Век нынешний и век минувший

Жизнь наша резко с тех пор поменялась, поменялись, что важнее, ориентиры, и, соответственно, споры: когда было лучше -- раньше или теперь -- не утихающим говорливым потоком врываются в наши мирные жилища и долго еще будут будоражить умы некоторых наших нестойких сограждан. Я тоже в определенное время отдаю дань этим незлобивым перебранкам, чаще всего по субботним баням, куда я наведываюсь с друзьями, и тоже свое суждение имею по этом вопросу. А высказать его публично меня подытоживает одно подмеченное мною обстоятельство.

На какую бы сторону не колебалась чаша весов в споре, участники приводят факты удивительно в пользу одного мнения, вовсе не замечая и не слыша, как, впрочем, и в любом споре, другой стороны. Более того, даже "свои" факты они не продумывают и не додумывают до того, чтобы они значили, и что, собственно говоря, они доказывают и из них вытекает.

Так, например, был спор на этой основе с нашим алтайским писателем М. Юдалевичем. Он, как водится человеку 1918 г. рождения, защищал старые порядки и ругал новые, не выходя, правда, за литературные рамки приличий, как человек искусства слова. Я соглашался с ним в некоторых пунктах уродств нынешней нашей жизни, но не будучи обласкан партбилетом в кармане, не имел оснований для прошлого энтузиазма.

-- Не пойму я тебя, старик, -- наконец сказал он, -- ты что-то виляешь: то туда, то сюда.

-- Я стараюсь быть объективным, как учили партия и правительство, и родная марксистско-ленинская философия.

-- Э! Не хитри. Ты уж выбери что-то одно: или будь за Советскую власть или за капиталистический строй.

А я не хочу вилять в определенную сторону и закрывать глаза разума заранее данной позицией, я именно хочу более или менее понять истинную суть вещей, хотя трудно вариться в котле современности sine ira et studio, ибо жжется.

Развертывая однако свой список прегрешений прошлому и нынешнему, я как-то оценил, что в целом Россия, мы возвращаемся к нормальному пути, уходим от той исторической косолапости и тупиковости, куда нас была завернула коммунистическая идеология в духе "Краткого курса истории ВКП(б)", отходим от того надругательства над здравым смыслом, который составлял фундамент нашей жизни при социализме.

1. Нынешними российскими властями, если исключить журналистов и писателей, особенно когда они не на службе, в общем и целом недовольны все. Губернаторы, депутаты, партии -- брр! от одного вида этих зверушек многие сразу бросаются на телевизионный пульт, предпочитая даже рекламу. Это отрицательное отношение автоматически переносится на всю нынешнюю политическую систему, вызывая ее как бы на ковер идиосинкразии.

Но если отбросить личности -- понятно, сделать это не легко -- попытаемся задуматься над вопросом: а что у нас в принципе не так. Допустим, для советских времен -- не беря в расчет их превозносителей -- были понятны кардинальные минусы. Минусы не конкретных людей, а системы: монополия на власть одной партии, отсутствие демократии, идеологизированность и т. д.

Если на трезвую голову, да не с похмелья, и не накануне, да еще под хорошую закуску, да в хорошей компании, то невозможно и заикнуться наедине с собой, что нынешняя система так уж плоха.

У нас даже не то что вороватые, но недалекие губернаторы, сервильный Конституционный суд, трусливая пресса, говорящая "да", когда "да" говорят сверху, и тут же меняющая его на "нет" при перемене курса, безликие депутаты, и уже совершенно неприличные чиновники. Вопрос только, что с этим делать, как не доказывать свою правоту выборами, ибо ждать, что какой-то диктатор наведет исторический порядок, у России уже достаточный опыт, что это бессмысленно.

У нас же есть демократия. Мы выбираем парламент, президента, местные органы власти, что гораздо важнее, чем там выбирать парламент или президента. Вот, правда, лишили нас губернаторов. У нас есть политические партии, у нас есть свободная пресса, гораздо более широкая, чем это принято думать, не видя ничего, кроме телевизионного экрана, у нас есть свобода мнений и воззрений. То, что мы выбираем не тех, что все у нас косолапо -- это другой вопрос. У русских все косолапо - и просвещение, и капитализм, и социализм.

2. Чтобы еще более отвыпуклить свою мысль, пощупаем ее с более рельефной для каждого стороны -- со стороны спорта.

Принято гордиться успехами советского спорта, оставляя его на зависть нынешнему состоянию, которое, кстати, не так плохо, как могло, и вроде должно было бы быть и гораздо лучше, чем это вообще нужно для страны. Успехи наших хоккеистов, вечно первых, баскетболистов, волейболистов, чаще первых, шахматистов, где уже с четвертьфиналов в компанию соискателей короны затесывался 1, редко 2 несоветских гроссмейстера. У футболистов дела обстояли похуже, но по сравнению с современным состоянием народной игры те успехи были просто блестящими. А в прочих видах не мы, а Америке нам более или менее успешно удавалось бросить вызов, довольствуясь почетным вторым олимпийским местом.

А теперь другая сторона той же медали, не то что замалчиваемая, но в обычных сторонах, как-то отбегаемая в тень. В хоккее в стране было всего 3 сильных команды, куда отовсюду собирали игроков; кто-то сам стремился туда попасть, но гораздо более мы наблюдали поломанных спортивных биографий и забитого поборами со стороны 3-х китов хоккея на местах. Тарасов и Чернышов -- великие тренеры, но и Тихонов с Юрзиновым доказали свой класс. Тем не менее возглавляемые ими команды, процветая в советские времена, рассыпались в хвост турнирной таблицы, когда иссяк ресурс административной подпитки.

Возможно, метод подготовки, использовавшийся Тарасовым, был идеален для сборной: иначе откуда бы успехи. Но ведь в середине сезона, сразу после Нового года, в интересах одной только сборной в стране замирала хоккейная жизнь, прерывался чемпионат, сборная отъезжала за океан, и болельщики всего Союза изнывали от скуки, причем не играли не только ведущие клубы, но даже вторая лига.

Таким образом весь советский хоккей существовал не для болельщиков, даже не для хоккеистов (ведь такие перерывы в середине сезона), а для сборной. Главное было доказать, что наши хоккей, наш спорт, все у нас лучшее, потому что у нас самый передовой строй. А на людей было при этом наплевать.

Ситуация со спортом отнюдь не была исключительной -- это был зримый символ всеобщего вектора нашей жизни: "Раньше думай о Родине, а потом о себе" . В реальности это оборачивалось всеобщей показухой, работой на результат. А результатом было пустить пыль в глаза.

Нынешняя жизнь выбросили этот принцип за борт. Теперь каждый должен думать о себе. Человек становится главным, не среднестатистический, не дОлжный, а реальный человек, обыкновенный. Самостоятельность, забота о самом себе -- вот стержень, вокруг которого вертится нынешняя жизнь.

Скажем прямо, средний человек -- это далеко не самый лучший продукт природы. Он своекорыстен, и при этом глуп, но другого нет и не нужно выдумывать.

3. Вот уже поистине гнилым местом советского строя была (не)наша национальная политика, густо замешанная на интернационализме, вернее его на его разновидности, сочиненной специально нашими идеологами -- советском интернационализме. Который состоял в том, что заигрывали в разной степени со всеми национальности, кроме русских, которые и должны были отдуваться за эту великолепную выдумку. Идеал этого интернационализма -- полное уничтожение наций, их слияние в единую братскую семью "без Россий и Латвий". Этот принцип в своем полном объеме как раз и прикладывался к русской нации при поддержке национальных кадров других народов, это чтобы они доросли до передовой идеологии.

Скажем, поссорились слово за слово и вплоть до рукоприкладства два наших студента, моих сокурсников. Один из них был, назовем Иванов, а другой некто Сеоев, представитель какой-то кавказской народности.

Потом их разбирали на всеобщем комсомольском собрании, ставили на вид им, нам, что не удержали, не воспитали. Между прочим проректор говорил:

-- Иванов, тебе-то как не стыдно. Ты то уж должен быть сознательным, понимать что к чему, комсомолец ведь, по направлению колхоза. Они на Кавказе народ гордый, свободолюбивый, надо же это учитывать.

Как ни странно, этот аляповатый довод был в нашем сознании совершенно доброкачественным. И уже позже в Литинституте, где мы на наших нацменов насмотрелись вдоволь на исходе 70-х и когда русский национализм негласно стал возвращать себе права, я, рассказывая этот случай, вдруг напоролся на контраргумент:

-- Они значит гордые, а мы русские -- не гордые, нас можно пинать, в нас можно плевать. Ладно бы дело было на Кавказе: там в чужой монастырь со своим уставом не лезь. А то ведь среди нас живут, не хотят жить по нашим законам и обычаям, да нас же еще и презирают.

Характерно, те с кем больше нянчились -- грузины, прибалты -- те же больше нас и презирали. Распад Советского Союза для многих из нас был шоком, от которого многие из нас не пришли в себя и до сих пор. И нет-нет да и многие либерально даже настроенные ребята вдруг начинают ностальгировать по тем временам, и как мы жили вместе, и как свободно общались, и как не было между нами ссор, и всякие там поездки и конференции.

Хотя, к слову сказать, мы ведь по-настоящему и не знали этих национальностей. Можно было узнать, прочитать про зарубежные страны, и неплохие были книги и интересные передачи, а про своих только о достижениях народного хозяйства.

Сейчас мы медленно, но все же начинаем выздоравливать от этой болезни. Мы, наконец поняли, что мы русские, а не какие не советские, не россияне. Это не хорошо, и не плохо, это как фамилия, как наша родовая травма. И что в России нужно жить по нашим традициям.

4. Одной из навязчивых примет нашего времени мы наблюдаем возрастающую роль судебной тематики. По телевидению в прайм-тайм показывают разные "Из зала сюда", "Час суда с ", в газетах это постоянные рубрики -- юридические консультации.

Важно не то, что это показывают и печатают, важно, что это популярно и обсуждается на самом низовом уровне. Еще важнее, что формализация наших отношений и их юридизация ползучей змеей исподволь врываются в наши мирные жилища. Все начинает строиться на договорной основе, всякая уважающая себя фирма, а не уважающая тем более, обзаводится для проформы ради собственным юристом, либо, если уж совсем маленькая обслуживается какой-нибудь юрконторой.

Частная адвокатская практика в виде разного рода юридических консультаций, судя по войне вывесок и объявлений на дверях подъездов и стенах домов, процветает.

Конечно, общественное внимание больше приковано к громким делам, где судебная машина являет себя с самой непривлекательной стороны -- недаром Басманный суд давно стал именем нарицательным -- в разного рода Верховный и Конституционный суды только подливают масла в костер народного недоверия к Фемиде.

-- Перестаешь верить, что правосудие возможно в России, -- когда, правда, автор этой телереплики успел в это поверить: загадка бытия.

Тем не менее обращение в суд становится частым. Так, я это делал дважды, и оба раза, несмотря на нехилую бадягу, сопровождавшую мои, в общем-то заурядные дела, успешно.

У моей мамы от такой смелости, как обращение в суд, дух бы захватило.

-- Это надо же, -- как-то с возмущением говорила она дома, -- подал в суд.

Какой-то их слесарь. Прав он или нет, не в этом дело.

-- Это, значит, не умеет договариваться с людьми.

Особую гордость мою вызывает выигрыш в суде у родной районной администрации. Они не хотели приватизировать квартиру из-за отсутствия у нас на нее ордера. Ордера, который они же сами из-за своей халатности и потеряли.

И эта мысль, что за свои права нужно бороться, и эта борьба не обязательно должна быть бесполезной -- это мысль все более и более, как отвратительная экибастузская пыль, внедряется в наше сознание. Вместо того правового беспредела, который царил в советские времена, и который исправлялся не правовым путем, а договорами, хорошими отношениями, жалобами в профком и партком, начальству и в газету.

5. -- Я только одно скажу, и сразу в этом вопросе поставлю точку на ясность. Раньше я на своей "Скорой помощи" получал 160 в месяц, а с премиями и до 200, и на эти деньги мог слетать в Москву и обратно и еще и пожить там немного. Сейчас моих 4000 хватит только на билет в одну сторону.

-- Уже 4500.

-- Во, а раньше мы об инфляции и не слышали.

-- Я же скажу другое. Моя сестра, еще совсем девчонка (это про нее в учебнике немецкого языка meine Schwester hat 18 Jahre alt), перла из Ленинграда в Барнаул обои, которые она купила по случаю, и которые нам понадобились только через 4 года.

-- Вот потому их и не хватало в продаже, что хватали все про запас, а не когда надо.

-- Зато недавно, когда мы вдруг по случаю устроили маленький ремонт и одновременно решили сменить обои, мы в субботу пошли на базар, выбрали себе по цвету и по цене, а в воскресенье начали клеить.

Когда говорят о низких ценах, забывают, что они были часто фиктивными. Мясо стоило 2.60, но его возили из Москвы, а в Барнауле его можно было сыскать кроме как на рынке в кооперативном магазине, где не ценнике стояло 1.40-1.50. Со стыдливой припиской внизу мелким шрифтом "100 грамм". Цветной телевизор "продавался" за 600 рублей. Кавычки здесь не случайны. Мы стояли за ним в очереди 2 года, и то только потому что отец как ветеран войны был в льготной очереди. Смешно, но уже в магазине нам предлагали за него 900 и даже 1000, словно 2 года коту под хвост.

Теперь цены определяет рынок, и мы можем жаловаться на них, сравнивая реальность нынешних с виртуалом тех, можно видеть преимущество, но одного отрицать нельзя: товары начинают стоить столько, сколько они стоят.

И сразу оказалось, что заводы, которых было навалом, не нужны. Что дефицит рабочей силы, когда людей снимали со стонами, слезами, взаимооскорблениями и ссорами с насиженных библиотечных мест, отнимали от кульманов и ставили к станку или посылали в колхоз, а в конце стали выписывать кадры из Вьетнама, полностью надуман. Что нет битвы за урожай в стране, где в сельском хозяйстве было занято 40 процентов населения страны. Что заводы уже не заводят свои подсобные хозяйства, чтобы хоть как-то обеспечить продуктами своих работников. Что тает вокруг городов плесень огородов, которые людям разрешили завести, чтобы они хоть как-то себя прокормили при полностью беспомощном сельском хозяйстве. Что уже не раздается четырежды в году бодрый клич: "все на картошку". А продукты есть.

У нынешней экономики есть свои заморочки, но что цена и производство лучше регулируют не добрые намерения, выраженные в планах, а рыночная самодеятельность людей -- вот к чему мы тяжело, и дай бог навсегда выздоравливаем.

6. Утверждать по шкале "плохо-хорошо" время нынешнее и минувшее -- это не тот принцип, который исповедует автор этой статьи. Еще менее хочется превозносить нынешнее состояние вещей. Это значило бы расписаться под одами и дифирамбами всей нынешней структуре уродств. ЖКХ из которых одно из самых достойнейших в кунсткамеру монстров.

Много мы платим за жилье или нет, дорогое оно или дешевое -- не о том разговор. Он о том, что больше чем половине из нынешних граждан России цены лишь с трудом дают возможность сводить концы с концами. Допустим, моя зарплата редактора полностью уходит на оплату жилья и электричества. То есть государство как бы говорит: если тебе платить нечего, то это не мои проблемы, а я тебе больше платить не собираюсь. Таким образом большинство, как бы со своим заработком не имеет права иметь жилья.

При этом куда идет постоянно возрастающая плата, удивляет всех. Качество не улучшается ни на копейку из миллионов перевложенных рублей. Зарплаты тех, кто работает в коммуналке -- одни из самых мизерных.

Пусть не вводят в заблуждение норковые шубки на акциях протеста работников коммунальных услуг, вызывающие законную усмешку их наблюдателей: плохое же там финансирование при таких одеждах. К слесарям, дворникам, электрикам этот фейерверк мод отношения не имеет.

Это относится к начальству, один из которых, мой знакомый детства, купил себе квартиру в Москве. При окладе, официально почти равном моему. Не нужно быть особо проницательным, или обладать секретной информацией, чтобы понять куда уплывают вкладываемые туда деньги.

Но вот что важно отметить. Как завышенная плата за квартиру в советские времени, так и заниженная теперь, никем и никак не обосновывались. Цены назначались и назначаются произвольно в высоких кабинетах. И не пожаловаться, не проконтролировать тех, кто оказывает услуги, невозможно. То есть монополия государства -- вот основа безобразия ЖКХ. И это не признак рыночной экономики, а как раз осколок того любезного социализма, куда нас так бешено зовет назад вымирающее поколение коммунистической России.

7. Люди советских времен были много инфантильнее нынешних. Вот, мы инженеры как-то обсуждали проблему того вреда, который якобы приносит запуск ракет. Де образуются озоновые дыры и через них к нам лезет всякая дрянь из космоса; отсюда и рак кожи и повышенное давление и все такое. Один из конструкторов, маленьких такой в больших очках, безапелляционно заявил:

-- Это все чушь. Если бы это было так, то было бы такое возмущение народа, что ни одна голова на верху бы ни уцелела.

А ведь этому человеку было за 60 -- он работал на пенсии. Он прошел суровую школу жизни: был на фронте, хотя и уже в самом конце войны, долго работал на северах прорабом, был перед пенсией руководителем, пусть не самого высокого, но достаточного уровня. Даже мы помоложе и то посмеялись над его наивностью: кто и когда у нас считался с простыми людьми?

Я вспоминаю наше беззаботное студенческое время: мы мало думали о будущей работе, полагали, что чему надо научат, без работы не останемся, и даже, если куда и пошлют, куда бы не надо ехать, отработав свои 3 года, всегда вернемся домой. Не всем приходилось сладко, кто-то подрабатывал, чаще всего разгрузкой вагонов, кто-то метил в карьеру, и сразу набирал штрафные очки для этого по общественной и комсомольской линии. И все же тон общего благодушничанья захватывал.

-- Может толку с тебя и не будет, -- говаривала мама, -- но с дипломом (ромбик о высшем образовании окрестили поплавком) не пропадешь.

Наша плановая экономика, обязательное трудоустройство давали ее словам определенную почву. Как и общий застой гарантировал лишь постепенный способ карьеры с достижением кресла к предпенсионному возрасту.

Сегодняшние молодые, многие из них, знают чего они хотят. Они уже ищут работу на школьной скамье, и такую, где бы знания давали им преимущества. Возможно, я слишком много общался с компьютерщиками, которые точно знают или думают, что точно знают, чего им нужно и требуют этого. В них есть уверенность в себе, в своих силах, не без презрения к людям старшего возраста.

Помню одного. Он был на кафедре, зарплата его не удовлетворяла, и он ушел в бизнес. "Куда, -- говорили ему, -- у тебя же все возможности защитить диссертацию" . -- "Когда мне понадобится диссертация, я куплю ее", что он успешно и сделал через несколько лет, после того как приобрел машину, квартиру.

Конечно, такая молодежь -- не большинство, но это активная ее часть. И в этом появлении людей с чувством собственного достоинства и значимости, отбросивших наш глупый инфантилизм в государство, я вижу крен нынешней России.

8. Состояние тогда и теперь принято мерить на мензурки. Не менее интересно посмотреть, а что мы получили на выходе из коммунистического режима, что осталось так сказать в наследство. Ведь если это было что-то значимое, то уйти просто так в никуда оно не могло, если было построено что-то крепкое, то не так просто это разрушить.

Католическая церковь потеряла крохи своей административной власти еще в 1872 г., но до сих пор остается мощным духовным стимулов реакционного человечества, и последние годы даже скорее укрепляет, чем теряет свое влияние на незрелые умы. То же можно, хотя и в меньшем размере отнести к православию, а в большем -- к мусульманству.

Увы! коммунисты в этой идеологической семье как раз выступают в роли уродов. Их 70-летнее господство закончилось полным пшиком.

От исхода власти коммунистов еще и 15 лет не пробило не мировых часах. И где тот передовой отряд в 17 млн членов -- "честь, ум и совесть" нашей эпохи, лучшие из лучших -- куда они рассыпались по городам и весям. Увы на мониторе современности ни одного аудио- или видеофайла с доменом .kom не просматривается.

Какое-то время коммунистический гавк раздавался с телеэкрана, но с пор как их оттуда турнули за надоедливостью, их голос пропал на горизонте общественной борьбы. Эти борцы с компрадорским режимом сами бегали по начальству и просили о своем сохранении.

Можно вспомнить позорные метаморфозы коммунистических когда-то не последних лиц. Подобно, как лишивший пенсий своих стариков отец всех туркмен был когда-то верным марксистом-ленинцем и в ранге 1-го секретаря Компартии Туркмении боролся за власть трудящихся.

А где же рядовые члены, костяк, соль всей нашей политической силы? Один из моих однокашников, который метнулся в банкиры из парткадров; так его не то что упрекнул, а так напомнил ему о его коммунистическом прошлом.

-- Я, -- ответил он мне, -- своего партбилета не сдавал.

Вот такой лукавой формулой, вроде бы я и не коммунист, но идеалам не изменял. Интересно, если бы враги пришли на Родину, ты будешь ждать указания, чтобы бороться, или сам будешь искать путей и возможностей?

Очень много говорилось о примазавшихся к партии. Скорее там не было идейных коммунистов. Вся партия -- сборище людей по признаками карьеризма и приспособленчества, кому ради кресел, кому ради квартиры, а кому ради спокойного тихого угла в жизни.