Рассказывают, однажды некий монах шёл весенним вечером по пустынной дороге, когда его нагнала одинокая девушка. Незнакомка была на диво хороша собой и со вкусом одета, монах про себя удивился, что такая дама путешествует в одиночестве. Она вежливо поздоровалась и спросила монаха, куда он держит путь.
- В Киото, да вот задержался в дороге. Боюсь, придётся заночевать в поле, если не успею до того, как закроют на ночь ворота.
Сумерки и впрямь сгущались с каждой минутой, на обочине, под корнями деревьев зажглись редкие огоньки светлячков.
- Ой, а нам ведь по пути! - прощебетала девушка с очаровательным лёгким акцентом. - Может быть, пойдём вместе, а то дороги сейчас опасные, да и боязно одной?
И девушка в испуге прижалась поближе к монаху. В неверном сумеречном свете ему на секунду показалось, что под её подолом мелькнул кончик пушистого хвоста.
Простак радостно согласился бы, человек умный - бежал бы без оглядки. Монах же, однако, был человеком опытным и потому ответил:
- Отчего бы не пойти. Дороги нынче и впрямь опасны.
От кицунэ он знал пару отличных заклятий, вполне способных отогнать распутную нечисть, гораздую через телесную любовь вытягивать жизненные силы.
- А я знаю тут неподалёку отличную гостиницу, - продолжила тем временем незнакомка. - Мы могли бы в ней остановиться, раз уж всё равно не успеем в город до темноты.
Монах гостиниц в здешних местах совершенно не помнил, но согласился: он, что греха таить, был не против сперва отдать ей чуть-чуть жизненной силы - говорят, в любви лисицы удивительно изысканны. А потом - заклятьем её, чтобы не привязалась.
Монаха нашли пару дней спустя. Точнее - то немногое, что от него осталось.
Просто девушка оказалась не кицунэ, а заезжей корейской кумихо. Которым изысканности чужды, и мужчин они завлекают исключительно для того, чтобы утолить голод. В общем - неудобно получилось.