Соломоденко Владимир Борисович : другие произведения.

О делах и задачах в моей жизни

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  В.Б. СОЛОМОДЕНКО
   Кандидат технических наук,
  старший научный сотрудник,
  полковник в отставке
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  НЕСКОЛЬКО ГЛАВ ИЗ
  
  ЕЩЁ НЕ ОКОНЧЕННОЙ ПОВЕСТИ ОБ ОСНОВНЫХ ДЕЛАХ,
  
  ВЫПОЛНЕННЫХ В ТЕЧЕНИЕ МОЕЙ, ТАКЖЕ ПОКА ЕЩЁ
  
  НЕ ОКОНЧЕНОЙ ЖИЗНИ
  
  
  
   Мир держится на трёх китах:
   уважение к старшим,
   любовь к родителям,
   благодарность учителям.
   Если эта связь нарушается -
  мир дичает на глазах.
  
  В.Л. Белиловский
  
  
  
  
  
  МОСКВА
  
  2 0 0 7
  
  
  
  С О Д Е Р Ж А Н И Е
  Стр
  
  Введение ............................................................................................ 3
  Детство, война, школа (1938 - 1955 годы)...................................................... 7
  Юность под ремнем (1955 - 1958 годы)...... .............................................. 19
  Начало офицерской службы. Севастополь (1958 - 1961 годы).......................... 38
  Учеба и жизнь в Киеве (1961 - 1966 годы) .....................................................58
  Как для меня начинался Центр космического пространства, ЦККП (1966-1984 гг) 75
  О моих первых шагах в науке Генерального штаба (1984 - 1989 годы) ...... ... 104
  Жизнь после армейской жизни (1989 - по наст. время)....................................... 112
  Круто я попал на Чегет ...................................................................... .... 133
   Махов М.С. ................................................................. 135
   Белиловский В.Л. ......................................................... 139
   Таирова Н.С. .............................................................. 143
   Тинаев В.Б. ............................................................ 148
   Одно из чудес Приэльбрусья ........................................ 152
   Школа инструкторов .................................................. 157
   Обеспечение безопасности туристов на турбазе "Терскол"..... 162
   Из "Зелёной тетради" Евгении Павловны Твориловой ..........168
   Введение ...............................................................169
   Содержание ....................................................... .. 171
   Стихи ................................................................. 172
  Мои избранные автопутешествия ........................................................... 194
   Путешествие за Каспийское море .................................. 194
   К истоку Волги ......................................................... 199
   Автопробег в Янтарный край ....................................... 206
   В Нижний Новгород и Дивеево (50 лет спустя) ................. 209
  К 60-летнему юбилею героической обороны Москвы ................................... ..213
   Результаты архивных поисков ...................................... 213
   О забытом ДОТе ....................................................... 227
  Моя Эльбрусиада ................................................................................. 230
  Посещение Сахалина (горные лыжи- не только спорт и удовольствие...) .......... 241
  Знакомство с Байкалом ........................................................................ 245
  С.В. Рахманинов в моей жизни ................................................................ 262
  "Белеет парус одинокий..." .................................................................... 272
  Инфаркт и жизнь, несмотря на ... ............................................................ 276
  
  
  
  
  ПРИЛОЖЕНИЯ ................................................................................. 282
   Приложение 1 Краткие сведения о моей семье....................................282
  Приложение 2 Основные события моей биографии ............................. 283
  Приложение 3 Сведения о хронологии создания ЦККП........................ 290
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ВВЕДЕНИЕ
  
   Кто я? Откуда? Почему я взялся за эту работу? Кому она нужна?
   Такие или подобные вопросы наверняка возникают у каждого автора мемуаров. Впрочем, и мемуарами эту вещь строго, наверное, назвать нельзя. Это скорее зарисовки некоторых всплывающих в памяти событий, заметки по поводу отдельных эпизодов моей быстро протекающей жизни, то, что осталось в памяти, так как, к сожалению, я никогда не вёл дневников.
   Кратко на первый вопрос можно ответить так: я - законченный продукт военно-технического воспитания из той, уже отдаляющейся во времени, так называемой, социалистической системы. Но продукт с некоторыми изъянами воспитания в виде негаснущего страстного желания к глубоким и всесторонним знаниям, а также в виде категорической неприемлемости некоторых "присущих" тому строю черт, таких, как рабский синдром, лесть, "прогибание", "стукачество" и пр. Что точно останется со мной на всю жизнь "оттуда", так это абсолютно ложное понятие о качествах, присущих коммунистам: "Коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество" (В.И. Ленин). Этот лозунг и явился той основой, на которой была построена вся моя коммунистическая сущность. Что касается борьбы за власть, методов её и пр. - всё это совершенно было (и есть) не для меня. То есть, автор этих строк, как бы сейчас выразились, совершенный идеологический лох.
  Ответить на последующие вопросы сложнее. Поэтому коротко скажу так:
   во-первых, это жажда подведения некоторых итогов к закату своей жизни,
  во-вторых - это желание дать хотя бы приблизительные сведения о себе своим родным и близким, а то ведь анекдотичные вещи о себе можно слышать..., поделиться с детьми и внуками, чем занимался, чего достиг, что считал интересным, какие ценности исповедовал и,
  в-третьих, обязанность хоть как-то отблагодарить всех моих учителей, родных, близких за неисчислимую помощь в разнообразных моих начинаниях.
  Для ориентации читателей об авторе, я несколько слов позаимствую из книги моего друга и однокашника по высшему училищу И.П. Смирнова "Чувства и мысли". Его труд - это крик души русского интеллигента в связи с изменениями в стране в последнее время. Не во всех оценках мы с ним сходимся, но его жизненный путь - практически калька с моей жизни.
   Родился я в г. Воронеже до Великой Отечественной войны, был интернирован немцами, жил "под ними" почти десять месяцев. Затем пережил, как пишет И.П. Смирнов, восстановительный период, периоды подъёма и спада величия своей Родины, а затем - её разрушения и унижения. Активный участок моего жизненного пути пришелся на времена советской власти. В то время я получил начальное воспитание, среднее и высшее образование, а затем, как мне кажется, добросовестно отдавал все, что получил, службе своему Отечеству в качестве техника, инженера, научного сотрудника в разных учреждениях, вплоть до Центра оперативно-стратегических исследований (т.е. науки) Генерального штаба. Имею ученую степень кандидата технических наук и ученое звание старший научный сотрудник.
  И ещё из той же книги: "существующая в стране политическая и экономическая система мне и моим близким друзьям казалась справедливой, потому что служила абсолютному большинству населения, и устойчивой. По своему социальному положению и роду занятий я никак не был связан с жирующей советской и партийной верхушкой общества и рожденным в ней диссидентством.
  Самиздатовская литература в мои руки практически не попадала, а к "голосам из-за бугра" я относился скептически. Необходимость совершенствования государственной системы (и особенно системы хозяйствования - В.С.) я понимал, и потому в конце 80-х годов поверил в искренность реформаторов".
  Добавлю к этому лишь то, что, ввиду характера моего образования, душе моей в эти годы недоставало доказательного характера всех рассуждений реформаторов, а также рассуждений типа, "а что делать, как если будет не так, мы предполагаем". Но этого я так и не дождался.
  Жизнь моя в целом удалась. Такая оценка основана, прежде всего, на том, что судьба моя сложилась так, что практически во все периоды моей жизни я был окружен хорошими, надежными друзьями, великолепными учителями и наставниками. Жизнь подбрасывала мне все время сложные, но интересные задачи, которые ещё к тому же мне удавалось решать с неплохим качеством. К таким задачам - а все они оказались созидательными - я отношу:
  в научно-технической области - получение хорошего образования, участие в создании третьей обороны (ПВО) Севастополя, участие в создании, разработке программно-алгоритмического обеспечения и последующей модернизации Центра Контроля космического пространства, участие в разработке и эксплуатации службы срочной автотехпомощи на дорогах (группа компаний "Ангел");
  в семейно-бытовой области - создание семьи и воспитание двух сыновей, их образование, а также создание и эксплуатация садового участка со всеми его бесконечными трудностями, особенностями и разнообразием;
  в личном плане - получение, исключительно благодаря моей матушке, музыкального образования, участие в различных спортивных соревнованиях и получение вторых разрядов по офицерскому многоборью, лыжам и стрельбе, освоение горных лыж и получение свидетельства горнолыжного инструктора и судьи по горнолыжному спорту. Кроме того, неотъемлемой частью моей жизни были занятия туризмом (авто и водным), занятия фотографией и виндсерфингом, а также приобщение к организованному туризму в последние годы. Я от души доволен тем, что до сих пор не разлюбил классическую музыку, что с большим наслаждением играю как на баяне, так и на пианино некоторые вещи, в том числе джазовые, в несложном переложении.
  По различным поводам мне удалось побывать в различных частях Евразии (от Сахалина и Находки, Байкала и Енисейска, Балхаша и Байконура до Андорры, Франции, Англии, Германии, Австрии, Италии и Словакии), а также в Африке (Египет). Что касается Советского Союза, то мне легче перечислить районы, в которых я не был. К своему 60-летию мне удалось совершить восхождение на одну из вершин Эльбруса, а также посмотреть коралловые рифы на глубине около 8 метров. Если просуммировать различные периоды моего пребывания за границей, то окажется, что по Германии я проехал от Берлина на юг до Мюнхена и далее до границы с Австрией. По Австрии - от Вены до Инсбрука, от Зальцбурга до Цель-Ам Зее, а также вдоль всей долины Циллерталь, включая ледник Хинтертукс. По Египту - от Каира до Луксора. По Франции - от Гренобля до Шамони и Сен Жерве, а также по Парижу и Дисней Ленду. По Англии - от Лондона до Оксфорда и Гринвича. По Италии - от Римини до Аосты и Курмайора.
  В заключение оценки состоятельности моей жизни хотелось бы упомянуть состоявшееся решение ещё одной задачи - создание на берегу реки Руза к 60-летию начала Великой Отечественной войны небольшого мемориала, посвященного защитникам рубежей Москвы в те годы. В ходе решения этой задачи был раскрыт ДОТ из-под слоя глины, проведены архивные поиски обстоятельств боев на этом участке Можайской линии обороны. Сделан ряд публикаций по результатам поисков, смонтированы несколько сооружений (обелиск и три информационные панели). Люди с дачных участков посадили березы, цветы и посещают это место, особенно в значимые, памятные дни (Победы, начала войны, начала Битвы за Москву и др.).
  Эта задача решалась по ходу решения множества дачных задач, которые возникают с 1987 года. Но о даче должен быть отдельный разговор.
  Раздел "Мои избранные автопутешествия" состоит из описания четырёх наиболее трудных и наиболее эмоционально насыщенных путешествий на автомашине. Эти заметки опубликованы на сайте клуба "Ангел" - www.angelclub.ru разделе автотуризм. Туда включены следующие заметки: "Путешествие за Каспийское море", "К истоку Волги", "Автопробег Янтарный край" и "50 лет спустя" (о посещении училища в Нижнем Новгороде).
  "История с забытым ДОТом" содержит материалы архивных поисков в Центральном Архиве Советской Армии о боевых действиях 1073-го стрелкового полка во время Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. Один из батальонов этого полка вёл бои в районе наших дачных участков, где и был обнаружен ДОТ времен войны. Здесь же кратко упоминается о создании памятного обелиска у этого ДОТа и некоторых информационных щитов.
  
  Предлагаемые читателю "Главы..." завершаются Приложениями.
  Это крайне разнообразный материал, который с одной стороны, является тезисами ко всему изложению, с другой - записной книжкой, чтобы что-нибудь не забыть, с третьей - статьи уже где-то опубликованные. Впрочем, по порядку.
  Приложение 1 "Краткие сведения о моей семье" содержит лишь годы рождения и смерти моих ближайших родственников.
  Приложение 2 "Основные события моей биографии" является фактически последовательными упоминаниями об основных, а иногда просто о запомнившихся мне событиях.
  Приложение 3 "Сведения о хронологии создания Центра Контроля Космического Пространства" не требует комментариев.
  А теперь вернемся к самому началу.
  
  
  
  ДЕТСТВО, ВОЙНА, ШКОЛА
  (1938 - 1955 г)
  
  
  "Ах, война, что ты, подлая, сделала:
   Вместо свадеб - разлука и дым ..."
  Булат Окуджава
  
  Д Е Т С Т В О, В О Й Н А
  
   Рожденный в мае 1938 года, информацию о первых трех-четырех годах, я, естественно, помню лишь со слов своей матушки, Букатиной Нины Александровны, которая родилась в Царицыне (Волгограде) в 1914 году, рано осталась без родителей. Благодаря её старшему брату, Букатину Евгению Александровичу, получила среднее техническое образование. После окончания Воронежского авиационного техникума и распределения её на авиационный завод им. И.В. Сталина, тоже в Воронеже, она вышла замуж за моего отца, Соломоденко Бориса Максимовича. Результат в виде моего рождения, как говорится, налицо. Отец, по словам его друзей, был отличным токарем, а кроме того, охотником, фотографом, вообще веселым человеком и пр. После моего рождения на лето они снимали дачу в Графском, что под Воронежем. Там, по словам матери, мы действительно отдыхали, "а не ишачили, как зэки, на своих участках". Конечно, есть и фотографии, подтверждающие это. По-видимому, в те годы ИТР (инженерно-технические работники) могли себе такое позволить. И всё в семье было хорошо, но ... случилось 22 июня 1941 года! И с началом войны наш завод было решено эвакуировать в Казань.
   Мои первые воспоминания, таким образом, связаны именно с эвакуацией в Казань, подселением в одну комнату к какой-то семье, а также с жуткими морозами, которые выдались в тот черный год. Меня таскали в детсад чаще всего на санках, закутанного в шерстяные платки с ног до головы. От моего дыхания иней порой полностью закрывал мне всю видимость на мир божий.... Но после отката фашистов на запад в результате Московской битвы, часть завода было решено вернуть в Воронеж, а часть - по стратегическим соображениям - в далекий Андижан, в Среднюю Азию. Так случилось, что отца отправили в Андижан для быстрейшей подготовки станков и начала работы там по изготовлению авиадвигателей под открытым небом. Мать вместе со мной вернулась в Воронеж. И с тех пор я остался без отца. В течение всей дальнейшей жизни я наблюдал несколько неуклюжих попыток отца вернуться к нам, но всё осталось без изменений. Это, так сказать, итог войны на нашем семейном уровне.
   В Воронеже мы увидели ужасающую картину полной разрухи. Вообще, за всю войну Воронеж был разрушен на 98%. От нашего заводского 4-этажного дома осталась лишь часть внешней стены, которая была скреплена пожарной лестницей. Весь остальной дом - это была громадная куча кирпичей, щебня и кусков мебели, торчащих из этой кучи. Так мы оказались у семьи Копьёвых, наших родственников. Они жили в своем большом доме под Каменным мостом, недалеко от реки Воронеж, в районе Чернавского моста. У них во дворе были две громадные груши, плодами которых можно было обеспечить не только свою семью, но и, наверное, целую улицу. Мы распивали чай из настоящего самовара, наслаждались печеными грушами, вареньем и пр. Но с наступлением весны, и особенно лета, город стали всё чаще бомбить. Во время бомбежек нас, нескольких детей, играющих вместе, старались запихнуть под кровать и накрыть сверху перинами. Как позже я понял - для защиты от осколков, поскольку от бомб - эта защита слабовата. Но в один из летних дней немцы заняли практически всю часть города на правом берегу реки Воронеж. Всем жителям было приказано собраться на центральной площади города - площади Обкома - с вещами.
  
   Так в 1942 году начался мой "туристский" стаж: немцы погнали всех, построив нас в огромную колонну, на юго-запад. Много позже мне удалось восстановить маршрут моего первого "похода". Из Воронежа мы пошли к Дону в сторону Семилук, перешли Дон и заночевали в пустых корпусах большой больницы для умалишенных в Орловке. Запомнился терпкий запах полыни, которой щедро устилали пол, на котором все лежали вповалку. Полынь - для защиты от вшей и прочей живности. Последующие ночевки были менее комфортны - ночевали прямо в степи, на земле, под открытым небом. Далее колонна продвигалась по Воронежской области через Острогожск, а потом по Белгородской области (через Старый Оскол, Чернянку, Новый Оскол, Волоконовку, Валуйки, Уразово, село Двулучное). В этом селе немцы оставили мать и меня у какой-то хозяйки - у меня скоро должна была появиться сестра. Здесь мы прожили почти год - до апреля 1943 года. Позже я уточнил по картам, что в свои 4 года я протопал в колонне около 320 км. Может быть, после этой закалки практически всю жизнь я занимаюсь туризмом в различных формах. Нет худа без добра?
   Во время движения по необъятным степным просторам в моей памяти запечатлелись и до сих пор сохраняются три картины.
   Первая касается размеров колонны. Мне казалось, что ей нет конца. Занимая всю ширину дороги, люди шли медленно. Когда преодолевался очередной холм, то, оглянувшись назад, я старался увидеть хвост колонны, но никогда его не видел.
   Вторая картина - процесс подпитки участников этого движения. Колонну остановили прямо посреди поля, на котором вместо продолговатой скирды сена люди увидели буханки хлеба, сложенные в громадный прямоугольный склад, накрытый брезентом. Всем предлагалось подойти и взять буханку хлеба. Однако все молча стояли, не подходя к этому складу под открытым небом, боясь отравления. Внезапно из колонны выбежали несколько ребят и, взяв по буханке, тут же начали их уминать за обе щеки. Все в колонне замерли, ожидая результата. Но парни чувствовали себя очень хорошо. Тогда постепенно все люди стали подходить за этими буханками. Кроме воды и подобного рода подпиток, я не помню, была ли какая-либо ещё пища или нет.
   Но самая страшная картина, которая и сейчас отчётливо стоит у меня перед глазами, - это картина, в которой женщина на одной руке несла маленькую девочку, а в другой - приличного размера чемодан. Она уже не могла идти и присела отдохнуть на чемодан. Стояла сильная жара. Фашистский охранник немедленно подскочил к ней. Ткнул в нее стволом и что-то закричал. Смысл был понятен: вставай и быстрей топай! - но силы покинули женщину. Она медленно сползла с чемодана и продолжала сидеть на земле, удерживая дочку. Фашист отступил шаг назад, вскинул винтовку и застрелил их обеих. Все в шоке молчали, продолжая двигаться вперед...
   Когда такая же история случилась со мной, и я увидел, что близко от меня появился обрез ствола винтовки, я быстро встал, и, увлекаемый мамой, пошёл дальше. Нас, что называется, пронесло. Но серый обрез ствола часто возникает в моей голове и уже, наверное, не сотрётся до конца жизни.
  
   Видно, очень плохо чувствовала себя мать, если фашисты оставили нас в селе, а колонна пошла дальше. Говорят, что люди из колонны затем привлекались для строительства укреплений под Харьковом. В семье нашей хозяйки тоже были дети, была корова, и был большой кот. Муж её ушёл в партизаны. Изредка по ночам они приходили домой, чтобы пополнить продовольствие. Сейчас, спустя более 60-ти лет, так и лезут в голову аналогии с Чечнёй. Могли бы они (боевики) хоть месяц продержаться, если бы не поддержка своих дорогих односельчан?
   Несколько запомнившихся сцен из той сельской жизни.
  Сцена первая. Нам с детьми хозяйки поручали к вечеру загонять корову, которая паслась на лугу, во двор. Я схватил хворостину и резво побежал к корове. То ли мои движения показались корове агрессивными, то ли своих она знала, а я был чужак, но она пыталась боднуть меня на полном серьёзе. В виду моего чрезвычайно хилого телосложения, я вместо того, чтобы насадиться на её рога, пролетел мимо них, кувыркнулся по её спине и шлёпнулся с этой высоты оземь. Мне до сих пор кажется, что следы от этого падения до сих пор проявляются то в виде необъяснимых поступков, то в виде принятия крайне нестандартных решений.
   Сцена вторая. Хозяйкин кот - большущее, пушистое создание - был первостатейным ворюгой. Куда бы хозяйка ни прятала сметану или что-то подобное - он доставал, съедал или разбивал посуду. Он мог открывать стеклянные дверцы буфета, до которых ему ещё надо было тянуться, вскочив на нижнюю часть буфета. Он тащил всё и отовсюду. На беду, в хозяйкином сарае немцы решили устроить продовольственный склад. Несколько дней туда возили разделанные туши. Их подвешивали на больших крюках довольно высоко. Сарай подлатали, чтобы не было дыр, и накрепко закрывали ворота. Но для кота не было преград. Он регулярно делал подкопы (а на дворе стояла морозная зима), прыгал на туши и отдирал куски мяса. Немцы заметили кражи и подпорченные туши, и однажды пришла расплата. Я гулял на крыльце. Во двор верхом на коне въехал офицер (как теперь я понимаю - интендант), увидел нашего мурлыку, вытащил из кобуры пистолет, и раздались два выстрела. Кот закрутился на снегу и быстро затих. Рыдания заполнили весь мой детский организм, я прибежал в дом и долго ещё безутешно проливал слёзы...
   Сцена третья. Баня в деревенской печке. Всех малышей купали только таким образом. Выделялся день помывки. Печка хорошо протапливалась. Затем вся зола оттуда выгребалась, и спустя некоторое время туда ставилась лохань с водой. Когда вода становилась достаточно теплой, то нас по одному отправляли туда и мыли по всем правилам. Запомнился первоначальный страх - печка все-таки, а тут сказки, как Баба- яга приглашала доброго молодца въехать в печь на лопате. Но больше запомнилось несказанное удовольствие, которое прямо растекалось по всему телу, особенно после того, как нас вытаскивали оттуда, вытирали насухо и отсылали на верхнюю часть печки, укутав в козьи шкуры или тулупы.
  
  Моя сестра, Татьяна, по-видимому, родилась в конце января 1943 года. Есть такой обычай у христиан, и, кажется, не только у православных, называть новорожденных по имени святых или великомучеников, праздники которых совпадают или близки по дате к дате рождения. К сожалению, она прожила очень недолго и была похоронена до наступления весны прямо в саду нашей доброй хозяйки. После войны в течение долгих лет мама собиралась добраться до этих мест, поблагодарить всех, кто помогал нам, посетить могилу дочки, но это осуществить так и не удалось. Теперь уже и мамы нет...
  
  Весной 1943 года по справке, выданной НКВД, мы приехали в Воронеж. Степень разрухи, естественно, была ещё больше, чем до нашего "исхода". Но наш авиационный завод уже начинал что-то крутить. Мать пошла работать. Детских садов пока не было, и я довольно долгое время с утра до ночи был в цехах. Рабочие давали мне подшипники, которые можно было катать вдоль линии станков. Кругом было много сверкающих железяк - потом я узнал, что здесь точили поршневые кольца и много других деталей авиационных двигателей. И пока фронт был рядом - ещё только готовилось сражение на Курской дуге - к нам на заводской аэродром прилетали различные самолёты на починку. Лётчики тоже появлялись в цеху, стараясь ускорить ремонт своих железных птиц. Но для нас, детей заводских работников, их появления зачастую заканчивались очень вкусно: они брали нас с собой в свой военный авиагородок, где были прекрасные по тем временам летные столовые. Всё чисто, светло, и у тебя спрашивают: "Хочешь яичницу с колбасой, а какао, а шоколад..." У нас только слюни текли от такой невиданной вкуснотищи.
  Все жилые заводские дома сразу же весной 1943 года восстанавливали военнопленные мадьяры. До сих пор не знаю, откуда у них появились рельсы, вагонетки и краны. Ни до, ни после этого я нигде не видел такой механизации у наших строителей. Мы, ещё дошколята, издевались над ними, как могли. Только в более зрелые годы мы стали понимать, что среди них были разные люди. В одном из таких домов нас с матерью поселили ... в ванную комнату. Да, да, в ней не было окон, а часто - и света. Но, оказывается, жить и там можно. Правда, через некоторое время мы справили новоселье - нас перевели жить в кухню этой же квартиры. Там, естественно, уже было окно, было сухо и тепло. Там мы и встретили новый 1944 год. Полуметровая ёлка была поставлена на обеденный стол. Нехитрые украшения в виде полосок цветной бумаги, конфет и - коронный номер - стружки от токарного станка с цветами побежалости, а также стружки золотистого цвета от латунных деталей. Центральной фигурой на ёлке выступал обгоревший шахматный конь, которого я отыскал где-то в цехе. К нам в цехах в то время относились с особой нежностью. Конечно, зачастую наша беготня мешала работе, но, наверное, чувство громадных потерь диктовало бережное к нам отношение. Спасибо всем тем, кто по полторы-две смены не уходил из цеха и обеспечивал нас всем, чем мог. Мать, конечно, не могла всё время следить за мной, и когда находила меня где-нибудь в СГД (складе готовых деталей) спящим на каком-нибудь ящике, то я сквозь сон слышал чей-то голос: "Да ты не волнуйся, пусть поспит, я посмотрю. А потом приведу его к тебе". Тогда не было одноразовой посуды, и когда кто-нибудь из пацанов хотел пить, то ему приносили воду в кульке, который не промокал, так как был сделан из промасленной бумаги, в которую завертывали детали.
  Я плохо помню, как и когда я научился читать, но в памяти совершенно отчётливо держится картинка, когда я уже в детском саду, устроенном в одной из квартир, читаю какие-то книжки всем детям группы, на радость воспитательницам.
   До Дня Победы мы ещё два раза меняли место своего местожительства: то жили в одной комнате с одинокой женщиной, то снова в кухне - всё на Депутатском переулке в четырехэтажных домах в пяти минутах от заводской проходной. Здесь прошло всё мое школьное детство и отрочество.
   Сам День Победы помню очень хорошо, потому что с раннего утра и до позднего времени вовсю палили из всех имеющихся видов оружия все, кто только мог это делать. А так как война (или её отзвуки) были с нами всю нашу осознаваемую жизнь, то в тот момент мы, конечно, не могли осознать всё величие и всё значение происходящего. Просто было радостно и очень необычно: и обстановка, и поведение взрослых, и наведённое этим наше поведение. К вечеру прошел слух по двору, что на центральной площади города, площади Обкома, будет салют Победы. Мне вскоре исполнялось 7 лет. Меня, конечно, туда не пустили. Мы слышали канонаду залпов орудий, видели взлетающие огни фейерверка. А наутро узнали, что многие ребята, которые для сокращения пути на площадь бежали через развалины, подорвались там либо насмерть, либо уже находятся в больницах из-за ранений, полученных от осколков мин.
   Ко Дню Победы мы уже жили в одной квартире с замечательными людьми, Марией Гавриловной и Александром Дмитриевичем. Она не работала, а он был бухгалтером в бане. У них было две дочери, Катя и Надя, которые с нетерпением ожидали с фронта своих женихов. Мария Гавриловна в долгие часы после моего возвращения из садика и до прихода матери с работы фактически всё время присматривала за мной. Позже у нас сложились такие теплые отношения, что моя мама называла её своей второй мамой. Это, кстати, довольно типичный, во всяком случае далеко не редкий случай отношений между людьми в тылу во время войны.
  
  Ш К О Л Ы - ОБЫЧНАЯ И МУЗЫКАЛЬНАЯ
  
   Год Победы совпал с началом моего обучения в средней школе. В течение 9-ти послевоенных лет обучение производилось отдельно - девочки и мальчики. А когда школы смешали, то нас, десятиклассников, все равно оставили мужскими. Так что практически я до выпуска учился в 12-й мужской средней школе. Она была расположена примерно в километре-полутора от наших домов, так что по дороге можно было нашкодить, накуриться или накататься на трамвайном "блюндере" (устройство для сцепки, торчащее сзади) по кольцу, которое находилось между заводом и школой.
  До сих пор не могу себе объяснить, почему, наряду с обычными ребячьими проделками, нас посещало желание поучаствовать в явно злых шкодах. К обычным проделкам я отношу лазание по пыльным подземным ходам, где шли трубы отопления, курение в колодцах, где шли эти трубы, прогул занятий и, вместо них, наблюдения с высокой башни за боевой подготовкой лётчиков около завода (полеты и прыжки с парашютом). А к злым проделкам, если не сказать больше, явно нужно отнести следующие "подвиги". Был у нас один дом, изобилующий изгибами и поворотами, с системой квартир гостиничного типа. То есть можно было войти на любой из этажей и пройти через весь дом, повторяя все эти выкрутасы. В коридоре рабочие хранили в ящиках всякую домашнюю утварь, а на ящиках - готовили себе пищу, используя в основном примусы и керосинки. В обеденный перерыв времени у всех в обрез. А у нас как раз в это время переход из дома в школу. И у кого-то созрела идиотская мысль - устроить соревнования: кто больше примусов потушит, пробегая по этим коридорам. Причем, если кран у примуса сразу отвернуть на полную силу, то хозяева услышат и "отвернут" башку. Поэтому надо было откручивать пробки не до конца и быстро. Хоть бы одному из нас пришла в голову мысль, что в результате остаются голодными и рабочие и дети, которых надо было успеть напичкать чем-то во время перерыва. Так нет! Все, пробежав по коридорам, с жаром подводили итоги своих "подвигов" на улице, продолжая топать в школу.
  Или вот ещё "невинное" детское занятие. Мы взбирались на крышу какого-нибудь 4- или 5-этажного дома. Отламывали куски штукатурки и бросали их вниз, закручивая в горизонтальной плоскости, так, чтобы плитка упала как можно ближе к ногам идущего по тротуару и ничего не подозревающего, человека. Это же шаг до уголовного дела! Или ещё детская "шалость". Под Воронежем были горы оружия, мин, гранат, патронов и прочей военной продукции. Мы ходили на поля бывших сражений, набирали полные сумки патронов, аккуратно открывали их, высыпали порох, а сами патроны клали на трамвайные рельсы. Всё это, конечно, в темноте и, как настоящие мстители, скрывались в ближайших кустах. Между заводом и следующей остановкой "Парк" (а в народе добавляли "живых и мёртвых") расстояние было около одного километра. Так что трамвай успевал разогнаться очень прилично. Вдруг из-под колес раздавалась автоматная очередь. Трамвай останавливался, вагоновожатый выбегал, осматривал всё вокруг, и движение продолжалось. А "мстители" за кустами радовались, что ещё одна проказа удалась.
  Вообще, первые послевоенные годы были разгулом шпаны, хулиганов и преступников. В школе у нас каждую субботу прокурор или кто-нибудь из милиции читал лекции об Уголовном и Гражданском кодексах, рассказывал об итогах правонарушений в городе и нашем районе за неделю. А спустя несколько дней мы слышали мощный взрыв во дворе школы. Кто? Что? Фашистов уже нет! Чечни ещё нет! Оказывается, кто-то бросил взрывчатку в туалет из шлакоблоков, после взрыва загорелся забор у соседнего участка. Кроме того, ученика, пребывавшего там, на беду, обдало всего так, что до вечера его не могли отмыть в душе директора школы. Приехавшие пожарники потушили, составили акт и уехали, а вся школа с удовольствием наблюдала всю эту картину из окон своих классов. После еженедельно проводимых в школе вечеров обязательно где-нибудь возникала драка, а иногда с поножовщиной. Так что на фоне таких фокусов выбрасывание из окна четвёртого этажа школы ящика с чернильницами даже и проказой-то никто не считал.
  Состав наших послевоенных классов тоже немыслим для современной школы. Дело в том, что, начиная с 1941 года, в течение четырёх лет накапливался состав практически всех классов, ученики которых застряли каждый на своем уровне. Так что в 1945 учебном году нас, тех, которые были "взаправдашние" первоклашки, было около 20%. Остальные все были переростками. Количество учеников в каждом классе редко опускалось ниже 40. Причём, эта разница становилась очень существенной, когда в 5-6-м классах нам было по 11-12 лет, а тем - 16 и более. И хотя по успеваемости "молодые" не уступали "старикам", но по жизни верховодили они.
  Отсюда, конечно, все шкоды, описываемые здесь - в основном дело рук переростков. Ну, как мы, хлипкие дети войны, могли затащить в класс настоящего козла или двигать коленями парты, постепенно окружая молодую учительницу французского языка, или вворачивать лампы через мокрую промокашку с таким расчетом, чтобы посредине урока высохшие бумажки отключали одну лампу за другой?
  Сразу после войны занятия проходили в три смены. Через некоторое время - в две. А в одну смену стали учиться где-то уже в старших классах. Кстати, первые годы учёбы я помню очень плохо - думаю, это следствие военных передряг. Но что хорошо запомнилось - это личность директора, Макара Моисеевича Халемона. Задачу приведения в порядок причёсок учеников - а это была борьба с немыслимыми космами - он решал совершенно нетрадиционным способом: выходил на перемене во двор школы, находил очередную лохматую жертву, вытаскивал из кармана заводную лягушку, ставил её на журнал и, пока она прыгала - просил жертву подержать этот журнал. Затем быстрым движением выстригал приличный клок сбоку и благодарил "лохматого" за помощь. Остальное тот был вынужден достригать сам. Этот же Макар Моисеевич после моего двухнедельного прогула школы (мы полностью выполняли уроки, двигались по предметам дальше), по причине наблюдений за аэродромной учебой, устроил показательную сцену со мной, моей матушкой и якобы с милицией по телефону. В результате мне стало ясно: сейчас за мной приедет "чёрный ворон" и увезёт меня в колонию. Я разревелся, а он спросил мать, может попросить милицию не забирать его на первый раз, как Вы думаете? И затем он "уладил" мой вопрос по телефону.
  Личности педагогов стали вырисовываться только в старших классах. Из них наиболее яркими были учителя истории (древнего мира, средних веков, истории СССР), физики, биологии и французского языка. Я до сих пор помню многие их уроки, выражения, привычки и пр. Математичка Мария Алексеевна была очень хорошим педагогом, но с некоторыми странностями. Например, она заявляла, что человек, который учится в музыкальной школе, никогда не может иметь отличную оценку по математике. Как я ни старался выучить всё "под зуб" - всё равно "хорошо". Тогда я попробовал вообще ничего не учить, отвечал у доски по памяти с прошлого урока - всё равно было "хорошо". Так я и закончил школу, имея по всем четырём предметам по математике ( арифметика, алгебра, геометрия, тригонометрия) "хорошо". Спустя примерно пятнадцать лет, я зашёл в школу, чтобы показать ей мой диплом кандидата технических наук, чтобы объяснить, что тема диссертации насквозь пронизана математикой, причём, такими сложными её разделами, как дискретная оптимизация сложных функционалов, статистический анализ и пр. Но, к сожалению, её уже не было с нами.
  Благодаря нашему историку, Николаю Ивановичу, участнику войны, мы очень полюбили историю древнего мира и средних веков. На урок бежали бегом. Тишина стояла, как перед показом кино. Учитель спрашивал: "На чём мы остановились в прошлый раз?" Мы отвечали: "Александр Македонский, взяв обоюдоострый меч..." Так вот, "Взяв обоюдоострый меч, он повёл...", и дальше никто не понимал, где он находится - вместе с его войском, в театре или в школе на уроке. Иногда не слышали звонка в конце урока. Вот это эффект потрясающего педагога, в классе у которого сидели те же шалопаи, что накануне могли отчудить какую-нибудь шкоду.
  Прямо против моего дома на Депутатской улице вскоре после окончания 3-го класса открылась первая после войны детская музыкальная школа. До этого мы с мамой часто ходили к бабуле Дунечке Копьевой, в дом под Каменным мостом. И прямо у этого моста я часто слышал, как кто-то очень мощно и виртуозно исполнял какую-то трудную вещь на фортепиано. Каждый раз при этих звуках весь мой организм трепетал, и мама часто успокаивала меня - нельзя же так реагировать на звуки. Позже я узнал, что это был так называемый Революционный этюд Шопена. А реакция у меня на это произведение, как и на многие другие, особенно при оркестровом или инструментальном исполнении, осталась почти такая же!
  Я, конечно, попросил маму отдать меня в эту школу. Получилось так, что я проучился там 6 лет, до 9-го класса включительно. Увеличение сроков обучения произошло не по моей вине. Впрочем, обо всём по порядку.
   Меня определили учиться игре на пианино после того, как определили качество моего слуха, ритма и памяти. Кроме своего, инструмента у нас было ещё несколько предметов: сольфеджио, музыкальная литература, ансамбль. Мне нравилось в школе всё: и предметы, и преподаватели, и отношение к ученикам. Я был впервые просто влюблён, конечно, безответно и безнадёжно, в педагога по сольфеджио, Галину Николаевну. Все экзамены я сдавал только на "отлично". Но на следующий год уже требовались усиленные занятия на инструменте, а его-то у нас и не было. Я занимался и у нашего однокашника Игоря Гаврилова, и в подвале заводского клуба, где бегали огромные крысы, везде, где только было возможно. Но на экзамене после второго класса я получил "хорошо". Мне сказали, что это из-за недостатка времени, проводимого у инструмента. Я понял, что дальше будет ещё хуже, и решил бросить "музыкалку". Когда об этом узнали в школе, то матушке моей прямо заявили: сын у вас очень способный, подумайте, что можно сделать, но не позволяйте ему уйти из школы. Спросили у меня, на чём бы я хотел заниматься, кроме пианино. Я сказал, на аккордеоне. Мне объяснили, что игре на аккордеоне нигде не обучают. Уже позже я узнал, что аккордеон, как и саксофон, у нас объявлены буржуазными инструментами. А директор предложил хитрый ход: переходи-ка ты на баян. Ноты ты уже знаешь, учиться тебе придется не 5 лет, а четыре года. А когда окончишь школу, то сможешь играть и на баяне, и на аккордеоне, на котором правая рука - это клавиатура пианино, только повёрнутая вертикально. Я подумал немного и скрепя сердце согласился.
   Мой новый педагог, Георгий Гаврилович, круглолицый, добрый человек, несравненный любитель и большой мастер игры на баяне, многому меня научил, не только собственно игре на баяне, но и самое главное - привил мне любовь к хорошей музыке. Часто вместе с педагогом по музыкальной литературе они позволяли мне остаться с ними после окончания всех занятий. Я знал, что будет настоящая импровизация двух Музыкантов от бога. Георгий Гаврилович на баяне, а Олег Николаевич на фортепиано - совершенно необычный дуэт - просто отдавались музыке, полностью погружаясь в неё. Исполнялись различные народные вещи, классика и, в заключение, всегда - джаз. Всё это, естественно, в их собственной обработке, иногда с длительными и виртуозными вставками. Как сейчас бы сказали, ретро в стиле кантри и джаза. Здесь необходимо напомнить, что джаз в конце 40-х годов практически был под запретом. И это добавляло остроты такому действу. Я был в восторге и от непосредственного музицирования с импровизацией, и от того доверия, которое мне оказывали лучшие педагоги нашей школы. К сожалению, я никому не мог ни рассказать, ни передать свои впечатления.
   Моя учёба в музыкальной школе продвигалась очень успешно: мне легко было и в отношении музыкальной грамоты, и в отношении освоения новых движений рук и пр. Тем более, что спустя некоторое время после начала занятий баяном, Георгий Гаврилович предложил матушке приобрести трофейный баян-аккордеон с 4 рядами клавиш, очень красивым звуком и очень лёгким. Как-то моей матушке удалось оплатить это мероприятие (не устаю благодарить её за своё музыкальное образование), и с тех пор и до сего времени (около 50 лет) я пользуюсь этим итальянским инструментом фирмы "Кант Ульман". Правда, к юбилею Победы пришлось его отреставрировать. Благодарю за это своего сослуживца, а ныне генерального директора и хозяина фабрики реставрации музыкальных инструментов Славу (пардон, Вячеслава Евгеньевича) Андреева.
  Проще стало мне и в смысле участия в художественной школьной самодеятельности: в отличие от чопорных пианистов, педагоги-баянисты не только не запрещали выступать нам на конкурсах, но всячески поощряли эти занятия. Так началась моя практика выступлений на школьных, а в последующем и на училищных вечерах, не только солистом, аккомпаниатором, но и участником оркестров народных инструментов.
  Первый послевоенный выпуск ознаменовался для меня получением свидетельства об окончании нашей музыкальной школы, в котором отсутствовало какое-либо разнообразие в отметках - там красовались записи по всем предметам исключительно "отлично". А на проспектах и улицах Воронежа ещё долго висел рекламный плакат музыкальной школы с изображением дуэта: моей персоны с баяном и ещё одного нашего выпускника.
  Между тем учёба моя в школе подходила к концу. Мы готовились к выпускным экзаменам, каких нам предстояло сдавать чуть ли не десяток. В один из апрельских вечеров я приехал в школу на репетицию оркестра народных инструментов. Ожидая, когда соберется весь состав, я бродил по коридору школы и случайно заглянул в пустой спортзал. Абсолютно случайно сделал вис на турнике, "склёпку" и отмахнулся на вытянутые руки, чтобы уйти на "солнце"... Руки мои оторвались от перекладины, и я полетел вниз и вперёд по инерции, крепко ударившись головой о твёрдый дощатый пол. Маты были аккуратно прибраны и лежали горкой у стены. Начало репетиции задерживалось. Начались поиски баяниста. Говорят, что я лежал без памяти минут 10 - 15. "Скорая" отвезла меня в больницу, где быстро определили - сотрясение мозга. Надавали всяких лекарств, и к утру, отойдя немного от полёта с турника, я стал требовать, чтоб меня скорее выписали, потому что, во-первых, нечего здоровому человеку зря занимать место в больнице, а во-вторых, мне надо готовиться к выпускным экзаменам. Вышел я из больницы почти через две недели, получив справку о состоянии здоровья, из которой следовала рекомендация к школе - освободить меня от выпускных экзаменов и выставить в аттестат годовые оценки. Я возмутился, и хотя чувствовал себя ещё не ахти, потребовал сдачи экзаменов. Результат оказался в точности совпадающим с годовыми оценками, так что мои петушиные бои оказались напрасными, но самолюбие не ущемлено.
  В день получения аттестата зрелости со мной приключился казус, которых немало было и позже, но за этот мне особенно стыдно до сих пор. Наши заводские дома были как бы пограничными между городом и частными домами, утопающими в зелени. Многие из моего класса жили именно там. Мы собрались у одного из них, и пошли получать аттестаты. Вдруг один из них говорит, что его старший брат живёт по дороге, и он приглашал в гости выпускников. Зашли. Там вовсю гнали самогон. Нам сказали, что "первака" вам нельзя - молодые ещё, а вот бражки - сам бог велел. Мы, неопытные ещё в этом деле, выпили по приличной кружке сладковатого напитка и, пока слушали поздравления, вдруг почувствовали, что ноги наши нас перестали слушаться, захотелось прилечь... В общем, я до сих пор не пойму, как я добрался до сцены, на которой столько раз выступал, а самое главное - как я спустился с нескольких ступенек, уже имея аттестат зрелости в руках. Содержание его было вполне приличным - более двух третей стояли отличные отметки, но хозяин этого аттестата представлял собой нелицеприятную картину. Но что было, то было. Накопление жизненного опыта ещё предстояло...
  
  
  Юность под ремнём
  (1955 - 1965г)
  
  
   1955 год был для меня годом выпуска из средней школы. Сколько было раздумий, горячих споров: куда пойти учиться, оставаться в родном Воронеже или уезжать, по какой специальности? К тому времени в нашем городе было шесть ВУЗов: университет, инженерно-строительный, сельскохозяйственный, медицинский, ветеринарный и педагогический. Некоторые варианты к началу 1955 года я уже отсёк.
  Так после окончания музыкальной школы по классу баяна на круглые пятёрки у меня была рекомендация для поступления в музыкальное училище. Но я заявил, что идти в музыкальное училище по классу баяна я не хочу. Перспектива быть концертирующим баянистом была маловероятна, а работать педагогом мне не хотелось. Я сказал, что хочу быть дирижёром симфонического оркестра. Не меньше! Мне разъясняли, что для этого необходимо окончить музыкальное училище, затем консерваторию на дирижёрско-хоровом отделении и только после этого искать, где готовится небольшая группа по подготовке дирижёров симфонического оркестра. Для меня всё это казалось слишком витиевато, долго и совсем не то. И я отказался.
  Следующий вариант был отсечён с ещё более "глубоким" обоснованием. В старших классах я выполнял чертёжные работы не только по программе средней школы, но и готовил листы студентам ВИСИ (Воронежский инженерно-строительный институт). Причём листы как в туши, так и в карандаше, что считалось более сложным. Удивительно, но эти листы даже предъявлялись студентами на их кафедрах и получали положительные оценки. Зная это, все педагоги школы говорили, ну для этого, т.е. для меня, всё ясно: ему прямая дорога в ВИСИ. На что я отвечал, что очень хорошо помню огромный плакат на послевоенном, разрушенном центральном универмаге Воронежа - "Утюжок". А на этом плакате была яркая, эмоциональная надпись:
  "Из пепла пожарищ, из обломков и развалин
  Мы восстановим тебя, наш родной Воронеж!"
  А теперь, говорил я, прикиньте: после войны прошло уже 10 лет, а город уже практически восстановлен, учёба займёт ещё 5 лет, становление специалиста - ещё около 5 лет. Через 20 лет мне в городе уже и строить будет нечего! На этом основании и этот вариант был отсечён. В общем, из шести ВУЗов Воронежа ни один не удостоился моего внимания.
   В нашем Депутатском переулке была дружная троица: Аксенов Славик, Колосов Виталик и я. У Аксенова вопросов с учебой не было: однозначно в МАИ - традиция отцов, работающих на "нашем" авиационном заводе Љ 16 им. И.В. Сталина. Колосов Виталик окончил школу на год раньше нас, поступил в какое-то артиллерийское училище в Камышине. Вот он-то и явился возмутителем моего спокойствия. Приехав из училища на зимние каникулы, он с горящими глазами сказал: "Ребята, в таких училищах изучают самые последние технические достижения. Трудно, но очень интересно. Приезжайте к нам". Я загорелся, пошёл в военкомат, написал заявление, прошёл медкомиссию, но именно в Камышин мест в нашем военкомате не было. Мне предложили радиотехнические училища - в Житомире, Гомеле и Горьком. Сказали, что в училища морские и авиационные я не подхожу, а в любом из предлагаемых мне училищах оч-ч-ч-ень интересно. Кстати, до сих пор не знаю причин такого решения. Я подумал несколько секунд и выбрал Горький. Обоснования в уме были тоже "на уровне": во-первых, там две реки - Ока и Волга, во-вторых, это родина великого писателя, в-третьих, это большой промышленный город. Всё интересно. Об остальных предложенных мне городах никаких ярких сведений, кроме их расположения, у меня не было. Решено. Еду!
  
   Получив необходимые документы и приехав в Горький, я быстро нашел своё ГРТУ (Горьковское радиотехническое училище войск ПВО страны). Это был целый городок старинных трехэтажных зданий недалеко от тогдашних окраин города (от Мызы), на высоком берегу Оки над местечком Слуда. Только много лет спустя нас стало удивлять, откуда такие названия!
  А в то время мы не знали, что всё это - следствие древнейших ассимиляций вятичей с финно-угорскими племенами. И что
  СЛУДА - высокий, гористый берег реки, особенно бугристый, как бы слоистый, от слова "слюда", вологодского названия, а
  МЫЗА - дача, отдельный загородный дом, хутор, заимка, так говорят в местности, прилегающей к Финляндии.
  
   Как и в большинстве военных училищ, на его территории располагались городок постоянного состава, административный корпус, казармы, учебные корпуса, кухня и столовая, строевой плац, спортзал, полоса препятствий, тир и все необходимые обеспечивающие элементы (склады, автопарк и пр.). Местные жители называли этот городок "Тобольские казармы", а нас, курсантов этого училища, - "Тобольские рысаки", видимо, из-за того, что очень часто видели нас бегающими с полной выкладкой за стенами училища. Полной выкладкой называлось всё то, что мы надевали на себя по тревоге. Это и шинель в скатку, и карабин с подсумком и 30 патронами, и противогаз, и малая сапёрная лопата, и рюкзак со сменой белья, сухим пайком и пр.
   Сдал я экзамены прилично, был зачислен на 1-й курс и, для начала, отправлен вместе со всеми на картошку в Горьковскую область. Жили прямо у картофельного поля в палатках. Одели нас в старые рабочие гимнастерки и брюки, которые часто не подходили нам по размеру. Так что шея моя болталась внутри воротничка, редко ощущая его. Во время работ как-то быстро определились те, кто мог покомандовать. Из них в последующем и были назначены командиры отделений.
   Работать нам нравилось. С каждой принесённой корзиной картошки мы кричали: "Калютич, запиши!" Тот вёл учет выработки для каждой пары курсантов. По результатам такого своеобразного трудового теста тоже производилась отбраковка поступающих. Оставшиеся вернулись в казармы, где их ожидали курсантские будни. Будни наши, несмотря на профиль училища, были очень похожи на жизнь обычного военного пехотного училища. Подъём в 6.00, зарядка в течение 30 мин, подготовка формы одежды и своего внешнего вида к занятиям, утренний осмотр, завтрак и занятия до обеда. Но это так, без всяких комментариев. На самом деле почти каждый элемент из перечисленных требует некоторых пояснений, а самое главное - воспоминаний о том, как это всё воспринималось нами, особенно на первых порах.
  
   Подъём в казарме - это особая песня. Наша батарея располагалась на втором этаже трёхэтажной казармы. Как и в большинстве казарм, там были необходимые помещения - туалет, хозкомната, каптёрка, ленкомната, кабинеты начальника батареи, командиров взводов и три (по числу взводов в батарее) так называемых кубрика, места отдыха курсантов. Хозкомната, или хозяйственная комната, - это место, где производились различные работы по подготовке требуемого внешнего вида курсантов. Это и подшивка подворотничков, и проглаживание гимнастерок и брюк, чистка пуговиц и эмблем, и пр. Ленкомната, или ленинская комната, - это место проведения различных собраний батареи, занятий, а также самоподготовок.
  Спали мы на солдатских койках с металлическими сетками "в ромбик". Между каждой парой коек стояла тумбочка с одной полочкой. Так что для каждого курсанта из пары был свой отсек. Я попал "в одну тумбочку" вместе с Владимиром Панфиловым, так проучился с ним три года, закончил службу в армии в 1989 году под его началом, и скоро будем отмечать 50 лет нашей дружбы. В нашей "показательной" батарее на каждой тумбочке должны были стоять зеркало и одеколон. По центру казармы располагался широкий проход вдоль всех трёх кубриков. Каждый взвод располагался в двух кубриках по числу отделений во взводе, расположенных по обе стороны от прохода. Подробное описание расположения батареи просто необходимо для более полного представления о том, что такое ПОДЪЁМ.
   За 15 минут до подъёма состав суточного наряда поднимает всё батарейное начальство - командиров отделения (6 человек), заместителей командиров взводов (3 человека), старшину батареи (1 человек). Причём делается это предельно аккуратно, пошевеливая каждого за плечо и нашептывая: "Товарищ сержант, подъём". Когда вся эта команда оденется и подготовится (повторяю, на это им отводится 15 минут), наступает время всеобщего подъёма. В это время каждый из перечисленного начальства стоит на проходе перед "своим" кубриком, а старшина - в начале прохода рядом с тумбочкой дневального.
   По сигналу службы единого времени, который включается на полную громкость, дежурный по батарее истошным голосом вопит: "Ба-та-рея, подъём!" Старшина тут же, не давая закончить дежурному, подхватывает: "Подъём, батарея!" Ему вторят три помкомвзвода: "Взвод, подъём!" И не успевает закончиться звучание последнего трезвучия, как мощный секстет из шести глоток командиров отделений грохочет: "Отделение, подъём!" Всё это подобно мощной лавине катится по всей казарме, вытряхивая курсантов из своих коек. Первые недели некоторые курсанты вообще не могли понять, что происходит. Какой-то необъяснимый ступор не давал им возможности что-нибудь делать или что-нибудь соображать. Другие быстро выкатывались в проход для построения, забыв надеть, кто что. Третьи, что половчей, быстро натягивали брюки, наворачивали портянки и уже на ходу впрыгивали в сапоги, мчась к проходу в свой строй. Фу! Кажется, все в строю. Только успеваем отдышаться и прийти в себя, как раздаётся голос старшины или помкомвзвода: "В 30 секунд не вложились. Батарея, отбой!" Напомним, это не 15 минут, как для высокопоставленных младших красных командиров. Картина отбоя разворачивается в обратном порядке. Следует проверка, не залез ли кто-нибудь в гимнастёрке, брюках, а то и в сапогах под одеяло. И снова: "Подъём, батарея!" А далее смотри процесс, описанный в этом абзаце выше.
   Эти экзерсисы повторяются до тех пор, пока не будет достигнуто необходимое качество при одевании и построении в отведённые 30 секунд. Так или примерно так приближенно можно представить себе неописуемый ужас этого первого события, который кто-то назвал подъёмом в нашем распорядке дня. Правда, уже к присяге, т.е. к празднику 7 Ноября, все курсанты, за редким исключением, осваивали этот суровый способ прерывания утреннего сна, и мы быстро переходили к следующему пункту распорядка дня - к физзарядке.
  
   Физзарядка в том виде, в каком нам её преподнесли с первого дня, тоже была для нас приличный удар как психологического, так и чисто физического свойства. После короткого времени, отведённого на туалет, все курсанты выкатывались на улицу в той форме одежды, которую при подъёме называл дежурный или старшина батареи. В тёплое время обычно это были сапоги, брюки и майка или по пояс голые, в холодное время низ тот же, а верх - гимнастёрка без ремня и, в редких морозных случаях, шапка. В особо сильные морозы вместо физзарядки проводили прогулку в шинелях. После короткого разминочного хода шагом весь строй взвода (зарядка всегда проводилась повзводно) переходил на бег. Каждый день мы должны были на зарядке пробежать три километра. Когда мы услышали об этом, у нас глаза повылезали из орбит: в школе никогда таких дистанций мы не преодолевали. Но здесь об этом не спрашивали. Команда: "Бегом марш!" и всё. После завершения такой "разминки", уже ни о каких упражнениях слышать, естественно, не хотелось, но именно упражнениями и завершалась зарядка. Даже какой-то, помнится, был стандартный набор упражнений. Но постепенно и к этому все привыкли. После училища я много занимался туризмом и участвовал в спортивных соревнованиях самого разного ранга (это стрельба, офицерское многоборье - бег или лыжи, стрельба и плавание, это горные лыжи и байдарочный туризм), но такой физзарядки, которой нас "потчевали" в ГРТУ, больше я никогда не имел. Хотя тогда все мы ощущали, что польза от таких систематических драконовских занятий была несомненная, и уж, по крайней мере, пользы было больше, чем вреда.
  
   Надо сказать, что физзарядка проводилась не только для общего закаливания и пр., но главным образом, для подготовки гражданских хиляков к основным, пожалуй, самым тяжелым нагрузкам в училище - к марш-броскам. Марш-броски представляли собой передвижение взвода или батареи попеременно ускоренным шагом или бегом. В процессе трёхлетней учебы мы выполняли этот номер в двух вариантах: ночной или предрассветный вариант - подъёмы ночью по тревоге с последующим марш-броском, и дневной вариант - участие в различных соревнованиях по марш-броскам. Естественно, что в основе было одно и то же явление, только, как говорится, вид сбоку. Этот вид "занятий" настолько в конце учебы стал для нас естественен, что подъём по тревоге, марш-бросок на 10 - 12 км, последующая чистка оружия проходили как бы на автомате, в полусне, хотя сопровождались тяжелейшими нагрузками. Иногда мы старались даже обогнать наших командиров, чтобы хоть полчаса ещё оставить на сон до подъёма. Впрочем, всё по порядку.
   Типичный подъём примерно часа в 4 утра по тревоге:"Батарея, подъём! Учебная тревога!" Вначале идет номер под названием "Подъём!", описанный выше, но без повторов. О форме одежды уже не оповещают: все знают, что, кроме обычных брюк и гимнастёрки, необходимо быстро взять всё своё имущество, которое в совокупности называют "полной выкладкой", т.е. карабин, подсумок с 30 патронами, противогаз, лопату малую пехотную и, конечно, шинель в скатке. Собрав всё это имущество, мы скатываемся со своего этажа на плац перед казармой. Там идёт построение повзводно и проверка всего имущества. Кто-то забыл лопату, кто-то противогаз. Происходит раздача причитающихся взысканий и отправка бегом на этаж добирать нужные вещи. Когда у взвода всё собрано, командир взвода ( наш комвзвода - лейтенант Ухарский Владимир Павлович) докладывает командиру батареи о готовности к марш-броску. По завершении комплектования всей батареи звучит постановка задачи. Обычно примерно такая: "В районе Анкудиновки противник высадил десант. Задача - перехватить его и уничтожить!" В переводе на наш язык это означает, что бежать (в основном) с полной выкладкой километров 10 - 12. Благо не по городу - наше училище расположено на окраине Горького. Но город тянется ещё далеко вдоль Оки, а около нашего училища отходит под углом к Оке так называемый Щёлковский хутор, довольно пересечённая лесистая местность - как раз пригодная для того, чтобы вчерашний десятиклассник уже через полчаса броска был похож на вспотевшую красно-фиолетовую свёклу с глазами навыкате и с мокрой гимнастёркой.
   Добежав до Анкудиновки, где нас "ждёт" десант, мы иногда там окапываемся (роем окопы для стрельбы лёжа) и "отстреливаемся" от "противника". Иногда нас ждёт там обычный МАЗ, который играет роль танка, и мы по несколько раз бегаем в "атаку" за этим танком, кричим "Ура!", пока командиры не будут довольны нашим напором, стройностью нашего "Ура!" и не дадут команду "Отбой!". Короткий перерыв, и строй уже готов к движению назад в казармы. Оно, конечно, бежать назад легче, но силы у нас уже не те. А тут, как правило, следует команда "Газы!", и мы проходим новое испытание - бег или ускоренный шаг в противогазах. Это настолько изматывающее испытание, что в ходе его сверлит только одна мысль - хотя бы глоток воздуха! Как люди не понимают, что самое прекрасное в жизни - это возможность вздохнуть полной грудью! И никакие блага мира с этим не сравнятся. Многие не выдерживают - вынимают клапаны из противогазов, чтобы легче было дышать. Их ловят, наказывают, и процесс многократно повторяется.
   Когда мы приближаемся к городским кварталам, то приходится бежать мимо конечной остановки трамвая. Там уже к 6 часам утра собираются люди, ожидающие первого трамвая. Пробегая мимо них, мы видим, как, глядя на нас, всхлипывают сердобольные мамаши и бабули. Действительно, у финиша у нас довольно жуткий вид: чёрные от пота гимнастёрки, потные лица, глаза, опухшие от пота, тяжёлое дыхание. Некоторым просто плохо. И тогда наш взводный берет себе на плечи их карабины. Бывало, тащит по шесть штук! Другие поддерживают слабаков - только бы добежать! После команды "Снять противогазы!" мы с остервенением срываем их с того места, которое у нормальных людей называется лицом. У нас к этому моменту эта область скорее похожа на красно-лиловую отбивную, с которой крупными струями стекает пот. С упоением делаем несколько глубоких вздохов. И вскоре заканчиваем бег у казармы. Марш-бросок завершён. Сказать, что мы вымотаны, значит не сказать ничего. Как тени, строимся у входа в казарму и слышим "ласковые" слова встречи нашего комбата, капитана Козьмина: "Ну что, товарищи курсанты, в жопе можно ложки мыть?" Позже эта фраза станет у нас крылатой и приобретёт статус своеобразной эмблемы, или, как сейчас модно говорить, брэнда, капитана Козьмина. Чувствуем, что вот теперь точно марш-бросок завершён. Быстро ставим на место весь хлам, который мы несли все эти километры, смазываем свои карабины и умываемся. Обычно к этому времени у всего училища идёт подъём, так что мы плавно ввинчиваемся в общий распорядок дня. Обычно в такие денёчки физзарядку нам отменяли.
  
   Дальше у всего училища полагалась работа "на территории". Каждому взводу нарезался участок территории, как внутри училища, так и на прилегающих к училищу участках. Задача состояла в том, чтобы за довольно небольшой интервал отводимого времени привести в полный порядок вверенную нам территорию. Сюда входил целый ряд "приятных" работ: подметание, уборка окурков и прочего мусора, собирание опавшей листвы, а в зимнее время расчистка от снега пешеходных дорожек и проезжей части подъездных дорог. Нашему взводу достался самый незавидный участок - дорога и тротуары между двумя КПП (контрольно-пропускной пункт). Первый КПП - это проход из города в городок постоянного состава, второй КПП - проход из городка постоянного состава в само училище. По этой территории каждый день въезжал на работу начальник училища, наш генерал Пирогов. Поэтому уж эту территорию - кровь из носа, но приготовь по полной программе. На этом элементе нашего распорядка дня у нас были две трудности. Одна - психологического порядка - мы, молодые курсанты, собираем окурки, а вокруг нас ходят такие же, как мы, молодые девушки, дочери наших командиров и преподавателей. Но мы ведь с ними ходим на танцы в наш клуб. Ситуация весьма пикантная. Вторая трудность - чисто физического порядка. Она заключалась в том, что существовало требование - снег чистить до асфальта. Длина дороги превышала 100 метров, а инструмент известный - лопаты и несколько скребков. Кроме того, ввиду очень снежных зим в ту пору, у нас к середине зимы образовывались такие высокие сугробы, что у нас не хватало сил бросать снег на вершины этих сугробов, и мы вынуждены были делать полки на высоте порядка двух метров. Стоя на таких полках, мы перебрасывали наверх снег, который снизу бросали другие курсанты с дороги. Такая работа в два приема, естественно, замедляла завершение очистки всей дороги. Была запарка, суета, и, в конце концов, на завтрак и на занятия мы снова шли совершенно мокрые, как снаружи, так и изнутри.
   Дальше по распорядку дня производились подготовка и проведение утреннего осмотра. Во время осмотра проверялся не только внешний вид от причёски до сапог, но и наличие чистых носовых платков, а иногда и портянок, а также наличие и состояние документов, которые должны быть всегда при себе. Каких-то особых воспоминаний это рутинное мероприятие у меня не оставило.
  
   Наконец-то звучит долгожданная команда: "Выходи строиться на завтрак!" Эту команду выполняют быстро, без суеты, с большим душевным подъёмом (не путать с утренним подъёмом!). Все передвижения в училище осуществляются строем, и практически всегда с песней. А иногда до того муторно на душе после выполнения всех предыдущих элементов распорядка дня, что петь совсем не хочется. Ну, если это не хочется у некоторых, то, может быть, и не заметят, а когда взвод вообще "не тянет" песню, то обязательно приходится проходить где-нибудь лишний кружок, чтобы прошло наше "не хочется". Всех названий песен, которые мы пели, точнее "горланили", при перемещениях я, за давностью лет, конечно, не помню. Но некоторые отрывки до сих пор сидят в памяти. Например, отрывок из песни о солдатской "Шинели":
  Она всегда, как новая,
  Подрезаны края,
  Армейская, э-эх! Суровая, э-эх!
  Любимая моя!
  Или "Эта песенка простая":
  Шёл курсант своей дорогой,
  Шел он через лес и поле.
  У него в походном ранце
  Сердце есть ещё другое.
  Припев. Для тебя, моя родная,
  Эта песенка простая.
  Я влюблен, и ты, быть может,
  Потеряла сердце тоже.
   И теперь от боя к бою
  Я ношу его с собою.
  Для тебя, эх!, моя, эх! родная, раз-два!
  Эта песенка простая.
  
  Столовая училища располагалась на первом этаже большого корпуса. Как потом мне пришлось узнать, столовая должна была 3 раза в день накормить не много не мало - около 2000 человек. Мы сидели за длинными столами по 8 человек, а младшие командиры - за маленькими по 4 человека. В целом нас кормили хорошо, по курсантским нормам, куда обязательно входили сливочное масло, мясо, рыба и пр. Но вот некоторые блюда нам запомнились на всю жизнь. К ним относилась перловая каша из сечки. Мы её называли "шрапнель", "кирзовая каша", "замазка". На третьем курсе мы до того возненавидели её, что, как только видели её на столе, сразу же составляли тарелки с ней одну на другую (получалась башня из 8 тарелок), каша выдавливалась из нижних тарелок и медленно стекала на стол. Ещё к всенародно "любимым" блюдам относилась варёная треска. Более безвкусное что-либо трудно себе вообразить. А иногда её помещали в одну тарелку со "шрапнелью". Ну, это было уже верхом издевательства над нами! В обед обязательно полагался компот. Поэтому говорили, например: " До выпуска осталось 183 компота". Особенно на первом курсе курсант в любой момент времени хотел минимум две вещи: есть и спать. Но то, что все понимают под словом "есть", никак не подходило под наше понятие "приём пищи". Только мы начинаем ковырять в своих тарелках, как следует зычная команда нашего старшины: "Батарея, заканчивай!" А ещё через минуту: "Батарея, выходи строиться!" Мы берём тарелки в руки и, перелезая через лавки, пытаясь напихать рот остатками пищи, спешим на выход. Решили мы поучить старшину. Достали брошюру "Правила хорошего тона", нашли страницу о правилах поведения за столом, подчеркнули жирным красным карандашом фразу "Есть надлежит не торопясь". В одно из посещений столовой незаметно положили на стол старшины эту книжку, раскрытую на заветной странице. Старшина бегло глянул в брошюру, резко обвел взглядом всю батарею - батарея, конечно, вся уткнулась в тарелки. И... ещё в два раза быстрее поднял батарею, вывел её из столовой на улицу, а затем ... около часа мы все занимались строевой подготовкой.
   В целом о столовой впечатления у нас остались очень неплохие. Но мне неоднократно пришлось ощущать и другую сторону столовой, которая заключалась в самом процессе подготовки всего того, что с утра составляло саму суть этой пищи. Дело в том, что в помощь поварам каждые сутки назначался наряд по кухне (дежурный и трое рабочих). А так как, особенно на первом курсе, у меня были большие трения с моим командиром отделения, младшим сержантом Панкратовым, то я часто попадал на кухню, отрабатывая очередной наряд вне очереди. Этот наряд считался самым тяжёлым, т.е. самым эффективным с точки зрения процесса воспитания. Сразу после ужина мы являлись на кухню, переодевались, и работа начинала закипать. Дежурный получал все необходимые указания от шеф-повара на проведение работ по подготовке всех продуктов к утреннему приходу поваров. Затем наступало время нашего выхода. Обычно надо было погрузить на складе, привезти и разгрузить на кухню все необходимые продукты, начистить большущую кастрюлю лука, кучу картошки (правда, с помощью картофелечистки), из неё удалить глазки, начистить 105 кг оттаявшей трески, напилить и наколоть дров, ближе к утру нарезать на всё училище хлеба. Надо сказать, я ни разу не видел на кухне наточенного топора, а также двуручной пилы, имеющей эти самые ручки. Примерно к 6 часам утра подходили повара, которые, видя, что мы уже еле держимся на ногах, кормили нас "до отвала", жареным мясом, варёной, а иногда жареной картошкой, и давали без ограничения напиться компота. Уже после 7 утра мы умывались, переодевались и не спеша добредали до казармы. Там мы просто падали на свои кровати и мёртвым сном засыпали до обеда. Ещё один показатель степени тяжести этого наряда: всем рабочим по кухне САМ старшина всегда разрешал ложиться раньше отбоя и раньше вечерней поверки. Мы с огромным удовольствием, каждый раз реализовывали этот чудесный подарок и к следующему утру были, что называется, в полной боевой готовности.
  
   Вообще, у курсанта-первокурсника перед глазами всегда стояла картина-мираж под названием "поесть бы, поспать бы и остаться в училище". Верх таких мечтаний можно проиллюстрировать на примере курсанта, который даже на читке открытого письма ЦК КПСС о культе личности И.В. Сталина заснул и с грохотом упал с приставного сиденья, которое ещё и захлопнулось со страшным хлопком.
  Но время шло, и мы, приняв присягу в торжественной обстановке в нашей ленкомнате, готовились к выполнению первой в жизни боевой задачи - несению караульной службы. Конечно, все уставы были выучены, конечно, все тренировки были проведены. Но вот то, что ты вооружен и, при необходимости, должен уничтожить нарушителя границы поста - дошло не сразу. Позже наиболее продвинутые даже играли на этом. Были случаи, когда не в меру ретивых командиров при их неправильных (в одиночку, без разводящего) проверках несения службы, клали лицом в грязь и держали так до прихода разводящего со сменой.
  Были казусы и в самом караульном помещении. Настенные часы, против которых производились заряжание и разряжание оружия, несмотря на угрозу в получении наказания 20 суток ареста - всё-таки иногда разбивали нечаянным выстрелом.
  Были и случаи потери патронов при несении службы. Подсумки застёгивать запрещалось, и наш курсант каким-то образом потерял обойму из 10 патронов карабина СКС в сугробах вокруг оружейных складов. Конечно, батарея была поднята, и в зимнюю стужу без перчаток несколько часов просеивали снег вокруг маршрута постового. К подъёму нашли с понятными последствиями для незадачливого часового. Карабин-то тогда был секретный!
  Был у нас и особый случай, когда сидевшие на гарнизонной гауптвахте подследственные устроили целое представление внутри своей камеры. Мы примерно раз в полтора-два месяца ходили в Горьковский Кремль в гарнизонный караул, в том числе охраняли гарнизонную гауптвахту. Начальник этой "губы" был отменным негодяем: он для острастки велел наливать воду в камеры за малейшую провинность. Его уже понижали в звании за зверства над арестованными, но он не унимался. Сидевшие там подследственные как-то узнали, что завтра приедет комиссия для проверки внутреннего порядка на гауптвахте. И вот комиссия входит в их камеру, а там дым коромыслом в буквальном смысле слова. И это в том месте, где об этом и думать-то страшно. "Губарь" взбешён, у комиссии - глаза на лоб, а арестованные сидят, как ангелы. Как нам рассказали позже, начальника "губы" сняли с должности, а секрет сидевших там подследственных заключался в том, что до прихода комиссии они специально накурили и надымили, а бумагу, спички и махорку спрятали в бачок для питьевой воды, засунув всё это в презерватив.
  Но вернемся к нашей обычной жизни.
   После завтрака все курсанты строем направлялись в святая-святых училища - в учебный корпус. Занятия обычно длились до обеда, и это было то, ради чего все приехали в Горький, то, ради чего мы выносили иногда непомерные нагрузки и унижения, то, что, в конце концов, из нас сделало профессионалов высокого класса.
   Знаю умом, что командиры всех степеней вносили свою лепту в наше становление, как офицеров, но душой и сердцем я, в основном, благодарен своим преподавателям, причем буквально на всех кафедрах. У нас, как и в других училищах, несколько кафедр объединялись в циклы. В общеобразовательный цикл входили математика, физика, иностранный язык, физподготовка и пр. Цикл общей военной подготовки - топография, инженерная, стрелковая и строевая подготовки, а также воинские уставы.
   С иностранным языком у меня вышел казус. Я с успехом поступил в военное училище. В начале учебы надлежало определить меня в группу английского либо немецкого языка. Но оказалось, что в школе я изучал французский язык! Знал его неплохо, так, что имел наглость написать рапорт о своём желании сдать иностранный язык экстерном за весь курс училища. Все начальники дали "добро". Но когда потребовалась подпись начальника училища, он спросил: " А что он будет делать в то время, когда другие будут изучать язык? Болтаться? Нет! Пусть изучает английский!" Так я стал "англичанином" с нуля, а учился вместе со вчерашними десятиклассниками. Кстати, казус с языком повторился у меня и при поступлении в КВИРТУ (Киевское высшее инженерное радиотехническое училище Войск ПВО страны). Но там была существенная разница - а именно, там необходимо было сдавать вступительный экзамен по языку. Об этом придётся рассказать попозже. Сейчас же, спустя много лет, можно лишь ещё раз убедиться в правильности пословицы: что бог ни делает, всё к лучшему. Я несколько лет спустя нагло брался за переводы статей по математике и программированию с французского и английского языков.
   Высшая математика в среднем училище длилась очень недолго, кажется, один семестр, но запомнилась нам тем, что все математические понятия преподносились нам с механической или физической интерпретацией, что было очень интересно и хорошо запоминалось.
   Непосредственно к общей военной подготовке примыкала дисциплина под названием, если не ошибаюсь, обработка материалов. Чего только мы там ни повидали: в качестве зачетов каждый должен был что-то вырубить из металла (слесарное дело), что-то выточить на станке (токарное дело), что-то выковать из железных поковок , используя настоящий горн (кузнечное дело), что-то сварить (сварочное дело) и пр. Мы просто не могли дождаться этих занятий. Тем более те из нас, которые не имели отцов. А после войны таких ребят хватало. У меня, например, отец ушёл из семьи в 1941 году, когда мне было 3 года. В доме, естественно, не было ни инструментов, ни уроков пользования ими. Благодаря училищу я всю оставшуюся жизнь смело брался за любые работы, используя те или иные инструменты, и вроде неплохо получалось. Ещё за такую умелость я хочу поблагодарить отца моего школьного друга, Аксенова Петра Алексеевича, который привлек нас после 9-го класса к строительству моторной лодки (корпуса и оснащения двигателем). У него я получил первые уроки работы с молотком, стамеской, ножовкой и др.
   Очень интересными, но физически значительно более тяжёлыми были занятия по тактической подготовке (вёл полковник Фриго), в которые, кроме всего прочего, входили занятия по так называемой одежде крутостей. Это означает, что мы должны были практически уметь укреплять обрывистые края любой породы в интересах строительства военных сооружений (окопов, блиндажей, дзотов и пр.). Некоторые из этих занятий проводились уже в лагерях после первого курса. Там же мы учились подрывному делу (взрывали деревья, учебные рельсы, различные заграждения и пр.). В лагерях же мы сдавали экзамены по стрелковой и тактической подготовке. И в том, и другом случаях у меня происходили не совсем обычные случаи, о которых стоит вспомнить.
   В первые же месяцы пребывания в училище на занятиях по стрелковой подготовке у меня, что называется, пошло. Практически все упражнения я выполнял на отлично, так что примерно со второго семестра я был зачислен в команду батареи, а затем и в команду дивизиона по стрельбе. В летний период у нас планировались соревнования по военно-прикладному троеборью на первенство училища. Эти соревнования включали плавание в одежде с полной выкладкой (модель форсирования водной преграды), полосу препятствия и кросс на 1000 м. О том, что такое полная выкладка, упоминалось ранее при описании марш-бросков. Полосу препятствий, наверное, все видели в кинофильмах (из окопа бегом в "мышеловку" - метров 20 ползти по-пластунски под проволокой, не задев её, затем преодоление всяких препятствий, с броском гранаты, хождениями по брёвнам и пр.). Тренировки и соревнования совпали с летним выходом в лагеря. Поэтому меня оставили с несколькими участниками сборной команды в казарме, а вся батарея ушла походом в лагеря, которые находились в полусотни километров от Горького. Вместе с батареей в обозе в лагерь направились мои вещи и карабин. Значение этой маленькой подробности будет прояснено чуть позже.
   Странно было видеть нашу казарму, которая ещё вчера была похоже на муравейник, практически пустой и тихой. Члены команды располагались на своём месте, так что в каждом кубрике оставалось по 2-3 человека. Тренировки к соревнованиям по прикладному троеборью были довольно интенсивными, но какими-то однобокими: полоса препятствий и стрельба проводились ежедневно, а плавание с полной выкладкой - ни разу.
  К плаванию в училище вообще отношение было особое: в увольнении купаться было категорически запрещено. За нарушение этого запрета мне и моим друзьям даже объявляли несколько суток ареста, но, правда, не сажали. У нашего взводного была мера наказания похлеще гауптвахты - стрижка наголо. А для курсанта 2-3-го курсов это было трагедией - ведь девчонки в клубе на танцах могли посчитать его "салагой"! Сдача норм по плаванию проводилась под строжайшим перекрёстным контролем, всё только по командам, вход в воду только по 4-5 человек, по числу дорожек в месте сдачи норм. Конечно, всё это проводилось под благовидным предлогом - безопасность личного состава - но выглядело крайне нелепо, учитывая расположение училища - прямо над Окой, и наличия в городе, кроме Оки, великой русской реки Волги.
  В итоге моей полной неготовности к этому виду соревнований, на соревнованиях по военно-прикладному плаванию со мной произошёл следующий казус. Перед стартом я оделся в х/б костюм ( гимнастёрка и брюки), специально выданные нам для этого случая, натянул сапоги, повесил учебный карабин (мой был уже в лагере) через плечо. По команде "Старт!" я прыгнул с тумбочки, как обычно, вниз головой. Буквально через долю секунды получил сильный удар мушкой карабина по затылку и самым натуральным образом пошёл ко дну. Очнулся под водой, выплыл и стал яростно грести, чтобы догнать уже прилично опередивших меня соперников. Чувствую, что плыву я значительно медленнее, чем обычно. Оглянулся - оказывается, мой карабин развернулся поперёк движения и сейчас представлял собой плотину, через которую переливалась вода, которую я тщетно пытался преодолеть. Я на ходу попытался подправить карабин и с большим трудом закончил дистанцию, находясь где-то ближе к завершающей группе участников. Когда я, тяжело дыша, выкарабкался на берег, то услышал, как надо мной потешаются бывалые. Оказывается, что, во-первых, к карабину нужно было добавить ещё один ремень, надеть ремни на оба плеча, чтобы карабин всё время был направлен по направлению движения. Во-вторых, все карманы на гимнастерке и брюках следовало зашить, чтобы вода не заливала их и не мешала движению. В-третьих, пилотку и сапоги нужно было снять и подоткнуть под поясной ремень.
  Однако этот позорный факт не поколебал мнения командования относительно методики подготовки команды к этому виду военного спорта и относительно плавания вообще курсантов нашего училища.
  Сразу после завершения соревнований мы прибыли в наш лагерь - великолепное место в сосновом бору под Горьким. Два ряда палаток, линейка для построения взводов и батарей, кухня, столовая, навесы - имитация классов для проведения занятий - вот почти весь набор нехитрых сооружений, необходимых для учебы и жизни курсантов. Занятия проходили в основном на природе, независимо от погоды. В классы нас загоняли только крайние обстоятельства. Мы учились копать окопы не только для пехоты, но и для орудий (вообще-то мы будущие зенитчики), бегать в "атаки" и проводить наши "любимые марш-броски". Мы строили землянки и блиндажи, стреляли из карабинов, автоматов и пулемётов, метали гранаты, в том числе и реальные, учились подрывному делу - в общем, делали всё, что надлежало знать и уметь будущему человеку в офицерских погонах. Всё было интересно и здорово!
   Наше пребывание в лагерях завершала экзаменационная сессия. В случае получения "неуда", курсант наказывался очень изощренным способом: в то время, как все остальные уезжали к родным и близким в отпуск, не сдавшие сессию курсанты готовились в казарме училища пересдавать соответствующие предметы. Но пересдавать экзамены разрешалось не ранее, чем через 10 суток после очередной попытки сдачи необходимого предмета.
   Упоминаю об этом не только для информации о наших порядках, но и потому, что холодок такой процедуры дважды коснулся меня непосредственно.
   Всё началось со сдачи экзаменов по стрельбе. Мы из окопа должны были поражать различные мишени - неподвижные, которые показывались на несколько секунд, и движущиеся. Дистанция - 1000 метров. Основное условие - стрелять надлежит ТОЛЬКО из личного оружия. Я совершенно спокойно прыгаю в окоп (я же член сборной батареи), прицеливаюсь и ... как в "Свадьбе в Малиновке" - "бац, бац - и мимо!" Меня отстраняют от боевой стрельбы, дают мелкокалиберную спортивную винтовку типа ТОЗ-9, и я стреляю по спортивным мишеням - всё отлично?! Командиры решают, что члену сборной команды можно дать шанс пересдать. Снова прыгаю в окоп со СВОИМ карабином, вновь боевая стрельба по мишеням, и вновь абсолютно "железная" двойка!! Отцы-командиры уже намекают, что придётся мне 10 дней походить в училищный тир за счёт отпуска. Бедная моя мамочка! Она-то ждёт не дождётся, когда бравый курсант приедет к ней в Воронеж! Мой командир взвода, Ухарский В.П., вступается за меня: "Да вы посмотрите, как он стрелял на соревнованиях!" Ответ: " Так то ж на соревнованиях!" На стрельбище начинается сильный дождь. Всех сдавших отправляют бегом в лагерь. Командиры в нерешительности: практически отличник, а тут - на тебе! Ухарский вновь находит вариант, он просит у экзаменационной комиссии: "Дайте, я попробую из его карабина!" Ему разрешают. Он прыгает в мокрый окоп и под сильным дождём, без плащ-накидки стреляет по далёким мишеням. Результат - чистая двойка! Командир батареи, капитан Козьмин, уже с возмущением: "Дайте-ка его карабин! Как может курсант стрелять хорошо, когда его командир взвода - двоечник!" Стреляет. И всё в молоко!!! Полный конфуз, но зато появляется новая идея - дать мне чужой, НЕ ЛИЧНЫЙ карабин. Это не полагается. Но уж слишком нестандартная ситуация, и вся комиссия, что называется, завелась. Дождь продолжает своё мокрое дело, но его уже никто не замечает. Я с ЧУЖИМ карабином прыгаю в окопную лужу, упираюсь локтями в грязь на бруствере, прицеливаюсь...всё отлично!!! У всех вздох облегчения. И только тогда вспоминают - ведь карабины сборной команды перевозились в обозе навалом. Наверняка мушка была сбита, а перед экзаменом не до проверок. Таким образом, ситуация разрядилась, и я мог со всеми ехать в отпуск!
   Мог...если бы не второй досадный случай, который произошёл со мной при сдаче совершенно лёгкого для меня экзамена по тактике - хождения по азимуту.
   Подполковник Фриго, преподаватель из цикла тактики, ждал наш взвод, стоя на взгорье, довольно далеко от леса, в котором располагался лагерь училища. Взвод прибыл к месту встречи с преподавателем, когда вовсю занималась вечерняя заря. Наш комвзвода, Ухарский, доложил ему о готовности взвода к сдаче экзамена. А зря! Оказывается, в его взводе находился некий "отличник Вовочка", который не совсем был готов к предстоящему испытанию. Понятно, что этим "отличником" был автор этих строк. Действительно, когда подполковник Фриго стал проверять наличие самого необходимого для этого экзамена прибора - компаса, то оказалось, что я забыл его в лагере. "Ну что будем делать с этим молодцом?", - спросил Фриго у нашего взводного. Ухарский сказал, что у меня недавно был сильный стресс на экзаменах по стрельбе, наверное, из-за этого курсант Соломоденко и забыл компас. Фриго укоризненно покачал головой, чувствуя, что взводный горой стоит за своего нерадивого подчиненного. "Хорошо, - сказал Фриго, обращаясь ко мне, - так и быть, я дам вам шанс. Берите мой компас. Но если вы и ваша группа придёт к финишу последней или вовсе не придёт туда ("промажет" место финиша), то тренироваться вам 10 суток в казарме".
   Здесь самое место пояснить, что экзамен этот заключался в прохождении маршрута, указанного в задании, за возможно более короткое время. Прохождение осуществлялось по группам, в состав каждой группы входило 5-6 человек. Задание представляло собой лист бумаги, на котором в двух колонках были написаны цифры. Первая колонка содержала значения азимутов (углов между направлениями на север и заданным направлением движения). Вторая - количество пар шагов движения по заданному азимуту. Маршруты групп были различные, но строились таким образом, чтобы на финише весь взвод (все группы) собрался в одном месте. А в этом месте всех нас ожидал преподаватель Фриго с нашим взводным. Вроде бы все ясно и легко. Трудность же выполнения задания заключалась в том, что выполнять его нам следовало ночью, в кромешной темноте, а применение фонариков или спичек допускалось лишь на короткое время, и то с необходимой маскировкой для обеспечения скрытного от "противника" продвижения.
   Получив задание, наша группа, посовещавшись, быстро решила, что для уменьшения ошибок каждого нужно договориться о методике передвижения. В группу входили 6 человек: Володя Панфилов, Лёва Шаргородский, Лёша Горчаков, Ильдар Акчурин, Женя Стратюк и я. Нас называли великолепная шестёрка. Все учились практически без троек, все ходили на концерты симфонической музыки, все навещали нашего бедолагу, попавшего на "губу", все устраивали мощные возлияния по значимым поводам и т.д.
   А тогда, уже в густых сумерках, мы порешили, что разобьёмся на три пары. Каждый из нас должен самостоятельно определять, куда топать, и считать, сколько пар шагов он протопал. Выполнив очередной отрезок, мы должны были скорректировать общую точку, от которой необходимо двигаться дальше. Для этого два участника первой пары сходятся на голос друг к другу и ждут моей команды, так же поступают участники второй и третьей пар. Затем следует команда на схождение первой и второй пар друг к другу и, наконец, сходятся уже четверо с третьей парой.
   Мы шли долго, где-то около трёх часов, проваливаясь в ямы, попадая в заросли жгучей крапивы и колючих кустарников малины, подворачивая ноги и ударяясь об упавшие стволы деревьев. Шутили, что, может быть, так по азимуту мы и добредём до дому. Уж очень не терпелось после первого, тяжелейшего для нас года обучения показаться на родине в новенькой парадно-выходной форме и артиллерийских погонах курсанта...
   Наконец, сквозь темный лес забрезжил какой-то огонек, и вскоре мы оказались на маленькой уютной поляне, с ярким костром посередине. А у костра нас ждали наши командиры: преподаватель Фриго и наш взводный Ухарский. Это и был финиш нашего задания. Наша радость от завершения этого совершенно некомфортного похода преумножилась от сообщения, что сюда ещё никто не выходил! Ура! Мы первые! Я отдал компас подполковнику Фриго, поблагодарив его за выручку. Он поздравил нас с заслуженной победой в этом своеобразном соревновании. А так как экзамены по общетехническим предметам мы сдали ещё до лагерей, то теперь все мы могли рассчитывать на успешное завершение первого курса и на своевременное убытие в отпуск.
  
  Завершить описание моего первого армейского, а точнее курсантского, года хотелось бы немного более подробным описанием трёх моментов из нашей курсантской жизни.
  Во-первых, о нашей шестёрке, про которую я только что упоминал в связи со сдачей экзамена по тактике. Во время учёбы в ГРТУ мы очень близко сдружились. Кроме взаимопомощи в учебе и повседневных делах, мы чутко относились и к увлечениям друг друга, и помогали друг другу в случае необходимости.
  Во-вторых, о нашем участии в хозяйственном обеспечении училища (дрова, уголь, Ока, Волга, баржа 1200 куб.м. (10х40х3м), вагоны, голубые глаза на танцах, случай со смертью курсанта).
  В-третьих, добавить - о музыке (концерты у нас в клубе, спор с профессором из консерватории, занятия гармонией), о худож. самодеятельности ( Панкратов, мои наряды, развязка, Новый год на автозаводе, концерты по области. А далее - подготовка и поездка в ЦТСА на юбилейный заключительный концерт, моё фиаско в личном плане (Рита из Вороново), ТАС, мама. Хотя,м.б., всё это в конец главы об училище.
  
  Второй и третий курсы училища кратко можно назвать словами "праздник души". Нам начитывали солидные курсы по электротехнике и электронике, импульсным схемам и всевозможным электрическим приборам управления. Мы сотнями часов проглатывали курсы материальной части, т.е. "электронную начинку" станций наведения ракет зенитно-ракетных систем. Мы изучили стационарные системы, которые были к тому времени развернуты вокруг Москвы (кольца ПВО), а затем - в спешном порядке легко освоили схемы управления ракетами комплекса С-75. Всё было до такой степени интересно, доходчиво рассказано, что последние месяцы штурмовой подготовки по 12 и более часов не казались нам такой уж перегрузкой. Мы никогда не забудем наших электронных отцов как на общих, так и на специальных кафедрах. Позже мы все считались самыми знающими и умеющими специалистами. Это показали и служба на местах дислокации, и стрельбы на полигоне Ашулук. Низкий поклон всем нашим педагогам, и, конечно, добрая о них память до конца нашей жизни.
  Несколько слов о радиотехническом прошлом г. Горького, которое имело непосредственное отношение к нашему пребыванию, к нашим занятиям, к нашим работам на благо города. Дело в том, что в 1918 г в Нижнем Новгороде по Декрету Совнаркома, подписанному В.И. Лениным, была организована радиотехническая лаборатория. В течение последующих 10 лет её возглавлял проф. М.А. Бонч-Бруевич (1888-1940). Он возглавлял работы по созданию 1-й в мире мощной радиовещательной станции в Москве (им. Коминтерна), а его верным помощником был известный ученый и изобретатель в области радиоэлектроники В.П. Вологдин (1881-1954). Это его дитя - 1-я в мире электровакуумная радиолампа. С тех пор в Горьком работают несколько радиозаводов различного профиля. А в стенах нашего училища была создана и работала несколько лет 1-я телевизионная станция, обслуживающая весь город телепередачами. Мы принимали непосредственное участие в хозработах как на нашей, так и на городской телестудиях. Имена Мандельштама и Папалекси, Берга и других корифеев радиоэлектроники просто носились в воздухе наших кафедр и лабораторий. Позже я понял, что никакие академии не могли дать более глубокие знания и понимание физических основ работы сложных радиосхем, чем это было в нашем училище.
  Мы провели две стажировки в Подмосковных полках ПВО, затем был наш выпуск, переодевание в офицерскую форму и назначение на дальнейшую службу в войсках. Так как я окончил ГРТУ с отличием, то мне предоставили право выбора округа. Хотелось и в даль (Забайкальский или Дальневосточный округ), и в знаменитые места (Москва, Ленинград, Киев), но, подумав некоторое время, я выбрал Киев. Но мне сказали, что, удовлетворяя мою просьбу, мне предлагают Одесский корпус в этом округе. Я дал согласие. Это тоже для нас было удивительно: как это нам предлагают, мы можем соглашаться, а можем - нет! Позже, прибыв в Одессу, я узнал, что требуются техники моей специальности только в Севастополе. А я старался попасть на координатные системы и системы выработки команд - мозг всей станции наведения зенитных ракет.
   Так в 1958 году я оказался в городе-легенде, в городе русской славы - Севастополе.
   Здесь мне предстояло три года очень интересной и трудной жизни и работы, сюда я привез Тамару - молодую жену, а спустя положенное время - своего первого ребенка Сашеньку. Были чтение лекций по новой технике, инженерные работы по устройству боевых позиций дивизиона в скальном грунте. Были изматывающее стояние на боевой готовности, трёхкратные поездки в товарном вагоне с баяном и песнями на полигон Ашулук, что под Астраханью, для проведения боевых стрельб, получение каждый раз после стрельбы благодарностей за отличные стрельбы от командира бригады и отпусков в 10 суток с выездом на родину.
  Были и участие в решении нелегких бытовых вопросов, частые вызовы в другие дивизионы для помощи в ремонте техники или подмене заболевших товарищей на боевой готовности, необычные показы фильмов, отдельные части которых привозили на мотоцикле из села, в котором показывали этот фильм в клубе, и многое, многое другое. Но об этом в другом очерке.
  
  
  
  НАЧАЛО ОФИЦЕРСКОЙ СЛУЖБЫ
  
  СЕВАСТОПОЛЬ
  
  
   Строго говоря, офицерами все мы стали в момент, когда по окончании третьего курса, где-то в начале сентября 1958 года, нам зачитали приказ Министра Обороны о присвоении первичного офицерского звания - лейтенант. Это произошло на торжественном построении всех выпускников перед зданием командования училища. Далее последовала команда: "Переодеться в офицерскую форму и подготовиться к торжественному прохождению!" К этому моменту у нас в казармах всё уже было приготовлено. Мы быстро облачились в новенькие рубашки, галстуки, кители и важно (мы ведь уже офицеры!) пошагали на плац. После напутственных слов начальника училища генерала Пирогова для нас был торжественный обед. Я подошел к своему обычному месту, подал свою миску "разводящему", тот налил порцию жирного борща. Поставив тарелку на стол, я расстегнул китель и опустился на лавку. Поднял голову, чтобы вкусить свой первый офицерский, честно заработанный за три года обед, и ... меня покрыл пот: мой новый галстук плавал в прекрасно приготовленном борще!
   Так началась моя офицерская служба, которая длилась аж до мая 1989 года.
  
   Затем были сборы нашего взвода на квартире Рудяши Глазова в центре Горького, ночь в поезде до Москвы, отдых в пос. Сходня в доме одного из нашей замечательной шестёрки - Лёши Горчакова, по соседству с дачей самого Давида Ойстраха. Через пару дней мы закатили банкет в ресторане "Арагви", что напротив Моссовета, и после посещения моих родственников, дяди Жени и тёти Наташи, я прибыл на отпуск в свой родной Воронеж к моей маме. Она, конечно, была несказанно рада, что через три года её единственный сын стал настоящим молодым мужчиной, окончил такое училище, да ещё получил диплом с отличием. Быстро суетилась для организации стола - ведь тогда ей было только 44 года!
   Отпуск, как известно, всегда пролетает быстро. Наступил день отлета. Я впервые лечу на самолёте Воронеж-Одесса. Меня провожает матушка. В руках молодого лейтенанта чемодан и серая матрацная наволочка, набитая всякой всячиной и перевязанная багажными ремнями. Самолет оказался, во-первых, почтово-пассажирский, во-вторых, это был ЛИ-2 времен войны, а в-третьих, он до Одессы делал две остановки: в Днепропетровске и в Николаеве. Полёт проходил на небольшой высоте. В районе Причерноморья он пересекал множество лиманов, нас бросало в воздушные ямы, неимоверная качка доконала меня так, что даже посещения туалета в хвосте никакого облегчения не дали. А качка в хвосте была ещё хлеще... Так что, когда я выполз из самолёта в Одессе, то мой попутчик, видавший виды полковник, заметив моё позеленевшее лицо, решил оказать своеобразную помощь: "Ничего, лейтенант, ещё облетаешься. А сейчас приедем в гостиницу, выпьем по стакану водочки, и всё пройдет". От одного упоминания о выпивке мне снова стало плохо... Но, переночевав аж на самой Дерибасовской, я уже утром отправился к кадровикам за назначением. Там узнал, что по моей специальности - координатные системы и системы выработки команд в зенитно-ракетных системах - в Одессе свободных должностей нет. Мне предложили ехать в Севастополь: там только начинает разворачиваться зенитно-ракетный полк (позже - бригада), молодым специалистам и карты в руки! Я, недолго думая, дал согласие и получил необходимые документы. Так я стал участником создания третьей обороны Севастополя, а именно противовоздушной обороны с использованием новейших зенитно-ракетных комплексов С-75.
  
  Первая оборона Севастополя приходится на годы русско-турецкой войны 1854-1856 гг. Она хорошо описана в "Севастопольских рассказах" одним из её участников - Л.Н. Толстым.
  Вторая оборона города-героя относится к годам Великой Отечественной войны. Она длилась 250 дней, с 30 октября 1941 г до 4 июля 1942 г под руководством адмирала Ф.С. Октябрьского и генерала И.П. Петрова. События обороны прекрасно описаны в книге В.В. Карпова ПОЛКОВОДЕЦ (о генерале И.П. Петрове).
  Третью оборону восстановленного из руин города-крепости пришлось создавать нам, молодым офицерам Войск ПВО страны конца 50-х - начала 60-х годов 20-го века. Этим событиям, в части создания её противовоздушной обороны посвящены дальнейшие строки.
  При посещении кадровиков в Одессе не только меня, а наверное, и большинство молодых офицеров, поразила манера обращения с молодыми специалистами. До сих пор в течение трёх лет мы слышали одни приказы, чаще всего с криком, иногда - благодарности, но тоже только в приказах, по-казённому. А тут - уважительный разговор со специалистом, каких здесь ещё нет или недостаточно, расспросы, есть ли семья, а может, твоя специальность тебе не нравится - будешь осваивать то, к чему душа лежит, и т.д. Кратко рассказывают про бытовые условия на месте, перспективу и прочее... Одним словом, впервые за последние три года я почувствовал себя человеком в полном смысле слова.
   Кадровики предоставили мне возможность в течение нескольких дней отдохнуть в Одессе, а затем я на теплоходе прибыл на рейд Севастополя. Военный комендант подсказал, где мне найти ту воинскую часть, где мне предстояло служить первые офицерские годы. Часть оказалась на самой окраине Севастополя, прямо у той дороги, что ведёт на Сапун-гору и далее через Байдарский перевал на Ялту. В ходе первой беседы с командиром полка подполковником Бычковым (впоследствии командир зенитно-ракетной бригады) я узнал, что по плану уже приписан к 4-му дивизиону, который будет разворачиваться где-то в предгорьях Крымских гор, но это будет в следующем году. А пока мне поставлена задача - спланировать переучивание трёх зенитно-ракетных дивизионов (их называли коротко - ЗРД) на базе одного ЗРД, у которого уже есть техника, комплексы С-75. На моё недоумение - ведь это работа планового отдела - командир сказал, что лучше, чем мы, молодые специалисты, закончившие училища именно по этой технике, в этом вопросе здесь нет никого. В помощь мне были предоставлены офицер и солдат-чертёжник. Как это ни удивительно, но где-то через месяц с небольшим расписание занятий для каждой недели по всем специальностям было готово.
  Жили мы в это время в общежитиях, в одноэтажных домах офицерского состава по 3-4 человека в комнате. Нам было неплохо, и с первых дней наша работа захватила нас, что называется, по уши. Позже мы выступали в роли преподавателей и для офицеров, и для солдат, рассказывая им всё, что знали, чему нас учили в Горьковском и Пушкинском училищах, о различных системах станции наведения комплекса С-75. Учёба шла на базе дивизиона, расположенного в бухте Омега, а приезжали туда все остальные три дивизиона (из Бельбека, Юхариной балки и Чёрной речки).
  
  Если взглянуть на карту района Севастополь, то видно, что его противовоздушная оборона была задумана очень грамотно. С севера город прикрывал дивизион, расположенный прямо у морского обрыва, около аэродрома перехватчиков Бельбека, что южнее совхоза Осипенко, или Качи. С северо-запада - дивизион на Чёрной речке, в 7 км от пос. Хмельницкое, недалеко от дер. Черноречье, на лесистой горе высотой порядка 400 м над уровнем моря. С запада - дивизион у мыса Фиолент, примерно у 9-го километра Балаклавского шоссе, в чистой степи. И наконец, с юго-запада - дивизион, расположенный непосредственно у моря, между бухтами Омега и Камышовая.
  Севастополь находился почти в фокусе огромного вогнутого зеркала, если соединить точки стояния дивизионов плавной линией.
  
  Как позже мы узнали, основа кадров этого полка была набрана из зенитно-артиллерийского полка, вооруженного ствольными зенитными орудиями и соответственными радиолокаторами и приборами управления огнём. Батареи этого полка располагались прямо в черте города: над рынком, у складов, над портом, так как зоны их поражения составляли несколько километров. Причём этот полк входил в состав ПВО флота. И поэтому, после организации нашего зенитно-ракетного полка, входившего уже в состав ПВО страны, в течение нескольких лет "спутный" след флота пребывал в устной речи во всех дивизионах: это и боцман или мичман вместо старшины, это и камбуз вместо кухни, кок вместо повара, матросы вместо солдат. Даже форму одежды многие сверхсрочнослужащие умудрялись получать на флотских складах.
  Начало учебного года, а это событие в армии всегда приходится на начало декабря, совпало у нас в Севастополе с полным разгаром дождей и неимоверной слякоти. Вообще в Крыму это самое отвратительное время года. Снега практически нет, сырость и грязь постоянные. Причём грязь разноцветная: там, где глина, - грязь, естественно, красно-оранжевая, в предгорьях Крымских гор (это наш дивизион) грязь серо-белая, по цвету пород, из которых сложены горы. Там это называют "инкерманский" камень, так как в городе Инкерман расположены каменоломни и распиловочные цеха, которые и делают эти камни путём только распиловки.
  Порядок в нашем общежитии, кроме его обитателей, наводили солдаты из внутреннего наряда дивизиона, а ими командовал мичман Иван Андреевич, прослуживший, наверное, столько, сколько лет было солдатам. Вот этот мичман, или, как его называли, "боцман" изо всех сил заботился о нас, молодых офицерах. Он выделял наряд для мытья полов в общежитии. Он во многом заменял все наши незрелые попытки по воспитанию солдат. Помнится, он довел до слез солдатика, который не почистил карабин. Причём с виду это была мирная беседа прямо на плацу о том, что руду для карабина добывал чей-то отец, а сталь из неё варил чей-то брат, и т.д. Он же всегда говорил коку, чтоб офицерам наливал самый жирный слой борща. И когда мы умоляли его, чтобы он этого не делал, он страшно удивлялся, полагая, что лучше этого ("цэ ж сало!") ничего на свете быть не может. Находили мы отдохновение от такой пищи в посёлке Камышовая Бухта, где базировалась китобойная флотилия "Слава". У них была отменная столовая.
  После лекций в первую зиму мы с жадностью ездили знакомиться с городом-легендой Севастополем. Мы исходили все значимые символы этого города: Владимирский собор и Малахов курган, Панораму Рубо (оборона 1854-1856 г.) и диораму штурма Сапун-горы (май 1944 г.), Приморский бульвар, памятник затопленным кораблям, Херсонес и многие другие замечательные места города.
  
  По завершении моей лекторской деятельности и переучивания всех дивизионов мне предстояло ехать уже в составе своего 4-го дивизиона на боевые стрельбы, которые производились на полигоне Ашулук, который расположен в полупустыне, северо-восточнее г. Астрахань. В соответствии с директивой Главкома войск ПВО страны, при положительном исходе стрельб дивизион имел право на получение техники (шестикабинного комплекса С-75) и её развертывание на месте дислокации.
  Мы долго отрабатывали все "мелочи" подготовки комплекса для проведения боевых стрельб, но в майские праздники 1959 г. мне пришлось взять отпуск и вылететь в столицу Таджикистана г. Душанбе, чтобы выяснить всю правду о положении моей бывшей невесты, Вали Дочкиной. Тревожный сигнал поступил от её подруги, Кимы Трофимовской. Прилетев туда, я нашел Киму, примерно узнал, куда мне следует двигаться дальше, и на попутном грузовике выехал в ущелье Варзоб, пос. Такоб. Найдя Валю, я увидел, что вся информация Кимы подтвердилась: Валя действительно живет в горах у рудника с инженером из Азербайджана, и ей до родов осталось два месяца. Познакомившись с её мужем, я выкурил пачку папирос и вернулся в Душанбе, а оттуда - в Севастополь, закрыв эту страницу моей личной жизни. Завершение отпуска я провел дома.
  По возвращении в часть, я застал здесь последние приготовления к отправке на полигон. Наконец, нас погрузили в эшелон, состоящий из товарных вагонов и грузовых платформ для машин технического дивизиона (там они должны готовить ракеты для нашей стрельбы). В вагонах были нары с соломой, кое-где матрацы, как в военные годы. Нам было всё интересно и наполнено романтикой. Я захватил в поездку баян, и когда эшелон тронулся к нашему первому боевому крещению, мы запели "Прощай, любимый город...", затем "Севастопольский вальс", а по дороге одной из любимых наших песен была песня А. Пахмутовой "О тревожной молодости":
  "Забота наша такая, забота наша простая:
   Жила бы страна родная, и нету других забот.
   И снег, и ветер, и звёзд ночной полет,
   Меня мое сердце в тревожную даль зовёт" ...
  
  Стоянки у нас были сверхдолгие - мы же для МПС были порожняк. Обычно это происходило на далеких запасных путях, там обычно устраивали и обеды, и ужины. Пищу доставляли в вагоны с платформы-камбуза, где располагалась полевая кухня. Солдаты из наряда разносили термосы, настоящие походные. Всё было необычно и здорово!
  Наш маршрут был не такой длинный, как очень долгий. Он из Севастополя проходил через Симферополь, Джанкой, весь Донбасс, Ростов, Тихорецкую, Армавир, Зеленчук, Минеральные Воды, а далее через ныне кровоточащие Осетию, Чечню, Дагестан (Прохладная, Моздок, Терек, Червлёная Узловая, Каргалинская, Кизляр) и наконец Астрахань и Ашулук. Весь этот путь мы в разные годы (а я побывал на этом полигоне три раза за три года) проделывали за 7 - 10 суток.
  Прибыв на станцию Ашулук, мы стали помогать разгружать наши машины и формировать колонну с палатками, водой и продовольствием. Темнело. Колонна тронулась на восток, в степи, переходящие в полупустыню. Мне поручили остаться с одним МАЗом и несколькими солдатами, чтобы погрузить всякую мелочь: доски, столы, стулья, а также посмотреть на качество разгрузки всех платформ и вагонов - не оставили ли чего-нибудь.
  Пока мы проверяли весь эшелон, колонна ушла далеко. Наш водитель знал только примерное направление движения. По степи было видно только множество автомобильных следов, о дорогах не было и речи. Примерно через час осторожного движения наш МАЗ заглох, и мы остались одни среди ночи и бескрайних степей, где нет ни единого ориентира. Летние ночи в Калмыцко-Казахских степях оказались очень холодными. Резко-континентальный климат теперь мы узнавали не по книгам, а непосредственно на себе. Мы стали здорово замерзать, а вокруг - ни кустика, ни брёвнышка. Я приказал разжечь костер, используя выборочно всё то, что у нас было на борту, греться и одновременно, используя свет костра, искать причину неисправности. Водитель оказался опытный: с помощью размоченного куска мыла он нашёл где-то подсос воздуха в двигатель, залепил временно и через некоторое время умудрился запустить МАЗ. Можно было продолжать двигаться, но куда в такой кромешной тьме безо всяких указателей? Совместно с солдатами принимаем решение: у костра дождаться рассвета, а затем - в путь. С первыми лучами солнца мы продолжили путь вдоль самого густого пучка следов. По дороге нам встретилась юрта кочевников-казахов, и мы уточнили направление движения, заметив две особенности их жизни. Во-первых, наряду со средневековым укладом жизни, у них спокойно соседствовал довольно приличный батарейный радиоприемник. А во-вторых, о полигоне они разговаривали так, как о соседнем поле, на котором собирались пасти своих овец и верблюдов. А ведь в то время это была жутко закрытая точка. Для них же полигон - это была лишь помеха для выпаса скота.
  Примерно к завтраку мы успели прибыть в наш лагерь, который представлял собой ряд палаток среди степей и начинающихся песчаных барханов. Так мы добрались до точки нашего боевого крещения - полигона Ашулук.
  
  На следующее утро нас подвезли к стоящим в песках комплексам С-75, из которых мы должны будем стрелять по движущейся воздушной цели. Комплексов было четыре, причём стояли они близко друг от друга, так что окружности, вдоль которых располагались пусковые установки, пересекались. Я принял аппаратуру и приборы, находящиеся в кабине "К" . В этой кабине и находились "мои" системы - координатная и выработки команд ракете. Солдаты в это время принимали остальное оборудование - огнетушители, ломы, лопаты и пр. Затем нас дотошно проверяли полигонные специалисты на знание материальной части и умение производить настройки и ремонт блоков и систем. По завершении этой процедуры нам предложили до конца дня произвести полную настройку всех систем комплекса.
  Мне, ещё на этапе изучения настроек контура управления ракетой в Горьковском училище, было предельно ясно, что успех стрельбы зависит не только от настройки каждой из трёх систем, входящих в этот контур (координатная, выработки команд и передачи команд). Успех зависит - и это не менее важно - от их взаимной настройки и подгонки всех показателей таким образом, чтобы при рассогласовании, скажем, координат на 100 м координатная система выдавала в соответствующем масштабе именно эту величину, а система выработки команд вырабатывала такую команду, которая обеспечит сближение именно из такого рассогласования. При этом шифровка команд и передача команд по радиоканалу на борт ракеты не должны искажать величин команд, и чтобы при расшифровке команд на борту ракеты получались именно такие величины команд, которые были выданы системой выработки команд.
  Учитывая всё это, мы всегда после индивидуальных настроек и при переучивании других дивизионов, и в последующих стрельбах применяли так называемые комплексные настройки, где и старались выловить все нюансы, которые очень сильно влияют на точность стрельбы. У нас это называлось "погонять нули", а затем проверить "уставки". Комплексные проверки были своего рода "суперфиниш", т.е. доводка контура управления до совершенства. От умения и тесного взаимодействия в основном трёх техников - координатчика, техника по системе выработки команд и техника радиопередатчика команд - зависела величина промаха, от которого в целом зависела и оценка работы всего дивизиона на три года - до следующего огневого экзамена на полигоне.
  В качестве воздушной мишени в те годы использовались так называемые отражательные уголки, выбрасываемые из самолета на парашюте, а немного позже и радиоуправляемые самолёты-мишени, обычно МИГ-15.
  Для получения отличной оценки требовалось, чтобы в момент подрыва боевого заряда отклонение положения ракеты от цели по горизонтали не превышало 60 м, а по вертикали - 100 м. В этом случае "зонтик" от взрыва боевой части накрывал цель с большой вероятностью. Величины промахов тщательно измерялись с помощью специальной аппаратуры "КОЗА", что означало КОнтрольно-Записывающая Аппаратура. Это был кинофототеодолит с достаточно высокой точностью.
  Мы втроём, Виктор Бучнев, Борис Борщевский и я, здорово "погоняли нули", все остальные техники, как только могли, настроили свою аппаратуру. Уже смеркалось, когда мы стали возвращаться в свой лагерь. Каждую кабину техник опечатал своей печатью - ведь завтра стрельбы и перенастраивать аппаратуру будет некогда. Поужинали и провалились в сон.
  
  И вот наступил самый ответственный день в нашей лейтенантской жизни.
  С утра мы все в своих кабинах ещё раз проверяем все параметры. Сейчас всё важно, ничего нельзя упустить, всё, что ещё можно - подделать. Волнение нарастает. Мы же все знаем, что сегодня будет стрельба, и всё-таки как гром среди ясного неба прозвучала команда: "Боевая тревога! Есть цель! Дальность ... Азимут ... Высота ...". А затем ещё некоторое время спустя: "Цель уничтожить одной ракетой!" Сквозь малюсенькие окна своей кабины вижу, как серебристая красавица-ракета, как живая, дрогнула и стала поднимать нос, выходя на режим синхронизации. Да, да - это была та самая ракета, которая потом, тиражированная в сотнях ей подобных, десятки лет всеми советскими людьми была узнаваема по телевизору на парадах во время наших прекрасных праздников...
  Ракета, оставаясь на пусковой установке, точно следовала за всеми маневрами нашего центрального локатора - кабины "П". Напряжение на пределе. И вот тот рубеж, за которым никакая личность сделать далее ничего не в силах, - как удар хлыста, команда "Пуск!" Вот он, момент истины! Всё, чему нас учили три года в училище, всё, что мы сумели понять, перенять от уже прослуживших товарищей, всё, что могли вложить в настройку аппаратуры, - сейчас должно сработать и дать какой-то результат.
  Мы слышим короткие, приглушённые хлопки пиропатронов, это команда "Пуск" уже на борту ракеты, а затем видим мощные огневые столбы пороховых двигателей-ускорителей, которые с видимой лёгкостью снимают трёхтонное изделие с пусковой установки и, всё ускоряя, уносят эту красавицу в небеса. Правда, сила этого непрерывного взрыва была такова, что мы все оказались отброшены и прижаты к своим креслам, ничего не слышали в течение нескольких секунд и ещё некоторое время отходили от этого чудовищного звукового давления.
  Конечно, хотелось быстрее с помощью осциллографа посмотреть, как идёт сближение ракеты с целью, какова величина промаха при выдаче команды на подрыв (К3), но мы чётко помнили, что до поступления команды "Отбой!" категорически запрещалось открывать окна и двери кабины, а также подключать к нашим шкафам и блокам какую-либо контрольно-измерительную аппаратуру.
  Для всех колоссальное нервное напряжение снялось после того, как в динамике прозвучал голос командира дивизиона: "Цель поражена! Поздравляю весь личный состав дивизиона!" Это была первая боевая победа всех, кто участвовал в боевой стрельбе!
   Но у нас, у тех, кто настраивал сам контур управления, профессиональная гордость была ещё не удовлетворена. Нам быстрее хотелось знать, каков промах - 50, 100 или 200 метров. Да, оценка при поражении воздушной цели не может быть отрицательной, но какова она будет - станет известно только после обработки плёнки "КОЗА". Мы, конечно, послали своего гонца к технарям "КОЗА", предварительно выяснили, что результат якобы неплохой, а какой - необходимо проявить плёнки, произвести измерения, составить акт и заполнить другие бумаги.
  Какой там сон? В каждой палатке нашлось, чем отметить удачное боевое крещение. Много было наперебой пересказанных ярких впечатлений (нам было всего немногим более 20 лет!), гул стоял над лагерем ещё долго в ночи, а мы, те самые настройщики контура управления, практически не сомкнули глаз, ожидая, когда же наступит утро и будут объявлены официальные результаты наших первых боевых стрельб.
  
  И вот после завтрака весь дивизион в строю. Командир полка приказывает командиру нашего дивизиона огласить официальные документы по результатам боевой стрельбы. Мы затаили дыхание. Сейчас станет ясно, кто мы есть на самом деле: только теоретики, готовые весь день махать указкой по бесконечным схемам, или специалисты, которые уже умеют соединить теоретические знания с умением и навыками практической работы на технике. Командир разворачивает бумаги, и мы слышим, как в тумане: "... Цель (отражательный уголок, спускаемый на парашюте) поражена. Оценка промаха 6 м по горизонтали и 10 м по вертикали...В целом по результатам проверки теоретических знаний и боевой стрельбе дивизион получает оценку ОТЛИЧНО!". Ура! Мы не можем поверить в такой результат, стремимся узнать, не ошибка ли это? Ведь это в 10 раз (!) лучше, чем результат, за который получают отличную оценку! Но нас успокаивают: "Никакой ошибки нет, вы молодцы!" Небольшое замешательство, которое мы учинили в строю, сменяется тишиной. Командир полка поздравляет нас с успешным завершением боевых стрельб, по всему видно, что он очень рад. И вдруг: "Лейтенанты Соломоденко, Борщевский и Бучнев, выйти из строя на три шага!" Выходим. "За отличное знание техники и умелое её применение во время выполнения боевых стрельб вам объявляется благодарность! Все трое поощряются внеочередным краткосрочным отпуском с выездом на родину! Начальнику строевого отдела - оформить проездные и отпускные документы!"
  Наша троица от счастья прыгала, обнималась, как пацаны, да и на самом деле, далеко ли мы ушли от них? Просто наша суровая юность сделала нас досрочно взрослыми.
  В тот же день мы быстро собрали наш нехитрый скарб, я поручил свой баян нашим ребятам, и на попутных водовозках во второй половине дня я доехал до железной дороги и топал по шпалам станции Ашулук в полевой форме с небольшим чемоданчиком. По совету бывалых, я обратился к машинистам тепловоза и в их кабине доехал до Саратова, пересел снова в тепловоз и довольно быстро добрался до Воронежа. Для мамы и горе, и радость - все равно слёзы, суета приготовлений стола. Я же отправился к своей давней симпатии Тамаре Корниловой, которая жила в нашем Депутатском переулке, с вопросом "Не хочешь ли ты со мной уехать на точку под Севастополь?" Ответ был положительный, и 1 июня уже с настоящей невестой мы зарегистрировали наш брак. Так закончилась, едва начавшись, моя холостяцкая офицерская жизнь. Уже более 48 лет мы живём под одной крышей с моей первой женой, Тамарой Александровной, бывшей Корниловой. Воспитали двух детей, у которых появилось шесть (!) внуков, а теперь уже и правнучка.
  
  По возвращении в полк, перед нашим дивизионом были поставлены задачи быстрейшего оборудования позиций, чтобы быть готовыми к получению техники, развёртыванию и настройке всего комплекса для заступления на боевое дежурство.
  Что значит оборудовать позиции? Для нас это означало: вырыть в скальном грунте на плоской вершине той горы, на которой размещался и жилой городок, громадную яму Г-образной формы, такую, чтобы в один ряд (там, где длинная палочка буквы "Г") в неё поместить 4-5 автомобилей ЗИЛ-151, на которых смонтированы дизель-электростанции и почти все кабины с аппаратурой. С другой стороны (там, где короткая палочка буквы "Г") поместить одну машину, кабину "С", командный пункт или пункт управления всеми пусковыми установками и ракетами. Вся эта яма должна затем покрываться бетонными плитами, под которые должны устанавливаться бетонные столбы-опоры. Всё это сооружение называлось "капонир". И предназначено оно было, в первую очередь, для маскировки нашей позиции от воздушной и космической разведки противника. Для установки пусковых установок требовалось отрыть ещё 6 окопов диаметром около 10 метров и везде оборудовать плавные въезды, так называемые апорели.
  В начале работ у нас появились бульдозеры, кран и прочее, но вскоре всё это вышло из строя, и мы в основном работу делали следующим образом. Отбойными молотками и ломами сверлили шурфы, закладывали взрывчатку, подрывали её, а затем с помощью обычных инструментов - кайла и лопаты - расчищали очередную воронку и т.д. Работа походила на обычную каменоломню. А в качестве рабочих выступали как солдаты, так и славный молодой офицерский корпус.
  Работы продолжались долго, но всему приходит конец, и мы дождались, когда новые, теперь уже действительно наши кабины пришли со станции на только что отстроенную позицию. Теперь предстояло развернуть станцию наведения ракет и кабели, соединяющие станцию с пусковыми установками ракет. Началась наша работа. До сих пор помнится, что только к моей кабине подсоединялось более 40 кабелей. Но это были, как говорится, уже приятные хлопоты. Через некоторое время комплекс был развёрнут, настроен, и мы заступили на боевое дежурство. Далее все годы пребывания в Севастополе в основном отличались лишь интервалами или сроками готовности. Скажем, месяц мы стоим на 15-минутной готовности. Это значит, что через 15 минут после команды оперативного дежурного полка (бригады) заряженная и заправленная ракета должна уйти с пусковой установки для того, чтобы поразить нарушителя воздушных границ СССР. А это, в свою очередь, значит, что даже прогуляться до ближайшего населённого пункта нельзя. 15-минутная готовность сменялась 2-часовой (хрен редьки не слаще), а затем должны идти профилактические работы, ремонты и модернизации. Но чаще всего приказами эти работы предлагалось провести во время интервалов 2-часовых готовностей.
   Несколько слов о том месте, где находилась наша точка.
  Выше кратко упоминалось, что наша точка находилась на лесистой горе, неподалёку от деревни Черноречье. Если стоять на Сапун-горе и смотреть на Золотую Балку, то опытный взгляд вдалеке, слева градусов на 45, мог разглядеть нашу гору. На ней из белого инкерманского камня было построено 4 одноэтажных домика, в каждом по 4 квартиры. Входы в квартиры находились в углах домов. Позади каждого дома, метрах в 15-ти находился сарайчик, совмещённый с туалетом. Перед всеми домиками была сооружена бетонная дорожка (о грязи зимой уже говорилось), от которой к каждому крыльцу отходила тоже бетонная дорожка. В середине линии домов смонтировали колонку, из которой жители должны были набирать воду. А воду должен был каждый день возить "водовоз" - цистерна на базе ЗИЛ-130 - из посёлка Хмельницкое, что в 6-7 км от точки под горой. Вода, привезённая снизу, сливалась в большой закрытый бассейн, откуда по трубам самотёком подавалась в казарму на камбуз и умывальники и в колонку к домам офицерского состава. Правда, зимой наш водовоз не всегда мог самостоятельно взобраться на гору по серпантину из-за грязи. Тогда на помощь ему высылался артиллерийский тягач средний (АТС), с помощью которого операция по доставке воды заканчивалась всегда успешно.
  В баню нас возили в Севастополь, наши семьи - тоже, всех, кроме лиц, находящихся в боевых расчетах. То же с магазинами и базарами. Для маленьких детей из Черноречья после предварительного личного договора на той же самой водовозке привозили молоко. Но все женщины не могли уместиться в кабину, так что иногда несколько бидонов для молока можно было видеть в кабине у выезжающего "водовоза". Электричество подвели немного позже. Из-за этого выходили казусы. При работе на технике нас обеспечивали наши дизели. То есть, у нас свет был. Мы, как и все молодожёны, обзавелись радиоприёмником "Звезда" (красный металлический корпус). Привезли, установили на тумбочке. Включаем - не работает. Я же радиотехник! По всем правилам открываю монтаж, ищу предохранители и готовлю тестер для проверки их исправности. Входит наш друг Боб (тот самый Борис Борщевский): "Ты чего ищешь? В городке же ещё высокое (имелось в виду напряжение на входе в нашу подстанцию) не подключили!" Хохот, подкалывания в мой адрес.
  Интересный процесс на нашей точке представлял собой просмотр какого-нибудь относительно нового фильма. У нас появился кинопроектор. Мы в один из тёплых вечеров натянули большой экран на улице, расставили стулья, табуретки. Плёнки, естественно, нет. За ней на мотоцикле вниз отправили одного из наших технарей. Он дождался, когда в Черноречье будет прокручена 1-я часть, по предварительной договоренности, коробку в сумку из-под противогаза и ходу вверх на нашу точку. Здесь уже готовы и аппаратура, и зрители, (и семьи, и солдаты). После прокрутки 1-й части её таким же образом переправляли вниз, заменяя на очередную. И так далее. При отсутствии всякого рода неожиданностей, или на нашем языке помех, мы просматривали фильм часа за 2,5 - 3. Иногда мы начинали попозже, брали внизу сразу 2-3 части и крутили их без перерыва. Выигрыш был небольшой, но количество поездок уменьшалось. Но мы же стоим на готовности. И при первых завываниях тревожной сирены проектор останавливался, все расходились, а кому надо - разбегались по своим боевым постам. Благо - до позиции метров 300 - 350.
  
  Когда мы стояли на готовности, то тревоги были очень частыми. Дело в том, что от Турции до Крыма полётного времени 15-25 минут, в зависимости от типа самолета и аэродрома базирования. Поэтому при подъёме любого самолёта с аэродрома Турции в северном направлении оперативный дежурный объявлял тревогу всем дежурным средствам (и авиации, и ЗРВ). Затем, по мере движения воздушной цели, некоторым средствам давался отбой. Но когда разведчик НАТО С-130 "пилил" от Болгарии до Кавказского побережья и обратно, то все дежурные средства, которые находились в готовности Љ 1, поднимались по тревоге и оставались в этом состоянии до тех пор, пока потенциальный нарушитель не удалялся восвояси.
  Конечно, легко себе представить, сколько длился наш киносеанс на фоне таких тревог. Иногда, начавшись сразу после ужина, сеанс заканчивался за полночь.
  Тревоги донимали и иногда изматывали нас и за обедами или ужинами, и во время коротких прогулок, и во время сна, и во время любовных утех - всегда.
  Причём по нормативам ракеты, заряженные на пусковых установках, долго не должны быть заправлены горючим и окислителем. Поэтому, когда у нас в радиотехнической батарее производились подстройки и ремонт, то в стартовой батарее шли бесконечные тренировки и реальные работы по сливу топлива и окислителя и нейтрализации баков.
  
  Вообще, нашим жёнам и маленьким детям на точке жилось хорошо, в смысле качества воздуха и витаминов. Прямо на точке и вокруг неё росли высокие кусты кизила. Нужно было только собирать, есть и варить варенье. Внизу, по дороге на Бахчисарай, росли могучие деревья с грецкими орехами. Собирай, сколько хочешь. В распадках между
  горами или сопками ближайший совхоз выращивал молодняк абрикосов, чтоб через 2-3 года их пересадить в сады. Эти абрикосовые "ясли" находились в 15-20 минутах хода от точки. Их плоды называли "жердели". И наконец, совхоз "Золотая балка" осенью всегда просил у нас выделить в помощь солдат и машины для сбора винограда. В благодарность за это нам из совхоза разрешали продавать ящики винограда прямо из хранилищ по цене себестоимости для солдат и семей офицеров. Почему-то запомнилась цена такого винограда - 20 копеек за 1 кг.
  Чего всегда не хватало, так это влаги. А в летнюю жару так хотелось окунуться! И мы придумали. Внизу, когда наша горка в основном заканчивалась, текла маленькая речка Чёрная. Мы перегородили её небольшой плотинкой, и у нас образовалась лужа - водохранилище размерами примерно 6х3 м. Вот туда-то дети, а иногда и взрослые, спускались с горы окунуться. Правда, после подъёма к домам все снова становились мокрыми.
  В этом смысле гораздо лучше было положение у двух наших дивизионов. В Камышовой бухте можно было окунаться и утром, и вечером. Маленький пляж всегда ожидал нас. В дивизионе у Бельбека море было под боком, только "бок" был очень высоким, и приходилось по тропинке метров 120 -150, петляя между камней, спускаться, а иногда просто прыгать до берега. Конечно, чистота воды - как в аквариуме. Мне пришлось один летний месяц замещать офицера на этой точке, и я вкусил всю прелесть её географического положения. Правда, когда мы из пышущих жаром кабин падали к воде, то попытки договориться с часовыми о том, чтобы они кричали или свистели при объявлении тревоги, ни к чему не привели. Тогда мы перешли на язык жестов: по тревоге часовой молча махал карабином над головой до тех пор, пока кто-то из нас не начинал махать руками. Затем мы хватали одежду в руки и почти бегом наверх. Результат можно не описывать. На Бельбеке у нас было ещё две отдушины. Первая из них связана с нашим питанием. Мы узнали, что в 10 км от нас, в посёлке Осипенко, в совхозной столовой вкусно готовят. Съездив на мотоцикле туда, мы договорились с девочками, что к 13.15 на столах будет стоять обед (окрошка, мясо с жареной картошкой и холодный компот). Дальше мы отпрашивались на 30 минут у нашего начальника группы, седого капитана по прозвищу "дядя Миша", и, выслушав его традиционную тираду: "Лейтенанты, лейтенанты, пистолеты носите, а у девок просите", мчались на мотоциклах к своей мечте.
  Два слова о мотоциклах. Я в первую же зиму купил подержанный мотоцикл "Панония". Заразил своим примером холостяков, и уже к лету 1959 г. мотоциклы имели 7 офицеров. Случались и казусы. Лейтенанты до того полюбили свои машины, что утром ехали на мотоцикле от домика до туалета аж (!) за 15 метров. В одну из таких поездок лейтенант сломал себе ногу, зацепившись за трубу построенных накануне детских качелей. А на Бельбеке стая любителей-мотоциклистов выдумала себе ещё одно занятие. В 100 метрах от точки проходила взлётно-посадочная полоса (ВПП) истребителей-перехватчиков. На этой ВПП мы устраивали гонки на скорость. Примерно за 2 км от обрыва, где истребители включали форсаж и круто уходили в небо, мы стартовали и гнали до обрыва на полном газу. Победителю вручался какой-нибудь приз. Когда про эту затею узнал комендант ВПП, то он передал нам, что приказал часовому стрелять без предупреждения по мотоциклам. Конечно, мы притихли. Вскоре мы узнали о трагикомической истории. Когда командир авиационного полка приобрёл себе легковой автомобиль, то обучать его вождению взялся заместитель по технической части, который, конечно, не знал о приказе коменданта ВПП. Лучшего места, чем ВПП, для обучения не нашлось. В результате по новенькой "Волге" прогремел выстрел часового, который впервые заступил на этот пост. Командир побелел, вышел из машины и, подойдя к часовому, спросил: "Сынок, как тебя звать?" - "Гриша", - ответил оторопевший часовой. "Гриша ... твою мать, так и убить можно"... Наша уязвленная гордость была отомщена.
  
  Подчинённых на точке у меня было очень мало: я - старший техник, а техником по системе выработки команд был лейтенант Виктор Бучнев, тоже выпускник ГРТУ, но парень, ввиду его места рождения (глухая вологодская деревня), имел некоторые странности. Кроме него, у меня было два оператора - Игорь Шамонов, окончивший среднюю школу с серебряной медалью, и рядовой Суббота, родом из Закарпатья, 7 классов образования. Кроме них, у меня еще числился водитель кабины, но это было лишь на бумаге. Он придавался нам только на период учений, когда мы полностью сворачивали дивизион и колонной по ночам двигались по горным дорогам и степным просёлкам Юго-западного Крыма.
  Последние 20 лет все семьи озабочены призывами в армию своих родственников - дедовщина, неуставные отношения и пр. В конце 50-х - начале 60-х годов мы об этом вообще ничего не слышали. Мне повезло, что отношения между нами на точке и в кабине были дружеские и душевные, несмотря на звания и должности. Так, по просьбе Виктора Бучнева мы ездили в Севастополь покупать ему костюм, баян, и я обучал его первичным навыкам игры. Он впервые увидел поезд в 17 лет, когда ехал поступать в ГРТУ. Поэтому после таких затрат он говорил, что отец мне надрал бы жопу за это. В конце моего пребывания на точке уже младший сержант Шамонов после наших занятий так полюбил электронику, что после армии поступил в Бауманское училище на соответствующее отделение. А перед этим сдал экзамен на знание техники в объёме офицера и получил похвальную грамоту от командующего армией генерала Покрышкина. Рядового Субботу вообще все в дивизионе звали моим Пятницей. Он всегда был готов без всякого приказания помочь по хозяйству нам - молодежёнам, с какой-то особой тщательностью наводил порядок в кабине и очень старательно изучал технику проведения функционального контроля своих систем. После демобилизации он писал мне письма из Закарпатья, например, "Товариш лейтенант. Вышли мне альбом для фоток у моёй бабы". Такие же теплые отношения складывались у меня не только со своими сослуживцами, но и с проверяющими из дивизии. Так, подполковник из дивизии Владимир Борисович Тер-Макаров не только проводил много времени в моей кабине при проверках, не только оказал огромную помощь мне при поступлении в ВУЗ, но и с радушием и вниманием принимал меня на стажировку в моей дивизии после 3 - го курса КВИРТУ.
  Все праздники и семейные события отмечались у кого-нибудь в квартире, где, кроме горячительных напитков, были и песни, и игры в дамский преферанс и пр. Чаще всего в нашей компании были Иван Сергеевич Филин (наш Филиночек), Борис Борщевский (Бобуля, нянька нашего первенца Александра), Г.Ю. Одлис с женой Миркой. При подготовке к поступлению в Академии мы занимались с нашим другом, командиром стартовой батареи Одлисом Генрихом Юльевичем, математикой, начиная с арифметики. Были, конечно, и конфликты, когда неумные жёны начальников по какому-нибудь поводу угрожали нашим молодым жёнам: "Смотри, а то я скажу мужу, и он поставит в наряд твоего мужа". В качестве командира дивизиона чаще всего назначались, наверное по необходимости, люди, абсолютно не имевшие понятия об электронике. Например, майор Яичкин, в то время, когда мы заполночь искали неисправность всем составом технарей, ходил, посасывая папиросу, между кабин и, проходя около кабины со скоплением спецов, мудро изрекал: "Товарищи лейтенанты, ищите неисправность в контактах". На этом его познания в электронике заканчивались. Но, по правде говоря, в 70% случаев он был прав, и, когда мы находили неисправность такого рода, то под общий хохот кричали: "Ну и Яичкин - специалист!". Не могу не вспомнить истинного комиссара капитана Евгеньева, который, в отличие от более поздних "политрабочих", день и ночь заботился о быте, настроении и духовном состоянии целой сотни солдат и двух десятков офицеров дивизиона. Позже мы узнали, что он был комиссован по здоровью и вскоре скончался от рака желудка. Другой замполит Алешин, жена которого закончила музучилище, организовал хор из жен офицеров, и они с удовольствием занимались хоровым пением.
  
  
  С самого начала организации нашего дивизиона всем офицерам была поставлена задача - хорошенько подготовиться к учебному году, готовить наглядные пособия, макеты и пр. У меня возникла мысль - создать действующий макет работы всего комплекса по перехвату воздушных целей. Идея и конкретная схема были разработаны быстро. Но чтобы сделать макет "живым", работающим в режиме реального времени, нужно было множество ламп и реле, которые бы управляли и сигнализировали обо всех процессах, происходящих во время перехвата. Решение пришло совершенно с неожиданной стороны. В то время, по решению Хрущёва, крупные корабли флота резали на металлолом в бухте Северная города Инкерман. Даже недостроенные линкоры стояли у причалов, и мы видели, как резали броню толщиной 500 мм, как демонтировали платы, заполненные элементами автоматики, как резали сотни метров кабелей различного назначения... Старые офицеры и моряки приезжали на берег и плакали, глядя на эту вакханалию. Но наши солдаты выпросили у рабочих по разделке несколько кусков брони, на которые приварили ушки, сделали рукоятку, обмотали броню шинельным сукном и катали это устройство по казарме. Пол предварительно был натёрт мастикой, и всё, что осталось от флота, создавало невероятный блеск пола. Кроме того, солдаты выпросили у рабочих несколько больших плат, заполненных множеством реле. Эти реле и явились основой для автоматического управления работой стенда для обучения личного состава. Для завершения работы над проектом стенда оставалась самая малость - найти мощный источник напряжения 26 в, который позволял бы подключать группы лампочек, отображающих ход работы аппаратуры комплекса во время перехвата цели. Такого источника не оказалось. Тогда я придумал выпилить в инкерманском камне желобки, в них положить обычные грифели от мягкого карандаша и снимать нужное для схемы напряжение, зажимая грифели в любом месте. Получилось бесплатно и универсально. Перед выбором степени мягкости грифелей мы замерили их сопротивление в холодном и горячем состояниях. По ходу работ мы наблюдали очень интересные явления: при подаче на целый грифель напряжения 220 в грифель раскалялся до светло-красного цвета, в этом состоянии грифель становился мягким, как лапша. При снятии напряжения он был хрупкий и превращался в пыль при любом прикосновении.
  По завершении всей работы участникам выплатили вознаграждение за рационализаторское предложение.
  
  Всего за три года мне пришлось побывать на полигоне Ашулук три раза вместо положенного одного. Это происходило по разным причинам. То болел офицер-координатчик в другом дивизионе, то командир полка опасался, что тот специалист, который работал в дивизионе, покажет недостаточно хороший результат. Так или иначе, но мне пришлось трижды пережить описанные выше волнения, и моей профессиональной гордостью до сих пор являются результаты стрельб как по отражательным уголкам, так и по радиоуправляемым самолётам-мишеням. А результаты таковы: при требованиях к промаху, равных 100 х 60 метров, у меня и у моих коллег промахи составляли 10 х 6 метров, 5 х 7 метров и 3 х 4 метра !!!
  Я буду гордиться этими результатами до конца своих дней.
  
  В нескольких словах хотелось бы вспомнить условия, в которых находились практически все подразделения части. Я имею в виду, с одной стороны, требования командования, связанные с обустройством городков, и, с другой стороны, практически никакого материального обеспечения. Впервые мы столкнулись с этим, завершив строительство укрытий для машин комплекса. Дивизион готовился к заступлению на боевое дежурство. Ожидалась комиссия высокого уровня. Поступил приказ - заасфальтировать плац перед казармой. Его размеры составляли примерно 60 х 3 метра. Где взять столько асфальта? Об этом в приказе не было сказано ни слова. В работу включился "хап-способ". За несколько километров выставили солдата в форме регулировщика, и он заворачивал все самосвалы с асфальтом к нам на точку. Приказ был выполнен. Комментарии излишни. Но в этот раз нашим командирам это сошло с рук.
  Хуже завершилось дело "об огурцах". На дивизион у мыса Фиолент был назначен замечательный командир, майор Дедюх, который прибыл к нам с о. Новая Земля. Он участвовал там в операции по уничтожению самолёта-нарушителя государственной границы. Все офицеры дивизиона очень уважали его. Туда тоже поступил приказ - обустроить территорию городка. Тем же способом они соорудили бассейн, достали только им известными способами золотых рыбок из аквариума АН СССР, фактически спёрли из городского сада длиннющие скамейки, вазоны для цветов и около центрального входа в казарму устроили настоящий уголок городского сада на мысе Фиолент. На этом они не остановились. После пробы распахать целину вокруг дивизиона и посеять там огурцы выяснилось - огурцов уродилось столько, что через склад бригады огурцами снабжались все дивизионы. А огурцы всё зрели и зрели. У кого-то возникла мысль - засолить огурцы для питания солдат в течение всей зимы. Но в чём солить? Решили - узнать на Примбуле (Приморский бульвар) дату очередной замены огромной бочки с вином и в ночь на эту дату увезти бочку в дивизион. Так и сделали. Милиция, заметившая эту кражу, кинулась в погоню, но ее остановили у шлагбаума по дороге, ведущей в дивизион. Включились особые органы, бочку пришлось вернуть. А майора Дедюха исключили из партии. Он подал апелляцию в ЦК с объяснением мотивов поступка. Пока шло время реакции на апелляцию, нас собрали в бригаде на очередную читку приказов. Множество приказов касалось хозяйственной деятельности в бригаде, некоторые приказы раздавали "подарки" по поводу ЧП в дивизионах. Так, по поводу пожара на дизелях в нашем дивизионе главному энергетику полка майору Ашихмину было объявлено взыскание и дано указание начальнику строевого отдела и кадров о том, чтобы энергетику отпуск дать где-то в феврале. Ашихмин встал, сказал "есть строгий выговор, но в феврале гастрономы тоже работают". Наконец подошло время зачитки приказа по поводу Дедюха. Мы слышим: "За успешное выполнение ответственного правительственного задания наградить майора Дедюха орденом Красной Звезды". Зал грохнул от смеха - это нашему майору за операцию "огурцы". Потом выяснилось, что награда получена за уничтожение воздушного шпиона. Позже исключение из партии парткомиссия заменила ему на строгий выговор с предупреждением, но зарубка в душе осталась глубокая.
  
   Наступил третий год моего пребывания в зенитно-ракетной бригаде г. Севастополя. Я стал думать о поступлении в Академию. Естественно, все локаторщики и зенитные ракетчики старались поступить в Харьковскую артиллерийскую радиотехническую академию, и я написал рапорт туда же. Рапорт шёл по команде, и до нас дошло мнение командующего армией генерала Покрышкина о том, что нам много "академиков" не надо, пусть служат до 27 лет, попробуют один раз поступить и служат дальше. Вместе с этим мнением нам объявили об отказе. Я с этим мнением не согласился и стал узнавать, как поступить в любой заочный ВУЗ по моему профилю в Севастополе. Во-первых, я узнал, что для военнослужащих заочное обучение в гражданских ВУЗах сопряжено с большими материальными потерями. Все сессии и консультации производятся за счёт отпусков. Во-вторых, срок подачи рапортов для этого вида обучения давно прошёл. В-третьих, ВУЗов моего профиля в Севастополе практически не было. Несмотря на все это, я решил попробовать поступить на факультет электроники приборостроительного института г. Севастополя. Я съездил в город, написал заявление и стал сдавать экзамены. А к поступлению я готовился очень тщательно, особенно по математике и физике. Вместе со мной в своё Бауманское училище готовился мой оператор, в то время уже ефрейтор Игорь Шамонов. Сдавал я экзамены, отпрашиваясь на 2-3 часа, только на "отлично". Где-то посредине сессии меня вызывают в приёмную комиссию. Оказывается , моего заявления недостаточно для приёма в институт. Требуется разрешение опять того же командующего, который мне запретил поступать в Академию. Я вспылил и спросил,
  достаточно ли будет вам предоставления бумаги с генеральской подписью (ведь сроки подачи рапортов Покрышкину давно прошли)? Я сидел перед кадровиком, отставным подполковником, истинным служакой. Он обозвал меня проходимцем, сказал, что будет проверять, кто такой этот генерал, и мы расстались. Я помчался в штаб дивизии к одному из офицеров отдела боевой подготовки Владимиру Борисовичу Тер-Макарову. Объяснил ему ситуацию, попросил под моим заявлением получить подпись генерал-майора Титова, командующего Крымской дивизией ПВО. Пробурчав, что с такими, как я, до пенсии он не дослужит, он пообещал пробиться к генералу. Мне же надлежало посетить КГБ Крымской области и, рассказав всю истинную картину уполномоченному, попросить его подтвердить полномочия генерала Титова в отношении моего поступления в институт. Здесь, к великому своему удивлению, я нашёл полное понимание и красочную характеристику кадровику - сидят же такие дубы. В результате я сдал три экзамена из четырёх - все только на "отлично".
  И вдруг на точку мне звонит Тер-Макаров и сообщает, что в КВИРТУ - Киевском высшем радиотехническом училище Войск ПВО страны объявлен дополнительный набор, что я должен завтра же прибыть к нему вместе с новыми характеристиками, фотографиями, написать рапорт и срочно вылетать в Киев. Я отвечаю, что, во-первых, я артиллерист-зенитчик, а не локаторщик; во-вторых, я уже сдал три экзамена в институт, а в-третьих, я хочу остаться в Севастополе. Он закричал, что я ничего не соображаю, потому как молодой, что Киев - это столица, и что там предстоит пять лет учиться, а не стоять на готовности, и что завтра он ждет меня в 9 часов. Через 2 дня я уже был в Киеве.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  УЧЁБА И ЖИЗНЬ В КИЕВЕ (1961 - 1966 г.)
  
  
  Киев ... мать городов русских, один из древнейших славянских городов. Многолетняя моя мечта (я же ещё в Горьком просил направить меня в Киев). И вот после непродолжительного перелёта из Симферополя я приземляюсь на киевскую землю. Однако, чтобы здесь остаться на 5 лет, нужно сдать столько же (пять) экзаменов, пройти конкурс и быть зачисленным на учебу, т.е. стать слушателем КВИРТУ (Киевского высшего инженерного радиотехнического училища Войск ПВО страны).
  Найти КВИРТУ по адресу оказалось несложным, но дежурный направил меня в район Нивки, где на территории старой воинской части и были организованы приёмные экзамены. Под вечер я попал в довольно обширную казарму. Мне предложено взять матрац, постельные принадлежности, выбрать место и располагаться, чтобы с утра сдать документы и влиться в число абитуриентов. Я оказался на койке, рядом с которой отдыхал Лёня Михин, с которым впоследствии мы дружили более 30 лет, до самых последних его дней...
  Утром я сдал документы и услышал от офицера учебного отдела удивительный вопрос: "Вы готовы сдавать экзамены?" Что я мог ответить, кроме "Так точно!". - " Тогда идите вон в ту группу", и показал в окно на плац. "Она сейчас пойдёт писать сочинение". Ну, вот и всё, подумал я, на этом, наверное, можно и закончить получение моего высшего образования. Это как раз тот предмет, который я абсолютно не готовил в Севастополе. И, как шутили поступающие, я давно забыл, как зовут Евгения Онегина.
  Но когда я встал в строй указанной мне группы, то ребята, увидев мою крайнюю растерянность, успокоили : "Да ты не бойся - у нас на все темы есть шпоры!" С тем и пошли на первый экзамен.
  Здесь надобно отвлечься, чтобы вспомнить о том, что весь предшествующий год я вместе с моим ефрейтором Игорем Шамоновым тщательным образом готовили математику и физику. Что из этого вышло - описано на страницах, посвященных Севастополю, а именно по математике (письменно и устно) и по физике я получил, поступая в приборостроительный институт, только отличные отметки. Ещё раз хочется сказать - о какой дедовщине можно было говорить на нашей зенитно-ракетной точке?
  Поэтому, топая в большущий зал, я про себя решил - до последнего момента буду стараться обходиться без шпор, авось, повезёт со свободной темой. И вот я с ужасом вижу, как преподаватель пишет одну за другой темы, по которым я не могу сказать ни слова. Все три литературные темы выписаны. Кошмар! Пишется название свободной темы - "Подвиг во имя народа - это великое счастье".
  За окнами экзаменационного зала шёл 1961 год. 12 апреля на целых 108 минут взлетел в космос Юрий Гагарин. Герман Титов ещё не совершал свой более чем суточный полёт. Поэтому преподаватель строго предупредила всех нас, что если сочинение будет посвящено только этому событию, то больше тройки она поставить не сможет, ибо тема литературная. Ура! Она невольно сделала мне такую подсказку, что дальше я ничего не слышал и не видел. В качестве ключа к сочинению я выбрал все темы, которые помнил из музыкальной школы, в частности из музыкальной литературы. Я начал быстро набрасывать черновик. Здесь пошли в ход и былинные герои, и Иван Сусанин (Глинка), и князь Игорь (Бородин), и декабристы (Шебалин), и обобщённые герои революции 1905 года (11-я симфония Д.Д. Шостаковича "1905 год"), и герои Великой Отечественной войны ... Когда я очнулся, то увидел, что четырех часов из шести экзаменационных как не бывало. Я стал остервенело переписывать начисто. Еле успел, сдал, не проверив, восемь с половиной страниц. Вышел, как из кино...
  На следующий день, как и после каждого экзамена, было общее построение (около 300 человек). Офицер учебного отдела вызывает тех абитуриентов, которые накануне получили "неуд", и командует им: "Направо, для получения документов шагом марш!" Таких несчастных там быстро назвали "декабристами". Слушаю, готовлюсь выйти, но... нет, уже закончили вызывать, а меня не тронули. Значит, не двойка. Почему-то до конца экзаменов никому не сообщали оценку по сочинению. И я стал сдавать дальше.
  А дальше шла классика - две математики и физика, которые я сдал так же, как и в Севастополе - на "отлично", обнаглев до того, что даже ни одного дня к ним не готовился. Но это происходило не оттого, что я совсем зазнался или перестал уважать эти предметы. Причина была значительно проще - после всех этих экзаменов предстоял ещё один - иностранный язык. А я, после всех перипетий с языком, ещё в Горьком, где вместо французского вынужден начать изучать английский, три года вообще к языку не имел никакого касательства. Поэтому, в то время, когда все нормальные люди готовили математику и физику, я гонял по Киеву в поисках хорошего учебника английского языка, а найдя таковой, стал усердно с самого начала изучать его. Так как на каждый экзамен нам давали для подготовки три дня да плюс дни самих экзаменов, то у меня вышло почти две недели для подготовки иностранного.
  И вот я вхожу на экзамен по английскому, докладываю о прибытии и готовности. Всё на английском языке. Получаю билет. Довольно быстро перевожу (со словарём у меня никогда не было проблем). А дальше следовало составить какой-нибудь короткий рассказик, по которому далее нужно было ответить на несколько вопросов. И я решил, что надо придумать нечто особенное. Получилось что-то вроде следующего: английский язык я изучал в основном на борту самолёта ТУ-104 при перелёте из Симферополя в Москву; всё другое время я был занят беготней по тревоге при защите Севастополя; надеюсь, что если мне удастся поступить, то под вашим руководством я действительно хорошо изучу английский язык.
  Чтение такого текста привело в восторг педагогов, вопросов оказалось мало, но что меня вообще сразило, так это появившаяся оценка "отлично" по английскому языку! Это уже точно как снег на голову. Предполагаю, что это отчасти следствие их знакомства с результатами предыдущих экзаменов.
  В результате, перед мандатной комиссией я узнал, что всего я набрал 24 балла из 25 возможных, т.е., оказывается, я по сочинению отхватил "хорошо" - это при полной неготовности.
  Перед мандатной комиссией среди нас прошёл слух, что из всех поступающих будет набираться какая-то кибернетическая группа. Что это такое - никто понятия не имел, но всем захотелось туда попасть.
  На мандатную комиссию я был вызван в числе первых. Один из нас - Анатолий Волков - набрал 25 баллов и был вызван первым. Теперь он проректор Плехановской академии. А далее среди трёх, набравших 24 балла, в большой кабинет вошёл я. За длинным столом сидели несколько генералов и человек 6-7 полковников. Я доложил и услышал от самого "пузатого" из генералов (я сразу его окрестил как "главного буржуина", но впоследствии узнал, что это был один из начальников факультета, генерал Грибакин): "Ну что, лейтенант, вы будете у нас учиться? Ведь рапорт вы писали в Харьков?" Имелась ввиду АРТА - Артиллерийская радиотехническая академия имени Л.А. Говорова. Я сказал, что если меня с моими оценками откомандируют в Харьков, то возражать не стану. "Главный буржуин" затрясся от смеха, видно было, как трясётся его огромный живот. Я продолжал, что если оставаться в Киеве, то я хотел бы учиться в кибернетической группе. "Но вы же служили в зенитно-ракетных войсках, а здесь требуются знания тактики радиотехнических войск", - продолжал издеваться "буржуин". Я решил провести тот же приём, что и на английском языке, и ответил: "Думаю, что профессионализм ваших педагогов позволит мне освоить и этот предмет". "Буржуин" снова затрясся в смехе, и я был зачислен в желаемую группу. Свершилось!
  Итак, с 1961 года я - слушатель Киевского высшего инженерного радиотехнического училища! Впереди 5 лет жизни в столице Украины, без полигонов, без тревог, безо всякой боевой готовности!
  
  Сразу же на меня свалились вопросы обустройства семьи - к тому времени нашему сыну-первенцу Саше уже исполнился один год. Жена и сын пока оставались на точке под Севастополем. Общежитие в КВИРТУ обещали только на четвертом или пятом курсе.
  Тут я вспомнил, что перед отъездом в Киев командир стартовой батареи Одлис Генрих Юльевич, которого все звали просто Герка, дал мне адрес своей матери, Розалии Григорьевны, и записку, чтобы я в случае надобности обратился к ней. Она была довольно пожилая, давала к тому времени уроки на дому, жила на Брест-Литовском шоссе. Меня она приняла очень радушно, приютила на первое время. Помогла с первичным поиском квартиры. Мы были ей очень признательны. Впоследствии мы с женой несколько раз в год навещали её до самого выпуска.
  Занятия на 1-м курсе были обычные, как, наверное, в любом ВУЗе. Три пары лекций, обед, самоподготовка (в отличие от гражданских ВУЗов) и по домам. Буквально через месяц на кафедре физики я увидел несколько неисправных приборов. У радиотехника зачесались руки. Я оставался по вечерам, многое удалось восстановить, а самое главное - это очень нравилось всем членам кафедры. Вскоре я стал там своим человеком. Моим коронным номером стал ремонт аналоговой электростатической модели, позволяющей решать довольно непростые задачи на поиск оптимальных режимов.
  Но рано мы стали радоваться, что можно упиваться только занятиями. На горизонте замаячил праздник - очередная годовщина Великой Октябрьской социалистической революции или просто "7 Ноября". Почти два месяца мы готовились к параду на Крещатике. Ежедневно с утра 2 часа строевой, потом три пары занятий и т.д. Причём сначала были занятия одиночной подготовкой, потом сколачивались шеренги по 16 человек, затем коробки по 20 шеренг. Всё это завершалось несколькими всеобщими тренировками Киевского гарнизона на аэродроме завода Антонова и, наконец, тремя генеральными репетициями ночью на Крещатике. После этих репетиций нас развозили по различным районам проживания на грузовых машинах под тентом где-то к 2 часам ночи, а в 11.00 начинались лекции.
  За пять лет обучения мне пришлось принять участие в 10 парадах в Киеве по случаю различных событий.
  Конечно, всё это омрачало нашу "студенческую" жизнь, но не настолько, чтобы предаваться унынию - ведь нам было по 23-25 лет!
  Зачёты были сданы вовремя, и приближалась первая сессия. Как-то получилось, что чаще всего мы разбирали всякие вопросы и задачи по разным предметам с моим однокурсником и "одногруппником", Юрой Васиным. При подготовке к первой сессии мы решили все экзамены готовить вместе. Пробовали заниматься в районной библиотеке, но вскоре поняли, что это очень неудобно, как по времени её работы, так и по режиму работы - неудобно разговаривать, негде тренироваться в ответах и пр. Попробовали другой способ - пошли к директору ближайшей средней школы и договорились, что во время зимних школьных каникул нас будут пускать заниматься в какой-нибудь класс. Самым тяжёлым предметом для нас из четырёх сдаваемых, как ни странно, оказалась начертательная геометрия. Одно время я даже представлял себе, как после провала сессии и исключения меня из КВИРТУ я возвращаюсь в свою часть, и меня встречают мои друзья-сослуживцы. Позор неописуемый! Мурашки бежали по коже. Но мы упорно занимались иногда по 10 часов, последовательно решали все задачи, разбирали все трудности, так что, в конце концов, перед экзаменом многое прояснилось, и вся сессия была сдана на "отлично".
  Надо отметить, что в тот год оба факультета были набраны из офицерского состава, которые имели за плечами опыт службы не менее трех лет. Эта особенность, как нельзя кстати, помогла нам в совсем необычном для слушателей деле. Известно, что в цикле общетехнических наук, кроме начертательной геометрии, нас ожидали такие "приятные" предметы, как сопромат и детали машин. А нам в начале учёбы уже сказали, что кибернетическая группа создана для того, чтобы научиться моделировать на ЭВМ, программировать и решать задачи, которые могут помочь работе расчётов на командных пунктах высших звеньев управления в ПВО. Мы стали роптать - зачем же нам сопромат и прочее? Подумав, решили написать письмо начальнику ВУЗов ПВО в Главный штаб ПВО. Сочинили довольно солидную бумагу, в которой просили для нашей группы резко увеличить объём изучения математических дисциплин, а также вопросов исследования операций за счёт тех самых "сопроматов". Самое удивительное было не то, что мы составили и отправили это письмо. Удивительным было то, что все наши просьбы были удовлетворены! Такие мы были учащиеся.
  На втором семестре к общим дисциплинам нам стали подключать, и чем дальше, тем больше, радиоэлектронные и электрические дисциплины. Наш тандем с Васиным сохранялся практически до курсовых и дипломных работ. Юра мне "открывал" глубины знаний по математике (классической) и электрическим машинам, т.к. окончил Рязанское училище энергетиков. А я "преподавал" ему все радиоэлектронные предметы - электровакуумные приборы, импульсную технику, приёмники, передатчики и пр. Сказалось качество радиоэлектронного обучения Горьковского радиотехнического училища. В отношении физических принципов и особенностей работы всех радиоэлектронных схем в КВИРТУ я не получил ни грамма новой информации. Да и до сих пор основные моменты работы схем остаются у меня в голове. Но, конечно, в отношении расчётов всех этих схем после среднего училища мы были, как говорится, сплошные "нули", но это и не вменялось нам в обязанности на том периоде обучения.
  После успешной сдачи очередной сессии Васин всегда жаловался мне: что ж такое, столько предметов сдал, а отвинчиваю заднюю крышку телевизора и ничего не могу понять - где, что и почему он работает!
  После завершения всех курсов классической математики в наших расписаниях появлялись уже новые "кибернетические" предметы - специальные главы высшей математики, синтез ЭВМ, устройство и эксплуатация ЭВМ "Урал-2", "УМШН" или "Днепр", алгоритмизация, программирование и пр. Наша группа - единственная в КВИРТУ и, наверное, в Вооруженных Силах, которая изучала кибернетические предметы практически вплоть до написания дипломного проекта.
  Вообще говоря, главной ценностью любого ВУЗа всегда был его профессорско-преподавательский состав. И здесь нам просто повезло. Целая плеяда замечательных, ярких личностей, хороших методистов и интересных людей постепенно проходила перед нами, по мере преподавания ими различных предметов. В этих заметках невозможно перечислить всех наших педагогов. Но самых запомнившихся личностей хочется упомянуть.
  Прежде всего, на начальных курсах, к ним нужно отнести преподавателей математики и физики. Математический анализ вела у нашего потока (это 5 учебных групп) доцент Кохановская Л.П., которая своей логикой, тщательностью изложения и высокой требовательностью подготовила нас к изучению спецглав высшей математики и привила нам вкус к изучению дальнейших математических предметов. На кафедре физики мы наблюдали сияние двух звезд, которые знаменовали собой смену поколений. Совершенно белоснежный доцент Савченко С.В., который с большим трудом восходил на кафедру, преодолевая три ступеньки, настолько увлекал нас не только физическими чтениями, но и заботливыми сентенциями об опасности ходьбы в гололед и советами держаться подальше от домов во избежание удара срывающимися сосульками. Ему было уже за 80 лет, когда он был вынужден покинуть кафедру. На смену ему восходила яркая, очаровательная женщина, Романова Ираида Андреевна, которая приняла кафедру и руководила ею, наверное, вплоть до того момента, когда "нэзалежна" Украина решила, что ей не нужно "академиев", и позакрывали и АРТА в Харькове, и КВИРТУ в Киеве. Великолепное знание предмета, отточенная методика изложения вопросов, высокая требовательность сочетались у неё с великолепным внешним видом, грациозной походкой, темпераментом, который каждый раз очаровывал нас. Ну, как тут было не выучить этот предмет?
  Впоследствии она даже принимала участие в попытках наставить на путь истинный моего старшего сына Александра, запирая его в своём кабинете, чтобы к концу её лекции он подготовил ей очередную тему и решил несколько задач. Спасибо ей и низкий поклон!
  На старших курсах предмет функции Бесселя и Ханкеля нам читала экстравагантная Шишлянникова В.Н, доцент, которая была настолько неподражаема, что её выражения надолго запомнились нам. Она могла войти в класс и, приближаясь к кафедре, воскликнуть: "Я хочу, чтобы ваша группа душой чувствовала, что это - Несо-обственный интеграл, Несо-обственный интеграл!". Или: "Сегодня у меня насморк, и я буду читать вам Блока!". Поповоду её книги "Бесселевы функции" она любила замечать: "Мой диплом настолько высокого качества, что мужчины-математики вынуждены признать все мои доказательства, приведённые в книге". Когда она замещала педагога и читала нам аналитическую геометрию, то часто для демонстрации осей координат в пространстве она ставила стул на кафедру на одну ножку и вращала его, чтобы показать основные свойства того или другого преобразования.
  Спецглавы высшей математики нам читал доцент Вишневский. Небольшого роста, кучерявый, энергичный, он знакомил нас почти с самыми последними достижениями и направлениями математики. На протяжении нескольких семестров мы сдавали ему очень много экзаменов, которые включали линейное и нелинейное программирование, динамическое программирование и теорию игр, теорию массового обслуживания, теорию оптимального управления, методы и алгоритмы поиска оптимальных значений для дискретных функционалов. Кроме того, Вишневский организовал на кафедре математический кружок, на котором более углублённо рассматривались учебные вопросы, а также рассматривались совершенно новые направления.
   Я с первых занятий стал посещать этот кружок. В 60-е годы в среде теоретиков вычислительных машин было очень распространено освоение функций Матье и Хилла, на свойствах которых были основаны новые троичные элементы вместо всем известных двоичных элементов. В теории доказывалось, что синтез ЭВМ, основанный на таких элементах, более рациональный, чем на обычных триггерах, мультивибраторов и прочих двоичных элементах. Позже выяснилось, что стоимость изготовления и эксплуатации таких "оптимальных" элементов настолько выше двоичных, что постепенно даже японцы, авторы такого подхода, от троичных элементов отказались. Но в годы нашей учебы казалось, что революция вот-вот грянет, и все компьютеры будут работать на новых элементах. Мы изучали эти функции и старались найти применение каждому из их необычных свойств. Вишневский жил в районе Бабьего Яра, там же, где я снимал последнюю квартиру из четырёх частных квартир за всё время обучения. Он несколько раз приглашал меня к себе домой, где мы, всласть позанимавшись функциями Матье и Хилла, играли с ним в настольный теннис. Наш доцент был совершенно необычный человек. На одном из экзаменов, когда я громко, чтобы слышал наш дежурный за дверью, гаркнул: "Билет Љ 16", он, глядя поверх своих очков, сказал: "Товарищ слушатель. Можете жаловаться, но я вам ставлю ОТЛИЧНО!" Я был готов к чему угодно, только не к этому. Через полчаса у меня так растрескалась голова, что мы решили с моим другом Анатолием Клименко сделать разрядку, сходив в кино, и, пропустив по стопочке, отправиться отдыхать.
  Теперь несколько слов, почему я должен был "гаркнуть", а не просто назвать тот номер билета, который выпал мне на экзамене. Дело в том, что в программе, наверное, всех ВУЗов очень много предметов, которыми явно перегружены студенты и имеют очень отдаленное отношение к профилю подготовки специалистов. Об этом уже упоминалось выше, в связи с сопроматом и прочими общетехническими предметами. Мы добились, чтоб нам (кибернетической группе) их заменили на спецглавы высшей математики. Но оставалось ещё много предметов, которые не вязались с нашей будущей специальностью, но исключить которые не было никаких возможностей. Иначе потребовалось бы изменять профиль КВИРТУ. К ним относились такие предметы, как приёмники, передатчики, теория электромагнитного поля, антенно-фидерные устройства и распространение радиоволн и т.п. И вот, чтобы на "прохождение" таких предметов затрачивалось минимум усилий, нами была придумана следующая система сдачи экзаменов.
  На каждом экзамене назначенный дежурный отмечал последовательность номеров билетов у выходящих слушателей. Принималась гипотеза, что эта известная последовательность либо сохранится на следующем экзамене полностью, либо подпоследовательности, которые возникают при перетусовке всех билетов, достаточно длинные. Система работала блестяще, но в начале экзамена требовалась доразведка (обычно первые пять человек), которая подтверждала в различных местах полосы разложенных билетов принятую гипотезу или требовала, по результатам доразведки, проведения повторной разведки. Меня обычно назначали в самую первую разведку в числе первой пятерки. Поэтому-то я и вынужден был "гаркнуть", а не сказать обычным голосом, какой номер билета оказался на заказанном мне месте.
  Кроме обычных лекционных занятий и лабораторных работ, мы учились в тот период, на который выпал максимум различных поисковых проб по реализации так называемого программируемого обучения. Все эти пробы, естественно, проводились на нас. Так что за время обучения мы испытали более десятка различных подходов к этой новой методике.
  Идея такого обучения была проста: после прохождения очередной темы (прослушав лекцию, прочитав учебное пособие, просмотрев на экране и т.д.) предлагалось ответить на несколько вопросов, т.е. провести тест по этой теме. В зависимости от качества ответов, нам предлагалось перейти к следующей порции информации по изучаемому предмету либо вернуться к уже пройденной, чтобы усвоить её более глубоко.
  Технически ввод ответов на пульт управления (кафедру педагога) осуществлялся самыми разнообразными способами: от установки на каждом месте обучаемого простых тумблеров с номерами ответов до ввода номеров телефонным номеронабирателем. Были системы обучения даже с использованием ЭВМ "Днепр". В Киеве устраивались выставки систем программированного обучения, были победители, призёры. Награды вручал командарм армии ПВО, легендарный генерал Покрышкин А.Н. Затем пик этой волны пошёл на убыль, и сейчас все студенты обучаются "постаринке", хотя используют все средства информатики современного уровня.
  Кроме экспериментов по программированному обучению, в КВИРТУ довольно продолжительное время работали курсы английского языка с применением метода гипнопедии. Актовый зал превращался в госпитальную палату. Вечером, перед сном, зал наполнялся слушателями. По динамику им начитывали задание (очередной текст и слова), затем они должны были сами всё это повторить и заснуть. Во время сна по специальной методике в сопровождении приятной музыки с различной скоростью и интенсивностью вновь читались задания. После пробуждения слушатели должны были снова повторить вслух задания, затем задание повторялось по динамику, и все были свободны. Когда мы попытались узнать, какова эффективность этого метода, то наш преподаватель английского языка спросила: "А с чем сравнивать? Ведь если вы все также по четыре или пять раз в сутки проходили бы, читая вслух задания, то все были бы отличники!"
  Конечно, все "женатики" кинулись заниматься гипнопедией, но им быстро наложили запрет, и эти курсы посещали только холостяки.
  
  Начиная с 3-го курса, когда были пройдены основные курсы математики и физики, я узнал, что, кроме кафедр, в КВИРТУ существуют несколько научно-исследовательских лабораторий (НИЛ), которые ведут научно-исследовательские работы в различных направлениях. Мне стало известно, что в НИЛ-3 занимаются моделированием на ЭВМ и с помощью моделей получают различные показатели надёжности сложных систем. Как это делается? Как сюда привлекают программирование? Мне захотелось подробно узнать обо всём этом, или, как говорили сотрудники НИЛ-3, "проползти на животе по всей кухне моделирования" и получения оценок для систем различной степени сложности и различных схем их устройства. Я пришёл в НИЛ-3, познакомился с её сотрудниками и до выпуска из КВИРТУ, что называется, уже не вылезал оттуда. Все курсовые работы, все доклады как на научных конференциях в КВИРТУ, так и в Обществе им. Попова, готовились в НИЛ-3. Там я более подробно изучил и теорию надежности, и математическую статистику, и способы моделирования различных событий, и способы построения моделей сложных систем. Там же я увлёкся и изучением методов и алгоритмов нахождения самых лучших (или оптимальных) решений для самых разных задач. Эти знания как нельзя лучше помогли мне спустя несколько лет при работе над диссертацией. Начальник НИЛ-3 М.М. Ластовченко и его подчинённые Б.П. Креденцер и С.А. Сенецкий фактически ввели меня в мир моделирования и оптимизации, за что я им благодарен на всю оставшуюся жизнь. А мой руководитель курсовых проектов и дипломной работы, Сергей Сенецкий - вообще во многих вопросах выступал и как научный руководитель, и как надёжный старший товарищ. В это время Сенецкий заканчивал работать над своей диссертацией, руководителем которой был член-корреспондент АН СССР полковник Н.П. Бусленко. Интересное совпадение. Бусленко был одним из авторов создания в стране системы контроля космического пространства, замом директора того института, в котором мне после КВИРТУ предстояло работать над воплощением его замысла многие годы. А в КВИРТУ я видел его не только на защите у Сенецкого, но и сидел с ним почти что рядом в ресторане "Метро", что на Крещатике, где по этому поводу проходил банкет. Мало того, ему очень понравилась моя юная жена (нам тогда было лет по 27), и он с удовольствием танцевал с ней в зале. Но совпадения продолжались: у моего будущего научного руководителя Соколова Г.А. долгие годы и руководителем, и начальником был тот же Н.П. Бусленко.
  Бусленко Николай Пантелеймонович (15.02.1922 - 25.02.1977)
  Родился в г. Ржищев (ныне Киевской обл.). Умер 25 февраля 1977 г. в Москве. Окончил Московский университет (1952). Математик. Член-корреспондент по Отделению математики (вычислительная математика) с 1.07.1966 г., член Президиума Научного совета АН СССР по комплексным проблемам кибернетики.
   Основные направления исследований - теория вероятностей, методика статистического моделирования, кибернетика. Известность получили работы по моделированию на ЭВМ сложных систем, функционирующих в условиях воздействия большого количества взаимозависимых случайных факторов; последующие труды посвящены машинным методам количественного и качественного исследования больших систем. Награждён 5 орденами, а также медалями.
   На последнем курсе меня под руководством Сенецкого назначили исполнять хоздоговорную тему "Исследование функционирования радиорелейной системы связи Москва - Будапешт с целью получения её надёжностных характеристик". Я стал строить, программировать и отлаживать модель этой системы. Эта работа переросла в дипломный проект, который впоследствии был успешно защищён на "отлично". Работая позже в Москве, я ещё некоторое время по просьбе Сенецкого выезжал в Балашиху, в проектный институт, занимающийся исследуемой системой, с целью оказания помощи в перестройке моей модели для получения других, новых характеристик системы.
  По ходу разработки модели мне посчастливилось участвовать ещё в одной работе, связанной с экспертизой новой ЭВМ "Мир". Дело в том, что для отладки модели требовалось несравненно больше машинного времени, чем то его количество, что я мог получить в ВЦ КВИРТУ. Модель была запрограммирована на ЭВМ "Урал-2". Поэтому НИЛ-3, а конкретно конечно же Сенецкий, узнавал по всему Киеву, где можно раздобыть машинное время именно на такой ЭВМ, хотя бы ночью. Одним из таких мест оказался Институт кибернетики Украинской АН, которым тогда руководил академик В.М. Глушков, которого мы прекрасно уже знали, благодаря изучению таких предметов, как основы кибернетики, синтез ЭЦВМ и др. Да что мы - весь мир знал этого блестящего математика и организатора науки. И вот я работаю в его институте! С ума можно сойти! Ведь мы слышали столько о Глушкове! Чего стоит его знаменитый ответ секретарше на её вопрос, до какой температуры греть ему обед - конечно, до температуры 36,6 №!
  
  Академик Виктор Михайлович Глушков (24.08.1923 - 30.01.1982) - видный учёный 20-го столетия, автор фундаментальных работ в области кибернетики, математики и вычислительной техники, инициатор и организатор реализации крупных научно-исследовательских программ создания проблемно-ориентированных программно-технических комплексов для информатизации, компьютеризации и автоматизации государственной и оборонной деятельности страны. Глава научной школы кибернетики. Лауреат Ленинской и Государственных премий. Действительный член АН СССР, АН УССР. Почётный член многих иностранных академий. Опубликовал около 500 научных работ, в том числе 30 монографий.
  
  
  Когда он не мог пробить в правительстве очевидные крупные проекты, которые ущемляли чиновников, он говорил:
  Сто раз я клятву говорил такую:
  Сто лет в темнице лучше протоскую,
  Сто гор скорее в ступе истолку я,
  Чем истину тупице растолкую.
   "Бахвалан Махмуд"
  
  Мне довелось видеть его всего несколько раз, а один раз - в сопровождении очень худощавого, высокого пожилого человека, которым оказался один из лучших друзей Глушкова, знаменитый хирург, академик Н.М. Амосов. Как позже я выяснил - это были годы максимально интенсивной работы этих двух гигантов научной мысли по созданию кибернетической модели основных систем человека, а в конце концов и всего человеческого организма.
   И вот в ходе моих работ нам было предложено провести экспертизу новой, только что созданной в институте настольной ЭВМ "Мир". Институт кибернетики хотел предложить эту машину для решения различных расчётных задач на командных пунктах крупных соединений и объединений Вооруженных Сил. Я с удовольствием изучил основные приёмы программирования на этой ЭВМ, разобрался с положительными сторонами этой новинки, увидел её слабые стороны и в своём заключении всё это изложил, добавив ряд направлений дальнейшей работы над этой машиной.
  Над отладкой модели мне довелось работать и на заводе ВУМ (Вычислительные универсальные машины) на окраине Киева, и в других, более мелких ВЦ. Это было незабываемое время!
  Надо сказать, что за годы нашего обучения в стенах КВИРТУ перед слушателями выступали многие видные ученые и военачальники. Нам было интересны не только сами вопросы, но и та манера изложения, широта видения проблем, которые были нам в новинку. Теперь, спустя многие годы, думается, что организация таких встреч была частью воспитания нас как инженеров с широким, государственным кругозором. В самом деле, мог ли хоть кто-нибудь из педагогов так осветить проблемы развития производства ЭВМ в стране, способы связи человека и машины, распознавания текстов и речи, как это делал академик Аксель Иванович Берг на наших с ним ежегодных встречах.
  
   Берг Аксель Иванович (29.10.1893 г., Оренбург - 1979 г.), учёный и государственный деятель, инженер-адмирал (1955), академик АН СССР (1946), Герой Труда (1922), Герой Социалистического Труда (1963). Образование получил и Морском корпусе (1914) и Ленинградской Военно-морской академии (1925). Во время 1-й мировой служил штурманом на линейном корабле "Цесаревич". С 1918 г. в Красном флоте. Участник Ледового похода Балтийского флота. С 1919 г. служил на подводных лодках. С 1927 г. пред. секции радиосвязи и радионавигации Научно-технического комитета ВМС РККА. С 1932 г. нач. НИИ связи ВМФ. В 1943-44 г. зам. наркома электротехнической промышленности СССР. В 1944-47 г. пред. Совета по радиолокации. В 1953-57г. зам. министра обороны СССР. Один из главных исследователей проблем радиоэлектроники в СССР. С 1959 г. пред. Комиссии по кибернетике АН СССР.
  Каждую встречу с ним слушатели ждали с большим интересом. Актовый зал был забит до отказа. Академик с трудом поднимался на кафедру (его всегда сопровождал врач с сумкой медикаментов), здоровался с нами и начинал, как он говорил, свой отчёт о различных моментах развития и неудач, решённых и нерешённых проблемах кибернетики. Чувствовалось, что он считает эти встречи своей святой задачей. Пока он встречается с молодежью (нам ведь не было и 30 лет!), до тех пор, по его словам, он живёт. Он, конечно, был вхож в самые верхи правительства и использовал это для поддержки и продвижения новых идей в кибернетике, свежих мыслей, методов и алгоритмов. Нам, например, он рассказывал, как пришли к нему молодые ребята, показали программу, которая настраивается на оператора, а дальше ЭВМ управляется голосом. Сказали, чего и сколько им нужно, чтобы это всё довести до ума и пустить на поток. Я, говорит, старый дурак, поверил, пошёл в научно-технический комитет, выбил, что надо, но воз и ныне там. Позднее я слышал, что распознаются несколько стандартных фраз или команд. Но чтобы проблема распознавания речи была решена в полном объёме - до этого ещё далеко.
  Его болью было и создание индустрии элементной базы в стране, и отработка новых поколений ЭВМ, и многие другие вопросы развития кибернетики.
  Последние месяцы пребывания в КВИРТУ были посвящены подготовке к защите дипломного проекта. Те, кто готовил дипломы в НИЛ-3, то и дело сновали между машинным залом и своими рабочими местами, держа в руках большущие рулоны узких, как туалетная бумага, лент с результатами очередной отладки. Затем сидели и вникали, что и как прошло, а что требует доделки. Исправляли программу, которая представляла собой толстенное кольцо засвеченной киноплёнки с пробитыми прямоугольными отверстиями. Мы научились заклеивать, пробивать на нужном месте, вставлять (фактически вклеивать) целые куски программы и пр. В соседней комнате сидел наш сокурсник, заядлый и очень талантливый электронщик Виталий Степанчук. Он делал дипломный проект, посвящённый созданию прибора, диагностирующего продолжительность времени работы транзисторов. Там шли перепайки, монтаж и другие пробы пера. Ему непонятны были наши метания, и, наконец, он спросил нас: "Ребята, до защиты остается не так уж много времени. Когда вы, наконец, перестанете заниматься ерундой и начнёте чего-то делать?" По его мнению, диплом без паяльника - нонсенс. И он очень удивился, когда узнал, что вот эти самые рулоны бумаги, в конце концов, приведут к созданию различных программ. А эти программы и будут являться основным результатом дипломного проекта.
  Сама защита дипломного проекта на удивление прошла в одно касание. У меня были хорошо выполненные плакаты, где пояснялись структура исследуемой системы, алгоритм статистической модели её функционирования, основные соотношения, используемые в процессе оценки её параметров, и результаты. После сообщения, что эта работа входит в число хозрасчётных тем, выполняемых в КВИРТУ для иногородних институтов, и нескольких ко мне вопросов я услышал единодушное решение об отличной оценке за мой дипломный проект.
  Таким образом, в 1966 году я стал владельцем двух дипломов с отличием - Горьковского и Киевского.
  После защиты предполагалось, что я "железно" остаюсь в адъюнктуре при кафедре надёжности или при НИЛ-3. Но судьба распорядилась иначе: вскоре после защиты дипломного проекта, Сергей Сенецкий, извиняясь передо мной, сообщил, что на это место претендует отпрыск некого влиятельного лица, и из-за меня командование училища иметь неприятности вряд ли захочет. Погоревал я недолго, потому что вскоре я оказался в Москве, где меня и моих сотоварищей ждали ещё более интересные и масштабные задачи. Недаром говорится, что бог ни делает - всё к лучшему. Но об этом в следующем материале.
  
  В заключение киевского материала хочется сказать несколько слов о том, как мы жили в Киеве вне учебного процесса.
  Выше упоминалось, что нам пришлось снимать частные квартиры. Так вот, первой квартирой была небольшая комнатка в частном домике в районе Нивок. Добродушные хозяева и хорошие рекомендации. Был только один недостаток - железная дорога проходила в 15-20 метрах. В первую ночь мы проснулись от жуткого колебания всего дома с его содержимым, как во время землетрясения. Мы испугались, что наш первенец через некоторое время будет подёргиваться.
  Вторую квартиру, уже в обычном "хрущёвском" доме на Куренёвке, на 5-м этаже, нам посоветовал кто-то из ребят. Там жила семья милиционера: муж (капитан), жена и двое детей. Нам выделили комнатку метров 8-9, в которую мы пробирались через их общую большую гостиную. Мне было удобно добираться до КВИРТУ - на одном троллейбусе, комната была теплой. Но спустя некоторое время хозяева стали так ссориться между собой, что становилось страшно, даже не выходя из комнаты. Их крики вроде: "Чтоб тебя рак взял!" - самые милые выражения между двумя супругами. И мы стали искать новую квартиру.
  Третья квартира находилась ещё ближе к КВИРТУ, за Бабьим Яром, в частном доме. Я оттуда ходил в КВИРТУ пешком, затрачивая на это около получаса. Хозяева немного старше нас (Саша и Катя). Катя не работала, а Саша был настолько же прекрасным печником в округе, насколько и пьяницей. Каждый раз после сдачи очередной печи все должны были разбегаться по углам. Он мог бить и жену, и детей, и даже вламываться в нашу комнату. Иногда он был "свой парень", тогда всё было нормально. Один раз я даже удостоился его внимания. Возвращаюсь как-то с очередного экзамена. Несу под мышкой толстенные тома учебников. Саша сидит на крыльце. Настроение благодушное. "Что ты всё время ходишь с толстыми книжками?" - говорит. - "Хоть бы раз выпил со мной!" Я думаю, сегодня-то как раз нужно. "Давай!" - говорю. Он наливает два гранёных стакана водки - бутылка пуста! Ничего себе, думаю, а сам спрашиваю: "Закусить что-нибудь есть у тебя?" Саша немедленно бросает: "Да чего тут закусывать?" Но достал дары Украины - кусок хлеба, луковицу и кубик сала. Так и пришлось пить, чтобы окончательно не потерять вес в его глазах. Но один раз он ворвался ночью в нашу комнату совершенно пьяный и стал орать, чтобы ему отдали его Катьку, которая, по его мнению, лежит с нами в постели...Пришлось снова искать квартиру. Благо оказалось, что буквально в двухстах метрах семейная пара толстяков, не имеющих детей, сдаёт свою времянку.
  Четвёртая и последняя перед получением комнаты в общежитии квартира нам очень нравилась: вроде есть хозяева, вот он в одном дворе их дом, а с другой стороны, мы их иногда не видели по нескольку дней. Наша времянка находилась в дальнем углу их участка. У них был хороший сад, кусты ягод и несколько грядок. Иногда хозяйка просила жену собрать ягоды или яблоки. До самого переселения в общежитие мы ни разу не ссорились с хозяевами, хотя и ни разу не обнимались. А наше автономное существование приносило нам даже некоторые преимущества: все торжества, все праздники, на которые желательно было приглашать друзей, проходили в нашей времянке. Многие из нашей группы помнят этот зеленый, а зимой снежный "ресторан".
  В начале пятого курса нам выделили комнату в общежитии. В одну квартиру вселяли 5-6 семей. В основном у всех тогда было по одному ребёнку. Общая кухня, туалет и ванная комната. Очень тесно, очень неудобно, но зато денег платить совсем не нужно. Так и дожили до выпуска.
  В КВИРТУ, кроме офицеров Советской Армии, на своих факультетах учились (по специальной программе) представители других государств. Так, мне неоднократно приходилось проводить занятия по аналитической геометрии с наследным принцем короля Иордании, с подобным, как теперь говорят, VIP- клиентом из Арабских Эмиратов. Очень симпатичные и толковые парни. Некоторые уже учились в Европе (Сорбонна, Оксфорд), и нам так и осталось непонятно, почему они захотели ещё поучиться в Советском Союзе.
  
  В выходные дни мы старались выезжать вместе с детьми на отдых в зелёные зоны Киева или на пляжи Днепра. Чаще всего это были устье Десны, Пуща-Водица. Осенью вместе с Валентином Вовченко мы часто ездили к нему в Клавдиево за грибами. Места везде великолепные - леса, поля и озёра. За пять лет учёбы мы посетили практически все значимые музеи Киева, и, конечно, Софию, Владимирский собор, Выдебецкий монастырь и Киево-Печорскую Лавру, Золотые Ворота, Владимирскую горку и протопали практически все "схилы" Днепра, включая Аскольдову могилу. Весной мы старались посетить прекрасный Ботанический сад, пожалуй, единственный или очень редкий сад, в котором находится великолепный сиренарий. Если попасть туда в период цветения сирени, то это вообще райский сад с множеством не кустов, а 4-5-метровых деревьев самых разных сортов, расцветок и крон.
  Кроме того, я с большим удовольствием и довольно много работал в библиотеке Киевского университета, рядом с которым в сквере стоял памятник Тарасу Шевченко. Будучи в летних лагерях, недалеко от Лютежа, мы посещали музей "Командный пункт Ватутина и Хрущёва", расположенный недалеко от Лютежского плацдарма.
  В Киеве я впервые соприкоснулся с систематическими уроками плавания в бассейне на Воздухофлотском шоссе. Преподаватель, заметив, как я загребаю, на нескольких занятиях плотно позанимался со мной и ещё с "подававшими надежду". Так что в конце очередного семестра я выполнил норму 3-го разряда по брассу и с удовольствием занимался дальше.
  В эти же годы мне посчастливилось стать членом сборной команды нашего курса по стрельбе. Из боевого оружия (пистолет Макарова) и из спортивного мелкокалиберного пистолета Марголина в конце обучения под руководством нашего тренера Александра Цейтлёнка мне удалось выполнить нормы 2-го разряда.
  И, конечно, нас не обошли, даже в Киеве, гонки на лыжах, которые проходили обычно в Пущей-Водице. Вся наша "бурса" здесь разделились на две группы - любителей побегать и "гонщиков-сачконавтов". Я принадлежал к первой группе, а вторая группа, сориентировавшись на местности и выяснив, что трасса проходит вдоль лесной дороги, пробежав до первого поворота, выходила на шоссе и, поймав грузовик, доезжала почти до поворота, где стоял контролер. Группа спешивалась, отмечалась, и картина "гонки" до финиша повторялась ещё раз. В Киеве зимы были не столь снежными, как в Горьком, но 3-й разряд мне удалось выполнять и здесь, чем я был очень доволен.
  
  Но вот закончилась наше обучение, защита дипломных проектов. Предстоял выпуск и праздничный банкет. Получение дипломов, как это и положено по воинским ритуалам, проходило на плацу. Каждый вызывался из строя, подходил к столу, докладывал, получал диплом и возвращался в строй. Всё торжественно, и в то же время обыденно. Как будто не было пяти лет, десяти сессий, почти полусотни экзаменов и почти стольких же зачётов...
  А к вечеру все выпускники ( и мы, и "демократы") были приглашены в Гарнизонный Дом офицеров, где в нескольких залах и фойе были накрыты столы. Были генералы из командования Киевского военного округа, 8-й армии ПВО и Главного штаба Войск ПВО страны. Был торжественный и очень радостный, надолго запоминающийся вечер. Зная свои кадры, организаторы распорядились - до конца выпускного вечера никто не должен покидать пределы помещения и зелёной территории Дома офицеров. По окончании торжеств многочисленные автобусы развозили выпускников по различным районам города. Не обошлось без происшествий. К утру возле наших двух пятиэтажных домов общежитий, сменяя друг друга, подкатывали до шести машин скорой помощи, отвозя отравившихся выпускников. Оказалось, что всё дело было в слишком раннем приготовлении заливной рыбы и размещения этого блюда на столы. Были жаркие летние дни. И это решило дело. Мне удалось избежать скорой помощи только благодаря моей нелюбви к этому блюду. Немного вкусив заливного, я весь вечер не притронулся к этому блюду. Но, в конце концов, все пришло в норму. Мы получили отпускные документы, попрощались с Киевом и разъехались по отпускам и новым назначениям.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  КАК ДЛЯ МЕНЯ НАЧИНАЛСЯ ЦЕНТР КОНТРОЛЯ КОСМИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА (ЦККП)
  (1966 - 1975 г.)
  
  При поступлении в КВИРТУ (Киевское высшее инженерное радиотехническое училище) летом 1961 года мне повезло: получив на экзаменах 24 балла из 25 возможных, я был зачислен в "кибернетическую" группу. Нам почти 5 лет читали самые различные разделы не только классической математики, но и специальные её разделы, которые, как тогда казалось, обеспечат решение самых сложных проблем. Было очень интересно: теории информации, массового обслуживания, игр, оптимальных процессов, принятия решения при неполной информации, динамическое, линейное и нелинейное программирование. Наконец, теория синтеза ЭВМ, схемы конкретных ЭВМ, статистическое моделирование, алгоритмизация и программирование различных процессов. Думаю, немного найдется ВУЗов тех лет с таким "джентльменским" набором. Училась наша группа блестяще. Окончание КВИРТУ с "красным" дипломом и участие в серьёзных научных разработках, казалось, обеспечит моё поступление в адъюнктуру. Но судьба вывела меня совсем на другую орбиту.
  
  НАЧАЛО НОВОЙ РАБОТЫ
  Весной 1966 года, когда у нас, слушателей КВИРТУ, были практически готовы дипломные проекты, всю нашу "кибернетическую" группу (20 человек более чем из сотни выпускников первого факультета) собрали в одной из аудиторий для разговоров о наших назначениях после выпуска. Начальник курса представил нам "заказчика" на рабочую силу, майора Якубицкого Юрия Николаевича, который сказал, что тот, кто желает, может поучаствовать в большой, интересной и важной работе в одном из московских военных институтов. Работа потребует специалистов различных специальностей в области радиоэлектроники, и в особенности в сфере программирования. Так как для нас, "кибернетчиков", это был "хлеб с маслом", мечта нескольких лет учёбы в Киеве, то практически все мы выразили желание поехать куда-то в Бабушкин. Как мы ни старались выудить у "заказчика", чему посвящена эта большая и важная работа, - всё было бесполезно - Якубицкий обходил эти вопросы или молчал, как партизан.
  Затем аналогичные беседы состоялись и с другими группами, но там уже люди выбирались в соответствии не только с их желаниями, но и с подготовкой.
  В результате подобных бесед после выпуска и проведения отпусков десятки офицеров - выпускников КВИРТУ и ВИРТА - собрались в актовом зале клуба "Бабушкинского", назовём его так, научно-исследовательского института Министерства Обороны. Поясню, что аббревиатура ВИРТА обозначает название Харьковской Военной инженерной радиотехнической академии им. Маршала Советского Союза Говорова Л.А. Перед нами, если мне не изменяет память (прошло свыше 35 лет!), выступили представители двух управлений института: алгоритмического (Курланов Александр Дмитриевич) и вычислительного центра (Швецов Захар Захарович, ныне уже покинувший нас). Они вкратце обрисовали основные задачи, которыми мы должны заняться в ближайшие годы, а также осветили организационные вопросы, касающиеся нашего размещения, условий работы и устройства семей.
  Круг вопросов, связанный собственно с программированием, изучением новых языков, операционных систем, особенностей отладки программ и пр., не вызвал у нас особых затруднений: спасибо специалистам и преподавателям КВИРТУ - здесь мы были подготовлены что надо! Что касается предметной области разработок, в которую мы должны были погрузиться, то она вызвала у нас настоящий шок!
  Дело в том, что все мы имели хорошие знания и опыт практической работы в различных областях той части Войск ПВО страны (Противовоздушной обороны страны), которая относилась к так называемой противосамолётной обороне. Теперь мы слушали совершенно новые, абсолютно неведомые нам слова и понятия, относящиеся к так называемой ракетно-космической обороне (РКО), т.е. к внешней баллистике, астрономии, геодезии и пр. Одним словом, прежде чем заняться непосредственно программированием, нам в течение нескольких месяцев предстояло доучиваться, изучая такие разделы, как модели потенциала Земли, модели атмосферы, системы координат, применяемые в космонавтике и геодезии, переход от одних систем координат к другим, различные методы решения дифференциальных уравнений, сферическую тригонометрию, способы решения уравнений Кеплера и всё связанное с определением характеристик при движении ИСЗ (искусственных спутников земли), модели различных систем отсчёта времени и многое, многое другое. Всё это и составляло предметную область нашей работы - разработку и внедрение в боевую эксплуатацию технических и программно-алгоритмических систем информационного элемента РКО - Центра контроля космического пространства (ЦККП).
  О первых задумках создания ЦККП рассказывает один из фактически главных конструкторов ЦККП, канд. техн. наук Юрий Петрович Горохов:
  "Как-то, во время работы в Болшевском НИИ, мы с Бусленко Н.П. мучительно долго обсуждали проблему контроля космического пространства, её связь с РВСН и противокосмической обороной. У нас никак не выходило такого обоснования, которое сразу бы убедило ЦК и Правительство выйти на соответствующее постановление. Решили передохнуть. Неподалёку от института расположились на траве под громадными соснами, на пеньке появилась водочка с традиционной закуской... . Не прошло и пары часов, как наш "ланч" был завершён, и в голове сверстался отчётливый план действий по обоснованию системы и Центра контроля космического пространства".
  
  Далее, чуть ли не до конца 1966 года мы слушали лекции специалистов института по вышеназванным вопросам. Конечно, многое было непонятно, сложно и уложилось в голове спустя некоторое время. Но благодаря великолепно подготовленным лекторам, нам удалось освоить новые предметы в части, необходимой для начала работ по программированию. О качестве специалистов института, т.е. степени их квалификации, можно судить хотя бы по тому, что одним из "крестных отцов" института был член-корреспондент АН СССР Бусленко Николай Пантелеймонович, заместителем по науке начальника института был лауреат Ленинской премии, доктор технических наук Кислик Михаил Дмитриевич. А в составе научных управлений было много докторов и кандидатов наук.
  Одновременно с обучением нас, программистов, прикрепили к различным алгоритмистам, с тем, чтобы параллельно мы знакомились с алгоритмами, которые в ближайшем будущем должны быть реализованы в виде системы боевых программ.
  И здесь мне в очередной раз повезло: мне предложили работать под руководством тогда ещё кандидата технических наук, а позже - доктора технических наук, профессора Соколова Григория Андреевича. Назначение моё обсуждалось серьёзно - боялись, что вчерашний слушатель высшего училища не потянет "очень сложные" программы планирования сбора информации или не впишется в сроки их сдачи в опытную эксплуатацию. Но, с учётом моего киевского опыта работ по созданию довольно непростых статистических моделей анализа надёжности радиорелейных линий связи, а также с учетом нескольких уже имеющихся "студенческих" научных работ, решение было принято в мою пользу. И вот я лично знакомлюсь с Г.А. Соколовым. Маленького роста подполковник в авиационной форме, насмешливые глаза и поведение, великолепное знание математики, недурное знание немецкого языка, практически абсолютное незнание вычислительных машин и программирования. Я стал знакомиться с его алгоритмом и постепенно преобразовывать его к виду, удобному для программирования. Практически все мои предложения по уточнению схем расчёта, оптимизации использования памяти и пр. принимались им сразу...
  Почти через два года работы все наши программы вовремя были сданы в боевую эксплуатацию расчётам ЦККП. По ходу создания первой очереди программно-алгоритмического комплекса я стал приобщаться к уже "нестуденческой" научной работе. По завершении работ первой очереди, где-то в 1969 году, я прямо спросил Григория Андреевича, что он думает по поводу моих возможностей в отношении написания и защиты диссертации. Ответ был примерно таким: "Каждый грамотный инженер при наличии желания и условии очень большого труда в принципе может защитить кандидатскую диссертацию, а слабоумным и малограмотным тебя вряд ли можно назвать". Так и порешили.
  Он стал моим руководителем, а затем непосредственным начальником и очень хорошим старшим другом на многие годы. За все годы почти 20-летней совместной работы я был с ним в самых разных ситуациях. Это и бесконечные уточнения его алгоритма, а впоследствии обсуждения моих алгоритмических созданий, это и анализ материалов отладок программ. Это и бесконечные обсуждения материалов моей диссертационной работы, как на службе, так и у него дома, и различных материалов статей и докладов на конференциях. Это и совместные прогулки на лыжах по "фряновской" лыжне, и регулярные сеансы плавания в спортивном секторе бассейна "Москва", и участие в соревнованиях по плаванию, и проведение праздничных мероприятий в отделе, и многое, многое другое.
  Немного об организации нашей жизни в начале работы. Официально все мы по штату относились к той войсковой части, которая должна была впоследствии нести службу на ЦККП.
  Вспоминается наш первый приезд осенью 1966 года в ту деревню на краю Московской области, около которой уже существовал гарнизон и около которой предстояло построить и вдохнуть жизнь в будущий ЦККП. Мы увидели довольно много пятиэтажных панельно-бетонных 60-квартирных домов. На центральной площади - большой торговый центр и здание кинотеатра. Мне с моей семьёй из четырёх человек выделили двухкомнатную квартиру на четвёртом этаже. После Киева с частными квартирами и общежитиями на шесть семей это было сплошное блаженство. Забора вокруг гарнизона первое время не было, так что на прогулки ходить было очень удобно.
  В двух сотнях метров от конечной остановки автобуса была симпатичная опушка смешанного леса с высокими деревьями. Нам сказали, что лежащие здесь довольно крупные бетонные опоры - это части будущего лабораторного корпуса ЦККП. Позже, приезжая сюда к семьям, мы каждый раз с жадностью отмечали, насколько продвигаются работы. А они двигались ох как медленно, как нам казалось!
  Несколько лет мы с понедельника по субботу включительно должны были жить и работать в Москве, а вечером в субботу громадный КРАЗ, оборудованный для перевозки людей, вёз нас в далёкий лес к семьям. В воскресенье - отдых: лыжи, прогулки, лес, летом - все дары леса, а в 6.00 в понедельник - отправление машины в Москву на работу. После поездок усталость была приличная: крытый грузовик с лавками в виде досок - это далеко не автобус, но в 28-30 лет это переживалось с юмором и за трудность не считалось.
  Так что дети спали, когда мы приезжали и когда мы уезжали. Естественно, вся тяжесть ухода за детьми и работы по их воспитанию в основном лежала на наших женах. Моя первая (и, думаю, последняя) жена Тамара довольно успешно с этим справлялась. Спустя 30 лет мы иногда обсуждаем результаты такого воспитания. И когда мы пытаемся понять причину некоторых неудач в воспитании детей, то вспоминаем, что в те годы наши жёны были и за мать, и за отца, и работали, и были у себя домохозяйками. Так что я думаю, что, кроме великой благодарности за их безотдышный труд, ничего другого не выдумать.
  Хуже обстояли дела с нашим размещением в столице. Неподалёку от работы нам оборудовали общежитие в бывшем городке КЭЧ (военная коммунально-эксплуатационная часть, что-то вроде гражданских ЖЭКов или впоследствии ДЭЗов). На небольшой территории располагались пара одноэтажных деревянных зданий, отдельно стоящий туалет и какой-то сарай. Тут же к этим "общагам" приклеилось прозвище - "бараки", а вся территория несколько лет "ласково" именовалась "Бухенвальд". Умывались и пользовались туалетом, естественно, на улице. В одном бараке кровати были двухъярусные, в другом - пониже - одноярусные. Вспомнились курсантские годы.
  Летом там была благодать - чистый спортивный лагерь: были штанги и всякие железки для качания мускулов. Мы соорудили стол для пинг-понга, был турник и даже брусья, правда, металлические, военные. Но с наступлением дождей и морозов ситуация менялась. То "закорачивались" электрические провода, подводящие нам напряжение, то не работало отопление, то, наконец, нас одолевали крысы. Так как все офицеры были не заочно знакомы с электроникой, то где-то доставали "кошки", лезли на столбы и устраняли неполадки. Что касается крыс, то сначала притащили кошку, но та быстро удрала: уж больно крупные особи крыс ей противостояли. К зиме было отмечено несколько случаев ночных крысиных укусов спящих офицеров, причём некоторых кусали аж на койках второго яруса! Вызывали сотрудников санэпидемстанции. Бесполезно! Затем придумали более оригинальный способ борьбы - наиболее отважные из нас привязывали к большому пальцу ноги обычную рыболовную леску с крючком и наживкой - кусочком сала из любой колбасы. С началом "клёва" вчерашний выпускник академии просыпался и "подсекал" добычу путём подёргивания ногой. Ставили мышеловки. Израсходовав все известные приемы и не добившись качественных сдвигов в "крысином" вопросе, мы обратились к политработникам. Но у комиссаров 60-х годов обычно здорово получались лишь проверки бесчисленных планов ППР (партийно-политической работы). Ответом на их бездействие стала наша экстремальная выходка, как в бурсе. Она была продиктована всей предшествующей борьбой и безысходностью положения: одну из пойманных крыс кто-то повесил в кабинете замполита прямо над его письменным столом. Нас здорово пропесочили. А мы вновь остались один на один с невероятным противником, учтя место - столица СССР, и время - последняя треть ХХ века. Тогда родилось предложение - пойти с челобитной в Военный отдел ЦК. Многие за этот маневр получили своё от командиров - явно и неявно, но дело стало сдвигаться с мёртвой точки. Во-первых, ускорилось прохождение давно ожидаемого приказа Министра Обороны о переводе ряда офицеров в штат института. Во-вторых, это дало возможность начать расселение их в черте Москвы хоть в какие-нибудь, но в свои, в основном в двух-, а затем некоторых и в трёхкомнатные квартиры. Спустя несколько лет наш "Бухенвальд" снесли, на его месте стоит прекрасное здание учебного заведения. Это место в Бабушкине примерно соответствует нынешнему перекрестку Старо-Ватутинского проезда и Ватутинского переулка, напротив бани.
  Так совпало, что переезд многих семей в Москву и необходимость работать над внедрением на "объекте" всего того, что было создано в Москве, происходили одновременно. Картина с нашим бытом опрокинулась с точностью "до наоборот": теперь мы жили целую неделю в гостиницах гарнизона, где вводился в строй ЦККП, продолжая отлаживать, совершенствовать и готовить для сдачи боевым расчётам все свои программы, а на выходные - ездили в Москву к своим семьям. Как сказал один наш коллега на каком-то партактиве: "Очень трудно жить на две семьи!" - под общий хохот коллектива. Конечно, не все семьи выдержали такое испытание. Были потери и физические, и моральные. Некоторые развелись, другие построили новые семьи. Это касается моральных потерь. А к физическим потерям я отношу гибель младшего сына наших друзей Безручко Володи и Валентины, ещё дошкольника. На строительной площадке гарнизона его засосало в смесь песка и цемента в невыключенной бетономешалке. И ещё - преждевременный уход из жизни нашего хорошего товарища - Позднякова Игоря. Конечно, при нормальных условиях жизни и работы этого можно было избежать. Хоронили мы мальчишку на кладбище в селе Стромынь, сами копали могилу, где посуше... А Игоря похоронили уже в Москве, на подмосковном кладбище рядом с Северной ТЭЦ.
  
  
  НЕКОТОРЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ
  Кроме ввертывания в резьбу серьёзной работы и преодоления различных невзгод, в первые годы после КВИРТУ у меня были и личные достижения.
  Вместе с моим теперь уже безвременно ушедшим товарищем Лаптевым Людвигом Ивановичем мы взяли на себя "соцобязательство" - за первый год сдать все экзамены кандидатского минимума, чтобы потом, когда предстоит работать над диссертацией, не отрываться от дела на подготовку и сдачу этих экзаменов. Свои планы мы выполнили: зимой сдали марксистско-ленинскую философию и иностранный язык, а весной и летом - специальность. Причём готовились, в основном, по вечерам, в своём тёплом "Бухенвальде", когда большинство наших коллег разбегалось по столице по различным "мероприятиям".
  К другому моему достижению я не могу не отнести оказание помощи моей любимой тётушке, Лившиц Наталии Наумовне, доктору биологических наук, профессору, ученице академика Павлова И.П. и Орбели Л.А., которая в те годы заведовала лабораторией в Институте биофизики АН СССР. Но здесь на некоторое время придётся отвлечься от вопросов создания ЦККП, поскольку речь пойдёт о семейных отношениях в широком плане.
  Дело в том, что тётя Наташа была женой моего дяди, Букатина Евгения Александровича, родного брата моей матери. Они с начала 30-х годов ХХ века жили в Москве, а я, начиная с 1953 года, довольно часто гостил у них во время школьных каникул. О них где-то нужно рассказать особо - это очень необычные люди, истинные интеллигенты, каждый превосходный специалист в области своей деятельности. Я безмерно благодарен им за всё доброе ко мне отношение. К сожалению, оба они уже несколько лет тому назад ушли от нас (тётя Наташа - в 1983 г., а дядя Женя - в 1999 г.).
  И вот в те 60-е годы представился случай и с моей стороны хоть немного помочь ей. Пригодились мои знания в области программирования и языка АЛГОЛ. Я нередко по несколько дней жил у них и в процессе бесед слышал, что в лаборатории тёти Наташи существует большая проблема, связанная с обсчётом результатов экспериментов, проводимых на различных животных. Обработка результатов экспериментов должна была производиться с использованием достаточно трудоёмких алгоритмов. Наибольшую трудность доставляли алгоритмы так называемого двухфакторного дисперсионного анализа неравномерных комплексов. В переводе на человеческий язык это означает, что с помощью этих алгоритмов можно оценить, существует ли значимое влияние каких-то двух факторов на выходные параметры изучаемого процесса (поведения) или это влияние случайное. Причём количество экспериментов, по которым происходит оценка для различных уровней факторов, во-первых, различно и, во-вторых, мало.
  Я вызвался помочь тем, что, запрограммировав на языке АЛГОЛ эти алгоритмы, практически на другой день приносил результаты любой серии экспериментов - алгоритмы вместе с трансляцией работали на ЭВМ секунды, в то время как сотрудники лаборатории тёти Наташи вручную должны были считать сотни значений дисперсий различных совокупностей результатов в течение недель и месяцев, делая гораздо больше ошибок, чем ЭВМ, что могло исказить даже выводы о природе изучаемых процессов. Тогда речь шла о выяснении влияния факторов ускорения, невесомости и радиации на эффективность высшей нервной деятельности. Я с большим удовольствием получал и получал результаты, а тётя Наташа, завершая очередной отчет о работе, всё сетовала, что не может поместить мою фамилию в число лиц, принимавших участие в получении результатов, т.к. я работал в закрытом институте.
  Ещё о достижениях. В те же первые годы моей работы в Москве я более глубоко познакомился и с направлением работ моего дядюшки - Букатина Евгения Александровича. По специальности он был химик. Заканчивал МГУ в начале 30-х годов. Но позже судьба свела его с микрофотографией, и этой области он посвятил всю свою творческую жизнь. Если тётя Наташа умело лавировала в море нашей научно-идеологической дикости - от неприятия генетики до отказа от кибернетики, оставаясь на научной работе до глубокой старости, то дядя Женя, как мне кажется, почти всегда напрямую, в лоб боролся с невежеством и социалистическим "комчванством" в научно-технической сфере. Он писал докладные записки руководству ГАУ (Главное архивное управление при Совете Министров СССР), посылал глубокие аналитические исследования в ЦК КПСС, показывая, как мы уверенно скатываемся в яму отходов мировых работ в области практического использования идей и технологий микрофильмирования. Причём его критика всегда была конструктивной. Сотни его работ по микрофильмированию включали практически все области этого направления. Это и фундаментальные работы, касающиеся предельных возможностей съёмки, и масса конструкторско-технологических работ, и множество экспериментальных работ. Но результатом деятельности дяди Жени, наряду с сотнями опубликованных работ и десятками авторских свидетельств об изобретениях, был уход с работы по приказу начальника ГАУ т. Букатина Е.А. практически одновременно с наступлением его пенсионного возраста - 60 лет. Тем не менее, и на пенсии он продолжал планировать и проводить (!) научно-исследовательскую работу, о результатах которой регулярно докладывалось своей парторганизации в ГАУ, в которой он состоял почти до конца жизни. Я уже не говорю о его интересах: здесь и эсперанто, и цветоводство, и туризм, и изобретательство, и проблемы, связанные с гипотезами об Атлантиде, и пр. и пр. Такой вот был человек.
  В промежутках между основными работами, он и приобщил меня к некоторым вопросам информатики, получению цветных стереоскопических слайдов, пересъёмке документов на специальные фотоматериалы и пр. Мы с ним именно в эти годы устраивали у них дома просмотр стереослайдов на специальные алюминированные экраны, применяя поляризованные очки у зрителей. В те же годы мы оборудовали у него в комнате стеллажи, которые занимали все стены до потолка, для хранения литературы. Тогда я обещал, что гарантия на их "качественное функционирование" простирается только в течение 25 лет. Но уже прошло почти 40 лет, а те стеллажи всё держат кипы книг, папок, бумаг, реактивов и пр.
  В последние недели своей жизни (дядя Женя умер в 1999 году) он с благодарностью отзывался о превосходном уходе за ним в течение последних лет со стороны дочерей и внучки. Но сказал мне, что есть одна область, которую он не может доверить им: это всё то, что касается его научного наследства. Он просил меня предпринять ещё какие-то усилия с тем, чтобы его работы не оказались выброшенными и утраченными навсегда. Дело в том, что ещё при его жизни, в первые годы моей работы в Москве, я пытался открыть фонд Букатина Е.А. и в Библиотеке им. В.И.Ленина, и в ГПНТБ (Государственной Публичной научно-технической библиотеке), и библиотеке ВИНИТИ (Всесоюзного института научной и технической информации) - всё тщетно. И только спустя некоторое время после его смерти я попытался вновь вернуть труды Букатина Е.А. в ту организацию, которая всё время отвергала их. Вместе с его дочерью, Букатиной Елизаветой Евгеньевной, мы составили довольно полную опись всего того, что нам удалось разыскать на тех самых стеллажах и в шкафах, и теперь мы имеем решение соответствующей организации об учреждении в Главном архивном управлении Росссийской Федерации личного фонда Букатина Е.А.
  Так я выполнил духовное завещание одного из самых дорогих для меня людей... . Но это было потом.
  
  
  
  
  
  НАЧАЛО НАУЧНОЙ РАБОТЫ
  
   После сдачи первой очереди ЦККП мы продолжали наращивать возможности наших алгоритмов и программ. Работали мы в основном в Москве, выезжая при необходимости на "объект". В это же время, где-то в начале 70-х годов, нам дали в Москве около института двухкомнатную квартирку в "хрущёвке" на 1-м этаже. Однако сразу переехать туда не представлялось возможным: и по условиям жизни там (холод жуткий), и по условиям моей работы в Центре. И вот что интересно: именно на эти годы приходится начинание многих дел. Это и начало работы над диссертацией, и начало усиленного занятия спортом - тогда я выполнил норму 2-го спортивного разряда по беговым лыжам и стрельбе из пистолета. Это и начало занятий съёмками на слайды, киносъёмками, и осуществление всех технологических операций, связанных с этим (проявление цветных фото- и киноплёнок, их монтаж, участие в фотовыставках), и начало байдарочного туризма, включая изучение, конструирование и походы на парусном вооружении, и начало серьёзных занятий на пианино. Сейчас трудно себе представить, каким образом все эти дела можно было осуществлять в одно и то же время.
  Несколько слов необходимо сказать и о работе со смежными организациями.
  Прежде всего, о той войсковой части, которая и являлась, по сути, Центром контроля. Тогда весь её личный состав состоял по преимуществу из молодых людей, полных желания познавать новое и работать, не покладая рук. Часть из них участвовала в монтаже здания, прокладке множества кабелей вместе с монтажными и строительными организациями, другая часть - монтировала вычислительные машины и все устройства, которые занимали достаточно много площади. Позже они стали очень ценными специалистами, каждый в своём деле, и после ухода с объекта промышленных организаций они продолжали грамотно эксплуатировать соответствующие участки. Ну, а мы непосредственно работали с отделами программирования и расчётами, дежурившими в машинном зале Центра. Надо сказать, что в течение долгого времени среди людей "из войск" сохранялось почтительно-трепетное отношение к людям "от науки". Благодаря этому, мы довольно просто решали сотни текущих вопросов, которые возникали во время отладки и передачи программ в опытную, а затем и в боевую эксплуатацию.
  Этому также способствовало и ещё одно немаловажное обстоятельство: некоторые выпускники нашей группы в момент перевода нас в "Бабушкинский" институт высказали пожелание остаться в войсковой части. Вскоре они стали руководителями войсковой части и её отделов, что не могло не сказаться на наших отношениях с Центром в лучшую сторону. Так, мои однокашники Вовченко Валентин Васильевич и Тяглов Валерий Иванович вскоре заняли крупные посты в ЦККП. Вовченко В.В. был назначен заместителем командира этой части, а Тяглов В.И. - начальником отдела программирования. Естественно, что такие вопросы, как выделение машинного времени, выделение магнитных лент, магнитных барабанов и дисков, бумаги для АЦПУ (алфавитно-цифровое печатное устройство) и другие, решались, что называется, "влёт".
  В начале 70-х годов началось переоснащение ЦККП новыми вычислительными машинами. Они были гораздо современнее, чем та единственная, на которой мы начинали работать в 1967 - 1969 гг., а самое главное - этих машин, в конце концов, стало четыре. Если ЭВМ 1-й очереди была машиной с фиксированной запятой, что вызывало массу неудобств, особенно при программировании расчетных задач, то теперь мы ожидали три, а впоследствии четыре вычислительные машины с плавающей запятой. Нашу радость могут полностью понять и разделить только программисты, "понюхавшие" фиксированную запятую.
   Снова мне повезло: когда промышленники сдавали вычислительный комплекс в опытную эксплуатацию, они, уезжая домой в Москву в пятницу, запускали тесты, которые должны были "крутиться" в течение нескольких суток до их приезда. Тесты должны были набирать статистику по сбоям и прочим неполадкам в машинах. Ещё лучше, когда на фоне тестов работают какие-нибудь "функциональные" программы. Но эти программы только ещё готовились. Кто-то выходил в выходные дни на отладку, а в основном на машинах полной загрузки не было. Этим я и воспользовался. К этому периоду я закончил отлаживать ряд приближёных алгоритмов так называемой дискретной оптимизации. Для того чтобы получить оценки их сходимости, необходимо было моделировать нахождение точных решений той или иной задачи методом полного перебора. Но для этого нужно было иметь массу машинного времени. Вот я и предложил специалистам из ИТМиВТ (Институт точной механики и вычислительной техники) свои задачи для "прогона" их на трёх тогда машинах с вечера пятницы до утра, а иногда до обеда понедельника. "Спецы" дали добро. И я в течение довольно длительного периода запрягал "тройку" ЭВМ и получал уникальные результаты для диссертационной работы и для будущей работы боевых программ ЦККП.
  Вообще мне в научной работе везло. Ещё в Киеве, во время учёбы, я получал первые уроки по математическому моделированию у Сенецкого Сергея Александровича. А руководителем его кандидатской работы был уже упоминаемый Н.П. Бусленко. Под руководством Сенецкого С.А. я писал и курсовые, и дипломную работы. Последняя была посвящена получению оценок надёжности сверхнадёжной радиорелейной линии связи Москва - Будапешт. Результаты, полученные при написании дипломного проекта, самым непосредственным образом использовались при проектировании этой линии связи в одном из подмосковных институтов. Творческая обстановка в НИЛ-3 (Научно-исследовательская лаборатория Љ 3) была выше всяких похвал. В течение трёх лет мне довелось работать с замечательными научными сотрудниками (М.М. Ластовченко, Креденцер Борис, Сенецкий Сергей и др.) и наблюдать замечательные человеческие отношения в этом коллективе.
  Я уже немного упомянул о своем уникальном научном руководителе Соколове Г.А. Только что описал, как мне удалось получить "вагон" машинного времени для некоторых доказательств работоспособности приближённых алгоритмов. Хочу вспомнить ещё об одном случае, который подтверждает, что мне просто сопутствовало везение в научной сфере моей деятельности.
  Этот случай, как ни странно, касался отношений с финансистами, и произошёл он во время проведения научных работ в начале 70-х гг. Тогда я занимался изучением и оценкой эффективности работы станций наблюдения за полётами ИСЗ (искусственных спутников земли) оптическими средствами. В то время только завершался ввод в действие мощных сверхдальних радиолокационных средств. Поэтому практически весь Каталог космических объектов вёлся с помощью наблюдений от станций, вооружённых оптическими средствами наблюдения (морскими трубами, теодолитами и телескопами). С Центра контроля мы ежедневно выдавали множество целеуказаний этим станциям, т.е. сообщений о том, когда нужно наблюдать за КО (космическим объектом), под какими углами выставлять телескопы и т.д. Однако получали от станций очень мало ответов. Мы знали, что люди там грамотные, честные и тогда - высокоответственные. Обычно это были или коллективы обсерваторий Астросовета АН СССР, или студенты астрономических отделений физматов университетов или пединститутов. В войсках наблюдения проводились специально обученными солдатами срочной службы. Инструменты, с помощью которых производились наблюдения, тоже были вне подозрений. За всем этим по договоренности следили соответствующие службы войск ПВО и Астросовет АН СССР. Конечно, грешили мы и на точность знания элементов орбит в тогда ещё юном Каталоге космических объектов. Просматривали и ошибки телеграфных пересылок. Но главную причину наших неудач мы видели в том, что нам неизвестны ошибки Гидрометеоцентра. Мы ведь выдавали целеуказания только тем станциям, которые по метеопрогнозу были в "хорошей погоде". И за каждое посланное целеуказание мы должны были платить телеграфу - за пересылку, и станциям - за наблюдение. В месяц выходила круглая сумма, а отдача была незначительная.
  Возникла идея: в течение месяца выдавать на все станции (а их тогда было более 70) полный набор целеуказаний. А затем, сопоставив ответы, определить ошибки метеопрогноза и решить, в каких станциях следует действовать по прогнозу, а в каких - игнорировать метеопрогноз. Однако простота идеи сразу натолкнулась на необходимость иметь приличные суммы, которыми мы должны обладать для выплат при выполнении этого эксперимента. Дело вот-вот заваливалось, не начавшись. И тогда я пошёл с изложением наших нужд к одному финансисту института, прекрасному и отзывчивому человеку, Анатолию Чиликову, ныне тоже, к сожалению, ушедшему от нас. Он, узнав, сколько всё это будет стоить, взял тайм-аут на раздумье и поиск необходимых денег и через несколько дней звонит мне: докладывай начальству, деньги будут, раз это надо для науки. Так мне удалось доказать, что более выгодно выдавать целеуказания на все станции всегда без учёта прогноза!
  Потом мы узнали, что такой прогноз, который нужен для наблюдения ИСЗ, т.е. прогноз прозрачности атмосферы в сумеречные часы, вообще в Гидрометеоцентре не делается. В ходе подготовки программ были организованы, проведены и внедрены в практику новые виды прогнозов - "видимость через атмосферу в сумеречные часы", но всё это было потом...
  В ходе реализации и апробирования новых идей при модернизации программно-алгоритмического комплекса ЦККП в начале 70-х годов мне пришлось выезжать в командировки на различные станции оптического наблюдения (СОН). Я эту сторону своей работы называл научным туризмом. В самом деле, широкая география поездок, множество новых знакомых, особенности обустройства и технологии наблюдений - всё это было очень интересно для меня и полезно для Центра.
  
  
  
  
  
  МОИ ПОЕЗДКИ ПО СОЮЗУ
  Наиболее запомнились поездки в Киев, Кишинёв, Рязань, Калугу и Енисейск. О некоторых моментах этих поездок необходимо упомянуть. Общая цель командировок - ознакомление с технологией проведения наблюдений за движением космических объектов (КО), проверка некоторых новых идей, направленных на увеличение доли ответов по целеуказаниям ЦККП, а также поиск новых направлений повышения эффективности работы сети СОН (станций оптического наблюдения).
  О поездке в Киев и Кишинёв
  В декабре 1969 года состоялась поездка на станции оптического наблюдения в Киеве (начальник СОН - Осипов Александр Кузьмич) и в Кишинёве (начальник СОН - Григоревский Виталий Михайлович). Ездили мы с тогда ещё кандидатом технических наук Вениаминовым Станиславом Сергеевичем.
  Киевская СОН была образована на базе астрономической обсерватории АН СССР, расположенной в центральной части города (в районе Лукьяновки). Конечно, городские засветки сильно препятствовали проведению всевозможных наблюдений, зато общение со старейшим и опытнейшим начальником СОН Осиповым А.К. трудно переоценить. Оно принесло нам очень много разносторонней информации о технологии проведения наблюдений, о некоторых неочевидных зависимостях между отдельными параметрами наблюдения и привело нас к дальнейшим работам как при модернизации своих алгоритмов и программ, так и при планировании совместных работ с Гидрометеоцентром.
  Анализ различных сторон работы станций наблюдения позволил ввести существенные поправки в процесс взаимодействия между Центром и станциями. Так, оказалось, что если учесть временную диаграмму доставки целеуказаний до станций наблюдения и часовые пояса мест расположения станций, то вполне возможно выдавать целеуказания с большей точностью за счёт уменьшения времени прогнозирования положения космических объектов. По мнению начальников станций, применяемая нами характеристика пропускной способности станции хуже отражала существо процесса наблюдения, чем минимальный интервал между соседними наблюдениями. Были пожелания изменить сами моменты наблюдения относительно входа КО в зону наблюдения. Были и уточнения по учёту технических характеристик различных типов наблюдательных приборов. Обсуждались и способы указания важности КО. Для "высоких" КО предлагалось больше пользоваться не телеграфом, а письмами. Большое место в обсуждениях уделялось оценкам вероятности наблюдения в зависимости от звёздной величины и оценкам самой звёздной величины в зависимости от фазы Луны, от угловых расстояний до Луны и пр. Были высказаны претензии к составу и точности целеуказаний, выдаваемых из Центра.
  . В то же время нам предоставлялась полная статистика о показателях работы станций и о погоде во время наблюдений за многие годы.
  Кроме обсуждения рабочих вопросов, в Киеве я провёл несколько экскурсий со Станиславом Сергеевичем, т.к. в течение пяти лет учебы в Высшем училище много бродил по Киеву. В Кишинёве любезный Виталий Михайлович Григоревский лично провёл с нами экскурсию по городу, а во время прощального ужина у него дома очень много рассказывал о своём знакомстве с Туром Хейердалом в Египте и о несостоявшемся из-за его физических недостатков путешествии с Туром на тростниковой лодке "Ра".
  О поездке в Рязань
  Самой основательной поездкой у меня была поездка в Рязань (сентябрь 1970 г.) и работа там с начальником станции наблюдения Василием Ивановичем Курышевым, незаурядной личностью, целиком посвятившей приличный отрезок своей жизни построению, техническому и методическому оснащению тех самых военных ПОНов (пунктов оптического наблюдения), о которых я упоминал выше.
  В Рязанском пединституте он преподавал астрономию, одновременно занимался своей станцией наблюдения и отрабатывал вопросы становления новых для войск пунктов оптического наблюдения. Я знаю людей, которые находят удовольствие в работе над бесконечными доделками и обустройствами каких-то дорогих им мест. Такими местами могут быть гаражи, дачи, собственная квартира и пр. У Курышева таким местом служила станция наблюдения за космическими объектами. Множество хитроумных поделок и приспособлений было выполнено под его руководством для того, чтобы процесс наблюдения шёл как можно лучше. Именно здесь обкатывались различные методики и инструкции для армейских ПОНов. Именно здесь обычные приборы, такие, как труба зенитная командира (ТЗК), приспосабливались для наблюдения за космосом. Здесь появилась основная книга для армейских наблюдателей - "Теоретическое руководство по визуальным наблюдениям космических объектов". Позже Василий Иванович собрал все наработанные им материалы и подготовил для защиты докторскую диссертацию. Горжусь тем, что так совпали обстоятельства, что я мог помочь ему в этом, предоставив свою ещё не засёленную квартиру в Бабушкине рядом с институтом для работы над материалами диссертации.
  Докторскую диссертацию В.И. Курышев защищал на Учёном совете "нашего" института.
  О поездке в Енисейск
  Особая память - поездка в Енисейск в ноябре 1970 года, в город, расположенный на берегу Енисея в 350 км севернее Красноярска, немного ниже по течению от места впадения Ангары. Меня повергли в шок объявления на берегу могучего Енисея о запрете использовать воду из реки в качестве питьевой. Позже я узнал, что этим мы обязаны "великим" стройкам на Ангаре - каскаду различных химических и прочих комбинатов. Так мы отравили практически всю великую сибирскую реку: ведь до Ледовитого океана у ревущего Енисея ещё тысячи километров.
  Енисейская станция наблюдения была выбрана не случайно: дело в том, что я регулярно вёл статистику доли ответов каждой станции наблюдения на наши целеуказания. Так вот, именно эта станция (я до сих пор даже помню её номер - 1078) регулярно "портила" всю мою статистику, выдавая процент наблюдений больше ста (?!) или вероятность ответа на целеуказания - больше единицы (?!). Конечно, такой факт не мог остаться незамеченным и требовал объяснений. К тому же анализ работы станций входил в качестве неотъемлемой части в мою будущую диссертацию. Да и вообще, можно себе представить, какой хохот в Учёном совете вызвала бы таблица на плакате с оценками вероятности, значения которых больше единицы (мы их называли "военные вероятности"). Было решено насчитать для этой станции все целеуказания (т.е. получить моменты времени и координаты звёздного неба для наблюдения за прохождениями космических объектов) на определенные даты и вылететь туда для личной проверки того, как происходит отработка этих целеуказаний.
  Одни воспоминания о дороге чего стоят... Придётся вспомнить, как я оконфузился в полете. До Красноярска мы летели на самолете ИЛ-18 несколько часов. Я давно мечтал пообедать на высоте около 10 000 метров. Со мной рядом летела наша сотрудница Римма Васильевна Гукина, автор алгоритма расчёта эфемерид (или целеуказаний) для оптических станций наблюдения. Невероятно уравновешенная женщина, пунктуальный и кропотливый специалист по внешней баллистике и учёту факторов, благоприятных для наблюдения оптическими средствами. Объявили, что сейчас нас будут кормить. Ура! Исполняется мечта идиота! Только до меня стали доноситься запахи варёной курицы, как я весь покрылся потом, побледнел... Римма Васильевна испугалась - что делать?! Ведь я военный, а военные, в её представлении, никогда плохо чувствовать себя не должны! А я уже знал, что такое со мной в транспорте может быть, и прихватил с собой маленький пузырёк с одеколоном "Шипр". Быстро смочил им носовой платок, прижал к носу, и всё стало проходить, мне стало значительно лучше. Попросил её, чтобы она побыстрее съела оба обеда, а мне оставила только печенье и виноград. Так и сделали. И всё закончилось благополучно.
  А от Красноярска нам предстояло лететь на маленьком самолете АН-24 практически вдоль Енисея. Красоты и впечатления от полёта, конечно, трудно вкратце описать. Но то, что они очень яркие и незабываемые - не подлежит сомнению.
  В Енисейске мы обратили внимание на сплошь деревянные дома и громадные бочки во дворах. Как оказалось - в этих бочках развозили питьевую воду для населения всего города... Издержки великих строек.
  Одно из немногих каменных сооружений - здание пединститута - мы нашли быстро и вскоре познакомились с начальником станции Воротниковым Валентином Александровичем. Худощавый, в очках, он производил впечатление типичного сельского учителя. В процессе работы с ним мы были очарованы его любовью к своему делу, а также любовью его подопечных к нему. Станция наблюдения была оборудована на чердаке пединститута, а чтобы в жестокие ночные сибирские морозы можно было работать, Воротников придумал и с помощью своих питомцев сделал раздвижную крышу. На время наблюдения крыша раздвигалась, всё остальное время - на станции было относительно комфортно. Мы познакомились с особенностями технологии его станции, были участниками наблюдений. Впервые там мне удалось увидеть звёздное небо через телескоп. Впечатление, что ты висишь в этой бездне и со всех сторон окружён далёкими и близкими звездами. Мы знали, что этот эффект обусловлен всего лишь различными звёздными величинами светил, но впечатление от стереоскопической картины от этого не уменьшалось.
  В Енисейске мы узнали, что студенты Воротникова практически наизусть знали карту звёздного неба вплоть до 6-7-й звёздной величины, в то время как невооруженным глазом мы видим звёзды лишь до 3-4-й звёздной величины. Пользуясь этим обстоятельством, они, при наблюдении полета КО, нажимали кнопку отсечки времени, запоминая конфигурацию, в которой было это событие; скажем, засечка сделана, когда КО проходил справа от звезды Альфа созвездия Кассиопеи. После завершения наблюдения все засечки отыскивались на Звёздном атласе Бечваржа - огромные листы которого "вырезали" очень маленький кусочек неба, считывали с атласа соответствующие координаты и приписывали к ним сделанные отсечки времени. Получалась необыкновенная точность! Мало того, после завершения наблюдения всех заданных КО юные астрономы производили расчёт периодов обращения КО, т.е. как бы заводили свой каталог КО, добавляя к основным характеристикам КО ещё так называемую характеристику его видимого блеска или фотометрическую характеристику (постоянный, переменный, мигающий, мерцающий и т.д.). А в следующие сутки производили наблюдения не только по полученным от нас целеуказаниям, но и по "своим" космическим объектам. Фактически в Енисейске действовал свой Микроцентр контроля космического пространства. Так была вскрыта тайна получения "военной" вероятности, а заодно и получен наглядный урок, как глубокие теоретические знания могут помочь на практике при решении задачи эффективного наблюдения космических объектов.
  Когда мы спросили у Воротникова, почему он с таким богатым арсеналом знаний остаётся преподавать в этой глуши, то получили ещё и урок высокой духовной и нравственной культуры. Он ответил нам, что ему не раз предлагали переехать в Красноярск и Новосибирск. Но он решил, что его место здесь: здесь у него любимая работа, обожающие его студенты, семья, предки и их могилы, здесь он полностью может слиться с природой, здесь находятся "его" рыбные, грибные и ягодные места. А что его ждет там, в цивилизованных местах, - вечная суета, интриги, стрессы от необходимости пробивать и пробиваться?... Мы были в шоке, впервые увидев честный, здоровый, самобытный взгляд на бытие, цели в жизни, обоснованный выбор места и способа своего существования в гармонии с духовным и нравственным развитием.
  Я бы назвал эту командировку "Пять дней, которые потрясли мой мир". Мы многое вынесли из Енисейска того, что касается модернизации взаимодействия со станциями наблюдения, оптимизации сеансов наблюдения с учётом психофизических особенностей наблюдателей, но самое яркое впечатление произвела на нас личность начальника станции наблюдения, замечательного человека, Воротникова В.А.
  Обратно до Красноярска мы отправились на "Ракете" вверх по Енисею. Рейс длился 8 часов, мы, двигаясь мимо опасных порогов, наблюдали, как свирепый Енисей наклоняет громадные бакены, словно поплавки. Это был последний рейс в ту навигацию и последние наши впечатления о Сибири и её людях.
   А люди и в самом деле совсем не такие, как в центре России. Маленькое воспоминание. Ужинаем мы как-то в ресторане "Сибирь", который представляет собой большую добротную рубленую бревенчатую избу. В меню, кроме обычных наименований блюд и цен, над каждым разделом какое-то словцо или совет. Например, под заголовком "Напитки" написано: "Пей, да ум не пропей!" Мы с трудом одолеваем огромную порцию пельменей, как вдруг из-за соседнего стола поднимается бородатый мужик в резиновых сапогах с бутылкой водки в руках. Подходит и заявляет мне: "А вот ты мне нравишься!"
  - С какой, говорю, стати? Ведь мы ни словом даже не перемолвились!
  - А у меня нюх на хороших людей. Ну ладно, из горла могёшь?
  - Могу.
  - А баба твоя могёт?
  - Римма Васильевна, вы из горла могёте?
  - Могу, - слышу к своему удивлению, и вижу, как она имитирует глоток, но из горла, потом пригубил и я.
  - Я приглашаю вас в гости, - продолжал бородач.
  - Мы с удовольствием, но у нас работа.
  - Да вы не волнуйтесь, здесь недалеко, всего-то 300 вёрст. Самолёт у меня стоит на поляне. Утром я вас доставлю на вашу работу.
  Мы, ошалев слушали, как он парировал дальше наши объяснения, что работа у нас ночная, с преподавателем и студентами пединститута. Видно было, что широта его души прямо сейчас требовала отлёта к нему в гости.
  О поездке в Калугу
  Перед описанием собственно поездки здесь стоит упомянуть одно тонкое обстоятельство. Дело в том, что сеть станций с оптическими приборами для наблюдений за космическими объектами состояла из двух составляющих: военные пункты оптического наблюдения (ПОНы) и станции оптического наблюдения Астросовета АН СССР (СОНы). Вопросы привлечения ПОНов к наблюдениям решался просто - путём подготовки и высылки в соответствующие войсковые части необходимых приказов через Главный штаб Войск ПВО. Но личный состав ПОНов - это были солдаты срочной службы, конечно, не специалисты-астрономы. Поэтому качество их работы было относительно невелико, творчества ждать не приходилось, но они всегда "под ружьём". Наблюдатели СОНов - это были в основном студенты астрономических отделений пединститутов или университетов. Они и оснащены более технично, и знания имели немалые. Но... они не входили никаким образом в состав Вооружённых Сил и, вообще говоря, не обязаны были еженощно проводить наблюдения за пролетами космических объектов. У СОНов своих научных программ было предостаточно. Для нас наблюдения производились только по договорам с Астросоветом. А поскольку такая "мелочь", как своевременная оплата СОНам, от доблестных военных финансистов поступала к ним зачастую несвоевременно, начинались трения. Мы ведь должны были оплачивать не только собственно наблюдения и почтовые расходы, но и коммунальные услуги СОНов и помогать поддерживать их инструментальную базу. Дело доходило до отказов со стороны СОНов выполнять наблюдения за космическими объектами.
  Помню, что для улаживания вопросов взаимодействия Войск ПВО с Астросоветом из института была направлена группа, состоящая из Вениаминова С.С., тогда ещё кандидата технических наук, и меня. Мы поехали на выездное совещание Астросовета в Калугу в ноябре 1971 года, где рассматривались различные вопросы работы СОНов, результаты их работы по международным программам. Нас напутствовал начальник управления доктор технических наук Курланов А.Д., говоря нам со свойственным ему юмором: "Вы должны внушить ей (Председателю Астросовета АН СССР Алле Генриховне Масевич), что у нас ведётся взаимовыгодное сотрудничество: мы им - целеуказания, они нам - наблюдения". Мы изо всех сил старались навести мосты сотрудничества, загасить неприятные моменты в наших отношениях как во время деловых совещаний, так и во время экскурсий (по городу, по музею и квартире К.Э. Циолковского) и даже во время банкета, на котором я, по поручению моего старшего группы Вениаминова С.С., с большим удовольствием танцевал с очаровательной Аллой Генриховной...
  Итогом всех поездок была большая работа по внедрению в наши алгоритмы и программы большинства из полученных предложений. Кроме того, удалось победить сверхбдительных скептиков, введя в состав целеуказания величины ошибок, с которыми мы знали орбитальные характеристики того или другого космического объекта. Причём эти ошибки были пересчитаны в ошибку по времени ожидаемого наблюдения, что ориентировало наблюдателей в отношении предельного времени поиска космического объекта. В состав целеуказания вошла и одна очень важная характеристика - код фотометрической характеристики КО. Зная её, наблюдатель быстро узнавал, тот ли объект наблюдается в данный момент. Я уже не говорю о существенной модернизации алгоритма расчёта целеуказаний. И, наконец, удалось поставить и выполнить работу с Гидрометеоцентром по определению специальных коэффициентов на каждой станции на всём пространстве страны, которые позволили давать достаточно точные прогнозы прозрачности через атмосферу в сумеречные интервалы. К этому же времени мною практически были завершены исследования по выбору и оценке эффективности приближённых методов дискретной оптимизации, и результаты всех этих исследований были применены к алгоритмам и программам модернизируемого комплекса. В частности, коренной переделке, с учётом разносторонней информации, полученной в ходе различных поездок и раздумий, подверглась подсистема алгоритмов и программ планирования сбора информации от оптических средств, которой я и посвящал всё своё время в течение семи лет после прибытия в Москву.
  Сразу по завершении работ в области планирования наблюдений мне выпала доля участвовать в разработке подсистемы оценки космической обстановки. Подсистема сдана в эксплуатацию в середине 70-х годов. История её создания уже связана с тесной работой как с ГШ ВПВО (Главным штабом Войск ПВО), так и с Генеральным штабом ВС СССР. Основным вкладом моей работы в этой подсистеме была разработка алгоритма оповещения об опасных ситуациях по трассе движения ИСЗ или космического аппарата.
  До сих пор в военной теории было известно, что понимать под оценкой обстановки в применении к обычным видам и родам Вооружённых Сил. При создании подсистемы оценки космической обстановки наибольшую трудность мы испытывали при попытках разработать и предложить всем видам Вооружённых Сил определение, а также конкретное наполнение понятия "оценка космической обстановки". Приходилось участвовать в обширной переписке со всеми Главными штабами ВС СССР, в совещаниях Генерального штаба, доказывая нашу точку зрения на эту проблему. И только после решения концептуальных вопросов мы перешли к разработке алгоритмов, реализующих принятую концепцию. В ходе процессов алгоритмизации и программирования возникали интересные задачи. Так, для разработки быстродействующего алгоритма расчёта параметров сближения выбранного КО со всеми остальными КО пришлось снова поработать в "Ленинке" и доказать, что точек сближения между парой КО на одном витке более двух не может быть. Вместе с А.Г. Клименко на этой основе был разработан алгоритм оценки опасных ситуаций для любого заданного КО.
  
  
  
  
  НЕМНОГО О МОЕЙ ДИССЕРТАЦИИ
  Наверное, даже в те годы немного нашлось бы военных НИИ, где в отделах регулярно проводились семинары на темы, которые помогали сотрудникам отдела расти профессионально. В отделе Г.А. Соколова довольно длительное время велись семинары по теории множеств (обычно их вёл С.С. Вениаминов) и по теории оптимизации (их вёл Г.А. Соколов). Иногда на занятиях обсуждались новые методы обработки информации, работы сотрудников отдела, подготавливаемые на очередную конференцию. Проблемы обсуждались трудные, подходы почти всегда оригинальные. Это была настоящая школа молодых учёных.
  Все мои исследования тех лет так или иначе были связаны с автоматизацией планирования сбора информации от оптических средств. Ядром алгоритма планирования сбора информации следует считать процесс оптимизации некоторого критерия планирования. В течение ряда лет усилиями сотрудников отдела Соколова Г.А. был сформулирован и отчасти формализован критерий планирования, который был чувствителен к двум параметрам: охват целеуказаниями дуги орбиты КО по аргументу широты, и равномерность расположения целеуказаний на этой дуге. Причём задача планирования ставилась как задача оптимизации этого критерия. Выбор такого критерия обусловливался особенностями алгоритмов уточнения орбит КО. А они давали тем лучшие результаты, чем большую дугу к моменту уточнения охватывали накопленные наблюдения, а также чем более равномерно расположены точки наблюдений на этой дуге. Конечно, в задаче присутствовало много различных ограничений, были учтены вероятностная природа и различные информационные веса ожидаемых наблюдений и много других факторов.
  Сила математических методов заключается в абстрактном представлении переменных, функций и алгоритмов. Абстрагирование довольно часто позволяет практически без изменения формул использовать полученные результаты в совершенно другой прикладной области. Так случилось с функционалом планирования. Спустя полтора десятка лет, когда я был уже на пенсии и работал в одном из институтов Госстандарта, мне пришлось оценивать ритмичность работы производства заводов, работающих в интересах выпуска автомобилей "Камаз". Оказалось, что в качестве критерия ритмичности возможно использовать практически без изменения все формулы, используемые при планировании сбора информации. То-то я радовался такой мощи математического аппарата! Причём одно дело читать об этом по отношении к известным математикам и другое дело, когда это разрабатываешь ты сам! Конечно, слова, описывающие состояние автора при этом, бессильны показать все внутренние волнения и весь спектр чувств!
   Все вопросы, связанные с разработкой различных подходов к планированию, исследование эффективности методов оптимизации выбранного критерия, исследование различных вспомогательных факторов, влияющих на эффективность планирования сбора информации, составили основное содержание моей научной работы, которая впоследствии была оформлена как диссертационная работа. В конце 1973 года в институте появилось следующее извещение:
  
  
  ИЗВЕЩЕНИЕ
  21 декабря 1973г. в 14 часов
  в конференц-зале на заседании Учёного совета в/ч 03425
  состоится ЗАЩИТА ДИССЕРТАЦИИ
   на соискание учёной степени кандидата технических наук
  майором-инженером СОЛОМОДЕНКО
   ВЛАДИМИРОМ БОРИСОВИЧЕМ
  на тему "Специальную".
   Официальные оппоненты:
  1. Доктор технических наук, профессор Жуков Геннадий Павлович.
  2. Кандидат технических наук Песков Евгений Платонович.
   С диссертацией тов. Соломоденко В.Б.
  можно ознакомиться в секретной библиотеке.
  Учёный секретарь Совета
  
  Завершению диссертации, а также результатам защиты (15 "белых" шаров из 15 возможных) я во многом обязан моему руководителю, к тому времени доктору наук, профессору Соколову Григорию Андреевичу.
  В процессе подготовки к защите тоже были казусы. Например, один из оппонентов Песков Е.П. звонит мне на объект и сообщает, что в работе нет ни одного совпадения нумерации приложений в тексте и в самих приложениях. У меня волосы дыбом, но вскоре догадываюсь: мы с Соколовым что-то там вставили в работу, и вся нумерация приложений "поплыла". Немедленно выезжаю в Москву. В течение 15 минут исправляю ошибки прямо в тексте, отхожу от ужаса и продолжаю работать. Много часов обсуждений материалов работы было потрачено моим научным руководителем как на рабочем месте, так и на месте дежурного по институту (ночью) во время его дежурства и даже в домашней обстановке в его квартире у Краснохолмского моста. Ещё раз низкий поклон Григорию Андреевичу за его непрерывный труд по моему воспитанию как учёного.
  За годы создания Центра нас, офицеров, участвующих в разработке алгоритмов и программ, не раз поощряли командиры разных уровней, вплоть до благодарностей и денежных премий от Министра Обороны.
  
  Однако не всё было так гладко с образом ЦККП, когда речь заходила о признании его заслуг другими ведомствами или группами учёных. Хочу в заключение очерка о ЦККП привести два случая, свидетелем и участником которых мне довелось быть лично. Думаю, что о подробностях этих событий известно очень немногим.
  Первый случай относится вообще к информации о ЦККП.
  В середине 80-х годов мне несколько раз приходилось бывать в г. Куйбышеве (ныне Самара) на гигантском заводе "Прогресс". В то время Генеральным конструктором там был человек-легенда, но в те времена мало кому известный Дмитрий Ильич Козлов, доктор наук, академик многих академий, лауреат Ленинской и нескольких Государственных премий, кавалер множества государственных наград. Он возглавлял разработку как двигателей, так и в целом космических систем, был одним из ближайших сподвижников А.П. Королёва. Человек очень широкого кругозора и необычайно талантливый организатор гигантской корпорации, которая и выполняла такие гигантские проекты, как запуск человека в космос, полёты на Луну и т.д.
  Обычно командировки туда были короткие, 2-3 дня. Случались и ультракороткие - всего один день. В такие дни я утром ехал во Внуково, подходил к женщине у цветочного киоска, отмечался в списке (прямо как Плейшнер с цветком), проходил на посадку в самолёт, которого нет в расписании. Перелёт в Куйбышев прямо во двор завода "Прогресс", автобус у трапа, и через 15 мин. мы уже сидим на совещании у Д.И. Козлова. Совещание длится до обеда. Обед с перекуром 20-30 минут. Столовая - через коридор от конференц-зала. Когда мы входим туда - все столы уже накрыты полным обедом. Быстро исчезают вкусные блюда, короткий перекур для курящих, и снова на совещание. После второй части совещания - возвращение в Москву уже описанным порядком.
  В одной из таких командировок, а в это время проходила научно-техническая конференция Миноборонпрома, мне предстояло прочитать доклад о ЦККП (основные задачи, возможности по обнаружению, сопровождению, прогнозированию движения космических объектов, выдаче оповещения об их пролётах с учётом их характеристик, а также о перспективах развития). Был там и вопрос о сопровождении фрагментов КО и прочего космического мусора. Я уложился в выделенное мне время, ответил на вопросы аудитории, и вдруг Д.И. Козлов спрашивает у меня: "И что, это всё на самом деле работает, или это всё только проекты?" После моего распространённого ответа, подкреплённого цифрами, что всё это (Центр контроля космоса) ДЕЙСТВИТЕЛЬНО уже в течение более чем 15 лет (!) регулярно сопровождает тысячи КО, что всем организациям, в том числе и Козлову, Центр контроля передаёт оповещения о пролетах иностранных ИСЗ-разведчиков и т.д. Генеральный конструктор поворачивается к своему заму, сидящему рядом в президиуме: "Почему нам и большинству конструкторов обо всём этом до сих пор неизвестно? Это что, действительно всё реально работает?!" Тот, опустив голову, цедит: "Да, это всё так". Козлов, гневно: "Так что же ты... ну ладно, об этом мы потом с тобой поговорим!".
  В более острой форме нежелание признать высокую эффективность работы ЦККП проявилось весной 1985 года, когда "исчезла" работавшая в дежурном режиме одна орбитальная станция.
  Этот второй случай касается тесного взаимодействия ЦККП с ЦУПом (Центром управления полётами). Случай этот произошёл, как это ни печально, в связи с тем, что с орбитальной станции "Салют-7" прекратилась передача на землю телеметрической информации. Для всей системы управления нашими аппаратами этот факт равносилен исчезновению спутника или аппарата. Такие "невидимки" для ЦУПа успешно и устойчиво продолжает сопровождать Центр контроля космоса. И тем более "невидимки" такого размера, как "Салют-7".
  В то время я уже работал в Центре Оперативно-стратегических исследований Генерального штаба, проводя исследования в интересах всей ракетно-космической обороны (РКО). Мне, конечно и поручили (была просьба от ЦУПа и космических войск) разобраться, что здесь можно сделать с привлечением потенциала ЦККП. Моя первая попытка - просто переслать ЦУПу спрогнозированные на нужное время и число витков орбитальные данные требуемого аппарата - окончилась ничем. Баллистики ЦУПа сказали, что, как они и думали, это совсем не то, что надо, что здесь надо делать что-то посерьёзней. Тогда я взял в ЦККП опорные витки и прогнозы движения станции на каждые последующие витки в течение суток и поехал в ЦУП. По нашей предварительной договорённости, баллистики ЦУПа проделали со своими данными то же самое. И когда мы сравнили величины координат станции в прямоугольной системе координат (x, y и z), то ахнули: две из трех координат совпадали неплохо, а величины третьей координаты различались даже по знаку. Всем моментально стало ясно - просто системы координат у "нас" и у "них" разные! Одна из осей развёрнута на 180 градусов в одной организации по отношению к другой. Такое бывает не так уж редко, когда к данным экспериментов и условиям их получения относятся недостаточно скрупулёзно, сверяя все условия на каждом шагу, а заранее уверены, что "у них" всё плохо и с "их" данными ничего не выйдет.
  Одновременно с нашими баллистическими "страданиями" в Центре подготовки космонавтов велась большая работа по выбору лучшего космонавта, который произвёл бы стыковку с молчащим "Салютом-7" с наименьшими затратами горючего из различных точек промаха при выводе на орбиту. В конце концов, был выбран талантливый космонавт Владимир Джанибеков, а бортинженером назначен В. Савиных.
  Окончательный результат известен всему миру: по данным ЦККП, космический аппарат "Союз Т-13" был выведен в район "Салюта-7" с такой точностью, что экипажу спасателей практически не потребовались первично запланированный расход топлива и время на дальнее сближение.
   "САЛЮТ - 7" был спасён!!!
  Но, как вспоминает мой сосед по гарнизону, начальник штаба ЦККП, полковник А.Н. Ларин "пресса тогда, естественно, умолчала, что стыковку проводили с "утерянной" для ЦУПа "молчащей" станцией, которую нашли ТОЛЬКО ПО ДАННЫМ ИЗ ЦККП!
  
  
  Естественно, в эти годы были не только ночные бдения у пультов вычислительных машин. Жизнь шла бурно по различным направлениям. Я уже упоминал, сколько дополнительных дел удавалось делать одновременно. Были публикации в различных научных журналах, выступления на различных конференциях (в Москве и на Балхаше). Стоит добавить, что в эти годы мне удалось выполнить второй спортивный разряд и вплотную приблизиться к нормам первого разряда по беговым лыжам, по стрельбе из пистолета, а также начать осваивать технику горнолыжного спуска в Приэльбрусье с горы Чегет, отдыхая на военной турбазе "Терскол". Я был участником многих соревнований по офицерскому троеборью (бег или лыжи, стрельба, плавание) в командах управления, института и в сборной ПВО на первенствах частей центрального подчинения.
  Дни физподготовки в институте проводились в Челобитьево, причём времени на них выделялось больше, чем по инструкциям. А "дни здоровья" там же! Организатором этих прекрасных меропроиятий был Сухарьян Манук Асвадурович! Своими силами из старой котельной сделали спортзал.
   За почти десять лет жизни в Москве и Подмосковье мы всей своей семьёй много ходили по лесам, сплавлялись по рекам, посетили Волгоград и дачу тёти Зины, с семейством Барановых отдыхали под Адлером в поселке Леселидзе. Впервые на байдарке посетили в походах оз. Селигер, Рязанскую Мещёру, на лыжах - Закарпатье, на байдарках уже с парусным вооружением - озеро Вельё и Верхневолжские озёра. По каждому походу есть отснятые фото- и киноматериалы, но главное - неизгладимые впечатления от красот Среднерусской равнины, от людей, с которыми сталкивала судьба, от многочисленных трудностей и казусов, с которыми связан практически каждый поход.
   Середина 70-х годов ознаменовалась ещё одним очень важным для меня событием. Работая в "Ленинке" над статьями, я попытался попутно сделать простую на вид работу: сравнить США и СССР по уровню жизни на душу населения. Выбрав около 150 показателей, я быстро нашёл цифры для США. А когда попытался найти аналоги для нас - потерпел полное фиаско: в статистике было намеренно введено такое количество несоизмеримых показателей, такое количество лет вообще без данных, что стало ясно, что это дело рук политиков, руководства страны. Попытка обратиться за помощью к историку (доктору исторических наук, очень хорошему специалисту и большому другу моей тёти Наташи) закончилась его печальным советом: "Молодой человек, если вы не хотите больших неприятностей себе и вашей семье, то я очень бы посоветовал вам выбрать другую тему для вашей работы". Дальше, как говорится, ехать было некуда. Это был момент начала ломки моего доверия ко всему, что стояло над нами. До сих пор я, работая с Военным отделом ЦК КПСС, видел там умных, преданных и добросовестных людей. Здесь же была плохо прикрытая попытка идеологов из ЦК оболванить нас, не дать возможности простого сопоставления двух образов жизни, исключить из нашего обхода "буржуйские" представления о нормальной жизни. При этом образ жизни самих функционеров от идеологии был так далек от нашего, кажущегося весьма приличным. Постепенно цепочка подобных "открытий" (публикации дел с дачами и квартирами боссов от партии) привела меня позже к отказу от финансовой поддержки КПСС. При этом основной лозунг о том, что необходимо "обогащать свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество", о котором я упоминал в начале этих записок, остался для меня незыблемым.
  
  ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
   На этом, наверное, пора закончить очень краткое описание первого десятка лет, проведённых в Москве и её окрестностях сразу после выпуска из КВИРТУ, то есть в
   1966 - 1975 гг.
   Что можно сказать в целом об этом периоде? Одной фразой, наверное, можно оценить этот период как время нашей "Болдинской осени". Нам выпало счастье непосредственно участвовать в создании Центра контроля космического пространства, который играл, играет и будет играть большую роль в информационном обеспечении решения многих задач для Государства Российского, как военного, так и мирного характера. Интереснейшая работа поглотила все наши силы, выявила все наши способности и увенчалась достойным результатом!
   Кроме высокой оценки нашего труда Министром Обороны, спустя много лет на праздновании юбилея того самого Бабушкинского института, где жарились, парились и варились все идеи, писались алгоритмы и программы, мы услышали сверхвысокие оценки от начальников других НИИ МО, Генеральных конструкторов в нашей области и учёных различных степеней. Наши сердца наполнялись заслуженной гордостью, а все трудности и неприятные моменты уходили на задний план.
   Лично мне неожиданно удалось услышать там много лестных слов о своём наставничестве и помощи в то время молодым специалистам, а ныне руководителям подразделений и управлений института (Валерий Дикий, Иван Пиргач и др.). Это было очень приятно и трогательно.
  Как-то мне позвонили мои коллеги и передали приглашение поехать прямо на ЦККП отметить теперь уже его юбилей. Я с удовольствием принял приглашение. И вот мы уже стоим в "нашем" машинном зале, где проведено столько бессонных ночей, где радости достижений перемежались с огорчениями по поводу неудач и различных казусов. Вдруг слух мой ухватил какой-то знакомый ритмический рисунок работы АЦПУ (алфавитно-цифрового печатающего устройства). "Что за программа работает сейчас?" - спрашиваю. "Так это ведь ваша, Владимир Борисович, подсистема оценки космической обстановки", - отвечает начальник смены. У меня комок подкатился к горлу. "Я думал, что вы её уже давно выкинули, поменяли на новую". - "А что её менять, если она сделана так, что и спустя много лет всех устраивает". Эти слова много стоят.
  И ещё к оценке моего труда того периода. Как-то в самом конце моей службы в армии мне пришлось снова побывать по делам в "своём" институте. Конечно, после завершения дел зашел к своему незабвенному Г.А. Соколову. Поговорили, повспоминали прошлое. Зашли рядом к Ю.П. Горохову. Разговариваем с убелённым сединой, таким дорогим бывшим нашим начальником. Входит молодой капитан и задаёт какой-то вопрос, открывая потрёпанный, с округлыми уголками в зелёном переплёте том. После его ухода спрашиваю, "Что изучает сей отрок?" Юрий Петрович говорит: "А ты что, не понял? Я каждому адъюнкту перед написанием его диссертации велю взять твою и посмотреть, как это нужно делать!" У меня опять реакция, близкая к только что описанной. Наверное, с годами становишься слишком чувствительным. Пора заканчивать и заключение.
  Закончить этот раздел хочется цитатой из воспоминаний доктора технических наук А.И. Назаренко и кандидата технических наук Ю.П. Горохова.
  "После пуска 1-й очереди прошло более 30 лет. Есть возможность оценить качество работы ЦККП и сравнить характеристики нашей и американской систем. Один из специалистов ЦККП США в Колорадо в 1992 г. Заявил, в частности, что российская система ККП задачу определения времени и места падения КО решает более точно. Хотя объективно, за счет превосходства США в измерительных и вычислительных средствах, они имели все шансы нас обойти. И тем не менее, в то время этого не произошло."
  Ну что тут комментировать?
  Гордость за участие в такой гигантской работе, за многие полученные результаты останется с нами до конца наших дней.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  О МОИХ ПЕРВЫХ ШАГАХ В НАУКЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА
  
  
   К 1984 году я проработал в СНИИ-45 МО практически 18 лет. Защитил кандидатскую диссертацию и пребывал на должности заместителя начальника отдела в звании подполковник у полковника, профессора, доктора технических наук Соколова Г.А. С присвоением воинских званий мне фатально не везло всю мою службу. И наш начальник управления, генерал Курланов А.Д., сетуя на существующий порядок вещей, говаривал, что лучше бы я до конца службы у него был капитаном или майором, а мой оклад мог бы расти до генеральского.
  В Генеральном штабе работал мой давний друг, Панфилов Владимир Сергеевич. В 2005 году мы отмечали полувековой юбилей нашей дружбы. Звонит он как-то мне и приглашает к себе, чтобы узнать мое мнение относительно возможного перехода на службу в Генштаб, в некую научную структуру очень высокого ранга, которая только что создаётся и называется Центр оперативно-стратегических исследований, или ЦОСИ. Заодно, говорит, и со званием всё уладится. Приезжаю, беседуем, узнаю, что для оценки моего уровня мне требуется подготовить и прочитать лекцию перед руководством ЦОСИ и его сотрудниками. Мне предложили тему: "Основные оперативно-стратегические характеристики космических группировок на космическом театре военных действий". Уточняю, что в основном буду вынужден делать упор на характеристики иностранных группировок, так как о наших ИСЗ, как обычно, сведений в "моём" институте нет. Получил добро и после тщательной подготовки и помощи командования института выехал на машине в Генштаб, имея с собой на борту около 15 плакатов (конечно, совершенно секретных). Моя лекция продолжалась, как и было рекомендовано, час с небольшим. На вопросы отвечал легко - сказался большой активный опыт работы в Центре контроля космического пространства (ЦККП). Так что через некоторое время я был приглашён к генерал-лейтенанту Виноградову Михаилу Сергеевичу, тогда исполняющему обязанности начальника ЦОСИ, для решения практических вопросов моего перевода. Удивительным было то, что беседа началась с выяснения, нет ли у меня каких-нибудь вопросов к командованию ЦОСИ. Я сказал, что кадровики обещали оформить мой перевод с понижением оклада по непонятным причинам. Михаил Сергеевич набрал телефон отдела кадров, и через минуту вопрос был решён в мою пользу.
  Какой-то странный генерал, подумал я: занимается со мной, как с родственником. И только спустя несколько лет мне стал известен секрет его чрезвычайно высокой интеллигентности, чуткости ко всем сотрудникам и необычайной человечности. Оказывается, он воспитывался в семье священнослужителя - его отец был настоятелем храма Смоленской иконы Божией Матери у Никитских ворот (другое название - храм преподобного Феодора Студита). В народе храм называют церковью Натальи Гончаровой, т.к. в ней в своё время венчался А.С. Пушкин. Может быть, это было главной причиной того, что Михаил Сергеевич стал безусловным любимцем всех сотрудников ЦОСИ.
  Далее генерал задавал мне вопросы, касающиеся моей будущей работы. Ответы на его вопросы должны были раскрыть мой потенциал, горизонты видения проблем, особенно тех, что находятся на стыке различных ведомств. Видно было, что Михаил Сергеевич остался доволен моими ответами.
  Так я стал сотрудником ЦОСИ.
  Первое время работали мы на Кропоткинской (ныне Пречистенка) улице, в том же здании, где находился Президиум Академии художеств. Говорили, что в этих пенатах ранее располагался Институт военной истории.
  Незаметная дверь вела в новую организацию, которая, по замыслу её создателей, должна была объединить научный потенциал Академии наук, Военно-Промышленного комплекса и науки Министерства обороны. Куратором ЦОСИ был генерал-полковник Гареев Махмуд Гареевич, вообще отвечавший в Генштабе за всю науку и образование в Министерстве обороны.
  Меня познакомили с полковником Слипченко Владимиром Ивановичем и сказали, что пока мы с ним вдвоем должны решать все вопросы, связанные с ПВО. Владимир Иванович уже поднаторел в отношении порядков Генштаба. Он первые месяцы выдерживал шквал моих вопросов, часто дурацких, давал очень ценные советы по сбору информации, которая вот-вот будет нужна, помогал в подготовке первых моих материалов, которые требовались руководству. Но самое главное, Владимир Иванович обладал бесконечным терпением, разъясняя мне азы именно оперативно-стратегических понятий. Я же со своей "технарской" душой далеко не сразу вник в то, что процессы, изучаемые на стратегическом уровне, часто настолько сложны, что пытаться сходу все усилия направить для получения количественных оценок - значить либо не решить задачу вообще, либо получить настолько упрощенноё её решение, что оно никому не будет нужно.
  Сразу же я очень остро ощутил разницу в подходе к решению задач со стороны военных (в том числе генштабовских) специалистов и технических, в основном бывших сотрудников военных НИИ. У первых формулировки были отточенные, структура документов рельефная, выводы ясные, короткие, но количественные оценки, не говоря уже об их обоснованиях, часто даже вовсе отсутствовали. У вторых - тяготение буквально всё и вся измерить, оценить "цифрой", или, как говорится, "поверить алгеброй гармонию" , а что касается оперативно-стратегического оценивания - сплошные пробелы.
  Практически одновременно со мной в ЦОСИ пришёл представитель космических войск, Вахитов Андрей Львович. Он прекрасно знал все вопросы, касающиеся отечественных космических группировок, а также полигонные хозяйства и технологии (как на Байконуре, так и в Плесецке). Мы с ним довольно быстро подружились, как могли, помогали друг другу, и до сих пор сохраняем тёплые, дружеские отношения. Подчёркиваю это только потому, что на протяжении всей моей службы я чувствовал какой-то снобизм у тех, кто служил или был связан с космосом и соответствующим министерством. В своё время мне, как представителю войск ПВО страны, приходилось практически расставлять всё по местам, снимая налёт превосходства у представителей МОМа (Министерства общего машиностроения). Это происходило как на совещаниях у Генерального конструктора Козлова Д.Е. в Самаре, так и в Центре управления полётами (ЦУПе) при работе ЦККП и ЦУПа по спасению космического корабля "Салют-7". К моему большому удовольствию, Андрей Львович оказался приятным исключением.
  "Знатоки" порядков в этом громадном ведомстве сразу обнаружили у нас, новичков в Генштабе, самое слабое звено, как говорилось в известной телепередаче. А именно, у нас полностью отсутствовали информационные материалы по "своему столу". В институтах обычно давалось какое-то время на выполнение задания. Здесь - всегда должно быть всё готово! Так что первое время, параллельно с другими заданиями, мы срочно занялись ликвидацией этого пробела. Здесь было принято, чтобы по каждой системе вооружения или проблеме, за которые ты отвечаешь, в чемодане лежало два ватманских листа размером А4, склеенных скотчем в папку, где были изложены назначение, основные тактико-технические характеристики, размещение, перспективы развития и сравнение с аналогичными системами вероятного противника. В генштабовском народе такие информационные материалы ласково называли "Мурзилки для маршалов". Это были выжимки из многих материалов, требовалась периодическая их коррекция в соответствии с текущими изменениями, но зато в любой момент времени всё необходимое было под руками.
  Наиболее крупные работы первого периода существования ЦОСИ, которые мне запомнились, были разработка комплексной научно-исследовательской работы (КНИР), посвященной возможности ведения крупной войны безъядерными средствами, и разработка материалов для проведения учений "Орбита-86". Надо сказать, что эти работы во многом способствовали нашему становлению как научных работников стратегического звена. Конечно, ближе к нашему прежнему виду деятельности была КНИР. Она была осязаема, понятна по методам и средствам её выполнения и просто интересна. И выводы из этой КНИР были сделаны весьма показательные. Что касается учений, то всё-таки это больше вопрос оперативных управлений и специалистов. Думается, что более эффективным явился бы подход, при котором такие задания поручались бы оперативным подразделениям, но с обязательным подключением по различным вопросам, требующим применения научной методологии, сотрудников ЦОСИ.
  Менее чем через год было сформировано целое направление исследований проблем ПВО. А оно, в свою очередь, стало состоять из двух групп. Одна - занималась проблемами противосамолётной обороны, другая - проблемами ракетно-космической обороны. Последнюю группу и доверили возглавлять мне. Наша группа занималась вопросами противоракетной обороны, противокосмической обороны, системой предупреждения о ракетном нападении и системой контроля космического пространства.
  Направление возглавил полковник Павлюк Борис Иванович. Он был хорошо знаком с традициями Главного оперативного управления и Генерального штаба в целом. Конечно, работать стало легче при такой армии научных сотрудников, но и темы работ стали более сложными. Дальше уже пошло развитие нового коллектива, созданного именно для решения оперативно-стратегических задач.
  В начале работы много было казусов, неудач, но об этом как-нибудь потом. В целом же это был очень интересный отрезок моей жизни.
  
   В мае 1988 г. мне исполнилось 50 лет. В нашем Центре оперативно-стратегических исследований (ЦОСИ) было собрание, был юбилейный приказ с поздравлением от командования ЦОСИ, от соседних направлений, были и поэтические поздравления, указывающие на мои увлечения, например, "Лыжи, и Байкал, и горы, / Зелень крон, ультрамарин небес,/ И необозримые просторы, / И дымком костра зовущий лес" или
   "...Спортсмен, байдарочник, стрелок,
   Пловец, грибник, автолюбитель,
   Фотограф, лыжник и ходок ,
   Природной красоты ценитель!
   ...
   Рассказать интересно умеешь,
   Мастер слова, хотя не артист,
   Говорят, что и САДик имеешь.
   Ходят слухи - отпетый "САДист"!
   ...
   Поколесил ты по Союзу,
   А сколько видел красоты,
   Не нажил, извините, "пуза",
   Куда ещё задумал ты?"
  
   Трогательнее всего было поздравление от "своего" отдела 45-го института, откуда я ушёл в Генштаб несколько лет тому назад. Вместо традиционных помпезных выражений в большой, красивой папке был вложен двойной лист, на развороте которого были какие-то невообразимые каракули и наклеены вырезки из газет. Разобравшись, что к чему, я прочитал на левом развороте листа:
  
  ОТ 45-ГО ИНСТИТУТА В.Б. СОЛОМОДЕНКО
  ПОЗДРАВЛЯЮТ С 50-ЛЕТНИМ ЮБИЛЕЕМ
  ХОРОШО ЗНАКОМЫЕ
  
  Так буду обозначать вклейки из газет.
   А весь остальной лист заполнен подписями моих друзей, коллег и знакомых из того института, в котором я пробыл фактически около 20 лет.
   На правом развороте листа была сплошная вакханалия из прямо и косо наклеенных полосок - вырезок из газет с короткими заголовками, им предшествующими.
  
  И МАЛО ЗНАКОМЫЕ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Д Е В К И
  
  
  
  
  
  
   Лайма Вайкуле, София Ратару, Лариса Долина, Ирина Понаровская
  
  ДЖИГИТЫ - КРАСАВЦЫ
  
  
  Вольфганг Амадей Моцарт Генрих Нейгауз
   Андрей Макаревич Игорь Николаев
   Театр на Таганке и другие.
   Могу честно похвастать - не много на моём счету начальников, которых через 4-5 лет после ухода так тепло поздравляли.
   В то время отмечать юбилеи с использованием спиртного категорически запрещалось. Выход из такого положения был найден довольно быстро: жена моя приготовила такую закуску, что невозможно было понять - собрались пить чай или выпивать по случаю моего юбилея. В части напитков выход был найден ещё проще: на столе стояли чайник и пара кофейников, один из которых был наполнен коньяком. Так что офицеры нашего направления и гости с других направлений ЦОСИ угощались коньяком с кофе и распрекрасным столом от Тамары Александровны. В то время полковникам практически всем разрешали послужить после 50 плюс 5 лет. Но у меня по некоторым причинам уже закралась мысль о прощании с армией.
   Причин было несколько.
   Во-первых, причины чисто профессионального толка. При попытке опубликовать статью, связанную с обоснованием одного подхода из серии несимметричного ответа на противоракетную оборону США, так называемую СОИ, я встретил полное непонимание в редакции журнала "Военная мысль" (конечно, совсекретного), основным замечанием которой было "ну кто же поймёт ваши формулы". Обоснование идеи излагалось с применением теоретико-множественных категорий. Были одобряющие подписи от соседних направлений ЦОСИ (ракетчиков сухопутных и морских). Других журналов, в которых возможно было бы публиковать работы стратегического уровня, у нас в стране просто не было.
   Во-вторых, эффект "братской могилы", который был присущ Генеральному штабу, этой сверхорганизации, мне явно не нравился. Этот эффект сродни профессиональному. Его суть можно пояснить на следующем примере. Во французской газете "Монд" была опубликована статья, "изобличающая" Советский Союз в создании наземной противокосмической обороны с использованием лазерного оружия. Приводились следующие "факты". С французского спутника "Спот" (это спутники дистанционного зондировании и оптико-электронной съёмки в интересах зондирования) были засечены лазерные вспышки в четырёх точках нашей территории: под Семипалатинском, на Байконуре, на Балхаше и в Нуреке (Таджикистан). К нам в ЦОСИ пришла бумага, которая требовала, во-первых, осветить истинное положение вещей, а во-вторых, дать рекомендации по поводу необходимости и характера ответа французам, в том числе и в нашей главной газете "Правда". Так как вопрос был, что называется, прямо по моему столу, то я быстро составил ответ, согласовал его с ГОУ ГШ (Главным оперативным управлением Генерального штаба), с соответствующим отделом МИДа и отправил наверх.
  Каково же было наше удивление, когда через пару дней мы прочитали в "Правде" подвальную статью, в которой всё было изложено не так, как мы рекомендовали, а порой и неверно. Я с возмущением пошёл к своему последнему начальнику, генерал-майору Павлюку Б.И. Выложил ему всё, как есть, и вдруг слышу: - Ты входящий (т.е. исходную бумагу) получил? - Так точно. - Исходящий отослал вовремя? - Так точно. - А чего же ты возмущаешься? Тебя не наказали, не отругали, чего тебе надо? - Я вообще-то специалист в этой области, и если необходимо, то мог бы и отстоять нашу точку зрения, - говорю. - А кому нужна эта точка зрения? Запомни, Генштаб - это братская могила, особенно в смысле авторства! На том и закончили. Подобные примеры были не единичны.
   В-третьих, назревали весьма нежелательные перемены, а именно Центр оперативно-стратегических исследований собирались передавать из непосредственного подчинения Начальника Генерального штаба в подчинение Главному оперативному управлению Генерального штаба, что существенно ограничивало поле для стратегических исследований.
   К тому же знатоки пенсионных вопросов говорили мне, что у меня уже столько выслуги лет, что дальнейшее пребывание в армии никак не скажется на величине моей пенсии.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ЖИЗНЬ ПОСЛЕ АРМЕЙСКОЙ ЖИЗНИ
  
  ИНСТИТУТ ГОССТАНДАРТА
  
   Примерно через год после 50-летнего юбилея я покинул армию и ушёл на пенсию "по достижении предельного возраста". Благодаря заботам друзей-горнолыжников, я быстро устроился на работу в один из четырёх институтов Госстандарта - во ВНИИМАШ. Сватали меня туда прямо в турбазе "Терскол", в одном из номеров. Процедуру выхода из армии я прошёл со скоростью, достойной рекордов Гинесса, подписав все документы прямо в кабинете у терапевта, что я здоров, как бык, и ни в каких обследованиях не нуждаюсь. Правда, через 8 лет и 7 месяцев после ухода на пенсию мне была сделана операция на сердце в госпитале Бурденко, вследствие обширного инфаркта, но это было потом.
   В институте Госстандарта мне пришлось выступать на Учёном совете института с сообщением об основных решаемых мною ранее задачах. Несколько отделов заявили о своём желании принять меня на работу. Но меня "отдали", как и было договорено, в отдел качества. В этом отделе был сектор, возглавляемый бывшим военпредом и горнолыжником. Было ещё два сотрудника, также военные пенсионеры, один из которых горнолыжник. И были две женщины моего возраста. Сектор заключил модную тогда хоздоговорную тему, а о способе её выполнения никто понятия не имел никакого. Сроки выполнения - конец года. К моему приходу не было даже идей, не говоря о методиках или алгоритмах. Им нужен был математик-прикладник. Ибо речь шла об оценке эффективности функционирования ни много ни мало, как КБ всех заводов объединения КамАЗ в г. Набережные Челны, или, как их называли, Научно-технического центра. Всего заводов, а следовательно и их КБ, было около20. Я пришёл летом, а завершение работы намечалось менее чем через полгода. Поэтому с первых дней моей гражданской жизни я оказался в цейтноте.
   Быстро оценив обстановку, я предложил начальнику сектора слетать на КамАЗ, чтобы на месте разузнать, что им интереснее оценивать, что выбирать в качестве критерия оценки эффективности. Так и сделали. Многочисленные беседы с начальниками КБ и заместителем генерального директора КамАЗа по качеству дали мне много полезной информации для разработки этой темы. Фактически вырисовывалось два критерия. Один касался оценки минимизации дефектов разного рода в различных системах, а другой - минимизации "штурмовщины", как источника различного рода дефектов. Первый критерий математически выражался очень просто, в виде взвешенного математического ожидания количества различных дефектов, а над вторым критерием пришлось поразмыслить. Для расчёта первого критерия во всех КБ информации было предостаточно - это данные о дефектах из различных гарантийных центров по всему Союзу, которые стекались в Набережные Челны.
   Идея второго критерия, как ни странно, пришла... из космоса.
   При описании моего участия в работах по созданию ЦККП (Центра контроля космического пространства) упоминалось, что нам удалось создать критерий, который "чувствовал" неравномерность расположения измерений положения спутника на его орбите. Немного подделав тот критерий неравномерности, я получил выражение, которое было "чувствительно" к любому неравномерному выпуску продукции, а уж тем более к "штурмовщине". Кроме того, этот критерий был чувствителен и к неравномерности качества продукции, если изменить исходные данные. Для того чтобы привязать "чистой воды математику" к реальным документам КамАЗа и затем разработать методику получения необходимых цифровых данных, мы с начальником моего сектора вновь полетели на КамАЗ. Теперь уже стало легче, потому что идеология уже была согласована с верхами КамАЗа, остальная часть хоть и была объёмной, но это уже было делом техники.
   Поэтому в этой командировке нашёлся день, когда мы съездили в Елабугу.
  Город Елабуга - небольшой и тихий, имеющий богатую, более чем двухсотлетнюю историю, известный в царской России и за её пределами как торгово-купеческий - переживает своё новоё рождение.
   Город расположен на правом берегу реки Кама, в 210 км на восток от г. Казани, и находится в географическом центре промышленно развитого региона.
  По плитам тротуаров, истёртых ногами многих поколений, ступали замечательный русский пейзажист Иван Иванович Шишкин и его не менее известный отец Иван Васильевич Шишкин - местный Кулибин, краевед, общественный деятель. Шли к ним гости, дорогие и жданные: знаменитая "кавалерист-девица" Надежда Андреевна Дурова, художники братья Верещагины и Карл Гун. Спешил на лекции в реальное училище Дмитрий Менделеев. Помнят эти плиты шаги Владимира Галактионовича Короленко, приезжавшего в город на знаменитый "мултанский процесс". По ним шли неторопливо, вглядываясь в лица горожан в поисках персонажей для своих произведений, Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин и Алексей Николаевич Толстой, спешил на занятия юный Владимир Бехтерев. А сколько ученых прошагало по тротуарам Елабуги!
  
   Мы посетили музей Шишкина, нашли могилу Марины Цветаевой, про которую местные старожилы говорили нам, что они долгое время думали, что это "мужик какой-то, вечно бродит с цыгаркой...", прошлись по ряду торговых точек, в одной из которых с изумлением увидели в продаже полный набор предметов, предназначенный для конской упряжи. Уехали мы из города одним из последних автобусов, посмотрев по дороге грустную картину - раскинувшийся на большом пространстве котлован со множеством вертикально стоящих бетонных опор: уже тогда застопорилась стройка нового автотракторного гиганта.
   На самом КамАЗе к нам относились с должным почтением, показали весь главный конвейер (около 2 километров). Это, конечно, впечатляющее зрелище. У нас на глазах из поступившей в начало конвейера рамы, постепенно обрастающей различными деталями, в конце конвейера готовый КамАЗ заводился и съезжал своим ходом на двор готовой продукции! Там же нам показали какой-то маленький конвейер и пояснили, что здесь выпускается автомобиль "Ока", или, как там говорили, "выкидыш КамАЗА".
   Конечно, поразила нас согласованность работы всех участков, достаточно высокий темп, а также вопросы организации обеденного перерыва. Работа мгновенно прекращалась по ревуну. Люди спускались в подземные переходы во многих местах. В переходах, отделанных белоснежной плиткой, они мыли руки и поднимались прямо в столовую, где у каждого было "своё" место и уже стоял комплексный обед. Несколько минут обеда, отдыха, возвращения в цех, тут же получение различных товаров (тогда распределялось много чего, вплоть до мыла), затем снова ревун, и конвейер вновь пошёл. Просто невероятно!
   Перед Новым, 1990 годом мне пришлось ещё раз слетать на КамАЗ. Там состоялась защита этой хоздоговорной темы. Защита прошла успешно. Мой институт успешно получил какие-то деньги, а я был очень рад, что мои математические экзерсисы, проводимые при создании ЦККП, оказались пригодны в совершенно другой области.
   Следующей задачей, возложенной на меня в этом институте, оказалась задача изучения с целью последующего внедрения на предприятиях так называемых систем управления качеством (СУК). Использовались западные, в основном американские и германские разработки, идея которых фактически являлась дальнейшим развитием научной организации труда (НОТ). Институт предлагал предприятиям заключать договора на создание СУК с последующим техническим руководством и сопровождением всего процесса. Естественно, за деньги. Подковавшись основательно теоретически, мы с моим начальником, Владимиром Тимофеевым, отправились на Днепропетровский завод тяжелых механических прессов. Но, как и ожидалось, там было не до систем, не до управления и не до качества. Завод еле держался на плаву. Они гордились лишь тем, что у них хватит заказов ещё лет на двадцать в Германию и другие страны. А заказ заключался в отправке материала из нержавеющей стали для оси (!) без единой проточки, без обработки. Просто как болванка-полуфабрикат. Их основное изделие - механические прессы, как оказалось, берут на Западе исключительно из-за основной отшлифованной платформы размером 25х10 м, горизонтальная плоскость которой выдерживалась с точностью до 0,1 мм по всей поверхности. А всю гидравлику, электронику, автоматизацию - всё это сразу выбрасывали и меняли на своё оборудование. И при этом зам. Генерального директора по качеству нам говорил, что никакие системы управления качеством ему не нужны. И вообще он здесь работает потому, что у него всегда под рукой около 20 цехов, готовых выполнить для его дачи любой заказ, был бы лишь эскиз. И что на его даче смонтирован гараж из листов нержавеющей стали такой толщины, что если на гараж упадёт атомная бомба, то он погнётся, и всё!
   Вообще, насколько мне известно, в те годы идея с разработкой и внедрением СУК в России не пошла по многим причинам.
  
   Начальником отдела вскоре после моего прихода в институт стала Жанна Николаевна Будённая. Да, да, это не однофамильцы, это невестка легендарного маршала Семена Михайловича Будённого. По её рассказам, он умирал практически у неё на руках. Сейчас она - директор института ВНИИмаш. Когда она была поставлена во главе отдела качества, то после нескольких бесед мы выяснили, что и её, и мой младший сын Сергей - оба служат в Германии. И до конца моей работы в институте у нас с ней были самые тёплые отношения и полное взаимопонимание. Собственно, они таковыми остаются и по сей день. Хотя сейчас мы общаемся от случая к случаю по телефону.
  
   Так вот, однажды Жанна Николаевна и говорит мне, что с нашим институтом хотела бы работать американская компания, которая будет продавать нашим руководителям предприятий и конструкторам стандарты любой страны и по любой отрасли промышленности. Однако для этого мы должны научиться пользоваться их базами данных и использовать солидную библиотеку стандартов на лазерных дисках. Я попросил показать, что это за программы и описания, понял, что мне здесь практически всё понятно и без перевода, и сказал, что можно соглашаться, если все исходные материалы будут нам предоставлены. Работа по новой тематике развернулась.
   Меня познакомили с руководителем представительства этой компании, экстравагантной Бэтси Хууд и с её сотрудником, Майклом. В инструктаже перед встречей с ними Жанна Николаевна богом просила нас никогда не упоминать о нашей зарплате. И Майкл начал ставить базы данных на наши хилые персональные компьютеры ( тогда ещё РС-286), а я приготовился изучать работу с ними и переводить книгу о порядке работы с их базами данных World Wide Service. Через некоторое время я довольно бегло осуществлял поиск необходимых стандартов, мог показывать чертежи и рисунки этих стандартов, а также закончил перевод их руководства по поиску любых стандартов в базах данных. Затем был длительный период моих лекций по использованию этих баз данных перед конструкторами и инженерами со всей России, а также практический поиск нужных им стандартов. Попытки выдать в США предложения по улучшению их программ никакого отклика не нашли.
   Во время работы в институте я, пользуясь открытым характером всех наших тем, что для меня было в новинку, написал и опубликовал несколько научных работ, в основном касающихся получения надёжных статистических оценок при небольших выборках исходных данных. Мне удалось исследовать чувствительность, так называемого "будстреп-метода", который, кроме прямых оценок для решения этой задачи, использовал и метод статистического моделирования, который был мне хорошо знаком. Благодаря совместной работе с очень способной и реактивной программисткой Наташей, удалось просчитать очень большой объём различных вариантов. Была опубликована работа, касающаяся критериев оценки неравномерности объёмов и качества продукции, и некоторые другие работы. Но время шло, а новых задач не было. Институт медленно шёл к своему кризису.
  
  НАЧАЛО МОЕГО ОСВОЕНИЯ ЗАПАДА
   В это время из Германии вернулся мой младший сын Сергей. Из армии он уволился с таким же страстным желанием, как и поступал в военное училище, несмотря на все наши уговоры этого не делать. Некоторое время он работал начальником транспортного отдела, а затем организовал небольшой автосервис и через некоторое время - вместе с его старшим братом Александром - построили и оснастили большой автосервис со звучным названием "СКС-Бош". Близился запуск сервиса, но не было ни программы, обеспечивающей приёмку заказов, ни программы ведения склада, не было и самого "железа", т.е. компьютеров. Сергей спросил, не смогу ли я помочь в оснащении всем этим. И сказал, что могу для этого выезжать в Германию. Я поговорил с Жанной Николаевной и, получив от неё "добро", дал согласие на поездку.
   Как мне "выправили" зарубежный паспорт - одному богу и МИДу известно. И когда всё было готово, выяснилось, что в Берлин должен ехать их трейлер с дизельным двигателем от какого-то автомобиля. Я вдруг сказал, что не против прокатиться на трейлере по маршруту Москва - Брест - Варшава - Берлин и обратно. Сергей не возражал.
   И вот я в кабине трейлера среди двух водителей. Сзади у нас два спальных места. Так что все дни путешествия было довольно удобно: практически всегда кому-то хотелось полежать, и тесноты не ощущалось. Впереди до Бреста - 1062 км, до Варшавы - 1266 км, до Берлина - 1856 км.
   До Бреста мы "добежали" за один день и уже к середине ночи подходили к пункту пересечения границы с Польшей (пос. Кукирики). И здесь начались приключения. Какие-то бумаги на дизель, который стоял на нашей платформе, были не оформлены. И нам предложили получить ещё одну подпись с печатью, возвратясь для этого в Москву. Тогда связаться с Сергеем не было возможности. Мои молодые водители принимают решение: в ближайшей деревне сгрузить дизель во дворе, а на обратном пути - забрать. Так и сделали (спасибо добрым людям!). Но, выбираясь обратно, мы застряли в песке. Один из водителей побежал до шоссе, попросил другого трейлера, и тот вытащил нас. К рассвету мы пересекали мост через Западный Буг. Проезжая через Варшаву, я как штурман сделал намеренно небольшой крюк (каюсь!), чтобы ехать по тому мосту через Вислу, с которого открывается вид на памятник Шопену в парке. Через Польшу шли без приключений, осматривая пробегающие навстречу симпатичные села и города. Подъехав к границе Германии, мы опять встретились с необычным режимом: до окончания всех выходных дней ни одной грузовой машины, и тем более трейлера, в Германию не пускают, потому что дороги должны быть свободны для отдыхающих граждан! Мы сказали себе: вот это забота о человеке, вот это всё во имя человека, всё для блага человека!
   До Берлина оставалось около 110 км, так что, как только начали пропускать (с нуля часов понедельника) и очередь дошла до нас, мы менее чем через 2 часа были в центре Берлина, на Унтер-ден-Линден, около Российского торгпредства. Было очень рано, не хотелось будить наших ребят, и мы повалились в кабине хоть немного поспать. Проснулись от осторожных ударов чем-то твёрдым по стеклу. Выглянули. Оказалось - немецкие автоматчики, которые охраняли Берлинский КГБ, а он размещался как раз против той гостиницы, у которой мы остановились. Всё, подумали мы, попали в окружение! Но охрана оказалась очень доброжелательной, попросила немного отъехать, да и нам пора было будить наших ребят - в тот момент там были оба моих сына (Саша и Сергей), наш финансовый директор и другие.
   Началась работа. Одни ездили в сервис, где подготавливались заданные для обратной перевозки машины, другие - закупали запчасти, третьи - доставали кредиты, а моя задача была приобрести несколько ультрасовременных по тем временам компьютеров и прочее оборудование. Нам интенсивно помогал один из сотрудников торгпредства, Валерий Почернин, заядлый любитель быстроразвивающихся персональных компьютеров и их программного обеспечения, в том числе Windows, и отличный знаток рынка компьютеров и дорог, ведущих к интересным торговым фирмам. Сыновья познакомили меня со своим торговым партнером, фрау Нидерс, которая долгое время работала в Москве и отлично знала русский язык. Когда я через несколько дней оказался с утра в её офисе, она спросила, какое самое яркое впечатление произвёл на меня Берлин. Я, немного подумав, ответил, что, по моему мнению, вы просто взяли у нас лозунг "Всё для блага человека..." и практически реализовали его во многих областях жизни. Она очень удивилась такой оценке, т.к. ожидала дифирамбов по поводу обилия товаров в магазинах Берлина.
   В течение командировки мы отсняли много материалов, касающихся архитектуры и дизайна заправочных станций, автосервисов, диагностических пунктов. Цель - ознакомить с этими материалами новые департаменты транспорта в Москве. Я довольно быстро разместил заказы на компьютеры по различным фирмам. Спустя несколько дней мы получали готовые компьютеры, собранные под наш заказ.
   В выходные дни фрау Нидерс решила сделать для нас с Сергеем экскурсию по пригородам Берлина. Целый день мы осматривали такие достопримечательности, как место подписания акта о капитуляции фашистской Германии (Карлхорст), аналог нашего Петергофа (Сан-Суси) и множество прекрасных озёр.
   Вообще за время первой командировки в Германию мне удалось довольно подробно изучить центр города: Рейхстаг, Бранденбургские ворота, каналы Шпрее, телебашню, основные храмы, универмаг "Европа-Центр", побывал я и в Берлинском метро, и во многих других местах.
   Следующим заданием для меня было выехать из Берлина в небольшой городок Лансхуд, недалеко от Мюнхена, и посмотреть, а кое-что и приобрести на лакокрасочной фирме "Мипа", а заодно "прощупать" цены на компьютеры в Баварии. Нам с Виктором Сальниковым дали ключи от "Мерседеса", и мы вечером выехали из Берлина. Езда по автобану Север - Юг ночью оказалась сплошным удовольствием. Нам предстояло до утра проехать около 600 км. Широкая лента шоссе, столбики со светоотражательными полосками, которые видно на полтора-два километра; придорожные столбы-телефоны через каждые 2 км, которые безо всякого набора связывают вас с технической, медицинской и пожарной помощью на дороге (операторы выясняют, какую нужно помощь); ярко бликующие вспышки около ремонтных участков; бегущие огни, указывающие на направление объезда ремонта; плавные съезды на АЗС или площадки отдыха и многие, многие удобства для водителей. До темноты мы двигались со скоростью 120 - 140 км в час, наблюдая, как нас со свистом обгоняют машины, которые шли со скоростью 180 - 200 км в час. В этом коротком путешествии запомнилось несколько сцен.
   Ночью останавливаемся около заправки, заходим в магазин, чтобы что-нибудь купить пожевать. Вид у продавщицы такой, словно она нас ждала всю жизнь. Бесконечная вежливость, поразительная улыбка... В уме - сравнение с нашими заправщицами.
   Перекусили. Вдруг я посмотрел вправо и увидел, что метрах в 8 от нас на заправку подъехала машина, у которой тормозные передние диски сияли в ночи светло-жёлтым светом. Я выскочил из нашего "Мерса" и подошел туда. За рулем сидела дама лет 76-80 и готовилась выходить из машины, чтобы заправиться. Я позвал Виктора, чтобы он объяснил даме всю опасность такой езды. Он что-то сказал даме, та посмотрела на эту картинку в переднем колесе, махнула рукой и спокойно пошла оплачивать заправку. Я спросил у Виктора, она что, не поняла? Да нет, ей всё ясно, но она сказала, что сначала заправится, а потом вызовет техпомощь! И это в полночь, вдалеке от всех крупных городов!
   Вторую половину ночи и практически до въезда в Ландсхуд я вёл машину, а Виктор спал рядом. Мне совершенно ясно было, куда и как ехать, благодаря великолепным указателям и атласу. Стало светать. Вокруг поля, фермы, перемежающиеся с лесами. Кругом чистота необыкновенная, всё вылизано. И мне захотелось посмотреть, как такое может быть вдали от автобана. Я нашеё параллельную дорогу и вскоре плавно свернул на неё. Через некоторое время вижу - к нашей дороге едет трактор, рассыпая удобрения. Ну, думаю, он же должен переехать через бетонку. Как же с грязью на его колёсах? Я притормозил, чтобы пронаблюдать за этим процессом. Виктор проснулся: "Где мы, почему не на автобане?" Я объяснил. Смотрим - въехав с поля на обочину, трактор остановился. Фермер вышел, отмотал шланг, идущий от бачка с водой на крыше кабины, открыл кран и щёткой стал очень тщательно мыть громадные колеса. Я спрашиваю у Виктора: "А что, если он проедет, как у нас?" Из его ответа я понял, что такой вопрос может задать только русский. А немец, если положено, всегда будет мыть. В противном случае - и он это знает - кто-то обязательно звякнет в полицию, и этот фермер долго будет отмываться, выплачивая огромные суммы штрафа. Как всё просто, подумал я, если бы это было возможно применить у нас.
   Пару часов перед визитом в фирму "Мипа" мы провели в частном пансионе, который был забронирован для нас из Берлина. Снова пожилая хозяйка встретила нас, как добрых знакомых, и обещала поднять нас на завтрак, как только мы скажем. Поспав немного, мы спустились вниз, где весь в зелени располагался зал-столовая. Хозяин, ещё старше хозяйки, узнав, что мы из Москвы, весь просиял, тряс нам руки и взволнованно говорил: "Да, да! Я был у вас во время войны! Я был под Сталинградом! Было очень страшно, холодно и плохо! Но я возвратился живой!" Мы уплетали вкуснющий завтрак, не понимая, чему можно так радоваться. Позже мы вспомнили, что ведь Бавария фактически была вне полей сражений, и не все немцы были нацистами.
   Следующий эпизод связан с работой на фирме "Мипа". Мы должны были закупить всё оборудование, которое позволяло с помощью компьютера точно набрать различные составляющие для получения заданного по каталогу цвета покраски автомобиля. После объяснения нам основных возможностей этого оборудования у меня возник вопрос, можно ли получить произвольно заданный цвет, которого нет в каталоге. Например, цвет выгоревшего от солнца лючка бензобака какого-нибудь "Москвича". Ответом было предложение мне задать этот вопрос автору программы для компьютера. Я, не поняв, как это сделать, согласился. Мне говорят, автор в Мюнхене (у меня отлегло), но мы вас сейчас соединим (и протягивают мне телефонную трубку)! Напрягая весь свой запас англо-тамбовского языка, я стал разговаривать с этим спецом. Но спустя несколько фраз услышал: "А может быть, мы перейдём на русский?" Оказалось, что я беседовал с российким программистом, который уже несколько лет работает в Мюнхене.
   Последний эпизод связан с нашим возвращением в Берлин. Выполнив все возложенные на нас задания, осмотрев великолепную фабрику изготовления красок, оценив имеющиеся в Лансхуде компьютеры, мы взяли курс на Берлин. Выйдя на заветный автобан (трасса Тр-9 или Е-51), мы, набрав скорость, услышали очень неприятный стук где-то в передней ступице. Решили остановиться, снять колесо и посмотреть, в чем дело. Остановку сделали на площадке повстречавшейся АЗС. Быстро поддомкратили машину и... увидели, что длины домкрата не хватает. Я сказал Виктору, чтобы он спустил домкрат, а сам побежал вокруг станции, найти какую-нибудь вещь (железку, кирпич, брус наконец), чтобы подложить под домкрат и завершить начатое дело. Но всё было тщетно! Вокруг АЗС - ни-че-го!!! Побежал в великолепный сосновый лес - ну хоть какой-нибудь предмет, ну хоть кусок дерева, валун - ни-че-го!!! Пришлось возвращаться ни с чем! Мы отложили техническую экспертизу и продолжили свой путь со значительно меньшей скоростью. Когда я рассказал про этот порядок в вылизанных лесах Германии, не виданный у нас, то Сергей заметил: "Поэтому они и проиграли войну!"
   Запомнился мне и случай с проводами Сергея. Он должен был улетать раньше нас,
   я поехал с ним и Валерой Почерниным в аэропорт Шёнефельд. Уже уходя в зону паспортного контроля, Сергей с каким-то волнительно-мягким тембром сказал: "Вот как всё опрокинулось, пап. Раньше ты меня в Германию в течение пяти лет провожал с Белорусского вокзала из отпуска, а теперь ты же меня провожаешь в Москву из Германии!" Он попросил тогда Валеру показать мне Трептов-парк на обратном пути, сказав: "Нехорошо получается. Полковник Генерального штаба приехал в Германию, поработал здесь и уедет, не побывав в таком месте". Валерий, спасибо ему пребольшое, конечно, согласился. Мы прошли по всему периметру этого и в самом деле очень волнительного места. Нашли его в идеальном порядке, вопреки некоторым публикациям, которые вещали, что неонацисты захламляют этот памятник, что фигуру нашего солдата собираются снимать якобы на реставрацию и т.д.
   Наступила пора покидать Германию. Закуплены легковые машины, которые были заказаны в России, необходимые компьютеры современной комплектации, запасные части к автомобилям и даже один "Рено" грузопассажирского типа. После загрузки трейлера на дороге в нескольких сотнях метров от Рейхстага мой старший сын Александр совершил уже ставший традиционным ритуал отправки всех грузов в Россию. Перед кабиной трейлера была открыта бутылка шампанского. Участники и гости церемонии наполнили стаканы. Кабина была облита фонтаном из бутылки. Все выпили за успех нашей операции. Саша сел за руль трейлера, в котором были закреплены машины в два этажа. Затем он, как всегда, подъехал с левой стороны к апорели Рейхстага, поднялся по апорели, проехал мимо всех колонн, медленно спустился по правой апорели, повернул за Рейхстаг на улицу Унтер-ден-Линден и остановился в нескольких десятках метров. Это означало, что проводы на Москву завершены. Наш экипаж занял свои места, и наш состав из трейлера и "Рено" двинулся в путь. Весь этот процесс у меня отснят на плёнку. Кадры вышли очень символичные.
   Однако через непродолжительное время мы застряли при пересечении границы Польши. Дело в том, что по неизвестным нам правилам, в то время вывоз современных компьютеров (модели 486) из западных стран в Россию был запрещён. Пограничники собирались нас развернуть, но наши ребята упросили их, чтобы они оставили нас переночевать в отстойнике. После звонка Валерию Почернину, нашему доброму помощнику из торгпредства России, тот пообещал утром приехать к нам, забрать эти модели к себе в машину и доставить их по дипломатическим каналам в Москву несколько позже. После этого мы готовы были тронуться в путь, но оказалось, что мы попали на воскресенье. Поэтому до 0 часов пришлось переждать. Каково же было наше удивление, когда после пересечения нейтральной полосы между Германией и Польшей нас встретил совершенно пьяный, еле держащийся на ногах польский пограничник, первыми словами которого были: "Небось, Смирновскую везёте?" Мои коллеги поспешили успокоить его, что всё будет, только сделай поскорее наши документы. Тот согласился и потребовал наши паспорта. Его следующий пассаж поверг меня в окончательное оцепенение: "Что-то я не помню такого государства! Что это значит - СССР?" Я спросил у Виктора, сидящего за рулём, может быть, вмазать ему монтировкой между глаз, чтоб память восстановилась! На что мой опытный водитель сказал, что, во-первых, он может всех нас расстрелять, и вряд ли кто-то будет что-либо расследовать, а во-вторых, попросил залезть на спальные места, так как: " У вас, Владимир Борисович, прямо-таки искры сыплются из глаз. А нам надо миновать этого гада."
   В остальном, Польшу и Белоруссию мы прошли без приключений. Хотя один эпизод остался у меня в памяти, видимо на всю оставшуюся жизнь. Мы двигались уже по нашему Минскому шоссе среди лесов. После нескольких практически бессонных ночей все устали и старались почаще меняться за рулём. Так как у меня нет права на вождение трейлера, то мне приходилось почти всё время вести "Рено". На одном из перегонов случилось то, что я... открыв глаза, увидел, что еду уже по встречной полосе. У меня шок! Я быстро перешёл на свою сторону. К счастью, в эти моменты на шоссе не было встречных машин... Вытерев холодный пот, я посигналил трейлеру, чтобы организовать смену. На этот раз меня пронесло, и эти доли секунды или несколько секунд не стали последними в моей жизни.
  
  РАБОТА В НЕГОСУДАРСТВЕННЫХ СТРУКТУРАХ
   По возвращении из Германии у меня состоялся разговор с сыновьями, в результате которого появились предложения организовать разработку и эксплуатацию комплекса программ, предназначенного для обеспечения работы солидной станции техобслуживания, которая впоследствии получила название СКС-БОШ, или БОШ-сервис. Речь шла о переходе на работу в эту станцию. Всё в этот раз совпало неплохо: отсутствие задач в институте Госстандарта, с одной стороны, и обилие новых, ещё не вполне очерченных задач в СКС-БОШ, с другой стороны. Переговоры с Жанной Николаевной Будённой были короткими. Она с пониманием отнеслась к моему уходу, и мы, тепло попрощавшись, расстались с ней.
   Итак, проработав 37 лет в госструктурах (в армии и институте Госстандарта), я отправился в плавание по совершенно мне незнакомому морю, морю бизнеса, непонятных отношений (в России), в систему, где от государства не приходится ждать ни копейки, где плавают "акулы капитализма" и правят "волчьи законы золотого тельца".
   В отношении задач, которые мне предстояло решать, ясность, после некоторого изучения технологии обслуживания клиентов, была предельно полная. Основной математической моделью уже в который раз была взята теория массового обслуживания. Совокупность программ, которые необходимо было приобрести или разработать - тоже абсолютно понятная. Всё-таки в который раз убеждаюсь, что подготовка, которую я получил в учебных заведениях Министерства обороны, была настолько капитальная, что я мог быстро адаптироваться и работать во многих направлениях с минимальными доучиваниями. В качестве программистов я пригласил сыновей моего старого приятеля Рудакова Сергея - старшего его сына Александра и младшего - Эдуарда. Через непродолжительное время были разработаны и запущены в эксплуатацию программы приёма и обработки заявок, программа ведения склада, программа статистического анализа и обработки данных для получения интегральных оценок эффективности работы всей станции. Программы бухгалтерского учета были закуплены в виде готовых продуктов.
   Спустя некоторое время от самого Боша мы получили диагностическую машину, которая после соединения со многими точками на двигателе автомобиля и разгона машины на роликах до максимальной скорости выдавала полную диагностику состояния машины на 8 языках. Естественно, русского среди этого набора языков не было. Но зато в моём отделе был замечательный электронщик Виктор Баранков. Мы с ним решили, что в памяти этой машины можно определить, какие места отведены под какой язык. Нашли. Затем из английского и немецкого вариантов мы сделали русский вариант, и Виктор умудрился записать русский текст на то место, где хранился японский вариант. Конечно, при этом пришлось взламывать защиту и проделывать много всяких хитроумных штучек. Но недаром именно российский Кулибин стал мерилом таких изобретений, которые никакому западному цивилизованному учёному даже в голову не придут. В результате наши клиенты получали в руки (конечно, не бесплатно) всю историю болезни своего любимого железного коня. Станция работала хорошо. Настало время её презентации. Из Австрии приехал глава семейства Бошей. Подарил Сергею толстенную книгу "История семейства Бош". Он оценил эту станцию как одну из лучших в Европе: так продуманно были размещены все посты обслуживания и ремонта, начиная с мойки. Так удачно вписано кафе на втором этаже, из которого клиент мог наблюдать процесс ремонта своего любимца, так было чисто в зоне ремонта и так аккуратно выглядели костюмы механиков и специалистов среднего звена. Бош сиял. Однако, когда дело дошло до демонстрации его диагностического гиганта, - случился казус. Загнали машину на ролики. Выполнили весь цикл диагностики. Выдаём графики и текст. У него вопрос, на каком языке? Конечно, на русском, говорим. Как так? У нас такого не было, и все программы защищены. Объясняем, что в России продвигать такие устройства без русского перевода затруднительно. Бош отзывает Сергея и предлагает продать ему этот вариант. Но Сергей предложил Бошу перейти в свой кабинет и там повёл разговор (а немецким Сергей владеет неплохо) о том, что неплохо бы со стороны Боша дать нам техническое задание на разработку русского варианта диагностики. Мы представим нашу разработку, заключив договор на выплату нам с каждого экземпляра продажи определённого процента. Боша как подменили. Он сделался холодным, пообещал рассмотреть это предложение, и на этом разговор был закончен без возобновления.
   Вспоминается работа с американцами и их базами данных. Результат поразительно совпадает: как только мы заговариваем о нашей возможной интеллектуальной совместной работе - тут же стена непринятия и нежелания вообще разговаривать на эту тему. Тот же результат мы получили в Германии (г. Ландсхуд возле Мюнхена) несколько ранее, в 1992 году, когда я разговаривал с автором программы, обеспечивающей получение нужного состава красок для цветов по "каталогу". Речь тогда пошла о совместной работе по созданию технических и программных средств, позволяющих создавать цвета не только по "каталогу", но и по "образцу". И Бош (Австрия), и фирма "Мипа" (Германия), и World Wide (США) - все они хотят, чтоб Россия только что-то покупала. Они пока не видят и не хотят видеть в нас даже примерно равноправных партнёров.
   Тем не менее, презентация "СКС-БОШ" прошла успешно. В кафе станции был накрыт шикарный стол, была переводчица, а Сергей и Бош-старший переговаривались по-немецки. Запомнился тост Боша, который примерно звучал так: "Если хочешь быть счастлив неделю - найди себе женщину, если хочешь быть счастлив несколько лет - выбери себе друга, если хочешь быть счастлив всю жизнь - сотрудничай с фирмой "Бош"!
   Станция заработала, набирая обороты, на всю мощь. Но далеко не всем это нравилось. В начале 90-х годов в Москве и её окружении создалось множество группировок, которые не желали работать, а хотели подминать под себя практически все, сколь-нибудь успешно функционирующие молодые предприятия. Данью облагали либо впрямую, нагло (иначе взорвём, сожжём и пр.), либо косвенно (будем защищать вас от таких же уголовников). Среди руководства станции возникла трещина в вопросе о способах борьбы с "варягами". Одни стояли за использование только что возникших тогда госструктур безопасности типа "Альфы", "Вымпела" и прочих. Другие ратовали за то, что лучше платить этим шакалам дань или дать им "крышевать", то есть, как тогда говорили, "лечь под бандитов". Угрозы становились столь явными, что ожидать момента преодоления раскола было никак нельзя. Был даже момент, когда для защиты семьи Сергея Московское правительство выделило квартиру в Джанкое (Крым). Были угрозы расстрелять нашу станцию из гранатомётов с трёх направлений: со стороны гостиницы "Байкал", со стороны Сельскохозяйственной улицы и со стороны реки Яуза.
   После нескольких безуспешных попыток найти общее приемлемое решение мой молодой президент "СКС-БОШ" уходит со своего поста и покидает станцию.
   На следующий день наш финансовый директор сообщил мне, что надобность в моём отделе у руководства станции отпала, и просит меня сдать дела.
   Всё это, а главное, тот факт, что мои попытки примирить двух моих сыновей, оказались тщетны, - вызвали у меня настоящий шок, следы которого, вероятно, будут давать о себе знать до самой смерти, и кто знает, насколько всё это укоротит мою жизнь...
   ИТАК, НА 54-М ГОДУ ЖИЗНИ Я ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ СТАЛ БЕЗРАБОТНЫМ!
  
  
  "АНГЕЛЬСКАЯ" ЭПОХА
  
  СВЕРХКРАТКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС
  Как изначально начинался "Ангел"? Откуда пошли такие идеи? Было ли что-нибудь до него в Москве? Попытка ответить на эти вопросы уводит нас, как это ни странно, в Германию конца 80-х годов.
  Мой младший сын Сергей, молодой офицер, ехал в отпуск из города Шверина в Россию на изрядно поношенном "Запорожце". Ехал он не один, а со своей женой, двумя детьми и крупной немецкой овчаркой. По дороге отвалилось одно колесо, что позволило водителю познакомиться с работой всегерманского клуба автомотолюбителей - "ADAC". Под проливным дождём ему починили машину прямо на дороге, предварительно предложив переждать его "фрау и киндерам" в их машине. Такое трудно забывается... Тем более, что при пересечении Польши у развалюхи-машины отвалилось второе колесо. И можно было убедиться в различном подходе к оказанию помощи на дороге. А в России многострадальный "Запорожец" лишился третьего колеса. И тут отец семейства решил: "Так в России дальше жить нельзя!"
  Спустя какие-то 5 лет, уволившись из армии, преодолев тысячу и одну трудностей при решении ещё большего числа проблем, Сергей стал президентом "Ангела" - одной из первых в новой России фирмы по оказанию техпомощи на дороге.
  В Советской Москве была подобная служба, но обычно на вопрос, возможно ли помочь, следовал ответ - сделайте заказ, и мы приедем к вам завтра после обеда!
  Перед тем, как в сентябре 1994 года первая дюжина техничек и эвакуаторов вышла на улицы столицы, были и горячие споры о том, каким должен быть "Ангел". Было проведено математическое моделирование его основных характеристик, были и поиски спонсоров, и непростое решение задачи обеспечения безопасности, и создание диспетчерских программ, и закупка эвакуаторов и техничек, и пробивание разрешений на установку радиостанций, и наборы с обучением сотрудников, и поиск места расположения, и многое, многое другое.
   Многое в нашей работе удивляло москвичей: единая униформа, уважительное отношение к клиентам, высокий профессионализм механиков, непривычные меры безопасности: световые лампы и конусы безопасности. Мы не только выручали попавших в беду автомобилистов, но и помогали ГАИ, растаскивая попавшие в ДТП автомобили.
   В конце 1994 года мы перешли на систему клубных карт, позволяющих внедрить безналичный расчет во взаимоотношениях с членами Клуба.
  Для приобретения конкретных знаний руководство "Ангела" выезжало на учёбу по менеджменту в штаб-квартиру немецкой фирмы "ADAС" в Мюнхен. К тому времени "ADAC" существовала уже 90 лет!
  Благодаря руководству клуба ADAC, мы с Сергеем прошли все уровни работ менеджмента в центральном офисе ADAC в Мюнхене. Начиная с работы по ремонту машин на улицах и заканчивая бюджетными построениями в высшем звене этого клуба - мы наблюдали и изучали буквально каждый отдел этого государства в государстве.
   В 1995 году специалисты из США участвовали в разработке проектов Клуба "АНГЕЛ" для Москвы и для европейской части России. Проект "Ангел НСА" включал в себя, кроме Москвы, ветви по всей Европейской части России - на Запад, до Бреста, на Северо-Запад - до Выборга, на Восток - до Урала, на Юг - до Ростова-на-Дону и на Юго-Восток - до границ с Украиной. Проект защищён как интеллектуальная собственность "Ангела".
   1995-1999 годы были периодом становления и развития Клуба "АНГЕЛ". Наш путь не был усеян розами. Мы были одними из первых в этом бизнесе, и многие проблемы решали на ходу. А их было предостаточно: адекватная реакция на конфликтные ситуации и создание методики их разрешения, создание собственной ремонтной базы, постоянная модернизация оборудования и средств связи, создание и внедрение уникального программного обеспечения для диспетчерского центра, в том числе попытка создать унифицированную систему навигации.
  
  Прошло более 12 лет! Ныне "Ангел" - признанный лидер на рынке услуг по оказанию техпомощи на дорогах. Существенный рост - признак непрерывного развития -
  наблюдается по многим показателям. Не говоря уже о многократном увеличении парка технических средств помощи, объёма выполняемой работы, существенно улучшились такие показатели, как время ожидания клиентом прибытия помощи, мастерство и самоотверженность работы наших механиков-водителей. Несравненно выросли и возможности диспетчерского пункта как в техническом оснащении, так и в информационной поддержке клиентов. Членами Клуба "Ангел" были Познер В.В., Шахиджанян В.В., Вишневский В.П., Серов А.Б., Дибров Д.А., Кортнев А.А. и т.п.
   Конечно, у ныне действующей группы компаний "Ангел" много проблем, ждущих своих более рациональных решений. Над этим работает весь коллектив соответствующих подразделений. Достаточно сказать, что рынок услуг помощи на дорогах в настоящее время всё больше насыщается множеством мелких и средних фирм. И эта среда функционирования требует адаптации к новым условиям, непрерывного поиска новых форм работы, дальнейшего расширения возможностей фирмы "Ангел".
  
  
  НАЧАЛА ФОРМИРОВАНИЯ И РАБОТЫ "АНГЕЛА"
   Пробыв несколько дней в состоянии безработного, я получил приглашение Сергея участвовать в разработке обоснования параметров системы или службы техпомощи на дороге, а в случае успеха, при получении кредитов - создавать программное обеспечение этой службы. Мы с сыновьями Сергея Рудакова ещё в недрах СКС немного начинали заниматься этими работами. Поэтому, немного подумав, я дал согласие. Это согласие длится вот уже скоро 12 лет. Мне эти работы показались интересными по нескольким причинам:
  - во-первых, мне показалось, что это нужное и живое дело,
  - во-торых, я прямо видел, что здесь свободно может быть использован весь аппарат статистического моделирования и теории массового обслуживания,
  - в-третьих, я предположил, что в частной компании наиболее вероятным будет кратчайший путь от идеи до реализации, при условии одобрения этой идеи, а это мне всегда нравилось.
   Всё-таки я совершенно не теоретик, а специалисту по прикладной математике, специалисту по исследованию операций здесь - непочатый край задач. И это такое счастье - мне скоро уже 70 лет, а я нахожусь в гуще живого дела. Я работаю по своей специальности. И хотя в мире бизнес-отношений с руководством фирмы далеко не всегда бывает гладко, в целом я очень доволен и этой, по-видимому, последней страницей моей творческой жизни.
   В начале работы по созданию системы автотехпомощи на дороге мы постарались сформулировать некоторые общие принципы её работы. К ним относились:
  - круглосуточное функционирование системы в любое время года;
  - отказ от компактного расположения средств технической помощи, или СТП (техничек и эвакуаторов);
  - введение принципа дежурства СТП в определённых районах города с целью минимизации времени ожидания клиентом выполнения своего заказа;
  - организация диспетчерского пункта (ДП), с функциями сбора информации о заказах, управления их выполнением, а также всеми действиями СТП;
  - обеспечение устойчивой и непрерывной связью всех СТП с диспетчерским пунктом;
  - обеспечение устойчивого функционирования всего парка СТП (проведение необходимых профилактических и ремонтных работ).
   На меня вначале возлагались задачи выбора и обоснования таких параметров системы, которые позволят получить приемлемые оценки эффективности функционирования системы в любое время года, с учётом транспортной обстановки в Москве на 1993-1995 годы. Несколько позже, когда для этого созрели условия, я взялся за создание алгоритмической системы диспетчирования в режиме реального времени, а также системы сбора статистической информации в процессе работы ДП, для последующей её обработки, анализа и получения правдоподобных оценок основных, наиболее важных характеристик системы в целом, или так называемых глобальных характеристик.
   С Сергеем и его компаньоном, Михаилом Сергеевичем Селяниным, то есть с основными учредителями фирмы "Ангел", мы сразу, к моему большому удовольствию, договорились, что кадровых и финансовых вопросов я касаться не буду. Все многочисленные организационные и технические вопросы также легли на их плечи.
   Итак, мы развернули работы по созданию математической модели, на которой можно было просмотреть множество вариантов работы проектируемой системы техпомощи на дорогах, получить для каждого варианта основные показатели эффективности функционирования и, тем самым, получить оружие в борьбе за получение денег в любой форме. В качестве математического аппарата был использован метод статистического моделирования, или метод Монте-Карло. В качестве входных параметров были взяты статистические данные ГАИ по количеству автомобилей, дорожно-транспортных происшествий и пр. Учитывались примерные значения средней скорости движения по Москве в различное время суток и некоторые другие параметры. По результатам достаточно многочисленных "прогонов" модели были получены такие основные оценки характеристик, как средние значения времени ожидания, интервала обработки заказа, количества заказов и примерное значение количества отказов.
   Расчёты проводились для различных плотностей потоков заказов и для различного состава парка СТП. В результате многомесячных просчётов по созданной модели были получены все требуемые характеристики системы. Как следствие этих работ, начали вырисовываться уже не модельные, а реальные контуры будущей системы - были получены кредиты, закуплены технички и эвакуаторы у итальянской фирмы "Ивеко", не без больших трудностей были получены разрешения о постановке радиостанций на каждое СТП. Несколько позже был начат набор специалистов различного назначения. А параллельно с решением этих нескончаемых проблем была начата разработка диспетчерской программы. В качестве программиста выступил сын Сергея Рудакова, Эдик Рудаков. Мы с ним работали довольно слаженно. Он к тому времени хорошо освоил различные необходимые именно нам приёмы и способы реализации различных таблиц, форм для заполнения, баз данных и пр. Так что к тому времени, когда всё было готово для начала пробных выпусков СТП на линию (начало сентября 1994 года), программа диспетчерского пункта, работающая в среде операционной системы DOS, также была в основном готова. Так что потребовалось ещё несколько дней её доработки и проверки уже с реально работающими машинами и водителями, и с 14 сентября 1994 года все заказы, поступающие на фирму "Ангел", и вся работа с ними документируется диспетчерской программой. Вначале на вооружении диспетчерской была одна машина, на которой круглосуточно вертелась программа, написанная в операционной системе DOS. В смене было два человека: они работали в дневную смену, сменяя друг друга у экрана, а в ночную смену оставался один номер этого расчета. Самым первым диспетчером, который прошел у нас подготовку и который, начав работать, многое подсказал нам в смысле улучшения удобства работы с программой, была Ирина Видашёва. Многое произошло за эти почти 12 лет, был и её уход из "Ангела", но сегодня мы гордимся тем, что она, как и в первый день рождения нашей фирмы, регулярно заступает в смену, многому обучает молодых и пользуется заслуженной любовью и уважением всех "Ангелов". Кроме этого диспетчера- "патриарха", ещё шесть опытных диспетчеров и прекрасных людей "топают" с нами более половины нашего "ангельского" пути. Это Александр Черемисин и Виктор Багров (оба с 1995 года), Силаева Ольга (с 1997 года), Иванова Елена, Миназова Оксана и Шманева Светлана (все три, "обе", как говорил старшина, с 1999 года).
   В последующие годы шла непрерывная работа по совершенствованию этой программы, по дальнейшей автоматизации отдельных операций в процессе работы диспетчеров, по поиску более удобных форм работы операторов. Наиболее значимыми, на мой взгляд, были работы, связанные с решением следующих задач:
  - автоматизация определения стоимости услуг (при эвакуации);
  - визуализация движущихся СТП с отображением некоторых их характеристик на экране компьютера (GPS-приёмники, программные и технические средства);
  - создание и совершенствование системы диспетчерских программ, написанных в среде Windows и трансформированных несколько позже для работы в сети с сервером.
   В настоящее время ведутся работы по созданию новой версии диспетчерской программы, обобщающей весь опыт, накопленный за 12 лет работы фирмы "Ангел", с использованием современных технологий программирования и создания архитектуры систем программ и баз данных.
   Возвращаясь к начальному периоду работы "Ангела", надо сказать, что первый зимний период нашу технику пришлось парковать...у платформы Ленинградского вокзала, затем где-то у кольцевой дороги на Юго-Востоке Москвы, на территории Московского высшего общевойскового командного училища ("кремлёвских курсантов", которое заканчивал молодой президент "Ангела" Сергей). И только примерно через 2 года при нашем очередном кочевом переезде на завод "Спринт", который расположен рядом с институтом НАМИ, недалеко от ул. Большая Академическая, наше "стадо" машин приобрело постоянную стоянку. Да и то ненадолго. Впереди был "Мебель-Сервис", что у развилки Дмитровского и Коровинского шоссе, а затем наше теперешнее место на Сигнальном проезде у метро "Владыкино". А вообще, за время истории "Ангела" мы сменили шесть мест!
  
  РАЗВИТИЕ "АНГЕЛА"
   В марте 1995 года мы с Сергеем отправились в штаб-квартиру Всегерманского клуба ADAC, в Мюнхен, чтобы ознакомиться с его работой от самого верхнего уровня (планирование и распределения бюджета) до уровня механика на дороге. Мы побывали практически во всех отделах этого государства в государстве. Для нас фактически не было закрытых тем по интересующим нас вопросам. Мы побывали и на вертолетной площадке службы скорой помощи ADAC, и на их почтовом пункте, откуда отправляется очень большой поток корреспонденции. Мы общались и с сотрудниками туристического отдела, снабжающего необходимой информацией своих членов клуба по их запросам, и с сотрудниками их телерадиокомпании. Мы знакомились с работой диспетчеров и людей, обрабатывающих статистическую информацию. Я беседовал с программистами, осматривал музей истории ADAC. Мы видели их великолепную столовую. В заключение мне подарили две уникальные книги - Атлас дорог Европы, и Атлас Альп с подробными схемами подъёмников всех пяти альпийских стран. Поездка была очень насыщенная и полезная. Много полезного мы перенесли в "Ангел", мы поняли, как далеко мы должны развиваться, чтоб хоть немного быть на их уровне. В то же время мы с гордостью отметили, что в вопросах сбора и математической обработки статистики мы уже тогда превосходили их. А в вопросах разработки и ввода GPS-системы слежения за нашими техничками и эвакуаторами мы шли явно впереди них.
   Выходной день мы использовали для поездки в Баварские Альпы и с удовольствием осмотрели горнолыжные центры в Гармиш-Паркен-Кирхен, Эльб-Зее, а также, преодолев перевал, побывали в знаменитом баварском рыцарском замке Нойесвайнштейн, построенном в эпоху короля Людвига II. Готовясь к поездке, мы хотели достать карту этого района Альп. Наша переводчица подсказала нам, что это легко можно сделать в любой библиотеке. И действительно, мы вошли туда без всяких документов, нашли нужный Атлас, сами сделали ксерокс, заплатив в автомат за каждый лист по 1 марке, поставили Атлас на место, вышли на улицу снова безо всякой проверки документов и прочих вопросов. Для меня, часто работающего в "Ленинке" и ГПНТБ, это было ещё одним немецким чудом!
   Получив удостоверения о прохождении курса менеджмента в ADAC, мы вылетели в Москву, чтобы заняться нашими текущими делами.
   Прежде всего, диспетчерам необходимо было дать в руки инструмент, с помощью которого они могли бы очень быстро, в процессе уточнения заказа по телефону, получить значение стоимости эвакуации. Для этого мне пришлось продумывать, давать задание на программирование и внедрять программу, обеспечивающую выполнение этой задачи. Вся Москва была разбита на 172 квадрата, а те, в свою очередь - на 4 подквадрата. Были определены координаты центров квадратов и подквадратов в местной системе координат с центром в точке Лобного места. Далее все улицы, а иногда и дома, переулки, проезды и прочие элементы города были привязаны к подквадратам. Теперь с точностью до подквадрата можно было определить расстояние от точки А до точки В по известной теореме Пифагора. Для более точного, но не повторяющего конфигурацию улиц быстрого способа был введен так называемый коэффициент извилистости Москвы. Он был определён экспериментально по многим реальным маршрутам поездок наших СТП. Эта большая работа велась в течение нескольких месяцев с привлечением операторов диспетчерского пункта. И теперь уже давно оператор, задав вопросы "откуда", "куда" везти, марку автомашины и состояние её колес, сразу называет всю стоимость этой услуги. При переходе в область основные принципы определения цены эвакуации остались те же, только вместо подквадратов выступают населённые пункты, ввиду больших расстояний. Для полного спокойствия были проведены оценки погрешности от применения "плоских" формул на территории Московской области вместо учета сферичности Земли.
   Дальнейшее увеличение плотности потока заказов и сложности процесса диспетчеризации привело нас к разработке и введению способов распределения СТП по территории Москвы. В частности, мне удалось сформулировать и практически найти так называемые эквипотенциальные зоны дежурства, внутри которых количество выполненных заказов потенциально равно друг другу. Количество зон выбирается исходя из количества техники. И при выходе техники на линию каждое СТП следует в "свою" зону, где и ожидает получения очередного заказа от диспетчера. Естественно, время ожидания при этом значительно уменьшается.
   В настоящее время прорабатываются и другие способы размещения и удержания СТП в местах наибольшей вероятности возникновения заказов для дальнейшего снижения значения времени ожидания выполнения заказов.
   В последние годы мне, кроме разработки различных ТЗ на программы и расчетов, всё больше приходится участвовать во многих работах по обеспечению PR-кампаний. Эти работы требуют получения ответов на совершенно необычные вопросы, которые невозможно получить, не анализируя различные выборки из Баз данных. Например, какие марки машин в январские морозы ведут себя наилучшим (наихудшим) образом? Или какие неисправности в сильные морозы наиболее часто возникают у определённых марок автомашин и т.д.? Иногда требуется построение различных диаграмм, т.е. достаточно полное использование возможностей баз данных и электронных таблиц Excel. Мне до сих пор это всё кажется очень лёгким, и, кроме того мне очень нравится заниматься этими вопросами.
   Конечно, моя "голубая мечта идиота" построить адаптивную оптимизационную человеко-машинную систему для всей группы компаний "Ангел" остаётся за кадром.
  
  КРУТО Я ПОПАЛ НА ЧЕГЕТ
  ИЛИ КОЕ-ЧТО О ГОРНОЛЫЖНЫХ УВЛЕЧЕНИЯХ
  
  Как-то в начале 70-х годов к нам в удалённый гарнизон из отпуска вернулся знакомый офицер, который рассказал о какой-то турбазе Министерства обороны "Терскол". Там, говорит, учат кататься на горных лыжах, дают напрокат весь инвентарь, занятия проводят опытные инструкторы. Показал нам чёрно-белый любительский фильм об этом отдыхе, и вся наша семья загорелась желанием поехать туда. В 1973 году мы приобрели путевки и... вот уже 35-й год, как я и моя жена практически каждый год в различных горах оттачиваем свое мастерство. За этот период пройдены практически все значимые трассы Советского Союза, а за последние годы и многие зарубежные трассы (Словакия, Альпийские страны и Пиренеи). За этот же период мне удалось стать инструктором горнолыжной подготовки, быть членом судейской коллегии ЦСКА, судить соревнования как уровня ЦСКА, так и уровня дружественных армий (Варшавского договора). Конечно, больше всего посещений гор за эти годы пришлось на турбазы МО ("Терскол", "Теберда" и "Красная Поляна"). Были и несколько летних поездок в Приэльбрусье: одна - для знакомства с ущельями и соседними склонами в Адыл-Су и Адыр-Су (мы были в гостях у В.Б. Тинаева), а вторая - для подготовки и восхождения на вершины Эльбруса (под руководством В.Л. Белиловского).
   За все эти годы мне посчастливилось познакомиться со многими интересными людьми, быть свидетелем и участником ликвидаций последствий мощных лавин, разработать Программу активного противодействия лавинам с использованием сил и средств Министерства обороны и, наконец, участвовать в подготовке материалов, посвященных 70-летию турбазы МО "Терскол" в 2005 году.
   Ниже приводятся все юбилейные материалы. Они представляют собой очерки об интересных людях и событиях, так или иначе связанных с нашей турбазой.
  
  
  Очерки к юбилею ЦВТБ
  "Терскол" МО РФ
  
  
  1. Махов Муса Султанович.
  
  2. Белиловский Владимир Львович.
  
  3. Тинаев Валерий Борисович.
  
  4. Таирова Нина Сергеевна.
  
  5. Вечера горной поэзии и музыки.
  
  6. Школа инструкторов на т/б "Терскол".
  
  7. Обеспечение безопасности туристов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  МУСА СУЛТАНОВИЧ МАХОВ
  
  Более 15 лет начальником ЦВТБ "Терскол" Минобороны РФ
  является Муса Султанович Махов.
  
  Он родился в 1950 г в Кабардино-Балкарской республике. Там же в Нальчике окончил Кабардино-Балкарский государственный университет в 1971 году. С 1973 г. на турбазе он последовательно работает на должностях старшего инструктора (до 1984 г.), заместителя начальника турбазы, начальника отдела туристской и спортивной работы (до 1988 г.), и наконец, с 1988 г. по настоящее время - в должности начальника турбазы.
  Полковник Махов М.С. награжден правительственными наградами - орденом "Знак Почета" в 2001 г. и орденом "Знаковая личность" Академии общественного признания в 2002 г. Причем орден "Знаковая личность" Муса Султанович получал из рук Президента Кабардино-Балкарии.
  Неоднократно народ прекрасного Приэльбрусья, жемчужины Кабардино-Балкарии, облекал его доверием депутата в органах управления. Это свидетельствует о его повсеместном признании не только в качестве начальника турбазы, но и в качестве ответственного политического и общественного деятеля в пределах всей Кабардино-Балкарии.
  
  Надо честно сказать, что только его мудрость, опыт, умение не растеряться в трудных условиях, настойчивость и, в то же время гибкость, позволили пройти турбазе через все немыслимые трудности перехода от одного социального строя к другому. Не надо забывать, что переход этот сопровождался разрушением прежних устоев и источников существования. И неизвестно, где бы находились сейчас большинство сотрудников турбазы, если бы ею руководил кто-нибудь из нас. А Махов М.С., работая в то время с невероятным напряжением, находясь непрерывно в поиске новых форм, отстоял статус турбазы и самоё её существование не только без заметных потерь, но и с видимыми обретениями.
  Не будет преувеличением сказать, что только неукротимая воля, мужество и неиссякаемый труд Махова М.С. позволили сохранить и сплотить коллектив турбазы, совместными усилиями выстоять среди бурных волн новых форм хозяйствования, отстояв право на самобытность и сохранение незыблемых традиций армейского туризма.
  Конечно, при всём этом была помощь вышестоящих начальников: заместителя Министра обороны, начальника тыла Минобороны Исакова Владимира Ильича, начальника управления Минобороны по туризму и экскурсиям, полковника Дарьина Михаила Ивановича, и многих других прекрасных людей. Однако стержневой фигурой в области генерации новых идей и практических вариантов, а также в сфере выработки политических и хозяйственных компромиссов всегда выступал Муса Султанович.
  Результатом всех невероятных усилий Махова М.С. является тот факт, что к своему 70-летнему юбилею турбаза вышла на уровень современных требований по комфорту и сервису, по финансовой рентабельности и стабильности.
  Что касается деятельности начальника турбазы в сфере горного армейского туризма, то достаточно вспомнить, что все "Эльбрусиады" за последние почти 25 лет проходили исключительно под его руководством и организованы им на высоком уровне. В этом смысле не является исключением и "Эльбрусиада-95", проведенная Маховым М.С., в честь 60-летия турбазы.
  Невозможно в этом юбилейном очерке не упомянуть и тот факт, что руководимое Маховым М.С. восхождение на "Пик армейского туризма", предпринятое в честь 50-летнего юбилея турбазы "Терскол", успешно завершилось. И не только в смысле покорения вершины, сохранения здоровья всех 50 восходителей с их инструкторами, но и в смысле обретения нового имени пика, заявленного сразу после восхождения.
  И, наконец, следует сказать, что совсем недавние восхождения 2003 года свидетельствуют лишь о нарастании активности и качества армейских восходителей. И вновь во главе всей организации мы видим активного, вездесущего руководителя Махова М.С.. Имеются в виду успешно завершившиеся восхождения на вершину комбрига Клементьева В., руководителя первой альпиниады РККА в 1933 г., и на пик адмирала Колчака А.В. В восхождении, открытии и поименовании этих вершин приняли участие 136 участников "Эльбрусиады-2003" и начальник управления по туризму МО РФ, полковник Дарьин Михаил Иванович.
  
  За период руководства Маховым М.С. турбазой "Терскол" в ней пышным цветом расцветает горнолыжный туризм. Прокатный инвентарь, как горнолыжный, так и сноубордический соответствует требованиям современности. Благодаря высоким требованиям, предъявляемым к безопасности проведения занятий на склонах, высокому мастерству инструкторов, хорошей подготовке инвентаря, в несколько раз снизились показатели травматизма.
  Яркий темперамент, феноменальная память, тонкий изобретательный ум и другие подобные этим черты Махова М.С. позволили за последнее десятилетие произвести огромную работу по реконструкции турбазы с целью доведения её до самого современного уровня. Бесперебойно работающая котельная переведена на работу с магистральным газом. Исчезли четырёхместные номера, вместо которых оборудованы трёхместные. Двухместные номера выполнены как в блоке с трехместными, так и отдельно. Имеются и номера-"люкс". Полностью реставрирована столовая, которая теперь удовлетворяет как высоким эстетическим вкусам, так и более удобно позволяет решать присущие ей функциональные задачи. Полностью обновлён культурно-спортивный центр турбазы и, благодаря последовательным и настойчивым усилиям Мусы Султановича, на территории турбазы созданы и развернуты различные точки разнообразного обеспечения отдыха туристов: кафе-мороженое, пивбар, биллиардная, "Лекарь-Оптика", "Вестерн-Юнион" и пр.
  В своей многогранной деятельности Махов М.С. опирается на свою команду, которую он кропотливо собирал многие годы, буквально с первой встречи "читая душу говорящего с ним человека". В неё входят такие супер-спецы, как его заместитель по туристской и спортивной работе подполковник Красоткин А.В., с которым начальник турбазы плечом к плечу работает уже 14 лет; зам по МТО, подполковник Харабажу И.И., который трудится на базе свыше 8 лет; а также начальник медицинской службы, старший лейтенант Бабаев, показавший себя надёжным помощником и знающим специалистом. Махов М.С. вырастил и подготовил не только сотрудников высшего звена управления, но и надежно обеспечил устойчивое функционирование различных служб турбазы, подобрав кадры среднего звена управления турбазой "Терскол". К ним относятся старший инструктор и начальник контрольно-спасательной службы Белиловский В.Л., начальник продовольствия Червякова А.Я., заведующая столовой Сазаева Р.Х., начальник гаража Хацуков М.А., начальник КЭЧ Султанов Х.М., начальник теплохозяйства Штайда Х.М., начальник электрохозяйства Устименко Н.Г., начальник вещевого хозяйства Кочкарева С.Ж., начальник финансового отдела Жабелева О.Б. Все эти замечательные люди многие годы работают, как единый отлаженный механизм, как одно целое с начальником турбазы, создавая прочность и незыблемость основ функционирования турбазы "Терскол" в любых условиях.
  
  Свой 70-й юбилейный год турбаза Минобороны "Терскол", руководимая полковником Маховым М.С., встречает как центр притяжения туристов различных направлений (горные лыжи, сноуборд, горные туристы, восходители), приезжающих отдыхать и повышать своё мастерство из всех уголков России и ближнего зарубежья.
  
  
   Не от одного сотрудника турбазы можно услышать мнение о том, что если бы не Муса Султанович, то само понятие армейский, а тем более горнолыжный туризм в Приэльбрусье, в настоящее время существовало бы лишь в воспоминаниях.
  
   Пусть до самого 100-летнего юбилея нашей турбазы ему сопутствует удача во всех его начинаниях, пусть его здоровье ещё многие годы позволит вершить нужные людям дела с таким же успехом, и пусть, как говорят юмористы, "его возможности всегда обалдевают от его желаний"!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Белиловский Владимир Львович
  (Очерк об одном необычном ветеране турбазы "Терскол")
  
   Мир творческих людей можно разделить на три категории. К первой категории относятся творцы от рождения. Им несть числа. Это и Моцарт, и Паганини, и многие другие гениальные или талантливые мастера. Вторая категория - это творцы, талант которых естественным образом развился после получения ими соответствующего образования. К ним чаще всего относят инженеров, конструкторов, архитекторов, учёных. К ним могут быть причислены Шухов, Эйфель, Никитин (Останкинская башня), Менделеев, Эйнштейн, Чижевский, Вавилов и многие другие. К третьей категории относятся люди, таланты которых проявились совершенно не в той области, в которой они получили образование. К ним можно отнести таких великолепных мастеров, как Иоганн Штраус, Пётр Ильич Чайковский, Цезарь Кюи, Николай Андреевич Римский-Корсаков, а также многих мастеров из мира эстрады (Майя Кристалинская - окончила МЭИ, Эдита Пьеха - окончила ЛГУ, а также плеяда наших великолепных юмористов - выпускников МАИ). Думается, что Белиловский В.Л. относится именно к последней категории.
  
   Ровесник турбазы "Терскол", всеобщий любимец Львович, родился 7 ноября 1935 г. в Киеве. Во время Великой Отечественной войны был в эвакуации на Кубани, в Сталинграде и в Уфе. В 1945 году вернулся в г. Киев. После окончания школы поступил в военно-инженерное училище (МВИКУ) в г. Калининграде (областном), бывшем Кенигсберге. Окончив училище с отличием, Белиловский В.Л. служил в КВО в инженерных, а затем в ракетных войсках. Известно, чем занимаются инженерные войска - возводят или демонтируют различные инженерные сооружения. Или, как говорил Лесков - "мосты анжинерной конструкции". Но уже на этом этапе в его душе тлел гуманитарный огонек. Повинуясь зову души, Владимир Львович оканчивает пропагандистский факультет университета марксизма-ленинизма, Центральные высшие офицерские курсы ГО страны. Службу в войсках гражданской обороны завершил в СибВО. Награжден юбилейными медалями и медалями за безупречную службу 1-й и 2-й степени. Так закончилось его движение по официальным армейским ступеням. Если не ошибаюсь, то демобилизован был Владимир Львович в звании капитан. Так что его смело можно причислять к сонму "чинодралов и карьерюг".
   В период военной карьеры у Белиловского всё больше и больше выкристаллизовывались по крайней мере три направления деятельности, к которым лежала его душа - это спорт, туризм и...конечно, поэзия.
  На протяжении всей службы он вёл активную спортивную жизнь, тренировался и тренировал в разных видах спорта. Бывал и начальником физподготовки и спорта в войсковых частях, в которых проходил службу.
  Вёл активную туристскую жизнь, совершая различные путешествия во время своих отпусков: на Камчатку, Дальний Восток, в Среднюю Азию, Карелию, Карпаты, Кавказ. В составе экспедиции Института вулканологии побывал на Камчатке в 1967, 1968 и 1973 гг.
  В это же время показываются ростки его литературно-поэтического дарования. Белиловский В.Л. ведёт активную творческую жизнь, стажируется в редакции окружной газеты "Ленинское знамя". Его стихи в 60-70-х годах начинают публиковаться в газетах КВО, СибВО, в газете "Камчатская правда", звучать на радио, исполняться со сцены.
  Что ж мы видим по прошествии 30 лет упорного труда Белиловского В.Л. по совершенствованию, оттачиванию поэтического мастерства, "оружия любимейшего род", как писал ныне не вспоминаемый, конечно, не по поэтическим причинам В.В. Маяковский?
  Не могу не привести стихотворение Владимира Львовича из только что вышедшей очередной книжицы, небольшой по объёму, но очень объёмной по содержанию.
  
  Седой Эльбрус душою молод.
  Могуч и страстен - только тронь.
  В его челе вселенский холод.
  В его груди шальной огонь.
  Он грозен, как и встарь, сегодня,
  И высока его краса.
  Соединились
  Преисподняя
  Навеки в нём
  И небеса.
  
  Во-первых, прочитав это, чувствуешь, что это - уже сложившийся маститый поэт.
  А каковы высоты его поэтических образов. Например:
  Ты - прозренье небес,
   ты - цветок на ладонях дождя,
  Ты - звезда, что таинственно светит во мраке.
  
  Во-вторых, я понял, что это аллегория Львовича или его автопортрет.
  А в-третьих, от души радуешься, перефразируя Маяковского, "когда в стране российской такие люди есть!"
  Судьбоносными Владимир Львович считает 1973-1974 гг., когда он завершил службу и познакомился с Кавказом, который в его душе сразу перевесил все остальные впечатления жизни. Он сознательно выбрал турбазу Минобороны "Терскол" из-за внутренних порядков, существующих в ней, активных, хорошо поставленных там вопросов туристской, спортивной и культурной жизни.
  И уже находясь внутри турбазы, встретившись там с начальником Маховым Мусой Султановичем, он понял, что эта встреча стала для его судьбы решающей. Именно благодаря Махову М.С., он принял решение об окончательном переезде на постоянную работу в т/б "Терскол". И именно под его руководством он проработал с ним плечом к плечу на турбазе свыше 30 лет и продолжает плодотворно трудиться.
   Имея возможность время от времени наблюдать взаимодействие начальника и старшего инструктора турбазы, не могу не сравнить эту их работу с работой некоторого механизма, генератором (идей, подходов, мероприятий, различных управляющих команд и сигналов и пр.), в котором выступает начальник турбазы, полковник Махов М.С., а хорошо отлаженным исполнительным приводом, гарантирующим успешную реализацию всех задумок начальника - старший инструктор турбазы, В.Л. Белиловский.
   Таким образом, складывается такой образ, что в настоящее время работает некоторый тандем: полковник Махов М.С. - начальник Центральной турбазы Минобороны с огромным опытом руководства и плодотворного созидания, и Белиловский В.Л., старший инструктор турбазы и начальник Контрольно-спасательного отряда турбазы, с большим опытом работы с туристами и восходителями.
   Приведу лишь несколько примеров такой слаженной работы.
  В 1985 г., отмечая 50-летие турбазы, по приказу Махова М.С. туристы совершили первовосхождение на вершину, поименованную в честь этого события "Пиком армейского туризма".
  60-летие турбазы в 1995 году было отмечено проведением "Эльбрусиады-95", а Белиловскому В.Л. лично удалось совершить восхождение на обе вершины Эльбруса.
  На протяжении последних почти 25 лет при подготовке и проведении "Эльбрусиад" армейских восходителей, в соответствии с указаниями и под руководством начальника Управления по туризму и экскурсиям полковника Дарьина Михаила Ивановича и начальника турбазы "Терскол" полковника Махова Мусы Султановича, Владимир Львович чётко организовывал и проводил в жизнь эти нелёгкие мероприятия. В процессе проведения "Эльбрусиад" ему часто доводилось выводить восходителей непосредственно на вершины Эльбруса. На протяжении этого периода, благодаря помощи Махова М.С., Белиловскому В.Л. много лет подряд удавалось за один заход покорять обе вершины Эльбруса (выполнять, как говорят альпинисты, "крест").
  По приказу начальника турбазы летом 2003 г. полным составом "Эльбрусиады" с участием члена Совета Федерации России Щегорцова Александра Александровича были совершены первовосхождения с поименованием двух вершин именем комбрига Клементьева В. и адмирала Колчака А.В. в порядке увековечения великих россиян.
  
   Вообще, турист, прибывая на турбазу, с первого вечера оказывается вовлечённым в сферу действия Львовича. Я уже более 30 лет слушаю его "Вступительную беседу". По мне, она бы уже у меня сидела, что называется, в печенках. А у него всегда находятся какие-то новые обороты, выражения, так, что даже мне слушать его не скучно. Аккуратный юмор, интеллигентное обращение, даже когда молодёжь ведёт себя на грани хамства. Не забуду, какой взрыв хохота вызвали его заключительные слова о том, что подавляющему большинству туристов, хочется ещё и ещё раз побывать в этих краях. И ведь приезжают, говорит Львович, и многие с жёнами, а многие даже со своими жёнами! И так везде, и в бассейне, и в спортзале, и на склоне.
   А чего стоят его афоризмы:
  * При спуске с гор либо думай быстрее, чем едешь, либо езжай медленнее, чем думаешь.
  * Пяточки любимой слаще губ нелюбимой.
  * Одна строка, но на века и т.д.
   Конечно, начальству бывает с ним не просто. Но таков уж творческий человек.
  Мне Львович знаком давно, он не раз бывал у меня дома в Москве, я знаю его семью, учился в школе инструкторов с его очаровательной женой, Надеждой, собирался восходить с его дочерью Эланой на Эльбрус. Совершил задуманное восхождение с Белиловским В.Л. Прекрасно знаю, как он любил своего двоюродного брата, Ролана Быкова. Горд за доверие, которое мне оказал Львович, отдав первоисточники - стихи своей книги для набора на Word-е. Книга готова к печати и ждёт своего издателя. Я рад, что мне с помощниками удалось довершить его задумку до конца.
   Дай Бог ему и его семье здоровья на долгие годы и всяческих успехов!
  
  
  
  
  .
  
  ОЧЕРК О ТАИРОВОЙ НИНЕ СЕРГЕЕВНЕ,
  МОЕЙ ПЕРВОЙ УЧИТЕЛЬНИЦЕ ПО ГОРНЫМ ЛЫЖАМ
   (ЖИЗНЬ, ОТДАННАЯ ЛЮДЯМ)
  
   Уже в который раз убеждаюсь, что Божий дар не дается людям только в каком-то одном направлении. И проявление этого дара часто относится не столько к профессиональным качествам человека, сколько к его общечеловеческим и духовным качествам. Эти утверждения целиком справедливы по отношению к моей первой учительнице по горным лыжам, обожаемой всеми нами Таировой Нине Сергеевне.
  
   Родилась Нина Сергеевна в 1928 году. Мне посчастливилось познакомиться с ней в 1973 году, когда мы с женой впервые попали в необыкновенное место, в чудо природы - Приэльбрусье. В то время я служил в гарнизоне Дуброво, недалеко от Киржача, и по случайности в нашем доме офицеров оказались путевки на какую-то неизвестную нам турбазу "Терскол". На этой турбазе за год до нас побывали наши друзья. Они рассказывали, что там не только дают горные лыжи напрокат, но и обучают катанью на них, или, как они говорили, технике спуска с гор. Чего там учиться, думаю. Оттолкнулся и поехал. Но приехав туда и узнав, что это такое, я вот уже более 30 лет посещаю различные горы, и, конечно, чаще всего - "Терскол". Я полюбил и горные пейзажи, и строгость, которой требуют горы, и теоретические выкладки, которые позже нашёл в учебниках, объясняющие разложение сил при выполнении различных фаз поворота, и многое другое. А самое главное - я полюбил тех людей, которые тогда населяли горы:
  "Они в городах не блещут манерой аристократов...
  "Пожалуйста", "извините" с усмешкой они говорят...
  Но в их бродячих душах бетховенские сонаты,
  И светлые песни Грига переполняют их".
  
   Думаю, что в немалой степени всем моим чувствам к горам я обязан Нине Сергеевне. На нашей турбазе она работала с 1970 по 1976 годы регулярно, чаще всего с новичками. Она учила нас надевать ботинки, регулировать крепления, ходить по равнине на этих неудобных устройствах и, наконец, спускаться с гор. Но просто перечислить эти занятия - значит, перечислить обычные функциональные обязанности любого инструктора. А вот как всё это происходило - в этом и было всё отличие её действий от работы любого инструктора. Её любое обращение к нам, будь то совет, замечание, оценка выполненного элемента и прочее - всё было наполнено прямо-таки материнской заботой, лаской, лёгким юмором, какой-то звенящей нежностью. Позже мы узнали, что у неё никогда не было семьи, детей... Может быть, извечное, женское переносилось на нас? Но ведь таких женщин много, а такого отношения - поискать, да ещё как поискать!
   По её внешнему виду невозможно было определить, какой это замечательный человек. Немного сутулая, её лицо нельзя было отнести к числу красавиц. Скорее что-то сурово-печальное и задумчивое оставило свой след на всём её облике. Что-то среднее между лицом и ликом.
  Поначалу нам казалось, что она нарочно старается нас утомить долгими подъёмами с лыжами на плечах, подготовкой учебных склонов своими ножками. Только позже мы узнали, что адаптация к горам требует именно таких подходов, а благодаря именно такой разминке вся её группа уехала из "Терскола", не повредив ни один из своих суставов. А ведь больница в Тырныаузе, что в 40 км ниже Терскола по Баксанскому ущелью, с тех пор и поныне держит первое место по количеству гипса, употребляемого каждый зимний сезон для лечения слишком ретивых, несерьёзных, а иногда и просто неудачливых горнолыжников. Впрочем, разминка начиналась с утренней физзарядки, где фантазия Нины Сергеевны давала пищу для хорошей проработки всех суставов, на которые ляжет нагрузка именно на сегодняшних занятиях.
   Её всегда ровный тон, спокойный, негромкий говор придавали нам уверенность в самых опасных ситуациях. Особенно это запомнилось, когда мы первый раз в жизни спускались с третьего Чегета по Северной трассе. Казалось, что мы вообще не сможем закончить этот жуткий спуск, но её тихие подбадривания: "Соскальзывайте...Смелее ...Теряйте высоту..." позволяло сосредоточиться на технике спуска, отгоняя все прочие страшные мысли. И вообще, для характеристики её отношения к нам, начинающим горнолыжникам, прямо напрашивался образ курицы-наседки, непрерывно пекущейся о своих непутёвых птенцах.
  Вечерами, после отдыха она всегда находила какие-нибудь занятия для группы: показ слайдов, рассказы о селях и лавинах вперемежку с песнями и бокалом вина, прогулки по окрестностям Терскола и т.д. Позже, в своей инструкторской работе, я часто следовал её приёмам. И мне много раз на разных турбазах удавалось видеть, с каким интересом туристы идут на эти вечера. Они смотрят слайды с великолепными горными красотами, слушают о лавинах (о проф. Тушинском), о боевых действиях в горах, о снятии немецко-фашистских флагов с вершин Эльбруса (о проф. Гусеве) и о многом, многом другом.
   Нина Сергеевна всегда была готова к оказанию первой помощи, на склоне она всегда была "вооружена" большим "бананом", в котором находилось всё необходимое для оказания помощи. Она даже нас, новичков, привлекала к работам по эвакуации потерпевших со склона, как помощь спасателям. Доходило даже до курьёзов. Как-то мы, спускаясь с Чегета, уже вышли на самый крутой участок, откуда кафе "Ай" было видно внизу. Вдруг видим, что немного повыше кафе, там, где большие каменные глыбы всегда выступают из-под снега, собралось много народа, некоторые из них, сняв лыжи, что-то делают у самих камней. Нина Сергеевна попросила нас поаккуратней спускаться и быстро уехала туда, вниз. Она сразу кинулась на помощь. Однако протиснуться сквозь толпу оказалось затруднительно. Тогда она стала очень настойчиво просить пропустить её, ведь туристу нужно дать обезболивающее лекарство! И когда она протиснулась сквозь плотное скопление туристов, то увидела, что "боржоми пить уже поздно" - на камнях виднелись серо-розовые мозги, выбитые из непутёвой головы потерпевшего горнолыжника. Как потом установили, этот "ас" только что вернулся с Альп. Вечером, что называется, "нарезался", как следует, а утром, сказав, что после Альп какой-то Чегет ему нипочем, рванул вниз с самого верха. Результат не замедлил сказаться.
   Нина Сергеевна очень переживала этот случай, а мы получили ещё один урок заботы о людях. Позже мы имели возможность за десятилетия нахождения в горах убедиться, что далеко не все участники спусков, и даже инструкторы могут похвастать таким поведением. А у нашего инструктора и быть-то по-другому не могло.
   Через неделю первоначальной учёбы, Нина Сергеевна отобрала несколько человек и передала их другому инструктору, у которого обучались более продвинутые туристы. В их число попал и я. Но впечатление о моей первой учительнице было настолько велико, что в последующие годы я никак не мог вспомнить даже личность "второго" инструктора. И вообще, дальше на склоне я занимался с новым инструктором, а всё остальное время проводил со "своей" группой.
   Нина Сергеевна серьёзно готовилась к своей работе с группой ещё дома, в Москве. Зная, что на турбазе проводятся всякие мероприятия: соревнования по слалому и другим видам спорта, концерты-смотры художественной самодеятельности, выпуск стенгазеты, она с собой везла в горы всякую всячину, которая могла пригодиться группе. Там были и различные краски, гуаши, и марля для пошива костюмов, и различные призы. И ведь это всё в дополнение к нелёгкому рюкзаку с лыжами, ботинками и прочими необходимыми вещами.
   Но зато какой взрыв восторга все испытывали, когда вечером после проведения очередного соревнования не только победителям вручалась шоколадка в виде медали, например с надписью "Самому упорному слаломисту". Это значило, что турист падал на трассе много раз, но поднимался и всё-таки закончил дистанцию, даже, может быть, с последним результатом.
   На заключительном сборе нашей группы такой медалью была награждена моя жена, которая по состоянию здоровья так и не встала в тот год на лыжи, но очень помогла Нине Сергеевне и всей нашей группе при решении многих организационных вопросов. Она была, как мы говорили, "кассиром", который всюду следовал за нами, брал всем билеты на подъёмники, заказывал вино и чебуреки и пр. На её медали Нина Сергеевна под хохот присутствующих прочла надпись "Лучшему пешеходу горнолыжной группы".
   Лицо Нины Сергеевны довольно часто, особенно в моменты волнений, немного подёргивалось, говорят, что это был какой-то нервный тик. Нам, конечно, было неудобно спрашивать о его причинах. Но через несколько лет, когда моя семья хорошо познакомилась с ней, когда Нина Сергеевна посещала наш дом в Москве, она сама рассказала следующую историю.
   Во время одного из её пребываний в Приэльбрусье и работы в качестве инструктора она организовала поход-экскурсию на Приют-11 на Эльбрусе. Тогда ещё не было канатной дороги на Гарабаши, так что необходимо было не спеша топать часа два-три до Приюта. Можно себе представить, как тщательно она инструктировала всех туристов о необходимости идти "след в след" по причине многих трещин на Эльбрусе, которые заметены снегом и их не видно. Но, к сожалению, сама она должна была идти в голове колонны. И вот нашёлся один ярый фотограф-любитель, который всё-таки пренебрёг её предупреждениями и, желая получить выразительный снимок, отошёл от тропы на несколько метров. И получил... полёт в трещину глубиной несколько десятков метров. Нина Сергеевна бросилась за спасателями. Каким-то чудом, опустив веревку, они достали этого горе-фотографа. Тот потерял речь и был контужен. Оказалось, что ему повезло - он упал на снежный карниз. Туриста отправили домой (он жил в Средней Азии) в больницу. Когда речь восстановилась, он сказал, что там он был не один. С тех пор и до конца жизни у Нины Сергеевны и остался этот нервный тик. Слишком близко к сердцу воспринимала она такие происшествия.
   По карточке инструктора, которую мне удалось найти на турбазе, благодаря Белиловской Надежде, Нина Сергеевна ежегодно работала инструктором на нашей турбазе до 1976 года. В основном она любила заниматься с благодарными новичками. Мне самому впоследствии во время работы с группами было неприятно слышать, как только что научившийся кое-как спускаться турист "поучает" инструктора, начитавшись различных книг и находясь уже не в "новичковой" группе. Нина Сергеевна, ввиду особенностей своего характера, старалась избегать общения с такими снобами.
   Спустя лет 10 я случайно встретился с Ниной Сергеевной на Южных склонах Чегета, мы тепло обнялись, поговорили. Затем она попросила меня проехать вниз и после встречи внизу сказала: "Молодец! Мне тебя учить уже нечему". Это звучало мне лучшей похвалой за десятилетние усилия по овладению горными лыжами. Тогда она сообщила, что помогает здесь работе в бухгалтерии турбазы и что наградой ей служит повязка инструктора, которая обеспечивает ей половину дня бесплатное катание на подъёмнике. Вечерами она продолжает работать. Такой вот человек.
   В Москве Нина Сергеевна работала в тресте озеленения, который в том числе отвечал за своевременную смену голубых елей на Красной площади у Кремлёвской стены. Питомник с этими елями находился в Кабардино-Балкарии, так что иногда из командировки ей удавалось хоть не надолго посетить дорогие её сердцу места в Приэльбрусье.
   После ухода на пенсию Нина Сергеевна переехала в деревню Тверской области, где жили её родители - учителя. Там в силу своего характера помогала многим людям, ездила на велосипеде по окрестным селам. У неё была гипертония. Однажды, при возвращении из соседнего поселка, куда она отвозила лекарства, она упала с велосипеда и в результате гипертонического криза умерла на месте в 1993 году.
  
   В процессе поиска материалов при подготовке настоящего очерка мне удалось разыскать и познакомиться с её подругой, Пашковой Галиной Алексеевной. Она мне поведала дополнительные, неизвестные мне ранее факты биографии Нины Сергеевны.
  Во-первых, независимо от горнолыжной братии, качества её личности, конечно же, проявлялись и в её повседневной жизни. Многие её считали чуть ли не святой.
  Во-вторых, мы не знали о прошлых её занятиях альпинизмом. Меня обещали познакомить с её друзьями-альпинистами. С ними же она активно участвовала в деятельности неформального центра туризма "Поляна Внуково".
  В-третьих, Нина Сергеевна, оказывается, была сотрудницей литературного объединения в Москве и довольно регулярно публиковала свои стихи. Мне также обещано разыскать эти материалы.
  А вообще, думается, что мне в очередной раз здорово повезло в жизни, что я прикоснулся к таким настоящим людям, какой была моя первая учительница в горах.
  Пусть ей земля будет пухом!
  
  
  О ТИНАЕВЕ ВАЛЕРИИ БОРИСОВИЧЕ
  
  (ОЧЕРК КРАЙНЕ НЕОБЪЕКТИВНОГО ГОРНОЛЫЖНОГО ИНСТРУКТОРА )
  
  
   Тинаев В.Б., работавший инструктором на турбазе Министерства обороны "Терскол" в течение почти 30 лет, несомненно является одним из самых ярких, талантливых и незабываемых личностей нашей турбазы. Родился он в многодетной осетинской семье в г. Орджоникидзе (Владикавказ) незадолго до начала Великой Отечественной войны. С малых лет он грезил образом джигита, обожал оружие, коней, вообще военный образ жизни. Много раз с гордостью за свой небольшой народ вставлял в разговор замечание, что на душу населения больше всего Героев Советского Союза среди осетин. Поэтому после войны и окончания средней школы поехал поступать в военное училище в далекую Москву. С блеском поступив в училище Верховного Совета РСФСР, Тинаев стал кремлёвским курсантом. Все сессии и госэкзамены также сдавались блестяще, но на выпускном учении случилось несчастье - Тинаева контузило, и вскоре он был комиссован из рядов Вооружённых Сил. Валерий просил врачей, умолял комиссию что-нибудь придумать - рушится мечта всей его жизни, ведь он же горец - всё тщетно! Тинаев вынужден вернуться домой в Орджоникидзе. Удар судьбы был очень силён. Только характер горца позволил ему пережить такой удар, преодолеть обстоятельства и жить дальше.
   Был у Тинаева ещё один божий дар - он в школе хорошо рисовал, естественно, самоучкой. Возвратившись в Осетию, он поступает в художественное училище и, после его окончания, работает художником-декоратором в театрах г. Орджоникидзе.
   В конце 50-х годов кто-то из друзей приглашает Тинаева в Цей - ущелье, расположенное неподалеку от Орджоникидзе. Там он впервые знакомится с горными лыжами, которыми и занимается практически до конца жизни. Великолепная физическая подготовка, отличное телосложение, воинская закалка позволили Валерию быстро освоить технику спуска того времени. Вскоре он бросает театр, декорации, костюмы и переезжает в Цей, где требовались инструкторы. И пошло - занятия, группы туристов, организационные заботы и, конечно, девушки - все закрутилось вокруг Валеры, но... душа просит чего-то военного. Тинаеву не нравятся порядки в Цее, а вернее, почти полное их отсутствие. И через некоторое время им принимается долгожданное решение - Тинаев пишет заявление о желании работать в ЦВТБ (Центральной военной туристической базе, как теперь говорят) "Терскол".
   С тех пор и почти до конца своей жизни В.Б. Тинаев - бессменный инструктор "Терскола", исключая короткий перерыв работы в Цее, связанный с его горячим характером.
   В начале 70-х годов я впервые познакомился с Приэльбрусьем, горными лыжами и, конечно, с Тинаевым. Привлекла и его яркая внешность, и непрерывные фонтаны его юмора, и его экстравагантные выходки, и, главным образом, его изобразительные способности (я занимался слайдами, а у него смотрел на его работы - портреты, пейзажи). Бронзовое лицо, колоритная внешность, множество имён-прозвищ (Индеец Джо, горный орёл, горец...) - всё привлекало в нём.
   Туристы, а особенно те, кто уже раз побывали в Терсколе, буквально ломились к нему в группу. Но везло немногим: группы формировались по 20-25 человек, а на турбазе иногда удавалось размещать (видимо, только Б.Ф. Абрамову) до 600 туристов. Причина такого успеха была, конечно, не в Тинаевских методических находках при обучении или блестящей личной технике спуска - во-первых, мы ещё не могли всё оценить, а во-вторых, были инструкторы-спортсмены, с подготовкой которых трудно было спорить инструкторам "Терскола". Главная причина была в качествах личности самого Тинаева - это было незабываемое, неповторимое, очень яркое и самобытное явление. Каскад шуток, розыгрышей, царящая атмосфера радости вокруг него, горящие глаза людей. Думаю, что надо было больше привлекать его на публику, хотя "привлекать" - это не для него. Были, конечно, и иные мнения: это же шут гороховый, балагур, он без "башки" и т.д. Но это были мнения тех людей, память о которых стирается, как только перестаёшь видеть их (получил подпись, печать и пр.).
   Часто в основе его шуток лежали фундаментальные сведения из истории военного искусства, которое он великолепно знал от древности до наших дней, или глубокое знание истории, быта и нравов северокавказских народов. Например, идём с ним в старый административный корпус. На лестнице толпа народу. Он - моментально: "Что за скопление, как в битве при Фермопилах?" Потом оказывается, что дают получку, а битва эта была в Древней Греции, и т.д. Это он мне напомнил, хотя, как говорится, "академиев" не кончал.
   Необычайно обширные познания в области истории народов Кавказа сочетались в его натуре с нежным, щемящим отношением к местным обрядам и обычаям. Мне пришлось быть свидетелем во время похода вместе с Валерием в верховья ущелья Адыр- Су, как при прохождении мимо кладбища альпинистов он попросил нашу группу туристов отдохнуть несколько минут, а сам быстро взбежал на возвышенность, где в числе прочих лежал его давний друг - альпинист-балкарец. Припав на одно колено, он положил раскрытую ладонь левой руки на каменистый холмик его могилы, правую руку прижал к своему сердцу и в течение нескольких минут молча "общался" со своим другом. Вся группа, не сговариваясь, притихла, понимая всю важность происходящего и ощущая мистическую силу взаимодействия двух душ горцев.
   Тогда в составе группы была и моя жена, Тамара. Валерий, который обычно никому (а особенно женщинам) не доверял приготовление мяса для шашлыка, в знак уважения нас - его гостей, сказал: "Томочка, я надеюсь, что у тебя будет не хуже."
   В этот поход он пригласил нас специально в августе, чтобы мы повидали всю невозможную, неописуемую красоту гор, ледников, морен, лесов. Обычно же мы, кроме окрестностей Чегета и очередей у подъёмников, мало что видели. А в этот раз Валерий попросился у начальников в течение некоторого времени побыть в нашем приюте в ущелье Адыр-Су в качестве смотрителя или хозяина. На самом деле он писал там маслом окрестные пейзажи. Я тоже привёз оттуда множество ярких, неповторимо прекрасных цветных слайдов.
  Были и контрасты в его непростой душе. Несколько лет Тинаев жил в гражданском браке с одной прекрасной женщиной, киевлянкой Ольгой, которая бросила в Киеве работу, квартиру, мужа и, взяв с собой дочь, переехала жить к любимому человеку. В Терсколе Ольга окончила нашу школу инструкторов (как горнолыжных, так и пешеходных), была очень нежное, лиричное создание. И вдруг мы узнаём, что на одной вечеринке в ресторане Валера учинил дебош и ударил Ольгу за якобы вольное её поведение в танце с каким-то молодым человеком. На мои сетования по этому вопросу Тинаев ответил: "Я интеллигентный горец, но, во-первых, я горец." Конечно, после этого их отношения прекратились.
  В последний период жизни судьба подарила ему законную жену, Риту, и двух прекрасных сыновей. Валерий нежно заботился об их здоровье, воспитывал в своём духе. В связи с этим вспоминаются два случая.
   Первый случай связан с бытовыми условиями жизни постоянного состава сотрудников турбазы. Тинаевы получили квартиру в пятиэтажном доме, и заботливый отец быстро утеплил лоджию, застеклив её. К нему приходит замполит и говорит, что своим изделием он "испортил весь интерьер здания". Он сам был неграмотен, да ещё не знал, кто такой Тинаев. В результате получает ответ Тинаева: "Во-первых, мои окна и лоджия выходят не на ул. Горького, а на Северный выкат Чегета. Во-вторых, у меня два маленьких пацана, и им холодно. А в-третьих, я тогда всё начну переделывать, когда ты начнёшь отличать экстерьер от интерьера, а также экстерьер от фокстерьера!"
   Второй случай касается неуемной любви Тинаева к оружию. Он накупил своим ребятам горы пластмассовых автоматов, сабель, пистолетов и пр. И в один приезд довольно известного фоторепортёра центральной газеты он попросил сделать фото своих ребят, обвешанных оружием так, что были видны одни глаза. А если, сказал затем Тинаев, будешь публиковать эти снимки, подпиши: "Хотят ли русские войны?"
   По его просьбе Тинаевых перевели в турбазу МО "Кичкине" в районе Ялты. Но долго он там не прожил. Вскоре мы узнали о его преждевременной кончине в результате сердечного приступа. Мне приходилось читать, что наши посещения гор в основном благоприятно воздействуют на здоровье, многократные поездки - тем более. А вот для жителей гор поездки на равнину - неблагоприятны, а в некоторых случаях, особенно при переезде на постоянное жительство, - смертельно опасны.
   Так случилось с дорогим нашим Валерой.
  Однако в наших душах он всегда останется весёлым, заядлым любителем розыгрыша, даже конструктором новых слов. Многие помнят его знаменитое название коллективных восхождений на Эльбрус, которые далеко не всегда были хорошо организованы и экипированы. Именно такие мероприятия он называл броским словом: "КАБАРДАКИАДА".
   И многое можно ещё вспоминать. Ведь это большой кусок нашей жизни!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ОДНО ИЗ ЧУДЕС ПРИЭЛЬБРУСЬЯ
  
  ( ЧУДО "ТЕРСКОЛА" )
  
   В горах я бываю уже четвёртый десяток лет. Являюсь горнолыжным инструктором, судьей по горнолыжному спорту и просто страстным любителем гор и горных лыж. В Советском Союзе успел побывать (неоднократно и не в одном месте) в Хибинах, Карпатах, на Кавказе, в Тяньшане, на Сахалине. За последние десять лет удалось посетить Францию, Австрию и Словакию. В каждом месте приходилось бывать в разных турбазах, отелях и местах. Говорю об этом лишь для того, чтобы с достаточно большой уверенностью заявить:
  
  Турбаза МО "Терскол" является единственным местом в мире,
  где проводились "Вечера горной поэзии и музыки".
  
   С такой же большой уверенностью могу сказать, что автором и бессменным организатором и руководителем этих воистину неповторимых, очаровательных "Вечеров..." была заведующая библиотекой нашей турбазы, несравненная Евгения Павловна Творилова.
  "Вечера..." готовились около двух недель (сразу после заезда туристов) с привлечением инструкторов турбазы и каждого туриста в отдельности. В холле и в библиотеке висели объявления с призывами участвовать в этом мероприятии.
   Конечно, само возникновение идеи организации таких вечеров восходит к песням у костров истинных туристов, к фестивалям бардов, например в Жигулях, или праздников песни (как в Таллине). Вообще, как мне кажется, эта идея идет от привычки советских людей сообща проводить время. А если уж заглянуть в глубь веков, то эта идея восходит к соборности древних христиан. Поэтому в насквозь индивидуализированном Западе таких явлений, наверное, в принципе нигде не найти.
   Проводились "Вечера..." исключительно в библиотеке турбазы. После ужина туристы валом шли в библиотеку. Рассаживались не только на стульях и в креслах, но и на подоконниках, на полу, а позже и на ступенях, ведущих на второй этаж библиотеки. В назначенное время двери библиотеки закрывались, зажигалось много свечей, выключалось электричество, и чудо "Терскола" начиналось. После непродолжительной паузы, связанной с нашей вознёй, когда устанавливалась абсолютная тишина, Евгения Павловна незаметно включала стереофонический проигрыватель, ставила пластинку, и пространство наполняли божественные звуки мелодии Глюка из оперы "Орфей и Эвридика". Читатель здесь должен представить себя в этом, очень нестандартном зале библиотеки, где наряду с табельной мебелью было множество поделок из корней, камней и других местных материалов, подаренных библиотеке. При свете горящих свечей с многолетними разноцветными наплывами всё это создавало романтическое настроение и ожидание чего-то необыкновенного.
  Через некоторое время громкость звучания уменьшалась, и на фоне негромкой музыки начинался монолог "хозяйки" Приэльбрусья, Баксанской долины - нашей дорогой Евгении Павловны: " Седой Эльбрус приветствует вас..." Далее в течение трёх-четырёх минут притихшие туристы слушали настоящую "Оду" горам, рекам, людям, живущим в этом краю, призывы беречь природу этого неповторимого края, уважать обычаи местных народов. Надобно здесь добавить, что созданию эмоционального высочайшего напряжения, которое прямо ощущалось физически, в немалой степени способствовал внешний вид и голос хозяйки вечера. Благородная внешность, бронзовый цвет лица, который великолепно гармонировал с седыми, красивыми волосами, чуть подкрашенными в сиреневый тон. Красивый, звучный голос в нижнем регистре. Прямая ассоциация с Хозяйкой медной горы.
   К сожалению, у меня не сохранился текст Евгении Павловны для вступления к таким вечерам, но, несомненно, он достоин памяти и воспроизведения в любом виде. Слёзы волнения появлялись не на одном лице во время этого действа.
   "Вечера..." всегда включали в себя два отделения: первое - состояло из выступлений, посвященных исключительно горной или горнолыжной тематике; второе - представляло собой сплошной винегрет или сборную "солянку" из тем выступлений. Фактически это был сборник самых различных номеров - и рассказы, и анекдоты, и песни не только о горах, были и Омар Хайам, и Юрий Визбор, и Никитин, и воспоминания о лавинах и селяхне раз наводившие ужас на местных жителей и туристов.
   Формы выступлений участников были самые разнообразные. Это и пьесы, исполняемые на различных музыкальных инструментах (фортепиано, гитара, реже - флейта, домра и пр.). Это и различные вокальные номера (песни, романсы, оды, арии, пародии и пр.). Это и различные формы поэтических произведений (стихи, басни, баллады и пр.). Это, наконец, и чтение прозы, также самых различных жанров. Понятно, что подготовить и провести такой вечер очень не просто. Ведь люди и их подготовка совершенно разные (от профессионалов до дворовых любителей побренчать), реакция зала - тоже. Но обаяние Евгении Павловны, её проникновенные вкрадчивые интонации, своеобразная "твёрдая мягкость" позволяли ненавязчиво управлять всей этой круговертью.
   Номера выступлений, которые были подготовлены заранее, объявляла сама Евгения Павловна. Выступления, возникавшие экспромтом на протяжении всего вечера, объявляли сами исполнители. Естественно, что старания Евгении Павловны были направлены на то, чтобы первое отделение было подготовлено заранее целиком, а второе - как получится, там уже вполне допускалась импровизация. Иногда, когда знакомую песню, часто туристскую, запевала небольшая группа исполнителей, к ней постепенно подтягивалась всё большее количество туристов, так что заканчивали такую песню хором из всех присутствующих
   Как правило, выступления были сольные, но иногда мы слушали дуэты, а иногда даже инструментальные. Помню, как однажды нам с Пляцедевским Игорем Анатольевичем, ещё одним большим любителем горных лыж, Евгения Павловна посетовала о том, что на турбазе отдыхают двое пианистов, исполняющих дуэтом джазовую и просто легкую музыку. Они могли бы выступить на вечере, но нужно как минимум два инструмента, настроенных в унисон. Настройщика, конечно, и в помине нет. Я немного занимался настройкой, как любитель, но мне нужен настроечный ключ. Пляцедевский загорелся: "Давай узнаем в гараже турбазы, может, что-нибудь смогут!" Мы сняли слепок с колков инструментов (к тому времени в библиотеке стояли рояль и пианино), с помощью сварщика состряпали что-то вроде ключа, настроили оба инструмента в унисон, так, что очередной вечер с участием дуэта пианистов прошёл на высшем уровне.
   В стихотворном жанре, кроме желающих туристов, как в первом, так и во втором отделенияи всегда, со дня начала работы на турбазе выступал старший инструктор турбазы Владимир Львович Белиловский. Обычно он читал свои очень своеобразные стихи и о горах, и о космических связях и влияниях, были стихи-басни, лирика и, конечно, стихи о горных лыжах. Дома у него со временем стихов накопилось уже не на одну книгу. В подготовке первой из его книг "А горы освещают путь душе" мне пришлось непосредственно участвовать. Но в связи с "Вечерами..." вспоминается один эпизод. После очередного выступления В.Л. Белиловского нас, инструкторов турбазы, заинтересовало одно его стихотворение, посвященное горным лыжам. Его идея была блестящей, но нам хотелось добавить свои ощущения, внести свои чувства, своё видение проблемы горные лыжи и любители гор. После этого "Вечера..." мы попросили у автора это стихотворение, в одном из номеров турбазы состоялся ещё один вечер, как говорится, "за рюмкой чая". Результатом этих двух вечеров - турбазовского и инструкторского - явилось новое произведение о горных лыжах, которое даже автору понравилось больше, чем первоначальный вариант. Поэтому ниже приводится текст нашего общего детища.
  
  ОДА ГОРНЫМ ЛЫЖАМ
  Спряженье истин... сопряженье поворотов,
  Ликующая сила виража.
  Вновь лыжи, словно предвкушая что-то,
   Поют, от напряжения дрожа.
  
   Упругих, гибких лент заманчивые дуги,
   Со склоном мы сливаемся в дуэт,
   Манит лавинный спуск на дальнем юге,
   Оргáном к небесам возносится Чегет.
  
   Вздыхают гулом трепетным лавины -
  По ним идёт артиллерийская пальба.
  Сверкающие склоны не повинны,
  Что так любовь безудержно слепа.
  
  Изящество и элегантность спуска,
  Пленительный, как мир, S-поворот,
  Владенье телом,... разве перечислишь,
  Что нас с тобой сюда влечет.
  
  Сверкающий мираж врезаю в тень я,
  И сладкий сердца стон зовёт... гони!
  О нет, не слепота в горах, а ослепленье,
  Которое прозрению сродни.
  
   Группа инструкторов ТМО "Терскол"
  
   "Вечера..." традиционно заканчивались песней "Лыжи у печки стоят", исполняемой всеми участниками, и теплыми, душевными напутствиями хозяйки, Евгении Павловны, которые также высказывались в стихотворной форме. Точно воспроизвести её слова я не в состоянии, но это было что-то в таком духе:
   Мы с вами весело попели, поиграли,
   Теперь пора вам хорошенько отдохнуть.
  
   К великому сожалению, многое постепенно скрывается за далью прожитых лет, многого мы уже не помним. У меня до сих пор досадное чувство: как же я, фотолюбитель, имеющий не одну сотню кадров Приэльбрусья, не сделал ни одного кадра автора "Чуда Приэльбрусья", всеми нами любимой Евгении Павловны.
   Яркие, незабываемые эмоциональные переживания, неповторимые, одухотворённые теплом любви к горам и людям "Вечера горной поэзии и музыки", а также образ их автора, Евгении Павловны Твориловой, навсегда унесли в своих сердцах тысячи и тысячи благодарных туристов турбазы Министерства обороны "Терскол".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ШКОЛА ГОРНОЛЫЖНЫХ ИНСТРУКТОРОВ
   НА ТУРБАЗЕ МО "ТЕРСКОЛ"
  
   Честно говоря, этот материал относится только к школе 1989 года, последней школе перед кончиной Советского Союза, после которой не только исчезло понятие школы инструкторов ЦСКА, но исчез и сам институт инструкторов в том виде, в каком он был в советское время. Надеюсь, что вообще о школе инструкторов при турбазе ЦСКА за интервал времени порядка 20 лет напишет кто-нибудь из её корифеев, например всеми нами уважаемый Степанов Анатолий Викторович.
  
   В первые годы освоения мною горных лыж (начало 70-х годов) мы часто ездили "окучивать" склоны в Крылатском. Иногда мы видели довольно большую группу горнолыжников, стоящую на верхушке холма, а затем выполняющую один за другим какие-то завитушки на склоне. Позже удалось выяснить, что таким образом происходят отборочные испытания для зачисления счастливчиков в школу инструкторов, которая проходит на турбазе Министерства обороны "Терскол". Ещё позже мы узнали, что руководит этой школой Каргин Валентин Иванович, а начальник учебной части или методист был в то время Гантман Б.И.
  
   ... Прошло свыше 15 лет самостоятельного пути к высотам горнолыжной техники, и мною овладело страстное желание окончить эту школу. К тому времени я не только самостоятельно совершенствовался, как горнолыжник, но и несколько лет занимался судейством горнолыжных соревнований, был членом судейской коллегии ЦСКА по горным лыжам.
  В начале 1989 года я выяснил, что в этом году школу инструкторов в "Терсколе" будет проводить Степанов Анатолий Викторович. Вскоре я познакомился с ним в управлении Минобороны по туризму и экскурсиям. Его, как ответственного за качественное обучение, смутило в моей кандидатуре только одно обстоятельство: мой возраст. К тому моменту я уже разменял "полтинник". Но, когда я сказал, что буду на сборах школы за счёт своего отпуска, по своей путевке и при необходимости сразу покину школу, он согласился на то, чтобы я поучаствовал на приёмных экзаменах (на "смотринах", как называли это мероприятие).
  
  Экзамены проводились в пос. Ильинском, которое находится в нескольких километров от ст. Яхрома Савёловского направления. Я приехал на место проведения испытаний абитуриентов задолго до назначенного срока. Быстро нашел предполагаемое место, на котором, вероятнее всего, мы будем выполнять всякие задания. Увидел, что склон после снегопада (а дело было в будний день) не утоптан. По своей судейской привычке я стал приводить его в порядок: вытоптал склон шириной около 10 метров и длиной около 20 метров. Несколько раз загладил его, используя соскальзывания различного вида (основной приём судей при подготовке трасс). И тут увидел Степанова, спускающегося ко мне. Он очень удивился моей самодеятельности, узнал кратко про мои судейские привычки, и было видно, что остался доволен. К этому времени стали подтягиваться остальные абитуриенты. Здесь надо подчеркнуть, что люди приезжали из разных городов, в основном европейской части страны, и многие сразу после экзаменов, в этот же вечер должны были быстро попасть на свои поезда, чтобы возвратиться к себе домой.
  
   И вот строй участников стоит на склоне. Анатолий Викторович проверяет по списку присутствующих и доводит до нас программу испытаний. Экзамены включают выполнение различных упражнений каждым участником. На первом склоне были задания на различные типы соскальзывания (прямые, косые, скругленные), на "попадания" в ворота из различных исходных положений, а также на выполнение различных видов поворотов (плуг, упор и параллельные лыжи). Затем мы перешли на другой склон, где выполняли упражнения не столько на технику поворотов, сколько на умение преодолевать различные препятствия: движение по целине, прямой спуск, а также спуск, имеющий небольшой трамплин примерно посередине склона. За каждое упражнение Степанов выставлял оценки, так что к концу испытаний у него были совершенно объективные данные для того, чтобы оставить столько школяров, сколько было нужно по условиям финансирования школы.
   Надо сказать, что в основном у меня получались хорошие оценки по всем упражнениям, но на трамплине - чего я никак не ожидал - я, что называется, запоролся в буквальном смысле слова. После отрыва от трамплина меня стало вращать вперёд вокруг центра тяжести, и я под хохот сдающих "приснежился" прямо физиономией в сугроб. Выбравшись, я подъехал к Степанову с просьбой пересдать это упражнение, но он сказал: "Тебе что, мало 4 баллов?" Я спросил: "А за что такой бал, ведь я нырнул, как при прыжках с вышки в воду?" Он сказал: "Зато вылет был хоть куда!"
  
   Испытания закончились уже где-то к вечеру. Анатолий Викторович пригласил всех в маленький вагончик, стоящий прямо на склоне. Там было тепло, уютно и совершенно неожиданно нас ждал большущий самовар.
   Горячий и вкусный, как нам показалось, чай с сушками оказался как нельзя кстати после всех треволнений, которые выпали нам в тот день. Тогда это было просто душевно и хорошо. Позже, спустя несколько лет, мы поняли, что это был особый методический приём мудрого Степанова. Созданная им обстановка как нельзя лучше располагала уставших от напряжения людей к задушевной беседе, которая и началась вскоре после некоторой суеты, связанной с рассаживанием и обменом впечатлениями от пережитого. А беседа эта, по замыслу Степанова, имела немаловажное значение, так как на ней предполагалось выяснить, какая личность будет учиться в школе, а затем учить туристов, что сможет выпускник дать людям, кроме техники горнолыжного спуска.
   Действительно, после оглашения среднего балла каждого абитуриента, полученного на "смотринах", началась теплая, домашняя беседа. Каждому из нас задавались совершенно неожиданные вопросы. Казалась даже, что вопросы Степанова не относятся напрямую к школе. В памяти остались лишь некоторые из массы вопросов: на каком инструменте можете играть; какие песни, в том числе из туристического репертуара, знаете; каким спортом, кроме горных лыж, занимаетесь; что можете предложить туристам в часы отдыха и т.д. В результате наших ответов у Степанова в тетрадке появлялись различные значки, т.е. накапливалась объективная многоаспектная информация для принятия решения о зачислении того или иного абитуриента в школу.
   Надо сказать, что результаты этого этапа "испытаний" для меня лично окончились очень неплохо. Дело в том, что к этому моменту у меня был солидный стаж нахождения в горах (более 15 лет) и много информации по этой тематике. Во-первых, я играл на двух инструментах - фортепиано и баяне. Во-вторых, у меня были отличные слайды по всему Приэльбрусью, снятые в различные годы и в разных местах. В-третьих, я был знаком лично с Александром Михайловичем Гусевым, снявшим гитлеровские флаги с вершины Эльбруса, и мне было что рассказать, в-четвертых, я многое слышал от профессора Тушинского о лавинах и т.д. Так или иначе, но спустя некоторое время я был приглашён на беседу в Управление МО по туризму и экскурсиям. Мне сообщили о зачислении в школу инструкторов и предложили стать старшим школы инструкторов. Как я понял, эта должность была чем-то вроде помощника Степанова. Я многие годы посещал нашу турбазу, знал многие особенности хозяйства турбазы, её администрацию и многих инструкторов. Поэтому, после недолгого раздумья я согласился с этим неожиданным для меня предложением.
   Школа должна была проводиться в апреле, т.к. в это время всегда был спад туристического бума, и турбазе легче было уделять внимание школе инструкторов. К началу учебы все "школяры" съехались в Приэльбрусье, и моя мечта стала реально осуществляться
  
   Организационно школа состояла из преподавательского состава и учебных групп. Преподаватели были в основном бывшие ученики Степанова. Они проводили все практические занятия на склонах горы Чегет. Сам Степанов читал нам теорию, т.е. методические материалы по практическому обучению туристов. Причём для каждого изучаемого элемента у Степанова был готов свой подход. Сначала он рекомендовал некоторые подготовительные упражнения, а затем - переход к изучению и отработке самого элемента. У большинства из нас до сих пор хранятся конспекты лекций Степанова. Но изданы они в виде пособия по изучению горнолыжной техники или нет, мне неизвестно. Между тем, несмотря на некоторые нововведения, связанные с появлением так называемых карвинговых лыж, основные методические приёмы вряд ли претерпели существенные изменения. Было бы неплохо в юбилейный год турбазы выпустить пособие Степанова для изучения горнолыжной техники.
   Все ученики были разбиты на пять учебных групп, по 12-15 человек в каждой группе. Четыре группы были составлены из обычных абитуриентов, а пятая - из инструкторов пешеходных групп турбазы МО "Красная Поляна". Для них обучение в школе составляло дополнительные трудности. Дело в том, что ученики "обычных" четырёх групп катались неплохо, а некоторые даже очень хорошо. А "краснополянцам" за тот же период обучения нужно было, во-первых, научиться кататься, а во-вторых, научиться учить кататься.
  
   Замысел командования Управлении МО по туризму и экскурсиям в то время состоял в том, чтобы с зимнего сезона 1989-1990 гг. турбазу "Красная Поляна" превратить в турбазу с горнолыжным отдыхом, как и "Терскол". Отсюда для сотрудников "Красной Поляны" и возникли такие накладки.
  
   Несколько слов о распорядке каждого учебного дня в школе.
  Подъём школы, как и у всей турбазы в то время, был в 6.45. Короткая самостоятельная физзарядка и в 7.45 - завтрак. В 8.00 - построение школы, доклады старших групп о готовности групп к занятиям и доклад старшего школы начальнику школы Степанову о готовности школы к выезду. Краткое обсуждение неотложных задач, посадка в автобус и выезд, как правило, на Чегетскую поляну с последующим подъёмом на гору Чегет. Далее, до 14.30 каждая группа занималась со своим преподавателем, начиная с 3-го Чегета (высота более 3000 м над уровнем моря), и позже - по всем склонам, в соответствии с темой занятий и пристрастиями преподавателей. Обед школы начинался в 15.00, иногда чуть позже. Короткий отдых и в 17.00 - начало теоретических занятий, где, кроме основного предмета - методики обучения, были также лекции по оказанию первой помощи на склоне, правилам поведения в лавинах и организации спасательных работ, по проведению некоторых видов массажа. Занятия состояли из двух пар лекций с перерывом на ужин. После окончания второй пары занятий, где-то около 21.00, для нас было организовано посещение бассейна, а в 23.00 - отбой, как и у всей турбазы.
  
   Несмотря на сверхплотный и насыщенный всякими нагрузками рабочий день, "школяры" находили время и для шуток, и для вечеринок, и даже для празднования 50-летия нашего любимого мэтра Степанова. Были шутки и в процессе учёбы на склоне. Так перед одним из занятий Степанов поставил задачу: показать группе, как спускается "чайник". Это оказалось не так просто, фактически это должно походить на кривлянье на канате искусного клоуна-канатоходца. После нескольких наших попыток Степанов сказал: "Это всё слабо. Смотрите, как это должно быть!" И такое выкинул, что у всех животы разболелись от хохота. Кто-то попросил, чтобы он повторил для съёмок на видеокамеру, но Степанов категорически отказался.
  
   В целом школа инструкторов при турбазе "Терскол" была ценнейшей кузницей инструкторских кадров, что признают даже наши конкуренты - инструкторы школы Ремезова Л.И. Выпускники школы 1989 г., к тому же явились основной командой для постановки и решения на турбазе "Красная Поляна" всех вопросов, связанных с обучением туристов технике горнолыжного спуска. Это было сделано по просьбе начальника Управления МО по туризму и экскурсиям генерал-майора Дарьина М.И.
  
  
  
  
  
  
  
  
  ОБЕСПЕЧЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ
  ТУРИСТОВ НА ТУРБАЗЕ "ТЕРСКОЛ"
  
   В наш своеобразный век название очерка может вызвать у читателя современные "террористические" ассоциации. Но в то "тоталитарное" время, о котором, в общем-то, и пойдет речь, в горах преобладала госпожа Романтика, и внимание обращали только на объективные опасности для туристов, которые будут существовать всегда. Эти опасности подстерегают Человека вообще и Туриста в частности лишь по мере его продвижении в горные районы.
   К этим опасностям, прежде всего, относятся следующие факторы: высота пребывания над уровнем моря, лавины, или так называемая, "белая смерть" и грязекаменные потоки, или сели. Рамки очерка не позволяют давать обширную характеристику этих опасностей и их влияние на здоровье, и безопасность туристов. Здесь приводятся лишь некоторые воспоминания, связанные с деятельностью администрации турбазы "Терскол" в этих направлениях.
   Восходители прекрасно знают, что означает термин "горняшка". На высотах катания в Приэльбрусье (2100-3800 м) эта болезнь не очень явно выражена, но решение задачи обеспечения безопасности туристов от влияния высоты осложнено тем, что тысячи туристов практически полностью не подготовлены к высокогорью, а обеспечить возможность катания требуется максимальному количеству людей.
   Работа турбазы по решению этой задачи начиналась со дня заезда. Туристы в обязательном порядке беседовали с врачом, проходили медосмотр и измеряли давление. Уже здесь определялась возможность занятий на склонах или выдавалась рекомендация (читай - распоряжение) походить денёк-другой без лыж. В первый же день пребывания на турбазе (высота порядка 2200 м) проводилась вступительная беседа, на которой рассказывалось, как облегчить и сократить период адаптации к физическим нагрузкам на высоте. В течение всего пребывания инструктор (особенно до 1991 года) подбирал специальные упражнения на утренней физзарядке, а также осуществлял наблюдение за состоянием здоровья туристов на склоне. В случае недомогания туриста, спасатели быстро эвакуировали его со склона в долину, а при необходимости - в больницу г. Терныауза.
   К приёмам, способствующим повышению безопасности на склоне, безусловно, надо отнести такие мероприятия, проводимые только на "нашей" турбазе, как проверка состояния горнолыжного оборудования перед началом занятий, а также "смотрины", проводимые уже на склоне, в первый день катания. Действительно, часто мнение самого туриста об уровне его катания не совпадает с действительностью. "Смотрины" снимают все неясности в этом вопросе, и группы формируются с минимальным разбросом горнолыжного мастерства туристов. А это обеспечивает компактность спусков всей группы и существенно облегчает контроль за состоянием всех туристов группы со стороны инструктора.
   Значительно больше опасности для горнолыжников представляют снежные лавины. В Приэльбрусье (от пос. Нейтрино до поляны Азау с учётом ущелья Адыл-Су) специалисты насчитывают 84 лавинных очага. Из них в разные годы зреют и сходят 91 лавина, из которых обстрелу подлежат 54, т.е. около 60% лавин Приэльбрусья. Подразделения по активной борьбе с лавинами каждый сезон искусственно обрушивают около 100 лавин с суммарным объёмом снега порядка 1 млн. м.3, используя взрывчатку, а чаще зенитные орудия и снаряды со специальными зарядами.
  Весь коллектив работников турбазы "Терскол" всегда очень хорошо понимал опасность, которую несут снежные лавины. Разъяснение возможных масштабов этой опасности, коварства поведения лавин начиналось на турбазе прямо со вступительной беседы. Со всем свойственным ему мастерством старший инструктор турбазы В.Л. Белиловский рассказывал о "белой смерти". Это даже трудно было назвать беседой - это был театр одного актера. Приводились живые примеры того, к чему приводят беспечность, неисполнительность, расхлябанность, надежда на "авось".
  В течение нескольких дней инструкторы рассказывали о способах движения на лыжах, когда лавина только-только начала сход со склона, о правилах действий на склоне в случаях, когда становится ясно, что от лавины уйти не удастся, о правилах поведения при попадании в лавины. Каждая группа знала, что и как необходимо делать, чтобы быстрее спасти, помочь откопать товарища, попавшего в лавину. Мне приходилось участвовать в подобном мероприятии, и я между неистовым копанием снега лыжей видел, как инструкторы и спасатели умело организуют работы по откапыванию людей силами самих туристов. Тогда мы успешно извлекли ребенка лет 13-15, который был засыпан небольшой лавиной.
  Важной мерой по обеспечению безопасности горнолыжников во все прежние годы было требование командования турбазы о проведении занятий исключительно в составе группы. В те годы каждый горнолыжник на склоне знал, что в случае обнаружения спасателями нарушения у него могут отнять и поломать лыжи, могут избить прямо на склоне. А официально могут написать бумагу начальнику турбазы с ходатайством о немедленном отчислении с турбазы, высылке из Баксанской долины и сообщении на работу (службу) о хулиганском поведении на склоне, которое может повлечь увечья и гибель не только нарушителя, но и членов спасательной группы, что и бывало не раз.
  Командование турбазы регулярно приглашало ведущих специалистов страны по лавинам. Мне несколько раз удалось послушать отечественного мэтра по лавинам профессора Г.К. Тушинского. Его яркая образная речь, океан его знаний о лавинах на всех континентах Земли, обилие цветных слайдов, показываемых на большом киноэкране, рассказы о знаменитом американском лавинщике Монти Отуотере, о невероятных случаях выживания людей под лавинами - всё это оставляло яркие, неизгладимые впечатления на всю жизнь.
  Непрерывное воспитание почтительного отношения к горам вообще и к снежным лавинам, в частности проводилось в течение всего периода пребывания на турбазе. Практически в каждом заезде турбазой организовывались экскурсии на поляну Азау в музей Г.К. Тушинского, где собрано много материалов как о последствиях лавин, так и о жизни и творчестве самого проф. Г.К. Тушинского. Мне довелось быть знакомым уже с учеником Тушинского (кажется, Каримовым), который на материалах о поведении лавин в районе Эльбруса защитил кандидатскую диссертацию, а через некоторое время, показывая американским коллегам районы исследования лавин, погиб вместе с ними под внезапно сошедшей прямо на них снежной лавиной.
   Самому мне, прямо надо сказать, все годы везло в отношении лавин: я несколько раз приезжал в Терскол после схода лавин и заставал прекрасное катание при малом количестве народа. В Домбае я был участником откапывания "канатки" с Русской поляны, и снова после схода грандиозной лавины. А один раз, приехав на нашу турбазу после лавины "века", даже слышал рассказы ещё не уехавших очевидцев о спасении людей (как наших, так и иностранцев). Причём самое активное участие в доставании людей из-под мокрого снега после перекрытия русла реки и опрокидывания автобуса принимал бывший в то время начальником турбазы "Терскол" В.Н. Самодуров. Он, по рассказам очевидцев, раздевался догола, нырял в ледяную воду, доставал людей, передавал их спасателям и снова нырял. Потом его растирали и отпаивали спиртом, укутывали в овечьи тулупы и увозили на турбазу. Так мы узнали, что Самодуров мог быть не только заядлым борцом за неукоснительное выполнение распорядка дня на турбазе, но и геройским спасателем, действующим решительно, не жалея живота своего. Мы были очень горды за своего начальника и в целом за нашу турбазу.
   Ещё одно воспоминание, связанное с лавинами в Приэльбрусье и нашей турбазой. В одну очень снежную зиму мы, выйдя в Минеральных Водах из поезда, увидели массу народа, по виду горнолыжников, которые осаждали кассы, пытаясь уехать в Москву. На наши недоумённые вопросы они хором отвечали: "А вам не сказали, что всё Баксанское ущелье эвакуируют, ввиду очень опасной лавинной ситуации?" Мы в шоке, но решили всё же дождаться турбазовского автобуса и выяснить всё у наших людей окончательно. В середине дня узнаём: информация точная, но не полная. Действительно, все турбазы эвакуированы, за исключением турбазы Министерства обороны "Терскол". Командование турбазы сумело доказать местной контрольно-спасательной службе, а также командованию Управления по туризму и экскурсиям в Москве, что, ввиду чрезвычайно высоких требований со стороны администрации и инструкторов, 100%-ной дисциплины туристов, организованности и профессиональной, высококлассной работы инструкторского состава, никакой эвакуации туристов из военной турбазы не требуется. Безопасность туристов обеспечена полностью. При возникновении возможности занятия будут продолжены. А пока все туристы находятся в закрытой на ключ гостинице, выданы сухие пайки, турбаза переведена на автономное энергоснабжение. Мы выехали с привокзальной площади, глядя на толпы людей, уезжающих по домам, и в сердце каждого разливалась гордость за НАШУ турбазу...
   Многократные свидетельства бесчинств, творимых необузданными силами снежных лавин, вызвали у меня желание что-то поправить, что-то придумать такое, чтобы минимизировать не только ущерб для отдыха, а следовательно и для туристических компаний, но и ущербы для строителей дорог, линий электропередач и многого другого. В то время я работал в научном Центре Генерального штаба. В поле моего зрения был не только военный потенциал страны, но и весь потенциал оборонной промышленности. Зародилась идея - поставить науку, промышленность, а также силы и средства Минобороны на мирные нужды. Мне удалось разработать довольно обширную "Программу противолавинной борьбы", которая включала ряд НИОКРов (научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ) по разработке дистанционных датчиков с передающими устройствами характеристик снега по всей глубине снежного покрова. В состав Программы входили также работы по созданию региональных центров получения, систематизации информации о состоянии лавин, разработке методик прогнозирования схода лавин и, наконец, выработка в Едином центре противолавинной борьбы целеуказаний на применение активных средств борьбы против стихии природы. В состав же активных средств борьбы включались, кроме традиционных, авиация, в том числе дальняя, артиллерия (зенитки, миномёты и различные взрывные устройства), а также применение инженерных войск. Но прежде чем пустить эту программу по бюрократическому кругу утверждений и согласований, необходимо было составить для всех разработчиков атласы лавин всей страны. Опять помог случай - несколько ранее со мной служил в военном институте Анатолий Слёзкин, который оказался зятем профессора МГУ Гусева Александра Михайловича.
  Проф.А.М. Гусев известен не только многочисленными трудами по проблемам, связанным с гидрометеорологией. Широкая читательская аудитория знает его многие большие и малые интересные книги о научных экспедициях (например, "От Арктики до Антарктиды"). Известен он и как заядлый горнолыжник. В годы Великой Отечественной войны он участвовал в боевых действиях на Кавказе и возглавлял группу альпинистов, которая сняла фашистские флаги с Эльбруса в феврале 1942 года. Вот с каким человеком мне выпало счастье познакомиться и общаться практически до конца его жизни. Кстати, в те годы, в середине февраля, каждому заезду показывали хронику 1942 г., где момент снятия флага отснят оператором в невыносимо трудных условиях.
  А.М. Гусев, познакомившись с набросками Программы, быстро сказал, что тебе, конечно, поможет Мишка, я ему позвоню. Как оказалось позже, Мишка, бывший ученик. А.М. Гусева, в то время возглавлял Институт географии АН СССР, был членом-корреспондентом АН СССР и т.д.
  Многие люди помогали мне оттачивать программу, наконец, её завизировал Зампредсовмина Смирнов, и она попала на стол к Маршалу Советского Союза С.Ф. Ахромееву. И здесь, в родных пенатах, Программа, как говорят, отдала богу душу. Как мне передали из Секретариата, С.Ф. Ахромеев сказал: "Ещё не хватало, чтоб какой-то Гидрометеоцентр командовал Министерством обороны!" Не хочется в это верить. Думаю, что это произошло из-за узости мышления людей, подготавливающих такое мнение, но такое было.
  
   В заключение несколько слов о селевых потоках. Надо сказать, что вся Кабардино-Балкария, похоже, привыкла, что ежегодно выше Тырныауза сходят многочисленные сели.
  Каждый год в период наступления жары, а также весной - в период таяния снегов и ледников, селевые потоки устремляются в Баксанское ущелье. Особенно грозными они становятся, когда потепление сопровождается проливными дождями. Тогда почва на крутых склонах становится подвижной и, увлекая за собой огромные камни, устремляется вниз...
   Селевые потоки не влияют на безопасность туристов турбазы "Терскол" во время пребывания на базе и катания на склонах, но при движении на турбазу и с турбазы - влияние их бывает катастрофически велико. Сам не однажды попадал под селевые потоки.
  Чаще это происходит при спуске в долины. Командование турбазы немедленно оповещается об этом, на место высылаются БТРы или подобные мощные вездеходы, налаживается связь с администрацией г. Тырныауза, предпринимаются все меры для того, чтобы туристы во-время или с небольшими опозданиями прибыли в Минводы к своим рейсам. В те далекие уже теперь годы начальник турбазы обычно был депутатом Верховного Совета Кабардино-Балкарии с соответствующими полномочиями. Мне довелось побывать в крупном селевом потоке, и я видел, как начальник турбазы (тогда им был В.Н. Самодуров), прибыв лично на участок селевого потока, попробовал эвакуировать застрявших в автобусе туристов. Но при подходе к автобусу камнем в селевом потоке порвало трак гусеницы, БТР застрял. Однако с помощью досок с БТРа был наведён мост, по которому сначала туристы перебрались на БТР, а затем - на сухое место дороги. Сам начальник нашёл выше дороги камни, по которым можно было обойти селевой поток. Перейдя его, он развернул какую-то машину в сторону Тырныауза и, уехав туда, организовал подачу нескольких машин для эвакуации всех туристов, которые перебирались к моменту подхода этих машин через сель по маршруту начальника турбазы.
  
   На протяжении более чем 30 - летних посещений турбазы "Терскол" мы постоянно убеждались, что вопросы обеспечения безопасности туристов у командования и всех её сотрудников стоят на первом месте, работа по этому направлению поставлена на прекрасном уровне. Остаётся пожелать, чтоб этот уровень оставался столь же высоким и в новых условиях функционирования турбазы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ИЗ "ЗЕЛЁНОЙ ТЕТРАДИ"
  
  ЕВГЕНИИ ПАВЛОВНЫ ТВОРИЛОВОЙ
  
  
  
  
  
  
  Составители: Белиловская Надежда,
  Соломоденко Владимир
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  "Терскол" - Москва
  
  2005
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  В В Е Д Е Н И Е
  
  
   К 70-летнему юбилею ЦВТБ (ныне Центр активного отдыха) "Терскол" был написан очерк о "Вечерах горной поэзии и музыки", которые придумала, готовила и проводила Творилова Евгения Павловна. Высказывалось сожаление о том, что её прекрасное вступление к вечерам, а также некоторые вставки, как поэтические, так и в виде прозы просто не сохранились.
   Во время поездки в "Терскол" в юбилейном году были предприняты попытки разыскать новые материалы в этом направлении. Благодаря усилиям Белиловской Надежды Владимировны, были просмотрены многие видеозаписи и просто архивные бумажные документы, которые бы дополнили прекрасный образ Твориловой Е.П.
   Поиски увенчались успехом: у нас в руках оказалась так называемая "Зелёная тетрадь" Евгении Павловны. Эта тетрадь представляет собой блокнот небольшого формата, в котором Евгения Павловна своим аккуратным почерком выписывала различные стихотворные произведения, песни бардов, высказывания известных и не очень известных авторов - всё то, что, по мнению Евгении Павловны, могло быть использовано при проведении вечеров.
   Составители настоящего материала отобрали только некоторые произведения из "Зелёной тетради", а именно те, которые напрямую имеют отношение к горам и горнолыжному "сумасшествию". Относительно прочих произведений хочется сказать, что сам их выбор хозяйкой "Зелёной тетради" красноречиво показывает основные черты её характера: любовь к природе вообще и к горам в частности, благожелательность и доброту, предельную самоотдачу при подготовке и проведении вечеров.
   Лишь только перечень авторов произведений, которые попали в эту тетрадь, говорит о необычайной широте охвата литературного материала и глубине проникновения в изучаемый материал. Здесь встречаются А. Блок и Ю. Визбор, В. Шекспир и Б. Пастернак, А. Вертинский и В. Солоухин, Гайавата и Б. Окуджава, Р. Бернс и А. Краснопольский, М. Сервантес и В. Овчинников, М. Лермонтов и многие, многие другие.
   Содержимое всех материалов "Зелёной тетради" - это фактически отражение всех самых лучших черт любимой всеми Евгении Павловны Твориловой. А настоящая подборка произведений из "Зелёной тетради" - достойный подарок её памяти в юбилейном для турбазы году.
  
  Белиловская Надежда Владимировна,
  Соломоденко Владимир Борисович
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  С О Д Е Р Ж А Н И Е
  
  Седой Эльбрус приветствует Вас!
  Звенит гитары перебор
  Баксанский рецепт
  Я дарю тебе к светлому празднику
  Когда метель кружит, как зверь
  Век закружит, снег завьюжит
  И солнышко светит
  Песня девушки
  Чуть потрескивают свечи
  Горы
  Свечи
  Не привыкайте к чудесам
  Ты, человек, любя природу...
  Всё относительно - нет прочности ни в чём
  Великаны
  Ревность
  Донгуз-орунские озёра
  Однажды день весенний настаёт
  Ты рад всему - и Солнцу, и метели
  Эльбрусский стрелок
  Баксанская осень
  Да обойдут тебя лавины
  
  
  
  ИЗ ВСТУПИТЕЛЬНОГО СЛОВА ТВОРИЛОВОЙ Е.П.
  
  К "ВЕЧЕРУ ГОРНОЙ ПОЭЗИИ И МУЗЫКИ"
  
  (Вариация на тему М.Ю. Лермонтова)
  
  
   Седой Эльбрус приветствует Вас!
  
  Он взлелеет ваше горнолыжное детство,
  
   Он будет носить вас на своих одичалых хребтах,
  
  Одевая вас облаками.
  
  Он к небу приучит вас, и вы с той поры
  
   Мечтать будете всё о Нём да о небе!
  
  * * *
  
  
  В. Домащенко
  Звенит гитары перебор,
  И полумрак горит свечами,
  Идёт душевный разговор -
  Стихи встречаются с горами.
  О! Сколько дивной красоты
  В чудесном этом сочетаньи!
  Здесь в стихотворные мечты
  Влилось вершин седых дыханье.
  И как бы ни был мир велик,
  Встающий день за днём пред нами.
  Друг мой! Запомни этот миг -
  Стихи встречаются с горами.
  
  
  В. Высоцкий
  От всех забот, не от безделья
  Рецепт прописан с давних пор,
  Езжай в Баксанское ущелье
  И встань душой напротив гор.
  Напротив стань Донгуз-оруна,
  Напротив мудрости седой,
  И там поймёшь Рашид-Гаруна
  И цену суеты земной.
  Вся философия земная
  Понятна ближе к облакам,
  В ней есть пропорция простая:
  Суровость - нежность - пополам.
  И если неизбежность всё же
  Нас возвращает в города,
  Не забывайте - нежность тоже
  Есть признак сердца и ума.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Б. Окуджава
  
   ПОЗДРАВЛЕНИЕ
  
  Я дарю тебе к светлому празднику
  Множество всяких странных вещей:
  Звон нежданных звонков,
  Запах блюд, не сготовленных вовсе,
  И мужество - ни о чем не жалеть...
  И охапки цветов, не проросших ещё,
  Ароматных и бархатных,
  Удивленье, надежду на добрую весть,
  Вид из окон (ещё до сих пор не распахнутых)
  На дорогу (которая, может быть, есть).
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Б. Окуджава
  Когда метель кружит, как зверь,
  Протяжно и сердито,
  Не запирайте вашу дверь,
  Пусть будет дверь открыта.
  И уходя в ночной тиши,
  Без лишних слов решайте,
  Огонь сосны с огнём души
  В печи перемешайте.
  Пусть будет тёплою стена
  И мягкою скамейка,
  Дверям закрытым - грош цена,
  Цена замку - копейка.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  А .Краснопольский
  Век закружит, снег завьюжит,
  И перо, и пистолет...
  Чудится - тех самых кружев
  На руке остался след.
  Молодеющие лица
  Музыкой осенены.
  Здесь ли горная столица
  Гордой песенной страны?
  Ни души в ущелье голом
  В леденеющей тиши,
  Те же горы над Терсколом,
  Те же звёзды меж вершин.
  Чуть потрескивают свечи,
  Кто-то смотрит на часы...
  Ах, спасибо вам за вечер
  Века неги и красы!
  Те же мы, и вы всё та же,
  Но твердит мне разум мой, -
  Вы отправитесь домой.
  Громко скрипнет снег шершавый
  Под копытами коней.
  Смуглый спутник ваш кудрявый
  Улыбнётся из саней.
  
  
  
  
  
  Ю. Зысин
  
  И солнышко светит,
  И склон пред тобой,
  И слева, и справа
  Вершины гурьбой.
  И небо - огромное море вверх дном!
  И тёмные сосны внизу, где подъём...
  Летишь!!!
  Вот удачно вошёл в поворот
  И сделал дугу, как волну пароход.
  Под лыжами хруст -
  За пропилом - пропил,
  А сзади тебя вьётся снежная пыль.
  И с ветром обнялся у всех на виду,
  Где я наслаждение выше найду?!
  О, горные лыжи!
  Да что говорить -
  Могу я вас только
  С любовью сравнить!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Роберт Бернс
  ПЕСНЯ ДЕВУШКИ
  
  Он меня поцеловал
  И ушёл по склонам гор.
  На уступья серых скал
  Все гляжу я с этих пор.
  Пощади его в пути,
  Дробный дождь, трескучий град,
  Горных троп не замети
  На вершинах, снегопад.
  В бледном сумраке ночном
  Не кружись, метель, над ним -
  Пусть он спит спокойным сном
  И проснётся невредимым.
  Пусть меня он назовёт
  И в долину кинет взгляд.
  Пусть ведёт его вперёд,
  А любовь зовёт назад.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Посвящение Е.П.
  Чуть потрескивают свечи,
  Тени жмутся по углам.
  Сколько звёзд рассыпал вечер,
  Торопившись в гости к вам!
  Звон старинный, час недлинный,
  Дани звукам и словам...
  Тени Анны и Марины
  Зябко тянутся к свечам.
  Мчат по клавишам, по струнам,
  По страницам, по сердцам...
  Кто из вас вернётся юным
  К неподкупным зеркалам?
  Миг прекрасный, миг единый,
  Миг явленья волшебства;
  Эти гордые седины -
  Знак знакомства? Иль родства?
  И поведает едва ли
  Предрассветная звезда:
  Эти руки целовали
  Чьи великие уста?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Б. Ганкин
  
  Горы
  Мир красок
  Синий отблеск льда,
  Камней зелёных ожерелье.
  И белой лентою в ущелье
  Навеки вплетена вода.
  Мир звуков
  Ровный шум воды,
  Плач ветра, сжатого тесниной,
  И с треском рушатся лавины
  С вершин на камни и на льды.
  Мир сказок
  Грани хмурых скал
  Напоминают замков стены.
  У камня - необыкновенный,
  Почти драконовский оскал.
  Блуждая у вершин седых,
  Находим радость мы и горе.
  Вселенную вместили горы,
  И мы за это любим их.
  
  
  
  
  
  
  
  
  Лобановский
  Свечи
  Снег поселился за окном,
  Туман поссорился с дождём,
  И в бесконечный вечер, и беспробудный вечер
  О чём-то дальнем, не земном
  О чём-то близком и родном,
  Сгорая, плачут свечи.
  Казалось, думать, да о чём?
  Мы слишком праведно живем,
  Но иногда при встрече,
  Но иногда при встрече,
  Мы вдруг садимся за рояль,
  Срывая с клавишей вуаль,
  И зажигаем свечи.
  Те свечи плачут для людей
  То тише плачут, то сильней
  И погасить горючих слёз не успевают.
  И очень важно для меня,
  Что не боится воск огня,
  Во имя дружбы нашей свечи тают.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  В. Шефнер
  
  Не привыкайте к чудесам -
  Дивитесь им, дивитесь!
  Не привыкайте к небесам,
  Глазами к ним тянитесь.
  
  Приглядывайтесь к облакам,
  Прислушивайтесь к птицам,
  Прикладывайтесь к родникам, -
  Ничто не повторится!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  В. Шефнер
  
  Ты, человек, любя природу,
  Хоть иногда её жалей.
  В увеселительных походах
  Не растопчи её полей.
  
  В вокзальной сутолоке века
  Ты оценить её спеши:
  Она - твой давний добрый лекарь,
  Она - союзница души.
  
  Не жги её напропалую
  И не исчерпывай до дна.
  И помни истину простую:
  Нас много, а она одна.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Гофман, 17-й век.
  
  Всё относительно - нет прочности ни в чём:
  Что дорого отцам, над тем глумятся дети.
  И с отвращением мы вечером плюём
  На то, что нам святым казалось на рассвете.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Г. Сифорова - Людвиг
  
  В Е Л И К А Н Ы
  
  Погаси свечу, и пусть молчат стаканы -
  Жили-были на Эльбрусе Великаны.
  Шеи вытянув, на цыпочки вставали,
  Напрягаясь, к небу звёзды прибивали.
  
  Это были не злодеи, не сутяги,
  Это были непоседы-работяги.
  На руках играли мускулы завидно,
  Чтобы людям звёзды снизу было видно.
  
  Это было или не было когда-то...
  По земле шагает век 20-й,
  По земле шагает век 20-й,
  По Эльбрусу ходят смуглые ребята.
  
  Пусть рискованно, опасно и непросто
  Пробивать пути к вершинам звездам.
  Ну, а те, что не спустились, не вернулись,
  Всё равно до великанов дотянулись.
  
  Можешь свет зажечь, и пусть звенят стаканы -
  Жили-были на Эльбрусе Великаны.
  
  
  
  
  С. Доризо
  
  Р Е В Н О С Т Ь
  
  Пережиток старый - ревность.
  Он рождён в былую древность.
  И порой до нашей эры
  Мы найдём его примеры.
  Раз Адам с дороги сбился
  И под сень родного крова
  Вместо часа возвратился
  В 25 минут второго.
  И едва Адам наш кроткий
  На порог ступил ногою,
  Как услышал: " Гм-м, так вот как,
  Ты всю ночь провёл с другою?"
  "Слушай, Ева, дорогая,
  Трезво ты смотри на вещи:
  Ну, какая тут другая?
  Нет на свете больше женщин.
  Нет нигде в пределах Рая,
  Говорю тебе серьёзно.
  Зря ревнуешь: из ребра я
   лишь тебя Пока что создал!
  И улик не обнаружив,
  Спорить Ева перестала,
  Но на всякий случай мужу
  Рёбра все пересчитала.
  
  
  ДОНГУЗ-ОРУНСКИЕ ОЗЁРА
  
  Лишь только свет румянит горы,
  Когда впервые с высоты
  Нам вдруг открылись, как цветы,
  Донгуз-орунские озёра.
  
  Жаль, что отсутствуют слова,
  В которых расцветают краски:
  Менялся синий цвет на красный,
  А жёлтый проступал едва.
  
  И мы внезапно онемели,
  Хоть много видели чудес.
  Казалось, радуга с небес
  На эту красоту слетела.
  
  Хотелось мне в ладони взять
  Донгуз-орунские озёра,
  Нести к друзьям их через горы
  И ничего не расплескать!
  
  
  
  
  
  
  
  Ф И Р С О В В. Ф.
  
  Однажды день весенний настаёт,
  Когда ты к солнцу хочешь стать поближе,
  И погружаешь в чудо-самолёт
  Большие металлические лыжи.
  
  Двадцатый век - век реактивных трасс,
  У теней предков вызывая зависть,
  За два часа мы прилетаем на Кавказ,
  Куда они полгода добирались.
  
  Над нами спутник чертит небосвод,
  Летят ракеты к Марсу и Венере...
  Чтоб этот век постигнуть в полной мере,
  Мы сами отправляемся в полёт.
  
  Наш мир не может жить без скоростей,
  Нам хорошо, когда мы на сверхзвуке.
  Летим вперед, расставив крылья-руки
  Над острыми краями пропастей.
  
  Уже в висках стучит от высоты...
  А может, то Баксан гремит камнями?
  И Солнце зажигает свет огнями,
  И в снеге распускаются цветы.
  
  
  
  
  Ты рад всему - и Солнцу, и метели,
  И для тебя мгновенья лучше нет,
  Когда в конце Баксанского ущелья
  Вдруг сразу открывается Чегет.
  
  Цепочка кресел медленно ползёт,
  Канаты на ветру звенят, как струны,
  И голубеет стометровый лёд
  Над страшною стеной Донгуз-Оруна.
  
  Снег бел и чист, как первая любовь,
  Он нам прощает летние измены.
  Ведь все мы возвратимся вновь и вновь
  Под эти ослепительные стены.
  
  Где свет, и снег, и страх, и снова свет,
  И дикая звериная усталость,
  И где тебе порой всего лишь метр
  Пройти до края пропасти осталось.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Зубарев 1973 г.
  Эльбрусский стрелок
  
  Стрелок кавказский был не трус
  В заоблачном краю.
  Он защищал седой Эльбрус
  И был убит в бою.
  
  Ушёл он в трещину без дна,
  В объятья ледника.
  Гора оплакала одна
  Убитого стрелка.
  
  Лежал он 30 лет подряд
  В объятьях ледника.
  Пропавший без вести солдат
  Дивизии одной.
  
  Неспешно нёс его ледник
  В молчаньи голубом.
  Никто на свете не проник
  В его хрустальный дом.
  
  И вынес, наконец, на свет
  Ледник не бренный прах,
  А воина в расцвете сил
  С оружием в руках.
  
  
  
  Но след от пули у виска,
  Молчаньем скован рот,
  В глазах стеклянная тоска,
  А вместо крови - лёд!
  
  Где на часах стоит скала
  Под слёзы родника,
  Земля родная приняла
  Эльбрусского стрелка.
  
  Баксанская осень
  
  Я снова Баксаном любуюсь, как сказкой,
  Чудесной, волшебной, неповторимой,
  Весёлой и щедрой, совсем по-кавказски,
  И чуточку грустной, совсем как у Грина.
  
  Какая здесь осень! Волшебница света
  Одела березы в янтарные бусы,
  И все поцелуи безумного лета
  Зажгла в факелах, словно волосы русы.
  
  Гори, моя осень берёзовой рощи.
  Уже не звенят над Баксаном гитары.
  Всё стало сложнее, а может быть, проще.
  Да жаль, только листья разносит по роще.
  
  
  
  
  Ада Якушева
  Да обойдут тебя лавины
  
  Да обойдут тебя лавины
  В непредугаданный тот час.
  Снега со льдом наполовину
  Стоят, как будто про запас.
  
  По чью-то душу, чью-то душу,
  Но, я надеюсь, не твою.
  Тебя и горе не задушит,
  Тебя и годы не убьют.
  
  Так напиши мне, напиши мне,
  Не поленись и напиши,
  Какие новые вершины
  Видны тебе среди вершин?
  
  И что поделывают зори,
  Твой синий след переходя,
  И как Домбай стоит в дозоре,
  Подставив грудь косым дождям.
  
  И мне всё чудится ночами
  Тепло от твоего плеча -
  Вот, четырьмя скрестясь лучами,
  Горит в ночи твоя свеча.
  
  
  
  Дожди всё хлещут, хлещут дальше,
  Но видно мне и сквозь дожди:
  Стоишь ты грустный, бородатый
  И говоришь: "Не осуди!"
  
  Вот пустяки, какое дело -
  И осудив, не осужу.
  Мне б только знать, что снегом белым
  Ещё покрыта Суфруджу.
  
  Мне только б знать, что смерть не скоро
  И что прожитого не жаль,
  Что есть ещё на свете горы,
  Куда мне просто убежать.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  МОИ ИЗБРАННЫЕ АВТОПУТЕШЕСТВИЯ
  
  
  ПУТЕШЕСТВИЕ ЗА КАСПИЙСКОЕ МОРЕ
  (фотосъёмка полного солнечного затмения)
  
   В начале лета 1981 года в брошюре о затмениях Солнца я вычитал, что 31 июля 1981 года произойдёт полное солнечное затмение, причём наблюдать его можно будет с территории СССР. Все так называемые "обстоятельства" этого затмения, т.е. для каждой минуты положение Солнца и фаза закрытия его тенью Луны, также были приведены. Возникло острое желание не только посмотреть, но и осуществить фотосъёмку этого явления. Изучив особенности такой съёмки, я вооружился двумя фотоаппаратами "Зенит" и двумя объективами "МТО-1000" (20-кратное увеличение) и "Юпитер-8" (3,5-кратное увеличение). На время достал деревянный штатив, как у фотографов. Съёмки решил делать на цветной слайдовой плёнке.
   Оставалось решить вопрос, куда ехать? Где надёжнее осуществить съёмку?
  Из материалов брошюры следовало, что полоса полного затмения будет простираться от середины Чёрного моря через Северный Кавказ, Каспийское море, Казахстан до Сибири. Выбор был сделан в пользу поселка Кюльсары (Северо-Западный Казахстан), где полное затмение должно наблюдаться в течение 52 сек, а Солнце в это время будет уже достаточно высоко над местным горизонтом (местное время около 5 час 20 мин), так что пылевые помехи будут достаточно малы. Таким образом выстраивался маршрут этого автопутешествия: Москва, Волгоград, Астрахань, Гурьев, Кюльсары и обратно. Протяженность маршрута - свыше 1860 км в одну сторону (3720 км всего).
   В качестве транспортного средства был использован только что приобретённый ЗАЗ-968М, т.к. выбора никакого больше не было. По расчету получалось, что при средней скорости 70-80 км/час и длительности ежедневного движения порядка 10 часов нам потребуется три дневных автоброска для достижения цели вовремя. Мы взяли ещё один день на всякий случай (как потом выяснилось - не зря), собрали запасные части, провиант, аптечку и подготовились к путешествию. В состав запчастей входили самые необходимые детали - контактная группа прерывателя, сам прерыватель, бегунок, крышка трамблёра, конденсатор, высоковольтные провода, свечи, ремни (ГРМ и вентилятора), аптечка для ремонта камер и медицинская аптечка, а также запас бензина в 30 литров.
   Экипаж состоял из двух человек - автор этих строк и его жена, которая не умела водить автомашину (как потом выяснилось - зря!).
   Старт, как обычно, состоялся очень рано утром, двигались по Каширскому шоссе, а далее всё время по трассе М6. Она удачно обходит все областные города, движение иногда бывает даже слишком монотонно. Останавливались около небольших водоёмов, чтобы освежиться, и снова в путь. Дорога преимущественно степная, как говорится, без единого светофора, так что к ночи, подъезжая к Волгограду, я уже с трудом покидал машину. Ночёвку провели у моих родственников в Волгограде и утром продолжили наш путь всё время по правому берегу Волги. При нашем перегреве (кстати, наш ЗАЗ-968М за всё время пути, туда и обратно по страшному пеклу ни разу не перегрелся!) мы бросались в Волгу, а затем ехали дальше. Где-то в середине дня мы прибыли в Астрахань.
   Древний город, который расположен фактически на островах дельты Волги, был основан в 13-м веке, сейчас в нём живёт более полумиллиона населения. От Москвы он удалён примерно на 1300 км. Главная его достопримечательность (кроме арбузов, дынь и помидоров) - это Кремль, сооружённый в конце 16-го - начале 17-го веков, имеется, как везде в областных центрах, краеведческий музей, и в настоящее время действует Иоанно-Предтеченский мужской монастырь. Кремль с белоснежными храмами, архитектурой, которая вобрала, кроме православия, и нечто восточное, очаровывает своим изяществом и контрастом с обильной зеленью вокруг.
   Осмотрев Астрахань, мы выехали из города в сторону Гурьева. И вот тут началось... . Впрочем, предоставим слово об этой дороге источнику в Интернете, спустя почти 25 лет
  Существует <трасса на Казахстан>. Начинается она, как дорога в село
  Красный Яр (старт, так же как и на Ахтубинск, дальше, у поста ДПС, дороги расходятся). После села дорога не асфальтирована и совсем не похожа на межреспубликанскую. В конце концов, дорога упирается в российскую таможню, а далее в р. Кигач, точнее в паромную переправу, по ту сторону которой находится село Котяевка, а это уже территория Казахстана. Дальше идёт асфальтированная трасса на Атырау (Гурьев).
  
  Астраханская область известна расположенными на её территории останками городища Сармат. Развалины древнего города Сарай-Бату, столицы Золотой Орды, расположены у села Селитренное. Также, предположительно, столица Хазарского каганата, города Итиль, находящегося на острове Большом, совсем недалеко от северных окраин Астрахани. Даже легенда такая существует, что всё золото Чингисхана зарыто где-то здесь. По крайней мере, не раз на территории области находили золотые изделия, принадлежавшие некогда древним людям.
  
   Главный подарок природы - волжская дельта. Говорить, писать о ней можно бесконечно. Чтобы понять всё её великолепие, надо здесь побывать.
  Множество рек, проток, ериков, полой, култуков.
   Но для нас, для которых преодоление дельты предполагалось произвести максимум за полчаса, все красоты померкли, как только мы увидели федеральную трассу, которая была только в "Атласе дорог", а реально - повисала в воздухе!
   И дальше весь оставшийся день мы преодолевали бесконечные ерики на паромах, куда входило от 5 до 8 автомобилей, в зависимости от их размеров. Практически все водители, которых я просил пропустить меня, поясняя, что полное затмение для меня не повторят на следующий день, пропускали без звука. Но всё равно, процесс слишком затянулся. Иногда я подъезжал под кузов громадного самосвала "КРАЗ" и стопорился на "ручнике" так, что задняя часть моего ЗАЗа висела над водой. Конечно, все выходили из машин и садились в них уже тогда, когда надо было освобождать паром. Несколько километров, а иногда - сотен метров, и всё начиналось сначала. Вот когда пригодились сутки в нашем плане, которые были выделены "на всякий случай".
   К Гурьеву мы подъехали, когда уже смеркалось. Нас остановили у поста ГАИ, чтобы проверить документы. Удивлению майора ГАИ не было предела. "Что, действительно из Москвы?" - "Конечно" - "А зачем в такую даль?" - "На съёмку солнечного затмения" - "Да-а...",- протянул он, и мне показалось, что его рука тянется к виску, чтобы выразительно там повращать ею. В конце концов, восхищённый майор предложил нам переночевать прямо на городском пляже и взялся проводить нас туда на мотоцикле через весь город. Когда я сказал, что утром его сменщик отберёт у меня права, т.к. мы въехали под "кирпич", то он важно заметил, что "вы здесь от такого-то (назвал свою фамилию), и никто вас ни тронет". Восток - дело тонкое! Мы с удовольствием искупались в Урал-реке и отключились.
   А утром после купанья и плотного завтрака прямо у пляжа я сажусь в свой лимузин, завожу, но он глух, как будто вообще никогда его не заводили. Внутри - почти паника: до затмения остаётся менее суток. Но после получаса возни, переборки всех контактов проводов, очистки их от мельчайшего песка (особенно у контактов "земли") всё наладилось, наш конь "заржал", и мы скорее тронулись на восток.
   После Гурьева дорога всюду отличная. Даже странно смотреть на неширокое асфальтовое полотно, уходящее за горизонт, которое одиноко вьётся среди песчаников, солончаков и маленьких, редких водоёмов, как правило наполненных солёной водой. Кому нужна такая ухоженная трасса в совершенно безлюдной местности? Но вскоре всё стало ясным - там и сям появлялись и до конца путешествия не исчезали "качалки" - нефтяные скважины и насосы.
   К полудню жара стала такая, что основным моим занятием стал поиск невдалеке от трассы какой-нибудь лужи, в которую можно окунуться, полежать на дне в более прохладном слое воды, а затем снова в путь, чаще прямо в плавках. Да, светофоров здесь не было в привычном для нас понимании. Но часа в 3-4 пополудни наш путь преградил живой "светофор" в виде внушительных размеров верблюда. Мы ожидали, что достаточно сделать "перегазовку" или подать сигнал, как он поднимется и уйдёт. С двух направлений спустя некоторое время скопилось по нескольку машин, все сигналили, но ничто не могло поднять этот "шлагбаум". Бывалые водители после исчерпания различных приёмов (угрозы, уговоры, даже дары в виде колючек) огласили вердикт - будем стоять, пока асфальт не остынет. Так оно и вышло. И уже смеркалось, когда мы добрались до посёлка Кюльсары.
   Перед нами раскинулся довольно большой посёлок, а на горизонте виднелся большой нефтеперегонный завод. Недалеко в стороне от поселка был виден большой водоём. По всем параметрам лучшего ночлега и места съёмки найти трудно. Выбрав место стоянки, мы обратили внимание на большую, поодаль стоящую казахскую юрту. Я отправился наносить визит вежливости хозяевам. Приём был радушным, меня угостили какой-то жидкостью из пиалы и с удовольствием разрешили устроить неподалеку наш лагерь. После постановки палатки, подготовки закопчённых стёкол, ужина и настройки штативов и аппаратов мы попытались уснуть. Но это практически не удалось, т.к. представилось, что с нами будет, если мы проспим ВСЁ ЭТО, проехав столько километров и пережив форсирование многих ериков.
  
   Наконец забрезжил долгожданный рассвет. И как только Солнце немного поднялось над горизонтом, мы стали замечать, что от его диска отрезается еле заметный кусочек. Целых полтора часа этот кусочек увеличивался, пока весь диск Солнца не заняла тень Луны. Но короны ещё не было видно несколько минут. Только узкий яркий ободок с каплями-протуберанцами был отчётливо виден. Как колье с бриллиантами! Это сказка! Мы старались отснять тем чаще, чем ближе приближался момент полного затмения.
   Вдруг внезапно эта тонкая нить погасла, и вокруг тёмного диска вспыхнула корона Солнца!!! Мы прильнули к аппаратам. Съёмки идут вовсю. Но хочется и посмотреть вокруг, где внезапно быстро стало темно и очень тревожно. Корона играла и переливалась в основном голубовато-жёлтыми цветами. Ещё и ещё снимки и... так же внезапно на небосклоне исчезло это чудо! А длилось оно в этом месте около 52 секунд!
   Основные цели путешествия выполнены! Теперь необходимо было доставить материалы фотосъёмок в Москву в целости и сохранности.
   Короткие сборы лагеря и снова, в обратном порядке, не спеша, мы стали удаляться от поселка Кюльсары. Солнце открывалось, уходя от тени Луны. Мы сделали ещё несколько снимков и пустились в обратный путь. Наши неизгладимые впечатления и яркие ощущения, конечно, очень трудно передать словами.
   Это грандиозно!
   Обратный путь проходил точно по тому же маршруту. Но теперь уже спешить было некуда. Всё делалось размеренно и неспешно. Стоит отметить лишь два события.
   Во-первых, не успели мы доехать до Гурьева, как у меня начались резкие боли в желудке и кишечнике, поднялась температура, я практически терял сознание. Садись, говорю жене, будем двигаться хоть на второй скорости, но вперёд. Не надо пить у кого попало, что попало - был ответ. И это справедливо. Надо очень осторожно относиться к местным напиткам, просто воде, фруктам и пр. Но в пылу финишных настроений я упустил это напрочь. Так как второго водителя у нас не было, то у обочины была развёрнута палатка, я напился лекарств и провалился. Через несколько часов, когда мне стало легче, я снова сель за руль.
   Во-вторых, не доезжая до Астрахани, у нас состоялось интересное знакомство. Почти около условной тогда границы с Россией мы собирались на ночлег. Выбрали хороший лужок (после надоевших за эти дни солончаков и колючек), возле которого стояла трансформаторная будка и протекала небольшая речка. Я подошёл к будке, чтобы узнать, не будет ли возражений против нашего лагеря. Навстречу вышел молодой парень, казах, который наблюдал за охлаждением трансформатора. Я удивился, что такой парень, а работает с какой-то ерундой. "Это для "отмазки", чтобы меня не считали тунеядцем. Основная работа у меня начнётся после смены и продолжится 3 дня". Мы развернули лагерь, сели ужинать и пригласили поужинать у костра нашего нового знакомого.
   Вот вкратце его рассказ. "Женился я в20 лет. Жили мы во времянке и строили свой дом. Когда переехали - родился ребенок. Вскоре мы приобрели верблюдов, их надо пасти, стричь и прочее. Через четыре года я привёл вторую жену и поселил её во времянку. С ней у нас тоже есть ребёнок. Она работает в детском саду. Теперь туда ходят оба ребёнка. Ещё через 5 лет я отстроил вторую времянку и привёл третью жену. Теперь у нас четверо взрослых и трое детей. Одна жена - техник-строитель - отвечает за ремонт всех зданий, вторая - занимается со всеми детьми, третья - готовит, стирает и убирает для всех. Всем хорошо. А я занимаюсь с верблюдами, овцами, свиньями и прочей живностью".
   На вопрос моей жены, а как же в паспорте - он сказал, что в паспорте он записал только первую жену, но обычаи ислама - выше этих бумаг.
   До Москвы мы добрались без приключений. А ярчайшие впечатления остаются таковыми до сих пор.
   Автотурист vbs38@mail.ru
  
  
  
  К ИСТОКУ ВОЛГИ
  
  Какой же русский не мечтал побывать на святом заповедном месте, у колыбели одной из великих рек России - на истоке Волги?
  В летний сезон 2005 года группе автолюбителей, среди которой были и сотрудники фирмы "Ангел", удалось осуществить такое посещение, только по более сложному маршруту.
  План маршрута был таков: Москва - Валдай (через Вышний Волочок, Бологое), затем круто на юг на озеро Вельё, затем выход на озеро Селигер (его северный Полновский плёс, Березовский плёс) и, наконец, основная цель маршрута - исток Волги у деревни Волговерховье.
  Возвращение - по южному берегу Березовского плёса с заездом на Верхневолжские озёра (озеро Стерж), посещение Осташкова - столицы Селигерского края, Ниловой Пустыни и через Селижаровский плёс, озеро Волго, Селижарово, Ржев, Волоколамск в Москву.
  Состав группы: пять человек на двух автомашинах (на "НИВЕ" - автор этих строк и юный сотрудник Клуба "Ангел", на ВАЗ-2109 - трое его знакомых).
  ВЕСЬ МАРШРУТ ПРОЙДЕН РОВНО ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ!
  
  ПЕРВЫЙ ДЕНЬ. Выезд из Москвы по Ленинградскому шоссе в пятницу около 7 часов утра. В Клину - поклон дому-музею П.И. Чайковского. Областной центр Тверь объехали по окружной дороге. Далее до Валдая разбросаны ремонтные участки, так что расчёт необходимо делать, исходя из пониженных средних скоростей. В самом Вышнем Волочке очень мало указателей с названиями улиц, и поэтому мы быстро сбились с основных улиц и попали в сети необычных малых каналов - заводей р. Цна. Название города, как и Волоколамск, напоминает нам, что в давние годы приходилось делать волоки своих судов, чтобы вести торговлю. Опросы местных жителей показали, что они тоже плохо представляют всю географию их города. Выбравшись из паутины каналов и малых протоков, мы добрались до большой дамбы Вышневолоцкого водохранилища, построенной ещё при Екатерине II. Да, недаром за этим городком приклеилось название Русская Венеция. Полюбовались навалами волн (был сильный ветер), отчаливанием рыбаков на катамаране под парусом и тронулись в путь. Увидев развилку на Бологое и вспомнив соответствующие строки Корнея Ивановича "...Это что за остановка, Бологое иль Поповка, а с платформы говорят...", решили заглянуть в Бологое. Тем более, что от основной трассы до него всего-то 14 км. Этимология названия Бологое восходит к древним понятиям "благое", "доброе". История Бологого начинается с 1495г., а в 19-м веке это уже железнодорожный узел Николаевской железной дороги.
  В восьмидесятые годы в Бологом открываются музыкальные мастерские. Их было три - Якка, Плюснина и Митропольского. В них производились рояли, пианино, хромофоны, фисгармонии, митрофоны... Наибольшей популярностью пользовалась маленькая гармошка "бологовка". На улице Кирова сохранился дом под номером 38. Здесь находилась музыкальная мастерская Я. И. Якка.
   Инструменты, производимые в бологовских мастерских, были неоднократно награждены грамотами и медалями. Так, работы мастеров фабрики Митропольского были награждены 7 медалями, среди них большая золотая медаль на первой всероссийской выставке "Музыкальный мир" в 1907 году. А фисгармонии мастерской Якка на учебно-промышленной выставке в Париже в 1912 году завоевали большую серебряную медаль.
  
   Осмотрев город и заправившись провизией, мы возвратились на основную трассу и уже вскоре пересекли границу Новгородской области, а через час пути подъехали к Валдаю. По легенде, у живописного озера жил удивительно прекрасный кузнец Валда. По утрам он шёл умываться к озеру, а волны, восхищаясь его красотой, плескались, повторяя "Валда...Валда...". Отсюда и пошло всем известное название.
   Город Валдай - ровесник Бологому. Он и по архитектуре, и по основным чертам похож на основные древнерусские города, но... не забудем, что "...колокольчик, дар Валдая...", а самое главное - знаменитый Иверский монастырь. Здесь любителей и почитателей придётся отослать к множеству источников, потому что ЭТО нужно видеть. Замечу лишь, что восстановление монастыря идёт просто гигантскими темпами и внушительным фронтом. И ещё, теперь остров с монастырём соединен мостом, из города туда ведёт хорошая, хотя и очень извилистая дорога. Мост стал местом новой валдайской традиции: молодой муж должен перенести свою половину через мост на руках. Осмотрев монастырь, мы поклонились чудотворной иконе Иверской Божьей матери, которая 25 октября 1995 года прибыла из Афона в Москву, а затем "Благая Вратарница вернулась на главные ворота Своего города".
   Найдя выезд из города на юг, в сторону оз. Вельё, мы продолжили наш путь. Дело шло к вечеру. Мы очень устали и от километров, и от массы впечатлений и решили искать ночлег. Километрах в 15 от Валдая, мы нашли справа от нашего пути уютное озеро, искупались, посидели у костра и уснули сном праведников.
   Утром, хорошо позавтракав, мы продолжили движение в сторону озера Вельё.
  
  
  ВТОРОЙ ДЕНЬ. Дорога от Валдая местами проселочная, но почти везде с гравием, местами - асфальт. Пересёченная. Недалеко от Валдая поле мобильных телефонов исчезло. Появилось оно только при подъезде к Осташкову с запада, на обратном пути. Вообще второй день можно назвать днём без заправок, автосервисов и телефонной связи. Хотя по дороге мы наблюдали довольно часто встречающиеся объявления - таблички на деревьях и на столбах с пиктограммой эвакуатора и мобильным телефоном. Мы решили, что при плохом или отсутствующем поле, наверное, надо искать какую-нибудь возвышенность или влезать на деревья, чтобы воспользоваться этим благом. Это типично российская привычка - на стыке областей всегда и дороги плохие или никаких, и снабжение - тоже, ну а теперь и связь туда же. Зато природа - одно благолепие! Вскоре после начала нашего пути слева от трассы засверкал своими изумрудами один из красивейших водоёмов, озеро Вельё.
  
  Село Вельё, что у озера, ведёт своё летоисчисление с XIV в. Древнее Вельё являлось пригородом Пскова и имело каменные военно-инженерные сооружения. Крепость была воздвигнута на высоком крутом мысу в юго-восточной части озера. Таким образом, озеро с трёх сторон защищало крепость от нападения противника. До наших дней сохранилось городище. В селе Вельё есть народный музей, где собраны интересные материалы по его истории. Судьба озера сложилась драматично. Первоначально площадь его составляла около 10 км2. В середине XIX в. крестьяне с целью осушения лугов, прилегающих к озеру, прорыли из него канаву в реку Вершу. Уровень воды понизился, и в северной части образовался обособленный водоём, получивший название Чадо. В настоящее время Чадо заросло и превратилось в болото.
   Мелиоративные работы в 1970-е гг. ещё более понизили уровень Велья, и его площадь сократилась до 2,5 км2, а глубина не превышает теперь 1-1,5 м.
  
   Осмотрев прекрасные виды на озеро, а также все больше строящихся дач и коттеджей, мы двинулись к Селигеру и примерно через 15 км увидели самый северный Полновский плёс русского чуда - озера Селигер.
   Селигер - слово финно-угорского происхождения - "прозрачное, чистое озеро, богатое рыбой". Фактически это не озеро, а система озер, соединённая протоками. Заливы или малые озера здесь именуются плёсами. Полдюжины плёсов, 160 островов, свыше 2000 км2 воды, 90 км с севера на юг, 60 км с запада на восток - вот кратко, что такое Селигер. Но это сухой язык цифр. А сколько эмоциональных всплесков у тысяч и тысяч побывавших здесь - разве можно посчитать! Так, например, Татьяна Щербина в статье "Исток Волги" выплеснула свои эмоции следующим образом: "После поездки с московского континента на тверской остров я осознала главное: вся Россия - остров, зыбкая твердь, выступающая, в данном случае, из лона матери-Волги (! - В.Б.). Соответственно и понятия на острове отличаются от континентальных, и сколько ни задавай вопрос: почему пьют и не работают, он всё равно не найдет понятного ответа для человека возделывающего. Чего тут возделывать, когда изначально данные пейзажи головокружительны, их всю жизнь можно расшифровывать, как криптограммы, и жизни не хватит, они полностью соответствуют ностальгической картинке садов Эдема, и никаким английским паркам не снилось достичь волшебности этого рая, к которому не прикасалась рука человека. Так зачем прикасаться?..."
  Наш путь лежал вдоль северных плёсов, шеи вертелись, стараясь запомнить ещё и ещё один прекрасный вид. Объехав центральный болотистый участок через Ровень Мосты, мы вскоре подъехали к посёлку Залучье, где на взгорье поклонились могиле генерала Шевчука, посмотрели, пожалуй, на один из красивейших видов на острова, заливы, новые храмы Березовского плёса и собрались двинуться на исток Волги, как вдруг у кого-то блеснула мысль - а не посмотреть ли на начало этого плёса, заехав на Картунь через Березовский Рядок? Расстояние ерунда, каких-то 7-8 км. И началось. Машины еле выезжали из лесных промоин, чудом мы там не застряли. Когда добрались до цели, спросили у местных владельцев строений, есть ли сюда другая дорога. Есть, дружно ответили они, но она ещё хуже этой! Хорошо, что в целом этот сезон был всё-таки сухой, а то бы нам несдобровать. Конечно, виды с пригорка Картуни были великолепные, но как здесь вообще можно что-либо построить, осталось для нас загадкой. Вернувшись в Залучье, мы взяли курс на исток Волги.
  Наш путь лежал через пос. Свапуще, мимо деревни Коковкино по лесной дороге прямо на Волговерховье. Где-то я слышал, что название Свапуще означает "предводитель разбойной шайки". Однако в этом посёлке есть заправка, единственная на всём северном и западном плёсах. От поселка Залучье до нашей цели оставалось 26 км. Дорога вначале асфальт, затем - щебёнка, но со странным рельефом, похожим на стиральную доску. Везде стоят знаки ограничения скорости 40 км/час. При попытке перейти на 60 км/час начинаются вибрации, заносы и прочие неприятности. Так что к истоку подъезжали медленно. Может быть, это начало того стиля подхода к таким местам, о котором давным-давно писал мой знаменитый земляк, фотожурналист и писатель, В.М. Песков. Он мечтал, чтобы к таким святым местам люди подходили пешком, как бы ни были благоустроены дороги в будущем.
  И вот неказистая деревушка Волговерховье. Сердце бьётся учащенно. Машины оставляют у крайней избы. Проходят через короткую улицу и видят внизу невдалеке ладно срубленную часовню. Внутри неё и бьёт источник - начало нашей великой реки Волги. Раньше, рассказывал В.М. Песков, ключи от старой часовни находились у бабы Кати (кажется, так её звали). Но все говорили, что у бабы Кати ключи от Волги.
  Сейчас часовня постоянно открыта, т.к. народ идёт почти непрерывно. Это радует.
  Но, конечно, находятся джипы, которые подъезжают чуть ли не к ступеням дорожки, ведущей к часовне. Пока народ и власти безмолвствуют. Рядом с лестницей и деревянной дорожкой, ведущей к часовне, несколько палаток со всевозможными сувенирами, но цены рассчитаны, в основном, на интуристов. Уже отсюда виден ручеёк, вытекающий из-под часовни. Странно смотреть на эту новорождённую, точнее каждый момент вновь рождающуюся Волгу, вспоминая её виды около Нижнего Новгорода, Волгограда, Астрахани.
  На громадном камне-валуне перед дорожкой к часовне надпись:
  
   "Путник!
   Обрати взор свой
   На Волги исток!
   Здесь зарождается
   Чистота и величие земли
   Русской.
   Здесь истоки
   Души народной.
   Храни их!"
  
  Осмотрев все святые места, как в часовне, так и вне её, закупив Грамоты о посещении Истока и сувениры, мы стали с сожалением возвращаться в обратный путь.
  
  Солнце стояло ещё высоко, до Осташкова было километров 55-60, и мы решили посетить южное ожерелье Селигера, Верхневолжские озёра. Фактически это уже река Волга, разлившаяся в цепь озёр и подпруженная плотиной ниже посёлка Селище. Система озёр вытянулась, окаймляя Селигер с юга и юго-запада, более чем на 80 км. Она состоит из трёх озёр - Стерж, Вселуг и ниже всех по течению - Волго. Множество прелестных мест для стоянок, почти всюду песчаные пляжи делают эти места неповторимо привлекательными. Мы осмотрели из них примерно первые 10-12 км, а затем, выбрав стоянку по душе, вновь повторили ритуал вечернего умиротворённого отдыха - купание, костёр, ужин с малой стопочкой и большими воспоминаниями, а затем крепкий, крепкий сон...
  ТРЕТИЙ ДЕНЬ. Возвратившись по хорошей песчаной дороге к началу Верхневолжских озёр у деревни Коковкино, мы вновь подъехали к посёлку Свапуще и повернули на восток, чтобы двигаться уже по южному берегу Березовского плёса Селигера к его столице - Осташкову. По пути мы несколько раз выезжали к воде и любовались Селигерными далями, в Новых Ельцах мы наблюдали печальную картину развала некогда большой турбазы, стоящей у прекрасных заливов и протоки Березовского плёса, и прослушали историю о всех гримасах нынешнего порядка, в результате которых ещё долго нельзя будет там отдыхать.
   Не доезжая 10-12 км до Осташкова, недалеко от деревни Хитино, прямо у дороги мы осмотрели одну из современных стеклопластиковых пирамид конструкции инженера Александра Голода.
  Инженер А. Голод намерен построить по России 17 таких же пирамид, только различных по высоте. На Селигере её высота равна 22 метрам. Радиус действия - около 120 км. Какого действия? Через несколько лет после возведения Селигерской пирамиды в районе пирамиды выяснилось, что вода стала заметно чище, в озере появились раки, аисты стали вить гнёзда, вскрылись неведомые ранее родники, появились цветы, занесённые в Красную Книгу.
  Цель - гармонизировать всё пространство вокруг пирамид, улучшить его структуру, чтобы исправить дефекты антропогенного влияния на природу. Это, по Голоду делается с помощью торсионных полей, генераторами которых и являются формы пирамид.
  На 37-м километре Новорижской магистрали около Москвы пирамида Голода имеет высоту, равную 44-м. Радиус действия,
   по- видимому, где-то около 200 км.
  
   Через полчаса мы въезжали в Осташков, столицу Селигерья, вроде бы обычный среднерусский городок. Однако раскопки показали, что на этих местах жили аж первобытные люди. А первое упоминание о поселении на полуострове относится к 1393 году, когда якобы после очередного побоища сюда возвратился оставшийся в живых рыбак Евстафий, или Осташко. Официальный статус города Осташков приобрёл в 1770 году и долгое время был пограничным небольшим городком.
   Посмотрев основные достопримечательности и посетив музей, мы отправились на теплоходе на остров, где располагается знаменитая Нилова Пустынь. С конца 16-го века эта обитель росла и крепла. Целый городок помпезных храмов и небольших построек открывается путникам. Масса интересных историй. Приглашение поработать на благо монастыря. Более 3 часов длилась эта экскурсия. А по возвращении в Осташков мы стали выдвигаться на последний из плёсов по нашему пути - на Селижаровский плёс. К вечеру, выбрав просто шикарное место для ночёвки (там много свободных мест, полностью оборудованных добрыми людьми), мы повторили вечерний Селигерский ритуал и снова, переполненные впечатлениями, упали в объятья Морфея...
  
  ЧЕТВЁРТЫЙ ДЕНЬ. После утреннего купания и хорошего завтрака мы тронулись домой, попрощавшись с Селигером. По дороге мы ещё заезжали в Селище, посмотрели на плотину, после которой Волга течет уже как самостоятельная река, и через Селижарово, Ржев, Волоколамск к вечеру возвратились в Москву.
   Как стало легко на сердце при пересечении границы Московской области - мы под крылом у "Ангела".
   Поездка позволила сформулировать следующие
  
  ПОЛЕЗНЫЕ СОВЕТЫ
  1. Планировать поездку по возможности так, чтобы её начало и особенно завершение не попадали на выходные дни.
  2. Осторожно относиться к советам о проезде местных жителей. Перепроверять или общаться с водителями.
  3. На территориях Национальных парков (на Валдае и Селигере) лучше пользоваться газовыми или бензиновыми плитками, оставляя костер, если это возможно, в качестве эмоционально-ритульного действа.
  4. Тщательно заранее узнавать о сети заправок. В нашем случае мы полностью шли на автономе, имея 100%-ный запас топлива.
  5. На сервис надейся, а сам не плошай. Не помешают лишняя запаска, необходимый набор инструментов, рабочих жидкостей и наиболее часто необходимых запчастей.
  6. Запасы пищи должны быть минимальны, т.к. сейчас везде всё основное есть.
  7. Пользоваться по возможности современными крупномасштабными картами.
  Хотя все карты врут.
  
  Экипаж автопробега по Валдаю, Селигерью и истоку Волги.
  
  
  
  
  АВТОПРОБЕГ В ЯНТАРНЫЙ КРАЙ
  
   Это было примерно в 1984 году. Нам очень захотелось проехаться по Литве, познакомиться с Калининградом и попасть в пос. Янтарный. Быстро нашли попутчиков, знакомых с работы жены. Экипаж состоял из 6 человек, размещённых на двух машинах. Я с женой и младшим сыном - на ВАЗ-2105, другая семья с сестрой - на Москвиче М-2141.
   Маршрут - проще простого. Через Смоленск на Минск, далее через Вильнюс на Калининград. Из Москвы мы выехали по шоссе М1 или Е30. Расстояние до Калининграда составляет около 1230 км. Дорога на всем протяжении исключительно с асфальтовым покрытием. Вокруг леса, иногда перелески, и луга или поля. До Смоленска - около 390 км, до Минска - 720 км, до Вильнюса - 888 км, до Калининграда - 1227 км.
   В те годы мы ночевали в палатках там, где нам нравилось. Думаю, что в глубинке можно повторить этот "подвиг".
   Если из Минска выехать на север по дороге М3, отклоняясь от маршрута, то вскоре, на 54-м километре шоссе Минск - Витебск, можно увидеть указатель "Хатынь". В 5 километров от него и находится Государственный мемориальный комплекс, памятник леденящей душу страницы истории Великой Отечественной войны. Стоит найти немного времени, чтобы поклониться жителям сожжённой деревни!
   Ещё одно возможное "отвлечение" от маршрута - Курган Славы, 35 метровый насыпной холм, расположенный на 21-м километре от Минска по шоссе Москва- Брест. Это память об операции 4 фронтов в Белоруссии в 1944 году (символ - 4 сомкнутых штыка). К вершине Кургана ведут 1200 ступеней.
   От Минска до Вильнюса ведёт шоссе Е28, которое вскоре за селом Каменный Лог пересекает границу Литвы. В те, прежние времена, когда эта граница была только на карте, мы всегда удивлялись тому, почему только что оставшиеся сзади деревни Белоруссии имеют такой убогий вид. А вновь появляющиеся деревни, расположенные в такой же местности, в таком же климате, но в Латвии, (а в других поездках - в Литве, Эстонии) имеют такой ухоженный вид...
   От Вильнюса по этой же трассе Е28 можно добраться до Калининграда.
   Осмотрев основные достопримечательности бывшего Кенигсберга (основная цитадель, Литовский вал, каналы, форты, могила Иммануила Канта, музей Янтаря), мы отправились на север по автотрассе А191, чтобы посетить Зеленоградск и погулять хотя бы по южной части знаменитой Куршской косы. Далее, двигаясь на запад, мы осмотрели симпатичные курортные городки Пионерский, Светлогорск, а затем повернули на юг, в направлении на пос. Янтарный, который являлся одной из главных целей нашего автопробега. Двигаясь на юг, в направлении нашей цели мы повстречали 3-4 "кирпича", которые преграждали нам путь в посёлок. Тогда мы решили оставить машины и в них наших трёх женщин, а сами втроём, вооружившись лопаткой и рюкзаками, решили пойти прямиком к посёлку. Более двух километров мы протопали по выжженной степи, не встречая ни запретительных таблиц или знаков, ни каких-либо ограждений. И вдруг внезапно перед нами открылся гигантский карьер, на дне которого стояли два шагающих экскаватора. Эти гигантские машины с края карьера выглядели, как детские игрушки. Постояв некоторое время на краю карьера, справившись с волнением, охватившим нас, мы решили спускаться вниз. Карьер был в диаметре более километра, а его глубина, думается, составляла около сотни метров. Вниз по автомобильному серпантину мы дотопали достаточно быстро, обратив внимание на то, что более половины высоты карьера, начиная сверху, густо обсажена кустами облепихи.
   И вот мы на дне карьера, рядом с гигантскими шагающими экскаваторами. Начинаем топать по голубой глине, которая вся залита водой, где больше, где меньше, и ищем янтарь. От экскаваторов к его краю идут длиннющие транспортёрные ленты, по которым размытая глина подаётся в обогатительный янтарный комбинат, расположенный уже в посёлке. Мы попали в выходной день. Поэтому в карьере - ни души. Найдя по нескольку кусочков янтаря и, как потом выяснилось, по нескольку "чёртовых пальцев", мы не спеша начали подъём на исходную точку спуска. Почти добравшись до края карьера, мы вдруг услышали по динамикам: "Группе, поднимающейся по склону, остановиться!" Остановились. Подождали - никого. Завершив подъём, услышали повтор команды. Сели отдыхать и только тогда заметили, что с противоположного склона спускается фигура. Спешит. Начав подъём, задохнулся, но прокричал: "Не двигаться!" Мы все дружно проорали: "Не спеши! Ждём!" Совершенно запыхавшись, к нам поднялся молодой парень. Он спросил, как мы сюда попали. Говорим, что приехали на машинах, везде висят "кирпичи". Мы и пришли пешком. У него глаза на лоб. "Это же запретная зона!" - говорит. Мы предложили пройтись с ним до шоссе, чтоб увидеть хоть что-нибудь, напоминающее о запретах. Отказался. - Но ведь вы спускались вниз! - Так мы для этого сюда и ехали! - За ваши следы на голубой глине меня завтра же уволят, если я вас не задержу. Мы согласились на задержание в обмен на его рассказ о добыче янтаря, проблемах и перспективе развития этого производства. Парень согласился, и мы снова спустились с ним и поднялись к его охранному домику. Весь путь сопровождался его рассказом о янтарном крае, особенностях переработки сырья, проблемах и перспективах этого производства. Подойдя к его домику, мы увидели и причину его "зевка" нарушителей режима в виде черноволосой красавицы. Пока парень вызывал милицию, мы помогли ей принести воды из источника, бьющего неподалёку от домика. Милиция приехала быстро и сообщила нам, что придётся проехать в отделение для оформления соответствующих протоколов. Мы попрощались с нашим невольным гидом и его подругой и уселись на мотоцикл примерно так же, как в известном фильме "Кот, Барбос и необычный кросс": я - на заднем сиденьи, а мой сын с нашим знакомым Николаем - в коляске. Так что с посёлком Янтарный мы познакомились, проехав по нему до отделения милиции. Дежурная смена была явно в шоке, когда на просьбу предъявить документы мы хором ответили: "А у нас их нет!" Успокоились немного милиционеры, когда мы объяснили им, что все документы находятся в машинах на шоссе. Николая вновь посадили на мотоцикл, и вскоре документы были доставлены. И вновь смене пришлось удивляться: оказалось, что у меня, тогда подполковника, в отпускном билете значился пос. Янтарный, и у моего сына, тогда курсанта военного училища, - тоже. Стали соображать, что же делать? Выходит, что из 3 нарушителей пограничного режима двое, как минимум, режим вовсе не нарушали. Старший смены (на то он и старший) придумал, как выйти из положения. - Протокол о нарушении оформим на Николая, - сказал он, - а двое его попутчиков подпишутся в качестве свидетелей. Так и сделали. Инцидент был исчерпан, нас снова водрузили на мотоцикл и довезли до наших встревоженных жён.
   Мы продолжили и успешно завершили наш автопробег. Возвращаться можно, естественно, различными путями. Мы были в Прибалтике три раза. И каждый раз туда ехали одним путём, обратно - другим. Но это уже по вкусу.
  
   Для поездки в Калининградскую область в настоящее время начинать следует с посещения посольства Литвы. Там необходимо получить транзитную визу, и, если в области предполагается пребывать менее 10 суток, то вся процедура проводится как упрощённая. Необходимо иметь заграничный паспорт, копию российского паспорта, одну фотографию (цветную матовую) 3,5х4,5, страховку, заполнить анкету.
   Адрес посольства Литвы - Москва, Борисоглебовский пер., 10, метро "Арбатская".
   Тел. 291-1501, 785-8625
   Как сообщил нам представитель Правительства Калининградской области, в настоящее время пос. Янтарный открыт для посещения гражданами России.
   Справки по экскурсиям в музеи Калининграда, а также в музей пос. Янтарный можно получить через общий отдел Правительства Калининградской области:
   (4012) - 21-14-82. Заядлый автопутешественник, vbs.
  
  
  50 ЛЕТ СПУСТЯ...
  
  В НИЖНИЙ НОВГОРОД И ДИВЕЕВО
  
   Прошло ровно полвека с того момента, как в 1955 году я, выпускник средней школы, был зачислен курсантом ГРТУ - Горьковского радиотехнического училища Войск ПВО страны. В честь такого очень круглого юбилея было решено посетить ныне Нижний Новгород, поклониться своему училищу, посмотреть, каков сегодня "город юности моей". А тут подпал случай: мой бывший сослуживец, а ныне Генеральный директор фабрики реставрации музыкальных инструментов, часто бывающий в Нижнем по своим делам, пригласил меня с собой проехаться туда на своей шикарной машине "Вольво".
  Сказано - сделано. Утром, около 8 часов, мы покинули Москву и стали набирать километры на спидометре по Горьковскому шоссе (трасса М7 или Е22). Не доезжая Владимира, нас ожидал "партизанский подарок" - объезд порядка 35 км, заканчивающийся въездом в город по безобразной дороге. Мы же намеревались быстро объехать город по окружной дороге. Но нет худа без добра: мы осмотрели накоротке основные достопримечательности Владимира.
  В 1108 г. князь Владимир Мономах построил мощную крепость, защищённую с юга крутыми берегами реки Клязьмы, с севера - речкой Лыбедью, с востока и запада - глубокими оврагами. Новая крепость была названа в честь основателя - Владимир.
  Во Владимире множество достопримечательностей, только храмов более 20, конечно, все, проезжая через город, осматривают лишь некоторые из них - Кремль, Золотые Ворота и непременно - Кругозор, откуда открывается великолепный вид с птичьего полета на Клязьму и дальние леса, протоки и озера.
   А при выезде из Владимира можно посмотреть ещё одно чудо России - Храм Покрова-на-Нерли (1165 г.), для чего, не доезжая до храма в селе Боголюбово, свернуть на идущую вниз дорогу и проехать около полутора километров по Боголюбовскому лугу.
  История знаменитого храма Покров-на-Нерли насчитывает восемь веков. Этот шедевр древнерусского зодчества был построен на искусственно насыпанном холме в пойме реки Клязьма. Одно из самых лирических творений древнерусских зодчих. Вокруг - полный покоя и поэзии луговой простор. Вольный воздух, высокое небо, пышные травы - и на взгорке, на берегу тихой старицы - нежный силуэт древней церкви. Издалека манит её белый наряд посреди древесных крон. Изящество форм, грация силуэта, резная декорация преодолевают тяжесть камня.
  
  О нём прекрасно сказал поэт Борис Чечебабин:
  
  Храм Покрова
  Мы пришли с тобой и замерли,
  И забыли все слова
  Перед белым чудом на Нерли,
  Перед храмом Покрова,
  Что не камень, а из света весь,
  Из любовей, из молитв...
  
  Отсюда не хочется уходить, хочется раствориться во всём этом..., но надо двигаться дальше. Рядом с храмом часто можно видеть местного фотомастера, который устраивает выставку-продажу прекрасных видов храма, снятых очень художественно и в различные времена года.
  До самого Нижнего сейчас происходит реконструкция дороги, большой объём работ должен завершиться к зиме 2005-2006 гг., тогда будет по 4 полосы движения в каждом направлении. У нас на спидометре около 440 км. Мы - в Нижнем. Несмотря на все задержки, где-то к обеду мы въехали в древний Нижний Новгород, областной город с почти 4-миллионным населением, с разнообразными по профилю заводами, с массой достопримечательностей, метро в Автозоводском районе.
  История города Нижнего Новгорода начинается в 1221 году. Нижний Новгород был основан у места слияния великих русских рек - Волги и Оки князем Юрием (Георгием) Всеволодовичем в 1221 году как опорный пункт обороны русских границ от мордвы, черемисов и татар. Город получил название "Нижний" - возможно, потому, что расположен был в "низовских" землях относительно Новгорода Великого, возможно, относительно уже существовавшего в четырех верстах вверх по Оке "старого городка", упоминание о котором сохранялось вплоть до начала 17-го века.
  
   Гостиниц в Нижнем сейчас более 20, но приемлемые цены мы увидели в гостиницах "Автозаводская" и "Заречная" (800-1200 р. за двухместный номер в сутки).
  Мы осмотрели здание Нижегородской ярмарки, ж/д вокзал и по Канавинскому мосту и Зеленскому съезду поднялись в центр. Мой друг должен был поработать в консерватории, а я до вечера использовал время для воспоминаний и осмотра города.
   Первым делом я, конечно, поехал посмотреть памятник Горькому, телецентр, в строительстве которого принимал участие в те далёкие годы. А затем на проспект Гагарина - в свою первую альма-матер - в бывшее ГРТУ.
   Летом 1951 года в Горьком было создано ГРТУ (Горьковское радиотехническое училище Войск ПВО страны). Прекрасные педагоги и командиры долгие годы обеспечивали подготовку высококлассных специалистов в области зенитно-ракетной техники. Это подтверждено не только на полигонах, но и в самых различных точках боевых действий (от Вьетнама до Ливии). В 1953 году по инициативе преподавателей училища, воистину духовных наследников Попова и Бонч-Бруевича, в училище был создан телецентр, обслуживающий не только Горький, но и сопредельные районы. Позже удалось ретранслировать ТВ передачи из Москвы через самоёетный ретранслятор во Владимире. Этот телецентр просуществовал вплоть до ввода в строй городского телецентра в районе площади Лядова. В 1999 году теперь уже Нижегородское высшее зенитно-ракетное командное училище перестало существовать, по решению новых властей государства, в частности Б.Е. Немцова и С.В. Кириенко.
  
   Всё это мне стало известно позже. А тогда я долго стоял перед бывшей проходной училища и не понимал, что произошло. Прошёл в городок офицерского состава, дошёл до основного КПП. И там увидел электронный замок. Мне сказали, что вместо административного корпуса училища там расположился офис хозяйственных служб Кириенко. Весь городок училища кому-то продан, казармы разрушены, как после бомбёжки, учебный корпус - тоже. Побродив по развалинам, я ещё раз мысленно поблагодарил своих учителей и оставил это место.
   Остальное время я побродил по центру, по Кремлю, полюбовался прекрасными видами на Волгу, Оку и на Стрелку - место их слияния, а затем встретился у консерватории со своим другом, поведал ему обо всём увиденном, и предложил очистить душу посещением Дивеева. Он согласился, т.к. успел уладить все свои дела.
   В Нижнем много исторических памятников. Только музеев, связанных с Горьким, - три, художественный музей в Кремле, сам Кремль и вся набережная, которая вызывает ощущения полета или парения над Волгой и многое другое.
   Снова проехав по проспекту Гагарина и посмотрев здание, в котором под домашним арестом в ссылке находился А.Д. Сахаров, мы, выехав из города, взяли курс на Дивеево, практически на самый юг области.
   Дорога до нашей цели всюду асфальт. Расстояние - около 170 км. Так что часа через полтора-два мы уже искали гостиницу (а их там сейчас несколько, но цены...) в Дивеево. Самая роскошная гостиница - "Московия". Минимальная цены 2-местного номера - 3000 р. Нам указали, что в гостинице "Дивеево" такой же номер, но поскромнее, стоит 1500 р, а поселились мы в скромной, но отделанной под евроремонт гостинице "Заречье", где удалось переночевать вдвоём за 750 р. Гостиницы можно бронировать (тел. 8-3143-425-50). Кроме того, в Дивеево работает Паломническая служба, помогающая устроиться по средствам и желаниям.
  День оказался насыщенным не только информацией, километрами, но и эмоциями, связанными с развалинами ГРТУ. Наверное, правы те, которые рекомендуют не возвращаться к пройденному.
   Утром, когда с высоких храмов Свято-Дивеевского монастыря ещё не сошли туманы, мы были уже в монастыре.
  Свято-Троицкий Серафимо-Дивеевский женский монастырь основан около 1780 г. Четвёртый удел Пресвятой Богородицы на земле. В 1927 году закрыт, возобновлен в 1991 г.
  Святыни: мощи прп. Серафима Саровского, прп. жён Дивеевских. Имеются целебные источники. В обители около 400 насельниц. Настоятельница: игумения Сергия (Конкова).
  Адрес: 607320, Нижегородская обл., Дивеевский р-н, с. Дивеево.
  Тел.: (83143) 4-24-66, 4-28-86 и 4-26-90.
   Постояв на заутрене, поставив свечи за здравие ныне живущих родственников и за упокой ушедших, мы поклонились святым мощам преподобного старца Серафима Саровского, прошли по его заповедной канавке, посмотрели на гигантский размах ведущихся здесь работ, купили сувениры в лавке и распрощались с этой Российской святыней.
  Обратный путь до Москвы возможен по нескольким вариантам.
   Во-первых, можно вернуться в Нижний и через Владимир - в Москву.
   Во-вторых, можно вернуться на Владимирскую дорогу через Павлово, Гороховец.
   В-третьих, ехать через Муром, Гусь-Хрустальный,, на Владимир и в Москву.
   В-четвёртых, через Муром, Касимов, Спас-Клепики, Егорьевск в Москву.
  Мы выбрали четвёртый вариант, желая побывать в Спас-Клепиках, где учился Есенин, а также проехать через озёра, в которые разливаются реки Бужа и Пра.
   Дороги везде хорошие, с асфальтовым покрытием, кроме Мурома.
  К вечеру второго дня мы прибыли в Москву.
   Автолюбитель с 48-летним стажем
  К 60-ЛЕТНЕМУ ЮБИЛЕЮ ГЕРОИЧЕСКОЙ ОБОРОНЫ
  М О С К В Ы
  
  Не всё ж война!
   Но ветер с дымом горьким
  Встревоженному сердцу говорит:
  Склонись в раздумье над
   любым пригорком -
  Не ошибёшься - здесь солдат зарыт!
   Ал. Бобров
  
  Осенью 2001 года исполнилось ровно 60 лет со дня начала героической обороны Москвы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг . Долг памяти зовёт нас вернуться к тем тяжёлым дням, вспомнить, как же всё это было, преклонить колени перед мужеством наших предков, подумать, что мы можем сделать, чтобы память о них не исчезла в веках.
  
  Судьба пенсионера привела меня более пятнадцати лет назад в дачный посёлок на берега р. Рузы, к началу Рузского водохранилища. Уже в первый сезон работ по строительству дома мы обнаружили бетонный ДОТ (долговременную огневую точку) на крутом берегу реки у излучины Рузы, в 2,5 км ниже по течению от п. Лазарево, и в нескольких местах неподалёку от него следы окопов, соединённых ходами сообщения. Было ясно, что это выгодное место обороны - память огненных лет. Но что, когда и как здесь было - не удалось узнать ни в местном краеведческом музее (Осташево), ни в музеях и институтах Москвы.
  
  Пришлось провести самостоятельный поиск с использованием военно-исторической литературы, а также обратиться к материалам Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации. Результатами поиска и являются материалы настоящей работы. Пусть эти материалы будут вкладом в дело увековечения защитников нашей прекрасной Родины.
  
  А теперь вернёмся в грозный 1941 год.
  К концу сентября 1941 г. немецко-фашистское командование полностью подготовило операцию "Тайфун", целью которой было окружение и уничтожение советских войск под Москвой и овладение столицей ещё в 1941г. Проведение операции возлагалось на группу армий "Центр" (командующий Ф. Бок). Враг обладал значительным превосходством в военной технике.
   Марк Лисянский
   Замёрзнуть не успела Руза,
  Как двинулись на смертный бой
  Грузовики с гремучим грузом
  И танки тесною толпой.
  
  Войскам противника противостояли силы и средства Западного (Г.К. Жуков), Резервного (С.М. Будённый), Брянского (Г.Ф. Захаров), Калининского (И.С. Конев), и Юго-Западного (С.К. Тимошенко) фронтов.
  В оборонительной операции на интересующем нас участке (от Болычева до Волоколамска) участвовали войска 16-й армии (К.К. Рокоссовский) Западного фронта, а именно, части 316-й СД (стрелковой дивизии) под командованием генерал-майора И.В. Панфилова, а также курсанты полка училища Верховного Совета РСФСР (С.И. Младенцов).
  Цель Московской оборонительной операции - отразить наступление противника на Москву, обескровить его ударные группировки и подготовить условия для последующего перехода советских войск в контрнаступление.
  
  Оборона 16-й армии простиралась на 100 км. Против 16-й армии, где один батальон оборонял 5-6 км, где на одном километре обороны было 1-2 орудия, гитлеровцы бросили 4 дивизии, до 200 танков.
  
  С началом войны для прикрытия подступов к Москве строилась Можайская линия обороны (МЛО). Она состояла из трёх оборонительных полос общей глубиной 120-130 км (от Московского моря до слияния Угры с Окой) и проходила по р. Ламе, Волоколамск, Бородино, Калуга, Тула. Всего было построено 296 ДОТов, 535 ДЗОТов, 170 км противотанковых рвов.
  Найденный ДОТ на берегу р. Руза и является одним из многочисленных сооружений этой линии обороны.
  Ко времени выхода фашистов к МЛО (10.10.41г) её оборудование не было закончено. К.К. Рокоссовский в книге "Солдатский долг" отмечает: "На участке Болычево- р.Руза вместо укреплений и оборонительных сооружений - только колышки: строители больше ничего не успели сделать".
  
  
  
  
  
   Ал. Зарецкий
  Ах, как здесь на опушке алеет рябина,
  Словно там, у Днепра, где родимая мать.
  Мне отсюда две тысячи вёрст до Берлина,
  До Москвы только сто двадцать пять.
  
  К 10 октября 1941 г. оборону в районе Болычево, Осташево, Спасс, Волоколамск держали 1073-й СП (стрелковый полк) и 1075-й СП 316-й СД (стрелковой дивизии). Для артиллерийской поддержки им был придан 857-й артиллерийский полк. Южнее Болычева боевые действия вёл 1077-й СП.
  
  Несколько слов о 316-й СД (дивизии Панфилова). В материалах ЦАМО (Центрального архива Министерства обороны РФ) можно найти следующие сведения из исторического формуляра и материалов боевых действий дивизии.
  
  316-я СД (в последующем - 316-я Стрелковая Режицкая ордена Ленина Краснознамённая ордена Суворова Дивизия им. Героя Советского Союза генерал-майора Панфилова И.В.)
   Основные части в составе 316 СД - 1073, 1075, 1077 СП,...
   Дивизия в составе 16 -й армии (Рокоссовского).
   В течение 1941г. сменилось 3 комдива:
   С 12.7.41 - г/м Панфилов Иван Васильевич
   С1.12.41 - г/м Ревякин Василий Андреевич
  С 18.1.41 - Чистяков Иван Михайлович
   6.10.41г. дивизия перебрасывается на Волоколамское направление. Противник сосредоточил крупные силы - до 100 танков, 400 мотоциклов, мотопехоту.
   10.10.41г. 316-я СД заняла оборону фронтом 45 - 50 км, справа - Московское море, слева - Болычево. Плотность орудий - 4 орудия на 1 км. Все боевые порядки располагаются в один эшелон.
  Передний край главной полосы сопротивления проходил по восточному берегу р. Лама, Горутино, Новинки, Бухолово, Козлово, Клетки, Прозорово, свх. Болычево. В дивизии, как и во всей 16-й армии, организовывались истребительные отряды, создававшие противотанковые минные поля, и, кроме обычных противотанковых истребительных подразделений, готовились отряды по применению бутылок с зажигательными смесями.
  На наиболее важных направлениях создавались противотанковые опорные пункты. Противотанковый артиллерийский резерв находился в Спас-Рюховском.
  
  14.10.41г. дивизия вступила в бой с передовыми частями противника, прочно удерживая занимаемые рубежи.
  16 и 17.10.41г. бой с наступающим на Болычево противником. Подбито 10 танков. Свх. Болчево в течение этих двух суток несколько раз переходил из рук в руки. Неоднократно до 15-30 стальных чудовищ окружали этот населенный пункт. Однако с появлением наших танков, даже в количестве 1-2, фашисты в панике бросали позиции окружения и отходили.
  Подтянув резервы, противник бросил на Болычево до 50 танков и до двух рот автоматчиков. Федосьино и свх. Болычево окружены.
  В ночь на 18.10 части выходят из окружения, уничтожив 17 танков и до батальона пехоты.
  18.10 на Княжево наступает до 70 танков и свыше батальона пехоты.
  1075-й СП потеснён в район Осташево, Становище. Подбито 11 танков противника. Занимаемые рубежи удерживаются прочно.
   1077-й и 1073-й СП с приданными частями также прочно удерживают рубежи обороны и ведут бои.
   В ночь на 19.10.41г. остатки 1075-ого СП, заградотряд и 296-го СП противотанковой обороны занимают рубежи обороны по восточному берегу р. Рузы.
   К исходу 21.10.41г. Осташево пало, подбито 11 фашистских танков.
   23.10 - 24.10.41г. противник встретил упорное сопротивление на участке Спасс-Рюховское, Чертаново, Козлово. Красная Гора.
   Утром 24.10.41г. противник проявил активность, нанося одновременно удары на Дубосековском и Спас-Рюховском направлениях. Неся большие потери, противник приостановил наступление.
   16 ноября 1941г. совершен легендарный подвиг 28 героями-панфиловцами
   (4-я стрелковая рота, политрук Клочков), уничтожено 50 фашистских танков.
   25.10-27.10 противник во взаимодействии с авиацией, танками и пехотой возобновляет наступление на участках 1075-го и 1073-го СП. Непрерывно бомбят группами до 45 самолётов и наступают группировкой до 40 танков. Наши части оттеснены к Волоколамску.
  
  За период оборонительных боёв нанесен следующий ущерб противнику:
  Убито и ранено 60 тыс. чел.
  Взято в плен 251 чел.
  Уничтожено лошадей 590
  Сбито самолетов 33
  Уничтожено танков 287
  Уничтожено бронемашин 45
  Уничтожено орудий 180
  В том числе зенитных 10 и пр.
  
  Награждены
   Героями Советского Союза 28
   Орденом Ленина 25
   Орденом Красного Знамени 193
   Орденом Красной Звезды 453
   Медалью "За отвагу" 1438
   Медалью "За боевые заслуги" 898
  
  Национальный состав дивизии,%:
  
  Русские - 70
  Украинцы - 16,6
  Казахи - 5,7
  Киргизы - 3,1
  Прочие - 4,5
  
  Правый фланг обороны на участке Новинки, Козлово (у Красной Горы) держал
  1073-й СП.
  
   Из исторического формуляра 1073-го СП материалов ЦАМО можно прочитать.
  1073-й СП в составе 316-й СД (8-й ГВ СД) с 7.10.41г. по 10.10.41г. перебрасывается на Волоколамское направление и занимает оборону на рубеже Новинки, Козлово (у Кр. Горы), где отражает яростные атаки численно превосходящего противника (36ПД, 6ТД), рвущегося к сердцу нашей Родины - Москве.
  
  С утра 17.10.41 противник подтянул и ввел в бой свежие силы и, усилив свои части... начал наступление, овладел свх. Болычево и к исходу 21.10.41 вышел на линию Осташево - Становище.
  
  С 22.10.41г. по 27.10.41г. подразделения полка вели непрерывные бои, отличавшиеся особым ожесточением. Используя все виды манёвра на поле боя, полк изматывал наступающие подразделения противника, и вынудил его отказаться от дальнейшего наступления на этом направлении.
  
  27.10.41г. полк прочно занял оборону на рубеже Козлово, Кр. Гора и удерживал его до 16.11.41г., ведя непрерывную разведку противостоящего противника и всеми видами огня нанося большие потери в живой силе и технике.
  
  16.11.41г. противник крупными силами перешел в наступление, нанося главный удар вдоль Волоколамского шоссе на Ново-Петровское.
  Полк, ведя сдерживающие оборонительные бои с превосходящими силами противника, медленно отходил в восточном направлении, нанося противнику значительные потери.
  
  С 27.11.41 по 8.12.41 в полку убито 950 чел, ранено - 2100 чел.
   У противника убито 1380 чел, ранено - 3000 чел.
  
  С 15.12.41г полк в составе дивизии по приказу Ставки ВГК перешел в резерв ВГК.
  
  За мужество, отвагу, дисциплинированность личного состава и организованность в боях в течение 20-27.10.41г. , в результате которых превосходящим силам противника, наступающим на Москву, было нанесено решительное поражение,
  1073 СП в составе 316 СД был переименован в 1073 ГВ СП,
  а многие красноармейцы и командиры награждены орденами и медалями Советского Союза.
  Командный состав 1073 СП периода обороны:
  Командир полка - майор Елин Григорий Ефимович,
  Командир полка - подполковник Иванов Иван Николаевич,
  Военный комиссар - старший политрук Логвиненко Пётр Гаврилович,
  Зам. командира полка по строевой части -
   майор Якубенко Николай Григорьевич,
   Начальник штаба - майор Марковский Георгий Леонтьевич.
  
  
  По приказу НКО СССР Љ 339 от 18.11.41г. полку вручено Гвардейское Знамя.
  Вручение состоялось только в июне 1944 года.
  
  Один из батальонов 1073-го СП занимал оборону в непосредственной близости от "нашего" ДОТа. В материалах ЦАМО были найдены сведения о боях 1-го СБ (стрелкового батальона) 1073-го СП с 18 по 26 октября 1941г. Вот некоторые выписки из боевых донесений.
  1-й СБ оборонял два батальонных района :
   Новлянское, Лазарево, высота 207,9.
  
  Передний край - р. Руза на фронте 6,5 км.
  Сосед справа - 2 СБ 1073 СП, слева - 1СБ 108 СП.
  
  Несмотря на очень широкий фронт, районы обороны представляли собой выгодный рубеж и силами батальона были достаточно укреплены для оказания упорного сопротивления врагу.
  
   До 18.10.41г. боевая деятельность СБ ограничивалась сооружением оборонительных танковых точек и мелких строений, созданием разведывательных групп.
  
   18.10.41.г разведотряд совершил налёт на п. Середа - пункт регулировки противника по отправке войск на Шаховскую. В результате налёта уничтожено 20 солдат, 5 автомашин, мост, заминирована дорога.
  
  22.10.41г. в п. Житаха вступила одна рота противника.
  
  23.10.41.г. в 9.00 противник начал артподготовку по Новлянское.
  Одновременно наше боевое охранение вступило в бой в районе Чернево.
  
  После боя в течение дня к 19.00 рота оставила Новлянское. Ранен командир 2-й стрелковой роты мл. сержант Севрюков, помощник командира роты мл. лейтенант Борисов. Отмечена полнейшая бездеятельность мл. политрука 2-й роты Хасанова: его увидели только после боя в 22.00 без оружия.
  
  2-я стрелковая рота под 8-часовым огнём отразила лобовой удар с фронта и отважно дралась внутри обороны против трижды превосходящих сил противника. Подкрепление с левого фланга батальона (4 км) не успело подойти к правому флангу роты. После отхода левого фланга на Щекотово батальон оказался в полукольце.
  
   Вл. Карпенко
  А немец бил без передышки,
  К снаряду рядом клал снаряд,
  Кромешный ад.... Не тот, из книжки,
  Тот уж не страшен - Дантов Ад!
  
  В 3.00 24.10.41г. стрелковый батальон по приказу командира 1073-й СП снялся с оборонительного рубежа. Связи нет. В течение дня противник занял Горбуново, Сафатово.
  25.10.41 г. при выходе из Милованье напало 9 танков со стороны Спас-Рюховского. Подбит 1 танк, остальные повернули назад.
  26. 10.41г. СБ прибыл в Волоколамск.
  
  В Ы В О Д Ы
  1. Подавляющее большинство бойцов и командиров батальона в этих боях на деле доказали преданность социалистической Родине, партии Ленина-Сталина, оказывая неоднократное, упорное сопротивление превосходящим силам противника, нанося ему чувствительные удары, проявляя мужество, отвагу и героизм.
  2. Батальон ни разу не допустил противника до рубежей атаки перед своим фронтом, всегда смело отражая любые удары, уничтожая огнём живую силу противника на рубеже накопления для атаки.
  За период 18.10 - 30.10.41г. уничтожено до 400 фашистских гадов,
  6 автомашин, 1 танк, 1 минометная батарея, 1 пушка, 3 НП.
  Свои потери - убито 53 человека, ранено - 90 человек.
  3. Батальон четырежды выходил из окружения с боем, организованно прикрывая свой отход.
  4. Батальон мужественно перенес девятидневную голодовку, доводившую людей до изнеможения.
  5. Батальон сохранился как боевое подразделение с боевым вооружением и обозом.
  6. Трудности, пережитые в боях, ... укрепляли его, давали хорошую боевую закалку, опыт и навыки ведения оборонительных действий.
  7. Наряду с этим, следует отметить и недостатки:
  • За период оборонительных боев в батальоне выявлено четыре дезертира;
  • Артиллерия, как правило, не поддерживала пехоту;
  • На моей совести лежит дезорганизация 3-й стрелковой роты: я не предвидел предательства командира роты, его командиров взводов, хотя после восстановления боевых возможностей 3-я стрелковая рота отважно дралась в трёх напряженных боях;
  • Младшего лейтенанта Попова необходимо расстрелять перед строем батальона.
   6 ноября 1941 г. Командир батальона ст. л-т Баурджан Момыш- Ули
  
  Заметим, что подпись на этом документе говорит о том, что командиром батальона был главный герой книги А. Бека "Волоколамское шоссе". Найден приказ о его дальнейшем назначении заместителем командира полка с 11 декабря 1941 г.
  
  Южнее 1073-го СП или левее по фронту обороны сражались бойцы 1075-го СП дивизии Панфилова. Перед нами некоторые выписки из "Исторического формуляра"1075-го СП материалов ЦАМО РФ.
  
  18 августа 1941 г. в г. Алма-Ата сформирован 1075-й СП.
  Командир полка - Мухомедьяров, нач. штаба - Манасенко.
  
  10.10.41г. полк выгруэился в Волоколамске. После 10.10.41г. 1075-й СП сосредотачивается в районе Лазарево, штаб полка - Осташево, граница с 1073-м СП - Лазарево - Середа. Задача полка - оборонять Можайский боевой участок. Граница с ним - Болычево.
   13.10.41г. 1075-й СП занял оборону в районе Осташево (в архивных материалах - Асатошево) по р. Руза.
  13.10.41г. - минирование полей - Макарово, Хатанки, Лисавино, Подсулино, Самойлово. Штаб - Игнатково.
  16.10.1941г. - противник занял Болычево. Полк обороняет участок Лазарево (исключительно) - свх. Булычево (в наст. вр. Болычево).
  Потери полка с 14.10.41 г. по 31.10 41 г:
   Убито - 535 чел.
   Ранено - 275 чел.
  Пропало без вести - 1730 чел.
  
   С 16.10.41г. по 29.10.41г. 1075-й СП вёл тяжёлые оборонительные бои с превосходящими силами противника с задачей - не допустить врага к Москве, измотать его силы и уничтожить.
   29.10 - под напором превосходящих сил противника полк оставил Волоколамск и занял оборону по Волоколамскому шоссе.
   16.11 - легендарный подвиг 28 героев-панфиловцев (4-я стрелковая рота, политрук Клочков), уничтоживших 50 фашистских танков.
   18.11.41г. - за мужество и отвагу личного состава против наступающих сил противника и за оборону разъезда Дубосеково 1075-му СП присвоено звание
  23-й ГВ СП (гвардейский стрелковый полк).
  Многие эпизоды оборонительных боёв, описанные в боевых донесениях, в политдонесениях, не могут оставить равнодушными исследователей этих материалов. Героические подвиги обороняющихся - не выдуманные писателями, а реально задокументированные - ещё и ещё заставляют нас подумать, скольким мы обязаны тем далёким участникам обороны, которые обеспечили наш мирный труд, отдых, жизнь...
  
   Ник. Панченко
  Бессмертные в атаку шли юнцы,
  Не храбрецы - резервники пехоты.
  Захлёбывались кровью пулёметы:
  Бессмертные в атаку шли бойцы.
  
  
  Перед нами описания малой толики героических поступков участников обороны.
   Некоторые эпизоды боев 1075-го СП в районе Болычева, Спас-Рюховское.
  
  Описание геройского подвига начальника штаба 1075-го СП, капитана Манаенко, который уничтожал фашистские танки из горящего сарая, а после окончания боеприпасов - уничтожал гранатами фашистов, выпрыгивающих из подбитых танков.
  Описание геройского подвига мл. лейтенанта Медведева, который, будучи дважды раненным, не покинул поле боя, после того, как его пулемет был разбит, он схватил гранату и пошел вперед, увлекая всех в атаку. В этом бою он погиб.
  Красноармеец Терехов, умело ведя бой, подбил три танка и погиб.
  Командир пулеметного взвода Какулия сам из пулемета косил немцев до тех пор, пока вражеский снаряд снаряд не угодил прямо в него.
  Красноармеец Бараненко, ведя противотанковый бой, уничтожил 3 танка.
  
  В районе Спас-Рюховского красноармеец Кривенко Кирилл Илларионович вел бой с танком. Когда в подбитом танке открылся люк, Кривенко вскочил на танк и бутылку с зажигательной смесью бросил прямо в люк. Вместе с 11 бойцами Кривенко представлен к награде.
  В боях за Болычево и Осташево только за 19-20.10.41г. подбито 18 танков.
   Описаны и немногочисленные позорные случаи: дезертирство, трусость, плохая организация связи и взаимопомощи во время ведения боевых действий, казусы ( почти состоявшийся увод наших бойцов одним немцем), пьянство и насилие (л-т Трофимов приставал к учительнице в пьяном виде, а когда она убежала - кинул в неё гранату, ранил) и т.д.
  22.10 - 23.10.41г. в районе Осташево разведка обнаружила до 60-70 танков противника.
  23.10.41г. противник повел наступление, стремясь выйти к Волоколамску.
  На участке обороны 1073-го СП продолжаются кровопролитные бои, противник несет огромные потери.
   На участке обороны 1075-го СП противник встретил жесткую оборону.
  
  
   Не все прошли сквозь ад оборонительных боёв. Многие, и молодые и пожилые, сложили головы в боях на Можайской линии обороны. Есть в материалах ЦАМО такой документ - "КНИГА УЧЕТА БОЕВЫХ ПОТЕРЬ 1075-го СП". В книге приведены сотни фамилий погибших, в том числе 28 героев-панфиловцев, почти везде есть даты рождения, дата и место гибели, информация об адресах их семей. Мы выбрали из этой книги лишь некоторые фамилии защитников, погибших вблизи "нашего" ДОТа.
  
  Перед нами данные о количестве погибших в дни обороны в близлежащих к Осташеву населенных пунктах:
  
  Федосьино - 155 чел.
  Игнатково - 129 чел.
  Княжево - 35 чел.
  Кашилово - 2 чел.
  Спас-Рюховское - 8 чел.
  Петелино - 19 чел.
  
  
  Данные о некоторых погибших из "Книги учета боевых потерь" приводятся в следующей таблице.
  
  
  
  Должность,
  воинс. звание Фамилия
  инициалы Год
  рождения Дата
  гибели Место
   гибели
  Ком. Роты
  Ст. л-т Климко Николай
  Яковлевич 1900 18.10.41 Игнатково
  Ком. Взвода
  Мл. л-т Прийма Михаил
  Григорьевич 1913 17.10.41 Княжево
  Пом ком роты
  Старшина Маркабаев
  Джумаш 1906 17.10.41 Княжево
  Ст. политрук Забродин
  Павел Иванович 1912 19.10.41 Кашилово
  Политрук Ковалевич Григ.
  Семенович 1909 18.10.41 Игнатково
  Политрук
  роты Никифоров
  Николай Семен-ч ? 18.10.41 Игнатково
  Ком. Пулем.
  взвода Какулия Алфис
  Сабаевич 1917 17.10.41 Княжево
  Старший
  лейтенант Душин
  Николай 1908 21.10.41 Спасс-
  Рюховское
  ? Климов
  Сергей Анат-ч 1914 15.10.41 Игнатково
  Ком отдел-я
  Мл. ком-дир Калашников
  Василий Федоров 1906 19.10.41 Осташево
  Красноармеец
  Рядовой Садовников
  Петр ? 19.10.41 Осташево
  ? Попов
  Петр Семенович 1911 19.10.41 Осташево
  ? Калашников
  Василий Федоров 1906 19.10.41 Осташево
  
  Красноармеец
  Стрелок Шмаков
  Павел Степ -ч 1908 16.10.41 Осташево
  Красноармеец Алдышев Абдурахман ? 19.10.41 Таршино
  Ком. Отдел.
  Сержант Третьяк
  Марк Аникеевич 1907 14.10.41 Кашилово
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
   Вл. Карпенко
  Под ясным небом, под Волоколамском
  Стоят в октябрьском зареве леса.
  И кажется, что из-под обелиска,
  Как шорох листьев, павших голоса:
  
  "Не надо фраз про доблесть и отвагу.
  Слова - всего лишь навсего слова.
  Мы здесь стояли. И назад - ни шагу.
  Мы здесь лежим. Зато стоит Москва".
  
  1. В ходе оборонительного сражения на Можайской линии советские войска проявили большое мужество, упорство и маневренность. Однако полностью удержать эту линию обороны не удалось.
  На Волоколамском направлении немецкие войска оказались от Москвы на удалении 110-115 км, на Можайском, Нарофоминском, Подольском направлениях - на удалении до 80 км.
  Но, несмотря на этот успех, гитлеровцы ценой больших потерь смогли только вытеснить наши войска с Можайской линии обороны.
  Создать же глубокие оперативные прорывы и "котлы" окружения немецко-фашистскому командованию НЕ УДАЛОСЬ.
  Сплошной фронт обороны немцам ещё предстояло прорывать, неся большие потери.
  
   2. Против 16-й армии, где один батальон оборонял 5-6 км на одном километре имелось всего 1-2 орудия, гитлеровцы бросили 4 дивизии , до 200 танков. Войска 16-й армии (К.К. Рокоссовского), проявив исключительное упорство, успешно отбили атаки противника ( 316-я СД и курсанты полка училища Верховного Совета РСФСР под командованием С. И. Младенцова).
   Массированным танковым атакам противника, поддержанным авиацией, защитники Младенцова противопоставили хорошо организованную оборону, в которой большую роль играли противотанковые опорные пункты и районы.
  Немецкий генерал ( командир 5-го армейского корпуса ) доносил :
  "Используя хорошо оборудованные позиции ... и сильное минирование, 316-я русская дивизия ведет поразительно упорную борьбу".
  
  3. Враг не смог решить поставленную ему задачу, о которой генералу Панфилову сообщил пленный при допросе в п. Лазарево еще в середине октября: "Ми должен завтра обед в Вольокольямск, а ужин - в Москау".
  
  4. Действия наших войск, измотавшие в боях войска вражеской группы армий "Центр", усилия Ставки Верховного Главнокомандования, нечеловеческие усилия всех защитников Москвы привели к полному успеху всей Московской битвы в целом и позволили уже
  20 января 1942 г. освободить в ходе контрнаступления г. Волоколамск,
  а 21 января 1942 г. - п. Журавлиху, что южнее Осташево.
   В результате контрнаступления советские войска снова вышли на рубеж Ржев, реки Лама, Руза ...
   Тридцати восьми немецким дивизиям, в том числе пятнадцати танковым и моторизованным дивизиям, нанесено тяжелое поражение.
  
  5. В ознаменование 60-летия обороны Москвы, начала обороны Можайской линии, боевых действий в районе Осташево, Рузы, Лазарево, в память о погибших защитниках рубежей обороны нашей столицы, на месте найденного на р. Руза ДОТа необходимо соорудить памятник - обелиск, сделать этот ДОТ местом поклонения всех живущих ныне нашим предкам-героям.
  
  Апрель 2001 год В.Б. Соломоденко
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  О ЗАБЫТОМ ДОТе
  
  Осень 1941г была куда как более суровой, по сравнению с нынешней. Да и дороги - не чета современным. И речку Руза рекой было называть труднее, чем сейчас. Это ведь только в конце 70-х она стала частью Вазузской системы водоснабжения Москвы, а до этого - так, от разлива до разлива. Тогда, в октябре 1941г., р. Руза была частью Можайской линии обороны, а комдив Панфилов при проверке батальона на р. Руза, что недалеко от деревни Лазарево, даже предлагал, в качестве подготовки к активной обороне, провести учебную контратаку с форсированием р. Рузы вброд. Были слякоть и морозы. Природа и погода словно ощетинились в канун начала оборонительных боёв ...
  Нынче осень выдалась мягкая, ласковая, какая-то грустная, в ожидании 60-летнего юбилея ТОЙ битвы. Нам легко работалось, и всё получилось - как задумали: в канун юбилея мы установили памятный обелиск защитникам Москвы у ДОТа над р. Руза в полуверсте от одноимённой деревни.
  А началось всё год назад с расчистки от глины крыши ДОТа: за 60 лет она почти исчезла. Слой глины в некоторых местах превышал полметра. Затем в течение полугода были поиски материалов о событиях обороны этих мест в Центральном архиве Министерства обороны РФ.
  Результаты поисков опубликованы в районной газете Волоколамска "Волоколамский край", Љ 22 и 23 за 2001 г. под названием "Переломная зима". Благодаря усилиям редакции, общественность познакомилась с историей ДОТа, одним из немногих материальных свидетельств, оставшихся со времён Московской битвы, завершающей тяжелейший период 1941года Великой Отечественной войны. Результаты архивных поисков приоткрыли страницы оборонительных боев на тактическом уровне в районе Болычева - Осташево - Лазарево - Спас-Рюховское. Основная цель публикации заключалась в том, чтобы подвигнуть администрацию района на организацию и строительство хоть какого-нибудь памятного обелиска над этим ДОТом. Потерпев на этом поприще сокрушительное поражение, мы предприняли попытку опубликовать эту информацию в московской газете книжного дома "Московия". Сокращенный вариант статьи появился в газете "Ежедневные новости. Подмосковье", Љ 84 в конце июля 2001 года под названием "Забытый ДОТ". Но и эта попытка обращения к четвёртой власти ни к чему не привела.
  Описывать телефонные похождения по отделам районной и областной администраций, отвечающих за это направление, как-то даже неприлично, ввиду несоизмеримости значения юбилея Московской битвы и тех доводов против помощи в деле установки памятного обелиска, которые приводили представители первой власти. Например, из Волоколамского райотдела по работе с молодёжью козырь был следующий: "А вы знаете, что в районе уже имеется 89 памятников, связанных с войной, а пьянство не уменьшается!" Что тут комментировать?
   Ну, да Бог им судья!
  Когда же было принято решение о создании памятного обелиска собственными силами именно к юбилею начала битвы, обнаружилось столько понимания, благорасположения и активного участия многих хорошо и не очень хорошо знакомых людей, что просто диву даёшься!
  Вот перечень основных участников создания памятного обелиска с условным названием "Руза":
  Владимир и Тамара Соломоденко (пенсионеры, Москва)- основная идея, производство архивных поисков, эскиз и организация изготовления и установки обелиска;
  Игорь Пинхасов (пенсионер, Москва)- связь с правлением садового товарищества "Лидия", Волоколамского района, организация попыток оказания финансовой помощи;
  Юрий и Людмила Ефимовы (пенсионеры, Москва) - постоянная поддержка и участие на всех этапах создания обелиска, попытки оказания финансовой помощи и публикаций;
  Сергей Мехов (пос. Осташево) - расчистка ДОТа от наплывающей глины с использованием трактора - бульдозера;
  Виктор Лепилин (Клуб "Ангел") - сварка металлической конструкции обелиска, антикоррозийная подготовка и покраска, клёпка листов с надписями;
  Рэстем Нугаев (Клуб "Ангел") - помощь в организации изготовления и наклейка пластиковых листов с надписями и схемами на обелиск и информационные щиты возле него;
  Антон Фукс (фирма "Виграф") - дизайн и изготовление пластиковых листов с надписями;
  Вадим и Ирина Сидоровы (Москва) - непосредственная установка и бетонирование опор.
  Я пишу эти строки в ночь с 10 на 11 октября, когда 60 лет назад фашисты начали наступление на Болычево, Осташево, Волоколамск. Рад, что благодаря усилиям перечисленных людей нам удалось к юбилею начала Московской битвы создать то место на пригорке, где теперь можно отдать дань памяти тем, кто обеспечил нам Победу, где нельзя не последовать совету поэта военных лет Александра Боброва:
  Не всё ж война!
   Но ветер с дымом горьким
  Встревоженному сердцу говорит:
  Склонись в раздумье
   над любым пригорком -
  Не ошибёшься - здесь солдат зарыт!
   Конечно, все сделанное - это лишь очередной этап обустройства "нашего" ДОТа. Но уже и это даёт почти зримое представление об условиях той обороны, о тех мыслях защитников Москвы, которые так ярко представил в своё время Александр Зарецкий:
  Ах, как здесь на опушке алеет рябина.
  Словно там, у Днепра, где родимая мать.
   Мне отсюда две тысячи вёрст до Берлина,
  До Москвы только сто тридцать пять.
  Впереди предстояли два месяца труднейших боев за Москву, сотни защитников станут Героями Советского Союза, тысячи никогда (!) не вернутся к родным, впереди Дубосеково и политрук Клочков . . . а сегодня - 60 лет, как всё ЭТО началось.
  Я благодарен всем участникам этого маленького, на тактическом уровне, дела и надеюсь, что ручейки многих подобных малых дел сольются в могучую большую реку благодарных потомков к светлой памяти героев - защитников нашего Отечества.
  10 октября 2001 года СОЛОМОДЕНКО В.Б.,
  полковник в отставке, старший научный сотрудник, кандидат технических наук
  
  
  
  МОЯ "ЭЛЬБРУСИАДА",
  или Подарок к моему 60-летнему юбилею
  
  Сухой осадок.
   Эльбрус (по-кабардински - Ошхомахо, по-балкарски - Мингитау), высочайший горный массив Большого Кавказа, в системе Бокового хребта. Западная вершина ( 5642 м) и восточная (5621 м) разделены глубокой седловиной (5416 м). Эльбрус покрыт шапкой фирна и льда, от которой в стороны спускаются 54 ледника (крупнейшие - Б. Азау, Ирик, Терскол). Площадь современного оледенения 134,5 км2.
  
  
   Во времена моих первых посещений Приэльбрусья (70-е годы 20-го века) к вершине Эльбруса за одно восхождение уже поднималось более 2500 человек. Это и называлось Эльбрусиадой. В заголовке этого очерка кавычки к этому слову добавлены лишь потому, что во время моего восхождения на вершину Эльбруса, кроме меня, был ещё лишь один человек - старший инструктор турбазы Министерства обороны, он же руководитель нашей экспедиции - Владимир Львович Белиловский.
   Альпинизмом мне в жизни заниматься не довелось, а с начала занятий горными лыжами из 33 почти 25 лет, каждый раз глядя на громаду Эльбруса с Чегета, где по большей части и происходили занятия, мне нет-нет, да и лезла в голову шальная мысль - а может быть, и я смогу когда-нибудь достичь вершин Эльбруса? В одно из частых посещений Терскола, ещё во времена работы над книгой стихов Белиловского, я завёл как-то разговор с ним об этой шальной мысли. Львович, каждый год восходивший на Эльбрус (а иногда и не по одному разу), поделился со мной своей мечтой - поднять с собой как-нибудь на вершину свою прекрасную дочь Элану. С этого времени я потерял покой: ну, если ребенок (а ей тогда было где-то около 12 лет) сможет подняться ТУДА, то, может быть, и я, человек совершенно не подготовленный в смысле альпинизма, смогу с ними доковылять тоже?! И вот в канун моего 60-летнего юбилея, который должен был состояться в 1998 г., я решил сделать себе, любимому, такой подарок. Договорились о сроках. Я взял себе путевку в Терскол и во второй половине июля 1997 г. полетел в Минеральные Воды.
   Приключения начались прямо неподалёку от аэропорта назначения. Во-первых, меня взяли в оборот шулеры, вооружённые персональным компьютером. Под предлогом ничего не значащей помощи, они быстро дали выиграть мне несколько сотен рублей, а затем после второй комбинации, я оказался должен им 800 р. Отыгравшись вновь, я всё-таки потерял кучу денег и покинул этих "добрых" людей. Во-вторых, я узнал, что автобуса из турбазы "Терскол" не будет, по причине малого количества проданных путевок, и добираться нужно самостоятельно. В-третьих, мне сообщили, что теперь до Терскола после обеда вообще никто не поедет, а есть билеты лишь до Нальчика. Я в шоке беру билеты и влезаю в автобус, готовясь ночевать на автовокзале в Нальчике.
   По-видимому, у меня был такой потерянный вид, что один из пассажиров, мужчина лет 45, участливо спросил, не в Баксанскую ли долину я хотел попасть. Получив утвердительный ответ, он рассказал, как можно будет добраться до Терскола из Нальчика. В ходе дальнейших разговоров выяснилось, что он одно время работал начальником КСС (контрольно-спасательной службы) всей Баксанской долины. А это ни много, ни мало - более 103 км. Подъезжая к Нальчику, я услышал от него почти сказочное предложение - "Чего тебе ночевать на станции, поехали ко мне, а утром я провожу тебя на автобус". Воистину, небо решило компенсировать мне такое неудачное начало путешествия. Пока Гена Иванов что-то соображал по поводу яичницы, я сбегал в магазин для дополнения ужина. Беседа была очень приятной и очень неспешной. У нас оказалось уйма знакомых, а уж историй из первоисточника я наслушался вдоволь.
   На следующий день к обеду я добрался до Терскола. Здесь меня ожидал ещё один "партизанский" подарок - в регистратуре мне передали записку от Львовича "Я приеду из Геленджика через 3-4 дня. Тренируйся. Белиловский". Я не понаслышке знал, как надо акклиматизироваться, и следующие дни усиленно "набирал высоту". Я побывал на перевале Донгуз-Орун (около 3180 м), на пике Терскол (3100 м), на склонах горы Азау (около 3300 м), на Приюте 11 (4200 м).
   И вот долгожданная встреча с приехавшим из Геленджика Львовичем, на которой он преподнес мне, пожалуй, самый главный из "партизанских подарков" - сведущие врачи отговорили его от неразумной затеи с восхождением дочери. Вместо рекорда Гиннеса, сказали они, ты получишь насквозь больную девочку и, с большой вероятностью, впоследствии материнство - будет не её уделом. С одной стороны, я был рад, что разум у Львовича преобладал перед спортивным зудом, а с другой стороны - рухнули мои надежды о моём ковылянии вслед за ребенком на вершину Эльбруса. Но Львович похвалил меня за мои однодневные походы и... назначил назавтра выезд в Азау, откуда на канатных дорогах мы должны подняться до станции "Мир" (порядка 3500 м), а затем, если повезёт, на однокресельной дороге до Гарабаши (около 3700 м).
   Завтра наступило быстро. К обеду мы уже были на "Мире". Дальше нам не повезло: канатка на Гарабаши не крутилась - летом нет народу. И мы тронулись по склонам Эльбруса вверх. Как-то среди афоризмов Белиловского я нашёл такой: "Брать вершины очень просто - надо только всё время идти вверх". Добравшись до уютной каюты на Приюте 11 (Львовичу - без проблем в любое время года!) и слегка отдохнув, мы оставили рюкзаки и, взяв только лыжные палки, пошли вверх вдоль левой гряды скал. Когда крутизна склона возросла, мы перешли на правую гряду скал и по приличному крутяку добрались до так называемых скал Пастухова (около 4800 м). Отсюда верхняя часть горы Чегет, откуда начинаются обычные горнолыжные трассы (около 3150 м), видится где-то далеко внизу. Панорама Главного Кавказского хребта, как на ладони! Вдоволь насмотревшись на знакомые и не очень знакомые места, мы стали медленно спускаться к Приюту 11. Как потом оказалось, спуск - самая опасная часть восхождения (и не только нашего). Тренировки по "набору высоты" были закончены.
   Вот и наш Приют 11 - высокогорная гостиница, вся обитая железными листами, как большущий 3-этажный троллейбус, неведомо кем опущенный на скалы Эльбруса. Это место нашей ночёвки до восхождения и ночёвки после восхождения.
   Построили "Приют 11" в 1938 г. (мой ровестник - В.С.) Название дали по предложению Р. Лейцингера, руководившего Кавказским горным обществом ещё до революции Здание было деревянным, обшитым металлическими листами, и необычной формы (в виде "дирижабля"), чтобы противостоять бушующим на Эльбрусе ветрам. За 60 лет в высокогорье дерево высохло "до звона", поэтому-то и сгорело моментально в августе 1998 г. ТОЖЕ - В СВОЙ 60-ЛЕТНИЙ ЮБИЛЕЙ!
  Расположенный на высоте 4130 м (везде, правда, пишут 4200 м), "Приют 11" считался самой высокой гостиницей в Европе и был архитектурным и историческим памятником. Не счесть восходителей, которых он укрыл от злой непогоды, помог подняться на Гору. В кают-компании (она же столовая) висело множество мемориальных досок, посвящённых каким-то памятным событиям, не вернувшимся с Горы спортсменам. Тут же была экспозиция по истории советского альпинизма, подготовленная музеем имени Е. Абалакова из украинского города Сумы.
   Весь вечер ушёл на приготовление и поедание ужина, на подгонку кошек и мне - на доводку моей маски (у Львовича была классная маска). Подготовили мы и по две пары перчаток: внутрь - пятипалые, а поверх них варежки или трёхпалые зимние военные перчатки. Распределили груз - орехи, шоколад, изюм, курагу, фотоаппарат и пр. Попробовали уснуть. Но после нескольких минут бесконтрольного дыхания начинаешь задыхаться, просыпаешься, чтобы глубже продышаться, снова засыпаешь и, спустя несколько минут, снова просыпаешься и т. д. А в час ночи по лестницам начинают громыхать ботинки - первые группы стартуют к вершине. Пытаемся подняться и мы, но фонарик Львовича перестаёт работать, а в кромешной темноте невозможно ни одеться, ни пристегнуть кошки. И мы, впрочем, наверное, только я, мучаюсь в попытках уснуть и в тревоге, что мы уходим последними...Эх Львович, Львович! Тебе-то, конечно, хватит времени за глаза, а что будет со мной завтра?
   Чуть забрезжило утро, мы начинаем собираться и, выйдя из Приюта, надевать кошки, очки и маски, брать ледорубы. Звёзды такие яркие, словно их смотришь через увеличительное стекло. Мороз небольшой (всё ещё впереди). Перед нами слегка искрящаяся стена снега и скал, а далее, как будто за бугорком - две такие близкие вершины САМОГО ЭЛЬБРУСА! Ни дать, ни взять "Девичьи груди", как можно прочитать в современной литературе.
  Из книги Н.М. Мизиева "Следы на Эльбрусе"
  
   Вся божественная сила и красота Кавказа в воображении горца сосредотачивалась в его огромной, двуглавой жемчужине - в Эльбрусе. Недаром даже древние персы воспринимали эту жемчужину как основу того изумрудного хребта Кабк, который, по их поверьям, опоясывал землю, "как перстень палец". Поэтому писать об Эльбрусе непросто.
   О нем столько написано, что невозможно отыскать не сказанный в его адрес эпитет.
   Захватывают дух природа Приэльбрусья, мудрые народные песни и мифические сказания, слагавшиеся на протяжении веков. Здесь и древнегреческий Прометей, терзаемый злым коршуном, и легендарный грузинский Амирани с преданной ему собакой, усердно пытающейся разорвать оковы своего хозяина, и бессмертный, бесстрашный горец-пастух Баса, дерзнувший освободить этих героев.
   По другим мифам, на вершине Эльбруса тысячелетиями восседает вездесущая вещая птица Симург, одним оком озирающая всё прошедшее, а другим просматривающая грядущее земли и народов. А в эпосе коренных жителей Приэльбрусья - балкарцев и карачаевцев- ледники двуглавого великана служили колыбелью нарта-богатыря Карашауая. Что только люди не связывали с этой горой, как только они не называли ее1 Это и персидский Джин-падишах, т. е. "Царь духов", и адыгская Уашхамахо - "Гора счастья" и т. п. А что только не скрывается в названии "Эльбрус"! Это и турецкое Ял-буз, т. е. "грива льда", перенятая грузинами, и карачаево-балкарское Ель-буруш, т. е. "вращение ветра", это и тюркское Эль-буз - "страна льдов" и т. п.
   Конечно же, и Ял-бузи, и Эль-буз как нельзя лучше отражают действительную природу Эльбруса, в ледяной шапке которого сходится множество ледников Большого Кавказа. А название Ложе Борея (Ложе ветров) представляет удивительную аналогию названию высочайшей вершины Кавказа - Эльбруса. Это название, по нашему мнению, восходит к термину "Ельбуруш", т. е. "вращение ветров", что равнозначно понятию "зарождение ветров".
   Мы начинаем отсчитывать первые шаги собственно восхождения. Уже знакомый путь до скал Пастухова проходим без единой остановки, мерной, даже, кажется, замедленной поступью. Наши, точнее мои первые впечатления, полностью совпадают с теми, что описаны в книге Н.М. Мизиева "Следы на Эльбрусе".
  Млечный Путь напоминает заблудившееся облако, растянутое ночным ветром по всему небу... Молодой месяц бледно освещает пики горного хребта, разрезавшие ковер облаков, устилающий горы на высоте трех километров... выше только мы и Эльбрус... спокойная и нереальная красота... тишина настолько густа, что пытаешься за грохотом собственного сердца различить хотя бы какой-то посторонний звук... воздух чист и спокоен... Величественная невозмутимость Эльбруса... вот она, рядом... Мы вышли с большой задержкой после ушедших белорусов, американцев и корейцев.... По пути нет сил ни обернуться, ни ощутить всего величия гор и невероятной красоты рассвета...
   У скал совсем светло. Там делаем остановку, читаем фамилии альпинистов, не вернувшихся с Эльбруса, которые выбиты на плитах, вмонтированных в скалы. Сами скалы еле выступают поверх снега. Выше тропа чуть уходит вправо, крутизна (и высота) увеличивается. Нам предстоит преодолеть участок так называемого "Ледового Зеркала", спуск по которому особенно опасен. Там много наледей, фирновый снег, но пока это где-то в стороне. Сейчас передо мной только медленно ступающие ботинки Львовича и желание не сильно отстать от него, что называется, "назвался груздем, полезай в кузов". Подниматься становится всё тяжелее и тяжелее. Чаще отдыхаем, но вот, наконец, и заканчивается этот самый крутой участок восхождения. Кажется, что он имеет наклон градусов в 60, хотя на самом деле здесь едва только 30-35 градусов. Тропа медленно поворачивает налево, и мы плавно переходим на следующий, оч-ч-ч-чень длинный участок - "Косая Полка". На равнине не было бы и разговора - иди себе след в след по наискосок поднимающейся тропе, да и всё. А здесь почему-то с каждым шагом хочется отдохнуть всё больше. Всей грудью стараемся прокачать больше воздуха, но в нём уже около половины кислорода, по сравнению с равниной. Мы подходим к высоте 5000 м, за которой начинаются всякие чудеса. Некоторых восходителей начинает тошнить или открывается рвота, у других желудок требует постоянного опорожнения, что и приходится делать тут же (свирепый понос). У других начинаются "глюки" - им хочется идти совсем не туда, куда надо, они сворачивают и часто оказываются в трещинах ледника, которых здесь великое множество. У третьих так ломит в голове, что идти просто невозможно. Наступает вялость, хочется прилечь уснуть... Всё это признаки так называемой "горняшки". Лечение только одно: в отсутствие кислородной подпитки - быстрый спуск.
   Хотя по классификатору описываемый маршрут оценивается у альпинистов, как 2А категории сложности. Одна американка, спускаясь с вершины и отвечая на мой вопрос о том, насколько трудно это восхождение, небрежно сказала: "It is quite not difficult mountain!" (Это совсем не трудная гора!)
   Да, технически маршрут не сложен, но не стоит успокаиваться. На Эльбрусе определяющими трудностями являются:
  1.Неустойчивая, постоянно меняющаяся погода.
  2.Практически постоянно сильный и холодный ветер, невозможность от него укрыться (нет каких-либо крупных камней или скал, нет снега, достаточно податливого, чтобы вырыть пещеру).
  3.Возможны выбросы сероводорода из фумарол (маленьких, незаметных глазу отверстий в склоне).
  4.Жёсткий бутылочный лёд на участке, называемом Ледовое Зеркало. Опасно особенно на спуске.
  5.Во время спуска, при плохой видимости, можно заблудиться и, свернув с тропы, уйти в другое ущелье или провалится в закрытую трещину.
  6.Высота. Если на высоте 4000 м кислорода около 60% по сравнению с равниной, то на 5000 м - уже около52%, а на 5500 м - только 48%..
   Ежегодно зимой Эльбрус собирает свою страшную дань. Так, в феврале 2001 г. под вершиной Кюкюртлю (на западном склоне Эльбруса) погибли несколько пермских альпинистов (предположительно от выброса сероводорода, к тому же сильный буран продолжался неделю). С января по середину марта 2002 г. погибло двое альпинистов, и оба на спуске на Ледовом Зеркале. За это время восхождения совершили не более 10 человек, а многие экспедиции вернулись домой, так и не дождавшись погоды.
   Известен исторический факт победы мудрости над природой, когда альпинист мирового класса, первовосходитель на Эверест, Тенцинг, отказался от восхождения на "простой" Эльбрус, прождав на Приюте 11 несколько дней.
   Вот уже несколько часов, как мы всё медленнее, но упорно продвигаемся вверх и наискосок, как бы обходя Восточную вершину, чтобы начать двигаться по седловине к её центру. У меня всё меньше сил. По ходу к тому же пытаюсь сделать несколько кадров. В результате Львович не выдерживает, возвращается ко мне и говорит, чтобы я не спеша шёл по седловине, а он быстро пойдёт, чтобы успеть сделать так называемый "крест", т.е. покорить Западную вершину, спуститься в седловину, а затем подняться на Восточную вершину, чтобы начать окончательный спуск вниз. Я утвердительно махнул головой. Он попросил у меня фотоаппарат, и мы разошлись. Ускоряя ход, он вскоре скрылся за ещё для меня далёкой выпуклостью седловины.
   Когда я добрался до центра седловины, то увидел торчащие из снега остатки домика. Крыши не было, виднелись только стропила и часть сруба. Высота была уже свыше 5400 м над уровнем моря. Как потом я выяснил, это был дом метеорологов, который планировалось использовать для сбора информации о зарождении погоды в этом регионе. Но дом не устоял ни одного сезона - настолько там сильны ветры и бури. Отдохнув у домика, сделав его снимки, я отправился дальше по тропе, которая, постепенно заворачивая налево, уходила к подъёму на Западную вершину.
   Здесь мы и встретились со Львовичем, который чуть ли не бегом спускался с Западной вершины, боясь не успеть завершить крест до темноты. Вот как обходятся пренебрежения к мелочи - подумаешь, фонарик! - но в горах. Я продолжал набирать, хотя и с очень большим трудом, высоту, продвигаясь уже по Западной вершине. Как вдруг услышал, что Львович зовет меня. Остановившись и глянув в его сторону, я увидел, что он стоит около какой-то женщины, которая двигалась уже вниз. Львович прокричал, чтобы я сопроводил её до приюта (ей тоже было очень нездорово), а сам снова стал уходить на Восточную вершину. Я сказал этой женщине, чтобы она подождала меня на лавке около остатков домика, и мы вместе спустимся к Приюту. Она понуро двинулась к домику на седловине. А я ещё медленнее продолжал свой путь наверх. Не знаю, сколько прошло времени. Двигаясь, как сомнамбула, постепенно набирая высоту, я вдруг почувствовал, что крутизна склона становится меньше. Через некоторое время передо мной открылся очень длинный, но совершенно не крутой подъём, в конце которого виднелось нечто вроде груды камней или снега - это была уже вершина! Я опустился на снег. Волнение так переполняло меня, что ещё бы чуть-чуть, и я разревелся бы, как маленький пацан. Мне, в самом деле, было очень плохо. И хотя сознание не отключалось, силы почти покинули меня. Более эмоциональный рассказ об этих же последних часах перед вершиной при восхождении на Эльбрус встретился мне в Интернете (к сожалению, авторство установить не удалось):
   День черт-знает-какой черт-знает-какого месяца. Мысли вязнут в собственной беспомощности... Неопределённость порождается незнанием расстояний и обманом при переходе перегибов склона... Склоны Эльбруса кажутся бесконечными и невероятно крутыми... Солнце слепит со всех сторон - предательски отражающий снег заставляет щуриться даже в мощных солнцезащитных очках... Сколько мы идём? Час? Три? Десять? Сто? Время потерялось вместе с расстоянием... Подбадривания не имеют никакого действия.... Идём на автопилоте... Тошнота - серия резких вдохов-выдохов. Головокружение... Невероятная тяжесть ног - липнущий к "кошкам" снег... В какой-то момент времени видим Седловину... значит, всё-таки мы движемся вперед... В голове - оркестр из "там-тамов"... Лёгкие, как меха на кузнице... В горле - пустыня Сахара... всё это - ради чего? ПСИХИ... Доходим до Седловины... голова способна только осознавать невероятную красоту гор, открывающуюся с высоты ... Идти ещё 200 метров по вертикали... и около километра по длине... Числа бесконечные для высоты, большей пяти километров... Один из нас отказывается идти дальше... У него при дальнейшем восхождении начинаются неприятные спазмы в желудке... с высотой не играют... он остаётся нас ждать на Седловине... мы ползём ещё выше... на Вершину... два "сургуча"... настойчивых и упорных... Сил нет абсолютно... каждый шаг порождает череду вдохов-выдохов... Ноги путаются... "кошки" срываются от налипшего снега... воздуха катастрофически не хватает... головная боль уступила место всеобщей атаке слабости на организм... разговаривать очень сложно - во рту всё пересохло... пить невозможно... . Холодный ветер порывами сбивает с ног... вот он, "ПОЛОГИЙ" ЭЛЬБРУС! во всей своей невозмутимой красоте... в месяц самого лёгкого периода восхождения!!!
   ...В течение трёх часов мы прошли метров 800... Бесконечные метров 800... В пути мы были уже более 12 часов... мы вышли на большой плоский участок Западной вершины... Вы можете не поверить - оставшиеся полторы сотни метров нам были не под силу... Мы стояли на Вершине, мы ощущали величие и мощь Великана.... Мы стояли и смотрели на Недостижимую В Этот Раз для нас Самую Вершину... . Мы взошли на неё, но не взошли... как говорят в Приэльбрусье, Эльбрус разрешил нам взойти на свою вершину....Дальше... Что было дальше?...Нет... я не буду писАть.... Это можно только прочувствовать, стоя на высоте 5600 и глядя вниз на бесконечный ковёр облаков внизу и такой же бесконечный, девственно нетронутый склон... это был Настоящий Райд... Праздник Победы. Самого Себя... Ощущение Лёгкости и Полета Над Облаками.... Я бы согласился идти в сто раз худшую погоду, чтобы опять пережить ЭТО...
  На вершине Эльбруса не оказалось ни трона Симурга, ни цепей Прометея. Вместо всего этого - масса скал вулканического происхождения, ледники и вечные снега.
   Я поднялся, осмотрел это большущее плато ещё раз и подумал, что я ведь совсем не альпинист, но я всё же на плато Западной вершины. Задача, поставленная себе, выполнена! Юбилейный подарок вручён! Сил у меня ничтожно мало, времени уже много (ах, этот фонарик ... или Львович ... или я?!), а внизу меня дожидается женщина в ещё худшем, чем я, положении. И я повернул свои ботинки вниз по склону. Вспомнил, что у меня в банане есть что пожевать, можно что-то перекусить. И взяв в рот немного изюма, а затем кураги, двинулся, всё ускоряя шаг, к седловине.
   Там, у домика на седловине, сидела, ожидая меня, альпинистка или туристка - я так и не узнал - не до того было. Она хорошо отдохнула и вполне могла передвигаться самостоятельно. Тем более, что необходимый расход кислорода при медленном спуске значительно меньше, чем при подъёме. Угостив её тем, что у меня было в банане, мы пошли вниз. Мы очень неспешно, осторожно спустились до Приюта 11. Уже наступали сумерки. День восхождения заканчивался. Я повалился, не раздеваясь, на свой топчан и забылся...
   Меня разбудил вернувшийся почти уже в темноте Львович. Он выполнил свою задачу тоже. Очередной крест им был сделан. До сих пор восхищаюсь его здоровьем и подготовкой. Ведь он старше меня ещё года на два! Поздравив меня с успешным восхождением и сфотографировав меня на моём ложе, мы легли отдыхать. Он сказал, что, по-видимому, несмотря на мою хорошую подготовку, у меня на такой высоте уже достигнут предел моих возможностей. И что хорошо, что всё хорошо закончилось!
   В эту ночь на Приюте 11 мне спалось куда как лучше, чем накануне до восхождения. Сознание того, что я отдал все свои силы для подъёма на вершину Эльбруса, полностью умиротворило меня. Да и усталости накопилась сверх всякой меры.
   А проснувшись утром и выглянув в окно, я увидел какую-то серую занавеску. Она не пропадала после моих попыток протереть стекла. Это был сплошной туман, полное молоко по всем трём измерениям. Наверное, мы находились в плотной облачности. Слегка можно было различить только туалет, находящийся метрах в 20 ниже по склону. Я подумал, а что, если бы нам сейчас предстояло топать наверх? Нет, явно небо благоволило моей затее и помогло достойно вручить мой юбилейный подарок!
   Львович, выглянув в окно, сказал мне: "Отдыхай до обеда. Сейчас спуск до станции "Мир" невозможен. В отсутствие хоть каких-либо ориентиров, запросто можно угодить в трещину, каких здесь предостаточно". Перекусить у нас с собой было немного. Его команда пришлась очень кстати. Мы растянулись в своём "люксе" и часа 3-4 ещё прилично отдохнули. Затем, собрав свой нехитрый скарб, мы попытались выйти наружу, соображая, можем ли мы выйти к "Миру", не промахнувшись. Предположения Львовича о прояснении к обеду как-то не спешили оправдываться. Но видимость немного стала лучше. Репшнур был с нами на случай страховки. Решили попробовать спускаться.
   Как только прошли ближайший к Приюту "крутяк", нам стало ясно, что надежды на успех есть: на снежном фирне ясно виднелись следы ратраков, которые, видимо, недавно поднимали сюда любителей летних горнолыжных спусков. Ура! Теперь мы изо всех сил старались не потерять эти следы из поля зрения и, прибавив ход, вскоре достигли верхней станции Гарабаши, пройдя мимо прекрасных скал, которые я назвал когда-то "Эльбрусские кораллы". Впрочем, их можно встретить и ниже, вплоть до станции "Старый Кругозор".
   Дойдя до станции "Мир" маятниковой канатной дороги, мы ввалились в пустой вагон и тщетно прождали минут 20. Ни найдя никого из обслуги канатки, мы решили идти и дальше свом ходом. Тем более с падением высоты плотность тумана уменьшалась. Была видна вся длинная моренная гряда, по которой нам предстояло топать вниз. Мы дошли до станции "Старый кругозор", где нам, наконец, повезло - нас довольно быстро опустили до станции "Азау". До турбазы мы доехали на попутке.
   Уже на турбазе Львович снабдил меня деньгами, чтоб я мог добраться до дому. Мы отметили наш успех, а скорее очень большую удачу (это в отношении меня и погоды), и я отбыл в Москву. Так закончилась моя "Эльбрусиада".
  Позже я узнал о существовании плиты в честь первовосходителей на Эльбрус. Плита эта с русским текстом ныне хранится в Кабардино-Балкарском институте истории, филологии и экономики.
   Вот что на ней написано:
  В Царствование Всероссийского императора НИКОЛАЯ I здесь стоял лагерем с 8 по 11 июля 1829 года КОМАНДУЮЩИЙ КАВКАЗСКОЙ ЛИНИИ генерал от кавалерии ГЕОРГИЙ ЕМАНУЕЛЬ. При нем находились его сын 14 лет, посланные Российским правительством академики Купфер, Ленц, Менетрие и Мейер, а также чиновник Горного корпуса Вансович, Минеральных Вод архитектор Иос. Бернардацци и венгерский путешественник Ив. Бессе. Академики и Бернардацци, оставив лагерь, расположенный в 8000 футах (т. е. 1143 саженях) выше морской поверхности, входили 10-го числа на Эльбрус до 15700 футов (2243 саженей), вершины же оной - 16330 футов (2333 саженей) достиг только кабардинец Хиллар. Пусть сей скромный камень передаст потомству имена тех, кои первые проложили путь к достижению поныне почитавшегося неприступным ЭЛЬБРУСА! Отлита на Луганском заводе в 1829 году.
  Думается, что после нашей Эльбрусиады подобных плит не появится.
  
  
  
  ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
  
   Через четыре с лишним месяца меня отвезли в госпиталь им. Бурденко с обширным инфарктом и последующими операцией на сердце и длительной реабилитацией.
   Когда после выписки я спросил у своего прекрасного кардиотерапевта Виталия Овсянникова, может, всё это случилось из-за моей Эльбрусиады ? Он ответил, что в кардиоцентре около 300 мест. Практически ни одного дня кардиоцентр не пустует. Но у нас нет ни одного больного, который попал так, как ты, после восхождения. Именно благодаря твоей подготовке, несмотря на нашу бестолковость в оказании именно кардио скорой помощи, ты дожил в этом состоянии до утра!
  
  В.Б.С. 2006 год
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ГОРНЫЕ ЛЫЖИ - НЕ ТОЛЬКО СПОРТ И УДОВОЛЬСТВИЕ, НО И ...
  
  (История спасения людей на вулкане Тятя)
  
  Это случилось более 30 лет тому назад, в 1976г.
   Группа офицеров одного московского военного научно-исследовательского института, любителей горнолыжного отдыха, задумала лететь кататься в Южно-Сахалинск. За глаза их называли "группа горнолыжных психов". Один из организаторов поездки, Валерий Чучерилов, уже побывал там и был доволен условиями катания. Сказано - сделано. Мы написали рапорты, взяли отпуска, билеты и вылетели двумя рейсами на Сахалин. Прилетели туда поздно вечером. На машине, которую удалось взять у аэропорта, доехали вместе с рюкзаками и лыжами до турбазы "Горный воздух", которая расположена на сопке Российской в непосредственной близости от города.
   Уже ночью мы разместились в номерах турбазы, пообещав дежурной утром уладить все вопросы с путёвками. Поужинали, легли спать, но ... проворочавшись больше часа (разность часовых поясов), решили, что полезнее будет посмотреть склон, а может быть, что-то там и подправить. Валера показал, где брать лопаты, и мы при лунном свете полезли к началу бугельного подъёмника, благо что он находился в 100 метрах от гостиницы. Там мы увидели безрадостную картину: от нижнего блока вверх уходили два троса и... ныряли в снег через 8-10 метров! Мы уже знали, что длина первого (нижнего) бугеля составляла 250 метров. Растянувшись по склону с интервалом в 10 метров, мы стали копать траншею вокруг засыпанного троса и по кускам выдёргивать трос, освобождая его от снежного плена. После освобождения первого отрезка троса наша команда переместилась выше. И так, трижды проделав всю работу и став мокрыми, но довольными, мы полностью выдернули трос на всём его протяжении в 250 метров. К утру, приняв по стопке, мы уснули мёртвым сном.
   Но утром мы услышали чей-то крик: "Где тут москвичи живут?" Мы отвечали: "Нельзя ли попозже?" В открывшуюся дверь просунулось чьё-то совершенно безобразное (всё в корках, как потом выяснилось, отмороженное) лицо и завопило: "Дорогие мои! Да вы же не представляете, ЧТО вы сотворили! Мне же тренироваться было негде!". Так мы познакомились с местным тренером юношеской горнолыжной команды Юрием Ивановичем Кулешовым.
   Спустя некоторое время, во время неоднократных возлияний, которые происходили у нас в номере после его тренировок, мы аккуратно начали спрашивать, что случилось с его лицом. Он долго отшучивался, потом ссылался на то, что ему запрещено об этом рассказывать, но узнав, что все мы - офицеры, имеющие соответствующие допуски к секретным документам, решился рассказать, добавив, что вскоре выйдет газета, где кое-что из его истории будет рассказано. Вот его рассказ.
   Всё произошло на острове Шикотан этой зимой. Как обычно, вертолет делал рейс из Шикотана в Южно-Сахалинск. На борту было несколько (8-9) человек, летевших каждый по своим делам. В процессе перелёта вертолёту необходимо было обогнуть склоны вулкана Тятя, а затем пересечь пролив по маршруту к Сахалину. Вулкан Тятя расположен в северо-восточной части острова Шикотан, имеет высоту около 1820 метров. Он очень живописен, виден со всех концов острова, но погода в районе вулкана коварна. В этом рейсе вертолёту не повезло: при облёте вулкана видимость резко упала практически до нуля, поднялся резкий, порывистый ветер. Вертолёт зацепил лопастью за склон вулкана в результате очередного порыва ветра и упал на снег. Первое время работала рация, так что место падения было запеленговано. Но работы по спасению экипажа и пассажиров не могли успешно завершиться, так как ветер и нулевая видимость не позволяли солдатам, пришедшим на помощь, двигаться по склону - их ветром каждый раз сбрасывало к линии леса с их деревянными лыжами.
   Партийное и военное руководство решало, как быть. Оказалось, что во всей Сахалинской области нет ни одного альпиниста с соответствующим оборудованием. Кто-то, наконец, вспомнил, что в Южно-Сахалинске есть горнолыжники. Решили попробовать.
  И вот уже обкомовская чёрная "Волга" мчится по улицам города Южно-Сахалинска к квартире тренера по горным лыжам, Ю.И. Кулешова. После подъёма по тревоге прошло несколько минут, как Юрий Кулешов уже с лыжами, ботинками и рюкзаком сидел в машине и показывал, куда надо ехать, чтобы забрать ещё одного своего коллегу. Двух тренеров горнолыжников быстро перебросили на самолёте на остров Кунашир и подвезли к началу подъёма на вулкан Тятю. Там их снабдили палаткой, спиртовкой, пайками и одеялами, так что уже на следующий день они начали восхождение. Миновав линию леса, они надели горнолыжные ботинки и горные лыжи. И как ни старался ветер сбросить смельчаков вниз, наточенные стальные канты горных лыж крепко держали их на склоне. Они медленно поднимались всё выше и выше. Метель не прекращалась до темноты. Предельно уставшие горнолыжные спасатели решили поставить палатку, заночевать, набраться сил и утром продолжить поиски.
   Проснувшись утром, Юрий Иванович со своим коллегой выглянули из палатки и обомлели: до вертолёта, который просматривался сквозь пургу, недоставало каких-то 300 метров. Вскоре спасатели были у вертолёта. Быстро оценили обстановку. Из всех, находившихся на борту, при ударе о склон погиб один человек, у мальчика сломана нога, и одна женщина пропала, так как, выйдя из вертолета, она увидела внизу корабль, стоявший у причала, и побежала вниз к нему. Но в это время метель вновь закрыла свой занавес. На борту был врач, который оказывал посильную медицинскую помощь. Было решено первым спускать мальчика. Аккуратно завернув его в одеяло, оба тренера взялись за верёвки и медленно начали двигаться вниз, ставя лыжи "в плуг". За этот день они спустили ещё трёх человек. Провели ещё одну ночевку на склоне в палатке. На следующий день эвакуация была закончена. Один труп решено было оставить до весны или до улучшения погоды. Но как быть с пропавшей женщиной? Командование не могло уже приказывать двум обмороженным и обессиленным тренерам идти туда, не знаю куда. Но Ю.И. Кулешов со своим напарником решили вернуться к своей палатке и с наступлением очередного утра попытаться продолжить поиски. Двигаясь вниз от вертолёта, они обследовали выступающие из снега лавовые скалы. После продолжительного поиска их усилия увенчались успехом: они нашли женщину, распластавшуюся на одном из тёплых лавовых выступов. Она была без сознания, но жива. Герои-спасатели из горнолыжного племени аккуратно доставили и её к солдатам, ожидавшим их возле линии леса. Так закончился этот многосуточный подвиг горнолыжников, инструкторов команды юношей из Южно-Сахалинска.
   Потом для них была устроена парилка, торжественный ужин, награждение, как это у нас было принято, Почётной Грамотой, перелёт на Сахалин и несколько дней заслуженного отдыха. Они, конечно, полностью этот отдых не закончили и, спустя пару дней, уже топали по сопке Российской, где и познакомились с нами. Мы узнали ещё про один "партизанский" подарок, который приготовила судьба Юрию: пока он занимался спасением людей, его дорогая жена сбежала вместе с ребенком с каким-то кавказцем, продавцом мандаринов.
   В знак благодарности за наш ночной безотдышный труд Юрий Иванович положил ключ от бугельного подъёмника на нашу тумбочку, стоявшую между моей и Валериной кроватями, и сказал: "Катайтесь, сколько хотите!". Тот, кто по-настоящему любит горные лыжи, знает, что лучшего подарка горнолыжнику трудно придумать!
   Мы катались на сопке Российской три недели. Были и целинные спуски, и спуски в трассе. Вечерами мы сидели у горящего камина в холле гостиницы и слушали песни, которые исполняли наши ребята. Гитаристов было аж трое, и каждый исполнял вещи в своём стиле. Один (это был Валерий Чучерилов) - в стиле лирического романса, другой - в стиле студенческих и бардовских песен, а третий - в стиле жёсткой рок-музыки. Отдых удался на славу. Там мы отметили и 23 февраля, день Советской Армии. А девочки из столовой помогли нам в этом деле, закупив по нашей просьбе всякие местные деликатесы (корюшку, крабы и морепродукты). Уезжали мы несколькими рейсами. Статья с описанием трагедии на вулкане Тятя всё ещё проходила многочисленные цензурные рогатки и вот-вот должна была появиться. Каждому поручали: если в киоске аэропорта будет газета "Сахалинская правда" со статьёй, посвященной подвигу Юрия Ивановича - покупать на всех.
   Одним из первых улетал Саша Русаков, у которого в Южно-Сахалинске служил старый друг. Он пообещал подогнать машину к турбазе, чтобы доставить Сашу в аэропорт. Все вышли на первый этаж проводить Сашу. В небольшом холле не могло уместиться почти десяток человек. Так что некоторые расселись по винтовой лестнице, и Валера, взяв в руки гитару, запел романс "Не улетай ты, наш голубчик" вместо "Не уезжай ...". Все подхватили. Получилось чудесное хоровое исполнение. Но после первого куплета вдруг открывается входная дверь и ошалевший солдатик спрашивает: "А где мне найти подполковника Русакова?" Все зашикали на него: "Тише ты. Садись и слушай!" Когда стихли последние аккорды гитары, водителю сказали: "Вот теперь бери своего подполковника!" Какие чудесные мгновенья нам удалось пережить!
   Когда пришла пора отправляться нам с Валерой, мы наконец-то увидели долгожданную статью в газете "Сахалинская правда". Купили, наверное, дюжину, если не больше. И по прилёте в Москву раздарили её своим знакомым. Мы были рады, что нам удалось познакомиться с таким человеком. Нам повезло, что на склоне была в основном лишь наша команда. Нам крупно повезло, что погода практически на всём интервале нашего катания была вполне приличной. Но особенной радостью и гордостью за всю горнолыжную братию было то, что в результате знакомства с Юрием Ивановичем Кулешовым мы узнали, что горные лыжи - это не только средство для спорта и удовольствия. Иногда горные лыжи - это единственное средство для выполнения одной из гуманнейшей миссий - спасения людей, оказавшихся в таких экстремальных условиях, как после падения вертолёта на склоны вулкана Тятя.
  В.Б. Соломоденко 2006г.
  
  
  
  ЗНАКОМСТВО С БАЙКАЛОМ
  
  ( подарки себе, любимому, к 45 и 50-летним юбилеям)
  
  "Байкал - как много в этом слове
  Для сердца русского слилось,
  Как много в нём отозвалось..."
   Почти А.С. Пушкин
  
   Байкал - только цифры
   Возраст - около 30 млн. лет, уровень воды - 455 метров над уровнем моря, длина - 636 км, ширина 27- 80 км, максимальная глубина -1637 м.
   Прозрачность воды - до 40 м, ледовый покров - до конца мая - июня, число солнечных часов в северной части - 1948, в средней - 2277 и в южной -2100 (на Рижском взморье - 1840), впадает 336 рек, вытекает - одна река, Ангара.
  
   О посещении Байкала и Забайкалья я стал мечтать ещё с 1958 г. при выпуске из ГРТУ (Горьковского радиотехнического училища). Мой красный диплом позволял выбирать в качестве первого места офицерской службы любой военный округ. Я уже было совсем решил: ехать в Забайкальский округ. Основанием являлась информация о прекрасной природе, о Байкале, о максимуме солнечных дней в Чите, добытой из хорошо проработанной энциклопедии. Но мне подсказали, что там просто сейчас для нас не будет работы по специальности - новые тогда зенитно-ракетные дивизионы разворачивались в европейской части страны. Так я попал в Севастополь.
   Последующие 25 лет так плотно были заполнены службой, учёбой, работой, семьёй, подготовкой и защитой диссертации, что тема Байкала отошла в тень.
  
  I
  В 1983 году вопрос о Байкале, как ни странно, вновь появился у меня в связи с тем, что я узнал о походе туда (причём в одиночку) школьной подруги моей двоюродной сестры. А у неё идея посещения Байкала, кроме красот природы, возникла из желания посетить места, связанные с пребыванием там знаменитых "уголовников"-декабристов. Она добралась на теплоходах аж до посёлка Курбулик, что расположен на полуострове Святой Нос.
  
   Михаил Кюхельбекер, Торсон и Аврамов отбывали ссылку последовательно в Тобольске, Кургане, селе Акша и в посёлке Баргузин, который расположен в 47 км от устья реки Баргузин. Этот посёлок с 1648 года являлся первым русским поселением, основанным, как острог. Там до настоящего времени в качестве достопримечательности сохраняется дом, где жили в ссылке братья-декабристы Михаил и Вильгельм Карловичи Кюхельбекеры. Вообще, эта славная плеяда декабристов перебывала довольно во многих местах теперешних Иркутской и Читинской областей. Они оставили много светлых памятных событий в различных областях их деятельности (от сельского хозяйства до просвещения).
  
   Я подумал, ну уж если женщина в одиночку смогла туда добраться, то мне сам Бог велел повторить её подвиг. И я задумал посвятить этот поход своему 45-летнему юбилею.
   Решил: до Байкала буду ехать именно на поезде. А там как-нибудь доберусь до поселка Курбулик. И вот замелькала Русь средней полосы, Приволжье, Заволжье, Уральские горы - холмы, напряженное вглядывание в окно - не прозевать бы столб "Европа - Азия", бесконечные степи, бескрайние болота и чахлая тайга, всё больше переходящая в то, что мы представляем себе, услышав слово "тайга".
   Через 5 суток поезд остановился в г. Улан-Удэ (раньше - Верхнеудинск), столице Бурятской Республики, который является у нас в то же время центром буддизма. Разница с Москвой во времени - 5 часов. Так что поезд проходит каждый час разности времен примерно за одни сутки.
   Начало городу положено с постройки Удинского острога в 1666 г. у места впадения реки Уда в Селенгу. Развивался он, как крупный торговый узел на "Великом чайном пути". Город стоит на пересечении транспортных путей из России в Китай и Монголию. Сейчас это- всё больше центр Забайкальского туризма. Здесь успешно соседствуют буддийские Дацаны и строящиеся православные храмы.
  
   Побродив по городу несколько часов, я сел в автобус и к вечеру приехал в посёлок Усть-Баргузин. Посёлок расположен примерно посредине всей длины Байкала, в устье реки Баргузин. В нём очень приличный, для такого уголка, порт. Там перерабатывают рыбу, лес. И, как мне позже сказали, живут "химики", т.е. расконвоированные заключённые. В посёлке преобладают серые унылые бараки, так что я постарался быстрее протопать его, чтобы организовать ночлег и наутро отправиться на полуостров Святой Нос. Ночевал уже на берегу Байкала, которое здесь озером никто не называет, а утром, выйдя на дорогу, вспомнил, что у меня в рюкзаке нет ни одной картошки. Решил постучать в одну из последних изб, чтобы попросить продать мне несколько картофелин. Хозяйка, пожилая женщина, с возмущением сказала, что если меньше ведра, то неловко даже брать деньги. Когда из принесённого ею ведра я отобрал штук 5-6 картофелин, положив их в свой котелок, она сказала: "Ну, возьми хоть ещё парочку". Надо же было мне в ответ сказать: "Ну, ладно, так и быть, возьму на случай войны". Как она стала причитать, что нельзя призывать лихо, что такие слова притянут неудачи и прочее. Мне сделалось очень стыдно за свой язык. Я долго и искренно извинялся, поблагодарил её и за картошку, и за хороший урок и продолжил свой путь.
   Я начал топать по песчаному Чиверкуйскому перешейку, отделяющему Усть-Баргузин от полуострова Святой Нос. Перешеек этот имеет длину около 20 км, и я планировал к вечеру добраться до полуострова. Позже я узнал, что ранее Святой Нос был островом, но со временем между ним и материком образовался перешеек. На большинстве карт на перешейке показано одно озеро Арангатуй, и только на довольно подробных картах значится ещё одно, необычное озеро Бормашево. Некоторые из местных называют его "мыльным", так как там действительно можно вымыться без мыла, что я и сделал. Вода вполне сносная по температуре и, по слухам, обладает целебными свойствами. Вдоль берега почти параллельно полуострову тянется серия песчаных валов. Топать с рюкзаком здесь не самое приятное занятие. Но я обнаружил автомобильные следы и старался не очень удаляться от них. Вечер ещё не наступил, а я уже вступил на полуостров Святой Нос. Слева я увидел домик, лодки, телевизионную антенну. Это было место под названием Глинки. Неподалёку от него я и встал со своей палаткой. В отличие от озера, здесь вода совершенно не располагала к купанью, так что пришлось начерпать её в котелок и до пояса облиться, что было тоже очень приятно после дневного перехода.
   Утром следующего дня я решил побродить по тайге в поисках грибов и ягод. Прямо передо мной начинался подъём на горное плато, но между берегом была приличная полоса леса. Быстро набрав несколько хороших грибов и собираясь возвращаться к палатке, я вдруг услышал шум автомобильного мотора, а через некоторое время
  увидел еле двигающийся автомобиль типа ЗИЛ-131 с тремя ведущими осями. Внезапно рёв двигателя прекратился, из кабины вылез водитель, пожилой мужчина, и стал, чертыхаясь, лезть в двигатель. Я подошёл к нему, чтобы узнать, в чём дело, а он только попросил меня быстро развести небольшой костёр, чтобы прокалить свечи. Когда костёр был готов, и свечи были у него в руках, я посмотрел на них, и мне стало жутко: центрального электрода свечи почти не было, а "минус" свечи настолько обгорел маслом, что никакой костёр его не брал. Я спросил, есть ли запасные свечи. Он только усмехнулся: "Эти-то еле достал. Каждый день туда-сюда (это от почты Усть-Баргузина до пос. Монахово) мотаюсь почти 80 км, и всё на первой скорости. А запчастей и свечей нет". Я вспомнил, что взял с собой надфиль, предложил ему подождать 10 минут, отнёс свою грибную добычу до палатки и вернулся к бедолаге-водителю с надфилем. Быстро очистил края свеч и предложил попробовать завести машину. Она завелась "с полоборота". Тот не знал, как благодарить. Но я мог только подарить ему свой надфиль и отправиться варить грибной суп. Оказывается что машина везёт письма, посылки и прочее до Монахово, там их перегружают на моторный баркас и только так доставляют в Курбулик. После обеда я решил подойти к домику, чтобы узнать про дорогу на Курбулик.
  
  
  
   Схема маршрута похода на мыс Святой Нос.
  
   Несколько рыбаков у домика разговаривали со мной настороженно до тех пор, пока я не представился, не рассказал о своих планах и не предъявил документы. Все сразу облегчённо вздохнули: "А мы так и подумали, что рядом поселился кто-то из рыбнадзора". Дальше всё пошло, как по маслу. Оказалось, что они здесь заготавливают рыбу на зиму в бочки. Мне всё рассказали о дороге, посетовали на то, что нельзя телевизор смотреть из-за неисправного движка-генератора. Я предложил им свою помощь и, практически повторив пассы, которые днём проделал с машиной, завел движок. Рыбаки радовались, как детвора. Угощали меня сигом и омулем под водочку, а я попросил их присматривать за палаткой, так как назавтра собирался осуществить восхождение на вершину плато со снежником. Они пытались отговорить - пойдём лучше с нами за рыбой, но я отказался.
   Утром я, прихватив банку с тушёнкой, хлеб и воду, пошёл прямо наверх, на вершину плато. Его высота над уровнем моря составляет 1878 м, а над уровнем моей палатки, т.е. за вычетом высоты Байкала над уровнем моря (а она равна 456 м) - всего 1422 м. Прикинул, что мой путь примерно составит 4,5 - 5 км. Идти налегке - это совсем не то, что под рюкзаком. Думаю, к обеду буду наверху. Действительно, в полосе леса я довольно быстро продвигался вверх, но когда лес стал реже, то я попал в промежуточную, довольно протяженную полосу, когда отдельно стоящие деревья корнями образовали многоярусную "панцирную" сетку. Ноги то и дело проваливались, и вообще можно было не вылезти из этой ловушки. Кстати, много позже этого похода я узнал, что из посёлков, расположенных северо-восточнее, наверх идёт натоптанная тропа, но это было потом...
   На преодоление этой полосы ушло довольно много времени, но, наконец, я вышел на тундрообразный пейзаж, увидел снежник, по форме напоминающий громадную карту США, и, пройдя ещё несколько выше, уже с плато осмотрел всю прекрасную панораму этого участка Байкала. Внизу, левее меня простирался Большой Чиверкуйский залив, справа - огромный Баргузинский залив. Вся перемычка была, как на ладони. Сделав снимки, я хотел спускаться, как вдруг обратил внимание, что дальше по плато на северо-восток что-то блестит. Я решил, что это ледяной панцирь, и, посмотрев на часы, решил, что пора вниз. Спуск, особенно через "панцирную" сетку, был, как обычно, тяжелее подъёма, да и силы уже не те, но я успел в сумерках возвратиться вниз. Мои знакомые поведали мне, что блестящий ледник был на самом деле остатками упавшего несколько лет назад самолёта АН-24, летевшего из Нижнеангарска в Усть-Баргузин и по причине тройной перегрузки, не перевалившего через гористое плато Святого Носа. У моих знакомых рыбаков было новое для меня предложение: для ускорения лова рыбы (её необходимо выбирать из сетей ) они попросили меня завтра сварить несколько вёдер рыбы и пожарить часть из них к их возвращению. Три сети у них были расположены под углом в 120 градусов. Длина каждой сети около 60 метров. Поскольку утомление у меня было налицо, я согласился и, получив подробный инструктаж, завалился спать.
   На следующий день я отдыхал, готовился к переходу на Курбулик и в назначенное время стал готовить рыбу. Всё у них до того здорово приспособлено, что много труда у меня эта обязанность не отняла. Я с удовольствием смотрел на их работу в заливе сквозь дымок костра. Рыба была подготовлена ими и разложена по вёдрам - громадные куски сига, средние рыбёхи - омули и отдельно - рыбы помельче - елец. Приготовив варёную рыбу, я стал орудовать с громадными сковородками и ко времени их возвращения успел всё завершить. Рыбаки были очень довольны, благодарили меня и стопкой, и рыбой. Даже предлагали взять с собой свежую или солёную рыбу, но я, поблагодарив, отказался. Распрощались мы с ними очень тепло поздно вечером, так как назавтра я планировал ранний выход.
   И вот я снова под рюкзаком топаю по дороге, где ездит почтовая машина. Идти вначале довольно легко: утро и в основном по лесу. До реки Буртуй около 6 км я прошёл менее чем за 2 часа. Причём, удавалось даже срезать несколько хороших подосиновиков, которые росли неподалёку от тропы и находились на уровне пояса на склоне (наклоняться даже за хорошими грибами каждый раз я не мог). Отдохнув около горной речки, я зашагал, держась следов машины, дальше и через несколько часов попал на берег у пос. Монахово, там, где кончается дорога и дальше едут на баркасах по воде.
  
  Монахово - посёлок, называемый так условно. В этом посёлке всего-то пара домов. А название осталось с 19-го века, когда здесь был скит, в котором жили монахи Баргузинского Спасо-Преображенского собора. Ныне это перевальный пункт с автомобильного на водный транспорт. Здесь начинается тропа на вершину снежного плато.
  
   У Монахово требовалось преодолеть очень длинный залив, берега которого уходили всё выше. Видно было, что залив неглубокий. Я решил раздеться, поставил рюкзак на голову и стал входить в воду. Дно было твёрдым, каменистым, но вода ... ноги почти свело. А когда глубина стала доходить до плеч, то перехватило и дыхание. Я подумал, что не выберусь. Но тут глубина стала уменьшаться, и через минуту я уже был на "том" берегу. Быстро растёрся, оделся и решил, чтобы больше таких трюков не повторять, подняться повыше по склону. Там я нашёл еле заметную тропу и дальше, обойдя сверху пос. Катунь, вскоре спустился в так желанный пос. Курбулик. По дороге удалось сделать несколько неповторимых кадров. Приближался вечер. Я прошёл через весь поселок и за северной его оконечностью организовал свой лагерь. Справа от меня был виден причал, далеко выходящий в море, из чего я сделал вывод, что залив мелководный, а значит не такой свирепо-холодный, как у пос. Усть-Баргузин. И точно, мне не только удалось вечером искупаться, постирать, приготовить ужин, но и хорошо отдохнуть.
  
  Чивыркуйский залив углубляется в сушу между материком и полуостровом примерно на 26 км при ширине 6 - 12 км. Множество бухт и живописных мысов. Глубина не превышает 10 м, поэтому воды его хорошо прогреваются, достигая в начале августа температуры порядка +22...+23 градуса Цельсия. Много пляжей, Хорошая рыбалка, сбор ягод и грибов.
  
   Утром я ознакомился с местным ГУМом - сельпо в сером одноэтажном доме. Небогатый выбор продуктов, и, что особенно удивительно: набор спиртного ограничивался одним названием - Питьевой спирт. Мне предстояло попробовать возвратиться теплоходом, который к вечеру загружал добычу нескольких сейнеров из холодильника, и ходовая здесь валюта в виде бутылки спирта могла пригодиться. Поговорил с местными, очень доброжелательными людьми об их нелёгкой и довольно однообразной жизни, полазил по окрестным холмам, поснимал необычные скалы и острова и, отдохнув и искупавшись, стал узнавать реальность моего возврата в Усть-Баргузин на теплоходе. Оказалось, что эта задача не из простых. Во-первых, мне сообщили, что капитан отдыхает до отплытия. Во-вторых, вроде есть старпом, но а) он не может решать такие вопросы и б) предстал передо мной в виде изящной, довольно молодой девушки. Я не знал, как мне поступить. На всякий случай собрал свой лагерь, подтащил его к трапу. Когда до отправления оставалось менее получаса, я предложил старпому, хотя всё ещё не верил, что это не розыгрыш, загрузить меня в какую-нибудь каюту, а доложить капитану, когда мы отчалим. Предъявил документы подполковника, как мог, упросил её, но она сказала - могу вас оставить только в каптёрке, а когда капитан обнаружит - скажите, что прошли без разрешения. Я попробовал, было предложить разбудить капитана сейчас: ведь скоро отплытие, но она ответила, что лучше знает его характер, и, если его сейчас поднять, то я уж тогда я точно никуда не уеду. Я согласился и, сняв с неё ответственность, заполучил рассказ о том, как она закончила мореходку, как попросилась на этот корабль, как ей бывает тяжело с полностью мужицкой командой и т.д. И в результате мы отплыли под вечер, имея одного нелегального пассажира.
   До наступления темноты я любовался с палубы проплывающими красотами: живописными бухтами, необычными мысами и небольшими островами. А когда стемнело, я пошёл в свой "люкс", размером примерно 1х1,5 метра, где был столик, как в купе поезда, и две малюсенькие лавки. Я сел, положил голову на стол, подстелив что-то в виде подушки, и уснул... Проснулся я, когда почувствовал, что кто-то теребит меня за рукав. Открыв очи, я увидел мужчину лет 35-40 со страшно помятой физиономией, всклокоченными волосами, но в форменном синем морском кителе (правда, расстёгнутом напрочь). Я тут же догадался, что это и есть капитан. Он, невнятно шевеля губами, спросил: "Ты кто?" Я достал удостоверение личности и молча показал ему. Не уверен, что он что-либо прочёл, но эффект был произведен большой, так как он стал вдруг оправдываться: "Ну, ты понимаешь, что я капитан, а капитан должен знать, кто у него на борту"! - "Конечно, конечно, - говорю, - всё нормально". Тут же я извлёк из рюкзака свою валюту - бутылку спирта - и она быстро перекочевала в его широченные карманы, в сопровождении протестов и возмущений. Я успокоил его, сказав, что это от чистого сердца, как офицер офицеру. Рассказав кратко цель моего бродяжничества, я уже хотел продолжить свой отдых, как вдруг капитан сказал: "Я вижу, что ты мужик,что надо. Пойдём, я покажу тебе свое хозяйство". Отказываться было верхом непочтительности, и я последовал за ним.
   Мы побывали в машинном отделении, в кубрике, в каютах отдыха и, наконец, поднялись на капитанский мостик. Оттуда открывался совсем другой вид, чем снизу у поручней, а холодного ветра не чувствовалось, так как всё было под стеклом. Я поинтересовался различными органами управления, поздоровался со старпомом, будто вижу её в первый раз, а затем обратил внимание на отдельно стоящую тумбу довольно большой высоты. На мой вопрос, что это такое, капитан небрежно бросил: "Да это локатор, когда-то нам его поставили военные, но мы им не пользуемся - плохо или ничего не видно". Я возразил, что если он настроен, то должно быть великолепно всё видно.
   "Да-к кто же его настроит? Мы и не подходим к нему". Я сказал, что являюсь специалистом по такой аппаратуре, попросил отвертку и стал настраивать сам индикатор локатора. Оказалось, что всё остальное - передатчик, приёмник, вращающаяся антенна - всё работало. А настройка индикатора у меня заняла не более получаса. Теперь совершенно чётко был виден проплывающий слева берег полуострова, была чётко настроена сетка расстояний в милях. Справа вдалеке светились Ушканьи острова. Я подозвал капитана, тот ахнул - как всё было здорово. Я показал ему несколько регулировок, которыми они могли пользоваться впредь, и заметил: "Неплохо бы увалиться немного от курса - там я вижу очень слабый сигнал, от чего-то в виде туманности". Ответ был дан мне в виде нравоучения нашкодившему котёнку - мы тут ходим столько лет, и никаких препятствий, а тут спец появился... Я вышел из капитанской будки, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь темноту, но ничего не было видно. Мы продолжали идти вперед полным ходом. И вдруг меня осенило: "А сильный прожектор у вас есть?" - "А как же!" Старпом включила прожектор и, поводя рукояткой управления в стороны, подняла затем луч вверх, чтобы он осветил водную поверхность подальше, и ... все ясно увидели небольшую белоснежную яхту, стоявшую на якоре. На капитанском мостике буквально был шок! Ещё немного, и мы могли протаранить эту яхту. Умело маневрируя, капитан обошёл её, а затем обратился ко мне: "Как это ты увидел её?" Я сказал, что когда-то служил в зенитно-ракетных войсках, а у нас цели бывают с очень слабыми засечками. "Ну, ты даёшь!" - только и смог процедить капитан.
   Остаток ночи я провёл в своей конуре, быстро отключившись из-за малого времени моего сна и очень большой эмоциональной нагрузки в течение последних полусуток.
   Проснулся я, когда, обогнув южную оконечность полуострова, наш теплоход вошёл в Баргузинский залив и примерно через час был у входа в устье реки Баргузин, тоесть у пос. Усть-Баргузин. Я собрал рюкзак, вышел на палубу и, поднявшись к капитанскому мостику, не поверил своим глазам - за штурвалом стоял чисто выбритый, одетый в белый китель с иголочки, наш капитан, который, мастерски лавируя между множеством посудин, плавно осуществил причаливание своего судна. Я не мог не высказать ему своего восхищения по поводу увиденного. На прощание я дал капитану немного денег, тот совершенно твёрдо отказывался, говоря, что это он ещё должен мне заплатить за ремонт локатора. Но я настоял на своём, сказав, что я хочу, чтобы капитан был так же добр ко всем, кто будет нуждаться в его помощи, как ко мне. На том мы и расстались.
   Сойдя на берег, я нашел пристань пассажирского транспорта и, к своей радости, узнал, что через несколько часов в Усть-Баргузин приходит теплоход "Комсомолец", который следует с юга Байкала (от порта Байкал) до самого северного порта Байкала - Нижнеангарска. Я тут же взял билет до Нижнеангарска и обратно и, с подходом теплохода, загрузился на его палубу. Вскоре мы обошли уже знакомый мне полуостров Святой Нос, держа курс на север Байкала.
   Прямо на палубе туристы развернули палатки, привязав их за различные выступы построек теплохода. Были здесь и старожилы, которые при обходе Ушканьих островов много интересного рассказали об эндемиках - байкальских нерпах и об их браконьерском истреблении.
   Байкальская нерпа является эндемиком, т.е. обитает только в водах Байкала. Предполагают, что они проникли в Байкал в период оледенения из Северного Ледовитого океана. В настоящее время их популяция составляет около 60 тыс. голов. Живут они 52-56 года лет, размножаются в возрасте 4 - 7 лет и до 40 лет. Обычно они рождаются в марте, питаются молоком матери. Их средний вес составляет 50 кг, максимальный вес порядка 130 - 150 кг. Их размер достигает 1,8 м, а внешность очень симпатична.
   Они весьма подвижны в воде: их максимальная скорость достигает 25 км/час, обычная скорость - 10 - 15 км/час. Нерпы спят под водой достаточно долго, аквалангисты даже плавно могут их поворачивать там. Их рацион составляет 3-5 кг рыбы в сутки, или до 1 тонны рыбы в год .
   Промысловые артели добывают от 2,5 до 5-6 тыс. голов по квотам экологов и лимнологов. Мясо и жир нерп считается целебным, применяется при лечении лёгочных и язвенных заболеваниях. Шкуры используют для изготовления одежды и подбития лыж.
  
   Кстати, сидевший рядом на палубе бурят заметил, что зимой они бьют нерпу, используя различные приёмы подхода к ним, бьют метко и используют мясо, жир и шкурки полностью и поэтому не считают это браконьерством. Браконьерами они считают тех, кто бьёт не метко, и нерпы погибают, ныряя, раненные, в лунки - проруби.
   Когда Святой Нос остался за кормой, мы оказались зрителями красот побережья Баргузинского заповедника и через некоторое время стали на стоянку у посёлка Давша - центра этого заповедника. По завершении стоянки теплоход продолжил движение на север к посёлку Байкальское. Наступил вечер, было прохладно, я спустился в трюм и решил заночевать прямо между лавками, для чего надул свой матрац, залез в спальник и быстро уснул. Видимо, ночью, когда на палубе стало совсем холодно, мужики спустились тоже в трюм. Я сквозь сон слышал, как пьяный голос сказал про меня: "Во, разлёгся, как паша! Давай ему проколем матрац." Я спал дальше, к счастью ничего не произошло.
   Где-то ближе к обеду "Комсомолец" стал на рейде у Нижнеангарска. Погода была ветреная и гнусная, образы самого северного порта и его нелёгкой жизни были видны, как на ладони. И я решил не сходить с теплохода, а сразу повернуть назад к Усть-Баргузину. На обратном пути удалось посмотреть те участки побережья, которые я проспал на прямом пути. Так что хоть и с борта теплохода, но впечатления оказались очень яркими, а представления о масштабах этого моря (чуть не сказал озера) были самые полные.
   По окончании своего морского путешествия я попытался улететь из Усть-Баргузина на Улан-Удэ, но безуспешно из-за погодных условий. Поэтому возвращался на автобусе, а затем на самолёте из Улан-Удэ в Москву.
   Перед тем как покинуть Баргузинский залив, мне, к сожалению, довелось увидеть, как местное население, обузданное жаждой дикого предпринимательства, губит природу Забайкалья. Только две зарисовки.
   Первая. На Байкале очень сильны штормы, особенно в осенний и весенний периоды. Часто после штормов в воду падают прибрежные деревья. Их носит по поверхности, часто обламывая об скалы. Какой-то делец взялся собирать "плавуны" и "топляки". Говорят, что из большинства таких стволов получается хороший стройматериал. Кроме очистки водоёма, ещё прибыль за сдачу строевого леса. Как будто всё распрекрасно. Всё... только не в местном исполнении. В процессе вылова и последующего складирования гигантских брёвен с помощью мощных бульдозеров и тягачей вся прибрежная полоса шириной до сотни метров искорёжена до безобразия - золотой телец повелевает! И все нравственные устои, очевидные "нельзя" и азбучные истины о необходимости сохранения ценнейшего водоёма и пр. идут побоку.
   Вторая. Во время радиального похода от моей стоянки в сторону Максимихи, около 15 км к юго-западу от Усть-Баргузина буквально в пяти-семи метрах от дороги мне довелось увидеть щемящую душу картину. Какой-то подонок слил мазут прямо на землю, в результате чего образовалось целое озеро размерами примерно 15х6 метров. И вот прямо в центре этого ужаса стоит чучело довольно крупной, уже давно погибшей птицы, а рядом несколько птиц, ещё живых, трепыхающихся, пытающихся взлететь, но... тщетно!
   Нет слов! Уверен, что ответственные власти знают об этом, но видно, что деньги -становятся если не единственным, то самым главным критерием всех дел.
   Так закончился первый, "бурятский" этап моего "освоения" Байкала.
  
  
  II
   Прошло ещё пять лет. Наступивший 1988 год был юбилейным как для меня, так и для моей жены: нам порознь исполнялось по 50 лет, а вместе - все 100 лет! Было решено наше общее 100 - летие ознаменовать поездкой на Байкал, только теперь по более лёгкому маршруту - по Иркутскому ("русскому") берегу. И желательно на турбазу. Мне, конечно, хотелось побольше посмотреть, а программы пребывания на Байкале были довольно узкие. Поэтому дома я объявил, что едем в особую турбазу, где всё надо брать с собой: палатку, котелки, провизию - как всегда.
   В этот раз добираться решили на самолёте до Иркутска. В Ангарске что-то понадобилось делать с самолетом. Нас всех высадили. Сказали, что стоянка будет не менее 3 часов. Мы сразу ушли в город, чтобы попутно посмотреть ещё и Ангарск. Вернулись часа через полтора, а нас уже ищут. Собираются выгружать наш багаж, а для этого надо выгружать весь багаж. Мы подоспели почти вовремя, и самолёт взял курс на Иркутск.
   Из Иркутска до порта Байкал мы ехали по Ангаре на "Ракете". Выгрузились, отошли чуть поодаль на каменистый берег, и тут я объявил, что здесь и будет наша турбаза, развёл костер, поставил палатку, получил всё своё причитающееся, и путешествие началось. Утром мы сели на поезд, состоящий из трёх вагонов, и поехали по Кругобайкальской дороге до станции Маритуй. Там вышли и, любуясь необычными цветами лилейниками, бродили по берегу Байкала, постепенно возвращаясь к порту Байкал, впитывая в себя всю беспредельную необычность этого неземного творения, которую кто-то назвал озером...
  
   Кругобайкальская ж.д. - это уникальное произведение промышленной архитектуры начала 20-го века, ныне практически заброшенное, но многократно прославленное всеми туристами за её красоту.. Когда-то Траннссибирская магистраль от Иркутска шла вверх вдоль Ангары до Порт-Байкала и оттуда огибала море. После того, как в 60-е годы ХХ в. н.э. построили Иркутскую ГЭС, весь участок вдоль Ангары затопили и построили новый напрямую через горы до Слюдянки, а ветка Слюдянка - Порт-Байкал стала тупиковой. На ней оставили одну колею, по которой раз в сутки ходит кукушка. Её называют "мотаня", поезд с двумя пассажирскими вагонами и одним бич-вагоном (теплушкой, её же почему-то называют "столыпинский вагон") для бесплатных пассажиров.
  
   Длина этой ветки 89 км, из которых почти все проходят по искусственной полке, вручную (!) выбитой в прибрежных скалах с нулевым уклоном на всём протяжении. На этих 89 км сооружено 55 туннелей, мостов и т.п. самого разного вида. И всё это настолько органично вписано в ландшафт, что совершенно не выглядит антропогенным объектом. Кажется, что это было сотворено самим господом на второй день творения.
  
  
   Мы отлично выспались и утром отправились через туннель к небольшой речке Половинка, где недалеко от берега в самом таёжном распадке виднелось несколько серых, вросших в землю домов.
   И вдруг, посмотрев на синеющие просторы Байкала, мы увидели... пиратскую шхуну, несущую полный набор чёрных парусов, и направляющуюся прямо к месту, где находился этот хутор. Через несколько минут прямо около нас пристала моторная лодка с милицией. Мы в шоке и ничего не понимаем. Остановились, чтобы посмотреть конец этого представления. Вскоре открылся секрет этого чуда.
   Оказывается, некоторое время тому назад группа немецких студентов организовала в Германии, кажется, в Кёльне, хор... русской песни. Когда в их репертуаре накопилось несколько десятков песен, у них возникла идея - послушать эти песни в самой глуши России. Они написали письмо в Иркутск и попросили организовать им поездку на берег Байкала в какую-нибудь глухую деревню, не затрагивая "Интурист". Им всё организовали и даже соорудили пиратскую шхуну. В деревне их разместили на солдатских двухъярусных кроватях, готовить они должны были самостоятельно, продукты завезли заранее. Немцы были очень довольны.
   Когда они стали сходить по трапу на берег, то мы услышали негромкие голоса, сливающиеся в очень приятное хоровое пение. Они пели в несколько голосов "Славное море - священный Байкал". Негромко, очень музыкально и совершенно необычно. Они неторопливо стали выгружать свой скарб на берег. Одна песня сменялась другой. Это было поразительно, в полном согласии с окружающей гладью Байкала, и, конечно, очень приятно. Стоящий с нами ответственный из горкома комсомола Иркутска, видя нашу ошеломлённость, рассказал, как он сопровождал их из Москвы на поезде. Во-первых, они отказались лететь сюда на самолёте - хотим посмотреть на Россию, а во-вторых, отказались от купейных билетов - в плацкартных удобнее проводить спевки: их было человек 12-14. Как только поезд отошёл от Ярославского вокзала, они стали петь. Комсомольский вожак старался подтягивать им, но, по его словам, выдохся уже после третьей песни. Они предлагали петь такие РУССКИЕ песни, которых русский вожак молодёжи даже слыхом не слыхивал! Он мучился в стыдобе своей все дни поездки, а я подумал, что многие из нас недалеко бы ушли от этого комсомольца. В целом внезапно мы стали свидетелями очень необычного, незабываемого спектакля - пиратская шхуна, толпа длинноволосых немецких парней и девушек и протяжные, распевные русские народные мелодии, исполняемые многоголосно и очень грамотно. Обратно до порта Байкал мы добирались на "мотане", а затем на теплоходе отчалили на северо-восток к одному из самых живописных мест Байкала - бухте Песчаной.
   База отдыха "Бухта Песчаная" находится на берегу озера Байкал в сосновом лесу. Расстояние по воде от Листвянки до бухты Песчаная - 80 км. Добраться до турбазы возможно только водным путём. Бухта, в которой расположена база отдыха, является одним из красивейших и самым известным местом на озере. Таёжные склоны Приморского хребта с эффектными группами скал полого спускаются к Байкалу. Песчаный полуовал бухты живописно обрамляют пирамидальные скалы Большая и Малая Колокольни. Песчаный пляж, в форме полукруга, длиной 750 метров и шириной от 15 до 20 метров придаёт бухте живописный вид. За бухтой закрепилось название "Сибирской Ривьеры", она объявлена памятником природы. В бухте мягкий микроклимат и большое количество солнечных дней в году, такое же, как на курортах Черноморского побережья. Это единственное место в Восточной Сибири, где среднегодовая температура воздуха положительна.
  
   Первое необычное зрелище после причаливания теплохода - несколько крупных сосен, корни которых довольно высоко располагаются в воздухе. Говорят, что недавно рухнула сосна, под корнями которой располагался взрослый человек с поднятыми руками. Тогда турбаза представляла собой несколько небольших домиков и ряда 2 - 3 палаток. Мы решили уйти влево от турбазы и там поставить свою палатку. Пришлось преодолевать приличный подъём, но затраты сил были тут же скомпенсированы великолепным видом на всю бухту. Недаром её ещё называют "Колокольная": красиво очерченный залив обрамляется остро взметнувшимися узкими каменными утёсами, напоминающими колокольни. Гора Зубчатая, зубец Будда и множество живописных скал помельче создают неповторимый ландшафт этого места. Пару дней мы наслаждались видами, каждый раз необычно открывающимися при движении вдоль береговой черты.
   При моей попытке сделать отметку в отпускном билете кем-нибудь из администрации турбазы, возник казус - мой походный вид вызвал недоумение: разве может САМ подполковник ходить под рюкзаком, спать в палатке и есть костровую пищу?! Собралось всё начальство, и только после моих уверений, что такой образ отпускной жизни у меня уже около 20 лет, бумага была подписана и штамп водружён на необходимом месте.
   Вернувшись в порт "Байкал", мы отправились, и снова на теплоходе, на остров Ольхон. По расстоянию - вновь мимо бухты Песчаная - это примерно 120 км. И от пристани Ташкай уже на острове Ольхон до столицы острова, посёлка Хужир, ещё 15 км на автобусе. Южная часть острова преимущественно степная, так что практически все туристы стремятся попасть в район Хужира или севернее него.
   Если Байкал - это голубое сердце Сибири, то остров Ольхон - сердце Байкала. Остров является географическим, историческим и сакральным центром озера. Остров - средоточие древних легенд и исторических преданий. С ним связана поэтическая легенда о происхождении бурятского народа, согласно которой здесь охотник Хоридой женился на небесной деве-лебеди, и у них родились одиннадцать сыновей, которые стали родоначальниками одиннадцати хоринских родов. Здесь же получил шаманский дар от небожителей орел, парящий между небом и землёй. Но тяжела оказалась ему шаманская ноша, и он опустился на землю и передал его эвенкийке, ставшей первой шаманкой на земле.
  
  На озере Байкал 22 острова, из них Ольхон - самый большой. Его длина - 71 км, ширина - до 12. Он отделён от западного берега озера проливом Ольхонские ворота и Малым Морем. Ольхон стал первым островом Байкала, на который ступила нога русского человека. В 1643 году казачий пятидесятник Курбат Иванов с 75 казаками-землепроходцами впервые вышел к Байкалу и, увидев невдалеке от берега небольшой остров, переправился на него.
   Название острова произошло от бурятского слова "ольхон" - сухой. Ольхон - единственный остров Байкала, на котором издревле постоянно живут люди. Он известен так называемыми "монгольскими постройками" - древними сооружениями из камней. Одна из каменных стен хорошо сохранилась на мысе Шэбэтей. В VI-XI веках нашей эры жившие на острове курыкане оборонялись за такими стенами от наседавших кочевников.
   Остров расположен в центральной части Байкала, вблизи наибольшей отметки глубины (1637 м), на равном удалении от северной и южной оконечностей озера. Ольхон даже по своей форме напоминает очертания Байкала.
   Наш "лагерь" расположился прямо за скалой Шаманка, о которой только что упоминалось в справке об острове Ольхон и которая изображена на снимке ниже. Несколько сотен метров хорошего пляжа, редко стоящие палатки, везде чистота, о которой теперь только можно мечтать. Несколько последующих дней мы с удовольствием бродили по береговой полосе, ознакомились с самим поселком Хужир, а затем решили пересечь остров по тайге и выйти к "Большому" морю. Для этих целей у меня была припасена очень подробная карта острова Ольхон. Задраили палатку, взяли с собой, как всегда, деньги, документы и билеты. Перед выходом тайгу я решил уточнить тропы и направления у местного егеря. Когда он увидел карту с масштабом в 1 см 500 м, у него загорелись глаза, но его природная воспитанность помогла справиться с волнением. Он подробно рассказал нам, как лучше пересекать остров по тайге, и мы отправились в путь. Вид могучего смешанного леса с преобладанием соснового зачаровывал, небольшие холмы преодолевались легко. Не обошлось и без досадных находок - признаков "эх-туристов" - в нескольких местах пришлось закапывать в грунт найденные осколки бутылок, которые были наполнены водой, так что образовывали выпуклые линзы, которые при последующем ярком солнце и приводят к возникновению пожаров. Я дожил до седых волос и так и не могу понять, как могут так поступать люди со СВОЕЙ природой и окружением. Это относится и к берегам водоёмов, и к лесам, и к станциям электричек, и к общественным туалетам, и к подъездам домов, и к лифтам, и ко многому другому... Мы целый день провели в чудесном лесу, набрали грибов, полакомились брусникой. Возвращаться стали, завидев полоску "Большого моря", где и находится самое глубокое место Байкала. На обратном пути я зашёл к егерю и, поблагодарив его за помощь нам, подарил ему свою карту острова. Благодарность и счастье были разлиты у него на лице.
   Через пару дней нашей островной жизни, вечером к нашей палатке подошёл местный юноша и попросил меня сходить с ними на ночную рыбалку за омулем. Но я, боясь долгого качания на волнах, отказался. Тогда он спросил, могу ли я помочь им распутать сети. Я согласился и, вспомнив опыт Волжских и Балхашских рыбалок, довольно быстро помог им распутать и уложить для выброса их сети. Под утро мы проснулись от шорохов около нашей палатки. Выглянув, я увидел, что рыбаки, вернувшись с рыбалки, решили отблагодарить меня и выкладывают из мешка под нашу палатку свои дары в виде нескольких довольно крупных омулей. Я поблагодарил их и продолжал досыпать, а утром мы приготовили прекрасную уху из свежего, свежее не бывает, байкальского омуля. Спустя несколько дней, мы, наполненные разнообразными прекрасными впечатлениями, покинули эти благословленные места и благополучно возвратились домой в Москву прежним путем.
   В.Б.С.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  С. В. РАХМАНИНОВ В МОЕЙ ЖИЗНИ
  
  
  Все люди смертны. Музыка - живёт!
  И будет жить она, пока нам солнце светит!
  Последний человек, тот, прежде чем умрёт,
  Споёт мелодию, последнюю на свете.
   Александр Гуревич, 15 лет
  
   Сейчас, в начале 21-го века, трудно поверить, ещё труднее представить, что в нашей стране в середине 20-го века в детских музыкальных школах отсутствовали классы аккордеона и саксофона, по причине принадлежности этих музыкальных инструментов к "загнивающему буржуинскому" Западу. А такие гиганты в музыкальном искусстве, как Рахманинов и Шаляпин, хотя напрямую тогда и не запрещались, но, видимо, были соответствующие указания, чтобы этих "отщепенцев", покинувших революционную Россию в первые годы революции 1917 года, особенно не популяризировать. Другое дело С.С. Прокофьев, но ведь он, покинув страну практически одновременно со всеми Великими, всё-таки вернулся в начале 30-х годов, значит "осознал" свою ошибку. Отсюда и почёт, и звания, и указания по изучению его творчества. Но тогда нам, подросткам, всё это было неведомо. Мы всё это даже сопоставить были не в состоянии. Правда, иногда по радио звучал непревзойдённый 2-й концерт Рахманинова (целиком или в отрывках). Но связать, почему же, с одной стороны, он "великий русский...", а с другой - в программе музыкальной литературы его практически не изучают - мы тогда, конечно, не могли.
   ...Прошло 20 лет. За эти годы многое в моей жизни изменилось. Я закончил среднее и высшее военные радиотехнические училища, отслужил, стоя 3 года на боевой готовности в составе зенитно-ракетного дивизиона под Севастополем, женился, заимел двух сыновей, защитил кандидатскую диссертацию и жил в гарнизоне Дуброво, в лесах, на самом краю Московской области. Гарнизон был крупный. Там была даже детская музыкальная школа. Мы каждый год с удовольствием ходили в Дом офицеров на концерты выпускников этой школы. Подрастал младший сын Сергей. Мы с женой решили попробовать подготовить его к поступлению в музыкальную школу (старший сын, Саша, отказался), для чего приобрели пианино. Сергей с удовольствием занимался со мной азами музыкальной грамоты и игрой на инструменте. Вскоре мы заиграли с ним самые простенькие пьесы в 4 руки. Он, разобрав и выучив очередную страницу пьесы, с нетерпением ожидал моего возвращения с работы, чтобы поскорее попробовать сыграть вместе новую страницу.
   И вот на очередном концерте выпускников прозвучала фортепианная пьеса, которая была очень необычна, лирична и глубоко легла на мою душу. Это была "Мелодия" из ранних произведений Рахманинова. Я познакомился с педагогами "музыкалки" - в основном это были жёны офицеров из нашего гарнизона. Попросил у них ноты этой вещи, сфотографировал её страницы, отпечатал их и с волнением уселся за пианино. Но вещь оказалась не по зубам. Здесь необходимо вспомнить, что на фортепиано я закончил только два года школы, а затем перешёл в класс баяна, ввиду отсутствия у нас инструмента. А "Мелодия" - вещь примерно для 7-го класса. Да плюс ещё с тех пор прошло 20 с лишним лет. Пришлось буквально грызть один такт за другим. А тут ещё напасть: у меня короткие пальцы и нерастянутая кисть. А такой инструментарий явно не для Рахманинова. Пришлось "поработать" и над текстом: в тех местах, где у меня явно не хватало кисти левой руки, я пытался "необъятые" ноты перебросить в правую руку. Знаю, знаю, что профессионал в области фортепианного исполнительства дальше и читать бы не стал за такие операции над текстом. Но мне уж очень хотелось сыграть всё по максимуму. Буквально по нескольку тактов в день продвигалась моя работа. Но всё-таки пришлось обратиться к педагогу музыкальной школы за разрешением очередной трудности. Пояснив мне, как выбраться из затруднительного положения, педагог спросила: "А что-нибудь полегче для начала вы не могли бы выбрать?" Я только и мог сказать: "Но ведь эта вещь так необычна и красива!"
   В 70-е годы прошлого века почувствовалось некое движение навстречу Рахманинову. Приближался его 100-летний юбилей (в 1973 году), понемногу магазины стали наполняться литературой о Рахманинове, о его творчестве, о различных сторонах его жизни. Я, как мог, старался приобретать и с удовольствием "проглатывать" всё, что удавалось достать из этой области. У меня скопились книги, вырезки из газет, достаточное количество нот с произведениями Рахманинова. Это были и избранные его произведения, и отдельные тома с прелюдиями, музыкальными моментами, романсами... Несколько позже стали собираться и пластинки с произведениями Рахманинова в авторском и не только в авторском исполнении. Отдельные произведения приходилось доставать в музыкальных библиотеках. Как-то во время поиска ранних произведений двух друзей - Рахманинова и Скрябина - я пошёл в нотную библиотеку, что находилась через сквер от Елоховского собора. И когда я получал заказанные ноты, то случайно оказался рядом с известным дирижёром Юрием Силантьевым.
   Народный артист СССР, Ю. В. Силантьев (1919 - 1983 гг.) с 1958 г. и до конца жизни являлся художественным руководителем и главным дирижёром Эстрадно-симфонического оркестра Всесоюзного радио и Центрального телевидения.
   В те годы уже довольно тучный, он буквально занял собою всё пространство около стойки выдачи нот. Я стоял буквально в шаге от такой знаменитости и невольно оказался слушателем его диалога с каким-то композитором. Юрий Васильевич рассказывал своему видимо хорошему знакомому о завершении своего очередного произведения "Сюиты на темы народов Северного Кавказа". На вопрос собеседника - Ну и как она?- Силантьев, приняв позу трибуна, сказал: "Ты знаешь, она явно советская по форме, и, что более всего удивительно - социалистическая по содержанию!" Стоявшие рядом дружно "грохнули", узнав известный штамп тех времён.
   В юбилейный 1973 год я старался чаще посещать Большой зал Консерватории, когда исполнялись вещи Рахманинова, чаще слушать ЕГО вещи по радио и телевидению и даже разобрал довольно много (для меня) известных пьес Сергея Васильевича. В их число вошли несколько прелюдий, в том числе знаменитая До-диез минорная, несколько музыкальных моментов и практически все вещи из сборника Избранных пьес (Элегия, Мелодия, Полишинель и пр.), несколько Этюдов-картин, которые хоть как-то оказались мне "по зубам". Пишу "разобрал", а не выучил, потому, что если бы мой "разбор" послушал профессионал, он бы сразу получил инфаркт. Кстати, когда я высказал подобную мысль моему давнишнему сослуживцу, замечательному человеку, Герману Суворову, он сказал, что я думаю, что ты бы то же самое ощутил, если бы такого профессионала попросить составить программу, каких ты немало сделал. Мне было очень приятно, что я сумел хоть на таком уровне, но исполнять хотя бы некоторые из ЕГО вещей.
   Конечно, взявшись одновременно с Сергеем вновь осваивать пианино, я мог сам себе выбирать вещи для разбора. И конечно, кроме Рахманинова, "в моём портфеле" были Бах, Бетховен и Моцарт, наш Пётр Ильич Чайковский, Шопен и Шуберт, кое-что из Листа (особенно его знаменитый Ноктюрн "Грёзы любви") и другие композиторы. Были горы песенников - чтение с листа всегда было моим коньком. Позже я многие "шлягеры" подбирал, гармонизировал и записывал на ноты с аудиокассет. Но Рахманинов был и остаётся, несомненно, самым любимым и моим интимным композитором.
   Тем временем подрастал Сергей, он уже учился в старших классах музыкальной школы, когда я впервые заговорил с ним о его отношении к произведениям Рахманинова. Он сказал примерно так, что вещи, конечно, его очень хорошие, но учить их он не будет. И на вопрос, почему, следовал ответ, потому что он предатель! Я подумал тогда - вот он, чистый продукт нашей системы. Но перевоспитывать его не стал - спустя несколько лет он перевоспитался сам. Кстати, считаю замечательным его искреннее высказывание относительно Баха и его фуг: "Папа, так я люблю играть фуги Баха и так ненавижу их разучивать!"
   Прошло ещё несколько лет, и в один из наших приездов в Воронеж мой тесть, Александр Дмитриевич Корнилов, попросил меня отвезти его в своё родное село Чемлычёк Тамбовской области. Транспортное средство, которым мы располагали в то время, был Запорожец ЗАЗ-968М. Но когда мы подъехали к границе Тамбовской области, то все мои пассажиры (моя жена и тесть) единодушно сказали - как хорошо, что у нас Запорожец: такой грязищи редко можно найти! Как мы из неё выбрались - до сих пор остаётся загадкой и одним из моих достижений в области автотуризма. Тем не менее, до Чемлычка мы доехали, а пока тесть любовался местами своего детства и даже нашёл некоторых своих знакомых, у меня засела мысль: я ведь где-то недалеко от Ивановки, рахманиновского гнезда (имение Сатиных, его жены и кузины). Надо, думаю, спросить у местных, где оно находится. Ответ был примерно таким: "Никакого Манина (Рахманинова) не знаем, а Ивановка в 10 км отсюда, там наша психобольница." По завершении посещения Чемлычка рулю в Ивановку. Сердце бешено колотится. Неужели я уже в гостях у Сергея Васильевича? Но там быстро охладили мой пыл: старожилы сказали: "Как же, слышали, слышали. Но это не в нашей Ивановке. Та - ближе к шоссе Москва-Волгоград. А там спросите". Уже с меньшим энтузиазмом, но ищем указанную Ивановку. Нашли ещё через 20 км. Там говорят, что слышали про усадьбу, но где она - не знаем, спросите у учительницы - вон её дом. Подхожу, а там вовсю идёт работа по перекладке печи. Спрашиваю об усадьбе. Учительница с радостью объясняет, что она завтра повезёт туда школьников, а ехать надо действительно до указанного шоссе, переехать его и дальше по хорошей дороге ехать по указателям. Всего-то отсюда где-то около 50 км. Я уже не озвучиваю эту цифру своим пассажирам. Говорю, что направление у нас верное. Тесть ворчит - когда мы с твоей Ивановкой в Воронеж-то попадём? Но я твёрдо решил посетить усадьбу. Через некоторое время мы добираемся, наконец, до очередной, теперь уже точно до Рахманиновской усадьбы, точнее музея-усадьбы С.В. Рахманинова. Эх, ты, мать моя, Россия! Неужели у чиновников не хватило фантазии назвать каждое село в области своим именем?! Это ведь не только в Тамбовской области. Специально проверил по электронной карте Московскую область. Вот результаты: Ивановок - около 10, Черново - 6, Алешиных - 9, Александровок - более 10 и т.д. Комментарии, как говорится, излишни.
   Войдя в усадьбу, мы спросили у охраны, где покупать билеты для посещения музея. Он попросил подождать и позвал какую-то женщину. Она представилась, как помощник директора и кассир одновременно. Вскоре оказалось, что это была жена директора, а сам директор болен и не проводит экскурсии. - А вы откуда? - спросила она.
  - Из Москвы - говорим. - А сколько человек в группе? - Да вот только трое, которые здесь находятся. - Тогда подождите, пожалуйста. Через некоторое время мы увидели самого директора, Александра Иванович Ермакова. По окончании музучилища, он сразу был направлен сюда и здесь стал истинным подвижником этого места. Про него надобно писать и писать, так как сделанное им во славу Рахманинова просто не поддаётся уму. Непрерывные хождения во власть, непрерывные послания Великим с просьбой о помощи, череда хозяйственных работ, встречи и проводы делегаций, проекты возрождения усадьбы и постройки гостиницы, концертного зала и пр., и пр.
   Несмотря на наши просьбы не проводить с нами экскурсии: ну кто мы такие? Ермаков, достаточно ещё больной, ходил с нами по всем залам и рассказывал о Сергее Васильевиче так, как будто он это делает в первый раз - свежо, с юношеским задором, то и дело подводя нас к тем или иным документам. А в заключение он ещё предложил посетить его гордость - зал со звуковоспроизводящей аппаратурой и с полным набором сочинений Рахманинова в его собственном исполнении. - Заказывайте, - с артистическим задором сказал он. Я заказал три свои самые любимые прелюдии, один музыкальный момент и один этюд-картину. Александр Иванович очень удивился такому изысканному подбору и с радостью исполнил всю заданную программу. Мы вышли из зала, как из кино, а он растрогался, видя, как всё увиденное здесь отразилось в наших лицах, и подарил мне набор открыток с дарственной надписью, которые я храню и по сей день.
   Выйдя из дома-музея, я сфотографировался у очень необычного памятника Рахманинову: основание - белая крышка рояля, на ней небольшая колонна, на которой помещён бюст Сергея Васильевича в характерной позе дирижёра.
   Впечатления переполняли мою душу, когда мы, поблагодарив нашего прекрасного гида, возвратились к нашему лихому коню. Дело шло к вечеру, и мы решили сделать приличный крюк, но возвращаться в Воронеж по хорошей дороге.
  
   Следующее соприкосновение с рахманиновской тематикой, как ни странно, связано с... лопнувшей струной в моём пианино. Пропуская увлекательную историю с доставанием (изготовлением и навивкой) нужной струны на фабрике "Лира", я начну с того, что ни я, ни мои знакомые любители музыки не смогли мне подсказать, как меняется струна. И тогда я стал искать Славу Андреева, увлечённого много лет тому назад ремонтом и настройкой роялей и пианино. Когда-то он работал со мной в ВЦ 45-го института, был примерным офицером, но "программизмом" занимался без энтузиазма - это было не его дело. Его всепоглощающая страсть заключалась в вечном ковырянии в механике фортепиано, ремонте инструментов всех мастей. Результатом явилось то, что в новой нашей формации он стал хозяином и директором фабрики по ремонту и реставрации музыкальных инструментов (фирма "Прайд"). Обо всём этом поведала мне его бывшая жена Наталья. Дальше всё оказалось делом техники. Слава, пардон, Вячеслав Евгеньевич, помог мне и со струной, и с реставрацией моего баяна, а главное, что у нас возникло некоторое сообщество, в котором я помогал ему в написании разных документов, создании баз данных и пр. Не всё получилось, но однажды он, узнав о нуждах музея-усадьбы Рахманинова, попросил меня оформить их в литературном виде. А я тоже наслышан о них и, побывав там, с радостью взялся за эту работу. Результатом явились приводимые ниже
  
  РАЗДУМЬЯ О МУЗЕЕ-УСАДЬБЕ РАХМАНИНОВА
  
   О самом Рахманинове, о его творчестве, жизни, увлечениях, исканиях написаны горы литературы. Конечно, не только в России, но и во всём мире. О его музее-усадьбе в России, в Ивановке Тамбовской области - значительно меньше и особенно в последние годы, хотя, казалось бы, всё должно быть наоборот. ПОЧЕМУ НЕ ПИШУТ?
   Толпы наших и иностранных туристов просят свозить их в Ивановку "к Рахманинову". Так ведь не везут, хотя здесь уже интерес не только музыкальный, не столько эмоциональный, не столько исторический, не столько патриотичный, сколько коммерческий. ПОЧЕМУ НЕ ВЕЗУТ?
   При попытке узнать что-либо о музее по телефону вы должны сначала побеседовать со сторожем, пардон, с охранником, попросить его позвать директора музея к телефону в такое-то время, затем снова перезвонить, и тогда, может быть, удастся связаться с директором. Волосы встают дыбом. Снова вопрос - ПОЧЕМУ ВСЁ ТАК?
   Желание культурного общества России провести в Ивановке Международный конкурс им. Рахманинова в который раз упирается в сотни неразрешимых проблем, и желания остаются только желаниями. ПОЧЕМУ НЕ ПРОВОДЯТ?
   Наконец, добравшись до усадьбы, можно видеть в её залах фактически только муляжи роялей. На них невозможно исполнять вещи его прежнего хозяина. Они требуют реставрации, а музей - пополнения, чтобы восполнить тот состав инструментов, который был при исходе Рахманинова в 1917 году. Музей и этого сделать не в состоянии, хотя его нынешнему директору, Александру Ивановичу Ермакову в энергии, настойчивости и преданности этому уголку земли российской отказать ну никак нельзя. Снова возникает тот же вопрос - ПОЧЕМУ?
   Сергей Васильевич умер в 1943 году и похоронен на кладбище в Кенсико, близ Нью-Йорка. Земля под захоронение оплачена на 100 лет. Не так уж далёк 2043 год. Уже несколько лет возникает вопрос о перезахоронении Рахманинова на его родине, в его имении в Ивановке. Один из внуков великого композитора, пианиста и дирижёра дал согласие на эту процедуру, но поставил условие, чтобы вблизи места захоронения в Ивановке был сооружён православный храм или часовня. Но родина Рахманинова молчит.
   Снова этот же вопрос. ПОЧЕМУ МОЛЧИМ?
   Нверное, хватит задавать подобные вопросы, пора попытаться получить на них более-менее правдоподобные ответы. Но, может быть, прежде стоит несколько слов сказать о том, что представляла собой Ивановка для Рахманинова.
   Рахманинов в Ивановке прожил с небольшими перерывами с 17 лет до отъезда из России в течение летних, а иногда и осенних периодов. Здесь созданы большинство фортепианных прелюдий, этюдов-картин, виолончельные и фортепианные сонаты, все дореволюционные концерты для фортепиано с оркестром, оперы, романсы и многие другие вещи, прославившие Рахманинова на весь мир. Не будет большим преувеличением сказать, что в музыке Рахманинова отражена родина композитора, а родиной этой музыки и была Ивановка.
  
   Эфир и печатные СМИ наполнены призывами о необходимости духовного возрождения России, как условия вообще осознания нашим этносом своего величия. Но как только эти святые призывы начинают практически выполняться, оказывается, что реализация этих призывов часто оказывается просто неосуществима.
   Думаю, что если приведенные выше вопросы задать любому депутату Госдумы, он очень удивится, а некоторые из них даже возмутятся существующим положением дел. Но ведь когда-то почти все или большинство из них проголосовало за то, чтобы бюджеты таких мест, как дома-музеи в Клину (П.И. Чайковский), Ивановке (С.В. Рахманинов), Карево (М.П. Мусоргский), Глинки (М.И. Глинка) и другие, являющиеся предметами
  национальной гордости россиян, были переданы в бюджеты субъектов РФ. Мне непонятно, как у людей, которые должны всё национальное состояние умножать и хранить, поднимается рука только на то, чтобы его терять и делить.
   Впрочем, может, причина такого неслыханно небрежного отношения к алмазам национального музыкального мира состоит в том, что они (правители) не считают вышеперечисленных представителей отечественного музыкального мира гордостью великороссов?
   Всем известно трагическое высказывание С.В. Рахманинова после отъезда из России: "Лишившись родины, я потерял самого себя. У изгнанника, который лишился музыкальных корней, традиций и родной почвы, не остаётся иных утешений, кроме нерушимого безмолвия нетревожимых воспоминаний". Не менее известными являются также факты практически восьмилетнего молчания нашего гения после переезда из России на Запад, а также создание считанных единиц значимых сочинений за последующие последние 15-16 лет его жизни. А его подарок в миллион долларов, которые пришлось самому Рахманинову передавать в руки нашего посла во время Великой Отечественной войны? Так что принадлежность к России - это не праздные слова. Недаром, окружив по-своему Рахманинова всеми почестями, Америка считает его своим композитором. Может быть, и все те, от кого зависит судьба наших "Ивановок", тоже считают С.В. Рахманинова американским композитором? Тогда другое дело. Но смеем надеяться, что таких деятелей немного, а те, кто есть, вряд ли выступят под таким лозунгом с открытым забралом.
   Конечно, после 1917 года прошло много лихих событий - это и гражданская война, и банды Антонова, громившие усадьбы любых помещиков, в том числе и Ивановку, и Великая Отечественная война, которая прокатилась через Ивановку на восток, под Сталинград и обратно. Но ведь на дворе 2006 год! Седьмой десяток лет только после Победы в последней войне! Сколько же можно списывать наше нерадение на лихолетье?
   Результатом наших раздумий может стать следующая совокупность предложений, которая, на наш взгляд, существенно изменит облик Ивановки, и не только Ивановки.
  К так называемым локальным предложениям стоит отнести:
  • Телефонизацию музея-усадьбы. Необходимость такого предложения в 21-м веке даже неудобно обосновывать.
  • Приведение в порядок музыкальных инструментов Ивановки.
   В настоящее время требуется развернуть работы по скорейшей реконструкции двух роялей, одного пианино и одной фисгармонии. Московская фирма "Прайд", где правит Вячеслав Евгеньевич Андреев, с которым мы многие годы работали в военном институте программистами, приняла решение подарить усадьбе рояль фирмы Бехштейн, подобный тому, который по описаниям и фотографиям дореволюционных лет также находился в усадьбе. Однако он также нуждается в реставрации.
  Фирма В.Е. Андреева "Прайд" готова выполнить весь необходимый объём работ по реставрации, ремонту, настройке и транспортным операциям, связанным с выполнением вышеназванной задачи. Гарантировать высокое качество работ специалистов фирмы позволяют пятнадцатилетний опыт выполнения аналогичных работ, многочисленные положительные отзывы на качество производимых работ ряда организаций, таких, как Российская академия музыки и музыкальное училище им. Гнесиных, Нижегородская консерватория им. М.И. Глинки, многочисленные музыкальные учебные заведения, музеи-усадьбы Архангельское, Остафьево, Абрамцево, Царицыно и др.
  • Создание современного архива с целью устройства в Ивановке Центра Рахманинова, где постепенно соберутся все его рукописи, все записи его исполнений, вся литература о его жизни и творчестве на современных носителях информации. Все материалы должны быть каталогизированы и помещены в базы данных, доступных всему миру через Интернет.
  К глобальным предложениям можно отнести:
  • Постройку современной гостиницы примерно на 90-100 номеров, что обеспечит практически круглогодичный поток туристов, что при умелом ведении дел скажется на росте средств, отчисляемых в фонды музея-усадьбы.
  • Постройку концертного зала, что обеспечит проведение конкурсов и концертов в сердце рахманиновской России.
  • Построение православного храма или, как минимум, часовни для начала работ по организации перезахоронения останков С.В. Рахманинова в Ивановке.
  • Организацию и проведение перезахоронения С.В. Рахманинова в его любимой Ивановке.
  
   Усадьбе оказывают помощь и музыканты М. Плетнёв и Н.Л. Луганский, и певица И. Архипова, и потомок великого композитлора и дирижера Ю. Рахманинов, знают о многих проблемах усадьбы и мэр Москвы Ю. Лужков, и патриарх Алексий II. Всё это - конечно, сложные и ёмкие проблемы более дальних горизонтов, которые, думается, достойны внимания. А уверенность в возможности России решать подобные проблемы ныне у всех абсолютна.
   Пока остается надеяться, что благодаря многогранной, неутомимой деятельности государственных и муниципальных органов, плеяды знаменитых музыкантов, всё возрастающего числа спонсоров, а также таких неутомимых подвижников, как А.И. Ермаков, - мы ещё при нашей жизни увидим музей-усадьбу в Ивановке достойной своего имени.
  Хочется верить, что Музей-усадьба С.В. Рахманинова, одно из святых мест для Российской и международной культуры - займет своё место, в ряду спасённых для будущих поколений культурных национальных ценностей страны и мира.
  
   Последний (к моменту написания этого очерка) эпизод, связанный с темой заголовка этого очерка, относится к 2005 - 2006 гг. Чуть ли не под Новый год было объявлено, что через Интернет каждый может задать вопрос Президенту Путину В.В. Что-то мне подсказало, ЭТОМУ Президенту я могу задать волнующий меня вопрос с надеждой получить надлежащий ответ, хотя и не сразу. Вопрос мой звучал так:
  
   Эфир и СМИ наполнены призывами о необходимости духовного возрождения России. Фирма "Прайд" (существует 15 лет) готова реставрировать рояли и пианино в музеях-усадьбах России (Глинки, Рахманинова, Мусоргского и др.). Но все эти источники культурного возрождения России обеспечиваются из бедных, как правило, бюджетов субъектов федерации.
  
   Когда и каким образом будет разомкнут этот замкнутый круг, и федеральная власть поможет решать подобные проблемы?
  
   С уважением. В. Б. Соломоденко,
  полковник в отставке, кандидат технических наук, старший научный сотрудник.
  
   Через некоторое время мне позвонили из Администрации Президента и попросили уточнить кое-что из текста, поскольку формат вопроса не укладывался в отведённое для этого поле. Я порадовался - значит, не выбросили!
   Прошло ещё более полугода. Я снова звоню в Администрацию с целью разузнать судьбу ответа на мой вопрос. Ответ меня обескуражил: "Ваш вопрос решен. Передан на контроль Правительству Москвы, и конкретно, Швецовой Людмиле Ивановне." Нахожу, что она является Первым замом Мэра Москвы, руководителем комплекса социальной сферы. Какое отношение она имеет к памятникам уровня Ивановки - непонятно. Но на дворе уже осень, чиновники такого уровня в отпуске, скоро очередной Новый год. Но мне кажется, у нас пока не принято кому-то отвечать на вопросы, кроме своего начальства.
   Правда, по слухам от В.Е. Андреева, решение этого вопроса медленно продвигается по двум направлениям: по линии Министерства культуры и по линии Евгения Примакова. Такие вот странные нынче времена!
  
  В.Б.С. 2006
  
  
  
  "БЕЛЕЕТ ПАРУС ОДИНОКИЙ..."
  
  (МОЁ ПРИКОСНОВЕНИЕ К ПАРУСУ И ВИНДСЕРФИНГУ)
  
  Вряд ли найдется такой человек, который бы никогда не слышал о таком понятии, как парус. Конечно, меньшее число людей знают историю паруса. Ещё меньше людей знают названия различных парусов, их назначение и взаимодействие в системе парусов на корабле. Уж совсем немногие знают способы и секреты изготовления парусов надлежащего качества. И, наверное, самый малый отряд профессионалов и любителей знает теорию и физические основы, а уж тем более тонкости эффективного управления парусами, а попросту говоря - почему человек может с помощью парусов, в конце концов, двигаться против ветра. Вот к их числу и относится автор этих строк.
  Но это всё, как говорится, о физике. А глубинный интерес к парусу, как средству передвижения, у современного человека, несомненно, связан с лирикой. Вспомним, что медленное скольжение славянской парусной ладьи авторы древних сказаний и песен связывали с величавым движением прекрасных дев. В танцевальных ансамблях разучивают и представляют аналогичные движения. А уж "алые паруса" у всех на слуху, как символ самых светлых надежд и несбыточных мечтаний. С детства мы восхищались фильмами, в которых участвуют паруса. Это и "Дети капитана Гранта", и фильмы с каравеллами Колумба, и многие фильмы с участием гоночных яхт с фантастически большими системами парусов, и великолепный вид множества парусов виндсерфингов в выходные дни на многих водоёмах Подмосковья и южных побережиях морей Европы, Африки и Юго-Восточной Азии. В последние лет 10 -15 можно уже читать и видеть, как парус в традиционном его понимании сочетается с кибернетическими устройствами его управления. Примером служат алюминиевые паруса-пластины на кораблях Кусто
  Правда, в попытках осознать, откуда у нас появляется влечение к парусам, можно слышать и такое мнение: "Это следствие вечного стремления человека к "халяве", ибо парус - это средство бесплатного передвижения". Однако те, кто представляют величину стоимости самих средств такого "халявного" передвижения, а также необходимых аксессуаров, связанных с этой "халявой", конечно, отнесут такое мнение к разряду юмора.
  Я заметил, что любовь ко всякого рода механическим двигателям у старшего сына, по- видимому, идёт от его деда, А.Д. Корнилова. К лошадям, например, у моего младшего сына, передалась ему от его прадеда, выходца из астраханских казаков. Откуда у меня при виде паруса явно наблюдается прилив адреналина - остаётся загадкой. Но это так.
  Практический выход этого влечения начался в 1970 году, когда мы приобрели трёхместную байдарку "Салют-3" и вместе с женой и двумя детьми начали её освоение по рекам и водоёмам Подмосковья. В первый же отпуск после обкатки байдарки мы поехали на озеро Селигер, где и провели две недели превосходного для души времени. И вот там, когда необходимо было по одному из заливов Березовского (интересно, как, спустя 30 лет звучит сегодня это название) плёса ежедневно плыть свыше полутора километров к хозяйке за молоком, впервые возникла мысль лентяя - эх, вот бы натянуть парус! Там же, на большом Осташёвском плёсе мы видели несколько туристических парусных яхт. Тут же созрело решение: нужно подумать, как на мою прорезиненную посудину приспособить паруса. С чего начать? Как и что делать? И вообще - как это получается? За счёт чего парусные суда могут двигаться против ветра?
  Моё предыдущее образование, всё насквозь, хотя и радио-, но всё же техническое, просто требовало разобраться в этих вопросах. Начался поиск необходимой литературы, её изучение и, наконец, приспособление всего написанного для яхт и кораблей к... байдарке. Конечно, параллельно в этот период было совершено много походов по подмосковным рекам и речкам просто под вёслами.
  В те годы было много спортивно-туристической литературы, но байдарочная тематика кочевала только по страницам специальных журналов. А хотелось отыскать последовательного, системного изложения всей теории. Так уж устроена моя голова. Но ищущий да находит! Мне попалась толстая книга с серьёзным названием "Теория плавания под парусами" польского автора Мархая. Я с удовольствием окунулся в её изучение, поскольку все выкладки и векторные чертежи-диаграммы мне были абсолютно понятны. Я понял, что я напал на книгу "для кота". Так тётя Наташа (жена моего дяди Жени, доктор наук, ученица И.П. Павлова и Орбели) называла книги, в которых всё сложное излагается или просто, или последовательно, но так, чтобы средне образованному человеку было понятно. Кроме того, книга понравилась мне тем, что там, наряду с серьёзными изложениями, присутствовали и лёгкие, свободные высказывания. Например, заключение Президента Международной федерации конструкторов яхт о том, что конструирование яхт скорее искусство, чем наука, и что оно очень напоминает процесс ухаживания за женщиной или роман с нею, о котором даже в случае успеха никто не может сказать о его причинах.
  Именно благодаря этой книге я был полностью удовлетворён тем, что понял совершенно ясно, почему парусные суда могут ходить не только по ветру. Всё остальное было делом техники - как и из чего лучше сделать мачту, как поднимать и снимать паруса наиболее быстрым способом, как практически на прорезиненном корпусе укрепить шверт и из чего его сделать и т.д. и т.п. Наконец, из чего и как шить паруса?
  Вновь перекопаны горы литературы, из выжатого вылился проект оснащения моей байдарки, и работа закипела. Покупались необходимые материалы, строчились специальными швами паруса, делались люверсы, готовились листы металла для швертов, выпиливался руль новой формы и придумывалось множество хитростей, чтобы всё это ещё и можно было утащить на себе от поезда или автобуса до воды и обратно. Пошив парусов выполнялся по всем правилам совместным предприятием "Я и моя тёща". Причем прохождение всех швов осуществлялось в четыре руки: я крутил ручку старой, но прекрасно работающей машинки "Зингер", а незабвенная баба Валя - строчила закладные швы, которые имели иногда более 4 метров по длине!
  По завершении всех конструкторских работ были проведены первые плавучие или ходовые испытания. В то время мы жили ещё в гарнизоне, на границе Московской и Владимирской областей. Недалеко от речки Мележа был найден выработанный торфяной карьер. На нём и был осуществлен первый спуск нашего "швертбота". Короткие пробежки (там было метров по 60-70 во все стороны) показали, что вся конструкция работает вполне прилично. Хотелось испытать всё на "большой" воде. Но это осуществилось уже на Пироговском водохранилище после переезда в Москву. После "освоения" Пироговки был осуществлён бросок на север (Московской области), где мы бороздили уже просторы Московского моря. Всё время что-то доделывалось, изменялось и совершенствовалось.
  И вот в один из летних сезонов в середине 70-х годов мы ещё с двумя экипажами договорились съездить на озеро Вельё (между Валдаем и Селигером). Те обе семьи были "вооружены" стандартными польскими швертботами "Мева". У всех были дети, так что компания была подходящая. На поезде мы добрались до ст. Валдай, а дальше на машине нас подбросили вместе с нашим грузом до оз. Вельё. К той поре у нас были надувные камеры в носу и корме, а также надувные баллоны в чехлах вдоль бортов байдарки. На детях были спасательные круги вместо жилетов. Единственное, что мне не удалось отработать на Пироговке, а это прописано во всех пособиях по организации водного туризма, это отработка или хотя бы одно испытание на переворот всей парусно-вёсельной системы. Жена сказала, что если ты организуешь такой ужас, а это должно быть внезапно, то я больше вообще к этому агрегату не подойду. Пришлось исключить это испытание из программы подготовки.
  И вот мы на северном берегу одной из Валдайских жемчужин. Относительно быстро спустили на воду свои ладьи, погрузили весь груз, посадили детей, примерно по карте наметили курс и место ночёвки и отвалили от берега. Но не прошло и получаса хода одним галсом, как ветер усилился, и на волнах появились барашки. Буквально через четверть часа нас стало швырять с волны на волну. И тут я заметил преимущество моей байдарки: она, в отличие от коротких яхт "Мева" длиной 3,2 м, имела длину 5,2 м, и получалось, что их длина, соизмеримая с расстоянием между волнами, вызвала явление резонанса. В то время, как моя "Салют-3", прорезая уже довольно крупные валы, шла полным ходом своим галсом, фирменные, но короткие яхты стали зарываться носом в набегающую волну. В результате одна из них подтопилась, набрав полный отсек с пассажирами воды. Мы приостановились и договорились с этой подводной парусной лодкой о месте встречи, пошли дальше. У всех были, конечно, надувные борта, так что "Мева" пристала к ближайшему острову, вычерпала воду, перегрузив весь багаж, и к вечеру мы встретились на условленном месте. Моя "каравелла" оказалась очень удачной при таких обстоятельствах и легко обходила "Меву". А вот в лавировку, т.е. при ходе "против" ветра, она существенно уступала фирменному изделию.
  На одном из живописных мысов мы несколько дней отдыхали, собирая грибы и ягоды, устраивали из палатки замечательную парилку. Конечно, не обошлось без дальнейших приключений - один из предводителей "Мевы" чем-то отравился и весь день приводил себя в порядок, наши жёны, собирая клюкву и бруснику, заблудились и вышли так далеко на южные заливы, что пришлось их оттуда везти на байдарке совершенно незнакомых туристов (водное братство!).
  Пройдя Вельё, мы перетащили наши "ладьи" на лошадях к северному плёсу Селигера в поселок Полново. Там мы, прямо у склада с еловыми бревнами, на берегу и отметили 5-летие нашего младшего сына Сергея. При этом ему надлежало гасить аж 5 свечек на вафельном торте, предусмотрительно запасенном его непутёвыми родителями, и провезенном весь этот путь ими до этой поленницы.
  Далее шёл Селигер, а в другие сезоны - Рязанская Мещёра, Истринское, Рузское и Можайское водохранилища и пр.
  Но годы идут, и всё меньше находится охотников почудачить на парусной "халяве". Состарились не только мы, но и оболочки байдарок. Их всё труднее стало доставлять до берегов. И появилось новое занятие с парусами - виндсерфинг.
  И вот уже сменили три вида досок - сначала катались на разборной пластмассовой доске незабвенного Кирьянова, потом я приобрёл не новый виндгляйдер, а теперь - полуспортивная доска с плёночным парусом. Удовольствие - трудно описать!
  Часто с моим сослуживцем, мастером спорта по парусу, одним из моих учителей по горным лыжам, Валерой Чучериловым, мы продлеваем свою молодость, скользя по водам Истры, Пироговки и другим великолепным местам Подмосковья.
  
  
  ИНФАРКТ И ЖИЗНЬ, НЕСМОТРЯ НА...
  
   Шёл обычный осенний день 1997 года. Я, как всегда, работал за компьютером в "Ангеле". Отмечали день рождения одного молодого человека - лакомились красавцами тортами. И вдруг к концу дня у меня резко стало ухудшаться самочувствие. "Наверное, съел несвежий торт", - подумал я. Бледность, потеря сил, потное лицо и чувство изжоги стали причиной многочисленных предложений моих коллег (особенно кадровика Валентины) незамедлительно вызвать скорую помощь. В ответ они услышали от меня высокомерную проповедь о несовместимости понятий "Я" и "Скорая". Меня повезли домой на моей "Ниве" сквозь пробки и там вызвали скорую. Та, приехав, быстро сделала ЭКГ, поставила предварительный диагноз - инфаркт, вколола мне кучу лекарств и предложила госпитализировать. Жена твёрдо заявила, что везти нужно только в госпиталь Бурденко. После долгих переговоров с поликлиникой Генерального штаба, езды по Москве, наверное, часа через три после начала приступа я был в реанимации ардиоцентра госпиталя Бурденко. По дороге меня рвало, я терял сознание и всё надеялся, что этот страшный диагноз ко мне уж никак не относится.
   Утром, после УЗИ сердца, мой замечательный лечащий врач, Виталий Овсянников, объявил окончательный приговор - ОБШИРНЫЙ ИНФАРКТ ЗАДНЕЙ СТЕНКИ ЛЕВОГО ЖЕЛУДОЧКА! И добавил: "Если бы не ваши прошлые занятия спортом и туризмом, то неизвестно, состоялся бы вот этот наш разговор или нет". При этом он говорил про какие-то коллатералии (или резервные, периферийные сосуды), которые помогли мне выжить. Позже я узнал, что это мелкие сосуды, подобные микрокапиллярам, но в отличие от них, при отсутствии нагрузки на сердце (упражнения, ходьба, бег и т.д.) они "схлопываются", то есть закрываются, через 3-4 дня!
   Много позже, в процессе знакомства с пациентами реанимации, соседями по палате, я узнал, что в США скорая кардиопомощь просит подписаться, что от момента вызова прошло не более 18 мин. Вот как просто, подумалось мне, можно сравнивать эффективность работы скорой - 18 мин и 3-4 часа!
   Отлежав несколько дней в реанимации, лечение продолжил в палате терапии, где уже из толстых книг, которые мне любезно передала моя сестра Лиза, я подробно узнал, что это за "зверь" - ИНФАРКТ МИОКАРДА. Передо мной замелькали цифры, означающие недели различных процессов, которые происходят после так называемой окклюзии, или, по-простому, полной закупорки сосудов. И я понял, что это надолго.
   Получив полные курсы интенсивной и простой терапии, я был переведён в 6-й реабилитационный госпиталь, предварительно побывав на консилиуме, на котором выслушал вердикт эскулапов-кардиологов: операция на сердце обязательна, ибо кроме стенозов (сужения сосудов) имеется и окклюзия (закупорка одного из сосудов). Выполнить АКШ (аортокоронарное шунтирование) весной берется сам начальник кардиоцентра, но только предстоящей весной. Это очень сложная и опасная операция с распилом грудной клетки, охлаждением мозга и переводом всего организма на искусственное кровообращение с последующим запуском сердца. Позже будет отказ, так как мне уже исполнится 60 лет, а за ними повышается вероятность летальных исходов. Перед самой отправкой на реабилитацию мне поступило предложение - вместо АКШ можно сделать операцию, которая называется коронарная ангиопластика, или стентирование, то есть постановку стента (тонкостенного металлического каркаса) внутрь коронарного сосуда на место закупорки с предварительным её высверливанием. Операция безболезненная, проводится под местным наркозом, но стоит 3000 долларов США - это было 1997 году. Необходимую сумму безоговорочно пообещал собрать и внести мой младший сын, Сергей, пока я буду пребывать на первичной реабилитации. Мне была сделана коронарография - короткие рентгеновские видеосъёмки работы сосудов в динамике (6-8 эпизодов с различных ракурсов). Через наши фирмы в Канаде заказан стент необходимого размера и конфигурации, а также множество одноразовых инструментов, необходимых для проведения операции. Кардиохирург, который взялся за проведение операции, изучив все необходимые материалы, сказал, что более 80% успеха операции он не может дать, так как невозможно заранее определить длину той самой бляшки, которая заткнула артерию и вызвала инфаркт. Но мы решили рискнуть.
   И вот наступил день операции - 12 декабря 1997 года. Операция шла по плану. Я видел на экране все движения инструментов внутри сосудов. Странным показалось то, что при движении различных инструментов по внутренностям сосудов не только боли, а вообще никаких ощущений не возникало. Позже мне объяснили, что это происходит из-за отсутствия нервных окончаний на внутренних сторонах сосудов. Очень долго проходила фаза высверливания закупорки. И я, и хирург взмокли до основания, но через три с небольшим часа всё было успешно завершено, стент поставлен на место. Меня отвезли в реанимацию.
   В госпитале Бурденко реанимационные палаты в основном трёхместные. Скучать там не приходится: как правило, очень интересные соседи. Я в разное время лежал там и с преподавателем Академии химзащиты, и с инструктором по пилотированию вертолётов, и с нашим военным разведчиком в США и т.д. Масса рассказов и разных баек. Общий вывод после неоднократного обсуждения проблем "инфарктников" у нас был единогласный - никто из нас абсолютно не знал предынфарктных симптомов, а также способов поведения в момент наступления инфаркта. Ценность ежегодно проводившихся диспансеризаций близка к нулю. Средства массовой информации абсолютно бездействуют в указанных направлениях. Скорая кардиопомощь практически никогда не пребывает вовремя. А такую процедуру, как коронарография, наш пациент узнаёт только ПОСЛЕ наступления инфаркта. Один из новых русских, попав в нашу реанимацию (сейчас их называют коммерческий пациент), рассказал нам, как он "лечился". Живёт он в особняке за 10-15 км от МКАД. На работе ему стало плохо. Он - на машину, приехав, требует у жены стакан водки, принял - стало полегче, хорошо поужинал и спать. Так продолжалось три дня подряд. Потом попал в Бурденко. Впечатление такое, что страна хочет избавиться от инфарктников, а не вылечить их. Это, конечно, не относится к внутригоспитальным процедурам.
   После операции мне сразу стало дышать легко, и я попросил своего кардиотерапевта Виталия, нельзя ли меня сразу опустить в палату терапии. Но была пятница, и мой Виталий, хорошо знающий особенности нашей медицины, решил подождать до понедельника - мало ли что, здесь всё-таки мы подключены к дежурному медперсоналу непрерывно. Виталий как в воду глядел. Вечером мы лежим, разговариваем, вдруг чувствую - лежу в луже. Поднял одеяло, а там лужа крови! Звоню сестре - никого! Все соседи стали звонить - никакой реакции! Стали кричать - кто-то заглянул к нам - в чём дело? Объяснили. Тут же прилетает сестричка, затем другая - вы уж нас простите, мы пили чай в другой комнате. Как позже выяснилось, у кого-то из них отмечали день рождения. Тут же сменили не только простыни, но и матрац, всего меня протерли и просили не рассказывать врачам. Ну что тут сделаешь - Россия, она и есть Россия. Мы, конечно, пожалели их, так как всё обошлось благополучно, поступив, как истинные граждане своего Отечества, а гражданин, по Некрасову:
  "Он, как свои, на теле носит
  Все язвы родины своей".
  После непродолжительного пребывания в реанимации, а затем в терапии, меня переправили в реабилитационный госпиталь (снова меня туда перевёз Сергей).
   Пребывание в 6-м госпитале было довольно продолжительным, мне разработали целую программу выхода на нормальный режим после этой катастрофы. Я медленно входил в обычную жизнь. Ежедневно я проходил сначала несколько сот метров, а позже - по всему внутреннему периметру парка госпиталя (около километра). В залах отделения ЛФК я занимался на всех снарядах: это были различного рода беговые дорожки, имитаторы гребли, велосипеды, а немного позже в другом зале - тренажеры на развитие любых суставов и любых мышц. Непрерывные исследования и контроль состояния обеспечили довольно хорошую динамику выхода из кризиса. Я до сих пор помню напутствие эстонской пожилой врачихи перед выпиской: "Надеюсь, вы понимаете, что про горные лыжи надо забыть!" В душе я яростно протестовал против такого приговора. Я этот протест высказал и прямо ей, так как узнал, что в молодости она входила в олимпийскую сборную по академической гребле. И у меня было страстное желание: восстановиться так, чтобы снова поехать в горы.
   На моё счастье, начальником отделения ЛФК была прекрасная женщина и специалист Людмила Викторовна Новикова. И кадры врачей-инструкторов у неё были подобраны великолепно. Мы за время моей официальной, а затем трёхлетней неофициальной реабилитации, подружились. Я помогал ей с подготовкой и просчётами отчётов за весь госпиталь, проводил различные исследования в интересах её диссертации, а она вела мою реабилитацию, что называется, на самом высоком уровне. Позже я познакомился с её дружной семьёй. Они приезжали к нам на дачу. Пробовали встать на виндсерфинг, а в заключение её муж, Сергей, играл на гитаре и прекрасно пел (он сменил врачебную карьеру на певческую, где тоже весьма преуспел).
   Выписавшись из госпиталя, я, по договорённости с Людмилой, через день по утрам приезжал в тренажёрные залы и занимался там по программе, которую мне давала "моя" врач-инструктор Наталья Валентиновна. Чтобы легче было с ключами от зала, я по дороге из Отрадного в госпиталь забирал уборщицу Веру, которая жила в Дегунино. Мы открывали зал, и я успевал выполнить всю программу до 9 часов утра, а затем уезжал на работу. Благодаря такой динамике, за 3 года мне удалось устранить дефект, который на мудрёном "кардиоэскулаповском" языке назывался "3 мм депрессия ST-сегмента". Конечно, я хорошо понимаю, что в результате проведённой операции у меня никуда не делись дефекты атеросклеротического характера в других сосудах, так называемые стенозы разного масштаба. Однако советы моего терапевта Овсянникова Виталия, выданная им при выписке "Гиполипидемическая диета", а также достаточно подробное изучение различных аспектов поведения больных в постинфарктном периоде, позволили мне вот уже 10 лет поддерживаться на достаточно высоком уровне нагрузок. После завершения реабилитации и до настоящего времени мною изучено и собрано более двух метров полок книг по собственно болезни инфаркт миокарда, питанию, нагрузкам и (а надо было с этого начать) по антистрессовым методикам.
   Основной вывод - после инфаркта не просто можно жить дальше, а нужно обязательно жить жизнью с повышенным качеством: необходимо научиться хорошо владеть собой, всегда быть доброжелательным и в меру спокойным (не безразличным), давать себе необходимую нагрузку 4-5 раз в неделю хотя бы по 40-50 мин, в питании безусловно следовать требованиям "Гиполипидемической диеты", принимать раз в сутки как минимум "Тромбо АСС" или аспириносодержащие лекарства. Конечно, не потреблять алкоголь сверх меры и не курить.
   Первые годы после операции мы собирались у моих друзей-врачей отмечать ещё один год моего здравствования. Сейчас поразлетелись молодые хирурги и терапевты кто куда - вероятно, та же проблема, что и была у нас: нет должности под очередное звание.
   А я все годы после операции катаюсь на равнинных и горных лыжах, хожу в бассейн, катаюсь на виндсерфинге, выполняю посильную работу в доме и на даче, естественно, вожу машину. В год 10-летия со дня операции честно прошел 6 врачей в поликлинике для получения медсправки и очередного обмена прав. Что касается горных лыж, то в соответствии с логикой нагрузок, я в первый год вообще не трогал лыжи: пара лыж весит 7 кг и пара ботинок - 6 кг. Тащить по метро, думаю, было рановато. Второй год я начал потихоньку кататься на подмосковных горках. Третий сезон - попробовал поехать в Красную Поляну (тогда подъём был до высоты 1500 м). 4-й сезон - Нижние Татры, Словакия, горнолыжный курорт "Ясна" (чуть выше 2000 м). 5-й сезон - Терскол (Чегет - 3100 м), станция "Мир" на Эльбрусе (3500 м). 6-й сезон - Майерхофен, Австрия (около 3600 м на леднике Хинтертукс). 7-й сезон - Андорра (высота до 2600 м). Последние три сезона я посещал Цель-ам- Зее (Австрия, высота чуть больше, чем 3000 м) и дважды Северо-Западную Италию (районы Аоста-Пила, Курмайор, Ля-Тюиль, Червиния, максимальная высота не превышала 3800 м).
   Результаты в бассейне (50-метровом) - 1400 м максимум за сеанс 45 мин. Посещение почти всегда только один раз в неделю. Равнинные лыжи - в основном по выходным, но это сильно зависит от погоды и пр. То же самое - и парус. Иногда сидим и ждём ветра по полдня.
   В целом, я благодарен судьбе и всем перечисленным и неперечисленным медикам (врачи, медсестры), родным и близким, что я смог преодолеть не только сам момент инфаркта, но и реабилитироваться после операции до максимально возможного уровня.
   И в заключение, пользуясь своим 10-летним стажем "инфарктника", активно живущего и работающего, приведу ряд полезных советов, взятых мною из Интернета.
  
  НЕСКОЛЬКО ПОЛЕЗНЫХ СОВЕТОВ "СЕРДЕЧНИКАМ" И НЕ ТОЛЬКО:
  
  --кроме мобильника, ключей и прочей "мелочевки" в кармане либо в сумочке всегда носите с собою свежий баллончик сердечного спрея: "нитроминт" либо "изокет"
  
  --при любом, даже слабом приступе стенокардии не "насилуйте" свое сердце, никакой ему нагрузки. Сидя в удобной расслабленной позе, впрыскивайте после вдоха аэрозоль из баллончика, либо (для мужчин) можно принять 100-150 г качественной водки для резкого расширения сосудов.
  -- не пожалейте ни времени, ни средств для своевременной и регулярной диагностики по "Холтеру",УЗИ и коронарографии в лабораториях функциональной диагностики поликлиник, стационаров и кардиологических центров ( в большинстве случаев пока такую диагностику можно ещё сделать бесплатно!). Это существенно снизит вероятность инфарктов и АКШ, что также существенно продлит вам жизнь.
  -- помните, что холестерин - один из наших главных врагов, и поэтому требуйте от вашего кардиолога назначения так называемых гипохолестериновых препаратов типа "липримар", "норвоск", "золофт" и др.
   И, наконец, никогда не забывайте, что доктора такие же люди, как и мы, и им тоже свойственно ошибаться. Но их ошибки дорого стоят людям. Поэтому,повышайте свою компетентность, читайте медицинскую литературу, справочники, пользуйтесь Интернетом, чтобы уменьшить риск потери здоровья от невежества своего и врачей.
  
  
  
  
  
  ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА КИРЬЯНОВА
  
   "А поутру пред эскадроном
   Я буду весел и румян,
   Вскочу в седло и звякну шпорой,
   Как будто вовсе не был пьян".
   Из старинного русского романса
  
  
   ...Мы работали истово и практически молча. В мае 2007 года жена Володи, Виктория Михайловна, его дочь Людмила, моя жена Тамара и я помогали в установке памятника Владимиру Константиновичу Кирьянову и обустройстве цветника на его могиле в полутора километрах от его дачи у села Бобошино, что в тридцати километрах от Сергиева Посада (Загорска). Прошло почти полтора года, как Володя ушёл от нас. Родственники выполнили его просьбу - похоронить его около дачи. Сердце щемило так же, как и тогда, в стуже декабря 2005 года, когда случилось ЭТО, и мы хоронили ЕГО. Того, с кем мы были самыми близкими друзьями в течение почти 40 лет и с кем мы должны были в ту зиму в очередной раз ехать в Терскол кататься на горных лыжах с самой дикой в мире и самой любимой Володиной горы Чегет .
   А начались наша дружба и знакомство с Володей осенью 1966 года в общежитии 45-го института Министерства обороны, которое мы ласково называли "Бухенвальд". Для общежития элитных офицерских кадров, выпускников академий из Харькова и Киева, были выделены два барака бывшей КЭЧ (Коммунально-эксплуатационной части). Володя сидел в своей "каюте" и возился с каким-то фотоаппаратом. Мы познакомились с ним, и я узнал, что он пытается изменить характеристики объектива аппарата путем склеивания его линз с дополнительной линзой специальным клеем "Канадский бальзам". Я был в шоке, понимая, насколько это смелая и сложная операция, ибо сам к тому времени занимался фотографией более 10 лет.
   В институте мы работали с ним по различным направлениям, обеспечивая создание Центра контроля космического пространства: Володя был "машинистом", то есть работал по сменам в составе группы поддержки технического состояния ЭВМ, а я - программистом одного из отделов ВЦ.
   Несколько позже, когда из Харькова приехала его семья - жена, Виктория Михайловна, и двое детей, Людмила и Стас, Володя снял жилье в тогда ещё частных домах дачного типа в Бабушкине. И мы, конечно, здорово обмыли их новоселье.
   Тогда я узнал, что родился Володя Кирьянов в июне 1937 года в городе Пятигорске. Там же он был крещён, там же окончил среднюю школу и сразу после её окончания поступил в Сумское радиотехническое училище, а затем, через несколько лет службы в районе посёлка Стрый, что недалеко от Львова, - в Харьковскую артиллерийскую радиотехническую академию (АРТА). Во время учебы в Академии он женился на своём преподавателе математики, на нашей дорогой Виточке, и к моменту окончания Академии уже имел двух детей.
   Один из самых преданных моих друзей, Володя всегда был открытым для друзей, что называется, законченным романтиком, и потому сразу стал мне понятен, близок и остался в моем сердце, как светлая личность, всегда несколько застенчив и своеобразен. Позднее передо мной открывались одна за другой грани его талантов и способностей.
   Как-то я услышал его игру на гитаре, его пение, его любимые романсы, один куплет из которых использован в качестве эпиграфа к этому очерку. Это было очень музыкально, с неповторимым "кирьяновским" тембром и интонацией, окрашенной его грассирующим "р". С тех пор он часто играл и пел, нередко под мой аккомпанемент, на фортепьяно.
   С музыкальными способностями Володи связан и еще один необычный, хорошо запомнившийся мне эпизод. Помогая ему разбирать тесную кладовку, я увидел скрипичный футляр. На мой вопрос, откуда эта вещь у него, Володя сказал, что в своё время учился в музыкальной школе по классу скрипки. Вот это да! Я сразу же предложил ему настроить инструмент и поиграть. После довольно продолжительного "отнекивания", я услышал его довольно приличное звукоизвлечение. После долгих уговоров Володя выучил скрипичную партию "Аве Марии" Франца Шуберта, и на каком-то юбилее у него дома мы исполнили эту дивную вещь. Я аккомпанировал ему на фортепьяно. По завершении исполнения Виктория бросилась к телефону и стала звонить своей подруге Сусанне: "Быстрее одевайся и беги к нам. Тут такое творится! Володи играют дуэтом. Они повторят для тебя это исполнение". Но Володя категорически отказался. А у меня в душе до сих пор звучит "наше" исполнение "Аве Марии". Надо сказать, что Володя всегда как-то особенно чувствительно, с большим удовольствием и блеском в глазах слушал любую музыку - от Баха до Высоцкого.
   Если он чем-то увлекался, то, как говорится, всерьёз и надолго. Так случилось и с астрологией. В то время, как мы занимались наукой, кто меньше, кто больше, Володя захотел подробно разобраться во всех методах построения и толкования гороскопов, для чего поступил в Академию Астрологии, где в течение трех лет штудировал тонкости этой науки. Закончив успешно и эту Академию, он таскал меня по магазинам, чтобы найти и приобрести "вот такую!" программу, например "Альмагест", строил всем гороскопы и со страстью отстаивал их достоверность, если выполнены требования к исходным данным. Как и большинство из нас, Володя был полон противоречий и, в частности, вопреки православной вере, уверял, что астрология никогда не была гонима церковью. Много позже, когда у него стали сильно болеть ноги и особенно коленные суставы, он по-прежнему сажал, хранил и потреблял немыслимое количество картофеля, этой паслёновой культуры, которая как раз и противопоказана при заболеваниях суставов.
   Особенно серьёзно относился он к горным лыжам. После того, как я прошел первичное обучение на Чегете, в турбазе "Терскол" Министерства обороны и по возвращении рассказал ему, как там и что, он загорелся. Купив первичный инвентарь, мы с ним находили склоны для обучения даже на берегах Пироговского водохранилища, даже у Главного Ботанического сада (откосы Окружной железной дороги внутри Москвы). А уж про Подрезково, Турист и прочие традиционные горнолыжные места и разговора нет. В течение всей его дальнейшей жизни мы занимались с ним совершенствованием техники, совершали поездки в большие горы. В последние годы жизни, когда мы не могли пренебрегать большой стоимостью путевок и оплатой подъёмников, ибо влились в ряды пенсионеров, мы часто брали льготные путёвки на турбазу "Терскол", а чтобы экономить и на подъёмниках, мы покупали однодневный (других там отродясь не бывало) абонемент, позволяющий гонять весь день за его стоимость. Конечно, мы выигрывали по сравнению с разовой оплатой каждого подъёма. Кирьяша, как ласково звали почти все его друзья, этот выигрыш подсчитывал и по возвращении в номер часто говорил мне: "Герр оберст! Докладываю, что сегодня я нагрел матушку Родину на 380 рублей!"
   Именно Володя вовлёк меня в судейскую коллегию ЦСКА по горным лыжам. В течение нескольких лет мы колесили по стране, подготавливая трассы и осуществляя судейство и на Севере, в Кировске, и на Западе, в Карпатах, и в Средней Азии, в Чимбулаке, что расположен неподалёку от города Алма-Ата, несколько выше знаменитого катка Медео. С каким азартом он помогал местному тренеру в Закарпатье (тоже, кстати, Кирьянову) организовывать и проводить для судей парилку, с каким удовольствием он воспринимал "уроки" проведения парилки вместе с натиркой всего тела мёдом! С каким энтузиазмом он участвовал вместе с нами в испытательных подъёмах при отладке подъёмников, как кресельных, так и бугельных перед Спартакиадой Дружественных армий.
   И повсюду все окружающие ощущали его открытость, его доброту, его искрометный юмор, его готовность помочь друзьям в любую минуту. А условия нашей работы, особенно на Севере, были довольно суровыми. Когда мы покидали Кировск ночью, ожидая поезд, то увидели появившееся вдруг северное сияние. У Кирьянова нашлась для всех судей бутылка шампанского. Он с радостными, восхищёнными возгласами: "Давайте, под северное сияние!" - обносил всех судей, прося выпить "по граммульке".
   Как-то мы с ним написали статью с критическим анализом всех неполадок, просчётов и досадных недоработок руководства ЦСКА при организации судейства. Обсудив статью, мы решили показать её патриарху горных лыж и судейства Дмитрию Ефимовичу Ростовцеву. Тот, прочитав статью, сказал: "Всё изложено точно, правильно и хлёстко. Несите-ка, ребята, всё это в газету, а я пойду писать рапорт и уходить в отставку". Мы переглянулись с Володей и после его молчаливой, но выразительной поддержки, я тут же за столом у Ростовцева разорвал эту статью... Мы оба сказали Дмитрию Ефимовичу, что остаёмся работать вместе с ним, и на том распрощались.
   Все судьи до сих пор помнят, как во время судейства Спартакиады Дружественных армий в Тысовце нам организовали день отдыха. Мы тогда поехали в Мукачево, там, осмотрев достопримечательности, хорошенько приняли на грудь пивка, и не только, так что на обратном пути все дружно, под руководством Кирьянова, исполняли "ором" песню "Ап! И тигры у ног моих сели!".
   О высоком внутреннем воспитании Володи свидетельствуют такие, кажущиеся мелкими, штрихи. Самыми страшными ругательствами в его исполнении являлись: "Злой мальчик!" или "Злая девочка!". В любых, самых непростых обстоятельствах, только от Кирьянова можно было слышать: "Ничего, это житейское дело!".
   Поэтому, когда я получил приглашение от моей младшей двоюродной сестры Анечки (биофизик, ныне работающая в США) поучаствовать в работе научной экспедиции с выездом во Владивосток и Находку, иной кандидатуры, кроме Кирьянова, просто не могло быть. Задача, возлагаемая на нас, заключалась в получении данных о солнечной активности в точно определённое время для сравнения их с синхронными измерениями активности в Академгородке Пущино на Оке (Московская область). Мы должны были включать аппаратуру ровно в 10 часов утра по местному времени и работать в течение одного часа. В состав оборудования входили: аккумуляторы, стабилизаторы питания и электронная аппаратура, позволяющая измерять интенсивность солнечной активности с одновременной записью результатов на магнитную пленку с использованием репортёрского магнитофона. Рюкзак с аппаратурой и магнитофон мы должны были носить с собой, отыскивая места с максимальной освещённостью, и там, развернув оборудование, производить замеры.
   Жили мы в маленьком дощатом домике на двух человек, на территории Биостанции АН СССР на окраине г. Находки. Предварительно мы подготовились к выброске туда ещё во Владивостоке. А во время ожидания автобуса мы с Володей совершили экскурсию на теплоходе к самому южному посёлку, куда ходили теплоходы по направлению к Корее. Мы фотографировали обрывистые берега, которые вроде как у нас, но в то же время совершенно своеобразные.
   На биостанции работало небольшое количество биофизиков, так что наше появление привлекло внимание "старожилов". Узнав, что мы радиоинженеры, к нам посыпались просьбы различного характера по нашему профилю. Для начала, мы с Володей отремонтировали большой телевизор, который находился в столовой. Необходимые детали мы заказывали завхозу. Тот ездил часто в Находку, реже во "Владик" и всегда выполнял наши просьбы. А когда телевизор заработал, то пригласил нас в свой домик "на рюмку чая". Мы отведали там столько морепродуктов, сколько не приходилось за всю жизнь - великолепные крабы, омары, голотурии, салаты и пр.
   По возвращении мы получили взбучку от сестры: зачем связались с этим алкашом. Ответив, что вообще люди здесь благодарные, мы уклонились от крупного разговора.
   Следующим нашим заказом явилась автоматика включения освещения в городке, только на время наступления темноты. Заказав завхозу необходимы радиодетали и фотоэлемент, мы быстро собрали схему, опробовали её и, доложив, что всё настроено "на Альфу Центавра", сдали и эту работу. Последовало новое приглашение, отменный вечер, долгие рассказы о местных способах заготовки крабов и прочей живности. А затем - новая взбучка от Анечки с угрозами, что если мы продолжим посещать "это злачное место", то она уедет. Успокоив её, мы отправились отдыхать, предварительно услышав от Володи, что это же "житейское дело", а от меня, что если она будет ругаться, "то мы отправим обитателей "аквариалки" на закусь". Аквариалка представляла собой довольно просторное помещение, как спортзал, сплошь уставленное обычными ваннами, через которые прокачивалась океанская вода и в которых жили всевозможные морские животные во время проведения на них всевозможных исследований и экспериментов. Над каждой ванной располагалась табличка с указанием фамилии биофизика. А в журнале - заказы на добычу всякого "зверья" с помощью штатных водолазов.
   Конечно, мы с Володей в первые же дни попросили водолазов взять нас с собой на катер. Посмотрев на их работу, мы захотели попробовать погрузиться. Здоровые ребята-водолазы обещали подобрать для нас костюмы. Но ввиду наших поджарых фигур и "маленького" роста, таковых не оказалось, так что по-настоящему уйти на дно нам не удалось.
   Зато мы приспособились к "погружениям" у прибрежной зоны на глубины до 5 метров путём надевания спортивных шерстяных костюмов и перевязывания дополнительными резинками этих костюмов на руках и ногах. Вода даже у берегов была довольно свежая, но в трубках, ластах и масках и в костюмах нашей конструкции, мы довольно долго могли наблюдать всю фантастически богатую флору и фауну тех мест. Анечка говорила, что богаче, чем там, она видела подводный мир только на Белом море. Кстати, с подачи Кирьяши, все фото морских звезд, голотурий, жуков-балянусов, гигантских устриц и прочих обитателей океана мы выполняли крайне гуманно: вытащив из глубины очередную особь, мы помещали её в каменную ванну с морской водой - углубление в прибрежных скалах, фотографировали, а затем бережно возвращали её в свою стихию.
   Основную задачу мы старались выполнять безупречно, записав информацию о солнечной активности на десятки кассет (как для аудиозаписей). Как позже мы узнали, основной заказчик этой информации, главный научный сотрудник института биофизики в Пущино-на-Оке, С.Э. Шноль, был ею очень доволен как количеством, так и качеством привезенных из Находки данных. А мы, пользуясь случаем, обошли многие километры очень живописных бухт и скал, получили великолепные снимки в окрестностях биостанции, вплоть до Анны и Ливадии.
   Таков же был Володя и в занятиях по овладению парусом. Всё тот же азарт, всё та же тяга к глубокому освоению. Началось с моей байдарки "Салют-3", которую мы оборудовали парусом. Изучив достаточно литературы, мы, с помощью фирмы по пошиву парусов "Я и моя тёща", оснастили наш корабль двумя парусами из простыней и вышли на Пироговское водохранилище для испытаний. Тащить тележку с оболочками, набором и парусами от автобуса в Болтино нужно было с километр. Моя жена до сих пор вспоминает, как наш Кирьяша, дотащив свою долю груза до берега, стал яростно распаковывать снедь и "бутыльмент". На её возгласы, что надо хотя бы выбрать место, что мы грохнули упаковки посреди коровьих лепёшек, и просьбы подождать, он, включив свою внутреннюю "дрель", отвечал, что "это всё житейское дело", и быстро распределил закуску и стаканы с вином... Кстати, у меня зачастую эта его "дрель" тоже проявляется очень явно. Мы во многом психологически - близнецы-братья.
   На следующий сезон им была приобретена пластиковая разборная доска с парусом и мачтой под названием "Мустанг", и мы под руководством нашего знаменитого тренера, к тому времени уже мастера спорта по парусам, Чучерилова Валерия, стали пытаться осваивать и этот совсем не простой снаряд. Конечно, когда уже мало-мальски поймёшь, что к чему, то кажется: ну что тут такого, так приятно скользить под несильным ветром, а вначале... падения у нас были почти сплошные, и удовольствия - ну аж никакого!
   В конце концов, Володя неплохо научился ходить при слабых и средних ветрах. Но вскоре занятия доской пришлось прекратить из-за болей в ногах.
   В военном институте, где мы служили с Володей, впрочем, как и во всей армии, были и, наверное, остаются странные порядки. А именно, очередное воинское звание тебе присваивают не за то, что ты честно выполняешь свои обязанности и прочее, а только в случае, если ты находишься на той должности, которая соответствует этому новому званию. Когда я был майором, но уже кандидатом наук, то начальник управления А.Д. Курланов говаривал, что "я бы тебе и майора не присваивал, а оклад постепенно довёл бы до генеральского". Вот и Володя "застрял на майоре" не потому, что к нему были претензии, а потому, что не было соответствующей должности. Но случилось так, что наши доблестные ВДВ (десантники) попросили у ПВО помощи в специалистах по вычислительной технике. Володя согласился, перешёл в ВЦ Главного штаба ВДВ и вскоре стал подполковником. Но там была одна закавыка - для увеличения стажа все должны прыгать с парашютом. Другой бы в эти годы подумал, но это был бы не Кирьянов. И вот один раз, под вечер, он буквально врывается ко мне домой и с горящими глазами стонет: "Вовка! Ты не представляешь - я только что совершил первый прыжок!" Далее следовал торопливо-восхищённый рассказ о тех трёх секундах, когда он уже покинул самолёт, но купол ещё не раскрылся, а затем мы обмыли нового "парашютиста".
   Но пришли годы нашей с ним пенсии. Володя воспользовался приглашением нашего сослуживца и Володиного однокашника, Баши Джагияна, и был принят на работу в хозяйственный отдел Кремлёвских музеев. Там было много интересной, иногда опасной работы: это и ремонт различных замков, петель, и снятие икон для реставрации с иконостасов кремлёвских храмов, и очистка крыш домов и храмов ото льда и сосулек, и многое другое. Володя часто звонил мне по поводу различных концертов в Оружейной палате, и я с благодарностью, под видом рабочего, таскал кресла, устраивая зал для зрителей, слушал и камерные хоры, и инструментальную музыку, и вокал...
   Как-то я попросил его разведать, возможно ли забраться под купол колокольни Ивана Великого, оттуда сделать панораму и снять ряд уголков Кремля в необычном ракурсе. Спустя довольно много времени, Володя звонит мне: "Я договорился с начальником. Организуй им стол, и полезем". Я выполнил его условие. Как всегда, он провёл меня через Боровицкие ворота. И вот мы в основании Ивана Великого, там, где находится начальство. Им оказалась очень приятная женщина, правда поначалу смущал её объём: вес её, думаю, намного превышал сотню килограмм. Володя представил меня, как лучшего альпиниста всех времён и народов, выразительно наступил мне на ноги, когда я хотел что-то вставить. Мы оставили кульки с "бутыльментом" и закусью у подножия начальства и полезли вверх. Преодолевая ярус за ярусом по винтовой лестнице, мы добрались до купола. С разной высоты я щёлкал затвором фотоаппарата, но когда Володя открыл небольшую дверцу в самом куполе (она была позолочена снаружи, а изнутри это было что-то похожее на печную задвижку), то он строго предупредил, чтобы я не вздумал фотографировать в сторону Дома Правительства - снайперы бьют по блику, а потом разбираются. Отсняв целую серию слайдов, мы начали спускаться. Володя очень торопил меня, а я хотел снимать и внутреннее устройство этого гиганта.
  Ансамбль колокольни Ивана Великого расположен на территории Московского Кремля на границе между Соборной и Ивановской площадями и является композиционным центром Московского Кремля. Он создавался на протяжении трёх с лишним веков - с 1505. по 1815 г. и состоит из трёх разновременных объектов: столпа колокольни Ивана Великого, Успенской звонницы и Филаретовой пристройки. Колокольня Ивана Великого была построена в 1505-1508 гг. вместо белокаменной церкви Иоанна Лествичника "иже под колоколы", возведённой при Иване Калите на Соборной площади. Итальянский архитектор Бон Фрязин создал ярусное сооружение - "восьмерик на восьмерике" высотой около 60 м, завершающееся главой. В первом ярусе был размещён престол древнего храма.
   Я явно не удовлетворял требованиям Володи по скорости спуска. Он пытался ускорить спуск угрозами закрытия дверей, ночёвкой внутри колокольни. Я обернулся к нему и в этот момент носком ботинка задел за металлический тросик, которым связаны все колокола яруса.
   О, ужас! Раздался громовой глас Великого: "Бу -у -у -у -у -у -м -м-м!!!" Кирьянов тихо, но уверенно сказал: "Всё! Считай, что мы сидим в тюрьме КГБ!" Мы в шоке закончили спуск. Я что-то "провякал" - кому мы нужны?! В отделе удивились: "Что-то нынче звонари схалтурили!" И всё!
   Трапеза была на славу, а впечатлений у нас с Володей на всю оставшуюся жизнь!
  
  Кирьяша был большой любитель посещений различных подмосковных памятников старины, храмов и монастырей. Горжусь, что во время экскурсии в Звенигородский Саввино-Сторожевский монастырь мне удалось сделать его фотопортрет, каковой является одной из лучших моих работ. Да и выбор участка для строительства, как у нас говорят, дачи, тоже, думается, сделан не случайно: ведь это всё вблизи земель преподобного Сергия Радонежского.
   Постройка домика в те, теперь уже удалённые, годы представляла немалые трудности. Но в этом "теремке" до сих пор живут (теперь уже без него) все члены его семьи. Мне не раз приходилось участвовать в постройке, модернизациях, транспортировке урожая (и конечно, картошки) с этого участка.
   Теперь в километре с небольшим от этого участка навечно упокоился наш дорогой Кирьяша...
  П Р И Л О Ж Е Н И Я
   ПРИЛОЖЕНИЕ 1
  КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ О МОЕЙ СЕМЬЕ
  
  (в части, известной мне)
  
  МОИ ПРЕДКИ. Дед по линии матери - Александр Иванович Букатин (ок. 1885 - 1920 гг),
   родился в Астрахани, умер в Царицыне (Волгограде).
   Бабушка - Мария Иосифовна Самарина (ок. 1887 - 1918 гг),
   Отец - Соломоденко Борис Максимович (1914 - ок. 1986 гг),
   родился в Семипалатинске, умер в Саратове.
   Мать - Букатина Нина Александровна (1914 - 2001 гг),
   родилась в Царицыне (Волгограде), умерла в Москве.
  У моих родителей было двое детей - я и дочь Татьяна, которая родилась в 1943 году и вскоре скончалась там же, в немецкой оккупации.
  
  РОДИТЕЛИ ЖЕНЫ. Отец - Корнилов Александр Дмитриевич (1918 - 2000 гг),
   родился в Тамбовской обл., умер в Москве.
   Мать - Корнилова Варвара Андреевна (1918 - 2005 гг),
   родилась в Воронежской области, умерла в Москве.
  
  ЖЕНА - Соломоденко Тамара Александровна, родилась в 1938 году в Воронеже,
   в браке с 1959 года.
   У нас двое детей: Александр, 1960 г рожд., и Сергей, 1965 г. рожд.
   Оба родились в Воронеже.
  СТАРШИЙ СЫН, Александр, в 1-м браке с Ольгой родил двух детей, наших внуков,
   Софью, 1982 г. рожд., и Елену, 1987 г. рожд.,
   во 2-м браке с Ириной общих детей нет.
  МЛАДШИЙ СЫН, Сергей, в 1-м браке с Галиной родил двух детей, наших внуков,
   Владимира, 1987 г. рожд., и Марию, 1989 г. рожд.;
   во 2-м браке с Ириной родил двух детей, наших внуков,
   Ричарда, 1999 г. рожд., и Кристиана, 2003 г. рожд.;
   в 3-м браке с Юлией общих детей не имеет.
  СТАРШАЯ ВНУЧКА, Софья, в браке с Григорием родила нам правнучку, Алису, в 2004 г.
  
   ПРИЛОЖЕНИЕ 2
  ОСНОВНЫЕ СОБЫТИЯ МОЕЙ БИОГРАФИИ
  В ХРОНОЛОГИЧЕСКОМ ПОРЯДКЕ
  
  1914 г - родились мои родители: отец - Соломоденко Борис Максимович в
   г. Семипалатинске, 14 марта - мать - Букатина Нина Александровна в г. Царицыне (Сталинград, Волгоград).
  1938г - родился я 22 мая, в г. Воронеже в роддоме на Петровском спуске.
  1939г - в памяти только рассказы матери и
  1940г - фотографии тех лет.
  1941г - отдельные эпизоды начала войны, эвакуации в Казань.
  1942г - возвращение в Воронеж к Копьёвым, немцы, "поход" по маршруту Воронеж - Орловка - Острогожск - Валуйки - с. Двулучное Уразовского района Белгородской обл. ... Житьё там. Рождение Татьяны и её смерть. Немцы и партизаны, кот хозяев и его героическая смерть, корова и я между её рогов, купание в печи...
  1943г - возвращение в Воронеж, жильё в ванной, игры в цеху на заводе, авиасвалка, авиагородок, офицерская столовая.
  1944г - подселение на Депутатский пер., д. 6, улучшение жилищных условий до кухни. Залесские и их дочери. Хождение в баню, за керосином.
  1945г - детский сад, Победа, жертвы мин и взрывов,12-я мужская средняя школа.
  1946г - директор Халемон Моисеевич, его стрижка, козлы в классе.
  1947г - 1-я смерть и похороны друга Миши Черепинского.
  1948г - пионерские лагеря, побеги на речку Усманку, игра "Похищенное знамя". Вопрос о продаже патоки и семечек в Кремле для Сталина.
  1949г - музыкальная школа, занятия на пианино, баяне (запреты на аккордеон, саксафон и Рахманинова), игры у домов (пристенок, лапта, поджигные пистолеты), казаки-разбойники в цехах, свалка самолетов, натрий из клапанов, запуск банок с натрием, патроны на трамвайные рельсы.
  1950г - учеба, занятия музыкой, демонстрации, 1-я встреча с "групповухой в
  1951г - Парке "Живых и мертвых", 1-е наблюдение сношения в обеденный перерыв в котловане, "скитушка" на крыше дома, беготня с гашением примусов, кидание с крыши засохшего раствора.
  1952г - наблюдение за жизнью аэродрома, угроза колонии, математика и музыка, мои педагоги в муз. школе, наши девочки.
  1953г - смерть Сталина, помпезные похороны у завода. Курение и походы в подземных коммуникациях. Первая поездка в Москву.
  1954г - художественная самодеятельность, поездки с баяном на трамвайной "колбасе", 1-я любовь (Дочкина Валентина Ивановна из Орловки), 1-й выпуск муз. школы.
  1955г - сотрясение мозга, отказ от освобождения сдачи экзаменов, выпуск из школы, поступление в ГРТУ, поездка на картошку, учеба и курсантский быт, самодеятельность, мл.с-т Панкратов и "деды", спорт (гимнастика, лыжи, прикладное плавание), утренние марш-броски.
  1956г - лагеря, зачет по военной топографии, по стрельбе, расчет с младшими командирами в поезде.
  1957г - учеба, практика на заводах, мои учителя, электроника, телевидение, командиры, друзья, связь с консерваторией, занятия по гармонии, 11-я симфония Шостаковича.
  1958г - встречи Нового года, свадьбы, концерт в Москве (ЦТСА), "Фонари-фонарики", роль Ухарского Владимира Мих-ча, отпуск - Москва ("Арагви", Жуковский), Воронеж-Орловка, назначение в Одессу, Севастополь. Первые месяцы в Дергачах, праздники Октября, формирование зенитно-ракетного дивизиона на Черной речке, подготовка переучивания 3 дивизионов на базе дивизиона в бухте Омега.
  1959г - лекции, учеба в Омеге, отпуск в Сталинабад , ремонты на Фиоленте, Омеге, Северном, поездка на полигон в Ашулук, результаты стрельб, отпуск (на тепловозах до Воронежа, свадьба), покупка мотоцикла "Паннониа",
   свадьба с Корниловой Тамарой Александровной, гости - родные, немного друзей, мой учитель по баяну Георгий Гаврилович.
  1960г - обустройство городка и строительство боевых позиций на Черной речке, ещё двукратная поездка на полигон (в мае и октябре), трёхкратная благодарность за точность наведения ракет с отпуском на родину, поездки на тепловозах.
  1961г - подготовка к академии, отказ генерала Покрышкина, поступление в институт приборостроения, доп. набор в КВИРТУ, поступление, переезд, прощальный ужин на Черной речке, начало учебы, подготовка к сессии с Юрой Васиным.
  1962г - завод "ВУМ", академик Берг А.И. и его отчеты, работа на кафедре физики.
  1963г - приход в НИЛ-3, задачи теории надежности, начало программирования, моделирования и пр. (С. Сенецкий и Ко), "Урал-2", УМШН "Днепр", машина "МИР", институт кибернетики, Глушков,
   мир частных квартир, перевозки мои и друзей, пирушки у Слепова.
  1964г - научные конференции, доклады, программированое обучение, гипнопедия.
  1965г - курсовая работа по оценке надежности линии связи "Москва-Будапешт".
  1966г - начало киносъёмок (по Киеву), завершение диплома, защита, адъюнктура, срыв, назначение в Москву, помощь тете Наташе на М-50, переезд в Дуброво, первые сведения о селянах Дуброво, их зелени с грядок и пр.
  Начало работ по созданию ПО созданию ЦККП (учеба, Соколов, Баранов и др.)
  1967г - Волгоград-Тумак, сдача трех кандидатских экзаменов, "Бухенвальд", Чкаловская, фильм по Волгограду.
  1968г - Волгоград - Тумак, мотоцикл, д. Женя, рыбалка, грибы, отравление Сергея, мои ожоги и НРВ, браконьеры, раки, пикник и статья, фильм об Ахт. пойме, Суздаль, Новгород.
  1969г - сдача 1-й очереди ЦККП, отказ на рапорт об адъюнктуре, Адлер - Леселидзе.
  1970г - поездки к астрономам (Киев, Кишинев, Рязань, Енисейск, Калуга), начало активного туризма - Селигер.
  1971г - статьи, конференции, Бутурлиновка, Усманка.
  1972г - работа над диссертацией, 4 ЭВМ в параллель на 2-3 суток,
   Рязанская Мещера, паруса пошива фирмы "Я и моя тёща".
  1973г - Королев-Ивантеевка, фото в Кремле, начало горных лыж, Терскол,
   21.12 - защита диссертации (диплом от 03.1974).
  1974г - Крым, Суздаль, Ясиня - Рахов.
  1975г - оз. Велье, Южно-Сахалинск, т/б "Горный воздух".
  1976г - Терскол.
  1977г - Терскол в сентябре, Адыр-Су.
  1978г - оз. Вселуг - Пено, церковь в Ширкове.
  1979г - получение уч. звания СНС, Мончегорск-Мурманск, Латвия, возвращение Саши с БАМа.
  1980г - Крым, Славское (изба, катание с Сергеем, Ярослава Васильевна, рождество, сено).
  1981г - затмение Солнца (М - Волгоград - Астрахань - Кюльсары).
  1982г - Крым, Терскол, выпуск Сергея, поступление в МВОКУ.
  1983г - Байкал (Улан-Удэ, Усть-Баргузин, Святой Нос, пос. Курбулик...), Горький, Кировск, Прибалтика (малина, мухи в машине ...).
  1984г - Владивосток-ДВНЦ-Находка, Эстония, Загорск, Торжок, Бутаково.
  1985г - Терскол, Чегемские водопады, Тинаев Валерий Борисович, Тысовец, Кирило-Белозерский и Ферапонтов монастыри, свадьба Сергея.
  1986г - ?Домбай?, Звенигород,.
  1987г - ?Куликово поле?, поиск усадьбы Рахманинова - Ивантеевки.
  1988г - Байкал с Тамарой (Иркутск, порт Байкал, Кругобайкальская ж/д.
   о. Ольхон, т/б Песчаная), судейство г/лыж в Чимбулаке.
  1989г - Школа инструкторов в Терсколе, демобилизация, пенсия, работа во ВНИИНМАШ, НИР с КАМАЗом, поездки в Набер. Челны, Елабугу.
  1990г - работа с World Wide, Бетси Хууд, мормоном Браяном, работа в Красной Поляне (Данила, ТАС, девица св. 100 кг, генералы...).
  1991г - начало Московского цикла работ Сергея, кооператив Саши.
  1992г - поездка на трейлере в Берлин, Ландсхуд, "Сан - Суси", и обратно...
  1993г - СКС-Бош, взлет и падение, начало работы над "Ангелом", Рига.
  1994г - "Ангел", модель, организация, обучение,ул. Пулковская, помощь в становлении, создание диспетчерской программы на DOSe, начало работы на трассе.
  1995г - Зимовка СТП у перрона Ленинградкого вокзала,
   Словакия, Ясна,
   Германия, клуб ADAC, Мюнхен-Гармиш-Паркен, замки в горах Баварии...
  1996г - Газгольдерная ул. (Хохловка), завод "Спринт" у НАМИ,
   окт, Лондон-Оксфорд-Гринвич.
  1997г - "Мебель-Сервис" на Волоколамском ш.
   Егитпет, Хургада-Каир-Луксор ИНФАРКТ, ОПЕРАЦИЯ НА СЕРДЦЕ
  1998г - в марте переезд "Ангела" с "Мебель-Сервиса" на Сигнальный проезд,
   Австрия (лето) Вена - Зальцбург, август - Рига.
  1999г - Франция (март) Париж-Дисней-Лэнд.
  2000г - Латвия - Рига.
  2001г - Майерхофен, долина Циллерталь, Инсбрук, Австрия.
  2002г - Ясна, Словакия (февраль?), Терскол (декабрь) с Натальей.
  2003г - Сан Жерве, Межев, Кантомин, Хуше, Монблан(Шамони) - Франция (январь).
  2004г - Андорра, Чегет, подготовка материалов к 70-летию т/б "Терскол",
   7 очерков (Махов, Белиловский, Тинаев, Таирова,
   Школа инстр, Вечера горной поэзии),
  позже - Из "Зеленой тетради" Твориловой Е.П.
   Смена всего оборудования для виндсерфинга, Пироговка, Чучерилов.
  2005г - Терскол (работы по подготовке к 70-летию турбазы),
   Австрия (Цель-Ам-Зее, Капрун).
   Нижний Новгород (очерк в сайте), Дивеево, Валдай, Селигер, Исток Волги, Нилова Пустынь, Верхне-Волжские озера, исток Москвы реки.
  2006 - Италия: Римини - Аоста - Пила - Курмайор - Ля -Тюиль - Шамони - Сан -Марино.
  2007 - Италия :Римини - Аоста - Курмайор - Червиния.
  
  ОТДЕЛЬНЫЕ ТЕМЫ,
  о которых когда-нибудь будет написано подробнее.
  О БАНЕ - 43г - в деревенской печи, 44г - в женской бане в Воронеже с матерью и Марией Гавр, в 45г - с Александром Михайловичем Залесским в мужс бане, потом сам.
  В 55-58гг в училище, в 58-61гг на точке по частям, в казарм душе, в Севастополе вывоз на грузовике.
  61-66 в Киеве, с 66г - басс Москва, в Пено, в Тысовце,в Закарпатье (Ясиня-Рахов), в Алма-Ате Турецкие бани "Арасан",
  75-76 Ясиня - через день мужские и женские дни, вместо душа.
  О СОБСТВЕННЫХ СТИХАХ -матери, жене, сотрудникам ...
  О БАЙДАРОЧНЫХ ПОХОДАХ, ПАРУСАХ- ...(поУсманке, Селигеру, Вельё, Рязанская Мещера, Подмосковные реки (Нерская, Воря, Истра), и пр.)
  О ГОРНЫХ ЛЫЖАХ - не забыть очерки
  О ПОЕЗДКАХ К РОДСТВЕННИКАМ - Тумак, Белогорск, Воронеж
  О РЫБАЛКЕ - на Волге, в Мещере, в море под водой(Адлер-Леселидзе), на прудах с тестем, на озерах (Селигер, Пено, Вселуг)
  О МУЗЫКЕ - первое впечатление в Воронеже от звуков рояля у Каменного моста, музыкальная школа, занятия в оркестре обычной школы, самодеятельность в ГРТУ, поездки по Горьковской области, участие в концерте в ЦТСА (1958г), посещение концертов в Горьковской филармонии, занятия по гармонии с проф. Горьковской консерватории,
   баян в теплушке вагона по пути к полигону Ашулук, занятия с Сергеем, его выступления в ДО Дуброво, проба занятий гитарой Саши, вновь мои занятия на ф-но, изучение Рахманинова, классиков, романтиков, посещение занятий старого профессора в муз школе Дуброво, накопление репертуара, проба подбора и гармонизации песен, романсов...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ПРИЛОЖЕНИЕ 3
  СВЕДЕНИЯ О ХРОНОЛОГИИ СОЗДАНИЯ ЦККП
  В 1960 г - полковник Иван Макарович Пенчуков был назначен начальником 45 СНИИ МО. Институт стал впоследствии головным по СККП (Системе контроля космического пространства) и организации работ по созданию ЦККП (Центру контроля космического пространства). Была большая кооперация промышленности, строительных предприятий и организаций МО (Министерства обороны). Специфика Постановления ЦК КПСС и СМ СССР заключалась в том, что головным по разработке и вводу оборонного объекта назначался НИИ МО, тогда как обычно эту роль выполняли НИИ промышленности. Таким образом, И.М. Пенчуков на ряд лет становился фактически главным конструктором системы.
  
  В 1962 г. - началась разработка аванпроекта, а затем и эскизного проекта СККП и ЦККП.
  
  В декабре 1962 года вышло Постановление ЦК КПСС и СМ СССР по этому вопросу. Предусматривалось создание специального НИУ, создание и ведение на базе института службы ККП, подготовка кадров для ведения службы и разработка эскизного проекта ЦККП.
  
  В 1965г разработанный эскизный проект получил высокую оценку ГУМО (Главного управления МО). Это определило выход очередного Постановления ЦК и СМ о назначении 45 СНИИ МО головным по вводу ЦККП. ВПК (Военно-Промышленная Комиссия при Совете Министров СССР) в свою очередь своим решением определила ввод ЦККП в две очереди (одно- и четырехмашинные вычислительные комплексы).
  
  10.06.69 года многие программисты получили благодарность за подготовку к заводским испытаниям от командира ЦККП.
  
  " В 1971г мы вместе с И.М. Пенчуковым принимали участие в создании и принятии на вооружение ЦККП", пишет в своих воспоминаниях доктор технических наук В.И. Мудров, отвечавший тогда за нормо-контроль при выпуске техдокументации.
  
   В 1972 году группе сотрудников 45 СНИИ была присуждена Государственная премия за создание ЦККП и СККП.
  
  
  В 1974 году Центр ККП, прошедший успешные государственные испытания и принятый на вооружение приказом Министра Обороны, получил официальный статус Системы ККП, которая фактически является современной геоинформационной системой, обеспечивающей ряду гражданских и военных ведомств, а также боевым системам решение многих актуальных задач в области освоения и использования космического пространства.
  
  В 1975 году группе сотрудников 45 СНИИ была присуждена Государственная премия за создание опытного теоретического метода испытаний сложных автоматизированных систем (ПРО, СПРН, ПКО и др.).
  За отдельные разработки присуждены премии Ленинского комсомола.
  
  11.08.75 года - большой отряд разработчиков алгоритмов и программ за создание специального Центра был отмечен благодарностями и денежными премиями от Министра Обороны (3 должностных оклада). В этом списке была и моя фамилия.
  
   Для нас, разработчиков алгоритмов и программ, 1-я очередь создания ЦККП завершилась в 1969г, 2-я очередь - в 1972г, а 3-я очередь - в 1975 году.
  
  
  
  
  В.Б. СОЛОМОДЕНКО
   Кандидат технических наук,
  старший научный сотрудник,
  полковник в отставке
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  НЕСКОЛЬКО ГЛАВ ИЗ
  
  ЕЩЁ НЕ ОКОНЧЕННОЙ ПОВЕСТИ ОБ ОСНОВНЫХ ДЕЛАХ,
  
  ВЫПОЛНЕННЫХ В ТЕЧЕНИЕ МОЕЙ, ТАКЖЕ ПОКА ЕЩЁ
  
  НЕ ОКОНЧЕНОЙ ЖИЗНИ
  
  
  
   Мир держится на трёх китах:
   уважение к старшим,
   любовь к родителям,
   благодарность учителям.
   Если эта связь нарушается -
  мир дичает на глазах.
  
  В.Л. Белиловский
  
  
  
  
  
  МОСКВА
  
  2 0 0 7
  
  
  
  С О Д Е Р Ж А Н И Е
  Стр
  
  Введение ............................................................................................ 3
  Детство, война, школа (1938 - 1955 годы)...................................................... 7
  Юность под ремнем (1955 - 1958 годы)...... .............................................. 19
  Начало офицерской службы. Севастополь (1958 - 1961 годы).......................... 38
  Учеба и жизнь в Киеве (1961 - 1966 годы) .....................................................58
  Как для меня начинался Центр космического пространства, ЦККП (1966-1984 гг) 75
  О моих первых шагах в науке Генерального штаба (1984 - 1989 годы) ...... ... 104
  Жизнь после армейской жизни (1989 - по наст. время)....................................... 112
  Круто я попал на Чегет ...................................................................... .... 133
   Махов М.С. ................................................................. 135
   Белиловский В.Л. ......................................................... 139
   Таирова Н.С. .............................................................. 143
   Тинаев В.Б. ............................................................ 148
   Одно из чудес Приэльбрусья ........................................ 152
   Школа инструкторов .................................................. 157
   Обеспечение безопасности туристов на турбазе "Терскол"..... 162
   Из "Зелёной тетради" Евгении Павловны Твориловой ..........168
   Введение ...............................................................169
   Содержание ....................................................... .. 171
   Стихи ................................................................. 172
  Мои избранные автопутешествия ........................................................... 194
   Путешествие за Каспийское море .................................. 194
   К истоку Волги ......................................................... 199
   Автопробег в Янтарный край ....................................... 206
   В Нижний Новгород и Дивеево (50 лет спустя) ................. 209
  К 60-летнему юбилею героической обороны Москвы ................................... ..213
   Результаты архивных поисков ...................................... 213
   О забытом ДОТе ....................................................... 227
  Моя Эльбрусиада ................................................................................. 230
  Посещение Сахалина (горные лыжи- не только спорт и удовольствие...) .......... 241
  Знакомство с Байкалом ........................................................................ 245
  С.В. Рахманинов в моей жизни ................................................................ 262
  "Белеет парус одинокий..." .................................................................... 272
  Инфаркт и жизнь, несмотря на ... ............................................................ 276
  
  
  
  
  ПРИЛОЖЕНИЯ ................................................................................. 282
   Приложение 1 Краткие сведения о моей семье....................................282
  Приложение 2 Основные события моей биографии ............................. 283
  Приложение 3 Сведения о хронологии создания ЦККП........................ 290
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ВВЕДЕНИЕ
  
   Кто я? Откуда? Почему я взялся за эту работу? Кому она нужна?
   Такие или подобные вопросы наверняка возникают у каждого автора мемуаров. Впрочем, и мемуарами эту вещь строго, наверное, назвать нельзя. Это скорее зарисовки некоторых всплывающих в памяти событий, заметки по поводу отдельных эпизодов моей быстро протекающей жизни, то, что осталось в памяти, так как, к сожалению, я никогда не вёл дневников.
   Кратко на первый вопрос можно ответить так: я - законченный продукт военно-технического воспитания из той, уже отдаляющейся во времени, так называемой, социалистической системы. Но продукт с некоторыми изъянами воспитания в виде негаснущего страстного желания к глубоким и всесторонним знаниям, а также в виде категорической неприемлемости некоторых "присущих" тому строю черт, таких, как рабский синдром, лесть, "прогибание", "стукачество" и пр. Что точно останется со мной на всю жизнь "оттуда", так это абсолютно ложное понятие о качествах, присущих коммунистам: "Коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество" (В.И. Ленин). Этот лозунг и явился той основой, на которой была построена вся моя коммунистическая сущность. Что касается борьбы за власть, методов её и пр. - всё это совершенно было (и есть) не для меня. То есть, автор этих строк, как бы сейчас выразились, совершенный идеологический лох.
  Ответить на последующие вопросы сложнее. Поэтому коротко скажу так:
   во-первых, это жажда подведения некоторых итогов к закату своей жизни,
  во-вторых - это желание дать хотя бы приблизительные сведения о себе своим родным и близким, а то ведь анекдотичные вещи о себе можно слышать..., поделиться с детьми и внуками, чем занимался, чего достиг, что считал интересным, какие ценности исповедовал и,
  в-третьих, обязанность хоть как-то отблагодарить всех моих учителей, родных, близких за неисчислимую помощь в разнообразных моих начинаниях.
  Для ориентации читателей об авторе, я несколько слов позаимствую из книги моего друга и однокашника по высшему училищу И.П. Смирнова "Чувства и мысли". Его труд - это крик души русского интеллигента в связи с изменениями в стране в последнее время. Не во всех оценках мы с ним сходимся, но его жизненный путь - практически калька с моей жизни.
   Родился я в г. Воронеже до Великой Отечественной войны, был интернирован немцами, жил "под ними" почти десять месяцев. Затем пережил, как пишет И.П. Смирнов, восстановительный период, периоды подъёма и спада величия своей Родины, а затем - её разрушения и унижения. Активный участок моего жизненного пути пришелся на времена советской власти. В то время я получил начальное воспитание, среднее и высшее образование, а затем, как мне кажется, добросовестно отдавал все, что получил, службе своему Отечеству в качестве техника, инженера, научного сотрудника в разных учреждениях, вплоть до Центра оперативно-стратегических исследований (т.е. науки) Генерального штаба. Имею ученую степень кандидата технических наук и ученое звание старший научный сотрудник.
  И ещё из той же книги: "существующая в стране политическая и экономическая система мне и моим близким друзьям казалась справедливой, потому что служила абсолютному большинству населения, и устойчивой. По своему социальному положению и роду занятий я никак не был связан с жирующей советской и партийной верхушкой общества и рожденным в ней диссидентством.
  Самиздатовская литература в мои руки практически не попадала, а к "голосам из-за бугра" я относился скептически. Необходимость совершенствования государственной системы (и особенно системы хозяйствования - В.С.) я понимал, и потому в конце 80-х годов поверил в искренность реформаторов".
  Добавлю к этому лишь то, что, ввиду характера моего образования, душе моей в эти годы недоставало доказательного характера всех рассуждений реформаторов, а также рассуждений типа, "а что делать, как если будет не так, мы предполагаем". Но этого я так и не дождался.
  Жизнь моя в целом удалась. Такая оценка основана, прежде всего, на том, что судьба моя сложилась так, что практически во все периоды моей жизни я был окружен хорошими, надежными друзьями, великолепными учителями и наставниками. Жизнь подбрасывала мне все время сложные, но интересные задачи, которые ещё к тому же мне удавалось решать с неплохим качеством. К таким задачам - а все они оказались созидательными - я отношу:
  в научно-технической области - получение хорошего образования, участие в создании третьей обороны (ПВО) Севастополя, участие в создании, разработке программно-алгоритмического обеспечения и последующей модернизации Центра Контроля космического пространства, участие в разработке и эксплуатации службы срочной автотехпомощи на дорогах (группа компаний "Ангел");
  в семейно-бытовой области - создание семьи и воспитание двух сыновей, их образование, а также создание и эксплуатация садового участка со всеми его бесконечными трудностями, особенностями и разнообразием;
  в личном плане - получение, исключительно благодаря моей матушке, музыкального образования, участие в различных спортивных соревнованиях и получение вторых разрядов по офицерскому многоборью, лыжам и стрельбе, освоение горных лыж и получение свидетельства горнолыжного инструктора и судьи по горнолыжному спорту. Кроме того, неотъемлемой частью моей жизни были занятия туризмом (авто и водным), занятия фотографией и виндсерфингом, а также приобщение к организованному туризму в последние годы. Я от души доволен тем, что до сих пор не разлюбил классическую музыку, что с большим наслаждением играю как на баяне, так и на пианино некоторые вещи, в том числе джазовые, в несложном переложении.
  По различным поводам мне удалось побывать в различных частях Евразии (от Сахалина и Находки, Байкала и Енисейска, Балхаша и Байконура до Андорры, Франции, Англии, Германии, Австрии, Италии и Словакии), а также в Африке (Египет). Что касается Советского Союза, то мне легче перечислить районы, в которых я не был. К своему 60-летию мне удалось совершить восхождение на одну из вершин Эльбруса, а также посмотреть коралловые рифы на глубине около 8 метров. Если просуммировать различные периоды моего пребывания за границей, то окажется, что по Германии я проехал от Берлина на юг до Мюнхена и далее до границы с Австрией. По Австрии - от Вены до Инсбрука, от Зальцбурга до Цель-Ам Зее, а также вдоль всей долины Циллерталь, включая ледник Хинтертукс. По Египту - от Каира до Луксора. По Франции - от Гренобля до Шамони и Сен Жерве, а также по Парижу и Дисней Ленду. По Англии - от Лондона до Оксфорда и Гринвича. По Италии - от Римини до Аосты и Курмайора.
  В заключение оценки состоятельности моей жизни хотелось бы упомянуть состоявшееся решение ещё одной задачи - создание на берегу реки Руза к 60-летию начала Великой Отечественной войны небольшого мемориала, посвященного защитникам рубежей Москвы в те годы. В ходе решения этой задачи был раскрыт ДОТ из-под слоя глины, проведены архивные поиски обстоятельств боев на этом участке Можайской линии обороны. Сделан ряд публикаций по результатам поисков, смонтированы несколько сооружений (обелиск и три информационные панели). Люди с дачных участков посадили березы, цветы и посещают это место, особенно в значимые, памятные дни (Победы, начала войны, начала Битвы за Москву и др.).
  Эта задача решалась по ходу решения множества дачных задач, которые возникают с 1987 года. Но о даче должен быть отдельный разговор.
  Раздел "Мои избранные автопутешествия" состоит из описания четырёх наиболее трудных и наиболее эмоционально насыщенных путешествий на автомашине. Эти заметки опубликованы на сайте клуба "Ангел" - www.angelclub.ru разделе автотуризм. Туда включены следующие заметки: "Путешествие за Каспийское море", "К истоку Волги", "Автопробег Янтарный край" и "50 лет спустя" (о посещении училища в Нижнем Новгороде).
  "История с забытым ДОТом" содержит материалы архивных поисков в Центральном Архиве Советской Армии о боевых действиях 1073-го стрелкового полка во время Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. Один из батальонов этого полка вёл бои в районе наших дачных участков, где и был обнаружен ДОТ времен войны. Здесь же кратко упоминается о создании памятного обелиска у этого ДОТа и некоторых информационных щитов.
  
  Предлагаемые читателю "Главы..." завершаются Приложениями.
  Это крайне разнообразный материал, который с одной стороны, является тезисами ко всему изложению, с другой - записной книжкой, чтобы что-нибудь не забыть, с третьей - статьи уже где-то опубликованные. Впрочем, по порядку.
  Приложение 1 "Краткие сведения о моей семье" содержит лишь годы рождения и смерти моих ближайших родственников.
  Приложение 2 "Основные события моей биографии" является фактически последовательными упоминаниями об основных, а иногда просто о запомнившихся мне событиях.
  Приложение 3 "Сведения о хронологии создания Центра Контроля Космического Пространства" не требует комментариев.
  А теперь вернемся к самому началу.
  
  
  
  ДЕТСТВО, ВОЙНА, ШКОЛА
  (1938 - 1955 г)
  
  
  "Ах, война, что ты, подлая, сделала:
   Вместо свадеб - разлука и дым ..."
  Булат Окуджава
  
  Д Е Т С Т В О, В О Й Н А
  
   Рожденный в мае 1938 года, информацию о первых трех-четырех годах, я, естественно, помню лишь со слов своей матушки, Букатиной Нины Александровны, которая родилась в Царицыне (Волгограде) в 1914 году, рано осталась без родителей. Благодаря её старшему брату, Букатину Евгению Александровичу, получила среднее техническое образование. После окончания Воронежского авиационного техникума и распределения её на авиационный завод им. И.В. Сталина, тоже в Воронеже, она вышла замуж за моего отца, Соломоденко Бориса Максимовича. Результат в виде моего рождения, как говорится, налицо. Отец, по словам его друзей, был отличным токарем, а кроме того, охотником, фотографом, вообще веселым человеком и пр. После моего рождения на лето они снимали дачу в Графском, что под Воронежем. Там, по словам матери, мы действительно отдыхали, "а не ишачили, как зэки, на своих участках". Конечно, есть и фотографии, подтверждающие это. По-видимому, в те годы ИТР (инженерно-технические работники) могли себе такое позволить. И всё в семье было хорошо, но ... случилось 22 июня 1941 года! И с началом войны наш завод было решено эвакуировать в Казань.
   Мои первые воспоминания, таким образом, связаны именно с эвакуацией в Казань, подселением в одну комнату к какой-то семье, а также с жуткими морозами, которые выдались в тот черный год. Меня таскали в детсад чаще всего на санках, закутанного в шерстяные платки с ног до головы. От моего дыхания иней порой полностью закрывал мне всю видимость на мир божий.... Но после отката фашистов на запад в результате Московской битвы, часть завода было решено вернуть в Воронеж, а часть - по стратегическим соображениям - в далекий Андижан, в Среднюю Азию. Так случилось, что отца отправили в Андижан для быстрейшей подготовки станков и начала работы там по изготовлению авиадвигателей под открытым небом. Мать вместе со мной вернулась в Воронеж. И с тех пор я остался без отца. В течение всей дальнейшей жизни я наблюдал несколько неуклюжих попыток отца вернуться к нам, но всё осталось без изменений. Это, так сказать, итог войны на нашем семейном уровне.
   В Воронеже мы увидели ужасающую картину полной разрухи. Вообще, за всю войну Воронеж был разрушен на 98%. От нашего заводского 4-этажного дома осталась лишь часть внешней стены, которая была скреплена пожарной лестницей. Весь остальной дом - это была громадная куча кирпичей, щебня и кусков мебели, торчащих из этой кучи. Так мы оказались у семьи Копьёвых, наших родственников. Они жили в своем большом доме под Каменным мостом, недалеко от реки Воронеж, в районе Чернавского моста. У них во дворе были две громадные груши, плодами которых можно было обеспечить не только свою семью, но и, наверное, целую улицу. Мы распивали чай из настоящего самовара, наслаждались печеными грушами, вареньем и пр. Но с наступлением весны, и особенно лета, город стали всё чаще бомбить. Во время бомбежек нас, нескольких детей, играющих вместе, старались запихнуть под кровать и накрыть сверху перинами. Как позже я понял - для защиты от осколков, поскольку от бомб - эта защита слабовата. Но в один из летних дней немцы заняли практически всю часть города на правом берегу реки Воронеж. Всем жителям было приказано собраться на центральной площади города - площади Обкома - с вещами.
  
   Так в 1942 году начался мой "туристский" стаж: немцы погнали всех, построив нас в огромную колонну, на юго-запад. Много позже мне удалось восстановить маршрут моего первого "похода". Из Воронежа мы пошли к Дону в сторону Семилук, перешли Дон и заночевали в пустых корпусах большой больницы для умалишенных в Орловке. Запомнился терпкий запах полыни, которой щедро устилали пол, на котором все лежали вповалку. Полынь - для защиты от вшей и прочей живности. Последующие ночевки были менее комфортны - ночевали прямо в степи, на земле, под открытым небом. Далее колонна продвигалась по Воронежской области через Острогожск, а потом по Белгородской области (через Старый Оскол, Чернянку, Новый Оскол, Волоконовку, Валуйки, Уразово, село Двулучное). В этом селе немцы оставили мать и меня у какой-то хозяйки - у меня скоро должна была появиться сестра. Здесь мы прожили почти год - до апреля 1943 года. Позже я уточнил по картам, что в свои 4 года я протопал в колонне около 320 км. Может быть, после этой закалки практически всю жизнь я занимаюсь туризмом в различных формах. Нет худа без добра?
   Во время движения по необъятным степным просторам в моей памяти запечатлелись и до сих пор сохраняются три картины.
   Первая касается размеров колонны. Мне казалось, что ей нет конца. Занимая всю ширину дороги, люди шли медленно. Когда преодолевался очередной холм, то, оглянувшись назад, я старался увидеть хвост колонны, но никогда его не видел.
   Вторая картина - процесс подпитки участников этого движения. Колонну остановили прямо посреди поля, на котором вместо продолговатой скирды сена люди увидели буханки хлеба, сложенные в громадный прямоугольный склад, накрытый брезентом. Всем предлагалось подойти и взять буханку хлеба. Однако все молча стояли, не подходя к этому складу под открытым небом, боясь отравления. Внезапно из колонны выбежали несколько ребят и, взяв по буханке, тут же начали их уминать за обе щеки. Все в колонне замерли, ожидая результата. Но парни чувствовали себя очень хорошо. Тогда постепенно все люди стали подходить за этими буханками. Кроме воды и подобного рода подпиток, я не помню, была ли какая-либо ещё пища или нет.
   Но самая страшная картина, которая и сейчас отчётливо стоит у меня перед глазами, - это картина, в которой женщина на одной руке несла маленькую девочку, а в другой - приличного размера чемодан. Она уже не могла идти и присела отдохнуть на чемодан. Стояла сильная жара. Фашистский охранник немедленно подскочил к ней. Ткнул в нее стволом и что-то закричал. Смысл был понятен: вставай и быстрей топай! - но силы покинули женщину. Она медленно сползла с чемодана и продолжала сидеть на земле, удерживая дочку. Фашист отступил шаг назад, вскинул винтовку и застрелил их обеих. Все в шоке молчали, продолжая двигаться вперед...
   Когда такая же история случилась со мной, и я увидел, что близко от меня появился обрез ствола винтовки, я быстро встал, и, увлекаемый мамой, пошёл дальше. Нас, что называется, пронесло. Но серый обрез ствола часто возникает в моей голове и уже, наверное, не сотрётся до конца жизни.
  
   Видно, очень плохо чувствовала себя мать, если фашисты оставили нас в селе, а колонна пошла дальше. Говорят, что люди из колонны затем привлекались для строительства укреплений под Харьковом. В семье нашей хозяйки тоже были дети, была корова, и был большой кот. Муж её ушёл в партизаны. Изредка по ночам они приходили домой, чтобы пополнить продовольствие. Сейчас, спустя более 60-ти лет, так и лезут в голову аналогии с Чечнёй. Могли бы они (боевики) хоть месяц продержаться, если бы не поддержка своих дорогих односельчан?
   Несколько запомнившихся сцен из той сельской жизни.
  Сцена первая. Нам с детьми хозяйки поручали к вечеру загонять корову, которая паслась на лугу, во двор. Я схватил хворостину и резво побежал к корове. То ли мои движения показались корове агрессивными, то ли своих она знала, а я был чужак, но она пыталась боднуть меня на полном серьёзе. В виду моего чрезвычайно хилого телосложения, я вместо того, чтобы насадиться на её рога, пролетел мимо них, кувыркнулся по её спине и шлёпнулся с этой высоты оземь. Мне до сих пор кажется, что следы от этого падения до сих пор проявляются то в виде необъяснимых поступков, то в виде принятия крайне нестандартных решений.
   Сцена вторая. Хозяйкин кот - большущее, пушистое создание - был первостатейным ворюгой. Куда бы хозяйка ни прятала сметану или что-то подобное - он доставал, съедал или разбивал посуду. Он мог открывать стеклянные дверцы буфета, до которых ему ещё надо было тянуться, вскочив на нижнюю часть буфета. Он тащил всё и отовсюду. На беду, в хозяйкином сарае немцы решили устроить продовольственный склад. Несколько дней туда возили разделанные туши. Их подвешивали на больших крюках довольно высоко. Сарай подлатали, чтобы не было дыр, и накрепко закрывали ворота. Но для кота не было преград. Он регулярно делал подкопы (а на дворе стояла морозная зима), прыгал на туши и отдирал куски мяса. Немцы заметили кражи и подпорченные туши, и однажды пришла расплата. Я гулял на крыльце. Во двор верхом на коне въехал офицер (как теперь я понимаю - интендант), увидел нашего мурлыку, вытащил из кобуры пистолет, и раздались два выстрела. Кот закрутился на снегу и быстро затих. Рыдания заполнили весь мой детский организм, я прибежал в дом и долго ещё безутешно проливал слёзы...
   Сцена третья. Баня в деревенской печке. Всех малышей купали только таким образом. Выделялся день помывки. Печка хорошо протапливалась. Затем вся зола оттуда выгребалась, и спустя некоторое время туда ставилась лохань с водой. Когда вода становилась достаточно теплой, то нас по одному отправляли туда и мыли по всем правилам. Запомнился первоначальный страх - печка все-таки, а тут сказки, как Баба- яга приглашала доброго молодца въехать в печь на лопате. Но больше запомнилось несказанное удовольствие, которое прямо растекалось по всему телу, особенно после того, как нас вытаскивали оттуда, вытирали насухо и отсылали на верхнюю часть печки, укутав в козьи шкуры или тулупы.
  
  Моя сестра, Татьяна, по-видимому, родилась в конце января 1943 года. Есть такой обычай у христиан, и, кажется, не только у православных, называть новорожденных по имени святых или великомучеников, праздники которых совпадают или близки по дате к дате рождения. К сожалению, она прожила очень недолго и была похоронена до наступления весны прямо в саду нашей доброй хозяйки. После войны в течение долгих лет мама собиралась добраться до этих мест, поблагодарить всех, кто помогал нам, посетить могилу дочки, но это осуществить так и не удалось. Теперь уже и мамы нет...
  
  Весной 1943 года по справке, выданной НКВД, мы приехали в Воронеж. Степень разрухи, естественно, была ещё больше, чем до нашего "исхода". Но наш авиационный завод уже начинал что-то крутить. Мать пошла работать. Детских садов пока не было, и я довольно долгое время с утра до ночи был в цехах. Рабочие давали мне подшипники, которые можно было катать вдоль линии станков. Кругом было много сверкающих железяк - потом я узнал, что здесь точили поршневые кольца и много других деталей авиационных двигателей. И пока фронт был рядом - ещё только готовилось сражение на Курской дуге - к нам на заводской аэродром прилетали различные самолёты на починку. Лётчики тоже появлялись в цеху, стараясь ускорить ремонт своих железных птиц. Но для нас, детей заводских работников, их появления зачастую заканчивались очень вкусно: они брали нас с собой в свой военный авиагородок, где были прекрасные по тем временам летные столовые. Всё чисто, светло, и у тебя спрашивают: "Хочешь яичницу с колбасой, а какао, а шоколад..." У нас только слюни текли от такой невиданной вкуснотищи.
  Все жилые заводские дома сразу же весной 1943 года восстанавливали военнопленные мадьяры. До сих пор не знаю, откуда у них появились рельсы, вагонетки и краны. Ни до, ни после этого я нигде не видел такой механизации у наших строителей. Мы, ещё дошколята, издевались над ними, как могли. Только в более зрелые годы мы стали понимать, что среди них были разные люди. В одном из таких домов нас с матерью поселили ... в ванную комнату. Да, да, в ней не было окон, а часто - и света. Но, оказывается, жить и там можно. Правда, через некоторое время мы справили новоселье - нас перевели жить в кухню этой же квартиры. Там, естественно, уже было окно, было сухо и тепло. Там мы и встретили новый 1944 год. Полуметровая ёлка была поставлена на обеденный стол. Нехитрые украшения в виде полосок цветной бумаги, конфет и - коронный номер - стружки от токарного станка с цветами побежалости, а также стружки золотистого цвета от латунных деталей. Центральной фигурой на ёлке выступал обгоревший шахматный конь, которого я отыскал где-то в цехе. К нам в цехах в то время относились с особой нежностью. Конечно, зачастую наша беготня мешала работе, но, наверное, чувство громадных потерь диктовало бережное к нам отношение. Спасибо всем тем, кто по полторы-две смены не уходил из цеха и обеспечивал нас всем, чем мог. Мать, конечно, не могла всё время следить за мной, и когда находила меня где-нибудь в СГД (складе готовых деталей) спящим на каком-нибудь ящике, то я сквозь сон слышал чей-то голос: "Да ты не волнуйся, пусть поспит, я посмотрю. А потом приведу его к тебе". Тогда не было одноразовой посуды, и когда кто-нибудь из пацанов хотел пить, то ему приносили воду в кульке, который не промокал, так как был сделан из промасленной бумаги, в которую завертывали детали.
  Я плохо помню, как и когда я научился читать, но в памяти совершенно отчётливо держится картинка, когда я уже в детском саду, устроенном в одной из квартир, читаю какие-то книжки всем детям группы, на радость воспитательницам.
   До Дня Победы мы ещё два раза меняли место своего местожительства: то жили в одной комнате с одинокой женщиной, то снова в кухне - всё на Депутатском переулке в четырехэтажных домах в пяти минутах от заводской проходной. Здесь прошло всё мое школьное детство и отрочество.
   Сам День Победы помню очень хорошо, потому что с раннего утра и до позднего времени вовсю палили из всех имеющихся видов оружия все, кто только мог это делать. А так как война (или её отзвуки) были с нами всю нашу осознаваемую жизнь, то в тот момент мы, конечно, не могли осознать всё величие и всё значение происходящего. Просто было радостно и очень необычно: и обстановка, и поведение взрослых, и наведённое этим наше поведение. К вечеру прошел слух по двору, что на центральной площади города, площади Обкома, будет салют Победы. Мне вскоре исполнялось 7 лет. Меня, конечно, туда не пустили. Мы слышали канонаду залпов орудий, видели взлетающие огни фейерверка. А наутро узнали, что многие ребята, которые для сокращения пути на площадь бежали через развалины, подорвались там либо насмерть, либо уже находятся в больницах из-за ранений, полученных от осколков мин.
   Ко Дню Победы мы уже жили в одной квартире с замечательными людьми, Марией Гавриловной и Александром Дмитриевичем. Она не работала, а он был бухгалтером в бане. У них было две дочери, Катя и Надя, которые с нетерпением ожидали с фронта своих женихов. Мария Гавриловна в долгие часы после моего возвращения из садика и до прихода матери с работы фактически всё время присматривала за мной. Позже у нас сложились такие теплые отношения, что моя мама называла её своей второй мамой. Это, кстати, довольно типичный, во всяком случае далеко не редкий случай отношений между людьми в тылу во время войны.
  
  Ш К О Л Ы - ОБЫЧНАЯ И МУЗЫКАЛЬНАЯ
  
   Год Победы совпал с началом моего обучения в средней школе. В течение 9-ти послевоенных лет обучение производилось отдельно - девочки и мальчики. А когда школы смешали, то нас, десятиклассников, все равно оставили мужскими. Так что практически я до выпуска учился в 12-й мужской средней школе. Она была расположена примерно в километре-полутора от наших домов, так что по дороге можно было нашкодить, накуриться или накататься на трамвайном "блюндере" (устройство для сцепки, торчащее сзади) по кольцу, которое находилось между заводом и школой.
  До сих пор не могу себе объяснить, почему, наряду с обычными ребячьими проделками, нас посещало желание поучаствовать в явно злых шкодах. К обычным проделкам я отношу лазание по пыльным подземным ходам, где шли трубы отопления, курение в колодцах, где шли эти трубы, прогул занятий и, вместо них, наблюдения с высокой башни за боевой подготовкой лётчиков около завода (полеты и прыжки с парашютом). А к злым проделкам, если не сказать больше, явно нужно отнести следующие "подвиги". Был у нас один дом, изобилующий изгибами и поворотами, с системой квартир гостиничного типа. То есть можно было войти на любой из этажей и пройти через весь дом, повторяя все эти выкрутасы. В коридоре рабочие хранили в ящиках всякую домашнюю утварь, а на ящиках - готовили себе пищу, используя в основном примусы и керосинки. В обеденный перерыв времени у всех в обрез. А у нас как раз в это время переход из дома в школу. И у кого-то созрела идиотская мысль - устроить соревнования: кто больше примусов потушит, пробегая по этим коридорам. Причем, если кран у примуса сразу отвернуть на полную силу, то хозяева услышат и "отвернут" башку. Поэтому надо было откручивать пробки не до конца и быстро. Хоть бы одному из нас пришла в голову мысль, что в результате остаются голодными и рабочие и дети, которых надо было успеть напичкать чем-то во время перерыва. Так нет! Все, пробежав по коридорам, с жаром подводили итоги своих "подвигов" на улице, продолжая топать в школу.
  Или вот ещё "невинное" детское занятие. Мы взбирались на крышу какого-нибудь 4- или 5-этажного дома. Отламывали куски штукатурки и бросали их вниз, закручивая в горизонтальной плоскости, так, чтобы плитка упала как можно ближе к ногам идущего по тротуару и ничего не подозревающего, человека. Это же шаг до уголовного дела! Или ещё детская "шалость". Под Воронежем были горы оружия, мин, гранат, патронов и прочей военной продукции. Мы ходили на поля бывших сражений, набирали полные сумки патронов, аккуратно открывали их, высыпали порох, а сами патроны клали на трамвайные рельсы. Всё это, конечно, в темноте и, как настоящие мстители, скрывались в ближайших кустах. Между заводом и следующей остановкой "Парк" (а в народе добавляли "живых и мёртвых") расстояние было около одного километра. Так что трамвай успевал разогнаться очень прилично. Вдруг из-под колес раздавалась автоматная очередь. Трамвай останавливался, вагоновожатый выбегал, осматривал всё вокруг, и движение продолжалось. А "мстители" за кустами радовались, что ещё одна проказа удалась.
  Вообще, первые послевоенные годы были разгулом шпаны, хулиганов и преступников. В школе у нас каждую субботу прокурор или кто-нибудь из милиции читал лекции об Уголовном и Гражданском кодексах, рассказывал об итогах правонарушений в городе и нашем районе за неделю. А спустя несколько дней мы слышали мощный взрыв во дворе школы. Кто? Что? Фашистов уже нет! Чечни ещё нет! Оказывается, кто-то бросил взрывчатку в туалет из шлакоблоков, после взрыва загорелся забор у соседнего участка. Кроме того, ученика, пребывавшего там, на беду, обдало всего так, что до вечера его не могли отмыть в душе директора школы. Приехавшие пожарники потушили, составили акт и уехали, а вся школа с удовольствием наблюдала всю эту картину из окон своих классов. После еженедельно проводимых в школе вечеров обязательно где-нибудь возникала драка, а иногда с поножовщиной. Так что на фоне таких фокусов выбрасывание из окна четвёртого этажа школы ящика с чернильницами даже и проказой-то никто не считал.
  Состав наших послевоенных классов тоже немыслим для современной школы. Дело в том, что, начиная с 1941 года, в течение четырёх лет накапливался состав практически всех классов, ученики которых застряли каждый на своем уровне. Так что в 1945 учебном году нас, тех, которые были "взаправдашние" первоклашки, было около 20%. Остальные все были переростками. Количество учеников в каждом классе редко опускалось ниже 40. Причём, эта разница становилась очень существенной, когда в 5-6-м классах нам было по 11-12 лет, а тем - 16 и более. И хотя по успеваемости "молодые" не уступали "старикам", но по жизни верховодили они.
  Отсюда, конечно, все шкоды, описываемые здесь - в основном дело рук переростков. Ну, как мы, хлипкие дети войны, могли затащить в класс настоящего козла или двигать коленями парты, постепенно окружая молодую учительницу французского языка, или вворачивать лампы через мокрую промокашку с таким расчетом, чтобы посредине урока высохшие бумажки отключали одну лампу за другой?
  Сразу после войны занятия проходили в три смены. Через некоторое время - в две. А в одну смену стали учиться где-то уже в старших классах. Кстати, первые годы учёбы я помню очень плохо - думаю, это следствие военных передряг. Но что хорошо запомнилось - это личность директора, Макара Моисеевича Халемона. Задачу приведения в порядок причёсок учеников - а это была борьба с немыслимыми космами - он решал совершенно нетрадиционным способом: выходил на перемене во двор школы, находил очередную лохматую жертву, вытаскивал из кармана заводную лягушку, ставил её на журнал и, пока она прыгала - просил жертву подержать этот журнал. Затем быстрым движением выстригал приличный клок сбоку и благодарил "лохматого" за помощь. Остальное тот был вынужден достригать сам. Этот же Макар Моисеевич после моего двухнедельного прогула школы (мы полностью выполняли уроки, двигались по предметам дальше), по причине наблюдений за аэродромной учебой, устроил показательную сцену со мной, моей матушкой и якобы с милицией по телефону. В результате мне стало ясно: сейчас за мной приедет "чёрный ворон" и увезёт меня в колонию. Я разревелся, а он спросил мать, может попросить милицию не забирать его на первый раз, как Вы думаете? И затем он "уладил" мой вопрос по телефону.
  Личности педагогов стали вырисовываться только в старших классах. Из них наиболее яркими были учителя истории (древнего мира, средних веков, истории СССР), физики, биологии и французского языка. Я до сих пор помню многие их уроки, выражения, привычки и пр. Математичка Мария Алексеевна была очень хорошим педагогом, но с некоторыми странностями. Например, она заявляла, что человек, который учится в музыкальной школе, никогда не может иметь отличную оценку по математике. Как я ни старался выучить всё "под зуб" - всё равно "хорошо". Тогда я попробовал вообще ничего не учить, отвечал у доски по памяти с прошлого урока - всё равно было "хорошо". Так я и закончил школу, имея по всем четырём предметам по математике ( арифметика, алгебра, геометрия, тригонометрия) "хорошо". Спустя примерно пятнадцать лет, я зашёл в школу, чтобы показать ей мой диплом кандидата технических наук, чтобы объяснить, что тема диссертации насквозь пронизана математикой, причём, такими сложными её разделами, как дискретная оптимизация сложных функционалов, статистический анализ и пр. Но, к сожалению, её уже не было с нами.
  Благодаря нашему историку, Николаю Ивановичу, участнику войны, мы очень полюбили историю древнего мира и средних веков. На урок бежали бегом. Тишина стояла, как перед показом кино. Учитель спрашивал: "На чём мы остановились в прошлый раз?" Мы отвечали: "Александр Македонский, взяв обоюдоострый меч..." Так вот, "Взяв обоюдоострый меч, он повёл...", и дальше никто не понимал, где он находится - вместе с его войском, в театре или в школе на уроке. Иногда не слышали звонка в конце урока. Вот это эффект потрясающего педагога, в классе у которого сидели те же шалопаи, что накануне могли отчудить какую-нибудь шкоду.
  Прямо против моего дома на Депутатской улице вскоре после окончания 3-го класса открылась первая после войны детская музыкальная школа. До этого мы с мамой часто ходили к бабуле Дунечке Копьевой, в дом под Каменным мостом. И прямо у этого моста я часто слышал, как кто-то очень мощно и виртуозно исполнял какую-то трудную вещь на фортепиано. Каждый раз при этих звуках весь мой организм трепетал, и мама часто успокаивала меня - нельзя же так реагировать на звуки. Позже я узнал, что это был так называемый Революционный этюд Шопена. А реакция у меня на это произведение, как и на многие другие, особенно при оркестровом или инструментальном исполнении, осталась почти такая же!
  Я, конечно, попросил маму отдать меня в эту школу. Получилось так, что я проучился там 6 лет, до 9-го класса включительно. Увеличение сроков обучения произошло не по моей вине. Впрочем, обо всём по порядку.
   Меня определили учиться игре на пианино после того, как определили качество моего слуха, ритма и памяти. Кроме своего, инструмента у нас было ещё несколько предметов: сольфеджио, музыкальная литература, ансамбль. Мне нравилось в школе всё: и предметы, и преподаватели, и отношение к ученикам. Я был впервые просто влюблён, конечно, безответно и безнадёжно, в педагога по сольфеджио, Галину Николаевну. Все экзамены я сдавал только на "отлично". Но на следующий год уже требовались усиленные занятия на инструменте, а его-то у нас и не было. Я занимался и у нашего однокашника Игоря Гаврилова, и в подвале заводского клуба, где бегали огромные крысы, везде, где только было возможно. Но на экзамене после второго класса я получил "хорошо". Мне сказали, что это из-за недостатка времени, проводимого у инструмента. Я понял, что дальше будет ещё хуже, и решил бросить "музыкалку". Когда об этом узнали в школе, то матушке моей прямо заявили: сын у вас очень способный, подумайте, что можно сделать, но не позволяйте ему уйти из школы. Спросили у меня, на чём бы я хотел заниматься, кроме пианино. Я сказал, на аккордеоне. Мне объяснили, что игре на аккордеоне нигде не обучают. Уже позже я узнал, что аккордеон, как и саксофон, у нас объявлены буржуазными инструментами. А директор предложил хитрый ход: переходи-ка ты на баян. Ноты ты уже знаешь, учиться тебе придется не 5 лет, а четыре года. А когда окончишь школу, то сможешь играть и на баяне, и на аккордеоне, на котором правая рука - это клавиатура пианино, только повёрнутая вертикально. Я подумал немного и скрепя сердце согласился.
   Мой новый педагог, Георгий Гаврилович, круглолицый, добрый человек, несравненный любитель и большой мастер игры на баяне, многому меня научил, не только собственно игре на баяне, но и самое главное - привил мне любовь к хорошей музыке. Часто вместе с педагогом по музыкальной литературе они позволяли мне остаться с ними после окончания всех занятий. Я знал, что будет настоящая импровизация двух Музыкантов от бога. Георгий Гаврилович на баяне, а Олег Николаевич на фортепиано - совершенно необычный дуэт - просто отдавались музыке, полностью погружаясь в неё. Исполнялись различные народные вещи, классика и, в заключение, всегда - джаз. Всё это, естественно, в их собственной обработке, иногда с длительными и виртуозными вставками. Как сейчас бы сказали, ретро в стиле кантри и джаза. Здесь необходимо напомнить, что джаз в конце 40-х годов практически был под запретом. И это добавляло остроты такому действу. Я был в восторге и от непосредственного музицирования с импровизацией, и от того доверия, которое мне оказывали лучшие педагоги нашей школы. К сожалению, я никому не мог ни рассказать, ни передать свои впечатления.
   Моя учёба в музыкальной школе продвигалась очень успешно: мне легко было и в отношении музыкальной грамоты, и в отношении освоения новых движений рук и пр. Тем более, что спустя некоторое время после начала занятий баяном, Георгий Гаврилович предложил матушке приобрести трофейный баян-аккордеон с 4 рядами клавиш, очень красивым звуком и очень лёгким. Как-то моей матушке удалось оплатить это мероприятие (не устаю благодарить её за своё музыкальное образование), и с тех пор и до сего времени (около 50 лет) я пользуюсь этим итальянским инструментом фирмы "Кант Ульман". Правда, к юбилею Победы пришлось его отреставрировать. Благодарю за это своего сослуживца, а ныне генерального директора и хозяина фабрики реставрации музыкальных инструментов Славу (пардон, Вячеслава Евгеньевича) Андреева.
  Проще стало мне и в смысле участия в художественной школьной самодеятельности: в отличие от чопорных пианистов, педагоги-баянисты не только не запрещали выступать нам на конкурсах, но всячески поощряли эти занятия. Так началась моя практика выступлений на школьных, а в последующем и на училищных вечерах, не только солистом, аккомпаниатором, но и участником оркестров народных инструментов.
  Первый послевоенный выпуск ознаменовался для меня получением свидетельства об окончании нашей музыкальной школы, в котором отсутствовало какое-либо разнообразие в отметках - там красовались записи по всем предметам исключительно "отлично". А на проспектах и улицах Воронежа ещё долго висел рекламный плакат музыкальной школы с изображением дуэта: моей персоны с баяном и ещё одного нашего выпускника.
  Между тем учёба моя в школе подходила к концу. Мы готовились к выпускным экзаменам, каких нам предстояло сдавать чуть ли не десяток. В один из апрельских вечеров я приехал в школу на репетицию оркестра народных инструментов. Ожидая, когда соберется весь состав, я бродил по коридору школы и случайно заглянул в пустой спортзал. Абсолютно случайно сделал вис на турнике, "склёпку" и отмахнулся на вытянутые руки, чтобы уйти на "солнце"... Руки мои оторвались от перекладины, и я полетел вниз и вперёд по инерции, крепко ударившись головой о твёрдый дощатый пол. Маты были аккуратно прибраны и лежали горкой у стены. Начало репетиции задерживалось. Начались поиски баяниста. Говорят, что я лежал без памяти минут 10 - 15. "Скорая" отвезла меня в больницу, где быстро определили - сотрясение мозга. Надавали всяких лекарств, и к утру, отойдя немного от полёта с турника, я стал требовать, чтоб меня скорее выписали, потому что, во-первых, нечего здоровому человеку зря занимать место в больнице, а во-вторых, мне надо готовиться к выпускным экзаменам. Вышел я из больницы почти через две недели, получив справку о состоянии здоровья, из которой следовала рекомендация к школе - освободить меня от выпускных экзаменов и выставить в аттестат годовые оценки. Я возмутился, и хотя чувствовал себя ещё не ахти, потребовал сдачи экзаменов. Результат оказался в точности совпадающим с годовыми оценками, так что мои петушиные бои оказались напрасными, но самолюбие не ущемлено.
  В день получения аттестата зрелости со мной приключился казус, которых немало было и позже, но за этот мне особенно стыдно до сих пор. Наши заводские дома были как бы пограничными между городом и частными домами, утопающими в зелени. Многие из моего класса жили именно там. Мы собрались у одного из них, и пошли получать аттестаты. Вдруг один из них говорит, что его старший брат живёт по дороге, и он приглашал в гости выпускников. Зашли. Там вовсю гнали самогон. Нам сказали, что "первака" вам нельзя - молодые ещё, а вот бражки - сам бог велел. Мы, неопытные ещё в этом деле, выпили по приличной кружке сладковатого напитка и, пока слушали поздравления, вдруг почувствовали, что ноги наши нас перестали слушаться, захотелось прилечь... В общем, я до сих пор не пойму, как я добрался до сцены, на которой столько раз выступал, а самое главное - как я спустился с нескольких ступенек, уже имея аттестат зрелости в руках. Содержание его было вполне приличным - более двух третей стояли отличные отметки, но хозяин этого аттестата представлял собой нелицеприятную картину. Но что было, то было. Накопление жизненного опыта ещё предстояло...
  
  
  Юность под ремнём
  (1955 - 1965г)
  
  
   1955 год был для меня годом выпуска из средней школы. Сколько было раздумий, горячих споров: куда пойти учиться, оставаться в родном Воронеже или уезжать, по какой специальности? К тому времени в нашем городе было шесть ВУЗов: университет, инженерно-строительный, сельскохозяйственный, медицинский, ветеринарный и педагогический. Некоторые варианты к началу 1955 года я уже отсёк.
  Так после окончания музыкальной школы по классу баяна на круглые пятёрки у меня была рекомендация для поступления в музыкальное училище. Но я заявил, что идти в музыкальное училище по классу баяна я не хочу. Перспектива быть концертирующим баянистом была маловероятна, а работать педагогом мне не хотелось. Я сказал, что хочу быть дирижёром симфонического оркестра. Не меньше! Мне разъясняли, что для этого необходимо окончить музыкальное училище, затем консерваторию на дирижёрско-хоровом отделении и только после этого искать, где готовится небольшая группа по подготовке дирижёров симфонического оркестра. Для меня всё это казалось слишком витиевато, долго и совсем не то. И я отказался.
  Следующий вариант был отсечён с ещё более "глубоким" обоснованием. В старших классах я выполнял чертёжные работы не только по программе средней школы, но и готовил листы студентам ВИСИ (Воронежский инженерно-строительный институт). Причём листы как в туши, так и в карандаше, что считалось более сложным. Удивительно, но эти листы даже предъявлялись студентами на их кафедрах и получали положительные оценки. Зная это, все педагоги школы говорили, ну для этого, т.е. для меня, всё ясно: ему прямая дорога в ВИСИ. На что я отвечал, что очень хорошо помню огромный плакат на послевоенном, разрушенном центральном универмаге Воронежа - "Утюжок". А на этом плакате была яркая, эмоциональная надпись:
  "Из пепла пожарищ, из обломков и развалин
  Мы восстановим тебя, наш родной Воронеж!"
  А теперь, говорил я, прикиньте: после войны прошло уже 10 лет, а город уже практически восстановлен, учёба займёт ещё 5 лет, становление специалиста - ещё около 5 лет. Через 20 лет мне в городе уже и строить будет нечего! На этом основании и этот вариант был отсечён. В общем, из шести ВУЗов Воронежа ни один не удостоился моего внимания.
   В нашем Депутатском переулке была дружная троица: Аксенов Славик, Колосов Виталик и я. У Аксенова вопросов с учебой не было: однозначно в МАИ - традиция отцов, работающих на "нашем" авиационном заводе Љ 16 им. И.В. Сталина. Колосов Виталик окончил школу на год раньше нас, поступил в какое-то артиллерийское училище в Камышине. Вот он-то и явился возмутителем моего спокойствия. Приехав из училища на зимние каникулы, он с горящими глазами сказал: "Ребята, в таких училищах изучают самые последние технические достижения. Трудно, но очень интересно. Приезжайте к нам". Я загорелся, пошёл в военкомат, написал заявление, прошёл медкомиссию, но именно в Камышин мест в нашем военкомате не было. Мне предложили радиотехнические училища - в Житомире, Гомеле и Горьком. Сказали, что в училища морские и авиационные я не подхожу, а в любом из предлагаемых мне училищах оч-ч-ч-ень интересно. Кстати, до сих пор не знаю причин такого решения. Я подумал несколько секунд и выбрал Горький. Обоснования в уме были тоже "на уровне": во-первых, там две реки - Ока и Волга, во-вторых, это родина великого писателя, в-третьих, это большой промышленный город. Всё интересно. Об остальных предложенных мне городах никаких ярких сведений, кроме их расположения, у меня не было. Решено. Еду!
  
   Получив необходимые документы и приехав в Горький, я быстро нашел своё ГРТУ (Горьковское радиотехническое училище войск ПВО страны). Это был целый городок старинных трехэтажных зданий недалеко от тогдашних окраин города (от Мызы), на высоком берегу Оки над местечком Слуда. Только много лет спустя нас стало удивлять, откуда такие названия!
  А в то время мы не знали, что всё это - следствие древнейших ассимиляций вятичей с финно-угорскими племенами. И что
  СЛУДА - высокий, гористый берег реки, особенно бугристый, как бы слоистый, от слова "слюда", вологодского названия, а
  МЫЗА - дача, отдельный загородный дом, хутор, заимка, так говорят в местности, прилегающей к Финляндии.
  
   Как и в большинстве военных училищ, на его территории располагались городок постоянного состава, административный корпус, казармы, учебные корпуса, кухня и столовая, строевой плац, спортзал, полоса препятствий, тир и все необходимые обеспечивающие элементы (склады, автопарк и пр.). Местные жители называли этот городок "Тобольские казармы", а нас, курсантов этого училища, - "Тобольские рысаки", видимо, из-за того, что очень часто видели нас бегающими с полной выкладкой за стенами училища. Полной выкладкой называлось всё то, что мы надевали на себя по тревоге. Это и шинель в скатку, и карабин с подсумком и 30 патронами, и противогаз, и малая сапёрная лопата, и рюкзак со сменой белья, сухим пайком и пр.
   Сдал я экзамены прилично, был зачислен на 1-й курс и, для начала, отправлен вместе со всеми на картошку в Горьковскую область. Жили прямо у картофельного поля в палатках. Одели нас в старые рабочие гимнастерки и брюки, которые часто не подходили нам по размеру. Так что шея моя болталась внутри воротничка, редко ощущая его. Во время работ как-то быстро определились те, кто мог покомандовать. Из них в последующем и были назначены командиры отделений.
   Работать нам нравилось. С каждой принесённой корзиной картошки мы кричали: "Калютич, запиши!" Тот вёл учет выработки для каждой пары курсантов. По результатам такого своеобразного трудового теста тоже производилась отбраковка поступающих. Оставшиеся вернулись в казармы, где их ожидали курсантские будни. Будни наши, несмотря на профиль училища, были очень похожи на жизнь обычного военного пехотного училища. Подъём в 6.00, зарядка в течение 30 мин, подготовка формы одежды и своего внешнего вида к занятиям, утренний осмотр, завтрак и занятия до обеда. Но это так, без всяких комментариев. На самом деле почти каждый элемент из перечисленных требует некоторых пояснений, а самое главное - воспоминаний о том, как это всё воспринималось нами, особенно на первых порах.
  
   Подъём в казарме - это особая песня. Наша батарея располагалась на втором этаже трёхэтажной казармы. Как и в большинстве казарм, там были необходимые помещения - туалет, хозкомната, каптёрка, ленкомната, кабинеты начальника батареи, командиров взводов и три (по числу взводов в батарее) так называемых кубрика, места отдыха курсантов. Хозкомната, или хозяйственная комната, - это место, где производились различные работы по подготовке требуемого внешнего вида курсантов. Это и подшивка подворотничков, и проглаживание гимнастерок и брюк, чистка пуговиц и эмблем, и пр. Ленкомната, или ленинская комната, - это место проведения различных собраний батареи, занятий, а также самоподготовок.
  Спали мы на солдатских койках с металлическими сетками "в ромбик". Между каждой парой коек стояла тумбочка с одной полочкой. Так что для каждого курсанта из пары был свой отсек. Я попал "в одну тумбочку" вместе с Владимиром Панфиловым, так проучился с ним три года, закончил службу в армии в 1989 году под его началом, и скоро будем отмечать 50 лет нашей дружбы. В нашей "показательной" батарее на каждой тумбочке должны были стоять зеркало и одеколон. По центру казармы располагался широкий проход вдоль всех трёх кубриков. Каждый взвод располагался в двух кубриках по числу отделений во взводе, расположенных по обе стороны от прохода. Подробное описание расположения батареи просто необходимо для более полного представления о том, что такое ПОДЪЁМ.
   За 15 минут до подъёма состав суточного наряда поднимает всё батарейное начальство - командиров отделения (6 человек), заместителей командиров взводов (3 человека), старшину батареи (1 человек). Причём делается это предельно аккуратно, пошевеливая каждого за плечо и нашептывая: "Товарищ сержант, подъём". Когда вся эта команда оденется и подготовится (повторяю, на это им отводится 15 минут), наступает время всеобщего подъёма. В это время каждый из перечисленного начальства стоит на проходе перед "своим" кубриком, а старшина - в начале прохода рядом с тумбочкой дневального.
   По сигналу службы единого времени, который включается на полную громкость, дежурный по батарее истошным голосом вопит: "Ба-та-рея, подъём!" Старшина тут же, не давая закончить дежурному, подхватывает: "Подъём, батарея!" Ему вторят три помкомвзвода: "Взвод, подъём!" И не успевает закончиться звучание последнего трезвучия, как мощный секстет из шести глоток командиров отделений грохочет: "Отделение, подъём!" Всё это подобно мощной лавине катится по всей казарме, вытряхивая курсантов из своих коек. Первые недели некоторые курсанты вообще не могли понять, что происходит. Какой-то необъяснимый ступор не давал им возможности что-нибудь делать или что-нибудь соображать. Другие быстро выкатывались в проход для построения, забыв надеть, кто что. Третьи, что половчей, быстро натягивали брюки, наворачивали портянки и уже на ходу впрыгивали в сапоги, мчась к проходу в свой строй. Фу! Кажется, все в строю. Только успеваем отдышаться и прийти в себя, как раздаётся голос старшины или помкомвзвода: "В 30 секунд не вложились. Батарея, отбой!" Напомним, это не 15 минут, как для высокопоставленных младших красных командиров. Картина отбоя разворачивается в обратном порядке. Следует проверка, не залез ли кто-нибудь в гимнастёрке, брюках, а то и в сапогах под одеяло. И снова: "Подъём, батарея!" А далее смотри процесс, описанный в этом абзаце выше.
   Эти экзерсисы повторяются до тех пор, пока не будет достигнуто необходимое качество при одевании и построении в отведённые 30 секунд. Так или примерно так приближенно можно представить себе неописуемый ужас этого первого события, который кто-то назвал подъёмом в нашем распорядке дня. Правда, уже к присяге, т.е. к празднику 7 Ноября, все курсанты, за редким исключением, осваивали этот суровый способ прерывания утреннего сна, и мы быстро переходили к следующему пункту распорядка дня - к физзарядке.
  
   Физзарядка в том виде, в каком нам её преподнесли с первого дня, тоже была для нас приличный удар как психологического, так и чисто физического свойства. После короткого времени, отведённого на туалет, все курсанты выкатывались на улицу в той форме одежды, которую при подъёме называл дежурный или старшина батареи. В тёплое время обычно это были сапоги, брюки и майка или по пояс голые, в холодное время низ тот же, а верх - гимнастёрка без ремня и, в редких морозных случаях, шапка. В особо сильные морозы вместо физзарядки проводили прогулку в шинелях. После короткого разминочного хода шагом весь строй взвода (зарядка всегда проводилась повзводно) переходил на бег. Каждый день мы должны были на зарядке пробежать три километра. Когда мы услышали об этом, у нас глаза повылезали из орбит: в школе никогда таких дистанций мы не преодолевали. Но здесь об этом не спрашивали. Команда: "Бегом марш!" и всё. После завершения такой "разминки", уже ни о каких упражнениях слышать, естественно, не хотелось, но именно упражнениями и завершалась зарядка. Даже какой-то, помнится, был стандартный набор упражнений. Но постепенно и к этому все привыкли. После училища я много занимался туризмом и участвовал в спортивных соревнованиях самого разного ранга (это стрельба, офицерское многоборье - бег или лыжи, стрельба и плавание, это горные лыжи и байдарочный туризм), но такой физзарядки, которой нас "потчевали" в ГРТУ, больше я никогда не имел. Хотя тогда все мы ощущали, что польза от таких систематических драконовских занятий была несомненная, и уж, по крайней мере, пользы было больше, чем вреда.
  
   Надо сказать, что физзарядка проводилась не только для общего закаливания и пр., но главным образом, для подготовки гражданских хиляков к основным, пожалуй, самым тяжелым нагрузкам в училище - к марш-броскам. Марш-броски представляли собой передвижение взвода или батареи попеременно ускоренным шагом или бегом. В процессе трёхлетней учебы мы выполняли этот номер в двух вариантах: ночной или предрассветный вариант - подъёмы ночью по тревоге с последующим марш-броском, и дневной вариант - участие в различных соревнованиях по марш-броскам. Естественно, что в основе было одно и то же явление, только, как говорится, вид сбоку. Этот вид "занятий" настолько в конце учебы стал для нас естественен, что подъём по тревоге, марш-бросок на 10 - 12 км, последующая чистка оружия проходили как бы на автомате, в полусне, хотя сопровождались тяжелейшими нагрузками. Иногда мы старались даже обогнать наших командиров, чтобы хоть полчаса ещё оставить на сон до подъёма. Впрочем, всё по порядку.
   Типичный подъём примерно часа в 4 утра по тревоге:"Батарея, подъём! Учебная тревога!" Вначале идет номер под названием "Подъём!", описанный выше, но без повторов. О форме одежды уже не оповещают: все знают, что, кроме обычных брюк и гимнастёрки, необходимо быстро взять всё своё имущество, которое в совокупности называют "полной выкладкой", т.е. карабин, подсумок с 30 патронами, противогаз, лопату малую пехотную и, конечно, шинель в скатке. Собрав всё это имущество, мы скатываемся со своего этажа на плац перед казармой. Там идёт построение повзводно и проверка всего имущества. Кто-то забыл лопату, кто-то противогаз. Происходит раздача причитающихся взысканий и отправка бегом на этаж добирать нужные вещи. Когда у взвода всё собрано, командир взвода ( наш комвзвода - лейтенант Ухарский Владимир Павлович) докладывает командиру батареи о готовности к марш-броску. По завершении комплектования всей батареи звучит постановка задачи. Обычно примерно такая: "В районе Анкудиновки противник высадил десант. Задача - перехватить его и уничтожить!" В переводе на наш язык это означает, что бежать (в основном) с полной выкладкой километров 10 - 12. Благо не по городу - наше училище расположено на окраине Горького. Но город тянется ещё далеко вдоль Оки, а около нашего училища отходит под углом к Оке так называемый Щёлковский хутор, довольно пересечённая лесистая местность - как раз пригодная для того, чтобы вчерашний десятиклассник уже через полчаса броска был похож на вспотевшую красно-фиолетовую свёклу с глазами навыкате и с мокрой гимнастёркой.
   Добежав до Анкудиновки, где нас "ждёт" десант, мы иногда там окапываемся (роем окопы для стрельбы лёжа) и "отстреливаемся" от "противника". Иногда нас ждёт там обычный МАЗ, который играет роль танка, и мы по несколько раз бегаем в "атаку" за этим танком, кричим "Ура!", пока командиры не будут довольны нашим напором, стройностью нашего "Ура!" и не дадут команду "Отбой!". Короткий перерыв, и строй уже готов к движению назад в казармы. Оно, конечно, бежать назад легче, но силы у нас уже не те. А тут, как правило, следует команда "Газы!", и мы проходим новое испытание - бег или ускоренный шаг в противогазах. Это настолько изматывающее испытание, что в ходе его сверлит только одна мысль - хотя бы глоток воздуха! Как люди не понимают, что самое прекрасное в жизни - это возможность вздохнуть полной грудью! И никакие блага мира с этим не сравнятся. Многие не выдерживают - вынимают клапаны из противогазов, чтобы легче было дышать. Их ловят, наказывают, и процесс многократно повторяется.
   Когда мы приближаемся к городским кварталам, то приходится бежать мимо конечной остановки трамвая. Там уже к 6 часам утра собираются люди, ожидающие первого трамвая. Пробегая мимо них, мы видим, как, глядя на нас, всхлипывают сердобольные мамаши и бабули. Действительно, у финиша у нас довольно жуткий вид: чёрные от пота гимнастёрки, потные лица, глаза, опухшие от пота, тяжёлое дыхание. Некоторым просто плохо. И тогда наш взводный берет себе на плечи их карабины. Бывало, тащит по шесть штук! Другие поддерживают слабаков - только бы добежать! После команды "Снять противогазы!" мы с остервенением срываем их с того места, которое у нормальных людей называется лицом. У нас к этому моменту эта область скорее похожа на красно-лиловую отбивную, с которой крупными струями стекает пот. С упоением делаем несколько глубоких вздохов. И вскоре заканчиваем бег у казармы. Марш-бросок завершён. Сказать, что мы вымотаны, значит не сказать ничего. Как тени, строимся у входа в казарму и слышим "ласковые" слова встречи нашего комбата, капитана Козьмина: "Ну что, товарищи курсанты, в жопе можно ложки мыть?" Позже эта фраза станет у нас крылатой и приобретёт статус своеобразной эмблемы, или, как сейчас модно говорить, брэнда, капитана Козьмина. Чувствуем, что вот теперь точно марш-бросок завершён. Быстро ставим на место весь хлам, который мы несли все эти километры, смазываем свои карабины и умываемся. Обычно к этому времени у всего училища идёт подъём, так что мы плавно ввинчиваемся в общий распорядок дня. Обычно в такие денёчки физзарядку нам отменяли.
  
   Дальше у всего училища полагалась работа "на территории". Каждому взводу нарезался участок территории, как внутри училища, так и на прилегающих к училищу участках. Задача состояла в том, чтобы за довольно небольшой интервал отводимого времени привести в полный порядок вверенную нам территорию. Сюда входил целый ряд "приятных" работ: подметание, уборка окурков и прочего мусора, собирание опавшей листвы, а в зимнее время расчистка от снега пешеходных дорожек и проезжей части подъездных дорог. Нашему взводу достался самый незавидный участок - дорога и тротуары между двумя КПП (контрольно-пропускной пункт). Первый КПП - это проход из города в городок постоянного состава, второй КПП - проход из городка постоянного состава в само училище. По этой территории каждый день въезжал на работу начальник училища, наш генерал Пирогов. Поэтому уж эту территорию - кровь из носа, но приготовь по полной программе. На этом элементе нашего распорядка дня у нас были две трудности. Одна - психологического порядка - мы, молодые курсанты, собираем окурки, а вокруг нас ходят такие же, как мы, молодые девушки, дочери наших командиров и преподавателей. Но мы ведь с ними ходим на танцы в наш клуб. Ситуация весьма пикантная. Вторая трудность - чисто физического порядка. Она заключалась в том, что существовало требование - снег чистить до асфальта. Длина дороги превышала 100 метров, а инструмент известный - лопаты и несколько скребков. Кроме того, ввиду очень снежных зим в ту пору, у нас к середине зимы образовывались такие высокие сугробы, что у нас не хватало сил бросать снег на вершины этих сугробов, и мы вынуждены были делать полки на высоте порядка двух метров. Стоя на таких полках, мы перебрасывали наверх снег, который снизу бросали другие курсанты с дороги. Такая работа в два приема, естественно, замедляла завершение очистки всей дороги. Была запарка, суета, и, в конце концов, на завтрак и на занятия мы снова шли совершенно мокрые, как снаружи, так и изнутри.
   Дальше по распорядку дня производились подготовка и проведение утреннего осмотра. Во время осмотра проверялся не только внешний вид от причёски до сапог, но и наличие чистых носовых платков, а иногда и портянок, а также наличие и состояние документов, которые должны быть всегда при себе. Каких-то особых воспоминаний это рутинное мероприятие у меня не оставило.
  
   Наконец-то звучит долгожданная команда: "Выходи строиться на завтрак!" Эту команду выполняют быстро, без суеты, с большим душевным подъёмом (не путать с утренним подъёмом!). Все передвижения в училище осуществляются строем, и практически всегда с песней. А иногда до того муторно на душе после выполнения всех предыдущих элементов распорядка дня, что петь совсем не хочется. Ну, если это не хочется у некоторых, то, может быть, и не заметят, а когда взвод вообще "не тянет" песню, то обязательно приходится проходить где-нибудь лишний кружок, чтобы прошло наше "не хочется". Всех названий песен, которые мы пели, точнее "горланили", при перемещениях я, за давностью лет, конечно, не помню. Но некоторые отрывки до сих пор сидят в памяти. Например, отрывок из песни о солдатской "Шинели":
  Она всегда, как новая,
  Подрезаны края,
  Армейская, э-эх! Суровая, э-эх!
  Любимая моя!
  Или "Эта песенка простая":
  Шёл курсант своей дорогой,
  Шел он через лес и поле.
  У него в походном ранце
  Сердце есть ещё другое.
  Припев. Для тебя, моя родная,
  Эта песенка простая.
  Я влюблен, и ты, быть может,
  Потеряла сердце тоже.
   И теперь от боя к бою
  Я ношу его с собою.
  Для тебя, эх!, моя, эх! родная, раз-два!
  Эта песенка простая.
  
  Столовая училища располагалась на первом этаже большого корпуса. Как потом мне пришлось узнать, столовая должна была 3 раза в день накормить не много не мало - около 2000 человек. Мы сидели за длинными столами по 8 человек, а младшие командиры - за маленькими по 4 человека. В целом нас кормили хорошо, по курсантским нормам, куда обязательно входили сливочное масло, мясо, рыба и пр. Но вот некоторые блюда нам запомнились на всю жизнь. К ним относилась перловая каша из сечки. Мы её называли "шрапнель", "кирзовая каша", "замазка". На третьем курсе мы до того возненавидели её, что, как только видели её на столе, сразу же составляли тарелки с ней одну на другую (получалась башня из 8 тарелок), каша выдавливалась из нижних тарелок и медленно стекала на стол. Ещё к всенародно "любимым" блюдам относилась варёная треска. Более безвкусное что-либо трудно себе вообразить. А иногда её помещали в одну тарелку со "шрапнелью". Ну, это было уже верхом издевательства над нами! В обед обязательно полагался компот. Поэтому говорили, например: " До выпуска осталось 183 компота". Особенно на первом курсе курсант в любой момент времени хотел минимум две вещи: есть и спать. Но то, что все понимают под словом "есть", никак не подходило под наше понятие "приём пищи". Только мы начинаем ковырять в своих тарелках, как следует зычная команда нашего старшины: "Батарея, заканчивай!" А ещё через минуту: "Батарея, выходи строиться!" Мы берём тарелки в руки и, перелезая через лавки, пытаясь напихать рот остатками пищи, спешим на выход. Решили мы поучить старшину. Достали брошюру "Правила хорошего тона", нашли страницу о правилах поведения за столом, подчеркнули жирным красным карандашом фразу "Есть надлежит не торопясь". В одно из посещений столовой незаметно положили на стол старшины эту книжку, раскрытую на заветной странице. Старшина бегло глянул в брошюру, резко обвел взглядом всю батарею - батарея, конечно, вся уткнулась в тарелки. И... ещё в два раза быстрее поднял батарею, вывел её из столовой на улицу, а затем ... около часа мы все занимались строевой подготовкой.
   В целом о столовой впечатления у нас остались очень неплохие. Но мне неоднократно пришлось ощущать и другую сторону столовой, которая заключалась в самом процессе подготовки всего того, что с утра составляло саму суть этой пищи. Дело в том, что в помощь поварам каждые сутки назначался наряд по кухне (дежурный и трое рабочих). А так как, особенно на первом курсе, у меня были большие трения с моим командиром отделения, младшим сержантом Панкратовым, то я часто попадал на кухню, отрабатывая очередной наряд вне очереди. Этот наряд считался самым тяжёлым, т.е. самым эффективным с точки зрения процесса воспитания. Сразу после ужина мы являлись на кухню, переодевались, и работа начинала закипать. Дежурный получал все необходимые указания от шеф-повара на проведение работ по подготовке всех продуктов к утреннему приходу поваров. Затем наступало время нашего выхода. Обычно надо было погрузить на складе, привезти и разгрузить на кухню все необходимые продукты, начистить большущую кастрюлю лука, кучу картошки (правда, с помощью картофелечистки), из неё удалить глазки, начистить 105 кг оттаявшей трески, напилить и наколоть дров, ближе к утру нарезать на всё училище хлеба. Надо сказать, я ни разу не видел на кухне наточенного топора, а также двуручной пилы, имеющей эти самые ручки. Примерно к 6 часам утра подходили повара, которые, видя, что мы уже еле держимся на ногах, кормили нас "до отвала", жареным мясом, варёной, а иногда жареной картошкой, и давали без ограничения напиться компота. Уже после 7 утра мы умывались, переодевались и не спеша добредали до казармы. Там мы просто падали на свои кровати и мёртвым сном засыпали до обеда. Ещё один показатель степени тяжести этого наряда: всем рабочим по кухне САМ старшина всегда разрешал ложиться раньше отбоя и раньше вечерней поверки. Мы с огромным удовольствием, каждый раз реализовывали этот чудесный подарок и к следующему утру были, что называется, в полной боевой готовности.
  
   Вообще, у курсанта-первокурсника перед глазами всегда стояла картина-мираж под названием "поесть бы, поспать бы и остаться в училище". Верх таких мечтаний можно проиллюстрировать на примере курсанта, который даже на читке открытого письма ЦК КПСС о культе личности И.В. Сталина заснул и с грохотом упал с приставного сиденья, которое ещё и захлопнулось со страшным хлопком.
  Но время шло, и мы, приняв присягу в торжественной обстановке в нашей ленкомнате, готовились к выполнению первой в жизни боевой задачи - несению караульной службы. Конечно, все уставы были выучены, конечно, все тренировки были проведены. Но вот то, что ты вооружен и, при необходимости, должен уничтожить нарушителя границы поста - дошло не сразу. Позже наиболее продвинутые даже играли на этом. Были случаи, когда не в меру ретивых командиров при их неправильных (в одиночку, без разводящего) проверках несения службы, клали лицом в грязь и держали так до прихода разводящего со сменой.
  Были казусы и в самом караульном помещении. Настенные часы, против которых производились заряжание и разряжание оружия, несмотря на угрозу в получении наказания 20 суток ареста - всё-таки иногда разбивали нечаянным выстрелом.
  Были и случаи потери патронов при несении службы. Подсумки застёгивать запрещалось, и наш курсант каким-то образом потерял обойму из 10 патронов карабина СКС в сугробах вокруг оружейных складов. Конечно, батарея была поднята, и в зимнюю стужу без перчаток несколько часов просеивали снег вокруг маршрута постового. К подъёму нашли с понятными последствиями для незадачливого часового. Карабин-то тогда был секретный!
  Был у нас и особый случай, когда сидевшие на гарнизонной гауптвахте подследственные устроили целое представление внутри своей камеры. Мы примерно раз в полтора-два месяца ходили в Горьковский Кремль в гарнизонный караул, в том числе охраняли гарнизонную гауптвахту. Начальник этой "губы" был отменным негодяем: он для острастки велел наливать воду в камеры за малейшую провинность. Его уже понижали в звании за зверства над арестованными, но он не унимался. Сидевшие там подследственные как-то узнали, что завтра приедет комиссия для проверки внутреннего порядка на гауптвахте. И вот комиссия входит в их камеру, а там дым коромыслом в буквальном смысле слова. И это в том месте, где об этом и думать-то страшно. "Губарь" взбешён, у комиссии - глаза на лоб, а арестованные сидят, как ангелы. Как нам рассказали позже, начальника "губы" сняли с должности, а секрет сидевших там подследственных заключался в том, что до прихода комиссии они специально накурили и надымили, а бумагу, спички и махорку спрятали в бачок для питьевой воды, засунув всё это в презерватив.
  Но вернемся к нашей обычной жизни.
   После завтрака все курсанты строем направлялись в святая-святых училища - в учебный корпус. Занятия обычно длились до обеда, и это было то, ради чего все приехали в Горький, то, ради чего мы выносили иногда непомерные нагрузки и унижения, то, что, в конце концов, из нас сделало профессионалов высокого класса.
   Знаю умом, что командиры всех степеней вносили свою лепту в наше становление, как офицеров, но душой и сердцем я, в основном, благодарен своим преподавателям, причем буквально на всех кафедрах. У нас, как и в других училищах, несколько кафедр объединялись в циклы. В общеобразовательный цикл входили математика, физика, иностранный язык, физподготовка и пр. Цикл общей военной подготовки - топография, инженерная, стрелковая и строевая подготовки, а также воинские уставы.
   С иностранным языком у меня вышел казус. Я с успехом поступил в военное училище. В начале учебы надлежало определить меня в группу английского либо немецкого языка. Но оказалось, что в школе я изучал французский язык! Знал его неплохо, так, что имел наглость написать рапорт о своём желании сдать иностранный язык экстерном за весь курс училища. Все начальники дали "добро". Но когда потребовалась подпись начальника училища, он спросил: " А что он будет делать в то время, когда другие будут изучать язык? Болтаться? Нет! Пусть изучает английский!" Так я стал "англичанином" с нуля, а учился вместе со вчерашними десятиклассниками. Кстати, казус с языком повторился у меня и при поступлении в КВИРТУ (Киевское высшее инженерное радиотехническое училище Войск ПВО страны). Но там была существенная разница - а именно, там необходимо было сдавать вступительный экзамен по языку. Об этом придётся рассказать попозже. Сейчас же, спустя много лет, можно лишь ещё раз убедиться в правильности пословицы: что бог ни делает, всё к лучшему. Я несколько лет спустя нагло брался за переводы статей по математике и программированию с французского и английского языков.
   Высшая математика в среднем училище длилась очень недолго, кажется, один семестр, но запомнилась нам тем, что все математические понятия преподносились нам с механической или физической интерпретацией, что было очень интересно и хорошо запоминалось.
   Непосредственно к общей военной подготовке примыкала дисциплина под названием, если не ошибаюсь, обработка материалов. Чего только мы там ни повидали: в качестве зачетов каждый должен был что-то вырубить из металла (слесарное дело), что-то выточить на станке (токарное дело), что-то выковать из железных поковок , используя настоящий горн (кузнечное дело), что-то сварить (сварочное дело) и пр. Мы просто не могли дождаться этих занятий. Тем более те из нас, которые не имели отцов. А после войны таких ребят хватало. У меня, например, отец ушёл из семьи в 1941 году, когда мне было 3 года. В доме, естественно, не было ни инструментов, ни уроков пользования ими. Благодаря училищу я всю оставшуюся жизнь смело брался за любые работы, используя те или иные инструменты, и вроде неплохо получалось. Ещё за такую умелость я хочу поблагодарить отца моего школьного друга, Аксенова Петра Алексеевича, который привлек нас после 9-го класса к строительству моторной лодки (корпуса и оснащения двигателем). У него я получил первые уроки работы с молотком, стамеской, ножовкой и др.
   Очень интересными, но физически значительно более тяжёлыми были занятия по тактической подготовке (вёл полковник Фриго), в которые, кроме всего прочего, входили занятия по так называемой одежде крутостей. Это означает, что мы должны были практически уметь укреплять обрывистые края любой породы в интересах строительства военных сооружений (окопов, блиндажей, дзотов и пр.). Некоторые из этих занятий проводились уже в лагерях после первого курса. Там же мы учились подрывному делу (взрывали деревья, учебные рельсы, различные заграждения и пр.). В лагерях же мы сдавали экзамены по стрелковой и тактической подготовке. И в том, и другом случаях у меня происходили не совсем обычные случаи, о которых стоит вспомнить.
   В первые же месяцы пребывания в училище на занятиях по стрелковой подготовке у меня, что называется, пошло. Практически все упражнения я выполнял на отлично, так что примерно со второго семестра я был зачислен в команду батареи, а затем и в команду дивизиона по стрельбе. В летний период у нас планировались соревнования по военно-прикладному троеборью на первенство училища. Эти соревнования включали плавание в одежде с полной выкладкой (модель форсирования водной преграды), полосу препятствия и кросс на 1000 м. О том, что такое полная выкладка, упоминалось ранее при описании марш-бросков. Полосу препятствий, наверное, все видели в кинофильмах (из окопа бегом в "мышеловку" - метров 20 ползти по-пластунски под проволокой, не задев её, затем преодоление всяких препятствий, с броском гранаты, хождениями по брёвнам и пр.). Тренировки и соревнования совпали с летним выходом в лагеря. Поэтому меня оставили с несколькими участниками сборной команды в казарме, а вся батарея ушла походом в лагеря, которые находились в полусотни километров от Горького. Вместе с батареей в обозе в лагерь направились мои вещи и карабин. Значение этой маленькой подробности будет прояснено чуть позже.
   Странно было видеть нашу казарму, которая ещё вчера была похоже на муравейник, практически пустой и тихой. Члены команды располагались на своём месте, так что в каждом кубрике оставалось по 2-3 человека. Тренировки к соревнованиям по прикладному троеборью были довольно интенсивными, но какими-то однобокими: полоса препятствий и стрельба проводились ежедневно, а плавание с полной выкладкой - ни разу.
  К плаванию в училище вообще отношение было особое: в увольнении купаться было категорически запрещено. За нарушение этого запрета мне и моим друзьям даже объявляли несколько суток ареста, но, правда, не сажали. У нашего взводного была мера наказания похлеще гауптвахты - стрижка наголо. А для курсанта 2-3-го курсов это было трагедией - ведь девчонки в клубе на танцах могли посчитать его "салагой"! Сдача норм по плаванию проводилась под строжайшим перекрёстным контролем, всё только по командам, вход в воду только по 4-5 человек, по числу дорожек в месте сдачи норм. Конечно, всё это проводилось под благовидным предлогом - безопасность личного состава - но выглядело крайне нелепо, учитывая расположение училища - прямо над Окой, и наличия в городе, кроме Оки, великой русской реки Волги.
  В итоге моей полной неготовности к этому виду соревнований, на соревнованиях по военно-прикладному плаванию со мной произошёл следующий казус. Перед стартом я оделся в х/б костюм ( гимнастёрка и брюки), специально выданные нам для этого случая, натянул сапоги, повесил учебный карабин (мой был уже в лагере) через плечо. По команде "Старт!" я прыгнул с тумбочки, как обычно, вниз головой. Буквально через долю секунды получил сильный удар мушкой карабина по затылку и самым натуральным образом пошёл ко дну. Очнулся под водой, выплыл и стал яростно грести, чтобы догнать уже прилично опередивших меня соперников. Чувствую, что плыву я значительно медленнее, чем обычно. Оглянулся - оказывается, мой карабин развернулся поперёк движения и сейчас представлял собой плотину, через которую переливалась вода, которую я тщетно пытался преодолеть. Я на ходу попытался подправить карабин и с большим трудом закончил дистанцию, находясь где-то ближе к завершающей группе участников. Когда я, тяжело дыша, выкарабкался на берег, то услышал, как надо мной потешаются бывалые. Оказывается, что, во-первых, к карабину нужно было добавить ещё один ремень, надеть ремни на оба плеча, чтобы карабин всё время был направлен по направлению движения. Во-вторых, все карманы на гимнастерке и брюках следовало зашить, чтобы вода не заливала их и не мешала движению. В-третьих, пилотку и сапоги нужно было снять и подоткнуть под поясной ремень.
  Однако этот позорный факт не поколебал мнения командования относительно методики подготовки команды к этому виду военного спорта и относительно плавания вообще курсантов нашего училища.
  Сразу после завершения соревнований мы прибыли в наш лагерь - великолепное место в сосновом бору под Горьким. Два ряда палаток, линейка для построения взводов и батарей, кухня, столовая, навесы - имитация классов для проведения занятий - вот почти весь набор нехитрых сооружений, необходимых для учебы и жизни курсантов. Занятия проходили в основном на природе, независимо от погоды. В классы нас загоняли только крайние обстоятельства. Мы учились копать окопы не только для пехоты, но и для орудий (вообще-то мы будущие зенитчики), бегать в "атаки" и проводить наши "любимые марш-броски". Мы строили землянки и блиндажи, стреляли из карабинов, автоматов и пулемётов, метали гранаты, в том числе и реальные, учились подрывному делу - в общем, делали всё, что надлежало знать и уметь будущему человеку в офицерских погонах. Всё было интересно и здорово!
   Наше пребывание в лагерях завершала экзаменационная сессия. В случае получения "неуда", курсант наказывался очень изощренным способом: в то время, как все остальные уезжали к родным и близким в отпуск, не сдавшие сессию курсанты готовились в казарме училища пересдавать соответствующие предметы. Но пересдавать экзамены разрешалось не ранее, чем через 10 суток после очередной попытки сдачи необходимого предмета.
   Упоминаю об этом не только для информации о наших порядках, но и потому, что холодок такой процедуры дважды коснулся меня непосредственно.
   Всё началось со сдачи экзаменов по стрельбе. Мы из окопа должны были поражать различные мишени - неподвижные, которые показывались на несколько секунд, и движущиеся. Дистанция - 1000 метров. Основное условие - стрелять надлежит ТОЛЬКО из личного оружия. Я совершенно спокойно прыгаю в окоп (я же член сборной батареи), прицеливаюсь и ... как в "Свадьбе в Малиновке" - "бац, бац - и мимо!" Меня отстраняют от боевой стрельбы, дают мелкокалиберную спортивную винтовку типа ТОЗ-9, и я стреляю по спортивным мишеням - всё отлично?! Командиры решают, что члену сборной команды можно дать шанс пересдать. Снова прыгаю в окоп со СВОИМ карабином, вновь боевая стрельба по мишеням, и вновь абсолютно "железная" двойка!! Отцы-командиры уже намекают, что придётся мне 10 дней походить в училищный тир за счёт отпуска. Бедная моя мамочка! Она-то ждёт не дождётся, когда бравый курсант приедет к ней в Воронеж! Мой командир взвода, Ухарский В.П., вступается за меня: "Да вы посмотрите, как он стрелял на соревнованиях!" Ответ: " Так то ж на соревнованиях!" На стрельбище начинается сильный дождь. Всех сдавших отправляют бегом в лагерь. Командиры в нерешительности: практически отличник, а тут - на тебе! Ухарский вновь находит вариант, он просит у экзаменационной комиссии: "Дайте, я попробую из его карабина!" Ему разрешают. Он прыгает в мокрый окоп и под сильным дождём, без плащ-накидки стреляет по далёким мишеням. Результат - чистая двойка! Командир батареи, капитан Козьмин, уже с возмущением: "Дайте-ка его карабин! Как может курсант стрелять хорошо, когда его командир взвода - двоечник!" Стреляет. И всё в молоко!!! Полный конфуз, но зато появляется новая идея - дать мне чужой, НЕ ЛИЧНЫЙ карабин. Это не полагается. Но уж слишком нестандартная ситуация, и вся комиссия, что называется, завелась. Дождь продолжает своё мокрое дело, но его уже никто не замечает. Я с ЧУЖИМ карабином прыгаю в окопную лужу, упираюсь локтями в грязь на бруствере, прицеливаюсь...всё отлично!!! У всех вздох облегчения. И только тогда вспоминают - ведь карабины сборной команды перевозились в обозе навалом. Наверняка мушка была сбита, а перед экзаменом не до проверок. Таким образом, ситуация разрядилась, и я мог со всеми ехать в отпуск!
   Мог...если бы не второй досадный случай, который произошёл со мной при сдаче совершенно лёгкого для меня экзамена по тактике - хождения по азимуту.
   Подполковник Фриго, преподаватель из цикла тактики, ждал наш взвод, стоя на взгорье, довольно далеко от леса, в котором располагался лагерь училища. Взвод прибыл к месту встречи с преподавателем, когда вовсю занималась вечерняя заря. Наш комвзвода, Ухарский, доложил ему о готовности взвода к сдаче экзамена. А зря! Оказывается, в его взводе находился некий "отличник Вовочка", который не совсем был готов к предстоящему испытанию. Понятно, что этим "отличником" был автор этих строк. Действительно, когда подполковник Фриго стал проверять наличие самого необходимого для этого экзамена прибора - компаса, то оказалось, что я забыл его в лагере. "Ну что будем делать с этим молодцом?", - спросил Фриго у нашего взводного. Ухарский сказал, что у меня недавно был сильный стресс на экзаменах по стрельбе, наверное, из-за этого курсант Соломоденко и забыл компас. Фриго укоризненно покачал головой, чувствуя, что взводный горой стоит за своего нерадивого подчиненного. "Хорошо, - сказал Фриго, обращаясь ко мне, - так и быть, я дам вам шанс. Берите мой компас. Но если вы и ваша группа придёт к финишу последней или вовсе не придёт туда ("промажет" место финиша), то тренироваться вам 10 суток в казарме".
   Здесь самое место пояснить, что экзамен этот заключался в прохождении маршрута, указанного в задании, за возможно более короткое время. Прохождение осуществлялось по группам, в состав каждой группы входило 5-6 человек. Задание представляло собой лист бумаги, на котором в двух колонках были написаны цифры. Первая колонка содержала значения азимутов (углов между направлениями на север и заданным направлением движения). Вторая - количество пар шагов движения по заданному азимуту. Маршруты групп были различные, но строились таким образом, чтобы на финише весь взвод (все группы) собрался в одном месте. А в этом месте всех нас ожидал преподаватель Фриго с нашим взводным. Вроде бы все ясно и легко. Трудность же выполнения задания заключалась в том, что выполнять его нам следовало ночью, в кромешной темноте, а применение фонариков или спичек допускалось лишь на короткое время, и то с необходимой маскировкой для обеспечения скрытного от "противника" продвижения.
   Получив задание, наша группа, посовещавшись, быстро решила, что для уменьшения ошибок каждого нужно договориться о методике передвижения. В группу входили 6 человек: Володя Панфилов, Лёва Шаргородский, Лёша Горчаков, Ильдар Акчурин, Женя Стратюк и я. Нас называли великолепная шестёрка. Все учились практически без троек, все ходили на концерты симфонической музыки, все навещали нашего бедолагу, попавшего на "губу", все устраивали мощные возлияния по значимым поводам и т.д.
   А тогда, уже в густых сумерках, мы порешили, что разобьёмся на три пары. Каждый из нас должен самостоятельно определять, куда топать, и считать, сколько пар шагов он протопал. Выполнив очередной отрезок, мы должны были скорректировать общую точку, от которой необходимо двигаться дальше. Для этого два участника первой пары сходятся на голос друг к другу и ждут моей команды, так же поступают участники второй и третьей пар. Затем следует команда на схождение первой и второй пар друг к другу и, наконец, сходятся уже четверо с третьей парой.
   Мы шли долго, где-то около трёх часов, проваливаясь в ямы, попадая в заросли жгучей крапивы и колючих кустарников малины, подворачивая ноги и ударяясь об упавшие стволы деревьев. Шутили, что, может быть, так по азимуту мы и добредём до дому. Уж очень не терпелось после первого, тяжелейшего для нас года обучения показаться на родине в новенькой парадно-выходной форме и артиллерийских погонах курсанта...
   Наконец, сквозь темный лес забрезжил какой-то огонек, и вскоре мы оказались на маленькой уютной поляне, с ярким костром посередине. А у костра нас ждали наши командиры: преподаватель Фриго и наш взводный Ухарский. Это и был финиш нашего задания. Наша радость от завершения этого совершенно некомфортного похода преумножилась от сообщения, что сюда ещё никто не выходил! Ура! Мы первые! Я отдал компас подполковнику Фриго, поблагодарив его за выручку. Он поздравил нас с заслуженной победой в этом своеобразном соревновании. А так как экзамены по общетехническим предметам мы сдали ещё до лагерей, то теперь все мы могли рассчитывать на успешное завершение первого курса и на своевременное убытие в отпуск.
  
  Завершить описание моего первого армейского, а точнее курсантского, года хотелось бы немного более подробным описанием трёх моментов из нашей курсантской жизни.
  Во-первых, о нашей шестёрке, про которую я только что упоминал в связи со сдачей экзамена по тактике. Во время учёбы в ГРТУ мы очень близко сдружились. Кроме взаимопомощи в учебе и повседневных делах, мы чутко относились и к увлечениям друг друга, и помогали друг другу в случае необходимости.
  Во-вторых, о нашем участии в хозяйственном обеспечении училища (дрова, уголь, Ока, Волга, баржа 1200 куб.м. (10х40х3м), вагоны, голубые глаза на танцах, случай со смертью курсанта).
  В-третьих, добавить - о музыке (концерты у нас в клубе, спор с профессором из консерватории, занятия гармонией), о худож. самодеятельности ( Панкратов, мои наряды, развязка, Новый год на автозаводе, концерты по области. А далее - подготовка и поездка в ЦТСА на юбилейный заключительный концерт, моё фиаско в личном плане (Рита из Вороново), ТАС, мама. Хотя,м.б., всё это в конец главы об училище.
  
  Второй и третий курсы училища кратко можно назвать словами "праздник души". Нам начитывали солидные курсы по электротехнике и электронике, импульсным схемам и всевозможным электрическим приборам управления. Мы сотнями часов проглатывали курсы материальной части, т.е. "электронную начинку" станций наведения ракет зенитно-ракетных систем. Мы изучили стационарные системы, которые были к тому времени развернуты вокруг Москвы (кольца ПВО), а затем - в спешном порядке легко освоили схемы управления ракетами комплекса С-75. Всё было до такой степени интересно, доходчиво рассказано, что последние месяцы штурмовой подготовки по 12 и более часов не казались нам такой уж перегрузкой. Мы никогда не забудем наших электронных отцов как на общих, так и на специальных кафедрах. Позже мы все считались самыми знающими и умеющими специалистами. Это показали и служба на местах дислокации, и стрельбы на полигоне Ашулук. Низкий поклон всем нашим педагогам, и, конечно, добрая о них память до конца нашей жизни.
  Несколько слов о радиотехническом прошлом г. Горького, которое имело непосредственное отношение к нашему пребыванию, к нашим занятиям, к нашим работам на благо города. Дело в том, что в 1918 г в Нижнем Новгороде по Декрету Совнаркома, подписанному В.И. Лениным, была организована радиотехническая лаборатория. В течение последующих 10 лет её возглавлял проф. М.А. Бонч-Бруевич (1888-1940). Он возглавлял работы по созданию 1-й в мире мощной радиовещательной станции в Москве (им. Коминтерна), а его верным помощником был известный ученый и изобретатель в области радиоэлектроники В.П. Вологдин (1881-1954). Это его дитя - 1-я в мире электровакуумная радиолампа. С тех пор в Горьком работают несколько радиозаводов различного профиля. А в стенах нашего училища была создана и работала несколько лет 1-я телевизионная станция, обслуживающая весь город телепередачами. Мы принимали непосредственное участие в хозработах как на нашей, так и на городской телестудиях. Имена Мандельштама и Папалекси, Берга и других корифеев радиоэлектроники просто носились в воздухе наших кафедр и лабораторий. Позже я понял, что никакие академии не могли дать более глубокие знания и понимание физических основ работы сложных радиосхем, чем это было в нашем училище.
  Мы провели две стажировки в Подмосковных полках ПВО, затем был наш выпуск, переодевание в офицерскую форму и назначение на дальнейшую службу в войсках. Так как я окончил ГРТУ с отличием, то мне предоставили право выбора округа. Хотелось и в даль (Забайкальский или Дальневосточный округ), и в знаменитые места (Москва, Ленинград, Киев), но, подумав некоторое время, я выбрал Киев. Но мне сказали, что, удовлетворяя мою просьбу, мне предлагают Одесский корпус в этом округе. Я дал согласие. Это тоже для нас было удивительно: как это нам предлагают, мы можем соглашаться, а можем - нет! Позже, прибыв в Одессу, я узнал, что требуются техники моей специальности только в Севастополе. А я старался попасть на координатные системы и системы выработки команд - мозг всей станции наведения зенитных ракет.
   Так в 1958 году я оказался в городе-легенде, в городе русской славы - Севастополе.
   Здесь мне предстояло три года очень интересной и трудной жизни и работы, сюда я привез Тамару - молодую жену, а спустя положенное время - своего первого ребенка Сашеньку. Были чтение лекций по новой технике, инженерные работы по устройству боевых позиций дивизиона в скальном грунте. Были изматывающее стояние на боевой готовности, трёхкратные поездки в товарном вагоне с баяном и песнями на полигон Ашулук, что под Астраханью, для проведения боевых стрельб, получение каждый раз после стрельбы благодарностей за отличные стрельбы от командира бригады и отпусков в 10 суток с выездом на родину.
  Были и участие в решении нелегких бытовых вопросов, частые вызовы в другие дивизионы для помощи в ремонте техники или подмене заболевших товарищей на боевой готовности, необычные показы фильмов, отдельные части которых привозили на мотоцикле из села, в котором показывали этот фильм в клубе, и многое, многое другое. Но об этом в другом очерке.
  
  
  
  НАЧАЛО ОФИЦЕРСКОЙ СЛУЖБЫ
  
  СЕВАСТОПОЛЬ
  
  
   Строго говоря, офицерами все мы стали в момент, когда по окончании третьего курса, где-то в начале сентября 1958 года, нам зачитали приказ Министра Обороны о присвоении первичного офицерского звания - лейтенант. Это произошло на торжественном построении всех выпускников перед зданием командования училища. Далее последовала команда: "Переодеться в офицерскую форму и подготовиться к торжественному прохождению!" К этому моменту у нас в казармах всё уже было приготовлено. Мы быстро облачились в новенькие рубашки, галстуки, кители и важно (мы ведь уже офицеры!) пошагали на плац. После напутственных слов начальника училища генерала Пирогова для нас был торжественный обед. Я подошел к своему обычному месту, подал свою миску "разводящему", тот налил порцию жирного борща. Поставив тарелку на стол, я расстегнул китель и опустился на лавку. Поднял голову, чтобы вкусить свой первый офицерский, честно заработанный за три года обед, и ... меня покрыл пот: мой новый галстук плавал в прекрасно приготовленном борще!
   Так началась моя офицерская служба, которая длилась аж до мая 1989 года.
  
   Затем были сборы нашего взвода на квартире Рудяши Глазова в центре Горького, ночь в поезде до Москвы, отдых в пос. Сходня в доме одного из нашей замечательной шестёрки - Лёши Горчакова, по соседству с дачей самого Давида Ойстраха. Через пару дней мы закатили банкет в ресторане "Арагви", что напротив Моссовета, и после посещения моих родственников, дяди Жени и тёти Наташи, я прибыл на отпуск в свой родной Воронеж к моей маме. Она, конечно, была несказанно рада, что через три года её единственный сын стал настоящим молодым мужчиной, окончил такое училище, да ещё получил диплом с отличием. Быстро суетилась для организации стола - ведь тогда ей было только 44 года!
   Отпуск, как известно, всегда пролетает быстро. Наступил день отлета. Я впервые лечу на самолёте Воронеж-Одесса. Меня провожает матушка. В руках молодого лейтенанта чемодан и серая матрацная наволочка, набитая всякой всячиной и перевязанная багажными ремнями. Самолет оказался, во-первых, почтово-пассажирский, во-вторых, это был ЛИ-2 времен войны, а в-третьих, он до Одессы делал две остановки: в Днепропетровске и в Николаеве. Полёт проходил на небольшой высоте. В районе Причерноморья он пересекал множество лиманов, нас бросало в воздушные ямы, неимоверная качка доконала меня так, что даже посещения туалета в хвосте никакого облегчения не дали. А качка в хвосте была ещё хлеще... Так что, когда я выполз из самолёта в Одессе, то мой попутчик, видавший виды полковник, заметив моё позеленевшее лицо, решил оказать своеобразную помощь: "Ничего, лейтенант, ещё облетаешься. А сейчас приедем в гостиницу, выпьем по стакану водочки, и всё пройдет". От одного упоминания о выпивке мне снова стало плохо... Но, переночевав аж на самой Дерибасовской, я уже утром отправился к кадровикам за назначением. Там узнал, что по моей специальности - координатные системы и системы выработки команд в зенитно-ракетных системах - в Одессе свободных должностей нет. Мне предложили ехать в Севастополь: там только начинает разворачиваться зенитно-ракетный полк (позже - бригада), молодым специалистам и карты в руки! Я, недолго думая, дал согласие и получил необходимые документы. Так я стал участником создания третьей обороны Севастополя, а именно противовоздушной обороны с использованием новейших зенитно-ракетных комплексов С-75.
  
  Первая оборона Севастополя приходится на годы русско-турецкой войны 1854-1856 гг. Она хорошо описана в "Севастопольских рассказах" одним из её участников - Л.Н. Толстым.
  Вторая оборона города-героя относится к годам Великой Отечественной войны. Она длилась 250 дней, с 30 октября 1941 г до 4 июля 1942 г под руководством адмирала Ф.С. Октябрьского и генерала И.П. Петрова. События обороны прекрасно описаны в книге В.В. Карпова ПОЛКОВОДЕЦ (о генерале И.П. Петрове).
  Третью оборону восстановленного из руин города-крепости пришлось создавать нам, молодым офицерам Войск ПВО страны конца 50-х - начала 60-х годов 20-го века. Этим событиям, в части создания её противовоздушной обороны посвящены дальнейшие строки.
  При посещении кадровиков в Одессе не только меня, а наверное, и большинство молодых офицеров, поразила манера обращения с молодыми специалистами. До сих пор в течение трёх лет мы слышали одни приказы, чаще всего с криком, иногда - благодарности, но тоже только в приказах, по-казённому. А тут - уважительный разговор со специалистом, каких здесь ещё нет или недостаточно, расспросы, есть ли семья, а может, твоя специальность тебе не нравится - будешь осваивать то, к чему душа лежит, и т.д. Кратко рассказывают про бытовые условия на месте, перспективу и прочее... Одним словом, впервые за последние три года я почувствовал себя человеком в полном смысле слова.
   Кадровики предоставили мне возможность в течение нескольких дней отдохнуть в Одессе, а затем я на теплоходе прибыл на рейд Севастополя. Военный комендант подсказал, где мне найти ту воинскую часть, где мне предстояло служить первые офицерские годы. Часть оказалась на самой окраине Севастополя, прямо у той дороги, что ведёт на Сапун-гору и далее через Байдарский перевал на Ялту. В ходе первой беседы с командиром полка подполковником Бычковым (впоследствии командир зенитно-ракетной бригады) я узнал, что по плану уже приписан к 4-му дивизиону, который будет разворачиваться где-то в предгорьях Крымских гор, но это будет в следующем году. А пока мне поставлена задача - спланировать переучивание трёх зенитно-ракетных дивизионов (их называли коротко - ЗРД) на базе одного ЗРД, у которого уже есть техника, комплексы С-75. На моё недоумение - ведь это работа планового отдела - командир сказал, что лучше, чем мы, молодые специалисты, закончившие училища именно по этой технике, в этом вопросе здесь нет никого. В помощь мне были предоставлены офицер и солдат-чертёжник. Как это ни удивительно, но где-то через месяц с небольшим расписание занятий для каждой недели по всем специальностям было готово.
  Жили мы в это время в общежитиях, в одноэтажных домах офицерского состава по 3-4 человека в комнате. Нам было неплохо, и с первых дней наша работа захватила нас, что называется, по уши. Позже мы выступали в роли преподавателей и для офицеров, и для солдат, рассказывая им всё, что знали, чему нас учили в Горьковском и Пушкинском училищах, о различных системах станции наведения комплекса С-75. Учёба шла на базе дивизиона, расположенного в бухте Омега, а приезжали туда все остальные три дивизиона (из Бельбека, Юхариной балки и Чёрной речки).
  
  Если взглянуть на карту района Севастополь, то видно, что его противовоздушная оборона была задумана очень грамотно. С севера город прикрывал дивизион, расположенный прямо у морского обрыва, около аэродрома перехватчиков Бельбека, что южнее совхоза Осипенко, или Качи. С северо-запада - дивизион на Чёрной речке, в 7 км от пос. Хмельницкое, недалеко от дер. Черноречье, на лесистой горе высотой порядка 400 м над уровнем моря. С запада - дивизион у мыса Фиолент, примерно у 9-го километра Балаклавского шоссе, в чистой степи. И наконец, с юго-запада - дивизион, расположенный непосредственно у моря, между бухтами Омега и Камышовая.
  Севастополь находился почти в фокусе огромного вогнутого зеркала, если соединить точки стояния дивизионов плавной линией.
  
  Как позже мы узнали, основа кадров этого полка была набрана из зенитно-артиллерийского полка, вооруженного ствольными зенитными орудиями и соответственными радиолокаторами и приборами управления огнём. Батареи этого полка располагались прямо в черте города: над рынком, у складов, над портом, так как зоны их поражения составляли несколько километров. Причём этот полк входил в состав ПВО флота. И поэтому, после организации нашего зенитно-ракетного полка, входившего уже в состав ПВО страны, в течение нескольких лет "спутный" след флота пребывал в устной речи во всех дивизионах: это и боцман или мичман вместо старшины, это и камбуз вместо кухни, кок вместо повара, матросы вместо солдат. Даже форму одежды многие сверхсрочнослужащие умудрялись получать на флотских складах.
  Начало учебного года, а это событие в армии всегда приходится на начало декабря, совпало у нас в Севастополе с полным разгаром дождей и неимоверной слякоти. Вообще в Крыму это самое отвратительное время года. Снега практически нет, сырость и грязь постоянные. Причём грязь разноцветная: там, где глина, - грязь, естественно, красно-оранжевая, в предгорьях Крымских гор (это наш дивизион) грязь серо-белая, по цвету пород, из которых сложены горы. Там это называют "инкерманский" камень, так как в городе Инкерман расположены каменоломни и распиловочные цеха, которые и делают эти камни путём только распиловки.
  Порядок в нашем общежитии, кроме его обитателей, наводили солдаты из внутреннего наряда дивизиона, а ими командовал мичман Иван Андреевич, прослуживший, наверное, столько, сколько лет было солдатам. Вот этот мичман, или, как его называли, "боцман" изо всех сил заботился о нас, молодых офицерах. Он выделял наряд для мытья полов в общежитии. Он во многом заменял все наши незрелые попытки по воспитанию солдат. Помнится, он довел до слез солдатика, который не почистил карабин. Причём с виду это была мирная беседа прямо на плацу о том, что руду для карабина добывал чей-то отец, а сталь из неё варил чей-то брат, и т.д. Он же всегда говорил коку, чтоб офицерам наливал самый жирный слой борща. И когда мы умоляли его, чтобы он этого не делал, он страшно удивлялся, полагая, что лучше этого ("цэ ж сало!") ничего на свете быть не может. Находили мы отдохновение от такой пищи в посёлке Камышовая Бухта, где базировалась китобойная флотилия "Слава". У них была отменная столовая.
  После лекций в первую зиму мы с жадностью ездили знакомиться с городом-легендой Севастополем. Мы исходили все значимые символы этого города: Владимирский собор и Малахов курган, Панораму Рубо (оборона 1854-1856 г.) и диораму штурма Сапун-горы (май 1944 г.), Приморский бульвар, памятник затопленным кораблям, Херсонес и многие другие замечательные места города.
  
  По завершении моей лекторской деятельности и переучивания всех дивизионов мне предстояло ехать уже в составе своего 4-го дивизиона на боевые стрельбы, которые производились на полигоне Ашулук, который расположен в полупустыне, северо-восточнее г. Астрахань. В соответствии с директивой Главкома войск ПВО страны, при положительном исходе стрельб дивизион имел право на получение техники (шестикабинного комплекса С-75) и её развертывание на месте дислокации.
  Мы долго отрабатывали все "мелочи" подготовки комплекса для проведения боевых стрельб, но в майские праздники 1959 г. мне пришлось взять отпуск и вылететь в столицу Таджикистана г. Душанбе, чтобы выяснить всю правду о положении моей бывшей невесты, Вали Дочкиной. Тревожный сигнал поступил от её подруги, Кимы Трофимовской. Прилетев туда, я нашел Киму, примерно узнал, куда мне следует двигаться дальше, и на попутном грузовике выехал в ущелье Варзоб, пос. Такоб. Найдя Валю, я увидел, что вся информация Кимы подтвердилась: Валя действительно живет в горах у рудника с инженером из Азербайджана, и ей до родов осталось два месяца. Познакомившись с её мужем, я выкурил пачку папирос и вернулся в Душанбе, а оттуда - в Севастополь, закрыв эту страницу моей личной жизни. Завершение отпуска я провел дома.
  По возвращении в часть, я застал здесь последние приготовления к отправке на полигон. Наконец, нас погрузили в эшелон, состоящий из товарных вагонов и грузовых платформ для машин технического дивизиона (там они должны готовить ракеты для нашей стрельбы). В вагонах были нары с соломой, кое-где матрацы, как в военные годы. Нам было всё интересно и наполнено романтикой. Я захватил в поездку баян, и когда эшелон тронулся к нашему первому боевому крещению, мы запели "Прощай, любимый город...", затем "Севастопольский вальс", а по дороге одной из любимых наших песен была песня А. Пахмутовой "О тревожной молодости":
  "Забота наша такая, забота наша простая:
   Жила бы страна родная, и нету других забот.
   И снег, и ветер, и звёзд ночной полет,
   Меня мое сердце в тревожную даль зовёт" ...
  
  Стоянки у нас были сверхдолгие - мы же для МПС были порожняк. Обычно это происходило на далеких запасных путях, там обычно устраивали и обеды, и ужины. Пищу доставляли в вагоны с платформы-камбуза, где располагалась полевая кухня. Солдаты из наряда разносили термосы, настоящие походные. Всё было необычно и здорово!
  Наш маршрут был не такой длинный, как очень долгий. Он из Севастополя проходил через Симферополь, Джанкой, весь Донбасс, Ростов, Тихорецкую, Армавир, Зеленчук, Минеральные Воды, а далее через ныне кровоточащие Осетию, Чечню, Дагестан (Прохладная, Моздок, Терек, Червлёная Узловая, Каргалинская, Кизляр) и наконец Астрахань и Ашулук. Весь этот путь мы в разные годы (а я побывал на этом полигоне три раза за три года) проделывали за 7 - 10 суток.
  Прибыв на станцию Ашулук, мы стали помогать разгружать наши машины и формировать колонну с палатками, водой и продовольствием. Темнело. Колонна тронулась на восток, в степи, переходящие в полупустыню. Мне поручили остаться с одним МАЗом и несколькими солдатами, чтобы погрузить всякую мелочь: доски, столы, стулья, а также посмотреть на качество разгрузки всех платформ и вагонов - не оставили ли чего-нибудь.
  Пока мы проверяли весь эшелон, колонна ушла далеко. Наш водитель знал только примерное направление движения. По степи было видно только множество автомобильных следов, о дорогах не было и речи. Примерно через час осторожного движения наш МАЗ заглох, и мы остались одни среди ночи и бескрайних степей, где нет ни единого ориентира. Летние ночи в Калмыцко-Казахских степях оказались очень холодными. Резко-континентальный климат теперь мы узнавали не по книгам, а непосредственно на себе. Мы стали здорово замерзать, а вокруг - ни кустика, ни брёвнышка. Я приказал разжечь костер, используя выборочно всё то, что у нас было на борту, греться и одновременно, используя свет костра, искать причину неисправности. Водитель оказался опытный: с помощью размоченного куска мыла он нашёл где-то подсос воздуха в двигатель, залепил временно и через некоторое время умудрился запустить МАЗ. Можно было продолжать двигаться, но куда в такой кромешной тьме безо всяких указателей? Совместно с солдатами принимаем решение: у костра дождаться рассвета, а затем - в путь. С первыми лучами солнца мы продолжили путь вдоль самого густого пучка следов. По дороге нам встретилась юрта кочевников-казахов, и мы уточнили направление движения, заметив две особенности их жизни. Во-первых, наряду со средневековым укладом жизни, у них спокойно соседствовал довольно приличный батарейный радиоприемник. А во-вторых, о полигоне они разговаривали так, как о соседнем поле, на котором собирались пасти своих овец и верблюдов. А ведь в то время это была жутко закрытая точка. Для них же полигон - это была лишь помеха для выпаса скота.
  Примерно к завтраку мы успели прибыть в наш лагерь, который представлял собой ряд палаток среди степей и начинающихся песчаных барханов. Так мы добрались до точки нашего боевого крещения - полигона Ашулук.
  
  На следующее утро нас подвезли к стоящим в песках комплексам С-75, из которых мы должны будем стрелять по движущейся воздушной цели. Комплексов было четыре, причём стояли они близко друг от друга, так что окружности, вдоль которых располагались пусковые установки, пересекались. Я принял аппаратуру и приборы, находящиеся в кабине "К" . В этой кабине и находились "мои" системы - координатная и выработки команд ракете. Солдаты в это время принимали остальное оборудование - огнетушители, ломы, лопаты и пр. Затем нас дотошно проверяли полигонные специалисты на знание материальной части и умение производить настройки и ремонт блоков и систем. По завершении этой процедуры нам предложили до конца дня произвести полную настройку всех систем комплекса.
  Мне, ещё на этапе изучения настроек контура управления ракетой в Горьковском училище, было предельно ясно, что успех стрельбы зависит не только от настройки каждой из трёх систем, входящих в этот контур (координатная, выработки команд и передачи команд). Успех зависит - и это не менее важно - от их взаимной настройки и подгонки всех показателей таким образом, чтобы при рассогласовании, скажем, координат на 100 м координатная система выдавала в соответствующем масштабе именно эту величину, а система выработки команд вырабатывала такую команду, которая обеспечит сближение именно из такого рассогласования. При этом шифровка команд и передача команд по радиоканалу на борт ракеты не должны искажать величин команд, и чтобы при расшифровке команд на борту ракеты получались именно такие величины команд, которые были выданы системой выработки команд.
  Учитывая всё это, мы всегда после индивидуальных настроек и при переучивании других дивизионов, и в последующих стрельбах применяли так называемые комплексные настройки, где и старались выловить все нюансы, которые очень сильно влияют на точность стрельбы. У нас это называлось "погонять нули", а затем проверить "уставки". Комплексные проверки были своего рода "суперфиниш", т.е. доводка контура управления до совершенства. От умения и тесного взаимодействия в основном трёх техников - координатчика, техника по системе выработки команд и техника радиопередатчика команд - зависела величина промаха, от которого в целом зависела и оценка работы всего дивизиона на три года - до следующего огневого экзамена на полигоне.
  В качестве воздушной мишени в те годы использовались так называемые отражательные уголки, выбрасываемые из самолета на парашюте, а немного позже и радиоуправляемые самолёты-мишени, обычно МИГ-15.
  Для получения отличной оценки требовалось, чтобы в момент подрыва боевого заряда отклонение положения ракеты от цели по горизонтали не превышало 60 м, а по вертикали - 100 м. В этом случае "зонтик" от взрыва боевой части накрывал цель с большой вероятностью. Величины промахов тщательно измерялись с помощью специальной аппаратуры "КОЗА", что означало КОнтрольно-Записывающая Аппаратура. Это был кинофототеодолит с достаточно высокой точностью.
  Мы втроём, Виктор Бучнев, Борис Борщевский и я, здорово "погоняли нули", все остальные техники, как только могли, настроили свою аппаратуру. Уже смеркалось, когда мы стали возвращаться в свой лагерь. Каждую кабину техник опечатал своей печатью - ведь завтра стрельбы и перенастраивать аппаратуру будет некогда. Поужинали и провалились в сон.
  
  И вот наступил самый ответственный день в нашей лейтенантской жизни.
  С утра мы все в своих кабинах ещё раз проверяем все параметры. Сейчас всё важно, ничего нельзя упустить, всё, что ещё можно - подделать. Волнение нарастает. Мы же все знаем, что сегодня будет стрельба, и всё-таки как гром среди ясного неба прозвучала команда: "Боевая тревога! Есть цель! Дальность ... Азимут ... Высота ...". А затем ещё некоторое время спустя: "Цель уничтожить одной ракетой!" Сквозь малюсенькие окна своей кабины вижу, как серебристая красавица-ракета, как живая, дрогнула и стала поднимать нос, выходя на режим синхронизации. Да, да - это была та самая ракета, которая потом, тиражированная в сотнях ей подобных, десятки лет всеми советскими людьми была узнаваема по телевизору на парадах во время наших прекрасных праздников...
  Ракета, оставаясь на пусковой установке, точно следовала за всеми маневрами нашего центрального локатора - кабины "П". Напряжение на пределе. И вот тот рубеж, за которым никакая личность сделать далее ничего не в силах, - как удар хлыста, команда "Пуск!" Вот он, момент истины! Всё, чему нас учили три года в училище, всё, что мы сумели понять, перенять от уже прослуживших товарищей, всё, что могли вложить в настройку аппаратуры, - сейчас должно сработать и дать какой-то результат.
  Мы слышим короткие, приглушённые хлопки пиропатронов, это команда "Пуск" уже на борту ракеты, а затем видим мощные огневые столбы пороховых двигателей-ускорителей, которые с видимой лёгкостью снимают трёхтонное изделие с пусковой установки и, всё ускоряя, уносят эту красавицу в небеса. Правда, сила этого непрерывного взрыва была такова, что мы все оказались отброшены и прижаты к своим креслам, ничего не слышали в течение нескольких секунд и ещё некоторое время отходили от этого чудовищного звукового давления.
  Конечно, хотелось быстрее с помощью осциллографа посмотреть, как идёт сближение ракеты с целью, какова величина промаха при выдаче команды на подрыв (К3), но мы чётко помнили, что до поступления команды "Отбой!" категорически запрещалось открывать окна и двери кабины, а также подключать к нашим шкафам и блокам какую-либо контрольно-измерительную аппаратуру.
  Для всех колоссальное нервное напряжение снялось после того, как в динамике прозвучал голос командира дивизиона: "Цель поражена! Поздравляю весь личный состав дивизиона!" Это была первая боевая победа всех, кто участвовал в боевой стрельбе!
   Но у нас, у тех, кто настраивал сам контур управления, профессиональная гордость была ещё не удовлетворена. Нам быстрее хотелось знать, каков промах - 50, 100 или 200 метров. Да, оценка при поражении воздушной цели не может быть отрицательной, но какова она будет - станет известно только после обработки плёнки "КОЗА". Мы, конечно, послали своего гонца к технарям "КОЗА", предварительно выяснили, что результат якобы неплохой, а какой - необходимо проявить плёнки, произвести измерения, составить акт и заполнить другие бумаги.
  Какой там сон? В каждой палатке нашлось, чем отметить удачное боевое крещение. Много было наперебой пересказанных ярких впечатлений (нам было всего немногим более 20 лет!), гул стоял над лагерем ещё долго в ночи, а мы, те самые настройщики контура управления, практически не сомкнули глаз, ожидая, когда же наступит утро и будут объявлены официальные результаты наших первых боевых стрельб.
  
  И вот после завтрака весь дивизион в строю. Командир полка приказывает командиру нашего дивизиона огласить официальные документы по результатам боевой стрельбы. Мы затаили дыхание. Сейчас станет ясно, кто мы есть на самом деле: только теоретики, готовые весь день махать указкой по бесконечным схемам, или специалисты, которые уже умеют соединить теоретические знания с умением и навыками практической работы на технике. Командир разворачивает бумаги, и мы слышим, как в тумане: "... Цель (отражательный уголок, спускаемый на парашюте) поражена. Оценка промаха 6 м по горизонтали и 10 м по вертикали...В целом по результатам проверки теоретических знаний и боевой стрельбе дивизион получает оценку ОТЛИЧНО!". Ура! Мы не можем поверить в такой результат, стремимся узнать, не ошибка ли это? Ведь это в 10 раз (!) лучше, чем результат, за который получают отличную оценку! Но нас успокаивают: "Никакой ошибки нет, вы молодцы!" Небольшое замешательство, которое мы учинили в строю, сменяется тишиной. Командир полка поздравляет нас с успешным завершением боевых стрельб, по всему видно, что он очень рад. И вдруг: "Лейтенанты Соломоденко, Борщевский и Бучнев, выйти из строя на три шага!" Выходим. "За отличное знание техники и умелое её применение во время выполнения боевых стрельб вам объявляется благодарность! Все трое поощряются внеочередным краткосрочным отпуском с выездом на родину! Начальнику строевого отдела - оформить проездные и отпускные документы!"
  Наша троица от счастья прыгала, обнималась, как пацаны, да и на самом деле, далеко ли мы ушли от них? Просто наша суровая юность сделала нас досрочно взрослыми.
  В тот же день мы быстро собрали наш нехитрый скарб, я поручил свой баян нашим ребятам, и на попутных водовозках во второй половине дня я доехал до железной дороги и топал по шпалам станции Ашулук в полевой форме с небольшим чемоданчиком. По совету бывалых, я обратился к машинистам тепловоза и в их кабине доехал до Саратова, пересел снова в тепловоз и довольно быстро добрался до Воронежа. Для мамы и горе, и радость - все равно слёзы, суета приготовлений стола. Я же отправился к своей давней симпатии Тамаре Корниловой, которая жила в нашем Депутатском переулке, с вопросом "Не хочешь ли ты со мной уехать на точку под Севастополь?" Ответ был положительный, и 1 июня уже с настоящей невестой мы зарегистрировали наш брак. Так закончилась, едва начавшись, моя холостяцкая офицерская жизнь. Уже более 48 лет мы живём под одной крышей с моей первой женой, Тамарой Александровной, бывшей Корниловой. Воспитали двух детей, у которых появилось шесть (!) внуков, а теперь уже и правнучка.
  
  По возвращении в полк, перед нашим дивизионом были поставлены задачи быстрейшего оборудования позиций, чтобы быть готовыми к получению техники, развёртыванию и настройке всего комплекса для заступления на боевое дежурство.
  Что значит оборудовать позиции? Для нас это означало: вырыть в скальном грунте на плоской вершине той горы, на которой размещался и жилой городок, громадную яму Г-образной формы, такую, чтобы в один ряд (там, где длинная палочка буквы "Г") в неё поместить 4-5 автомобилей ЗИЛ-151, на которых смонтированы дизель-электростанции и почти все кабины с аппаратурой. С другой стороны (там, где короткая палочка буквы "Г") поместить одну машину, кабину "С", командный пункт или пункт управления всеми пусковыми установками и ракетами. Вся эта яма должна затем покрываться бетонными плитами, под которые должны устанавливаться бетонные столбы-опоры. Всё это сооружение называлось "капонир". И предназначено оно было, в первую очередь, для маскировки нашей позиции от воздушной и космической разведки противника. Для установки пусковых установок требовалось отрыть ещё 6 окопов диаметром около 10 метров и везде оборудовать плавные въезды, так называемые апорели.
  В начале работ у нас появились бульдозеры, кран и прочее, но вскоре всё это вышло из строя, и мы в основном работу делали следующим образом. Отбойными молотками и ломами сверлили шурфы, закладывали взрывчатку, подрывали её, а затем с помощью обычных инструментов - кайла и лопаты - расчищали очередную воронку и т.д. Работа походила на обычную каменоломню. А в качестве рабочих выступали как солдаты, так и славный молодой офицерский корпус.
  Работы продолжались долго, но всему приходит конец, и мы дождались, когда новые, теперь уже действительно наши кабины пришли со станции на только что отстроенную позицию. Теперь предстояло развернуть станцию наведения ракет и кабели, соединяющие станцию с пусковыми установками ракет. Началась наша работа. До сих пор помнится, что только к моей кабине подсоединялось более 40 кабелей. Но это были, как говорится, уже приятные хлопоты. Через некоторое время комплекс был развёрнут, настроен, и мы заступили на боевое дежурство. Далее все годы пребывания в Севастополе в основном отличались лишь интервалами или сроками готовности. Скажем, месяц мы стоим на 15-минутной готовности. Это значит, что через 15 минут после команды оперативного дежурного полка (бригады) заряженная и заправленная ракета должна уйти с пусковой установки для того, чтобы поразить нарушителя воздушных границ СССР. А это, в свою очередь, значит, что даже прогуляться до ближайшего населённого пункта нельзя. 15-минутная готовность сменялась 2-часовой (хрен редьки не слаще), а затем должны идти профилактические работы, ремонты и модернизации. Но чаще всего приказами эти работы предлагалось провести во время интервалов 2-часовых готовностей.
   Несколько слов о том месте, где находилась наша точка.
  Выше кратко упоминалось, что наша точка находилась на лесистой горе, неподалёку от деревни Черноречье. Если стоять на Сапун-горе и смотреть на Золотую Балку, то опытный взгляд вдалеке, слева градусов на 45, мог разглядеть нашу гору. На ней из белого инкерманского камня было построено 4 одноэтажных домика, в каждом по 4 квартиры. Входы в квартиры находились в углах домов. Позади каждого дома, метрах в 15-ти находился сарайчик, совмещённый с туалетом. Перед всеми домиками была сооружена бетонная дорожка (о грязи зимой уже говорилось), от которой к каждому крыльцу отходила тоже бетонная дорожка. В середине линии домов смонтировали колонку, из которой жители должны были набирать воду. А воду должен был каждый день возить "водовоз" - цистерна на базе ЗИЛ-130 - из посёлка Хмельницкое, что в 6-7 км от точки под горой. Вода, привезённая снизу, сливалась в большой закрытый бассейн, откуда по трубам самотёком подавалась в казарму на камбуз и умывальники и в колонку к домам офицерского состава. Правда, зимой наш водовоз не всегда мог самостоятельно взобраться на гору по серпантину из-за грязи. Тогда на помощь ему высылался артиллерийский тягач средний (АТС), с помощью которого операция по доставке воды заканчивалась всегда успешно.
  В баню нас возили в Севастополь, наши семьи - тоже, всех, кроме лиц, находящихся в боевых расчетах. То же с магазинами и базарами. Для маленьких детей из Черноречья после предварительного личного договора на той же самой водовозке привозили молоко. Но все женщины не могли уместиться в кабину, так что иногда несколько бидонов для молока можно было видеть в кабине у выезжающего "водовоза". Электричество подвели немного позже. Из-за этого выходили казусы. При работе на технике нас обеспечивали наши дизели. То есть, у нас свет был. Мы, как и все молодожёны, обзавелись радиоприёмником "Звезда" (красный металлический корпус). Привезли, установили на тумбочке. Включаем - не работает. Я же радиотехник! По всем правилам открываю монтаж, ищу предохранители и готовлю тестер для проверки их исправности. Входит наш друг Боб (тот самый Борис Борщевский): "Ты чего ищешь? В городке же ещё высокое (имелось в виду напряжение на входе в нашу подстанцию) не подключили!" Хохот, подкалывания в мой адрес.
  Интересный процесс на нашей точке представлял собой просмотр какого-нибудь относительно нового фильма. У нас появился кинопроектор. Мы в один из тёплых вечеров натянули большой экран на улице, расставили стулья, табуретки. Плёнки, естественно, нет. За ней на мотоцикле вниз отправили одного из наших технарей. Он дождался, когда в Черноречье будет прокручена 1-я часть, по предварительной договоренности, коробку в сумку из-под противогаза и ходу вверх на нашу точку. Здесь уже готовы и аппаратура, и зрители, (и семьи, и солдаты). После прокрутки 1-й части её таким же образом переправляли вниз, заменяя на очередную. И так далее. При отсутствии всякого рода неожиданностей, или на нашем языке помех, мы просматривали фильм часа за 2,5 - 3. Иногда мы начинали попозже, брали внизу сразу 2-3 части и крутили их без перерыва. Выигрыш был небольшой, но количество поездок уменьшалось. Но мы же стоим на готовности. И при первых завываниях тревожной сирены проектор останавливался, все расходились, а кому надо - разбегались по своим боевым постам. Благо - до позиции метров 300 - 350.
  
  Когда мы стояли на готовности, то тревоги были очень частыми. Дело в том, что от Турции до Крыма полётного времени 15-25 минут, в зависимости от типа самолета и аэродрома базирования. Поэтому при подъёме любого самолёта с аэродрома Турции в северном направлении оперативный дежурный объявлял тревогу всем дежурным средствам (и авиации, и ЗРВ). Затем, по мере движения воздушной цели, некоторым средствам давался отбой. Но когда разведчик НАТО С-130 "пилил" от Болгарии до Кавказского побережья и обратно, то все дежурные средства, которые находились в готовности Љ 1, поднимались по тревоге и оставались в этом состоянии до тех пор, пока потенциальный нарушитель не удалялся восвояси.
  Конечно, легко себе представить, сколько длился наш киносеанс на фоне таких тревог. Иногда, начавшись сразу после ужина, сеанс заканчивался за полночь.
  Тревоги донимали и иногда изматывали нас и за обедами или ужинами, и во время коротких прогулок, и во время сна, и во время любовных утех - всегда.
  Причём по нормативам ракеты, заряженные на пусковых установках, долго не должны быть заправлены горючим и окислителем. Поэтому, когда у нас в радиотехнической батарее производились подстройки и ремонт, то в стартовой батарее шли бесконечные тренировки и реальные работы по сливу топлива и окислителя и нейтрализации баков.
  
  Вообще, нашим жёнам и маленьким детям на точке жилось хорошо, в смысле качества воздуха и витаминов. Прямо на точке и вокруг неё росли высокие кусты кизила. Нужно было только собирать, есть и варить варенье. Внизу, по дороге на Бахчисарай, росли могучие деревья с грецкими орехами. Собирай, сколько хочешь. В распадках между
  горами или сопками ближайший совхоз выращивал молодняк абрикосов, чтоб через 2-3 года их пересадить в сады. Эти абрикосовые "ясли" находились в 15-20 минутах хода от точки. Их плоды называли "жердели". И наконец, совхоз "Золотая балка" осенью всегда просил у нас выделить в помощь солдат и машины для сбора винограда. В благодарность за это нам из совхоза разрешали продавать ящики винограда прямо из хранилищ по цене себестоимости для солдат и семей офицеров. Почему-то запомнилась цена такого винограда - 20 копеек за 1 кг.
  Чего всегда не хватало, так это влаги. А в летнюю жару так хотелось окунуться! И мы придумали. Внизу, когда наша горка в основном заканчивалась, текла маленькая речка Чёрная. Мы перегородили её небольшой плотинкой, и у нас образовалась лужа - водохранилище размерами примерно 6х3 м. Вот туда-то дети, а иногда и взрослые, спускались с горы окунуться. Правда, после подъёма к домам все снова становились мокрыми.
  В этом смысле гораздо лучше было положение у двух наших дивизионов. В Камышовой бухте можно было окунаться и утром, и вечером. Маленький пляж всегда ожидал нас. В дивизионе у Бельбека море было под боком, только "бок" был очень высоким, и приходилось по тропинке метров 120 -150, петляя между камней, спускаться, а иногда просто прыгать до берега. Конечно, чистота воды - как в аквариуме. Мне пришлось один летний месяц замещать офицера на этой точке, и я вкусил всю прелесть её географического положения. Правда, когда мы из пышущих жаром кабин падали к воде, то попытки договориться с часовыми о том, чтобы они кричали или свистели при объявлении тревоги, ни к чему не привели. Тогда мы перешли на язык жестов: по тревоге часовой молча махал карабином над головой до тех пор, пока кто-то из нас не начинал махать руками. Затем мы хватали одежду в руки и почти бегом наверх. Результат можно не описывать. На Бельбеке у нас было ещё две отдушины. Первая из них связана с нашим питанием. Мы узнали, что в 10 км от нас, в посёлке Осипенко, в совхозной столовой вкусно готовят. Съездив на мотоцикле туда, мы договорились с девочками, что к 13.15 на столах будет стоять обед (окрошка, мясо с жареной картошкой и холодный компот). Дальше мы отпрашивались на 30 минут у нашего начальника группы, седого капитана по прозвищу "дядя Миша", и, выслушав его традиционную тираду: "Лейтенанты, лейтенанты, пистолеты носите, а у девок просите", мчались на мотоциклах к своей мечте.
  Два слова о мотоциклах. Я в первую же зиму купил подержанный мотоцикл "Панония". Заразил своим примером холостяков, и уже к лету 1959 г. мотоциклы имели 7 офицеров. Случались и казусы. Лейтенанты до того полюбили свои машины, что утром ехали на мотоцикле от домика до туалета аж (!) за 15 метров. В одну из таких поездок лейтенант сломал себе ногу, зацепившись за трубу построенных накануне детских качелей. А на Бельбеке стая любителей-мотоциклистов выдумала себе ещё одно занятие. В 100 метрах от точки проходила взлётно-посадочная полоса (ВПП) истребителей-перехватчиков. На этой ВПП мы устраивали гонки на скорость. Примерно за 2 км от обрыва, где истребители включали форсаж и круто уходили в небо, мы стартовали и гнали до обрыва на полном газу. Победителю вручался какой-нибудь приз. Когда про эту затею узнал комендант ВПП, то он передал нам, что приказал часовому стрелять без предупреждения по мотоциклам. Конечно, мы притихли. Вскоре мы узнали о трагикомической истории. Когда командир авиационного полка приобрёл себе легковой автомобиль, то обучать его вождению взялся заместитель по технической части, который, конечно, не знал о приказе коменданта ВПП. Лучшего места, чем ВПП, для обучения не нашлось. В результате по новенькой "Волге" прогремел выстрел часового, который впервые заступил на этот пост. Командир побелел, вышел из машины и, подойдя к часовому, спросил: "Сынок, как тебя звать?" - "Гриша", - ответил оторопевший часовой. "Гриша ... твою мать, так и убить можно"... Наша уязвленная гордость была отомщена.
  
  Подчинённых на точке у меня было очень мало: я - старший техник, а техником по системе выработки команд был лейтенант Виктор Бучнев, тоже выпускник ГРТУ, но парень, ввиду его места рождения (глухая вологодская деревня), имел некоторые странности. Кроме него, у меня было два оператора - Игорь Шамонов, окончивший среднюю школу с серебряной медалью, и рядовой Суббота, родом из Закарпатья, 7 классов образования. Кроме них, у меня еще числился водитель кабины, но это было лишь на бумаге. Он придавался нам только на период учений, когда мы полностью сворачивали дивизион и колонной по ночам двигались по горным дорогам и степным просёлкам Юго-западного Крыма.
  Последние 20 лет все семьи озабочены призывами в армию своих родственников - дедовщина, неуставные отношения и пр. В конце 50-х - начале 60-х годов мы об этом вообще ничего не слышали. Мне повезло, что отношения между нами на точке и в кабине были дружеские и душевные, несмотря на звания и должности. Так, по просьбе Виктора Бучнева мы ездили в Севастополь покупать ему костюм, баян, и я обучал его первичным навыкам игры. Он впервые увидел поезд в 17 лет, когда ехал поступать в ГРТУ. Поэтому после таких затрат он говорил, что отец мне надрал бы жопу за это. В конце моего пребывания на точке уже младший сержант Шамонов после наших занятий так полюбил электронику, что после армии поступил в Бауманское училище на соответствующее отделение. А перед этим сдал экзамен на знание техники в объёме офицера и получил похвальную грамоту от командующего армией генерала Покрышкина. Рядового Субботу вообще все в дивизионе звали моим Пятницей. Он всегда был готов без всякого приказания помочь по хозяйству нам - молодежёнам, с какой-то особой тщательностью наводил порядок в кабине и очень старательно изучал технику проведения функционального контроля своих систем. После демобилизации он писал мне письма из Закарпатья, например, "Товариш лейтенант. Вышли мне альбом для фоток у моёй бабы". Такие же теплые отношения складывались у меня не только со своими сослуживцами, но и с проверяющими из дивизии. Так, подполковник из дивизии Владимир Борисович Тер-Макаров не только проводил много времени в моей кабине при проверках, не только оказал огромную помощь мне при поступлении в ВУЗ, но и с радушием и вниманием принимал меня на стажировку в моей дивизии после 3 - го курса КВИРТУ.
  Все праздники и семейные события отмечались у кого-нибудь в квартире, где, кроме горячительных напитков, были и песни, и игры в дамский преферанс и пр. Чаще всего в нашей компании были Иван Сергеевич Филин (наш Филиночек), Борис Борщевский (Бобуля, нянька нашего первенца Александра), Г.Ю. Одлис с женой Миркой. При подготовке к поступлению в Академии мы занимались с нашим другом, командиром стартовой батареи Одлисом Генрихом Юльевичем, математикой, начиная с арифметики. Были, конечно, и конфликты, когда неумные жёны начальников по какому-нибудь поводу угрожали нашим молодым жёнам: "Смотри, а то я скажу мужу, и он поставит в наряд твоего мужа". В качестве командира дивизиона чаще всего назначались, наверное по необходимости, люди, абсолютно не имевшие понятия об электронике. Например, майор Яичкин, в то время, когда мы заполночь искали неисправность всем составом технарей, ходил, посасывая папиросу, между кабин и, проходя около кабины со скоплением спецов, мудро изрекал: "Товарищи лейтенанты, ищите неисправность в контактах". На этом его познания в электронике заканчивались. Но, по правде говоря, в 70% случаев он был прав, и, когда мы находили неисправность такого рода, то под общий хохот кричали: "Ну и Яичкин - специалист!". Не могу не вспомнить истинного комиссара капитана Евгеньева, который, в отличие от более поздних "политрабочих", день и ночь заботился о быте, настроении и духовном состоянии целой сотни солдат и двух десятков офицеров дивизиона. Позже мы узнали, что он был комиссован по здоровью и вскоре скончался от рака желудка. Другой замполит Алешин, жена которого закончила музучилище, организовал хор из жен офицеров, и они с удовольствием занимались хоровым пением.
  
  
  С самого начала организации нашего дивизиона всем офицерам была поставлена задача - хорошенько подготовиться к учебному году, готовить наглядные пособия, макеты и пр. У меня возникла мысль - создать действующий макет работы всего комплекса по перехвату воздушных целей. Идея и конкретная схема были разработаны быстро. Но чтобы сделать макет "живым", работающим в режиме реального времени, нужно было множество ламп и реле, которые бы управляли и сигнализировали обо всех процессах, происходящих во время перехвата. Решение пришло совершенно с неожиданной стороны. В то время, по решению Хрущёва, крупные корабли флота резали на металлолом в бухте Северная города Инкерман. Даже недостроенные линкоры стояли у причалов, и мы видели, как резали броню толщиной 500 мм, как демонтировали платы, заполненные элементами автоматики, как резали сотни метров кабелей различного назначения... Старые офицеры и моряки приезжали на берег и плакали, глядя на эту вакханалию. Но наши солдаты выпросили у рабочих по разделке несколько кусков брони, на которые приварили ушки, сделали рукоятку, обмотали броню шинельным сукном и катали это устройство по казарме. Пол предварительно был натёрт мастикой, и всё, что осталось от флота, создавало невероятный блеск пола. Кроме того, солдаты выпросили у рабочих несколько больших плат, заполненных множеством реле. Эти реле и явились основой для автоматического управления работой стенда для обучения личного состава. Для завершения работы над проектом стенда оставалась самая малость - найти мощный источник напряжения 26 в, который позволял бы подключать группы лампочек, отображающих ход работы аппаратуры комплекса во время перехвата цели. Такого источника не оказалось. Тогда я придумал выпилить в инкерманском камне желобки, в них положить обычные грифели от мягкого карандаша и снимать нужное для схемы напряжение, зажимая грифели в любом месте. Получилось бесплатно и универсально. Перед выбором степени мягкости грифелей мы замерили их сопротивление в холодном и горячем состояниях. По ходу работ мы наблюдали очень интересные явления: при подаче на целый грифель напряжения 220 в грифель раскалялся до светло-красного цвета, в этом состоянии грифель становился мягким, как лапша. При снятии напряжения он был хрупкий и превращался в пыль при любом прикосновении.
  По завершении всей работы участникам выплатили вознаграждение за рационализаторское предложение.
  
  Всего за три года мне пришлось побывать на полигоне Ашулук три раза вместо положенного одного. Это происходило по разным причинам. То болел офицер-координатчик в другом дивизионе, то командир полка опасался, что тот специалист, который работал в дивизионе, покажет недостаточно хороший результат. Так или иначе, но мне пришлось трижды пережить описанные выше волнения, и моей профессиональной гордостью до сих пор являются результаты стрельб как по отражательным уголкам, так и по радиоуправляемым самолётам-мишеням. А результаты таковы: при требованиях к промаху, равных 100 х 60 метров, у меня и у моих коллег промахи составляли 10 х 6 метров, 5 х 7 метров и 3 х 4 метра !!!
  Я буду гордиться этими результатами до конца своих дней.
  
  В нескольких словах хотелось бы вспомнить условия, в которых находились практически все подразделения части. Я имею в виду, с одной стороны, требования командования, связанные с обустройством городков, и, с другой стороны, практически никакого материального обеспечения. Впервые мы столкнулись с этим, завершив строительство укрытий для машин комплекса. Дивизион готовился к заступлению на боевое дежурство. Ожидалась комиссия высокого уровня. Поступил приказ - заасфальтировать плац перед казармой. Его размеры составляли примерно 60 х 3 метра. Где взять столько асфальта? Об этом в приказе не было сказано ни слова. В работу включился "хап-способ". За несколько километров выставили солдата в форме регулировщика, и он заворачивал все самосвалы с асфальтом к нам на точку. Приказ был выполнен. Комментарии излишни. Но в этот раз нашим командирам это сошло с рук.
  Хуже завершилось дело "об огурцах". На дивизион у мыса Фиолент был назначен замечательный командир, майор Дедюх, который прибыл к нам с о. Новая Земля. Он участвовал там в операции по уничтожению самолёта-нарушителя государственной границы. Все офицеры дивизиона очень уважали его. Туда тоже поступил приказ - обустроить территорию городка. Тем же способом они соорудили бассейн, достали только им известными способами золотых рыбок из аквариума АН СССР, фактически спёрли из городского сада длиннющие скамейки, вазоны для цветов и около центрального входа в казарму устроили настоящий уголок городского сада на мысе Фиолент. На этом они не остановились. После пробы распахать целину вокруг дивизиона и посеять там огурцы выяснилось - огурцов уродилось столько, что через склад бригады огурцами снабжались все дивизионы. А огурцы всё зрели и зрели. У кого-то возникла мысль - засолить огурцы для питания солдат в течение всей зимы. Но в чём солить? Решили - узнать на Примбуле (Приморский бульвар) дату очередной замены огромной бочки с вином и в ночь на эту дату увезти бочку в дивизион. Так и сделали. Милиция, заметившая эту кражу, кинулась в погоню, но ее остановили у шлагбаума по дороге, ведущей в дивизион. Включились особые органы, бочку пришлось вернуть. А майора Дедюха исключили из партии. Он подал апелляцию в ЦК с объяснением мотивов поступка. Пока шло время реакции на апелляцию, нас собрали в бригаде на очередную читку приказов. Множество приказов касалось хозяйственной деятельности в бригаде, некоторые приказы раздавали "подарки" по поводу ЧП в дивизионах. Так, по поводу пожара на дизелях в нашем дивизионе главному энергетику полка майору Ашихмину было объявлено взыскание и дано указание начальнику строевого отдела и кадров о том, чтобы энергетику отпуск дать где-то в феврале. Ашихмин встал, сказал "есть строгий выговор, но в феврале гастрономы тоже работают". Наконец подошло время зачитки приказа по поводу Дедюха. Мы слышим: "За успешное выполнение ответственного правительственного задания наградить майора Дедюха орденом Красной Звезды". Зал грохнул от смеха - это нашему майору за операцию "огурцы". Потом выяснилось, что награда получена за уничтожение воздушного шпиона. Позже исключение из партии парткомиссия заменила ему на строгий выговор с предупреждением, но зарубка в душе осталась глубокая.
  
   Наступил третий год моего пребывания в зенитно-ракетной бригаде г. Севастополя. Я стал думать о поступлении в Академию. Естественно, все локаторщики и зенитные ракетчики старались поступить в Харьковскую артиллерийскую радиотехническую академию, и я написал рапорт туда же. Рапорт шёл по команде, и до нас дошло мнение командующего армией генерала Покрышкина о том, что нам много "академиков" не надо, пусть служат до 27 лет, попробуют один раз поступить и служат дальше. Вместе с этим мнением нам объявили об отказе. Я с этим мнением не согласился и стал узнавать, как поступить в любой заочный ВУЗ по моему профилю в Севастополе. Во-первых, я узнал, что для военнослужащих заочное обучение в гражданских ВУЗах сопряжено с большими материальными потерями. Все сессии и консультации производятся за счёт отпусков. Во-вторых, срок подачи рапортов для этого вида обучения давно прошёл. В-третьих, ВУЗов моего профиля в Севастополе практически не было. Несмотря на все это, я решил попробовать поступить на факультет электроники приборостроительного института г. Севастополя. Я съездил в город, написал заявление и стал сдавать экзамены. А к поступлению я готовился очень тщательно, особенно по математике и физике. Вместе со мной в своё Бауманское училище готовился мой оператор, в то время уже ефрейтор Игорь Шамонов. Сдавал я экзамены, отпрашиваясь на 2-3 часа, только на "отлично". Где-то посредине сессии меня вызывают в приёмную комиссию. Оказывается , моего заявления недостаточно для приёма в институт. Требуется разрешение опять того же командующего, который мне запретил поступать в Академию. Я вспылил и спросил,
  достаточно ли будет вам предоставления бумаги с генеральской подписью (ведь сроки подачи рапортов Покрышкину давно прошли)? Я сидел перед кадровиком, отставным подполковником, истинным служакой. Он обозвал меня проходимцем, сказал, что будет проверять, кто такой этот генерал, и мы расстались. Я помчался в штаб дивизии к одному из офицеров отдела боевой подготовки Владимиру Борисовичу Тер-Макарову. Объяснил ему ситуацию, попросил под моим заявлением получить подпись генерал-майора Титова, командующего Крымской дивизией ПВО. Пробурчав, что с такими, как я, до пенсии он не дослужит, он пообещал пробиться к генералу. Мне же надлежало посетить КГБ Крымской области и, рассказав всю истинную картину уполномоченному, попросить его подтвердить полномочия генерала Титова в отношении моего поступления в институт. Здесь, к великому своему удивлению, я нашёл полное понимание и красочную характеристику кадровику - сидят же такие дубы. В результате я сдал три экзамена из четырёх - все только на "отлично".
  И вдруг на точку мне звонит Тер-Макаров и сообщает, что в КВИРТУ - Киевском высшем радиотехническом училище Войск ПВО страны объявлен дополнительный набор, что я должен завтра же прибыть к нему вместе с новыми характеристиками, фотографиями, написать рапорт и срочно вылетать в Киев. Я отвечаю, что, во-первых, я артиллерист-зенитчик, а не локаторщик; во-вторых, я уже сдал три экзамена в институт, а в-третьих, я хочу остаться в Севастополе. Он закричал, что я ничего не соображаю, потому как молодой, что Киев - это столица, и что там предстоит пять лет учиться, а не стоять на готовности, и что завтра он ждет меня в 9 часов. Через 2 дня я уже был в Киеве.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  УЧЁБА И ЖИЗНЬ В КИЕВЕ (1961 - 1966 г.)
  
  
  Киев ... мать городов русских, один из древнейших славянских городов. Многолетняя моя мечта (я же ещё в Горьком просил направить меня в Киев). И вот после непродолжительного перелёта из Симферополя я приземляюсь на киевскую землю. Однако, чтобы здесь остаться на 5 лет, нужно сдать столько же (пять) экзаменов, пройти конкурс и быть зачисленным на учебу, т.е. стать слушателем КВИРТУ (Киевского высшего инженерного радиотехнического училища Войск ПВО страны).
  Найти КВИРТУ по адресу оказалось несложным, но дежурный направил меня в район Нивки, где на территории старой воинской части и были организованы приёмные экзамены. Под вечер я попал в довольно обширную казарму. Мне предложено взять матрац, постельные принадлежности, выбрать место и располагаться, чтобы с утра сдать документы и влиться в число абитуриентов. Я оказался на койке, рядом с которой отдыхал Лёня Михин, с которым впоследствии мы дружили более 30 лет, до самых последних его дней...
  Утром я сдал документы и услышал от офицера учебного отдела удивительный вопрос: "Вы готовы сдавать экзамены?" Что я мог ответить, кроме "Так точно!". - " Тогда идите вон в ту группу", и показал в окно на плац. "Она сейчас пойдёт писать сочинение". Ну, вот и всё, подумал я, на этом, наверное, можно и закончить получение моего высшего образования. Это как раз тот предмет, который я абсолютно не готовил в Севастополе. И, как шутили поступающие, я давно забыл, как зовут Евгения Онегина.
  Но когда я встал в строй указанной мне группы, то ребята, увидев мою крайнюю растерянность, успокоили : "Да ты не бойся - у нас на все темы есть шпоры!" С тем и пошли на первый экзамен.
  Здесь надобно отвлечься, чтобы вспомнить о том, что весь предшествующий год я вместе с моим ефрейтором Игорем Шамоновым тщательным образом готовили математику и физику. Что из этого вышло - описано на страницах, посвященных Севастополю, а именно по математике (письменно и устно) и по физике я получил, поступая в приборостроительный институт, только отличные отметки. Ещё раз хочется сказать - о какой дедовщине можно было говорить на нашей зенитно-ракетной точке?
  Поэтому, топая в большущий зал, я про себя решил - до последнего момента буду стараться обходиться без шпор, авось, повезёт со свободной темой. И вот я с ужасом вижу, как преподаватель пишет одну за другой темы, по которым я не могу сказать ни слова. Все три литературные темы выписаны. Кошмар! Пишется название свободной темы - "Подвиг во имя народа - это великое счастье".
  За окнами экзаменационного зала шёл 1961 год. 12 апреля на целых 108 минут взлетел в космос Юрий Гагарин. Герман Титов ещё не совершал свой более чем суточный полёт. Поэтому преподаватель строго предупредила всех нас, что если сочинение будет посвящено только этому событию, то больше тройки она поставить не сможет, ибо тема литературная. Ура! Она невольно сделала мне такую подсказку, что дальше я ничего не слышал и не видел. В качестве ключа к сочинению я выбрал все темы, которые помнил из музыкальной школы, в частности из музыкальной литературы. Я начал быстро набрасывать черновик. Здесь пошли в ход и былинные герои, и Иван Сусанин (Глинка), и князь Игорь (Бородин), и декабристы (Шебалин), и обобщённые герои революции 1905 года (11-я симфония Д.Д. Шостаковича "1905 год"), и герои Великой Отечественной войны ... Когда я очнулся, то увидел, что четырех часов из шести экзаменационных как не бывало. Я стал остервенело переписывать начисто. Еле успел, сдал, не проверив, восемь с половиной страниц. Вышел, как из кино...
  На следующий день, как и после каждого экзамена, было общее построение (около 300 человек). Офицер учебного отдела вызывает тех абитуриентов, которые накануне получили "неуд", и командует им: "Направо, для получения документов шагом марш!" Таких несчастных там быстро назвали "декабристами". Слушаю, готовлюсь выйти, но... нет, уже закончили вызывать, а меня не тронули. Значит, не двойка. Почему-то до конца экзаменов никому не сообщали оценку по сочинению. И я стал сдавать дальше.
  А дальше шла классика - две математики и физика, которые я сдал так же, как и в Севастополе - на "отлично", обнаглев до того, что даже ни одного дня к ним не готовился. Но это происходило не оттого, что я совсем зазнался или перестал уважать эти предметы. Причина была значительно проще - после всех этих экзаменов предстоял ещё один - иностранный язык. А я, после всех перипетий с языком, ещё в Горьком, где вместо французского вынужден начать изучать английский, три года вообще к языку не имел никакого касательства. Поэтому, в то время, когда все нормальные люди готовили математику и физику, я гонял по Киеву в поисках хорошего учебника английского языка, а найдя таковой, стал усердно с самого начала изучать его. Так как на каждый экзамен нам давали для подготовки три дня да плюс дни самих экзаменов, то у меня вышло почти две недели для подготовки иностранного.
  И вот я вхожу на экзамен по английскому, докладываю о прибытии и готовности. Всё на английском языке. Получаю билет. Довольно быстро перевожу (со словарём у меня никогда не было проблем). А дальше следовало составить какой-нибудь короткий рассказик, по которому далее нужно было ответить на несколько вопросов. И я решил, что надо придумать нечто особенное. Получилось что-то вроде следующего: английский язык я изучал в основном на борту самолёта ТУ-104 при перелёте из Симферополя в Москву; всё другое время я был занят беготней по тревоге при защите Севастополя; надеюсь, что если мне удастся поступить, то под вашим руководством я действительно хорошо изучу английский язык.
  Чтение такого текста привело в восторг педагогов, вопросов оказалось мало, но что меня вообще сразило, так это появившаяся оценка "отлично" по английскому языку! Это уже точно как снег на голову. Предполагаю, что это отчасти следствие их знакомства с результатами предыдущих экзаменов.
  В результате, перед мандатной комиссией я узнал, что всего я набрал 24 балла из 25 возможных, т.е., оказывается, я по сочинению отхватил "хорошо" - это при полной неготовности.
  Перед мандатной комиссией среди нас прошёл слух, что из всех поступающих будет набираться какая-то кибернетическая группа. Что это такое - никто понятия не имел, но всем захотелось туда попасть.
  На мандатную комиссию я был вызван в числе первых. Один из нас - Анатолий Волков - набрал 25 баллов и был вызван первым. Теперь он проректор Плехановской академии. А далее среди трёх, набравших 24 балла, в большой кабинет вошёл я. За длинным столом сидели несколько генералов и человек 6-7 полковников. Я доложил и услышал от самого "пузатого" из генералов (я сразу его окрестил как "главного буржуина", но впоследствии узнал, что это был один из начальников факультета, генерал Грибакин): "Ну что, лейтенант, вы будете у нас учиться? Ведь рапорт вы писали в Харьков?" Имелась ввиду АРТА - Артиллерийская радиотехническая академия имени Л.А. Говорова. Я сказал, что если меня с моими оценками откомандируют в Харьков, то возражать не стану. "Главный буржуин" затрясся от смеха, видно было, как трясётся его огромный живот. Я продолжал, что если оставаться в Киеве, то я хотел бы учиться в кибернетической группе. "Но вы же служили в зенитно-ракетных войсках, а здесь требуются знания тактики радиотехнических войск", - продолжал издеваться "буржуин". Я решил провести тот же приём, что и на английском языке, и ответил: "Думаю, что профессионализм ваших педагогов позволит мне освоить и этот предмет". "Буржуин" снова затрясся в смехе, и я был зачислен в желаемую группу. Свершилось!
  Итак, с 1961 года я - слушатель Киевского высшего инженерного радиотехнического училища! Впереди 5 лет жизни в столице Украины, без полигонов, без тревог, безо всякой боевой готовности!
  
  Сразу же на меня свалились вопросы обустройства семьи - к тому времени нашему сыну-первенцу Саше уже исполнился один год. Жена и сын пока оставались на точке под Севастополем. Общежитие в КВИРТУ обещали только на четвертом или пятом курсе.
  Тут я вспомнил, что перед отъездом в Киев командир стартовой батареи Одлис Генрих Юльевич, которого все звали просто Герка, дал мне адрес своей матери, Розалии Григорьевны, и записку, чтобы я в случае надобности обратился к ней. Она была довольно пожилая, давала к тому времени уроки на дому, жила на Брест-Литовском шоссе. Меня она приняла очень радушно, приютила на первое время. Помогла с первичным поиском квартиры. Мы были ей очень признательны. Впоследствии мы с женой несколько раз в год навещали её до самого выпуска.
  Занятия на 1-м курсе были обычные, как, наверное, в любом ВУЗе. Три пары лекций, обед, самоподготовка (в отличие от гражданских ВУЗов) и по домам. Буквально через месяц на кафедре физики я увидел несколько неисправных приборов. У радиотехника зачесались руки. Я оставался по вечерам, многое удалось восстановить, а самое главное - это очень нравилось всем членам кафедры. Вскоре я стал там своим человеком. Моим коронным номером стал ремонт аналоговой электростатической модели, позволяющей решать довольно непростые задачи на поиск оптимальных режимов.
  Но рано мы стали радоваться, что можно упиваться только занятиями. На горизонте замаячил праздник - очередная годовщина Великой Октябрьской социалистической революции или просто "7 Ноября". Почти два месяца мы готовились к параду на Крещатике. Ежедневно с утра 2 часа строевой, потом три пары занятий и т.д. Причём сначала были занятия одиночной подготовкой, потом сколачивались шеренги по 16 человек, затем коробки по 20 шеренг. Всё это завершалось несколькими всеобщими тренировками Киевского гарнизона на аэродроме завода Антонова и, наконец, тремя генеральными репетициями ночью на Крещатике. После этих репетиций нас развозили по различным районам проживания на грузовых машинах под тентом где-то к 2 часам ночи, а в 11.00 начинались лекции.
  За пять лет обучения мне пришлось принять участие в 10 парадах в Киеве по случаю различных событий.
  Конечно, всё это омрачало нашу "студенческую" жизнь, но не настолько, чтобы предаваться унынию - ведь нам было по 23-25 лет!
  Зачёты были сданы вовремя, и приближалась первая сессия. Как-то получилось, что чаще всего мы разбирали всякие вопросы и задачи по разным предметам с моим однокурсником и "одногруппником", Юрой Васиным. При подготовке к первой сессии мы решили все экзамены готовить вместе. Пробовали заниматься в районной библиотеке, но вскоре поняли, что это очень неудобно, как по времени её работы, так и по режиму работы - неудобно разговаривать, негде тренироваться в ответах и пр. Попробовали другой способ - пошли к директору ближайшей средней школы и договорились, что во время зимних школьных каникул нас будут пускать заниматься в какой-нибудь класс. Самым тяжёлым предметом для нас из четырёх сдаваемых, как ни странно, оказалась начертательная геометрия. Одно время я даже представлял себе, как после провала сессии и исключения меня из КВИРТУ я возвращаюсь в свою часть, и меня встречают мои друзья-сослуживцы. Позор неописуемый! Мурашки бежали по коже. Но мы упорно занимались иногда по 10 часов, последовательно решали все задачи, разбирали все трудности, так что, в конце концов, перед экзаменом многое прояснилось, и вся сессия была сдана на "отлично".
  Надо отметить, что в тот год оба факультета были набраны из офицерского состава, которые имели за плечами опыт службы не менее трех лет. Эта особенность, как нельзя кстати, помогла нам в совсем необычном для слушателей деле. Известно, что в цикле общетехнических наук, кроме начертательной геометрии, нас ожидали такие "приятные" предметы, как сопромат и детали машин. А нам в начале учёбы уже сказали, что кибернетическая группа создана для того, чтобы научиться моделировать на ЭВМ, программировать и решать задачи, которые могут помочь работе расчётов на командных пунктах высших звеньев управления в ПВО. Мы стали роптать - зачем же нам сопромат и прочее? Подумав, решили написать письмо начальнику ВУЗов ПВО в Главный штаб ПВО. Сочинили довольно солидную бумагу, в которой просили для нашей группы резко увеличить объём изучения математических дисциплин, а также вопросов исследования операций за счёт тех самых "сопроматов". Самое удивительное было не то, что мы составили и отправили это письмо. Удивительным было то, что все наши просьбы были удовлетворены! Такие мы были учащиеся.
  На втором семестре к общим дисциплинам нам стали подключать, и чем дальше, тем больше, радиоэлектронные и электрические дисциплины. Наш тандем с Васиным сохранялся практически до курсовых и дипломных работ. Юра мне "открывал" глубины знаний по математике (классической) и электрическим машинам, т.к. окончил Рязанское училище энергетиков. А я "преподавал" ему все радиоэлектронные предметы - электровакуумные приборы, импульсную технику, приёмники, передатчики и пр. Сказалось качество радиоэлектронного обучения Горьковского радиотехнического училища. В отношении физических принципов и особенностей работы всех радиоэлектронных схем в КВИРТУ я не получил ни грамма новой информации. Да и до сих пор основные моменты работы схем остаются у меня в голове. Но, конечно, в отношении расчётов всех этих схем после среднего училища мы были, как говорится, сплошные "нули", но это и не вменялось нам в обязанности на том периоде обучения.
  После успешной сдачи очередной сессии Васин всегда жаловался мне: что ж такое, столько предметов сдал, а отвинчиваю заднюю крышку телевизора и ничего не могу понять - где, что и почему он работает!
  После завершения всех курсов классической математики в наших расписаниях появлялись уже новые "кибернетические" предметы - специальные главы высшей математики, синтез ЭВМ, устройство и эксплуатация ЭВМ "Урал-2", "УМШН" или "Днепр", алгоритмизация, программирование и пр. Наша группа - единственная в КВИРТУ и, наверное, в Вооруженных Силах, которая изучала кибернетические предметы практически вплоть до написания дипломного проекта.
  Вообще говоря, главной ценностью любого ВУЗа всегда был его профессорско-преподавательский состав. И здесь нам просто повезло. Целая плеяда замечательных, ярких личностей, хороших методистов и интересных людей постепенно проходила перед нами, по мере преподавания ими различных предметов. В этих заметках невозможно перечислить всех наших педагогов. Но самых запомнившихся личностей хочется упомянуть.
  Прежде всего, на начальных курсах, к ним нужно отнести преподавателей математики и физики. Математический анализ вела у нашего потока (это 5 учебных групп) доцент Кохановская Л.П., которая своей логикой, тщательностью изложения и высокой требовательностью подготовила нас к изучению спецглав высшей математики и привила нам вкус к изучению дальнейших математических предметов. На кафедре физики мы наблюдали сияние двух звезд, которые знаменовали собой смену поколений. Совершенно белоснежный доцент Савченко С.В., который с большим трудом восходил на кафедру, преодолевая три ступеньки, настолько увлекал нас не только физическими чтениями, но и заботливыми сентенциями об опасности ходьбы в гололед и советами держаться подальше от домов во избежание удара срывающимися сосульками. Ему было уже за 80 лет, когда он был вынужден покинуть кафедру. На смену ему восходила яркая, очаровательная женщина, Романова Ираида Андреевна, которая приняла кафедру и руководила ею, наверное, вплоть до того момента, когда "нэзалежна" Украина решила, что ей не нужно "академиев", и позакрывали и АРТА в Харькове, и КВИРТУ в Киеве. Великолепное знание предмета, отточенная методика изложения вопросов, высокая требовательность сочетались у неё с великолепным внешним видом, грациозной походкой, темпераментом, который каждый раз очаровывал нас. Ну, как тут было не выучить этот предмет?
  Впоследствии она даже принимала участие в попытках наставить на путь истинный моего старшего сына Александра, запирая его в своём кабинете, чтобы к концу её лекции он подготовил ей очередную тему и решил несколько задач. Спасибо ей и низкий поклон!
  На старших курсах предмет функции Бесселя и Ханкеля нам читала экстравагантная Шишлянникова В.Н, доцент, которая была настолько неподражаема, что её выражения надолго запомнились нам. Она могла войти в класс и, приближаясь к кафедре, воскликнуть: "Я хочу, чтобы ваша группа душой чувствовала, что это - Несо-обственный интеграл, Несо-обственный интеграл!". Или: "Сегодня у меня насморк, и я буду читать вам Блока!". Поповоду её книги "Бесселевы функции" она любила замечать: "Мой диплом настолько высокого качества, что мужчины-математики вынуждены признать все мои доказательства, приведённые в книге". Когда она замещала педагога и читала нам аналитическую геометрию, то часто для демонстрации осей координат в пространстве она ставила стул на кафедру на одну ножку и вращала его, чтобы показать основные свойства того или другого преобразования.
  Спецглавы высшей математики нам читал доцент Вишневский. Небольшого роста, кучерявый, энергичный, он знакомил нас почти с самыми последними достижениями и направлениями математики. На протяжении нескольких семестров мы сдавали ему очень много экзаменов, которые включали линейное и нелинейное программирование, динамическое программирование и теорию игр, теорию массового обслуживания, теорию оптимального управления, методы и алгоритмы поиска оптимальных значений для дискретных функционалов. Кроме того, Вишневский организовал на кафедре математический кружок, на котором более углублённо рассматривались учебные вопросы, а также рассматривались совершенно новые направления.
   Я с первых занятий стал посещать этот кружок. В 60-е годы в среде теоретиков вычислительных машин было очень распространено освоение функций Матье и Хилла, на свойствах которых были основаны новые троичные элементы вместо всем известных двоичных элементов. В теории доказывалось, что синтез ЭВМ, основанный на таких элементах, более рациональный, чем на обычных триггерах, мультивибраторов и прочих двоичных элементах. Позже выяснилось, что стоимость изготовления и эксплуатации таких "оптимальных" элементов настолько выше двоичных, что постепенно даже японцы, авторы такого подхода, от троичных элементов отказались. Но в годы нашей учебы казалось, что революция вот-вот грянет, и все компьютеры будут работать на новых элементах. Мы изучали эти функции и старались найти применение каждому из их необычных свойств. Вишневский жил в районе Бабьего Яра, там же, где я снимал последнюю квартиру из четырёх частных квартир за всё время обучения. Он несколько раз приглашал меня к себе домой, где мы, всласть позанимавшись функциями Матье и Хилла, играли с ним в настольный теннис. Наш доцент был совершенно необычный человек. На одном из экзаменов, когда я громко, чтобы слышал наш дежурный за дверью, гаркнул: "Билет Љ 16", он, глядя поверх своих очков, сказал: "Товарищ слушатель. Можете жаловаться, но я вам ставлю ОТЛИЧНО!" Я был готов к чему угодно, только не к этому. Через полчаса у меня так растрескалась голова, что мы решили с моим другом Анатолием Клименко сделать разрядку, сходив в кино, и, пропустив по стопочке, отправиться отдыхать.
  Теперь несколько слов, почему я должен был "гаркнуть", а не просто назвать тот номер билета, который выпал мне на экзамене. Дело в том, что в программе, наверное, всех ВУЗов очень много предметов, которыми явно перегружены студенты и имеют очень отдаленное отношение к профилю подготовки специалистов. Об этом уже упоминалось выше, в связи с сопроматом и прочими общетехническими предметами. Мы добились, чтоб нам (кибернетической группе) их заменили на спецглавы высшей математики. Но оставалось ещё много предметов, которые не вязались с нашей будущей специальностью, но исключить которые не было никаких возможностей. Иначе потребовалось бы изменять профиль КВИРТУ. К ним относились такие предметы, как приёмники, передатчики, теория электромагнитного поля, антенно-фидерные устройства и распространение радиоволн и т.п. И вот, чтобы на "прохождение" таких предметов затрачивалось минимум усилий, нами была придумана следующая система сдачи экзаменов.
  На каждом экзамене назначенный дежурный отмечал последовательность номеров билетов у выходящих слушателей. Принималась гипотеза, что эта известная последовательность либо сохранится на следующем экзамене полностью, либо подпоследовательности, которые возникают при перетусовке всех билетов, достаточно длинные. Система работала блестяще, но в начале экзамена требовалась доразведка (обычно первые пять человек), которая подтверждала в различных местах полосы разложенных билетов принятую гипотезу или требовала, по результатам доразведки, проведения повторной разведки. Меня обычно назначали в самую первую разведку в числе первой пятерки. Поэтому-то я и вынужден был "гаркнуть", а не сказать обычным голосом, какой номер билета оказался на заказанном мне месте.
  Кроме обычных лекционных занятий и лабораторных работ, мы учились в тот период, на который выпал максимум различных поисковых проб по реализации так называемого программируемого обучения. Все эти пробы, естественно, проводились на нас. Так что за время обучения мы испытали более десятка различных подходов к этой новой методике.
  Идея такого обучения была проста: после прохождения очередной темы (прослушав лекцию, прочитав учебное пособие, просмотрев на экране и т.д.) предлагалось ответить на несколько вопросов, т.е. провести тест по этой теме. В зависимости от качества ответов, нам предлагалось перейти к следующей порции информации по изучаемому предмету либо вернуться к уже пройденной, чтобы усвоить её более глубоко.
  Технически ввод ответов на пульт управления (кафедру педагога) осуществлялся самыми разнообразными способами: от установки на каждом месте обучаемого простых тумблеров с номерами ответов до ввода номеров телефонным номеронабирателем. Были системы обучения даже с использованием ЭВМ "Днепр". В Киеве устраивались выставки систем программированного обучения, были победители, призёры. Награды вручал командарм армии ПВО, легендарный генерал Покрышкин А.Н. Затем пик этой волны пошёл на убыль, и сейчас все студенты обучаются "постаринке", хотя используют все средства информатики современного уровня.
  Кроме экспериментов по программированному обучению, в КВИРТУ довольно продолжительное время работали курсы английского языка с применением метода гипнопедии. Актовый зал превращался в госпитальную палату. Вечером, перед сном, зал наполнялся слушателями. По динамику им начитывали задание (очередной текст и слова), затем они должны были сами всё это повторить и заснуть. Во время сна по специальной методике в сопровождении приятной музыки с различной скоростью и интенсивностью вновь читались задания. После пробуждения слушатели должны были снова повторить вслух задания, затем задание повторялось по динамику, и все были свободны. Когда мы попытались узнать, какова эффективность этого метода, то наш преподаватель английского языка спросила: "А с чем сравнивать? Ведь если вы все также по четыре или пять раз в сутки проходили бы, читая вслух задания, то все были бы отличники!"
  Конечно, все "женатики" кинулись заниматься гипнопедией, но им быстро наложили запрет, и эти курсы посещали только холостяки.
  
  Начиная с 3-го курса, когда были пройдены основные курсы математики и физики, я узнал, что, кроме кафедр, в КВИРТУ существуют несколько научно-исследовательских лабораторий (НИЛ), которые ведут научно-исследовательские работы в различных направлениях. Мне стало известно, что в НИЛ-3 занимаются моделированием на ЭВМ и с помощью моделей получают различные показатели надёжности сложных систем. Как это делается? Как сюда привлекают программирование? Мне захотелось подробно узнать обо всём этом, или, как говорили сотрудники НИЛ-3, "проползти на животе по всей кухне моделирования" и получения оценок для систем различной степени сложности и различных схем их устройства. Я пришёл в НИЛ-3, познакомился с её сотрудниками и до выпуска из КВИРТУ, что называется, уже не вылезал оттуда. Все курсовые работы, все доклады как на научных конференциях в КВИРТУ, так и в Обществе им. Попова, готовились в НИЛ-3. Там я более подробно изучил и теорию надежности, и математическую статистику, и способы моделирования различных событий, и способы построения моделей сложных систем. Там же я увлёкся и изучением методов и алгоритмов нахождения самых лучших (или оптимальных) решений для самых разных задач. Эти знания как нельзя лучше помогли мне спустя несколько лет при работе над диссертацией. Начальник НИЛ-3 М.М. Ластовченко и его подчинённые Б.П. Креденцер и С.А. Сенецкий фактически ввели меня в мир моделирования и оптимизации, за что я им благодарен на всю оставшуюся жизнь. А мой руководитель курсовых проектов и дипломной работы, Сергей Сенецкий - вообще во многих вопросах выступал и как научный руководитель, и как надёжный старший товарищ. В это время Сенецкий заканчивал работать над своей диссертацией, руководителем которой был член-корреспондент АН СССР полковник Н.П. Бусленко. Интересное совпадение. Бусленко был одним из авторов создания в стране системы контроля космического пространства, замом директора того института, в котором мне после КВИРТУ предстояло работать над воплощением его замысла многие годы. А в КВИРТУ я видел его не только на защите у Сенецкого, но и сидел с ним почти что рядом в ресторане "Метро", что на Крещатике, где по этому поводу проходил банкет. Мало того, ему очень понравилась моя юная жена (нам тогда было лет по 27), и он с удовольствием танцевал с ней в зале. Но совпадения продолжались: у моего будущего научного руководителя Соколова Г.А. долгие годы и руководителем, и начальником был тот же Н.П. Бусленко.
  Бусленко Николай Пантелеймонович (15.02.1922 - 25.02.1977)
  Родился в г. Ржищев (ныне Киевской обл.). Умер 25 февраля 1977 г. в Москве. Окончил Московский университет (1952). Математик. Член-корреспондент по Отделению математики (вычислительная математика) с 1.07.1966 г., член Президиума Научного совета АН СССР по комплексным проблемам кибернетики.
   Основные направления исследований - теория вероятностей, методика статистического моделирования, кибернетика. Известность получили работы по моделированию на ЭВМ сложных систем, функционирующих в условиях воздействия большого количества взаимозависимых случайных факторов; последующие труды посвящены машинным методам количественного и качественного исследования больших систем. Награждён 5 орденами, а также медалями.
   На последнем курсе меня под руководством Сенецкого назначили исполнять хоздоговорную тему "Исследование функционирования радиорелейной системы связи Москва - Будапешт с целью получения её надёжностных характеристик". Я стал строить, программировать и отлаживать модель этой системы. Эта работа переросла в дипломный проект, который впоследствии был успешно защищён на "отлично". Работая позже в Москве, я ещё некоторое время по просьбе Сенецкого выезжал в Балашиху, в проектный институт, занимающийся исследуемой системой, с целью оказания помощи в перестройке моей модели для получения других, новых характеристик системы.
  По ходу разработки модели мне посчастливилось участвовать ещё в одной работе, связанной с экспертизой новой ЭВМ "Мир". Дело в том, что для отладки модели требовалось несравненно больше машинного времени, чем то его количество, что я мог получить в ВЦ КВИРТУ. Модель была запрограммирована на ЭВМ "Урал-2". Поэтому НИЛ-3, а конкретно конечно же Сенецкий, узнавал по всему Киеву, где можно раздобыть машинное время именно на такой ЭВМ, хотя бы ночью. Одним из таких мест оказался Институт кибернетики Украинской АН, которым тогда руководил академик В.М. Глушков, которого мы прекрасно уже знали, благодаря изучению таких предметов, как основы кибернетики, синтез ЭЦВМ и др. Да что мы - весь мир знал этого блестящего математика и организатора науки. И вот я работаю в его институте! С ума можно сойти! Ведь мы слышали столько о Глушкове! Чего стоит его знаменитый ответ секретарше на её вопрос, до какой температуры греть ему обед - конечно, до температуры 36,6 №!
  
  Академик Виктор Михайлович Глушков (24.08.1923 - 30.01.1982) - видный учёный 20-го столетия, автор фундаментальных работ в области кибернетики, математики и вычислительной техники, инициатор и организатор реализации крупных научно-исследовательских программ создания проблемно-ориентированных программно-технических комплексов для информатизации, компьютеризации и автоматизации государственной и оборонной деятельности страны. Глава научной школы кибернетики. Лауреат Ленинской и Государственных премий. Действительный член АН СССР, АН УССР. Почётный член многих иностранных академий. Опубликовал около 500 научных работ, в том числе 30 монографий.
  
  
  Когда он не мог пробить в правительстве очевидные крупные проекты, которые ущемляли чиновников, он говорил:
  Сто раз я клятву говорил такую:
  Сто лет в темнице лучше протоскую,
  Сто гор скорее в ступе истолку я,
  Чем истину тупице растолкую.
   "Бахвалан Махмуд"
  
  Мне довелось видеть его всего несколько раз, а один раз - в сопровождении очень худощавого, высокого пожилого человека, которым оказался один из лучших друзей Глушкова, знаменитый хирург, академик Н.М. Амосов. Как позже я выяснил - это были годы максимально интенсивной работы этих двух гигантов научной мысли по созданию кибернетической модели основных систем человека, а в конце концов и всего человеческого организма.
   И вот в ходе моих работ нам было предложено провести экспертизу новой, только что созданной в институте настольной ЭВМ "Мир". Институт кибернетики хотел предложить эту машину для решения различных расчётных задач на командных пунктах крупных соединений и объединений Вооруженных Сил. Я с удовольствием изучил основные приёмы программирования на этой ЭВМ, разобрался с положительными сторонами этой новинки, увидел её слабые стороны и в своём заключении всё это изложил, добавив ряд направлений дальнейшей работы над этой машиной.
  Над отладкой модели мне довелось работать и на заводе ВУМ (Вычислительные универсальные машины) на окраине Киева, и в других, более мелких ВЦ. Это было незабываемое время!
  Надо сказать, что за годы нашего обучения в стенах КВИРТУ перед слушателями выступали многие видные ученые и военачальники. Нам было интересны не только сами вопросы, но и та манера изложения, широта видения проблем, которые были нам в новинку. Теперь, спустя многие годы, думается, что организация таких встреч была частью воспитания нас как инженеров с широким, государственным кругозором. В самом деле, мог ли хоть кто-нибудь из педагогов так осветить проблемы развития производства ЭВМ в стране, способы связи человека и машины, распознавания текстов и речи, как это делал академик Аксель Иванович Берг на наших с ним ежегодных встречах.
  
   Берг Аксель Иванович (29.10.1893 г., Оренбург - 1979 г.), учёный и государственный деятель, инженер-адмирал (1955), академик АН СССР (1946), Герой Труда (1922), Герой Социалистического Труда (1963). Образование получил и Морском корпусе (1914) и Ленинградской Военно-морской академии (1925). Во время 1-й мировой служил штурманом на линейном корабле "Цесаревич". С 1918 г. в Красном флоте. Участник Ледового похода Балтийского флота. С 1919 г. служил на подводных лодках. С 1927 г. пред. секции радиосвязи и радионавигации Научно-технического комитета ВМС РККА. С 1932 г. нач. НИИ связи ВМФ. В 1943-44 г. зам. наркома электротехнической промышленности СССР. В 1944-47 г. пред. Совета по радиолокации. В 1953-57г. зам. министра обороны СССР. Один из главных исследователей проблем радиоэлектроники в СССР. С 1959 г. пред. Комиссии по кибернетике АН СССР.
  Каждую встречу с ним слушатели ждали с большим интересом. Актовый зал был забит до отказа. Академик с трудом поднимался на кафедру (его всегда сопровождал врач с сумкой медикаментов), здоровался с нами и начинал, как он говорил, свой отчёт о различных моментах развития и неудач, решённых и нерешённых проблемах кибернетики. Чувствовалось, что он считает эти встречи своей святой задачей. Пока он встречается с молодежью (нам ведь не было и 30 лет!), до тех пор, по его словам, он живёт. Он, конечно, был вхож в самые верхи правительства и использовал это для поддержки и продвижения новых идей в кибернетике, свежих мыслей, методов и алгоритмов. Нам, например, он рассказывал, как пришли к нему молодые ребята, показали программу, которая настраивается на оператора, а дальше ЭВМ управляется голосом. Сказали, чего и сколько им нужно, чтобы это всё довести до ума и пустить на поток. Я, говорит, старый дурак, поверил, пошёл в научно-технический комитет, выбил, что надо, но воз и ныне там. Позднее я слышал, что распознаются несколько стандартных фраз или команд. Но чтобы проблема распознавания речи была решена в полном объёме - до этого ещё далеко.
  Его болью было и создание индустрии элементной базы в стране, и отработка новых поколений ЭВМ, и многие другие вопросы развития кибернетики.
  Последние месяцы пребывания в КВИРТУ были посвящены подготовке к защите дипломного проекта. Те, кто готовил дипломы в НИЛ-3, то и дело сновали между машинным залом и своими рабочими местами, держа в руках большущие рулоны узких, как туалетная бумага, лент с результатами очередной отладки. Затем сидели и вникали, что и как прошло, а что требует доделки. Исправляли программу, которая представляла собой толстенное кольцо засвеченной киноплёнки с пробитыми прямоугольными отверстиями. Мы научились заклеивать, пробивать на нужном месте, вставлять (фактически вклеивать) целые куски программы и пр. В соседней комнате сидел наш сокурсник, заядлый и очень талантливый электронщик Виталий Степанчук. Он делал дипломный проект, посвящённый созданию прибора, диагностирующего продолжительность времени работы транзисторов. Там шли перепайки, монтаж и другие пробы пера. Ему непонятны были наши метания, и, наконец, он спросил нас: "Ребята, до защиты остается не так уж много времени. Когда вы, наконец, перестанете заниматься ерундой и начнёте чего-то делать?" По его мнению, диплом без паяльника - нонсенс. И он очень удивился, когда узнал, что вот эти самые рулоны бумаги, в конце концов, приведут к созданию различных программ. А эти программы и будут являться основным результатом дипломного проекта.
  Сама защита дипломного проекта на удивление прошла в одно касание. У меня были хорошо выполненные плакаты, где пояснялись структура исследуемой системы, алгоритм статистической модели её функционирования, основные соотношения, используемые в процессе оценки её параметров, и результаты. После сообщения, что эта работа входит в число хозрасчётных тем, выполняемых в КВИРТУ для иногородних институтов, и нескольких ко мне вопросов я услышал единодушное решение об отличной оценке за мой дипломный проект.
  Таким образом, в 1966 году я стал владельцем двух дипломов с отличием - Горьковского и Киевского.
  После защиты предполагалось, что я "железно" остаюсь в адъюнктуре при кафедре надёжности или при НИЛ-3. Но судьба распорядилась иначе: вскоре после защиты дипломного проекта, Сергей Сенецкий, извиняясь передо мной, сообщил, что на это место претендует отпрыск некого влиятельного лица, и из-за меня командование училища иметь неприятности вряд ли захочет. Погоревал я недолго, потому что вскоре я оказался в Москве, где меня и моих сотоварищей ждали ещё более интересные и масштабные задачи. Недаром говорится, что бог ни делает - всё к лучшему. Но об этом в следующем материале.
  
  В заключение киевского материала хочется сказать несколько слов о том, как мы жили в Киеве вне учебного процесса.
  Выше упоминалось, что нам пришлось снимать частные квартиры. Так вот, первой квартирой была небольшая комнатка в частном домике в районе Нивок. Добродушные хозяева и хорошие рекомендации. Был только один недостаток - железная дорога проходила в 15-20 метрах. В первую ночь мы проснулись от жуткого колебания всего дома с его содержимым, как во время землетрясения. Мы испугались, что наш первенец через некоторое время будет подёргиваться.
  Вторую квартиру, уже в обычном "хрущёвском" доме на Куренёвке, на 5-м этаже, нам посоветовал кто-то из ребят. Там жила семья милиционера: муж (капитан), жена и двое детей. Нам выделили комнатку метров 8-9, в которую мы пробирались через их общую большую гостиную. Мне было удобно добираться до КВИРТУ - на одном троллейбусе, комната была теплой. Но спустя некоторое время хозяева стали так ссориться между собой, что становилось страшно, даже не выходя из комнаты. Их крики вроде: "Чтоб тебя рак взял!" - самые милые выражения между двумя супругами. И мы стали искать новую квартиру.
  Третья квартира находилась ещё ближе к КВИРТУ, за Бабьим Яром, в частном доме. Я оттуда ходил в КВИРТУ пешком, затрачивая на это около получаса. Хозяева немного старше нас (Саша и Катя). Катя не работала, а Саша был настолько же прекрасным печником в округе, насколько и пьяницей. Каждый раз после сдачи очередной печи все должны были разбегаться по углам. Он мог бить и жену, и детей, и даже вламываться в нашу комнату. Иногда он был "свой парень", тогда всё было нормально. Один раз я даже удостоился его внимания. Возвращаюсь как-то с очередного экзамена. Несу под мышкой толстенные тома учебников. Саша сидит на крыльце. Настроение благодушное. "Что ты всё время ходишь с толстыми книжками?" - говорит. - "Хоть бы раз выпил со мной!" Я думаю, сегодня-то как раз нужно. "Давай!" - говорю. Он наливает два гранёных стакана водки - бутылка пуста! Ничего себе, думаю, а сам спрашиваю: "Закусить что-нибудь есть у тебя?" Саша немедленно бросает: "Да чего тут закусывать?" Но достал дары Украины - кусок хлеба, луковицу и кубик сала. Так и пришлось пить, чтобы окончательно не потерять вес в его глазах. Но один раз он ворвался ночью в нашу комнату совершенно пьяный и стал орать, чтобы ему отдали его Катьку, которая, по его мнению, лежит с нами в постели...Пришлось снова искать квартиру. Благо оказалось, что буквально в двухстах метрах семейная пара толстяков, не имеющих детей, сдаёт свою времянку.
  Четвёртая и последняя перед получением комнаты в общежитии квартира нам очень нравилась: вроде есть хозяева, вот он в одном дворе их дом, а с другой стороны, мы их иногда не видели по нескольку дней. Наша времянка находилась в дальнем углу их участка. У них был хороший сад, кусты ягод и несколько грядок. Иногда хозяйка просила жену собрать ягоды или яблоки. До самого переселения в общежитие мы ни разу не ссорились с хозяевами, хотя и ни разу не обнимались. А наше автономное существование приносило нам даже некоторые преимущества: все торжества, все праздники, на которые желательно было приглашать друзей, проходили в нашей времянке. Многие из нашей группы помнят этот зеленый, а зимой снежный "ресторан".
  В начале пятого курса нам выделили комнату в общежитии. В одну квартиру вселяли 5-6 семей. В основном у всех тогда было по одному ребёнку. Общая кухня, туалет и ванная комната. Очень тесно, очень неудобно, но зато денег платить совсем не нужно. Так и дожили до выпуска.
  В КВИРТУ, кроме офицеров Советской Армии, на своих факультетах учились (по специальной программе) представители других государств. Так, мне неоднократно приходилось проводить занятия по аналитической геометрии с наследным принцем короля Иордании, с подобным, как теперь говорят, VIP- клиентом из Арабских Эмиратов. Очень симпатичные и толковые парни. Некоторые уже учились в Европе (Сорбонна, Оксфорд), и нам так и осталось непонятно, почему они захотели ещё поучиться в Советском Союзе.
  
  В выходные дни мы старались выезжать вместе с детьми на отдых в зелёные зоны Киева или на пляжи Днепра. Чаще всего это были устье Десны, Пуща-Водица. Осенью вместе с Валентином Вовченко мы часто ездили к нему в Клавдиево за грибами. Места везде великолепные - леса, поля и озёра. За пять лет учёбы мы посетили практически все значимые музеи Киева, и, конечно, Софию, Владимирский собор, Выдебецкий монастырь и Киево-Печорскую Лавру, Золотые Ворота, Владимирскую горку и протопали практически все "схилы" Днепра, включая Аскольдову могилу. Весной мы старались посетить прекрасный Ботанический сад, пожалуй, единственный или очень редкий сад, в котором находится великолепный сиренарий. Если попасть туда в период цветения сирени, то это вообще райский сад с множеством не кустов, а 4-5-метровых деревьев самых разных сортов, расцветок и крон.
  Кроме того, я с большим удовольствием и довольно много работал в библиотеке Киевского университета, рядом с которым в сквере стоял памятник Тарасу Шевченко. Будучи в летних лагерях, недалеко от Лютежа, мы посещали музей "Командный пункт Ватутина и Хрущёва", расположенный недалеко от Лютежского плацдарма.
  В Киеве я впервые соприкоснулся с систематическими уроками плавания в бассейне на Воздухофлотском шоссе. Преподаватель, заметив, как я загребаю, на нескольких занятиях плотно позанимался со мной и ещё с "подававшими надежду". Так что в конце очередного семестра я выполнил норму 3-го разряда по брассу и с удовольствием занимался дальше.
  В эти же годы мне посчастливилось стать членом сборной команды нашего курса по стрельбе. Из боевого оружия (пистолет Макарова) и из спортивного мелкокалиберного пистолета Марголина в конце обучения под руководством нашего тренера Александра Цейтлёнка мне удалось выполнить нормы 2-го разряда.
  И, конечно, нас не обошли, даже в Киеве, гонки на лыжах, которые проходили обычно в Пущей-Водице. Вся наша "бурса" здесь разделились на две группы - любителей побегать и "гонщиков-сачконавтов". Я принадлежал к первой группе, а вторая группа, сориентировавшись на местности и выяснив, что трасса проходит вдоль лесной дороги, пробежав до первого поворота, выходила на шоссе и, поймав грузовик, доезжала почти до поворота, где стоял контролер. Группа спешивалась, отмечалась, и картина "гонки" до финиша повторялась ещё раз. В Киеве зимы были не столь снежными, как в Горьком, но 3-й разряд мне удалось выполнять и здесь, чем я был очень доволен.
  
  Но вот закончилась наше обучение, защита дипломных проектов. Предстоял выпуск и праздничный банкет. Получение дипломов, как это и положено по воинским ритуалам, проходило на плацу. Каждый вызывался из строя, подходил к столу, докладывал, получал диплом и возвращался в строй. Всё торжественно, и в то же время обыденно. Как будто не было пяти лет, десяти сессий, почти полусотни экзаменов и почти стольких же зачётов...
  А к вечеру все выпускники ( и мы, и "демократы") были приглашены в Гарнизонный Дом офицеров, где в нескольких залах и фойе были накрыты столы. Были генералы из командования Киевского военного округа, 8-й армии ПВО и Главного штаба Войск ПВО страны. Был торжественный и очень радостный, надолго запоминающийся вечер. Зная свои кадры, организаторы распорядились - до конца выпускного вечера никто не должен покидать пределы помещения и зелёной территории Дома офицеров. По окончании торжеств многочисленные автобусы развозили выпускников по различным районам города. Не обошлось без происшествий. К утру возле наших двух пятиэтажных домов общежитий, сменяя друг друга, подкатывали до шести машин скорой помощи, отвозя отравившихся выпускников. Оказалось, что всё дело было в слишком раннем приготовлении заливной рыбы и размещения этого блюда на столы. Были жаркие летние дни. И это решило дело. Мне удалось избежать скорой помощи только благодаря моей нелюбви к этому блюду. Немного вкусив заливного, я весь вечер не притронулся к этому блюду. Но, в конце концов, все пришло в норму. Мы получили отпускные документы, попрощались с Киевом и разъехались по отпускам и новым назначениям.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  КАК ДЛЯ МЕНЯ НАЧИНАЛСЯ ЦЕНТР КОНТРОЛЯ КОСМИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА (ЦККП)
  (1966 - 1975 г.)
  
  При поступлении в КВИРТУ (Киевское высшее инженерное радиотехническое училище) летом 1961 года мне повезло: получив на экзаменах 24 балла из 25 возможных, я был зачислен в "кибернетическую" группу. Нам почти 5 лет читали самые различные разделы не только классической математики, но и специальные её разделы, которые, как тогда казалось, обеспечат решение самых сложных проблем. Было очень интересно: теории информации, массового обслуживания, игр, оптимальных процессов, принятия решения при неполной информации, динамическое, линейное и нелинейное программирование. Наконец, теория синтеза ЭВМ, схемы конкретных ЭВМ, статистическое моделирование, алгоритмизация и программирование различных процессов. Думаю, немного найдется ВУЗов тех лет с таким "джентльменским" набором. Училась наша группа блестяще. Окончание КВИРТУ с "красным" дипломом и участие в серьёзных научных разработках, казалось, обеспечит моё поступление в адъюнктуру. Но судьба вывела меня совсем на другую орбиту.
  
  НАЧАЛО НОВОЙ РАБОТЫ
  Весной 1966 года, когда у нас, слушателей КВИРТУ, были практически готовы дипломные проекты, всю нашу "кибернетическую" группу (20 человек более чем из сотни выпускников первого факультета) собрали в одной из аудиторий для разговоров о наших назначениях после выпуска. Начальник курса представил нам "заказчика" на рабочую силу, майора Якубицкого Юрия Николаевича, который сказал, что тот, кто желает, может поучаствовать в большой, интересной и важной работе в одном из московских военных институтов. Работа потребует специалистов различных специальностей в области радиоэлектроники, и в особенности в сфере программирования. Так как для нас, "кибернетчиков", это был "хлеб с маслом", мечта нескольких лет учёбы в Киеве, то практически все мы выразили желание поехать куда-то в Бабушкин. Как мы ни старались выудить у "заказчика", чему посвящена эта большая и важная работа, - всё было бесполезно - Якубицкий обходил эти вопросы или молчал, как партизан.
  Затем аналогичные беседы состоялись и с другими группами, но там уже люди выбирались в соответствии не только с их желаниями, но и с подготовкой.
  В результате подобных бесед после выпуска и проведения отпусков десятки офицеров - выпускников КВИРТУ и ВИРТА - собрались в актовом зале клуба "Бабушкинского", назовём его так, научно-исследовательского института Министерства Обороны. Поясню, что аббревиатура ВИРТА обозначает название Харьковской Военной инженерной радиотехнической академии им. Маршала Советского Союза Говорова Л.А. Перед нами, если мне не изменяет память (прошло свыше 35 лет!), выступили представители двух управлений института: алгоритмического (Курланов Александр Дмитриевич) и вычислительного центра (Швецов Захар Захарович, ныне уже покинувший нас). Они вкратце обрисовали основные задачи, которыми мы должны заняться в ближайшие годы, а также осветили организационные вопросы, касающиеся нашего размещения, условий работы и устройства семей.
  Круг вопросов, связанный собственно с программированием, изучением новых языков, операционных систем, особенностей отладки программ и пр., не вызвал у нас особых затруднений: спасибо специалистам и преподавателям КВИРТУ - здесь мы были подготовлены что надо! Что касается предметной области разработок, в которую мы должны были погрузиться, то она вызвала у нас настоящий шок!
  Дело в том, что все мы имели хорошие знания и опыт практической работы в различных областях той части Войск ПВО страны (Противовоздушной обороны страны), которая относилась к так называемой противосамолётной обороне. Теперь мы слушали совершенно новые, абсолютно неведомые нам слова и понятия, относящиеся к так называемой ракетно-космической обороне (РКО), т.е. к внешней баллистике, астрономии, геодезии и пр. Одним словом, прежде чем заняться непосредственно программированием, нам в течение нескольких месяцев предстояло доучиваться, изучая такие разделы, как модели потенциала Земли, модели атмосферы, системы координат, применяемые в космонавтике и геодезии, переход от одних систем координат к другим, различные методы решения дифференциальных уравнений, сферическую тригонометрию, способы решения уравнений Кеплера и всё связанное с определением характеристик при движении ИСЗ (искусственных спутников земли), модели различных систем отсчёта времени и многое, многое другое. Всё это и составляло предметную область нашей работы - разработку и внедрение в боевую эксплуатацию технических и программно-алгоритмических систем информационного элемента РКО - Центра контроля космического пространства (ЦККП).
  О первых задумках создания ЦККП рассказывает один из фактически главных конструкторов ЦККП, канд. техн. наук Юрий Петрович Горохов:
  "Как-то, во время работы в Болшевском НИИ, мы с Бусленко Н.П. мучительно долго обсуждали проблему контроля космического пространства, её связь с РВСН и противокосмической обороной. У нас никак не выходило такого обоснования, которое сразу бы убедило ЦК и Правительство выйти на соответствующее постановление. Решили передохнуть. Неподалёку от института расположились на траве под громадными соснами, на пеньке появилась водочка с традиционной закуской... . Не прошло и пары часов, как наш "ланч" был завершён, и в голове сверстался отчётливый план действий по обоснованию системы и Центра контроля космического пространства".
  
  Далее, чуть ли не до конца 1966 года мы слушали лекции специалистов института по вышеназванным вопросам. Конечно, многое было непонятно, сложно и уложилось в голове спустя некоторое время. Но благодаря великолепно подготовленным лекторам, нам удалось освоить новые предметы в части, необходимой для начала работ по программированию. О качестве специалистов института, т.е. степени их квалификации, можно судить хотя бы по тому, что одним из "крестных отцов" института был член-корреспондент АН СССР Бусленко Николай Пантелеймонович, заместителем по науке начальника института был лауреат Ленинской премии, доктор технических наук Кислик Михаил Дмитриевич. А в составе научных управлений было много докторов и кандидатов наук.
  Одновременно с обучением нас, программистов, прикрепили к различным алгоритмистам, с тем, чтобы параллельно мы знакомились с алгоритмами, которые в ближайшем будущем должны быть реализованы в виде системы боевых программ.
  И здесь мне в очередной раз повезло: мне предложили работать под руководством тогда ещё кандидата технических наук, а позже - доктора технических наук, профессора Соколова Григория Андреевича. Назначение моё обсуждалось серьёзно - боялись, что вчерашний слушатель высшего училища не потянет "очень сложные" программы планирования сбора информации или не впишется в сроки их сдачи в опытную эксплуатацию. Но, с учётом моего киевского опыта работ по созданию довольно непростых статистических моделей анализа надёжности радиорелейных линий связи, а также с учетом нескольких уже имеющихся "студенческих" научных работ, решение было принято в мою пользу. И вот я лично знакомлюсь с Г.А. Соколовым. Маленького роста подполковник в авиационной форме, насмешливые глаза и поведение, великолепное знание математики, недурное знание немецкого языка, практически абсолютное незнание вычислительных машин и программирования. Я стал знакомиться с его алгоритмом и постепенно преобразовывать его к виду, удобному для программирования. Практически все мои предложения по уточнению схем расчёта, оптимизации использования памяти и пр. принимались им сразу...
  Почти через два года работы все наши программы вовремя были сданы в боевую эксплуатацию расчётам ЦККП. По ходу создания первой очереди программно-алгоритмического комплекса я стал приобщаться к уже "нестуденческой" научной работе. По завершении работ первой очереди, где-то в 1969 году, я прямо спросил Григория Андреевича, что он думает по поводу моих возможностей в отношении написания и защиты диссертации. Ответ был примерно таким: "Каждый грамотный инженер при наличии желания и условии очень большого труда в принципе может защитить кандидатскую диссертацию, а слабоумным и малограмотным тебя вряд ли можно назвать". Так и порешили.
  Он стал моим руководителем, а затем непосредственным начальником и очень хорошим старшим другом на многие годы. За все годы почти 20-летней совместной работы я был с ним в самых разных ситуациях. Это и бесконечные уточнения его алгоритма, а впоследствии обсуждения моих алгоритмических созданий, это и анализ материалов отладок программ. Это и бесконечные обсуждения материалов моей диссертационной работы, как на службе, так и у него дома, и различных материалов статей и докладов на конференциях. Это и совместные прогулки на лыжах по "фряновской" лыжне, и регулярные сеансы плавания в спортивном секторе бассейна "Москва", и участие в соревнованиях по плаванию, и проведение праздничных мероприятий в отделе, и многое, многое другое.
  Немного об организации нашей жизни в начале работы. Официально все мы по штату относились к той войсковой части, которая должна была впоследствии нести службу на ЦККП.
  Вспоминается наш первый приезд осенью 1966 года в ту деревню на краю Московской области, около которой уже существовал гарнизон и около которой предстояло построить и вдохнуть жизнь в будущий ЦККП. Мы увидели довольно много пятиэтажных панельно-бетонных 60-квартирных домов. На центральной площади - большой торговый центр и здание кинотеатра. Мне с моей семьёй из четырёх человек выделили двухкомнатную квартиру на четвёртом этаже. После Киева с частными квартирами и общежитиями на шесть семей это было сплошное блаженство. Забора вокруг гарнизона первое время не было, так что на прогулки ходить было очень удобно.
  В двух сотнях метров от конечной остановки автобуса была симпатичная опушка смешанного леса с высокими деревьями. Нам сказали, что лежащие здесь довольно крупные бетонные опоры - это части будущего лабораторного корпуса ЦККП. Позже, приезжая сюда к семьям, мы каждый раз с жадностью отмечали, насколько продвигаются работы. А они двигались ох как медленно, как нам казалось!
  Несколько лет мы с понедельника по субботу включительно должны были жить и работать в Москве, а вечером в субботу громадный КРАЗ, оборудованный для перевозки людей, вёз нас в далёкий лес к семьям. В воскресенье - отдых: лыжи, прогулки, лес, летом - все дары леса, а в 6.00 в понедельник - отправление машины в Москву на работу. После поездок усталость была приличная: крытый грузовик с лавками в виде досок - это далеко не автобус, но в 28-30 лет это переживалось с юмором и за трудность не считалось.
  Так что дети спали, когда мы приезжали и когда мы уезжали. Естественно, вся тяжесть ухода за детьми и работы по их воспитанию в основном лежала на наших женах. Моя первая (и, думаю, последняя) жена Тамара довольно успешно с этим справлялась. Спустя 30 лет мы иногда обсуждаем результаты такого воспитания. И когда мы пытаемся понять причину некоторых неудач в воспитании детей, то вспоминаем, что в те годы наши жёны были и за мать, и за отца, и работали, и были у себя домохозяйками. Так что я думаю, что, кроме великой благодарности за их безотдышный труд, ничего другого не выдумать.
  Хуже обстояли дела с нашим размещением в столице. Неподалёку от работы нам оборудовали общежитие в бывшем городке КЭЧ (военная коммунально-эксплуатационная часть, что-то вроде гражданских ЖЭКов или впоследствии ДЭЗов). На небольшой территории располагались пара одноэтажных деревянных зданий, отдельно стоящий туалет и какой-то сарай. Тут же к этим "общагам" приклеилось прозвище - "бараки", а вся территория несколько лет "ласково" именовалась "Бухенвальд". Умывались и пользовались туалетом, естественно, на улице. В одном бараке кровати были двухъярусные, в другом - пониже - одноярусные. Вспомнились курсантские годы.
  Летом там была благодать - чистый спортивный лагерь: были штанги и всякие железки для качания мускулов. Мы соорудили стол для пинг-понга, был турник и даже брусья, правда, металлические, военные. Но с наступлением дождей и морозов ситуация менялась. То "закорачивались" электрические провода, подводящие нам напряжение, то не работало отопление, то, наконец, нас одолевали крысы. Так как все офицеры были не заочно знакомы с электроникой, то где-то доставали "кошки", лезли на столбы и устраняли неполадки. Что касается крыс, то сначала притащили кошку, но та быстро удрала: уж больно крупные особи крыс ей противостояли. К зиме было отмечено несколько случаев ночных крысиных укусов спящих офицеров, причём некоторых кусали аж на койках второго яруса! Вызывали сотрудников санэпидемстанции. Бесполезно! Затем придумали более оригинальный способ борьбы - наиболее отважные из нас привязывали к большому пальцу ноги обычную рыболовную леску с крючком и наживкой - кусочком сала из любой колбасы. С началом "клёва" вчерашний выпускник академии просыпался и "подсекал" добычу путём подёргивания ногой. Ставили мышеловки. Израсходовав все известные приемы и не добившись качественных сдвигов в "крысином" вопросе, мы обратились к политработникам. Но у комиссаров 60-х годов обычно здорово получались лишь проверки бесчисленных планов ППР (партийно-политической работы). Ответом на их бездействие стала наша экстремальная выходка, как в бурсе. Она была продиктована всей предшествующей борьбой и безысходностью положения: одну из пойманных крыс кто-то повесил в кабинете замполита прямо над его письменным столом. Нас здорово пропесочили. А мы вновь остались один на один с невероятным противником, учтя место - столица СССР, и время - последняя треть ХХ века. Тогда родилось предложение - пойти с челобитной в Военный отдел ЦК. Многие за этот маневр получили своё от командиров - явно и неявно, но дело стало сдвигаться с мёртвой точки. Во-первых, ускорилось прохождение давно ожидаемого приказа Министра Обороны о переводе ряда офицеров в штат института. Во-вторых, это дало возможность начать расселение их в черте Москвы хоть в какие-нибудь, но в свои, в основном в двух-, а затем некоторых и в трёхкомнатные квартиры. Спустя несколько лет наш "Бухенвальд" снесли, на его месте стоит прекрасное здание учебного заведения. Это место в Бабушкине примерно соответствует нынешнему перекрестку Старо-Ватутинского проезда и Ватутинского переулка, напротив бани.
  Так совпало, что переезд многих семей в Москву и необходимость работать над внедрением на "объекте" всего того, что было создано в Москве, происходили одновременно. Картина с нашим бытом опрокинулась с точностью "до наоборот": теперь мы жили целую неделю в гостиницах гарнизона, где вводился в строй ЦККП, продолжая отлаживать, совершенствовать и готовить для сдачи боевым расчётам все свои программы, а на выходные - ездили в Москву к своим семьям. Как сказал один наш коллега на каком-то партактиве: "Очень трудно жить на две семьи!" - под общий хохот коллектива. Конечно, не все семьи выдержали такое испытание. Были потери и физические, и моральные. Некоторые развелись, другие построили новые семьи. Это касается моральных потерь. А к физическим потерям я отношу гибель младшего сына наших друзей Безручко Володи и Валентины, ещё дошкольника. На строительной площадке гарнизона его засосало в смесь песка и цемента в невыключенной бетономешалке. И ещё - преждевременный уход из жизни нашего хорошего товарища - Позднякова Игоря. Конечно, при нормальных условиях жизни и работы этого можно было избежать. Хоронили мы мальчишку на кладбище в селе Стромынь, сами копали могилу, где посуше... А Игоря похоронили уже в Москве, на подмосковном кладбище рядом с Северной ТЭЦ.
  
  
  НЕКОТОРЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ
  Кроме ввертывания в резьбу серьёзной работы и преодоления различных невзгод, в первые годы после КВИРТУ у меня были и личные достижения.
  Вместе с моим теперь уже безвременно ушедшим товарищем Лаптевым Людвигом Ивановичем мы взяли на себя "соцобязательство" - за первый год сдать все экзамены кандидатского минимума, чтобы потом, когда предстоит работать над диссертацией, не отрываться от дела на подготовку и сдачу этих экзаменов. Свои планы мы выполнили: зимой сдали марксистско-ленинскую философию и иностранный язык, а весной и летом - специальность. Причём готовились, в основном, по вечерам, в своём тёплом "Бухенвальде", когда большинство наших коллег разбегалось по столице по различным "мероприятиям".
  К другому моему достижению я не могу не отнести оказание помощи моей любимой тётушке, Лившиц Наталии Наумовне, доктору биологических наук, профессору, ученице академика Павлова И.П. и Орбели Л.А., которая в те годы заведовала лабораторией в Институте биофизики АН СССР. Но здесь на некоторое время придётся отвлечься от вопросов создания ЦККП, поскольку речь пойдёт о семейных отношениях в широком плане.
  Дело в том, что тётя Наташа была женой моего дяди, Букатина Евгения Александровича, родного брата моей матери. Они с начала 30-х годов ХХ века жили в Москве, а я, начиная с 1953 года, довольно часто гостил у них во время школьных каникул. О них где-то нужно рассказать особо - это очень необычные люди, истинные интеллигенты, каждый превосходный специалист в области своей деятельности. Я безмерно благодарен им за всё доброе ко мне отношение. К сожалению, оба они уже несколько лет тому назад ушли от нас (тётя Наташа - в 1983 г., а дядя Женя - в 1999 г.).
  И вот в те 60-е годы представился случай и с моей стороны хоть немного помочь ей. Пригодились мои знания в области программирования и языка АЛГОЛ. Я нередко по несколько дней жил у них и в процессе бесед слышал, что в лаборатории тёти Наташи существует большая проблема, связанная с обсчётом результатов экспериментов, проводимых на различных животных. Обработка результатов экспериментов должна была производиться с использованием достаточно трудоёмких алгоритмов. Наибольшую трудность доставляли алгоритмы так называемого двухфакторного дисперсионного анализа неравномерных комплексов. В переводе на человеческий язык это означает, что с помощью этих алгоритмов можно оценить, существует ли значимое влияние каких-то двух факторов на выходные параметры изучаемого процесса (поведения) или это влияние случайное. Причём количество экспериментов, по которым происходит оценка для различных уровней факторов, во-первых, различно и, во-вторых, мало.
  Я вызвался помочь тем, что, запрограммировав на языке АЛГОЛ эти алгоритмы, практически на другой день приносил результаты любой серии экспериментов - алгоритмы вместе с трансляцией работали на ЭВМ секунды, в то время как сотрудники лаборатории тёти Наташи вручную должны были считать сотни значений дисперсий различных совокупностей результатов в течение недель и месяцев, делая гораздо больше ошибок, чем ЭВМ, что могло исказить даже выводы о природе изучаемых процессов. Тогда речь шла о выяснении влияния факторов ускорения, невесомости и радиации на эффективность высшей нервной деятельности. Я с большим удовольствием получал и получал результаты, а тётя Наташа, завершая очередной отчет о работе, всё сетовала, что не может поместить мою фамилию в число лиц, принимавших участие в получении результатов, т.к. я работал в закрытом институте.
  Ещё о достижениях. В те же первые годы моей работы в Москве я более глубоко познакомился и с направлением работ моего дядюшки - Букатина Евгения Александровича. По специальности он был химик. Заканчивал МГУ в начале 30-х годов. Но позже судьба свела его с микрофотографией, и этой области он посвятил всю свою творческую жизнь. Если тётя Наташа умело лавировала в море нашей научно-идеологической дикости - от неприятия генетики до отказа от кибернетики, оставаясь на научной работе до глубокой старости, то дядя Женя, как мне кажется, почти всегда напрямую, в лоб боролся с невежеством и социалистическим "комчванством" в научно-технической сфере. Он писал докладные записки руководству ГАУ (Главное архивное управление при Совете Министров СССР), посылал глубокие аналитические исследования в ЦК КПСС, показывая, как мы уверенно скатываемся в яму отходов мировых работ в области практического использования идей и технологий микрофильмирования. Причём его критика всегда была конструктивной. Сотни его работ по микрофильмированию включали практически все области этого направления. Это и фундаментальные работы, касающиеся предельных возможностей съёмки, и масса конструкторско-технологических работ, и множество экспериментальных работ. Но результатом деятельности дяди Жени, наряду с сотнями опубликованных работ и десятками авторских свидетельств об изобретениях, был уход с работы по приказу начальника ГАУ т. Букатина Е.А. практически одновременно с наступлением его пенсионного возраста - 60 лет. Тем не менее, и на пенсии он продолжал планировать и проводить (!) научно-исследовательскую работу, о результатах которой регулярно докладывалось своей парторганизации в ГАУ, в которой он состоял почти до конца жизни. Я уже не говорю о его интересах: здесь и эсперанто, и цветоводство, и туризм, и изобретательство, и проблемы, связанные с гипотезами об Атлантиде, и пр. и пр. Такой вот был человек.
  В промежутках между основными работами, он и приобщил меня к некоторым вопросам информатики, получению цветных стереоскопических слайдов, пересъёмке документов на специальные фотоматериалы и пр. Мы с ним именно в эти годы устраивали у них дома просмотр стереослайдов на специальные алюминированные экраны, применяя поляризованные очки у зрителей. В те же годы мы оборудовали у него в комнате стеллажи, которые занимали все стены до потолка, для хранения литературы. Тогда я обещал, что гарантия на их "качественное функционирование" простирается только в течение 25 лет. Но уже прошло почти 40 лет, а те стеллажи всё держат кипы книг, папок, бумаг, реактивов и пр.
  В последние недели своей жизни (дядя Женя умер в 1999 году) он с благодарностью отзывался о превосходном уходе за ним в течение последних лет со стороны дочерей и внучки. Но сказал мне, что есть одна область, которую он не может доверить им: это всё то, что касается его научного наследства. Он просил меня предпринять ещё какие-то усилия с тем, чтобы его работы не оказались выброшенными и утраченными навсегда. Дело в том, что ещё при его жизни, в первые годы моей работы в Москве, я пытался открыть фонд Букатина Е.А. и в Библиотеке им. В.И.Ленина, и в ГПНТБ (Государственной Публичной научно-технической библиотеке), и библиотеке ВИНИТИ (Всесоюзного института научной и технической информации) - всё тщетно. И только спустя некоторое время после его смерти я попытался вновь вернуть труды Букатина Е.А. в ту организацию, которая всё время отвергала их. Вместе с его дочерью, Букатиной Елизаветой Евгеньевной, мы составили довольно полную опись всего того, что нам удалось разыскать на тех самых стеллажах и в шкафах, и теперь мы имеем решение соответствующей организации об учреждении в Главном архивном управлении Росссийской Федерации личного фонда Букатина Е.А.
  Так я выполнил духовное завещание одного из самых дорогих для меня людей... . Но это было потом.
  
  
  
  
  
  НАЧАЛО НАУЧНОЙ РАБОТЫ
  
   После сдачи первой очереди ЦККП мы продолжали наращивать возможности наших алгоритмов и программ. Работали мы в основном в Москве, выезжая при необходимости на "объект". В это же время, где-то в начале 70-х годов, нам дали в Москве около института двухкомнатную квартирку в "хрущёвке" на 1-м этаже. Однако сразу переехать туда не представлялось возможным: и по условиям жизни там (холод жуткий), и по условиям моей работы в Центре. И вот что интересно: именно на эти годы приходится начинание многих дел. Это и начало работы над диссертацией, и начало усиленного занятия спортом - тогда я выполнил норму 2-го спортивного разряда по беговым лыжам и стрельбе из пистолета. Это и начало занятий съёмками на слайды, киносъёмками, и осуществление всех технологических операций, связанных с этим (проявление цветных фото- и киноплёнок, их монтаж, участие в фотовыставках), и начало байдарочного туризма, включая изучение, конструирование и походы на парусном вооружении, и начало серьёзных занятий на пианино. Сейчас трудно себе представить, каким образом все эти дела можно было осуществлять в одно и то же время.
  Несколько слов необходимо сказать и о работе со смежными организациями.
  Прежде всего, о той войсковой части, которая и являлась, по сути, Центром контроля. Тогда весь её личный состав состоял по преимуществу из молодых людей, полных желания познавать новое и работать, не покладая рук. Часть из них участвовала в монтаже здания, прокладке множества кабелей вместе с монтажными и строительными организациями, другая часть - монтировала вычислительные машины и все устройства, которые занимали достаточно много площади. Позже они стали очень ценными специалистами, каждый в своём деле, и после ухода с объекта промышленных организаций они продолжали грамотно эксплуатировать соответствующие участки. Ну, а мы непосредственно работали с отделами программирования и расчётами, дежурившими в машинном зале Центра. Надо сказать, что в течение долгого времени среди людей "из войск" сохранялось почтительно-трепетное отношение к людям "от науки". Благодаря этому, мы довольно просто решали сотни текущих вопросов, которые возникали во время отладки и передачи программ в опытную, а затем и в боевую эксплуатацию.
  Этому также способствовало и ещё одно немаловажное обстоятельство: некоторые выпускники нашей группы в момент перевода нас в "Бабушкинский" институт высказали пожелание остаться в войсковой части. Вскоре они стали руководителями войсковой части и её отделов, что не могло не сказаться на наших отношениях с Центром в лучшую сторону. Так, мои однокашники Вовченко Валентин Васильевич и Тяглов Валерий Иванович вскоре заняли крупные посты в ЦККП. Вовченко В.В. был назначен заместителем командира этой части, а Тяглов В.И. - начальником отдела программирования. Естественно, что такие вопросы, как выделение машинного времени, выделение магнитных лент, магнитных барабанов и дисков, бумаги для АЦПУ (алфавитно-цифровое печатное устройство) и другие, решались, что называется, "влёт".
  В начале 70-х годов началось переоснащение ЦККП новыми вычислительными машинами. Они были гораздо современнее, чем та единственная, на которой мы начинали работать в 1967 - 1969 гг., а самое главное - этих машин, в конце концов, стало четыре. Если ЭВМ 1-й очереди была машиной с фиксированной запятой, что вызывало массу неудобств, особенно при программировании расчетных задач, то теперь мы ожидали три, а впоследствии четыре вычислительные машины с плавающей запятой. Нашу радость могут полностью понять и разделить только программисты, "понюхавшие" фиксированную запятую.
   Снова мне повезло: когда промышленники сдавали вычислительный комплекс в опытную эксплуатацию, они, уезжая домой в Москву в пятницу, запускали тесты, которые должны были "крутиться" в течение нескольких суток до их приезда. Тесты должны были набирать статистику по сбоям и прочим неполадкам в машинах. Ещё лучше, когда на фоне тестов работают какие-нибудь "функциональные" программы. Но эти программы только ещё готовились. Кто-то выходил в выходные дни на отладку, а в основном на машинах полной загрузки не было. Этим я и воспользовался. К этому периоду я закончил отлаживать ряд приближёных алгоритмов так называемой дискретной оптимизации. Для того чтобы получить оценки их сходимости, необходимо было моделировать нахождение точных решений той или иной задачи методом полного перебора. Но для этого нужно было иметь массу машинного времени. Вот я и предложил специалистам из ИТМиВТ (Институт точной механики и вычислительной техники) свои задачи для "прогона" их на трёх тогда машинах с вечера пятницы до утра, а иногда до обеда понедельника. "Спецы" дали добро. И я в течение довольно длительного периода запрягал "тройку" ЭВМ и получал уникальные результаты для диссертационной работы и для будущей работы боевых программ ЦККП.
  Вообще мне в научной работе везло. Ещё в Киеве, во время учёбы, я получал первые уроки по математическому моделированию у Сенецкого Сергея Александровича. А руководителем его кандидатской работы был уже упоминаемый Н.П. Бусленко. Под руководством Сенецкого С.А. я писал и курсовые, и дипломную работы. Последняя была посвящена получению оценок надёжности сверхнадёжной радиорелейной линии связи Москва - Будапешт. Результаты, полученные при написании дипломного проекта, самым непосредственным образом использовались при проектировании этой линии связи в одном из подмосковных институтов. Творческая обстановка в НИЛ-3 (Научно-исследовательская лаборатория Љ 3) была выше всяких похвал. В течение трёх лет мне довелось работать с замечательными научными сотрудниками (М.М. Ластовченко, Креденцер Борис, Сенецкий Сергей и др.) и наблюдать замечательные человеческие отношения в этом коллективе.
  Я уже немного упомянул о своем уникальном научном руководителе Соколове Г.А. Только что описал, как мне удалось получить "вагон" машинного времени для некоторых доказательств работоспособности приближённых алгоритмов. Хочу вспомнить ещё об одном случае, который подтверждает, что мне просто сопутствовало везение в научной сфере моей деятельности.
  Этот случай, как ни странно, касался отношений с финансистами, и произошёл он во время проведения научных работ в начале 70-х гг. Тогда я занимался изучением и оценкой эффективности работы станций наблюдения за полётами ИСЗ (искусственных спутников земли) оптическими средствами. В то время только завершался ввод в действие мощных сверхдальних радиолокационных средств. Поэтому практически весь Каталог космических объектов вёлся с помощью наблюдений от станций, вооружённых оптическими средствами наблюдения (морскими трубами, теодолитами и телескопами). С Центра контроля мы ежедневно выдавали множество целеуказаний этим станциям, т.е. сообщений о том, когда нужно наблюдать за КО (космическим объектом), под какими углами выставлять телескопы и т.д. Однако получали от станций очень мало ответов. Мы знали, что люди там грамотные, честные и тогда - высокоответственные. Обычно это были или коллективы обсерваторий Астросовета АН СССР, или студенты астрономических отделений физматов университетов или пединститутов. В войсках наблюдения проводились специально обученными солдатами срочной службы. Инструменты, с помощью которых производились наблюдения, тоже были вне подозрений. За всем этим по договоренности следили соответствующие службы войск ПВО и Астросовет АН СССР. Конечно, грешили мы и на точность знания элементов орбит в тогда ещё юном Каталоге космических объектов. Просматривали и ошибки телеграфных пересылок. Но главную причину наших неудач мы видели в том, что нам неизвестны ошибки Гидрометеоцентра. Мы ведь выдавали целеуказания только тем станциям, которые по метеопрогнозу были в "хорошей погоде". И за каждое посланное целеуказание мы должны были платить телеграфу - за пересылку, и станциям - за наблюдение. В месяц выходила круглая сумма, а отдача была незначительная.
  Возникла идея: в течение месяца выдавать на все станции (а их тогда было более 70) полный набор целеуказаний. А затем, сопоставив ответы, определить ошибки метеопрогноза и решить, в каких станциях следует действовать по прогнозу, а в каких - игнорировать метеопрогноз. Однако простота идеи сразу натолкнулась на необходимость иметь приличные суммы, которыми мы должны обладать для выплат при выполнении этого эксперимента. Дело вот-вот заваливалось, не начавшись. И тогда я пошёл с изложением наших нужд к одному финансисту института, прекрасному и отзывчивому человеку, Анатолию Чиликову, ныне тоже, к сожалению, ушедшему от нас. Он, узнав, сколько всё это будет стоить, взял тайм-аут на раздумье и поиск необходимых денег и через несколько дней звонит мне: докладывай начальству, деньги будут, раз это надо для науки. Так мне удалось доказать, что более выгодно выдавать целеуказания на все станции всегда без учёта прогноза!
  Потом мы узнали, что такой прогноз, который нужен для наблюдения ИСЗ, т.е. прогноз прозрачности атмосферы в сумеречные часы, вообще в Гидрометеоцентре не делается. В ходе подготовки программ были организованы, проведены и внедрены в практику новые виды прогнозов - "видимость через атмосферу в сумеречные часы", но всё это было потом...
  В ходе реализации и апробирования новых идей при модернизации программно-алгоритмического комплекса ЦККП в начале 70-х годов мне пришлось выезжать в командировки на различные станции оптического наблюдения (СОН). Я эту сторону своей работы называл научным туризмом. В самом деле, широкая география поездок, множество новых знакомых, особенности обустройства и технологии наблюдений - всё это было очень интересно для меня и полезно для Центра.
  
  
  
  
  
  МОИ ПОЕЗДКИ ПО СОЮЗУ
  Наиболее запомнились поездки в Киев, Кишинёв, Рязань, Калугу и Енисейск. О некоторых моментах этих поездок необходимо упомянуть. Общая цель командировок - ознакомление с технологией проведения наблюдений за движением космических объектов (КО), проверка некоторых новых идей, направленных на увеличение доли ответов по целеуказаниям ЦККП, а также поиск новых направлений повышения эффективности работы сети СОН (станций оптического наблюдения).
  О поездке в Киев и Кишинёв
  В декабре 1969 года состоялась поездка на станции оптического наблюдения в Киеве (начальник СОН - Осипов Александр Кузьмич) и в Кишинёве (начальник СОН - Григоревский Виталий Михайлович). Ездили мы с тогда ещё кандидатом технических наук Вениаминовым Станиславом Сергеевичем.
  Киевская СОН была образована на базе астрономической обсерватории АН СССР, расположенной в центральной части города (в районе Лукьяновки). Конечно, городские засветки сильно препятствовали проведению всевозможных наблюдений, зато общение со старейшим и опытнейшим начальником СОН Осиповым А.К. трудно переоценить. Оно принесло нам очень много разносторонней информации о технологии проведения наблюдений, о некоторых неочевидных зависимостях между отдельными параметрами наблюдения и привело нас к дальнейшим работам как при модернизации своих алгоритмов и программ, так и при планировании совместных работ с Гидрометеоцентром.
  Анализ различных сторон работы станций наблюдения позволил ввести существенные поправки в процесс взаимодействия между Центром и станциями. Так, оказалось, что если учесть временную диаграмму доставки целеуказаний до станций наблюдения и часовые пояса мест расположения станций, то вполне возможно выдавать целеуказания с большей точностью за счёт уменьшения времени прогнозирования положения космических объектов. По мнению начальников станций, применяемая нами характеристика пропускной способности станции хуже отражала существо процесса наблюдения, чем минимальный интервал между соседними наблюдениями. Были пожелания изменить сами моменты наблюдения относительно входа КО в зону наблюдения. Были и уточнения по учёту технических характеристик различных типов наблюдательных приборов. Обсуждались и способы указания важности КО. Для "высоких" КО предлагалось больше пользоваться не телеграфом, а письмами. Большое место в обсуждениях уделялось оценкам вероятности наблюдения в зависимости от звёздной величины и оценкам самой звёздной величины в зависимости от фазы Луны, от угловых расстояний до Луны и пр. Были высказаны претензии к составу и точности целеуказаний, выдаваемых из Центра.
  . В то же время нам предоставлялась полная статистика о показателях работы станций и о погоде во время наблюдений за многие годы.
  Кроме обсуждения рабочих вопросов, в Киеве я провёл несколько экскурсий со Станиславом Сергеевичем, т.к. в течение пяти лет учебы в Высшем училище много бродил по Киеву. В Кишинёве любезный Виталий Михайлович Григоревский лично провёл с нами экскурсию по городу, а во время прощального ужина у него дома очень много рассказывал о своём знакомстве с Туром Хейердалом в Египте и о несостоявшемся из-за его физических недостатков путешествии с Туром на тростниковой лодке "Ра".
  О поездке в Рязань
  Самой основательной поездкой у меня была поездка в Рязань (сентябрь 1970 г.) и работа там с начальником станции наблюдения Василием Ивановичем Курышевым, незаурядной личностью, целиком посвятившей приличный отрезок своей жизни построению, техническому и методическому оснащению тех самых военных ПОНов (пунктов оптического наблюдения), о которых я упоминал выше.
  В Рязанском пединституте он преподавал астрономию, одновременно занимался своей станцией наблюдения и отрабатывал вопросы становления новых для войск пунктов оптического наблюдения. Я знаю людей, которые находят удовольствие в работе над бесконечными доделками и обустройствами каких-то дорогих им мест. Такими местами могут быть гаражи, дачи, собственная квартира и пр. У Курышева таким местом служила станция наблюдения за космическими объектами. Множество хитроумных поделок и приспособлений было выполнено под его руководством для того, чтобы процесс наблюдения шёл как можно лучше. Именно здесь обкатывались различные методики и инструкции для армейских ПОНов. Именно здесь обычные приборы, такие, как труба зенитная командира (ТЗК), приспосабливались для наблюдения за космосом. Здесь появилась основная книга для армейских наблюдателей - "Теоретическое руководство по визуальным наблюдениям космических объектов". Позже Василий Иванович собрал все наработанные им материалы и подготовил для защиты докторскую диссертацию. Горжусь тем, что так совпали обстоятельства, что я мог помочь ему в этом, предоставив свою ещё не засёленную квартиру в Бабушкине рядом с институтом для работы над материалами диссертации.
  Докторскую диссертацию В.И. Курышев защищал на Учёном совете "нашего" института.
  О поездке в Енисейск
  Особая память - поездка в Енисейск в ноябре 1970 года, в город, расположенный на берегу Енисея в 350 км севернее Красноярска, немного ниже по течению от места впадения Ангары. Меня повергли в шок объявления на берегу могучего Енисея о запрете использовать воду из реки в качестве питьевой. Позже я узнал, что этим мы обязаны "великим" стройкам на Ангаре - каскаду различных химических и прочих комбинатов. Так мы отравили практически всю великую сибирскую реку: ведь до Ледовитого океана у ревущего Енисея ещё тысячи километров.
  Енисейская станция наблюдения была выбрана не случайно: дело в том, что я регулярно вёл статистику доли ответов каждой станции наблюдения на наши целеуказания. Так вот, именно эта станция (я до сих пор даже помню её номер - 1078) регулярно "портила" всю мою статистику, выдавая процент наблюдений больше ста (?!) или вероятность ответа на целеуказания - больше единицы (?!). Конечно, такой факт не мог остаться незамеченным и требовал объяснений. К тому же анализ работы станций входил в качестве неотъемлемой части в мою будущую диссертацию. Да и вообще, можно себе представить, какой хохот в Учёном совете вызвала бы таблица на плакате с оценками вероятности, значения которых больше единицы (мы их называли "военные вероятности"). Было решено насчитать для этой станции все целеуказания (т.е. получить моменты времени и координаты звёздного неба для наблюдения за прохождениями космических объектов) на определенные даты и вылететь туда для личной проверки того, как происходит отработка этих целеуказаний.
  Одни воспоминания о дороге чего стоят... Придётся вспомнить, как я оконфузился в полете. До Красноярска мы летели на самолете ИЛ-18 несколько часов. Я давно мечтал пообедать на высоте около 10 000 метров. Со мной рядом летела наша сотрудница Римма Васильевна Гукина, автор алгоритма расчёта эфемерид (или целеуказаний) для оптических станций наблюдения. Невероятно уравновешенная женщина, пунктуальный и кропотливый специалист по внешней баллистике и учёту факторов, благоприятных для наблюдения оптическими средствами. Объявили, что сейчас нас будут кормить. Ура! Исполняется мечта идиота! Только до меня стали доноситься запахи варёной курицы, как я весь покрылся потом, побледнел... Римма Васильевна испугалась - что делать?! Ведь я военный, а военные, в её представлении, никогда плохо чувствовать себя не должны! А я уже знал, что такое со мной в транспорте может быть, и прихватил с собой маленький пузырёк с одеколоном "Шипр". Быстро смочил им носовой платок, прижал к носу, и всё стало проходить, мне стало значительно лучше. Попросил её, чтобы она побыстрее съела оба обеда, а мне оставила только печенье и виноград. Так и сделали. И всё закончилось благополучно.
  А от Красноярска нам предстояло лететь на маленьком самолете АН-24 практически вдоль Енисея. Красоты и впечатления от полёта, конечно, трудно вкратце описать. Но то, что они очень яркие и незабываемые - не подлежит сомнению.
  В Енисейске мы обратили внимание на сплошь деревянные дома и громадные бочки во дворах. Как оказалось - в этих бочках развозили питьевую воду для населения всего города... Издержки великих строек.
  Одно из немногих каменных сооружений - здание пединститута - мы нашли быстро и вскоре познакомились с начальником станции Воротниковым Валентином Александровичем. Худощавый, в очках, он производил впечатление типичного сельского учителя. В процессе работы с ним мы были очарованы его любовью к своему делу, а также любовью его подопечных к нему. Станция наблюдения была оборудована на чердаке пединститута, а чтобы в жестокие ночные сибирские морозы можно было работать, Воротников придумал и с помощью своих питомцев сделал раздвижную крышу. На время наблюдения крыша раздвигалась, всё остальное время - на станции было относительно комфортно. Мы познакомились с особенностями технологии его станции, были участниками наблюдений. Впервые там мне удалось увидеть звёздное небо через телескоп. Впечатление, что ты висишь в этой бездне и со всех сторон окружён далёкими и близкими звездами. Мы знали, что этот эффект обусловлен всего лишь различными звёздными величинами светил, но впечатление от стереоскопической картины от этого не уменьшалось.
  В Енисейске мы узнали, что студенты Воротникова практически наизусть знали карту звёздного неба вплоть до 6-7-й звёздной величины, в то время как невооруженным глазом мы видим звёзды лишь до 3-4-й звёздной величины. Пользуясь этим обстоятельством, они, при наблюдении полета КО, нажимали кнопку отсечки времени, запоминая конфигурацию, в которой было это событие; скажем, засечка сделана, когда КО проходил справа от звезды Альфа созвездия Кассиопеи. После завершения наблюдения все засечки отыскивались на Звёздном атласе Бечваржа - огромные листы которого "вырезали" очень маленький кусочек неба, считывали с атласа соответствующие координаты и приписывали к ним сделанные отсечки времени. Получалась необыкновенная точность! Мало того, после завершения наблюдения всех заданных КО юные астрономы производили расчёт периодов обращения КО, т.е. как бы заводили свой каталог КО, добавляя к основным характеристикам КО ещё так называемую характеристику его видимого блеска или фотометрическую характеристику (постоянный, переменный, мигающий, мерцающий и т.д.). А в следующие сутки производили наблюдения не только по полученным от нас целеуказаниям, но и по "своим" космическим объектам. Фактически в Енисейске действовал свой Микроцентр контроля космического пространства. Так была вскрыта тайна получения "военной" вероятности, а заодно и получен наглядный урок, как глубокие теоретические знания могут помочь на практике при решении задачи эффективного наблюдения космических объектов.
  Когда мы спросили у Воротникова, почему он с таким богатым арсеналом знаний остаётся преподавать в этой глуши, то получили ещё и урок высокой духовной и нравственной культуры. Он ответил нам, что ему не раз предлагали переехать в Красноярск и Новосибирск. Но он решил, что его место здесь: здесь у него любимая работа, обожающие его студенты, семья, предки и их могилы, здесь он полностью может слиться с природой, здесь находятся "его" рыбные, грибные и ягодные места. А что его ждет там, в цивилизованных местах, - вечная суета, интриги, стрессы от необходимости пробивать и пробиваться?... Мы были в шоке, впервые увидев честный, здоровый, самобытный взгляд на бытие, цели в жизни, обоснованный выбор места и способа своего существования в гармонии с духовным и нравственным развитием.
  Я бы назвал эту командировку "Пять дней, которые потрясли мой мир". Мы многое вынесли из Енисейска того, что касается модернизации взаимодействия со станциями наблюдения, оптимизации сеансов наблюдения с учётом психофизических особенностей наблюдателей, но самое яркое впечатление произвела на нас личность начальника станции наблюдения, замечательного человека, Воротникова В.А.
  Обратно до Красноярска мы отправились на "Ракете" вверх по Енисею. Рейс длился 8 часов, мы, двигаясь мимо опасных порогов, наблюдали, как свирепый Енисей наклоняет громадные бакены, словно поплавки. Это был последний рейс в ту навигацию и последние наши впечатления о Сибири и её людях.
   А люди и в самом деле совсем не такие, как в центре России. Маленькое воспоминание. Ужинаем мы как-то в ресторане "Сибирь", который представляет собой большую добротную рубленую бревенчатую избу. В меню, кроме обычных наименований блюд и цен, над каждым разделом какое-то словцо или совет. Например, под заголовком "Напитки" написано: "Пей, да ум не пропей!" Мы с трудом одолеваем огромную порцию пельменей, как вдруг из-за соседнего стола поднимается бородатый мужик в резиновых сапогах с бутылкой водки в руках. Подходит и заявляет мне: "А вот ты мне нравишься!"
  - С какой, говорю, стати? Ведь мы ни словом даже не перемолвились!
  - А у меня нюх на хороших людей. Ну ладно, из горла могёшь?
  - Могу.
  - А баба твоя могёт?
  - Римма Васильевна, вы из горла могёте?
  - Могу, - слышу к своему удивлению, и вижу, как она имитирует глоток, но из горла, потом пригубил и я.
  - Я приглашаю вас в гости, - продолжал бородач.
  - Мы с удовольствием, но у нас работа.
  - Да вы не волнуйтесь, здесь недалеко, всего-то 300 вёрст. Самолёт у меня стоит на поляне. Утром я вас доставлю на вашу работу.
  Мы, ошалев слушали, как он парировал дальше наши объяснения, что работа у нас ночная, с преподавателем и студентами пединститута. Видно было, что широта его души прямо сейчас требовала отлёта к нему в гости.
  О поездке в Калугу
  Перед описанием собственно поездки здесь стоит упомянуть одно тонкое обстоятельство. Дело в том, что сеть станций с оптическими приборами для наблюдений за космическими объектами состояла из двух составляющих: военные пункты оптического наблюдения (ПОНы) и станции оптического наблюдения Астросовета АН СССР (СОНы). Вопросы привлечения ПОНов к наблюдениям решался просто - путём подготовки и высылки в соответствующие войсковые части необходимых приказов через Главный штаб Войск ПВО. Но личный состав ПОНов - это были солдаты срочной службы, конечно, не специалисты-астрономы. Поэтому качество их работы было относительно невелико, творчества ждать не приходилось, но они всегда "под ружьём". Наблюдатели СОНов - это были в основном студенты астрономических отделений пединститутов или университетов. Они и оснащены более технично, и знания имели немалые. Но... они не входили никаким образом в состав Вооружённых Сил и, вообще говоря, не обязаны были еженощно проводить наблюдения за пролетами космических объектов. У СОНов своих научных программ было предостаточно. Для нас наблюдения производились только по договорам с Астросоветом. А поскольку такая "мелочь", как своевременная оплата СОНам, от доблестных военных финансистов поступала к ним зачастую несвоевременно, начинались трения. Мы ведь должны были оплачивать не только собственно наблюдения и почтовые расходы, но и коммунальные услуги СОНов и помогать поддерживать их инструментальную базу. Дело доходило до отказов со стороны СОНов выполнять наблюдения за космическими объектами.
  Помню, что для улаживания вопросов взаимодействия Войск ПВО с Астросоветом из института была направлена группа, состоящая из Вениаминова С.С., тогда ещё кандидата технических наук, и меня. Мы поехали на выездное совещание Астросовета в Калугу в ноябре 1971 года, где рассматривались различные вопросы работы СОНов, результаты их работы по международным программам. Нас напутствовал начальник управления доктор технических наук Курланов А.Д., говоря нам со свойственным ему юмором: "Вы должны внушить ей (Председателю Астросовета АН СССР Алле Генриховне Масевич), что у нас ведётся взаимовыгодное сотрудничество: мы им - целеуказания, они нам - наблюдения". Мы изо всех сил старались навести мосты сотрудничества, загасить неприятные моменты в наших отношениях как во время деловых совещаний, так и во время экскурсий (по городу, по музею и квартире К.Э. Циолковского) и даже во время банкета, на котором я, по поручению моего старшего группы Вениаминова С.С., с большим удовольствием танцевал с очаровательной Аллой Генриховной...
  Итогом всех поездок была большая работа по внедрению в наши алгоритмы и программы большинства из полученных предложений. Кроме того, удалось победить сверхбдительных скептиков, введя в состав целеуказания величины ошибок, с которыми мы знали орбитальные характеристики того или другого космического объекта. Причём эти ошибки были пересчитаны в ошибку по времени ожидаемого наблюдения, что ориентировало наблюдателей в отношении предельного времени поиска космического объекта. В состав целеуказания вошла и одна очень важная характеристика - код фотометрической характеристики КО. Зная её, наблюдатель быстро узнавал, тот ли объект наблюдается в данный момент. Я уже не говорю о существенной модернизации алгоритма расчёта целеуказаний. И, наконец, удалось поставить и выполнить работу с Гидрометеоцентром по определению специальных коэффициентов на каждой станции на всём пространстве страны, которые позволили давать достаточно точные прогнозы прозрачности через атмосферу в сумеречные интервалы. К этому же времени мною практически были завершены исследования по выбору и оценке эффективности приближённых методов дискретной оптимизации, и результаты всех этих исследований были применены к алгоритмам и программам модернизируемого комплекса. В частности, коренной переделке, с учётом разносторонней информации, полученной в ходе различных поездок и раздумий, подверглась подсистема алгоритмов и программ планирования сбора информации от оптических средств, которой я и посвящал всё своё время в течение семи лет после прибытия в Москву.
  Сразу по завершении работ в области планирования наблюдений мне выпала доля участвовать в разработке подсистемы оценки космической обстановки. Подсистема сдана в эксплуатацию в середине 70-х годов. История её создания уже связана с тесной работой как с ГШ ВПВО (Главным штабом Войск ПВО), так и с Генеральным штабом ВС СССР. Основным вкладом моей работы в этой подсистеме была разработка алгоритма оповещения об опасных ситуациях по трассе движения ИСЗ или космического аппарата.
  До сих пор в военной теории было известно, что понимать под оценкой обстановки в применении к обычным видам и родам Вооружённых Сил. При создании подсистемы оценки космической обстановки наибольшую трудность мы испытывали при попытках разработать и предложить всем видам Вооружённых Сил определение, а также конкретное наполнение понятия "оценка космической обстановки". Приходилось участвовать в обширной переписке со всеми Главными штабами ВС СССР, в совещаниях Генерального штаба, доказывая нашу точку зрения на эту проблему. И только после решения концептуальных вопросов мы перешли к разработке алгоритмов, реализующих принятую концепцию. В ходе процессов алгоритмизации и программирования возникали интересные задачи. Так, для разработки быстродействующего алгоритма расчёта параметров сближения выбранного КО со всеми остальными КО пришлось снова поработать в "Ленинке" и доказать, что точек сближения между парой КО на одном витке более двух не может быть. Вместе с А.Г. Клименко на этой основе был разработан алгоритм оценки опасных ситуаций для любого заданного КО.
  
  
  
  
  НЕМНОГО О МОЕЙ ДИССЕРТАЦИИ
  Наверное, даже в те годы немного нашлось бы военных НИИ, где в отделах регулярно проводились семинары на темы, которые помогали сотрудникам отдела расти профессионально. В отделе Г.А. Соколова довольно длительное время велись семинары по теории множеств (обычно их вёл С.С. Вениаминов) и по теории оптимизации (их вёл Г.А. Соколов). Иногда на занятиях обсуждались новые методы обработки информации, работы сотрудников отдела, подготавливаемые на очередную конференцию. Проблемы обсуждались трудные, подходы почти всегда оригинальные. Это была настоящая школа молодых учёных.
  Все мои исследования тех лет так или иначе были связаны с автоматизацией планирования сбора информации от оптических средств. Ядром алгоритма планирования сбора информации следует считать процесс оптимизации некоторого критерия планирования. В течение ряда лет усилиями сотрудников отдела Соколова Г.А. был сформулирован и отчасти формализован критерий планирования, который был чувствителен к двум параметрам: охват целеуказаниями дуги орбиты КО по аргументу широты, и равномерность расположения целеуказаний на этой дуге. Причём задача планирования ставилась как задача оптимизации этого критерия. Выбор такого критерия обусловливался особенностями алгоритмов уточнения орбит КО. А они давали тем лучшие результаты, чем большую дугу к моменту уточнения охватывали накопленные наблюдения, а также чем более равномерно расположены точки наблюдений на этой дуге. Конечно, в задаче присутствовало много различных ограничений, были учтены вероятностная природа и различные информационные веса ожидаемых наблюдений и много других факторов.
  Сила математических методов заключается в абстрактном представлении переменных, функций и алгоритмов. Абстрагирование довольно часто позволяет практически без изменения формул использовать полученные результаты в совершенно другой прикладной области. Так случилось с функционалом планирования. Спустя полтора десятка лет, когда я был уже на пенсии и работал в одном из институтов Госстандарта, мне пришлось оценивать ритмичность работы производства заводов, работающих в интересах выпуска автомобилей "Камаз". Оказалось, что в качестве критерия ритмичности возможно использовать практически без изменения все формулы, используемые при планировании сбора информации. То-то я радовался такой мощи математического аппарата! Причём одно дело читать об этом по отношении к известным математикам и другое дело, когда это разрабатываешь ты сам! Конечно, слова, описывающие состояние автора при этом, бессильны показать все внутренние волнения и весь спектр чувств!
   Все вопросы, связанные с разработкой различных подходов к планированию, исследование эффективности методов оптимизации выбранного критерия, исследование различных вспомогательных факторов, влияющих на эффективность планирования сбора информации, составили основное содержание моей научной работы, которая впоследствии была оформлена как диссертационная работа. В конце 1973 года в институте появилось следующее извещение:
  
  
  ИЗВЕЩЕНИЕ
  21 декабря 1973г. в 14 часов
  в конференц-зале на заседании Учёного совета в/ч 03425
  состоится ЗАЩИТА ДИССЕРТАЦИИ
   на соискание учёной степени кандидата технических наук
  майором-инженером СОЛОМОДЕНКО
   ВЛАДИМИРОМ БОРИСОВИЧЕМ
  на тему "Специальную".
   Официальные оппоненты:
  1. Доктор технических наук, профессор Жуков Геннадий Павлович.
  2. Кандидат технических наук Песков Евгений Платонович.
   С диссертацией тов. Соломоденко В.Б.
  можно ознакомиться в секретной библиотеке.
  Учёный секретарь Совета
  
  Завершению диссертации, а также результатам защиты (15 "белых" шаров из 15 возможных) я во многом обязан моему руководителю, к тому времени доктору наук, профессору Соколову Григорию Андреевичу.
  В процессе подготовки к защите тоже были казусы. Например, один из оппонентов Песков Е.П. звонит мне на объект и сообщает, что в работе нет ни одного совпадения нумерации приложений в тексте и в самих приложениях. У меня волосы дыбом, но вскоре догадываюсь: мы с Соколовым что-то там вставили в работу, и вся нумерация приложений "поплыла". Немедленно выезжаю в Москву. В течение 15 минут исправляю ошибки прямо в тексте, отхожу от ужаса и продолжаю работать. Много часов обсуждений материалов работы было потрачено моим научным руководителем как на рабочем месте, так и на месте дежурного по институту (ночью) во время его дежурства и даже в домашней обстановке в его квартире у Краснохолмского моста. Ещё раз низкий поклон Григорию Андреевичу за его непрерывный труд по моему воспитанию как учёного.
  За годы создания Центра нас, офицеров, участвующих в разработке алгоритмов и программ, не раз поощряли командиры разных уровней, вплоть до благодарностей и денежных премий от Министра Обороны.
  
  Однако не всё было так гладко с образом ЦККП, когда речь заходила о признании его заслуг другими ведомствами или группами учёных. Хочу в заключение очерка о ЦККП привести два случая, свидетелем и участником которых мне довелось быть лично. Думаю, что о подробностях этих событий известно очень немногим.
  Первый случай относится вообще к информации о ЦККП.
  В середине 80-х годов мне несколько раз приходилось бывать в г. Куйбышеве (ныне Самара) на гигантском заводе "Прогресс". В то время Генеральным конструктором там был человек-легенда, но в те времена мало кому известный Дмитрий Ильич Козлов, доктор наук, академик многих академий, лауреат Ленинской и нескольких Государственных премий, кавалер множества государственных наград. Он возглавлял разработку как двигателей, так и в целом космических систем, был одним из ближайших сподвижников А.П. Королёва. Человек очень широкого кругозора и необычайно талантливый организатор гигантской корпорации, которая и выполняла такие гигантские проекты, как запуск человека в космос, полёты на Луну и т.д.
  Обычно командировки туда были короткие, 2-3 дня. Случались и ультракороткие - всего один день. В такие дни я утром ехал во Внуково, подходил к женщине у цветочного киоска, отмечался в списке (прямо как Плейшнер с цветком), проходил на посадку в самолёт, которого нет в расписании. Перелёт в Куйбышев прямо во двор завода "Прогресс", автобус у трапа, и через 15 мин. мы уже сидим на совещании у Д.И. Козлова. Совещание длится до обеда. Обед с перекуром 20-30 минут. Столовая - через коридор от конференц-зала. Когда мы входим туда - все столы уже накрыты полным обедом. Быстро исчезают вкусные блюда, короткий перекур для курящих, и снова на совещание. После второй части совещания - возвращение в Москву уже описанным порядком.
  В одной из таких командировок, а в это время проходила научно-техническая конференция Миноборонпрома, мне предстояло прочитать доклад о ЦККП (основные задачи, возможности по обнаружению, сопровождению, прогнозированию движения космических объектов, выдаче оповещения об их пролётах с учётом их характеристик, а также о перспективах развития). Был там и вопрос о сопровождении фрагментов КО и прочего космического мусора. Я уложился в выделенное мне время, ответил на вопросы аудитории, и вдруг Д.И. Козлов спрашивает у меня: "И что, это всё на самом деле работает, или это всё только проекты?" После моего распространённого ответа, подкреплённого цифрами, что всё это (Центр контроля космоса) ДЕЙСТВИТЕЛЬНО уже в течение более чем 15 лет (!) регулярно сопровождает тысячи КО, что всем организациям, в том числе и Козлову, Центр контроля передаёт оповещения о пролетах иностранных ИСЗ-разведчиков и т.д. Генеральный конструктор поворачивается к своему заму, сидящему рядом в президиуме: "Почему нам и большинству конструкторов обо всём этом до сих пор неизвестно? Это что, действительно всё реально работает?!" Тот, опустив голову, цедит: "Да, это всё так". Козлов, гневно: "Так что же ты... ну ладно, об этом мы потом с тобой поговорим!".
  В более острой форме нежелание признать высокую эффективность работы ЦККП проявилось весной 1985 года, когда "исчезла" работавшая в дежурном режиме одна орбитальная станция.
  Этот второй случай касается тесного взаимодействия ЦККП с ЦУПом (Центром управления полётами). Случай этот произошёл, как это ни печально, в связи с тем, что с орбитальной станции "Салют-7" прекратилась передача на землю телеметрической информации. Для всей системы управления нашими аппаратами этот факт равносилен исчезновению спутника или аппарата. Такие "невидимки" для ЦУПа успешно и устойчиво продолжает сопровождать Центр контроля космоса. И тем более "невидимки" такого размера, как "Салют-7".
  В то время я уже работал в Центре Оперативно-стратегических исследований Генерального штаба, проводя исследования в интересах всей ракетно-космической обороны (РКО). Мне, конечно и поручили (была просьба от ЦУПа и космических войск) разобраться, что здесь можно сделать с привлечением потенциала ЦККП. Моя первая попытка - просто переслать ЦУПу спрогнозированные на нужное время и число витков орбитальные данные требуемого аппарата - окончилась ничем. Баллистики ЦУПа сказали, что, как они и думали, это совсем не то, что надо, что здесь надо делать что-то посерьёзней. Тогда я взял в ЦККП опорные витки и прогнозы движения станции на каждые последующие витки в течение суток и поехал в ЦУП. По нашей предварительной договорённости, баллистики ЦУПа проделали со своими данными то же самое. И когда мы сравнили величины координат станции в прямоугольной системе координат (x, y и z), то ахнули: две из трех координат совпадали неплохо, а величины третьей координаты различались даже по знаку. Всем моментально стало ясно - просто системы координат у "нас" и у "них" разные! Одна из осей развёрнута на 180 градусов в одной организации по отношению к другой. Такое бывает не так уж редко, когда к данным экспериментов и условиям их получения относятся недостаточно скрупулёзно, сверяя все условия на каждом шагу, а заранее уверены, что "у них" всё плохо и с "их" данными ничего не выйдет.
  Одновременно с нашими баллистическими "страданиями" в Центре подготовки космонавтов велась большая работа по выбору лучшего космонавта, который произвёл бы стыковку с молчащим "Салютом-7" с наименьшими затратами горючего из различных точек промаха при выводе на орбиту. В конце концов, был выбран талантливый космонавт Владимир Джанибеков, а бортинженером назначен В. Савиных.
  Окончательный результат известен всему миру: по данным ЦККП, космический аппарат "Союз Т-13" был выведен в район "Салюта-7" с такой точностью, что экипажу спасателей практически не потребовались первично запланированный расход топлива и время на дальнее сближение.
   "САЛЮТ - 7" был спасён!!!
  Но, как вспоминает мой сосед по гарнизону, начальник штаба ЦККП, полковник А.Н. Ларин "пресса тогда, естественно, умолчала, что стыковку проводили с "утерянной" для ЦУПа "молчащей" станцией, которую нашли ТОЛЬКО ПО ДАННЫМ ИЗ ЦККП!
  
  
  Естественно, в эти годы были не только ночные бдения у пультов вычислительных машин. Жизнь шла бурно по различным направлениям. Я уже упоминал, сколько дополнительных дел удавалось делать одновременно. Были публикации в различных научных журналах, выступления на различных конференциях (в Москве и на Балхаше). Стоит добавить, что в эти годы мне удалось выполнить второй спортивный разряд и вплотную приблизиться к нормам первого разряда по беговым лыжам, по стрельбе из пистолета, а также начать осваивать технику горнолыжного спуска в Приэльбрусье с горы Чегет, отдыхая на военной турбазе "Терскол". Я был участником многих соревнований по офицерскому троеборью (бег или лыжи, стрельба, плавание) в командах управления, института и в сборной ПВО на первенствах частей центрального подчинения.
  Дни физподготовки в институте проводились в Челобитьево, причём времени на них выделялось больше, чем по инструкциям. А "дни здоровья" там же! Организатором этих прекрасных меропроиятий был Сухарьян Манук Асвадурович! Своими силами из старой котельной сделали спортзал.
   За почти десять лет жизни в Москве и Подмосковье мы всей своей семьёй много ходили по лесам, сплавлялись по рекам, посетили Волгоград и дачу тёти Зины, с семейством Барановых отдыхали под Адлером в поселке Леселидзе. Впервые на байдарке посетили в походах оз. Селигер, Рязанскую Мещёру, на лыжах - Закарпатье, на байдарках уже с парусным вооружением - озеро Вельё и Верхневолжские озёра. По каждому походу есть отснятые фото- и киноматериалы, но главное - неизгладимые впечатления от красот Среднерусской равнины, от людей, с которыми сталкивала судьба, от многочисленных трудностей и казусов, с которыми связан практически каждый поход.
   Середина 70-х годов ознаменовалась ещё одним очень важным для меня событием. Работая в "Ленинке" над статьями, я попытался попутно сделать простую на вид работу: сравнить США и СССР по уровню жизни на душу населения. Выбрав около 150 показателей, я быстро нашёл цифры для США. А когда попытался найти аналоги для нас - потерпел полное фиаско: в статистике было намеренно введено такое количество несоизмеримых показателей, такое количество лет вообще без данных, что стало ясно, что это дело рук политиков, руководства страны. Попытка обратиться за помощью к историку (доктору исторических наук, очень хорошему специалисту и большому другу моей тёти Наташи) закончилась его печальным советом: "Молодой человек, если вы не хотите больших неприятностей себе и вашей семье, то я очень бы посоветовал вам выбрать другую тему для вашей работы". Дальше, как говорится, ехать было некуда. Это был момент начала ломки моего доверия ко всему, что стояло над нами. До сих пор я, работая с Военным отделом ЦК КПСС, видел там умных, преданных и добросовестных людей. Здесь же была плохо прикрытая попытка идеологов из ЦК оболванить нас, не дать возможности простого сопоставления двух образов жизни, исключить из нашего обхода "буржуйские" представления о нормальной жизни. При этом образ жизни самих функционеров от идеологии был так далек от нашего, кажущегося весьма приличным. Постепенно цепочка подобных "открытий" (публикации дел с дачами и квартирами боссов от партии) привела меня позже к отказу от финансовой поддержки КПСС. При этом основной лозунг о том, что необходимо "обогащать свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество", о котором я упоминал в начале этих записок, остался для меня незыблемым.
  
  ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
   На этом, наверное, пора закончить очень краткое описание первого десятка лет, проведённых в Москве и её окрестностях сразу после выпуска из КВИРТУ, то есть в
   1966 - 1975 гг.
   Что можно сказать в целом об этом периоде? Одной фразой, наверное, можно оценить этот период как время нашей "Болдинской осени". Нам выпало счастье непосредственно участвовать в создании Центра контроля космического пространства, который играл, играет и будет играть большую роль в информационном обеспечении решения многих задач для Государства Российского, как военного, так и мирного характера. Интереснейшая работа поглотила все наши силы, выявила все наши способности и увенчалась достойным результатом!
   Кроме высокой оценки нашего труда Министром Обороны, спустя много лет на праздновании юбилея того самого Бабушкинского института, где жарились, парились и варились все идеи, писались алгоритмы и программы, мы услышали сверхвысокие оценки от начальников других НИИ МО, Генеральных конструкторов в нашей области и учёных различных степеней. Наши сердца наполнялись заслуженной гордостью, а все трудности и неприятные моменты уходили на задний план.
   Лично мне неожиданно удалось услышать там много лестных слов о своём наставничестве и помощи в то время молодым специалистам, а ныне руководителям подразделений и управлений института (Валерий Дикий, Иван Пиргач и др.). Это было очень приятно и трогательно.
  Как-то мне позвонили мои коллеги и передали приглашение поехать прямо на ЦККП отметить теперь уже его юбилей. Я с удовольствием принял приглашение. И вот мы уже стоим в "нашем" машинном зале, где проведено столько бессонных ночей, где радости достижений перемежались с огорчениями по поводу неудач и различных казусов. Вдруг слух мой ухватил какой-то знакомый ритмический рисунок работы АЦПУ (алфавитно-цифрового печатающего устройства). "Что за программа работает сейчас?" - спрашиваю. "Так это ведь ваша, Владимир Борисович, подсистема оценки космической обстановки", - отвечает начальник смены. У меня комок подкатился к горлу. "Я думал, что вы её уже давно выкинули, поменяли на новую". - "А что её менять, если она сделана так, что и спустя много лет всех устраивает". Эти слова много стоят.
  И ещё к оценке моего труда того периода. Как-то в самом конце моей службы в армии мне пришлось снова побывать по делам в "своём" институте. Конечно, после завершения дел зашел к своему незабвенному Г.А. Соколову. Поговорили, повспоминали прошлое. Зашли рядом к Ю.П. Горохову. Разговариваем с убелённым сединой, таким дорогим бывшим нашим начальником. Входит молодой капитан и задаёт какой-то вопрос, открывая потрёпанный, с округлыми уголками в зелёном переплёте том. После его ухода спрашиваю, "Что изучает сей отрок?" Юрий Петрович говорит: "А ты что, не понял? Я каждому адъюнкту перед написанием его диссертации велю взять твою и посмотреть, как это нужно делать!" У меня опять реакция, близкая к только что описанной. Наверное, с годами становишься слишком чувствительным. Пора заканчивать и заключение.
  Закончить этот раздел хочется цитатой из воспоминаний доктора технических наук А.И. Назаренко и кандидата технических наук Ю.П. Горохова.
  "После пуска 1-й очереди прошло более 30 лет. Есть возможность оценить качество работы ЦККП и сравнить характеристики нашей и американской систем. Один из специалистов ЦККП США в Колорадо в 1992 г. Заявил, в частности, что российская система ККП задачу определения времени и места падения КО решает более точно. Хотя объективно, за счет превосходства США в измерительных и вычислительных средствах, они имели все шансы нас обойти. И тем не менее, в то время этого не произошло."
  Ну что тут комментировать?
  Гордость за участие в такой гигантской работе, за многие полученные результаты останется с нами до конца наших дней.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  О МОИХ ПЕРВЫХ ШАГАХ В НАУКЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА
  
  
   К 1984 году я проработал в СНИИ-45 МО практически 18 лет. Защитил кандидатскую диссертацию и пребывал на должности заместителя начальника отдела в звании подполковник у полковника, профессора, доктора технических наук Соколова Г.А. С присвоением воинских званий мне фатально не везло всю мою службу. И наш начальник управления, генерал Курланов А.Д., сетуя на существующий порядок вещей, говаривал, что лучше бы я до конца службы у него был капитаном или майором, а мой оклад мог бы расти до генеральского.
  В Генеральном штабе работал мой давний друг, Панфилов Владимир Сергеевич. В 2005 году мы отмечали полувековой юбилей нашей дружбы. Звонит он как-то мне и приглашает к себе, чтобы узнать мое мнение относительно возможного перехода на службу в Генштаб, в некую научную структуру очень высокого ранга, которая только что создаётся и называется Центр оперативно-стратегических исследований, или ЦОСИ. Заодно, говорит, и со званием всё уладится. Приезжаю, беседуем, узнаю, что для оценки моего уровня мне требуется подготовить и прочитать лекцию перед руководством ЦОСИ и его сотрудниками. Мне предложили тему: "Основные оперативно-стратегические характеристики космических группировок на космическом театре военных действий". Уточняю, что в основном буду вынужден делать упор на характеристики иностранных группировок, так как о наших ИСЗ, как обычно, сведений в "моём" институте нет. Получил добро и после тщательной подготовки и помощи командования института выехал на машине в Генштаб, имея с собой на борту около 15 плакатов (конечно, совершенно секретных). Моя лекция продолжалась, как и было рекомендовано, час с небольшим. На вопросы отвечал легко - сказался большой активный опыт работы в Центре контроля космического пространства (ЦККП). Так что через некоторое время я был приглашён к генерал-лейтенанту Виноградову Михаилу Сергеевичу, тогда исполняющему обязанности начальника ЦОСИ, для решения практических вопросов моего перевода. Удивительным было то, что беседа началась с выяснения, нет ли у меня каких-нибудь вопросов к командованию ЦОСИ. Я сказал, что кадровики обещали оформить мой перевод с понижением оклада по непонятным причинам. Михаил Сергеевич набрал телефон отдела кадров, и через минуту вопрос был решён в мою пользу.
  Какой-то странный генерал, подумал я: занимается со мной, как с родственником. И только спустя несколько лет мне стал известен секрет его чрезвычайно высокой интеллигентности, чуткости ко всем сотрудникам и необычайной человечности. Оказывается, он воспитывался в семье священнослужителя - его отец был настоятелем храма Смоленской иконы Божией Матери у Никитских ворот (другое название - храм преподобного Феодора Студита). В народе храм называют церковью Натальи Гончаровой, т.к. в ней в своё время венчался А.С. Пушкин. Может быть, это было главной причиной того, что Михаил Сергеевич стал безусловным любимцем всех сотрудников ЦОСИ.
  Далее генерал задавал мне вопросы, касающиеся моей будущей работы. Ответы на его вопросы должны были раскрыть мой потенциал, горизонты видения проблем, особенно тех, что находятся на стыке различных ведомств. Видно было, что Михаил Сергеевич остался доволен моими ответами.
  Так я стал сотрудником ЦОСИ.
  Первое время работали мы на Кропоткинской (ныне Пречистенка) улице, в том же здании, где находился Президиум Академии художеств. Говорили, что в этих пенатах ранее располагался Институт военной истории.
  Незаметная дверь вела в новую организацию, которая, по замыслу её создателей, должна была объединить научный потенциал Академии наук, Военно-Промышленного комплекса и науки Министерства обороны. Куратором ЦОСИ был генерал-полковник Гареев Махмуд Гареевич, вообще отвечавший в Генштабе за всю науку и образование в Министерстве обороны.
  Меня познакомили с полковником Слипченко Владимиром Ивановичем и сказали, что пока мы с ним вдвоем должны решать все вопросы, связанные с ПВО. Владимир Иванович уже поднаторел в отношении порядков Генштаба. Он первые месяцы выдерживал шквал моих вопросов, часто дурацких, давал очень ценные советы по сбору информации, которая вот-вот будет нужна, помогал в подготовке первых моих материалов, которые требовались руководству. Но самое главное, Владимир Иванович обладал бесконечным терпением, разъясняя мне азы именно оперативно-стратегических понятий. Я же со своей "технарской" душой далеко не сразу вник в то, что процессы, изучаемые на стратегическом уровне, часто настолько сложны, что пытаться сходу все усилия направить для получения количественных оценок - значить либо не решить задачу вообще, либо получить настолько упрощенноё её решение, что оно никому не будет нужно.
  Сразу же я очень остро ощутил разницу в подходе к решению задач со стороны военных (в том числе генштабовских) специалистов и технических, в основном бывших сотрудников военных НИИ. У первых формулировки были отточенные, структура документов рельефная, выводы ясные, короткие, но количественные оценки, не говоря уже об их обоснованиях, часто даже вовсе отсутствовали. У вторых - тяготение буквально всё и вся измерить, оценить "цифрой", или, как говорится, "поверить алгеброй гармонию" , а что касается оперативно-стратегического оценивания - сплошные пробелы.
  Практически одновременно со мной в ЦОСИ пришёл представитель космических войск, Вахитов Андрей Львович. Он прекрасно знал все вопросы, касающиеся отечественных космических группировок, а также полигонные хозяйства и технологии (как на Байконуре, так и в Плесецке). Мы с ним довольно быстро подружились, как могли, помогали друг другу, и до сих пор сохраняем тёплые, дружеские отношения. Подчёркиваю это только потому, что на протяжении всей моей службы я чувствовал какой-то снобизм у тех, кто служил или был связан с космосом и соответствующим министерством. В своё время мне, как представителю войск ПВО страны, приходилось практически расставлять всё по местам, снимая налёт превосходства у представителей МОМа (Министерства общего машиностроения). Это происходило как на совещаниях у Генерального конструктора Козлова Д.Е. в Самаре, так и в Центре управления полётами (ЦУПе) при работе ЦККП и ЦУПа по спасению космического корабля "Салют-7". К моему большому удовольствию, Андрей Львович оказался приятным исключением.
  "Знатоки" порядков в этом громадном ведомстве сразу обнаружили у нас, новичков в Генштабе, самое слабое звено, как говорилось в известной телепередаче. А именно, у нас полностью отсутствовали информационные материалы по "своему столу". В институтах обычно давалось какое-то время на выполнение задания. Здесь - всегда должно быть всё готово! Так что первое время, параллельно с другими заданиями, мы срочно занялись ликвидацией этого пробела. Здесь было принято, чтобы по каждой системе вооружения или проблеме, за которые ты отвечаешь, в чемодане лежало два ватманских листа размером А4, склеенных скотчем в папку, где были изложены назначение, основные тактико-технические характеристики, размещение, перспективы развития и сравнение с аналогичными системами вероятного противника. В генштабовском народе такие информационные материалы ласково называли "Мурзилки для маршалов". Это были выжимки из многих материалов, требовалась периодическая их коррекция в соответствии с текущими изменениями, но зато в любой момент времени всё необходимое было под руками.
  Наиболее крупные работы первого периода существования ЦОСИ, которые мне запомнились, были разработка комплексной научно-исследовательской работы (КНИР), посвященной возможности ведения крупной войны безъядерными средствами, и разработка материалов для проведения учений "Орбита-86". Надо сказать, что эти работы во многом способствовали нашему становлению как научных работников стратегического звена. Конечно, ближе к нашему прежнему виду деятельности была КНИР. Она была осязаема, понятна по методам и средствам её выполнения и просто интересна. И выводы из этой КНИР были сделаны весьма показательные. Что касается учений, то всё-таки это больше вопрос оперативных управлений и специалистов. Думается, что более эффективным явился бы подход, при котором такие задания поручались бы оперативным подразделениям, но с обязательным подключением по различным вопросам, требующим применения научной методологии, сотрудников ЦОСИ.
  Менее чем через год было сформировано целое направление исследований проблем ПВО. А оно, в свою очередь, стало состоять из двух групп. Одна - занималась проблемами противосамолётной обороны, другая - проблемами ракетно-космической обороны. Последнюю группу и доверили возглавлять мне. Наша группа занималась вопросами противоракетной обороны, противокосмической обороны, системой предупреждения о ракетном нападении и системой контроля космического пространства.
  Направление возглавил полковник Павлюк Борис Иванович. Он был хорошо знаком с традициями Главного оперативного управления и Генерального штаба в целом. Конечно, работать стало легче при такой армии научных сотрудников, но и темы работ стали более сложными. Дальше уже пошло развитие нового коллектива, созданного именно для решения оперативно-стратегических задач.
  В начале работы много было казусов, неудач, но об этом как-нибудь потом. В целом же это был очень интересный отрезок моей жизни.
  
   В мае 1988 г. мне исполнилось 50 лет. В нашем Центре оперативно-стратегических исследований (ЦОСИ) было собрание, был юбилейный приказ с поздравлением от командования ЦОСИ, от соседних направлений, были и поэтические поздравления, указывающие на мои увлечения, например, "Лыжи, и Байкал, и горы, / Зелень крон, ультрамарин небес,/ И необозримые просторы, / И дымком костра зовущий лес" или
   "...Спортсмен, байдарочник, стрелок,
   Пловец, грибник, автолюбитель,
   Фотограф, лыжник и ходок ,
   Природной красоты ценитель!
   ...
   Рассказать интересно умеешь,
   Мастер слова, хотя не артист,
   Говорят, что и САДик имеешь.
   Ходят слухи - отпетый "САДист"!
   ...
   Поколесил ты по Союзу,
   А сколько видел красоты,
   Не нажил, извините, "пуза",
   Куда ещё задумал ты?"
  
   Трогательнее всего было поздравление от "своего" отдела 45-го института, откуда я ушёл в Генштаб несколько лет тому назад. Вместо традиционных помпезных выражений в большой, красивой папке был вложен двойной лист, на развороте которого были какие-то невообразимые каракули и наклеены вырезки из газет. Разобравшись, что к чему, я прочитал на левом развороте листа:
  
  ОТ 45-ГО ИНСТИТУТА В.Б. СОЛОМОДЕНКО
  ПОЗДРАВЛЯЮТ С 50-ЛЕТНИМ ЮБИЛЕЕМ
  ХОРОШО ЗНАКОМЫЕ
  
  Так буду обозначать вклейки из газет.
   А весь остальной лист заполнен подписями моих друзей, коллег и знакомых из того института, в котором я пробыл фактически около 20 лет.
   На правом развороте листа была сплошная вакханалия из прямо и косо наклеенных полосок - вырезок из газет с короткими заголовками, им предшествующими.
  
  И МАЛО ЗНАКОМЫЕ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Д Е В К И
  
  
  
  
  
  
   Лайма Вайкуле, София Ратару, Лариса Долина, Ирина Понаровская
  
  ДЖИГИТЫ - КРАСАВЦЫ
  
  
  Вольфганг Амадей Моцарт Генрих Нейгауз
   Андрей Макаревич Игорь Николаев
   Театр на Таганке и другие.
   Могу честно похвастать - не много на моём счету начальников, которых через 4-5 лет после ухода так тепло поздравляли.
   В то время отмечать юбилеи с использованием спиртного категорически запрещалось. Выход из такого положения был найден довольно быстро: жена моя приготовила такую закуску, что невозможно было понять - собрались пить чай или выпивать по случаю моего юбилея. В части напитков выход был найден ещё проще: на столе стояли чайник и пара кофейников, один из которых был наполнен коньяком. Так что офицеры нашего направления и гости с других направлений ЦОСИ угощались коньяком с кофе и распрекрасным столом от Тамары Александровны. В то время полковникам практически всем разрешали послужить после 50 плюс 5 лет. Но у меня по некоторым причинам уже закралась мысль о прощании с армией.
   Причин было несколько.
   Во-первых, причины чисто профессионального толка. При попытке опубликовать статью, связанную с обоснованием одного подхода из серии несимметричного ответа на противоракетную оборону США, так называемую СОИ, я встретил полное непонимание в редакции журнала "Военная мысль" (конечно, совсекретного), основным замечанием которой было "ну кто же поймёт ваши формулы". Обоснование идеи излагалось с применением теоретико-множественных категорий. Были одобряющие подписи от соседних направлений ЦОСИ (ракетчиков сухопутных и морских). Других журналов, в которых возможно было бы публиковать работы стратегического уровня, у нас в стране просто не было.
   Во-вторых, эффект "братской могилы", который был присущ Генеральному штабу, этой сверхорганизации, мне явно не нравился. Этот эффект сродни профессиональному. Его суть можно пояснить на следующем примере. Во французской газете "Монд" была опубликована статья, "изобличающая" Советский Союз в создании наземной противокосмической обороны с использованием лазерного оружия. Приводились следующие "факты". С французского спутника "Спот" (это спутники дистанционного зондировании и оптико-электронной съёмки в интересах зондирования) были засечены лазерные вспышки в четырёх точках нашей территории: под Семипалатинском, на Байконуре, на Балхаше и в Нуреке (Таджикистан). К нам в ЦОСИ пришла бумага, которая требовала, во-первых, осветить истинное положение вещей, а во-вторых, дать рекомендации по поводу необходимости и характера ответа французам, в том числе и в нашей главной газете "Правда". Так как вопрос был, что называется, прямо по моему столу, то я быстро составил ответ, согласовал его с ГОУ ГШ (Главным оперативным управлением Генерального штаба), с соответствующим отделом МИДа и отправил наверх.
  Каково же было наше удивление, когда через пару дней мы прочитали в "Правде" подвальную статью, в которой всё было изложено не так, как мы рекомендовали, а порой и неверно. Я с возмущением пошёл к своему последнему начальнику, генерал-майору Павлюку Б.И. Выложил ему всё, как есть, и вдруг слышу: - Ты входящий (т.е. исходную бумагу) получил? - Так точно. - Исходящий отослал вовремя? - Так точно. - А чего же ты возмущаешься? Тебя не наказали, не отругали, чего тебе надо? - Я вообще-то специалист в этой области, и если необходимо, то мог бы и отстоять нашу точку зрения, - говорю. - А кому нужна эта точка зрения? Запомни, Генштаб - это братская могила, особенно в смысле авторства! На том и закончили. Подобные примеры были не единичны.
   В-третьих, назревали весьма нежелательные перемены, а именно Центр оперативно-стратегических исследований собирались передавать из непосредственного подчинения Начальника Генерального штаба в подчинение Главному оперативному управлению Генерального штаба, что существенно ограничивало поле для стратегических исследований.
   К тому же знатоки пенсионных вопросов говорили мне, что у меня уже столько выслуги лет, что дальнейшее пребывание в армии никак не скажется на величине моей пенсии.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ЖИЗНЬ ПОСЛЕ АРМЕЙСКОЙ ЖИЗНИ
  
  ИНСТИТУТ ГОССТАНДАРТА
  
   Примерно через год после 50-летнего юбилея я покинул армию и ушёл на пенсию "по достижении предельного возраста". Благодаря заботам друзей-горнолыжников, я быстро устроился на работу в один из четырёх институтов Госстандарта - во ВНИИМАШ. Сватали меня туда прямо в турбазе "Терскол", в одном из номеров. Процедуру выхода из армии я прошёл со скоростью, достойной рекордов Гинесса, подписав все документы прямо в кабинете у терапевта, что я здоров, как бык, и ни в каких обследованиях не нуждаюсь. Правда, через 8 лет и 7 месяцев после ухода на пенсию мне была сделана операция на сердце в госпитале Бурденко, вследствие обширного инфаркта, но это было потом.
   В институте Госстандарта мне пришлось выступать на Учёном совете института с сообщением об основных решаемых мною ранее задачах. Несколько отделов заявили о своём желании принять меня на работу. Но меня "отдали", как и было договорено, в отдел качества. В этом отделе был сектор, возглавляемый бывшим военпредом и горнолыжником. Было ещё два сотрудника, также военные пенсионеры, один из которых горнолыжник. И были две женщины моего возраста. Сектор заключил модную тогда хоздоговорную тему, а о способе её выполнения никто понятия не имел никакого. Сроки выполнения - конец года. К моему приходу не было даже идей, не говоря о методиках или алгоритмах. Им нужен был математик-прикладник. Ибо речь шла об оценке эффективности функционирования ни много ни мало, как КБ всех заводов объединения КамАЗ в г. Набережные Челны, или, как их называли, Научно-технического центра. Всего заводов, а следовательно и их КБ, было около20. Я пришёл летом, а завершение работы намечалось менее чем через полгода. Поэтому с первых дней моей гражданской жизни я оказался в цейтноте.
   Быстро оценив обстановку, я предложил начальнику сектора слетать на КамАЗ, чтобы на месте разузнать, что им интереснее оценивать, что выбирать в качестве критерия оценки эффективности. Так и сделали. Многочисленные беседы с начальниками КБ и заместителем генерального директора КамАЗа по качеству дали мне много полезной информации для разработки этой темы. Фактически вырисовывалось два критерия. Один касался оценки минимизации дефектов разного рода в различных системах, а другой - минимизации "штурмовщины", как источника различного рода дефектов. Первый критерий математически выражался очень просто, в виде взвешенного математического ожидания количества различных дефектов, а над вторым критерием пришлось поразмыслить. Для расчёта первого критерия во всех КБ информации было предостаточно - это данные о дефектах из различных гарантийных центров по всему Союзу, которые стекались в Набережные Челны.
   Идея второго критерия, как ни странно, пришла... из космоса.
   При описании моего участия в работах по созданию ЦККП (Центра контроля космического пространства) упоминалось, что нам удалось создать критерий, который "чувствовал" неравномерность расположения измерений положения спутника на его орбите. Немного подделав тот критерий неравномерности, я получил выражение, которое было "чувствительно" к любому неравномерному выпуску продукции, а уж тем более к "штурмовщине". Кроме того, этот критерий был чувствителен и к неравномерности качества продукции, если изменить исходные данные. Для того чтобы привязать "чистой воды математику" к реальным документам КамАЗа и затем разработать методику получения необходимых цифровых данных, мы с начальником моего сектора вновь полетели на КамАЗ. Теперь уже стало легче, потому что идеология уже была согласована с верхами КамАЗа, остальная часть хоть и была объёмной, но это уже было делом техники.
   Поэтому в этой командировке нашёлся день, когда мы съездили в Елабугу.
  Город Елабуга - небольшой и тихий, имеющий богатую, более чем двухсотлетнюю историю, известный в царской России и за её пределами как торгово-купеческий - переживает своё новоё рождение.
   Город расположен на правом берегу реки Кама, в 210 км на восток от г. Казани, и находится в географическом центре промышленно развитого региона.
  По плитам тротуаров, истёртых ногами многих поколений, ступали замечательный русский пейзажист Иван Иванович Шишкин и его не менее известный отец Иван Васильевич Шишкин - местный Кулибин, краевед, общественный деятель. Шли к ним гости, дорогие и жданные: знаменитая "кавалерист-девица" Надежда Андреевна Дурова, художники братья Верещагины и Карл Гун. Спешил на лекции в реальное училище Дмитрий Менделеев. Помнят эти плиты шаги Владимира Галактионовича Короленко, приезжавшего в город на знаменитый "мултанский процесс". По ним шли неторопливо, вглядываясь в лица горожан в поисках персонажей для своих произведений, Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин и Алексей Николаевич Толстой, спешил на занятия юный Владимир Бехтерев. А сколько ученых прошагало по тротуарам Елабуги!
  
   Мы посетили музей Шишкина, нашли могилу Марины Цветаевой, про которую местные старожилы говорили нам, что они долгое время думали, что это "мужик какой-то, вечно бродит с цыгаркой...", прошлись по ряду торговых точек, в одной из которых с изумлением увидели в продаже полный набор предметов, предназначенный для конской упряжи. Уехали мы из города одним из последних автобусов, посмотрев по дороге грустную картину - раскинувшийся на большом пространстве котлован со множеством вертикально стоящих бетонных опор: уже тогда застопорилась стройка нового автотракторного гиганта.
   На самом КамАЗе к нам относились с должным почтением, показали весь главный конвейер (около 2 километров). Это, конечно, впечатляющее зрелище. У нас на глазах из поступившей в начало конвейера рамы, постепенно обрастающей различными деталями, в конце конвейера готовый КамАЗ заводился и съезжал своим ходом на двор готовой продукции! Там же нам показали какой-то маленький конвейер и пояснили, что здесь выпускается автомобиль "Ока", или, как там говорили, "выкидыш КамАЗА".
   Конечно, поразила нас согласованность работы всех участков, достаточно высокий темп, а также вопросы организации обеденного перерыва. Работа мгновенно прекращалась по ревуну. Люди спускались в подземные переходы во многих местах. В переходах, отделанных белоснежной плиткой, они мыли руки и поднимались прямо в столовую, где у каждого было "своё" место и уже стоял комплексный обед. Несколько минут обеда, отдыха, возвращения в цех, тут же получение различных товаров (тогда распределялось много чего, вплоть до мыла), затем снова ревун, и конвейер вновь пошёл. Просто невероятно!
   Перед Новым, 1990 годом мне пришлось ещё раз слетать на КамАЗ. Там состоялась защита этой хоздоговорной темы. Защита прошла успешно. Мой институт успешно получил какие-то деньги, а я был очень рад, что мои математические экзерсисы, проводимые при создании ЦККП, оказались пригодны в совершенно другой области.
   Следующей задачей, возложенной на меня в этом институте, оказалась задача изучения с целью последующего внедрения на предприятиях так называемых систем управления качеством (СУК). Использовались западные, в основном американские и германские разработки, идея которых фактически являлась дальнейшим развитием научной организации труда (НОТ). Институт предлагал предприятиям заключать договора на создание СУК с последующим техническим руководством и сопровождением всего процесса. Естественно, за деньги. Подковавшись основательно теоретически, мы с моим начальником, Владимиром Тимофеевым, отправились на Днепропетровский завод тяжелых механических прессов. Но, как и ожидалось, там было не до систем, не до управления и не до качества. Завод еле держался на плаву. Они гордились лишь тем, что у них хватит заказов ещё лет на двадцать в Германию и другие страны. А заказ заключался в отправке материала из нержавеющей стали для оси (!) без единой проточки, без обработки. Просто как болванка-полуфабрикат. Их основное изделие - механические прессы, как оказалось, берут на Западе исключительно из-за основной отшлифованной платформы размером 25х10 м, горизонтальная плоскость которой выдерживалась с точностью до 0,1 мм по всей поверхности. А всю гидравлику, электронику, автоматизацию - всё это сразу выбрасывали и меняли на своё оборудование. И при этом зам. Генерального директора по качеству нам говорил, что никакие системы управления качеством ему не нужны. И вообще он здесь работает потому, что у него всегда под рукой около 20 цехов, готовых выполнить для его дачи любой заказ, был бы лишь эскиз. И что на его даче смонтирован гараж из листов нержавеющей стали такой толщины, что если на гараж упадёт атомная бомба, то он погнётся, и всё!
   Вообще, насколько мне известно, в те годы идея с разработкой и внедрением СУК в России не пошла по многим причинам.
  
   Начальником отдела вскоре после моего прихода в институт стала Жанна Николаевна Будённая. Да, да, это не однофамильцы, это невестка легендарного маршала Семена Михайловича Будённого. По её рассказам, он умирал практически у неё на руках. Сейчас она - директор института ВНИИмаш. Когда она была поставлена во главе отдела качества, то после нескольких бесед мы выяснили, что и её, и мой младший сын Сергей - оба служат в Германии. И до конца моей работы в институте у нас с ней были самые тёплые отношения и полное взаимопонимание. Собственно, они таковыми остаются и по сей день. Хотя сейчас мы общаемся от случая к случаю по телефону.
  
   Так вот, однажды Жанна Николаевна и говорит мне, что с нашим институтом хотела бы работать американская компания, которая будет продавать нашим руководителям предприятий и конструкторам стандарты любой страны и по любой отрасли промышленности. Однако для этого мы должны научиться пользоваться их базами данных и использовать солидную библиотеку стандартов на лазерных дисках. Я попросил показать, что это за программы и описания, понял, что мне здесь практически всё понятно и без перевода, и сказал, что можно соглашаться, если все исходные материалы будут нам предоставлены. Работа по новой тематике развернулась.
   Меня познакомили с руководителем представительства этой компании, экстравагантной Бэтси Хууд и с её сотрудником, Майклом. В инструктаже перед встречей с ними Жанна Николаевна богом просила нас никогда не упоминать о нашей зарплате. И Майкл начал ставить базы данных на наши хилые персональные компьютеры ( тогда ещё РС-286), а я приготовился изучать работу с ними и переводить книгу о порядке работы с их базами данных World Wide Service. Через некоторое время я довольно бегло осуществлял поиск необходимых стандартов, мог показывать чертежи и рисунки этих стандартов, а также закончил перевод их руководства по поиску любых стандартов в базах данных. Затем был длительный период моих лекций по использованию этих баз данных перед конструкторами и инженерами со всей России, а также практический поиск нужных им стандартов. Попытки выдать в США предложения по улучшению их программ никакого отклика не нашли.
   Во время работы в институте я, пользуясь открытым характером всех наших тем, что для меня было в новинку, написал и опубликовал несколько научных работ, в основном касающихся получения надёжных статистических оценок при небольших выборках исходных данных. Мне удалось исследовать чувствительность, так называемого "будстреп-метода", который, кроме прямых оценок для решения этой задачи, использовал и метод статистического моделирования, который был мне хорошо знаком. Благодаря совместной работе с очень способной и реактивной программисткой Наташей, удалось просчитать очень большой объём различных вариантов. Была опубликована работа, касающаяся критериев оценки неравномерности объёмов и качества продукции, и некоторые другие работы. Но время шло, а новых задач не было. Институт медленно шёл к своему кризису.
  
  НАЧАЛО МОЕГО ОСВОЕНИЯ ЗАПАДА
   В это время из Германии вернулся мой младший сын Сергей. Из армии он уволился с таким же страстным желанием, как и поступал в военное училище, несмотря на все наши уговоры этого не делать. Некоторое время он работал начальником транспортного отдела, а затем организовал небольшой автосервис и через некоторое время - вместе с его старшим братом Александром - построили и оснастили большой автосервис со звучным названием "СКС-Бош". Близился запуск сервиса, но не было ни программы, обеспечивающей приёмку заказов, ни программы ведения склада, не было и самого "железа", т.е. компьютеров. Сергей спросил, не смогу ли я помочь в оснащении всем этим. И сказал, что могу для этого выезжать в Германию. Я поговорил с Жанной Николаевной и, получив от неё "добро", дал согласие на поездку.
   Как мне "выправили" зарубежный паспорт - одному богу и МИДу известно. И когда всё было готово, выяснилось, что в Берлин должен ехать их трейлер с дизельным двигателем от какого-то автомобиля. Я вдруг сказал, что не против прокатиться на трейлере по маршруту Москва - Брест - Варшава - Берлин и обратно. Сергей не возражал.
   И вот я в кабине трейлера среди двух водителей. Сзади у нас два спальных места. Так что все дни путешествия было довольно удобно: практически всегда кому-то хотелось полежать, и тесноты не ощущалось. Впереди до Бреста - 1062 км, до Варшавы - 1266 км, до Берлина - 1856 км.
   До Бреста мы "добежали" за один день и уже к середине ночи подходили к пункту пересечения границы с Польшей (пос. Кукирики). И здесь начались приключения. Какие-то бумаги на дизель, который стоял на нашей платформе, были не оформлены. И нам предложили получить ещё одну подпись с печатью, возвратясь для этого в Москву. Тогда связаться с Сергеем не было возможности. Мои молодые водители принимают решение: в ближайшей деревне сгрузить дизель во дворе, а на обратном пути - забрать. Так и сделали (спасибо добрым людям!). Но, выбираясь обратно, мы застряли в песке. Один из водителей побежал до шоссе, попросил другого трейлера, и тот вытащил нас. К рассвету мы пересекали мост через Западный Буг. Проезжая через Варшаву, я как штурман сделал намеренно небольшой крюк (каюсь!), чтобы ехать по тому мосту через Вислу, с которого открывается вид на памятник Шопену в парке. Через Польшу шли без приключений, осматривая пробегающие навстречу симпатичные села и города. Подъехав к границе Германии, мы опять встретились с необычным режимом: до окончания всех выходных дней ни одной грузовой машины, и тем более трейлера, в Германию не пускают, потому что дороги должны быть свободны для отдыхающих граждан! Мы сказали себе: вот это забота о человеке, вот это всё во имя человека, всё для блага человека!
   До Берлина оставалось около 110 км, так что, как только начали пропускать (с нуля часов понедельника) и очередь дошла до нас, мы менее чем через 2 часа были в центре Берлина, на Унтер-ден-Линден, около Российского торгпредства. Было очень рано, не хотелось будить наших ребят, и мы повалились в кабине хоть немного поспать. Проснулись от осторожных ударов чем-то твёрдым по стеклу. Выглянули. Оказалось - немецкие автоматчики, которые охраняли Берлинский КГБ, а он размещался как раз против той гостиницы, у которой мы остановились. Всё, подумали мы, попали в окружение! Но охрана оказалась очень доброжелательной, попросила немного отъехать, да и нам пора было будить наших ребят - в тот момент там были оба моих сына (Саша и Сергей), наш финансовый директор и другие.
   Началась работа. Одни ездили в сервис, где подготавливались заданные для обратной перевозки машины, другие - закупали запчасти, третьи - доставали кредиты, а моя задача была приобрести несколько ультрасовременных по тем временам компьютеров и прочее оборудование. Нам интенсивно помогал один из сотрудников торгпредства, Валерий Почернин, заядлый любитель быстроразвивающихся персональных компьютеров и их программного обеспечения, в том числе Windows, и отличный знаток рынка компьютеров и дорог, ведущих к интересным торговым фирмам. Сыновья познакомили меня со своим торговым партнером, фрау Нидерс, которая долгое время работала в Москве и отлично знала русский язык. Когда я через несколько дней оказался с утра в её офисе, она спросила, какое самое яркое впечатление произвёл на меня Берлин. Я, немного подумав, ответил, что, по моему мнению, вы просто взяли у нас лозунг "Всё для блага человека..." и практически реализовали его во многих областях жизни. Она очень удивилась такой оценке, т.к. ожидала дифирамбов по поводу обилия товаров в магазинах Берлина.
   В течение командировки мы отсняли много материалов, касающихся архитектуры и дизайна заправочных станций, автосервисов, диагностических пунктов. Цель - ознакомить с этими материалами новые департаменты транспорта в Москве. Я довольно быстро разместил заказы на компьютеры по различным фирмам. Спустя несколько дней мы получали готовые компьютеры, собранные под наш заказ.
   В выходные дни фрау Нидерс решила сделать для нас с Сергеем экскурсию по пригородам Берлина. Целый день мы осматривали такие достопримечательности, как место подписания акта о капитуляции фашистской Германии (Карлхорст), аналог нашего Петергофа (Сан-Суси) и множество прекрасных озёр.
   Вообще за время первой командировки в Германию мне удалось довольно подробно изучить центр города: Рейхстаг, Бранденбургские ворота, каналы Шпрее, телебашню, основные храмы, универмаг "Европа-Центр", побывал я и в Берлинском метро, и во многих других местах.
   Следующим заданием для меня было выехать из Берлина в небольшой городок Лансхуд, недалеко от Мюнхена, и посмотреть, а кое-что и приобрести на лакокрасочной фирме "Мипа", а заодно "прощупать" цены на компьютеры в Баварии. Нам с Виктором Сальниковым дали ключи от "Мерседеса", и мы вечером выехали из Берлина. Езда по автобану Север - Юг ночью оказалась сплошным удовольствием. Нам предстояло до утра проехать около 600 км. Широкая лента шоссе, столбики со светоотражательными полосками, которые видно на полтора-два километра; придорожные столбы-телефоны через каждые 2 км, которые безо всякого набора связывают вас с технической, медицинской и пожарной помощью на дороге (операторы выясняют, какую нужно помощь); ярко бликующие вспышки около ремонтных участков; бегущие огни, указывающие на направление объезда ремонта; плавные съезды на АЗС или площадки отдыха и многие, многие удобства для водителей. До темноты мы двигались со скоростью 120 - 140 км в час, наблюдая, как нас со свистом обгоняют машины, которые шли со скоростью 180 - 200 км в час. В этом коротком путешествии запомнилось несколько сцен.
   Ночью останавливаемся около заправки, заходим в магазин, чтобы что-нибудь купить пожевать. Вид у продавщицы такой, словно она нас ждала всю жизнь. Бесконечная вежливость, поразительная улыбка... В уме - сравнение с нашими заправщицами.
   Перекусили. Вдруг я посмотрел вправо и увидел, что метрах в 8 от нас на заправку подъехала машина, у которой тормозные передние диски сияли в ночи светло-жёлтым светом. Я выскочил из нашего "Мерса" и подошел туда. За рулем сидела дама лет 76-80 и готовилась выходить из машины, чтобы заправиться. Я позвал Виктора, чтобы он объяснил даме всю опасность такой езды. Он что-то сказал даме, та посмотрела на эту картинку в переднем колесе, махнула рукой и спокойно пошла оплачивать заправку. Я спросил у Виктора, она что, не поняла? Да нет, ей всё ясно, но она сказала, что сначала заправится, а потом вызовет техпомощь! И это в полночь, вдалеке от всех крупных городов!
   Вторую половину ночи и практически до въезда в Ландсхуд я вёл машину, а Виктор спал рядом. Мне совершенно ясно было, куда и как ехать, благодаря великолепным указателям и атласу. Стало светать. Вокруг поля, фермы, перемежающиеся с лесами. Кругом чистота необыкновенная, всё вылизано. И мне захотелось посмотреть, как такое может быть вдали от автобана. Я нашеё параллельную дорогу и вскоре плавно свернул на неё. Через некоторое время вижу - к нашей дороге едет трактор, рассыпая удобрения. Ну, думаю, он же должен переехать через бетонку. Как же с грязью на его колёсах? Я притормозил, чтобы пронаблюдать за этим процессом. Виктор проснулся: "Где мы, почему не на автобане?" Я объяснил. Смотрим - въехав с поля на обочину, трактор остановился. Фермер вышел, отмотал шланг, идущий от бачка с водой на крыше кабины, открыл кран и щёткой стал очень тщательно мыть громадные колеса. Я спрашиваю у Виктора: "А что, если он проедет, как у нас?" Из его ответа я понял, что такой вопрос может задать только русский. А немец, если положено, всегда будет мыть. В противном случае - и он это знает - кто-то обязательно звякнет в полицию, и этот фермер долго будет отмываться, выплачивая огромные суммы штрафа. Как всё просто, подумал я, если бы это было возможно применить у нас.
   Пару часов перед визитом в фирму "Мипа" мы провели в частном пансионе, который был забронирован для нас из Берлина. Снова пожилая хозяйка встретила нас, как добрых знакомых, и обещала поднять нас на завтрак, как только мы скажем. Поспав немного, мы спустились вниз, где весь в зелени располагался зал-столовая. Хозяин, ещё старше хозяйки, узнав, что мы из Москвы, весь просиял, тряс нам руки и взволнованно говорил: "Да, да! Я был у вас во время войны! Я был под Сталинградом! Было очень страшно, холодно и плохо! Но я возвратился живой!" Мы уплетали вкуснющий завтрак, не понимая, чему можно так радоваться. Позже мы вспомнили, что ведь Бавария фактически была вне полей сражений, и не все немцы были нацистами.
   Следующий эпизод связан с работой на фирме "Мипа". Мы должны были закупить всё оборудование, которое позволяло с помощью компьютера точно набрать различные составляющие для получения заданного по каталогу цвета покраски автомобиля. После объяснения нам основных возможностей этого оборудования у меня возник вопрос, можно ли получить произвольно заданный цвет, которого нет в каталоге. Например, цвет выгоревшего от солнца лючка бензобака какого-нибудь "Москвича". Ответом было предложение мне задать этот вопрос автору программы для компьютера. Я, не поняв, как это сделать, согласился. Мне говорят, автор в Мюнхене (у меня отлегло), но мы вас сейчас соединим (и протягивают мне телефонную трубку)! Напрягая весь свой запас англо-тамбовского языка, я стал разговаривать с этим спецом. Но спустя несколько фраз услышал: "А может быть, мы перейдём на русский?" Оказалось, что я беседовал с российким программистом, который уже несколько лет работает в Мюнхене.
   Последний эпизод связан с нашим возвращением в Берлин. Выполнив все возложенные на нас задания, осмотрев великолепную фабрику изготовления красок, оценив имеющиеся в Лансхуде компьютеры, мы взяли курс на Берлин. Выйдя на заветный автобан (трасса Тр-9 или Е-51), мы, набрав скорость, услышали очень неприятный стук где-то в передней ступице. Решили остановиться, снять колесо и посмотреть, в чем дело. Остановку сделали на площадке повстречавшейся АЗС. Быстро поддомкратили машину и... увидели, что длины домкрата не хватает. Я сказал Виктору, чтобы он спустил домкрат, а сам побежал вокруг станции, найти какую-нибудь вещь (железку, кирпич, брус наконец), чтобы подложить под домкрат и завершить начатое дело. Но всё было тщетно! Вокруг АЗС - ни-че-го!!! Побежал в великолепный сосновый лес - ну хоть какой-нибудь предмет, ну хоть кусок дерева, валун - ни-че-го!!! Пришлось возвращаться ни с чем! Мы отложили техническую экспертизу и продолжили свой путь со значительно меньшей скоростью. Когда я рассказал про этот порядок в вылизанных лесах Германии, не виданный у нас, то Сергей заметил: "Поэтому они и проиграли войну!"
   Запомнился мне и случай с проводами Сергея. Он должен был улетать раньше нас,
   я поехал с ним и Валерой Почерниным в аэропорт Шёнефельд. Уже уходя в зону паспортного контроля, Сергей с каким-то волнительно-мягким тембром сказал: "Вот как всё опрокинулось, пап. Раньше ты меня в Германию в течение пяти лет провожал с Белорусского вокзала из отпуска, а теперь ты же меня провожаешь в Москву из Германии!" Он попросил тогда Валеру показать мне Трептов-парк на обратном пути, сказав: "Нехорошо получается. Полковник Генерального штаба приехал в Германию, поработал здесь и уедет, не побывав в таком месте". Валерий, спасибо ему пребольшое, конечно, согласился. Мы прошли по всему периметру этого и в самом деле очень волнительного места. Нашли его в идеальном порядке, вопреки некоторым публикациям, которые вещали, что неонацисты захламляют этот памятник, что фигуру нашего солдата собираются снимать якобы на реставрацию и т.д.
   Наступила пора покидать Германию. Закуплены легковые машины, которые были заказаны в России, необходимые компьютеры современной комплектации, запасные части к автомобилям и даже один "Рено" грузопассажирского типа. После загрузки трейлера на дороге в нескольких сотнях метров от Рейхстага мой старший сын Александр совершил уже ставший традиционным ритуал отправки всех грузов в Россию. Перед кабиной трейлера была открыта бутылка шампанского. Участники и гости церемонии наполнили стаканы. Кабина была облита фонтаном из бутылки. Все выпили за успех нашей операции. Саша сел за руль трейлера, в котором были закреплены машины в два этажа. Затем он, как всегда, подъехал с левой стороны к апорели Рейхстага, поднялся по апорели, проехал мимо всех колонн, медленно спустился по правой апорели, повернул за Рейхстаг на улицу Унтер-ден-Линден и остановился в нескольких десятках метров. Это означало, что проводы на Москву завершены. Наш экипаж занял свои места, и наш состав из трейлера и "Рено" двинулся в путь. Весь этот процесс у меня отснят на плёнку. Кадры вышли очень символичные.
   Однако через непродолжительное время мы застряли при пересечении границы Польши. Дело в том, что по неизвестным нам правилам, в то время вывоз современных компьютеров (модели 486) из западных стран в Россию был запрещён. Пограничники собирались нас развернуть, но наши ребята упросили их, чтобы они оставили нас переночевать в отстойнике. После звонка Валерию Почернину, нашему доброму помощнику из торгпредства России, тот пообещал утром приехать к нам, забрать эти модели к себе в машину и доставить их по дипломатическим каналам в Москву несколько позже. После этого мы готовы были тронуться в путь, но оказалось, что мы попали на воскресенье. Поэтому до 0 часов пришлось переждать. Каково же было наше удивление, когда после пересечения нейтральной полосы между Германией и Польшей нас встретил совершенно пьяный, еле держащийся на ногах польский пограничник, первыми словами которого были: "Небось, Смирновскую везёте?" Мои коллеги поспешили успокоить его, что всё будет, только сделай поскорее наши документы. Тот согласился и потребовал наши паспорта. Его следующий пассаж поверг меня в окончательное оцепенение: "Что-то я не помню такого государства! Что это значит - СССР?" Я спросил у Виктора, сидящего за рулём, может быть, вмазать ему монтировкой между глаз, чтоб память восстановилась! На что мой опытный водитель сказал, что, во-первых, он может всех нас расстрелять, и вряд ли кто-то будет что-либо расследовать, а во-вторых, попросил залезть на спальные места, так как: " У вас, Владимир Борисович, прямо-таки искры сыплются из глаз. А нам надо миновать этого гада."
   В остальном, Польшу и Белоруссию мы прошли без приключений. Хотя один эпизод остался у меня в памяти, видимо на всю оставшуюся жизнь. Мы двигались уже по нашему Минскому шоссе среди лесов. После нескольких практически бессонных ночей все устали и старались почаще меняться за рулём. Так как у меня нет права на вождение трейлера, то мне приходилось почти всё время вести "Рено". На одном из перегонов случилось то, что я... открыв глаза, увидел, что еду уже по встречной полосе. У меня шок! Я быстро перешёл на свою сторону. К счастью, в эти моменты на шоссе не было встречных машин... Вытерев холодный пот, я посигналил трейлеру, чтобы организовать смену. На этот раз меня пронесло, и эти доли секунды или несколько секунд не стали последними в моей жизни.
  
  РАБОТА В НЕГОСУДАРСТВЕННЫХ СТРУКТУРАХ
   По возвращении из Германии у меня состоялся разговор с сыновьями, в результате которого появились предложения организовать разработку и эксплуатацию комплекса программ, предназначенного для обеспечения работы солидной станции техобслуживания, которая впоследствии получила название СКС-БОШ, или БОШ-сервис. Речь шла о переходе на работу в эту станцию. Всё в этот раз совпало неплохо: отсутствие задач в институте Госстандарта, с одной стороны, и обилие новых, ещё не вполне очерченных задач в СКС-БОШ, с другой стороны. Переговоры с Жанной Николаевной Будённой были короткими. Она с пониманием отнеслась к моему уходу, и мы, тепло попрощавшись, расстались с ней.
   Итак, проработав 37 лет в госструктурах (в армии и институте Госстандарта), я отправился в плавание по совершенно мне незнакомому морю, морю бизнеса, непонятных отношений (в России), в систему, где от государства не приходится ждать ни копейки, где плавают "акулы капитализма" и правят "волчьи законы золотого тельца".
   В отношении задач, которые мне предстояло решать, ясность, после некоторого изучения технологии обслуживания клиентов, была предельно полная. Основной математической моделью уже в который раз была взята теория массового обслуживания. Совокупность программ, которые необходимо было приобрести или разработать - тоже абсолютно понятная. Всё-таки в который раз убеждаюсь, что подготовка, которую я получил в учебных заведениях Министерства обороны, была настолько капитальная, что я мог быстро адаптироваться и работать во многих направлениях с минимальными доучиваниями. В качестве программистов я пригласил сыновей моего старого приятеля Рудакова Сергея - старшего его сына Александра и младшего - Эдуарда. Через непродолжительное время были разработаны и запущены в эксплуатацию программы приёма и обработки заявок, программа ведения склада, программа статистического анализа и обработки данных для получения интегральных оценок эффективности работы всей станции. Программы бухгалтерского учета были закуплены в виде готовых продуктов.
   Спустя некоторое время от самого Боша мы получили диагностическую машину, которая после соединения со многими точками на двигателе автомобиля и разгона машины на роликах до максимальной скорости выдавала полную диагностику состояния машины на 8 языках. Естественно, русского среди этого набора языков не было. Но зато в моём отделе был замечательный электронщик Виктор Баранков. Мы с ним решили, что в памяти этой машины можно определить, какие места отведены под какой язык. Нашли. Затем из английского и немецкого вариантов мы сделали русский вариант, и Виктор умудрился записать русский текст на то место, где хранился японский вариант. Конечно, при этом пришлось взламывать защиту и проделывать много всяких хитроумных штучек. Но недаром именно российский Кулибин стал мерилом таких изобретений, которые никакому западному цивилизованному учёному даже в голову не придут. В результате наши клиенты получали в руки (конечно, не бесплатно) всю историю болезни своего любимого железного коня. Станция работала хорошо. Настало время её презентации. Из Австрии приехал глава семейства Бошей. Подарил Сергею толстенную книгу "История семейства Бош". Он оценил эту станцию как одну из лучших в Европе: так продуманно были размещены все посты обслуживания и ремонта, начиная с мойки. Так удачно вписано кафе на втором этаже, из которого клиент мог наблюдать процесс ремонта своего любимца, так было чисто в зоне ремонта и так аккуратно выглядели костюмы механиков и специалистов среднего звена. Бош сиял. Однако, когда дело дошло до демонстрации его диагностического гиганта, - случился казус. Загнали машину на ролики. Выполнили весь цикл диагностики. Выдаём графики и текст. У него вопрос, на каком языке? Конечно, на русском, говорим. Как так? У нас такого не было, и все программы защищены. Объясняем, что в России продвигать такие устройства без русского перевода затруднительно. Бош отзывает Сергея и предлагает продать ему этот вариант. Но Сергей предложил Бошу перейти в свой кабинет и там повёл разговор (а немецким Сергей владеет неплохо) о том, что неплохо бы со стороны Боша дать нам техническое задание на разработку русского варианта диагностики. Мы представим нашу разработку, заключив договор на выплату нам с каждого экземпляра продажи определённого процента. Боша как подменили. Он сделался холодным, пообещал рассмотреть это предложение, и на этом разговор был закончен без возобновления.
   Вспоминается работа с американцами и их базами данных. Результат поразительно совпадает: как только мы заговариваем о нашей возможной интеллектуальной совместной работе - тут же стена непринятия и нежелания вообще разговаривать на эту тему. Тот же результат мы получили в Германии (г. Ландсхуд возле Мюнхена) несколько ранее, в 1992 году, когда я разговаривал с автором программы, обеспечивающей получение нужного состава красок для цветов по "каталогу". Речь тогда пошла о совместной работе по созданию технических и программных средств, позволяющих создавать цвета не только по "каталогу", но и по "образцу". И Бош (Австрия), и фирма "Мипа" (Германия), и World Wide (США) - все они хотят, чтоб Россия только что-то покупала. Они пока не видят и не хотят видеть в нас даже примерно равноправных партнёров.
   Тем не менее, презентация "СКС-БОШ" прошла успешно. В кафе станции был накрыт шикарный стол, была переводчица, а Сергей и Бош-старший переговаривались по-немецки. Запомнился тост Боша, который примерно звучал так: "Если хочешь быть счастлив неделю - найди себе женщину, если хочешь быть счастлив несколько лет - выбери себе друга, если хочешь быть счастлив всю жизнь - сотрудничай с фирмой "Бош"!
   Станция заработала, набирая обороты, на всю мощь. Но далеко не всем это нравилось. В начале 90-х годов в Москве и её окружении создалось множество группировок, которые не желали работать, а хотели подминать под себя практически все, сколь-нибудь успешно функционирующие молодые предприятия. Данью облагали либо впрямую, нагло (иначе взорвём, сожжём и пр.), либо косвенно (будем защищать вас от таких же уголовников). Среди руководства станции возникла трещина в вопросе о способах борьбы с "варягами". Одни стояли за использование только что возникших тогда госструктур безопасности типа "Альфы", "Вымпела" и прочих. Другие ратовали за то, что лучше платить этим шакалам дань или дать им "крышевать", то есть, как тогда говорили, "лечь под бандитов". Угрозы становились столь явными, что ожидать момента преодоления раскола было никак нельзя. Был даже момент, когда для защиты семьи Сергея Московское правительство выделило квартиру в Джанкое (Крым). Были угрозы расстрелять нашу станцию из гранатомётов с трёх направлений: со стороны гостиницы "Байкал", со стороны Сельскохозяйственной улицы и со стороны реки Яуза.
   После нескольких безуспешных попыток найти общее приемлемое решение мой молодой президент "СКС-БОШ" уходит со своего поста и покидает станцию.
   На следующий день наш финансовый директор сообщил мне, что надобность в моём отделе у руководства станции отпала, и просит меня сдать дела.
   Всё это, а главное, тот факт, что мои попытки примирить двух моих сыновей, оказались тщетны, - вызвали у меня настоящий шок, следы которого, вероятно, будут давать о себе знать до самой смерти, и кто знает, насколько всё это укоротит мою жизнь...
   ИТАК, НА 54-М ГОДУ ЖИЗНИ Я ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ СТАЛ БЕЗРАБОТНЫМ!
  
  
  "АНГЕЛЬСКАЯ" ЭПОХА
  
  СВЕРХКРАТКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС
  Как изначально начинался "Ангел"? Откуда пошли такие идеи? Было ли что-нибудь до него в Москве? Попытка ответить на эти вопросы уводит нас, как это ни странно, в Германию конца 80-х годов.
  Мой младший сын Сергей, молодой офицер, ехал в отпуск из города Шверина в Россию на изрядно поношенном "Запорожце". Ехал он не один, а со своей женой, двумя детьми и крупной немецкой овчаркой. По дороге отвалилось одно колесо, что позволило водителю познакомиться с работой всегерманского клуба автомотолюбителей - "ADAC". Под проливным дождём ему починили машину прямо на дороге, предварительно предложив переждать его "фрау и киндерам" в их машине. Такое трудно забывается... Тем более, что при пересечении Польши у развалюхи-машины отвалилось второе колесо. И можно было убедиться в различном подходе к оказанию помощи на дороге. А в России многострадальный "Запорожец" лишился третьего колеса. И тут отец семейства решил: "Так в России дальше жить нельзя!"
  Спустя какие-то 5 лет, уволившись из армии, преодолев тысячу и одну трудностей при решении ещё большего числа проблем, Сергей стал президентом "Ангела" - одной из первых в новой России фирмы по оказанию техпомощи на дороге.
  В Советской Москве была подобная служба, но обычно на вопрос, возможно ли помочь, следовал ответ - сделайте заказ, и мы приедем к вам завтра после обеда!
  Перед тем, как в сентябре 1994 года первая дюжина техничек и эвакуаторов вышла на улицы столицы, были и горячие споры о том, каким должен быть "Ангел". Было проведено математическое моделирование его основных характеристик, были и поиски спонсоров, и непростое решение задачи обеспечения безопасности, и создание диспетчерских программ, и закупка эвакуаторов и техничек, и пробивание разрешений на установку радиостанций, и наборы с обучением сотрудников, и поиск места расположения, и многое, многое другое.
   Многое в нашей работе удивляло москвичей: единая униформа, уважительное отношение к клиентам, высокий профессионализм механиков, непривычные меры безопасности: световые лампы и конусы безопасности. Мы не только выручали попавших в беду автомобилистов, но и помогали ГАИ, растаскивая попавшие в ДТП автомобили.
   В конце 1994 года мы перешли на систему клубных карт, позволяющих внедрить безналичный расчет во взаимоотношениях с членами Клуба.
  Для приобретения конкретных знаний руководство "Ангела" выезжало на учёбу по менеджменту в штаб-квартиру немецкой фирмы "ADAС" в Мюнхен. К тому времени "ADAC" существовала уже 90 лет!
  Благодаря руководству клуба ADAC, мы с Сергеем прошли все уровни работ менеджмента в центральном офисе ADAC в Мюнхене. Начиная с работы по ремонту машин на улицах и заканчивая бюджетными построениями в высшем звене этого клуба - мы наблюдали и изучали буквально каждый отдел этого государства в государстве.
   В 1995 году специалисты из США участвовали в разработке проектов Клуба "АНГЕЛ" для Москвы и для европейской части России. Проект "Ангел НСА" включал в себя, кроме Москвы, ветви по всей Европейской части России - на Запад, до Бреста, на Северо-Запад - до Выборга, на Восток - до Урала, на Юг - до Ростова-на-Дону и на Юго-Восток - до границ с Украиной. Проект защищён как интеллектуальная собственность "Ангела".
   1995-1999 годы были периодом становления и развития Клуба "АНГЕЛ". Наш путь не был усеян розами. Мы были одними из первых в этом бизнесе, и многие проблемы решали на ходу. А их было предостаточно: адекватная реакция на конфликтные ситуации и создание методики их разрешения, создание собственной ремонтной базы, постоянная модернизация оборудования и средств связи, создание и внедрение уникального программного обеспечения для диспетчерского центра, в том числе попытка создать унифицированную систему навигации.
  
  Прошло более 12 лет! Ныне "Ангел" - признанный лидер на рынке услуг по оказанию техпомощи на дорогах. Существенный рост - признак непрерывного развития -
  наблюдается по многим показателям. Не говоря уже о многократном увеличении парка технических средств помощи, объёма выполняемой работы, существенно улучшились такие показатели, как время ожидания клиентом прибытия помощи, мастерство и самоотверженность работы наших механиков-водителей. Несравненно выросли и возможности диспетчерского пункта как в техническом оснащении, так и в информационной поддержке клиентов. Членами Клуба "Ангел" были Познер В.В., Шахиджанян В.В., Вишневский В.П., Серов А.Б., Дибров Д.А., Кортнев А.А. и т.п.
   Конечно, у ныне действующей группы компаний "Ангел" много проблем, ждущих своих более рациональных решений. Над этим работает весь коллектив соответствующих подразделений. Достаточно сказать, что рынок услуг помощи на дорогах в настоящее время всё больше насыщается множеством мелких и средних фирм. И эта среда функционирования требует адаптации к новым условиям, непрерывного поиска новых форм работы, дальнейшего расширения возможностей фирмы "Ангел".
  
  
  НАЧАЛА ФОРМИРОВАНИЯ И РАБОТЫ "АНГЕЛА"
   Пробыв несколько дней в состоянии безработного, я получил приглашение Сергея участвовать в разработке обоснования параметров системы или службы техпомощи на дороге, а в случае успеха, при получении кредитов - создавать программное обеспечение этой службы. Мы с сыновьями Сергея Рудакова ещё в недрах СКС немного начинали заниматься этими работами. Поэтому, немного подумав, я дал согласие. Это согласие длится вот уже скоро 12 лет. Мне эти работы показались интересными по нескольким причинам:
  - во-первых, мне показалось, что это нужное и живое дело,
  - во-торых, я прямо видел, что здесь свободно может быть использован весь аппарат статистического моделирования и теории массового обслуживания,
  - в-третьих, я предположил, что в частной компании наиболее вероятным будет кратчайший путь от идеи до реализации, при условии одобрения этой идеи, а это мне всегда нравилось.
   Всё-таки я совершенно не теоретик, а специалисту по прикладной математике, специалисту по исследованию операций здесь - непочатый край задач. И это такое счастье - мне скоро уже 70 лет, а я нахожусь в гуще живого дела. Я работаю по своей специальности. И хотя в мире бизнес-отношений с руководством фирмы далеко не всегда бывает гладко, в целом я очень доволен и этой, по-видимому, последней страницей моей творческой жизни.
   В начале работы по созданию системы автотехпомощи на дороге мы постарались сформулировать некоторые общие принципы её работы. К ним относились:
  - круглосуточное функционирование системы в любое время года;
  - отказ от компактного расположения средств технической помощи, или СТП (техничек и эвакуаторов);
  - введение принципа дежурства СТП в определённых районах города с целью минимизации времени ожидания клиентом выполнения своего заказа;
  - организация диспетчерского пункта (ДП), с функциями сбора информации о заказах, управления их выполнением, а также всеми действиями СТП;
  - обеспечение устойчивой и непрерывной связью всех СТП с диспетчерским пунктом;
  - обеспечение устойчивого функционирования всего парка СТП (проведение необходимых профилактических и ремонтных работ).
   На меня вначале возлагались задачи выбора и обоснования таких параметров системы, которые позволят получить приемлемые оценки эффективности функционирования системы в любое время года, с учётом транспортной обстановки в Москве на 1993-1995 годы. Несколько позже, когда для этого созрели условия, я взялся за создание алгоритмической системы диспетчирования в режиме реального времени, а также системы сбора статистической информации в процессе работы ДП, для последующей её обработки, анализа и получения правдоподобных оценок основных, наиболее важных характеристик системы в целом, или так называемых глобальных характеристик.
   С Сергеем и его компаньоном, Михаилом Сергеевичем Селяниным, то есть с основными учредителями фирмы "Ангел", мы сразу, к моему большому удовольствию, договорились, что кадровых и финансовых вопросов я касаться не буду. Все многочисленные организационные и технические вопросы также легли на их плечи.
   Итак, мы развернули работы по созданию математической модели, на которой можно было просмотреть множество вариантов работы проектируемой системы техпомощи на дорогах, получить для каждого варианта основные показатели эффективности функционирования и, тем самым, получить оружие в борьбе за получение денег в любой форме. В качестве математического аппарата был использован метод статистического моделирования, или метод Монте-Карло. В качестве входных параметров были взяты статистические данные ГАИ по количеству автомобилей, дорожно-транспортных происшествий и пр. Учитывались примерные значения средней скорости движения по Москве в различное время суток и некоторые другие параметры. По результатам достаточно многочисленных "прогонов" модели были получены такие основные оценки характеристик, как средние значения времени ожидания, интервала обработки заказа, количества заказов и примерное значение количества отказов.
   Расчёты проводились для различных плотностей потоков заказов и для различного состава парка СТП. В результате многомесячных просчётов по созданной модели были получены все требуемые характеристики системы. Как следствие этих работ, начали вырисовываться уже не модельные, а реальные контуры будущей системы - были получены кредиты, закуплены технички и эвакуаторы у итальянской фирмы "Ивеко", не без больших трудностей были получены разрешения о постановке радиостанций на каждое СТП. Несколько позже был начат набор специалистов различного назначения. А параллельно с решением этих нескончаемых проблем была начата разработка диспетчерской программы. В качестве программиста выступил сын Сергея Рудакова, Эдик Рудаков. Мы с ним работали довольно слаженно. Он к тому времени хорошо освоил различные необходимые именно нам приёмы и способы реализации различных таблиц, форм для заполнения, баз данных и пр. Так что к тому времени, когда всё было готово для начала пробных выпусков СТП на линию (начало сентября 1994 года), программа диспетчерского пункта, работающая в среде операционной системы DOS, также была в основном готова. Так что потребовалось ещё несколько дней её доработки и проверки уже с реально работающими машинами и водителями, и с 14 сентября 1994 года все заказы, поступающие на фирму "Ангел", и вся работа с ними документируется диспетчерской программой. Вначале на вооружении диспетчерской была одна машина, на которой круглосуточно вертелась программа, написанная в операционной системе DOS. В смене было два человека: они работали в дневную смену, сменяя друг друга у экрана, а в ночную смену оставался один номер этого расчета. Самым первым диспетчером, который прошел у нас подготовку и который, начав работать, многое подсказал нам в смысле улучшения удобства работы с программой, была Ирина Видашёва. Многое произошло за эти почти 12 лет, был и её уход из "Ангела", но сегодня мы гордимся тем, что она, как и в первый день рождения нашей фирмы, регулярно заступает в смену, многому обучает молодых и пользуется заслуженной любовью и уважением всех "Ангелов". Кроме этого диспетчера- "патриарха", ещё шесть опытных диспетчеров и прекрасных людей "топают" с нами более половины нашего "ангельского" пути. Это Александр Черемисин и Виктор Багров (оба с 1995 года), Силаева Ольга (с 1997 года), Иванова Елена, Миназова Оксана и Шманева Светлана (все три, "обе", как говорил старшина, с 1999 года).
   В последующие годы шла непрерывная работа по совершенствованию этой программы, по дальнейшей автоматизации отдельных операций в процессе работы диспетчеров, по поиску более удобных форм работы операторов. Наиболее значимыми, на мой взгляд, были работы, связанные с решением следующих задач:
  - автоматизация определения стоимости услуг (при эвакуации);
  - визуализация движущихся СТП с отображением некоторых их характеристик на экране компьютера (GPS-приёмники, программные и технические средства);
  - создание и совершенствование системы диспетчерских программ, написанных в среде Windows и трансформированных несколько позже для работы в сети с сервером.
   В настоящее время ведутся работы по созданию новой версии диспетчерской программы, обобщающей весь опыт, накопленный за 12 лет работы фирмы "Ангел", с использованием современных технологий программирования и создания архитектуры систем программ и баз данных.
   Возвращаясь к начальному периоду работы "Ангела", надо сказать, что первый зимний период нашу технику пришлось парковать...у платформы Ленинградского вокзала, затем где-то у кольцевой дороги на Юго-Востоке Москвы, на территории Московского высшего общевойскового командного училища ("кремлёвских курсантов", которое заканчивал молодой президент "Ангела" Сергей). И только примерно через 2 года при нашем очередном кочевом переезде на завод "Спринт", который расположен рядом с институтом НАМИ, недалеко от ул. Большая Академическая, наше "стадо" машин приобрело постоянную стоянку. Да и то ненадолго. Впереди был "Мебель-Сервис", что у развилки Дмитровского и Коровинского шоссе, а затем наше теперешнее место на Сигнальном проезде у метро "Владыкино". А вообще, за время истории "Ангела" мы сменили шесть мест!
  
  РАЗВИТИЕ "АНГЕЛА"
   В марте 1995 года мы с Сергеем отправились в штаб-квартиру Всегерманского клуба ADAC, в Мюнхен, чтобы ознакомиться с его работой от самого верхнего уровня (планирование и распределения бюджета) до уровня механика на дороге. Мы побывали практически во всех отделах этого государства в государстве. Для нас фактически не было закрытых тем по интересующим нас вопросам. Мы побывали и на вертолетной площадке службы скорой помощи ADAC, и на их почтовом пункте, откуда отправляется очень большой поток корреспонденции. Мы общались и с сотрудниками туристического отдела, снабжающего необходимой информацией своих членов клуба по их запросам, и с сотрудниками их телерадиокомпании. Мы знакомились с работой диспетчеров и людей, обрабатывающих статистическую информацию. Я беседовал с программистами, осматривал музей истории ADAC. Мы видели их великолепную столовую. В заключение мне подарили две уникальные книги - Атлас дорог Европы, и Атлас Альп с подробными схемами подъёмников всех пяти альпийских стран. Поездка была очень насыщенная и полезная. Много полезного мы перенесли в "Ангел", мы поняли, как далеко мы должны развиваться, чтоб хоть немного быть на их уровне. В то же время мы с гордостью отметили, что в вопросах сбора и математической обработки статистики мы уже тогда превосходили их. А в вопросах разработки и ввода GPS-системы слежения за нашими техничками и эвакуаторами мы шли явно впереди них.
   Выходной день мы использовали для поездки в Баварские Альпы и с удовольствием осмотрели горнолыжные центры в Гармиш-Паркен-Кирхен, Эльб-Зее, а также, преодолев перевал, побывали в знаменитом баварском рыцарском замке Нойесвайнштейн, построенном в эпоху короля Людвига II. Готовясь к поездке, мы хотели достать карту этого района Альп. Наша переводчица подсказала нам, что это легко можно сделать в любой библиотеке. И действительно, мы вошли туда без всяких документов, нашли нужный Атлас, сами сделали ксерокс, заплатив в автомат за каждый лист по 1 марке, поставили Атлас на место, вышли на улицу снова безо всякой проверки документов и прочих вопросов. Для меня, часто работающего в "Ленинке" и ГПНТБ, это было ещё одним немецким чудом!
   Получив удостоверения о прохождении курса менеджмента в ADAC, мы вылетели в Москву, чтобы заняться нашими текущими делами.
   Прежде всего, диспетчерам необходимо было дать в руки инструмент, с помощью которого они могли бы очень быстро, в процессе уточнения заказа по телефону, получить значение стоимости эвакуации. Для этого мне пришлось продумывать, давать задание на программирование и внедрять программу, обеспечивающую выполнение этой задачи. Вся Москва была разбита на 172 квадрата, а те, в свою очередь - на 4 подквадрата. Были определены координаты центров квадратов и подквадратов в местной системе координат с центром в точке Лобного места. Далее все улицы, а иногда и дома, переулки, проезды и прочие элементы города были привязаны к подквадратам. Теперь с точностью до подквадрата можно было определить расстояние от точки А до точки В по известной теореме Пифагора. Для более точного, но не повторяющего конфигурацию улиц быстрого способа был введен так называемый коэффициент извилистости Москвы. Он был определён экспериментально по многим реальным маршрутам поездок наших СТП. Эта большая работа велась в течение нескольких месяцев с привлечением операторов диспетчерского пункта. И теперь уже давно оператор, задав вопросы "откуда", "куда" везти, марку автомашины и состояние её колес, сразу называет всю стоимость этой услуги. При переходе в область основные принципы определения цены эвакуации остались те же, только вместо подквадратов выступают населённые пункты, ввиду больших расстояний. Для полного спокойствия были проведены оценки погрешности от применения "плоских" формул на территории Московской области вместо учета сферичности Земли.
   Дальнейшее увеличение плотности потока заказов и сложности процесса диспетчеризации привело нас к разработке и введению способов распределения СТП по территории Москвы. В частности, мне удалось сформулировать и практически найти так называемые эквипотенциальные зоны дежурства, внутри которых количество выполненных заказов потенциально равно друг другу. Количество зон выбирается исходя из количества техники. И при выходе техники на линию каждое СТП следует в "свою" зону, где и ожидает получения очередного заказа от диспетчера. Естественно, время ожидания при этом значительно уменьшается.
   В настоящее время прорабатываются и другие способы размещения и удержания СТП в местах наибольшей вероятности возникновения заказов для дальнейшего снижения значения времени ожидания выполнения заказов.
   В последние годы мне, кроме разработки различных ТЗ на программы и расчетов, всё больше приходится участвовать во многих работах по обеспечению PR-кампаний. Эти работы требуют получения ответов на совершенно необычные вопросы, которые невозможно получить, не анализируя различные выборки из Баз данных. Например, какие марки машин в январские морозы ведут себя наилучшим (наихудшим) образом? Или какие неисправности в сильные морозы наиболее часто возникают у определённых марок автомашин и т.д.? Иногда требуется построение различных диаграмм, т.е. достаточно полное использование возможностей баз данных и электронных таблиц Excel. Мне до сих пор это всё кажется очень лёгким, и, кроме того мне очень нравится заниматься этими вопросами.
   Конечно, моя "голубая мечта идиота" построить адаптивную оптимизационную человеко-машинную систему для всей группы компаний "Ангел" остаётся за кадром.
  
  КРУТО Я ПОПАЛ НА ЧЕГЕТ
  ИЛИ КОЕ-ЧТО О ГОРНОЛЫЖНЫХ УВЛЕЧЕНИЯХ
  
  Как-то в начале 70-х годов к нам в удалённый гарнизон из отпуска вернулся знакомый офицер, который рассказал о какой-то турбазе Министерства обороны "Терскол". Там, говорит, учат кататься на горных лыжах, дают напрокат весь инвентарь, занятия проводят опытные инструкторы. Показал нам чёрно-белый любительский фильм об этом отдыхе, и вся наша семья загорелась желанием поехать туда. В 1973 году мы приобрели путевки и... вот уже 35-й год, как я и моя жена практически каждый год в различных горах оттачиваем свое мастерство. За этот период пройдены практически все значимые трассы Советского Союза, а за последние годы и многие зарубежные трассы (Словакия, Альпийские страны и Пиренеи). За этот же период мне удалось стать инструктором горнолыжной подготовки, быть членом судейской коллегии ЦСКА, судить соревнования как уровня ЦСКА, так и уровня дружественных армий (Варшавского договора). Конечно, больше всего посещений гор за эти годы пришлось на турбазы МО ("Терскол", "Теберда" и "Красная Поляна"). Были и несколько летних поездок в Приэльбрусье: одна - для знакомства с ущельями и соседними склонами в Адыл-Су и Адыр-Су (мы были в гостях у В.Б. Тинаева), а вторая - для подготовки и восхождения на вершины Эльбруса (под руководством В.Л. Белиловского).
   За все эти годы мне посчастливилось познакомиться со многими интересными людьми, быть свидетелем и участником ликвидаций последствий мощных лавин, разработать Программу активного противодействия лавинам с использованием сил и средств Министерства обороны и, наконец, участвовать в подготовке материалов, посвященных 70-летию турбазы МО "Терскол" в 2005 году.
   Ниже приводятся все юбилейные материалы. Они представляют собой очерки об интересных людях и событиях, так или иначе связанных с нашей турбазой.
  
  
  Очерки к юбилею ЦВТБ
  "Терскол" МО РФ
  
  
  1. Махов Муса Султанович.
  
  2. Белиловский Владимир Львович.
  
  3. Тинаев Валерий Борисович.
  
  4. Таирова Нина Сергеевна.
  
  5. Вечера горной поэзии и музыки.
  
  6. Школа инструкторов на т/б "Терскол".
  
  7. Обеспечение безопасности туристов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  МУСА СУЛТАНОВИЧ МАХОВ
  
  Более 15 лет начальником ЦВТБ "Терскол" Минобороны РФ
  является Муса Султанович Махов.
  
  Он родился в 1950 г в Кабардино-Балкарской республике. Там же в Нальчике окончил Кабардино-Балкарский государственный университет в 1971 году. С 1973 г. на турбазе он последовательно работает на должностях старшего инструктора (до 1984 г.), заместителя начальника турбазы, начальника отдела туристской и спортивной работы (до 1988 г.), и наконец, с 1988 г. по настоящее время - в должности начальника турбазы.
  Полковник Махов М.С. награжден правительственными наградами - орденом "Знак Почета" в 2001 г. и орденом "Знаковая личность" Академии общественного признания в 2002 г. Причем орден "Знаковая личность" Муса Султанович получал из рук Президента Кабардино-Балкарии.
  Неоднократно народ прекрасного Приэльбрусья, жемчужины Кабардино-Балкарии, облекал его доверием депутата в органах управления. Это свидетельствует о его повсеместном признании не только в качестве начальника турбазы, но и в качестве ответственного политического и общественного деятеля в пределах всей Кабардино-Балкарии.
  
  Надо честно сказать, что только его мудрость, опыт, умение не растеряться в трудных условиях, настойчивость и, в то же время гибкость, позволили пройти турбазе через все немыслимые трудности перехода от одного социального строя к другому. Не надо забывать, что переход этот сопровождался разрушением прежних устоев и источников существования. И неизвестно, где бы находились сейчас большинство сотрудников турбазы, если бы ею руководил кто-нибудь из нас. А Махов М.С., работая в то время с невероятным напряжением, находясь непрерывно в поиске новых форм, отстоял статус турбазы и самоё её существование не только без заметных потерь, но и с видимыми обретениями.
  Не будет преувеличением сказать, что только неукротимая воля, мужество и неиссякаемый труд Махова М.С. позволили сохранить и сплотить коллектив турбазы, совместными усилиями выстоять среди бурных волн новых форм хозяйствования, отстояв право на самобытность и сохранение незыблемых традиций армейского туризма.
  Конечно, при всём этом была помощь вышестоящих начальников: заместителя Министра обороны, начальника тыла Минобороны Исакова Владимира Ильича, начальника управления Минобороны по туризму и экскурсиям, полковника Дарьина Михаила Ивановича, и многих других прекрасных людей. Однако стержневой фигурой в области генерации новых идей и практических вариантов, а также в сфере выработки политических и хозяйственных компромиссов всегда выступал Муса Султанович.
  Результатом всех невероятных усилий Махова М.С. является тот факт, что к своему 70-летнему юбилею турбаза вышла на уровень современных требований по комфорту и сервису, по финансовой рентабельности и стабильности.
  Что касается деятельности начальника турбазы в сфере горного армейского туризма, то достаточно вспомнить, что все "Эльбрусиады" за последние почти 25 лет проходили исключительно под его руководством и организованы им на высоком уровне. В этом смысле не является исключением и "Эльбрусиада-95", проведенная Маховым М.С., в честь 60-летия турбазы.
  Невозможно в этом юбилейном очерке не упомянуть и тот факт, что руководимое Маховым М.С. восхождение на "Пик армейского туризма", предпринятое в честь 50-летнего юбилея турбазы "Терскол", успешно завершилось. И не только в смысле покорения вершины, сохранения здоровья всех 50 восходителей с их инструкторами, но и в смысле обретения нового имени пика, заявленного сразу после восхождения.
  И, наконец, следует сказать, что совсем недавние восхождения 2003 года свидетельствуют лишь о нарастании активности и качества армейских восходителей. И вновь во главе всей организации мы видим активного, вездесущего руководителя Махова М.С.. Имеются в виду успешно завершившиеся восхождения на вершину комбрига Клементьева В., руководителя первой альпиниады РККА в 1933 г., и на пик адмирала Колчака А.В. В восхождении, открытии и поименовании этих вершин приняли участие 136 участников "Эльбрусиады-2003" и начальник управления по туризму МО РФ, полковник Дарьин Михаил Иванович.
  
  За период руководства Маховым М.С. турбазой "Терскол" в ней пышным цветом расцветает горнолыжный туризм. Прокатный инвентарь, как горнолыжный, так и сноубордический соответствует требованиям современности. Благодаря высоким требованиям, предъявляемым к безопасности проведения занятий на склонах, высокому мастерству инструкторов, хорошей подготовке инвентаря, в несколько раз снизились показатели травматизма.
  Яркий темперамент, феноменальная память, тонкий изобретательный ум и другие подобные этим черты Махова М.С. позволили за последнее десятилетие произвести огромную работу по реконструкции турбазы с целью доведения её до самого современного уровня. Бесперебойно работающая котельная переведена на работу с магистральным газом. Исчезли четырёхместные номера, вместо которых оборудованы трёхместные. Двухместные номера выполнены как в блоке с трехместными, так и отдельно. Имеются и номера-"люкс". Полностью реставрирована столовая, которая теперь удовлетворяет как высоким эстетическим вкусам, так и более удобно позволяет решать присущие ей функциональные задачи. Полностью обновлён культурно-спортивный центр турбазы и, благодаря последовательным и настойчивым усилиям Мусы Султановича, на территории турбазы созданы и развернуты различные точки разнообразного обеспечения отдыха туристов: кафе-мороженое, пивбар, биллиардная, "Лекарь-Оптика", "Вестерн-Юнион" и пр.
  В своей многогранной деятельности Махов М.С. опирается на свою команду, которую он кропотливо собирал многие годы, буквально с первой встречи "читая душу говорящего с ним человека". В неё входят такие супер-спецы, как его заместитель по туристской и спортивной работе подполковник Красоткин А.В., с которым начальник турбазы плечом к плечу работает уже 14 лет; зам по МТО, подполковник Харабажу И.И., который трудится на базе свыше 8 лет; а также начальник медицинской службы, старший лейтенант Бабаев, показавший себя надёжным помощником и знающим специалистом. Махов М.С. вырастил и подготовил не только сотрудников высшего звена управления, но и надежно обеспечил устойчивое функционирование различных служб турбазы, подобрав кадры среднего звена управления турбазой "Терскол". К ним относятся старший инструктор и начальник контрольно-спасательной службы Белиловский В.Л., начальник продовольствия Червякова А.Я., заведующая столовой Сазаева Р.Х., начальник гаража Хацуков М.А., начальник КЭЧ Султанов Х.М., начальник теплохозяйства Штайда Х.М., начальник электрохозяйства Устименко Н.Г., начальник вещевого хозяйства Кочкарева С.Ж., начальник финансового отдела Жабелева О.Б. Все эти замечательные люди многие годы работают, как единый отлаженный механизм, как одно целое с начальником турбазы, создавая прочность и незыблемость основ функционирования турбазы "Терскол" в любых условиях.
  
  Свой 70-й юбилейный год турбаза Минобороны "Терскол", руководимая полковником Маховым М.С., встречает как центр притяжения туристов различных направлений (горные лыжи, сноуборд, горные туристы, восходители), приезжающих отдыхать и повышать своё мастерство из всех уголков России и ближнего зарубежья.
  
  
   Не от одного сотрудника турбазы можно услышать мнение о том, что если бы не Муса Султанович, то само понятие армейский, а тем более горнолыжный туризм в Приэльбрусье, в настоящее время существовало бы лишь в воспоминаниях.
  
   Пусть до самого 100-летнего юбилея нашей турбазы ему сопутствует удача во всех его начинаниях, пусть его здоровье ещё многие годы позволит вершить нужные людям дела с таким же успехом, и пусть, как говорят юмористы, "его возможности всегда обалдевают от его желаний"!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Белиловский Владимир Львович
  (Очерк об одном необычном ветеране турбазы "Терскол")
  
   Мир творческих людей можно разделить на три категории. К первой категории относятся творцы от рождения. Им несть числа. Это и Моцарт, и Паганини, и многие другие гениальные или талантливые мастера. Вторая категория - это творцы, талант которых естественным образом развился после получения ими соответствующего образования. К ним чаще всего относят инженеров, конструкторов, архитекторов, учёных. К ним могут быть причислены Шухов, Эйфель, Никитин (Останкинская башня), Менделеев, Эйнштейн, Чижевский, Вавилов и многие другие. К третьей категории относятся люди, таланты которых проявились совершенно не в той области, в которой они получили образование. К ним можно отнести таких великолепных мастеров, как Иоганн Штраус, Пётр Ильич Чайковский, Цезарь Кюи, Николай Андреевич Римский-Корсаков, а также многих мастеров из мира эстрады (Майя Кристалинская - окончила МЭИ, Эдита Пьеха - окончила ЛГУ, а также плеяда наших великолепных юмористов - выпускников МАИ). Думается, что Белиловский В.Л. относится именно к последней категории.
  
   Ровесник турбазы "Терскол", всеобщий любимец Львович, родился 7 ноября 1935 г. в Киеве. Во время Великой Отечественной войны был в эвакуации на Кубани, в Сталинграде и в Уфе. В 1945 году вернулся в г. Киев. После окончания школы поступил в военно-инженерное училище (МВИКУ) в г. Калининграде (областном), бывшем Кенигсберге. Окончив училище с отличием, Белиловский В.Л. служил в КВО в инженерных, а затем в ракетных войсках. Известно, чем занимаются инженерные войска - возводят или демонтируют различные инженерные сооружения. Или, как говорил Лесков - "мосты анжинерной конструкции". Но уже на этом этапе в его душе тлел гуманитарный огонек. Повинуясь зову души, Владимир Львович оканчивает пропагандистский факультет университета марксизма-ленинизма, Центральные высшие офицерские курсы ГО страны. Службу в войсках гражданской обороны завершил в СибВО. Награжден юбилейными медалями и медалями за безупречную службу 1-й и 2-й степени. Так закончилось его движение по официальным армейским ступеням. Если не ошибаюсь, то демобилизован был Владимир Львович в звании капитан. Так что его смело можно причислять к сонму "чинодралов и карьерюг".
   В период военной карьеры у Белиловского всё больше и больше выкристаллизовывались по крайней мере три направления деятельности, к которым лежала его душа - это спорт, туризм и...конечно, поэзия.
  На протяжении всей службы он вёл активную спортивную жизнь, тренировался и тренировал в разных видах спорта. Бывал и начальником физподготовки и спорта в войсковых частях, в которых проходил службу.
  Вёл активную туристскую жизнь, совершая различные путешествия во время своих отпусков: на Камчатку, Дальний Восток, в Среднюю Азию, Карелию, Карпаты, Кавказ. В составе экспедиции Института вулканологии побывал на Камчатке в 1967, 1968 и 1973 гг.
  В это же время показываются ростки его литературно-поэтического дарования. Белиловский В.Л. ведёт активную творческую жизнь, стажируется в редакции окружной газеты "Ленинское знамя". Его стихи в 60-70-х годах начинают публиковаться в газетах КВО, СибВО, в газете "Камчатская правда", звучать на радио, исполняться со сцены.
  Что ж мы видим по прошествии 30 лет упорного труда Белиловского В.Л. по совершенствованию, оттачиванию поэтического мастерства, "оружия любимейшего род", как писал ныне не вспоминаемый, конечно, не по поэтическим причинам В.В. Маяковский?
  Не могу не привести стихотворение Владимира Львовича из только что вышедшей очередной книжицы, небольшой по объёму, но очень объёмной по содержанию.
  
  Седой Эльбрус душою молод.
  Могуч и страстен - только тронь.
  В его челе вселенский холод.
  В его груди шальной огонь.
  Он грозен, как и встарь, сегодня,
  И высока его краса.
  Соединились
  Преисподняя
  Навеки в нём
  И небеса.
  
  Во-первых, прочитав это, чувствуешь, что это - уже сложившийся маститый поэт.
  А каковы высоты его поэтических образов. Например:
  Ты - прозренье небес,
   ты - цветок на ладонях дождя,
  Ты - звезда, что таинственно светит во мраке.
  
  Во-вторых, я понял, что это аллегория Львовича или его автопортрет.
  А в-третьих, от души радуешься, перефразируя Маяковского, "когда в стране российской такие люди есть!"
  Судьбоносными Владимир Львович считает 1973-1974 гг., когда он завершил службу и познакомился с Кавказом, который в его душе сразу перевесил все остальные впечатления жизни. Он сознательно выбрал турбазу Минобороны "Терскол" из-за внутренних порядков, существующих в ней, активных, хорошо поставленных там вопросов туристской, спортивной и культурной жизни.
  И уже находясь внутри турбазы, встретившись там с начальником Маховым Мусой Султановичем, он понял, что эта встреча стала для его судьбы решающей. Именно благодаря Махову М.С., он принял решение об окончательном переезде на постоянную работу в т/б "Терскол". И именно под его руководством он проработал с ним плечом к плечу на турбазе свыше 30 лет и продолжает плодотворно трудиться.
   Имея возможность время от времени наблюдать взаимодействие начальника и старшего инструктора турбазы, не могу не сравнить эту их работу с работой некоторого механизма, генератором (идей, подходов, мероприятий, различных управляющих команд и сигналов и пр.), в котором выступает начальник турбазы, полковник Махов М.С., а хорошо отлаженным исполнительным приводом, гарантирующим успешную реализацию всех задумок начальника - старший инструктор турбазы, В.Л. Белиловский.
   Таким образом, складывается такой образ, что в настоящее время работает некоторый тандем: полковник Махов М.С. - начальник Центральной турбазы Минобороны с огромным опытом руководства и плодотворного созидания, и Белиловский В.Л., старший инструктор турбазы и начальник Контрольно-спасательного отряда турбазы, с большим опытом работы с туристами и восходителями.
   Приведу лишь несколько примеров такой слаженной работы.
  В 1985 г., отмечая 50-летие турбазы, по приказу Махова М.С. туристы совершили первовосхождение на вершину, поименованную в честь этого события "Пиком армейского туризма".
  60-летие турбазы в 1995 году было отмечено проведением "Эльбрусиады-95", а Белиловскому В.Л. лично удалось совершить восхождение на обе вершины Эльбруса.
  На протяжении последних почти 25 лет при подготовке и проведении "Эльбрусиад" армейских восходителей, в соответствии с указаниями и под руководством начальника Управления по туризму и экскурсиям полковника Дарьина Михаила Ивановича и начальника турбазы "Терскол" полковника Махова Мусы Султановича, Владимир Львович чётко организовывал и проводил в жизнь эти нелёгкие мероприятия. В процессе проведения "Эльбрусиад" ему часто доводилось выводить восходителей непосредственно на вершины Эльбруса. На протяжении этого периода, благодаря помощи Махова М.С., Белиловскому В.Л. много лет подряд удавалось за один заход покорять обе вершины Эльбруса (выполнять, как говорят альпинисты, "крест").
  По приказу начальника турбазы летом 2003 г. полным составом "Эльбрусиады" с участием члена Совета Федерации России Щегорцова Александра Александровича были совершены первовосхождения с поименованием двух вершин именем комбрига Клементьева В. и адмирала Колчака А.В. в порядке увековечения великих россиян.
  
   Вообще, турист, прибывая на турбазу, с первого вечера оказывается вовлечённым в сферу действия Львовича. Я уже более 30 лет слушаю его "Вступительную беседу". По мне, она бы уже у меня сидела, что называется, в печенках. А у него всегда находятся какие-то новые обороты, выражения, так, что даже мне слушать его не скучно. Аккуратный юмор, интеллигентное обращение, даже когда молодёжь ведёт себя на грани хамства. Не забуду, какой взрыв хохота вызвали его заключительные слова о том, что подавляющему большинству туристов, хочется ещё и ещё раз побывать в этих краях. И ведь приезжают, говорит Львович, и многие с жёнами, а многие даже со своими жёнами! И так везде, и в бассейне, и в спортзале, и на склоне.
   А чего стоят его афоризмы:
  * При спуске с гор либо думай быстрее, чем едешь, либо езжай медленнее, чем думаешь.
  * Пяточки любимой слаще губ нелюбимой.
  * Одна строка, но на века и т.д.
   Конечно, начальству бывает с ним не просто. Но таков уж творческий человек.
  Мне Львович знаком давно, он не раз бывал у меня дома в Москве, я знаю его семью, учился в школе инструкторов с его очаровательной женой, Надеждой, собирался восходить с его дочерью Эланой на Эльбрус. Совершил задуманное восхождение с Белиловским В.Л. Прекрасно знаю, как он любил своего двоюродного брата, Ролана Быкова. Горд за доверие, которое мне оказал Львович, отдав первоисточники - стихи своей книги для набора на Word-е. Книга готова к печати и ждёт своего издателя. Я рад, что мне с помощниками удалось довершить его задумку до конца.
   Дай Бог ему и его семье здоровья на долгие годы и всяческих успехов!
  
  
  
  
  .
  
  ОЧЕРК О ТАИРОВОЙ НИНЕ СЕРГЕЕВНЕ,
  МОЕЙ ПЕРВОЙ УЧИТЕЛЬНИЦЕ ПО ГОРНЫМ ЛЫЖАМ
   (ЖИЗНЬ, ОТДАННАЯ ЛЮДЯМ)
  
   Уже в который раз убеждаюсь, что Божий дар не дается людям только в каком-то одном направлении. И проявление этого дара часто относится не столько к профессиональным качествам человека, сколько к его общечеловеческим и духовным качествам. Эти утверждения целиком справедливы по отношению к моей первой учительнице по горным лыжам, обожаемой всеми нами Таировой Нине Сергеевне.
  
   Родилась Нина Сергеевна в 1928 году. Мне посчастливилось познакомиться с ней в 1973 году, когда мы с женой впервые попали в необыкновенное место, в чудо природы - Приэльбрусье. В то время я служил в гарнизоне Дуброво, недалеко от Киржача, и по случайности в нашем доме офицеров оказались путевки на какую-то неизвестную нам турбазу "Терскол". На этой турбазе за год до нас побывали наши друзья. Они рассказывали, что там не только дают горные лыжи напрокат, но и обучают катанью на них, или, как они говорили, технике спуска с гор. Чего там учиться, думаю. Оттолкнулся и поехал. Но приехав туда и узнав, что это такое, я вот уже более 30 лет посещаю различные горы, и, конечно, чаще всего - "Терскол". Я полюбил и горные пейзажи, и строгость, которой требуют горы, и теоретические выкладки, которые позже нашёл в учебниках, объясняющие разложение сил при выполнении различных фаз поворота, и многое другое. А самое главное - я полюбил тех людей, которые тогда населяли горы:
  "Они в городах не блещут манерой аристократов...
  "Пожалуйста", "извините" с усмешкой они говорят...
  Но в их бродячих душах бетховенские сонаты,
  И светлые песни Грига переполняют их".
  
   Думаю, что в немалой степени всем моим чувствам к горам я обязан Нине Сергеевне. На нашей турбазе она работала с 1970 по 1976 годы регулярно, чаще всего с новичками. Она учила нас надевать ботинки, регулировать крепления, ходить по равнине на этих неудобных устройствах и, наконец, спускаться с гор. Но просто перечислить эти занятия - значит, перечислить обычные функциональные обязанности любого инструктора. А вот как всё это происходило - в этом и было всё отличие её действий от работы любого инструктора. Её любое обращение к нам, будь то совет, замечание, оценка выполненного элемента и прочее - всё было наполнено прямо-таки материнской заботой, лаской, лёгким юмором, какой-то звенящей нежностью. Позже мы узнали, что у неё никогда не было семьи, детей... Может быть, извечное, женское переносилось на нас? Но ведь таких женщин много, а такого отношения - поискать, да ещё как поискать!
   По её внешнему виду невозможно было определить, какой это замечательный человек. Немного сутулая, её лицо нельзя было отнести к числу красавиц. Скорее что-то сурово-печальное и задумчивое оставило свой след на всём её облике. Что-то среднее между лицом и ликом.
  Поначалу нам казалось, что она нарочно старается нас утомить долгими подъёмами с лыжами на плечах, подготовкой учебных склонов своими ножками. Только позже мы узнали, что адаптация к горам требует именно таких подходов, а благодаря именно такой разминке вся её группа уехала из "Терскола", не повредив ни один из своих суставов. А ведь больница в Тырныаузе, что в 40 км ниже Терскола по Баксанскому ущелью, с тех пор и поныне держит первое место по количеству гипса, употребляемого каждый зимний сезон для лечения слишком ретивых, несерьёзных, а иногда и просто неудачливых горнолыжников. Впрочем, разминка начиналась с утренней физзарядки, где фантазия Нины Сергеевны давала пищу для хорошей проработки всех суставов, на которые ляжет нагрузка именно на сегодняшних занятиях.
   Её всегда ровный тон, спокойный, негромкий говор придавали нам уверенность в самых опасных ситуациях. Особенно это запомнилось, когда мы первый раз в жизни спускались с третьего Чегета по Северной трассе. Казалось, что мы вообще не сможем закончить этот жуткий спуск, но её тихие подбадривания: "Соскальзывайте...Смелее ...Теряйте высоту..." позволяло сосредоточиться на технике спуска, отгоняя все прочие страшные мысли. И вообще, для характеристики её отношения к нам, начинающим горнолыжникам, прямо напрашивался образ курицы-наседки, непрерывно пекущейся о своих непутёвых птенцах.
  Вечерами, после отдыха она всегда находила какие-нибудь занятия для группы: показ слайдов, рассказы о селях и лавинах вперемежку с песнями и бокалом вина, прогулки по окрестностям Терскола и т.д. Позже, в своей инструкторской работе, я часто следовал её приёмам. И мне много раз на разных турбазах удавалось видеть, с каким интересом туристы идут на эти вечера. Они смотрят слайды с великолепными горными красотами, слушают о лавинах (о проф. Тушинском), о боевых действиях в горах, о снятии немецко-фашистских флагов с вершин Эльбруса (о проф. Гусеве) и о многом, многом другом.
   Нина Сергеевна всегда была готова к оказанию первой помощи, на склоне она всегда была "вооружена" большим "бананом", в котором находилось всё необходимое для оказания помощи. Она даже нас, новичков, привлекала к работам по эвакуации потерпевших со склона, как помощь спасателям. Доходило даже до курьёзов. Как-то мы, спускаясь с Чегета, уже вышли на самый крутой участок, откуда кафе "Ай" было видно внизу. Вдруг видим, что немного повыше кафе, там, где большие каменные глыбы всегда выступают из-под снега, собралось много народа, некоторые из них, сняв лыжи, что-то делают у самих камней. Нина Сергеевна попросила нас поаккуратней спускаться и быстро уехала туда, вниз. Она сразу кинулась на помощь. Однако протиснуться сквозь толпу оказалось затруднительно. Тогда она стала очень настойчиво просить пропустить её, ведь туристу нужно дать обезболивающее лекарство! И когда она протиснулась сквозь плотное скопление туристов, то увидела, что "боржоми пить уже поздно" - на камнях виднелись серо-розовые мозги, выбитые из непутёвой головы потерпевшего горнолыжника. Как потом установили, этот "ас" только что вернулся с Альп. Вечером, что называется, "нарезался", как следует, а утром, сказав, что после Альп какой-то Чегет ему нипочем, рванул вниз с самого верха. Результат не замедлил сказаться.
   Нина Сергеевна очень переживала этот случай, а мы получили ещё один урок заботы о людях. Позже мы имели возможность за десятилетия нахождения в горах убедиться, что далеко не все участники спусков, и даже инструкторы могут похвастать таким поведением. А у нашего инструктора и быть-то по-другому не могло.
   Через неделю первоначальной учёбы, Нина Сергеевна отобрала несколько человек и передала их другому инструктору, у которого обучались более продвинутые туристы. В их число попал и я. Но впечатление о моей первой учительнице было настолько велико, что в последующие годы я никак не мог вспомнить даже личность "второго" инструктора. И вообще, дальше на склоне я занимался с новым инструктором, а всё остальное время проводил со "своей" группой.
   Нина Сергеевна серьёзно готовилась к своей работе с группой ещё дома, в Москве. Зная, что на турбазе проводятся всякие мероприятия: соревнования по слалому и другим видам спорта, концерты-смотры художественной самодеятельности, выпуск стенгазеты, она с собой везла в горы всякую всячину, которая могла пригодиться группе. Там были и различные краски, гуаши, и марля для пошива костюмов, и различные призы. И ведь это всё в дополнение к нелёгкому рюкзаку с лыжами, ботинками и прочими необходимыми вещами.
   Но зато какой взрыв восторга все испытывали, когда вечером после проведения очередного соревнования не только победителям вручалась шоколадка в виде медали, например с надписью "Самому упорному слаломисту". Это значило, что турист падал на трассе много раз, но поднимался и всё-таки закончил дистанцию, даже, может быть, с последним результатом.
   На заключительном сборе нашей группы такой медалью была награждена моя жена, которая по состоянию здоровья так и не встала в тот год на лыжи, но очень помогла Нине Сергеевне и всей нашей группе при решении многих организационных вопросов. Она была, как мы говорили, "кассиром", который всюду следовал за нами, брал всем билеты на подъёмники, заказывал вино и чебуреки и пр. На её медали Нина Сергеевна под хохот присутствующих прочла надпись "Лучшему пешеходу горнолыжной группы".
   Лицо Нины Сергеевны довольно часто, особенно в моменты волнений, немного подёргивалось, говорят, что это был какой-то нервный тик. Нам, конечно, было неудобно спрашивать о его причинах. Но через несколько лет, когда моя семья хорошо познакомилась с ней, когда Нина Сергеевна посещала наш дом в Москве, она сама рассказала следующую историю.
   Во время одного из её пребываний в Приэльбрусье и работы в качестве инструктора она организовала поход-экскурсию на Приют-11 на Эльбрусе. Тогда ещё не было канатной дороги на Гарабаши, так что необходимо было не спеша топать часа два-три до Приюта. Можно себе представить, как тщательно она инструктировала всех туристов о необходимости идти "след в след" по причине многих трещин на Эльбрусе, которые заметены снегом и их не видно. Но, к сожалению, сама она должна была идти в голове колонны. И вот нашёлся один ярый фотограф-любитель, который всё-таки пренебрёг её предупреждениями и, желая получить выразительный снимок, отошёл от тропы на несколько метров. И получил... полёт в трещину глубиной несколько десятков метров. Нина Сергеевна бросилась за спасателями. Каким-то чудом, опустив веревку, они достали этого горе-фотографа. Тот потерял речь и был контужен. Оказалось, что ему повезло - он упал на снежный карниз. Туриста отправили домой (он жил в Средней Азии) в больницу. Когда речь восстановилась, он сказал, что там он был не один. С тех пор и до конца жизни у Нины Сергеевны и остался этот нервный тик. Слишком близко к сердцу воспринимала она такие происшествия.
   По карточке инструктора, которую мне удалось найти на турбазе, благодаря Белиловской Надежде, Нина Сергеевна ежегодно работала инструктором на нашей турбазе до 1976 года. В основном она любила заниматься с благодарными новичками. Мне самому впоследствии во время работы с группами было неприятно слышать, как только что научившийся кое-как спускаться турист "поучает" инструктора, начитавшись различных книг и находясь уже не в "новичковой" группе. Нина Сергеевна, ввиду особенностей своего характера, старалась избегать общения с такими снобами.
   Спустя лет 10 я случайно встретился с Ниной Сергеевной на Южных склонах Чегета, мы тепло обнялись, поговорили. Затем она попросила меня проехать вниз и после встречи внизу сказала: "Молодец! Мне тебя учить уже нечему". Это звучало мне лучшей похвалой за десятилетние усилия по овладению горными лыжами. Тогда она сообщила, что помогает здесь работе в бухгалтерии турбазы и что наградой ей служит повязка инструктора, которая обеспечивает ей половину дня бесплатное катание на подъёмнике. Вечерами она продолжает работать. Такой вот человек.
   В Москве Нина Сергеевна работала в тресте озеленения, который в том числе отвечал за своевременную смену голубых елей на Красной площади у Кремлёвской стены. Питомник с этими елями находился в Кабардино-Балкарии, так что иногда из командировки ей удавалось хоть не надолго посетить дорогие её сердцу места в Приэльбрусье.
   После ухода на пенсию Нина Сергеевна переехала в деревню Тверской области, где жили её родители - учителя. Там в силу своего характера помогала многим людям, ездила на велосипеде по окрестным селам. У неё была гипертония. Однажды, при возвращении из соседнего поселка, куда она отвозила лекарства, она упала с велосипеда и в результате гипертонического криза умерла на месте в 1993 году.
  
   В процессе поиска материалов при подготовке настоящего очерка мне удалось разыскать и познакомиться с её подругой, Пашковой Галиной Алексеевной. Она мне поведала дополнительные, неизвестные мне ранее факты биографии Нины Сергеевны.
  Во-первых, независимо от горнолыжной братии, качества её личности, конечно же, проявлялись и в её повседневной жизни. Многие её считали чуть ли не святой.
  Во-вторых, мы не знали о прошлых её занятиях альпинизмом. Меня обещали познакомить с её друзьями-альпинистами. С ними же она активно участвовала в деятельности неформального центра туризма "Поляна Внуково".
  В-третьих, Нина Сергеевна, оказывается, была сотрудницей литературного объединения в Москве и довольно регулярно публиковала свои стихи. Мне также обещано разыскать эти материалы.
  А вообще, думается, что мне в очередной раз здорово повезло в жизни, что я прикоснулся к таким настоящим людям, какой была моя первая учительница в горах.
  Пусть ей земля будет пухом!
  
  
  О ТИНАЕВЕ ВАЛЕРИИ БОРИСОВИЧЕ
  
  (ОЧЕРК КРАЙНЕ НЕОБЪЕКТИВНОГО ГОРНОЛЫЖНОГО ИНСТРУКТОРА )
  
  
   Тинаев В.Б., работавший инструктором на турбазе Министерства обороны "Терскол" в течение почти 30 лет, несомненно является одним из самых ярких, талантливых и незабываемых личностей нашей турбазы. Родился он в многодетной осетинской семье в г. Орджоникидзе (Владикавказ) незадолго до начала Великой Отечественной войны. С малых лет он грезил образом джигита, обожал оружие, коней, вообще военный образ жизни. Много раз с гордостью за свой небольшой народ вставлял в разговор замечание, что на душу населения больше всего Героев Советского Союза среди осетин. Поэтому после войны и окончания средней школы поехал поступать в военное училище в далекую Москву. С блеском поступив в училище Верховного Совета РСФСР, Тинаев стал кремлёвским курсантом. Все сессии и госэкзамены также сдавались блестяще, но на выпускном учении случилось несчастье - Тинаева контузило, и вскоре он был комиссован из рядов Вооружённых Сил. Валерий просил врачей, умолял комиссию что-нибудь придумать - рушится мечта всей его жизни, ведь он же горец - всё тщетно! Тинаев вынужден вернуться домой в Орджоникидзе. Удар судьбы был очень силён. Только характер горца позволил ему пережить такой удар, преодолеть обстоятельства и жить дальше.
   Был у Тинаева ещё один божий дар - он в школе хорошо рисовал, естественно, самоучкой. Возвратившись в Осетию, он поступает в художественное училище и, после его окончания, работает художником-декоратором в театрах г. Орджоникидзе.
   В конце 50-х годов кто-то из друзей приглашает Тинаева в Цей - ущелье, расположенное неподалеку от Орджоникидзе. Там он впервые знакомится с горными лыжами, которыми и занимается практически до конца жизни. Великолепная физическая подготовка, отличное телосложение, воинская закалка позволили Валерию быстро освоить технику спуска того времени. Вскоре он бросает театр, декорации, костюмы и переезжает в Цей, где требовались инструкторы. И пошло - занятия, группы туристов, организационные заботы и, конечно, девушки - все закрутилось вокруг Валеры, но... душа просит чего-то военного. Тинаеву не нравятся порядки в Цее, а вернее, почти полное их отсутствие. И через некоторое время им принимается долгожданное решение - Тинаев пишет заявление о желании работать в ЦВТБ (Центральной военной туристической базе, как теперь говорят) "Терскол".
   С тех пор и почти до конца своей жизни В.Б. Тинаев - бессменный инструктор "Терскола", исключая короткий перерыв работы в Цее, связанный с его горячим характером.
   В начале 70-х годов я впервые познакомился с Приэльбрусьем, горными лыжами и, конечно, с Тинаевым. Привлекла и его яркая внешность, и непрерывные фонтаны его юмора, и его экстравагантные выходки, и, главным образом, его изобразительные способности (я занимался слайдами, а у него смотрел на его работы - портреты, пейзажи). Бронзовое лицо, колоритная внешность, множество имён-прозвищ (Индеец Джо, горный орёл, горец...) - всё привлекало в нём.
   Туристы, а особенно те, кто уже раз побывали в Терсколе, буквально ломились к нему в группу. Но везло немногим: группы формировались по 20-25 человек, а на турбазе иногда удавалось размещать (видимо, только Б.Ф. Абрамову) до 600 туристов. Причина такого успеха была, конечно, не в Тинаевских методических находках при обучении или блестящей личной технике спуска - во-первых, мы ещё не могли всё оценить, а во-вторых, были инструкторы-спортсмены, с подготовкой которых трудно было спорить инструкторам "Терскола". Главная причина была в качествах личности самого Тинаева - это было незабываемое, неповторимое, очень яркое и самобытное явление. Каскад шуток, розыгрышей, царящая атмосфера радости вокруг него, горящие глаза людей. Думаю, что надо было больше привлекать его на публику, хотя "привлекать" - это не для него. Были, конечно, и иные мнения: это же шут гороховый, балагур, он без "башки" и т.д. Но это были мнения тех людей, память о которых стирается, как только перестаёшь видеть их (получил подпись, печать и пр.).
   Часто в основе его шуток лежали фундаментальные сведения из истории военного искусства, которое он великолепно знал от древности до наших дней, или глубокое знание истории, быта и нравов северокавказских народов. Например, идём с ним в старый административный корпус. На лестнице толпа народу. Он - моментально: "Что за скопление, как в битве при Фермопилах?" Потом оказывается, что дают получку, а битва эта была в Древней Греции, и т.д. Это он мне напомнил, хотя, как говорится, "академиев" не кончал.
   Необычайно обширные познания в области истории народов Кавказа сочетались в его натуре с нежным, щемящим отношением к местным обрядам и обычаям. Мне пришлось быть свидетелем во время похода вместе с Валерием в верховья ущелья Адыр- Су, как при прохождении мимо кладбища альпинистов он попросил нашу группу туристов отдохнуть несколько минут, а сам быстро взбежал на возвышенность, где в числе прочих лежал его давний друг - альпинист-балкарец. Припав на одно колено, он положил раскрытую ладонь левой руки на каменистый холмик его могилы, правую руку прижал к своему сердцу и в течение нескольких минут молча "общался" со своим другом. Вся группа, не сговариваясь, притихла, понимая всю важность происходящего и ощущая мистическую силу взаимодействия двух душ горцев.
   Тогда в составе группы была и моя жена, Тамара. Валерий, который обычно никому (а особенно женщинам) не доверял приготовление мяса для шашлыка, в знак уважения нас - его гостей, сказал: "Томочка, я надеюсь, что у тебя будет не хуже."
   В этот поход он пригласил нас специально в августе, чтобы мы повидали всю невозможную, неописуемую красоту гор, ледников, морен, лесов. Обычно же мы, кроме окрестностей Чегета и очередей у подъёмников, мало что видели. А в этот раз Валерий попросился у начальников в течение некоторого времени побыть в нашем приюте в ущелье Адыр-Су в качестве смотрителя или хозяина. На самом деле он писал там маслом окрестные пейзажи. Я тоже привёз оттуда множество ярких, неповторимо прекрасных цветных слайдов.
  Были и контрасты в его непростой душе. Несколько лет Тинаев жил в гражданском браке с одной прекрасной женщиной, киевлянкой Ольгой, которая бросила в Киеве работу, квартиру, мужа и, взяв с собой дочь, переехала жить к любимому человеку. В Терсколе Ольга окончила нашу школу инструкторов (как горнолыжных, так и пешеходных), была очень нежное, лиричное создание. И вдруг мы узнаём, что на одной вечеринке в ресторане Валера учинил дебош и ударил Ольгу за якобы вольное её поведение в танце с каким-то молодым человеком. На мои сетования по этому вопросу Тинаев ответил: "Я интеллигентный горец, но, во-первых, я горец." Конечно, после этого их отношения прекратились.
  В последний период жизни судьба подарила ему законную жену, Риту, и двух прекрасных сыновей. Валерий нежно заботился об их здоровье, воспитывал в своём духе. В связи с этим вспоминаются два случая.
   Первый случай связан с бытовыми условиями жизни постоянного состава сотрудников турбазы. Тинаевы получили квартиру в пятиэтажном доме, и заботливый отец быстро утеплил лоджию, застеклив её. К нему приходит замполит и говорит, что своим изделием он "испортил весь интерьер здания". Он сам был неграмотен, да ещё не знал, кто такой Тинаев. В результате получает ответ Тинаева: "Во-первых, мои окна и лоджия выходят не на ул. Горького, а на Северный выкат Чегета. Во-вторых, у меня два маленьких пацана, и им холодно. А в-третьих, я тогда всё начну переделывать, когда ты начнёшь отличать экстерьер от интерьера, а также экстерьер от фокстерьера!"
   Второй случай касается неуемной любви Тинаева к оружию. Он накупил своим ребятам горы пластмассовых автоматов, сабель, пистолетов и пр. И в один приезд довольно известного фоторепортёра центральной газеты он попросил сделать фото своих ребят, обвешанных оружием так, что были видны одни глаза. А если, сказал затем Тинаев, будешь публиковать эти снимки, подпиши: "Хотят ли русские войны?"
   По его просьбе Тинаевых перевели в турбазу МО "Кичкине" в районе Ялты. Но долго он там не прожил. Вскоре мы узнали о его преждевременной кончине в результате сердечного приступа. Мне приходилось читать, что наши посещения гор в основном благоприятно воздействуют на здоровье, многократные поездки - тем более. А вот для жителей гор поездки на равнину - неблагоприятны, а в некоторых случаях, особенно при переезде на постоянное жительство, - смертельно опасны.
   Так случилось с дорогим нашим Валерой.
  Однако в наших душах он всегда останется весёлым, заядлым любителем розыгрыша, даже конструктором новых слов. Многие помнят его знаменитое название коллективных восхождений на Эльбрус, которые далеко не всегда были хорошо организованы и экипированы. Именно такие мероприятия он называл броским словом: "КАБАРДАКИАДА".
   И многое можно ещё вспоминать. Ведь это большой кусок нашей жизни!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ОДНО ИЗ ЧУДЕС ПРИЭЛЬБРУСЬЯ
  
  ( ЧУДО "ТЕРСКОЛА" )
  
   В горах я бываю уже четвёртый десяток лет. Являюсь горнолыжным инструктором, судьей по горнолыжному спорту и просто страстным любителем гор и горных лыж. В Советском Союзе успел побывать (неоднократно и не в одном месте) в Хибинах, Карпатах, на Кавказе, в Тяньшане, на Сахалине. За последние десять лет удалось посетить Францию, Австрию и Словакию. В каждом месте приходилось бывать в разных турбазах, отелях и местах. Говорю об этом лишь для того, чтобы с достаточно большой уверенностью заявить:
  
  Турбаза МО "Терскол" является единственным местом в мире,
  где проводились "Вечера горной поэзии и музыки".
  
   С такой же большой уверенностью могу сказать, что автором и бессменным организатором и руководителем этих воистину неповторимых, очаровательных "Вечеров..." была заведующая библиотекой нашей турбазы, несравненная Евгения Павловна Творилова.
  "Вечера..." готовились около двух недель (сразу после заезда туристов) с привлечением инструкторов турбазы и каждого туриста в отдельности. В холле и в библиотеке висели объявления с призывами участвовать в этом мероприятии.
   Конечно, само возникновение идеи организации таких вечеров восходит к песням у костров истинных туристов, к фестивалям бардов, например в Жигулях, или праздников песни (как в Таллине). Вообще, как мне кажется, эта идея идет от привычки советских людей сообща проводить время. А если уж заглянуть в глубь веков, то эта идея восходит к соборности древних христиан. Поэтому в насквозь индивидуализированном Западе таких явлений, наверное, в принципе нигде не найти.
   Проводились "Вечера..." исключительно в библиотеке турбазы. После ужина туристы валом шли в библиотеку. Рассаживались не только на стульях и в креслах, но и на подоконниках, на полу, а позже и на ступенях, ведущих на второй этаж библиотеки. В назначенное время двери библиотеки закрывались, зажигалось много свечей, выключалось электричество, и чудо "Терскола" начиналось. После непродолжительной паузы, связанной с нашей вознёй, когда устанавливалась абсолютная тишина, Евгения Павловна незаметно включала стереофонический проигрыватель, ставила пластинку, и пространство наполняли божественные звуки мелодии Глюка из оперы "Орфей и Эвридика". Читатель здесь должен представить себя в этом, очень нестандартном зале библиотеки, где наряду с табельной мебелью было множество поделок из корней, камней и других местных материалов, подаренных библиотеке. При свете горящих свечей с многолетними разноцветными наплывами всё это создавало романтическое настроение и ожидание чего-то необыкновенного.
  Через некоторое время громкость звучания уменьшалась, и на фоне негромкой музыки начинался монолог "хозяйки" Приэльбрусья, Баксанской долины - нашей дорогой Евгении Павловны: " Седой Эльбрус приветствует вас..." Далее в течение трёх-четырёх минут притихшие туристы слушали настоящую "Оду" горам, рекам, людям, живущим в этом краю, призывы беречь природу этого неповторимого края, уважать обычаи местных народов. Надобно здесь добавить, что созданию эмоционального высочайшего напряжения, которое прямо ощущалось физически, в немалой степени способствовал внешний вид и голос хозяйки вечера. Благородная внешность, бронзовый цвет лица, который великолепно гармонировал с седыми, красивыми волосами, чуть подкрашенными в сиреневый тон. Красивый, звучный голос в нижнем регистре. Прямая ассоциация с Хозяйкой медной горы.
   К сожалению, у меня не сохранился текст Евгении Павловны для вступления к таким вечерам, но, несомненно, он достоин памяти и воспроизведения в любом виде. Слёзы волнения появлялись не на одном лице во время этого действа.
   "Вечера..." всегда включали в себя два отделения: первое - состояло из выступлений, посвященных исключительно горной или горнолыжной тематике; второе - представляло собой сплошной винегрет или сборную "солянку" из тем выступлений. Фактически это был сборник самых различных номеров - и рассказы, и анекдоты, и песни не только о горах, были и Омар Хайам, и Юрий Визбор, и Никитин, и воспоминания о лавинах и селяхне раз наводившие ужас на местных жителей и туристов.
   Формы выступлений участников были самые разнообразные. Это и пьесы, исполняемые на различных музыкальных инструментах (фортепиано, гитара, реже - флейта, домра и пр.). Это и различные вокальные номера (песни, романсы, оды, арии, пародии и пр.). Это и различные формы поэтических произведений (стихи, басни, баллады и пр.). Это, наконец, и чтение прозы, также самых различных жанров. Понятно, что подготовить и провести такой вечер очень не просто. Ведь люди и их подготовка совершенно разные (от профессионалов до дворовых любителей побренчать), реакция зала - тоже. Но обаяние Евгении Павловны, её проникновенные вкрадчивые интонации, своеобразная "твёрдая мягкость" позволяли ненавязчиво управлять всей этой круговертью.
   Номера выступлений, которые были подготовлены заранее, объявляла сама Евгения Павловна. Выступления, возникавшие экспромтом на протяжении всего вечера, объявляли сами исполнители. Естественно, что старания Евгении Павловны были направлены на то, чтобы первое отделение было подготовлено заранее целиком, а второе - как получится, там уже вполне допускалась импровизация. Иногда, когда знакомую песню, часто туристскую, запевала небольшая группа исполнителей, к ней постепенно подтягивалась всё большее количество туристов, так что заканчивали такую песню хором из всех присутствующих
   Как правило, выступления были сольные, но иногда мы слушали дуэты, а иногда даже инструментальные. Помню, как однажды нам с Пляцедевским Игорем Анатольевичем, ещё одним большим любителем горных лыж, Евгения Павловна посетовала о том, что на турбазе отдыхают двое пианистов, исполняющих дуэтом джазовую и просто легкую музыку. Они могли бы выступить на вечере, но нужно как минимум два инструмента, настроенных в унисон. Настройщика, конечно, и в помине нет. Я немного занимался настройкой, как любитель, но мне нужен настроечный ключ. Пляцедевский загорелся: "Давай узнаем в гараже турбазы, может, что-нибудь смогут!" Мы сняли слепок с колков инструментов (к тому времени в библиотеке стояли рояль и пианино), с помощью сварщика состряпали что-то вроде ключа, настроили оба инструмента в унисон, так, что очередной вечер с участием дуэта пианистов прошёл на высшем уровне.
   В стихотворном жанре, кроме желающих туристов, как в первом, так и во втором отделенияи всегда, со дня начала работы на турбазе выступал старший инструктор турбазы Владимир Львович Белиловский. Обычно он читал свои очень своеобразные стихи и о горах, и о космических связях и влияниях, были стихи-басни, лирика и, конечно, стихи о горных лыжах. Дома у него со временем стихов накопилось уже не на одну книгу. В подготовке первой из его книг "А горы освещают путь душе" мне пришлось непосредственно участвовать. Но в связи с "Вечерами..." вспоминается один эпизод. После очередного выступления В.Л. Белиловского нас, инструкторов турбазы, заинтересовало одно его стихотворение, посвященное горным лыжам. Его идея была блестящей, но нам хотелось добавить свои ощущения, внести свои чувства, своё видение проблемы горные лыжи и любители гор. После этого "Вечера..." мы попросили у автора это стихотворение, в одном из номеров турбазы состоялся ещё один вечер, как говорится, "за рюмкой чая". Результатом этих двух вечеров - турбазовского и инструкторского - явилось новое произведение о горных лыжах, которое даже автору понравилось больше, чем первоначальный вариант. Поэтому ниже приводится текст нашего общего детища.
  
  ОДА ГОРНЫМ ЛЫЖАМ
  Спряженье истин... сопряженье поворотов,
  Ликующая сила виража.
  Вновь лыжи, словно предвкушая что-то,
   Поют, от напряжения дрожа.
  
   Упругих, гибких лент заманчивые дуги,
   Со склоном мы сливаемся в дуэт,
   Манит лавинный спуск на дальнем юге,
   Оргáном к небесам возносится Чегет.
  
   Вздыхают гулом трепетным лавины -
  По ним идёт артиллерийская пальба.
  Сверкающие склоны не повинны,
  Что так любовь безудержно слепа.
  
  Изящество и элегантность спуска,
  Пленительный, как мир, S-поворот,
  Владенье телом,... разве перечислишь,
  Что нас с тобой сюда влечет.
  
  Сверкающий мираж врезаю в тень я,
  И сладкий сердца стон зовёт... гони!
  О нет, не слепота в горах, а ослепленье,
  Которое прозрению сродни.
  
   Группа инструкторов ТМО "Терскол"
  
   "Вечера..." традиционно заканчивались песней "Лыжи у печки стоят", исполняемой всеми участниками, и теплыми, душевными напутствиями хозяйки, Евгении Павловны, которые также высказывались в стихотворной форме. Точно воспроизвести её слова я не в состоянии, но это было что-то в таком духе:
   Мы с вами весело попели, поиграли,
   Теперь пора вам хорошенько отдохнуть.
  
   К великому сожалению, многое постепенно скрывается за далью прожитых лет, многого мы уже не помним. У меня до сих пор досадное чувство: как же я, фотолюбитель, имеющий не одну сотню кадров Приэльбрусья, не сделал ни одного кадра автора "Чуда Приэльбрусья", всеми нами любимой Евгении Павловны.
   Яркие, незабываемые эмоциональные переживания, неповторимые, одухотворённые теплом любви к горам и людям "Вечера горной поэзии и музыки", а также образ их автора, Евгении Павловны Твориловой, навсегда унесли в своих сердцах тысячи и тысячи благодарных туристов турбазы Министерства обороны "Терскол".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ШКОЛА ГОРНОЛЫЖНЫХ ИНСТРУКТОРОВ
   НА ТУРБАЗЕ МО "ТЕРСКОЛ"
  
   Честно говоря, этот материал относится только к школе 1989 года, последней школе перед кончиной Советского Союза, после которой не только исчезло понятие школы инструкторов ЦСКА, но исчез и сам институт инструкторов в том виде, в каком он был в советское время. Надеюсь, что вообще о школе инструкторов при турбазе ЦСКА за интервал времени порядка 20 лет напишет кто-нибудь из её корифеев, например всеми нами уважаемый Степанов Анатолий Викторович.
  
   В первые годы освоения мною горных лыж (начало 70-х годов) мы часто ездили "окучивать" склоны в Крылатском. Иногда мы видели довольно большую группу горнолыжников, стоящую на верхушке холма, а затем выполняющую один за другим какие-то завитушки на склоне. Позже удалось выяснить, что таким образом происходят отборочные испытания для зачисления счастливчиков в школу инструкторов, которая проходит на турбазе Министерства обороны "Терскол". Ещё позже мы узнали, что руководит этой школой Каргин Валентин Иванович, а начальник учебной части или методист был в то время Гантман Б.И.
  
   ... Прошло свыше 15 лет самостоятельного пути к высотам горнолыжной техники, и мною овладело страстное желание окончить эту школу. К тому времени я не только самостоятельно совершенствовался, как горнолыжник, но и несколько лет занимался судейством горнолыжных соревнований, был членом судейской коллегии ЦСКА по горным лыжам.
  В начале 1989 года я выяснил, что в этом году школу инструкторов в "Терсколе" будет проводить Степанов Анатолий Викторович. Вскоре я познакомился с ним в управлении Минобороны по туризму и экскурсиям. Его, как ответственного за качественное обучение, смутило в моей кандидатуре только одно обстоятельство: мой возраст. К тому моменту я уже разменял "полтинник". Но, когда я сказал, что буду на сборах школы за счёт своего отпуска, по своей путевке и при необходимости сразу покину школу, он согласился на то, чтобы я поучаствовал на приёмных экзаменах (на "смотринах", как называли это мероприятие).
  
  Экзамены проводились в пос. Ильинском, которое находится в нескольких километров от ст. Яхрома Савёловского направления. Я приехал на место проведения испытаний абитуриентов задолго до назначенного срока. Быстро нашел предполагаемое место, на котором, вероятнее всего, мы будем выполнять всякие задания. Увидел, что склон после снегопада (а дело было в будний день) не утоптан. По своей судейской привычке я стал приводить его в порядок: вытоптал склон шириной около 10 метров и длиной около 20 метров. Несколько раз загладил его, используя соскальзывания различного вида (основной приём судей при подготовке трасс). И тут увидел Степанова, спускающегося ко мне. Он очень удивился моей самодеятельности, узнал кратко про мои судейские привычки, и было видно, что остался доволен. К этому времени стали подтягиваться остальные абитуриенты. Здесь надо подчеркнуть, что люди приезжали из разных городов, в основном европейской части страны, и многие сразу после экзаменов, в этот же вечер должны были быстро попасть на свои поезда, чтобы возвратиться к себе домой.
  
   И вот строй участников стоит на склоне. Анатолий Викторович проверяет по списку присутствующих и доводит до нас программу испытаний. Экзамены включают выполнение различных упражнений каждым участником. На первом склоне были задания на различные типы соскальзывания (прямые, косые, скругленные), на "попадания" в ворота из различных исходных положений, а также на выполнение различных видов поворотов (плуг, упор и параллельные лыжи). Затем мы перешли на другой склон, где выполняли упражнения не столько на технику поворотов, сколько на умение преодолевать различные препятствия: движение по целине, прямой спуск, а также спуск, имеющий небольшой трамплин примерно посередине склона. За каждое упражнение Степанов выставлял оценки, так что к концу испытаний у него были совершенно объективные данные для того, чтобы оставить столько школяров, сколько было нужно по условиям финансирования школы.
   Надо сказать, что в основном у меня получались хорошие оценки по всем упражнениям, но на трамплине - чего я никак не ожидал - я, что называется, запоролся в буквальном смысле слова. После отрыва от трамплина меня стало вращать вперёд вокруг центра тяжести, и я под хохот сдающих "приснежился" прямо физиономией в сугроб. Выбравшись, я подъехал к Степанову с просьбой пересдать это упражнение, но он сказал: "Тебе что, мало 4 баллов?" Я спросил: "А за что такой бал, ведь я нырнул, как при прыжках с вышки в воду?" Он сказал: "Зато вылет был хоть куда!"
  
   Испытания закончились уже где-то к вечеру. Анатолий Викторович пригласил всех в маленький вагончик, стоящий прямо на склоне. Там было тепло, уютно и совершенно неожиданно нас ждал большущий самовар.
   Горячий и вкусный, как нам показалось, чай с сушками оказался как нельзя кстати после всех треволнений, которые выпали нам в тот день. Тогда это было просто душевно и хорошо. Позже, спустя несколько лет, мы поняли, что это был особый методический приём мудрого Степанова. Созданная им обстановка как нельзя лучше располагала уставших от напряжения людей к задушевной беседе, которая и началась вскоре после некоторой суеты, связанной с рассаживанием и обменом впечатлениями от пережитого. А беседа эта, по замыслу Степанова, имела немаловажное значение, так как на ней предполагалось выяснить, какая личность будет учиться в школе, а затем учить туристов, что сможет выпускник дать людям, кроме техники горнолыжного спуска.
   Действительно, после оглашения среднего балла каждого абитуриента, полученного на "смотринах", началась теплая, домашняя беседа. Каждому из нас задавались совершенно неожиданные вопросы. Казалась даже, что вопросы Степанова не относятся напрямую к школе. В памяти остались лишь некоторые из массы вопросов: на каком инструменте можете играть; какие песни, в том числе из туристического репертуара, знаете; каким спортом, кроме горных лыж, занимаетесь; что можете предложить туристам в часы отдыха и т.д. В результате наших ответов у Степанова в тетрадке появлялись различные значки, т.е. накапливалась объективная многоаспектная информация для принятия решения о зачислении того или иного абитуриента в школу.
   Надо сказать, что результаты этого этапа "испытаний" для меня лично окончились очень неплохо. Дело в том, что к этому моменту у меня был солидный стаж нахождения в горах (более 15 лет) и много информации по этой тематике. Во-первых, я играл на двух инструментах - фортепиано и баяне. Во-вторых, у меня были отличные слайды по всему Приэльбрусью, снятые в различные годы и в разных местах. В-третьих, я был знаком лично с Александром Михайловичем Гусевым, снявшим гитлеровские флаги с вершины Эльбруса, и мне было что рассказать, в-четвертых, я многое слышал от профессора Тушинского о лавинах и т.д. Так или иначе, но спустя некоторое время я был приглашён на беседу в Управление МО по туризму и экскурсиям. Мне сообщили о зачислении в школу инструкторов и предложили стать старшим школы инструкторов. Как я понял, эта должность была чем-то вроде помощника Степанова. Я многие годы посещал нашу турбазу, знал многие особенности хозяйства турбазы, её администрацию и многих инструкторов. Поэтому, после недолгого раздумья я согласился с этим неожиданным для меня предложением.
   Школа должна была проводиться в апреле, т.к. в это время всегда был спад туристического бума, и турбазе легче было уделять внимание школе инструкторов. К началу учебы все "школяры" съехались в Приэльбрусье, и моя мечта стала реально осуществляться
  
   Организационно школа состояла из преподавательского состава и учебных групп. Преподаватели были в основном бывшие ученики Степанова. Они проводили все практические занятия на склонах горы Чегет. Сам Степанов читал нам теорию, т.е. методические материалы по практическому обучению туристов. Причём для каждого изучаемого элемента у Степанова был готов свой подход. Сначала он рекомендовал некоторые подготовительные упражнения, а затем - переход к изучению и отработке самого элемента. У большинства из нас до сих пор хранятся конспекты лекций Степанова. Но изданы они в виде пособия по изучению горнолыжной техники или нет, мне неизвестно. Между тем, несмотря на некоторые нововведения, связанные с появлением так называемых карвинговых лыж, основные методические приёмы вряд ли претерпели существенные изменения. Было бы неплохо в юбилейный год турбазы выпустить пособие Степанова для изучения горнолыжной техники.
   Все ученики были разбиты на пять учебных групп, по 12-15 человек в каждой группе. Четыре группы были составлены из обычных абитуриентов, а пятая - из инструкторов пешеходных групп турбазы МО "Красная Поляна". Для них обучение в школе составляло дополнительные трудности. Дело в том, что ученики "обычных" четырёх групп катались неплохо, а некоторые даже очень хорошо. А "краснополянцам" за тот же период обучения нужно было, во-первых, научиться кататься, а во-вторых, научиться учить кататься.
  
   Замысел командования Управлении МО по туризму и экскурсиям в то время состоял в том, чтобы с зимнего сезона 1989-1990 гг. турбазу "Красная Поляна" превратить в турбазу с горнолыжным отдыхом, как и "Терскол". Отсюда для сотрудников "Красной Поляны" и возникли такие накладки.
  
   Несколько слов о распорядке каждого учебного дня в школе.
  Подъём школы, как и у всей турбазы в то время, был в 6.45. Короткая самостоятельная физзарядка и в 7.45 - завтрак. В 8.00 - построение школы, доклады старших групп о готовности групп к занятиям и доклад старшего школы начальнику школы Степанову о готовности школы к выезду. Краткое обсуждение неотложных задач, посадка в автобус и выезд, как правило, на Чегетскую поляну с последующим подъёмом на гору Чегет. Далее, до 14.30 каждая группа занималась со своим преподавателем, начиная с 3-го Чегета (высота более 3000 м над уровнем моря), и позже - по всем склонам, в соответствии с темой занятий и пристрастиями преподавателей. Обед школы начинался в 15.00, иногда чуть позже. Короткий отдых и в 17.00 - начало теоретических занятий, где, кроме основного предмета - методики обучения, были также лекции по оказанию первой помощи на склоне, правилам поведения в лавинах и организации спасательных работ, по проведению некоторых видов массажа. Занятия состояли из двух пар лекций с перерывом на ужин. После окончания второй пары занятий, где-то около 21.00, для нас было организовано посещение бассейна, а в 23.00 - отбой, как и у всей турбазы.
  
   Несмотря на сверхплотный и насыщенный всякими нагрузками рабочий день, "школяры" находили время и для шуток, и для вечеринок, и даже для празднования 50-летия нашего любимого мэтра Степанова. Были шутки и в процессе учёбы на склоне. Так перед одним из занятий Степанов поставил задачу: показать группе, как спускается "чайник". Это оказалось не так просто, фактически это должно походить на кривлянье на канате искусного клоуна-канатоходца. После нескольких наших попыток Степанов сказал: "Это всё слабо. Смотрите, как это должно быть!" И такое выкинул, что у всех животы разболелись от хохота. Кто-то попросил, чтобы он повторил для съёмок на видеокамеру, но Степанов категорически отказался.
  
   В целом школа инструкторов при турбазе "Терскол" была ценнейшей кузницей инструкторских кадров, что признают даже наши конкуренты - инструкторы школы Ремезова Л.И. Выпускники школы 1989 г., к тому же явились основной командой для постановки и решения на турбазе "Красная Поляна" всех вопросов, связанных с обучением туристов технике горнолыжного спуска. Это было сделано по просьбе начальника Управления МО по туризму и экскурсиям генерал-майора Дарьина М.И.
  
  
  
  
  
  
  
  
  ОБЕСПЕЧЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ
  ТУРИСТОВ НА ТУРБАЗЕ "ТЕРСКОЛ"
  
   В наш своеобразный век название очерка может вызвать у читателя современные "террористические" ассоциации. Но в то "тоталитарное" время, о котором, в общем-то, и пойдет речь, в горах преобладала госпожа Романтика, и внимание обращали только на объективные опасности для туристов, которые будут существовать всегда. Эти опасности подстерегают Человека вообще и Туриста в частности лишь по мере его продвижении в горные районы.
   К этим опасностям, прежде всего, относятся следующие факторы: высота пребывания над уровнем моря, лавины, или так называемая, "белая смерть" и грязекаменные потоки, или сели. Рамки очерка не позволяют давать обширную характеристику этих опасностей и их влияние на здоровье, и безопасность туристов. Здесь приводятся лишь некоторые воспоминания, связанные с деятельностью администрации турбазы "Терскол" в этих направлениях.
   Восходители прекрасно знают, что означает термин "горняшка". На высотах катания в Приэльбрусье (2100-3800 м) эта болезнь не очень явно выражена, но решение задачи обеспечения безопасности туристов от влияния высоты осложнено тем, что тысячи туристов практически полностью не подготовлены к высокогорью, а обеспечить возможность катания требуется максимальному количеству людей.
   Работа турбазы по решению этой задачи начиналась со дня заезда. Туристы в обязательном порядке беседовали с врачом, проходили медосмотр и измеряли давление. Уже здесь определялась возможность занятий на склонах или выдавалась рекомендация (читай - распоряжение) походить денёк-другой без лыж. В первый же день пребывания на турбазе (высота порядка 2200 м) проводилась вступительная беседа, на которой рассказывалось, как облегчить и сократить период адаптации к физическим нагрузкам на высоте. В течение всего пребывания инструктор (особенно до 1991 года) подбирал специальные упражнения на утренней физзарядке, а также осуществлял наблюдение за состоянием здоровья туристов на склоне. В случае недомогания туриста, спасатели быстро эвакуировали его со склона в долину, а при необходимости - в больницу г. Терныауза.
   К приёмам, способствующим повышению безопасности на склоне, безусловно, надо отнести такие мероприятия, проводимые только на "нашей" турбазе, как проверка состояния горнолыжного оборудования перед началом занятий, а также "смотрины", проводимые уже на склоне, в первый день катания. Действительно, часто мнение самого туриста об уровне его катания не совпадает с действительностью. "Смотрины" снимают все неясности в этом вопросе, и группы формируются с минимальным разбросом горнолыжного мастерства туристов. А это обеспечивает компактность спусков всей группы и существенно облегчает контроль за состоянием всех туристов группы со стороны инструктора.
   Значительно больше опасности для горнолыжников представляют снежные лавины. В Приэльбрусье (от пос. Нейтрино до поляны Азау с учётом ущелья Адыл-Су) специалисты насчитывают 84 лавинных очага. Из них в разные годы зреют и сходят 91 лавина, из которых обстрелу подлежат 54, т.е. около 60% лавин Приэльбрусья. Подразделения по активной борьбе с лавинами каждый сезон искусственно обрушивают около 100 лавин с суммарным объёмом снега порядка 1 млн. м.3, используя взрывчатку, а чаще зенитные орудия и снаряды со специальными зарядами.
  Весь коллектив работников турбазы "Терскол" всегда очень хорошо понимал опасность, которую несут снежные лавины. Разъяснение возможных масштабов этой опасности, коварства поведения лавин начиналось на турбазе прямо со вступительной беседы. Со всем свойственным ему мастерством старший инструктор турбазы В.Л. Белиловский рассказывал о "белой смерти". Это даже трудно было назвать беседой - это был театр одного актера. Приводились живые примеры того, к чему приводят беспечность, неисполнительность, расхлябанность, надежда на "авось".
  В течение нескольких дней инструкторы рассказывали о способах движения на лыжах, когда лавина только-только начала сход со склона, о правилах действий на склоне в случаях, когда становится ясно, что от лавины уйти не удастся, о правилах поведения при попадании в лавины. Каждая группа знала, что и как необходимо делать, чтобы быстрее спасти, помочь откопать товарища, попавшего в лавину. Мне приходилось участвовать в подобном мероприятии, и я между неистовым копанием снега лыжей видел, как инструкторы и спасатели умело организуют работы по откапыванию людей силами самих туристов. Тогда мы успешно извлекли ребенка лет 13-15, который был засыпан небольшой лавиной.
  Важной мерой по обеспечению безопасности горнолыжников во все прежние годы было требование командования турбазы о проведении занятий исключительно в составе группы. В те годы каждый горнолыжник на склоне знал, что в случае обнаружения спасателями нарушения у него могут отнять и поломать лыжи, могут избить прямо на склоне. А официально могут написать бумагу начальнику турбазы с ходатайством о немедленном отчислении с турбазы, высылке из Баксанской долины и сообщении на работу (службу) о хулиганском поведении на склоне, которое может повлечь увечья и гибель не только нарушителя, но и членов спасательной группы, что и бывало не раз.
  Командование турбазы регулярно приглашало ведущих специалистов страны по лавинам. Мне несколько раз удалось послушать отечественного мэтра по лавинам профессора Г.К. Тушинского. Его яркая образная речь, океан его знаний о лавинах на всех континентах Земли, обилие цветных слайдов, показываемых на большом киноэкране, рассказы о знаменитом американском лавинщике Монти Отуотере, о невероятных случаях выживания людей под лавинами - всё это оставляло яркие, неизгладимые впечатления на всю жизнь.
  Непрерывное воспитание почтительного отношения к горам вообще и к снежным лавинам, в частности проводилось в течение всего периода пребывания на турбазе. Практически в каждом заезде турбазой организовывались экскурсии на поляну Азау в музей Г.К. Тушинского, где собрано много материалов как о последствиях лавин, так и о жизни и творчестве самого проф. Г.К. Тушинского. Мне довелось быть знакомым уже с учеником Тушинского (кажется, Каримовым), который на материалах о поведении лавин в районе Эльбруса защитил кандидатскую диссертацию, а через некоторое время, показывая американским коллегам районы исследования лавин, погиб вместе с ними под внезапно сошедшей прямо на них снежной лавиной.
   Самому мне, прямо надо сказать, все годы везло в отношении лавин: я несколько раз приезжал в Терскол после схода лавин и заставал прекрасное катание при малом количестве народа. В Домбае я был участником откапывания "канатки" с Русской поляны, и снова после схода грандиозной лавины. А один раз, приехав на нашу турбазу после лавины "века", даже слышал рассказы ещё не уехавших очевидцев о спасении людей (как наших, так и иностранцев). Причём самое активное участие в доставании людей из-под мокрого снега после перекрытия русла реки и опрокидывания автобуса принимал бывший в то время начальником турбазы "Терскол" В.Н. Самодуров. Он, по рассказам очевидцев, раздевался догола, нырял в ледяную воду, доставал людей, передавал их спасателям и снова нырял. Потом его растирали и отпаивали спиртом, укутывали в овечьи тулупы и увозили на турбазу. Так мы узнали, что Самодуров мог быть не только заядлым борцом за неукоснительное выполнение распорядка дня на турбазе, но и геройским спасателем, действующим решительно, не жалея живота своего. Мы были очень горды за своего начальника и в целом за нашу турбазу.
   Ещё одно воспоминание, связанное с лавинами в Приэльбрусье и нашей турбазой. В одну очень снежную зиму мы, выйдя в Минеральных Водах из поезда, увидели массу народа, по виду горнолыжников, которые осаждали кассы, пытаясь уехать в Москву. На наши недоумённые вопросы они хором отвечали: "А вам не сказали, что всё Баксанское ущелье эвакуируют, ввиду очень опасной лавинной ситуации?" Мы в шоке, но решили всё же дождаться турбазовского автобуса и выяснить всё у наших людей окончательно. В середине дня узнаём: информация точная, но не полная. Действительно, все турбазы эвакуированы, за исключением турбазы Министерства обороны "Терскол". Командование турбазы сумело доказать местной контрольно-спасательной службе, а также командованию Управления по туризму и экскурсиям в Москве, что, ввиду чрезвычайно высоких требований со стороны администрации и инструкторов, 100%-ной дисциплины туристов, организованности и профессиональной, высококлассной работы инструкторского состава, никакой эвакуации туристов из военной турбазы не требуется. Безопасность туристов обеспечена полностью. При возникновении возможности занятия будут продолжены. А пока все туристы находятся в закрытой на ключ гостинице, выданы сухие пайки, турбаза переведена на автономное энергоснабжение. Мы выехали с привокзальной площади, глядя на толпы людей, уезжающих по домам, и в сердце каждого разливалась гордость за НАШУ турбазу...
   Многократные свидетельства бесчинств, творимых необузданными силами снежных лавин, вызвали у меня желание что-то поправить, что-то придумать такое, чтобы минимизировать не только ущерб для отдыха, а следовательно и для туристических компаний, но и ущербы для строителей дорог, линий электропередач и многого другого. В то время я работал в научном Центре Генерального штаба. В поле моего зрения был не только военный потенциал страны, но и весь потенциал оборонной промышленности. Зародилась идея - поставить науку, промышленность, а также силы и средства Минобороны на мирные нужды. Мне удалось разработать довольно обширную "Программу противолавинной борьбы", которая включала ряд НИОКРов (научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ) по разработке дистанционных датчиков с передающими устройствами характеристик снега по всей глубине снежного покрова. В состав Программы входили также работы по созданию региональных центров получения, систематизации информации о состоянии лавин, разработке методик прогнозирования схода лавин и, наконец, выработка в Едином центре противолавинной борьбы целеуказаний на применение активных средств борьбы против стихии природы. В состав же активных средств борьбы включались, кроме традиционных, авиация, в том числе дальняя, артиллерия (зенитки, миномёты и различные взрывные устройства), а также применение инженерных войск. Но прежде чем пустить эту программу по бюрократическому кругу утверждений и согласований, необходимо было составить для всех разработчиков атласы лавин всей страны. Опять помог случай - несколько ранее со мной служил в военном институте Анатолий Слёзкин, который оказался зятем профессора МГУ Гусева Александра Михайловича.
  Проф.А.М. Гусев известен не только многочисленными трудами по проблемам, связанным с гидрометеорологией. Широкая читательская аудитория знает его многие большие и малые интересные книги о научных экспедициях (например, "От Арктики до Антарктиды"). Известен он и как заядлый горнолыжник. В годы Великой Отечественной войны он участвовал в боевых действиях на Кавказе и возглавлял группу альпинистов, которая сняла фашистские флаги с Эльбруса в феврале 1942 года. Вот с каким человеком мне выпало счастье познакомиться и общаться практически до конца его жизни. Кстати, в те годы, в середине февраля, каждому заезду показывали хронику 1942 г., где момент снятия флага отснят оператором в невыносимо трудных условиях.
  А.М. Гусев, познакомившись с набросками Программы, быстро сказал, что тебе, конечно, поможет Мишка, я ему позвоню. Как оказалось позже, Мишка, бывший ученик. А.М. Гусева, в то время возглавлял Институт географии АН СССР, был членом-корреспондентом АН СССР и т.д.
  Многие люди помогали мне оттачивать программу, наконец, её завизировал Зампредсовмина Смирнов, и она попала на стол к Маршалу Советского Союза С.Ф. Ахромееву. И здесь, в родных пенатах, Программа, как говорят, отдала богу душу. Как мне передали из Секретариата, С.Ф. Ахромеев сказал: "Ещё не хватало, чтоб какой-то Гидрометеоцентр командовал Министерством обороны!" Не хочется в это верить. Думаю, что это произошло из-за узости мышления людей, подготавливающих такое мнение, но такое было.
  
   В заключение несколько слов о селевых потоках. Надо сказать, что вся Кабардино-Балкария, похоже, привыкла, что ежегодно выше Тырныауза сходят многочисленные сели.
  Каждый год в период наступления жары, а также весной - в период таяния снегов и ледников, селевые потоки устремляются в Баксанское ущелье. Особенно грозными они становятся, когда потепление сопровождается проливными дождями. Тогда почва на крутых склонах становится подвижной и, увлекая за собой огромные камни, устремляется вниз...
   Селевые потоки не влияют на безопасность туристов турбазы "Терскол" во время пребывания на базе и катания на склонах, но при движении на турбазу и с турбазы - влияние их бывает катастрофически велико. Сам не однажды попадал под селевые потоки.
  Чаще это происходит при спуске в долины. Командование турбазы немедленно оповещается об этом, на место высылаются БТРы или подобные мощные вездеходы, налаживается связь с администрацией г. Тырныауза, предпринимаются все меры для того, чтобы туристы во-время или с небольшими опозданиями прибыли в Минводы к своим рейсам. В те далекие уже теперь годы начальник турбазы обычно был депутатом Верховного Совета Кабардино-Балкарии с соответствующими полномочиями. Мне довелось побывать в крупном селевом потоке, и я видел, как начальник турбазы (тогда им был В.Н. Самодуров), прибыв лично на участок селевого потока, попробовал эвакуировать застрявших в автобусе туристов. Но при подходе к автобусу камнем в селевом потоке порвало трак гусеницы, БТР застрял. Однако с помощью досок с БТРа был наведён мост, по которому сначала туристы перебрались на БТР, а затем - на сухое место дороги. Сам начальник нашёл выше дороги камни, по которым можно было обойти селевой поток. Перейдя его, он развернул какую-то машину в сторону Тырныауза и, уехав туда, организовал подачу нескольких машин для эвакуации всех туристов, которые перебирались к моменту подхода этих машин через сель по маршруту начальника турбазы.
  
   На протяжении более чем 30 - летних посещений турбазы "Терскол" мы постоянно убеждались, что вопросы обеспечения безопасности туристов у командования и всех её сотрудников стоят на первом месте, работа по этому направлению поставлена на прекрасном уровне. Остаётся пожелать, чтоб этот уровень оставался столь же высоким и в новых условиях функционирования турбазы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ИЗ "ЗЕЛЁНОЙ ТЕТРАДИ"
  
  ЕВГЕНИИ ПАВЛОВНЫ ТВОРИЛОВОЙ
  
  
  
  
  
  
  Составители: Белиловская Надежда,
  Соломоденко Владимир
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  "Терскол" - Москва
  
  2005
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  В В Е Д Е Н И Е
  
  
   К 70-летнему юбилею ЦВТБ (ныне Центр активного отдыха) "Терскол" был написан очерк о "Вечерах горной поэзии и музыки", которые придумала, готовила и проводила Творилова Евгения Павловна. Высказывалось сожаление о том, что её прекрасное вступление к вечерам, а также некоторые вставки, как поэтические, так и в виде прозы просто не сохранились.
   Во время поездки в "Терскол" в юбилейном году были предприняты попытки разыскать новые материалы в этом направлении. Благодаря усилиям Белиловской Надежды Владимировны, были просмотрены многие видеозаписи и просто архивные бумажные документы, которые бы дополнили прекрасный образ Твориловой Е.П.
   Поиски увенчались успехом: у нас в руках оказалась так называемая "Зелёная тетрадь" Евгении Павловны. Эта тетрадь представляет собой блокнот небольшого формата, в котором Евгения Павловна своим аккуратным почерком выписывала различные стихотворные произведения, песни бардов, высказывания известных и не очень известных авторов - всё то, что, по мнению Евгении Павловны, могло быть использовано при проведении вечеров.
   Составители настоящего материала отобрали только некоторые произведения из "Зелёной тетради", а именно те, которые напрямую имеют отношение к горам и горнолыжному "сумасшествию". Относительно прочих произведений хочется сказать, что сам их выбор хозяйкой "Зелёной тетради" красноречиво показывает основные черты её характера: любовь к природе вообще и к горам в частности, благожелательность и доброту, предельную самоотдачу при подготовке и проведении вечеров.
   Лишь только перечень авторов произведений, которые попали в эту тетрадь, говорит о необычайной широте охвата литературного материала и глубине проникновения в изучаемый материал. Здесь встречаются А. Блок и Ю. Визбор, В. Шекспир и Б. Пастернак, А. Вертинский и В. Солоухин, Гайавата и Б. Окуджава, Р. Бернс и А. Краснопольский, М. Сервантес и В. Овчинников, М. Лермонтов и многие, многие другие.
   Содержимое всех материалов "Зелёной тетради" - это фактически отражение всех самых лучших черт любимой всеми Евгении Павловны Твориловой. А настоящая подборка произведений из "Зелёной тетради" - достойный подарок её памяти в юбилейном для турбазы году.
  
  Белиловская Надежда Владимировна,
  Соломоденко Владимир Борисович
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  С О Д Е Р Ж А Н И Е
  
  Седой Эльбрус приветствует Вас!
  Звенит гитары перебор
  Баксанский рецепт
  Я дарю тебе к светлому празднику
  Когда метель кружит, как зверь
  Век закружит, снег завьюжит
  И солнышко светит
  Песня девушки
  Чуть потрескивают свечи
  Горы
  Свечи
  Не привыкайте к чудесам
  Ты, человек, любя природу...
  Всё относительно - нет прочности ни в чём
  Великаны
  Ревность
  Донгуз-орунские озёра
  Однажды день весенний настаёт
  Ты рад всему - и Солнцу, и метели
  Эльбрусский стрелок
  Баксанская осень
  Да обойдут тебя лавины
  
  
  
  ИЗ ВСТУПИТЕЛЬНОГО СЛОВА ТВОРИЛОВОЙ Е.П.
  
  К "ВЕЧЕРУ ГОРНОЙ ПОЭЗИИ И МУЗЫКИ"
  
  (Вариация на тему М.Ю. Лермонтова)
  
  
   Седой Эльбрус приветствует Вас!
  
  Он взлелеет ваше горнолыжное детство,
  
   Он будет носить вас на своих одичалых хребтах,
  
  Одевая вас облаками.
  
  Он к небу приучит вас, и вы с той поры
  
   Мечтать будете всё о Нём да о небе!
  
  * * *
  
  
  В. Домащенко
  Звенит гитары перебор,
  И полумрак горит свечами,
  Идёт душевный разговор -
  Стихи встречаются с горами.
  О! Сколько дивной красоты
  В чудесном этом сочетаньи!
  Здесь в стихотворные мечты
  Влилось вершин седых дыханье.
  И как бы ни был мир велик,
  Встающий день за днём пред нами.
  Друг мой! Запомни этот миг -
  Стихи встречаются с горами.
  
  
  В. Высоцкий
  От всех забот, не от безделья
  Рецепт прописан с давних пор,
  Езжай в Баксанское ущелье
  И встань душой напротив гор.
  Напротив стань Донгуз-оруна,
  Напротив мудрости седой,
  И там поймёшь Рашид-Гаруна
  И цену суеты земной.
  Вся философия земная
  Понятна ближе к облакам,
  В ней есть пропорция простая:
  Суровость - нежность - пополам.
  И если неизбежность всё же
  Нас возвращает в города,
  Не забывайте - нежность тоже
  Есть признак сердца и ума.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Б. Окуджава
  
   ПОЗДРАВЛЕНИЕ
  
  Я дарю тебе к светлому празднику
  Множество всяких странных вещей:
  Звон нежданных звонков,
  Запах блюд, не сготовленных вовсе,
  И мужество - ни о чем не жалеть...
  И охапки цветов, не проросших ещё,
  Ароматных и бархатных,
  Удивленье, надежду на добрую весть,
  Вид из окон (ещё до сих пор не распахнутых)
  На дорогу (которая, может быть, есть).
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Б. Окуджава
  Когда метель кружит, как зверь,
  Протяжно и сердито,
  Не запирайте вашу дверь,
  Пусть будет дверь открыта.
  И уходя в ночной тиши,
  Без лишних слов решайте,
  Огонь сосны с огнём души
  В печи перемешайте.
  Пусть будет тёплою стена
  И мягкою скамейка,
  Дверям закрытым - грош цена,
  Цена замку - копейка.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  А .Краснопольский
  Век закружит, снег завьюжит,
  И перо, и пистолет...
  Чудится - тех самых кружев
  На руке остался след.
  Молодеющие лица
  Музыкой осенены.
  Здесь ли горная столица
  Гордой песенной страны?
  Ни души в ущелье голом
  В леденеющей тиши,
  Те же горы над Терсколом,
  Те же звёзды меж вершин.
  Чуть потрескивают свечи,
  Кто-то смотрит на часы...
  Ах, спасибо вам за вечер
  Века неги и красы!
  Те же мы, и вы всё та же,
  Но твердит мне разум мой, -
  Вы отправитесь домой.
  Громко скрипнет снег шершавый
  Под копытами коней.
  Смуглый спутник ваш кудрявый
  Улыбнётся из саней.
  
  
  
  
  
  Ю. Зысин
  
  И солнышко светит,
  И склон пред тобой,
  И слева, и справа
  Вершины гурьбой.
  И небо - огромное море вверх дном!
  И тёмные сосны внизу, где подъём...
  Летишь!!!
  Вот удачно вошёл в поворот
  И сделал дугу, как волну пароход.
  Под лыжами хруст -
  За пропилом - пропил,
  А сзади тебя вьётся снежная пыль.
  И с ветром обнялся у всех на виду,
  Где я наслаждение выше найду?!
  О, горные лыжи!
  Да что говорить -
  Могу я вас только
  С любовью сравнить!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Роберт Бернс
  ПЕСНЯ ДЕВУШКИ
  
  Он меня поцеловал
  И ушёл по склонам гор.
  На уступья серых скал
  Все гляжу я с этих пор.
  Пощади его в пути,
  Дробный дождь, трескучий град,
  Горных троп не замети
  На вершинах, снегопад.
  В бледном сумраке ночном
  Не кружись, метель, над ним -
  Пусть он спит спокойным сном
  И проснётся невредимым.
  Пусть меня он назовёт
  И в долину кинет взгляд.
  Пусть ведёт его вперёд,
  А любовь зовёт назад.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Посвящение Е.П.
  Чуть потрескивают свечи,
  Тени жмутся по углам.
  Сколько звёзд рассыпал вечер,
  Торопившись в гости к вам!
  Звон старинный, час недлинный,
  Дани звукам и словам...
  Тени Анны и Марины
  Зябко тянутся к свечам.
  Мчат по клавишам, по струнам,
  По страницам, по сердцам...
  Кто из вас вернётся юным
  К неподкупным зеркалам?
  Миг прекрасный, миг единый,
  Миг явленья волшебства;
  Эти гордые седины -
  Знак знакомства? Иль родства?
  И поведает едва ли
  Предрассветная звезда:
  Эти руки целовали
  Чьи великие уста?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Б. Ганкин
  
  Горы
  Мир красок
  Синий отблеск льда,
  Камней зелёных ожерелье.
  И белой лентою в ущелье
  Навеки вплетена вода.
  Мир звуков
  Ровный шум воды,
  Плач ветра, сжатого тесниной,
  И с треском рушатся лавины
  С вершин на камни и на льды.
  Мир сказок
  Грани хмурых скал
  Напоминают замков стены.
  У камня - необыкновенный,
  Почти драконовский оскал.
  Блуждая у вершин седых,
  Находим радость мы и горе.
  Вселенную вместили горы,
  И мы за это любим их.
  
  
  
  
  
  
  
  
  Лобановский
  Свечи
  Снег поселился за окном,
  Туман поссорился с дождём,
  И в бесконечный вечер, и беспробудный вечер
  О чём-то дальнем, не земном
  О чём-то близком и родном,
  Сгорая, плачут свечи.
  Казалось, думать, да о чём?
  Мы слишком праведно живем,
  Но иногда при встрече,
  Но иногда при встрече,
  Мы вдруг садимся за рояль,
  Срывая с клавишей вуаль,
  И зажигаем свечи.
  Те свечи плачут для людей
  То тише плачут, то сильней
  И погасить горючих слёз не успевают.
  И очень важно для меня,
  Что не боится воск огня,
  Во имя дружбы нашей свечи тают.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  В. Шефнер
  
  Не привыкайте к чудесам -
  Дивитесь им, дивитесь!
  Не привыкайте к небесам,
  Глазами к ним тянитесь.
  
  Приглядывайтесь к облакам,
  Прислушивайтесь к птицам,
  Прикладывайтесь к родникам, -
  Ничто не повторится!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  В. Шефнер
  
  Ты, человек, любя природу,
  Хоть иногда её жалей.
  В увеселительных походах
  Не растопчи её полей.
  
  В вокзальной сутолоке века
  Ты оценить её спеши:
  Она - твой давний добрый лекарь,
  Она - союзница души.
  
  Не жги её напропалую
  И не исчерпывай до дна.
  И помни истину простую:
  Нас много, а она одна.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Гофман, 17-й век.
  
  Всё относительно - нет прочности ни в чём:
  Что дорого отцам, над тем глумятся дети.
  И с отвращением мы вечером плюём
  На то, что нам святым казалось на рассвете.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Г. Сифорова - Людвиг
  
  В Е Л И К А Н Ы
  
  Погаси свечу, и пусть молчат стаканы -
  Жили-были на Эльбрусе Великаны.
  Шеи вытянув, на цыпочки вставали,
  Напрягаясь, к небу звёзды прибивали.
  
  Это были не злодеи, не сутяги,
  Это были непоседы-работяги.
  На руках играли мускулы завидно,
  Чтобы людям звёзды снизу было видно.
  
  Это было или не было когда-то...
  По земле шагает век 20-й,
  По земле шагает век 20-й,
  По Эльбрусу ходят смуглые ребята.
  
  Пусть рискованно, опасно и непросто
  Пробивать пути к вершинам звездам.
  Ну, а те, что не спустились, не вернулись,
  Всё равно до великанов дотянулись.
  
  Можешь свет зажечь, и пусть звенят стаканы -
  Жили-были на Эльбрусе Великаны.
  
  
  
  
  С. Доризо
  
  Р Е В Н О С Т Ь
  
  Пережиток старый - ревность.
  Он рождён в былую древность.
  И порой до нашей эры
  Мы найдём его примеры.
  Раз Адам с дороги сбился
  И под сень родного крова
  Вместо часа возвратился
  В 25 минут второго.
  И едва Адам наш кроткий
  На порог ступил ногою,
  Как услышал: " Гм-м, так вот как,
  Ты всю ночь провёл с другою?"
  "Слушай, Ева, дорогая,
  Трезво ты смотри на вещи:
  Ну, какая тут другая?
  Нет на свете больше женщин.
  Нет нигде в пределах Рая,
  Говорю тебе серьёзно.
  Зря ревнуешь: из ребра я
   лишь тебя Пока что создал!
  И улик не обнаружив,
  Спорить Ева перестала,
  Но на всякий случай мужу
  Рёбра все пересчитала.
  
  
  ДОНГУЗ-ОРУНСКИЕ ОЗЁРА
  
  Лишь только свет румянит горы,
  Когда впервые с высоты
  Нам вдруг открылись, как цветы,
  Донгуз-орунские озёра.
  
  Жаль, что отсутствуют слова,
  В которых расцветают краски:
  Менялся синий цвет на красный,
  А жёлтый проступал едва.
  
  И мы внезапно онемели,
  Хоть много видели чудес.
  Казалось, радуга с небес
  На эту красоту слетела.
  
  Хотелось мне в ладони взять
  Донгуз-орунские озёра,
  Нести к друзьям их через горы
  И ничего не расплескать!
  
  
  
  
  
  
  
  Ф И Р С О В В. Ф.
  
  Однажды день весенний настаёт,
  Когда ты к солнцу хочешь стать поближе,
  И погружаешь в чудо-самолёт
  Большие металлические лыжи.
  
  Двадцатый век - век реактивных трасс,
  У теней предков вызывая зависть,
  За два часа мы прилетаем на Кавказ,
  Куда они полгода добирались.
  
  Над нами спутник чертит небосвод,
  Летят ракеты к Марсу и Венере...
  Чтоб этот век постигнуть в полной мере,
  Мы сами отправляемся в полёт.
  
  Наш мир не может жить без скоростей,
  Нам хорошо, когда мы на сверхзвуке.
  Летим вперед, расставив крылья-руки
  Над острыми краями пропастей.
  
  Уже в висках стучит от высоты...
  А может, то Баксан гремит камнями?
  И Солнце зажигает свет огнями,
  И в снеге распускаются цветы.
  
  
  
  
  Ты рад всему - и Солнцу, и метели,
  И для тебя мгновенья лучше нет,
  Когда в конце Баксанского ущелья
  Вдруг сразу открывается Чегет.
  
  Цепочка кресел медленно ползёт,
  Канаты на ветру звенят, как струны,
  И голубеет стометровый лёд
  Над страшною стеной Донгуз-Оруна.
  
  Снег бел и чист, как первая любовь,
  Он нам прощает летние измены.
  Ведь все мы возвратимся вновь и вновь
  Под эти ослепительные стены.
  
  Где свет, и снег, и страх, и снова свет,
  И дикая звериная усталость,
  И где тебе порой всего лишь метр
  Пройти до края пропасти осталось.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Зубарев 1973 г.
  Эльбрусский стрелок
  
  Стрелок кавказский был не трус
  В заоблачном краю.
  Он защищал седой Эльбрус
  И был убит в бою.
  
  Ушёл он в трещину без дна,
  В объятья ледника.
  Гора оплакала одна
  Убитого стрелка.
  
  Лежал он 30 лет подряд
  В объятьях ледника.
  Пропавший без вести солдат
  Дивизии одной.
  
  Неспешно нёс его ледник
  В молчаньи голубом.
  Никто на свете не проник
  В его хрустальный дом.
  
  И вынес, наконец, на свет
  Ледник не бренный прах,
  А воина в расцвете сил
  С оружием в руках.
  
  
  
  Но след от пули у виска,
  Молчаньем скован рот,
  В глазах стеклянная тоска,
  А вместо крови - лёд!
  
  Где на часах стоит скала
  Под слёзы родника,
  Земля родная приняла
  Эльбрусского стрелка.
  
  Баксанская осень
  
  Я снова Баксаном любуюсь, как сказкой,
  Чудесной, волшебной, неповторимой,
  Весёлой и щедрой, совсем по-кавказски,
  И чуточку грустной, совсем как у Грина.
  
  Какая здесь осень! Волшебница света
  Одела березы в янтарные бусы,
  И все поцелуи безумного лета
  Зажгла в факелах, словно волосы русы.
  
  Гори, моя осень берёзовой рощи.
  Уже не звенят над Баксаном гитары.
  Всё стало сложнее, а может быть, проще.
  Да жаль, только листья разносит по роще.
  
  
  
  
  Ада Якушева
  Да обойдут тебя лавины
  
  Да обойдут тебя лавины
  В непредугаданный тот час.
  Снега со льдом наполовину
  Стоят, как будто про запас.
  
  По чью-то душу, чью-то душу,
  Но, я надеюсь, не твою.
  Тебя и горе не задушит,
  Тебя и годы не убьют.
  
  Так напиши мне, напиши мне,
  Не поленись и напиши,
  Какие новые вершины
  Видны тебе среди вершин?
  
  И что поделывают зори,
  Твой синий след переходя,
  И как Домбай стоит в дозоре,
  Подставив грудь косым дождям.
  
  И мне всё чудится ночами
  Тепло от твоего плеча -
  Вот, четырьмя скрестясь лучами,
  Горит в ночи твоя свеча.
  
  
  
  Дожди всё хлещут, хлещут дальше,
  Но видно мне и сквозь дожди:
  Стоишь ты грустный, бородатый
  И говоришь: "Не осуди!"
  
  Вот пустяки, какое дело -
  И осудив, не осужу.
  Мне б только знать, что снегом белым
  Ещё покрыта Суфруджу.
  
  Мне только б знать, что смерть не скоро
  И что прожитого не жаль,
  Что есть ещё на свете горы,
  Куда мне просто убежать.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  МОИ ИЗБРАННЫЕ АВТОПУТЕШЕСТВИЯ
  
  
  ПУТЕШЕСТВИЕ ЗА КАСПИЙСКОЕ МОРЕ
  (фотосъёмка полного солнечного затмения)
  
   В начале лета 1981 года в брошюре о затмениях Солнца я вычитал, что 31 июля 1981 года произойдёт полное солнечное затмение, причём наблюдать его можно будет с территории СССР. Все так называемые "обстоятельства" этого затмения, т.е. для каждой минуты положение Солнца и фаза закрытия его тенью Луны, также были приведены. Возникло острое желание не только посмотреть, но и осуществить фотосъёмку этого явления. Изучив особенности такой съёмки, я вооружился двумя фотоаппаратами "Зенит" и двумя объективами "МТО-1000" (20-кратное увеличение) и "Юпитер-8" (3,5-кратное увеличение). На время достал деревянный штатив, как у фотографов. Съёмки решил делать на цветной слайдовой плёнке.
   Оставалось решить вопрос, куда ехать? Где надёжнее осуществить съёмку?
  Из материалов брошюры следовало, что полоса полного затмения будет простираться от середины Чёрного моря через Северный Кавказ, Каспийское море, Казахстан до Сибири. Выбор был сделан в пользу поселка Кюльсары (Северо-Западный Казахстан), где полное затмение должно наблюдаться в течение 52 сек, а Солнце в это время будет уже достаточно высоко над местным горизонтом (местное время около 5 час 20 мин), так что пылевые помехи будут достаточно малы. Таким образом выстраивался маршрут этого автопутешествия: Москва, Волгоград, Астрахань, Гурьев, Кюльсары и обратно. Протяженность маршрута - свыше 1860 км в одну сторону (3720 км всего).
   В качестве транспортного средства был использован только что приобретённый ЗАЗ-968М, т.к. выбора никакого больше не было. По расчету получалось, что при средней скорости 70-80 км/час и длительности ежедневного движения порядка 10 часов нам потребуется три дневных автоброска для достижения цели вовремя. Мы взяли ещё один день на всякий случай (как потом выяснилось - не зря), собрали запасные части, провиант, аптечку и подготовились к путешествию. В состав запчастей входили самые необходимые детали - контактная группа прерывателя, сам прерыватель, бегунок, крышка трамблёра, конденсатор, высоковольтные провода, свечи, ремни (ГРМ и вентилятора), аптечка для ремонта камер и медицинская аптечка, а также запас бензина в 30 литров.
   Экипаж состоял из двух человек - автор этих строк и его жена, которая не умела водить автомашину (как потом выяснилось - зря!).
   Старт, как обычно, состоялся очень рано утром, двигались по Каширскому шоссе, а далее всё время по трассе М6. Она удачно обходит все областные города, движение иногда бывает даже слишком монотонно. Останавливались около небольших водоёмов, чтобы освежиться, и снова в путь. Дорога преимущественно степная, как говорится, без единого светофора, так что к ночи, подъезжая к Волгограду, я уже с трудом покидал машину. Ночёвку провели у моих родственников в Волгограде и утром продолжили наш путь всё время по правому берегу Волги. При нашем перегреве (кстати, наш ЗАЗ-968М за всё время пути, туда и обратно по страшному пеклу ни разу не перегрелся!) мы бросались в Волгу, а затем ехали дальше. Где-то в середине дня мы прибыли в Астрахань.
   Древний город, который расположен фактически на островах дельты Волги, был основан в 13-м веке, сейчас в нём живёт более полумиллиона населения. От Москвы он удалён примерно на 1300 км. Главная его достопримечательность (кроме арбузов, дынь и помидоров) - это Кремль, сооружённый в конце 16-го - начале 17-го веков, имеется, как везде в областных центрах, краеведческий музей, и в настоящее время действует Иоанно-Предтеченский мужской монастырь. Кремль с белоснежными храмами, архитектурой, которая вобрала, кроме православия, и нечто восточное, очаровывает своим изяществом и контрастом с обильной зеленью вокруг.
   Осмотрев Астрахань, мы выехали из города в сторону Гурьева. И вот тут началось... . Впрочем, предоставим слово об этой дороге источнику в Интернете, спустя почти 25 лет
  Существует <трасса на Казахстан>. Начинается она, как дорога в село
  Красный Яр (старт, так же как и на Ахтубинск, дальше, у поста ДПС, дороги расходятся). После села дорога не асфальтирована и совсем не похожа на межреспубликанскую. В конце концов, дорога упирается в российскую таможню, а далее в р. Кигач, точнее в паромную переправу, по ту сторону которой находится село Котяевка, а это уже территория Казахстана. Дальше идёт асфальтированная трасса на Атырау (Гурьев).
  
  Астраханская область известна расположенными на её территории останками городища Сармат. Развалины древнего города Сарай-Бату, столицы Золотой Орды, расположены у села Селитренное. Также, предположительно, столица Хазарского каганата, города Итиль, находящегося на острове Большом, совсем недалеко от северных окраин Астрахани. Даже легенда такая существует, что всё золото Чингисхана зарыто где-то здесь. По крайней мере, не раз на территории области находили золотые изделия, принадлежавшие некогда древним людям.
  
   Главный подарок природы - волжская дельта. Говорить, писать о ней можно бесконечно. Чтобы понять всё её великолепие, надо здесь побывать.
  Множество рек, проток, ериков, полой, култуков.
   Но для нас, для которых преодоление дельты предполагалось произвести максимум за полчаса, все красоты померкли, как только мы увидели федеральную трассу, которая была только в "Атласе дорог", а реально - повисала в воздухе!
   И дальше весь оставшийся день мы преодолевали бесконечные ерики на паромах, куда входило от 5 до 8 автомобилей, в зависимости от их размеров. Практически все водители, которых я просил пропустить меня, поясняя, что полное затмение для меня не повторят на следующий день, пропускали без звука. Но всё равно, процесс слишком затянулся. Иногда я подъезжал под кузов громадного самосвала "КРАЗ" и стопорился на "ручнике" так, что задняя часть моего ЗАЗа висела над водой. Конечно, все выходили из машин и садились в них уже тогда, когда надо было освобождать паром. Несколько километров, а иногда - сотен метров, и всё начиналось сначала. Вот когда пригодились сутки в нашем плане, которые были выделены "на всякий случай".
   К Гурьеву мы подъехали, когда уже смеркалось. Нас остановили у поста ГАИ, чтобы проверить документы. Удивлению майора ГАИ не было предела. "Что, действительно из Москвы?" - "Конечно" - "А зачем в такую даль?" - "На съёмку солнечного затмения" - "Да-а...",- протянул он, и мне показалось, что его рука тянется к виску, чтобы выразительно там повращать ею. В конце концов, восхищённый майор предложил нам переночевать прямо на городском пляже и взялся проводить нас туда на мотоцикле через весь город. Когда я сказал, что утром его сменщик отберёт у меня права, т.к. мы въехали под "кирпич", то он важно заметил, что "вы здесь от такого-то (назвал свою фамилию), и никто вас ни тронет". Восток - дело тонкое! Мы с удовольствием искупались в Урал-реке и отключились.
   А утром после купанья и плотного завтрака прямо у пляжа я сажусь в свой лимузин, завожу, но он глух, как будто вообще никогда его не заводили. Внутри - почти паника: до затмения остаётся менее суток. Но после получаса возни, переборки всех контактов проводов, очистки их от мельчайшего песка (особенно у контактов "земли") всё наладилось, наш конь "заржал", и мы скорее тронулись на восток.
   После Гурьева дорога всюду отличная. Даже странно смотреть на неширокое асфальтовое полотно, уходящее за горизонт, которое одиноко вьётся среди песчаников, солончаков и маленьких, редких водоёмов, как правило наполненных солёной водой. Кому нужна такая ухоженная трасса в совершенно безлюдной местности? Но вскоре всё стало ясным - там и сям появлялись и до конца путешествия не исчезали "качалки" - нефтяные скважины и насосы.
   К полудню жара стала такая, что основным моим занятием стал поиск невдалеке от трассы какой-нибудь лужи, в которую можно окунуться, полежать на дне в более прохладном слое воды, а затем снова в путь, чаще прямо в плавках. Да, светофоров здесь не было в привычном для нас понимании. Но часа в 3-4 пополудни наш путь преградил живой "светофор" в виде внушительных размеров верблюда. Мы ожидали, что достаточно сделать "перегазовку" или подать сигнал, как он поднимется и уйдёт. С двух направлений спустя некоторое время скопилось по нескольку машин, все сигналили, но ничто не могло поднять этот "шлагбаум". Бывалые водители после исчерпания различных приёмов (угрозы, уговоры, даже дары в виде колючек) огласили вердикт - будем стоять, пока асфальт не остынет. Так оно и вышло. И уже смеркалось, когда мы добрались до посёлка Кюльсары.
   Перед нами раскинулся довольно большой посёлок, а на горизонте виднелся большой нефтеперегонный завод. Недалеко в стороне от поселка был виден большой водоём. По всем параметрам лучшего ночлега и места съёмки найти трудно. Выбрав место стоянки, мы обратили внимание на большую, поодаль стоящую казахскую юрту. Я отправился наносить визит вежливости хозяевам. Приём был радушным, меня угостили какой-то жидкостью из пиалы и с удовольствием разрешили устроить неподалеку наш лагерь. После постановки палатки, подготовки закопчённых стёкол, ужина и настройки штативов и аппаратов мы попытались уснуть. Но это практически не удалось, т.к. представилось, что с нами будет, если мы проспим ВСЁ ЭТО, проехав столько километров и пережив форсирование многих ериков.
  
   Наконец забрезжил долгожданный рассвет. И как только Солнце немного поднялось над горизонтом, мы стали замечать, что от его диска отрезается еле заметный кусочек. Целых полтора часа этот кусочек увеличивался, пока весь диск Солнца не заняла тень Луны. Но короны ещё не было видно несколько минут. Только узкий яркий ободок с каплями-протуберанцами был отчётливо виден. Как колье с бриллиантами! Это сказка! Мы старались отснять тем чаще, чем ближе приближался момент полного затмения.
   Вдруг внезапно эта тонкая нить погасла, и вокруг тёмного диска вспыхнула корона Солнца!!! Мы прильнули к аппаратам. Съёмки идут вовсю. Но хочется и посмотреть вокруг, где внезапно быстро стало темно и очень тревожно. Корона играла и переливалась в основном голубовато-жёлтыми цветами. Ещё и ещё снимки и... так же внезапно на небосклоне исчезло это чудо! А длилось оно в этом месте около 52 секунд!
   Основные цели путешествия выполнены! Теперь необходимо было доставить материалы фотосъёмок в Москву в целости и сохранности.
   Короткие сборы лагеря и снова, в обратном порядке, не спеша, мы стали удаляться от поселка Кюльсары. Солнце открывалось, уходя от тени Луны. Мы сделали ещё несколько снимков и пустились в обратный путь. Наши неизгладимые впечатления и яркие ощущения, конечно, очень трудно передать словами.
   Это грандиозно!
   Обратный путь проходил точно по тому же маршруту. Но теперь уже спешить было некуда. Всё делалось размеренно и неспешно. Стоит отметить лишь два события.
   Во-первых, не успели мы доехать до Гурьева, как у меня начались резкие боли в желудке и кишечнике, поднялась температура, я практически терял сознание. Садись, говорю жене, будем двигаться хоть на второй скорости, но вперёд. Не надо пить у кого попало, что попало - был ответ. И это справедливо. Надо очень осторожно относиться к местным напиткам, просто воде, фруктам и пр. Но в пылу финишных настроений я упустил это напрочь. Так как второго водителя у нас не было, то у обочины была развёрнута палатка, я напился лекарств и провалился. Через несколько часов, когда мне стало легче, я снова сель за руль.
   Во-вторых, не доезжая до Астрахани, у нас состоялось интересное знакомство. Почти около условной тогда границы с Россией мы собирались на ночлег. Выбрали хороший лужок (после надоевших за эти дни солончаков и колючек), возле которого стояла трансформаторная будка и протекала небольшая речка. Я подошёл к будке, чтобы узнать, не будет ли возражений против нашего лагеря. Навстречу вышел молодой парень, казах, который наблюдал за охлаждением трансформатора. Я удивился, что такой парень, а работает с какой-то ерундой. "Это для "отмазки", чтобы меня не считали тунеядцем. Основная работа у меня начнётся после смены и продолжится 3 дня". Мы развернули лагерь, сели ужинать и пригласили поужинать у костра нашего нового знакомого.
   Вот вкратце его рассказ. "Женился я в20 лет. Жили мы во времянке и строили свой дом. Когда переехали - родился ребенок. Вскоре мы приобрели верблюдов, их надо пасти, стричь и прочее. Через четыре года я привёл вторую жену и поселил её во времянку. С ней у нас тоже есть ребёнок. Она работает в детском саду. Теперь туда ходят оба ребёнка. Ещё через 5 лет я отстроил вторую времянку и привёл третью жену. Теперь у нас четверо взрослых и трое детей. Одна жена - техник-строитель - отвечает за ремонт всех зданий, вторая - занимается со всеми детьми, третья - готовит, стирает и убирает для всех. Всем хорошо. А я занимаюсь с верблюдами, овцами, свиньями и прочей живностью".
   На вопрос моей жены, а как же в паспорте - он сказал, что в паспорте он записал только первую жену, но обычаи ислама - выше этих бумаг.
   До Москвы мы добрались без приключений. А ярчайшие впечатления остаются таковыми до сих пор.
   Автотурист vbs38@mail.ru
  
  
  
  К ИСТОКУ ВОЛГИ
  
  Какой же русский не мечтал побывать на святом заповедном месте, у колыбели одной из великих рек России - на истоке Волги?
  В летний сезон 2005 года группе автолюбителей, среди которой были и сотрудники фирмы "Ангел", удалось осуществить такое посещение, только по более сложному маршруту.
  План маршрута был таков: Москва - Валдай (через Вышний Волочок, Бологое), затем круто на юг на озеро Вельё, затем выход на озеро Селигер (его северный Полновский плёс, Березовский плёс) и, наконец, основная цель маршрута - исток Волги у деревни Волговерховье.
  Возвращение - по южному берегу Березовского плёса с заездом на Верхневолжские озёра (озеро Стерж), посещение Осташкова - столицы Селигерского края, Ниловой Пустыни и через Селижаровский плёс, озеро Волго, Селижарово, Ржев, Волоколамск в Москву.
  Состав группы: пять человек на двух автомашинах (на "НИВЕ" - автор этих строк и юный сотрудник Клуба "Ангел", на ВАЗ-2109 - трое его знакомых).
  ВЕСЬ МАРШРУТ ПРОЙДЕН РОВНО ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ!
  
  ПЕРВЫЙ ДЕНЬ. Выезд из Москвы по Ленинградскому шоссе в пятницу около 7 часов утра. В Клину - поклон дому-музею П.И. Чайковского. Областной центр Тверь объехали по окружной дороге. Далее до Валдая разбросаны ремонтные участки, так что расчёт необходимо делать, исходя из пониженных средних скоростей. В самом Вышнем Волочке очень мало указателей с названиями улиц, и поэтому мы быстро сбились с основных улиц и попали в сети необычных малых каналов - заводей р. Цна. Название города, как и Волоколамск, напоминает нам, что в давние годы приходилось делать волоки своих судов, чтобы вести торговлю. Опросы местных жителей показали, что они тоже плохо представляют всю географию их города. Выбравшись из паутины каналов и малых протоков, мы добрались до большой дамбы Вышневолоцкого водохранилища, построенной ещё при Екатерине II. Да, недаром за этим городком приклеилось название Русская Венеция. Полюбовались навалами волн (был сильный ветер), отчаливанием рыбаков на катамаране под парусом и тронулись в путь. Увидев развилку на Бологое и вспомнив соответствующие строки Корнея Ивановича "...Это что за остановка, Бологое иль Поповка, а с платформы говорят...", решили заглянуть в Бологое. Тем более, что от основной трассы до него всего-то 14 км. Этимология названия Бологое восходит к древним понятиям "благое", "доброе". История Бологого начинается с 1495г., а в 19-м веке это уже железнодорожный узел Николаевской железной дороги.
  В восьмидесятые годы в Бологом открываются музыкальные мастерские. Их было три - Якка, Плюснина и Митропольского. В них производились рояли, пианино, хромофоны, фисгармонии, митрофоны... Наибольшей популярностью пользовалась маленькая гармошка "бологовка". На улице Кирова сохранился дом под номером 38. Здесь находилась музыкальная мастерская Я. И. Якка.
   Инструменты, производимые в бологовских мастерских, были неоднократно награждены грамотами и медалями. Так, работы мастеров фабрики Митропольского были награждены 7 медалями, среди них большая золотая медаль на первой всероссийской выставке "Музыкальный мир" в 1907 году. А фисгармонии мастерской Якка на учебно-промышленной выставке в Париже в 1912 году завоевали большую серебряную медаль.
  
   Осмотрев город и заправившись провизией, мы возвратились на основную трассу и уже вскоре пересекли границу Новгородской области, а через час пути подъехали к Валдаю. По легенде, у живописного озера жил удивительно прекрасный кузнец Валда. По утрам он шёл умываться к озеру, а волны, восхищаясь его красотой, плескались, повторяя "Валда...Валда...". Отсюда и пошло всем известное название.
   Город Валдай - ровесник Бологому. Он и по архитектуре, и по основным чертам похож на основные древнерусские города, но... не забудем, что "...колокольчик, дар Валдая...", а самое главное - знаменитый Иверский монастырь. Здесь любителей и почитателей придётся отослать к множеству источников, потому что ЭТО нужно видеть. Замечу лишь, что восстановление монастыря идёт просто гигантскими темпами и внушительным фронтом. И ещё, теперь остров с монастырём соединен мостом, из города туда ведёт хорошая, хотя и очень извилистая дорога. Мост стал местом новой валдайской традиции: молодой муж должен перенести свою половину через мост на руках. Осмотрев монастырь, мы поклонились чудотворной иконе Иверской Божьей матери, которая 25 октября 1995 года прибыла из Афона в Москву, а затем "Благая Вратарница вернулась на главные ворота Своего города".
   Найдя выезд из города на юг, в сторону оз. Вельё, мы продолжили наш путь. Дело шло к вечеру. Мы очень устали и от километров, и от массы впечатлений и решили искать ночлег. Километрах в 15 от Валдая, мы нашли справа от нашего пути уютное озеро, искупались, посидели у костра и уснули сном праведников.
   Утром, хорошо позавтракав, мы продолжили движение в сторону озера Вельё.
  
  
  ВТОРОЙ ДЕНЬ. Дорога от Валдая местами проселочная, но почти везде с гравием, местами - асфальт. Пересёченная. Недалеко от Валдая поле мобильных телефонов исчезло. Появилось оно только при подъезде к Осташкову с запада, на обратном пути. Вообще второй день можно назвать днём без заправок, автосервисов и телефонной связи. Хотя по дороге мы наблюдали довольно часто встречающиеся объявления - таблички на деревьях и на столбах с пиктограммой эвакуатора и мобильным телефоном. Мы решили, что при плохом или отсутствующем поле, наверное, надо искать какую-нибудь возвышенность или влезать на деревья, чтобы воспользоваться этим благом. Это типично российская привычка - на стыке областей всегда и дороги плохие или никаких, и снабжение - тоже, ну а теперь и связь туда же. Зато природа - одно благолепие! Вскоре после начала нашего пути слева от трассы засверкал своими изумрудами один из красивейших водоёмов, озеро Вельё.
  
  Село Вельё, что у озера, ведёт своё летоисчисление с XIV в. Древнее Вельё являлось пригородом Пскова и имело каменные военно-инженерные сооружения. Крепость была воздвигнута на высоком крутом мысу в юго-восточной части озера. Таким образом, озеро с трёх сторон защищало крепость от нападения противника. До наших дней сохранилось городище. В селе Вельё есть народный музей, где собраны интересные материалы по его истории. Судьба озера сложилась драматично. Первоначально площадь его составляла около 10 км2. В середине XIX в. крестьяне с целью осушения лугов, прилегающих к озеру, прорыли из него канаву в реку Вершу. Уровень воды понизился, и в северной части образовался обособленный водоём, получивший название Чадо. В настоящее время Чадо заросло и превратилось в болото.
   Мелиоративные работы в 1970-е гг. ещё более понизили уровень Велья, и его площадь сократилась до 2,5 км2, а глубина не превышает теперь 1-1,5 м.
  
   Осмотрев прекрасные виды на озеро, а также все больше строящихся дач и коттеджей, мы двинулись к Селигеру и примерно через 15 км увидели самый северный Полновский плёс русского чуда - озера Селигер.
   Селигер - слово финно-угорского происхождения - "прозрачное, чистое озеро, богатое рыбой". Фактически это не озеро, а система озер, соединённая протоками. Заливы или малые озера здесь именуются плёсами. Полдюжины плёсов, 160 островов, свыше 2000 км2 воды, 90 км с севера на юг, 60 км с запада на восток - вот кратко, что такое Селигер. Но это сухой язык цифр. А сколько эмоциональных всплесков у тысяч и тысяч побывавших здесь - разве можно посчитать! Так, например, Татьяна Щербина в статье "Исток Волги" выплеснула свои эмоции следующим образом: "После поездки с московского континента на тверской остров я осознала главное: вся Россия - остров, зыбкая твердь, выступающая, в данном случае, из лона матери-Волги (! - В.Б.). Соответственно и понятия на острове отличаются от континентальных, и сколько ни задавай вопрос: почему пьют и не работают, он всё равно не найдет понятного ответа для человека возделывающего. Чего тут возделывать, когда изначально данные пейзажи головокружительны, их всю жизнь можно расшифровывать, как криптограммы, и жизни не хватит, они полностью соответствуют ностальгической картинке садов Эдема, и никаким английским паркам не снилось достичь волшебности этого рая, к которому не прикасалась рука человека. Так зачем прикасаться?..."
  Наш путь лежал вдоль северных плёсов, шеи вертелись, стараясь запомнить ещё и ещё один прекрасный вид. Объехав центральный болотистый участок через Ровень Мосты, мы вскоре подъехали к посёлку Залучье, где на взгорье поклонились могиле генерала Шевчука, посмотрели, пожалуй, на один из красивейших видов на острова, заливы, новые храмы Березовского плёса и собрались двинуться на исток Волги, как вдруг у кого-то блеснула мысль - а не посмотреть ли на начало этого плёса, заехав на Картунь через Березовский Рядок? Расстояние ерунда, каких-то 7-8 км. И началось. Машины еле выезжали из лесных промоин, чудом мы там не застряли. Когда добрались до цели, спросили у местных владельцев строений, есть ли сюда другая дорога. Есть, дружно ответили они, но она ещё хуже этой! Хорошо, что в целом этот сезон был всё-таки сухой, а то бы нам несдобровать. Конечно, виды с пригорка Картуни были великолепные, но как здесь вообще можно что-либо построить, осталось для нас загадкой. Вернувшись в Залучье, мы взяли курс на исток Волги.
  Наш путь лежал через пос. Свапуще, мимо деревни Коковкино по лесной дороге прямо на Волговерховье. Где-то я слышал, что название Свапуще означает "предводитель разбойной шайки". Однако в этом посёлке есть заправка, единственная на всём северном и западном плёсах. От поселка Залучье до нашей цели оставалось 26 км. Дорога вначале асфальт, затем - щебёнка, но со странным рельефом, похожим на стиральную доску. Везде стоят знаки ограничения скорости 40 км/час. При попытке перейти на 60 км/час начинаются вибрации, заносы и прочие неприятности. Так что к истоку подъезжали медленно. Может быть, это начало того стиля подхода к таким местам, о котором давным-давно писал мой знаменитый земляк, фотожурналист и писатель, В.М. Песков. Он мечтал, чтобы к таким святым местам люди подходили пешком, как бы ни были благоустроены дороги в будущем.
  И вот неказистая деревушка Волговерховье. Сердце бьётся учащенно. Машины оставляют у крайней избы. Проходят через короткую улицу и видят внизу невдалеке ладно срубленную часовню. Внутри неё и бьёт источник - начало нашей великой реки Волги. Раньше, рассказывал В.М. Песков, ключи от старой часовни находились у бабы Кати (кажется, так её звали). Но все говорили, что у бабы Кати ключи от Волги.
  Сейчас часовня постоянно открыта, т.к. народ идёт почти непрерывно. Это радует.
  Но, конечно, находятся джипы, которые подъезжают чуть ли не к ступеням дорожки, ведущей к часовне. Пока народ и власти безмолвствуют. Рядом с лестницей и деревянной дорожкой, ведущей к часовне, несколько палаток со всевозможными сувенирами, но цены рассчитаны, в основном, на интуристов. Уже отсюда виден ручеёк, вытекающий из-под часовни. Странно смотреть на эту новорождённую, точнее каждый момент вновь рождающуюся Волгу, вспоминая её виды около Нижнего Новгорода, Волгограда, Астрахани.
  На громадном камне-валуне перед дорожкой к часовне надпись:
  
   "Путник!
   Обрати взор свой
   На Волги исток!
   Здесь зарождается
   Чистота и величие земли
   Русской.
   Здесь истоки
   Души народной.
   Храни их!"
  
  Осмотрев все святые места, как в часовне, так и вне её, закупив Грамоты о посещении Истока и сувениры, мы стали с сожалением возвращаться в обратный путь.
  
  Солнце стояло ещё высоко, до Осташкова было километров 55-60, и мы решили посетить южное ожерелье Селигера, Верхневолжские озёра. Фактически это уже река Волга, разлившаяся в цепь озёр и подпруженная плотиной ниже посёлка Селище. Система озёр вытянулась, окаймляя Селигер с юга и юго-запада, более чем на 80 км. Она состоит из трёх озёр - Стерж, Вселуг и ниже всех по течению - Волго. Множество прелестных мест для стоянок, почти всюду песчаные пляжи делают эти места неповторимо привлекательными. Мы осмотрели из них примерно первые 10-12 км, а затем, выбрав стоянку по душе, вновь повторили ритуал вечернего умиротворённого отдыха - купание, костёр, ужин с малой стопочкой и большими воспоминаниями, а затем крепкий, крепкий сон...
  ТРЕТИЙ ДЕНЬ. Возвратившись по хорошей песчаной дороге к началу Верхневолжских озёр у деревни Коковкино, мы вновь подъехали к посёлку Свапуще и повернули на восток, чтобы двигаться уже по южному берегу Березовского плёса Селигера к его столице - Осташкову. По пути мы несколько раз выезжали к воде и любовались Селигерными далями, в Новых Ельцах мы наблюдали печальную картину развала некогда большой турбазы, стоящей у прекрасных заливов и протоки Березовского плёса, и прослушали историю о всех гримасах нынешнего порядка, в результате которых ещё долго нельзя будет там отдыхать.
   Не доезжая 10-12 км до Осташкова, недалеко от деревни Хитино, прямо у дороги мы осмотрели одну из современных стеклопластиковых пирамид конструкции инженера Александра Голода.
  Инженер А. Голод намерен построить по России 17 таких же пирамид, только различных по высоте. На Селигере её высота равна 22 метрам. Радиус действия - около 120 км. Какого действия? Через несколько лет после возведения Селигерской пирамиды в районе пирамиды выяснилось, что вода стала заметно чище, в озере появились раки, аисты стали вить гнёзда, вскрылись неведомые ранее родники, появились цветы, занесённые в Красную Книгу.
  Цель - гармонизировать всё пространство вокруг пирамид, улучшить его структуру, чтобы исправить дефекты антропогенного влияния на природу. Это, по Голоду делается с помощью торсионных полей, генераторами которых и являются формы пирамид.
  На 37-м километре Новорижской магистрали около Москвы пирамида Голода имеет высоту, равную 44-м. Радиус действия,
   по- видимому, где-то около 200 км.
  
   Через полчаса мы въезжали в Осташков, столицу Селигерья, вроде бы обычный среднерусский городок. Однако раскопки показали, что на этих местах жили аж первобытные люди. А первое упоминание о поселении на полуострове относится к 1393 году, когда якобы после очередного побоища сюда возвратился оставшийся в живых рыбак Евстафий, или Осташко. Официальный статус города Осташков приобрёл в 1770 году и долгое время был пограничным небольшим городком.
   Посмотрев основные достопримечательности и посетив музей, мы отправились на теплоходе на остров, где располагается знаменитая Нилова Пустынь. С конца 16-го века эта обитель росла и крепла. Целый городок помпезных храмов и небольших построек открывается путникам. Масса интересных историй. Приглашение поработать на благо монастыря. Более 3 часов длилась эта экскурсия. А по возвращении в Осташков мы стали выдвигаться на последний из плёсов по нашему пути - на Селижаровский плёс. К вечеру, выбрав просто шикарное место для ночёвки (там много свободных мест, полностью оборудованных добрыми людьми), мы повторили вечерний Селигерский ритуал и снова, переполненные впечатлениями, упали в объятья Морфея...
  
  ЧЕТВЁРТЫЙ ДЕНЬ. После утреннего купания и хорошего завтрака мы тронулись домой, попрощавшись с Селигером. По дороге мы ещё заезжали в Селище, посмотрели на плотину, после которой Волга течет уже как самостоятельная река, и через Селижарово, Ржев, Волоколамск к вечеру возвратились в Москву.
   Как стало легко на сердце при пересечении границы Московской области - мы под крылом у "Ангела".
   Поездка позволила сформулировать следующие
  
  ПОЛЕЗНЫЕ СОВЕТЫ
  1. Планировать поездку по возможности так, чтобы её начало и особенно завершение не попадали на выходные дни.
  2. Осторожно относиться к советам о проезде местных жителей. Перепроверять или общаться с водителями.
  3. На территориях Национальных парков (на Валдае и Селигере) лучше пользоваться газовыми или бензиновыми плитками, оставляя костер, если это возможно, в качестве эмоционально-ритульного действа.
  4. Тщательно заранее узнавать о сети заправок. В нашем случае мы полностью шли на автономе, имея 100%-ный запас топлива.
  5. На сервис надейся, а сам не плошай. Не помешают лишняя запаска, необходимый набор инструментов, рабочих жидкостей и наиболее часто необходимых запчастей.
  6. Запасы пищи должны быть минимальны, т.к. сейчас везде всё основное есть.
  7. Пользоваться по возможности современными крупномасштабными картами.
  Хотя все карты врут.
  
  Экипаж автопробега по Валдаю, Селигерью и истоку Волги.
  
  
  
  
  АВТОПРОБЕГ В ЯНТАРНЫЙ КРАЙ
  
   Это было примерно в 1984 году. Нам очень захотелось проехаться по Литве, познакомиться с Калининградом и попасть в пос. Янтарный. Быстро нашли попутчиков, знакомых с работы жены. Экипаж состоял из 6 человек, размещённых на двух машинах. Я с женой и младшим сыном - на ВАЗ-2105, другая семья с сестрой - на Москвиче М-2141.
   Маршрут - проще простого. Через Смоленск на Минск, далее через Вильнюс на Калининград. Из Москвы мы выехали по шоссе М1 или Е30. Расстояние до Калининграда составляет около 1230 км. Дорога на всем протяжении исключительно с асфальтовым покрытием. Вокруг леса, иногда перелески, и луга или поля. До Смоленска - около 390 км, до Минска - 720 км, до Вильнюса - 888 км, до Калининграда - 1227 км.
   В те годы мы ночевали в палатках там, где нам нравилось. Думаю, что в глубинке можно повторить этот "подвиг".
   Если из Минска выехать на север по дороге М3, отклоняясь от маршрута, то вскоре, на 54-м километре шоссе Минск - Витебск, можно увидеть указатель "Хатынь". В 5 километров от него и находится Государственный мемориальный комплекс, памятник леденящей душу страницы истории Великой Отечественной войны. Стоит найти немного времени, чтобы поклониться жителям сожжённой деревни!
   Ещё одно возможное "отвлечение" от маршрута - Курган Славы, 35 метровый насыпной холм, расположенный на 21-м километре от Минска по шоссе Москва- Брест. Это память об операции 4 фронтов в Белоруссии в 1944 году (символ - 4 сомкнутых штыка). К вершине Кургана ведут 1200 ступеней.
   От Минска до Вильнюса ведёт шоссе Е28, которое вскоре за селом Каменный Лог пересекает границу Литвы. В те, прежние времена, когда эта граница была только на карте, мы всегда удивлялись тому, почему только что оставшиеся сзади деревни Белоруссии имеют такой убогий вид. А вновь появляющиеся деревни, расположенные в такой же местности, в таком же климате, но в Латвии, (а в других поездках - в Литве, Эстонии) имеют такой ухоженный вид...
   От Вильнюса по этой же трассе Е28 можно добраться до Калининграда.
   Осмотрев основные достопримечательности бывшего Кенигсберга (основная цитадель, Литовский вал, каналы, форты, могила Иммануила Канта, музей Янтаря), мы отправились на север по автотрассе А191, чтобы посетить Зеленоградск и погулять хотя бы по южной части знаменитой Куршской косы. Далее, двигаясь на запад, мы осмотрели симпатичные курортные городки Пионерский, Светлогорск, а затем повернули на юг, в направлении на пос. Янтарный, который являлся одной из главных целей нашего автопробега. Двигаясь на юг, в направлении нашей цели мы повстречали 3-4 "кирпича", которые преграждали нам путь в посёлок. Тогда мы решили оставить машины и в них наших трёх женщин, а сами втроём, вооружившись лопаткой и рюкзаками, решили пойти прямиком к посёлку. Более двух километров мы протопали по выжженной степи, не встречая ни запретительных таблиц или знаков, ни каких-либо ограждений. И вдруг внезапно перед нами открылся гигантский карьер, на дне которого стояли два шагающих экскаватора. Эти гигантские машины с края карьера выглядели, как детские игрушки. Постояв некоторое время на краю карьера, справившись с волнением, охватившим нас, мы решили спускаться вниз. Карьер был в диаметре более километра, а его глубина, думается, составляла около сотни метров. Вниз по автомобильному серпантину мы дотопали достаточно быстро, обратив внимание на то, что более половины высоты карьера, начиная сверху, густо обсажена кустами облепихи.
   И вот мы на дне карьера, рядом с гигантскими шагающими экскаваторами. Начинаем топать по голубой глине, которая вся залита водой, где больше, где меньше, и ищем янтарь. От экскаваторов к его краю идут длиннющие транспортёрные ленты, по которым размытая глина подаётся в обогатительный янтарный комбинат, расположенный уже в посёлке. Мы попали в выходной день. Поэтому в карьере - ни души. Найдя по нескольку кусочков янтаря и, как потом выяснилось, по нескольку "чёртовых пальцев", мы не спеша начали подъём на исходную точку спуска. Почти добравшись до края карьера, мы вдруг услышали по динамикам: "Группе, поднимающейся по склону, остановиться!" Остановились. Подождали - никого. Завершив подъём, услышали повтор команды. Сели отдыхать и только тогда заметили, что с противоположного склона спускается фигура. Спешит. Начав подъём, задохнулся, но прокричал: "Не двигаться!" Мы все дружно проорали: "Не спеши! Ждём!" Совершенно запыхавшись, к нам поднялся молодой парень. Он спросил, как мы сюда попали. Говорим, что приехали на машинах, везде висят "кирпичи". Мы и пришли пешком. У него глаза на лоб. "Это же запретная зона!" - говорит. Мы предложили пройтись с ним до шоссе, чтоб увидеть хоть что-нибудь, напоминающее о запретах. Отказался. - Но ведь вы спускались вниз! - Так мы для этого сюда и ехали! - За ваши следы на голубой глине меня завтра же уволят, если я вас не задержу. Мы согласились на задержание в обмен на его рассказ о добыче янтаря, проблемах и перспективе развития этого производства. Парень согласился, и мы снова спустились с ним и поднялись к его охранному домику. Весь путь сопровождался его рассказом о янтарном крае, особенностях переработки сырья, проблемах и перспективах этого производства. Подойдя к его домику, мы увидели и причину его "зевка" нарушителей режима в виде черноволосой красавицы. Пока парень вызывал милицию, мы помогли ей принести воды из источника, бьющего неподалёку от домика. Милиция приехала быстро и сообщила нам, что придётся проехать в отделение для оформления соответствующих протоколов. Мы попрощались с нашим невольным гидом и его подругой и уселись на мотоцикл примерно так же, как в известном фильме "Кот, Барбос и необычный кросс": я - на заднем сиденьи, а мой сын с нашим знакомым Николаем - в коляске. Так что с посёлком Янтарный мы познакомились, проехав по нему до отделения милиции. Дежурная смена была явно в шоке, когда на просьбу предъявить документы мы хором ответили: "А у нас их нет!" Успокоились немного милиционеры, когда мы объяснили им, что все документы находятся в машинах на шоссе. Николая вновь посадили на мотоцикл, и вскоре документы были доставлены. И вновь смене пришлось удивляться: оказалось, что у меня, тогда подполковника, в отпускном билете значился пос. Янтарный, и у моего сына, тогда курсанта военного училища, - тоже. Стали соображать, что же делать? Выходит, что из 3 нарушителей пограничного режима двое, как минимум, режим вовсе не нарушали. Старший смены (на то он и старший) придумал, как выйти из положения. - Протокол о нарушении оформим на Николая, - сказал он, - а двое его попутчиков подпишутся в качестве свидетелей. Так и сделали. Инцидент был исчерпан, нас снова водрузили на мотоцикл и довезли до наших встревоженных жён.
   Мы продолжили и успешно завершили наш автопробег. Возвращаться можно, естественно, различными путями. Мы были в Прибалтике три раза. И каждый раз туда ехали одним путём, обратно - другим. Но это уже по вкусу.
  
   Для поездки в Калининградскую область в настоящее время начинать следует с посещения посольства Литвы. Там необходимо получить транзитную визу, и, если в области предполагается пребывать менее 10 суток, то вся процедура проводится как упрощённая. Необходимо иметь заграничный паспорт, копию российского паспорта, одну фотографию (цветную матовую) 3,5х4,5, страховку, заполнить анкету.
   Адрес посольства Литвы - Москва, Борисоглебовский пер., 10, метро "Арбатская".
   Тел. 291-1501, 785-8625
   Как сообщил нам представитель Правительства Калининградской области, в настоящее время пос. Янтарный открыт для посещения гражданами России.
   Справки по экскурсиям в музеи Калининграда, а также в музей пос. Янтарный можно получить через общий отдел Правительства Калининградской области:
   (4012) - 21-14-82. Заядлый автопутешественник, vbs.
  
  
  50 ЛЕТ СПУСТЯ...
  
  В НИЖНИЙ НОВГОРОД И ДИВЕЕВО
  
   Прошло ровно полвека с того момента, как в 1955 году я, выпускник средней школы, был зачислен курсантом ГРТУ - Горьковского радиотехнического училища Войск ПВО страны. В честь такого очень круглого юбилея было решено посетить ныне Нижний Новгород, поклониться своему училищу, посмотреть, каков сегодня "город юности моей". А тут подпал случай: мой бывший сослуживец, а ныне Генеральный директор фабрики реставрации музыкальных инструментов, часто бывающий в Нижнем по своим делам, пригласил меня с собой проехаться туда на своей шикарной машине "Вольво".
  Сказано - сделано. Утром, около 8 часов, мы покинули Москву и стали набирать километры на спидометре по Горьковскому шоссе (трасса М7 или Е22). Не доезжая Владимира, нас ожидал "партизанский подарок" - объезд порядка 35 км, заканчивающийся въездом в город по безобразной дороге. Мы же намеревались быстро объехать город по окружной дороге. Но нет худа без добра: мы осмотрели накоротке основные достопримечательности Владимира.
  В 1108 г. князь Владимир Мономах построил мощную крепость, защищённую с юга крутыми берегами реки Клязьмы, с севера - речкой Лыбедью, с востока и запада - глубокими оврагами. Новая крепость была названа в честь основателя - Владимир.
  Во Владимире множество достопримечательностей, только храмов более 20, конечно, все, проезжая через город, осматривают лишь некоторые из них - Кремль, Золотые Ворота и непременно - Кругозор, откуда открывается великолепный вид с птичьего полета на Клязьму и дальние леса, протоки и озера.
   А при выезде из Владимира можно посмотреть ещё одно чудо России - Храм Покрова-на-Нерли (1165 г.), для чего, не доезжая до храма в селе Боголюбово, свернуть на идущую вниз дорогу и проехать около полутора километров по Боголюбовскому лугу.
  История знаменитого храма Покров-на-Нерли насчитывает восемь веков. Этот шедевр древнерусского зодчества был построен на искусственно насыпанном холме в пойме реки Клязьма. Одно из самых лирических творений древнерусских зодчих. Вокруг - полный покоя и поэзии луговой простор. Вольный воздух, высокое небо, пышные травы - и на взгорке, на берегу тихой старицы - нежный силуэт древней церкви. Издалека манит её белый наряд посреди древесных крон. Изящество форм, грация силуэта, резная декорация преодолевают тяжесть камня.
  
  О нём прекрасно сказал поэт Борис Чечебабин:
  
  Храм Покрова
  Мы пришли с тобой и замерли,
  И забыли все слова
  Перед белым чудом на Нерли,
  Перед храмом Покрова,
  Что не камень, а из света весь,
  Из любовей, из молитв...
  
  Отсюда не хочется уходить, хочется раствориться во всём этом..., но надо двигаться дальше. Рядом с храмом часто можно видеть местного фотомастера, который устраивает выставку-продажу прекрасных видов храма, снятых очень художественно и в различные времена года.
  До самого Нижнего сейчас происходит реконструкция дороги, большой объём работ должен завершиться к зиме 2005-2006 гг., тогда будет по 4 полосы движения в каждом направлении. У нас на спидометре около 440 км. Мы - в Нижнем. Несмотря на все задержки, где-то к обеду мы въехали в древний Нижний Новгород, областной город с почти 4-миллионным населением, с разнообразными по профилю заводами, с массой достопримечательностей, метро в Автозоводском районе.
  История города Нижнего Новгорода начинается в 1221 году. Нижний Новгород был основан у места слияния великих русских рек - Волги и Оки князем Юрием (Георгием) Всеволодовичем в 1221 году как опорный пункт обороны русских границ от мордвы, черемисов и татар. Город получил название "Нижний" - возможно, потому, что расположен был в "низовских" землях относительно Новгорода Великого, возможно, относительно уже существовавшего в четырех верстах вверх по Оке "старого городка", упоминание о котором сохранялось вплоть до начала 17-го века.
  
   Гостиниц в Нижнем сейчас более 20, но приемлемые цены мы увидели в гостиницах "Автозаводская" и "Заречная" (800-1200 р. за двухместный номер в сутки).
  Мы осмотрели здание Нижегородской ярмарки, ж/д вокзал и по Канавинскому мосту и Зеленскому съезду поднялись в центр. Мой друг должен был поработать в консерватории, а я до вечера использовал время для воспоминаний и осмотра города.
   Первым делом я, конечно, поехал посмотреть памятник Горькому, телецентр, в строительстве которого принимал участие в те далёкие годы. А затем на проспект Гагарина - в свою первую альма-матер - в бывшее ГРТУ.
   Летом 1951 года в Горьком было создано ГРТУ (Горьковское радиотехническое училище Войск ПВО страны). Прекрасные педагоги и командиры долгие годы обеспечивали подготовку высококлассных специалистов в области зенитно-ракетной техники. Это подтверждено не только на полигонах, но и в самых различных точках боевых действий (от Вьетнама до Ливии). В 1953 году по инициативе преподавателей училища, воистину духовных наследников Попова и Бонч-Бруевича, в училище был создан телецентр, обслуживающий не только Горький, но и сопредельные районы. Позже удалось ретранслировать ТВ передачи из Москвы через самоёетный ретранслятор во Владимире. Этот телецентр просуществовал вплоть до ввода в строй городского телецентра в районе площади Лядова. В 1999 году теперь уже Нижегородское высшее зенитно-ракетное командное училище перестало существовать, по решению новых властей государства, в частности Б.Е. Немцова и С.В. Кириенко.
  
   Всё это мне стало известно позже. А тогда я долго стоял перед бывшей проходной училища и не понимал, что произошло. Прошёл в городок офицерского состава, дошёл до основного КПП. И там увидел электронный замок. Мне сказали, что вместо административного корпуса училища там расположился офис хозяйственных служб Кириенко. Весь городок училища кому-то продан, казармы разрушены, как после бомбёжки, учебный корпус - тоже. Побродив по развалинам, я ещё раз мысленно поблагодарил своих учителей и оставил это место.
   Остальное время я побродил по центру, по Кремлю, полюбовался прекрасными видами на Волгу, Оку и на Стрелку - место их слияния, а затем встретился у консерватории со своим другом, поведал ему обо всём увиденном, и предложил очистить душу посещением Дивеева. Он согласился, т.к. успел уладить все свои дела.
   В Нижнем много исторических памятников. Только музеев, связанных с Горьким, - три, художественный музей в Кремле, сам Кремль и вся набережная, которая вызывает ощущения полета или парения над Волгой и многое другое.
   Снова проехав по проспекту Гагарина и посмотрев здание, в котором под домашним арестом в ссылке находился А.Д. Сахаров, мы, выехав из города, взяли курс на Дивеево, практически на самый юг области.
   Дорога до нашей цели всюду асфальт. Расстояние - около 170 км. Так что часа через полтора-два мы уже искали гостиницу (а их там сейчас несколько, но цены...) в Дивеево. Самая роскошная гостиница - "Московия". Минимальная цены 2-местного номера - 3000 р. Нам указали, что в гостинице "Дивеево" такой же номер, но поскромнее, стоит 1500 р, а поселились мы в скромной, но отделанной под евроремонт гостинице "Заречье", где удалось переночевать вдвоём за 750 р. Гостиницы можно бронировать (тел. 8-3143-425-50). Кроме того, в Дивеево работает Паломническая служба, помогающая устроиться по средствам и желаниям.
  День оказался насыщенным не только информацией, километрами, но и эмоциями, связанными с развалинами ГРТУ. Наверное, правы те, которые рекомендуют не возвращаться к пройденному.
   Утром, когда с высоких храмов Свято-Дивеевского монастыря ещё не сошли туманы, мы были уже в монастыре.
  Свято-Троицкий Серафимо-Дивеевский женский монастырь основан около 1780 г. Четвёртый удел Пресвятой Богородицы на земле. В 1927 году закрыт, возобновлен в 1991 г.
  Святыни: мощи прп. Серафима Саровского, прп. жён Дивеевских. Имеются целебные источники. В обители около 400 насельниц. Настоятельница: игумения Сергия (Конкова).
  Адрес: 607320, Нижегородская обл., Дивеевский р-н, с. Дивеево.
  Тел.: (83143) 4-24-66, 4-28-86 и 4-26-90.
   Постояв на заутрене, поставив свечи за здравие ныне живущих родственников и за упокой ушедших, мы поклонились святым мощам преподобного старца Серафима Саровского, прошли по его заповедной канавке, посмотрели на гигантский размах ведущихся здесь работ, купили сувениры в лавке и распрощались с этой Российской святыней.
  Обратный путь до Москвы возможен по нескольким вариантам.
   Во-первых, можно вернуться в Нижний и через Владимир - в Москву.
   Во-вторых, можно вернуться на Владимирскую дорогу через Павлово, Гороховец.
   В-третьих, ехать через Муром, Гусь-Хрустальный,, на Владимир и в Москву.
   В-четвёртых, через Муром, Касимов, Спас-Клепики, Егорьевск в Москву.
  Мы выбрали четвёртый вариант, желая побывать в Спас-Клепиках, где учился Есенин, а также проехать через озёра, в которые разливаются реки Бужа и Пра.
   Дороги везде хорошие, с асфальтовым покрытием, кроме Мурома.
  К вечеру второго дня мы прибыли в Москву.
   Автолюбитель с 48-летним стажем
  К 60-ЛЕТНЕМУ ЮБИЛЕЮ ГЕРОИЧЕСКОЙ ОБОРОНЫ
  М О С К В Ы
  
  Не всё ж война!
   Но ветер с дымом горьким
  Встревоженному сердцу говорит:
  Склонись в раздумье над
   любым пригорком -
  Не ошибёшься - здесь солдат зарыт!
   Ал. Бобров
  
  Осенью 2001 года исполнилось ровно 60 лет со дня начала героической обороны Москвы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг . Долг памяти зовёт нас вернуться к тем тяжёлым дням, вспомнить, как же всё это было, преклонить колени перед мужеством наших предков, подумать, что мы можем сделать, чтобы память о них не исчезла в веках.
  
  Судьба пенсионера привела меня более пятнадцати лет назад в дачный посёлок на берега р. Рузы, к началу Рузского водохранилища. Уже в первый сезон работ по строительству дома мы обнаружили бетонный ДОТ (долговременную огневую точку) на крутом берегу реки у излучины Рузы, в 2,5 км ниже по течению от п. Лазарево, и в нескольких местах неподалёку от него следы окопов, соединённых ходами сообщения. Было ясно, что это выгодное место обороны - память огненных лет. Но что, когда и как здесь было - не удалось узнать ни в местном краеведческом музее (Осташево), ни в музеях и институтах Москвы.
  
  Пришлось провести самостоятельный поиск с использованием военно-исторической литературы, а также обратиться к материалам Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации. Результатами поиска и являются материалы настоящей работы. Пусть эти материалы будут вкладом в дело увековечения защитников нашей прекрасной Родины.
  
  А теперь вернёмся в грозный 1941 год.
  К концу сентября 1941 г. немецко-фашистское командование полностью подготовило операцию "Тайфун", целью которой было окружение и уничтожение советских войск под Москвой и овладение столицей ещё в 1941г. Проведение операции возлагалось на группу армий "Центр" (командующий Ф. Бок). Враг обладал значительным превосходством в военной технике.
   Марк Лисянский
   Замёрзнуть не успела Руза,
  Как двинулись на смертный бой
  Грузовики с гремучим грузом
  И танки тесною толпой.
  
  Войскам противника противостояли силы и средства Западного (Г.К. Жуков), Резервного (С.М. Будённый), Брянского (Г.Ф. Захаров), Калининского (И.С. Конев), и Юго-Западного (С.К. Тимошенко) фронтов.
  В оборонительной операции на интересующем нас участке (от Болычева до Волоколамска) участвовали войска 16-й армии (К.К. Рокоссовский) Западного фронта, а именно, части 316-й СД (стрелковой дивизии) под командованием генерал-майора И.В. Панфилова, а также курсанты полка училища Верховного Совета РСФСР (С.И. Младенцов).
  Цель Московской оборонительной операции - отразить наступление противника на Москву, обескровить его ударные группировки и подготовить условия для последующего перехода советских войск в контрнаступление.
  
  Оборона 16-й армии простиралась на 100 км. Против 16-й армии, где один батальон оборонял 5-6 км, где на одном километре обороны было 1-2 орудия, гитлеровцы бросили 4 дивизии, до 200 танков.
  
  С началом войны для прикрытия подступов к Москве строилась Можайская линия обороны (МЛО). Она состояла из трёх оборонительных полос общей глубиной 120-130 км (от Московского моря до слияния Угры с Окой) и проходила по р. Ламе, Волоколамск, Бородино, Калуга, Тула. Всего было построено 296 ДОТов, 535 ДЗОТов, 170 км противотанковых рвов.
  Найденный ДОТ на берегу р. Руза и является одним из многочисленных сооружений этой линии обороны.
  Ко времени выхода фашистов к МЛО (10.10.41г) её оборудование не было закончено. К.К. Рокоссовский в книге "Солдатский долг" отмечает: "На участке Болычево- р.Руза вместо укреплений и оборонительных сооружений - только колышки: строители больше ничего не успели сделать".
  
  
  
  
  
   Ал. Зарецкий
  Ах, как здесь на опушке алеет рябина,
  Словно там, у Днепра, где родимая мать.
  Мне отсюда две тысячи вёрст до Берлина,
  До Москвы только сто двадцать пять.
  
  К 10 октября 1941 г. оборону в районе Болычево, Осташево, Спасс, Волоколамск держали 1073-й СП (стрелковый полк) и 1075-й СП 316-й СД (стрелковой дивизии). Для артиллерийской поддержки им был придан 857-й артиллерийский полк. Южнее Болычева боевые действия вёл 1077-й СП.
  
  Несколько слов о 316-й СД (дивизии Панфилова). В материалах ЦАМО (Центрального архива Министерства обороны РФ) можно найти следующие сведения из исторического формуляра и материалов боевых действий дивизии.
  
  316-я СД (в последующем - 316-я Стрелковая Режицкая ордена Ленина Краснознамённая ордена Суворова Дивизия им. Героя Советского Союза генерал-майора Панфилова И.В.)
   Основные части в составе 316 СД - 1073, 1075, 1077 СП,...
   Дивизия в составе 16 -й армии (Рокоссовского).
   В течение 1941г. сменилось 3 комдива:
   С 12.7.41 - г/м Панфилов Иван Васильевич
   С1.12.41 - г/м Ревякин Василий Андреевич
  С 18.1.41 - Чистяков Иван Михайлович
   6.10.41г. дивизия перебрасывается на Волоколамское направление. Противник сосредоточил крупные силы - до 100 танков, 400 мотоциклов, мотопехоту.
   10.10.41г. 316-я СД заняла оборону фронтом 45 - 50 км, справа - Московское море, слева - Болычево. Плотность орудий - 4 орудия на 1 км. Все боевые порядки располагаются в один эшелон.
  Передний край главной полосы сопротивления проходил по восточному берегу р. Лама, Горутино, Новинки, Бухолово, Козлово, Клетки, Прозорово, свх. Болычево. В дивизии, как и во всей 16-й армии, организовывались истребительные отряды, создававшие противотанковые минные поля, и, кроме обычных противотанковых истребительных подразделений, готовились отряды по применению бутылок с зажигательными смесями.
  На наиболее важных направлениях создавались противотанковые опорные пункты. Противотанковый артиллерийский резерв находился в Спас-Рюховском.
  
  14.10.41г. дивизия вступила в бой с передовыми частями противника, прочно удерживая занимаемые рубежи.
  16 и 17.10.41г. бой с наступающим на Болычево противником. Подбито 10 танков. Свх. Болчево в течение этих двух суток несколько раз переходил из рук в руки. Неоднократно до 15-30 стальных чудовищ окружали этот населенный пункт. Однако с появлением наших танков, даже в количестве 1-2, фашисты в панике бросали позиции окружения и отходили.
  Подтянув резервы, противник бросил на Болычево до 50 танков и до двух рот автоматчиков. Федосьино и свх. Болычево окружены.
  В ночь на 18.10 части выходят из окружения, уничтожив 17 танков и до батальона пехоты.
  18.10 на Княжево наступает до 70 танков и свыше батальона пехоты.
  1075-й СП потеснён в район Осташево, Становище. Подбито 11 танков противника. Занимаемые рубежи удерживаются прочно.
   1077-й и 1073-й СП с приданными частями также прочно удерживают рубежи обороны и ведут бои.
   В ночь на 19.10.41г. остатки 1075-ого СП, заградотряд и 296-го СП противотанковой обороны занимают рубежи обороны по восточному берегу р. Рузы.
   К исходу 21.10.41г. Осташево пало, подбито 11 фашистских танков.
   23.10 - 24.10.41г. противник встретил упорное сопротивление на участке Спасс-Рюховское, Чертаново, Козлово. Красная Гора.
   Утром 24.10.41г. противник проявил активность, нанося одновременно удары на Дубосековском и Спас-Рюховском направлениях. Неся большие потери, противник приостановил наступление.
   16 ноября 1941г. совершен легендарный подвиг 28 героями-панфиловцами
   (4-я стрелковая рота, политрук Клочков), уничтожено 50 фашистских танков.
   25.10-27.10 противник во взаимодействии с авиацией, танками и пехотой возобновляет наступление на участках 1075-го и 1073-го СП. Непрерывно бомбят группами до 45 самолётов и наступают группировкой до 40 танков. Наши части оттеснены к Волоколамску.
  
  За период оборонительных боёв нанесен следующий ущерб противнику:
  Убито и ранено 60 тыс. чел.
  Взято в плен 251 чел.
  Уничтожено лошадей 590
  Сбито самолетов 33
  Уничтожено танков 287
  Уничтожено бронемашин 45
  Уничтожено орудий 180
  В том числе зенитных 10 и пр.
  
  Награждены
   Героями Советского Союза 28
   Орденом Ленина 25
   Орденом Красного Знамени 193
   Орденом Красной Звезды 453
   Медалью "За отвагу" 1438
   Медалью "За боевые заслуги" 898
  
  Национальный состав дивизии,%:
  
  Русские - 70
  Украинцы - 16,6
  Казахи - 5,7
  Киргизы - 3,1
  Прочие - 4,5
  
  Правый фланг обороны на участке Новинки, Козлово (у Красной Горы) держал
  1073-й СП.
  
   Из исторического формуляра 1073-го СП материалов ЦАМО можно прочитать.
  1073-й СП в составе 316-й СД (8-й ГВ СД) с 7.10.41г. по 10.10.41г. перебрасывается на Волоколамское направление и занимает оборону на рубеже Новинки, Козлово (у Кр. Горы), где отражает яростные атаки численно превосходящего противника (36ПД, 6ТД), рвущегося к сердцу нашей Родины - Москве.
  
  С утра 17.10.41 противник подтянул и ввел в бой свежие силы и, усилив свои части... начал наступление, овладел свх. Болычево и к исходу 21.10.41 вышел на линию Осташево - Становище.
  
  С 22.10.41г. по 27.10.41г. подразделения полка вели непрерывные бои, отличавшиеся особым ожесточением. Используя все виды манёвра на поле боя, полк изматывал наступающие подразделения противника, и вынудил его отказаться от дальнейшего наступления на этом направлении.
  
  27.10.41г. полк прочно занял оборону на рубеже Козлово, Кр. Гора и удерживал его до 16.11.41г., ведя непрерывную разведку противостоящего противника и всеми видами огня нанося большие потери в живой силе и технике.
  
  16.11.41г. противник крупными силами перешел в наступление, нанося главный удар вдоль Волоколамского шоссе на Ново-Петровское.
  Полк, ведя сдерживающие оборонительные бои с превосходящими силами противника, медленно отходил в восточном направлении, нанося противнику значительные потери.
  
  С 27.11.41 по 8.12.41 в полку убито 950 чел, ранено - 2100 чел.
   У противника убито 1380 чел, ранено - 3000 чел.
  
  С 15.12.41г полк в составе дивизии по приказу Ставки ВГК перешел в резерв ВГК.
  
  За мужество, отвагу, дисциплинированность личного состава и организованность в боях в течение 20-27.10.41г. , в результате которых превосходящим силам противника, наступающим на Москву, было нанесено решительное поражение,
  1073 СП в составе 316 СД был переименован в 1073 ГВ СП,
  а многие красноармейцы и командиры награждены орденами и медалями Советского Союза.
  Командный состав 1073 СП периода обороны:
  Командир полка - майор Елин Григорий Ефимович,
  Командир полка - подполковник Иванов Иван Николаевич,
  Военный комиссар - старший политрук Логвиненко Пётр Гаврилович,
  Зам. командира полка по строевой части -
   майор Якубенко Николай Григорьевич,
   Начальник штаба - майор Марковский Георгий Леонтьевич.
  
  
  По приказу НКО СССР Љ 339 от 18.11.41г. полку вручено Гвардейское Знамя.
  Вручение состоялось только в июне 1944 года.
  
  Один из батальонов 1073-го СП занимал оборону в непосредственной близости от "нашего" ДОТа. В материалах ЦАМО были найдены сведения о боях 1-го СБ (стрелкового батальона) 1073-го СП с 18 по 26 октября 1941г. Вот некоторые выписки из боевых донесений.
  1-й СБ оборонял два батальонных района :
   Новлянское, Лазарево, высота 207,9.
  
  Передний край - р. Руза на фронте 6,5 км.
  Сосед справа - 2 СБ 1073 СП, слева - 1СБ 108 СП.
  
  Несмотря на очень широкий фронт, районы обороны представляли собой выгодный рубеж и силами батальона были достаточно укреплены для оказания упорного сопротивления врагу.
  
   До 18.10.41г. боевая деятельность СБ ограничивалась сооружением оборонительных танковых точек и мелких строений, созданием разведывательных групп.
  
   18.10.41.г разведотряд совершил налёт на п. Середа - пункт регулировки противника по отправке войск на Шаховскую. В результате налёта уничтожено 20 солдат, 5 автомашин, мост, заминирована дорога.
  
  22.10.41г. в п. Житаха вступила одна рота противника.
  
  23.10.41.г. в 9.00 противник начал артподготовку по Новлянское.
  Одновременно наше боевое охранение вступило в бой в районе Чернево.
  
  После боя в течение дня к 19.00 рота оставила Новлянское. Ранен командир 2-й стрелковой роты мл. сержант Севрюков, помощник командира роты мл. лейтенант Борисов. Отмечена полнейшая бездеятельность мл. политрука 2-й роты Хасанова: его увидели только после боя в 22.00 без оружия.
  
  2-я стрелковая рота под 8-часовым огнём отразила лобовой удар с фронта и отважно дралась внутри обороны против трижды превосходящих сил противника. Подкрепление с левого фланга батальона (4 км) не успело подойти к правому флангу роты. После отхода левого фланга на Щекотово батальон оказался в полукольце.
  
   Вл. Карпенко
  А немец бил без передышки,
  К снаряду рядом клал снаряд,
  Кромешный ад.... Не тот, из книжки,
  Тот уж не страшен - Дантов Ад!
  
  В 3.00 24.10.41г. стрелковый батальон по приказу командира 1073-й СП снялся с оборонительного рубежа. Связи нет. В течение дня противник занял Горбуново, Сафатово.
  25.10.41 г. при выходе из Милованье напало 9 танков со стороны Спас-Рюховского. Подбит 1 танк, остальные повернули назад.
  26. 10.41г. СБ прибыл в Волоколамск.
  
  В Ы В О Д Ы
  1. Подавляющее большинство бойцов и командиров батальона в этих боях на деле доказали преданность социалистической Родине, партии Ленина-Сталина, оказывая неоднократное, упорное сопротивление превосходящим силам противника, нанося ему чувствительные удары, проявляя мужество, отвагу и героизм.
  2. Батальон ни разу не допустил противника до рубежей атаки перед своим фронтом, всегда смело отражая любые удары, уничтожая огнём живую силу противника на рубеже накопления для атаки.
  За период 18.10 - 30.10.41г. уничтожено до 400 фашистских гадов,
  6 автомашин, 1 танк, 1 минометная батарея, 1 пушка, 3 НП.
  Свои потери - убито 53 человека, ранено - 90 человек.
  3. Батальон четырежды выходил из окружения с боем, организованно прикрывая свой отход.
  4. Батальон мужественно перенес девятидневную голодовку, доводившую людей до изнеможения.
  5. Батальон сохранился как боевое подразделение с боевым вооружением и обозом.
  6. Трудности, пережитые в боях, ... укрепляли его, давали хорошую боевую закалку, опыт и навыки ведения оборонительных действий.
  7. Наряду с этим, следует отметить и недостатки:
  • За период оборонительных боев в батальоне выявлено четыре дезертира;
  • Артиллерия, как правило, не поддерживала пехоту;
  • На моей совести лежит дезорганизация 3-й стрелковой роты: я не предвидел предательства командира роты, его командиров взводов, хотя после восстановления боевых возможностей 3-я стрелковая рота отважно дралась в трёх напряженных боях;
  • Младшего лейтенанта Попова необходимо расстрелять перед строем батальона.
   6 ноября 1941 г. Командир батальона ст. л-т Баурджан Момыш- Ули
  
  Заметим, что подпись на этом документе говорит о том, что командиром батальона был главный герой книги А. Бека "Волоколамское шоссе". Найден приказ о его дальнейшем назначении заместителем командира полка с 11 декабря 1941 г.
  
  Южнее 1073-го СП или левее по фронту обороны сражались бойцы 1075-го СП дивизии Панфилова. Перед нами некоторые выписки из "Исторического формуляра"1075-го СП материалов ЦАМО РФ.
  
  18 августа 1941 г. в г. Алма-Ата сформирован 1075-й СП.
  Командир полка - Мухомедьяров, нач. штаба - Манасенко.
  
  10.10.41г. полк выгруэился в Волоколамске. После 10.10.41г. 1075-й СП сосредотачивается в районе Лазарево, штаб полка - Осташево, граница с 1073-м СП - Лазарево - Середа. Задача полка - оборонять Можайский боевой участок. Граница с ним - Болычево.
   13.10.41г. 1075-й СП занял оборону в районе Осташево (в архивных материалах - Асатошево) по р. Руза.
  13.10.41г. - минирование полей - Макарово, Хатанки, Лисавино, Подсулино, Самойлово. Штаб - Игнатково.
  16.10.1941г. - противник занял Болычево. Полк обороняет участок Лазарево (исключительно) - свх. Булычево (в наст. вр. Болычево).
  Потери полка с 14.10.41 г. по 31.10 41 г:
   Убито - 535 чел.
   Ранено - 275 чел.
  Пропало без вести - 1730 чел.
  
   С 16.10.41г. по 29.10.41г. 1075-й СП вёл тяжёлые оборонительные бои с превосходящими силами противника с задачей - не допустить врага к Москве, измотать его силы и уничтожить.
   29.10 - под напором превосходящих сил противника полк оставил Волоколамск и занял оборону по Волоколамскому шоссе.
   16.11 - легендарный подвиг 28 героев-панфиловцев (4-я стрелковая рота, политрук Клочков), уничтоживших 50 фашистских танков.
   18.11.41г. - за мужество и отвагу личного состава против наступающих сил противника и за оборону разъезда Дубосеково 1075-му СП присвоено звание
  23-й ГВ СП (гвардейский стрелковый полк).
  Многие эпизоды оборонительных боёв, описанные в боевых донесениях, в политдонесениях, не могут оставить равнодушными исследователей этих материалов. Героические подвиги обороняющихся - не выдуманные писателями, а реально задокументированные - ещё и ещё заставляют нас подумать, скольким мы обязаны тем далёким участникам обороны, которые обеспечили наш мирный труд, отдых, жизнь...
  
   Ник. Панченко
  Бессмертные в атаку шли юнцы,
  Не храбрецы - резервники пехоты.
  Захлёбывались кровью пулёметы:
  Бессмертные в атаку шли бойцы.
  
  
  Перед нами описания малой толики героических поступков участников обороны.
   Некоторые эпизоды боев 1075-го СП в районе Болычева, Спас-Рюховское.
  
  Описание геройского подвига начальника штаба 1075-го СП, капитана Манаенко, который уничтожал фашистские танки из горящего сарая, а после окончания боеприпасов - уничтожал гранатами фашистов, выпрыгивающих из подбитых танков.
  Описание геройского подвига мл. лейтенанта Медведева, который, будучи дважды раненным, не покинул поле боя, после того, как его пулемет был разбит, он схватил гранату и пошел вперед, увлекая всех в атаку. В этом бою он погиб.
  Красноармеец Терехов, умело ведя бой, подбил три танка и погиб.
  Командир пулеметного взвода Какулия сам из пулемета косил немцев до тех пор, пока вражеский снаряд снаряд не угодил прямо в него.
  Красноармеец Бараненко, ведя противотанковый бой, уничтожил 3 танка.
  
  В районе Спас-Рюховского красноармеец Кривенко Кирилл Илларионович вел бой с танком. Когда в подбитом танке открылся люк, Кривенко вскочил на танк и бутылку с зажигательной смесью бросил прямо в люк. Вместе с 11 бойцами Кривенко представлен к награде.
  В боях за Болычево и Осташево только за 19-20.10.41г. подбито 18 танков.
   Описаны и немногочисленные позорные случаи: дезертирство, трусость, плохая организация связи и взаимопомощи во время ведения боевых действий, казусы ( почти состоявшийся увод наших бойцов одним немцем), пьянство и насилие (л-т Трофимов приставал к учительнице в пьяном виде, а когда она убежала - кинул в неё гранату, ранил) и т.д.
  22.10 - 23.10.41г. в районе Осташево разведка обнаружила до 60-70 танков противника.
  23.10.41г. противник повел наступление, стремясь выйти к Волоколамску.
  На участке обороны 1073-го СП продолжаются кровопролитные бои, противник несет огромные потери.
   На участке обороны 1075-го СП противник встретил жесткую оборону.
  
  
   Не все прошли сквозь ад оборонительных боёв. Многие, и молодые и пожилые, сложили головы в боях на Можайской линии обороны. Есть в материалах ЦАМО такой документ - "КНИГА УЧЕТА БОЕВЫХ ПОТЕРЬ 1075-го СП". В книге приведены сотни фамилий погибших, в том числе 28 героев-панфиловцев, почти везде есть даты рождения, дата и место гибели, информация об адресах их семей. Мы выбрали из этой книги лишь некоторые фамилии защитников, погибших вблизи "нашего" ДОТа.
  
  Перед нами данные о количестве погибших в дни обороны в близлежащих к Осташеву населенных пунктах:
  
  Федосьино - 155 чел.
  Игнатково - 129 чел.
  Княжево - 35 чел.
  Кашилово - 2 чел.
  Спас-Рюховское - 8 чел.
  Петелино - 19 чел.
  
  
  Данные о некоторых погибших из "Книги учета боевых потерь" приводятся в следующей таблице.
  
  
  
  Должность,
  воинс. звание Фамилия
  инициалы Год
  рождения Дата
  гибели Место
   гибели
  Ком. Роты
  Ст. л-т Климко Николай
  Яковлевич 1900 18.10.41 Игнатково
  Ком. Взвода
  Мл. л-т Прийма Михаил
  Григорьевич 1913 17.10.41 Княжево
  Пом ком роты
  Старшина Маркабаев
  Джумаш 1906 17.10.41 Княжево
  Ст. политрук Забродин
  Павел Иванович 1912 19.10.41 Кашилово
  Политрук Ковалевич Григ.
  Семенович 1909 18.10.41 Игнатково
  Политрук
  роты Никифоров
  Николай Семен-ч ? 18.10.41 Игнатково
  Ком. Пулем.
  взвода Какулия Алфис
  Сабаевич 1917 17.10.41 Княжево
  Старший
  лейтенант Душин
  Николай 1908 21.10.41 Спасс-
  Рюховское
  ? Климов
  Сергей Анат-ч 1914 15.10.41 Игнатково
  Ком отдел-я
  Мл. ком-дир Калашников
  Василий Федоров 1906 19.10.41 Осташево
  Красноармеец
  Рядовой Садовников
  Петр ? 19.10.41 Осташево
  ? Попов
  Петр Семенович 1911 19.10.41 Осташево
  ? Калашников
  Василий Федоров 1906 19.10.41 Осташево
  
  Красноармеец
  Стрелок Шмаков
  Павел Степ -ч 1908 16.10.41 Осташево
  Красноармеец Алдышев Абдурахман ? 19.10.41 Таршино
  Ком. Отдел.
  Сержант Третьяк
  Марк Аникеевич 1907 14.10.41 Кашилово
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
   Вл. Карпенко
  Под ясным небом, под Волоколамском
  Стоят в октябрьском зареве леса.
  И кажется, что из-под обелиска,
  Как шорох листьев, павших голоса:
  
  "Не надо фраз про доблесть и отвагу.
  Слова - всего лишь навсего слова.
  Мы здесь стояли. И назад - ни шагу.
  Мы здесь лежим. Зато стоит Москва".
  
  1. В ходе оборонительного сражения на Можайской линии советские войска проявили большое мужество, упорство и маневренность. Однако полностью удержать эту линию обороны не удалось.
  На Волоколамском направлении немецкие войска оказались от Москвы на удалении 110-115 км, на Можайском, Нарофоминском, Подольском направлениях - на удалении до 80 км.
  Но, несмотря на этот успех, гитлеровцы ценой больших потерь смогли только вытеснить наши войска с Можайской линии обороны.
  Создать же глубокие оперативные прорывы и "котлы" окружения немецко-фашистскому командованию НЕ УДАЛОСЬ.
  Сплошной фронт обороны немцам ещё предстояло прорывать, неся большие потери.
  
   2. Против 16-й армии, где один батальон оборонял 5-6 км на одном километре имелось всего 1-2 орудия, гитлеровцы бросили 4 дивизии , до 200 танков. Войска 16-й армии (К.К. Рокоссовского), проявив исключительное упорство, успешно отбили атаки противника ( 316-я СД и курсанты полка училища Верховного Совета РСФСР под командованием С. И. Младенцова).
   Массированным танковым атакам противника, поддержанным авиацией, защитники Младенцова противопоставили хорошо организованную оборону, в которой большую роль играли противотанковые опорные пункты и районы.
  Немецкий генерал ( командир 5-го армейского корпуса ) доносил :
  "Используя хорошо оборудованные позиции ... и сильное минирование, 316-я русская дивизия ведет поразительно упорную борьбу".
  
  3. Враг не смог решить поставленную ему задачу, о которой генералу Панфилову сообщил пленный при допросе в п. Лазарево еще в середине октября: "Ми должен завтра обед в Вольокольямск, а ужин - в Москау".
  
  4. Действия наших войск, измотавшие в боях войска вражеской группы армий "Центр", усилия Ставки Верховного Главнокомандования, нечеловеческие усилия всех защитников Москвы привели к полному успеху всей Московской битвы в целом и позволили уже
  20 января 1942 г. освободить в ходе контрнаступления г. Волоколамск,
  а 21 января 1942 г. - п. Журавлиху, что южнее Осташево.
   В результате контрнаступления советские войска снова вышли на рубеж Ржев, реки Лама, Руза ...
   Тридцати восьми немецким дивизиям, в том числе пятнадцати танковым и моторизованным дивизиям, нанесено тяжелое поражение.
  
  5. В ознаменование 60-летия обороны Москвы, начала обороны Можайской линии, боевых действий в районе Осташево, Рузы, Лазарево, в память о погибших защитниках рубежей обороны нашей столицы, на месте найденного на р. Руза ДОТа необходимо соорудить памятник - обелиск, сделать этот ДОТ местом поклонения всех живущих ныне нашим предкам-героям.
  
  Апрель 2001 год В.Б. Соломоденко
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  О ЗАБЫТОМ ДОТе
  
  Осень 1941г была куда как более суровой, по сравнению с нынешней. Да и дороги - не чета современным. И речку Руза рекой было называть труднее, чем сейчас. Это ведь только в конце 70-х она стала частью Вазузской системы водоснабжения Москвы, а до этого - так, от разлива до разлива. Тогда, в октябре 1941г., р. Руза была частью Можайской линии обороны, а комдив Панфилов при проверке батальона на р. Руза, что недалеко от деревни Лазарево, даже предлагал, в качестве подготовки к активной обороне, провести учебную контратаку с форсированием р. Рузы вброд. Были слякоть и морозы. Природа и погода словно ощетинились в канун начала оборонительных боёв ...
  Нынче осень выдалась мягкая, ласковая, какая-то грустная, в ожидании 60-летнего юбилея ТОЙ битвы. Нам легко работалось, и всё получилось - как задумали: в канун юбилея мы установили памятный обелиск защитникам Москвы у ДОТа над р. Руза в полуверсте от одноимённой деревни.
  А началось всё год назад с расчистки от глины крыши ДОТа: за 60 лет она почти исчезла. Слой глины в некоторых местах превышал полметра. Затем в течение полугода были поиски материалов о событиях обороны этих мест в Центральном архиве Министерства обороны РФ.
  Результаты поисков опубликованы в районной газете Волоколамска "Волоколамский край", Љ 22 и 23 за 2001 г. под названием "Переломная зима". Благодаря усилиям редакции, общественность познакомилась с историей ДОТа, одним из немногих материальных свидетельств, оставшихся со времён Московской битвы, завершающей тяжелейший период 1941года Великой Отечественной войны. Результаты архивных поисков приоткрыли страницы оборонительных боев на тактическом уровне в районе Болычева - Осташево - Лазарево - Спас-Рюховское. Основная цель публикации заключалась в том, чтобы подвигнуть администрацию района на организацию и строительство хоть какого-нибудь памятного обелиска над этим ДОТом. Потерпев на этом поприще сокрушительное поражение, мы предприняли попытку опубликовать эту информацию в московской газете книжного дома "Московия". Сокращенный вариант статьи появился в газете "Ежедневные новости. Подмосковье", Љ 84 в конце июля 2001 года под названием "Забытый ДОТ". Но и эта попытка обращения к четвёртой власти ни к чему не привела.
  Описывать телефонные похождения по отделам районной и областной администраций, отвечающих за это направление, как-то даже неприлично, ввиду несоизмеримости значения юбилея Московской битвы и тех доводов против помощи в деле установки памятного обелиска, которые приводили представители первой власти. Например, из Волоколамского райотдела по работе с молодёжью козырь был следующий: "А вы знаете, что в районе уже имеется 89 памятников, связанных с войной, а пьянство не уменьшается!" Что тут комментировать?
   Ну, да Бог им судья!
  Когда же было принято решение о создании памятного обелиска собственными силами именно к юбилею начала битвы, обнаружилось столько понимания, благорасположения и активного участия многих хорошо и не очень хорошо знакомых людей, что просто диву даёшься!
  Вот перечень основных участников создания памятного обелиска с условным названием "Руза":
  Владимир и Тамара Соломоденко (пенсионеры, Москва)- основная идея, производство архивных поисков, эскиз и организация изготовления и установки обелиска;
  Игорь Пинхасов (пенсионер, Москва)- связь с правлением садового товарищества "Лидия", Волоколамского района, организация попыток оказания финансовой помощи;
  Юрий и Людмила Ефимовы (пенсионеры, Москва) - постоянная поддержка и участие на всех этапах создания обелиска, попытки оказания финансовой помощи и публикаций;
  Сергей Мехов (пос. Осташево) - расчистка ДОТа от наплывающей глины с использованием трактора - бульдозера;
  Виктор Лепилин (Клуб "Ангел") - сварка металлической конструкции обелиска, антикоррозийная подготовка и покраска, клёпка листов с надписями;
  Рэстем Нугаев (Клуб "Ангел") - помощь в организации изготовления и наклейка пластиковых листов с надписями и схемами на обелиск и информационные щиты возле него;
  Антон Фукс (фирма "Виграф") - дизайн и изготовление пластиковых листов с надписями;
  Вадим и Ирина Сидоровы (Москва) - непосредственная установка и бетонирование опор.
  Я пишу эти строки в ночь с 10 на 11 октября, когда 60 лет назад фашисты начали наступление на Болычево, Осташево, Волоколамск. Рад, что благодаря усилиям перечисленных людей нам удалось к юбилею начала Московской битвы создать то место на пригорке, где теперь можно отдать дань памяти тем, кто обеспечил нам Победу, где нельзя не последовать совету поэта военных лет Александра Боброва:
  Не всё ж война!
   Но ветер с дымом горьким
  Встревоженному сердцу говорит:
  Склонись в раздумье
   над любым пригорком -
  Не ошибёшься - здесь солдат зарыт!
   Конечно, все сделанное - это лишь очередной этап обустройства "нашего" ДОТа. Но уже и это даёт почти зримое представление об условиях той обороны, о тех мыслях защитников Москвы, которые так ярко представил в своё время Александр Зарецкий:
  Ах, как здесь на опушке алеет рябина.
  Словно там, у Днепра, где родимая мать.
   Мне отсюда две тысячи вёрст до Берлина,
  До Москвы только сто тридцать пять.
  Впереди предстояли два месяца труднейших боев за Москву, сотни защитников станут Героями Советского Союза, тысячи никогда (!) не вернутся к родным, впереди Дубосеково и политрук Клочков . . . а сегодня - 60 лет, как всё ЭТО началось.
  Я благодарен всем участникам этого маленького, на тактическом уровне, дела и надеюсь, что ручейки многих подобных малых дел сольются в могучую большую реку благодарных потомков к светлой памяти героев - защитников нашего Отечества.
  10 октября 2001 года СОЛОМОДЕНКО В.Б.,
  полковник в отставке, старший научный сотрудник, кандидат технических наук
  
  
  
  МОЯ "ЭЛЬБРУСИАДА",
  или Подарок к моему 60-летнему юбилею
  
  Сухой осадок.
   Эльбрус (по-кабардински - Ошхомахо, по-балкарски - Мингитау), высочайший горный массив Большого Кавказа, в системе Бокового хребта. Западная вершина ( 5642 м) и восточная (5621 м) разделены глубокой седловиной (5416 м). Эльбрус покрыт шапкой фирна и льда, от которой в стороны спускаются 54 ледника (крупнейшие - Б. Азау, Ирик, Терскол). Площадь современного оледенения 134,5 км2.
  
  
   Во времена моих первых посещений Приэльбрусья (70-е годы 20-го века) к вершине Эльбруса за одно восхождение уже поднималось более 2500 человек. Это и называлось Эльбрусиадой. В заголовке этого очерка кавычки к этому слову добавлены лишь потому, что во время моего восхождения на вершину Эльбруса, кроме меня, был ещё лишь один человек - старший инструктор турбазы Министерства обороны, он же руководитель нашей экспедиции - Владимир Львович Белиловский.
   Альпинизмом мне в жизни заниматься не довелось, а с начала занятий горными лыжами из 33 почти 25 лет, каждый раз глядя на громаду Эльбруса с Чегета, где по большей части и происходили занятия, мне нет-нет, да и лезла в голову шальная мысль - а может быть, и я смогу когда-нибудь достичь вершин Эльбруса? В одно из частых посещений Терскола, ещё во времена работы над книгой стихов Белиловского, я завёл как-то разговор с ним об этой шальной мысли. Львович, каждый год восходивший на Эльбрус (а иногда и не по одному разу), поделился со мной своей мечтой - поднять с собой как-нибудь на вершину свою прекрасную дочь Элану. С этого времени я потерял покой: ну, если ребенок (а ей тогда было где-то около 12 лет) сможет подняться ТУДА, то, может быть, и я, человек совершенно не подготовленный в смысле альпинизма, смогу с ними доковылять тоже?! И вот в канун моего 60-летнего юбилея, который должен был состояться в 1998 г., я решил сделать себе, любимому, такой подарок. Договорились о сроках. Я взял себе путевку в Терскол и во второй половине июля 1997 г. полетел в Минеральные Воды.
   Приключения начались прямо неподалёку от аэропорта назначения. Во-первых, меня взяли в оборот шулеры, вооружённые персональным компьютером. Под предлогом ничего не значащей помощи, они быстро дали выиграть мне несколько сотен рублей, а затем после второй комбинации, я оказался должен им 800 р. Отыгравшись вновь, я всё-таки потерял кучу денег и покинул этих "добрых" людей. Во-вторых, я узнал, что автобуса из турбазы "Терскол" не будет, по причине малого количества проданных путевок, и добираться нужно самостоятельно. В-третьих, мне сообщили, что теперь до Терскола после обеда вообще никто не поедет, а есть билеты лишь до Нальчика. Я в шоке беру билеты и влезаю в автобус, готовясь ночевать на автовокзале в Нальчике.
   По-видимому, у меня был такой потерянный вид, что один из пассажиров, мужчина лет 45, участливо спросил, не в Баксанскую ли долину я хотел попасть. Получив утвердительный ответ, он рассказал, как можно будет добраться до Терскола из Нальчика. В ходе дальнейших разговоров выяснилось, что он одно время работал начальником КСС (контрольно-спасательной службы) всей Баксанской долины. А это ни много, ни мало - более 103 км. Подъезжая к Нальчику, я услышал от него почти сказочное предложение - "Чего тебе ночевать на станции, поехали ко мне, а утром я провожу тебя на автобус". Воистину, небо решило компенсировать мне такое неудачное начало путешествия. Пока Гена Иванов что-то соображал по поводу яичницы, я сбегал в магазин для дополнения ужина. Беседа была очень приятной и очень неспешной. У нас оказалось уйма знакомых, а уж историй из первоисточника я наслушался вдоволь.
   На следующий день к обеду я добрался до Терскола. Здесь меня ожидал ещё один "партизанский" подарок - в регистратуре мне передали записку от Львовича "Я приеду из Геленджика через 3-4 дня. Тренируйся. Белиловский". Я не понаслышке знал, как надо акклиматизироваться, и следующие дни усиленно "набирал высоту". Я побывал на перевале Донгуз-Орун (около 3180 м), на пике Терскол (3100 м), на склонах горы Азау (около 3300 м), на Приюте 11 (4200 м).
   И вот долгожданная встреча с приехавшим из Геленджика Львовичем, на которой он преподнес мне, пожалуй, самый главный из "партизанских подарков" - сведущие врачи отговорили его от неразумной затеи с восхождением дочери. Вместо рекорда Гиннеса, сказали они, ты получишь насквозь больную девочку и, с большой вероятностью, впоследствии материнство - будет не её уделом. С одной стороны, я был рад, что разум у Львовича преобладал перед спортивным зудом, а с другой стороны - рухнули мои надежды о моём ковылянии вслед за ребенком на вершину Эльбруса. Но Львович похвалил меня за мои однодневные походы и... назначил назавтра выезд в Азау, откуда на канатных дорогах мы должны подняться до станции "Мир" (порядка 3500 м), а затем, если повезёт, на однокресельной дороге до Гарабаши (около 3700 м).
   Завтра наступило быстро. К обеду мы уже были на "Мире". Дальше нам не повезло: канатка на Гарабаши не крутилась - летом нет народу. И мы тронулись по склонам Эльбруса вверх. Как-то среди афоризмов Белиловского я нашёл такой: "Брать вершины очень просто - надо только всё время идти вверх". Добравшись до уютной каюты на Приюте 11 (Львовичу - без проблем в любое время года!) и слегка отдохнув, мы оставили рюкзаки и, взяв только лыжные палки, пошли вверх вдоль левой гряды скал. Когда крутизна склона возросла, мы перешли на правую гряду скал и по приличному крутяку добрались до так называемых скал Пастухова (около 4800 м). Отсюда верхняя часть горы Чегет, откуда начинаются обычные горнолыжные трассы (около 3150 м), видится где-то далеко внизу. Панорама Главного Кавказского хребта, как на ладони! Вдоволь насмотревшись на знакомые и не очень знакомые места, мы стали медленно спускаться к Приюту 11. Как потом оказалось, спуск - самая опасная часть восхождения (и не только нашего). Тренировки по "набору высоты" были закончены.
   Вот и наш Приют 11 - высокогорная гостиница, вся обитая железными листами, как большущий 3-этажный троллейбус, неведомо кем опущенный на скалы Эльбруса. Это место нашей ночёвки до восхождения и ночёвки после восхождения.
   Построили "Приют 11" в 1938 г. (мой ровестник - В.С.) Название дали по предложению Р. Лейцингера, руководившего Кавказским горным обществом ещё до революции Здание было деревянным, обшитым металлическими листами, и необычной формы (в виде "дирижабля"), чтобы противостоять бушующим на Эльбрусе ветрам. За 60 лет в высокогорье дерево высохло "до звона", поэтому-то и сгорело моментально в августе 1998 г. ТОЖЕ - В СВОЙ 60-ЛЕТНИЙ ЮБИЛЕЙ!
  Расположенный на высоте 4130 м (везде, правда, пишут 4200 м), "Приют 11" считался самой высокой гостиницей в Европе и был архитектурным и историческим памятником. Не счесть восходителей, которых он укрыл от злой непогоды, помог подняться на Гору. В кают-компании (она же столовая) висело множество мемориальных досок, посвящённых каким-то памятным событиям, не вернувшимся с Горы спортсменам. Тут же была экспозиция по истории советского альпинизма, подготовленная музеем имени Е. Абалакова из украинского города Сумы.
   Весь вечер ушёл на приготовление и поедание ужина, на подгонку кошек и мне - на доводку моей маски (у Львовича была классная маска). Подготовили мы и по две пары перчаток: внутрь - пятипалые, а поверх них варежки или трёхпалые зимние военные перчатки. Распределили груз - орехи, шоколад, изюм, курагу, фотоаппарат и пр. Попробовали уснуть. Но после нескольких минут бесконтрольного дыхания начинаешь задыхаться, просыпаешься, чтобы глубже продышаться, снова засыпаешь и, спустя несколько минут, снова просыпаешься и т. д. А в час ночи по лестницам начинают громыхать ботинки - первые группы стартуют к вершине. Пытаемся подняться и мы, но фонарик Львовича перестаёт работать, а в кромешной темноте невозможно ни одеться, ни пристегнуть кошки. И мы, впрочем, наверное, только я, мучаюсь в попытках уснуть и в тревоге, что мы уходим последними...Эх Львович, Львович! Тебе-то, конечно, хватит времени за глаза, а что будет со мной завтра?
   Чуть забрезжило утро, мы начинаем собираться и, выйдя из Приюта, надевать кошки, очки и маски, брать ледорубы. Звёзды такие яркие, словно их смотришь через увеличительное стекло. Мороз небольшой (всё ещё впереди). Перед нами слегка искрящаяся стена снега и скал, а далее, как будто за бугорком - две такие близкие вершины САМОГО ЭЛЬБРУСА! Ни дать, ни взять "Девичьи груди", как можно прочитать в современной литературе.
  Из книги Н.М. Мизиева "Следы на Эльбрусе"
  
   Вся божественная сила и красота Кавказа в воображении горца сосредотачивалась в его огромной, двуглавой жемчужине - в Эльбрусе. Недаром даже древние персы воспринимали эту жемчужину как основу того изумрудного хребта Кабк, который, по их поверьям, опоясывал землю, "как перстень палец". Поэтому писать об Эльбрусе непросто.
   О нем столько написано, что невозможно отыскать не сказанный в его адрес эпитет.
   Захватывают дух природа Приэльбрусья, мудрые народные песни и мифические сказания, слагавшиеся на протяжении веков. Здесь и древнегреческий Прометей, терзаемый злым коршуном, и легендарный грузинский Амирани с преданной ему собакой, усердно пытающейся разорвать оковы своего хозяина, и бессмертный, бесстрашный горец-пастух Баса, дерзнувший освободить этих героев.
   По другим мифам, на вершине Эльбруса тысячелетиями восседает вездесущая вещая птица Симург, одним оком озирающая всё прошедшее, а другим просматривающая грядущее земли и народов. А в эпосе коренных жителей Приэльбрусья - балкарцев и карачаевцев- ледники двуглавого великана служили колыбелью нарта-богатыря Карашауая. Что только люди не связывали с этой горой, как только они не называли ее1 Это и персидский Джин-падишах, т. е. "Царь духов", и адыгская Уашхамахо - "Гора счастья" и т. п. А что только не скрывается в названии "Эльбрус"! Это и турецкое Ял-буз, т. е. "грива льда", перенятая грузинами, и карачаево-балкарское Ель-буруш, т. е. "вращение ветра", это и тюркское Эль-буз - "страна льдов" и т. п.
   Конечно же, и Ял-бузи, и Эль-буз как нельзя лучше отражают действительную природу Эльбруса, в ледяной шапке которого сходится множество ледников Большого Кавказа. А название Ложе Борея (Ложе ветров) представляет удивительную аналогию названию высочайшей вершины Кавказа - Эльбруса. Это название, по нашему мнению, восходит к термину "Ельбуруш", т. е. "вращение ветров", что равнозначно понятию "зарождение ветров".
   Мы начинаем отсчитывать первые шаги собственно восхождения. Уже знакомый путь до скал Пастухова проходим без единой остановки, мерной, даже, кажется, замедленной поступью. Наши, точнее мои первые впечатления, полностью совпадают с теми, что описаны в книге Н.М. Мизиева "Следы на Эльбрусе".
  Млечный Путь напоминает заблудившееся облако, растянутое ночным ветром по всему небу... Молодой месяц бледно освещает пики горного хребта, разрезавшие ковер облаков, устилающий горы на высоте трех километров... выше только мы и Эльбрус... спокойная и нереальная красота... тишина настолько густа, что пытаешься за грохотом собственного сердца различить хотя бы какой-то посторонний звук... воздух чист и спокоен... Величественная невозмутимость Эльбруса... вот она, рядом... Мы вышли с большой задержкой после ушедших белорусов, американцев и корейцев.... По пути нет сил ни обернуться, ни ощутить всего величия гор и невероятной красоты рассвета...
   У скал совсем светло. Там делаем остановку, читаем фамилии альпинистов, не вернувшихся с Эльбруса, которые выбиты на плитах, вмонтированных в скалы. Сами скалы еле выступают поверх снега. Выше тропа чуть уходит вправо, крутизна (и высота) увеличивается. Нам предстоит преодолеть участок так называемого "Ледового Зеркала", спуск по которому особенно опасен. Там много наледей, фирновый снег, но пока это где-то в стороне. Сейчас передо мной только медленно ступающие ботинки Львовича и желание не сильно отстать от него, что называется, "назвался груздем, полезай в кузов". Подниматься становится всё тяжелее и тяжелее. Чаще отдыхаем, но вот, наконец, и заканчивается этот самый крутой участок восхождения. Кажется, что он имеет наклон градусов в 60, хотя на самом деле здесь едва только 30-35 градусов. Тропа медленно поворачивает налево, и мы плавно переходим на следующий, оч-ч-ч-чень длинный участок - "Косая Полка". На равнине не было бы и разговора - иди себе след в след по наискосок поднимающейся тропе, да и всё. А здесь почему-то с каждым шагом хочется отдохнуть всё больше. Всей грудью стараемся прокачать больше воздуха, но в нём уже около половины кислорода, по сравнению с равниной. Мы подходим к высоте 5000 м, за которой начинаются всякие чудеса. Некоторых восходителей начинает тошнить или открывается рвота, у других желудок требует постоянного опорожнения, что и приходится делать тут же (свирепый понос). У других начинаются "глюки" - им хочется идти совсем не туда, куда надо, они сворачивают и часто оказываются в трещинах ледника, которых здесь великое множество. У третьих так ломит в голове, что идти просто невозможно. Наступает вялость, хочется прилечь уснуть... Всё это признаки так называемой "горняшки". Лечение только одно: в отсутствие кислородной подпитки - быстрый спуск.
   Хотя по классификатору описываемый маршрут оценивается у альпинистов, как 2А категории сложности. Одна американка, спускаясь с вершины и отвечая на мой вопрос о том, насколько трудно это восхождение, небрежно сказала: "It is quite not difficult mountain!" (Это совсем не трудная гора!)
   Да, технически маршрут не сложен, но не стоит успокаиваться. На Эльбрусе определяющими трудностями являются:
  1.Неустойчивая, постоянно меняющаяся погода.
  2.Практически постоянно сильный и холодный ветер, невозможность от него укрыться (нет каких-либо крупных камней или скал, нет снега, достаточно податливого, чтобы вырыть пещеру).
  3.Возможны выбросы сероводорода из фумарол (маленьких, незаметных глазу отверстий в склоне).
  4.Жёсткий бутылочный лёд на участке, называемом Ледовое Зеркало. Опасно особенно на спуске.
  5.Во время спуска, при плохой видимости, можно заблудиться и, свернув с тропы, уйти в другое ущелье или провалится в закрытую трещину.
  6.Высота. Если на высоте 4000 м кислорода около 60% по сравнению с равниной, то на 5000 м - уже около52%, а на 5500 м - только 48%..
   Ежегодно зимой Эльбрус собирает свою страшную дань. Так, в феврале 2001 г. под вершиной Кюкюртлю (на западном склоне Эльбруса) погибли несколько пермских альпинистов (предположительно от выброса сероводорода, к тому же сильный буран продолжался неделю). С января по середину марта 2002 г. погибло двое альпинистов, и оба на спуске на Ледовом Зеркале. За это время восхождения совершили не более 10 человек, а многие экспедиции вернулись домой, так и не дождавшись погоды.
   Известен исторический факт победы мудрости над природой, когда альпинист мирового класса, первовосходитель на Эверест, Тенцинг, отказался от восхождения на "простой" Эльбрус, прождав на Приюте 11 несколько дней.
   Вот уже несколько часов, как мы всё медленнее, но упорно продвигаемся вверх и наискосок, как бы обходя Восточную вершину, чтобы начать двигаться по седловине к её центру. У меня всё меньше сил. По ходу к тому же пытаюсь сделать несколько кадров. В результате Львович не выдерживает, возвращается ко мне и говорит, чтобы я не спеша шёл по седловине, а он быстро пойдёт, чтобы успеть сделать так называемый "крест", т.е. покорить Западную вершину, спуститься в седловину, а затем подняться на Восточную вершину, чтобы начать окончательный спуск вниз. Я утвердительно махнул головой. Он попросил у меня фотоаппарат, и мы разошлись. Ускоряя ход, он вскоре скрылся за ещё для меня далёкой выпуклостью седловины.
   Когда я добрался до центра седловины, то увидел торчащие из снега остатки домика. Крыши не было, виднелись только стропила и часть сруба. Высота была уже свыше 5400 м над уровнем моря. Как потом я выяснил, это был дом метеорологов, который планировалось использовать для сбора информации о зарождении погоды в этом регионе. Но дом не устоял ни одного сезона - настолько там сильны ветры и бури. Отдохнув у домика, сделав его снимки, я отправился дальше по тропе, которая, постепенно заворачивая налево, уходила к подъёму на Западную вершину.
   Здесь мы и встретились со Львовичем, который чуть ли не бегом спускался с Западной вершины, боясь не успеть завершить крест до темноты. Вот как обходятся пренебрежения к мелочи - подумаешь, фонарик! - но в горах. Я продолжал набирать, хотя и с очень большим трудом, высоту, продвигаясь уже по Западной вершине. Как вдруг услышал, что Львович зовет меня. Остановившись и глянув в его сторону, я увидел, что он стоит около какой-то женщины, которая двигалась уже вниз. Львович прокричал, чтобы я сопроводил её до приюта (ей тоже было очень нездорово), а сам снова стал уходить на Восточную вершину. Я сказал этой женщине, чтобы она подождала меня на лавке около остатков домика, и мы вместе спустимся к Приюту. Она понуро двинулась к домику на седловине. А я ещё медленнее продолжал свой путь наверх. Не знаю, сколько прошло времени. Двигаясь, как сомнамбула, постепенно набирая высоту, я вдруг почувствовал, что крутизна склона становится меньше. Через некоторое время передо мной открылся очень длинный, но совершенно не крутой подъём, в конце которого виднелось нечто вроде груды камней или снега - это была уже вершина! Я опустился на снег. Волнение так переполняло меня, что ещё бы чуть-чуть, и я разревелся бы, как маленький пацан. Мне, в самом деле, было очень плохо. И хотя сознание не отключалось, силы почти покинули меня. Более эмоциональный рассказ об этих же последних часах перед вершиной при восхождении на Эльбрус встретился мне в Интернете (к сожалению, авторство установить не удалось):
   День черт-знает-какой черт-знает-какого месяца. Мысли вязнут в собственной беспомощности... Неопределённость порождается незнанием расстояний и обманом при переходе перегибов склона... Склоны Эльбруса кажутся бесконечными и невероятно крутыми... Солнце слепит со всех сторон - предательски отражающий снег заставляет щуриться даже в мощных солнцезащитных очках... Сколько мы идём? Час? Три? Десять? Сто? Время потерялось вместе с расстоянием... Подбадривания не имеют никакого действия.... Идём на автопилоте... Тошнота - серия резких вдохов-выдохов. Головокружение... Невероятная тяжесть ног - липнущий к "кошкам" снег... В какой-то момент времени видим Седловину... значит, всё-таки мы движемся вперед... В голове - оркестр из "там-тамов"... Лёгкие, как меха на кузнице... В горле - пустыня Сахара... всё это - ради чего? ПСИХИ... Доходим до Седловины... голова способна только осознавать невероятную красоту гор, открывающуюся с высоты ... Идти ещё 200 метров по вертикали... и около километра по длине... Числа бесконечные для высоты, большей пяти километров... Один из нас отказывается идти дальше... У него при дальнейшем восхождении начинаются неприятные спазмы в желудке... с высотой не играют... он остаётся нас ждать на Седловине... мы ползём ещё выше... на Вершину... два "сургуча"... настойчивых и упорных... Сил нет абсолютно... каждый шаг порождает череду вдохов-выдохов... Ноги путаются... "кошки" срываются от налипшего снега... воздуха катастрофически не хватает... головная боль уступила место всеобщей атаке слабости на организм... разговаривать очень сложно - во рту всё пересохло... пить невозможно... . Холодный ветер порывами сбивает с ног... вот он, "ПОЛОГИЙ" ЭЛЬБРУС! во всей своей невозмутимой красоте... в месяц самого лёгкого периода восхождения!!!
   ...В течение трёх часов мы прошли метров 800... Бесконечные метров 800... В пути мы были уже более 12 часов... мы вышли на большой плоский участок Западной вершины... Вы можете не поверить - оставшиеся полторы сотни метров нам были не под силу... Мы стояли на Вершине, мы ощущали величие и мощь Великана.... Мы стояли и смотрели на Недостижимую В Этот Раз для нас Самую Вершину... . Мы взошли на неё, но не взошли... как говорят в Приэльбрусье, Эльбрус разрешил нам взойти на свою вершину....Дальше... Что было дальше?...Нет... я не буду писАть.... Это можно только прочувствовать, стоя на высоте 5600 и глядя вниз на бесконечный ковёр облаков внизу и такой же бесконечный, девственно нетронутый склон... это был Настоящий Райд... Праздник Победы. Самого Себя... Ощущение Лёгкости и Полета Над Облаками.... Я бы согласился идти в сто раз худшую погоду, чтобы опять пережить ЭТО...
  На вершине Эльбруса не оказалось ни трона Симурга, ни цепей Прометея. Вместо всего этого - масса скал вулканического происхождения, ледники и вечные снега.
   Я поднялся, осмотрел это большущее плато ещё раз и подумал, что я ведь совсем не альпинист, но я всё же на плато Западной вершины. Задача, поставленная себе, выполнена! Юбилейный подарок вручён! Сил у меня ничтожно мало, времени уже много (ах, этот фонарик ... или Львович ... или я?!), а внизу меня дожидается женщина в ещё худшем, чем я, положении. И я повернул свои ботинки вниз по склону. Вспомнил, что у меня в банане есть что пожевать, можно что-то перекусить. И взяв в рот немного изюма, а затем кураги, двинулся, всё ускоряя шаг, к седловине.
   Там, у домика на седловине, сидела, ожидая меня, альпинистка или туристка - я так и не узнал - не до того было. Она хорошо отдохнула и вполне могла передвигаться самостоятельно. Тем более, что необходимый расход кислорода при медленном спуске значительно меньше, чем при подъёме. Угостив её тем, что у меня было в банане, мы пошли вниз. Мы очень неспешно, осторожно спустились до Приюта 11. Уже наступали сумерки. День восхождения заканчивался. Я повалился, не раздеваясь, на свой топчан и забылся...
   Меня разбудил вернувшийся почти уже в темноте Львович. Он выполнил свою задачу тоже. Очередной крест им был сделан. До сих пор восхищаюсь его здоровьем и подготовкой. Ведь он старше меня ещё года на два! Поздравив меня с успешным восхождением и сфотографировав меня на моём ложе, мы легли отдыхать. Он сказал, что, по-видимому, несмотря на мою хорошую подготовку, у меня на такой высоте уже достигнут предел моих возможностей. И что хорошо, что всё хорошо закончилось!
   В эту ночь на Приюте 11 мне спалось куда как лучше, чем накануне до восхождения. Сознание того, что я отдал все свои силы для подъёма на вершину Эльбруса, полностью умиротворило меня. Да и усталости накопилась сверх всякой меры.
   А проснувшись утром и выглянув в окно, я увидел какую-то серую занавеску. Она не пропадала после моих попыток протереть стекла. Это был сплошной туман, полное молоко по всем трём измерениям. Наверное, мы находились в плотной облачности. Слегка можно было различить только туалет, находящийся метрах в 20 ниже по склону. Я подумал, а что, если бы нам сейчас предстояло топать наверх? Нет, явно небо благоволило моей затее и помогло достойно вручить мой юбилейный подарок!
   Львович, выглянув в окно, сказал мне: "Отдыхай до обеда. Сейчас спуск до станции "Мир" невозможен. В отсутствие хоть каких-либо ориентиров, запросто можно угодить в трещину, каких здесь предостаточно". Перекусить у нас с собой было немного. Его команда пришлась очень кстати. Мы растянулись в своём "люксе" и часа 3-4 ещё прилично отдохнули. Затем, собрав свой нехитрый скарб, мы попытались выйти наружу, соображая, можем ли мы выйти к "Миру", не промахнувшись. Предположения Львовича о прояснении к обеду как-то не спешили оправдываться. Но видимость немного стала лучше. Репшнур был с нами на случай страховки. Решили попробовать спускаться.
   Как только прошли ближайший к Приюту "крутяк", нам стало ясно, что надежды на успех есть: на снежном фирне ясно виднелись следы ратраков, которые, видимо, недавно поднимали сюда любителей летних горнолыжных спусков. Ура! Теперь мы изо всех сил старались не потерять эти следы из поля зрения и, прибавив ход, вскоре достигли верхней станции Гарабаши, пройдя мимо прекрасных скал, которые я назвал когда-то "Эльбрусские кораллы". Впрочем, их можно встретить и ниже, вплоть до станции "Старый Кругозор".
   Дойдя до станции "Мир" маятниковой канатной дороги, мы ввалились в пустой вагон и тщетно прождали минут 20. Ни найдя никого из обслуги канатки, мы решили идти и дальше свом ходом. Тем более с падением высоты плотность тумана уменьшалась. Была видна вся длинная моренная гряда, по которой нам предстояло топать вниз. Мы дошли до станции "Старый кругозор", где нам, наконец, повезло - нас довольно быстро опустили до станции "Азау". До турбазы мы доехали на попутке.
   Уже на турбазе Львович снабдил меня деньгами, чтоб я мог добраться до дому. Мы отметили наш успех, а скорее очень большую удачу (это в отношении меня и погоды), и я отбыл в Москву. Так закончилась моя "Эльбрусиада".
  Позже я узнал о существовании плиты в честь первовосходителей на Эльбрус. Плита эта с русским текстом ныне хранится в Кабардино-Балкарском институте истории, филологии и экономики.
   Вот что на ней написано:
  В Царствование Всероссийского императора НИКОЛАЯ I здесь стоял лагерем с 8 по 11 июля 1829 года КОМАНДУЮЩИЙ КАВКАЗСКОЙ ЛИНИИ генерал от кавалерии ГЕОРГИЙ ЕМАНУЕЛЬ. При нем находились его сын 14 лет, посланные Российским правительством академики Купфер, Ленц, Менетрие и Мейер, а также чиновник Горного корпуса Вансович, Минеральных Вод архитектор Иос. Бернардацци и венгерский путешественник Ив. Бессе. Академики и Бернардацци, оставив лагерь, расположенный в 8000 футах (т. е. 1143 саженях) выше морской поверхности, входили 10-го числа на Эльбрус до 15700 футов (2243 саженей), вершины же оной - 16330 футов (2333 саженей) достиг только кабардинец Хиллар. Пусть сей скромный камень передаст потомству имена тех, кои первые проложили путь к достижению поныне почитавшегося неприступным ЭЛЬБРУСА! Отлита на Луганском заводе в 1829 году.
  Думается, что после нашей Эльбрусиады подобных плит не появится.
  
  
  
  ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
  
   Через четыре с лишним месяца меня отвезли в госпиталь им. Бурденко с обширным инфарктом и последующими операцией на сердце и длительной реабилитацией.
   Когда после выписки я спросил у своего прекрасного кардиотерапевта Виталия Овсянникова, может, всё это случилось из-за моей Эльбрусиады ? Он ответил, что в кардиоцентре около 300 мест. Практически ни одного дня кардиоцентр не пустует. Но у нас нет ни одного больного, который попал так, как ты, после восхождения. Именно благодаря твоей подготовке, несмотря на нашу бестолковость в оказании именно кардио скорой помощи, ты дожил в этом состоянии до утра!
  
  В.Б.С. 2006 год
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ГОРНЫЕ ЛЫЖИ - НЕ ТОЛЬКО СПОРТ И УДОВОЛЬСТВИЕ, НО И ...
  
  (История спасения людей на вулкане Тятя)
  
  Это случилось более 30 лет тому назад, в 1976г.
   Группа офицеров одного московского военного научно-исследовательского института, любителей горнолыжного отдыха, задумала лететь кататься в Южно-Сахалинск. За глаза их называли "группа горнолыжных психов". Один из организаторов поездки, Валерий Чучерилов, уже побывал там и был доволен условиями катания. Сказано - сделано. Мы написали рапорты, взяли отпуска, билеты и вылетели двумя рейсами на Сахалин. Прилетели туда поздно вечером. На машине, которую удалось взять у аэропорта, доехали вместе с рюкзаками и лыжами до турбазы "Горный воздух", которая расположена на сопке Российской в непосредственной близости от города.
   Уже ночью мы разместились в номерах турбазы, пообещав дежурной утром уладить все вопросы с путёвками. Поужинали, легли спать, но ... проворочавшись больше часа (разность часовых поясов), решили, что полезнее будет посмотреть склон, а может быть, что-то там и подправить. Валера показал, где брать лопаты, и мы при лунном свете полезли к началу бугельного подъёмника, благо что он находился в 100 метрах от гостиницы. Там мы увидели безрадостную картину: от нижнего блока вверх уходили два троса и... ныряли в снег через 8-10 метров! Мы уже знали, что длина первого (нижнего) бугеля составляла 250 метров. Растянувшись по склону с интервалом в 10 метров, мы стали копать траншею вокруг засыпанного троса и по кускам выдёргивать трос, освобождая его от снежного плена. После освобождения первого отрезка троса наша команда переместилась выше. И так, трижды проделав всю работу и став мокрыми, но довольными, мы полностью выдернули трос на всём его протяжении в 250 метров. К утру, приняв по стопке, мы уснули мёртвым сном.
   Но утром мы услышали чей-то крик: "Где тут москвичи живут?" Мы отвечали: "Нельзя ли попозже?" В открывшуюся дверь просунулось чьё-то совершенно безобразное (всё в корках, как потом выяснилось, отмороженное) лицо и завопило: "Дорогие мои! Да вы же не представляете, ЧТО вы сотворили! Мне же тренироваться было негде!". Так мы познакомились с местным тренером юношеской горнолыжной команды Юрием Ивановичем Кулешовым.
   Спустя некоторое время, во время неоднократных возлияний, которые происходили у нас в номере после его тренировок, мы аккуратно начали спрашивать, что случилось с его лицом. Он долго отшучивался, потом ссылался на то, что ему запрещено об этом рассказывать, но узнав, что все мы - офицеры, имеющие соответствующие допуски к секретным документам, решился рассказать, добавив, что вскоре выйдет газета, где кое-что из его истории будет рассказано. Вот его рассказ.
   Всё произошло на острове Шикотан этой зимой. Как обычно, вертолет делал рейс из Шикотана в Южно-Сахалинск. На борту было несколько (8-9) человек, летевших каждый по своим делам. В процессе перелёта вертолёту необходимо было обогнуть склоны вулкана Тятя, а затем пересечь пролив по маршруту к Сахалину. Вулкан Тятя расположен в северо-восточной части острова Шикотан, имеет высоту около 1820 метров. Он очень живописен, виден со всех концов острова, но погода в районе вулкана коварна. В этом рейсе вертолёту не повезло: при облёте вулкана видимость резко упала практически до нуля, поднялся резкий, порывистый ветер. Вертолёт зацепил лопастью за склон вулкана в результате очередного порыва ветра и упал на снег. Первое время работала рация, так что место падения было запеленговано. Но работы по спасению экипажа и пассажиров не могли успешно завершиться, так как ветер и нулевая видимость не позволяли солдатам, пришедшим на помощь, двигаться по склону - их ветром каждый раз сбрасывало к линии леса с их деревянными лыжами.
   Партийное и военное руководство решало, как быть. Оказалось, что во всей Сахалинской области нет ни одного альпиниста с соответствующим оборудованием. Кто-то, наконец, вспомнил, что в Южно-Сахалинске есть горнолыжники. Решили попробовать.
  И вот уже обкомовская чёрная "Волга" мчится по улицам города Южно-Сахалинска к квартире тренера по горным лыжам, Ю.И. Кулешова. После подъёма по тревоге прошло несколько минут, как Юрий Кулешов уже с лыжами, ботинками и рюкзаком сидел в машине и показывал, куда надо ехать, чтобы забрать ещё одного своего коллегу. Двух тренеров горнолыжников быстро перебросили на самолёте на остров Кунашир и подвезли к началу подъёма на вулкан Тятю. Там их снабдили палаткой, спиртовкой, пайками и одеялами, так что уже на следующий день они начали восхождение. Миновав линию леса, они надели горнолыжные ботинки и горные лыжи. И как ни старался ветер сбросить смельчаков вниз, наточенные стальные канты горных лыж крепко держали их на склоне. Они медленно поднимались всё выше и выше. Метель не прекращалась до темноты. Предельно уставшие горнолыжные спасатели решили поставить палатку, заночевать, набраться сил и утром продолжить поиски.
   Проснувшись утром, Юрий Иванович со своим коллегой выглянули из палатки и обомлели: до вертолёта, который просматривался сквозь пургу, недоставало каких-то 300 метров. Вскоре спасатели были у вертолёта. Быстро оценили обстановку. Из всех, находившихся на борту, при ударе о склон погиб один человек, у мальчика сломана нога, и одна женщина пропала, так как, выйдя из вертолета, она увидела внизу корабль, стоявший у причала, и побежала вниз к нему. Но в это время метель вновь закрыла свой занавес. На борту был врач, который оказывал посильную медицинскую помощь. Было решено первым спускать мальчика. Аккуратно завернув его в одеяло, оба тренера взялись за верёвки и медленно начали двигаться вниз, ставя лыжи "в плуг". За этот день они спустили ещё трёх человек. Провели ещё одну ночевку на склоне в палатке. На следующий день эвакуация была закончена. Один труп решено было оставить до весны или до улучшения погоды. Но как быть с пропавшей женщиной? Командование не могло уже приказывать двум обмороженным и обессиленным тренерам идти туда, не знаю куда. Но Ю.И. Кулешов со своим напарником решили вернуться к своей палатке и с наступлением очередного утра попытаться продолжить поиски. Двигаясь вниз от вертолёта, они обследовали выступающие из снега лавовые скалы. После продолжительного поиска их усилия увенчались успехом: они нашли женщину, распластавшуюся на одном из тёплых лавовых выступов. Она была без сознания, но жива. Герои-спасатели из горнолыжного племени аккуратно доставили и её к солдатам, ожидавшим их возле линии леса. Так закончился этот многосуточный подвиг горнолыжников, инструкторов команды юношей из Южно-Сахалинска.
   Потом для них была устроена парилка, торжественный ужин, награждение, как это у нас было принято, Почётной Грамотой, перелёт на Сахалин и несколько дней заслуженного отдыха. Они, конечно, полностью этот отдых не закончили и, спустя пару дней, уже топали по сопке Российской, где и познакомились с нами. Мы узнали ещё про один "партизанский" подарок, который приготовила судьба Юрию: пока он занимался спасением людей, его дорогая жена сбежала вместе с ребенком с каким-то кавказцем, продавцом мандаринов.
   В знак благодарности за наш ночной безотдышный труд Юрий Иванович положил ключ от бугельного подъёмника на нашу тумбочку, стоявшую между моей и Валериной кроватями, и сказал: "Катайтесь, сколько хотите!". Тот, кто по-настоящему любит горные лыжи, знает, что лучшего подарка горнолыжнику трудно придумать!
   Мы катались на сопке Российской три недели. Были и целинные спуски, и спуски в трассе. Вечерами мы сидели у горящего камина в холле гостиницы и слушали песни, которые исполняли наши ребята. Гитаристов было аж трое, и каждый исполнял вещи в своём стиле. Один (это был Валерий Чучерилов) - в стиле лирического романса, другой - в стиле студенческих и бардовских песен, а третий - в стиле жёсткой рок-музыки. Отдых удался на славу. Там мы отметили и 23 февраля, день Советской Армии. А девочки из столовой помогли нам в этом деле, закупив по нашей просьбе всякие местные деликатесы (корюшку, крабы и морепродукты). Уезжали мы несколькими рейсами. Статья с описанием трагедии на вулкане Тятя всё ещё проходила многочисленные цензурные рогатки и вот-вот должна была появиться. Каждому поручали: если в киоске аэропорта будет газета "Сахалинская правда" со статьёй, посвященной подвигу Юрия Ивановича - покупать на всех.
   Одним из первых улетал Саша Русаков, у которого в Южно-Сахалинске служил старый друг. Он пообещал подогнать машину к турбазе, чтобы доставить Сашу в аэропорт. Все вышли на первый этаж проводить Сашу. В небольшом холле не могло уместиться почти десяток человек. Так что некоторые расселись по винтовой лестнице, и Валера, взяв в руки гитару, запел романс "Не улетай ты, наш голубчик" вместо "Не уезжай ...". Все подхватили. Получилось чудесное хоровое исполнение. Но после первого куплета вдруг открывается входная дверь и ошалевший солдатик спрашивает: "А где мне найти подполковника Русакова?" Все зашикали на него: "Тише ты. Садись и слушай!" Когда стихли последние аккорды гитары, водителю сказали: "Вот теперь бери своего подполковника!" Какие чудесные мгновенья нам удалось пережить!
   Когда пришла пора отправляться нам с Валерой, мы наконец-то увидели долгожданную статью в газете "Сахалинская правда". Купили, наверное, дюжину, если не больше. И по прилёте в Москву раздарили её своим знакомым. Мы были рады, что нам удалось познакомиться с таким человеком. Нам повезло, что на склоне была в основном лишь наша команда. Нам крупно повезло, что погода практически на всём интервале нашего катания была вполне приличной. Но особенной радостью и гордостью за всю горнолыжную братию было то, что в результате знакомства с Юрием Ивановичем Кулешовым мы узнали, что горные лыжи - это не только средство для спорта и удовольствия. Иногда горные лыжи - это единственное средство для выполнения одной из гуманнейшей миссий - спасения людей, оказавшихся в таких экстремальных условиях, как после падения вертолёта на склоны вулкана Тятя.
  В.Б. Соломоденко 2006г.
  
  
  
  ЗНАКОМСТВО С БАЙКАЛОМ
  
  ( подарки себе, любимому, к 45 и 50-летним юбилеям)
  
  "Байкал - как много в этом слове
  Для сердца русского слилось,
  Как много в нём отозвалось..."
   Почти А.С. Пушкин
  
   Байкал - только цифры
   Возраст - около 30 млн. лет, уровень воды - 455 метров над уровнем моря, длина - 636 км, ширина 27- 80 км, максимальная глубина -1637 м.
   Прозрачность воды - до 40 м, ледовый покров - до конца мая - июня, число солнечных часов в северной части - 1948, в средней - 2277 и в южной -2100 (на Рижском взморье - 1840), впадает 336 рек, вытекает - одна река, Ангара.
  
   О посещении Байкала и Забайкалья я стал мечтать ещё с 1958 г. при выпуске из ГРТУ (Горьковского радиотехнического училища). Мой красный диплом позволял выбирать в качестве первого места офицерской службы любой военный округ. Я уже было совсем решил: ехать в Забайкальский округ. Основанием являлась информация о прекрасной природе, о Байкале, о максимуме солнечных дней в Чите, добытой из хорошо проработанной энциклопедии. Но мне подсказали, что там просто сейчас для нас не будет работы по специальности - новые тогда зенитно-ракетные дивизионы разворачивались в европейской части страны. Так я попал в Севастополь.
   Последующие 25 лет так плотно были заполнены службой, учёбой, работой, семьёй, подготовкой и защитой диссертации, что тема Байкала отошла в тень.
  
  I
  В 1983 году вопрос о Байкале, как ни странно, вновь появился у меня в связи с тем, что я узнал о походе туда (причём в одиночку) школьной подруги моей двоюродной сестры. А у неё идея посещения Байкала, кроме красот природы, возникла из желания посетить места, связанные с пребыванием там знаменитых "уголовников"-декабристов. Она добралась на теплоходах аж до посёлка Курбулик, что расположен на полуострове Святой Нос.
  
   Михаил Кюхельбекер, Торсон и Аврамов отбывали ссылку последовательно в Тобольске, Кургане, селе Акша и в посёлке Баргузин, который расположен в 47 км от устья реки Баргузин. Этот посёлок с 1648 года являлся первым русским поселением, основанным, как острог. Там до настоящего времени в качестве достопримечательности сохраняется дом, где жили в ссылке братья-декабристы Михаил и Вильгельм Карловичи Кюхельбекеры. Вообще, эта славная плеяда декабристов перебывала довольно во многих местах теперешних Иркутской и Читинской областей. Они оставили много светлых памятных событий в различных областях их деятельности (от сельского хозяйства до просвещения).
  
   Я подумал, ну уж если женщина в одиночку смогла туда добраться, то мне сам Бог велел повторить её подвиг. И я задумал посвятить этот поход своему 45-летнему юбилею.
   Решил: до Байкала буду ехать именно на поезде. А там как-нибудь доберусь до поселка Курбулик. И вот замелькала Русь средней полосы, Приволжье, Заволжье, Уральские горы - холмы, напряженное вглядывание в окно - не прозевать бы столб "Европа - Азия", бесконечные степи, бескрайние болота и чахлая тайга, всё больше переходящая в то, что мы представляем себе, услышав слово "тайга".
   Через 5 суток поезд остановился в г. Улан-Удэ (раньше - Верхнеудинск), столице Бурятской Республики, который является у нас в то же время центром буддизма. Разница с Москвой во времени - 5 часов. Так что поезд проходит каждый час разности времен примерно за одни сутки.
   Начало городу положено с постройки Удинского острога в 1666 г. у места впадения реки Уда в Селенгу. Развивался он, как крупный торговый узел на "Великом чайном пути". Город стоит на пересечении транспортных путей из России в Китай и Монголию. Сейчас это- всё больше центр Забайкальского туризма. Здесь успешно соседствуют буддийские Дацаны и строящиеся православные храмы.
  
   Побродив по городу несколько часов, я сел в автобус и к вечеру приехал в посёлок Усть-Баргузин. Посёлок расположен примерно посредине всей длины Байкала, в устье реки Баргузин. В нём очень приличный, для такого уголка, порт. Там перерабатывают рыбу, лес. И, как мне позже сказали, живут "химики", т.е. расконвоированные заключённые. В посёлке преобладают серые унылые бараки, так что я постарался быстрее протопать его, чтобы организовать ночлег и наутро отправиться на полуостров Святой Нос. Ночевал уже на берегу Байкала, которое здесь озером никто не называет, а утром, выйдя на дорогу, вспомнил, что у меня в рюкзаке нет ни одной картошки. Решил постучать в одну из последних изб, чтобы попросить продать мне несколько картофелин. Хозяйка, пожилая женщина, с возмущением сказала, что если меньше ведра, то неловко даже брать деньги. Когда из принесённого ею ведра я отобрал штук 5-6 картофелин, положив их в свой котелок, она сказала: "Ну, возьми хоть ещё парочку". Надо же было мне в ответ сказать: "Ну, ладно, так и быть, возьму на случай войны". Как она стала причитать, что нельзя призывать лихо, что такие слова притянут неудачи и прочее. Мне сделалось очень стыдно за свой язык. Я долго и искренно извинялся, поблагодарил её и за картошку, и за хороший урок и продолжил свой путь.
   Я начал топать по песчаному Чиверкуйскому перешейку, отделяющему Усть-Баргузин от полуострова Святой Нос. Перешеек этот имеет длину около 20 км, и я планировал к вечеру добраться до полуострова. Позже я узнал, что ранее Святой Нос был островом, но со временем между ним и материком образовался перешеек. На большинстве карт на перешейке показано одно озеро Арангатуй, и только на довольно подробных картах значится ещё одно, необычное озеро Бормашево. Некоторые из местных называют его "мыльным", так как там действительно можно вымыться без мыла, что я и сделал. Вода вполне сносная по температуре и, по слухам, обладает целебными свойствами. Вдоль берега почти параллельно полуострову тянется серия песчаных валов. Топать с рюкзаком здесь не самое приятное занятие. Но я обнаружил автомобильные следы и старался не очень удаляться от них. Вечер ещё не наступил, а я уже вступил на полуостров Святой Нос. Слева я увидел домик, лодки, телевизионную антенну. Это было место под названием Глинки. Неподалёку от него я и встал со своей палаткой. В отличие от озера, здесь вода совершенно не располагала к купанью, так что пришлось начерпать её в котелок и до пояса облиться, что было тоже очень приятно после дневного перехода.
   Утром следующего дня я решил побродить по тайге в поисках грибов и ягод. Прямо передо мной начинался подъём на горное плато, но между берегом была приличная полоса леса. Быстро набрав несколько хороших грибов и собираясь возвращаться к палатке, я вдруг услышал шум автомобильного мотора, а через некоторое время
  увидел еле двигающийся автомобиль типа ЗИЛ-131 с тремя ведущими осями. Внезапно рёв двигателя прекратился, из кабины вылез водитель, пожилой мужчина, и стал, чертыхаясь, лезть в двигатель. Я подошёл к нему, чтобы узнать, в чём дело, а он только попросил меня быстро развести небольшой костёр, чтобы прокалить свечи. Когда костёр был готов, и свечи были у него в руках, я посмотрел на них, и мне стало жутко: центрального электрода свечи почти не было, а "минус" свечи настолько обгорел маслом, что никакой костёр его не брал. Я спросил, есть ли запасные свечи. Он только усмехнулся: "Эти-то еле достал. Каждый день туда-сюда (это от почты Усть-Баргузина до пос. Монахово) мотаюсь почти 80 км, и всё на первой скорости. А запчастей и свечей нет". Я вспомнил, что взял с собой надфиль, предложил ему подождать 10 минут, отнёс свою грибную добычу до палатки и вернулся к бедолаге-водителю с надфилем. Быстро очистил края свеч и предложил попробовать завести машину. Она завелась "с полоборота". Тот не знал, как благодарить. Но я мог только подарить ему свой надфиль и отправиться варить грибной суп. Оказывается что машина везёт письма, посылки и прочее до Монахово, там их перегружают на моторный баркас и только так доставляют в Курбулик. После обеда я решил подойти к домику, чтобы узнать про дорогу на Курбулик.
  
  
  
   Схема маршрута похода на мыс Святой Нос.
  
   Несколько рыбаков у домика разговаривали со мной настороженно до тех пор, пока я не представился, не рассказал о своих планах и не предъявил документы. Все сразу облегчённо вздохнули: "А мы так и подумали, что рядом поселился кто-то из рыбнадзора". Дальше всё пошло, как по маслу. Оказалось, что они здесь заготавливают рыбу на зиму в бочки. Мне всё рассказали о дороге, посетовали на то, что нельзя телевизор смотреть из-за неисправного движка-генератора. Я предложил им свою помощь и, практически повторив пассы, которые днём проделал с машиной, завел движок. Рыбаки радовались, как детвора. Угощали меня сигом и омулем под водочку, а я попросил их присматривать за палаткой, так как назавтра собирался осуществить восхождение на вершину плато со снежником. Они пытались отговорить - пойдём лучше с нами за рыбой, но я отказался.
   Утром я, прихватив банку с тушёнкой, хлеб и воду, пошёл прямо наверх, на вершину плато. Его высота над уровнем моря составляет 1878 м, а над уровнем моей палатки, т.е. за вычетом высоты Байкала над уровнем моря (а она равна 456 м) - всего 1422 м. Прикинул, что мой путь примерно составит 4,5 - 5 км. Идти налегке - это совсем не то, что под рюкзаком. Думаю, к обеду буду наверху. Действительно, в полосе леса я довольно быстро продвигался вверх, но когда лес стал реже, то я попал в промежуточную, довольно протяженную полосу, когда отдельно стоящие деревья корнями образовали многоярусную "панцирную" сетку. Ноги то и дело проваливались, и вообще можно было не вылезти из этой ловушки. Кстати, много позже этого похода я узнал, что из посёлков, расположенных северо-восточнее, наверх идёт натоптанная тропа, но это было потом...
   На преодоление этой полосы ушло довольно много времени, но, наконец, я вышел на тундрообразный пейзаж, увидел снежник, по форме напоминающий громадную карту США, и, пройдя ещё несколько выше, уже с плато осмотрел всю прекрасную панораму этого участка Байкала. Внизу, левее меня простирался Большой Чиверкуйский залив, справа - огромный Баргузинский залив. Вся перемычка была, как на ладони. Сделав снимки, я хотел спускаться, как вдруг обратил внимание, что дальше по плато на северо-восток что-то блестит. Я решил, что это ледяной панцирь, и, посмотрев на часы, решил, что пора вниз. Спуск, особенно через "панцирную" сетку, был, как обычно, тяжелее подъёма, да и силы уже не те, но я успел в сумерках возвратиться вниз. Мои знакомые поведали мне, что блестящий ледник был на самом деле остатками упавшего несколько лет назад самолёта АН-24, летевшего из Нижнеангарска в Усть-Баргузин и по причине тройной перегрузки, не перевалившего через гористое плато Святого Носа. У моих знакомых рыбаков было новое для меня предложение: для ускорения лова рыбы (её необходимо выбирать из сетей ) они попросили меня завтра сварить несколько вёдер рыбы и пожарить часть из них к их возвращению. Три сети у них были расположены под углом в 120 градусов. Длина каждой сети около 60 метров. Поскольку утомление у меня было налицо, я согласился и, получив подробный инструктаж, завалился спать.
   На следующий день я отдыхал, готовился к переходу на Курбулик и в назначенное время стал готовить рыбу. Всё у них до того здорово приспособлено, что много труда у меня эта обязанность не отняла. Я с удовольствием смотрел на их работу в заливе сквозь дымок костра. Рыба была подготовлена ими и разложена по вёдрам - громадные куски сига, средние рыбёхи - омули и отдельно - рыбы помельче - елец. Приготовив варёную рыбу, я стал орудовать с громадными сковородками и ко времени их возвращения успел всё завершить. Рыбаки были очень довольны, благодарили меня и стопкой, и рыбой. Даже предлагали взять с собой свежую или солёную рыбу, но я, поблагодарив, отказался. Распрощались мы с ними очень тепло поздно вечером, так как назавтра я планировал ранний выход.
   И вот я снова под рюкзаком топаю по дороге, где ездит почтовая машина. Идти вначале довольно легко: утро и в основном по лесу. До реки Буртуй около 6 км я прошёл менее чем за 2 часа. Причём, удавалось даже срезать несколько хороших подосиновиков, которые росли неподалёку от тропы и находились на уровне пояса на склоне (наклоняться даже за хорошими грибами каждый раз я не мог). Отдохнув около горной речки, я зашагал, держась следов машины, дальше и через несколько часов попал на берег у пос. Монахово, там, где кончается дорога и дальше едут на баркасах по воде.
  
  Монахово - посёлок, называемый так условно. В этом посёлке всего-то пара домов. А название осталось с 19-го века, когда здесь был скит, в котором жили монахи Баргузинского Спасо-Преображенского собора. Ныне это перевальный пункт с автомобильного на водный транспорт. Здесь начинается тропа на вершину снежного плато.
  
   У Монахово требовалось преодолеть очень длинный залив, берега которого уходили всё выше. Видно было, что залив неглубокий. Я решил раздеться, поставил рюкзак на голову и стал входить в воду. Дно было твёрдым, каменистым, но вода ... ноги почти свело. А когда глубина стала доходить до плеч, то перехватило и дыхание. Я подумал, что не выберусь. Но тут глубина стала уменьшаться, и через минуту я уже был на "том" берегу. Быстро растёрся, оделся и решил, чтобы больше таких трюков не повторять, подняться повыше по склону. Там я нашёл еле заметную тропу и дальше, обойдя сверху пос. Катунь, вскоре спустился в так желанный пос. Курбулик. По дороге удалось сделать несколько неповторимых кадров. Приближался вечер. Я прошёл через весь поселок и за северной его оконечностью организовал свой лагерь. Справа от меня был виден причал, далеко выходящий в море, из чего я сделал вывод, что залив мелководный, а значит не такой свирепо-холодный, как у пос. Усть-Баргузин. И точно, мне не только удалось вечером искупаться, постирать, приготовить ужин, но и хорошо отдохнуть.
  
  Чивыркуйский залив углубляется в сушу между материком и полуостровом примерно на 26 км при ширине 6 - 12 км. Множество бухт и живописных мысов. Глубина не превышает 10 м, поэтому воды его хорошо прогреваются, достигая в начале августа температуры порядка +22...+23 градуса Цельсия. Много пляжей, Хорошая рыбалка, сбор ягод и грибов.
  
   Утром я ознакомился с местным ГУМом - сельпо в сером одноэтажном доме. Небогатый выбор продуктов, и, что особенно удивительно: набор спиртного ограничивался одним названием - Питьевой спирт. Мне предстояло попробовать возвратиться теплоходом, который к вечеру загружал добычу нескольких сейнеров из холодильника, и ходовая здесь валюта в виде бутылки спирта могла пригодиться. Поговорил с местными, очень доброжелательными людьми об их нелёгкой и довольно однообразной жизни, полазил по окрестным холмам, поснимал необычные скалы и острова и, отдохнув и искупавшись, стал узнавать реальность моего возврата в Усть-Баргузин на теплоходе. Оказалось, что эта задача не из простых. Во-первых, мне сообщили, что капитан отдыхает до отплытия. Во-вторых, вроде есть старпом, но а) он не может решать такие вопросы и б) предстал передо мной в виде изящной, довольно молодой девушки. Я не знал, как мне поступить. На всякий случай собрал свой лагерь, подтащил его к трапу. Когда до отправления оставалось менее получаса, я предложил старпому, хотя всё ещё не верил, что это не розыгрыш, загрузить меня в какую-нибудь каюту, а доложить капитану, когда мы отчалим. Предъявил документы подполковника, как мог, упросил её, но она сказала - могу вас оставить только в каптёрке, а когда капитан обнаружит - скажите, что прошли без разрешения. Я попробовал, было предложить разбудить капитана сейчас: ведь скоро отплытие, но она ответила, что лучше знает его характер, и, если его сейчас поднять, то я уж тогда я точно никуда не уеду. Я согласился и, сняв с неё ответственность, заполучил рассказ о том, как она закончила мореходку, как попросилась на этот корабль, как ей бывает тяжело с полностью мужицкой командой и т.д. И в результате мы отплыли под вечер, имея одного нелегального пассажира.
   До наступления темноты я любовался с палубы проплывающими красотами: живописными бухтами, необычными мысами и небольшими островами. А когда стемнело, я пошёл в свой "люкс", размером примерно 1х1,5 метра, где был столик, как в купе поезда, и две малюсенькие лавки. Я сел, положил голову на стол, подстелив что-то в виде подушки, и уснул... Проснулся я, когда почувствовал, что кто-то теребит меня за рукав. Открыв очи, я увидел мужчину лет 35-40 со страшно помятой физиономией, всклокоченными волосами, но в форменном синем морском кителе (правда, расстёгнутом напрочь). Я тут же догадался, что это и есть капитан. Он, невнятно шевеля губами, спросил: "Ты кто?" Я достал удостоверение личности и молча показал ему. Не уверен, что он что-либо прочёл, но эффект был произведен большой, так как он стал вдруг оправдываться: "Ну, ты понимаешь, что я капитан, а капитан должен знать, кто у него на борту"! - "Конечно, конечно, - говорю, - всё нормально". Тут же я извлёк из рюкзака свою валюту - бутылку спирта - и она быстро перекочевала в его широченные карманы, в сопровождении протестов и возмущений. Я успокоил его, сказав, что это от чистого сердца, как офицер офицеру. Рассказав кратко цель моего бродяжничества, я уже хотел продолжить свой отдых, как вдруг капитан сказал: "Я вижу, что ты мужик,что надо. Пойдём, я покажу тебе свое хозяйство". Отказываться было верхом непочтительности, и я последовал за ним.
   Мы побывали в машинном отделении, в кубрике, в каютах отдыха и, наконец, поднялись на капитанский мостик. Оттуда открывался совсем другой вид, чем снизу у поручней, а холодного ветра не чувствовалось, так как всё было под стеклом. Я поинтересовался различными органами управления, поздоровался со старпомом, будто вижу её в первый раз, а затем обратил внимание на отдельно стоящую тумбу довольно большой высоты. На мой вопрос, что это такое, капитан небрежно бросил: "Да это локатор, когда-то нам его поставили военные, но мы им не пользуемся - плохо или ничего не видно". Я возразил, что если он настроен, то должно быть великолепно всё видно.
   "Да-к кто же его настроит? Мы и не подходим к нему". Я сказал, что являюсь специалистом по такой аппаратуре, попросил отвертку и стал настраивать сам индикатор локатора. Оказалось, что всё остальное - передатчик, приёмник, вращающаяся антенна - всё работало. А настройка индикатора у меня заняла не более получаса. Теперь совершенно чётко был виден проплывающий слева берег полуострова, была чётко настроена сетка расстояний в милях. Справа вдалеке светились Ушканьи острова. Я подозвал капитана, тот ахнул - как всё было здорово. Я показал ему несколько регулировок, которыми они могли пользоваться впредь, и заметил: "Неплохо бы увалиться немного от курса - там я вижу очень слабый сигнал, от чего-то в виде туманности". Ответ был дан мне в виде нравоучения нашкодившему котёнку - мы тут ходим столько лет, и никаких препятствий, а тут спец появился... Я вышел из капитанской будки, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь темноту, но ничего не было видно. Мы продолжали идти вперед полным ходом. И вдруг меня осенило: "А сильный прожектор у вас есть?" - "А как же!" Старпом включила прожектор и, поводя рукояткой управления в стороны, подняла затем луч вверх, чтобы он осветил водную поверхность подальше, и ... все ясно увидели небольшую белоснежную яхту, стоявшую на якоре. На капитанском мостике буквально был шок! Ещё немного, и мы могли протаранить эту яхту. Умело маневрируя, капитан обошёл её, а затем обратился ко мне: "Как это ты увидел её?" Я сказал, что когда-то служил в зенитно-ракетных войсках, а у нас цели бывают с очень слабыми засечками. "Ну, ты даёшь!" - только и смог процедить капитан.
   Остаток ночи я провёл в своей конуре, быстро отключившись из-за малого времени моего сна и очень большой эмоциональной нагрузки в течение последних полусуток.
   Проснулся я, когда, обогнув южную оконечность полуострова, наш теплоход вошёл в Баргузинский залив и примерно через час был у входа в устье реки Баргузин, тоесть у пос. Усть-Баргузин. Я собрал рюкзак, вышел на палубу и, поднявшись к капитанскому мостику, не поверил своим глазам - за штурвалом стоял чисто выбритый, одетый в белый китель с иголочки, наш капитан, который, мастерски лавируя между множеством посудин, плавно осуществил причаливание своего судна. Я не мог не высказать ему своего восхищения по поводу увиденного. На прощание я дал капитану немного денег, тот совершенно твёрдо отказывался, говоря, что это он ещё должен мне заплатить за ремонт локатора. Но я настоял на своём, сказав, что я хочу, чтобы капитан был так же добр ко всем, кто будет нуждаться в его помощи, как ко мне. На том мы и расстались.
   Сойдя на берег, я нашел пристань пассажирского транспорта и, к своей радости, узнал, что через несколько часов в Усть-Баргузин приходит теплоход "Комсомолец", который следует с юга Байкала (от порта Байкал) до самого северного порта Байкала - Нижнеангарска. Я тут же взял билет до Нижнеангарска и обратно и, с подходом теплохода, загрузился на его палубу. Вскоре мы обошли уже знакомый мне полуостров Святой Нос, держа курс на север Байкала.
   Прямо на палубе туристы развернули палатки, привязав их за различные выступы построек теплохода. Были здесь и старожилы, которые при обходе Ушканьих островов много интересного рассказали об эндемиках - байкальских нерпах и об их браконьерском истреблении.
   Байкальская нерпа является эндемиком, т.е. обитает только в водах Байкала. Предполагают, что они проникли в Байкал в период оледенения из Северного Ледовитого океана. В настоящее время их популяция составляет около 60 тыс. голов. Живут они 52-56 года лет, размножаются в возрасте 4 - 7 лет и до 40 лет. Обычно они рождаются в марте, питаются молоком матери. Их средний вес составляет 50 кг, максимальный вес порядка 130 - 150 кг. Их размер достигает 1,8 м, а внешность очень симпатична.
   Они весьма подвижны в воде: их максимальная скорость достигает 25 км/час, обычная скорость - 10 - 15 км/час. Нерпы спят под водой достаточно долго, аквалангисты даже плавно могут их поворачивать там. Их рацион составляет 3-5 кг рыбы в сутки, или до 1 тонны рыбы в год .
   Промысловые артели добывают от 2,5 до 5-6 тыс. голов по квотам экологов и лимнологов. Мясо и жир нерп считается целебным, применяется при лечении лёгочных и язвенных заболеваниях. Шкуры используют для изготовления одежды и подбития лыж.
  
   Кстати, сидевший рядом на палубе бурят заметил, что зимой они бьют нерпу, используя различные приёмы подхода к ним, бьют метко и используют мясо, жир и шкурки полностью и поэтому не считают это браконьерством. Браконьерами они считают тех, кто бьёт не метко, и нерпы погибают, ныряя, раненные, в лунки - проруби.
   Когда Святой Нос остался за кормой, мы оказались зрителями красот побережья Баргузинского заповедника и через некоторое время стали на стоянку у посёлка Давша - центра этого заповедника. По завершении стоянки теплоход продолжил движение на север к посёлку Байкальское. Наступил вечер, было прохладно, я спустился в трюм и решил заночевать прямо между лавками, для чего надул свой матрац, залез в спальник и быстро уснул. Видимо, ночью, когда на палубе стало совсем холодно, мужики спустились тоже в трюм. Я сквозь сон слышал, как пьяный голос сказал про меня: "Во, разлёгся, как паша! Давай ему проколем матрац." Я спал дальше, к счастью ничего не произошло.
   Где-то ближе к обеду "Комсомолец" стал на рейде у Нижнеангарска. Погода была ветреная и гнусная, образы самого северного порта и его нелёгкой жизни были видны, как на ладони. И я решил не сходить с теплохода, а сразу повернуть назад к Усть-Баргузину. На обратном пути удалось посмотреть те участки побережья, которые я проспал на прямом пути. Так что хоть и с борта теплохода, но впечатления оказались очень яркими, а представления о масштабах этого моря (чуть не сказал озера) были самые полные.
   По окончании своего морского путешествия я попытался улететь из Усть-Баргузина на Улан-Удэ, но безуспешно из-за погодных условий. Поэтому возвращался на автобусе, а затем на самолёте из Улан-Удэ в Москву.
   Перед тем как покинуть Баргузинский залив, мне, к сожалению, довелось увидеть, как местное население, обузданное жаждой дикого предпринимательства, губит природу Забайкалья. Только две зарисовки.
   Первая. На Байкале очень сильны штормы, особенно в осенний и весенний периоды. Часто после штормов в воду падают прибрежные деревья. Их носит по поверхности, часто обламывая об скалы. Какой-то делец взялся собирать "плавуны" и "топляки". Говорят, что из большинства таких стволов получается хороший стройматериал. Кроме очистки водоёма, ещё прибыль за сдачу строевого леса. Как будто всё распрекрасно. Всё... только не в местном исполнении. В процессе вылова и последующего складирования гигантских брёвен с помощью мощных бульдозеров и тягачей вся прибрежная полоса шириной до сотни метров искорёжена до безобразия - золотой телец повелевает! И все нравственные устои, очевидные "нельзя" и азбучные истины о необходимости сохранения ценнейшего водоёма и пр. идут побоку.
   Вторая. Во время радиального похода от моей стоянки в сторону Максимихи, около 15 км к юго-западу от Усть-Баргузина буквально в пяти-семи метрах от дороги мне довелось увидеть щемящую душу картину. Какой-то подонок слил мазут прямо на землю, в результате чего образовалось целое озеро размерами примерно 15х6 метров. И вот прямо в центре этого ужаса стоит чучело довольно крупной, уже давно погибшей птицы, а рядом несколько птиц, ещё живых, трепыхающихся, пытающихся взлететь, но... тщетно!
   Нет слов! Уверен, что ответственные власти знают об этом, но видно, что деньги -становятся если не единственным, то самым главным критерием всех дел.
   Так закончился первый, "бурятский" этап моего "освоения" Байкала.
  
  
  II
   Прошло ещё пять лет. Наступивший 1988 год был юбилейным как для меня, так и для моей жены: нам порознь исполнялось по 50 лет, а вместе - все 100 лет! Было решено наше общее 100 - летие ознаменовать поездкой на Байкал, только теперь по более лёгкому маршруту - по Иркутскому ("русскому") берегу. И желательно на турбазу. Мне, конечно, хотелось побольше посмотреть, а программы пребывания на Байкале были довольно узкие. Поэтому дома я объявил, что едем в особую турбазу, где всё надо брать с собой: палатку, котелки, провизию - как всегда.
   В этот раз добираться решили на самолёте до Иркутска. В Ангарске что-то понадобилось делать с самолетом. Нас всех высадили. Сказали, что стоянка будет не менее 3 часов. Мы сразу ушли в город, чтобы попутно посмотреть ещё и Ангарск. Вернулись часа через полтора, а нас уже ищут. Собираются выгружать наш багаж, а для этого надо выгружать весь багаж. Мы подоспели почти вовремя, и самолёт взял курс на Иркутск.
   Из Иркутска до порта Байкал мы ехали по Ангаре на "Ракете". Выгрузились, отошли чуть поодаль на каменистый берег, и тут я объявил, что здесь и будет наша турбаза, развёл костер, поставил палатку, получил всё своё причитающееся, и путешествие началось. Утром мы сели на поезд, состоящий из трёх вагонов, и поехали по Кругобайкальской дороге до станции Маритуй. Там вышли и, любуясь необычными цветами лилейниками, бродили по берегу Байкала, постепенно возвращаясь к порту Байкал, впитывая в себя всю беспредельную необычность этого неземного творения, которую кто-то назвал озером...
  
   Кругобайкальская ж.д. - это уникальное произведение промышленной архитектуры начала 20-го века, ныне практически заброшенное, но многократно прославленное всеми туристами за её красоту.. Когда-то Траннссибирская магистраль от Иркутска шла вверх вдоль Ангары до Порт-Байкала и оттуда огибала море. После того, как в 60-е годы ХХ в. н.э. построили Иркутскую ГЭС, весь участок вдоль Ангары затопили и построили новый напрямую через горы до Слюдянки, а ветка Слюдянка - Порт-Байкал стала тупиковой. На ней оставили одну колею, по которой раз в сутки ходит кукушка. Её называют "мотаня", поезд с двумя пассажирскими вагонами и одним бич-вагоном (теплушкой, её же почему-то называют "столыпинский вагон") для бесплатных пассажиров.
  
   Длина этой ветки 89 км, из которых почти все проходят по искусственной полке, вручную (!) выбитой в прибрежных скалах с нулевым уклоном на всём протяжении. На этих 89 км сооружено 55 туннелей, мостов и т.п. самого разного вида. И всё это настолько органично вписано в ландшафт, что совершенно не выглядит антропогенным объектом. Кажется, что это было сотворено самим господом на второй день творения.
  
  
   Мы отлично выспались и утром отправились через туннель к небольшой речке Половинка, где недалеко от берега в самом таёжном распадке виднелось несколько серых, вросших в землю домов.
   И вдруг, посмотрев на синеющие просторы Байкала, мы увидели... пиратскую шхуну, несущую полный набор чёрных парусов, и направляющуюся прямо к месту, где находился этот хутор. Через несколько минут прямо около нас пристала моторная лодка с милицией. Мы в шоке и ничего не понимаем. Остановились, чтобы посмотреть конец этого представления. Вскоре открылся секрет этого чуда.
   Оказывается, некоторое время тому назад группа немецких студентов организовала в Германии, кажется, в Кёльне, хор... русской песни. Когда в их репертуаре накопилось несколько десятков песен, у них возникла идея - послушать эти песни в самой глуши России. Они написали письмо в Иркутск и попросили организовать им поездку на берег Байкала в какую-нибудь глухую деревню, не затрагивая "Интурист". Им всё организовали и даже соорудили пиратскую шхуну. В деревне их разместили на солдатских двухъярусных кроватях, готовить они должны были самостоятельно, продукты завезли заранее. Немцы были очень довольны.
   Когда они стали сходить по трапу на берег, то мы услышали негромкие голоса, сливающиеся в очень приятное хоровое пение. Они пели в несколько голосов "Славное море - священный Байкал". Негромко, очень музыкально и совершенно необычно. Они неторопливо стали выгружать свой скарб на берег. Одна песня сменялась другой. Это было поразительно, в полном согласии с окружающей гладью Байкала, и, конечно, очень приятно. Стоящий с нами ответственный из горкома комсомола Иркутска, видя нашу ошеломлённость, рассказал, как он сопровождал их из Москвы на поезде. Во-первых, они отказались лететь сюда на самолёте - хотим посмотреть на Россию, а во-вторых, отказались от купейных билетов - в плацкартных удобнее проводить спевки: их было человек 12-14. Как только поезд отошёл от Ярославского вокзала, они стали петь. Комсомольский вожак старался подтягивать им, но, по его словам, выдохся уже после третьей песни. Они предлагали петь такие РУССКИЕ песни, которых русский вожак молодёжи даже слыхом не слыхивал! Он мучился в стыдобе своей все дни поездки, а я подумал, что многие из нас недалеко бы ушли от этого комсомольца. В целом внезапно мы стали свидетелями очень необычного, незабываемого спектакля - пиратская шхуна, толпа длинноволосых немецких парней и девушек и протяжные, распевные русские народные мелодии, исполняемые многоголосно и очень грамотно. Обратно до порта Байкал мы добирались на "мотане", а затем на теплоходе отчалили на северо-восток к одному из самых живописных мест Байкала - бухте Песчаной.
   База отдыха "Бухта Песчаная" находится на берегу озера Байкал в сосновом лесу. Расстояние по воде от Листвянки до бухты Песчаная - 80 км. Добраться до турбазы возможно только водным путём. Бухта, в которой расположена база отдыха, является одним из красивейших и самым известным местом на озере. Таёжные склоны Приморского хребта с эффектными группами скал полого спускаются к Байкалу. Песчаный полуовал бухты живописно обрамляют пирамидальные скалы Большая и Малая Колокольни. Песчаный пляж, в форме полукруга, длиной 750 метров и шириной от 15 до 20 метров придаёт бухте живописный вид. За бухтой закрепилось название "Сибирской Ривьеры", она объявлена памятником природы. В бухте мягкий микроклимат и большое количество солнечных дней в году, такое же, как на курортах Черноморского побережья. Это единственное место в Восточной Сибири, где среднегодовая температура воздуха положительна.
  
   Первое необычное зрелище после причаливания теплохода - несколько крупных сосен, корни которых довольно высоко располагаются в воздухе. Говорят, что недавно рухнула сосна, под корнями которой располагался взрослый человек с поднятыми руками. Тогда турбаза представляла собой несколько небольших домиков и ряда 2 - 3 палаток. Мы решили уйти влево от турбазы и там поставить свою палатку. Пришлось преодолевать приличный подъём, но затраты сил были тут же скомпенсированы великолепным видом на всю бухту. Недаром её ещё называют "Колокольная": красиво очерченный залив обрамляется остро взметнувшимися узкими каменными утёсами, напоминающими колокольни. Гора Зубчатая, зубец Будда и множество живописных скал помельче создают неповторимый ландшафт этого места. Пару дней мы наслаждались видами, каждый раз необычно открывающимися при движении вдоль береговой черты.
   При моей попытке сделать отметку в отпускном билете кем-нибудь из администрации турбазы, возник казус - мой походный вид вызвал недоумение: разве может САМ подполковник ходить под рюкзаком, спать в палатке и есть костровую пищу?! Собралось всё начальство, и только после моих уверений, что такой образ отпускной жизни у меня уже около 20 лет, бумага была подписана и штамп водружён на необходимом месте.
   Вернувшись в порт "Байкал", мы отправились, и снова на теплоходе, на остров Ольхон. По расстоянию - вновь мимо бухты Песчаная - это примерно 120 км. И от пристани Ташкай уже на острове Ольхон до столицы острова, посёлка Хужир, ещё 15 км на автобусе. Южная часть острова преимущественно степная, так что практически все туристы стремятся попасть в район Хужира или севернее него.
   Если Байкал - это голубое сердце Сибири, то остров Ольхон - сердце Байкала. Остров является географическим, историческим и сакральным центром озера. Остров - средоточие древних легенд и исторических преданий. С ним связана поэтическая легенда о происхождении бурятского народа, согласно которой здесь охотник Хоридой женился на небесной деве-лебеди, и у них родились одиннадцать сыновей, которые стали родоначальниками одиннадцати хоринских родов. Здесь же получил шаманский дар от небожителей орел, парящий между небом и землёй. Но тяжела оказалась ему шаманская ноша, и он опустился на землю и передал его эвенкийке, ставшей первой шаманкой на земле.
  
  На озере Байкал 22 острова, из них Ольхон - самый большой. Его длина - 71 км, ширина - до 12. Он отделён от западного берега озера проливом Ольхонские ворота и Малым Морем. Ольхон стал первым островом Байкала, на который ступила нога русского человека. В 1643 году казачий пятидесятник Курбат Иванов с 75 казаками-землепроходцами впервые вышел к Байкалу и, увидев невдалеке от берега небольшой остров, переправился на него.
   Название острова произошло от бурятского слова "ольхон" - сухой. Ольхон - единственный остров Байкала, на котором издревле постоянно живут люди. Он известен так называемыми "монгольскими постройками" - древними сооружениями из камней. Одна из каменных стен хорошо сохранилась на мысе Шэбэтей. В VI-XI веках нашей эры жившие на острове курыкане оборонялись за такими стенами от наседавших кочевников.
   Остров расположен в центральной части Байкала, вблизи наибольшей отметки глубины (1637 м), на равном удалении от северной и южной оконечностей озера. Ольхон даже по своей форме напоминает очертания Байкала.
   Наш "лагерь" расположился прямо за скалой Шаманка, о которой только что упоминалось в справке об острове Ольхон и которая изображена на снимке ниже. Несколько сотен метров хорошего пляжа, редко стоящие палатки, везде чистота, о которой теперь только можно мечтать. Несколько последующих дней мы с удовольствием бродили по береговой полосе, ознакомились с самим поселком Хужир, а затем решили пересечь остров по тайге и выйти к "Большому" морю. Для этих целей у меня была припасена очень подробная карта острова Ольхон. Задраили палатку, взяли с собой, как всегда, деньги, документы и билеты. Перед выходом тайгу я решил уточнить тропы и направления у местного егеря. Когда он увидел карту с масштабом в 1 см 500 м, у него загорелись глаза, но его природная воспитанность помогла справиться с волнением. Он подробно рассказал нам, как лучше пересекать остров по тайге, и мы отправились в путь. Вид могучего смешанного леса с преобладанием соснового зачаровывал, небольшие холмы преодолевались легко. Не обошлось и без досадных находок - признаков "эх-туристов" - в нескольких местах пришлось закапывать в грунт найденные осколки бутылок, которые были наполнены водой, так что образовывали выпуклые линзы, которые при последующем ярком солнце и приводят к возникновению пожаров. Я дожил до седых волос и так и не могу понять, как могут так поступать люди со СВОЕЙ природой и окружением. Это относится и к берегам водоёмов, и к лесам, и к станциям электричек, и к общественным туалетам, и к подъездам домов, и к лифтам, и ко многому другому... Мы целый день провели в чудесном лесу, набрали грибов, полакомились брусникой. Возвращаться стали, завидев полоску "Большого моря", где и находится самое глубокое место Байкала. На обратном пути я зашёл к егерю и, поблагодарив его за помощь нам, подарил ему свою карту острова. Благодарность и счастье были разлиты у него на лице.
   Через пару дней нашей островной жизни, вечером к нашей палатке подошёл местный юноша и попросил меня сходить с ними на ночную рыбалку за омулем. Но я, боясь долгого качания на волнах, отказался. Тогда он спросил, могу ли я помочь им распутать сети. Я согласился и, вспомнив опыт Волжских и Балхашских рыбалок, довольно быстро помог им распутать и уложить для выброса их сети. Под утро мы проснулись от шорохов около нашей палатки. Выглянув, я увидел, что рыбаки, вернувшись с рыбалки, решили отблагодарить меня и выкладывают из мешка под нашу палатку свои дары в виде нескольких довольно крупных омулей. Я поблагодарил их и продолжал досыпать, а утром мы приготовили прекрасную уху из свежего, свежее не бывает, байкальского омуля. Спустя несколько дней, мы, наполненные разнообразными прекрасными впечатлениями, покинули эти благословленные места и благополучно возвратились домой в Москву прежним путем.
   В.Б.С.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  С. В. РАХМАНИНОВ В МОЕЙ ЖИЗНИ
  
  
  Все люди смертны. Музыка - живёт!
  И будет жить она, пока нам солнце светит!
  Последний человек, тот, прежде чем умрёт,
  Споёт мелодию, последнюю на свете.
   Александр Гуревич, 15 лет
  
   Сейчас, в начале 21-го века, трудно поверить, ещё труднее представить, что в нашей стране в середине 20-го века в детских музыкальных школах отсутствовали классы аккордеона и саксофона, по причине принадлежности этих музыкальных инструментов к "загнивающему буржуинскому" Западу. А такие гиганты в музыкальном искусстве, как Рахманинов и Шаляпин, хотя напрямую тогда и не запрещались, но, видимо, были соответствующие указания, чтобы этих "отщепенцев", покинувших революционную Россию в первые годы революции 1917 года, особенно не популяризировать. Другое дело С.С. Прокофьев, но ведь он, покинув страну практически одновременно со всеми Великими, всё-таки вернулся в начале 30-х годов, значит "осознал" свою ошибку. Отсюда и почёт, и звания, и указания по изучению его творчества. Но тогда нам, подросткам, всё это было неведомо. Мы всё это даже сопоставить были не в состоянии. Правда, иногда по радио звучал непревзойдённый 2-й концерт Рахманинова (целиком или в отрывках). Но связать, почему же, с одной стороны, он "великий русский...", а с другой - в программе музыкальной литературы его практически не изучают - мы тогда, конечно, не могли.
   ...Прошло 20 лет. За эти годы многое в моей жизни изменилось. Я закончил среднее и высшее военные радиотехнические училища, отслужил, стоя 3 года на боевой готовности в составе зенитно-ракетного дивизиона под Севастополем, женился, заимел двух сыновей, защитил кандидатскую диссертацию и жил в гарнизоне Дуброво, в лесах, на самом краю Московской области. Гарнизон был крупный. Там была даже детская музыкальная школа. Мы каждый год с удовольствием ходили в Дом офицеров на концерты выпускников этой школы. Подрастал младший сын Сергей. Мы с женой решили попробовать подготовить его к поступлению в музыкальную школу (старший сын, Саша, отказался), для чего приобрели пианино. Сергей с удовольствием занимался со мной азами музыкальной грамоты и игрой на инструменте. Вскоре мы заиграли с ним самые простенькие пьесы в 4 руки. Он, разобрав и выучив очередную страницу пьесы, с нетерпением ожидал моего возвращения с работы, чтобы поскорее попробовать сыграть вместе новую страницу.
   И вот на очередном концерте выпускников прозвучала фортепианная пьеса, которая была очень необычна, лирична и глубоко легла на мою душу. Это была "Мелодия" из ранних произведений Рахманинова. Я познакомился с педагогами "музыкалки" - в основном это были жёны офицеров из нашего гарнизона. Попросил у них ноты этой вещи, сфотографировал её страницы, отпечатал их и с волнением уселся за пианино. Но вещь оказалась не по зубам. Здесь необходимо вспомнить, что на фортепиано я закончил только два года школы, а затем перешёл в класс баяна, ввиду отсутствия у нас инструмента. А "Мелодия" - вещь примерно для 7-го класса. Да плюс ещё с тех пор прошло 20 с лишним лет. Пришлось буквально грызть один такт за другим. А тут ещё напасть: у меня короткие пальцы и нерастянутая кисть. А такой инструментарий явно не для Рахманинова. Пришлось "поработать" и над текстом: в тех местах, где у меня явно не хватало кисти левой руки, я пытался "необъятые" ноты перебросить в правую руку. Знаю, знаю, что профессионал в области фортепианного исполнительства дальше и читать бы не стал за такие операции над текстом. Но мне уж очень хотелось сыграть всё по максимуму. Буквально по нескольку тактов в день продвигалась моя работа. Но всё-таки пришлось обратиться к педагогу музыкальной школы за разрешением очередной трудности. Пояснив мне, как выбраться из затруднительного положения, педагог спросила: "А что-нибудь полегче для начала вы не могли бы выбрать?" Я только и мог сказать: "Но ведь эта вещь так необычна и красива!"
   В 70-е годы прошлого века почувствовалось некое движение навстречу Рахманинову. Приближался его 100-летний юбилей (в 1973 году), понемногу магазины стали наполняться литературой о Рахманинове, о его творчестве, о различных сторонах его жизни. Я, как мог, старался приобретать и с удовольствием "проглатывать" всё, что удавалось достать из этой области. У меня скопились книги, вырезки из газет, достаточное количество нот с произведениями Рахманинова. Это были и избранные его произведения, и отдельные тома с прелюдиями, музыкальными моментами, романсами... Несколько позже стали собираться и пластинки с произведениями Рахманинова в авторском и не только в авторском исполнении. Отдельные произведения приходилось доставать в музыкальных библиотеках. Как-то во время поиска ранних произведений двух друзей - Рахманинова и Скрябина - я пошёл в нотную библиотеку, что находилась через сквер от Елоховского собора. И когда я получал заказанные ноты, то случайно оказался рядом с известным дирижёром Юрием Силантьевым.
   Народный артист СССР, Ю. В. Силантьев (1919 - 1983 гг.) с 1958 г. и до конца жизни являлся художественным руководителем и главным дирижёром Эстрадно-симфонического оркестра Всесоюзного радио и Центрального телевидения.
   В те годы уже довольно тучный, он буквально занял собою всё пространство около стойки выдачи нот. Я стоял буквально в шаге от такой знаменитости и невольно оказался слушателем его диалога с каким-то композитором. Юрий Васильевич рассказывал своему видимо хорошему знакомому о завершении своего очередного произведения "Сюиты на темы народов Северного Кавказа". На вопрос собеседника - Ну и как она?- Силантьев, приняв позу трибуна, сказал: "Ты знаешь, она явно советская по форме, и, что более всего удивительно - социалистическая по содержанию!" Стоявшие рядом дружно "грохнули", узнав известный штамп тех времён.
   В юбилейный 1973 год я старался чаще посещать Большой зал Консерватории, когда исполнялись вещи Рахманинова, чаще слушать ЕГО вещи по радио и телевидению и даже разобрал довольно много (для меня) известных пьес Сергея Васильевича. В их число вошли несколько прелюдий, в том числе знаменитая До-диез минорная, несколько музыкальных моментов и практически все вещи из сборника Избранных пьес (Элегия, Мелодия, Полишинель и пр.), несколько Этюдов-картин, которые хоть как-то оказались мне "по зубам". Пишу "разобрал", а не выучил, потому, что если бы мой "разбор" послушал профессионал, он бы сразу получил инфаркт. Кстати, когда я высказал подобную мысль моему давнишнему сослуживцу, замечательному человеку, Герману Суворову, он сказал, что я думаю, что ты бы то же самое ощутил, если бы такого профессионала попросить составить программу, каких ты немало сделал. Мне было очень приятно, что я сумел хоть на таком уровне, но исполнять хотя бы некоторые из ЕГО вещей.
   Конечно, взявшись одновременно с Сергеем вновь осваивать пианино, я мог сам себе выбирать вещи для разбора. И конечно, кроме Рахманинова, "в моём портфеле" были Бах, Бетховен и Моцарт, наш Пётр Ильич Чайковский, Шопен и Шуберт, кое-что из Листа (особенно его знаменитый Ноктюрн "Грёзы любви") и другие композиторы. Были горы песенников - чтение с листа всегда было моим коньком. Позже я многие "шлягеры" подбирал, гармонизировал и записывал на ноты с аудиокассет. Но Рахманинов был и остаётся, несомненно, самым любимым и моим интимным композитором.
   Тем временем подрастал Сергей, он уже учился в старших классах музыкальной школы, когда я впервые заговорил с ним о его отношении к произведениям Рахманинова. Он сказал примерно так, что вещи, конечно, его очень хорошие, но учить их он не будет. И на вопрос, почему, следовал ответ, потому что он предатель! Я подумал тогда - вот он, чистый продукт нашей системы. Но перевоспитывать его не стал - спустя несколько лет он перевоспитался сам. Кстати, считаю замечательным его искреннее высказывание относительно Баха и его фуг: "Папа, так я люблю играть фуги Баха и так ненавижу их разучивать!"
   Прошло ещё несколько лет, и в один из наших приездов в Воронеж мой тесть, Александр Дмитриевич Корнилов, попросил меня отвезти его в своё родное село Чемлычёк Тамбовской области. Транспортное средство, которым мы располагали в то время, был Запорожец ЗАЗ-968М. Но когда мы подъехали к границе Тамбовской области, то все мои пассажиры (моя жена и тесть) единодушно сказали - как хорошо, что у нас Запорожец: такой грязищи редко можно найти! Как мы из неё выбрались - до сих пор остаётся загадкой и одним из моих достижений в области автотуризма. Тем не менее, до Чемлычка мы доехали, а пока тесть любовался местами своего детства и даже нашёл некоторых своих знакомых, у меня засела мысль: я ведь где-то недалеко от Ивановки, рахманиновского гнезда (имение Сатиных, его жены и кузины). Надо, думаю, спросить у местных, где оно находится. Ответ был примерно таким: "Никакого Манина (Рахманинова) не знаем, а Ивановка в 10 км отсюда, там наша психобольница." По завершении посещения Чемлычка рулю в Ивановку. Сердце бешено колотится. Неужели я уже в гостях у Сергея Васильевича? Но там быстро охладили мой пыл: старожилы сказали: "Как же, слышали, слышали. Но это не в нашей Ивановке. Та - ближе к шоссе Москва-Волгоград. А там спросите". Уже с меньшим энтузиазмом, но ищем указанную Ивановку. Нашли ещё через 20 км. Там говорят, что слышали про усадьбу, но где она - не знаем, спросите у учительницы - вон её дом. Подхожу, а там вовсю идёт работа по перекладке печи. Спрашиваю об усадьбе. Учительница с радостью объясняет, что она завтра повезёт туда школьников, а ехать надо действительно до указанного шоссе, переехать его и дальше по хорошей дороге ехать по указателям. Всего-то отсюда где-то около 50 км. Я уже не озвучиваю эту цифру своим пассажирам. Говорю, что направление у нас верное. Тесть ворчит - когда мы с твоей Ивановкой в Воронеж-то попадём? Но я твёрдо решил посетить усадьбу. Через некоторое время мы добираемся, наконец, до очередной, теперь уже точно до Рахманиновской усадьбы, точнее музея-усадьбы С.В. Рахманинова. Эх, ты, мать моя, Россия! Неужели у чиновников не хватило фантазии назвать каждое село в области своим именем?! Это ведь не только в Тамбовской области. Специально проверил по электронной карте Московскую область. Вот результаты: Ивановок - около 10, Черново - 6, Алешиных - 9, Александровок - более 10 и т.д. Комментарии, как говорится, излишни.
   Войдя в усадьбу, мы спросили у охраны, где покупать билеты для посещения музея. Он попросил подождать и позвал какую-то женщину. Она представилась, как помощник директора и кассир одновременно. Вскоре оказалось, что это была жена директора, а сам директор болен и не проводит экскурсии. - А вы откуда? - спросила она.
  - Из Москвы - говорим. - А сколько человек в группе? - Да вот только трое, которые здесь находятся. - Тогда подождите, пожалуйста. Через некоторое время мы увидели самого директора, Александра Иванович Ермакова. По окончании музучилища, он сразу был направлен сюда и здесь стал истинным подвижником этого места. Про него надобно писать и писать, так как сделанное им во славу Рахманинова просто не поддаётся уму. Непрерывные хождения во власть, непрерывные послания Великим с просьбой о помощи, череда хозяйственных работ, встречи и проводы делегаций, проекты возрождения усадьбы и постройки гостиницы, концертного зала и пр., и пр.
   Несмотря на наши просьбы не проводить с нами экскурсии: ну кто мы такие? Ермаков, достаточно ещё больной, ходил с нами по всем залам и рассказывал о Сергее Васильевиче так, как будто он это делает в первый раз - свежо, с юношеским задором, то и дело подводя нас к тем или иным документам. А в заключение он ещё предложил посетить его гордость - зал со звуковоспроизводящей аппаратурой и с полным набором сочинений Рахманинова в его собственном исполнении. - Заказывайте, - с артистическим задором сказал он. Я заказал три свои самые любимые прелюдии, один музыкальный момент и один этюд-картину. Александр Иванович очень удивился такому изысканному подбору и с радостью исполнил всю заданную программу. Мы вышли из зала, как из кино, а он растрогался, видя, как всё увиденное здесь отразилось в наших лицах, и подарил мне набор открыток с дарственной надписью, которые я храню и по сей день.
   Выйдя из дома-музея, я сфотографировался у очень необычного памятника Рахманинову: основание - белая крышка рояля, на ней небольшая колонна, на которой помещён бюст Сергея Васильевича в характерной позе дирижёра.
   Впечатления переполняли мою душу, когда мы, поблагодарив нашего прекрасного гида, возвратились к нашему лихому коню. Дело шло к вечеру, и мы решили сделать приличный крюк, но возвращаться в Воронеж по хорошей дороге.
  
   Следующее соприкосновение с рахманиновской тематикой, как ни странно, связано с... лопнувшей струной в моём пианино. Пропуская увлекательную историю с доставанием (изготовлением и навивкой) нужной струны на фабрике "Лира", я начну с того, что ни я, ни мои знакомые любители музыки не смогли мне подсказать, как меняется струна. И тогда я стал искать Славу Андреева, увлечённого много лет тому назад ремонтом и настройкой роялей и пианино. Когда-то он работал со мной в ВЦ 45-го института, был примерным офицером, но "программизмом" занимался без энтузиазма - это было не его дело. Его всепоглощающая страсть заключалась в вечном ковырянии в механике фортепиано, ремонте инструментов всех мастей. Результатом явилось то, что в новой нашей формации он стал хозяином и директором фабрики по ремонту и реставрации музыкальных инструментов (фирма "Прайд"). Обо всём этом поведала мне его бывшая жена Наталья. Дальше всё оказалось делом техники. Слава, пардон, Вячеслав Евгеньевич, помог мне и со струной, и с реставрацией моего баяна, а главное, что у нас возникло некоторое сообщество, в котором я помогал ему в написании разных документов, создании баз данных и пр. Не всё получилось, но однажды он, узнав о нуждах музея-усадьбы Рахманинова, попросил меня оформить их в литературном виде. А я тоже наслышан о них и, побывав там, с радостью взялся за эту работу. Результатом явились приводимые ниже
  
  РАЗДУМЬЯ О МУЗЕЕ-УСАДЬБЕ РАХМАНИНОВА
  
   О самом Рахманинове, о его творчестве, жизни, увлечениях, исканиях написаны горы литературы. Конечно, не только в России, но и во всём мире. О его музее-усадьбе в России, в Ивановке Тамбовской области - значительно меньше и особенно в последние годы, хотя, казалось бы, всё должно быть наоборот. ПОЧЕМУ НЕ ПИШУТ?
   Толпы наших и иностранных туристов просят свозить их в Ивановку "к Рахманинову". Так ведь не везут, хотя здесь уже интерес не только музыкальный, не столько эмоциональный, не столько исторический, не столько патриотичный, сколько коммерческий. ПОЧЕМУ НЕ ВЕЗУТ?
   При попытке узнать что-либо о музее по телефону вы должны сначала побеседовать со сторожем, пардон, с охранником, попросить его позвать директора музея к телефону в такое-то время, затем снова перезвонить, и тогда, может быть, удастся связаться с директором. Волосы встают дыбом. Снова вопрос - ПОЧЕМУ ВСЁ ТАК?
   Желание культурного общества России провести в Ивановке Международный конкурс им. Рахманинова в который раз упирается в сотни неразрешимых проблем, и желания остаются только желаниями. ПОЧЕМУ НЕ ПРОВОДЯТ?
   Наконец, добравшись до усадьбы, можно видеть в её залах фактически только муляжи роялей. На них невозможно исполнять вещи его прежнего хозяина. Они требуют реставрации, а музей - пополнения, чтобы восполнить тот состав инструментов, который был при исходе Рахманинова в 1917 году. Музей и этого сделать не в состоянии, хотя его нынешнему директору, Александру Ивановичу Ермакову в энергии, настойчивости и преданности этому уголку земли российской отказать ну никак нельзя. Снова возникает тот же вопрос - ПОЧЕМУ?
   Сергей Васильевич умер в 1943 году и похоронен на кладбище в Кенсико, близ Нью-Йорка. Земля под захоронение оплачена на 100 лет. Не так уж далёк 2043 год. Уже несколько лет возникает вопрос о перезахоронении Рахманинова на его родине, в его имении в Ивановке. Один из внуков великого композитора, пианиста и дирижёра дал согласие на эту процедуру, но поставил условие, чтобы вблизи места захоронения в Ивановке был сооружён православный храм или часовня. Но родина Рахманинова молчит.
   Снова этот же вопрос. ПОЧЕМУ МОЛЧИМ?
   Нверное, хватит задавать подобные вопросы, пора попытаться получить на них более-менее правдоподобные ответы. Но, может быть, прежде стоит несколько слов сказать о том, что представляла собой Ивановка для Рахманинова.
   Рахманинов в Ивановке прожил с небольшими перерывами с 17 лет до отъезда из России в течение летних, а иногда и осенних периодов. Здесь созданы большинство фортепианных прелюдий, этюдов-картин, виолончельные и фортепианные сонаты, все дореволюционные концерты для фортепиано с оркестром, оперы, романсы и многие другие вещи, прославившие Рахманинова на весь мир. Не будет большим преувеличением сказать, что в музыке Рахманинова отражена родина композитора, а родиной этой музыки и была Ивановка.
  
   Эфир и печатные СМИ наполнены призывами о необходимости духовного возрождения России, как условия вообще осознания нашим этносом своего величия. Но как только эти святые призывы начинают практически выполняться, оказывается, что реализация этих призывов часто оказывается просто неосуществима.
   Думаю, что если приведенные выше вопросы задать любому депутату Госдумы, он очень удивится, а некоторые из них даже возмутятся существующим положением дел. Но ведь когда-то почти все или большинство из них проголосовало за то, чтобы бюджеты таких мест, как дома-музеи в Клину (П.И. Чайковский), Ивановке (С.В. Рахманинов), Карево (М.П. Мусоргский), Глинки (М.И. Глинка) и другие, являющиеся предметами
  национальной гордости россиян, были переданы в бюджеты субъектов РФ. Мне непонятно, как у людей, которые должны всё национальное состояние умножать и хранить, поднимается рука только на то, чтобы его терять и делить.
   Впрочем, может, причина такого неслыханно небрежного отношения к алмазам национального музыкального мира состоит в том, что они (правители) не считают вышеперечисленных представителей отечественного музыкального мира гордостью великороссов?
   Всем известно трагическое высказывание С.В. Рахманинова после отъезда из России: "Лишившись родины, я потерял самого себя. У изгнанника, который лишился музыкальных корней, традиций и родной почвы, не остаётся иных утешений, кроме нерушимого безмолвия нетревожимых воспоминаний". Не менее известными являются также факты практически восьмилетнего молчания нашего гения после переезда из России на Запад, а также создание считанных единиц значимых сочинений за последующие последние 15-16 лет его жизни. А его подарок в миллион долларов, которые пришлось самому Рахманинову передавать в руки нашего посла во время Великой Отечественной войны? Так что принадлежность к России - это не праздные слова. Недаром, окружив по-своему Рахманинова всеми почестями, Америка считает его своим композитором. Может быть, и все те, от кого зависит судьба наших "Ивановок", тоже считают С.В. Рахманинова американским композитором? Тогда другое дело. Но смеем надеяться, что таких деятелей немного, а те, кто есть, вряд ли выступят под таким лозунгом с открытым забралом.
   Конечно, после 1917 года прошло много лихих событий - это и гражданская война, и банды Антонова, громившие усадьбы любых помещиков, в том числе и Ивановку, и Великая Отечественная война, которая прокатилась через Ивановку на восток, под Сталинград и обратно. Но ведь на дворе 2006 год! Седьмой десяток лет только после Победы в последней войне! Сколько же можно списывать наше нерадение на лихолетье?
   Результатом наших раздумий может стать следующая совокупность предложений, которая, на наш взгляд, существенно изменит облик Ивановки, и не только Ивановки.
  К так называемым локальным предложениям стоит отнести:
  • Телефонизацию музея-усадьбы. Необходимость такого предложения в 21-м веке даже неудобно обосновывать.
  • Приведение в порядок музыкальных инструментов Ивановки.
   В настоящее время требуется развернуть работы по скорейшей реконструкции двух роялей, одного пианино и одной фисгармонии. Московская фирма "Прайд", где правит Вячеслав Евгеньевич Андреев, с которым мы многие годы работали в военном институте программистами, приняла решение подарить усадьбе рояль фирмы Бехштейн, подобный тому, который по описаниям и фотографиям дореволюционных лет также находился в усадьбе. Однако он также нуждается в реставрации.
  Фирма В.Е. Андреева "Прайд" готова выполнить весь необходимый объём работ по реставрации, ремонту, настройке и транспортным операциям, связанным с выполнением вышеназванной задачи. Гарантировать высокое качество работ специалистов фирмы позволяют пятнадцатилетний опыт выполнения аналогичных работ, многочисленные положительные отзывы на качество производимых работ ряда организаций, таких, как Российская академия музыки и музыкальное училище им. Гнесиных, Нижегородская консерватория им. М.И. Глинки, многочисленные музыкальные учебные заведения, музеи-усадьбы Архангельское, Остафьево, Абрамцево, Царицыно и др.
  • Создание современного архива с целью устройства в Ивановке Центра Рахманинова, где постепенно соберутся все его рукописи, все записи его исполнений, вся литература о его жизни и творчестве на современных носителях информации. Все материалы должны быть каталогизированы и помещены в базы данных, доступных всему миру через Интернет.
  К глобальным предложениям можно отнести:
  • Постройку современной гостиницы примерно на 90-100 номеров, что обеспечит практически круглогодичный поток туристов, что при умелом ведении дел скажется на росте средств, отчисляемых в фонды музея-усадьбы.
  • Постройку концертного зала, что обеспечит проведение конкурсов и концертов в сердце рахманиновской России.
  • Построение православного храма или, как минимум, часовни для начала работ по организации перезахоронения останков С.В. Рахманинова в Ивановке.
  • Организацию и проведение перезахоронения С.В. Рахманинова в его любимой Ивановке.
  
   Усадьбе оказывают помощь и музыканты М. Плетнёв и Н.Л. Луганский, и певица И. Архипова, и потомок великого композитлора и дирижера Ю. Рахманинов, знают о многих проблемах усадьбы и мэр Москвы Ю. Лужков, и патриарх Алексий II. Всё это - конечно, сложные и ёмкие проблемы более дальних горизонтов, которые, думается, достойны внимания. А уверенность в возможности России решать подобные проблемы ныне у всех абсолютна.
   Пока остается надеяться, что благодаря многогранной, неутомимой деятельности государственных и муниципальных органов, плеяды знаменитых музыкантов, всё возрастающего числа спонсоров, а также таких неутомимых подвижников, как А.И. Ермаков, - мы ещё при нашей жизни увидим музей-усадьбу в Ивановке достойной своего имени.
  Хочется верить, что Музей-усадьба С.В. Рахманинова, одно из святых мест для Российской и международной культуры - займет своё место, в ряду спасённых для будущих поколений культурных национальных ценностей страны и мира.
  
   Последний (к моменту написания этого очерка) эпизод, связанный с темой заголовка этого очерка, относится к 2005 - 2006 гг. Чуть ли не под Новый год было объявлено, что через Интернет каждый может задать вопрос Президенту Путину В.В. Что-то мне подсказало, ЭТОМУ Президенту я могу задать волнующий меня вопрос с надеждой получить надлежащий ответ, хотя и не сразу. Вопрос мой звучал так:
  
   Эфир и СМИ наполнены призывами о необходимости духовного возрождения России. Фирма "Прайд" (существует 15 лет) готова реставрировать рояли и пианино в музеях-усадьбах России (Глинки, Рахманинова, Мусоргского и др.). Но все эти источники культурного возрождения России обеспечиваются из бедных, как правило, бюджетов субъектов федерации.
  
   Когда и каким образом будет разомкнут этот замкнутый круг, и федеральная власть поможет решать подобные проблемы?
  
   С уважением. В. Б. Соломоденко,
  полковник в отставке, кандидат технических наук, старший научный сотрудник.
  
   Через некоторое время мне позвонили из Администрации Президента и попросили уточнить кое-что из текста, поскольку формат вопроса не укладывался в отведённое для этого поле. Я порадовался - значит, не выбросили!
   Прошло ещё более полугода. Я снова звоню в Администрацию с целью разузнать судьбу ответа на мой вопрос. Ответ меня обескуражил: "Ваш вопрос решен. Передан на контроль Правительству Москвы, и конкретно, Швецовой Людмиле Ивановне." Нахожу, что она является Первым замом Мэра Москвы, руководителем комплекса социальной сферы. Какое отношение она имеет к памятникам уровня Ивановки - непонятно. Но на дворе уже осень, чиновники такого уровня в отпуске, скоро очередной Новый год. Но мне кажется, у нас пока не принято кому-то отвечать на вопросы, кроме своего начальства.
   Правда, по слухам от В.Е. Андреева, решение этого вопроса медленно продвигается по двум направлениям: по линии Министерства культуры и по линии Евгения Примакова. Такие вот странные нынче времена!
  
  В.Б.С. 2006
  
  
  
  "БЕЛЕЕТ ПАРУС ОДИНОКИЙ..."
  
  (МОЁ ПРИКОСНОВЕНИЕ К ПАРУСУ И ВИНДСЕРФИНГУ)
  
  Вряд ли найдется такой человек, который бы никогда не слышал о таком понятии, как парус. Конечно, меньшее число людей знают историю паруса. Ещё меньше людей знают названия различных парусов, их назначение и взаимодействие в системе парусов на корабле. Уж совсем немногие знают способы и секреты изготовления парусов надлежащего качества. И, наверное, самый малый отряд профессионалов и любителей знает теорию и физические основы, а уж тем более тонкости эффективного управления парусами, а попросту говоря - почему человек может с помощью парусов, в конце концов, двигаться против ветра. Вот к их числу и относится автор этих строк.
  Но это всё, как говорится, о физике. А глубинный интерес к парусу, как средству передвижения, у современного человека, несомненно, связан с лирикой. Вспомним, что медленное скольжение славянской парусной ладьи авторы древних сказаний и песен связывали с величавым движением прекрасных дев. В танцевальных ансамблях разучивают и представляют аналогичные движения. А уж "алые паруса" у всех на слуху, как символ самых светлых надежд и несбыточных мечтаний. С детства мы восхищались фильмами, в которых участвуют паруса. Это и "Дети капитана Гранта", и фильмы с каравеллами Колумба, и многие фильмы с участием гоночных яхт с фантастически большими системами парусов, и великолепный вид множества парусов виндсерфингов в выходные дни на многих водоёмах Подмосковья и южных побережиях морей Европы, Африки и Юго-Восточной Азии. В последние лет 10 -15 можно уже читать и видеть, как парус в традиционном его понимании сочетается с кибернетическими устройствами его управления. Примером служат алюминиевые паруса-пластины на кораблях Кусто
  Правда, в попытках осознать, откуда у нас появляется влечение к парусам, можно слышать и такое мнение: "Это следствие вечного стремления человека к "халяве", ибо парус - это средство бесплатного передвижения". Однако те, кто представляют величину стоимости самих средств такого "халявного" передвижения, а также необходимых аксессуаров, связанных с этой "халявой", конечно, отнесут такое мнение к разряду юмора.
  Я заметил, что любовь ко всякого рода механическим двигателям у старшего сына, по- видимому, идёт от его деда, А.Д. Корнилова. К лошадям, например, у моего младшего сына, передалась ему от его прадеда, выходца из астраханских казаков. Откуда у меня при виде паруса явно наблюдается прилив адреналина - остаётся загадкой. Но это так.
  Практический выход этого влечения начался в 1970 году, когда мы приобрели трёхместную байдарку "Салют-3" и вместе с женой и двумя детьми начали её освоение по рекам и водоёмам Подмосковья. В первый же отпуск после обкатки байдарки мы поехали на озеро Селигер, где и провели две недели превосходного для души времени. И вот там, когда необходимо было по одному из заливов Березовского (интересно, как, спустя 30 лет звучит сегодня это название) плёса ежедневно плыть свыше полутора километров к хозяйке за молоком, впервые возникла мысль лентяя - эх, вот бы натянуть парус! Там же, на большом Осташёвском плёсе мы видели несколько туристических парусных яхт. Тут же созрело решение: нужно подумать, как на мою прорезиненную посудину приспособить паруса. С чего начать? Как и что делать? И вообще - как это получается? За счёт чего парусные суда могут двигаться против ветра?
  Моё предыдущее образование, всё насквозь, хотя и радио-, но всё же техническое, просто требовало разобраться в этих вопросах. Начался поиск необходимой литературы, её изучение и, наконец, приспособление всего написанного для яхт и кораблей к... байдарке. Конечно, параллельно в этот период было совершено много походов по подмосковным рекам и речкам просто под вёслами.
  В те годы было много спортивно-туристической литературы, но байдарочная тематика кочевала только по страницам специальных журналов. А хотелось отыскать последовательного, системного изложения всей теории. Так уж устроена моя голова. Но ищущий да находит! Мне попалась толстая книга с серьёзным названием "Теория плавания под парусами" польского автора Мархая. Я с удовольствием окунулся в её изучение, поскольку все выкладки и векторные чертежи-диаграммы мне были абсолютно понятны. Я понял, что я напал на книгу "для кота". Так тётя Наташа (жена моего дяди Жени, доктор наук, ученица И.П. Павлова и Орбели) называла книги, в которых всё сложное излагается или просто, или последовательно, но так, чтобы средне образованному человеку было понятно. Кроме того, книга понравилась мне тем, что там, наряду с серьёзными изложениями, присутствовали и лёгкие, свободные высказывания. Например, заключение Президента Международной федерации конструкторов яхт о том, что конструирование яхт скорее искусство, чем наука, и что оно очень напоминает процесс ухаживания за женщиной или роман с нею, о котором даже в случае успеха никто не может сказать о его причинах.
  Именно благодаря этой книге я был полностью удовлетворён тем, что понял совершенно ясно, почему парусные суда могут ходить не только по ветру. Всё остальное было делом техники - как и из чего лучше сделать мачту, как поднимать и снимать паруса наиболее быстрым способом, как практически на прорезиненном корпусе укрепить шверт и из чего его сделать и т.д. и т.п. Наконец, из чего и как шить паруса?
  Вновь перекопаны горы литературы, из выжатого вылился проект оснащения моей байдарки, и работа закипела. Покупались необходимые материалы, строчились специальными швами паруса, делались люверсы, готовились листы металла для швертов, выпиливался руль новой формы и придумывалось множество хитростей, чтобы всё это ещё и можно было утащить на себе от поезда или автобуса до воды и обратно. Пошив парусов выполнялся по всем правилам совместным предприятием "Я и моя тёща". Причем прохождение всех швов осуществлялось в четыре руки: я крутил ручку старой, но прекрасно работающей машинки "Зингер", а незабвенная баба Валя - строчила закладные швы, которые имели иногда более 4 метров по длине!
  По завершении всех конструкторских работ были проведены первые плавучие или ходовые испытания. В то время мы жили ещё в гарнизоне, на границе Московской и Владимирской областей. Недалеко от речки Мележа был найден выработанный торфяной карьер. На нём и был осуществлен первый спуск нашего "швертбота". Короткие пробежки (там было метров по 60-70 во все стороны) показали, что вся конструкция работает вполне прилично. Хотелось испытать всё на "большой" воде. Но это осуществилось уже на Пироговском водохранилище после переезда в Москву. После "освоения" Пироговки был осуществлён бросок на север (Московской области), где мы бороздили уже просторы Московского моря. Всё время что-то доделывалось, изменялось и совершенствовалось.
  И вот в один из летних сезонов в середине 70-х годов мы ещё с двумя экипажами договорились съездить на озеро Вельё (между Валдаем и Селигером). Те обе семьи были "вооружены" стандартными польскими швертботами "Мева". У всех были дети, так что компания была подходящая. На поезде мы добрались до ст. Валдай, а дальше на машине нас подбросили вместе с нашим грузом до оз. Вельё. К той поре у нас были надувные камеры в носу и корме, а также надувные баллоны в чехлах вдоль бортов байдарки. На детях были спасательные круги вместо жилетов. Единственное, что мне не удалось отработать на Пироговке, а это прописано во всех пособиях по организации водного туризма, это отработка или хотя бы одно испытание на переворот всей парусно-вёсельной системы. Жена сказала, что если ты организуешь такой ужас, а это должно быть внезапно, то я больше вообще к этому агрегату не подойду. Пришлось исключить это испытание из программы подготовки.
  И вот мы на северном берегу одной из Валдайских жемчужин. Относительно быстро спустили на воду свои ладьи, погрузили весь груз, посадили детей, примерно по карте наметили курс и место ночёвки и отвалили от берега. Но не прошло и получаса хода одним галсом, как ветер усилился, и на волнах появились барашки. Буквально через четверть часа нас стало швырять с волны на волну. И тут я заметил преимущество моей байдарки: она, в отличие от коротких яхт "Мева" длиной 3,2 м, имела длину 5,2 м, и получалось, что их длина, соизмеримая с расстоянием между волнами, вызвала явление резонанса. В то время, как моя "Салют-3", прорезая уже довольно крупные валы, шла полным ходом своим галсом, фирменные, но короткие яхты стали зарываться носом в набегающую волну. В результате одна из них подтопилась, набрав полный отсек с пассажирами воды. Мы приостановились и договорились с этой подводной парусной лодкой о месте встречи, пошли дальше. У всех были, конечно, надувные борта, так что "Мева" пристала к ближайшему острову, вычерпала воду, перегрузив весь багаж, и к вечеру мы встретились на условленном месте. Моя "каравелла" оказалась очень удачной при таких обстоятельствах и легко обходила "Меву". А вот в лавировку, т.е. при ходе "против" ветра, она существенно уступала фирменному изделию.
  На одном из живописных мысов мы несколько дней отдыхали, собирая грибы и ягоды, устраивали из палатки замечательную парилку. Конечно, не обошлось без дальнейших приключений - один из предводителей "Мевы" чем-то отравился и весь день приводил себя в порядок, наши жёны, собирая клюкву и бруснику, заблудились и вышли так далеко на южные заливы, что пришлось их оттуда везти на байдарке совершенно незнакомых туристов (водное братство!).
  Пройдя Вельё, мы перетащили наши "ладьи" на лошадях к северному плёсу Селигера в поселок Полново. Там мы, прямо у склада с еловыми бревнами, на берегу и отметили 5-летие нашего младшего сына Сергея. При этом ему надлежало гасить аж 5 свечек на вафельном торте, предусмотрительно запасенном его непутёвыми родителями, и провезенном весь этот путь ими до этой поленницы.
  Далее шёл Селигер, а в другие сезоны - Рязанская Мещёра, Истринское, Рузское и Можайское водохранилища и пр.
  Но годы идут, и всё меньше находится охотников почудачить на парусной "халяве". Состарились не только мы, но и оболочки байдарок. Их всё труднее стало доставлять до берегов. И появилось новое занятие с парусами - виндсерфинг.
  И вот уже сменили три вида досок - сначала катались на разборной пластмассовой доске незабвенного Кирьянова, потом я приобрёл не новый виндгляйдер, а теперь - полуспортивная доска с плёночным парусом. Удовольствие - трудно описать!
  Часто с моим сослуживцем, мастером спорта по парусу, одним из моих учителей по горным лыжам, Валерой Чучериловым, мы продлеваем свою молодость, скользя по водам Истры, Пироговки и другим великолепным местам Подмосковья.
  
  
  ИНФАРКТ И ЖИЗНЬ, НЕСМОТРЯ НА...
  
   Шёл обычный осенний день 1997 года. Я, как всегда, работал за компьютером в "Ангеле". Отмечали день рождения одного молодого человека - лакомились красавцами тортами. И вдруг к концу дня у меня резко стало ухудшаться самочувствие. "Наверное, съел несвежий торт", - подумал я. Бледность, потеря сил, потное лицо и чувство изжоги стали причиной многочисленных предложений моих коллег (особенно кадровика Валентины) незамедлительно вызвать скорую помощь. В ответ они услышали от меня высокомерную проповедь о несовместимости понятий "Я" и "Скорая". Меня повезли домой на моей "Ниве" сквозь пробки и там вызвали скорую. Та, приехав, быстро сделала ЭКГ, поставила предварительный диагноз - инфаркт, вколола мне кучу лекарств и предложила госпитализировать. Жена твёрдо заявила, что везти нужно только в госпиталь Бурденко. После долгих переговоров с поликлиникой Генерального штаба, езды по Москве, наверное, часа через три после начала приступа я был в реанимации ардиоцентра госпиталя Бурденко. По дороге меня рвало, я терял сознание и всё надеялся, что этот страшный диагноз ко мне уж никак не относится.
   Утром, после УЗИ сердца, мой замечательный лечащий врач, Виталий Овсянников, объявил окончательный приговор - ОБШИРНЫЙ ИНФАРКТ ЗАДНЕЙ СТЕНКИ ЛЕВОГО ЖЕЛУДОЧКА! И добавил: "Если бы не ваши прошлые занятия спортом и туризмом, то неизвестно, состоялся бы вот этот наш разговор или нет". При этом он говорил про какие-то коллатералии (или резервные, периферийные сосуды), которые помогли мне выжить. Позже я узнал, что это мелкие сосуды, подобные микрокапиллярам, но в отличие от них, при отсутствии нагрузки на сердце (упражнения, ходьба, бег и т.д.) они "схлопываются", то есть закрываются, через 3-4 дня!
   Много позже, в процессе знакомства с пациентами реанимации, соседями по палате, я узнал, что в США скорая кардиопомощь просит подписаться, что от момента вызова прошло не более 18 мин. Вот как просто, подумалось мне, можно сравнивать эффективность работы скорой - 18 мин и 3-4 часа!
   Отлежав несколько дней в реанимации, лечение продолжил в палате терапии, где уже из толстых книг, которые мне любезно передала моя сестра Лиза, я подробно узнал, что это за "зверь" - ИНФАРКТ МИОКАРДА. Передо мной замелькали цифры, означающие недели различных процессов, которые происходят после так называемой окклюзии, или, по-простому, полной закупорки сосудов. И я понял, что это надолго.
   Получив полные курсы интенсивной и простой терапии, я был переведён в 6-й реабилитационный госпиталь, предварительно побывав на консилиуме, на котором выслушал вердикт эскулапов-кардиологов: операция на сердце обязательна, ибо кроме стенозов (сужения сосудов) имеется и окклюзия (закупорка одного из сосудов). Выполнить АКШ (аортокоронарное шунтирование) весной берется сам начальник кардиоцентра, но только предстоящей весной. Это очень сложная и опасная операция с распилом грудной клетки, охлаждением мозга и переводом всего организма на искусственное кровообращение с последующим запуском сердца. Позже будет отказ, так как мне уже исполнится 60 лет, а за ними повышается вероятность летальных исходов. Перед самой отправкой на реабилитацию мне поступило предложение - вместо АКШ можно сделать операцию, которая называется коронарная ангиопластика, или стентирование, то есть постановку стента (тонкостенного металлического каркаса) внутрь коронарного сосуда на место закупорки с предварительным её высверливанием. Операция безболезненная, проводится под местным наркозом, но стоит 3000 долларов США - это было 1997 году. Необходимую сумму безоговорочно пообещал собрать и внести мой младший сын, Сергей, пока я буду пребывать на первичной реабилитации. Мне была сделана коронарография - короткие рентгеновские видеосъёмки работы сосудов в динамике (6-8 эпизодов с различных ракурсов). Через наши фирмы в Канаде заказан стент необходимого размера и конфигурации, а также множество одноразовых инструментов, необходимых для проведения операции. Кардиохирург, который взялся за проведение операции, изучив все необходимые материалы, сказал, что более 80% успеха операции он не может дать, так как невозможно заранее определить длину той самой бляшки, которая заткнула артерию и вызвала инфаркт. Но мы решили рискнуть.
   И вот наступил день операции - 12 декабря 1997 года. Операция шла по плану. Я видел на экране все движения инструментов внутри сосудов. Странным показалось то, что при движении различных инструментов по внутренностям сосудов не только боли, а вообще никаких ощущений не возникало. Позже мне объяснили, что это происходит из-за отсутствия нервных окончаний на внутренних сторонах сосудов. Очень долго проходила фаза высверливания закупорки. И я, и хирург взмокли до основания, но через три с небольшим часа всё было успешно завершено, стент поставлен на место. Меня отвезли в реанимацию.
   В госпитале Бурденко реанимационные палаты в основном трёхместные. Скучать там не приходится: как правило, очень интересные соседи. Я в разное время лежал там и с преподавателем Академии химзащиты, и с инструктором по пилотированию вертолётов, и с нашим военным разведчиком в США и т.д. Масса рассказов и разных баек. Общий вывод после неоднократного обсуждения проблем "инфарктников" у нас был единогласный - никто из нас абсолютно не знал предынфарктных симптомов, а также способов поведения в момент наступления инфаркта. Ценность ежегодно проводившихся диспансеризаций близка к нулю. Средства массовой информации абсолютно бездействуют в указанных направлениях. Скорая кардиопомощь практически никогда не пребывает вовремя. А такую процедуру, как коронарография, наш пациент узнаёт только ПОСЛЕ наступления инфаркта. Один из новых русских, попав в нашу реанимацию (сейчас их называют коммерческий пациент), рассказал нам, как он "лечился". Живёт он в особняке за 10-15 км от МКАД. На работе ему стало плохо. Он - на машину, приехав, требует у жены стакан водки, принял - стало полегче, хорошо поужинал и спать. Так продолжалось три дня подряд. Потом попал в Бурденко. Впечатление такое, что страна хочет избавиться от инфарктников, а не вылечить их. Это, конечно, не относится к внутригоспитальным процедурам.
   После операции мне сразу стало дышать легко, и я попросил своего кардиотерапевта Виталия, нельзя ли меня сразу опустить в палату терапии. Но была пятница, и мой Виталий, хорошо знающий особенности нашей медицины, решил подождать до понедельника - мало ли что, здесь всё-таки мы подключены к дежурному медперсоналу непрерывно. Виталий как в воду глядел. Вечером мы лежим, разговариваем, вдруг чувствую - лежу в луже. Поднял одеяло, а там лужа крови! Звоню сестре - никого! Все соседи стали звонить - никакой реакции! Стали кричать - кто-то заглянул к нам - в чём дело? Объяснили. Тут же прилетает сестричка, затем другая - вы уж нас простите, мы пили чай в другой комнате. Как позже выяснилось, у кого-то из них отмечали день рождения. Тут же сменили не только простыни, но и матрац, всего меня протерли и просили не рассказывать врачам. Ну что тут сделаешь - Россия, она и есть Россия. Мы, конечно, пожалели их, так как всё обошлось благополучно, поступив, как истинные граждане своего Отечества, а гражданин, по Некрасову:
  "Он, как свои, на теле носит
  Все язвы родины своей".
  После непродолжительного пребывания в реанимации, а затем в терапии, меня переправили в реабилитационный госпиталь (снова меня туда перевёз Сергей).
   Пребывание в 6-м госпитале было довольно продолжительным, мне разработали целую программу выхода на нормальный режим после этой катастрофы. Я медленно входил в обычную жизнь. Ежедневно я проходил сначала несколько сот метров, а позже - по всему внутреннему периметру парка госпиталя (около километра). В залах отделения ЛФК я занимался на всех снарядах: это были различного рода беговые дорожки, имитаторы гребли, велосипеды, а немного позже в другом зале - тренажеры на развитие любых суставов и любых мышц. Непрерывные исследования и контроль состояния обеспечили довольно хорошую динамику выхода из кризиса. Я до сих пор помню напутствие эстонской пожилой врачихи перед выпиской: "Надеюсь, вы понимаете, что про горные лыжи надо забыть!" В душе я яростно протестовал против такого приговора. Я этот протест высказал и прямо ей, так как узнал, что в молодости она входила в олимпийскую сборную по академической гребле. И у меня было страстное желание: восстановиться так, чтобы снова поехать в горы.
   На моё счастье, начальником отделения ЛФК была прекрасная женщина и специалист Людмила Викторовна Новикова. И кадры врачей-инструкторов у неё были подобраны великолепно. Мы за время моей официальной, а затем трёхлетней неофициальной реабилитации, подружились. Я помогал ей с подготовкой и просчётами отчётов за весь госпиталь, проводил различные исследования в интересах её диссертации, а она вела мою реабилитацию, что называется, на самом высоком уровне. Позже я познакомился с её дружной семьёй. Они приезжали к нам на дачу. Пробовали встать на виндсерфинг, а в заключение её муж, Сергей, играл на гитаре и прекрасно пел (он сменил врачебную карьеру на певческую, где тоже весьма преуспел).
   Выписавшись из госпиталя, я, по договорённости с Людмилой, через день по утрам приезжал в тренажёрные залы и занимался там по программе, которую мне давала "моя" врач-инструктор Наталья Валентиновна. Чтобы легче было с ключами от зала, я по дороге из Отрадного в госпиталь забирал уборщицу Веру, которая жила в Дегунино. Мы открывали зал, и я успевал выполнить всю программу до 9 часов утра, а затем уезжал на работу. Благодаря такой динамике, за 3 года мне удалось устранить дефект, который на мудрёном "кардиоэскулаповском" языке назывался "3 мм депрессия ST-сегмента". Конечно, я хорошо понимаю, что в результате проведённой операции у меня никуда не делись дефекты атеросклеротического характера в других сосудах, так называемые стенозы разного масштаба. Однако советы моего терапевта Овсянникова Виталия, выданная им при выписке "Гиполипидемическая диета", а также достаточно подробное изучение различных аспектов поведения больных в постинфарктном периоде, позволили мне вот уже 10 лет поддерживаться на достаточно высоком уровне нагрузок. После завершения реабилитации и до настоящего времени мною изучено и собрано более двух метров полок книг по собственно болезни инфаркт миокарда, питанию, нагрузкам и (а надо было с этого начать) по антистрессовым методикам.
   Основной вывод - после инфаркта не просто можно жить дальше, а нужно обязательно жить жизнью с повышенным качеством: необходимо научиться хорошо владеть собой, всегда быть доброжелательным и в меру спокойным (не безразличным), давать себе необходимую нагрузку 4-5 раз в неделю хотя бы по 40-50 мин, в питании безусловно следовать требованиям "Гиполипидемической диеты", принимать раз в сутки как минимум "Тромбо АСС" или аспириносодержащие лекарства. Конечно, не потреблять алкоголь сверх меры и не курить.
   Первые годы после операции мы собирались у моих друзей-врачей отмечать ещё один год моего здравствования. Сейчас поразлетелись молодые хирурги и терапевты кто куда - вероятно, та же проблема, что и была у нас: нет должности под очередное звание.
   А я все годы после операции катаюсь на равнинных и горных лыжах, хожу в бассейн, катаюсь на виндсерфинге, выполняю посильную работу в доме и на даче, естественно, вожу машину. В год 10-летия со дня операции честно прошел 6 врачей в поликлинике для получения медсправки и очередного обмена прав. Что касается горных лыж, то в соответствии с логикой нагрузок, я в первый год вообще не трогал лыжи: пара лыж весит 7 кг и пара ботинок - 6 кг. Тащить по метро, думаю, было рановато. Второй год я начал потихоньку кататься на подмосковных горках. Третий сезон - попробовал поехать в Красную Поляну (тогда подъём был до высоты 1500 м). 4-й сезон - Нижние Татры, Словакия, горнолыжный курорт "Ясна" (чуть выше 2000 м). 5-й сезон - Терскол (Чегет - 3100 м), станция "Мир" на Эльбрусе (3500 м). 6-й сезон - Майерхофен, Австрия (около 3600 м на леднике Хинтертукс). 7-й сезон - Андорра (высота до 2600 м). Последние три сезона я посещал Цель-ам- Зее (Австрия, высота чуть больше, чем 3000 м) и дважды Северо-Западную Италию (районы Аоста-Пила, Курмайор, Ля-Тюиль, Червиния, максимальная высота не превышала 3800 м).
   Результаты в бассейне (50-метровом) - 1400 м максимум за сеанс 45 мин. Посещение почти всегда только один раз в неделю. Равнинные лыжи - в основном по выходным, но это сильно зависит от погоды и пр. То же самое - и парус. Иногда сидим и ждём ветра по полдня.
   В целом, я благодарен судьбе и всем перечисленным и неперечисленным медикам (врачи, медсестры), родным и близким, что я смог преодолеть не только сам момент инфаркта, но и реабилитироваться после операции до максимально возможного уровня.
   И в заключение, пользуясь своим 10-летним стажем "инфарктника", активно живущего и работающего, приведу ряд полезных советов, взятых мною из Интернета.
  
  НЕСКОЛЬКО ПОЛЕЗНЫХ СОВЕТОВ "СЕРДЕЧНИКАМ" И НЕ ТОЛЬКО:
  
  --кроме мобильника, ключей и прочей "мелочевки" в кармане либо в сумочке всегда носите с собою свежий баллончик сердечного спрея: "нитроминт" либо "изокет"
  
  --при любом, даже слабом приступе стенокардии не "насилуйте" свое сердце, никакой ему нагрузки. Сидя в удобной расслабленной позе, впрыскивайте после вдоха аэрозоль из баллончика, либо (для мужчин) можно принять 100-150 г качественной водки для резкого расширения сосудов.
  -- не пожалейте ни времени, ни средств для своевременной и регулярной диагностики по "Холтеру",УЗИ и коронарографии в лабораториях функциональной диагностики поликлиник, стационаров и кардиологических центров ( в большинстве случаев пока такую диагностику можно ещё сделать бесплатно!). Это существенно снизит вероятность инфарктов и АКШ, что также существенно продлит вам жизнь.
  -- помните, что холестерин - один из наших главных врагов, и поэтому требуйте от вашего кардиолога назначения так называемых гипохолестериновых препаратов типа "липримар", "норвоск", "золофт" и др.
   И, наконец, никогда не забывайте, что доктора такие же люди, как и мы, и им тоже свойственно ошибаться. Но их ошибки дорого стоят людям. Поэтому,повышайте свою компетентность, читайте медицинскую литературу, справочники, пользуйтесь Интернетом, чтобы уменьшить риск потери здоровья от невежества своего и врачей.
  
  
  
  
  
  ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА КИРЬЯНОВА
  
   "А поутру пред эскадроном
   Я буду весел и румян,
   Вскочу в седло и звякну шпорой,
   Как будто вовсе не был пьян".
   Из старинного русского романса
  
  
   ...Мы работали истово и практически молча. В мае 2007 года жена Володи, Виктория Михайловна, его дочь Людмила, моя жена Тамара и я помогали в установке памятника Владимиру Константиновичу Кирьянову и обустройстве цветника на его могиле в полутора километрах от его дачи у села Бобошино, что в тридцати километрах от Сергиева Посада (Загорска). Прошло почти полтора года, как Володя ушёл от нас. Родственники выполнили его просьбу - похоронить его около дачи. Сердце щемило так же, как и тогда, в стуже декабря 2005 года, когда случилось ЭТО, и мы хоронили ЕГО. Того, с кем мы были самыми близкими друзьями в течение почти 40 лет и с кем мы должны были в ту зиму в очередной раз ехать в Терскол кататься на горных лыжах с самой дикой в мире и самой любимой Володиной горы Чегет .
   А начались наша дружба и знакомство с Володей осенью 1966 года в общежитии 45-го института Министерства обороны, которое мы ласково называли "Бухенвальд". Для общежития элитных офицерских кадров, выпускников академий из Харькова и Киева, были выделены два барака бывшей КЭЧ (Коммунально-эксплуатационной части). Володя сидел в своей "каюте" и возился с каким-то фотоаппаратом. Мы познакомились с ним, и я узнал, что он пытается изменить характеристики объектива аппарата путем склеивания его линз с дополнительной линзой специальным клеем "Канадский бальзам". Я был в шоке, понимая, насколько это смелая и сложная операция, ибо сам к тому времени занимался фотографией более 10 лет.
   В институте мы работали с ним по различным направлениям, обеспечивая создание Центра контроля космического пространства: Володя был "машинистом", то есть работал по сменам в составе группы поддержки технического состояния ЭВМ, а я - программистом одного из отделов ВЦ.
   Несколько позже, когда из Харькова приехала его семья - жена, Виктория Михайловна, и двое детей, Людмила и Стас, Володя снял жилье в тогда ещё частных домах дачного типа в Бабушкине. И мы, конечно, здорово обмыли их новоселье.
   Тогда я узнал, что родился Володя Кирьянов в июне 1937 года в городе Пятигорске. Там же он был крещён, там же окончил среднюю школу и сразу после её окончания поступил в Сумское радиотехническое училище, а затем, через несколько лет службы в районе посёлка Стрый, что недалеко от Львова, - в Харьковскую артиллерийскую радиотехническую академию (АРТА). Во время учебы в Академии он женился на своём преподавателе математики, на нашей дорогой Виточке, и к моменту окончания Академии уже имел двух детей.
   Один из самых преданных моих друзей, Володя всегда был открытым для друзей, что называется, законченным романтиком, и потому сразу стал мне понятен, близок и остался в моем сердце, как светлая личность, всегда несколько застенчив и своеобразен. Позднее передо мной открывались одна за другой грани его талантов и способностей.
   Как-то я услышал его игру на гитаре, его пение, его любимые романсы, один куплет из которых использован в качестве эпиграфа к этому очерку. Это было очень музыкально, с неповторимым "кирьяновским" тембром и интонацией, окрашенной его грассирующим "р". С тех пор он часто играл и пел, нередко под мой аккомпанемент, на фортепьяно.
   С музыкальными способностями Володи связан и еще один необычный, хорошо запомнившийся мне эпизод. Помогая ему разбирать тесную кладовку, я увидел скрипичный футляр. На мой вопрос, откуда эта вещь у него, Володя сказал, что в своё время учился в музыкальной школе по классу скрипки. Вот это да! Я сразу же предложил ему настроить инструмент и поиграть. После довольно продолжительного "отнекивания", я услышал его довольно приличное звукоизвлечение. После долгих уговоров Володя выучил скрипичную партию "Аве Марии" Франца Шуберта, и на каком-то юбилее у него дома мы исполнили эту дивную вещь. Я аккомпанировал ему на фортепьяно. По завершении исполнения Виктория бросилась к телефону и стала звонить своей подруге Сусанне: "Быстрее одевайся и беги к нам. Тут такое творится! Володи играют дуэтом. Они повторят для тебя это исполнение". Но Володя категорически отказался. А у меня в душе до сих пор звучит "наше" исполнение "Аве Марии". Надо сказать, что Володя всегда как-то особенно чувствительно, с большим удовольствием и блеском в глазах слушал любую музыку - от Баха до Высоцкого.
   Если он чем-то увлекался, то, как говорится, всерьёз и надолго. Так случилось и с астрологией. В то время, как мы занимались наукой, кто меньше, кто больше, Володя захотел подробно разобраться во всех методах построения и толкования гороскопов, для чего поступил в Академию Астрологии, где в течение трех лет штудировал тонкости этой науки. Закончив успешно и эту Академию, он таскал меня по магазинам, чтобы найти и приобрести "вот такую!" программу, например "Альмагест", строил всем гороскопы и со страстью отстаивал их достоверность, если выполнены требования к исходным данным. Как и большинство из нас, Володя был полон противоречий и, в частности, вопреки православной вере, уверял, что астрология никогда не была гонима церковью. Много позже, когда у него стали сильно болеть ноги и особенно коленные суставы, он по-прежнему сажал, хранил и потреблял немыслимое количество картофеля, этой паслёновой культуры, которая как раз и противопоказана при заболеваниях суставов.
   Особенно серьёзно относился он к горным лыжам. После того, как я прошел первичное обучение на Чегете, в турбазе "Терскол" Министерства обороны и по возвращении рассказал ему, как там и что, он загорелся. Купив первичный инвентарь, мы с ним находили склоны для обучения даже на берегах Пироговского водохранилища, даже у Главного Ботанического сада (откосы Окружной железной дороги внутри Москвы). А уж про Подрезково, Турист и прочие традиционные горнолыжные места и разговора нет. В течение всей его дальнейшей жизни мы занимались с ним совершенствованием техники, совершали поездки в большие горы. В последние годы жизни, когда мы не могли пренебрегать большой стоимостью путевок и оплатой подъёмников, ибо влились в ряды пенсионеров, мы часто брали льготные путёвки на турбазу "Терскол", а чтобы экономить и на подъёмниках, мы покупали однодневный (других там отродясь не бывало) абонемент, позволяющий гонять весь день за его стоимость. Конечно, мы выигрывали по сравнению с разовой оплатой каждого подъёма. Кирьяша, как ласково звали почти все его друзья, этот выигрыш подсчитывал и по возвращении в номер часто говорил мне: "Герр оберст! Докладываю, что сегодня я нагрел матушку Родину на 380 рублей!"
   Именно Володя вовлёк меня в судейскую коллегию ЦСКА по горным лыжам. В течение нескольких лет мы колесили по стране, подготавливая трассы и осуществляя судейство и на Севере, в Кировске, и на Западе, в Карпатах, и в Средней Азии, в Чимбулаке, что расположен неподалёку от города Алма-Ата, несколько выше знаменитого катка Медео. С каким азартом он помогал местному тренеру в Закарпатье (тоже, кстати, Кирьянову) организовывать и проводить для судей парилку, с каким удовольствием он воспринимал "уроки" проведения парилки вместе с натиркой всего тела мёдом! С каким энтузиазмом он участвовал вместе с нами в испытательных подъёмах при отладке подъёмников, как кресельных, так и бугельных перед Спартакиадой Дружественных армий.
   И повсюду все окружающие ощущали его открытость, его доброту, его искрометный юмор, его готовность помочь друзьям в любую минуту. А условия нашей работы, особенно на Севере, были довольно суровыми. Когда мы покидали Кировск ночью, ожидая поезд, то увидели появившееся вдруг северное сияние. У Кирьянова нашлась для всех судей бутылка шампанского. Он с радостными, восхищёнными возгласами: "Давайте, под северное сияние!" - обносил всех судей, прося выпить "по граммульке".
   Как-то мы с ним написали статью с критическим анализом всех неполадок, просчётов и досадных недоработок руководства ЦСКА при организации судейства. Обсудив статью, мы решили показать её патриарху горных лыж и судейства Дмитрию Ефимовичу Ростовцеву. Тот, прочитав статью, сказал: "Всё изложено точно, правильно и хлёстко. Несите-ка, ребята, всё это в газету, а я пойду писать рапорт и уходить в отставку". Мы переглянулись с Володей и после его молчаливой, но выразительной поддержки, я тут же за столом у Ростовцева разорвал эту статью... Мы оба сказали Дмитрию Ефимовичу, что остаёмся работать вместе с ним, и на том распрощались.
   Все судьи до сих пор помнят, как во время судейства Спартакиады Дружественных армий в Тысовце нам организовали день отдыха. Мы тогда поехали в Мукачево, там, осмотрев достопримечательности, хорошенько приняли на грудь пивка, и не только, так что на обратном пути все дружно, под руководством Кирьянова, исполняли "ором" песню "Ап! И тигры у ног моих сели!".
   О высоком внутреннем воспитании Володи свидетельствуют такие, кажущиеся мелкими, штрихи. Самыми страшными ругательствами в его исполнении являлись: "Злой мальчик!" или "Злая девочка!". В любых, самых непростых обстоятельствах, только от Кирьянова можно было слышать: "Ничего, это житейское дело!".
   Поэтому, когда я получил приглашение от моей младшей двоюродной сестры Анечки (биофизик, ныне работающая в США) поучаствовать в работе научной экспедиции с выездом во Владивосток и Находку, иной кандидатуры, кроме Кирьянова, просто не могло быть. Задача, возлагаемая на нас, заключалась в получении данных о солнечной активности в точно определённое время для сравнения их с синхронными измерениями активности в Академгородке Пущино на Оке (Московская область). Мы должны были включать аппаратуру ровно в 10 часов утра по местному времени и работать в течение одного часа. В состав оборудования входили: аккумуляторы, стабилизаторы питания и электронная аппаратура, позволяющая измерять интенсивность солнечной активности с одновременной записью результатов на магнитную пленку с использованием репортёрского магнитофона. Рюкзак с аппаратурой и магнитофон мы должны были носить с собой, отыскивая места с максимальной освещённостью, и там, развернув оборудование, производить замеры.
   Жили мы в маленьком дощатом домике на двух человек, на территории Биостанции АН СССР на окраине г. Находки. Предварительно мы подготовились к выброске туда ещё во Владивостоке. А во время ожидания автобуса мы с Володей совершили экскурсию на теплоходе к самому южному посёлку, куда ходили теплоходы по направлению к Корее. Мы фотографировали обрывистые берега, которые вроде как у нас, но в то же время совершенно своеобразные.
   На биостанции работало небольшое количество биофизиков, так что наше появление привлекло внимание "старожилов". Узнав, что мы радиоинженеры, к нам посыпались просьбы различного характера по нашему профилю. Для начала, мы с Володей отремонтировали большой телевизор, который находился в столовой. Необходимые детали мы заказывали завхозу. Тот ездил часто в Находку, реже во "Владик" и всегда выполнял наши просьбы. А когда телевизор заработал, то пригласил нас в свой домик "на рюмку чая". Мы отведали там столько морепродуктов, сколько не приходилось за всю жизнь - великолепные крабы, омары, голотурии, салаты и пр.
   По возвращении мы получили взбучку от сестры: зачем связались с этим алкашом. Ответив, что вообще люди здесь благодарные, мы уклонились от крупного разговора.
   Следующим нашим заказом явилась автоматика включения освещения в городке, только на время наступления темноты. Заказав завхозу необходимы радиодетали и фотоэлемент, мы быстро собрали схему, опробовали её и, доложив, что всё настроено "на Альфу Центавра", сдали и эту работу. Последовало новое приглашение, отменный вечер, долгие рассказы о местных способах заготовки крабов и прочей живности. А затем - новая взбучка от Анечки с угрозами, что если мы продолжим посещать "это злачное место", то она уедет. Успокоив её, мы отправились отдыхать, предварительно услышав от Володи, что это же "житейское дело", а от меня, что если она будет ругаться, "то мы отправим обитателей "аквариалки" на закусь". Аквариалка представляла собой довольно просторное помещение, как спортзал, сплошь уставленное обычными ваннами, через которые прокачивалась океанская вода и в которых жили всевозможные морские животные во время проведения на них всевозможных исследований и экспериментов. Над каждой ванной располагалась табличка с указанием фамилии биофизика. А в журнале - заказы на добычу всякого "зверья" с помощью штатных водолазов.
   Конечно, мы с Володей в первые же дни попросили водолазов взять нас с собой на катер. Посмотрев на их работу, мы захотели попробовать погрузиться. Здоровые ребята-водолазы обещали подобрать для нас костюмы. Но ввиду наших поджарых фигур и "маленького" роста, таковых не оказалось, так что по-настоящему уйти на дно нам не удалось.
   Зато мы приспособились к "погружениям" у прибрежной зоны на глубины до 5 метров путём надевания спортивных шерстяных костюмов и перевязывания дополнительными резинками этих костюмов на руках и ногах. Вода даже у берегов была довольно свежая, но в трубках, ластах и масках и в костюмах нашей конструкции, мы довольно долго могли наблюдать всю фантастически богатую флору и фауну тех мест. Анечка говорила, что богаче, чем там, она видела подводный мир только на Белом море. Кстати, с подачи Кирьяши, все фото морских звезд, голотурий, жуков-балянусов, гигантских устриц и прочих обитателей океана мы выполняли крайне гуманно: вытащив из глубины очередную особь, мы помещали её в каменную ванну с морской водой - углубление в прибрежных скалах, фотографировали, а затем бережно возвращали её в свою стихию.
   Основную задачу мы старались выполнять безупречно, записав информацию о солнечной активности на десятки кассет (как для аудиозаписей). Как позже мы узнали, основной заказчик этой информации, главный научный сотрудник института биофизики в Пущино-на-Оке, С.Э. Шноль, был ею очень доволен как количеством, так и качеством привезенных из Находки данных. А мы, пользуясь случаем, обошли многие километры очень живописных бухт и скал, получили великолепные снимки в окрестностях биостанции, вплоть до Анны и Ливадии.
   Таков же был Володя и в занятиях по овладению парусом. Всё тот же азарт, всё та же тяга к глубокому освоению. Началось с моей байдарки "Салют-3", которую мы оборудовали парусом. Изучив достаточно литературы, мы, с помощью фирмы по пошиву парусов "Я и моя тёща", оснастили наш корабль двумя парусами из простыней и вышли на Пироговское водохранилище для испытаний. Тащить тележку с оболочками, набором и парусами от автобуса в Болтино нужно было с километр. Моя жена до сих пор вспоминает, как наш Кирьяша, дотащив свою долю груза до берега, стал яростно распаковывать снедь и "бутыльмент". На её возгласы, что надо хотя бы выбрать место, что мы грохнули упаковки посреди коровьих лепёшек, и просьбы подождать, он, включив свою внутреннюю "дрель", отвечал, что "это всё житейское дело", и быстро распределил закуску и стаканы с вином... Кстати, у меня зачастую эта его "дрель" тоже проявляется очень явно. Мы во многом психологически - близнецы-братья.
   На следующий сезон им была приобретена пластиковая разборная доска с парусом и мачтой под названием "Мустанг", и мы под руководством нашего знаменитого тренера, к тому времени уже мастера спорта по парусам, Чучерилова Валерия, стали пытаться осваивать и этот совсем не простой снаряд. Конечно, когда уже мало-мальски поймёшь, что к чему, то кажется: ну что тут такого, так приятно скользить под несильным ветром, а вначале... падения у нас были почти сплошные, и удовольствия - ну аж никакого!
   В конце концов, Володя неплохо научился ходить при слабых и средних ветрах. Но вскоре занятия доской пришлось прекратить из-за болей в ногах.
   В военном институте, где мы служили с Володей, впрочем, как и во всей армии, были и, наверное, остаются странные порядки. А именно, очередное воинское звание тебе присваивают не за то, что ты честно выполняешь свои обязанности и прочее, а только в случае, если ты находишься на той должности, которая соответствует этому новому званию. Когда я был майором, но уже кандидатом наук, то начальник управления А.Д. Курланов говаривал, что "я бы тебе и майора не присваивал, а оклад постепенно довёл бы до генеральского". Вот и Володя "застрял на майоре" не потому, что к нему были претензии, а потому, что не было соответствующей должности. Но случилось так, что наши доблестные ВДВ (десантники) попросили у ПВО помощи в специалистах по вычислительной технике. Володя согласился, перешёл в ВЦ Главного штаба ВДВ и вскоре стал подполковником. Но там была одна закавыка - для увеличения стажа все должны прыгать с парашютом. Другой бы в эти годы подумал, но это был бы не Кирьянов. И вот один раз, под вечер, он буквально врывается ко мне домой и с горящими глазами стонет: "Вовка! Ты не представляешь - я только что совершил первый прыжок!" Далее следовал торопливо-восхищённый рассказ о тех трёх секундах, когда он уже покинул самолёт, но купол ещё не раскрылся, а затем мы обмыли нового "парашютиста".
   Но пришли годы нашей с ним пенсии. Володя воспользовался приглашением нашего сослуживца и Володиного однокашника, Баши Джагияна, и был принят на работу в хозяйственный отдел Кремлёвских музеев. Там было много интересной, иногда опасной работы: это и ремонт различных замков, петель, и снятие икон для реставрации с иконостасов кремлёвских храмов, и очистка крыш домов и храмов ото льда и сосулек, и многое другое. Володя часто звонил мне по поводу различных концертов в Оружейной палате, и я с благодарностью, под видом рабочего, таскал кресла, устраивая зал для зрителей, слушал и камерные хоры, и инструментальную музыку, и вокал...
   Как-то я попросил его разведать, возможно ли забраться под купол колокольни Ивана Великого, оттуда сделать панораму и снять ряд уголков Кремля в необычном ракурсе. Спустя довольно много времени, Володя звонит мне: "Я договорился с начальником. Организуй им стол, и полезем". Я выполнил его условие. Как всегда, он провёл меня через Боровицкие ворота. И вот мы в основании Ивана Великого, там, где находится начальство. Им оказалась очень приятная женщина, правда поначалу смущал её объём: вес её, думаю, намного превышал сотню килограмм. Володя представил меня, как лучшего альпиниста всех времён и народов, выразительно наступил мне на ноги, когда я хотел что-то вставить. Мы оставили кульки с "бутыльментом" и закусью у подножия начальства и полезли вверх. Преодолевая ярус за ярусом по винтовой лестнице, мы добрались до купола. С разной высоты я щёлкал затвором фотоаппарата, но когда Володя открыл небольшую дверцу в самом куполе (она была позолочена снаружи, а изнутри это было что-то похожее на печную задвижку), то он строго предупредил, чтобы я не вздумал фотографировать в сторону Дома Правительства - снайперы бьют по блику, а потом разбираются. Отсняв целую серию слайдов, мы начали спускаться. Володя очень торопил меня, а я хотел снимать и внутреннее устройство этого гиганта.
  Ансамбль колокольни Ивана Великого расположен на территории Московского Кремля на границе между Соборной и Ивановской площадями и является композиционным центром Московского Кремля. Он создавался на протяжении трёх с лишним веков - с 1505. по 1815 г. и состоит из трёх разновременных объектов: столпа колокольни Ивана Великого, Успенской звонницы и Филаретовой пристройки. Колокольня Ивана Великого была построена в 1505-1508 гг. вместо белокаменной церкви Иоанна Лествичника "иже под колоколы", возведённой при Иване Калите на Соборной площади. Итальянский архитектор Бон Фрязин создал ярусное сооружение - "восьмерик на восьмерике" высотой около 60 м, завершающееся главой. В первом ярусе был размещён престол древнего храма.
   Я явно не удовлетворял требованиям Володи по скорости спуска. Он пытался ускорить спуск угрозами закрытия дверей, ночёвкой внутри колокольни. Я обернулся к нему и в этот момент носком ботинка задел за металлический тросик, которым связаны все колокола яруса.
   О, ужас! Раздался громовой глас Великого: "Бу -у -у -у -у -у -м -м-м!!!" Кирьянов тихо, но уверенно сказал: "Всё! Считай, что мы сидим в тюрьме КГБ!" Мы в шоке закончили спуск. Я что-то "провякал" - кому мы нужны?! В отделе удивились: "Что-то нынче звонари схалтурили!" И всё!
   Трапеза была на славу, а впечатлений у нас с Володей на всю оставшуюся жизнь!
  
  Кирьяша был большой любитель посещений различных подмосковных памятников старины, храмов и монастырей. Горжусь, что во время экскурсии в Звенигородский Саввино-Сторожевский монастырь мне удалось сделать его фотопортрет, каковой является одной из лучших моих работ. Да и выбор участка для строительства, как у нас говорят, дачи, тоже, думается, сделан не случайно: ведь это всё вблизи земель преподобного Сергия Радонежского.
   Постройка домика в те, теперь уже удалённые, годы представляла немалые трудности. Но в этом "теремке" до сих пор живут (теперь уже без него) все члены его семьи. Мне не раз приходилось участвовать в постройке, модернизациях, транспортировке урожая (и конечно, картошки) с этого участка.
   Теперь в километре с небольшим от этого участка навечно упокоился наш дорогой Кирьяша...
  П Р И Л О Ж Е Н И Я
   ПРИЛОЖЕНИЕ 1
  КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ О МОЕЙ СЕМЬЕ
  
  (в части, известной мне)
  
  МОИ ПРЕДКИ. Дед по линии матери - Александр Иванович Букатин (ок. 1885 - 1920 гг),
   родился в Астрахани, умер в Царицыне (Волгограде).
   Бабушка - Мария Иосифовна Самарина (ок. 1887 - 1918 гг),
   Отец - Соломоденко Борис Максимович (1914 - ок. 1986 гг),
   родился в Семипалатинске, умер в Саратове.
   Мать - Букатина Нина Александровна (1914 - 2001 гг),
   родилась в Царицыне (Волгограде), умерла в Москве.
  У моих родителей было двое детей - я и дочь Татьяна, которая родилась в 1943 году и вскоре скончалась там же, в немецкой оккупации.
  
  РОДИТЕЛИ ЖЕНЫ. Отец - Корнилов Александр Дмитриевич (1918 - 2000 гг),
   родился в Тамбовской обл., умер в Москве.
   Мать - Корнилова Варвара Андреевна (1918 - 2005 гг),
   родилась в Воронежской области, умерла в Москве.
  
  ЖЕНА - Соломоденко Тамара Александровна, родилась в 1938 году в Воронеже,
   в браке с 1959 года.
   У нас двое детей: Александр, 1960 г рожд., и Сергей, 1965 г. рожд.
   Оба родились в Воронеже.
  СТАРШИЙ СЫН, Александр, в 1-м браке с Ольгой родил двух детей, наших внуков,
   Софью, 1982 г. рожд., и Елену, 1987 г. рожд.,
   во 2-м браке с Ириной общих детей нет.
  МЛАДШИЙ СЫН, Сергей, в 1-м браке с Галиной родил двух детей, наших внуков,
   Владимира, 1987 г. рожд., и Марию, 1989 г. рожд.;
   во 2-м браке с Ириной родил двух детей, наших внуков,
   Ричарда, 1999 г. рожд., и Кристиана, 2003 г. рожд.;
   в 3-м браке с Юлией общих детей не имеет.
  СТАРШАЯ ВНУЧКА, Софья, в браке с Григорием родила нам правнучку, Алису, в 2004 г.
  
   ПРИЛОЖЕНИЕ 2
  ОСНОВНЫЕ СОБЫТИЯ МОЕЙ БИОГРАФИИ
  В ХРОНОЛОГИЧЕСКОМ ПОРЯДКЕ
  
  1914 г - родились мои родители: отец - Соломоденко Борис Максимович в
   г. Семипалатинске, 14 марта - мать - Букатина Нина Александровна в г. Царицыне (Сталинград, Волгоград).
  1938г - родился я 22 мая, в г. Воронеже в роддоме на Петровском спуске.
  1939г - в памяти только рассказы матери и
  1940г - фотографии тех лет.
  1941г - отдельные эпизоды начала войны, эвакуации в Казань.
  1942г - возвращение в Воронеж к Копьёвым, немцы, "поход" по маршруту Воронеж - Орловка - Острогожск - Валуйки - с. Двулучное Уразовского района Белгородской обл. ... Житьё там. Рождение Татьяны и её смерть. Немцы и партизаны, кот хозяев и его героическая смерть, корова и я между её рогов, купание в печи...
  1943г - возвращение в Воронеж, жильё в ванной, игры в цеху на заводе, авиасвалка, авиагородок, офицерская столовая.
  1944г - подселение на Депутатский пер., д. 6, улучшение жилищных условий до кухни. Залесские и их дочери. Хождение в баню, за керосином.
  1945г - детский сад, Победа, жертвы мин и взрывов,12-я мужская средняя школа.
  1946г - директор Халемон Моисеевич, его стрижка, козлы в классе.
  1947г - 1-я смерть и похороны друга Миши Черепинского.
  1948г - пионерские лагеря, побеги на речку Усманку, игра "Похищенное знамя". Вопрос о продаже патоки и семечек в Кремле для Сталина.
  1949г - музыкальная школа, занятия на пианино, баяне (запреты на аккордеон, саксафон и Рахманинова), игры у домов (пристенок, лапта, поджигные пистолеты), казаки-разбойники в цехах, свалка самолетов, натрий из клапанов, запуск банок с натрием, патроны на трамвайные рельсы.
  1950г - учеба, занятия музыкой, демонстрации, 1-я встреча с "групповухой в
  1951г - Парке "Живых и мертвых", 1-е наблюдение сношения в обеденный перерыв в котловане, "скитушка" на крыше дома, беготня с гашением примусов, кидание с крыши засохшего раствора.
  1952г - наблюдение за жизнью аэродрома, угроза колонии, математика и музыка, мои педагоги в муз. школе, наши девочки.
  1953г - смерть Сталина, помпезные похороны у завода. Курение и походы в подземных коммуникациях. Первая поездка в Москву.
  1954г - художественная самодеятельность, поездки с баяном на трамвайной "колбасе", 1-я любовь (Дочкина Валентина Ивановна из Орловки), 1-й выпуск муз. школы.
  1955г - сотрясение мозга, отказ от освобождения сдачи экзаменов, выпуск из школы, поступление в ГРТУ, поездка на картошку, учеба и курсантский быт, самодеятельность, мл.с-т Панкратов и "деды", спорт (гимнастика, лыжи, прикладное плавание), утренние марш-броски.
  1956г - лагеря, зачет по военной топографии, по стрельбе, расчет с младшими командирами в поезде.
  1957г - учеба, практика на заводах, мои учителя, электроника, телевидение, командиры, друзья, связь с консерваторией, занятия по гармонии, 11-я симфония Шостаковича.
  1958г - встречи Нового года, свадьбы, концерт в Москве (ЦТСА), "Фонари-фонарики", роль Ухарского Владимира Мих-ча, отпуск - Москва ("Арагви", Жуковский), Воронеж-Орловка, назначение в Одессу, Севастополь. Первые месяцы в Дергачах, праздники Октября, формирование зенитно-ракетного дивизиона на Черной речке, подготовка переучивания 3 дивизионов на базе дивизиона в бухте Омега.
  1959г - лекции, учеба в Омеге, отпуск в Сталинабад , ремонты на Фиоленте, Омеге, Северном, поездка на полигон в Ашулук, результаты стрельб, отпуск (на тепловозах до Воронежа, свадьба), покупка мотоцикла "Паннониа",
   свадьба с Корниловой Тамарой Александровной, гости - родные, немного друзей, мой учитель по баяну Георгий Гаврилович.
  1960г - обустройство городка и строительство боевых позиций на Черной речке, ещё двукратная поездка на полигон (в мае и октябре), трёхкратная благодарность за точность наведения ракет с отпуском на родину, поездки на тепловозах.
  1961г - подготовка к академии, отказ генерала Покрышкина, поступление в институт приборостроения, доп. набор в КВИРТУ, поступление, переезд, прощальный ужин на Черной речке, начало учебы, подготовка к сессии с Юрой Васиным.
  1962г - завод "ВУМ", академик Берг А.И. и его отчеты, работа на кафедре физики.
  1963г - приход в НИЛ-3, задачи теории надежности, начало программирования, моделирования и пр. (С. Сенецкий и Ко), "Урал-2", УМШН "Днепр", машина "МИР", институт кибернетики, Глушков,
   мир частных квартир, перевозки мои и друзей, пирушки у Слепова.
  1964г - научные конференции, доклады, программированое обучение, гипнопедия.
  1965г - курсовая работа по оценке надежности линии связи "Москва-Будапешт".
  1966г - начало киносъёмок (по Киеву), завершение диплома, защита, адъюнктура, срыв, назначение в Москву, помощь тете Наташе на М-50, переезд в Дуброво, первые сведения о селянах Дуброво, их зелени с грядок и пр.
  Начало работ по созданию ПО созданию ЦККП (учеба, Соколов, Баранов и др.)
  1967г - Волгоград-Тумак, сдача трех кандидатских экзаменов, "Бухенвальд", Чкаловская, фильм по Волгограду.
  1968г - Волгоград - Тумак, мотоцикл, д. Женя, рыбалка, грибы, отравление Сергея, мои ожоги и НРВ, браконьеры, раки, пикник и статья, фильм об Ахт. пойме, Суздаль, Новгород.
  1969г - сдача 1-й очереди ЦККП, отказ на рапорт об адъюнктуре, Адлер - Леселидзе.
  1970г - поездки к астрономам (Киев, Кишинев, Рязань, Енисейск, Калуга), начало активного туризма - Селигер.
  1971г - статьи, конференции, Бутурлиновка, Усманка.
  1972г - работа над диссертацией, 4 ЭВМ в параллель на 2-3 суток,
   Рязанская Мещера, паруса пошива фирмы "Я и моя тёща".
  1973г - Королев-Ивантеевка, фото в Кремле, начало горных лыж, Терскол,
   21.12 - защита диссертации (диплом от 03.1974).
  1974г - Крым, Суздаль, Ясиня - Рахов.
  1975г - оз. Велье, Южно-Сахалинск, т/б "Горный воздух".
  1976г - Терскол.
  1977г - Терскол в сентябре, Адыр-Су.
  1978г - оз. Вселуг - Пено, церковь в Ширкове.
  1979г - получение уч. звания СНС, Мончегорск-Мурманск, Латвия, возвращение Саши с БАМа.
  1980г - Крым, Славское (изба, катание с Сергеем, Ярослава Васильевна, рождество, сено).
  1981г - затмение Солнца (М - Волгоград - Астрахань - Кюльсары).
  1982г - Крым, Терскол, выпуск Сергея, поступление в МВОКУ.
  1983г - Байкал (Улан-Удэ, Усть-Баргузин, Святой Нос, пос. Курбулик...), Горький, Кировск, Прибалтика (малина, мухи в машине ...).
  1984г - Владивосток-ДВНЦ-Находка, Эстония, Загорск, Торжок, Бутаково.
  1985г - Терскол, Чегемские водопады, Тинаев Валерий Борисович, Тысовец, Кирило-Белозерский и Ферапонтов монастыри, свадьба Сергея.
  1986г - ?Домбай?, Звенигород,.
  1987г - ?Куликово поле?, поиск усадьбы Рахманинова - Ивантеевки.
  1988г - Байкал с Тамарой (Иркутск, порт Байкал, Кругобайкальская ж/д.
   о. Ольхон, т/б Песчаная), судейство г/лыж в Чимбулаке.
  1989г - Школа инструкторов в Терсколе, демобилизация, пенсия, работа во ВНИИНМАШ, НИР с КАМАЗом, поездки в Набер. Челны, Елабугу.
  1990г - работа с World Wide, Бетси Хууд, мормоном Браяном, работа в Красной Поляне (Данила, ТАС, девица св. 100 кг, генералы...).
  1991г - начало Московского цикла работ Сергея, кооператив Саши.
  1992г - поездка на трейлере в Берлин, Ландсхуд, "Сан - Суси", и обратно...
  1993г - СКС-Бош, взлет и падение, начало работы над "Ангелом", Рига.
  1994г - "Ангел", модель, организация, обучение,ул. Пулковская, помощь в становлении, создание диспетчерской программы на DOSe, начало работы на трассе.
  1995г - Зимовка СТП у перрона Ленинградкого вокзала,
   Словакия, Ясна,
   Германия, клуб ADAC, Мюнхен-Гармиш-Паркен, замки в горах Баварии...
  1996г - Газгольдерная ул. (Хохловка), завод "Спринт" у НАМИ,
   окт, Лондон-Оксфорд-Гринвич.
  1997г - "Мебель-Сервис" на Волоколамском ш.
   Егитпет, Хургада-Каир-Луксор ИНФАРКТ, ОПЕРАЦИЯ НА СЕРДЦЕ
  1998г - в марте переезд "Ангела" с "Мебель-Сервиса" на Сигнальный проезд,
   Австрия (лето) Вена - Зальцбург, август - Рига.
  1999г - Франция (март) Париж-Дисней-Лэнд.
  2000г - Латвия - Рига.
  2001г - Майерхофен, долина Циллерталь, Инсбрук, Австрия.
  2002г - Ясна, Словакия (февраль?), Терскол (декабрь) с Натальей.
  2003г - Сан Жерве, Межев, Кантомин, Хуше, Монблан(Шамони) - Франция (январь).
  2004г - Андорра, Чегет, подготовка материалов к 70-летию т/б "Терскол",
   7 очерков (Махов, Белиловский, Тинаев, Таирова,
   Школа инстр, Вечера горной поэзии),
  позже - Из "Зеленой тетради" Твориловой Е.П.
   Смена всего оборудования для виндсерфинга, Пироговка, Чучерилов.
  2005г - Терскол (работы по подготовке к 70-летию турбазы),
   Австрия (Цель-Ам-Зее, Капрун).
   Нижний Новгород (очерк в сайте), Дивеево, Валдай, Селигер, Исток Волги, Нилова Пустынь, Верхне-Волжские озера, исток Москвы реки.
  2006 - Италия: Римини - Аоста - Пила - Курмайор - Ля -Тюиль - Шамони - Сан -Марино.
  2007 - Италия :Римини - Аоста - Курмайор - Червиния.
  
  ОТДЕЛЬНЫЕ ТЕМЫ,
  о которых когда-нибудь будет написано подробнее.
  О БАНЕ - 43г - в деревенской печи, 44г - в женской бане в Воронеже с матерью и Марией Гавр, в 45г - с Александром Михайловичем Залесским в мужс бане, потом сам.
  В 55-58гг в училище, в 58-61гг на точке по частям, в казарм душе, в Севастополе вывоз на грузовике.
  61-66 в Киеве, с 66г - басс Москва, в Пено, в Тысовце,в Закарпатье (Ясиня-Рахов), в Алма-Ате Турецкие бани "Арасан",
  75-76 Ясиня - через день мужские и женские дни, вместо душа.
  О СОБСТВЕННЫХ СТИХАХ -матери, жене, сотрудникам ...
  О БАЙДАРОЧНЫХ ПОХОДАХ, ПАРУСАХ- ...(поУсманке, Селигеру, Вельё, Рязанская Мещера, Подмосковные реки (Нерская, Воря, Истра), и пр.)
  О ГОРНЫХ ЛЫЖАХ - не забыть очерки
  О ПОЕЗДКАХ К РОДСТВЕННИКАМ - Тумак, Белогорск, Воронеж
  О РЫБАЛКЕ - на Волге, в Мещере, в море под водой(Адлер-Леселидзе), на прудах с тестем, на озерах (Селигер, Пено, Вселуг)
  О МУЗЫКЕ - первое впечатление в Воронеже от звуков рояля у Каменного моста, музыкальная школа, занятия в оркестре обычной школы, самодеятельность в ГРТУ, поездки по Горьковской области, участие в концерте в ЦТСА (1958г), посещение концертов в Горьковской филармонии, занятия по гармонии с проф. Горьковской консерватории,
   баян в теплушке вагона по пути к полигону Ашулук, занятия с Сергеем, его выступления в ДО Дуброво, проба занятий гитарой Саши, вновь мои занятия на ф-но, изучение Рахманинова, классиков, романтиков, посещение занятий старого профессора в муз школе Дуброво, накопление репертуара, проба подбора и гармонизации песен, романсов...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ПРИЛОЖЕНИЕ 3
  СВЕДЕНИЯ О ХРОНОЛОГИИ СОЗДАНИЯ ЦККП
  В 1960 г - полковник Иван Макарович Пенчуков был назначен начальником 45 СНИИ МО. Институт стал впоследствии головным по СККП (Системе контроля космического пространства) и организации работ по созданию ЦККП (Центру контроля космического пространства). Была большая кооперация промышленности, строительных предприятий и организаций МО (Министерства обороны). Специфика Постановления ЦК КПСС и СМ СССР заключалась в том, что головным по разработке и вводу оборонного объекта назначался НИИ МО, тогда как обычно эту роль выполняли НИИ промышленности. Таким образом, И.М. Пенчуков на ряд лет становился фактически главным конструктором системы.
  
  В 1962 г. - началась разработка аванпроекта, а затем и эскизного проекта СККП и ЦККП.
  
  В декабре 1962 года вышло Постановление ЦК КПСС и СМ СССР по этому вопросу. Предусматривалось создание специального НИУ, создание и ведение на базе института службы ККП, подготовка кадров для ведения службы и разработка эскизного проекта ЦККП.
  
  В 1965г разработанный эскизный проект получил высокую оценку ГУМО (Главного управления МО). Это определило выход очередного Постановления ЦК и СМ о назначении 45 СНИИ МО головным по вводу ЦККП. ВПК (Военно-Промышленная Комиссия при Совете Министров СССР) в свою очередь своим решением определила ввод ЦККП в две очереди (одно- и четырехмашинные вычислительные комплексы).
  
  10.06.69 года многие программисты получили благодарность за подготовку к заводским испытаниям от командира ЦККП.
  
  " В 1971г мы вместе с И.М. Пенчуковым принимали участие в создании и принятии на вооружение ЦККП", пишет в своих воспоминаниях доктор технических наук В.И. Мудров, отвечавший тогда за нормо-контроль при выпуске техдокументации.
  
   В 1972 году группе сотрудников 45 СНИИ была присуждена Государственная премия за создание ЦККП и СККП.
  
  
  В 1974 году Центр ККП, прошедший успешные государственные испытания и принятый на вооружение приказом Министра Обороны, получил официальный статус Системы ККП, которая фактически является современной геоинформационной системой, обеспечивающей ряду гражданских и военных ведомств, а также боевым системам решение многих актуальных задач в области освоения и использования космического пространства.
  
  В 1975 году группе сотрудников 45 СНИИ была присуждена Государственная премия за создание опытного теоретического метода испытаний сложных автоматизированных систем (ПРО, СПРН, ПКО и др.).
  За отдельные разработки присуждены премии Ленинского комсомола.
  
  11.08.75 года - большой отряд разработчиков алгоритмов и программ за создание специального Центра был отмечен благодарностями и денежными премиями от Министра Обороны (3 должностных оклада). В этом списке была и моя фамилия.
  
   Для нас, разработчиков алгоритмов и программ, 1-я очередь создания ЦККП завершилась в 1969г, 2-я очередь - в 1972г, а 3-я очередь - в 1975 году.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"