Солодкова Татьяна Владимировна : другие произведения.

Руины веры. Глава 43

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   43.
   -- Не слишком ли ты много шастаешь? -- бурчу, когда вечером Райан возвращается в комнату. Ходил общаться с бандой. -- Учти, если швы разойдутся, второй раз шить не стану.
   Сижу на подоконнике. Болтаю ногой в воздухе.
   -- Ничего со мной не будет, -- отмахивается, хотя и двигается осторожно, как старик с палкой. -- Я нашел в аптечке пару средств, ускоряющих регенерацию. Скоро буду как новый.
   Новый мне не нужен. Мне старый нравится.
   Оставляю эти мысли при себе. Комментирую:
   -- А у наших террористов ничего себе аптечка. Куча всего полезного.
   Райан вздыхает:
   -- Ты удивишься, сколько всего полезного в распоряжении современных врачей. Будь я в больнице, уже завтра смог бы бегать.
   -- Ты и так носишься, вместо того, чтобы лежать, -- напоминаю. Воспоминания о вчерашнем вечере и Кесседи, истекающем кровью, еще слишком свежи в моей памяти.
   -- Прекрати, -- просит спокойно. -- Нельзя мне лежать. Нужно было показаться остальным. Чтобы не думали, что я при смерти.
   Морщусь.
   -- Чтобы никому не пришло в голову оспаривать твое место во главе?
   Смотрит осуждающе.
   -- Чтобы никто из них не решил, что теперь они беззащитны, и в панике не дал деру, -- отрезает.
   Ну, если посмотреть с этой стороны...
   -- Ладно, проехали, -- отворачиваюсь. Снова пялюсь в окно.
   Во дворе садится флайер Гилла. Приехал. Интересно, что сказал шеф о нашей стычке с полицией?
   Райан видит, что я что-то внимательно разглядываю внизу. Подходит. Подтягиваю согнутые в коленях ноги к груди, чтобы освободить место.
   -- Долго же он.
   Пожимаю плечами.
   -- Может, главный живет на другом континенте?
   -- Или разговор вышел долгий.
   -- Тоже верно, -- соглашаюсь. Ежусь. Не нравится мне все это.
   Для СБ все просто. Идите и сделайте. А как нам провернуть задуманное, кто его знает.
   -- Когда думаешь поговорить с Гиллом о встрече с шефом? -- спрашиваю.
   Кесседи бросает на меня хмурый взгляд:
   -- Понятия не имею. Надо попасть под хорошее настроение. И чтобы впечатление о вчерашних событиях поослабли.
   Хмыкаю:
   -- Тогда через год.
   -- Не умничай, умник, -- огрызается, но не зло. Трет переносицу. Цветущим его вид точно не назовешь, несмотря на браваду.
   -- Мы завтра пойдем без тебя, -- говорю серьезно.
   Вскидывает голову.
   -- С чего бы это?
   -- С того, что, может быть, когда все уйдут, ты, наконец, отлежишься.
   -- Может, мне полезны прогулки на свежем воздухе? -- щурится, глядя на меня.
   Медленно закипаю. А когда уже собираюсь прочесть целую проповедь о глупости и безответственности некоторых, до меня доходит, что Кесседи просто подшучивает надо мной.
   -- Очень смешно, -- закатываю глаза.
   Довольно улыбается.
   -- Вообще-то да. Ты так за меня переживаешь, будто мне оторвало ногу.
   -- Типун тебе на язык, -- теперь злюсь. -- Что плохого, что за тебя кто-то переживает?
   После этих слов лицо Райана становится серьезным. Он закусывает губу. Отворачивается. Несколько минут стоит молча, глядя в окно. Руки в карманах пижамных штанов.
   -- Хорошо, Кэм, -- произносит тихо. -- Это очень хорошо. Но непривычно.
   Понимаю. Это он привык заботиться о ком-то, а не наоборот.
   Из коридора доносится шум. Воспользовавшись этим, спрыгиваю с подоконника.
   -- Сантьяго принес ужин, -- говорю, -- надо забрать.
   Иду к двери, а Кесседи так и остается у окна. Шутливого настроения как не бывало. Лицо задумчивое.
   Хочется провалиться сквозь землю. О чем и о ком мне удалось ему напомнить своими неосторожными словами? О семье, о ком же еще.
   Спешу ретироваться. Язык мой -- враг мой. И сейчас лучшее, что я могу сделать -- заткнуться.
  
   ***
   Как и договорились, утром мы вылетаем в город без Райана.
   Обещает, что это в первый и последний раз. Не спорю. Если регенерационное средство из аптечки Гилла так хорошо, как считает Кесседи, тем лучше.
   Как-то происходит само собой, что вместо главаря координатором выступаю я. Раздаю карты и деньги. Напутствую, напоминаю, что можно делать в Верхнем мире, а чего нельзя.
   Меняю маршруты местами. Отправляю Попса в торговый центр, где была съедена злосчастная булка. Курта - по бывшему маршруту Брэда. Здоровяка отпускаю с опаской. Но пойти сейчас с ним -- унизить в глазах остальных. Мы говорили об этом с Райаном. Он сказал, что они с Куртом обсудили то, что произошло, и сейчас лучшее, что можно сделать, это не упоминать о неприятном инциденте с булкой. Тем более, при всех. Кесседи виднее.
   Остаюсь в одиночестве.
   Даже странно. Раньше одиночество было моим обычным состоянием. Теперь непривычно, когда рядом никого.
   Засовываю руки в карманы куртки и плетусь по улице. У меня нет цели, кроме одной -- потратить время до вечера и убедиться, что все Проклятые сели во флайер.
   Не пользуюсь транспортом, ни наземным, ни подземным. Хочется пройтись.
   Гуляю бесцельно несколько часов. Смотрю на людей, здания, машины и флайеры. Обычная столичная суета в будний день.
   У людей здесь свои проблемы: неоплаченный кредит, важная встреча по работе, увольнение, собеседование, расставание и встреча влюбленных. Тут тоже умирают. Гибнут. Болеют. Падают на ровном месте и разбивают коленки. Ломают конечности. Попадают в аварии. Но все это является элементом внезапности. Исключение из гладкого течения жизни, а не норма.
   В Нижнем Мире нормой является голод и холод, боль и насилие.
   Вглядываюсь в лица горожан, спешащих по своим делам. Не их вина, что в часе полета флайера замерзают дети. Они ни то что не задумываются, им ничего об этом неизвестно. СМИ, которые так любят раздувать скандалы из ничего, в данном случае молчат. Для Верхнего мира Нижнего будто не существует.
   У меня настроение для фантазий. Что будет, если каким-то чудом все удастся, и мне больше не придется возвращаться "вниз"? Смогу ли жить ЗДЕСЬ, зная, что происходит ТАМ?
   Долго думать нет смысла. Ответ мне известен -- не смогу. Каждый раз, когда мне понадобится купить дешевую лампочку, буду вспоминать завод, на котором их изготавливают. Двенадцатилетнего мальчишку, живущего со мной на одном этаже в общежитии, которому оторвало конвейером кисть руки. Мы изготавливали те самые лампочки...
   Не знаю, что случилось с тем мальчиком. Его увезли. Кричащего и плачущего. Прижимающего к себе кровоточащий обрубок. А кисть просто выкинули в мусорную трубу. Кисть, которую можно было бы пришить в два счета, так, что не осталось бы даже шрама. Будь мы в Верхнем мире, разумеется.
   Сколько таких случаев на моей памяти? Считать нет смысла. Потому что, когда думаю об этом, начинаю симпатизировать террористам. Не знаю, кто они и чего добиваются. Но мне хочется подорвать Верхний мир с его красотой и золотом к чертям собачьим.
   Глупо.
   Если вдуматься, никому не желаю зла. Просто обидно.
   Ежусь и поднимаю воротник. С неба начинают лететь редкие снежинки. На дороги уже выехала снегоуборочная техника. Здесь не бывает сугробов.
   Если случится чудо, и мы выживем, никогда не вернусь в Нижний мир, но и не смогу жить в Верхнем. Бежать с Аквилона. Подальше и без оглядки. Когда не можешь ничего изменить, хотя бы не участвуй.
   За невеселыми мыслями совсем не замечаю, куда иду. А когда поднимаю голову, понимаю, что стою перед высоким офисным зданием. В его зеркальных стенах отражается солнце, а сотня этажей уходит далеко в небо.
  
   Они оставили флайер на подземной парковке, и теперь идут к зданию. Отец и его шестилетняя дочь. Маленькая ладошка девочки в теплой и надежной ладони отца.
   -- Почему ты раньше никогда не брал меня с собой? -- спрашивает девочка. Ее глаза горят от восторга. Она ни разу не была в деловом центре столицы. Здесь только небоскребы, огромные и величественные. Ничего общего с тихим районом, в котором живет ее семья.
   -- Я бы и сейчас не брал, если бы мама не была занята, -- вздыхает отец. -- Нечего тебе делать среди этих акул.
   -- Почему акул? -- тут же цепляется девочка. -- Ты же не в зоопарке работаешь.
   -- Акулы не в зоопарке, а в океанариуме, -- смеется папа. Ласково треплет дочь по волосам. Сегодня тепло, и она без шапки. -- А про моих акул -- вырастешь, поймешь.
   Девочка морщит лоб, пытаясь сообразить.
   -- Гадкие, да?
   -- Опасные, если зазеваться, -- поправляет отец.
   -- Ну, так ты не зевай на работе, -- серьезно советует девочка. -- Мама говорит, если с утра выпьет кофе, тут же перестает зевать. А ты пил сегодня кофе?
   -- Пил-пил, -- смеется мужчина.
   -- Ух ты! -- они подходят к зданию, и девочка замирает в восхищении. -- Тысяча этажей!
   -- Сто четырнадцать, -- поправляет отец. -- В столице нет зданий, выше ста четырнадцати этажей.
   -- Почему? -- девочка умеет считать, но для нее нет большой разницы сто или тысяча. Это все равно ужас как много.
   -- Потому, что тогда они будут мешать транспортной сети.
   Отец указывает вверх, и девочка послушно задирает голову, следуя взглядом за его жестом. В небе несутся флайеры. Сверкающие. Быстрые...
  
   Они и сейчас несутся над головой в транспортном потоке. В этом районе их посадка строго ограничена, и если нет специального разрешения, садись на окраине города и добирайся оттуда по земле или под ней.
   Щурюсь и вглядываюсь в сияющую на солнце табличку справа от входа: "Строй-Феррис". Надо же, фирма функционирует и даже сохранила свое название. Сумел ли дядя ее спасти, или теперь она в руках не связанных с нашей семьей людей?
   И все же улыбаюсь. Дело всей жизни моего отца не погибло в его отсутствие.
   -- Эй, парень, чего тебе? -- окликает меня высоченный охранник, прохаживающийся у стеклянных дверей.
   Это Патрик. Помню, как папа нанимал его. Тогда он был еще совсем мальчишкой. Тонким и долговязым. Дядя был против, а отец утверждал, что из парня выйдет толк, и настаивал, что верных людей надо растить смолоду.
   Качаю головой. Отступаю.
   -- Ничего.
   Патрик щурится на солнце. Пытается разглядеть мое лицо.
   -- Парень, а я тебя знаю? -- его собственное лицо принимает задумчивое выражение. Что-то во мне показалось ему знакомым.
   -- Нет, -- пожимаю плечами, не вынимая рук из карманов, -- извини.
   Разворачиваюсь и иду прочь. Быстро и не оглядываясь.
   Патрик ошибся. Мы никогда раньше с ним не встречались. Потому что мне всего четыре года отроду. Юный в то время охранник был знаком с хозяйской дочерью. Но она давно умерла.
  
   ***
   Прихожу на место встречи раньше других и прибываю в совершенно растрепанных чувствах. Патрик, Патрик, к черту твою наблюдательность.
   К моему облегчению Проклятые возвращаются в полном составе. Сначала оказавшийся самым примерным Брэдли Попс. За ним близнецы. Затем Олаф. И самым последним -- Курт. Все вполне веселы и довольны собой. Значит, все прошло гладко.
   -- Как так? -- рассуждает Брэд, устроившись возле меня на скамейке. -- Люди живут в раю и не понимают это.
   -- А ты понимал, в каком аду жил, пока не увидел Верхний мир? -- бурчит Курт.
   Как ни странно, Попс не спешит соглашаться.
   -- Мы нормально жили. А они в раю. Вот до банды было плохо.
   Помню историю Брэда. Его семья по-настоящему голодала. А потом его отец обезумил от отчаяния, и убил мать Рыжего и двух его маленьких сестренок. Самому Попсу чудом удалось сбежать. И он прибился к Смирроу.
   -- Ну, это с Джеком нормально жили, -- вставляет Рид, намекая на террор Коэна.
   Молчу. Болтаю ногой в воздухе, сидя на скамейке. Не вмешиваюсь. У нас с Брэдом разное понимание нормальности. Нет "нормальной" жизни в Нижнем мире.
   -- Вон, наш! -- Олаф первым замечает серебристый флайер, идущий на посадку.
   "Наш". Не наш, а загадочного шефа.
   Мне вдруг становится стыдно за себя. И как мне сегодня могло прийти в голову, что террористы правы?
   -- Пойдемте, -- командую, а то так и будут пялиться на флайер.
   К чудесам Верхнего мира они так и не привыкли.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"