Сказать, что я много думаю весь вечер -- ничего не сказать. Рикардо любит напоминать, что думать мне в принципе вредно. И чем дальше, тем я все более склонна с ним согласиться. Ведь если перестать крутить в голове мысли о всевозможных препятствиях в будущем и о всем том ужасе, что уже произошел в прошлом, я счастлива.
Уже и не вспомню, когда в последний раз чувствовала в себе такую легкость. Я полна сил и желания действовать. Мне кажется, что я готова свернуть горы...
А потом начинаю анализировать свою жизнь за последние четырнадцать лет, вспоминаю Александра, и мне хочется просто спрятаться под одеялом с головой и не видеть всего того, что происходит вокруг, как в детстве, когда мне казалось, что под моей кроватью поселился монстр.
Помню, я так боялась этого выдуманного монстра, что мой брат однажды провел целую ночь, согнувшись в три погибели и улегшись спать под моей кроватью, чтобы доказать, что там никого нет. Ник очень меня любил и оберегал до самой своей смерти.
Все, кого я по-настоящему люблю, умирают. Это мой вечный страх, преследующий меня со дня гибели брата. Сначала Ник, потом Александр.
Именно поэтому мне так страшно открыть свое сердце еще для кого-то. Поэтому я так боюсь за Лаки, порой до зубовного скрежета -- будь моя воля, заперла бы его в чулане и потеряла бы ключ, зато знала бы, что он наверняка в безопасности. Когда он пропал в прошлом году и обнаружился на планете наркоторговцев спустя целых два месяца, я чуть с ума не сошла.
Через пару дней у меня состоится очередная встреча с Мэри Морри, и я начинаю всерьез подумывать о том, что, может, пора перестать относиться к этой женщине предвзято. Да, она странная, и у нас явно разный взгляд на многие вещи. Тем не менее Мэри -- специалист в своей области, и, возможно, есть смысл быть откровеннее с ней чуточку больше?
Несколько минут гоняю в голове эту мысль. Пытаюсь рассуждать хладнокровно и непредвзято, но все равно прихожу к ответу: "Нет, ни за что".
Свои проблемы нужно решать самой и со своими страхами тоже нужно бороться самостоятельно.
Когда-то Александр помог мне смириться со смертью Ника, пусть спустя пятнадцать лет, но только благодаря ему я сумела отпустить брата, признать, что его больше нет и перестать винить в этом кого бы то ни было. Теперь же... Теперь я должна справиться со своими страхами сама.
Расхаживаю по комнате, заламывая руки, как какая-то дешевая драматическая актриса. Должно быть, сейчас я как никогда похожу на другую Миранду Морган, героиню фильма. И я совершенно точно не хочу быть такой.
Плюю на все свои рассуждения на тему "за и против", хватаю коммуникатор, снятый с руки перед душем и забытый на кровати, и печатаю Джейсу сообщение.
"Чем занимаешься?".
Глупо, по-подростковому. Так и вспоминается переписка с приятелями в школе: "Привет, что делаешь?" -- "Ничего, а ты?" -- "Тоже ничего. Пошли гулять".
Только на дворе уже ночь, и пусть я давно не школьница, "гулять" с Риганом не пойду, даже если позовет.
Сообщение доставлено, но не прочитано.
Качаю головой, беззвучно смеясь над своей глупостью. Он же сказал не усугублять. Уже почти полночь, должно быть, Джейсон просто лег спать. Завтра же учебный день. Это я тут накрутила сама себя и потому не нахожу себе места.
Усугубила так усугубила. Это уж точно: скажите мне, чего не следует делать, и я немедленно это сделаю.
Надеваю комм на запястье и расстилаю постель. Хватит думать. Рикардо однозначно прав: мне это не на пользу.
Переодеваюсь и уже собираюсь выключить свет, как слышу чьи-то быстрые шаги. В коридоре. Мимо двери моей комнаты. Ночью?
Выхожу в коридор, набросив поверх пижамы халат, и вижу сына, сбегающего вниз по лестнице и торопливо застегивающего на ходу куртку.
-- Лаки! -- окликаю. -- Ты куда?
Сердце начинает стучать быстрее. Что случилось? Честно говоря, за последний год я отвыкла от его безбашенных поступков: после Пандоры мой сын -- образец для подражания.
Оглядывается уже на последних ступенях.
-- Все норм! У друга проблемы. Я быстро.
У какого еще друга?
-- У Лэсли? Я могу помочь?
-- У другого, -- отмахивается, ясно давая понять, что не намерен посвящать меня в подробности. -- Ничего серьезного, мам. Ложись спать.
Вот так дети вырастают и рассказывают о себе все меньше и меньше. А мы, родители, понимаем, что не в праве требовать от них большего.
Плотнее кутаюсь в халат. Надо бы вызвать мастера, посмотреть климат-контроль в доме, а то в последнее время ночами в коридоре собачий холод. Лаки мог бы и сам все починить, если бы обратил на это внимание, разумеется. Но нагружать его лишний раз не хочется.
-- Ты хотя бы Билли Боба вызвал? -- сдаюсь, хотя мне по-прежнему неспокойно.
-- А то, -- Лаки уже у самой двери. -- Разбудил. Он уже на подлете, -- после чего взмахивает рукой, прощаясь, и исчезает за дверью.
А в следующую минуту двор озаряет свет фар садящегося флайера.
Выдыхаю с облегчением: ну хоть о телохранителе не забывает. По малолетству сбегать от охраны было любимой забавой Лаки. Ох и доставалось тогда нашим нервам, моим и Рикардо.
Так и стою на верхней ступени лестницы, кутаясь в халат, до тех пор, пока двор вновь не погружается во тьму -- улетел. И только после этого плетусь обратно в свою спальню, шаркая по жесткому ковровому покрытию мягкими тапочками. Они теплые, мохнатые и с пушистыми заячьими ушами на носу -- Лаки подарил на прошлое Рождество.
Запираю дверь и автоматически проверяю список сообщений в комме.
Но нет, Джейсон спит, как и спал. Новых сообщений не найдено.
***
Джейс
Что бы мне ни вкололи, дрянь еще та: пробуждение не из приятных -- голову словно набили гвоздями. То есть она тяжелая и будто звенит изнутри.
Открываю глаза и осматриваюсь. Какое-то пустое помещение с высоким потолком. То ли склад, то ли ангар. Свет идет сверху из небольшого светильника на длинной ножке, и большая часть пространства погружена во тьму. Я прямо-таки главный герой пьесы, на которого нацелен прожектор.
Пытаюсь пошевелиться, но получается не слишком успешно: мои руки заведены за спинку стула, на котором сижу, и связаны. Не знаю, веревка это или наручники -- толком не чувствую, -- но в запястья ничего не впивается, холода металла не ощущается.
Ну, приехали, господа РДАКовцы.
Словно в ответ на эту мысль, из темноты появляется Первый. Лицо -- надменное, взгляд -- ледяной.
-- Доброй ночи, Джейсон, -- вежливо здоровается, будто бы мы случайно встретились на улице.
-- Не уверен, что доброй, -- отзываюсь, но тоже спокойно, без эмоций -- обойдется.
-- Расклад не изменился, -- все так же любезно сообщает агент, -- если ты будешь сотрудничать, все непременно закончится по-доброму.
Вот я и говорю: не уверен, что ночь будет доброй.
Первый обходит мой стул по кругу. Выражение лица -- скучающее, руки заложены за спину. Звук соприкосновения подошв его ботинок с полом эхом разносится по огромному пустому помещению и отражается от далеких стен.
"Топ-топ, топ-топ"...
Известный психологический прием. Этот звук должен действовать мне на нервы, а мне следует вертеть головой и пытаться заглянуть себе за спину, когда мой пленитель оказывается там, выходя из зоны видимости. Фургон, игры "в плохого и хорошего полицейских", какой-то пустой склад, нарезание кругов вокруг жертвы -- кто-то большой поклонник классики.
Даже не подумаю вертеться, еще насмотрюсь на его наглую морду, когда сам подойдет.
Первый многозначительно хмыкает за моей спиной и наконец перестает работать по спланированному и, надо признать, дурацкому сценарию. Возвращается, останавливается передо мной, сложив руки на груди. Склоняет голову набок, потом в другую сторону -- рассматривает. Театрал еще тот.
-- Вот смотрю я на тебя, Джейсон, и не возьму в толк, чего тебе надо? -- дергаю в ответ уголком губ. Вопрос, собственно, риторический. -- Ты ведь талант. Без лести. Талант. Сказали тебе сблизиться с Мирандой Морган. И что? Недели не прошло, а ты уже уложил ее на лопатки в прямом и переносном смысле. Другие бы несколько месяцев обхаживали, и неизвестно, вышло бы ли. А ты -- быстро, результативно.
-- Прямо сейчас на доску почета, -- огрызаюсь.
-- Именно так, -- игнорирует мою иронию. -- И к награде бы представили. И карьеру, и безбедное будущее обеспечили бы. Мы своих не бросаем. Но ты, как я вижу, не "свой".
-- Свой собственный считается? -- но мои слова вновь уходят в пустоту.
-- Где "жучки"? -- спрашивает серьезно.
Киваю направо и вниз.
-- В кармане курки. Забирайте. Мне чужого не надо.
Хмыкает. Приближаться не спешит. Боится, что ли?
Ну ладно, связаны у меня только руки, ноги свободны. При большом желании я мог бы при достаточном приближении ударить его ногой. Вряд ли в зубы -- я не акробат. Но в пах -- без проблем. Или я мог бы вскочить на ноги и влететь головой ему в живот, а потом развернуться и приложить стулом. Ну, или можно было бы сделать еще какую-нибудь героическую глупость. Только мы не в дешевом боевике: Первый тут не один. Не нужно быть пророком, чтобы догадаться. И оружие у моих противников посерьезнее стула, и времени на реакцию со свободными руками побольше.
Так что побаивается меня РДАКовец совершенно зря -- никуда я не денусь.
-- Кто их обнаружил? -- задает следующий вопрос, по-прежнему держась на расстоянии.
-- Я сам? -- предлагаю версию.
-- А точнее?
-- Сам, -- повторяю уже без вопросительной интонации. -- Заподозрил, попросил друга одолжить аппаратуру и нашел ваши подарки. Девять штук -- очень щедро.
-- И один в коммуникаторе на отслеживание координат, -- и не думает отрицать Первый. -- И вырубился маяк в тот самый день, когда ты посещал особняк Тайлеров.
Я бы поспорил, что их дом имеет мало общего с понятием "особняк", да не стану.
-- Совпадение?
-- Кто тебе помог? -- спрашивает агент резче. -- Тайлер-младший? Говорят, он технический гений. Или прямо там вас ждала СБ? Кому ты о нас рассказал?
-- Никому. Тайлер дал мне аппаратуру для поиска "жучков". Дальше я справился сам.
Первый прищуривается, приподнимает бровь, не переставая сверлить меня взглядом.
-- Прикрываешь? Кого? Врага своей Родины?
Очень сомневаюсь, что Лаки волнует существование Альфа Крита в принципе. Нашли врага, тоже мне.
Молчу. Что сказать? Отрицать? Оправдываться? А смысл?
Первый еще некоторое время пытается меня гипнотизировать, но быстро понимает, что ожидаемый эффект не достигнут: чхать я хотел на его страшные взгляды.
-- Пора, -- произносит агент, вытягивая в сторону руку ладонью вверх.
В ответ из темноты тут же выныривает Второй с блестящим инъектором в руках и вкладывает его в ждущую ладонь коллеги. Мало мне на сегодня иголок -- решили добавить.
-- Что это?
Первый одаривает меня взглядом, полным превосходства.
-- "Сыворотка правды", -- смотрю недоверчиво. Он это серьезно? -- Думал, мы не располагаем ресурсами? -- насмешливо.
Думал, вы умеете читать...
-- ... Благодаря противникам Рикардо Тайлера, мы сильны как никогда.
Вроде бы он собирается вколоть "сыворотку правды" мне, а откровенничать начал сам.
После этих слов Первый делает шаг ко мне; останавливается, дергает головой, указывая Второму, что следовало бы подойти и подержать меня.
Хмуро слежу за перемещениями крупного и молчаливого РДАКовца. Послушный.
Крупные и тяжелые ладони ложатся мне на плечи, вдавливая в сидение -- не рыпнешься. Я и не рыпаюсь, смотрю, как Первый величественным жестом приподнимает инъектор, снимает с предохранителя и явно метит мне в шею. Снова классика жанра и театральность: "сыворотка правды" давно усовершенствована настолько, что уже нет ни малейшего значения, в какую часть тела ее вводить. Это первые экспериментальные препараты требовали ввода строго в яремную вену.
Скашиваю глаза на приближающийся инъектор.
-- А тест на аллергию делать не будете? -- интересуюсь.
-- Он, вообще-то, дело говорит, -- басит за моей спиной Второй.
Вот еще одно доказательство: молчаливее не значит глупее.
Первый закатывает глаза.
-- Только не надо сочинять, что у тебя аллергия.
И не думал. Сочинять.
-- Окей, -- соглашаюсь с деланным безразличием. -- Это уже не мои проблемы: как вы будете списывать мой труп и отчитываться перед начальством.
Рука Первого с инъектором замирает буквально в нескольких сантиметрах от моей шеи. Он бросает взгляд за мое плечо, переглядывается с напарником.
-- Хорошо, действуем по протоколу.
Кто бы сомневался. Отписываться за случайные трупы не любит никто.
На этот раз Первый сам уходит в темноту. Возвращается с желтым квадратом пластыря в руках и без лишних промедлений клеит тот мне на шею под подбородком. Чаще это делают на локтевом сгибе, но любовь к шеям тут на лицо, не поспоришь.
Сижу и не дергаюсь, не пытаюсь скосить глаза. Во-первых, все равно не увижу. Во-вторых, и так знаю, что прямо на глазах разведчиков пластырь меняет цвет с желтого на ярко-красный.
У Первого такое лицо, будто ему подсунули заплесневевшую лепешку вместо торта на день рождения.
-- Я служил в элите, -- напоминаю. -- Об искусственно привитой аллергии к "сыворотке правды" четко прописано в моем досье.
Агенты снова переглядываются.
-- Моя ошибка, -- говорит Второй.
Тяжелые ладони с моих плеч, наконец, исчезают. Должно быть, тот отходит, чтобы покопаться в базе.
Молчание, ожидание.
-- Так и есть, -- раздается его грубый голос через несколько минут. -- В 2633 году весь их отряд прошел процедуру. При вводе "сыворотки" -- анафилактический шок и мгновенная смерть.
-- Как-то так, -- подтверждаю.
Первый -- очень уравновешенный человек. Он не кричит, не матерится, не размахивает руками. Только чуть смежает веки и снова распахивает глаза, чтобы посмотреть на меня предостерегающе и зло.
-- Значит, так, -- произносит так, словно вбивает гвозди. -- Ты только что потерял шанс на оправдание. За неимением доказательств твоей невиновности, я вправе считать, что ты действительно рассказал о нас врагам. Как минимум, Александру Тайлеру-младшему.
Презумпция невиновности -- это не для Альфа Крита, и без него знаю. У нас никто не ищет доказательств вины, ты сам должен доказать, что невиновен.
Первый опять кивает за мое плечо, после чего Второй возвращается в зону видимости. Выходит и без замаха бьет меня в челюсть. Больно на славу. В голове звенит.
Ударяет еще раз. Потом еще. Затем под дых.
Убивать будут? Так топорно? Куда проще в таком случае ввести мне в кровь ту самую "сыворотку правды". Значит, просто хотят показать мне мое место.
Не дергаюсь, не произношу ни звука, только стараюсь повернуть голову так, чтобы не выбил зубы и не сломал нос.
-- Достаточно, -- велит Первый, и Второй с видимой неохотой отходит. -- Ты понял? -- это уже мне.
Расставляю колени пошире, чтобы не запачкать брюки, и сплевываю кровь на пол.
-- Догадываюсь, -- отвечаю сквозь зубы. Они целы -- и ладно.
-- Ты был прав: вечер недобрый, -- а я что говорил? -- С этого дня переговоры по-хорошему закончены. Или ты приносишь пользу, или идешь в утиль вместе со своей сестренкой. Я понятно объясняю?
Шевелю челюстью из стороны в сторону, чтобы убедиться, что она на месте и функционирует.
-- Доходчиво, -- отвечаю.
-- Учти, жизнь твоей сестры уже висит на волоске. Поэтому не советую играть втемную, -- продолжает Первый; опять кивает Второму: -- Принеси, пожалуйста, из чемодана план "Б".
Предусмотрительные: у них и запасной вариант приготовлен.
К моему удивлению, Второй уходит и возвращается с еще одним инъектором. Вот теперь по-настоящему напрягаюсь.
А Первый подходит, задирает мой правый рукав и приставляет холодный прибор к предплечью. Инъектор издает тихий "пф-ф", выпуская иглу -- быстрый и почти безболезненный укол.
-- Этот маячок ты сможешь вытащить, только если отрежешь себе руку, -- объясняет Первый, отступая. -- Одна из последних моделей. Полностью вживляется в тело, не определяется приборами, не реагирует на "глушители".
-- И как же он вынимается, когда больше не нужен? -- уточняю сухо.
-- Никак, -- отчего-то отвечает не Первый, а Второй. И рожа у него при этом донельзя довольная, будто он сам и изобрел этот чудо-прибор.
Никак, значит... Тут они правы, что выбрали правую руку. Я правша и отрезать себе эту руку навряд ли решусь. Не то чтобы я не дорожил левой, но правая однозначно нужнее.
-- У тебя месяц, -- снова заговаривает Первый, -- чтобы принести нам на Тайлера такой компромат, благодаря которому он точно проиграет на выборах. В противном случае ты отправишься в тюрьму, а твоя сестра -- в расход.
Пугает. Никто не позволит им убить гражданское лицо, никак не связанное с делом. Однако они понятия не имеют о том, на какой стадии и как сейчас протекает болезнь Молли. Поэтому да, Первый прав: забрав ее из клиники или убрав меня, то есть прекратив финансирование лечения, они на самом деле "пустят ее в расход".
Молчу.
-- Месяц, -- повторяет агент, чтобы до меня дошло наверняка.
До меня дошло.
А еще я, кажется, выплюнул остатки своего патриотизма вместе с кровью на пол.
-- И без глупостей, -- сегодня Первый красноречивее обычного. -- Помимо других чудесных свойств, маячок в твоей руке еще и имеет такую функцию как самоуничтожение, -- полагаю, мне не стоит рассчитывать на то, что он просто рассосется в моей крови и выйдет с мочой. -- Стоит нам захотеть, тебя раскидает на пять метров, -- подтверждает мою догадку РДАКовец. -- По кускам.
Да понял, понял. Как меня еще можно "раскидать" на несколько метров, если не частями?
-- И вот тебе первое задание: придумай сам, кто и как разукрасил тебе лицо.
-- У меня не важно с фантазией, -- бормочу.
Первый кивает Второму. Получаю по морде еще раз.
Пожалуй, стоило промолчать.
***
Хорошо, что моя новая куртка с капюшоном -- натягиваю его на лицо и быстро пробегаю мимо охраны на входе в общежитие. В голове все еще звенит, и немного мутит. Похоже, сотрясение.
Оказавшись в своей комнате, первым делом задираю рукав и осматриваю место ввода маячка: легкое покраснение, крошечное, просто точка. Надавливаю пальцем: ничего, никакого уплотнения. Черт-черт-черт.
Включаю свет в ванной, рассматриваю художества на своем лице. Уже начало отекать. Завтра я буду страшнее Синего Пузыря из детского мультфильма. Молли его очень любила.
Кажется, все это время я искренне полагал, что оказался в заднице? О нет, в заднице я сейчас.
В полной.
Безвыходной.
Заднице.
Умываюсь ледяной водой, после чего роюсь в холодильнике, нагребаю пакет льда и прикладываю к лицу. Поздновато, но лишним не будет.
Мне бы в аптеку...
Можно сделать заказ. Но курьера не пустят сюда, придется выходить. Второй раз охранник может и заметить мою физиономию. А агентам РДАКа я не врал: с фантазией у меня туго, правдоподобную версию не сочиню. Так что лучше просто никому не попадаться пока на глаза.
Несколько минут колеблюсь, потом смиряюсь с неизбежным и набираю номер Тайлера. Надеюсь, он еще не спит.
Не люблю, не привык просить о помощи, но сейчас я в ней по-настоящему нуждаюсь.
-- Привет, Джейс! -- бодро раздается из комма. Значит, не спит. -- Ты поздно. Что-то случилось?
-- Так, -- отвечаю, -- небольшие проблемы.
Пауза, затем осторожно:
-- Насколько небольшие?
-- Ерундовые, -- говорю. Кто сказал, что сейчас мой комм не прослушивают? Не РДАК, так люди Рикардо Тайлера.
-- Я выезжаю, -- по-деловому откликается Лаки. -- Что взять?