Написав документальный роман "Листая время" я осознал, как мало я знаю о жизни своих родителей. Мои знания о них ненамного превышали сведения, о которых сообщается в анкетах при приёме на работу. Естественно, что особенно тёмным пятном для меня был период до моего появления на свет и период моего, не совсем безоблачного детства. Да и став взрослым, я не могу сказать, что очень интересовался подробностями жизни своих предков.
Иногда папа или мама что-то рассказывали о своей жизни, но слушал я тогда их, как говорят, в пол-уха. Только с возрастом начинаешь понимать, что если близкие тебе что-то рассказывают, то этим они хотят как-то поделиться с тобой своим опытом и знаниями. Когда же я стал понимать, что прошлое, хранящееся в памяти, есть часть настоящего, то оказалось, что спросить об этом прошлом уже было не у кого...
Идея рассказать о непростой жизни моих родителей и поколения их сверстников не оставляла меня. Казалось бы, кому интересен жизненный путь одной семьи, члены которой не являются известными писателями, актёрами или политическими деятелями. Правда, мой папа стал учёным, но не всемирно известным, а одним из сотен или даже тысяч таких же, как он тружеников науки. Тем не менее, каждый человек отражает своё время. Бывает, что история неизвестного человека гораздо интереснее и насыщеннее жизни прославленного деятеля.
Чем больше будет примеров жизненного пути отдельных людей, тем лучше можно будет понять жизнь бурного двадцатого века, во многом изменившем историю человечества.
После долгих раздумий я решил написать художественное произведение, где за основу взял реальные события, описанные в упомянутом мной документальном романе, дополняя их художественным вымыслом, и создавая новые персонажи. Все образы в этом романе собирательные, а имена вымышленные. Поэтому любые совпадения здесь могут быть только совершенно случайными.
Я долго думал, как назвать моё произведение. Были варианты: "Версия романа" и "Жизнь Дмитрия Петровича". Но потом я подумал, что на ярмарку жизни люди отправляются в юном возрасте, когда их зовут ещё просто по имени, часто уменьшительному. Поэтому я дал название, которое вы видите на титульном листе: "Ярмарка Димы".
В книге использованы стихи моего папы Давида Петровича Сокольского.
Глава 1
- Ольга Николаевна, вызовите срочно "скорую помощь", мне очень плохо, - услышала помощник Президента Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук, сняв телефонную трубку.
- Что с Вами, Дмитрий Петрович? - почувствовав недоброе, спросила она Учёного секретаря Президиума академии.
Ответа не последовало.
На удивление быстро приехавшая "скорая" зафиксировала у больного обширный инфаркт миокарда и на огромной скорости помчалась в кардиоцентр.
Прошло три мучительных для жены и детей Дмитрия Петровича дня, прежде чем в состоянии больного наступило улучшение, и появилась надежда на благоприятный исход.
Дмитрий Петрович почувствовал, как он медленно погружается в воду и начинает дышать через тростник, предусмотрительно срезанный им перед погружением.
"Так это же не я, это мой папа! - изумлённо подумал больной. - Он много раз рассказывал мне, как в Гражданскую войну спасся от погромщиков, нагрянувших в его аптеку".
- Хлопцы, остановитесь на минутку! Навести здесь "порядок" и даже убить меня вы всегда успеете, - обратился Пётр Давидович к черносотенцам. - Я привык всегда угощать дорогих гостей. У меня есть отличный спирт, и если вы не побрезгуете, я с удовольствием угощу вас.
Против такого соблазна "гости" устоять не смогли и приказали, не мешкая, принести "живительную влагу".
Хозяин аптеки быстро исполнил приказание.
Один из громил до краёв наполнил стакан спиртом и протянул его аптекарю.
- От вас, жидов, можно ожидать, чего угодно, - сказал он. - Выпей, убеди, что питьё не отравлено.
- Что Вы такое говорите! Как можно травить благородных людей! - возмутился Пётр Давидович. - Вся округа покупает в моей аптеке лекарства, и не один православный на меня не в обиде, - произнёс он с достоинством, и залпом осушил поднесённый ему стакан.
- Хорош, трепаться, - ухмыльнулся один из погромщиков. - Давай разливай! Угощай гостей.
Аптекарь наполнил стаканы и "гости" с удовольствием принялись за дело. Они быстро выпили три двухлитровые бутыли спирта. Принятая доза подняла им настроение. Они повеселели и потребовали принести ещё.
- Охотно, - ответил хозяин аптеки, - Я мигом.
Спирта у него больше не было. Но попробуйте объяснить это пьяным бандитам. И как бывает в экстремальных ситуациях, решение пришло мгновенно.
Он направился в подсобное помещение и через запасной выход вышел на улицу. С облегчением вздохнув полной грудью, Пётр Давидович бегом бросился к близлежащему пруду, обильно покрытому густыми зарослями тростника. Срезав ветку тростника потолще, он стал медленно входить в воду...
- Куда запропастился этот ёбаный аптекарь?! - спохватились незваные гости. - Где наш спирт?
- А может, он решил смыться? - высказал кто-то довольно здравую мысль.
- Пусть только попробует, - произнёс их предводитель. - Я покажу ему, как от нас бегать! Быстро оторву яйца. Айда, хлопцы, поищем его. Далеко он не мог уйти.
Хозяина аптеки нигде не было. Погромщики обыскали все соседние дома. Беглец как будто испарился.
Убедившись в бесполезности поисков, раздосадованные налётчики, матерясь и ругаясь, удалились восвояси.
Через какое-то время Пётр Давидович, дрожа от холода, вышел из воды, с облегчением вынув изо рта спасшую его трубку...
- Состояние вашего мужа стабилизировалось, он начал дышать самостоятельно, - обрадовал жену больного вышедший из реанимации врач.
Дмитрий Петрович открыл глаза и с удивлением обнаружил, что находится в комнате напичканной разнообразными приборами, возле которых суетятся люди в белых халатах.
Постепенно больной понял, где он и осознал, что с ним произошло.
"Нужно поскорее сообщить жене и детям, что со мной всё в порядке, - подумал он. - Я представляю, как они волнуются. Я их всех очень люблю, особенно младшего внука. Он такой смышлёный мальчик. Общение с ним доставляет мне столько радости. Интересно, кем он станет, когда вырастет"?
И неожиданно на Дмитрия Петровича нахлынули воспоминания. Он вспомнил разговор со своим отцом о выборе профессии. Беседа проходила почти пятьдесят лет назад, но всё так чётко всплыло в его памяти, как будто это было вчера.
Дима оканчивал кооперативный техникум. Учился он там только потому, что в их городке ничего другого не было. Отец спросил его, что он думает делать после окончания учёбы. Дима чистосердечно признался, что пишет стихи и мечтает поехать в Москву, чтобы поступить там на литературные курсы. Он достал тетрадку со своими стихами, которую до этого никому не показывал и протянул её отцу.
Читать стихи отец не стал, только посмотрел на своего сына как на человека, мягко говоря, с не очень большими умственными способностями. Повертев в руках тетрадку со стихами, он сказал тоном, не терпящем возражения: "Пока ты не встанешь на ноги, забудь об этой ерунде"!
Дима не ожидал такого поворота событий и растеряно смотрел на отца.
- Ты что, не понимаешь, что стихоплётством занимались обеспеченные люди от безделья? - продолжал Пётр Давидович. - Посмотри, кто были известные поэты: дети помещиков, жившие на доходы от своих поместий или дворяне, получившие большое наследство. Твои любимые Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Блок... были состоятельными людьми и могли, сколько влезет писать стихи в своё удовольствие.
Кстати, Блок после революции, когда ему пришлось зарабатывать себе на хлеб, ничего кроме довольно сомнительной поэмы "Двенадцать" не написал.
- А как же Сергей Есенин, Демьян Бедный, Эдуард Багрицкий..., - попытался возразить юноша.
- Нашёл с кого пример брать. С Демьяна Бедного. Он полностью оправдывает свою настоящую фамилию: Придворов. Конечно он - придворный писатель и живёт припеваючи. Но поверь мне, настоящий писатель не может писать только то, что нужно властям. Он не может давить свои чувства и мысли в угоду его хозяевам.
Сергей Есенин, ничего не скажу - талантливый поэт. - Так он и пишет то, что думает. Разве мог Демьян Бедный написать такие строчки: "И Ленин мне конечно не икона и Маркса я конечно не читал". Наверняка он не читал Маркса. Да и Ленина, я думаю, не принимает за божество. А Есенин эти строчки написал. За них его власти по головке не погладят, хоть и говорят, что он любимый поэт Троцкого. Да и спился он, прожигает почём зря свою жизнь. Написал "Москву кабацкую", бесспорно во многом правдивую поэму. Но её тоже добрым словом не помянут. Так что скажу я тебе: "Хорошим он не кончит".
- О Багрицком и говорить нечего. Мальчишка, заражённый революционным пафосом. С возрастом должно пройти.
Так папа в пух и прах распесочил любимых поэтов сына, его кумиров.
- В соседней Масловке, - неожиданно отец сменил тему, - открылся сельскохозяйственный институт. Закончи его. Стань хорошим агрономом, тогда и пиши себе на здоровье. Если у тебя нет таланта, то никакие курсы тебя писать не научат. Никто из твоих любимых поэтов литературных институтов не кончал. - Талант - это, - как говорил небезызвестный тебе Шолом-Алейхем, - такая штука: если он есть, так есть! - А он-то уж знал, что говорил.
- Умнейший был человек, - пустился в воспоминания Димин папа. Он был частым гостем в нашем доме. Я тогда не придавал никакого значения, что он известный писатель, будущий классик. Для меня он был просто Шлёма Рабинович - муж моей троюродной сестры и друг моего отца.
- Я тогда был очень молод и многого не понимал в их многочасовых беседах. Но скажу тебе - это были два очень умных человека. Мой отец, твой дед, был присяжным поверенным в Киеве и, видимо, писателю было интересно послушать о любопытных случаях на процессах.
- Неужели он не мог прочитать об этих процессах в газетах, - попытался прервать не очень нравившуюся ему беседу Дима.
- Разве газетам можно верить? - искренне удивился папа. - Они много пишут, чего не нужно и не пишут многого, о чём нужно было бы написать, - мимоходом пояснил Пётр Давидович, и как ни в чём не бывало, продолжал дальше. - К тому же к моему отцу приходило очень много местных жителей с просьбой разобраться в их спорах или помочь решить какие-то проблемы. В этих просьбах было и грустное и смешное, иногда то и другое вместе. Некоторые из рассказанных отцом историй были использованы в произведениях писателя.
Отец всё говорил, говорил, а сын уже не слушал его. Он с горечью думал о том, что если послушается отца и поступит в сельхозинститут, то у него не будет времени заниматься поэзией, а вместо жизни в весёлой и шумной столице жить в захолустной Масловке.
"Неужели мне придётся вместо лекций известных поэтов и писателей слушать скучные рассуждения старых профессоров о возделывании полей и выращивании растений! - пронеслось у него в голове. - Рухнут все мои мечты проводить вечера в поэтических кафе, где можно послушать только что написанные стихи известных поэтов и прочитать свои.
Мне не придётся до поздней ночи спорить о достоинствах и недостатках прочитанных шедевров. Не придётся рассуждать о различных течениях и направлениях в литературе. Я не смогу встретить на одном из таких вечеров красивую девушку, увлечённую поэзией. И не буду гулять с ней по ночной Москве и первой читать свои стихи".
"Нет, это невозможно"! - решил Дима и, набравшись смелости, прервал отца. Срывающимся от волнения голосом он твёрдо произнёс: "Папа, ты сам учил меня быть в жизни самостоятельным и не бояться принимать смелые решения. Если я сейчас не поеду в Москву, то всю жизнь буду корить себя, что не использовал свой шанс, и в какой-то степени буду винить в этом тебя".
Пётр Давидович немного опешил. Он никак не ожидал от своего послушного мальчика такого отпора.
Удивлённо посмотрев на сына и немного подумав, сказал: "Хорошо. Ты меня убедил. Я дам тебе деньги на дорогу и немного на еду. Поживёшь там у Семёна Абрамовича - нашего дальнего родственника. Я ему напишу письмо. Думаю, он тебя примет.
Это всё, чем я могу тебе помочь. Дальше крутись, как знаешь. Если ничего не получится, упрекать будет некого".
- Спасибо, папа! - обрадовался Дима. - Я всегда знал: ты у меня отец, что надо!
- Умные учатся на ошибках других, а дураки на своих собственных, - прошептал Пётр Давидович как бы сам себе и немного нахмурившись, вышел из комнаты.
Глава 2
Москва встретила Диму шумным перроном Киевского вокзала. Носильщики предлагали свои услуги приезжим. Беспризорники и воры выискивали очередную жертву. Встречающие бросались к своим приехавшим родственникам или знакомым кто-то с искренней, а кто-то с напускной радостью.
Диму никто не встречал. Он вышел из вагона, сделал несколько шагов по платформе, и движущаяся толпа подхватила его и вынесла на привокзальную площадь. Он остановился, чтобы осмотреться и решить, куда двигаться дальше.
Рядом с ним оказался какой-то парень, примерно его лет.
- Закурить не найдётся? - дружелюбно спросил он.
- Извините, я не курю, - вежливо ответил гость столицы.
- Откуда приехал? - как ни в чём небывало продолжал разговор новый знакомый.
- С Киевщины.
- Похолодает, я тоже уеду в Киев. Зимой в Москве плохо. Холодно, - доверительно сообщил он. - Потом может быть, махну в Одессу, люблю море.
- Я тоже мечтаю побывать в Одессе, но только летом, чтобы поплавать в море - поддержал разговор Дима.
- В Москву приехало много ваших с Украины, - продолжал парень. Раньше, говорят, здесь жили только богатые евреи в основном в районе Тверских и Бронных. А последнее время их столько понаехало, что в центр уже не пробиться. Так они нашли выход: набились в Перово, Лосиноостровск, Малаховку. В общем, кто куда смог. Тебе тоже туда?
- Нет, - ответил Дима. - Мне дали адрес в Салтыковке. Наверное, сейчас туда и поеду.
Кстати, ты не знаешь, как до неё добраться?
- С Курского туда ходят пригородные поезда, - охотно ответил собеседник. - Правда, советую тебе поторопиться, чтобы приехать засветло. Там улицы не освещённые. Ходить опасно. Могут и убить.
- Тебя как зовут, - неожиданно он сменил тему.
- Дима, - ответил будущий поэт.
- А меня Серёга, - сообщил москвич. - Знаешь Димка, чтобы ты не плутал, я тебя провожу до Курского и посажу на поезд. Давай только зайдём в вокзал и заскочим в сортир, а то дальше с этим будет напряжёнка.
- Давай, - охотно согласился Дима.
В помещении вокзала Серёга ориентировался как у себя дома, и они самым коротким путём прошли в искомое место. Они подошли к тянувшемуся вдоль всей стены жёлобу и Дима, поставив рядом с собой свой чемодан, с большим удовольствием приступил к исполнению естественной надобности.
Закончив эту процедуру, он нагнулся за чемоданом и... с удивлением обнаружил, что его нет на месте. Серёги тоже не было. Он исчез вместе с чемоданом.
"Наверное, Серёжа ждёт меня за дверью", - подумал Дима, ещё не подозревая о возможности другого варианта развитие событий.
Он был скромным, интеллигентным мальчиком из провинции. Ему не могло прийти в голову, что такой доброжелательный парень, может оказаться вором. У него было совсем другое представление о жуликах.
Дима вышел из туалета и беспомощно огляделся вокруг, всё ещё надеясь увидеть своего нового "друга". Его, разумеется, нигде не было! Кроме обычной вокзальной сутолоки он ничего не увидел.
Конечно, было жалко своего единственного выходного костюма и нескольких рубашек, которые "будущий поэт" взял с собой. Но весь ужас состоял в том, что пропала лежавшая в чемодане самая большая ценность, можно сказать, дело всей его жизни - тетрадка со стихами. Без этой тетрадки пропадал весь смысл приезда в Москву. Что он теперь покажет в литературных редакциях? Как его примут на литературные курсы? О чём он будет говорить с известными поэтами и писателями? Рассказывать, что писал стихи, и они вдруг пропали? Кто поверит?
Понурив голову, Дима побрёл на трамвайную остановку. Спасибо добрым людям: одни объяснили, как доехать до Курского вокзала, другие подсказали на какой электричке доехать до Салтыковки, третьи помогли найти нужный адрес.
Открывший дверь Семён Абрамович, видя удручённый вид гостя, постарался деликатно расспросить его, чем он так расстроен. Дима, как мог, рассказал о своём невесёлом приключении.
- Неприятно, конечно, - мягко сказал хозяин дома, - но не смертельно. - Это брат, Москва. Тут и не такие дела творятся. Я тоже в первые годы жизни здесь, - продолжал он, - попадал в хорошие переплёты. Думал: всё пропало, ничего у меня не получится, зачем приехал? Ничего, пережил. Сейчас, слава б-гу, живу, не жалуюсь. Имею фотоателье на Арбате!
- Нет, конечно, оно не моё - государства, - поправился Семён Абрамович, увидев удивлённый взгляд гостя. Ты же знаешь, - усмехнулся он, - благодаря мудрому руководству нашей партии у нас теперь нет частной собственности. Я, в этом ателье всего лишь заведующий, - пояснил он. - Но не обижаюсь. Хватает на хлеб с маслом и даже на чёрную икру! Ты Дима подоспел вовремя. Прямо к ужину. Сейчас сам сможешь убедиться, что живём не на хлебе с водой.
Из другой комнаты вышла чуть полноватая симпатичная женщина.
- Это моя жена Инна Львовна, - представил свою супругу хозяин дома.
- Это Петин сын, - догадалась она.
- Он самый, Дмитрий Петрович Товальский, собственной персоной! - подтвердил муж
- Я думаю можно просто Дима, - улыбнулась Инна Львовна и тут же без всякого перехода произнесла: "Мужчины, мойте руки и быстро за стол".
Ужин был действительно вкусный и сытный. После такой обильной еды все немного разомлели.
- Ты, Дима, не расстраивайся, что пропали твои сочинения. Знаешь, одна из древних мудростей гласит: "Не жалей, что потерял и не порти кровь, чтобы вернуть былое вновь". Это очень правильно. Ты ещё молодой, напишешь новые стихи, лучше прежних, - убеждённо сказал Семён Абрамович и остановился, вроде как бы немного задумался.
Вдруг, словно что-то его осенило, он энергично воскликнул: "Дмитрий, хочешь, я устрою тебя к себе фотографом. У тебя паспорт уже есть"?
- Есть, - ответил юноша. - Недавно получил.
- Надеюсь, он не лежал в твоём чемодане, - улыбнулся хозяин дома.
- К счастью нет, - сказал Дима, мысленно поблагодарив свою маму за то, что, как он не сопротивлялся, зашила деньги ему в трусы, а паспорт в пиджак.
- Прекрасно, - продолжал родственник. - Мне нужны свои люди, которым можно доверять. Инна Львовна тоже у меня работает - ретушёром. Научу тебя фотографировать. Заживёшь припеваючи.
Мальчик рассеяно слушал, до конца не понимая, о чём говорит его родственник.
- У нас арифметика простая, - пояснил Семён Абрамович. План сдаёшь государству, а что сверху - оставляешь себе. Правда, не всё. Часть отдаёшь мне. Я тоже не всё себе оставляю. Те, - он многозначительно поднял палец вверх, - кто стоит надо мной, также хотят хорошо кушать.
- Будешь неплохо зарабатывать, - продолжал он просвещать Диму. Начнёшь прилично одеваться. Будешь ходить в театры, на концерты, в рестораны. Появятся девушки. Отпадёт всякое желание писать какие-то там стихи.
- Инна Львовна! Правильно я говорю?
- Правильно, - ответила она. - Только может быть, наоборот, когда появятся девушки, у него появится новый стимул для поэзии. Они будут вдохновлять его на новые стихи.
- Ты, как обычно, права, - охотно согласился Семён Абрамович, - женщины всегда вдохновляли поэтов.
- А ты, как всегда знаешь, когда подлизаться, - усмехнулась супруга. - Уже поздно. Пошли спать. Покажи мальчику его комнату. Там я ему уже постелила.
Дима с удовольствием лёг в чистую, мягкую постель. В голове замелькали события минувшего дня.
"Как же я мог так опростоволоситься? Провели как последнего простофилю, - корил он себя. - Мне же говорили, что в Москве нужно держать ухо востро. Так нет, как последний лопух, доверился первому встречному и получил по заслугам".
Наконец усталость взяла своё, и он забылся в беспокойном сне.
- Ну что, немного отдохнул, успокоился? - обратился наутро Семён Абрамович к гостю. - Хочешь, поедем со мной, познакомишься с местом твоей будущей работы.
- Я поеду с Вами с удовольствием, только я сначала хотел бы попробовать устроиться на работу в какую-нибудь редакцию.
- И кем бы ты хотел туда устроиться? Курьером? Бегать по всей Москве, высунувши язык и получать за свой труд гроши?
- Ну, зачем курьером, можно корреспондентом или кем-нибудь ещё.
- Кто ж тебя возьмёт без связей и без имени корреспондентом или кем-нибудь ещё?
- Возможно и так, - как можно вежливей ответил Дима. - Всё-таки я хочу попробовать сходить в несколько редакций. Вдруг что-нибудь получится. Вы не будете возражать?
- Что ж, сходи. Только знай, что там сидят такие же бюрократы, как у нас в управлении. С той лишь разницей, что для наших кормушка - фотография, а для них - литература.
- Ты, знаешь, сколько бездарных писателей лижет им задницы, чтобы жить за счёт публикаций своих "высокоидейных" произведений, без всякой меры восхваляющих советскую власть! Надеюсь, ты не хочешь стать таким писателем?
- Конечно, нет.
- Ладно, - сказал Семён Абрамович, вставая из-за стола, - поехали в город. Помыкаешься по издательствам и редакциям и убедишься, что я был прав.
Всю дорогу из Салтыковки Дима пропускал мимо ушей всё, о чём говорил его спутник. Он не мог смириться с потерей своей тетради, так как понимал, что без неё у него очень мало шансов на успех.
"Неужели она пропала безвозвратно и нельзя ничего сделать, - с горечью размышлял юноша. - А ещё говорят, что рукописи не горят. Может быть, они и не горят, но то, что их воруют, теперь я знаю точно".
"Какой прок Серёге от моей тетради, - продолжал рассуждать юноша, - продать он её не сможет. Кроме меня она никому не нужна. Я думаю, он без всякого сожаления отдаст её мне. Если он не захочет вернуть мне тетрадь просто так, то я заплачу за неё, и он с радостью возьмёт деньги. Надо срочно разыскать Серёгу"! - решил Дима, и на душе стало немного светлее, у него появилась надежда.
"А вдруг Серёга выбросил тетрадь, как ненужный хлам"? - тут же охватило сомнение "будущего поэта", и настроение снова ухудшилось.
Распрощавшись с Семёном Абрамовичем, Дима направился не в редакцию, а к Киевскому вокзалу.
На перроне и привокзальной площади, как всегда, было полно народа. Дима пристально вглядывался в лица молодых людей, надеясь увидеть в одном из них своего знакомого. Но всё было тщетно. Серёги нигде не было.
"Наверное, он сегодня "работает" на другом вокзале, - подумал Дима, без толку протолкавшись целый день на Киевском. - Приду сюда завтра".
Но ни завтра, ни послезавтра никого не встретил.
"Наверное, Серёга от меня прячется. - рассуждал обворованный гость столицы. - А может быть, он продал мои вещи и уехал на эти деньги в Киев, хоть и собирался туда зимой, но кто его знает..."?
Так или иначе, Дима убедился, что все его поиски бесполезны, и прекратил поездки на вокзал.
На следующий день Дима изменил маршрут и направился в редакцию очень известного толстого журнала. К главному редактору строгая секретарша нежданного посетителя не пустила. Но, поговорив с ним несколько минут, увидела его растерянность, искренность и неискушённость. Ей стало жаль юношу, и она разрешила ему зайти к заместителю главного редактора.
- Ты не смущайся, - сказала она, - он тебя выслушает и сможет дать полезный совет. Викентий Павлович хоть и известный писатель, но человек простой.
Хозяин кабинета, оказался пожилым человеком с усталым лицом. Окинув задумчивым взглядом посетителя, он спросил: "Ваши родители - лишенцы*"?
- Почему? Мой папа фармацевт, работает заведующим аптекой.
- Значит из "бывших", - уточнил редактор, - буржуазный специалист. Но если работает, то это ничего. Я вот тоже работаю, - добродушно заметил он. - Вы принесли Ваши публикации?
- Понимаете, дело в том, что я ещё не посылал свои стихи ни в какие редакции, - смущённо признался проситель. - Они все были записаны в моей толстой тетради, которую у меня украли на вокзале. Я собирался вам её показать.
- О! Так Вы поэт местного местечкового значения, - усмехнулся хозяин кабинета. Наверное, Ваши стихи представляют большую ценность, раз они привлекли внимание воров!
- Нет, - смутился юноша. - Просто она лежала в чемодане с моими вещами, и вор о ней не знал.
- Смею предположить, что с поэтами, воспевающими советскую власть у Вас не так много общего.
- Я больше пишу о природе, и рассуждаю о
----------------
*Лишенцы - бывшие нэпманы, служители культов, бывшие царские полицейские, офицеры и т.д. Они не только были лишены избирательных прав, но им было запрещено работать в государственных учреждениях, получать высшее или техническое образование. Многие из них приезжали в Москву, чтобы затеряться в людской массе и скрыть своё прошлое.
смысле человеческого бытия.
Слова о поиске смысла человеческого бытия вызвали у литературного начальника улыбку.
- Если это так, то не стоит беспокоиться, Вашими произведениями никто не сможет воспользоваться - сказал он, продолжая улыбаться. - Нет, я не хочу сказать, что они плохие, - успокоил он автора. - Просто их никто не напечатает, потому что рассуждения о смысле человеческого бытия сейчас не в моде. Как жить и что делать нам заботливо указывает наша партия...
Если же Ваши сочинения как две капли воды похожи на стихи "правильных" печатающихся поэтов, то тем более не стоит жалеть об их пропаже.
- Мне трудно судить о ценности моих стихов, - дипломатично ответил Дима.
- Я вижу, Вы не глупый молодой человек, - после небольшой паузы, заметил редактор. - Я Вам посоветую вернуться домой и попробовать опубликоваться в местной печати.
- Если всё будет успешно, то можете прислать что-нибудь нам, мы посмотрим. Желаю удачи, - закончил он беседу.
Этот ответ, конечно, не удовлетворил молодого человека, и он отправился искать счастья в другие редакции.
Хождение по другим редакциям также не принесло юноше успеха. В некоторых с ним общались вежливо, в одной даже попросили прислать рукописи, отпечатанные на машинке.
- Тексты, написанные от руки, мы не рассматриваем, - объяснили они. - Отпечатайте их и пришлите нам. Мы с удовольствием прочитаем, - заверили автора, как будто не слышали, что рукописи утеряны.
Однако были и такие редакции, где над ним потешались более откровенно. Называли "классиком" и "литературным светилом", которого все издательства будут счастливы печатать в будущем, когда он создаст свои бессмертные шедевры.
Как Дима и предполагал, на литературных курсах с него также потребовали публикации или какие-нибудь материалы, проливающие свет на его творчество.
Когда он сказал, что таковых в данный момент у него не имеется - сотрудница, беседовавшая с ним, посмотрела на него с такой откровенной жалостью, с какой смотрят на не совсем полноценных людей. С трудом, сделав серьёзное лицо, она сказала: "К сожалению, сейчас я не могу дать Вам положительного ответа. Мы можем принять только ограниченное число слушателей и поэтому должны иметь представление о творческих способностях претендентов. Но Вы не отчаивайтесь, - попыталась она хоть как-то обнадёжить юношу. - Мы будем рады видеть Вас, когда Вы сможете представить нам свои произведения".
Историю с потерянной тетрадью никто не воспринимал всерьёз.
"К сожалению, Семён Абрамович оказался прав", - с горечью подумал Дима, убедившись в бесплодности попыток войти в литературные круги.
"Ничего не поделаешь, - продолжал рассуждать сам с собой гость столицы, - если не удалось заявить о себе, как о поэте, нужно, пока я нахожусь в Москве, хотя бы послушать настоящих поэтов. Может быть, удастся поговорить с кем-нибудь из них".
Он стал тщательно просматривать все афиши на улицах и объявления в "Вечерней Москве", выискивая сообщения о литературных вечерах. Оказалось, что поэтов в Москве очень много. Каких только литературных течений здесь не было: имажинизм, символизм, акмеизм, футуризм... Можно было запутаться в этих названиях. Дима не предполагал, что столько людей пишет стихи. Ему хотелось услышать всех поэтов, но он понимал, что, как говорил незабвенный Кузьма Прутков: "нельзя объять необъятное". И молодой человек удовлетворился посещением литературных вечеров таких замечательных поэтов, как Борис Пастернак, Владимир Маяковский, Осип Мандельштам, Анна Ахматова.
Восторг от стихов всеобщих кумиров был у Димы полный. Оказалось, что есть большая разница: читать стихи в книге или слушать их в исполнении авторов. Видеть их одухотворённые лица, слышать их вдохновенный голос, чувствовать все нюансы их интонаций, что могло дать большее наслаждение любителю поэзии!
Юноша, как это было не обидно, понял, что его стихам ещё далеко до мастерства этих поэтов. Ни к одному из них он так и не решился подойти.
"С чем я могу обратиться к этим великим людям? - мучительно размышлял молодой человек. - Рассказать трогательную историю про украденный чемодан со стихами. Это никому не интересно. Да наверняка и не поверят, а только подумают, что я хочу их разжалобить и извлечь из этого какую-то выгоду.
Подойти и выразить своё восхищение их мастерством? Так им и без меня хватает восторженных почитателей. Вон сколько народу крутится возле них после каждого выступления! Все просят автографы и восхищаются их творчеством.
Нет уж лучше я постою в сторонке и послушаю, что говорят умные люди".
Время шло. Деньги у Димы кончались. Нужно было или устраиваться на работу или возвращаться домой.
"Что ж, - подумал юноша, - стать фотографом я всегда успею. Можно найти что-то более интересное, чем целыми днями щёлкать фотоаппаратом.
Не хочется только обижать отказом Семёна Абрамовича с Инной Львовной. Они хорошие, гостеприимные люди. Я им очень благодарен. Но заниматься фотографией у меня нет никакого желания.