hitherto unattempted. For if from an attentive contemplation of these a man pushes on his work with zeal and activity, he will infallibly either advance them a little further, or turn them aside to something in their neighborhood, or even apply and transfer them to some more noble use.
рус.Nor is this all. But as by rare and extraordinary works of nature the understanding is excited and raised to the investigation and discovery of forms capable of including them, so also is this done by excellent and wonderful works of art, and that in a much greater degree, because the method of creating and constructing such miracles of art is in most cases plain, whereas in the miracles of nature it is generally obscure. But with these also we must use the utmost caution lest they depress the understanding and fasten it as it were to the ground.
рус.For there is danger lest the contemplation of such works of art, which appear to be the very* summits and crowning points of human industry, may so astonish and bind and bewitch the understanding with regard to them, that it shall be incapable of dealing with any other, but shall think that nothing can be done in that kind except by the same way in which these were done - only with the use of greater diligence and more accurate preparation.
рус.Whereas on the contrary this is certain: that the ways and means of achieving the effects and works hitherto discovered and observed are for the most part very poor things, and that all power of a high order depends on forms and is derived in order from the sources thereof; not one of which has yet been discovered.
рус.And therefore (as I have said elsewhere) if a man had been thinking of the war engines and battering-rams of the ancients, though he had done it with all his might and spent his whole life in it, yet he would never have lighted on the discovery of cannon acting by means of gunpowder. Nor again, if he had fixed his observation and thought on the manufacture of wool and cotton, would he ever by such means have discovered the nature of the silkworm or of silk.
рус.Hence it is that all the discoveries which can take rank among the nobler of their kind have (if you observe) been brought to light, not by small elaborations and extensions of arts, but entirely by accident. Now there is nothing which can forestall or anticipate accident (which commonly acts only at long intervals) except the discovery of forms.
рус.Particular examples of such instances it is unnecessary to adduce, for there is such an abundance of them. For what we have to do is simply this: to seek out and thoroughly inspect all mechanical arts, and all liberal too (as far as they deal with works), and make therefrom a collection or particular history of the great and masterly and most perfect works in every one of them, together with the mode of their production or operation.
рус.And yet I do not tie down the diligence that should be used in such a collection to those works only which are esteemed the masterpieces and mysteries of any art, and which excite wonder. For wonder is the child of rarity; and if a thing be rare, though in kind it be no way extraordinary, yet it is wondered at.
рус.While on the other hand things which really call for wonder on account of the difference in species which they exhibit as compared with other species, yet if we have them by us in common use, are but slightly noticed.
рус.Now the singularities of art deserve to be noticed no less than those of nature, of which I have already spoken. And as among the singularities of nature I placed the sun, the moon, the magnet, and the like - things in fact most familiar, but in nature almost unique - so also must we do with the singularities of art.
рус.For example, a singular instance of art is paper, a thing exceedingly common. Now if you observe them with attention, you will find that artificial materials are either woven in upright and transverse threads, as silk, woolen or linen cloth, and the like; or cemented of concreted juices, as brick, earthenware, glass, enamel, porcelain, etc., which are bright if well united, but if not, are hard indeed but not bright. But all things that are made of concrete juices are brittle, and no way cohesive or tenacious. On the contrary, paper is a tenacious substance that may be cut or torn; so that it imitates and almost rivals the skin or membrane of an animal, the leaf of a vegetable, and the like pieces of nature's workmanship. For it is neither brittle like glass, nor woven as cloth; but is in fibers, not distinct threads, just like natural materials; so that among artificial materials you will hardly find anything similar; but it is altogether singular. And certainly among things artificial those are to be preferred which either come nearest to an imitation of nature, or on the contrary overrule and turn her back.
рус.Again, as instances of the wit and hand of man, we must not altogether contemn juggling and conjuring tricks. For some of them, though in use trivial and ludicrous, yet in regard to the information they give may be of much value.
рус.Lastly, matters of superstition and magic (in the common acceptation of the word) must not be entirely omitted. For although such things lie buried deep beneath a mass of falsehood and fable, yet they should be looked into a little. For it may be that in some of them some natural operation lies at the bottom, as in fascination, strengthening of the imagination, sympathy of things at a distance, transmission of impressions from spirit to spirit no less than from body to body, and the like.
рус.XXXII
рус.From what has been said it is clear that the five classes of instances last mentioned (namely, Instances Conformable, Singular, Deviating, Bordering, and of Power) ought not to be reserved until some certain nature be in question (as the other instances which I have placed first, and most of those that are to follow should), but a collection of them must be begun at once, as a sort of particular history; because they serve to digest the matters that enter the understanding, and to correct the ill complexion of the understanding itself, which cannot but be tinged and infected, and at length perverted and distorted, by daily and habitual impression.
рус.These instances therefore should be employed as a sort of preparative for setting right and purging the understanding. For whatever withdraws the understanding from the things to which it is accustomed, smooths and levels its surface for the reception of the dry and pure light of true ideas.
рус.Moreover such instances pave and prepare the way for the operative part, as will be shown in the proper place, when I come to speak of deductions leading to Practice.
рус.XXXIII
рус.Among Prerogative Instances I will put in the eleventh place Instances of Companionship and of Enmity, which I also call Instances of Fixed Propositions. They are those which exhibit a body or concrete substance in which the nature inquired into constantly attends, as an inseparable companion; or in which on the contrary it constantly retreats, and is excluded from companionship as an enemy and foe. For from such instances are formed certain and universal propositions, either affirmative or negative, in which the subject will be a body in concrete, and the predicate the nature itself that is in question. For particular propositions are in no case fixed. I mean propositions in which the nature in question is found in any concrete body to be fleeting and movable, that is to say accruing or acquired, or on the other hand departing or put away. Wherefore particular propositions have no prerogative above others, save only in the case of migration, of which I have already spoken. Nevertheless even these particular propositions being prepared and collated with universal propositions are of great use, as shall be shown in the proper place. Nor even in the universal propositions do we require exact or absolute affirmation or negation. For it is sufficient for the purpose in hand even if they admit of some rare and singular exception.
рус.The use of instances of companionship is to bring the affirmative of the form within narrow limits. For if by migratory instances the affirmative of the form is narrowed to this, that the form of the thing must needs be something which by the act of migration is communicated or destroyed; so in instances of companionship, the affirmative of the form is narrowed to this, that the form of the thing must needs be something which enters as an element into such a concretion of body, or contrariwise which refuses to enter; so that he who well knows the constitution or configuration of such a body will not be far from bringing to light the form of the nature under inquiry.
рус.For example, let the nature in question be heat. An instance of companionship is flame. For in water, air, stone, metal, and most other substances, heat is variable, and may come and go, but all flame is hot, so that heat is always in attendance on the concretion of flame. But no hostile instance of heat is to be found here. For the senses know nothing of the bowels of the earth, and of all the bodies which we do know there is not a single concretion that is not susceptible to heat.
рус.But to take another instance: let the nature in question be consistency. A hostile instance is air. For metal can be fluid and can also be consistent; and so can glass; water also can be consistent, when it is frozen; but it is impossible that air should ever be consistent, or put off its fluidity.
рус.But with regard to such instances of fixed propositions I have two admonitions to give, which may help the business in hand. The first is that, if a universal affirmative or negative be wanting, that very thing be carefully noted as a thing that is not; as we have done in the case of heat, where a universal negative (as far as the essences that have come under our knowledge are concerned) is not to be found in the nature of things. In like manner, if the nature in question be eternity or incorruptibility, no universal affirmative is to be found here. For eternity or incorruptibility cannot be predicated of any of the bodies lying below the heavens and above the bowels of the earth. The other admonition is that to universal propositions, affirmative or negative, concerning any concrete body, there be subjoined those concretes which seem to approach most nearly to that which is not; as in heat, the gentlest and least burning flames; in incorruptibility, gold which comes nearest to it. For all such indicate the limits of nature between that which is and that which is not, and help to circumscribe forms and prevent them from escaping and straying beyond the conditions of matter.
рус.XXXIV
рус.Among Prerogative Instances I will put in the twelfth place those Subjunctive Instances mentioned in the last aphorism, which I otherwise call Instances of Ultimity or Limit. For such instances are not only useful when subjoined to fixed propositions, but also by themselves and in their own properties. For they point out not obscurely the real divisions of nature and measures of things, and how far in any case nature may act or be acted upon, and then the passages of nature into something else. Of this kind are gold in weight; iron in hardness; the whale in animal bulk; the dog in scent; the combustion of gunpowder in rapid expansion; and the like. Nor should extremes in the lowest degree be less noticed than extremes in the highest; such as spirit of wine in weight; silk in softness; the worms of the skin in animal bulk; and the like.
рус.XXXV
рус.Among Prerogative Instances I will put in the thirteenth place Instances of Alliance or Union. They are those which mingle and unite natures supposed to be heterogeneous, and marked and set down as such in the received divisions.
рус.Instances of alliance show that operations and effects attributed to some one heterogeneous nature as peculiar to it may belong also to other heterogeneous natures; that this supposed heterogeneity is proved to be not real or essential, but only a modification of a common nature. They are therefore of most excellent use in raising and elevating the understanding from specific differences to genera, and in dispelling phantoms and false images of things, which in concrete substances come before us in disguise.
рус.For example, let the nature in question be heat. We are told (and it seems to be a division quite received and authorized) that there are three kinds of heat: the heat of heavenly bodies, the heat of animals, and the heat of fire; and that these heats (especially one of them as compared with the other two) are in their very essence and species - that is to say, in their specific nature - distinct and heterogeneous, since the heat of heavenly bodies and of animals generates and cherishes, while the heat of fire wastes and destroys. We have, therefore, an instance of alliance in that common case, when the branch of a vine is brought within a house where a fire is constantly kept up, and the grapes ripen on it a whole month sooner than they do out of doors; so that the ripening of fruit, even while it hangs on the tree, may be brought about by fire, though such ripening would seem to be the proper work of the sun. From this beginning, therefore, the understanding, rejecting the notion of essential heterogeneity, easily rises to inquire what are in reality those points of difference between the heat of the sun and of fire which cause their operations to be so dissimilar, however they may themselves partake of a common nature.
рус.These differences will be found to be four. The first is that the heat of the sun compared with the heat of fire is far milder and softer in degree; the second is that in quality (at least as it reaches us through the air) it is far moister; the third (and this is the main point) is that it is exceedingly unequal, now approaching and increased, now receding and diminished; which thing chiefly contributes to the generation of bodies. For Aristotle was right in asserting that the principal cause of the generations and corruptions which are going on here on the surface of the earth is the oblique course of the sun through the zodiac; whence the heat of the sun, partly by the alternation of day and night, partly by the succession of summer and winter, becomes strangely unequal. And yet this great man must go on at once to corrupt and deprave what he has rightly discovered. For laying down the law to nature (as his way is), he very dictatorially assigns as the cause of generation the approach of the sun, and as the cause of corruption his retreat; whereas both together (the approach of the sun and his retreat), not respectively, but as it were indifferently, afford a cause both for generation and production; since inequality of heat ministers to generation and corruption, equality to conservation only.
рус.There is also a fourth specific difference between the heat of the sun and of fire, and one of very great moment; viz., that the sun operates by gentle action through long spaces of time, whereas the operations of fire, urged on by the impatience of man, are made to finish their work in shorter periods. But if anyone were to set to work diligently to temper the heat of fire and reduce it to a milder and more moderate degree, as is easily done in many ways, and were then to sprinkle and intermix a little moisture; and if above all he were to imitate the heat of the sun in its inequality; and lastly if he could submit to a slow procedure, not indeed corresponding to the operations of the sun, but yet slower than men generally adopt in working with fire; he would speedily get rid of the notion of different kinds of heat, and would attempt to imitate, if not equal or in some cases even surpass the works of the sun by the heat of fire. We have a similar instance of alliance in the revival of butterflies stupefied and half dead with cold, by slightly warming them at a fire. So that you may easily see that fire is no more without the power of giving life to animals than of ripening vegetables. Thus also Fracastorius' celebrated invention of the heated pan with which doctors cover the heads of apoplectic patients who are given over, manifestly expands the animal spirits, compressed and all but extinguished by the humors and obstructions of the brain, and exciting them to motion, just as fire acts on air or water, by consequence quickens and gives them life. Eggs also are sometimes hatched by the heat of fire, which thus exactly imitates animal heat. And there are many instances of the same kind, so that no one can doubt that the heat of fire may in many subjects be modified so as to resemble the heat of heavenly bodies and of animals.
рус.Again, let the natures in question be motion and rest. It appears to be a received division and drawn from the depths of philosophy, that natural bodies either move in circle, or move straight forward, or remain at rest. For there is either motion without limit, or rest at a limit, or progress toward a limit. Now, that perpetual motion of rotation seems to be proper to the heavenly bodies, station or rest seems to belong to the globe of the earth, while other bodies (which they call heavy or light, being indeed placed out of the region to which they naturally belong) are carried toward the masses or congregations of their likes; light bodies upward toward the circumference of the heaven, heavy bodies downward towards the earth. And this is pretty talk.
рус.But we have an instance of alliance in one of the lower comets, which though far below the heaven, nevertheless revolve. And Aristotle's fiction of a comet being tied to or following some particular star has long been exploded, not only because the reason for it is not probable, but because we have manifest experience of the discursive and irregular motion of comets through various parts of the sky.
рус.Again, another instance of alliance on this subject is the motion of air, which within the tropics, where the circles of rotation are larger, seems itself also to revolve from east to west.
рус.Again, another instance would be the ebb and flow of the sea, if it be found that the waters themselves are carried in a motion of rotation (however slow and evanescent) from east to west, though subject to the condition of being driven back twice in the day. For if things be so, it is manifest that that motion of rotation is not limited to heavenly bodies, but is shared also by air and water.
рус.Even that property of light substances, viz., that they tend upward, is somewhat at fault. And on this point a bubble of water may be taken as an instance of alliance. For if there be air under the water it rapidly ascends to the surface by that motion of percussion (as Democritus calls it) by which the descending water strikes and raises the air upward; not by any effort or struggle of the air itself. And when it is come to the surface of the water, then the air is stopped from further ascent by a slight resistance it meets with in the water, which does not immediately allow itself to be separated; so that the desire of air to ascend must be very slight.
рус.Again, let the nature in question be weight. It is quite a received division that dense and solid bodies move toward the center of the earth, rare and light toward the circumference of the heaven, as to their proper places. Now as for this notion of places, though such things prevail in the schools, it is very silly and childish to suppose that place has any power. Therefore philosophers do but trifle when they say that if the earth were bored through, heavy bodies would stop on reaching the center. Certainly it would be a wonderful and efficacious sort of nothing, or mathematical point, which could act on bodies, or for which bodies could have desire, for bodies are not acted on except by bodies. But this desire of ascending and descending depends either on the configuration of the body moved or on its sympathy or consent with some other body. Now if there be found any body which, being dense and solid, does not move to the earth, there is an end of this division.
рус.But if Gilbert's opinion be received, that the earth's magnetic power of attracting heavy bodies does not extend beyond the orb of its virtue (which acts always to a certain distance and no more), and if this opinion be verified by a single instance, in that we shall have got at last an instance of alliance on the subject of weight. But at present there does not occur any instance on this subject certain and manifest. What seems to come nearest to one is that of the waterspouts, often seen in the voyage over the Atlantic Ocean toward either of the Indies. For so great is the quantity and mass of water suddenly discharged by these waterspouts that they seem to have been collections of water made before, and to have remained hanging in these places, and afterward to have been rather thrown down by some violent cause, than to have fallen by the natural motion of gravity. So that it may be conjectured that a dense and compact mass, at a great distance from the earth, would hang like the earth itself and not fall unless thrust down. But on this point I affirm nothing certain. Meanwhile in this and many other cases it will easily be seen how poor we are in natural history, when in place of certain instances I am sometimes compelled to adduce as examples bare suppositions.
рус.Again, let the nature in question be discourse of reason. The distinction between human reason and the sagacity of brutes appears to be a perfectly correct one. Yet there are certain instances of actions performed by animals, by which it seems that brutes too have some power of syllogizing; as in the old story of the crow which, in a time of great drought being half dead with thirst, saw some water in the hollow trunk of a tree, and finding it too narrow to get in, proceeded to drop in a number of pebbles till the water rose high enough for it to drink; and this afterward passed into a proverb.
рус.Again, let the nature in question be visibility. It appears to be a very correct and safe division which regards light as primarily visible, and affording the power of seeing; while color is secondarily visible, and cannot be seen without light, so that it appears to be nothing more than an image or modification of light. And yet there appear to be instances of alliance on either side, namely, snow in great quantities, and the flame of sulphur; in one of which there appears to be a color primarily giving light, in the other a light verging on color.
рус.XXXVI
рус.Among Prerogative Instances I will put in the fourteenth place Instances of the Fingerpost, borrowing the term from the fingerposts which are set up where roads part, to indicate the several directions. These I also call Decisive and Judicial, and in some cases, Oracular and Commanding Instances. I explain them thus. When in the investigation of any nature the understanding is so balanced as to be uncertain to which of two or more natures the cause of the nature in question should be assigned on account of the frequent and ordinary concurrence of many natures, instances of the fingerpost show the union of one of the natures with the nature in question to be sure and indissoluble, of the other to be varied and separable; and thus the question is decided, and the former nature is admitted as the cause, while the latter is dismissed and rejected. Such instances afford very great light and are of high authority, the course of interpretation sometimes ending in them and being completed. Sometimes these instances of the fingerpost meet us accidentally among those already noticed, but for the most part they are new, and are expressly and designedly sought for and applied, and discovered only by earnest and active diligence.
рус.For example, let the nature in question be the ebb and flow of the sea; each of which is repeated twice a day, and takes six hours each time, subject to some slight difference which coincides with the motion of the moon. The following will be a case of the parting of the roads.
рус.This motion must necessarily be caused either by the advance and retreat of the waters, as water shaken in a basin leaves one side when it washes the other; or else by a lifting up of the waters from the bottom and falling again, as water in boiling rises and falls. The question is to which of these two causes the ebb and flow should be assigned. Now, if we take the first, it follows that when there is a flood on one side of the sea, there must be at the same time an ebb somewhere on the other. To this point therefore the inquiry is brought. Now it has been observed by Acosta and others, after careful research, that on the shores of Florida and the opposite shores of Spain and Africa the floods take place at the same times, and the ebbs take place at the same times also; and not that there is an ebb from the shores of Spain and Africa when there is a flood on the shores of Florida. And yet if you look at it more closely, this does not prove the case in favor of the rising and against the progressive motion. For waters may move in progression, and yet rise upon the opposite shores of the same channel at the same time, as when they are thrust together and driven on from some other quarter. For so it is with rivers, which rise and fall on both banks at the same hours. And yet that motion is clearly one of progression, namely, of the waters entering the mouth of the rivers from the sea. It may therefore happen in a like manner that waters coming in a vast mass from the East Indian Ocean are driven together and pushed into the channel of the Atlantic, and on that account flood both sides at once. We must inquire therefore whether there be any other channel in which the water can be retreating and ebbing at that same time; and we have the South Sea, a sea at least as wide, indeed wider and larger than the Atlantic, which is sufficient for the purpose.
рус.At length then, we have come to an instance of the fingerpost in this case, and it is this. If we find for certain that when there is a flood on the opposite coasts of Florida and Spain in the Atlantic, there is also a flood on the coasts of Peru and the back of China in the South Sea, then indeed on the authority of this decisive instance we must reject the assertion that the ebb and flow of the sea, which is the thing inquired into, takes place by a progressive motion; for there is no sea or place left in which the retreat or ebbing can be going on at the same time. And this may be most conveniently ascertained by asking the inhabitants of Panama and Lima (where the two oceans, the Atlantic and Pacific, are separated by a small isthmus) whether the ebb and flow of the sea takes place on the opposite sides of the isthmus at the same time; or contrariwise, when it is ebbing on one side it is flowing on the other. Now this decision or rejection appears to be certain, if we take it for granted that the earth is immovable. But if the earth revolves, it is perhaps possible that in consequence of the unequal rotation (in point of speed) of the earth and waters of the sea, the waters are violently driven upwards into a heap, which is the flood, and (when they can bear no more piling) released and let down again, which is the ebb. But on this inquiry should be made separately. Still, even on this hypothesis, our position remains equally fixed, that there must of necessity be an ebb of the sea going on in some parts at the same time that a flood is going on in others.
рус.Again, let the nature in question be the latter of the two motions we have supposed, namely, the rising and sinking motion, if on careful examination we reject the former motion of which I spoke - the progressive. With regard to this nature the road branches into three. For the motion by which the waters rise in the flood and sink in the ebb without any accession of other waters rolling in, must necessarily be brought about in one of these three ways. Either there is an accession of water poured out from the interior of the earth, and again retreating into it; or there is no accession to the mass of water, but the same waters (without increase of quantity) are extended or rarefied so as to occupy a greater space and dimension, and again contract themselves; or there is no increase either of supply or of extension, but the same waters (the same in quantity as in density) are raised by some magnetic force attracting them from above, and by consent therewith, and then fall back again. Let us now dismiss the two former causes of motion and reduce our inquiry to the last; that is to say, let us inquire whether any such raising by consent or magnetic force may happen. Now in the first place it is evident that the waters, as they lie in the trench or hollow of the sea, cannot all be raised at once for want of something to take their place at the bottom; so that even if there were in water any such desire to rise, it would be barred and checked by the cohesion of things, or (as it is commonly called) the abhorrence of a vacuum. It remains that the waters must be raised in one part, and thereby be diminished and retreat in another. Again, it will follow of necessity that the magnetic force, since it cannot act upon the whole, will act with the greatest intensity on the middle, so as to raise up the water in the middle; upon which the rest must follow and fall away from the sides.
рус.Thus at length we come to an instance of the fingerpost on this subject. For if we find that in the ebb of the sea the surface of the water is more arched and round, the waters rising in the middle of the sea and falling away from the sides, that is, the shores; and that in the flood the same surface is more even and level, the waters returning to their former position; then indeed on the authority of this decisive instance the raising by magnetic force may be admitted; otherwise it must be utterly rejected. And this would not be difficult to ascertain by trial in straits with sounding lines, viz., whether during ebbs the sea be not higher or deeper toward the middle than during floods. It is to be observed however that, if this be the case, the waters must (contrary to the common opinion) rise in ebbs and sink in floods, so as to clothe and wash the shores.
рус.Again, let the nature investigated be the spontaneous motion of rotation, and in particular whether the diurnal motion whereby to our eyes the sun and stars rise and set, be a real motion of rotation in the heavenly bodies, or a motion apparent in the heavenly bodies, and real in the earth. We may here take for an instance of the fingerpost the following. If there be found in the ocean any motion from east to west, however weak and languid; if the same motion be found a little quicker in the air, especially within the tropics, where because of the larger circles it is more perceptible; if the same motion be found in the lower comets, but now lively and vigorous; if the same motion be found in planets, but so distributed and graduated that the nearer a planet is to the earth its motion is slower, the further a planet is distant from the earth its motion is quicker, and quickest of all in the starry sphere; then indeed we should receive the diurnal motion as real in the heavens, and deny such motion to the earth. Because it will be manifest that motion from east to west is perfectly cosmical, and by consent of the universe, being most rapid in the highest parts of the heavens, and gradually falling off, and finally stopping and becoming extinct in the immovable - that is, the earth.
рус.Again, let the nature in question be that other motion of rotation so much talked of by philosophers, the resistant and contrary motion to the diurnal, viz., from west to east, which old philosophers attribute to the planets, also to the starry sphere, but Copernicus and his followers to the earth as well. And let us inquire whether any such motion be found in nature, or whether it be not rather a thing invented and supposed for the abbreviation and convenience of calculation, and for the sake of that pretty notion of explaining celestial motions by perfect circles. For this motion in the heavens is by no means proved to be true and real, either by the failing of a planet to return in its diurnal motion to the same point of the starry sphere, or by this, that the poles of the zodiac differ from the poles of the world; to which two things we owe this idea of motion. For the first phenomenon is well accounted for by supposing that the fixed stars outrun the planets and leave them behind; the second, by supposing a motion in spiral lines; so that the inequality of return and the declination to the tropics may rather be modifications of the one diurnal motion than motions contrary or round different poles. And most certain it is, if one may but play the plain man for a moment (dismissing the fancies of astronomers and schoolmen, whose way it is to overrule the senses, often without reason, and to prefer what is obscure), that this motion does actually appear to the sense such as I have described; for I once had a machine made with iron wires to represent it.
рус.The following would be an instance of the fingerpost on this subject. If it be found in any history worthy of credit that there has been any comet, whether high or low, which has not revolved in manifest agreement (however irregular) with the diurnal motion, but has revolved in the opposite direction, then certainly we may set down thus much as established, that there may be in nature some such motion. But if nothing of the kind can be found, it must be regarded as questionable, and recourse be had to other instances of the fingerpost about it.
рус.Again, let the nature in question be weight or heaviness. Here the road will branch into two, thus. It must needs be that heavy and weighty bodies either tend of their own nature to the center of the earth, by reason of their proper configuration; or else that they are attracted by the mass and body of earth itself as by the congregation of kindred substances, and move to it by sympathy. If the latter of these be the cause, it follows that the nearer heavy bodies approach to the earth, the more rapid and violent is their motion to it; and that the further they are from the earth, the feebler and more tardy is their motion (as is the case with magnetic attraction); and that this action is confined to certain limits. So that if they were removed to such a distance from the earth that the earth's virtue could not act upon them, they would remain suspended like the earth itself, and not fall at all.
рус.With regard to this, then, the following would be an instance of the fingerpost. Take a clock moved by leaden weights, and another moved by the compression of an iron spring. Let them be exactly adjusted, that one go not faster or slower than the other. Then place the clock moving by weights on the top of a very high steeple, keeping the other down below, and observe carefully whether the clock on the steeple goes more slowly than it did on account of the diminished virtue of its weights. Repeat the experiment in the bottom of a mine, sunk to a great depth below the ground; that is, observe whether the clock so placed does not go faster than it did on account of the increased virtue of its weights. If the virtue of the weights is found to be diminished on the steeple and increased in the mine, we may take the attraction of the mass of the earth as the cause of weight.
рус.Again, let the nature investigated be the polarity of the iron needle when touched with the magnet. With regard to this nature the road will branch into two, thus. Either the touch of the magnet of itself invests the iron with polarity to the north and south; or it simply excites and prepares the iron, while the actual motion is communicated by the presence of the earth, as Gilbert thinks, and labors so strenuously to prove. To this point therefore tend the observations which he has collected with great sagacity and industry. One is, that an iron nail which has lain for a long time in a direction between north and south gathers polarity without the touch of the magnet by its long continuance in this position; as if the earth itself, which on account of the distance acts but feebly (the surface or outer crust of the earth being destitute, as he insists, of magnetic power), were yet able by this long continuance to supply the touch of the magnet and excite the iron, and then shape and turn it when excited. Another is, that if iron that has been heated white-hot be, while cooling, laid lengthwise between north and south, it also acquires polarity without the touch of the magnet; as if the parts of the iron, set in motion by ignition and afterwards recovering themselves, were at the very moment of cooling more susceptible and sensitive to the virtue emanating from the earth than at other times, and thus became excited by it. But these things, though well observed, do not quite prove what he asserts.
рус.Now with regard to this question an instance of the fingerpost would be the following. Take a magnetic globe and mark its poles; and set the poles of the globe toward the east and west, not toward the north and south, and let them remain so. Then place at the top an untouched iron needle, and allow it to remain in this position for six or seven days.
рус.The needle while over the magnet (for on this point there is no dispute) will leave the poles of the earth and turn toward the poles of the magnet; and therefore, as long as it remains thus, it points east and west. Now if it be found that the needle, on being removed from the magnet and placed on a pivot, either starts off at once to the north and south, or gradually turns in that direction, then the presence of the earth must be admitted as the cause; but if it either points as before east and west, or loses its polarity, this cause must be regarded as questionable, and further inquiry must be made.
рус.Again, let the nature in question be the corporeal substance of the moon; that is, let us inquire whether it be rare, consisting of flame or air, as most of the old philosophers opined, or dense and solid, as Gilbert and many moderns, with some ancients, maintain. The reasons for the latter opinion rest chiefly on this, that the moon reflects the rays of the sun; nor does light seem to be reflected except by solid bodies.
рус.Therefore instances of the fingerpost on this question will (if any) be those which prove that reflection may take place from a rare body, as flame, provided it be of sufficient denseness. Certainly, one cause of twilight, among others, is the reflection of the rays of the sun from the upper part of the air. Likewise we occasionally see rays of the sun in fine evenings reflected from the fringes of dewy clouds with a splendor not inferior to that reflected from the body of the moon, but brighter and more gorgeous; and yet there is no proof that these clouds have coalesced into a dense body of water. Also we observe that the dark air behind a window at night reflects the light of a candle, just as a dense body would. We should also try the experiment of allowing the sun's rays to shine through a hole on some dusky bluish flame. For indeed the open rays of the sun, falling on the duller kinds of flame, appear to deaden them so that they seem more like white smoke than flame. These are what occur to me at present as instances of the fingerpost with reference to this question, and better may perhaps be found. But it should always be observed that reflection from flame is not to be expected, except from a flame of some depth, for otherwise it borders on transparency. This however may be set down as certain - that light on an even body is always either received and transmitted or reflected.
рус.Again, let the nature in question be the motion of projectiles (darts, arrows, balls, etc.) through the air. This motion the schoolmen, as their way is, explain in a very careless manner, thinking it enough to call it a violent motion as distinguished from what they call a natural motion; and to account for the first percussion or impulse by the axiom that two bodies cannot occupy the same place on account of the impenetrability of matter, and not troubling themselves at all how the motion proceeds afterward. But with reference to this inquiry the road branches into two in this way. Either this motion is caused by the air carrying the projected body and collecting behind it, as the stream in the case of a boat, or the wind in that of straws; or it is caused by the parts of the body itself not enduring the impression, but pushing forward in succession to relieve themselves from it.
рус.The former of these explanations is adopted by Fracastorius and almost all who have entered into the investigation with any subtlety, and there is no doubt that the air has something to do with it. But the other notion is undoubtedly the true one, as is shown by countless experiments. Among others the following would be an instance of the fingerpost on this subject: that a thin iron plate or stiffish iron wire, or even a reed or pen split in half, when pressed into a curve between the finger and thumb, leaps away. For it is obvious that this motion cannot be imputed to the air gathering behind the body, because the source of motion is in the middle of the plate or reed, not in the extremities.
рус.Again, let the nature in question be the rapid and powerful motion of the expansion of gunpowder into flame, by which such vast masses are upheaved, such great weights discharged, as we see in mines and mortars. With respect to this nature the road branches into two in this way. The motion is excited either by the mere desire of the body to expand when set on fire, or partly by that and partly by the desire of the crude spirit in the body, which flies rapidly away from the fire and bursts violently from its embrace as from a prison house. The schoolmen and common opinion deal only with the former desire. For men fancy themselves very fine philosophers when they assert that the flame is endowed by its elementary form with a necessity of occupying a larger space than the body had filled when in the form of powder, and that hence the motion ensues. Meanwhile, they forget to notice that although this be true on the supposition that flame is generated, it is yet possible for the generation of flame to be hindered by a mass of matter sufficient to suppress and choke it; so that the case is not reduced to the necessity they insist on. For that expansion must necessarily take place, and that there must needs follow thereon a discharge or removal of the opposing body, if flame be generated, they rightly judge.
рус.But this necessity is altogether avoided if the solid mass suppress the flame before it be generated. And we see that flame, especially in its first generation, is soft and gentle, and requires a hollow space wherein to play and try its strength. Such violence therefore cannot be attributed to flame by itself. But the fact is that the generation of these windy flames, or fiery winds as they may be called, arises from a conflict of two bodies of exactly opposite natures; the one being highly inflammable, which is the nature of sulphur, the other abhorring flame, as the crude spirit in niter. So that there ensues a strange conflict, the sulphur kindling into flame with all its might (for the third body, the willow charcoal, does no more than incorporate and combine the other two), while the spirit of the niter bursts forth with all its might and at the same time dilates itself (as air, water, and all crude bodies do when affected by heat), and by thus flying and bursting out fans meanwhile the flame of the sulphur on all sides as with hidden bellows.
рус.On this subject we may have instances of the fingerpost of two kinds. The first, of those bodies which are most highly inflammable, as sulphur, camphor, naphtha and the like, with their compounds, which catch fire more quickly and easily than gunpowder if not impeded (from which it appears that the desire of bursting into flame does not produce by itself that stupendous effect); the other, of those bodies which shun and abhor flame, as all salts. For we find that if salts are thrown into the fire their aqueous spirit bursts out with a crackling noise before flame is caught; which is the case also, though in a milder degree, with the stiffer kinds of leaves, the aqueous part escaping before the oily catches fire. But this is best seen in quicksilver, which is not inaptly called mineral water. For quicksilver, without bursting into flame, by mere eruption and expansion almost equals the force of gunpowder, and is also said, when mixed with gunpowder, to increase its strength.
рус.Again, let the nature in question be the transitory nature of flame and its instantaneous extinction. For the nature of flame appears to have no fixed consistency here with us, to be every moment generated and every moment extinguished; for it is clear that in flames which continue and last, the continuance we see is not of the same individual flame, but is caused by a succession of new flame regularly generated. Nor does the flame remain numerically identical, as is easily seen from this, that if the food or fuel of flame be taken away, the flame instantly goes out. With reference to this nature the roads branch into two, thus: the instantaneous nature proceeds either from a cessation of the cause which at first produced the flame, as in light, sound, and the motion called "violent"; or from this, that the flame, though able by its own nature to remain with us, suffers violence and is destroyed by the contrary natures that surround it.
рус.On this subject therefore we may take the following as an instance of the fingerpost. We see in large fires how high the flames ascend, for the broader the base of the flame, the higher is its vertex. Thus extinction appears to commence at the sides, where the flame is compressed and troubled by the air. But the heart of the flame, which is not touched by the air but surrounded by other flame on all sides, remains numerically identical; nor is it extinguished until gradually compressed by the surrounding air. Thus all flame is in the form of a pyramid, being broader at the base where the fuel is, but sharp at the vertex, where the air is antagonistic and fuel is wanting. But smoke is narrow at the base and grows broader as it ascends, like an inverted pyramid; the reason being that the air admits smoke and compresses flame. For let no one dream that lighted flame is air, when in fact they are substances quite heterogeneous.
рус.But we may have an instance of the fingerpost more nicely adapted to this purpose, if the thing can be made manifest with bicolored lights. Fix a lighted wax taper in a small metal stand; place the stand in the middle of a bowl, and pour round it spirit of wine, but not enough to reach the top of the stand. Then set fire to the spirit of wine. The spirit of wine will yield a bluish, the taper a yellow flame. Observe therefore whether the flame of the taper (which is easily distinguished by its color from the flame of the spirit of wine, since flames do not mix at once, as liquids do) remains in a conical or rather tends to a globular form, now that there is nothing to destroy or compress it. If the latter is found to be the case, it may be set down as certain that flame remains numerically identical as long as it is enclosed within other flame and feels not the antagonistic action of the air.
рус.Let this suffice for instances of the fingerpost. I have dwelt on them at some length to the end that men may gradually learn and accustom themselves to judge of nature by instances of the fingerpost and experiments of light, and not by probable reasonings.
рус.XXXVII
рус.Among Prerogative Instances I will put in the fifteenth place Instances of Divorce, which indicate the separation of natures of most familiar occurrence. They differ from the instances subjoined to the instances of companionship, in that the latter indicate the separation of a nature from some concrete substance with which it is ordinarily in conjunction, while these instances indicate the separation of one nature from another. They differ from instances of the fingerpost, in that they determine nothing, but simply notify the separability of one nature from another. Their use is to detect false forms and to dissipate slight theories suggested by what lies on the surface, and so serve as ballast to the understanding.
рус.For example, let the natures investigated be those four natures which Telesius accounts as messmates and chamber fellows, namely: heat, brightness, rarity, mobility or promptness to motion. We find, however, many instances of divorce between them. For air is rare and mobile, not hot or bright; the moon is bright without heat; boiling water is hot without light; the motion of an iron needle on a pivot is quick and nimble, and yet the body is cold, dense, and opaque; and there are many more of the kind.
рус.Again, let the natures investigated be corporeal nature and natural action. For it seems that natural action is not found except as subsisting in some body. Yet in this case also we shall perhaps be able to find some instance of divorce; such, for example, as magnetic action, by which iron is drawn to the magnet, heavy bodies to the globe of the earth. There may also be added some other operations performed at a distance. For such action takes place both in time, occupying moments not a mere instant of time, and in space, passing through degrees and distances. There is therefore some moment of time, and some distance of space, in which the virtue or action remains suspended between the two bodies which produce the motion. The question therefore is brought to this: whether the bodies which are the limits of the motion dispose or alter the intermediate bodies, so that by a succession of actual contacts the virtue passes from limit to limit, meanwhile subsisting in the intermediate body; or whether there is no such thing, but only the bodies, the virtue, and the distances. In rays of light, indeed, and sounds, and heat, and certain other things acting at a distance, it is probable that the intermediate bodies are disposed and altered, the more so because they require a medium qualified for carrying on the operation. But that magnetic or attractive virtue admits of media without distinction, nor is the virtue impeded in any kind of medium. And if the virtue or action has nothing to do with the intermediate body, it follows that there is a natural virtue or action subsisting for a certain time and in a certain space without a body, since it neither subsists in the limiting nor in the intermediate bodies. And therefore magnetic action may be an instance of divorce between corporeal nature and natural action. To which may be appended as a corollary or advantage not to be omitted that here is a proof furnished by merely human philosophy of the existence of essences and substances separate from matter and incorporeal. For allow that natural virtue and action, emanating from a body, can exist for a certain time and in a certain space altogether without a body, and you are not far from allowing that it can also emanate originally from an incorporeal substance. For corporeal nature appears to be no less requisite for sustaining and conveying natural action than for exciting or generating it.
рус.XXXVIII
рус.Now follow five classes of instances which under one general name I call Instances of the Lamp, or of First Information. They are those which aid the senses. For since all interpretation of nature commences with the senses and leads from the perceptions of the senses by a straight, regular, and guarded path to the perceptions of the understanding, which are true notions and axioms, it follows of necessity that the more copious and exact the representations of the senses, the more easily and prosperously will everything proceed.
рус.Of these five instances of the lamp, the first strengthen, enlarge, and rectify the immediate actions of the senses; the second make manifest things which are not directly perceptible by means of others which are; the third indicate the continued processes or series of those things and motions which are for the most part unobserved except in their end or periods; the fourth provide the sense with some substitute when it utterly fails; the fifth excite the attention and notice of the sense, and at the same time set bounds to the subtlety of things. Of these I shall now speak in their order.
рус.XXXIX
рус.Among Prerogative Instances I will put in the sixteenth place Instances of the Door or Gate, this being the name I give to instances which aid the immediate actions of the senses. Now of all the senses it is manifest that sight has the chief office in giving information. This is the sense, therefore, for which we must chiefly endeavor to procure aid. Now the aids to sight are of three kinds: it may be enabled to perceive objects that are not visible; to perceive them further off; and to perceive them more exactly and distinctly.
рус.Of the first kind (not to speak of spectacles and the like, which serve only to correct or relieve the infirmity of a defective vision, and therefore give no more information) are those recently invented glasses which disclose the latent and invisible minutiae of bodies and their hidden configurations and motions by greatly increasing their apparent size; instruments by the aid of which the exact shape and outline of body in a flea, a fly, a worm, and also colors and motions before unseen, are not without astonishment discerned. It is also said that a straight line drawn with a pen or pencil is seen through such glasses to be very uneven and crooked, the fact being that neither the motion of the hand, though aided by a ruler, nor the impression of the ink or color, is really even, although the unevenness is so minute that it cannot be detected without such glasses. And here (as is usual in things new and wonderful) a kind of superstitious observation has been added, viz., that glasses of this sort do honor to the works of nature but dishonor to the works of art. The truth however is only this, that natural textures are far more subtle than artificial. For the microscope, the instrument I am speaking of, is only available for minute objects. So that if Democritus had seen one, he would perhaps have leaped for joy, thinking a way was now discovered of discerning the atom, which he had declared to be altogether invisible. The incompetency however of such glasses, except for minutiae alone, and even for them when existing in a body of considerable size, destroys the use of the invention. For if it could be extended to larger bodies, or to the minutiae of larger bodies, so that the texture of a linen cloth could be seen like network, and thus the latent minutiae and inequalities of gems, liquors, urine, blood, wounds, etc., could be distinguished, great advantages might doubtless be derived from the discovery.
рус.Of the second kind are those other glasses discovered by the memorable efforts of Galileo, by the aid of which, as by boats or vessels, a nearer intercourse with the heavenly bodies can be opened and carried on. For these show us that the Milky Way is a group or cluster of small stars entirely separate and distinct, of which fact there was but a bare suspicion among the ancients. They seem also to point out that the spaces of the planetary orbits, as they are called, are not altogether destitute of other stars, but that the heaven begins to be marked with stars before we come to the starry sphere itself, although with stars too small to be seen without these glasses. With this instrument we can descry those small stars wheeling as in a dance round the planet Jupiter, whence it may be conjectured that there are several centers of motion among the stars. With this the inequalities of light and shade in the moon are more distinctly seen and placed, so that a sort of selenography can be made. With this we descry spots on the sun, and similar phenomena - all indeed noble discoveries, so far as we may safely trust to demonstrations of this kind, which I regard with suspicion chiefly because the experiment stops with these few discoveries, and many other things equally worthy of investigation are not discovered by the same means.
рус.Of the third kind are measuring rods, astrolabes, and the like, which do not enlarge the sense of sight, but rectify and direct it. And if there are other instances which aid the remaining senses in their immediate and individual actions, and yet are of a kind which add nothing to the information already possessed; they are not to the present purpose, and therefore I have omitted to mention them.
рус.XL
рус.Among Prerogative Instances I will put in the seventeenth place Summoning Instances, borrowing the name from the courts of law, because they summon objects to appear which have not appeared before. I also call them Evoking Instances. They are those which reduce the nonsensible to the sensible, that is, make manifest things not directly perceptible by means of others which are.
рус.An object escapes the senses either on account of its distance; or on account of the interposition of intermediate bodies; or because it is not fitted for making an impression on the sense; or because it is not sufficient in quantity to strike the sense; or because there is not time enough for it to act on the sense; or because the impression of the object is such as the sense cannot bear; or because the sense has been previously filled and occupied by another object, so that there is not room for a new motion. These cases have reference principally to the sight, and secondarily to the touch. For these two senses give information at large and concerning objects in general, whereas the other three give hardly any information but what is immediate and relates to their proper objects.
рус.In the first kind, where an object is imperceptible by reason of its distance, there is no way of manifesting it to the sense but by joining to it or substituting for it some other object which may challenge and strike the sense from a greater distance - as in communication by beacons, bells, and the like.
рус.In the second kind, this reduction or secondary manifestation is effected when objects that are concealed by the interposition of bodies within which they are enclosed and cannot conveniently be opened out are made manifest to the sense by means of those parts of them which lie on the surface, or make their way from the interior. Thus the condition of the human body is known by the state of the pulse, urine, and the like.
рус.In the third and fourth kind, reductions are applicable to a great many things, and in the investigations of nature should be sought for on all sides. For example, it is obvious that air and spirit, and like bodies, which in their entire substance are rare and subtle, can neither be seen nor touched. Therefore, in the investigation of bodies of this kind it is altogether necessary to resort to reductions.
рус.Thus let the nature in question be the action and motion of the spirit enclosed in tangible bodies. For everything tangible that we are acquainted with contains an invisible and intangible spirit which it wraps and clothes as with a garment. Hence that three-fold source, so potent and wonderful, of the process of the spirit in a tangible body. For the spirit in a tangible substance, if discharged, contracts bodies and dries them up; if detained, softens and melts them; if neither wholly discharged nor wholly detained, gives them shape, produces limbs, assimilates, digests, ejects, organizes, and the like. And all these processes are made manifest to the sense by conspicuous effects.
рус.For in every tangible inanimate body the enclosed spirit first multiplies itself and, as it were, feeds upon those tangible parts which are best disposed and prepared for that purpose and so digests and elaborates and turns them into spirit; and then they escape together. Now this elaboration and multiplication of the spirit is made manifest to the sense by diminution of weight. For in all desiccation there is some decrease of quantity, not only of the quantity of spirit previously existing in the body, but also of the body itself, which was before tangible and is newly changed. For spirit is without weight. Now the discharge or emission of the spirit is made manifest to the sense in the rust of metals and other similar putrefactions which stop short before they come to the rudiments of life; for these belong to the third kind of process. For in compact bodies the spirit finds no pores or passages through which to escape and is therefore compelled to push and drive before it the tangible parts themselves, so that they go out along with it; whence proceed rust and the like. On the other hand the contraction of the tangible parts after some of the spirit is discharged (upon which desiccation ensues), is made manifest to the sense not only by the increased hardness of the body, but much more by the rents, contractions, wrinklings, and shrivelings in the body which thereupon take place. For the parts of wood split asunder and are contracted; skins shrivel; and not only that, but if the spirit is suddenly discharged by the heat of fire, they hasten so fast to contraction as to curl and roll themselves up.
рус.On the contrary, where the spirit is detained and yet expanded and excited by heat or something analogous thereto (as happens in the more solid or tenacious bodies), then are bodies softened, as white hot iron; or they become fluid, as metals; or liquid, as gums, wax, and the like. Thus the contrary operations of heat, which hardens some substances and melts others, are easily reconciled, since in the former the spirit is discharged, in the latter it is excited and detained; whereof the melting is the proper action of the heat and spirit, the hardening is the action of the tangible parts only on occasion of the discharge of the spirit.
рус.But when the spirit is neither wholly detained nor wholly discharged, but only makes trials and experiments within its prison house, and meets with tangible parts that are obedient and ready to follow, so that wheresoever the spirit leads they go along with it, then ensues the forming of an organic body and the development of organic parts, and all the other vital actions as well in vegetable as in animal substances. And these operations are made manifest to the sense chiefly by careful observation of the first beginnings and rudiments or essays of life in animalculae generated from putrefaction, as in ants' eggs, worms, flies, frogs after rain, etc. There is required, however, for the production of life both mildness in the heat and pliancy in the substance, that the spirit may neither be so hurried as to break out, nor be confined by the obstinacy of the parts, but may rather be able to mold and model them like wax.
рус.Again, that most noble distinction of spirit which has so many applications (viz., spirit cut off; spirit simply branching; spirit at once branching and cellulate - of which the first is the spirit of all inanimate substances, the second of vegetables, the third of animals), is brought as it were before the eyes by several instances of this kind of reduction.
рус.In like manner it appears that the more subtle textures and configurations of things (though the entire body be visible or tangible) are perceptible neither to the sight nor touch. And therefore in these also, our information comes by way of reduction. Now the most radical and primary difference between configurations is drawn from the abundance or scantiness of the matter occupying the same space or dimensions. For all other configurations (which have reference to the dissimilarity of the parts contained in the same body, and to their collocation and position) are but secondary in comparison with the former.
рус.Thus let the nature in question be the expansion or coition of matter in bodies compared one with another, viz., how much matter occupies how much space in each. For there is nothing more true in nature than the twin propositions that "nothing is produced from nothing," and "nothing is reduced to nothing," but that the absolute quantum or sum total of matter remains unchanged, without increase or diminution. Nor is it less true that of that quantum of matter more or less is contained under the same space or dimensions according to the diversity of bodies; as in water more, in air less. So that to assert that a given volume of water can be changed into an equal volume of air is as much as to say that something can be reduced to nothing; as on the other hand to maintain that a given volume of air can be turned into an equal volume of water is the same as to say that something can be produced out of nothing. And it is from this abundance and scantiness of matter that the abstract notions of dense and rare, though variously and promiscuously used, are, properly speaking, derived. We must also take for granted a third proposition which is also sufficiently certain, viz., that this greater or less quantity of matter in this or that body is capable of being reduced by comparison to calculation and to exact or nearly exact proportions. Thus one would be justified in asserting that in any given volume of gold there is such an accumulation of matter, that spirit of wine, to make up an equal quantity of matter, would require twenty-one times the space occupied by the gold.
рус.Now the accumulation of matter and its proportions are made manifest to the sense by means of weight. For the weight answers to the quantity of matter in the parts of a tangible body, whereas spirit and the quantum of matter which it contains cannot be computed by weight, for it rather diminishes the weight than increases it. But I have drawn up a very accurate table on this subject, in which I have noted down the weights and volumes of all the metals, the principal stones, woods, liquors, oils, and many other bodies, natural as well as artificial - a thing of great use in many ways, as well for light of information as for direction in practice, and one that discloses many things quite beyond expectation. Not the least important of which is this - it shows that all the variety in tangible bodies known to us (such bodies I mean as are tolerably compact and not quite spongy and hollow, and chiefly filled with air) does not exceed the limit of the ratio of 1 to 21 - so limited is nature, or at any rate that part of it with which we have principally to do.
рус.I have also thought it worth while to try whether the proportions can be calculated which intangible or pneumatic bodies bear to bodies tangible. This I attempted by the following contrivance. I took a glass phial, capable of holding about an ounce, using a small vessel that less heat might be required to produce evaporation. This phial I filled with spirit of wine almost to the neck, selecting spirit of wine, because I found by the former table that of all tangible bodies (which are well united and not hollow) this is the rarest and contains the least quantity of matter in a given space. After that, I noted exactly the weight of the spirit and phial together. I then took a bladder capable of holding about a quart from which I squeezed out, as well as I could, all the air, until the two sides of the bladder met. The bladder I had previously rubbed over gently with oil, to make it closer, and having thus stopped up the pores, if there were any, I inserted the mouth of the phial within the mouth of the bladder, and tied the latter tightly round the former with a thread smeared with wax in order that it might stick more closely and tie more firmly. After this I set the phial on a chafing dish of hot coals. Presently the steam or breath of the spirit of wine, which was dilated and rendered pneumatic by the heat, began gradually to expand the bladder and swelled it out on all sides like a sail. When this took place, I immediately took the glass off the fire, placing it on a carpet that it might not crack with the cold, at the same time making a hole in the bladder lest the steam should turn liquid again on the cessation of the heat and so disturb the calculations. I then removed the bladder, and weighing the spirit of wine which remained, computed how much had been converted into steam or air. Then, comparing the space which the body had occupied while it was spirit of wine in the phial with the space which it afterward occupied when it had become pneumatic in the bladder, I computed the results, which showed clearly that the body had acquired by the change a degree of expansion a hundred times greater than it had had before.
рус.Again, let the nature in question be heat or cold, in a degree too weak to be perceptible to the sense. These are made manifest to the sense by a calendar glass such as I have described above. For the heat and cold are not themselves perceptible to the touch, but the heat expands the air, and the cold contracts it. Nor again is this expansion and contraction of the air perceptible to the sight, but the expansion of the air depresses the water, the contraction raises it, and so at last is made manifest to the sight; not before, nor otherwise.
рус.Again, let the nature in question be the mixture of bodies, viz., what they contain of water, oil, spirit, ash, salt, and the like; or (to take a particular instance) what quantity of butter, curd, whey, etc., is contained in milk. These mixtures, so far as relates to tangible elements, are made manifest to the sense by artificial and skillful separations. But the nature of the spirit in them, though not immediately perceived, is yet discovered by the different motions and efforts of the tangible bodies in the very act and process of their separation and also by the acridities and corrosions, and by the different colors, smells, and tastes of the same bodies after separation. And in this department men have labored hard, it is true, with distillations and artificial separations, but not with much better success than in the other experiments which have been hitherto in use. For they have but groped in the dark and gone by blind ways and with efforts painstaking rather than intelligent, and (what is worst of all), without attempting to imitate or emulate nature, but rather destroying by the use of violent heats and overstrong powers all that more subtle configuration in which the occult virtues and sympathies of things chiefly reside. Nor do they remember or observe, while making such separations, the circumstances which I have elsewhere pointed out, namely, that when bodies are tormented by fire or other means, many qualities are communicated by the fire itself and by the bodies employed to effect the separation which did not exist previously in the compound; whence strange fallacies have arisen. For it must not be supposed that all the vapor which is discharged from water by the action of fire was formerly vapor or air in the body of the water, the fact being that the greatest part of it was created by the expansion of the water from the heat of the fire.
рус.So in general, all the nice tests of bodies whether natural or artificial by which the genuine are distinguished from the adulterated, the better from the viler sort, should be referred to this division; for they make manifest to the sense things not directly perceptible by means of those which are. They should therefore be sought and collected from all quarters with diligent care.
рус.With regard to the fifth way in which objects escape the sense, it is obvious that the action of sense takes place in motion, and that motion takes place in time. If therefore the motion of any body be either so slow or so quick that it bears no proportion to the moments which the sense takes to act in, the object is not perceived at all, as in the motion of the hand of a clock and again in the motion of a musket ball. Now motion which is too slow to be perceived is easily and usually made manifest to the sense by means of aggregates of motion. Motion which is too quick has not hitherto been competently measured, and yet the investigation of nature requires that this be done in some cases.
рус.In the sixth kind, where the sense is hindered by the too great power of the object, the reduction may be effected either by removing the object to a greater distance from the sense; or by deadening its effects by the interposition of a medium which will weaken without annihilating the object; or by admitting and receiving the reflection of the object where the direct impression is too powerful, as that of the sun, for instance, in a basin of water.
рус.The seventh cause, where the sense is so charged with one object that it has no room for the admission of another, is almost wholly confined to the sense of smell and has little to do with the matter in hand. So much then for the reduction of the nonsensible to the sensible - or the modes of making manifest to the sense things not directly perceptible by means of others which are.
рус.Sometimes, however, the reduction is made not to the sense of a man, but of some other animal whose sense in some cases is keener than man's; as of certain scents to the sense of a dog; of the light which is latent in air when not illumined from without to the sense of a cat, owl, and similar animals which see in the dark. For Telesius has justly observed that there is in the air itself a certain original light, though faint and weak, and hardly of any use to the eyes of men and most animals; inasmuch as animals to whose sense this light is adapted see in the dark, which it is hardly to be believed they do either without light, or by a light within.
рус.Observe also that at present I am dealing with the deficiencies of the senses and their remedies. The deceptions of the senses must be referred to the particular inquiries concerning sense and the objects of sense, excepting only that grand deception of the senses, in that they draw the lines of nature with reference to man and not with reference to the universe; and this is not to be corrected except by reason and universal philosophy.
рус.XLI
рус.Among Prerogative Instances I will put in the eighteenth place Instances of the Road, which I also call Traveling Instances and Articulate Instances. They are those which point out the motions of nature in their gradual progress. This class of instances escapes the observation rather than the sense. For it is strange how careless men are in this matter; for they study nature only by fits and at intervals, and when bodies are finished and completed, not while she is at work upon them. Yet if anyone were desirous of examining and studying the contrivances and industry of an artificer, he would not be content with beholding merely the rude materials of the art and then the completed works, but would rather wish to be present while the artificer was at his labors and carrying his work on. And a like course should be taken with the investigation of nature. For instance, if we are inquiring into the vegetation of plants, we must begin from the very sowing of the seed, and observe (as we may easily do, by taking out day after day the seeds that have lain in the ground two days, three days, four days, and so on, and carefully examining them) how and when the seed begins to puff and swell and to be, as it were, filled with spirit; secondly, how it begins to burst the skin and put forth fibers, at the same time raising itself slightly upwards, unless the ground be very stiff; also, how it puts forth its fibers, some for the root downwards and some for the stem upwards, and sometimes also creeping sideways if it there finds the ground more open and yielding; and so with many other things of the kind. In the same way we should examine the hatching of eggs, in which we might easily observe the whole process of vivification and organization, and see what parts proceed from the yolk and what from the white of the egg, and so forth. A similar course should be taken with animals generated from putrefaction. For to prosecute such inquiries concerning perfect animals by cutting out the fetus from the womb would be too inhuman, except when opportunities are afforded by abortions, the chase, and the like. There should therefore be set a sort of night watch over nature, as showing herself better by night than by day. For these may be regarded as night studies by reason of the smallness of our candle and its continual burning.
рус.The same too should be attempted with inanimate substances, as I have done myself in investigating the expansion of liquids by fire. For there is one mode of expansion in water, another in wine, another in vinegar, another in verjuice, and quite another in milk and oil; as was easily to be seen by boiling them over a slow fire and in a glass vessel in which everything may be clearly distinguished. These matters, however, I touch but briefly, meaning to treat of them more fully and exactly when I come to the discovery of the Latent Process of things. For it should all along be borne in mind that in this place I am not handling the things themselves, but only giving examples.
рус.XLII
рус.Among Prerogative Instances I will put in the nineteenth place Supplementary or Substitutive Instances, which I also call Instances of Refuge. They are those which supply information when the senses entirely fail us, and therefore we fly to them when appropriate instances are not to be had. Now substitution is made in two ways: either by gradual approximation or by analogy. To take an example: There is no medium known by the interposition of which the operation of the magnet in drawing iron is entirely prevented. Gold placed between does not stop it, nor silver, nor stone, nor glass, wood, water, oil, cloth or fibrous substances, air, flame, etc. But yet by nice tests some medium may possibly be found to deaden its virtue more than any other; comparatively, that is, and in some degree. Thus it may be that the magnet would not attract iron as well through a mass of gold as through an equal space of air, or through ignited silver as well as through cold; and so in other cases. For I have not made the trial myself in these cases. It is enough to propose such experiments by way of example. Again, there is no body we are acquainted with which does not contract heat on being brought near the fire. And yet air contracts heat much more quickly than stone. Such is the substitution which is made by gradual approximation.
рус.Substitution by analogy is doubtless useful, but is less certain, and should therefore be applied with some judgment. It is employed when things not directly perceptible are brought within reach of the sense, not by perceptible operations of the imperceptible body itself, but by observation of some cognate body which is perceptible. For example, suppose we are inquiring into the mixture of spirits, which are invisible bodies. There seems to be a certain affinity between bodies and the matter that feeds or nourishes them. Now the food of flame seems to be oil and fat substances; of air, water and watery substances; for flame multiplies itself over exhalations of oil, air over the vapor of water. We should therefore look to the mixture of water and oil, which manifests itself to the sense, since the mixture of air and flame escapes the sense. Now oil and water, which are mingled together very imperfectly by composition or agitation, are in herbs and blood and the parts of animals very subtly and finely mingled. It is possible, therefore, that something similar may be the case with the mixture of flame and air in pneumatic bodies, which, though not readily mingling by simple commixture, yet seem to be mingled together in the spirits of plants and animals, especially as all animate spirit feeds on moist substances of both kinds, watery and fat, as its proper food.
рус.Again, if the inquiry be not into the more perfect mixtures of pneumatic bodies but simply into their composition, that is, whether they be readily incorporated together; or whether there be not rather, for example, certain winds and exhalations or other pneumatic bodies which do not mix with common air, but remain suspended and floating therein in globules and drops and are rather broken and crushed by the air than admitted into or incorporated with it - this is a thing which cannot be made manifest to the senses in common air and other pneumatic bodies, by reason of their subtlety. Yet how far the thing may take place we may conceive, by way of image or representation, from what takes place in such liquids as quicksilver, oil, or water, and likewise from the breaking up of air when it is dispersed in water and rises in little bubbles; and again in the thicker kinds of smoke; and lastly, in dust raised and floating in the air; in all of which cases no incorporation takes place. Now the representation I have described is not a bad one for the matter in question, provided that diligent inquiry has been first made whether there can be such a heterogeneity in pneumatic bodies as we find there is in liquids. For if there can, then these images by analogy may not inconveniently be substituted.
рус.But with regard to these supplementary instances, although I stated that information was to be derived from them in the absence of instances proper, as a last resource, yet I wish it to be understood that they are also of great use even when proper instances are at hand - for the purpose, I mean, of corroborating the information which the others supply. But I shall treat of them more fully when I come in due course to speak of the Supports of Induction.
рус.XLIII
рус.Among Prerogative Instances I will put in the twentieth place Dissecting Instances, which I also call Awakening Instances, but for a different reason. I call them awakening, because they awaken the understanding; dissecting, because they dissect nature. For which reason also I sometimes call them Democritean. They are those which remind the understanding of the wonderful and exquisite subtlety of nature, so as to stir it up and awaken it to attention and observation and due investigation. Such, for example, as these following: that a little drop of ink spreads to so many letters or lines; that silver gilt stretches to such a length of gilt wire; that a tiny worm, such as we find in the skin, possesses in itself both spirit and a varied organization; that a little saffron tinges a whole hogshead of water; that a little civet or musk scents a much larger volume of air; that a little incense raises such a cloud of smoke; that such exquisite differences of sounds, as articulate words, are carried in every direction through the air, and pierce even, though considerably weakened, through the holes and pores of wood and water, and are moreover echoed back, and that too with such distinctness and velocity; that light and color pass through the solid substances of glass and water so speedily, and in so wide an extent, and with such copious and exquisite variety of images, and are also refracted and reflected; that the magnet acts through bodies of all sorts, even the most compact; and yet (which is more strange) that in all these, passing as they do through an indifferent medium (such as the air is), the action of one does not much interfere with the action of another. That is to say, that at the same time there are carried through spaces of air so many images of visible objects, so many impressions of articulate sound, so many distinct odors, as of a violet, rose, etc.; moreover, heat and cold and magnetic influences - all (I say) at once without impeding one another, just as if they had their own roads and passages set apart, and none ever struck or ran against other.
рус.To these dissecting instances it is useful however to subjoin instances which I call limits of dissection, as that in the cases above mentioned, though one action does not disturb or impede another action of a different kind, yet one action does overpower and extinguish another action of the same kind; as the light of the sun extinguishes that of a glowworm; the report of a cannon drowns the voice; a strong scent overpowers a more delicate one; an intense heat a milder one; a plate of iron interposed between a magnet and another piece of iron destroys the action of the magnet. But this subject also will find its proper place among the supports of induction.
рус.XLIV
рус.So much for instances which aid the senses, instances which are chiefly useful for the informative part of our subject. For information commences with the senses. But the whole business terminates in works, and as the former is the beginning, so the latter is the end of the matter. I will proceed therefore with the instances which are pre-eminently useful for the operative part. They are of two kinds, and seven in number, though I call them all by the general name of Practical Instances. In the operative part there are two defects and two corresponding prerogatives of instances. For operation either fails us or it overtasks us. The chief cause of failure in operation (especially after natures have been diligently investigated) is the ill determination and measurement of the forces and actions of bodies. Now the forces and actions of bodies are circumscribed and measured, either by distances of space, or by moments of time, or by concentration of quantity, or by predominance of virtue. And unless these four things have been well and carefully weighed we shall have sciences fair perhaps in theory, but in practice inefficient. The four instances which are useful in this point of view I class under one head as Mathematical Instances and Instances of Measurement.
рус.Operation comes to overtask us, either through the admixture of useless matters, or through the multiplicity of instruments, or through the bulk of the material and of the bodies that may happen to be required for any particular work. Those instances therefore ought to be valued which either direct practice to the objects most useful to mankind; or which save instruments; or which spare material and provision. The three instances which serve us here I class together as Propitious or Benevolent Instances. These seven instances I will now discuss separately, and with them conclude that division of my subject which relates to the Prerogative or Rank of Instances.
рус.XLV
рус.Among Prerogative Instances I will put in the twenty-first place Instances of the Rod or Rule, which I also call Instances of Range or of Limitation. For the powers and motions of things act and take effect at distances not indefinite or accidental, but finite and fixed; so that to ascertain and observe these distances in the investigation of the several natures is of the greatest advantage to practice, not only to prevent its failure but also to extend and increase its power. For we are sometimes enabled to extend the range of powers and, as it were, to diminish distances, as for instance by the use of telescopes.
рус.Most of these powers act and take effect only by manifest contact, as in the impact of two bodies, where the one does not move the other from its place unless they touch each other. Also medicines that are applied externally, as ointments or plasters, do not exert their virtues without touching the body. Finally, the objects of the taste and touch do not strike those senses unless they be contiguous to the organs.
рус.There are also powers which act at a distance, though a very small one; and of these only a few have been hitherto observed, albeit there are many more than men suspect; as (to take common examples) when amber or jet attracts straws; bubbles dissolve bubbles on being brought together; certain purgative medicines draw humors downward, and the like. So, too, the magnetic power by which iron and a magnet, or two magnets, are made to meet, operates within a fixed but narrow sphere of action; but if there be any magnetic virtue flowing from the earth (a little below the surface), and acting on a steel needle in respect of its polarity, the action operates at a great distance.
рус.Again, if there be any magnetic power which operates by consent between the globe of the earth and heavy bodies, or between the globe of the moon and the waters of the sea (as seems highly probable in the semimenstrual ebbs and floods), or between the starry sphere and the planets whereby the latter are attracted to their apogees, all these must operate at very great distances. There are found also certain materials which catch fire a long way off, as we are told the naphtha of Babylon does. Heat also insinuates itself at great distances, as also does cold; insomuch that by the inhabitants of Canada the masses of ice that break loose and float about the northern ocean and are borne through the Atlantic toward that coast are perceived at a great distance by the cold they give out. Perfumes also (though in these there appears to be always a certain corporeal discharge) act at remarkable distances, as those find who sail along the coasts of Florida or some parts of Spain, where there are whole woods of lemon and orange and like odoriferous trees, or thickets of rosemary, marjoram, and the like. Lastly, the radiations of light and impressions of sound operate at vast distances.
рус.But whether the distances at which these powers act be great or small, it is certain that they are all finite and fixed in the nature of things, so that there is a certain limit never exceeded, and a limit which depends either on the mass or quantity of matter in the bodies acted on; or on the strength or weakness of the powers acting; or on the helps or hindrances presented by the media in which they act - all which things should be observed and brought to computation. Moreover, the measurements of violent motions (as they are called), as of projectiles, guns, wheels, and the like, since these also have manifestly their fixed limits, should be observed and computed.
рус.There are found also certain motions and virtues of a contrary nature to those which operate by contact and not at a distance, namely, those which operate at a distance and not by contact; and again those which operate more feebly at a lesser distance, and more powerfully at a greater. The act of sight for instance is not well performed in contact but requires a medium and a distance. Yet I remember being assured by a person of veracity that he himself under an operation for the cataract, when a small silver needle was inserted within the first coat of the eye in order to remove the pellicle of the cataract and push it into a corner, saw most distinctly the needle passing over the very pupil. But though this may be true, it is manifest that large bodies are not well or distinctly seen except at the vertex of a cone, the rays from the object converging at a certain distance from it. Moreover, old people see objects better at a little distance than if quite close. In projectiles, too, it is certain that the impact is not so violent at too small a distance as it is a little further off. These, therefore, and like things should be observed in the measurements of motions with regard to distances.
рус.There is also another kind of local measurement of motions which must not be omitted. This has to do with motions not progressive, but spherical, that is, with the expansion of bodies into a greater sphere or their contraction into a less. For among our measurements of motions we must inquire what degree of compression or extension bodies (according to their nature) easily and freely endure, and at what point they begin to resist, till at last they will bear no more. Thus, when a blown bladder is compressed, it allows a certain compression of the air, but if the compression be increased the air does not endure it and the bladder bursts.
рус.But this same thing I have tested more accurately by a subtle experiment. I took a small bell of metal, light and thin, such as is used for holding salt, and plunged it into a basin of water so that it carried down with it the air contained in its cavity to the bottom of the basin, where I had previously placed a small globe, on which the bell was to light. I found then that if the globe was small enough in proportion to the cavity, the air contracted itself into a less space and was simply squeezed together, not squeezed out. But if it was too large for the air to yield freely, then the air, impatient of greater pressure, raised the bell on one side and rose to the surface in bubbles.
рус.Again, to test the extension as well as compression of which air was susceptible, I had recourse to the following device. I took a glass egg with a small hole at one end of it, and, having drawn out the air through the hole by violent suction, I immediately stopped up the hole with my finger and plunged the egg into water, and then took away my finger. The air, having been extended by the suction and dilated beyond its natural dimensions, and therefore struggling to contract itself again (so that if the egg had not been plunged into the water it would have drawn in air with a hissing sound), now drew in water in sufficient quantities to allow the air to recover its old sphere or dimension.
рус.Now it is certain that the rarer bodies (such as air) allow a considerable degree of contraction, as has been stated, but that tangible bodies (such as water) suffer compression with much greater difficulty and to a lesser extent. How far they do suffer it I have investigated in the following experiment.
рус.I had a hollow globe of lead made, capable of holding about two pints, and sufficiently thick to bear considerable force. Having made a hole in it, I filled it with water and then stopped up the hole with melted lead, so that the globe became quite solid. I then flattened two opposite sides of the globe with a heavy hammer, by which the water was necessarily contracted into less space, a sphere being the figure of largest capacity. And when the hammering had no more effect in making the water shrink, I made use of a mill or press, till the water, impatient of further pressure, exuded through the solid lead like a fine dew. I then computed the space lost by the compression and concluded that this was the extent of compression which the water had suffered, but only when constrained by great violence.
рус.But the compression or extension endured by more solid, dry, or more compact bodies, such as wood, stones and metals, is still less than this, and scarcely perceptible. For they free themselves either by breaking, or by moving forward, or by other efforts, as is apparent in the bending of wood or metal, in clocks moving by springs, in projectiles, hammerings, and numberless other motions. And all these things with their measures should in the investigation of nature be explored and set down, either in their certitude, or by estimate, or by comparison, as the case will admit.
рус.XLVI
рус.Among Prerogative Instances I will put in the twenty-second place Instances of the Course, which I also call Instances of the Water, borrowing the term from the hourglasses of the ancients, which contained water instead of sand. These measure nature by periods of time, as the instances of the rod by degrees of space. For all motion or natural action is performed in time, some more quickly, some more slowly, but all in periods determined and fixed in the nature of things. Even those actions which seem to be performed suddenly and (as we say) in the twinkling of an eye, are found to admit of degree in respect to duration.
рус.First, then, we see that the revolutions of heavenly bodies are accomplished in calculated times, as also the flux and reflux of the sea. The motion of heavy bodies to the earth, and of light bodies toward the heavens, is accomplished in definite periods, varying with the bodies moved and the medium through which they move.
рус.The sailing of ships, the movements of animals, the transmission of missiles, are all performed likewise in times which admit (in the aggregate) of measurement. As for heat, we see boys in wintertime bathe their hands in flame without being burned, and jugglers by nimble and equable movements turn vessels full of wine or water upside down and then up again without spilling the liquid; and many other things of a similar kind.
рус.The compressions also and expansions and eruptions of bodies are performed, some more quickly, some more slowly, according to the nature of the body and motion, but in certain periods.
рус.Moreover, in the explosion of several guns at once, which are heard sometimes to the distance of thirty miles, the sound is caught by those who are near the spot where the discharge is made sooner than by those who are at a greater distance. Even in sight, whereof the action is most rapid, it appears that there are required certain moments of time for its accomplishment, as is shown by those things which by reason of the velocity of their motion cannot be seen - as when a ball is discharged from a musket. For the ball flies past in less time than the image conveyed to the sight requires to produce an impression.
рус.This fact, with others like it, has at times suggested to me a strange doubt, viz., whether the face of a clear and starlit sky be seen at the instant at which it really exists, and not a little later; and whether there be not, as regards our sight of heavenly bodies, a real time and an apparent time, just like the real place and apparent place which is taken account of by astronomers in the correction for parallaxes. So incredible did it appear to me that the images or rays of heavenly bodies could be conveyed at once to the sight through such an immense space and did not rather take a perceptible time in traveling to us.
рус.But this suspicion as to any considerable interval between the real time and the apparent afterward vanished entirely when I came to think of the infinite loss and diminution of quantity which distance causes in appearance between the real body of the star and its seen image; and at the same time when I observed the great distance (sixty miles at the least) at which bodies merely white are instantly seen here on earth; while there is no doubt that the light of heavenly bodies exceeds many times over in force of radiation not merely the vivid color of whiteness, but also the light of every flame that is known to us. Again, the immense velocity in the body itself as discerned in its daily motion (which has so astonished certain grave men that they preferred believing that the earth moved) renders this motion of ejaculation of rays therefrom (although wonderful, as I have said, in speed) more easy of belief. But what had most weight of all with me was that if any perceptible interval of time were interposed between the reality and the sight, it would follow that the images would oftentimes be intercepted and confused by clouds rising in the meanwhile, and similar disturbances in the medium. And thus much for the simple measures of time.
рус.But not only must we seek the measure of motions and actions by themselves but much more in comparison, for this is of excellent use and very general application. Now we find that the flash of a gun is seen sooner than its report is heard, although the ball must necessarily strike the air before the flame behind it can get out. And this is owing, it seems, to the motion of light being more rapid than that of sound. We find, too, that visible images are received by the sight faster than they are dismissed. Thus the strings of a violin when struck by the finger are to appearance doubled or tripled, because a new image is received before the old one is gone; which is also the reason why rings being spun round look like globes, and a lighted torch, carried hastily at night, seems to have a tail. And it was upon this inequality of motions in point of velocity that Galileo built his theory of the flux and reflux of the sea, supposing that the earth revolved faster than the water could follow, and that the water therefore first gathered in a heap and then fell down, as we see it do in a basin of water moved quickly. But this he devised upon an assumption which cannot be allowed, viz., that the earth moves, and also without being well informed as to the sexhorary motion of the tide.
рус.But an example of the thing I am treating of, to wit, the comparative measures of motions - and not only of the thing itself, but also of its eminent use (of which I spoke just now) - is conspicuous in mining with gunpowder where vast masses of earth, buildings, and the like are upset and thrown into the air by a very small quantity of powder. The cause of which is doubtless this: that the motion of expansion in the impelling powder is quicker many times over than the motion of the resisting gravity, so that the first motion is over before the countermotion is begun, and thus at first the resistance amounts to nothing. Hence too it happens that in projectiles it is not the strong blow but the sharp and quick that carries the body furthest. Nor would it be possible for the small quantity of animal spirit in animals, especially in such huge creatures as the whale or elephant, to bend and guide such a vast mass of body were it not for the velocity of the spirit's motion, and the slowness of the bodily mass in exerting its resistance.
рус.This one thing indeed is a principal foundation of the experiments in natural magic (of which I shall speak presently) wherein a small mass of matter overcomes and regulates a far larger mass - I mean the contriving that of two motions one shall by its superior velocity get the start and take effect before the other has time to act.
рус.Lastly, this distinction of foremost and hindmost ought to be observed in every natural action. Thus in an infusion of rhubarb the purgative virtue is extracted first, the astringent afterward. And something of the kind I have found on steeping violets in vinegar, where the sweet and delicate scent of the flower is extracted first, and then the more earthy part of the flower, which mars the scent. Therefore, if violets be steeped in vinegar for a whole day the scent is extracted much more feebly, but if you keep them in for a quarter of an hour only and then take them out, and (since the scented spirit in violets is small) put in fresh violets every quarter of an hour as many as six times, the infusion is at last so enriched that although there have not been violets in the vinegar, however renewed, for more than an hour and a half altogether, there nevertheless remains in it a most grateful odor, as strong as the violet itself, for an entire year. It should be observed, however, that the odor does not gather its full strength till after a month from the time of infusion. In the distillation too of aromatic herbs crushed in spirit of wine, it appears that there first rises an aqueous and useless phlegm, then a water containing more of the spirit of wine, and lastly, a water containing more of the aroma. And of this kind there are to be found in distillations a great many facts worthy of notice. But let these suffice for examples.
рус.XLVII
рус.Among Prerogative Instances I will put in the twenty-third place Instances of Quantity, which (borrowing a term from medicine) I also call Doses of Nature. These are they which measure virtues according to the quantity of the bodies in which they subsist and show how far the mode of the virtue depends upon the quantity of the body. And first there are certain virtues which subsist only in a cosmical quantity, that is, such a quantity as has consent with the configuration and fabric of the universe. The earth for instance stands fast; its parts fall. The waters in seas ebb and flow; but not in rivers, except through the sea coming up. Secondly, almost all particular virtues act according to the greater or less quantity of the body. Large quantities of water corrupt slowly, small ones quickly. Wine and beer ripen and become fit to drink much more quickly in bottles than in casks. If an herb be steeped in a large quantity of liquid, infusion takes place rather than impregnation; if in a small, impregnation rather than infusion. Thus in its effect on the human body a bath is one thing, a slight sprinkling another. Light dews, again, never fall in the air but are dispersed and incorporated with it. And in breathing on precious stones you may see the slight moisture instantly dissolved, like a cloud scattered by the wind. Once more, a piece of a magnet does not draw so much iron as the whole magnet. On the other hand there are virtues in which smallness of quantity has more effect, as in piercing, a sharp point pierces more quickly than a blunt one; a pointed diamond cuts glass, and the like.
рус.But we must not stay here among indefinites, but proceed to inquire what proportion the quantity of a body bears to the mode of its virtue. For it would be natural to believe that the one was equal to the other; so that if a bullet of an ounce weight falls to the ground in a given time, a bullet of two ounces ought to fall twice as quickly, which is not the fact. Nor do the same proportions hold in all kinds of virtues, but widely different. These measures, therefore, must be sought from experiment, and not from likelihood or conjecture.
рус.Lastly, in all investigation of nature the quantity of body - the dose, as it were - required to produce any effect must be set down, and cautions as to the too little and too much be interspersed.
рус.XLVIII
рус.Among Prerogative Instances I will put in the twenty-fourth place Instances of Strife, which I also call Instances of Predominance. These indicate the mutual predominance and subjection of virtues: which of them is stronger and prevails, which of them is weaker and gives way. For the motions and efforts of bodies are compounded, decomposed, and complicated, no less than the bodies themselves. I will therefore first propound the principal kinds of motions or active virtues in order that we may be able more clearly to compare them together in point of strength, and thereby to point out and designate more clearly the instances of strife and predominance.
рус.Let the first motion be that motion of resistance in matter which is inherent in each several portion of it, and in virtue of which it absolutely refuses to be annihilated. So that no fire, no weight or pressure, no violence, no length of time can reduce any portion of matter, be it ever so small, to nothing, but it will ever be something, and occupy some space; and, to whatever straits it may be brought, will free itself by changing either its form or its place; or if this may not be, will subsist as it is; and will never come to such a pass as to be either nothing or nowhere. This motion the Schoolmen (who almost always name and define things rather by effects and incapacities than by inner causes) either denote by the axiom "two bodies cannot be in one place," or call "the motion to prevent penetration of dimensions." Of this motion it is unnecessary to give examples, as it is inherent in every body.
рус.Let the second motion be what I call motion of connection, by which bodies do not suffer themselves to be separated at any point from contact with another body, as delighting in mutual connection and contact. This motion the Schoolmen call "motion to prevent a vacuum," as when water is drawn up by suction or in a pump; the flesh by cupping glasses; or when water stops without running out in perforated jars unless the mouth of the jar be opened to let in the air; and in numberless instances of a similar kind.
рус.Let the third motion be what I call motion of liberty, by which bodies strive to escape from preternatural pressure or tension and to restore themselves to the dimensions suitable to their nature. Of this motion also we have innumerable examples, such as (to speak first of escape from pressure) the motion of water in swimming, of air in flying, of water in rowing, of air in the undulations of winds, of a spring in clocks - of which we have also a pretty instance in the motion of the air compressed in children's popguns, when they hollow out an alder twig or some such thing and stuff it up at both ends with a piece of pulpy root or the like, and then with a ramrod thrust one of the roots or whatever the stuffing be toward the other hole, from which the root at the further end is discharged with a report, and that before it is touched by the nearer root or the ramrod. As for bodies escaping from tension, this motion displays itself in air remaining in glass eggs after suction; in strings, in leather and in cloth, which recoil after tension, unless it has gained too great strength by continuance; and in similar phenomena. This motion the Schoolmen refer to under the name of "motion in accordance with the form of the element"; an injudicious name enough, since it is a motion which belongs not only to fire, air, and water, but to every variety of solid substance, as wood, iron, lead, cloth, parchment, etc.; each of which bodies has its own proper limit of dimension out of which it cannot easily be drawn to any considerable extent.
рус.But since this motion of liberty is of all the most obvious, and is of infinite application, it would be a wise thing to distinguish it well and clearly. For some very carelessly confuse this motion with the two former motions of resistance and connection, the motion, that is, of escape from pressure with the motion of resistance; of escape from tension with the motion of connection - just as if bodies when compressed yield or expand, that there may not ensue penetration of dimensions; and, when stretched, recoil and contract, that there may not ensue a vacuum. Whereas if air when compressed had a mind to contract itself to the density of water, or wood to the density of stone, there would be no necessity for penetration of dimensions, yet there might be a far greater compression of these bodies than they ever do actually sustain. In the same way, if water had a mind to expand to the rarity of air, or stone to the rarity of wood, there would be no need for a vacuum to ensue, and yet there might be effected a far greater extension of these bodies than they ever do actually sustain. Thus the matter is never brought to a penetration of dimensions or to a vacuum, except in the extreme limits of condensation and rarefaction, whereas the motions of which I speak stop far short of these limits, and are nothing more than desires which bodies have for preserving themselves in their consistencies (or, if the Schoolmen like, in their forms), and not suddenly departing therefrom unless they be altered by gentle means, and with consent.
рус.But it is far more necessary (because much depends upon it) that men should know that violent motion (which we call mechanical, but which Democritus, who in expounding his primary motions is to be ranked even below second-rate philosophers, called motion of stripe) is nothing more than this motion of liberty, that is, of escape from compression to relaxation. For either in a mere thrust, or in flight through the air, there occurs no movement or change of place until the parts of the body moved are acted upon and compressed by the impelling body more than their nature will bear. Then, indeed, when each part pushes against the next, one after the other, the whole is moved. And it not only moves forward, but revolves at the same time, the parts seeking in that way also to free themselves or to distribute the pressure more equally. And so much for this motion.
рус.Let the fourth motion be that to which I have given the name of the motion of matter, which is in some sort the converse of the last named motion. For in the motion of liberty bodies dread, loathe, and shun a new dimension, or a new sphere, or new expansion or contraction (which are all names for the same thing), and strive with all their might to recoil, and recover their old consistency. On the contrary, in this motion of matter bodies desire a new sphere or dimension and aspire thereto readily and quickly, and sometimes, as in the case of gunpowder, with most violent effort. Now the instruments of this motion, not indeed the sole, but the most potent, or at any rate the most common, are heat and cold. For instance, air, if expanded by tension, as by suction in glass eggs, labors under a strong desire to recover itself. But if heat be applied, it longs, on the contrary, to expand, and desires a new sphere and passes into it readily as into a new form (so they phrase it); and after a certain degree of expansion cares not to return, unless invited thereto by the application of cold, which is not a return, but a renewed transmutation. In the same way water, if made to contract by pressure, resists and wishes to become such as it was, that is, larger. But if there intervene intense and continued cold, it changes itself spontaneously and gladly to the density of ice; and if the cold be continued long, without interruption from heat, as in grottoes and caverns of some depth, it turns to crystal or some similar material and never recovers its form.
рус.Let the fifth motion be the motion of continuity, by which I do not mean simple and primary continuity with some other body (for that is the motion of connection), but self-continuity in a given body. For it is most certain that all bodies dread a solution of continuity, some more, some less, but all to a certain extent. For while in hard bodies, as steel or glass, the resistance to discontinuity is exceedingly strong, even in liquids, where it seems to disappear or at all events to be very feeble, it is not altogether absent but is certainly there, though in its lowest degree of power, and betrays itself in very many experiments as in bubbles, in the roundness of drops, in the thin threads of droppings from roofs, in the tenacity of glutinous bodies, and the like. But most of all does this appetite display itself if an attempt be made to extend the discontinuity to minute fragments. For in a mortar, after a certain amount of pulverization, the pestle produces no further effect; water does not penetrate into minute chinks; even air itself, notwithstanding its subtlety, does not suddenly pass through the pores of solid vessels but only after long insinuation.
рус.Let the sixth motion be that which I call motion for gain, or motion of want. It is that by which bodies, when placed among quite heterogeneous and hostile bodies, if they find an opportunity of escaping from these and uniting themselves to others more cognate (though these others be such as have no close union with them) do nevertheless embrace the latter and choose them as preferable; and seem to view this connection in the light of a gam (whence the term), as though they stood in need of such bodies. For instance, gold or any other metal in the leaf does not like the surrounding air. If therefore it meet with any thick tangible body (as a finger, paper, what you will) it instantly sticks to it and is not easily torn away. So too paper, cloth, and the like do not agree well with the air which is lodged in their pores. They are therefore glad to imbibe water or other moisture and eject the air. A piece of sugar too, or a sponge, if dipped at one end in water or wine, while the other stands out far above the surface, draws the water or the wine gradually upward.
рус.Hence we derive an excellent rule for opening and dissolving bodies. For (to say nothing of corrosives and strong waters which open for themselves a way) if there can be found a body proportioned to and more in harmony and affinity with a given solid body than that with which it is as of necessity mixed, the solid body immediately opens and relaxes itself, and shutting out or ejecting the latter, receives the former into itself. Nor does this motion for gain act or exist only in immediate contact. For electricity (of which Gilbert and others after him have devised such stories) is nothing else than the appetite of a body when excited by gentle friction - an appetite which does not well endure the air but prefers some other tangible body, if it be found near at hand.
рус.Let the seventh motion be what I call the motion of the greater congregation, by which bodies are carried toward masses of a like nature with themselves - heavy bodies to the globe of the earth, light to the compass of the heaven. This the Schoolmen have denoted by the name of natural motion from superficial considerations; either because there was nothing conspicuous externally which could produce such motion (and therefore they supposed it to be innate and inherent in things themselves), or perhaps because it never ceases. And no wonder; for the earth and heaven are ever there, whereas the causes and origins of most other motions are sometimes absent, sometimes present. Accordingly this motion, because it ceases not but when others cease is felt instantly, they deem perpetual and proper, all others adscititious. This motion, however, in point of fact is sufficiently weak and dull, being one which, except in bodies of considerable bulk, yields and succumbs to all other motions, as long as they are in operation. And though this motion has so filled men's thoughts as to have put all others almost out of sight, yet it is but little that they know about it, being involved in many errors with regard to it.
рус.Let the eighth motion be the motion of the lesser congregation, by which the homogeneous parts in a body separate themselves from the heterogeneous and combine together; by which also entire bodies from similarity of substance embrace and cherish each other, and sometimes are attracted and collected together from a considerable distance; as when in milk, after it has stood a while, the cream rises to the top, while in wine the dregs sink to the bottom. For this is not caused by the motion of heaviness and lightness only, whereby some parts rise up and some sink down, but much more by a desire of the homogeneous parts to come together and unite in one.
рус.Now this motion differs from the motion of want in two points. One is that in the latter there is the stronger stimulus of a malignant and contrary nature, whereas in this motion (provided there be nothing to hinder or fetter it) the parts unite from friendship even in the absence of a foreign nature to stir up strife. The other point is that the union is here closer and, as it were, with greater choice. In the former, if only the hostile body be avoided, bodies not closely related come together, whereas in the latter, substances are drawn together by the tie of close relationship and, as it were, combine into one. And this motion resides in all composite bodies and would readily show itself were it not bound and restrained by other appetites and necessities in the bodies which interfere with the union in question.
рус.Now the binding of this motion takes place generally in three ways: by the torpor of bodies; by the check of a dominant body; and by external motions. Now, for the torpor of bodies, it is certain that there resides in tangible substances a certain sluggishness, more or less, and an aversion from change of place; insomuch that, unless they be excited, they had rather remain as they are than change for the better. Now this torpor is shaken off by the help of three things: either by heat, or by the eminent virtue of some cognate body, or by lively and powerful motion. And as for the help of heat, it is for this reason that heat has been denned to be "that which separates Heterogeneous and congregates Homogeneous parts"; a definition of the Peripatetics justly derided by Gilbert, who says it is much the same as if a man were to be denned as that which sows wheat and plants vines - for that it is, a definition simply by effects, and those particular. But the definition has a worse fault, inasmuch as these effects, such as they are, arise not from a peculiar property of heat, but only indirectly (for cold does the same, as I shall afterwards show); being caused by the desire of homogeneous parts to unite, heat simply aiding to shake off the torpor which had previously bound the desire.
рус.As for the help derived from the virtue of a cognate body, it is well seen in an armed magnet which excites in iron the virtue of detaining iron by similarity of substance, the torpor of the iron being cast off by the virtue of the magnet. And as for help derived from motion, it is shown in wooden arrows, having their points also of wood, which penetrate more deeply into wood than if they were tipped with steel, owing to the similarity of substance, the torpor of the wood being shaken off by the rapid motion. Of these two experiments I have spoken also in the Aphorism on Clandestine Instances.
рус.That binding of the motion of the lesser congregation which is caused by the restraint of a dominant body is seen in the resolution of blood and urine by cold. For as long as those bodies are filled with the active spirit which, as lord of the whole, orders and restrains the several parts of whatsoever sort, so long the homogeneous parts do not meet together on account of the restraint. But as soon as the spirit has evaporated, or been choked by cold, then the parts being freed from restraint meet together in accordance with their natural desire. And thus it happens that all bodies which contain an eager spirit (as salts and the like) remain as they are, and are not resolved, owing to the permanent and durable restraint of a dominant and commanding spirit.
рус.That binding of the motion of lesser congregation which is caused by external motion is most conspicuous in the shaking of bodies to prevent putrefaction. For all putrefaction depends on the assembling together of homogeneous parts, whence there gradually ensues the corruption of the old form, as they call it, and the generation of a new. For putrefaction, which paves the way for the generation of a new form, is preceded by a dissolution of the old, which is itself a meeting together of homogeneous parts. That, indeed, if not impeded, is simple resolution. But if it be met by various obstacles there follow putrefactions, which are the rudiments of a new generation. But if (which is the present question) a frequent agitation be kept up by external motion, then indeed this motion of uniting (which is a delicate and tender one, and requires rest from things without) is disturbed and ceases, as we see happen in numberless instances. For example, the daily stirring or flowing of water prevents it from putrefying; winds keep off pestilence in the air; corn turned and shaken in the granary remains pure; all things, in short, that are shaken outwardly are the slower to putrefy inwardly.
рус.Lastly, I must not omit that meeting of the parts of bodies which is the chief cause of induration and desiccation. For when the spirit, or moisture turned to spirit, has escaped from some porous body (as wood, bone, parchment, and the like), then the grosser parts are with stronger effort drawn and collected together; whence ensues induration or desiccation, which I take to be owing not so much to the motion of connection to prevent a vacuum as to this motion of friendship and union.
рус.As for the meeting of bodies from a distance, that is a rare occurrence, and yet it exists in more cases than are generally observed. We have illustrations of it when bubble dissolves bubble; when medicines draw humors by similarity of substance; when the chord of one violin makes the chord of another sound a unison, and the like. I suspect also that this motion prevails in the spirits of animals, though it be altogether unknown. At any rate it exists conspicuously in the magnet and magnetized iron. And now that we are speaking of the motions of the magnet, they ought to be carefully distinguished. For there are four virtues or operations in the magnet which should not be confounded but kept apart, although the wonder and admiration of men have mixed them up together. The first is, the attraction of magnet to magnet, or of iron to magnet, or of magnetized iron to iron. The second is its polarity, and at the same time its declination. The third, its power of penetrating through gold, glass, stone, everything. The fourth, its power of communicating its virtue from stone to iron, and from iron to iron, without communication of substance. In this place, however, I am speaking only of the first of these virtues - that is, its attractive power. Remarkable also is the motion of attraction between quicksilver and gold, insomuch that gold attracts quicksilver, though made up into ointments; and men who work amid the vapors of quicksilver usually hold a piece of gold in their mouths to collect the exhalations which would otherwise penetrate into their skulls and bones; by which also the piece of gold is presently turned white. And so much for the motion of the lesser congregation.
рус.Let the ninth motion be the magnetic, which, though it be of the same genus with the motion of the lesser congregation, yet if it operates at great distances and on large masses, deserves a separate investigation, especially if it begin not with contact, as most, nor lead to contact, as all motions of congregation do, but simply raises bodies or makes them swell, and nothing more.
рус.For if the moon raises the waters, or makes moist things swell; if the starry heaven attracts planets to their apogees; if the sun holds Venus and Mercury so that their elongations never exceed a certain distance; these motions seem to fall properly neither under the greater nor the lesser congregation, but to be of a sort of intermediate and imperfect congregation, and therefore ought to constitute a species by themselves.
рус.Let the tenth motion be that of flight (a motion the exact opposite of that of the lesser congregation), by which bodies from antipathy flee from and put to flight hostile bodies, and separate themselves from them or refuse to mingle with them. For although in some cases this motion may seem to be an accident or a consequence of the motion of the lesser congregation, because the homogeneous parts cannot meet without dislodging and ejecting the heterogeneous, still it is a motion that should be classed by itself and formed into a distinct species, because in many cases the appetite of flight is seen to be more dominant than the appetite of union.
рус.This motion is eminently conspicuous in the excretions of animals and not less in objects odious to some of the senses, especially the smell and the taste. For a fetid odor is so rejected by the sense of smell as to induce by consent in the mouth of the stomach a motion of expulsion; a rough and bitter taste is so rejected by the palate or throat as to induce by consent a shaking of the head and a shudder. But this motion has place in other things also. It is observed in certain forms of reaction; as in the middle region of the air, where the cold seems to be the effect of the rejection of the nature of cold from the confines of the heavenly bodies; as also the great heats and burnings which are found in subterranean places appear to be rejections of the nature of heat from the inner parts of the earth. For heat and cold, in small quantities, kill one another. But if they be in large masses, and as it were in regular armies, the result of the conflict is that they displace and eject each other in turn. It is also said that cinnamon and other perfumes retain their scent longer when placed near sinks and foul-smelling places because they refuse to come out and mingle with stenches.
рус.It is certain that quicksilver, which of itself would reunite into an entire mass, is kept from doing so by spittle, hog's lard, turpentine, and the like, owing to the ill consent which its parts have with such bodies, from which, when spread around them, they draw back, so that their desire to fly from these intervening bodies is more powerful than their desire of uniting with parts like themselves. And this is called the mortification of quicksilver. The fact also that oil does not mix with water is not simply owing to the difference of weight, but to the ill consent of these fluids, as may be seen from the fact that spirit of wine, though lighter than oil, yet mixes well enough with water. But most of all is the motion of flight conspicuous in niter and such like crude bodies, which abhor flame; as in gunpowder, quicksilver, and gold. But the flight of iron from one pole of the magnet is well observed by Gilbert to be not a flight strictly speaking, but a conformity and meeting in a more convenient situation.
рус.Let the eleventh motion be that of assimilation, or of self-multiplication, or again of simple generation. By which I mean not the generation of integral bodies, as plants or animals, but of bodies of uniform texture. That is to say, by this motion such bodies convert others which are related, or at any rate well disposed to them, into their own substance and nature. Thus flame over vapors and oily substances multiplies itself and generates new flame; air over water and watery substances multiplies itself and generates new air; spirit, vegetable and animal, over the finer parts as well of watery as of oily substance in its food, multiplies itself and generates new spirit; the solid parts of plants and animals, as the leaf, flower, flesh, bone, and the like, severally assimilate new substance to follow and supply what is lost out of the juices of their food. For let no one adopt the wild fancy of Paracelsus who (blinded I suppose by his distillations) will have it that nutrition is caused only by separation, and that in bread and meat lie eye, nose, brain, liver; in the moisture of the ground, root, leaf, and flower. For as the artist out of the rude mass of stone or wood educes, by separation and rejection of what is superfluous, leaf, flower, eye, nose, hand, foot, and the like, so, he maintains, does Arch?us, the internal artist, educe out of food by separation and rejection the several members and parts of our body. But to leave such trifles, it is most certain that the several parts, as well similar as organic, in vegetables and animals do first attract with some degree of selection the juices of their food, which are alike or nearly so for all, and then assimilate them and turn them into their own nature. Nor does this assimilation or simple generation take place only in animate bodies, but inanimate also participate therein, as has been stated of flame and air. Moreover, the non-vital spirit, which is contained in every tangible animated substance, is constantly at work to digest the coarser parts and turn them into spirit, to be afterwards discharged; whence ensues diminution of weight and desiccation, as I have stated elsewhere. Nor must we set apart from assimilation that accretion which is commonly distinguished from alimentation; as when clay between stones concretes and turns into a stony substance, or the scaly substance on the teeth turns into a substance as hard as the teeth themselves, and so on. For I am of opinion that there resides in all bodies a desire for assimilation as well as for uniting with homogeneous substances; but this virtue is bound, as is the other, though not by the same means. But these means, as well as the way of escape from them, ought to be investigated with all diligence because they pertain to the rekindling of the vital power in old age. Lastly, it seems worthy of observation that in the nine motions of which I have spoken 1 bodies seem to desire only the preservation of their nature, but in this tenth the propagation of it.
рус.Let the twelfth motion be that of excitation, a motion which seems to belong to the genus of assimilation and which I sometimes call by that name. For it is a motion diffusive, communicative, transitive, and multiplicative, as is the other, and agreeing with it generally in effect though differing in the mode of effecting and in the subject matter. For the motion of assimilation proceeds, as it were, with authority and command; it orders and forces the assimilated body to turn into the assimilating. But the motion of excitation proceeds, so to speak, with art and by insinuation, and stealthily, simply inviting and disposing the excited body to the nature of the exciting. Again, the motion of assimilation multiplies and transforms bodies and substances. Thus more flame is produced, more air, more spirit, more flesh. But in the motion of excitation virtues only are multiplied and transferred; more heat being engendered, more magnetic power, more putrefying. This motion is particularly conspicuous in heat and cold. For heat does not diffuse itself, in heating a body, by communication of the original heat but simply by exciting the parts of the body to that motion which is the form of heat, of which I have spoken in the First Vintage concerning the nature of heat.
рус.Consequently heat is excited far more slowly and with far greater difficulty in stone or metal than in air, owing to the unfitness and unreadiness of those bodies to receive the motion. So that it is probable that there may exist materials in the bowels of the earth which altogether refuse to be heated, because through their greater condensation they are destitute of that spirit with which this motion of excitation generally begins. In like manner the magnet endues iron with a new disposition of its parts and a conformable motion, but loses nothing of its own virtue. Similarly leaven, yeast, curd, and certain poisons excite and invite a successive and continued motion in dough, beer, cheese, or the human body, not so much by the force of the exciting as by the predisposition and easy yielding of the excited body.
рус.Let the thirteenth motion be the motion of impression, which also is of the same genus with the motion of assimilation, and is of diffusive motions the most subtle. I have thought fit, however, to make a distinct species of it, on account of a remarkable difference between it and the two former. For the simple motion of assimilation actually transforms the bodies themselves, so that you may take away the first mover, and there will be no difference in what follows. For the first kindling into flame, or the first turning into air, has no effect on the flame or air next generated. In like manner, the motion of excitation continues, after the first mover is withdrawn, for a very considerable time: as in a heated body when the primary heat has been removed; in magnetized iron when the magnet has been put away; in dough when the leaven has been taken out. But the motion of impression, though diffusive and transitive, seems to depend forever on the prime mover. So that if that be taken away or cease to act, it immediately fails and comes to an end, and therefore the effect must be produced in a moment, or at any rate in a very brief space of time. The motions therefore of assimilation and excitation
рус.I call motions of the generation of Jupiter, because the generation continues; but this, the motion of the generation of Saturn, because the birth is immediately devoured and absorbed. It manifests itself in three things: in rays of light, in the percussions of sounds, and in magnetism, as regards the communication of the influence. For if you take away light, colors and its other images instantly disappear; if you take away the original percussion and the vibration of the body thence produced, the sound soon after dies away. For though sounds are troubled as they pass through their medium by winds, as if by waves, yet it must be carefully noted that the original sound does not last all the time the resonance goes on. For if you strike a bell, the sound seems to be continued for a good long time, whereby we might easily be led into the error of supposing that during the whole of the time the sound is, as it were, floating and hanging in the air, which is quite untrue. For the resonance is not the identical sound, but a renewal of it, as is shown by quieting or stopping the body struck. For if the bell be held tight so that it cannot move, the sound at once comes to an end and resounds no more - as in stringed instruments, if after the first percussion the string be touched, either with the finger, as in the harp, or with the quill, as in the spinet, the resonance immediately ceases. Again, when the magnet is removed, the iron immediately drops. The moon indeed cannot be removed from the sea, nor the earth from the falling body, and therefore we can try no experiment in these cases; but the principle is the same.
рус.Let the fourteenth motion be the motion of configuration or position, by which bodies seem to desire not union or separation, but position, collocation, and configuration with respect to others. This motion is a very abstruse one and has not been well investigated. In some cases, indeed, it seems to be without a cause, though not, I believe, really so. For if it be asked why the heavens revolve rather from east to west than from west to east, or why they turn on poles placed near the Bears rather than about Orion, or in any other part of heaven, such questions seem to border on insanity, since these phenomena ought rather to be received as results of observation, and merely positive facts. But though there are no doubt in nature certain things ultimate and without cause, this does not appear to me to be one of them, being caused in my opinion by a certain harmony and consent of the universe which has not yet fallen under observation. And if we admit the motion of the earth from west to east, the same questions remain. For it also moves on certain poles. And why, it might be asked, should these poles be placed where they are, rather than anywhere else? Again the polarity, direction, and declination of the magnet are referable to this motion. There are also found in bodies natural as well as artificial, especially in solids, a certain collocation and position of parts, and a kind of threads and fibers, which ought to be carefully investigated since, until they are understood, these bodies cannot be conveniently managed or controlled. But those eddyings in fluids, by which when pressed, before they can free themselves, they relieve each other that they may all have a fair share of the pressure, belong more properly to the motion of liberty.
рус.Let the fifteenth motion be the motion of transition, or motion according to the passages, by which the virtues of bodies are more or less impeded or promoted by their media, according to the nature of the body and of the acting virtues, and also of the medium. For one medium suits light, another sound, another heat and cold, another magnetic virtues, and so on.
рус.Let the sixteenth motion be the royal (as I call it) or political motion, by which the predominant and commanding parts in any body curb, tame, subdue, and regulate the other parts, and compel them to unite, separate, stand still, move, and range themselves, not in accordance with their own desires, but as may conduce to the well-being of the commanding part; so that there is a sort of government and polity exerted by the ruling over the subject parts. This motion is eminently conspicuous in the spirits of animals where, as long as it is in vigor, it tempers all the motions of the other parts. It is found however in other bodies in a lower degree; as I said of blood and urine, which are not decomposed till the spirit which mixes and keeps together their parts be discharged or quenched. Nor is this motion confined to spirits, though in most bodies the spirits are masters owing to their rapid and penetrating motion.
рус.But in bodies of greater density and not filled with a lively and quickening spirit (such as there is in quicksilver and vitriol), the thicker parts are the masters, so that unless this yoke and restraint be by some expedient shaken off, there is very little hope of any new transformation of such bodies. But let no one suppose that I am forgetful of the point at issue, because while this series and distribution of motions tends to nothing else but the better investigation of their predominancy by instances of strife, I now make mention of predominancy among the motions themselves. For in describing this royal motion I am not treating of the predominancy of motions or virtues, but of the predominancy of parts in bodies; such being the predominancy which constitutes the peculiar species of motion in question.
рус.Let the seventeenth motion be the spontaneous motion of rotation, by which bodies delighting in motion and favorably placed for it enjoy their own nature, and follow themselves, not another body, and court (so to speak) their own embraces. For bodies seem either to move without limit, or to remain altogether at rest, or to tend to a limit at which, according to their nature, they either revolve or rest. Those which are favorably placed, if they delight in motion, move in a circle, with a motion, that is, eternal and infinite. Those which are favorably placed, and abhor motion, remain at rest. Those which are not favorably placed move in a right line (as the shortest path) to consort with bodies of their own nature. But this motion of rotation admits of nine differences regarding
рус.1. the center round which the bodies move; 2. the poles on which they move; 3. their circumference or orbit, according to their distance from the center; 4. their velocity, according to the greater or less rapidity of their rotation; 5. the course of their motion, as from east to west, or from west to east; 6. their declination from a perfect circle by spiral lines more or less distant from their center; 7. their declination from a perfect circle by spiral lines more or less distant from their poles; 8. the greater or lesser distance of these spirals from each other; 9. and lastly, the variation of the poles themselves, if they be movable; which, however, has nothing to do with rotation unless it be circular. This motion in common and long received opinion is looked upon as the proper motion of heavenly bodies, though there is a grave dispute with regard to it among some both of the ancients and of the moderns, who have attributed rotation to the earth. But a juster question perhaps arises upon this (if it be not past question), namely, whether this motion (admitting that the earth stands still) is confined to the heavens, and does not rather descend and communicate itself to the air and waters. The motion of rotation in missiles, as in darts, arrows, musket balls, and the like, I refer to the motion of liberty.
рус.Let the eighteenth motion be the motion of trepidation, to which, as understood by astronomers, I do not attach much credit. But in searching carefully everywhere for the appetites of natural bodies this motion comes before us and ought, it seems, to constitute a species by itself. It is a motion of what may be called perpetual captivity and occurs when bodies that have not quite found their right place, and yet are not altogether uneasy, keep forever trembling and stirring themselves restlessly, neither content as they are nor daring to advance further. Such a motion is found in the heart and pulses of animals, and must of necessity occur in all bodies which so exist in a mean state between conveniences and inconveniences that when disturbed they strive to free themselves, and being again repulsed, are yet forever trying again.
рус.Let the nineteenth and last motion be one which, though it hardly answers to the name, is yet indisputably a motion; and let us call it the motion of repose, or of aversion to move. It is by this motion that the earth stands still in its mass while its extremities are moving toward the middle - not to an imaginary center, but to union. By this appetite also all bodies of considerable density abhor motion. Indeed, the desire of not moving is the only appetite they have; and though in countless ways they be enticed and challenged to motion, they yet, as far as they can, maintain their proper nature. And if compelled to move, they nevertheless seem always intent on recovering their state of rest and moving no more. While thus engaged, indeed, they show themselves active and struggle for it with agility and swiftness enough, as weary and impatient of all delay. Of this appetite but a partial representation can be seen, since here with us, from the subduing and concocting power of the heavenly bodies, all tangible substances are not only not condensed to their utmost, but are even mixed with some portion of spirit.
рус.Thus, then, have I set forth the species or simple elements of motions, appetites, and active virtues, which are in nature most general. And under these heads no small portion of natural science is sketched out. I do not, however, mean to say that other species may not be added, or that the divisions I have made may not be drawn more accurately according to the true veins of nature, or reduced to a smaller number. Observe, nevertheless, that I am not here speaking of any abstract divisions, as if one were to say that bodies desire either the exaltation or the propagation or the fruition of their nature; or again, that the motions of things tend to the preservation and good either of the universe, as resistance and connection; or of great wholes, as the motions of the greater congregation, rotation, and aversion to move; or of special forms, as the rest. For though these assertions be true, yet unless they be defined by true lines in matter and the fabric of nature, they are speculative and of little use. Meanwhile, these will suffice and be of good service in weighing the predominancies of virtues and finding out instances of strife, which is our present object
рус.For of the motions I have set forth some are quite invincible; some are stronger than others, fettering, curbing, arranging them; some carry farther than others; some outstrip others in speed; some cherish, strengthen, enlarge, and accelerate others.
рус.The motion of resistance is altogether adamantine and invincible. Whether the motion of connection be so, I am still undecided. For I am not prepared to say for certain whether or no there be a vacuum, either collected in one place or interspersed in the pores of bodies. But of one thing I am satisfied, that the reason for which a vacuum was introduced by Leucippus and Democritus (namely, that without it the same bodies could not embrace and fill sometimes larger and sometimes smaller spaces) is a false one. For matter is clearly capable of folding and unfolding itself in space, within certain limits, without the interposition of a vacuum; nor is there in air two thousand times as much of vacuity as there is in gold. which on their hypothesis there should be. Of this I am sufficiently convinced by the potency of the virtues of pneumatical bodies (which otherwise would be floating in empty space like fine dust) and by many other proofs. As for the other motions, they rule and are ruled in turn, in proportion to their vigor, quantity, velocity, force of projection, and also to the helps and hindrances they meet with.
рус.For instance, there are some armed magnets that hold and suspend iron of sixty times their own weight, so far does the motion of the lesser prevail over the motion of the greater congregation; but if the weight be increased, it is overcome. A lever of given strength will raise a given weight, so far does the motion of liberty prevail over that of the greater congregation; but if the weight be increased, it is overcome. Leather stretches to a certain extent without breaking, so far does the motion of continuity prevail over the motion of tension; but if the tension be increased, the leather breaks and the motion of continuity is overcome. Water runs out at a crack of a certain size, so far does the motion of the greater congregation prevail over the motion of continuity; but if the crack be smaller, it gives way, and the motion of continuity prevails. If you charge a gun with ball and sulphur only, and apply the match, the ball is not discharged, the motion of the greater congregation overcoming in this case the motion of matter. But if you charge with gunpowder, the motion of matter in the sulphur prevails, being aided by the motions of matter and of flight in the niter. And so of other cases. Instances of strife, therefore, which point out the predominancies of virtues together with the manner and proportion in which they predominate or give place, should be sought and collected from all quarters with keen and careful diligence.
рус.Nor should we examine less carefully the modes in which these motions give way. That is to say, whether they stop altogether or whether they continue to resist but are overpowered. For in bodies here with us there is no real rest, either in wholes or in parts, but only in appearance. And this apparent rest is caused either by equilibrium, or by absolute predominancy of motions: by equilibrium, as in scales, which stand still if the weights be equal; by predominancy, as in watering pots with holes in them, where the water rests and is kept from falling out by the predominancy of the motion of connection. But it should be observed, as I have said, how far these yielding motions carry their resistance. For if a man be pinned to the ground, tied hand and foot, or otherwise held fast, and yet struggle to rise with all his might, the resistance is not the less though it be unsuccessful. But the real state of the case (I mean whether by predominancy the yielding motion is, so to speak, annihilated, or rather whether a resistance is continued, though we cannot see it) will perhaps, though latent in the conflicts of motions, be apparent in their concurrence. For example, let trial be made in shooting. See how far a gun will carry a ball straight, or as they say point-blank, and then try whether, if it be fired upward, the stroke will be feebler than when it is fired downward, where the motion of gravity concurs with the blow.
рус.Lastly, such canons of predominance as we meet with should be collected; for instance, that the more common the good sought, the stronger the motion. Thus the motion of connection, which regards communion with the universe, is stronger than the motion of gravity, which regards only communion with dense bodies. Again, that appetites which aim at a private good seldom prevail against appetites which aim at a more public good, except in small quantities - rules which I wish held good in politics.
рус.1 [which relate to concrete bodies rather than to matter in general -? Ed.]
рус.XLIX
рус.Among Prerogative Instances I will put in the twenty-fifth place intimating instances, those, I mean, which intimate or point out what is useful to man. For mere power and mere knowledge exalt human nature, but do not bless it. We must therefore gather from the whole store of things such as make most for the uses of life. But a more proper place for speaking of these will be when I come to treat of applications to practice. Besides, in the work itself of interpretation in each particular subject, I always assign a place to the human chart, or chart of things to be wished for. For to form judicious wishes is as much a part of knowledge as to ask judicious questions.
рус.L
рус.Among Prerogative Instances I will put in the twenty-sixth place Polychrest Instances, or Instances of General Use. They are those which relate to a variety of cases and occur frequently and therefore save no small amount of labor and fresh demonstration. Of the instruments and contrivances themselves the proper place for speaking will be when I come to speak of applications to practice and modes of experimenting. Moreover, those which have been already discovered and come into use will be described in the particular histories of the several arts. At present I will subjoin a few general remarks on them as examples merely of this general use.
рус.Besides the simple bringing together and putting asunder of them, man operates upon natural bodies chiefly in seven ways, viz., either by exclusion of whatever impedes and disturbs; or by compressions, extensions, agitations, and the like; or by heat and cold; or by continuance in a suitable place; or by the checking and regulation of motion; or by special sympathies; or by the seasonable and proper alternation, series, and succession of all these ways, or at any rate of some of them.
рус.With regard to the first, the common air, which is everywhere about us and pressing in, and the rays of the heavenly bodies, cause much disturbance. Whatever therefore serves to exclude them may justly be reckoned among things of general use. To this head belong the material and thickness of the vessels in which the bodies are placed on which we are going to operate; also the perfect stopping up of vessels by consolidation and lutum sapienti?, as the chemists call it. Also the closing in of substances by liquids poured on the outside is a thing of very great use, as when they pour oil on wine or juices of herbs, which spreading over the surface like a lid preserves them excellently from the injury of the air.
рус.Nor are powders bad things; for though they contain air mixed up with them, they yet repel the force of the body of air round about, as we see in the preservation of grapes and other fruits in sand and flour. It is good too to spread bodies over with wax, honey, pitch, and like tenacious substances, for the more perfect enclosure of them and to keep off the air and heavenly bodies. I have sometimes tried the effect of laying up a vessel or some other body in quicksilver, which of all substances that can be poured round another is far the densest. Caverns, again, and subterraneous pits are of great use in keeping off the heat of the sun and that open air which preys upon bodies, and such are used in the north of Germany as granaries. The sinking of bodies in water has likewise the same effect, as I remember to have heard of bottles of wine being let down into a deep well to cool, but through accident or neglect being left there for many years, and then taken out; and that the wine not only was free from sourness or flatness, but tasted much finer, owing, it would seem, to a more exquisite commixture of its parts. And if the case require that bodies be let down to the bottom of the water, as in a river or the sea, without either touching the water or being enclosed in stopped vessels, but surrounded by air alone, there is good use in the vessel which has been sometimes employed for working under water on sunk ships whereby divers are enabled to remain a long while below, and take breath from time to time.
рус.This machine was a hollow bell made of metal which, being let down parallel to the surface of the water, carried with it to the bottom all the air it contained. It stood on three feet (like a tripod) the height of which was somewhat less than that of a man, so that the diver, when his breath failed, could put his head into the hollow of the bell, take breath, and then go on with his work. I have heard also of a sort of machine or boat capable of carrying men under water for some distance. Be that as it may, under such a vessel as I have described bodies of any sort can easily be suspended, and it is on that account that I have mentioned this experiment.
рус.There is also another advantage in the careful and complete closing of bodies. For not only does it keep the outer air from getting in (of which I have already spoken), but also it keeps the spirit of the body, on which the operation is going on inside, from getting out. For it is necessary for one who operates on natural bodies to be certain of his total quantities, that is, that nothing evaporates or flows away. For then and then only are profound alterations made in bodies when, while nature prevents annihilation, art prevents also the loss or escape of any part. On this subject there has prevailed a false opinion which, if true, would make us well nigh despair of preserving the perfect quantity without diminution, namely, that the spirits of bodies, and air when rarefied by a high degree of heat, cannot be contained in closed vessels but escape through their more delicate pores. To this opinion men have been led by common experiment of an inverted cup placed on water with a candle in it or a piece of paper lighted; the consequence of which is that the water is drawn up; and also by the similar experiment of cupping glasses which when heated over flame draw up the flesh.
рус.For in each of these experiments they imagine that the rarefied air escapes, and that its quantity being thereby diminished, the water or flesh comes up into its place by the motion of connection. But this is altogether a mistake. For the air is not diminished in quantity, but contracted in space; nor does the motion of the rising of the water commence till the flame is extinguished or the air cooled. And therefore physicians, to make their cupping glasses draw better, lay on them cold sponges dipped in water. And therefore there is no reason why men should be much afraid of the easy escape of air or spirits. For though it be true that the most solid bodies have pores, still air or spirit do not easily submit to such extremely fine comminution, just as water refuses to run out at very small chinks.
рус.With regard to the second of the seven modes of operating above mentioned, it is particularly to be observed that compression and such violent means have indeed, with respect to local motion and the like, a most powerful effect, as in machines and projectiles, an effect which even causes the destruction of organic bodies and of such virtues as consist altogether in motion. For all life, nay all flame and ignition, is destroyed by compression, just as every machine is spoiled or deranged by the same. It causes the destruction likewise of virtues which consist in the position and coarser dissimilarity of parts. This is the case with colors, for the whole flower has not the same color as when it is bruised, nor the whole piece of amber as the same piece pulverized. So also it is with tastes. For there is not the same taste in an unripe pear as there is in a squeezed and softened one, for it manifestly contracts sweetness by the process.
рус.But for the more remarkable transformations and alterations of bodies of uniform structure such violent means are of little avail, since bodies do not acquire thereby a new consistency that is constant and quiescent, but one that is transitory and ever striving to recover and liberate itself. It would not be amiss, however, to make some careful experiments for the purpose of ascertaining whether the condensation or the rarefaction of a body of nearly uniform structure (as air, water, oil, and the like), being induced by violence, can be made to be constant and fixed, and to become a kind of nature. This should first be tried by simple continuance, and then by means of helps and consents. And the trial might easily have been made (if it had but occurred to me) when I was condensing water, as mentioned above, by hammer and press, till it burst forth from its enclosure. For I should have left the flattened sphere to itself for a few days, and after that drawn off the water, that so I might have seen whether it would immediately occupy the same dimensions which it had before condensation.
рус.If it had not done so, either immediately or at any rate soon after, we might have pronounced the condensation a constant one; if it had, it would have appeared that a restoration had taken place and that the compression was transitory. Something of a similar kind I might have tried also with the expansion of air in the glass eggs. For after powerful suction I might have stopped them suddenly and tightly; I might have left the eggs so stopped for some days and then tried whether on opening the hole the air would be drawn up with a hissing noise, or whether on plunging them into water, as much water would be drawn up as there would have been at first without the delay. For it is probable - at least it is worth trying - that this might have been, and may be, the case; since in bodies of structure not quite so uniform the lapse of time does produce such effects. For a stick bent for some time by compression does not recoil, and this must not be imputed to any loss of quantity in the wood through the lapse of time, since the same will be the case with a plate of steel if the time be increased, and steel does not evaporate. But if the experiment succeed not with mere continuance, the business must not be abandoned, but other aids must be employed. For it is no small gain if by the application of violence we can communicate to bodies fixed and permanent natures. For thus air can be turned into water by condensation, and many other effects of the kind can be produced, man being more the master of violent motions than of the rest.
рус.The third of the seven modes above-mentioned relates to that which, whether in nature or in art, is the great instrument of operation, viz., heat and cold. And herein man's power is clearly lame on one side. For we have the heat of fire which is infinitely more potent and intense than the heat of the sun as it reaches us, or the warmth of animals. But we have no cold save such as is to be got in wintertime, or in caverns, or by application of snow and ice, which is about as much perhaps in comparison as the heat of the sun at noon in the torrid zone, increased by the reflections of mountains and walls. For such heat as well as such cold can be endured by animals for a short time. But they are nothing to be compared to the heat of a burning furnace, or with any cold corresponding to it in intensity. Thus all things with us tend to rarefaction, and desiccation, and consumption; nothing hardly to condensation and inteneration except by mixtures and methods that may be called spurious.
рус.Instances of cold therefore should be collected with all diligence. And such it seems may be found by exposing bodies on steeples in sharp frosts; by laying them in subterranean caverns; by surrounding them with snow and ice in deep pits dug for the purpose; by letting them down into wells; by burying them in quicksilver and metals; by plunging them into waters which petrify wood; by burying them in the earth, as the Chinese are said to do in the making of porcelain, where masses made for the purpose are left, we are told, underground for forty or fifty years, and transmitted to heirs, as a kind of artificial minerals; and by similar processes. And so too all natural condensations caused by cold should be investigated, in order that, their causes being known, they may be imitated by art. Such we see in the sweating of marble and stones; in the dews condensed on the inside of windowpanes toward morning after a night's frost; in the formation and gathering of vapors into water under the earth, from which springs often bubble up. Everything of this kind should be collected.
рус.Besides things which are cold to the touch, there are found others having the power of cold, which also condense, but which seem to act on the bodies of animals only, and hardly on others. Of this sort we have many instances in medicines and plasters, some of which condense the flesh and tangible parts, as astringent and inspissatory medicaments; while others condense the spirits, as is most observable in soporifics. There are two ways in which spirits are condensed by medicaments soporific, or provocative of sleep: one by quieting their motion, the other by putting them to flight. Thus violets, dried rose leaves, lettuce, and like benedict or benignant medicaments, by their kindly and gently cooling fumes invite the spirits to unite and quiet their eager and restless motion.
рус.Rose water, too, applied to the nose in a fainting fit, causes the resolved and too relaxed spirits to recover themselves and, as it were, cherishes them. But opiates and kindred medicaments put the spirits utterly to flight by their malignant and hostile nature. And therefore if they be applied to an external part, the spirits immediately flee away from that part and do not readily flow into it again; if taken internally, their fumes, ascending to the head, disperse in all directions the spirits contained in the ventricles of the brain; and these spirits thus withdrawing themselves, and unable to escape into any other part, are by consequence brought together and condensed, and sometimes are utterly choked and extinguished; though on the other hand these same opiates taken in moderation do by a secondary accident (namely, the condensation which succeeds the coming together) comfort the spirits and render them more robust, and check their useless and inflammatory motions; whereby they contribute no little to the cure of diseases and prolongation of life.
рус.Nor should we omit the means of preparing bodies to receive cold. Among others I may mention that water slightly warm is more easily frozen than quite cold.
рус.Besides, since nature supplies cold as sparingly, we must do as the apothecaries do who, when they cannot get a simple, take its succedaneum or quid pro quo, as they call it - such as aloes for balsam, cassia for cinnamon. In like manner we should look round carefully to see if there be anything that will do instead of cold, that is to say, any means by which condensations can be effected in bodies otherwise than by cold, the proper office of which is to effect them. Such condensations, as far as yet appears, would seem to be limited to four.
рус.The first of these is caused by simple compression, which can do but little for permanent density, since bodies recoil, but which perhaps may be of use as an auxiliary. The second is caused by the contraction of the coarser parts in a body after the escape of the finer, such as takes place in indurations by fire, in the repeated quenchings of metals, and like processes. The third is caused by the coming together of those homogeneous parts in a body which are the most solid, and which previously had been dispersed and mixed with the less solid; as in the restoration of sublimated mercury, which occupies a far greater space in powder than as simple mercury, and similarly in all purging of metals from their dross. The fourth is brought about through sympathy, by applying substances which from some occult power condense. These sympathies or consents at present manifest themselves but rarely, which is no wonder, since before we succeed in discovering forms and configurations we cannot hope for much from an inquiry into sympathies. With regard to the bodies of animals, indeed, there is no doubt that there are many medicines, whether taken internally or externally, which condense as it were by consent, as I have stated a little above. But in the case of inanimate substances such operation is rare.
рус.There has indeed been spread abroad, as well in books as in common rumor, the story of a tree in one of the Tercera or Canary Isles (I do not well remember which) which is constantly dripping, so as to some extent to supply the inhabitants with water. And Paracelsus says that the herb called Ros Solis is at noon and under a burning sun filled with dew, while all the other herbs round it are dry. But both of these stories I look upon as fabulous. If they were true, such instances would be of most signal use and most worthy of examination. Nor do I conceive that those honeydews, like manna, which are found on the leaves of the oak in the month of May, are formed and condensed by any peculiar property in the leaf of the oak, but while they fall equally on all leaves, they are retained on those of the oak as being well united and not spongy as most of the others are.
рус.As regards heat, man indeed has abundant store and command thereof, but observation and investigation are wanting in some particulars, and those the most necessary, let the alchemists say what they will. For the effects of intense heat are sought for and brought into view, but those of a gentler heat, which fall in most with the ways of nature, are not explored and therefore are unknown. And therefore we see that by the heats generally used the spirits of bodies are greatly exalted, as in strong waters and other chemical oils; that the tangible parts are hardened and, the volatile being discharged, sometimes fixed; that the homogeneous parts are separated, while the heterogeneous are in a coarse way incorporated and mixed up together; above all, that the junctures of composite bodies and their more subtle configurations are broken up and confounded. Whereas the operations of a gentler heat ought to have been tried and explored, whereby more subtle mixtures and regular configurations might be generated and educed, after the model of nature and in imitation of the works of the sun - as I have shadowed forth in the Aphorism on Instances of Alliance.
рус.For the operations of nature are performed by far smaller portions at a time, and by arrangements far more exquisite and varied than the operations of fire, as we use it now. And it is then that we shall see a real increase in the power of man when by artificial heats and other agencies the works of nature can be represented in form, perfected in virtue, varied in quantity, and, I may add, accelerated in time. For the rust of iron is slow in forming, but the turning into Crocus Martis is immediate; and it is the same with verdigris and ceruse; crystal is produced by a long process, while glass is blown at once; stones take a long time to grow, while bricks are quickly baked. Meanwhile (to come to our present business), heats of every kind, with their effects, should be diligently collected from all quarters and investigated - the heat of heavenly bodies by their rays direct, reflected, refracted, and united in burning glasses and mirrors; the heat of lightning, of flame, of coal fire; of fire from different materials; of fire close and open, straitened and in full flow, modified in fine by the different structures of furnaces; of fire excited by blowing; of fire quiescent and not excited; of fire removed to a greater or less distance; of fire passing through various media; moist heats, as of a vessel floating in hot water, of dung, of external and internal animal warmth, of confined hay; dry heats, as of ashes, lime, warm sand; in short, heats of all kinds with their degrees.
рус.But above all we must try to investigate and discover the effects and operations of heat when applied and withdrawn gradually, orderly, and periodically, at due distances and for due times. For such orderly inequality is in truth the daughter of the heavens and mother of generation; nor is anything great to be expected from a heat either vehement or precipitate or that comes by fits and starts. In vegetables this is most manifest; and also in the wombs of animals there is a great inequality of heat, from the motion, sleep, food, and passions of the female in gestation. Lastly, in the wombs of the earth itself, those I mean in which metals and fossils are formed, the same inequality has place and force. Which makes the unskillfulness of some alchemists of the reformed school all the more remarkable - who have conceived that by the equable warmth of lamps and the like, burning uniformly, they can attain their end. And so much for the operations and effects of heat. To examine them thoroughly would be premature, till the forms of things and the configurations of bodies have been further investigated and brought to light. For it will then be time to seek, apply, and adapt our instruments when we are clear as to the pattern.
рус.The fourth mode of operating is by continuance, which is as it were the steward and almoner of nature. Continuance I call it when a body is left to itself for a considerable time, being meanwhile defended from all external force. For then only do the internal motions exhibit and perfect themselves when the extraneous and adventitious are stopped. Now the works of time are far subtler than those of fire. For wine cannot be so clarified by fire as it is by time; nor are the ashes produced by fire so fine as the dust into which substances are resolved and wasted by ages. So too the sudden incorporations and mixtures precipitated by fire are far inferior to those which are brought about by time. And the dissimilar and varied configurations which bodies by continuance put on, such as putrefactions, are destroyed by fire or any violent heat. Meanwhile it would not be out of place to observe that the motions of bodies when quite shut up have in them something of violence. For such imprisonment impedes the spontaneous motions of the body. And therefore continuance in an open vessel is best for separations; in a vessel quite closed for commixtures; in a vessel partly closed, but with the air entering, for putrefactions. But, indeed, instances showing the effects and operations of continuance should be carefully collected from all quarters.
рус.The regulation of motion (which is the fifth mode of operating) is of no little service. I call it regulation of motion when one body meeting another impedes, repels, admits or directs its spontaneous motion. It consists for the most part in the shape and position of vessels. Thus the upright cone in alembics helps the condensation of vapors; the inverted cone in receivers helps the draining off of the dregs of sugar. Sometimes a winding form is required, and one that narrows and widens in turn, and the like. For all percolation depends on this, that the meeting body opens the way to one portion of the body met and shuts it to another. Nor is the business of percolation or other regulation of motion always performed from without. It may also be done by a body within a body, as when stones are dropped into water to collect the earthy parts; or when syrups are clarified with the whites of eggs that the coarser parts may adhere thereto, after which they may be removed. It is also to this regulation of motion that Telesius has rashly and ignorantly enough attributed the shapes of animals, which he says are owing to the channels and folds in the womb. But he should have been able to show the like formation in the shells of eggs, in which there are no wrinkles or inequalities. It is true, however, that the regulation of motion gives the shapes in molding and casting.
рус.Operations by consents or aversions (which is the sixth mode) often lie deeply hid. For what are called occult and specific properties, or sympathies and antipathies, are in great part corruptions of philosophy. Nor can we have much hope of discovering the consents of things before the discovery of forms and simple configurations. For consent is nothing else than the adaptation of forms and configurations to each other.
рус.The broader and more general consents of things are not, however, quite so obscure. I will therefore begin with them. Their first and chief diversity is this, that some bodies differ widely as to density and rarity but agree in configurations, while others agree as to density and rarity but differ in configurations. For it has not been ill observed by the chemists in their triad of first principles that sulphur and mercury run through the whole universe. (For what they add about salt is absurd, and introduced merely to take in bodies earthy, dry, and fixed.) But certainly in these two one of the most general consents in nature does seem to be observable. For there is consent between sulphur, oil, and greasy exhalation, flame, and perhaps the body of a star. So is there between mercury, water and watery vapors, air, and perhaps the pure and intersidereal ether. Yet these two quaternions or great tribes of things (each within its own limits) differ immensely in quantity of matter and density, but agree very well in configuration; as appears in numerous cases. On the other hand metals agree well together in quantity and density, especially as compared with vegetables, etc., but differ very widely in configuration; while in like manner vegetables and animals vary almost infinitely in their configurations, but in quantity of matter or density their variation is confined to narrow limits.
рус.The next most general consent is that between primary bodies and their supports, that is, their menstrua and foods. We must therefore inquire, under what climates, in what earth, and at what depth, the several metals are generated; and so of gems, whether produced on rocks or in mines; also in what soil the several trees and shrubs and herbs thrive best and take, so to speak, most delight; moreover what manurings, whether by dung of any sort, or by chalk, sea sand, ashes, etc., do the most good; and which of them are most suitable and effective according to the varieties of soil. Again, the grafting and inoculating of trees and plants, and the principle of it, that is to say, what plants prosper best on what stocks, depends much on sympathy. Under this head it would be an agreeable experiment, which I have heard has been lately tried, of engrafting forest trees (a practice hitherto confined to fruit trees), whereby the leaves and fruit are greatly enlarged and the trees made more shady. In like manner the different foods of animals should be noted under general heads, and with their negatives. For carnivorous animals cannot live on herbs, whence the order of Feuillans (though the will in man has more power over the body than in other animals) has after trial (they say) well nigh disappeared, the thing not being endurable by human nature. Also the different materials of putrefaction, whence animalculae are generated, should be observed.
рус.The consents of primary bodies with their subordinates (for such those may be considered which I have noted) are sufficiently obvious. To these may be added the consents of the senses with their objects. For these consents, since they are most manifest and have been well observed and keenly sifted, may possibly shed great light on other consents also which are latent.
рус.But the inner consents and aversions, or friendships and enmities, of bodies (for I am almost weary of the words sympathy and antipathy on account of the superstitions and vanities associated with them) are either falsely ascribed, or mixed with fables, or from want of observation very rarely met with. For if it be said that there is enmity between the vine and colewort, because when planted near each other they do not thrive, the reason is obvious - that both of these plants are succulent and exhaust the ground, and thus one robs the other. If it be said that there is consent and friendship between corn and the corn cockle or the wild poppy, because these herbs hardly come up except in ploughed fields, it should rather be said that there is enmity between them, because the poppy and corn cockle are emitted and generated from a juice of the earth which the corn has left and rejected; so that sowing the ground with corn prepares it for their growth. And of such false ascriptions there is a great number. As for fables, they should be utterly exterminated. There remains indeed a scanty store of consents which have been approved by sure experiment, such as those of the magnet and iron, of gold and quicksilver, and the like.
рус.And in chemical experiments on metals there are found also some others worthy of observation. But they are found in greatest abundance (if one may speak of abundance in such a scarcity) in certain medicines which by their occult (as they are called) and specific properties have relation either to limbs, or humors, or diseases, or sometimes to individual natures. Nor should we omit the consents between the motions and changes of the moon and the affections of bodies below, such as may be gathered and admitted, after strict and honest scrutiny, from experiments in agriculture, navigation, medicine, and other sciences. But the rarer all the instances of more secret consents are, the greater the diligence with which they should be sought after, by means of faithful and honest traditions and narrations; provided this be done without any levity or credulity, but with an anxious and (so to speak) a doubting faith. There remains a consent of bodies, inartificial perhaps in mode of operation, but in use a polychrest, which should in no wise be omitted, but examined into with careful attention. I mean the proneness or reluctance of bodies to draw together or unite by composition or simple apposition. For some bodies are mixed together and incorporated easily, but others with difficulty and reluctance. Thus powders mix best with water, ashes and lime with oils, and so on. Nor should we merely collect instances of the propensity or aversion of bodies for mixture, but also of the collocation of their parts, of their distribution and digestion when they are mixed, and finally of their predominancy after the mixture is completed.
рус.There remains the seventh and last of the seven modes of operation, namely, the means of operating by the alternation of the former six. But it would not be seasonable to bring forward examples of this till our search has been carried somewhat more deeply into the others singly. Now a series or chain of such alternations, adapted to particular effects, is a thing at once most difficult to discover and most effective to work with. But men are utterly impatient both of the inquiry and the practice, though it is the very thread of the labyrinth as regards works of any magnitude. Let this suffice to exemplify the polychrest instances.
рус.LI
рус.Among Prerogative Instances I will put in the twenty-seventh and last place Instances of Magic, by which I mean those wherein the material or efficient cause is scanty or small as compared with the work and effect produced. So that even where they are common they seem like miracles; some at first sight, others even after attentive consideration. These, indeed, nature of herself supplies sparingly, but what she may do when her folds have been shaken out, and after the discovery of forms and processes and configurations, time will show. But these magical effects (according to my present conjecture) are brought about in three ways: either by self-multiplication, as in fire, and in poisons called specific, and also in motions which are increased in power by passing from wheel to wheel; or by excitation or invitation in another body, as in the magnet, which excites numberless needles without losing any of its virtue, or in yeast and the like; or by anticipation of motion, as in the case already mentioned of gunpowder and cannons and mines. Of which ways the two former require a knowledge of consents, the third a knowledge of the measurement of motions.
рус.Whether there be any mode of changing bodies per minima (as they call it) and of transposing the subtler configurations of matter (a thing required in every sort of transformation of bodies) so that art may be enabled to do in a short time that which nature accomplishes by many windings, is a point on which I have at present no sure indications. And as in matters solid and true I aspire to the ultimate and supreme, so do I forever hate all things vain and tumid, and do my best to discard them.
рус.LII
рус.So much then for the dignities or prerogatives of instances. It must be remembered, however, that in this Organon of mine I am handling logic, not philosophy. But since my logic aims to teach and instruct the understanding, not that it may with the slender tendrils of the mind snatch at and lay hold of abstract notions (as the common logic does), but that it may in very truth dissect nature, and discover the virtues and actions of bodies, with their laws as determined in matter; so that this science flows not merely from the nature of the mind, but also from the nature of things - no wonder that it is everywhere sprinkled and illustrated with speculations and experiments in nature, as examples of the art I teach.
рус.It appears then from what has been said that there are twenty-seven prerogative instances, namely, solitary instances; migratory instances; striking instances; clandestine instances; constitutive instances; conformable instances; singular instances; deviating instances; bordering instances; instances of power; instances of companionship and of enmity; subjunctive instances; instances of alliance; instances of the fingerpost; instances of divorce; instances of the door; summoning instances; instances of the road; instances supplementary; dissecting instances; instances of the rod; instances of the course; doses of nature; instances of strife; intimating instances; polychrest instances; magical instances. Now the use of these instances, wherein they excel common instances, is found either in the informative part or in the operative, or in both. As regards the informative, they assist either the senses or the understanding: the senses, as the five instances of the lamp; the understanding, either by hastening the exclusion of the form, as solitary instances; or by narrowing and indicating more nearly the affirmative of the form, as instances migratory, striking, of companionship, and subjunctive; or by exalting the understanding and leading it to genera and common natures, either immediately, as instances clandestine, singular, and of alliance, or in the next degree, as constitutive, or in the lowest, as conformable; or by setting the understanding right when led astray by habit, as deviating instances; or by leading it to the great form or fabric of the universe, as bordering instances; or by guarding it against false forms and causes, as instances of the fingerpost and of divorce. In the operative part they either point out, or measure, or facilitate practice. They point it out by showing with what we should begin, that we may not go again over old ground, as instances of power; or to what we should aspire if means be given, as intimating instances. The four mathematical instances measure practice: polychrest and magical instances facilitate it.
рус.Again, out of these twenty-seven instances there are some of which we must make a collection at once, as I said above, without waiting for the particular investigation of natures. Of this sort are instances conformable, singular, deviating, bordering, of power, of the dose, intimating, polychrest, and magical. For these either help and set right the understanding and senses, or furnish practice with her tools in a general way. The rest need not be inquired into till we come to make Tables of Presentation for the work of the interpreter concerning some particular nature. For the instances marked and endowed with these prerogatives are as a soul amid the common instances of presentation and, as I said at first, a few of them do instead of many; and therefore in the formation of the Tables they must be investigated with all zeal and set down therein. It was necessary to handle them beforehand because I shall have to speak of them in what follows.
рус.But now I must proceed to the supports and rectifications of induction, and then to concretes, and Latent Processes, and Latent Configurations, and the rest, as set forth in order in the twenty-first Aphorism; that at length (like an honest and faithful guardian) I may hand over to men their fortunes, now their understanding is emancipated and come as it were of age; whence there cannot but follow an improvement in man's estate and an enlargement of his power over nature. For man by the fall fell at the same time from his state of innocency and from his dominion over creation. Both of these losses however can even in this life be in some part repaired; the former by religion and faith, the latter by arts and sciences. For creation was not by the curse made altogether and forever a rebel, but in virtue of that charter "In the sweat of thy face shall thou eat bread," it is now by various labors (not certainly by disputations or idle magical ceremonies, but by various labors) at length and in some measure subdued to the supplying of man with bread, that is, to the uses of human life.