Но постичь окончательно, разгадать смысл произошедшего, вынести крадущуюся мурашками по серому веществу мыслишку в первостепенное осознание представлялось запредельно, кощунственно неправдоподобным.
Грузное тело обряженное в серо-зеленый с искринкой родной костюмчик; одутловатая, сытая, сдобренная недюжим слоем белесого грима, но до жути знакомая физиономия с зализанными бриолином волосами и тщательно подмаскированой проплешиной и, наконец, белая бумажная полоска с крестом умело прилаженная ко лбу намекали на некую паталогическую неординарность происходящего.
Во всяком случае ничего подобного Пеликанов доселе не испытывал.
И даже намедне во сне; в коем ему четко и громко, хорошо поставленным дикторским голосом с вибрирующими густыми басами объявили о месте и времени сбора, конкретно намекнув, что в пути - непредсказуемом и неодносложном, придется довольствоваться исключительно необходимым минимумом.
Пеликанов внял.
Деловито, без излишней суеты и хлопотности уложил кожаный, буро-рыжий чемодан - подарок тещи к двадцатипятилетнему юбилею совместного проживания с ее единственной, но как ни парадоксально до сих пор обожаемой дочерью, намекающий....
Вовсе не на скорейшее выматывание за дверь.
На свадебное путешествие.
Как выяснилось.
После слезных оправданий покорной и усердной тещи, продуманно и спланированно подставленной завуалированным монстром - завистливой Никаноровной из тринадцатой квартиры, принимавшей активное участие в обсуждении и приобретении подарка.
Вобщем Пеликанов снарядился основательно.
Подборочка "необходимого, но достаточного" органично включала в себя клетку сырых яиц; баночку детского питания "неженка" без крышки; колесо от старого "запорожца" сгнившего на даче и радостно переданного в руки настырных сборщиков металлолома; белую ладью и черного коня утеряных безвозвратно после вседозволенности и влечения внуков к шахматной игре, а так же полосатого бюстгальтера от купальника жены, нагло украденного в прошлом году непосредственно с садово-дачного участка неизвестным сексуальным маньяком.
Кажется, ничего не забыл?
Зависший вопрос остался не проясненным.
Молодцевато качнув чемоданом Пеликанов шагнул в строй.
Собственно, строя как такового и не было.
Была шеренга некой колеблющейся, иллюзорной расплывчатости, отчего-то приглянувшаяся Пеликанову и показавшася достойной, чтоб занять в ней почетное место, как выяснилось в последствии не совсем корректно принятое Пеликановым за свое.
На что ему и было тактично указано мягким и незлобным пенделем.
Лучезарно улыбаясь и кланяясь во все стороны, ласково мусоля оставшуюся ручку от чемодана ( последний незаметно улетучился, что впрочем не слишком огорчительно подействовало на его бывшего владельца), Пеликанов исподволь ощутил себя главным героем некоего исключительно важного действа.
Наконец кланяться поднадоело и Пеликанов устало присел на корточки.
По странному недоразумению понятие "на коротчки" оказалось условным: пошарив воображаемой рукой Пеликанов не почувствовал ничего , хоть отдаленно напоминающего собственную филейную часть, по обыкновению весьма ощутимую.
Чувство некой пустоты и безвременной утерянности привычного объема поставили новоявленного в весьма щекотливое положение. Для прояснения ситуации в целом непременно следовало заручиться чьим-то советом; да пусть хоть того, колоритно басящего диктора.
Пеликанов прокашлялся:
- Эй, есть кто живой?
В ответ послышалось слабое хихиканье.
- Живой кто есть, спрашиваю?
- Да чего шумишь-то? Все тут живехоньки. Кто спрашивает?
Пеликанов вздрогнул.
Облачко пара покачнулось и устаканилось на месте.
Хрипловатый, прокуренный голос страшно напоминал представившегося по весне Долбодуева - соседа по рыболовецко-лодочному кооперативному боксу, с коим у супруг Пеликановых велась давнишняя тяжба за право на единоличную собственность пользования провонявшим болотиной ветхим сарайчиком. За ремонт худой крыши приниматься ни Долбодуевская, ни Пеликановская половины не соглашались в силу той же неопределенности ситуации. Расстались не то, что не по-соседски, а прямо таки не по людски - супруга Пеликанова пребывала в откровенной неуемной и плохо скрываемой радости от столь естественным образом завершившгося процесса, чем явственно выделялась и вызвала кривотолки на Долбодуевских поминках. Однако сарайчик большинством голосов рыбаков-кооперативщиков перешел в безраздельное пользование семейства Пеликановых.
Пеликанов призадумался.
А крышу-то так и не починили?
Да, признаться, задолго до похорон Долбодуева стало вовсе не до этой самой рыбной ловли: романтика парных, молочно-туманных зорек осталась далеко в прошлом. Настоящее уверенно несло свежие морские дары к Пеликановскому столу из процветающей торговой точки продторга, коей полновластно и безраздельно, согласно подписям, печатям и нынешней возможности приобретения народного добра в личное пользование по фантастически доступным для отдельных особей ценам, заведовала госпожа Пеликанова. А значит и он - Пеликанов Т.Д., гладко и без задоринки въехавший в новую эру развития рыночных отношений под крылом супруги.
Уползшую не в те степи думу прервал все тот же трескучий, до противности знакомый голос:
- Пеликанов, ты что ли?
- Ну я. - Пеликанов боязливо завертел эфемерной головой в попытке отыскать невидимого, но явно осязаемого неким потусторонним чутьем собеседника.
Вроде мелкнула какая тень.
- У, ековый мак! А я и не ждал так скоро! Чего?
Пеликанов не сообразил:
- Чего- чего?
- Ну что чего-чего? Раненько, говорю ты, вроде и не хворал ни чем. А за голосами-то ходил -нет уже?
Пеликанов осмотрительно, но несколько вкрадчиво поинтересовался:
- За какими такими голосами?
Неловкое ощущение, словно пытаешься добиться некоторой вразумительности от душевнобольного переросло в уверенность.
Долбодуев будто почувствовал:
- Да брось ты придуривать, Пеликанов! Ну наши-то еще не появлялись что ли?
- Н-нет. - Пеликанов отозвался не слишком уверенно, но на всякий случай отрицательно. Хотя врать вроде не было резона: ведь и правда никого из "наших" он еще не встречал.
- У-у, так ты совсем свежий что ли? Когда представился -то?
Пеликанов гулко сглотнул.
- А-а э-э..
- Ну все понятно! - собеседник противно всхрюкнул - Во, сейчас вижу. Вниз поглядел. Все ясно. А то не разберу - дуришь ты что ли! Короче объясняю тебе, Пеликанов - на том свете ты, осознал?
Судя по реакции не совсем: облачко пара именуемое Пеликановым покрылось меленькими бисеринками влаги.
Долбодуевская тень снисходительно заметила:
- Да ничего, ничего. Все нормально. Я ж не тороплю - попотей, помысли.. Кстати- наши-то куда ж запропастились? Тебе ж давно пора за голосами бежать, ай-я- яй! Гляди, Пеликанов, я ж тебе по доброму советую, не упусти время -то, поджимает.
Пеликанов не узнал собственный голос:
- Слушай, э-э. А представился это чего?
- Ну ты Пеликанов, даешь! Совсем потерялся что-ли? Не поймешь где находишься? Я ж тебе русским языком объясняю - помер ты! Вот судя по тому, что пары пока пускаешь, думаю третьего дня и помер.
- Да не может быть!!! - Возвысившись на две октавы голос Пеликанова перешел на визг.
- Да не суетись. Сядь. Вот. Так то оно спокойней.Чего панику нагонять? Все там будут.
- Так я это..а чего так скоро? А чего вдруг-то ? Ведь и не болел вроде..
- Вот и я о том. Не болел ты, Пеликанов, жил себе поживал, а на ж ты поди ж ты! Тут вот ведь какая каверза - никто тебе, Пеликанов наперед не докладывает. Загодя ничего не спланируешь. Ну местечко на кладбище понятно вполне можно оградкой оторочить - кстати супруга твоя благоверная так и сделала: обнесла заборчиком свекровину могилку. Широко так обнесла, не поскупилась. На камне-то ничего не заметил? Ну почему надпись сбоку? Понял-нет? Сообразил?
- Не-е...
- То-то. Это она продумавши. Чего зря еще на один камень тратиться? А так с другого бочку приписал и хорошо.
- Е-мое...
- Да ты не серчай на нее, Пеликанов. Бабы они такие. Бывает и хуже.
Пеликанов заерзал:
- А то-то я смотрю, чего это она и в костюмчик старый с искрой нарядила, а от "Армани" - новехонький, не надеваный ни разу, вроде как зажала...
- Да ты не гневайся, не гневайся, Пеликанов. Ну их, баб. Их уж теперь только Бог простит. Твоя еще не хуже других. Слыхал, как на поминках убивалась, что в гроб с кондиционером - ну это они тебе с сыном, пасынком твоим не пожадничали устроили, что б мол дышалось там тебе легко ежели чего..Да..не знают ведь, не ведают каково оно здесь-то..Так вот. Гроб тебе дубовый заказали, резной. А внутри штука такая вделана, чтоб воздух охлаждала. А управление то штукой этой и забыла тебе в руку вложить. Насилу отговорили от эксгумации.
- Е-мое! А на што мне здесь штука-то?
- Да хрен его знает. Я ж говорю - по недомыслию они. Не по злобе.
Ну да ладно. Что о них. О себе надобно подумать. За голосами пора бежать.
- Слушай, а чего это ты все - за голосами, да за голосами, что за хрень-то? За какими голосами?
- Ну короче. Выборы в Думу припоминаешь?
Пеликанов припоминал.
- Для прохожднения в депутаты чего надо?
- А я почем знаю?
- Ну как. Это ж просто. Надо собрать нужное число голосов. Так и здесь. Вот тебе врата, вот ключи. Видал - Долбодуев вроде как повертел перед Пеликановским носом воображаемой пластиковой карточкой. - Ага, усек? Вот на нее, на эту крохотульку и пишем, кто за тебя, Пеликанов, прилежнее всех молится.
- Господи..
- Ну о Господе потом. Не дошли еще. Вобщем ты сейчас дуй, да валяйся в ногах у всех, кто готов за тебя словечко доброе замолвить. Но учти: чтоб не просто так. От души чтоб шло, от сердца. Если напортачил ты чего, Пеликанов, надобно чтоб простили. Искренне, за просто так. Ни на что не претендуя и ничего не требуя взамен. Ну а уж ежели кто любил тебя, да еще и в молитве по твою душу пребывает, так тут уж тройные очки тебе, Пеликанов идут.
Пеликановское облачно пара снова приметно увлажнилось.
- Да сколько ж таких набрать-то надо?
- А вот тут, дорогой ты мой, собака-то и зарыта. Это ж как путевка в... - он осекся. - Ну, короче, это как пропуск тебе на самый верх. Чем больше насобираешь, тем дальше пустят.
Пеликанов нервозно заерзал:
- А если я..ну это..совсем ничего не насобираю?
- Ну как же так, Пеликанов. Как же совсем ничего? Ну не один уж ты на свете -то белом. Да и для таких, одних -одинешенек давным -давно все продумано. Знаешь, например, бабульки в церквах? От они-то и молятся за всех. Просто так. И ничегошеньки им от того не надобно.
- Слушай, Долбодуев, а может мне сразу рвануть к бабулькам этим, а?
- Да ты чего, Пеликанов? Ну чего распереживался -то? У тебя ж жена, дети-внуки. Ты по своим-то сперва побегай. Нельзя к бабулькам. Очередь к ним. Тут я вроде как и сказал тебе - это все равно как в Думу, да только с хитростью и обманом дело обстоит покруче. Не пролезает она, хитрость-то. Весь ты как на ладони, Пеликанов. Чего какая мыслишка мелькнет, тут же вся и светится. Ежели полезная, добрая - синим горит или зеленым. А ежели худая да с каверзой - так красной аварийкой мигает и не уймешь ее. Тут и наши должны подсуетиться для разборки.
Пеликанов закручинился.
И куда бежать?
- Слушай, Долбодуев, а если я к матери своей вот прямо сейчас, а? Как думаешь?
- Да как же к матери-то, Пеликанов!? Мать-то твоя почитай лет восемь назад как Богу душу отдала. Прямо в руки. Святой человек-то, святой! За нее и голосов-то не требовали. Они, святые, знаешь как? Сами по себе сияют. Робко так, вроде как стесняются, а все ж на виду. Не-е. К матери тебе, Пеликанов нельзя. Высоко она. За ней вряд ли угонишься. Тебе бы хоть с круга сойти да до первой крыши дотянуть...Да ты зря не базарь. Чеши за голосами. Времени-то у тебя вобрез.. - он взмахнул призрачными часами.
Отчего-то Пеликанову примерещилось, что на руке у эфимерного Долбодуева швейцарские "Лонжини". Да откуда бы им взяться? У Долбодуева-то отродясь кроме застираных трикотажных штанов, протертого ватника и стоптаных кед ничего не водилось. После развода квартиру жене с дочкой оставил, вот и ошивался в рыбацкой сараюхе, отчего и тяжба случилась: хоть и не частили Пеликановы в кооператив, дачу трехэтажную давным-давно отстроили, а все равно.
Положено.
Так откуда ж "Лонжини"- то?
- А, ты об этих! - тень Долбодуева презрительно покосилась на воображаемые часы. - Да я ж тебе битый час объясняю: по-другому тут у нас все. Тут эту дребедень любой на себя нацепит. Ну "Лонжини". Ну лимитированного выпуска. И что? Я вот, знаешь за своими-то голосовальщиками как побегал? У, ековый мак, это кому рассказать!
- Так и чего, насобирал?
- Да насобирал.
- А чего ж тогда здесь торчишь, ну в смысле на на верху?
- Да-а, добровольничаю. Но об этом потом. Вот принесешь голоса, тогда и потолкуем.
Пеликанов окончательно скис.
Копи не копи голоса эти, все равно путь на верх заказан. Вроде как все блатные места давно расхватаны.
А если...спросить? Мыслишка опалила огненным шаром - терять то все равно уж нечего.
- Слушай, друг, не пойми привратно. Спросить хочу...
- Да спрашивай, чего там. Только вот на счет дружбы мы с тобой потом, отдельно разберем.
Пеликанов снова подпотел.
- Так я это...вот о чем. А обратно уж никак нельзя что ли? Ну вроде как болезней у меня никаких таких не было, может не ко времени это все пока, а? Может ты там поспрашаешь у своих-то? Дадут-нет отсрочку? А я пока пробегусь, делишки кое-какие утрясу, подготовлюсь..ну чтоб потом голоса -то эти самые легче собирать было?
Долбодуевская тень озабоченно покачнулась.
- Ну ты точно, Пеликанов, как с рынка. Ах да, забыл. Забыл. Прости дурака. Супружница-то твоя незабвенная торговле сродни. Вот и понахватался ты видать чего не попадя. Я вот тебе так растолкую, Пеликанов. На примере: ну видал ты где чтоб новорожденный обратно в утробу матери просился? Лежит себе горемычный. Выплеснули в этот мир. Терпи. Он и терпит. И ты терпи, Пеликанов. Терпи. Оно и приоткроется. - Облачко Долбодуев легко переместилось чуть повыше. - Ладно. Раз пошло такое откровение, слушай.
Он перешел на шопот:
- Корче так: голоса собрать это еще пол-дела...
- Эй-эй, разговорчики! Кто там у нас за новичка пашет? - голос показался оглушительным, но опять таки отдаленно напоминающим кого-то ...
Пеликанов не успел сообразить кого.
И Слава Богу.
Долбодуевская тень испуганно шарахнулась в сторону:
- Я это..я ничего...пояснить маленько хотел, мало ли чего...
- Долбодуев. Мне ли тебя не знать. Наворотишь сейчас по доброте душевной, расхлебывай потом за тебя. Пеликанов! На выход. Дуй за голосами, да поживее. Как наберешь, милости прошу назад...
- А как...
Слабый Пеликановский писк растворился в многоголосье птичего щебета.
Тонконогий осинник меланхолично шелестел вторя легкому ветерку. Пузатенькие приканавные одуванчики лениво поворачивали отяжелевшие, налившиеся желтизной шапочки в сторону заходящего солнца. Покосившиеся, обшарпанные могильные кресты утопали в зарослях дикого малинника.
Пеликанов огляделся.
- Е-к-л-м-нэ! Лето что ли? А вроде зима была...это что, с Долбодуевым столько протрепались? Ты смотри!
- У, е-мое! Не материн ли? Он. А чего понаписано-то?
Фантом-Пеликанов плавно обогнул памятник:
- Ах-х....е-мое! Не соврал! Ни пол-словечка не соврал! И точно к материному имени мое приписала..Ну...
Осерчал Пеликанов.
Не приняла душа.
Вот ведь значит как. Подготовилась. Словно только и ждала момента. А ну ка вот мы сейчас и поглядим, и проверим как там безутешная вдовушка слезами подушку кропит.
Пеликанов взмыл ввысь.
Кому сказать? И во сне не привидится. Раз - и полетел.
Во благодать- то!
Безликое, легковесное облачко понеслось в сторону...тут Пеликанов призадумался: направление явно выбирается согласно прихоти воздушного потока. И каким же скажите на милость, попутным ветром он домчит до этих самых распропади они пропадом вожделенных голосов, без которых и помереть-то как выяснилось спокойно не дадут?
Ответ приоткрылся сам по себе.
Неожиданно.
Обезкураженно всматриваясь в привычный узор гипсовой лепнины над кроватью, Пеликанов запоздало осознал призрачное, но увы, вовсе не насущное на сей щекотливый момент появление в собственной спальне.
Как оказалось.
Под аккомпанимент непрекращающихся возбужденных вскриков ныне вдовствующей супруги и учащенного астматического придыхания продавца отдела мясо-рыба Благовеста Потапова, чей неприкрытый замусоленным халатом рыхлый, шокирующе-громоздкий силуэт копошился в излишней суете и мельтешении вовсе не соответствующей истиному наслаждению процессом, Пеликанов ретировался.
Так же как и прибыл.
Через форточку.
В непритязательной простоте явилось грубое, плотское желание: почесать лоб. Для пущего благоприятного ускорения одолевающей мысли.
Лба по естественно-понятным причинам не оказалось.
Как впрочем и увесистой, недюжей в Пеликановскую бытность волосатой пятерни. Однако насторожило вовсе не отсутствие широкой ладони: с этим вроде как разобрались.
Что-то не состыковывалось.
Пеликанов силился, но никак не мог ухватить, что же именно. Вроде как вот оно: измена на лицо. Это ж не люди, это ж звери какие!
Рычат. Совокупляются.
Тьфу.
А не цепляет.
Словно порвалась эдакая ниточка.
Болтается сирый хвостик, помахивает перед самым носом, да не уцепиться. Скользит, плывет. Как ежели перевернул кто понятность вверх ногами и она, понятность, ясность, безхитростная немудреность опутана теперь некой маловразумительной расплывчатостью.
Вроде как и важно - другой бы раз порвал зубами буйно-похотливого Потапова вкупе с собственной единродной супругой, а нынче...
Ну их.
Чего поважнее есть.
Отряхнулся и полетел!
Искренне. Радостно. Сам по себе.
Ну и дела!
Ладно.
Обозначим следующим образом: нефиг время на пустяки тратить, пора голоса собирать.
Так.
Кто там у нас теперича?
Дети-внуки?
Но в голову лезли одни непристойности.
Например: отчего-то пришло на ум подскочить к некоему позабытому вовсе и не поминаемому ни присно ни во веки веков господину хорошему Артему Забалуйка.
И какого к этому Заболуйке?
Словно как разошлись.
Заболуйка посидел, помыслил не суетясь годика эдак три, да и Пеликановым дал Бог восстановить справедливость. А то как -то нехорошо получилось: Артюха, сволочуга вылетел на перекресток под зеленый, а Пеликанов замешкался, не успел под красный тормознуть.
С кем не бывает.
Заболуйкинский "Фольцваген" оказался только к свалке пригоден. Ведро, понятное дело, а Пеликановскому авто чуть бампер повело. Но супруги Пеликановы даже возиться не стали: машину сразу же сменили, решили без выпендрежа такой же "Мерс" взять только потемнее.
Так эта гадина - Заболуйка всмысле, чего удумал?
Денег захотел, сволота.
Да еще каких, скажите на милость!
Аж три тысячи зеленых американских рублей запросил за ремонт. Да за такие башли не одну - десяток Заболуйковских "лохматок" починить можно!
Ну раз такой наезд пошел, в жизни оно ведь как?
По- справедливости.
Чего не додали, то сам возьми.
Не без суеты, конечно, побегать пришлось. Но взять то оно всегда найдется кому- было б чего давать. В результате конечно в копеечку вылилось, вроде как и Забалуйкинская трешка смешной показалась.
Но тут уж дело принципа и морального ущерба.
Ну, сцену, понятно, разыграли как по нотам. Пеликанов сам не побрезговал, присутствовал. Красиво сработали опера! Красиво! Забалуйко, раззява и не заметил, как в кафе ему в портфельчик пакетик с наркотой подкинули.
Ну ничего.
Посидел, поостепенился. Молодой, ветер в голове! Подумал, как добропорядочных-то граждан доить ни за что.
Вот.
Так чего от Забалуйки-то надо?
Облачко -Пеликанов закручинилось.
Е-мое.
Не даст ведь Забалуйка голос, ну никак не даст?! Ну какого ж к нему-то понесло! Мало ли народу вокруг, кто слово теплое замолвит...
Пеликанов насторожился.
А много ли?
Чего, например, сразу к сыну, ну в смысле пасынку Гераське не рванул? Жена у него, Надюха, глядишь и скажет чего ласковое; внучатки - Сенечка и Венечка, пусть не кровные, но свои же! Ну не помирать же деду без слова доброго!
Ой.
Пеликановская тень сморщилась, будто вспомнив чего.
Ой.
Про Сеню-Веню-то.
Короче Надька с Геркой в Грецию улетели, а жене ударило мальчишек покрестить. Мол модно и сюрпризом к родительскому приезду.Сунулись - народу в церкви не протолкнуться, очередища как в супружнин магазин в голодный год. Ну благоверная как усмотрела, что всех в одно корыто мокают, так и рванули оттуда.
- Не дай Бог, - говорит, - еще бацилла какая прицепится. Нет на них санэпидемстанции. Креститки сами повесим.
И точно.
Висит и висит себе на шее.
Каши не просит.
Спаси и сохрани.
А Долбодуев-то как сказал? Там ведь не просто слово - вроде молитва какая должна быть. Наподобие как постоянно тебя поминать добром обязаны. Так. Наверное все таки сначала надо к Надьке, та не откажет. Помнит же, как без сапог ее замуж-то взяли?
Но Пеликановская тень уже леговесно повисла на ссутуленном Забалуйковском плече.
Заболуйка передернулся.
И чего опять всплыла эта сытая морда перед глазами? Вот ведь холера, всю жизнь испоганила, чтоб им...
В сердцах, злобно шлепнул по плечу.
Комар.
Пеликанов едва успел увернуться.
Валить надо.
Чего тут ловить?
Е-к-л-м-нэ.
А чего ж Долбодуев-то не предупредил, как по ихнему теперь разговаривать? Ну как спросить-то, чтоб слово замолвили? Тут на плечо легонько присел и то едва отбоярился, а как в ноги упадешь?
Затопчут.
- Не затопчут. Кому надо, Пеликанов, разглядят тебя, горемычного.
Опять Долбодуев.
И как все слышит?
Ну да ладно.
Пеликанов уже вроде как попривык к Долбодуевским фокусам и перестал удивляться. Сказал же - по другому там у них все.
Пеликанов поверил.
На слово.
Ну ясно, по другому. При жизни- то поди Долбодуев о "Лонжини" и слыхом не слыхивал, а таскал себе пошарпаную "Ракету" Угличского часового заводика.
- Слышь, Долбодуев, а ты почем знаешь, что не затопчут? Я ж теперь вроде как невидимый?
- Да ты-то Пеликанов невидимый. Только доброта-то да любовь она ведь не глазами глядит.
- Ага. - Пеликанов старательно изобразил понятливость. - Слушай, Долбодуев. Ну пока ты еще не умчался: - а как спрашивать- то? Ну в смысле просить, чтоб голос дали? Они ж, приземленные эти все как один глухие. А чего бормочут и вовсе не разобрать.
- Пеликанов, да ты там на счет как чего спросить не заморачивайся. Ты пыхти, бегай. Когда в колее-то бежишь оно и приоткрывается на бегу-то ... Наши потом здесь разберутся что к чему.
- Ага.. - на этот раз с изображением понятливости вышло как то не очень убедительно. Пеликанов решился-таки переспросить. - А чего-чего приоткроется- то?
Но Долбодуев не отозвался.
Умчался что ли.
Достал, видать, Пеликанов с вопросами.
Пеликанов пригляделся к трупу убиенного Заболуйкой комара.
Ясно.
Тут как выяснилось, ловить нечего.
Погнали к своим.
Герасим Пеликанов почивал на Средиземноморской даче.
С супругой и двумя отпрысками переходного возраста.
Из одного сложного в другой.
Еще более сложный
В момент прилунения едва приметной тени на кромку широкополой соломенной шляпы, Пеликанов-пасынок в качестве естественного массажа позитивно действующего на работу желудка, мусолил босыми пятками шершавую гальку приусадебной береговой полосы. Лягая и попинывая мутноватые серо-зеленые барашки волн, Сеня с Веней по обыкновению дрались за индивидуальное и безпрекословное владение оставшимся от недавно почившего деда моторным катером. Разморившаяся в шезлонге, раздобревшая с годами на Пеликановских хлебах Надежда Пеликанова хрустко вгрызаясь в наливной яблочный бок, лениво заметила: