Не было воды. Страшный почерневший кран мертво висел над раковиной. Ведро, такое же черное, как и кран, от пинка врезалось в стенку и задребезжало. Такое же сухое, такое же черное. Можно было бы что-то разбить на кухне, но бить было нечего. Алюминиевая тарелка, ложка, нож. Омерзительно рыжий, словно с размазанным по нему детским калом. Нож из столовой, округлый и тупой. Таким вену не перерезать. И в грудь не ткнуть. Почему здесь нет холодильника, мелькнула в голове бесполезная мысль. Там лед, и можно насобирать в ладонь... Он толкнул табуретку с тарелкой и та, звякнув двумя его последними знакомыми, укатилась в угол, к покрытым пылью половинкам кирпича. Тараканы и мыши сюда не забредали. Здесь жил только он, и его долги. Точнее, доживал. Сегодня закончил...
Злость тоже его бросила. Не так уж и давно, если вспоминать. Когда внутри все чернеет и сворачивается, злости неоткуда черпать силы. Его прибило гвоздями в последнем казино, которое все же приняло сомнительный костюм. Шарик укатился за пределы бесчисленного воинства нечетных чисел. Восьмой чет подряд. Для него - окончательный и последний. На оставшиеся ошметки он в последний же раз ушел от всех проблем. Утром, Вчерашним утром, он посидел у какого-то ставка, сквозь туманную дымку ощущая всю трагичность своей жизни. И природа была под стать, вальсируя с внутренней пустотой. Безликий, серый октябрь над ставком.
Тяжелая табуретка не обратила на лягнувшую ногу внимания. Нога была не слишком живой. А табуретку, сделанную уродливо, но надежно, ещё могли ждать лучшие времена.
Надо было напиться из ставка. Столько воды. Рези в животе начались вечером. Сейчас пришла вялость и абсолютную утомленность жизнью. Можно было долежать и тут, в заброшенной квартире, которую он снял за копейки, после того, как продал свою. Нужно было где то ночевать, а в первый день тут ещё шла вода...
Ведь это не должно было затянуться надолго. Да оно и не затянулось. Вторая неделя заканчивается.
Но только долежать нельзя. Вчера был день расчета с Ариком.
Тварь. Сука.
Нет, Арик в том, что дал старому знакомому в долг, не виноват. И не его вина, что за долг пообещал отрезать все, что тэбэ мама с папай старалысь дэлалы.
Но зачем же он дал нефартовые деньги?
Отсюда нужно было уходить. Вешаться гадко, да и не умел. Прыгать с крыши было страшно - он боялся высоты с детства, со снов, в которых падал спиной вниз, весь холодея и просыпался. Вены перерезать... Противно. Ножом этим. Да и где гарантия. Были бы таблетки. Снотворное. Раз - и нет. Как в кино. Не должно быть больно. И сил тратить не придется. Тихо свернуться и уснуть. Раз ничего не получилось.
Не утро и не вечер. Ведь неважно, сколько сейчас времени. Оно все равно истекло. У мусорного бака копалось нечто в черной куртке и огромных рыбацких сапогах.
Почти гордо прошел мимо. Мусорник пах какой-то гнилью. И едой тоже. Хотя бы таким не станет. Умереть и не рыться в грязи. Падать туда - вот это настоящий конец. Он не знал, что хуже, обрасти язвами на ногах и слизывать чьи то объедки с пакетов, или дождаться людей Арика.
Знобило. Навстречу попадались размытые люди, он плохо их видел. Мимо первой аптеки трусливо прошел. Мыслей не было, как и денег. Отойдя шагов на двадцать, он обернулся, подумав, что если разбить стекло, то можно высыпать из баночки в рот, прожевать - а там уже все равно.
Очень плохой план, так что плестись дальше, подметая ногами листву. А туфли ничего. Можно было бы их продать, и на полученные деньги решить проблему. Но он ни разу не ходил по улице в носках, и это было как-то противоестественно. Совсем плохо. Туфлям доживать с ним до конца. Встречных прибавилось. Музыка что-то запела, а собака загавкала. Оказывается, уже рынок. Он огляделся, стараясь выглядеть нормальным. За две недели окрестности выучить не получилось. Он почти не выходил из дому днем. А ночью смотреть было некогда.
Аптека, зеленая одноэтажная пирамидка торчала через дорогу, правда отсюда надписей не было видно, но что ещё могло быть так похожим на аптеку. Как не аптека? Он осторожно перешел дорогу, потратив на это не одну минуту. Куда спешить? Попасть под машину, пытаясь добыть снотворное, это же абсурд, нет?
На той стороне, ещё слыша сердитое бибиканье автобуса, он вновь встретился со старым вопросом. Прикинуться больным? Сказать, что вышел без денег? А в залог отдать ключи? Сомнительно, вспомнив единственный и очень непрезентабельный ключ. Пришлось признать, что в качестве залога никто его не примет. Он огляделся со слезливой тоской в глазах.
- Эй, - рядом противно кашлянули. Он встряхнул головой и стал выдергивать руку. Но какой-то противный старик крепко вцепился в ткань куртки. Маленький, косматый, седой. Убедившись, что просто так вернуть руку не получится, пришлось приглядеться. Старик улыбнулся беззубым ртом, пахнул, и затарабанил что-то. Смуглое грязное лицо с натянутой, без морщин, кожей на скулах, лбе, подбородке. Мерзость. Он, пошатываясь от непрерывного дергания за руку, отвернулся, старательно глядя поверх седой косматой головы. В аптеке сквозь прозрачную дверь виднелись люди в черно-серой очереди...
- Сыграть, одну партию. Ты да я. Кто кого. Смотри, смотри.
А смотреть все равно пришлось. Иначе бы не отстал. В ладошке, наполовину скрытая рукавом пальто, рубашкой вверх оказалась колода. Это-то он ещё был в состоянии разглядеть.
- Ну-ка, потрогай!
Потрепанные, распухшие карты перешли к нему в ладонь. И, чудо, словно струйка воды потекла вверх по вене. Или по артерии - что там... неважно, вдох, вдох, и вдруг в голову хлынула весна во всем своем великолепии и свежести...
Октябрський мир приобрел краски, а старик, спешно выдернувший руку, стал как будто выше ростом и почище. Разве на нем был плащ, а не пальто?
Знаешь - кто я? - старик улыбнулся. Зубов действительно не хватало. но не так катастрофически. Явный цыган, с почти поседевшими кудрями до плеч. Кочующий барон без табора.
-Кто? - он сумел хмыкнуть. Надо же! Эх, ещё бы коснуться карт!
- Я думал, ты узнаешь, бледный. Бога-то азартных игроков. Не узнал? Хм. Не веришь? Хм. - Цыган улыбался.
- Так что, сыграем? Ты против меня. Не всякий садится за один стол со мной, запомни, бледный! Запомни!
-На что? - прищурился он. Уже зная, что сыграет на все. Кем бы ни был старик. На все что осталось. Про себя он тихонько засмеялся. На все...
Цыган щелкнул языком.
- На жизнь против колоды. А? сыграешь, мальчишка? Не убежишь? Все честно - сдавать
будешь сам! Сам.
Кивок. Довольный, почти счастливый....
Они сели друг напротив друга в темной части ближайшего двора, столом служило перевернутое ведро, а креслами ќ- распиленный надвое ствол. Колода плясала в руках старика странный пьяный танец, то рассыпаясь снизу вверх, то снегопадом-воронкой возвращаясь в руку.
- Ну что, проверим фарт. Кто младшую пику вытянет, тот сдает.
Его трясло от желания коснуться пухлых растрепавшихся бумажек. Ему помнилось, что сдачу старик обещал отдать. Но сейчас и это было не важно.
- Давай ты. Первым-
Цыган щелкнул языком, театрально зашвырнул лесенку карт на полметра вверх, дунул, и одинокая пластинка пером опустилось под ноги. Остальные аккуратно сложились в центре импровизированной арены.
-Семерки хватит. Мне, - радостно сказал старик, мурлыча под нос мотив из Десперадо.
Все ещё плавая в легком тумане от обезвоживания и голода, достаточном, чтобы не оценить пикантность выбранной мелодии, он накрыл карты рукой. Полностью. Даже не удосужившись глянуть на упавшую. И, наклонившись к цыгану, стал растягивать губы так широко, как только мог. Как не делал уже черти сколько. Может даже - никогда.
То ли передразнивая, то ли тоже входя в экстаз, теряющий седину на глазах, соперник повторил его гримасу. Почти соприкоснувшись губами, пахнув дурманящими запахами луговых трав, сена, лошадей и какого-то особенно развратного кабацкого разгула.
И счастливо рыкнул в лицо, блеснув смешными искрами в глазах.
- Тяни, тяни, мой гость!-
Они кивнули друг другу, а колода, ожившая в правой ладони, вдруг потерлась о кожу, согрев.
- Признала,- улыбнулся цыган, хрустнул, расправляя широченные плечи, провел по усам с редкой проседью, - Тяни же, ну!-
Вот оно, счастье. Игроцкое. Одна за другой. Из правой - в подставленную левую, словно поток воды. Он рассмеялся сам себе, почти не замечая приосанившегося соперника, крапающего дождя, туч и редкой листвы на деревьях.
Ох - успев что-то шепнуть, скользнула в левую руку черная восьмерка. Спустя несколько карт он узнал 10 червей. Потом туз бубен попытался что-то сказать ему. А за ним и остальные карты наполнили воздух шуршанием и шепотом. Ах! Щекотнула ладонь выдохом-поцелуем дама черв, мурашки в секунду домчались до плеч и паха. Тут задиристо кольнул алебардой крестовый валет, а дальше, через семерку и девятку бубен ободряюще похлопал по линии жизни чванливый король пик. Шестерка пик шмыгнула за юбкой крестовой дамы, а вот и его любимая семерка крест. Стоп! Он засмеялся. Сделал пару сложнейших трюковых номеров, видя как восторженно вопят в воздухе младшие фоски и покряхтывают короли с тузами, а потом неуловимым движением, щегольски, ногтем большого пальца отравил в сольный полет маленькую шкодливую шоху.
- Я играю, - подумал он. - Вот теперь - играю! Ну-ка, ну-ка!
Весь в красном бархате, Бог улыбнулся с прищуром. Тряхнул роскошными кудрями. Посмотрел на обе свои ладони. И согласно кивнул.
-Играешь! Сдаешь, уважаемый! Я рад, что не ошибся! Ты сдаешь.
- Покер.
- Пусть так, а вы скоро совсем разучитесь играть в игры, в которых нужен точный расчет. Но что, я ведь Бог азартных игроков!- цыган зажигательно рассмеялся, хлопнул противника по руке. И закатал шитые золотом рукава кафтана...
- Ты глянулся колоде. Она кобылка с норовом. Хвостом перед первым встречным не крутит. Что, опять роял себе сдал? - цыган засмеялся, открывая свой, той же масти,-Видишь ли, уважаемый, так мы можем годами играть. Давай ка, ты мне сдашь худший расклад, какой сможешь. А потом я тебе. По рукам?
- Врешь, не возьмешь, ура мы ломим, шведы гнутся. -
Он не собирался менять что-то. Играть и правда можно было вечно,
- Я дам вам парабеллум! Давай ещё по роялу! -
.
- Нет! Азарт чтоль растерял? Без азарта - это не игра. Я колодой рискую, ты жизнью, не будем портить партию. Согласен? Подвох, он всегда есть,- успокаивающе поднял руку цыган.
- Ты за себя думай, какую карту мне раздашь. И все. Мне хорошему человеку колоды не жалко...
Все исчезло. Вновь холодно, и жажда накинулась на горло мелким стеклом. Он вернулся в мрачный дворик, обыденные звуки наполнили воздух, и только цыган остался молодым, не дашь и 30, черноусым молодцом. Да нет, ещё голова была свежей, в тело вроде бы вернулась сила.
А ещё стало ясно, что этот цыган серьезно хочет победить. Забрать свой приз. И отберет жизнь совсем скоро. Если он не сумеет убедить колоду. Если не сумеет.
Встретились взглядом, он выдохнул, и стал мешать, не так легко и воздушно, но колода все ещё слушалась и, то и дело, ободряла.
Что ж - попробуем. Метнул первую карту, замер. Цыган, не растягивая, с мрачным выражением лица перевернул.
На ведре лежал король. Хотя он готов был мамой поклясться, что сдавал шестерку бубен.
-Ну...- поторопил его Бог. Мрачный Бог, сердитый, хмурый, не его Бог вовсе.
Он обмер, взмолившись колоде, долго перебирал пальцами, упрашивая каждую карту. Бросил девятку. Вспотел и замерз, закашлялся, выбросил ещё одну, треф. Взвыл внутри, потом кинул легко даму черв. Эта его не подвела. Устал гоняться за фосками и сгоряча досдал туза.
Закончил сдавать. И второй раз за день закончил жить. Сам проиграл. Кого винить...
Глянул на карты и обреченно съежился на обрубке. Потом взгляд упал на туфли. Пожалел, что продать их совести так и не хватило.
Бог, глядя со смесью жалости и презренья легко набросал ему пять карт. Всего пять. Рубашками кверху. Господи. Как он мог пойти на эту авантюру? Как? Зачем?
Чуда бы. Господи, хоть капельку чуда! Жить хотелось, вот что глупо. Он уже знал как будет жить. С колодой, то - огого! Но и без неё сможет, украдет деньги, купит билет. И уедет в деревню. Туда, в глухомань, где никто и искать не станет. Жить! Вот и все. К черту колоду, Господи! Он почти ощутил тепло идущее от картинки с деревней. Потом вернулся к своим баранам. Надо же. А на рубашке нарисованы просто листики с тополя. Зеленые вверху, коричневые в самом низу.
Девять.
Боже! Ему стало плохо, тошнота, душно. Темно.
- Фух.
- Глотни.
Он глотнул из протянутой бутыли, и по телу побежали пузырьки, придающие воздушность.
Семерка.
Деньги можно украсть в той же аптеке. Ничего не выдумывая...
Цыган кивнул на ведро. Думать было просто, как и решать.
Туз.
Можно и не в аптеке. Схватить колоду и бежать. Пара партий прямо на вокзале. Билет - и в деревню.
Король.
Черт. Что за дурость. Продать туфли и куртку, укатить в общем вагоне на юг, пристроиться и перезимовать, накопить, поправиться. Начать с нуля.
Знаю, что дама. Знаю. Он хмыкнул. Почти проиграл. Посмотрел в глаза Богу. Тот взглядом укорял. Ага. Укоряй. Иди... К черту! Нечего терять. Пнуть ведро, не упасть на скользкой листве, перепрыгнуть лавку и прочь, прочь, не оглядываться, выход, люди вокруг. Неужели ушел? Девочка, дорога, трамвайная колея, красный, успел!
Девочка...
Он, сам не замечая, скорчил жалостную гримасу. Наверно, виноваты были пузырьки. Из бутыли. От них он почти мог летать. Три шага, назад, дотянуться до головы в проклятой шапке с бумбончиком! Где ж твоя мама, сволочь! Ах как медленно наплывает трамвай. Плечо выставить... А ведь не успел. Вот так. Разве что, девочку если толкнуть...
Только интересно, какой последняя карта была... какой?
Дама? Он успел молниеносно вспыхнуть улыбкой внутри.
Удар. Улица наполнилась трезвоном трамвая и обиженным детским ревом.