Она и раньше просыпалась среди ночи. Иногда желая прервать тяжелый сон, чаще просто так, без особых причин. Вот и сейчас проснулась, чувствуя тревогу, какое-то томление в груди. Лежала тихо, прислушиваясь, пытаясь понять, что разбудило ее. Где - то вдали прошуршала машина, капала вода из сломанного крана, скрипели шаги наверху. Это ходил из угла в угол сосед, страдающий бессонницей.
Вдруг сердце ударило чуть сильнее, страх заполз под ночную сорочку. Она не слышала Его дыхания.
Муж уже давно спал отдельно, на разосланном диване. Последние годы он ушел в свой мир, всегда стараясь, любым путем, огородить свою территорию, как старый одинокий волк, живущий вне стаи.
Муж подолгу сидел возле окна, глядя на проходящих людей, или дремал в кресле с газетой в руках. Их общение сократилось до размеров нескольких слов - "Будешь, есть?" или "Тебе постелить?"
Она поднялась, набросила, лежащий в ногах, халат и зажгла торшер. Свет выхватил из темноты небольшой круг, едва захвативший краем своим , часть дивана с изголовьем. Казалось, Он спал спокойно, только рука безвольно свесилась вниз, и ладонью касалась пола, да глаза были полуоткрыты и ...мертвы. Она почувствовала это сразу и без сомненья.
Что ж... Он хотел уйти легко, без мучений своих и главное, близких. Его отец тоже ушел легко, как будто прикрыл дверь за собой, но тому было почти девяносто, и он устал от бессмысленной старости, а Мужу едва перевалило за седьмой десяток, и в сегодняшнем мире это была еще не старость, а так - "не молодость".
Она стояла и смотрела на него долго, пристально и думала о том,что прожили они вместе так много, что сама жизнь без него не пугала,а скорее удивляла ее - как же так?
В душе не было крика, в глазах слез и Вдова вновь подумала о себе, как о человеке черством, мало душевном.
Она стала на колени, подняла его руку и положила вдоль неживого тела, потом сняла с Мужа белье, сходила в ванную, взяла мочалку, мыло, налила в тазик воды, вернулась и осторожно, будто боясь разбудить, помыла такое знакомое, до последней черточки, тело. Было очень трудно одевать его - он был нелегким, да и мертвое тело сопротивлялось таким обычным действиям.
Спустя полчаса мужчина лежал посреди дивана на чистой простыне, одетый в красивый темно-синий костюм, белую, в голубую линию, рубашку и синий галстук с голубой поперечной полосой. Только ноги его остались в носках - туфли в постели были нелепостью, а надевать тапочки не хотелось. Вдова наклонилась и расслабила узел галстука. Ей, казалось, тугой узел его душит...
Все это она делала, не думая ни о чем, машинально, но продуманно, будто давно готовилась к этому. Она вообще была очень организованным человеком и обдумывала свои действия заранее, касалось ли это работы, отдыха или семьи.
Софья, так звали ее, решила не звонить детям в это время, а позвонить завтра с утра. Помочь они не смогут, а ей хотелось посидеть с ним вдвоем. В последние годы она любила чувствовать его рядом, молчать, но знать - он здесь и можно, когда захочется, посмотреть на него или подать стакан чая и слушать, как он пьет его.
До рассвета оставалось еще много времени. Она села в глубокое кресло под торшером и машинально взяла в руки книгу Донцовой, которую читала в последнее время. Под тяжестью тома руки ее опустились на колени, и в голову полезли разные мысли.
Она вспомнила, как они встретились. Это была одна из случайностей, которые, впрочем, и составляют всякую человеческую жизнь. В том году закончился ее бурный роман. Ее бросил тот единственный, которого она любила.
Всегда спокойная, уравновешенная она была неистова в этом чувстве, теряя волю, и забывая о каком либо достоинстве. Он был умен, в меру красив, значительно старше ее и женат. Но что с того, каким был! Он был богом, властителем, единственным и любимым. Самым невыносимым было видеть его на работе каждый день и страдать от невозможности дотронуться или поцеловать его. Вокруг был враждебный мир, состоящий из любопытных глаз, следивших за ними всегда и везде.
Иногда он звонил и говорил, что взял у друга ключи, и она летела по улицам в поисках этой квартиры и любила его и благодарила бога за эту возможность побыть с ним вместе. Ей было двадцать четыре, и она была взрослой, но не очень опытной в любви женщиной. Их секс был короток - его ждали на кафедре, и он торопил ее. Но даже за это время ее наслаждение достигало таких вершин, что расплачиваться приходилось в течение всего оставшегося дня своей усталостью и счастливой глупостью. Ей казалось, он любит. Однажды она брякнула о браке. "Любимый" сдержано заговорил об определенных трудностях, привязанности к детям и с тех пор все реже оставался с ней наедине. Уже потом ей рассказали, что была не единственной у профессора, но какое это имело значение.
Она вспомнила, как встретила Сергея, своего будущего мужа, на новогодней вечеринке, куда пришла со своей подругой и ее мужем. Они были в курсе кризиса ее отношений и старались хотя бы немного отвлечь. Софья едва обратила на него внимание, разве что, отметив про себя - балагур и острослов.
Роман ее катился к концу, и это было не остановить. Пару раз она видела своего бывшего друга с юной лаборанткой кафедры. Тогда любовная болезнь казалась ей неизлечимой, хотя и находилась в стадии ремиссии.
С Сергеем они иногда встречалась. Выяснилось, что он учиться в институтской аспирантуре, где Софья тогда работала. Виделись они не так уж часто, но чаще, чем это могло быть случайным. Она ему нравилась, и он искал причины для встречи.
Однажды утром Соня увидела его на пороге собственного дома. Они вместе пошли на работу. Потом это стало обычаем, и каждый день она видела его рядом. Он нравился ей, был забавен. Значительно больше он нравился маме, и та часто рассуждала вслух обо всех преимуществах возможного брака.
Она вышла замуж , не для того, чтобы насолить бывшему любовнику, она была умнее и деликатнее такого решения. Ей хотелось изменить жизнь, перешагнуть тоску, найти забвение. Только потом она поняла, что эти чувства надо переносить в одиночестве, как неудобный куль, который легче нести одному, чем мучаться вместе.
Как могла она смягчила проблемы их проживания, положив на алтарь семьи все что, могла: умение вести хозяйство, вкусную еду, заботу о его престарелых родителях. Она стирала, мыла, чистила, ходила в магазин и на базары, родила ему двух детей, девочку и мальчика, растила их , воспитывала и снова стирала, мыла и чистила.
Только любви она не могла дать. Любви и, связанного с этим чувством, желания и восхищения. В постели она была инертна и только едва терпела его притязания. В жизни редко хвалила и жалела.
Он был хорошим мужем, если иметь в виду обеспеченный им материальный достаток семьи, без особой охоты , но он выполнял мужскую работу в хозяйстве, мелочно не опекал.
Она чувствовала, как в самом начале их жизни он метался, пытаясь понять ее холодность. Сердился, вызывал на разговор. Ей было жаль его и она, легкая на слезу, плакала. Он не выносил слез, затихал и уходил. Пару раз их брак висел на волоске, но годы, дети и привычка сделали свое дело. Муж успокоился и ушел в свою личную, бурную жизнь. Опять доброжелатели намекали ей, теперь о его пристрастиях, но это мало волновало. Круг их друзей и знакомых тоже сложился у каждого свой, и они почти никогда не пересекались.
Бывая вместе, редко говорили о чем - либо, что не касалось повседневной жизни: детей, хозяйства, здоровья родителей. У каждого была своя личная жизнь и значит своя тема в этой жизни. Потом родители ушли навсегда, дети выросли, и темы для общих разговоров были исчерпаны. Все чаще они просто молчали, не тяготясь, друг другом, и не пытаясь искусственно создать иллюзию духовной общности.
Женщина посмотрела на мужа. Ей показалось, что дрогнули его ресницы, и сердце невольно сжалось. Нет, - сказала она себе - это игра теней от горящего торшера и, проезжающих мимо окон, ночных машин.
И вновь мысли потекли легко, без усилия.
Лишь однажды ей показалось, что может потерять его. Рядом оказалась опытная и красивая женщина. Они работали вместе и их увлечения были в одном ключе. Она ,редко, но встречалась с его окружением и видела ,что та Екатерина действительно любила его. Это было видно по тому, как смотрела, как слушала, смеялась его шуткам. Да и он распустил хвост и из человека, довольно скучного в последние годы, блистал остроумием, само иронией. Он стал быстро расти в карьере, сильно похудел и выглядил на десяток лет моложе. Когда их совместной жизни исполнилось почти пятнадцать лет, а их отношениям с Катериной три, она почувствовала, что наступает день Расплаты. Даже однажды поплакала, но в душе согласилась расстаться, хотя и знала, что будет ей трудно и морально, и материально.
В это время заболел сын. Муж был хорошим отцом, любящим и любимый детьми. Болезнь сына сплотила семью, и кризис миновал. Вмешался случай. Было непонятно, что сыграло главную роль - его душевная вялость и боязнь перемен или врожденная порядочность, умение умерить желания, идущие в разрез с желаниями другого, близкого человека.
Катерина вышла замуж. Его внесемейный, любовный союз вскоре заглох, и жизнь потекла, так же как и раньше.
Мысли сморили ее и она задремала.
Он лежал на диване, в лучшем своем костюме и, сквозь прищуренные глаза, следила за ней. Он не спал, когда среди ночи она проснулась и подошла к нему. Он хотел сказать, что не спит, но жена так пристально смотрела на него, что, боясь испугать ее, он молчал. Позже, когда она начала его раздевать, он понял, что для нее он мертв. Было странно и страшно. Хотелось крикнуть, что жив, но что-то иррациональное удержало, а когда мыла и одевала, то было даже приятно, и волна желания и нежности затопила его. Он как бы заглянул за предел, и получил то, о чем мечтают многие - увидеть себя после смерти. Единственно, что волновало - как бы не выдать себя явным проявлением жизни.
Когда Она села в кресло, Он боролся с желанием почесать нос и сказать "ку-ку". Муж понимал, что это мальчишество, возможно опасное, но ситуация захватила его, и он старался даже дышать незаметно. Галстук душил, и когда она вышла на кухню, он еще более растянул узел, почесал нос, сам себе сказал "ку-ку" и улыбнулся. Он не боялся смерти.
Мысли его текли почти в том же направлении, что и ее. Он вспомнил ту встречу, где она показалась ему гордячкой и несмеяной .Софья ему понравилась, но больше было желание узнать ее и понять, что там внутри, какие страсти. Потом, встречаясь, он почувствовал ее надлом. За ней скрывалась тайна, и ему было интересно раскрыть ее. Он оценил ее ум, почти мужской - рациональный и выверенный, образованность, интеллект. С ней было трудно выдавать себя за лучшего, чем есть, играть себя другого, фальшивого. Софья была красива, восточной красотой, но не хищной, а открытой.
Желание жениться на ней пришло внезапно, хотя там внутри, в подсознание оно зрело, наверное, с первой минуты встречи. Она и согласилась просто, без жеманства, дурных кривляний и словесных иероглифов. Со стороны их разговор о совместной жизни выглядел, по меньшей мере, странно - будто говорили о семейном проекте с некоторым волнением, но без сияния глаз.
Свадьба, потом первые дни стерлись из памяти. У него тоже нашлись доброжелатели и рассказали ему об ее "страстной" любви в добрачный период. Он не был ревнив и просто принял к сведению эту историю. Казалось, она его любит и только позже, когда он устал бороться с призраком предшественника, пришло понимание роковой ошибки. Он, который так нуждался в привязанности, постельных наслаждениях и женском поклонении остался ни с чем. Упрекнуть он ее не мог, ибо пришел в их совместную жизнь тоже без особого чувства, скорее с головой, а не сердцем.
И все же в первые дни или даже первые несколько лет он мог уйти, но его отец и в какой-то степени мать сразу стали любить ее, как дочь. Жена умела быть нужной. Все проявлялось в мелочах. Лучший кусок мяса, чистая постель, неспешный разговор, заваренный грудной сбор, замеренное давление. Делала она это без желания понравиться, а в силу привычки быть необходимой. Софья старалась быть справедливой. Все лучшее отдавала более слабым. Пока не родились дети, это были старики. Так и повелось лучшее всем, а то, что останется им, ему и ей. Это ломало все традиции семьи, где он вырос. Отец имел право первой ложки столько лет, сколько он себя помнил. И тогда это было естественно - он был кормилец. Теперь кормильцем был Сергей, а положение в семье занимал все то же, предпоследнее. Только раньше последнее место было за мамой, а теперь за женой.
Но как он мог обидеться на это. Ведь надо было убедить себя в том, что она плохая жена и плохая мать. Как и жена Цезаря, она была вне подозрений. Софья поступала всегда справедливо, без изъяна и трещины. Она была очень честным человеком, не страдала ревностью и избегала мелких и пустых придирок. Между ними редко бывали ссоры, да и те никогда не носили хамский характер.
А вот то, что не любила, не интересовалась, не хотела его ...
Постепенно он сломался, и комплексы полезли изо всех душевный щелей, делая его уязвимым и слабым. В какой-то момент он возненавидел жену, с трудом переносил ее присутствие в своей жизни.
Подле всегда были какие-то женщины. Чаще одиночки. Встречи были короткими, без особых чувств. Он не любил случайностей,они не оставляли в сердце зарубки и уходили безпамятно легко,как и приходили.
Жил лениво,без искры.
Ему предложили новую работу и ,бросив науку, он ушел в проектный институт,поменяв не только свое дело, но и специальность. Пришлось окончить второй институт. Стал специалистом в редкой области международного авторского права - патентоведении.
Новое в жизни встряхнуло его, дало еще одну попытку изменить ее, сжать пружину судьбы.
Его увлекла новая работа. Книги, монографии, учебники. Он допоздна сидел за своим рабочим столом, изучая, штудируя , сопоставляя. Через два года он стал ведущим специалистом в этой области. Появились командировки по стране и за рубежом.
С Катей он встретился случайно в столовой института. Высокая,с длинными до пояса волосами, она обратила на себя внимание. Ему до смерти захотелось погрузить в них руки, как в воду. Он стоял чуть позади, через два-три человека и не видел лица, а только уже знал - красивая. Сергей почувствовал запах чистого тела. Она ощутила его внимательный взгляд и обернулась. Сергей отвел глаза, чего - то испугавшись, то ли, что окажется другой, то ли комплекс сработал. Девушка удивленно пожала плечами и вдруг улыбнулась, почувствовал по его смущенной физиономии, кто минуту назад смотрел на нее так пристально.
Она была еще лучше,чем он представлял.Красивая с умным лицом . Ироническая улыбка, веселые зеленые глаза. Стройная, но не худая. Красивая.
Она задержалась, разговаривая со знакомым, и вдруг направилась прямо к его столику.
-Я могу присесть? Не помешаю? - И вновь улыбнулась.
Он засуетился, почему-то вскочил, начал двигать стулья, а она стояла и ждала. Наконец Сергей взял себя в руки, сел и продолжил есть. Она тоже присела, пожелав ему хорошего аппетита. Но есть ему уже не хотелось и он, без желания, жевал столовскую пищу, исподволь подсматривая за ней. Ела она очень красиво,не торопясь, едва двигая ртом. Девушка ела и о чем-то думала, иногда улыбаясь мыслям, иногда хмурясь. Когда закончила свой обед, он неожиданно предложил отнести на мойку ее посуду. Возвращался, жалея, что ничего у нее не спросил, но она ждала его и они вместе вышли из столовой. Вышли, что бы уже не расставаться.
Позже Катюша рассказала ему, что заметила давно, бывая с ним на планерке у директора института. Ее поразило неопровержимая логика его выступлений, умение тактично, но твердо возражать, иногда чересчур энергично, не глядя на положение того с кем он спорил ,твердо доказывая свое. В то же время он вдруг мог замолчать и уйти в себя, не видя и не слыша жаркие споры, бушующие в зале заседания. Казалось он совсем один и все остальное - люди и мебель, только антураж. Это только подчеркивал его обособленность. Потом она увидела его в приинститутской беседке, где Сергей сидел на скамье, раскинув руки на спинке. Глаза его были закрыты, сигарета, зажатая в пальцах, тихо догорала, а тень дикого винограда скользила по безмятежному лицу.
Катя смотрела на него долго и вдруг, как сказала она, ей так захотелось быть близкой ему, до боли в сердце, до дрожи в пальцах. Тогда она ушла, но и потом, встречая, продолжала наблюдать за ним.
Катюша стала его близким другом. Разговаривая с ней, а виделись они часто и на работе и вне ее, он снимал стальную броню с души, доверяя ей безоговорочно, сразу с первой встречи. С ней, впервые в своей жизни, он заговорил о семье, о детях, которых очень любил ,о жене и своих проблемах, но столкнулся с ее сопротивлением , нежеланием говорить об этом, тем более обсуждать эту тему. Сергей спрятал эту тему глубоко в тайники души.
Только через год они стали близки. Это произошло потому, что было необходимой составляющей дружбы мужчины и женщины. Произошло это в Праге, где они вдвоем представляли советскую сторону на важных переговорах с Ираном. Разговор велся о реконструкции крупного завода на территории этой страны. Вечером они долго бродили в старой части города, молчаливо восторгаясь его красотой. В шестидесятых он два года прожил в этих местах, представляя военные интересы страны в Чехии и с радостью знакомил ее с уютной красотой любимого города. Потом они посидели в пиварне "Старе място", поужинали в маленьком ресторанчике.
Вернулись поздно ночью .Было невыносимо расстаться, и они оказались в ее номере с бутылкой шампанского и двумя чашками черного кофе, которые так и не допили. Часа в три ночи она ушла в ванную, и спустя несколько минут позвала его. Сергей разволновался как мальчишка, выпил шампанское из своего бокала, потом и из ее, постоял немного и пошел к ней, бросив на кресло пиджак.
Сегодня когда жена "обмывала" его он вспомнил то жгучее наслаждение, которое испытал тогда в маленькой гостиничной ванне. Им было хорошо. Они любили друг друга, и страсть их была как огонь в камине.
Желание окутывала их теплом и не было насыщения, и все возвращалось к началу, чтобы двинуться к любовной цели по новой, не испытанной еще дороге.
Днем продолжились переговоры, а в конце симпатичный иранец, зять диктатора, поднял бокал с лучшим, белым вином пражских погребов и сказал:
-Пью за моих друзей, Катью и Сержа. Они внесли в наши переговоры запах роз и чувство поэтов! - Он улыбнулся, поцеловал Кате руку и выпил вино до дна. Все кто был в зале переговоров, понимающе засмеялись. Их лица были красноречивы.
Пришло время возвращаться. Город встретил их дождем и осенней прохладой. Они продолжали встречаться, вместе бывали на праздниках друзей, ходили в театр, музеи, кино. Иногда , не договариваясь, расставались на месяц , другой без криков и выяснения отношений.
Обычно не выдерживал он и начинал искать встреч, что было не трудно - они работали в одном, пусть огромном, институте и все продолжалось вновь. Катерина в этих случаях радостно шла навстречу и ни словом, ни жестом не пыталась выяснить отношения и свою роль в его жизни.
Иногда он приезжал к ней домой, и они сидели подолгу в свете неяркой настольной лампы. Он гладил ее руку или она расчесывала его волосы и говорила, как любит, как трудно переживает разлуки. Он отогревался в потоке ее тепла и шел домой, готовый принять холодный дневной свет второй женщины.
Он поступал как эгоист и однажды понял, что должен, обязан что - то сделать, разрубить узел. Он решил поговорить с женой, но не знал: как, когда и о чем? Он скажет ей: - Ты меня не любишь! Она ответит: - Люблю!
Он скажет: Ты никогда не достигала со мной ...оргазма.., -ему не нравилось это слово и он заменит его на ...наслаждение. Она ответит: - это не так. Я довольно всем!
Тупик!
Он понимал, что можно просто прийти и сказать, - я ухожу! К другой! Но с ней нельзя так. Она так много сделала для него. Она донянчила его родителей, вырастила чудных детей, была с ним в самые трудные минуты жизни, когда, казалось, нет выхода и все, что было нажито, превращалась в прах, в пустоту.
Однажды он решился и пришел домой загодя, отпросившись с работы. Дети были в школе, и оставалось достаточно времени, что бы начать и закончить этот тяжелый разговор.
У него был ключ, и дверь отворилась почти без звука. Сергей снял пальто и вдруг услышал, как жена говорит с подругой.
Голос был громкий, и он слышал каждое слово.
-Вита, я все знаю... он уходит к ней. Он прав!...Что ты говоришь? Как я могу его удержать? Я не умею хвататься за руки... Буду жить... плохо жить. Я не могу без него... и с ним не могу...Это как бездомной оказаться...на улице. Ладно! Я пойду...Жду каждый день, когда скажет...как приговоренный к смерти...Когда ложимся спать ,то счастливо вздыхаю - день закончился и он ничего не произнес...
Она всхлипнула и положила трубку на рычаги.
Он стоял, не шелохнувшись, и понимал,что если она его увидит,то и не надо будет объясняться. Сквозь приоткрытую дверь Сергей наблюдал, как она подошла к окну и задернула штору, потом присела в кресло возле торшера и закрыла лицо руками. Он смотрел на нее и не мог уйти. Она все еще была красивой, и только излишняя полнота,появившаяся после родов, придавала ей облик матроны,мамы большого семейства,что и было на самом деле.
Вдруг его волна нежности затопила его с головой, возникло такое желание обнять и успокоить,что он быстро повернулся и вышел из квартиры.
В тот вечер он встретился с Екатериной. Это была последняя встреча, и она была долгой и грустной.
На следующий день он уволился и перешел на работу в другой институт.
С тех пор он ни разу не заводил дома разговоры об их отношениях и продолжал играть роль отца и доброго хозяина. Дети выросли и уплыли, улетели, умчались в свои жизни, а они остались вдвоем. Он успокоился. Любил, когда она была рядом, и они могли сидеть молча. Он у окна, а она в любимом кресле у торшера.
Сергей приподнял голову и посмотрел на нее. Софья спала, и он тихо поднялся с дивана, ушел в спальню и переоделся в домашний, спортивный костюм, подарок детей на серебряную свадьбу. Потом он пошел на кухню и заварил ей и себе по стакану чая. Так с подносом он и вошел в гостиную, где в кресле спала Она.
Скрип двери заставил ее открыть глаза. Она увидела его нелепого в спортивном костюме, словно отставной тренер с брюшком, прикрытым подносом с двумя чашками чая. Он улыбался и смотрел на нее. Стаканы подрагивали вслед за подносом и создавали иллюзию странной музыки мистической, восточной.
Вдруг лицо ее вздрогнуло , она вспомнила все и поглядела на диван , где лежали простыня и подушка,еще хранившая очертания его красивой головы. Женщина попыталась засмеяться от нелепости и ужаса случившегося, но вдруг громко и беззащитно заплакала. Слезы потоком полились из ее глаз, заливая халат и ночную сорочку. Вдруг она встала, ступила два шага к нему и рухнула на колени, обхватив его ноги и прижавшись к ним все своим телом, содрогающимся от рыданий. Стаканы заскользили к краю подноса, что бы потом, перевалившись через край его рухнуть вниз и разлететься на десятки осколков. Так и остались они стоять посреди комнаты, словно воссоздавая вместе великую картину кающегося грешника.
Сосед наверху угомонился и затих.В дом проникали первые звуки утра, и ранний говор людей на улице был похож на голубиное бормотание . А за углом в сером и мрачном доме родильного отделения районной больницы молодая мама, крича и ругаясь, выдавливала из себя в этот мир крошечного человека.